ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ГЛУБИННОЙ ПСИХОЛОГИИ
TIEFEN PSYCHOLOGIE
BAND DREI
III
Die Nachfoger Freuds
Kinder Verag
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ГЛУБИННОЙ ПСИХОЛОГИИ
ТОМ ТРЕТИЙ
III
Последователи Фрейда
Cogito — MGM Москва 2002
ББК 88 Э68
Перевод и научная редакция A. М. Боковиков
Э 68 Энциклопедия глубинной психологии.
Т. III. Последователи Фрейда / Пер. с нем. — М., «Когито-Центр», МГМ, 2002.— 410 с.
УДК 159.964 ББК 88
Настоящее издание является составной частью 15-томной энциклопедии «Психология в 20-м столетии», выпущенной в 1976—1982 гг. издательством Kinder.
Третий том уникального научного издания «Энциклопедия глубинной пси хологии» освещает научный вклад и творческую деятельность последователей 3. Фрейда
© Kinder Verag AG, Zurich 1976,1977 © «Когито-Центр». Оформление, 2001 © МГ Менеджмент 1998
ISBN 5-89353-071-3 (т. 3, Издательство «Когито-Центр») ISBN 5-89837-005-6 (т. 3, МГ Менеджмент) ISBN 5-89837-001-3 (рус.) ISBN 3-407-83041-6 (нем.)
Содержание
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО АННЫ ФРЕЙД
Роланд Бессер 1
ХАЙНЦ ГАРТМАНН И СОВРЕМЕННЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ
Герберт Ф. Вальдхорн 55
ТВОРЧЕСТВО МЕЛАНИ КЛЯЙН
Рут Ризенберг 84
ВКЛАД МИКАЭЛА БАЛИНТА В ТЕОРИЮ И МЕТОД ПСИХОАНАЛИЗА
Манон Хоффмайстер 125
ТВОРЧЕСТВО ЭРИКА X. ЭРИКСОНА
Эдвард К. Адаме 178
ТВОРЧЕСТВО Д. В. ВИННИКОТТА
М. Масуд Р. Хан 224
ТВОРЧЕСТВО ВИЛЬГЕЛЬМА РАЙХА И ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ
Вольф Э. Бюнтиг 259
НЕОПСИХОАНАЛИЗ ХАРАЛЬДА ШУЛЬЦА-ХЕНКЕ
Эстер Цандер и Вольфганг Цандер 304
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ КАРЕН ХОРНИ, ГАРРИ СТЕКА САЛЛИВЕНА И ЭРИХА ФРОММА
Герард Хржановски 358
ПРИЛОЖЕНИЕ 395
АВТОРЫ 397
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ 399
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ 402
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО АННЫ ФРЕЙД
Роланд Бессер
ЖИЗНЬ АННЫ ФРЕЙД Путь по стопам отца
Якоб Фрейд, дед Анны Фрейд по отцовской линии, родился 18 декабря 1815 года в городе Тисменитце и умер 23 октября 1896. После смерти своей первой жены он колесил по Германии, пока, наконец, не вступил во второй брак, женившись в Вене на Амалии Натанзон. Она родилась 18 августа 1835 года и прожила до 12 сентября 1930. С этой энергичной женщиной, которая часто проводила лето в Ишле, у внучки Анны установились хорошие отношения: «Моя малышка, которую Вы, должно быть, помните, находится у 80-летней бабушки в Ишле...» (Freud/Andreas-Saomй 1966,35).
В браке у Якоба Фрейда и Амалии Натанзон в общей сложности родились восемь детей, из которых Зигмунд Фрейд, родившийся 6 мая 1856, был самым старшим.
В апреле 1882 года Фрейд познакомился со своей будущей супругой Мартой Бер-найс, которая в то время гостила у семьи Фрейда. Она родилась 26 июля 1861 года. Ее отец Берман Бернайс, сын еврейского раввина, в 1869 года переехал вместе с семьей из своего родного города Гамбурга в Вену.
Мать Марты, Эммелина Бернайс, урожденная Филипс, происходила из сканди навской семьи и прожила с 13 мая 1830 года до 26 октября 1910. Как и ее супруг, она придерживалась строгой иудейской ортодоксальной веры и воспитывала своих детей в этом духе.
После свадьбы, состоявшейся 13 сентября 1886 года, Зигмунд Фрейд первое время жил в Вене на Мария-Терезия-Штрассе, 8. Здесь 16 октября 1887 года у него родилась первая дочь, Матильда, 6 декабря 1889 года родился сын Жан Мартин, а 19 февраля 1891 года — сын Оливер. Для семьи Фрейда прежняя квартира стала слишком тесной, и в августе 1891 года Фрейд переехал на Берггассе, 19. Через год он снял еще три комнаты, чтобы заниматься частной практикой. 6 апреля 1892 года У него родился младший сын Эрнст, а 12 апреля 1893 года — дочь София.
В это время Зигмунд Фрейд разрабатывает свои первые теории возникновения и динамики неврозов.
3 декабря 1895 года Фрейд, находившийся в близких отношениях с Вильгель мом Флиссом, сразу после рождения младшей дочери пишет ему письмо, в кото ром сообщает об этом событии: «Если бы родился сын, я бы сообщил вам об этом по телеграфу, потому что он стал бы носить ваше имя. Но раз родилась дочурка, ко торую я назвал Анна, вы узнаете об этом чуть позже. Она появилась на свет сегодня примерно в три с четвертью и выглядит настоящей барышней» (Freud 1962, 120).
Младшая дочь Анна была последним ребенком в семье Фрейда. По мнению Ро-зена (Roazen 1969), этот ребенок вначале не был желанным. Марта, которая очень легко беременела, полагала, что отсутствие у нее месячных в 35 лет объясняется кли мактерическими изменениями.
О причине выбора имени «Анна», которым была названа младшая дочь Фрей да, можно только догадываться. С одной стороны, Анной звали сестру Фрейда. С дру гой — Фрейд имел склонность давать своим детям, во всяком случае сыновьям, име на людей, которые для него были значимы. Так, например, если бы шестым ребенком родился сын, то он бы носил имя Флисса. Если следовать этой логике, то вполне мож но предположить, что имя «Анна» имеет отношение к вошедшему в историю слу чаю Анны О. (см. статью М. Гротьяна в т. I).
Уже вскоре отец сообщает о своей младшей дочери широкому кругу читате лей. В своей написанной в 1895—1899 годах книге «Толкование сновидений» в гла ве «Сон — исполнение желания» он рассказывает: «Мою младшую девочку, которой тогда было девятнадцать месяцев, утром рвало, и поэтому весь день ее держали на сухом пайке. Ночью, после дня голодания, можно было услышать, как она возбужденно восклицает во сне: 'Анна Фрейд, земляника, яичница, каша'» СП/Ш, 135).
По всей видимости, Анну с самого раннего возраста брали с собой в регулярные поездки во время отпуска, поскольку 20 августа 1898 года отец сообщает Флиссу: «Римская статуэтка, которую я купил в Инсбруке, Аннерль назвала — нельзя ска зать, что не к месту — 'старым ребенком'» (Freud 1962, 223).
Замечания Зигмунда Фрейда об Анне указывают, однако, еще на одно семейное обстоятельство. Уже в то время, по всей видимости, между ними установились очень тесные отношения, которые можно рассматривать как основу их последующей бли зости. Из писем Флиссу, которые тогда составляли, пожалуй, основную часть кор респонденции Фрейда и одновременно служили обмену мыслями с его ближай шим на тот момент другом, складывается впечатление, что из всех детей Анна упоминалась чаще других. Если же речь шла обо всех детях, то об Анне сообщалось либо отдельно, либо в первую очередь.
В 1901 году Анна пошла в школу. Вначале она посещала общественную на родную школу в 9-м округе Вены на Грюне Торгассе. Затем с 1905 по 1911 года она училась в Коттедж Лицеум в Вене по адресу Гимназиумштрассе, 19, где и полу чила аттестат зрелости. В 1965 году Анна Фрейд рассказывает о событиях того вре мени: «Мое первое наблюдение подобного возврата от вторичного процесса к пер вичному приходится на мои школьные годы, когда я училась в классе вместе с другими шестнадцатилетними девушками. Мы изнемогали от расписания уроков, в кото ром сложные предметы сменяли друг друга без достаточного перерыва между ними. Последствия для дисциплины были крайне неблагоприятными. Девушки, которые ранним утром были способны спокойно и внимательно следить за учите лем, становились все более беспокойными, пока, наконец, на пятом или шестом уроке не начинали реагировать даже на самые безобидные высказывания препо давателей хихиканьем. Наши учителя-мужчины с негодованием называли нас за та кое поведение 'глупыми гусынями'. Мне казалось их негодование не совсем умест ным. Я понимала, что мы были слишком утомлены, но в то время взаимосвязь между усталостью и регрессией Я оставалась пока еще недоступной для моего по нимания» (A. Freud 1965а, нем. изд., 100).
В качестве поощрения за сданный в 1911 году экзамен на аттестат зрелости отец Анны согласился на ее поездку в конце 1912 года в Мерано. По всей видимости, Анна провела зиму 1912—1913 года у сестры своего деверя, Мари Ришави, где она смогла отдохнуть и набраться сил.
В сентябре 1912 года Зигмунд Фрейд отправился в Рим и оттуда послал дочери несколько открыток, в которых называл ее своей будущей спутницей. Хотя прошло еще одиннадцать лет, прежде чем отец и дочь совершили совместную поездку в Рим, в лярте 1913 года, под конец пребывания Анны в Мерано, которое длилось пример но пять месяцев, они отправились на несколько дней в Венецию. Об этой поездке Зигмунд Фрейд писал Оскару Пфистеру: «Я не дождусь пасхальных дней, которые хочу провести с моей маленькой, теперь единственной дочерью в Венеции» (Freud/ Pfister963,62).
18 июля 1914 года Анна с разрешения отца отправилась в Англию (Freud/Pfister 1963, 344). Там ее застала Первая мировая война, и все уже опасались, что ей при дется там задержаться. С многочисленными приключениями окружным путем че рез Гибралтар и Геную Анна под защитой австрийского посланника в конце августа вернулась в Вену.
Именно в годы войны Анна стала играть особую роль для своего отца. Собствен но, она была единственным человеком, который в это время жил в непосредствен ном окружении Фрейда. Две другие дочери были замужем — София с Максом Халь-берштадтом жила в Гамбурге, а Матильда еще в 1909 году вышла замуж за Роберта Холличера. Оба сына, Мартин и Эрнст, вскоре отправились на войну.
Год начала войны и два предыдущих оказались решающими для профессиональ ного становления Анны Фрейд. Еще находясь в Мерано после получения аттестата зрелости, она активно стремилась осуществить свое намерение стать учительницей. Она получила частное педагогическое образование и в 1914 году сдала один из поло женных экзаменов.
После этого она два года работала учительницей, а в 1917 году, сдав второй экзамен, стала преподавать в народной школе «Коттедж Лицеум». Там она препо давала до 1920 года. Тот факт, что это была частная школа — к тому же школа, которую она посещала сама, — объясняется тогдашними антисемитскими настро ениями, из-за которых она, будучи еврейкой, не могла преподавать в обществен ной школе (личное сообщение Ганса Лобнера, руководителя Общества 3. Фрей да на Берггассе, 5).
Вместе с тем период обучения оказал решающее влияние на последующий вы бор ею профессионального направления — детского психоанализа. Этот период жизни явился также этапом подготовки к будущей профессии психоаналитика, дав ей клинический опыт и научив контактировать с людьми.
Ее бывшие ученицы рассказывают, что были в восторге от своего преподавателя. Иногда Анна приносила экспонаты из музея антиквариата своего отца и показывала их детям.
Не только у учеников, но и у жителей дома на Берггассе, 19 Анна Фрейд пользо валась большой любовью, в том числе у всех членов семьи Фрейда.
Очень скоро, несмотря на все увещевания отца, Анна Фрейд начала напряженно работать. Дело в том, что наряду с вышеупомянутым частным обучением профессии учителя в годы Первой мировой войны Анна начала также изучать психоанализ.
'одэтим, однако, не следует понимать, что она посещала учебный психоаналитиче ский институт в соответствии с определенным учебным планом и в течение опреде ленного времени, как это происходит сегодня. Психоаналитическое обучение озна чало тогда выполнение по личной инициативе требований, предъявляемых к такому обучению, которые лишь в 1923 и 1924 годах были четко определены Берлинским и Венским психоаналитическими институтами: «С немногими оставшимися в жи вых аналитиками моего поколения меня объединяет то, что мы обучались психо анализу в то время, когда официальных учебных институтов еще не существо вало. Мы обучались благодаря нашим личным аналитикам, постоянному чтению литературы, нашей собственной никем не контролировавшейся работе с первыми пациентами, а также живому обмену идеями и обсуждению проблем со старшими коллегами и ровесниками» (Writings, Vo. V, 511).
Одно из требований — необходимость практического контакта с людьми — Анна Фрейд выполнила, работая учителем. Второе требование — знание психиатрической симптоматологии — она выполнила благодаря посещению психиатрической клини ки Вагнера фон Яурегга. Здесь она прежде всего посещала больничное отделение, где работали Пауль Шильдер и Хайнц Гартманн, которые в дальнейшем стали члена ми Венского психоаналитического объединения. Эти визиты произвели на Анну Фрейд неизгладимое впечатление: «Все мы зачарованно слушали откровения паци ентов, их сны, их бредовые представления, их фантастические системы...» (там же, 512). Поскольку Анна Фрейд в связи с этим также указывает, что имела возмож ность наблюдать за тем, как Вагнер фон Яурегг лечил при помощи пиротерапии боль ных прогрессивным параличом, можно утверждать, что ее визиты в клинику нача лись в 1917 году. В общей сложности она посещала клинику в течение двух лет; сама она указывает период между 1915 и 1918 годами. Разрешение на это ей дал лично Вагнер фон Яурегг. Оно выглядит вполне понятным, поскольку Зигмунд Фрейд после присвоения ему в 1902 году звания экстраординарного профессора читал здесь лек ции и поэтому находился в определенных отношениях с Вагнером фон Яуреггом, хотя тот и был ярым противником психоанализа.
Однако основную часть психоаналитического обучения тогда, как и сегодня, составляла глубинная психология. Здесь Анне Фрейд, разумеется, помогал отец. Так, с его разрешения она получила возможность посещать в 1914 и в 1915 годах лекции по психоанализу. В учебном плане лекции Зигмунда Фрейда указываются лишь в зимнем семестре 1914—1915 года, тогда как в летнем они отсутствуют. Под пунктом XVI «Психиатрия» указано: Фрейд Зигмунд, экстраординарный проф., доктор: «Введение в психоанализ». Судя по расписанию занятий лекции читались в конференц-зале психиатрической клиники. В качестве даты указывается суббота с 19 до 21 часа.
Кроме того, во время своего обучения глубинной психологии Анна Фрейд могла рассчитывать на поддержку отца. Так, в одном из писем он разъяснял ей значение переноса: «'Перенос' — это технический термин, который означает перенос пациен том скрытых нежных или враждебных чувств на врача» (1968, 326).
Благодаря отцу Анна Фрейд получила также возможность пройти учебный ана лиз, который, впрочем, в то время еще не являлся обязательным элементом подго товки психоаналитиков. Поскольку принципы такого обучения были сформулиро ваны гораздо позже, до начала 20-х годов учебный анализ не был предписан. Многие аналитики на заре психоанализа вообще не были проанализированы, другие про шли учебный анализ без строгих правил, как, например, Эйтингон, анализ которого Фрейд проводил во время прогулок. Только на Будапештском конгрессе 1918 года Герман Нунберг внес предложение, чтобы каждый аналитик обязательно проходил личный анализ. Но только в 1926 году, на конгрессе в Бад Хомбурге под председа тельством Карла Абрахама это предложение было принято, так что о настоящем учебном анализе можно говорить лишь начиная с этого времени (см. также статью Г. Метце в т. II).
С учетом сказанного и следует рассматривать анализ Анны Фрейд ее отцом и связанные с этим проблемы. Если сегодня анализ дочери отцом выглядит нару шением самых элементарных аналитических требований, то в то время считалось, что из-за принципиального различия между анализом пациента и учебным анали зом подобные действия аналитика нельзя рассматривать как нарушение. Отказ от строгого соблюдения основных правил тогда не считался недостатком, поскольку к анализу кандидата, считавшегося здоровым, относились иначе, чем к анализу нев ротического больного. Поэтому было вполне естественно, что Зигмунд Фрейд анали зировал свою дочь и стал ее личным аналитиком.
Уже в одной из своих самых ранних работ, «Введение в технику детского анализа» (1927), Анна Фрейд описывает проблемы, возникающие при переносе. Говоря об от ношениях между аналитиком и анализандом, она отмечает, что дети не способны к четкому переносу, поскольку аналитик из-за процессов, характерных для детского анализа, уже не является тем чистым листом, на который пациент может переносить свои фантазии: «Такая четко очерченная... личность является, к сожалению, плохим объектом для переноса, то есть такой объект малопригоден, если встает вопрос об ин терпретации переноса». В1938 году в своей работе «Проблемы учебного анализа» Анна Фрейд также описывает сложности, связанные с переносом и его интерпретациями, но возникающие уже в ходе учебного анализа По ее мнению, они возникают даже тогда, когда учебный анализ проводится в соответствии со строгими правилами.
Розен критикует учебный анализ Анны Фрейд как злоупотребление особыми правами. Сам Фрейд по-разному высказывался по этому поводу. На вопрос Эдуардо Вейсса, возможен ли анализ молодого человека его отцом, Фрейд отвечает: «Что каса ется анализа Вашего подающего большие надежды сына, то этот вопрос, разумеется, деликатный. Если бы речь шла о младшем брате, ответить было бы проще; в случае собственной дочери это мне вполне удалось. Но если говорить о сыне, то здесь возни кают некоторые опасения. Это не значит, что я хочу Вас сразу предостеречь от некой опасности; все, очевидно, зависит от двух людей и отношений между ними. Трудно сти Вам известны. Я бы не удивился, если бы вопреки всему Вам это удалось. По стороннему человеку судить трудно. Я не стану ничего Вам советовать и не вправе Вас отговаривать» (Freud/Weiss 1973, 91).
Из этого письма можно понять, что Фрейд вполне осознавал проблему. Тем не менее, как мы видим, он не отвергает возможности проведения такого анализа другими людьми и тем самым не претендует на какие-то льготы для себя.
Что касается результата анализа — а это представляется главным при обсужде нии данной проблемы, — то, пожалуй, нельзя отрицать, что Анна оказалась еще силь нее привязанной к отцу — как в личных отношениях, так и с точки зрения своей научной позиции в психоанализе. Этот последний аспект она сама особо подчерки вает как возможность неустраненной привязанности к обучающему аналитику: «Хо рошо известно, что многие аналитики... страдают от своей неразрешенной привя занности к обучающему аналитику, которая оказывает влияние на их теоретические позиции» (Writings IV, 421). Анна Фрейд навсегда осталась поборницей классиче ского психоанализа Фрейда.
Розен пишет, что, согласно Кате Леви, которая сама стала проходить анализ У Фрейда во время Будапештского конгресса, Анна к этому времени уже была анали зандом своего отца. Когда брат Анны, Оливер Фрейд, в 1921 году приехал домой на вестить родителей, его сестра все еще проходила анализ.
На основе имеющегося материала трудно судить, проходила ли Анна дополни тельный анализ, как того требовал, по ее собственному упоминанию, отец. Хотя Фрейд пишет, что Анна аналитически работала с Лу Андреас-Саломе, это, пожалуй, относилось не столько к дополнительному анализу, сколько к совместному обсужде нию аналитических проблем.
В 1918 Анна Фрейд вместе с отцом отправились в отпуск в Штейнбрух в Венг рию, где они остановились на несколько дней у родственников.
Эта поездка в Венгрию стала для Анны отправной точкой для участия — впервые в Жизни — в Международном психоаналитическом конгрессе, состоявшемся 28 и 29 сентября в Будапеште.
Зимы 1918—1919 и 1919—1920 годов оказались для семьи Фрейда суровым ис пытанием: «Нельзя отрицать, что условия в Вене крайне тяжелые, а будущее, пожа луй, еще хуже» (Freud/Pfister 1963, 66). Общий экономический хаос того времени, с одной стороны, привел к обесцениванию денег, поглотившему вскоре все сбереже ния, а с другой — лишил Фрейда состоятельных пациентов. За уголь и отопление приходилось бороться. И все же дом Фрейда был более холодным, чем другие дома, потому что каждый член семьи предпочитал жить уединенно в своей собственной комнате, а не в общих сносно отапливаемых помещениях.
Как и многим в то время, семье Фрейда приходилось рассчитывать также на под держку и помощь соратников и друзей: «У нас-то как раз дела не так плохи; наши венгерские друзья с трогательным фанатизмом обеспечивают нас всеми средствами к существованию» (там же). В отличие от Фрейда, его жена и дочь Анна были не сколько недовольны оказанием такой материальной помощи, о чем можно судить по их реакции на перевод Эйтингоном трех тысяч шведских крон: «Утром я получил Ваше письмо, в котором сообщается о предоставлении в мое распоряжение трех тысяч шведских крон... занятый четырьмя анализами, не имел свободного времени об этом думать и прочел письмо за обеденным столом, за которым, помимо моей жены, сидели три сына и известная Вам младшая дочь. Эффект был удивитель ным: трое юношей выглядели довольными, но обе женщины взбунтовались, а млад шая заявила — очевидно, выдержав разрушения своего отцовского комплекса, — что в наказание (!) не поедет на Рождество в Берлин» (Freud 1968, 341).
К финансовым хлопотам добавились опасения за двух сыновей, которые в это время были на войне. Однако вскоре после возвращения оба сына снова покину ли дом на Берггасге. 7 декабря 1919 года Мартин Фрейд женился; отец комментиро вал: «Мой сын Мартин, вернувшись домой из итальянского плена, оказался в новом и по своему выбору обручился с девушкой, дочерью венского адвоката» (Freud/Pfister 1963, 74). 18 мая 1920 года в Берлине женился младший сын Эрнст. Анна и ее мать присутствовали на свадьбе. Таким образом, пять из шести детей Фрейда состояли в браке. С 1920 года Анна стала единственным ребенком, который продолжал жить с отцом.
Годы после Первой мировой войны были важными для профессионального ста новления Анны Фрейд. Контакт с психоанализом, принявшим в Вене форму органи зации, становился все более тесным.
Многие события этого времени свидетельствуют о ее постепенном переходе от профессии учителя к профессии психоаналитика. В 1918 и 1919 годах она про должала изучать педагогику, о чем уже говорилось выше.
В1920 году Анна получает от отца кольцо, которое являлось внешним знаком при надлежности к Комитету (см. т. I). Это кольцо (Лу Андреас-Саломе, Мари Бонапарт и миссис Джонс также получили такое же позднее) предназначалось тем, кто входил в число ближайших поверенных лиц Фрейда. Комитет был создан с целью сплотить вокруг Фрейда самых надежных его соратников в 1912 году после того, как в результа те отступничества Юнга, Адлера и Штекеля создались раскольнические движения. «Моей фантазией тотчас завладела Ваша идея о тайном соборе, который должен со стоять из лучших и самых надежных наших людей, чья задача заключалась бы в том, чтобы заботиться о дальнейшем развитии психоанализа и защищать дело от людей и инцидентов в мое отсутствие...» (Jones, 1953—1957, нем. изд., 187).
Именно исходя из целей создания Комитета и следует оценивать значение по дарка, который сделал Зигмунд Фрейд своей дочери. Уже в 1920 году Фрейд причис лял Анну к ближайшим соратникам в деле психоанализа. Этот факт подтверждается также тем, что в 1924 году Анна Фрейд была включена в Комитет, когда из него вышел Ранк.
Утром 7 сентября 1920 года Фрейд вместе с дочерью отправился на Гаагский конгресс. Они приехали из Гамбурга, где навестили овдовевшего Макса Хальберштад-та и двух его детей. Сестра Анны София умерла 26 января 1920 года от пневмонии. Если сам Фрейд стойко перенес смерть дочери, то Анна и ее мать тяжело пережива ли этот удар судьбы.
Еще одним важным событием на пути к профессии психоаналитика явилась ра бота Анны Фрейд в английском отделении «Издательства», к которой она приступи ла в конце 1920 года. Эта работа стала промежуточным пунктом на ее пути от учи тельской деятельности к самостоятельной работе в качестве психоаналитика. Для «Издательства» сотрудничество дочери Фрейда имело большое значение, по скольку она прекрасно владела английским языком, что и доказала еще на конгрессе в Гааге. Теперь Анна могла использовать свои знания для корректуры статей, опуб ликованных на английском языке. Это стало необходимым, поскольку ошибки в вен ских изданиях на английском языке были столь значительны, что Эрику Хиллеру пришлось приехать из Лондона в Вену с целью навести хоть какой-то порядок. Теперь эту функцию взяла на себя Анна Фрейд. Джонс называет эту деятельность Анны прелюдией к ее последующему психоаналитическому обучению (Jones, нем. изд., III, 65—66).
В конце этого года в жизни Анны произошло еще одного важное событие — в Вену приехала Лу Андреас-Саломе. Между нею и Фрейдом возникла активная пе реписка, вскоре принявшая дружеский характер, в которой постоянно упоминает ся Анна Фрейд.
Из этой переписки становится очевидным, что встреча Лу и Анны была иниции рована Фрейдом. На мой взгляд, здесь прав Розен (Roazen, нем. изд., 54—55), пола гающий, что Фрейд просил Лу помочь ему устранить чрезмерную привязанность к нему Анны. К тому же Фрейд сам пишет в письме к Лу: «Я давно сожалею, что она по-прежнему сидит дома со стариками» (Freud/Andreas-Saomй 1966,124).
С 25 апреля по 5 мая 1922 года Анна навещает Андреас-Саломе в ее доме «Луф-рид» в Гёттингене.
Многочисленные визиты, которые теперь Анна наносила Лу, активная пере писка между ними, а также некоторые детали переписки Фрейда с Лу указывают на очень теплые отношения, сложившиеся между этими двумя женщинами. При этом необходимо иметь в виду, что у 25-летней Анны возникла дружба с 60-лет ней женщиной, которая к тому же благодаря своему личному знакомству с Ницше, Рильке и самим Фрейдом занимала особую жизненную позицию, а потому можно говорить, что это была пара совершенно разных людей. Насколько можно судить по упоминаниям в переписке между Фрейдом и Лу Андреас-Саломе (1966), Анна и Лу встречались и для того, чтобы обсудить аналитическую работу с пациентами, и чтобы поговорить о личных делах. Однако на основе имеющегося материала едва ли можно утверждать, как это делает Розен, что Лу была для Анны психотерапевтом. Поэтому и обсуждение эмоциональных проблем Анны в переписке Фрейда с Лу, как это называет Розен, следует рассматривать с точки зрения активного обмена мыслями двух женщин между собой, хотя определенную роль играла также привя занность Фрейда к Лу.
31 мая 1922 года Анна Фрейд читает доклад «фантазии об избиении и днев ные грезы», подготовленный вместе с Лу в конце 1921 года. Благодаря этому докладу нна Фрейд была принята в Венское психоаналитическое объединение, в заседаниях которого она уже давно принимала участие, что свидетельствовало о начале ее деятель ности в качестве психоаналитика. В те времена доклад в известной степени являлся экзаменом на зрелость, и от каждого претендента, желавшего быть принятым в объеди нение, требовалось выступить перед его членами. Примечательно, что в последующем обсуждении доклада Анны приняли участие все самые известные психоаналитики Вены. О значении, которое придавалось вступлению дочери Фрейда в объединение, пожалуй, свидетельствует то, что после нее выступили Бернфельд, Федерн, Райк, Ранк, Хелен Дойч, Корнер в качестве гостя, Фрейд, Зильберер и Фенихель.
На рабочем заседании 13 июня 1922 года Анна Фрейд официально избирается членом Венского психоаналитического объединения. Таким образом, дочь Зигмунда Фрейда по всей форме была принята в ряды психоаналитиков.
Однако до марта 1923 года Анна не практиковала в качестве аналитика, ибо толь ко 23 числа этого месяца отец мог сообщить: «Анна стала теперь практикующим аналитиком, ведет себя при этом по меньшей мере осмотрительно и пока еще полу чает от работы радость» (Freud/Andreas-Saomй 1966,135). Когда писалось это пись мо, Анна анализировала свою вторую пациентку. Речь шла о неврозе навязчивости у девушки-подростка, которая, проявляя чрезмерное невротическое беспокойство о матери, укутала ее в шаль и настолько сильно сдавила, что потребовалось посто роннее вмешательство.
Своих первых пациентов Анна Фрейд анализировала частным образом в собст венном доме. У нее был рабочий кабинет, обустроенный отцом. Он располагался на том же этаже, где жил Фрейд, и был отделен от его кабинета коридором.
Хотя Анна Фрейд по тогдашним понятиям получила полноценное аналитиче ское образование и практиковала, к ней, как и к ее коллегам того же возраста, ана литики старшего поколения все же не относились как к равной. В течение многих лет новичков несколько пренебрежительно называли «неопытными». В то время еще не было тех отношений между обучающими аналитиками и кандидатами, которые возникли в результате последующей институционализации образования, однако между двумя группами аналитиков существовала большая дистанция. Сама Анна Фрейд лишь слушала на заседаниях объединения доклады, но не участвовала в дискуссиях старших коллег, к которым можно причислить Нунберга, Дойч, Фе-дерна, Хичманна и Иекельса.
Этим во многом объясняется то, что новички образовали дискуссионную груп пу, которая, что показательно, называлась «детским семинаром» — не только пото му, что в ней обсуждались, например, вопросы детского анализа, но и потому, что начинающие аналитики обсуждали свои проблемы и трудности. Помимо Анны Фрейд, в работе этой группы принимали участие Жанна Лампль-де Гроот, Марианна Крис, Эрнст Крис, Роберт Вельдер, Анни Катан, Вильгельм Райх, Эдуард Бибринг, Грета Бибринг и, вероятно, Хайнц Гартманн.
После первых анализов взрослых пациентов Анна Фрейд обратилась к анализу детей. Детский анализ как особое направление в психоанализе в то время находился лишь на стадии становления, а его технические отличия от анализа взрослых еще не совсем были понятны.
Пожалуй, первым в истории психоанализа детским анализом можно назвать анализ фобии маленького Ганса, проведенный в 1909 году самим Фрейдом. Но здесь все же нельзя говорить о детском анализе в современном понимании, поскольку проблемы, связанные с его техникой, в то время особого значения еще не имели.
Возникновение настоящего детского анализа следует отнести к периоду Первой мировой войны. Тогда произошли события, которые Анна Фрейд сама называет «рас ширением диапазона психоанализа» (Writings, Vo. VII, 49). В то время отдельные аналитики стали заниматься лечением не только неврозов, но и других наруше ний, а также распространили анализ на различные возрастные группы. Зигфрид Берн фельд и Айххорн стали работать с беспризорными и педагогически запущенными подростками. Задгер обратился к перверсиям, а Федерн начал проводить анализ с психотическими больными.
Детский анализ как особое направление в психоанализе вначале был представ лен в Вене Герминой Хуг-Хельмут. Она стала первой, кто начал систематически за ниматься изучением детской психики. Она, как и многие ее последователи, была по образованию педагогом и считала педагогическое воздействие на ребенка одним из важнейших аспектов детского анализа. Свои основные представления в этой об ласти она изложила в работе «О технике детского анализа» (Hug-Hemuth 1920).
В 1919 году в Будапеште Мелани Кляйн прочитала доклад под названием «Детское развитие», посвященный проблемам детского анализа. Из Будапешта в 1921 году она приехала в Берлин, где продолжила свою работу и дополнила пред ставления о детском анализе теорией раннего анализа и игровым методом. В ко нечном счете в 1926 году она перебралась в Лондон и именно там окончательно разработала теорию кляйнианского психоанализа, которая составляла полную про тивоположность аналитическим воззрениям Анны Фрейд (см. статью Р. Ризенберг в этом томе).
Наконец, следует упомянуть также Аду Мюллер-Брауншвейг. Вначале она рабо тала под руководством Термины Хуг-Хельмут в Вене, а затем в 1922 году в Берлине; в этом, пожалуй, можно увидеть определенную связь между Герминой Хуг-Хельмут и Мелани Кляйн.
В то время в Вене в большей степени, чем в остальных психоаналитических цен трах, стал развиваться педагогически ориентированный психоанализ. Уже к концу Первой мировой войны Бернфельд вместе с Хоффером возглавил детский дом Баум-гартен, в который принимались беспризорные еврейские сироты. Именно тогда они предприняли первую попытку применить психоанализ к воспитанию.
Вскоре после этого в Вене были организованы консультационные центры, в ко торых аналитики занимались в первую очередь педагогическими проблемами. Айх-хорн работал педагогом-консультантом при городской службе по делам молодежи в Вене, и, наконец, уже тогда члены Венского объединения читали лекции и прово дили семинары для социальных работников и воспитателей.
Анна Фрейд, будучи педагогом аналитического направления, также оказалась в этом ряду венских аналитиков. Хотя Термина Хуг-Хельмут умерла только в 1924 го ду, она не участвовала в обучении Анны Фрейд. Анна знала ее труды, но из-за отсутст вия формальных принципов обучения у них не было отношений, которые существу ют между учеником и учителем. В новой области — детском психоанализе — каждый поначалу работал сам по себе и пытался самостоятельно найти ответ на огромное число возникавших вопросов. Именно поэтому Анна Фрейд работала совершенно независимо от Хуг-Хельмут.
С 25 по 27 сентября 1922 года в Берлине состоялся Международный психоана литический конгресс. Здесь Анна и Лу Андреас-Саломе снова встретились. Этот кон гресс имел для Анны Фрейд большое значение, поскольку он был последним, в кото ром лично участвовал ее отец. На последующих конгрессах дочери приходилось вместо отца отстаивать его идеи.
Заболевание Фрейда во многом повлияло на отношения отца с дочерью. Если и раньше они испытывали друг к другу глубокую привязанность, то теперь неизбеж но добавились и внешние обязательства. Анна взяла на себя все обязанности, связан ные с уходом за отцом, и поддерживала его до конца его жизни. Об этом аспекте их отношений ярко повествует Джон: «С самого начала болезни и до самой смерти Фрейд не решался иметь вместо своей дочери Анны другую сиделку. Он сразу заклю чил с ней пакт о том, что нельзя демонстрировать никаких чувств; все должно обсуж даться по-деловому без эмоционального участия, как это принято у хирургов, -эта позиция, ее твердость и мужество помогали ей даже в самых трудных ситуациях не нарушать соглашения (Jones, нем. изд., III, 120).
Анна становится сиделкой у своего отца, но и две другие женщины, жившие в доме Фрейда, его супруга и его свояченица, Минна, тоже о нем заботились. «Окру женный и опекаемый тремя нежными женщинами, я не могу позволить себе сокру шаться и имею хороший повод упражнять необходимое самообладание» (Schur 1972, нем. изд., 452). Тем не менее ни жена Фрейда, от которой в первую очередь следовало бы этого ожидать, ни его свояченица, многие годы сопровождавшая его в путешествиях, не свыклись с ролью сиделки так, как его дочь Анна
Да и для самого Фрейда привязанность к дочери с годами становилась все более очевидной. Как-то он даже сравнил заботу Анны и свою зависимость от нее с чем-то демоническим и фатальным: «Разумеется, я все больше завишу от заботы Анны, поч ти по Мефистофелю, который однажды сказал:
'В конце все мы зависим от созданий,
Сотворенных нами'.
Во всяком случае, сотворив ее, я поступил весьма мудро» (Freud/Andreas-Saomй 1966, 226).
Показательно, что, говоря о роли своей дочери, Фрейд часто обращался к обра зу Антигоны из греческой мифологии. Еще в 1928 году он пишет Ференци: «Сердеч ный привет... в том числе и от моей верной Антигоны — Анны» (Freud 1968, 397). То, что имел Фрейд в виду, называя свою дочь Антигоной, он объяснил в 1934 году в письме Арнольду Цвейгу: «Однако Вы не могли не заметить, что судьба в возмеще ние некоторой несправедливости дала мне дочь, которая при трагических обстоя тельствах не уступила бы и Антигоне» (Freud/Zweig 1968, 77).
По мере ухудшения самочувствия отца Анне все чаще приходилось выполнять его функции. Теперь Анна по поручению отца сообщала о его работах внешнему миру. Когда Фрейд заболел, он уже больше не мог принимать участие в междуна родных психоаналитических конгрессах. Сама Анна после этого события только в 1925 году снова участвовала в конгрессе, состоявшемся в Бад Хомбурге. Фрейд поручил своей дочери, как это нередко случалось и в дальнейшем, прочесть там написанную им работу.
В этом смысле особое значение имела поездка Анны Фрейд в 19 30 году во франк-фурт-на-Майне, чтобы получить за отца присужденную ему премию Гёте. На мой взгляд, больше всего характеризует роль Анны как представителя своего отца эпи зод, связанный со смертью матери Фрейда в том же 1930 году. Хотя Фрейд был не обычайно привязан к матери, он послал на похороны свою дочь.
Многочисленные обязанности Анны, заключавшиеся в помощи своему отцу, опи сывает Джонс: «Анна в характерной для нее недемонстративной манере играла мно гие роли: сиделки, 'личного' врача, общественного деятеля, секретаря, коллеги и, в конце концов, щита от проникновения внешнего мира» (Jones, нем. изд. III, 176).
В Венском психоаналитическом объединении Анна также все больше сживает ся с ролью представителя своего отца.
Необычайно большое значение имеет избрание Анны в 1933 году вторым заместителем председателя Венского психоаналитического объединения. Наря ду с другими мотивами решающим, возможно, явилось желание Фрейда с помо щью дочери сохранить ведущие позиции в объединении. Ведь после заболевания он лишь однажды принял участие в заседании общества (это было заседание, по священное памяти Карла Абрахама), но вплоть до его ликвидации национал-со циалистами оставался его председателем. То, что дочь занимала здесь должность, давало возможность отцу по-прежнему влиять на работу объединения и ее кон тролировать.
Помимо того, что Анна Фрейд ухаживала за отцом и была его представителем, она разрабатывала собственные психоаналитические идеи и концепции. Новое на правление в психоанализе, детский анализ, приложение психоанализа к области пе дагогики и, наконец, организация обучения психоанализу в только что созданном Венском учебном институте также требовали от Анны большой энергии.
В октябре 1926 года Генрих Менг и Эрнст Шнайдер основали «Журнал психо аналитической педагогики». Этот журнал появился в результате событий последних лет, когда психоанализ стал все больше применяться для решения проблем воспита ния, но печатный орган, где можно было бы обсуждать соответствующие вопросы, отсутствовал. Поэюму вполне естественно, что Анна Фрейд приняла участие в изда нии этого журнала.
По-видимому, в 1932 году между Паулем Федерном и Анной Фрейд возникли существенные разногласия в вопросах редакционной деятельности. Когда Федерн попросил у Фрейда разрешения излагать непонятные для широкой публики статьи в более доступной форме, тот ему ответил, что статьи либо должны печататься в не изменном виде, либо от них надо отказаться. Сын Пауля Федерна, Эрнст Федерн, усматривает в этих разногласиях полемику между своим отцом и Анной Фрейд — федерн придерживался первоначального замысла Шнайдера и Менга, которые хо тели, чтобы журнал был адресован широкому кругу читателей, тогда как Анна Фрейд, Айххорн и Хоффер стремились издавать журнал, посвященный исключительно дет ской психоаналитической терапии. Если дело обстояло действительно так, то это со гласуется с высказанным в самых разных работах мнением Анны Фрейд, что психо анализ следует рассматривать строго в научных рамках, где отличные от психоанализа представления не должны фигурировать. Вследствие указанных разногласий Федерн вышел из редакционного совета.
В 1926 году деятельность Анны Фрейд в области психоаналитической педагоги ки стала еще более активной. Сам Фрейд особенно хвалит эту работу дочери: «Фак тически из всех применений психоанализа преуспевает только одно, начало кото рому было положено Вами [Оскаром Пфистером], — применение психоанализа в педагогике. Я очень рад, что моя дочь начинает здесь кое-чего добиваться» (Freud/ Pfister 1963,112).
Этот факт подтверждается также и тем, что, работая в учебном институте, Анна способствует распространению психоанализа. На Международном психоаналити ческом конгрессе 1927 года Хелен Дойч сообщила: «В последние годы в деятельности учебного института все большее внимание стало уделяться пропаганде. Краткий цикл лекций, прочитанный в институте фрейлейн Фрейд, фрау Шаксель, доктором Айх-хорном и доктором Хоффером, нашел большой отклик как раз в этих кругах, кото рые особенно важны для психоанализа, то есть среди педагогов, социальных работ ников, медсестер и т.д.» После занятий с педагогами в 1928 году Анна прочитала несколько докладов перед венскими воспитателями, работающими в группе про дленного дня.
В мае 1927 года состоялся важный для работы Анны Фрейд симпозиум, органи зованный группой Мелани Кляйн. В связи с публикацией первой книги Анны Бри танское психоаналитическое общество провело дискуссию под названием «Симпо зиум по детскому анализу», которая в полном объеме опубликована в 8-м томе журнала «Internationa Journa of Psychoanaysis*.
Фрейд болезненно отреагировал на эту дискуссию, в которой прозвучала доволь но резкая критика его дочери, особенно потому, что в ней участвовал Эрнест Джонс. В длинном письме, адресованном Джонсу, он выдвигал обвинения, что в Англии проводится открытая кампания против его дочери; это привело также и к значи тельным расхождениям между Джонсом и Фрейдом во взглядах на детский анализ, не в последнюю очередь и потому, что, по мнению Фрейда, его дочь подверглась напад кам человека, пользовавшегося открытой поддержкой самого Джонса. Возможно, решающим моментом в этих разногласиях явилась привязанность Фрейда к дочери, хотя они объяснялись также и принципиальными теоретическими расхождениями. Анна Фрейд также отреагировала на критику, прозвучавшую из Лондона, в январе 1928 года выступив перед Венским объединением с кратким сообщением о дискус сии в Лондоне. К сожалению, по информации, содержащейся в «Журнале», нельзя сделать вывода о том, что именно она сказала тогда по поводу этих противоречий.
И критика Анной Фрейд разработанного Мелани Кляйн метода детского психо анализа, и незамедлительная реакция учеников Кляйн, высказанная в резкой форме, указывают на то, что спор между двумя этими направлениями должен был разго реться значительно раньше, а книга Анны Фрейд явилась для него лишь внешним поводом. Фенихель в своем сообщении на Лондонском симпозиуме также указывал, что по этим вопросам уже давно проводились бурные дискуссии.
Различия, относившиеся вначале к вопросу о технике, с течением времени все больше стали распространяться на теоретические аспекты психоанализа, а пото му между сторонниками двух направлений в детском анализе возникла непреодоли мая пропасть.
Аффективный тон, характерный для полемики между представителями этих школ, объясняется, пожалуй, в первую очередь взаимным недовольством деятельно стью сторонников этих двух школ. На конгрессах особенно отчетливо было видно, с какой остротой, отчасти неделовой, они боролись друг с другом.
Анна Фрейд в отличие от своего отца никогда в этом споре не вела себя резко. Хотя она всегда подчеркивала свои теоретические расхождения с Мелани Кляйн и последовательно настаивала на своем, по характеру она была слишком сдержан ной и скромной, чтобы жестко отвечать на нападки противников.
И в вопросе о неврачебном анализе Анна Фрейд также была гораздо более сдер жанной и готовой пойти на компромисс, чем ее отец. Это проявляется прежде всего в дискуссиях на конгрессах, где она никогда энергично не возражала противникам неврачебного анализа, а скорее старалась в сдержанной форме высказать свое мне ние и по возможности избегать споров по этому поводу.
В 1925 году в Вену приехала Дороти Барлингем, чтобы продолжить свое обуче ние в качестве аналитика. Еще раньше отец Анны провел с ней учебный анализ. В дальнейшем она посылала своих детей на анализ к Анне, после чего между ними зп вязались и личные отношения. Примерно в 1928 году Дороти Барлингем, будучи подругой Анны, вошла в более тесный круг знакомых семьи Фрейда. Сначала она по дарила Фрейду собаку чау-чау, которая, однако, прожила всего пятнадцать месяцев. Затем она поселилась в квартире на Берггассе, 19, расположенной этажом выше квар тиры, в которой жил Зигмунд Фрейд.
С течением времени Дороти Барлингем стала самым близким человеком для Анны. На основе личных отношений, которые включали путешествия, начался их совмест ный профессиональный путь; до самой смерти Анны Фрейд они вместе работали в Хэмпстедской клинике детской терапии.
На общем собрании Венского психоаналитического объединения, состоявшем ся 7 октября 1931 года, Анна избирается секретарем объединения вместо Нунберга. Помимо должности секретаря учебного института, она теперь вместе с Йоклем за нимает еще один пост в Венском объединении. Этот выбор можно, пожалуй, расце нить также как знак ее официального признания.
Возрастает и научное влияние Анны Фрейд в Венском объединении. Она теперь активно участвует в большинстве дискуссий и, таким образом, отказывается от пас сивной позиции, присущей ей в первые годы деятельности в качестве аналитика, когда ома только слушала доклады. В одном только последнем квартале 1931 года она при нимала активное участие в дискуссиях по трем из пяти прочитанных докладов.
В начале 1932 года Анна расширяет свою практическую деятельность и начина ет работать в возглавлявшейся первое время Герминой Хуг-Хельмут педагогической консультации при Венской амбулатории. В этом учреждении консультировали де тей и подростков из малообеспеченных семей, которых туда направляли учителя, врачи или частные лица. Если им требовался анализ, то его проводили бесплатно. В остальных случаях детей наблюдали и консультировали. Вместе с другими сотруд никами консультации — Айххорном, Хоффером и Эдитой Штербой — Анна пред ставляла здесь группу педагогически ориентированных детских аналитиков Вены.
Важнейшим событием явилось избрание в 1933 году Анны вторым заместите лем председателя Венского объединения, благодаря чему она заняла второй по важ ности пост в этой организации. До этого времени в объединении был лишь один заместитель председателя. Поскольку сам Фрейд до своей эмиграции оставался пред седателем в Вене, но после многочисленных операций уже не мог заниматься орга низационными вопросами, руководить объединением вменялось в обязанности за местителю председателя. Сначала Фрейд назвал своим преемником Отто Ранка. Но из-за существенных разногласий между ними это место занял Федерн. Посколь ку сам Фрейд уже не мог активно работать в объединении, Федерн как заместитель председателя занимал высший пост.
Благодаря своей новой должности в Венском объединении Анна Фрейд приоб рела, пожалуй, наибольшее влияние и стала одним из ведущих аналитиков в этой первой психоаналитической организации.
На выборах правления Венского объединения, состоявшихся 17 октября 1934 года, Анна вместе с Федерном была утверждена в должности заместителя председателя.
В комитете по вопросам образования она прошла путь от секретаря до замести теля председателя. Благодаря избранию на эту должность Анна Фрейд становится самым влиятельным после Хелен Дойч человеком в Учебном институте.
1937 год начался для Анны и ее отца с тяжелого удара. 5 февраля в Гёттинге-не умерла Лу Андреас-Саломе. Для Анны это означало потерю одного из самых близ ких людей, не только сопровождавшего ее в самом начале профессионального пути, но и являвшегося доверенным человеком, с которым во время многочисленных встреч и в письмах она обсуждала собственные проблемы. Сущность отношений между двумя этими женщинами можно, наверное, будет понять только после изуче ния их переписки.
Летом 1937 года Анна Фрейд вместе с Дороти Барлингем и несколькими колле гами организует детский сад на Рудольфсплатц в Вене. Этот детский сад, называв шийся также «Домом детей», представлял собой экспериментальную школу, орга низованную в соответствии с принципами Монтессори. Это учреждение продолжило традиции первой школы Монтессори, созданной в 1930 году местным самоуправле нием города Вены. Анна Фрейд с давних пор была знакома с принципами воспита ния итальянского врача и педагога Марии Монтессори и считалась сторонницей этой свободной индивидуальной педагогики.
Вплоть до своей эмиграции Анна работала в этом детском саду, известном также под названием «Детский сад Джексон» и финансировавшемся из Америки. Контакт с детским садом на Рудольфсплатц Анна установила еще несколько лет назад, когда в рамках обучения педагогов в Венском учебном институте проводила недельный семинар специально для персонала детского сада Монтессори.
11 марта 1938 года национал-социалисты вступили в Австрию, положив тем са мым конец работе Анны в Вене.
20 марта Венское психоаналитическое объединение было ликвидировано нацис тами (см. также статью В. Сольмса-Рёдельгейма в т. II).
Срок отъезда Анны и ее отца был назначен на 4 июня. Время перед отъездом заполнили бесконечные хлопоты и выполнение формальностей. Этими делами при шлось в основном заниматься Анне.
К назначенному сроку Анна и ее отец сумели вместе с матерью и двумя домра ботницами покинуть Вену и отправиться в Англию, куда незадолго до этого уже от правились остальные члены семьи.
Несмотря на необходимость заниматься вопросами, связанными с обустройст вом нового дома, и ухаживать за отцом, что отнимало теперь все больше и больше времени, уже вскоре по прибытии в Англию Анна возобновляет свою психоанали тическую работу.
Первое время она работала в рамках Британского психоаналитического обще ства, в которое вместе с отцом была принята сразу после приезда в Англию. Кроме того, в том же году Анна и ее отец были произведены в почетные члены Парижского общества. Одновременно уже в июне 1938 года Анна вступила в Комитет по вопро сам образования Британского общества.
Анне удалось также принять участие в нескольких заседаниях 15-го Междуна родного психоаналитического конгресса в Париже, проходившего с 1 по 5 августа 1938 года. По-видимому, состояние Фрейда было пока еще достаточно сносным, чтобы Анна могла оставить его на короткое время.
Вместе с эмигрировавшим в Нью-Йорк Федерном Анна провела четвертое науч ное заседание конгресса. Собственный доклад Анна Фрейд к этому конгрессу не под готовила.
Лично для нее никаких изменений в Международном психоаналитическом объ единении не произошло. Она осталась и вице-президентом, и членом Международ ной комиссии по вопросам образования.
23 сентября 1939 года умер Зигмунд Фрейд.
Собственный путь в эмиграции
Для Анны смерть отца означала прежде всего потерю самого близкого человека. Кроме того, Фрейд, несмотря на свою болезнь и возраст, своими знаниями и автори тетом оказывал дочери защиту и помощь. Хотя Анна вела активную деятельность в рамках психоаналитического движения, она оставалась все же крайне осторож ным и сдержанным человеком.
Приезд Анны Фрейд и других бывших членов Венского объединения означал теперь, что разногласия в Британском обществе с Мелани Кляйн стали еще сильнее.
В декабре 1940 года под руководством Анны Фрейд и Дороти Барлингем был организован детский дом, известный под названием «Хэмпстедский детский дом». Это учреждение не зависело от Международного психоаналитического объ единения и было создано небольшой группой друзей Анны Фрейд и Дороти Бар лингем. Для Анны Фрейд и сотрудников, в число которых входили в основном эмиг рировавшие врачи, психологи и воспитатели, работа в Хэмпстедском детском доме явилась продолжением возникшей еще в Вене и частично реализованной идеи создания прикладного, ориентированного на воспитание детского психоанализа. Кроме того, подопечные дети являлись также подходящим объектом для психо аналитического исследования, позволявшего понять формы поведения детей в экс тремальных ситуациях и тем самым способствовавшего углублению психоанали тических знаний.
Из сотрудников наряду с Анной Фрейд и Дороти Барлингем прежде всего следу- ет назвать Вилли Хоффера, который уже давно — еще в детском доме Баумгартен
работал в качестве аналитически ориентированного педагога. Для него это был но вый вариант Венского детского дома, в котором он теперь мог продолжить свою работу.
Помимо профессиональных интересов, работа в Хэмпстедском детском доме отвечала также желанию Анны Фрейд выразить свою благодарность английским вла стям за разрешение эмигрировать в эту страну.
В общей сложности Хэмпстедский детский дом состоял из трех домов. Пер вый дом, где содержались пятнадцать младенцев и маленьких детей, располагался на Незерхолл-Гарденз, 5 в Хэмпстеде. Также в Хэмпстеде, на Веддербурн-Роад, 13, находился дневной детский сад и, наконец, в «Нью Варне» в Эссексе находился ин тернат для эвакуированных лондонских детей в возрасте от трех до шести лет.
В соответствии с целями руководства работа в детских домах проводилась в че тырех направлениях. Во-первых, преследовалась терапевтическая цель — устра нить физические и психические последствия войны. Причинами этих физических и прежде всего психических травм являлись авиационные налеты, жизнь в бомбо убежищах или на станциях метро, переживания разлуки с родителями и эвакуация. Кроме того, проводилась профилактическая работа, цель которой состояла в том, чтобы попытаться свести к минимуму обусловленные войной переживания разлуки. К этому в качестве важного психоаналитического раздела добавилась исследователь ская работа, поскольку благодаря непосредственному наблюдению за детьми име лась возможность изучать психические реакции детей на разлуку и жизнь в интер нате. И, наконец, при Хэмпстедском детском саде был организован трехлетний учебный курс для воспитателей и медсестер, который должен был способствовать их психологическому пониманию проблем воспитания.
Позднее Анна Фрейд во многих публикациях отмечала большое значение для нее этого периода работы, причем она постоянно подчеркивала важнейшую для всего психоанализа взаимосвязь практических и теоретических вопросов.
Проводившаяся в Хэмпстедском детском саду терапевтическая и аналитиче ская работа нашла свое косвенное продолжение и после закрытия детского сада в 1945 году. София и Гертруд Данн (последняя работала в Хэмпстедском детском доме главной медсестрой) занимались в «Балдогз Бэнк» в Вест-Хоутли, Суссекс, с шестью детьми трехлетнего возраста, которые после шести-двенадцати месяцев жизни лишились каких-либо семейных связей и росли в концентрационном лагере Терезиенштадт, а затем после освобождения весной 1945 года были доставлены в Англию.
Результаты этой работы София Данн в соавторстве с Анной Фрейд опубликовала в 1951 году под названием «Эксперимент в воспитательной группе». Эта публика ция была затем переведена самой Анной Фрейд на немецкий язык.
Деятельность Анны Фрейд во время войны свидетельствует о том, какое влия ние она имела на своей новой родине и насколько ее психоаналитические представ ления утвердились среди широкой английской общественности.
В 1944 году Анна Фрейд вновь занимает пост генерального секретаря Между народного психоаналитического объединения, после того как подал в отставку — по всей видимости, из-за внутренних разногласий в Британском обществе — Эдвард Гловер. Поскольку никаких выборов на конгрессе не проводилось, следует предпо ложить, что Анна Фрейд была назначена на эту должность самим президентом. Она занимала ее до 16-го Международного психоаналитического конгресса, состо явшегося в 1949 году, после чего на смену ей пришла Грета Бибринг.
В 1945 году создается журнал «The Psychoanaytic Study of the Chid». Анна Фрейд Принимает активное участие в его организации и издании. Помимо нее, в редакци онный совет входили также Хайнц Гартманн и Эрнст Крис.
В 1947 году Анна Фрейд организовала первые учебные курсы для подготовки детских аналитиков, известные под названием «Хэмпстедские курсы и клиника дет ской терапии». Этот способ обучения следует рассматривать как непосредственное продолжение организованных при Хэмпстедском детском доме учебных курсов для воспитателей и медсестер. После закрытия в 1945 году детского сада некоторые сотрудники продолжили обучаться профессии психолога или социального работни ка, чтобы чувствовать себя подготовленными к решению педагогических задач, ста новившихся для Великобритании все более актуальными. Однако в ходе рабо ты с детьми они отмечали, что образования, полученного при Хэмпстедском детском доме, было недостаточно, а потому у них вскоре возникло желание всесторонне обу читься детской психотерапии, а также пройти учебный анализ. Чтобы осуществить это желание, Анна Фрейд при поддержке Кати Фридлендер организовала Хэмпстед ские курсы и клинику детской терапии. Сначала были подготовлены восемь студен тов, которые в большинстве своем являлись бывшими сотрудниками Хэмпстедского детского дома. Учебный анализ, лекции по теории и методу, а также наблюдение за клинической работой студентов осуществлялись группой опытных аналитиков, являвшихся членами Британского психоаналитического общества
Организация такого способа обучения явилась, пожалуй, решающим шагом в развитии детского анализа как независимого раздела психоанализа. Если раньше он являлся всего лишь частной областью, которой можно было заниматься только после обучения анализу взрослых, то на Хэмпстедских курсах детской терапии дет скому анализу впервые стали обучать как самостоятельной дисциплине, независи мой от анализа взрослых.
Таким образом, заслугой Анны Фрейд следует считать то, что, начав заниматься после Первой мировой войны детским анализом, своими открытиями особого пси хоаналитического направления и его распространением в Венском учебном инсти туте, а затем и в Хэмпстедской клинике детской терапии она в значительной степе ни повлияла на его развитие.
Именно благодаря собственным стараниям ей удавалось после эмиграции раз вивать детский анализ — по крайней мере в рамках своей теории — как самостоя тельную область психоанализа. С учетом всех этих моментов Анна Фрейд, несомнен но, являлась наиболее подходящей фигурой для того, чтобы возглавлять подобное учреждение.
Эта работа означает также и то, что Анна Фрейд впервые за годы своей жизни в Англии опять заняла позицию, соответствовавшую ее положению в психоаналити ческом движении в венский период жизни, хотя в Англии ее влияние не распростра нялось на психоаналитическое объединение, как в Вене, ибо здесь она была всегда лишь обучающим аналитиком и не занимала влиятельных постов.
Кроме того, Хэмпстедские курсы детской терапии предоставили ей возможность обучать фрейдианскому психоанализу в чистой форме, избегая при этом трений с представителями других направлений в психоанализе, которые, например, могли бы возникнуть в Лондонском учебном институте. Поэтому ее руководящую рабо ту в Хэмпстеде можно рассматривать как продолжение учебной деятельности в Вене.
С тех пор ежегодно на учебу принимались от четырех до восьми студентов. Хотя с течением времени обучение несколько изменилось, тем не менее основные принципы оставались теми же самыми: учебный анализ, аналитическая работа под контролем опытного аналитика, участие в обсуждении клинических случаев, а также теоретические и практические лекции и семинары.
Летом 1949 года в Лондоне Анна Фрейд приняла участие в важном совещании европейских и американских аналитиков. Проблема значительных расхождений между аналитиками двух континентов в вопросе об административных функциях
Международного психоаналитического объединения, возникшая на Парижском кон грессе 1938 года из-за позиции американцев (см. статью V. Май в т. II), не была разре шена из-за военных событий и с ними связанных последствий для международного психоанализа. Поэтому теперь возникла необходимость в соответствии с принятыми тогда решениями провести переговоры по вопросу о дальнейшем сотрудничестве и таким образом, о единстве движения. О том, что расхождения между европейцами и американцами удалось устранить, можно судить по словам Джонса, который охарактеризовал результаты этой встречи как в высшей степени удовлетворитель ные Участие Анны Фрейд в этих переговорах, с одной стороны, свидетельствовало о ее боль шом стремлении после смерти отца и эмиграции к единству аналитического движения, а с другой стороны — о том, что ее влияние осталось неизменным
В августе этого же года она выступает в Лондоне на Международном конгрессе по проблемам психического здоровья с докладом «Заметки об агрессии». Его можно рассматривать как расширенный вариант доклада, прочитанного в 1947 году перед Королевским медицинским обществом, в котором она уже освещала с психоанали тических позиций проблемы агрессии, но в этот раз, выступая перед аналитиками, она обсуждает их более обстоятельно и, скорее, в теоретическом аспекте.
Хотя на 16-м Международном конгрессе в Цюрихе Анна Фрейд ушла в отставку со своего поста генерального секретаря и ее сменила Грета Бибринг, она остается членом правления Международного психоаналитического объединения. С 1926 года она непрерывно вплоть до последних лет жизни занимала ответственные посты. Ни один человек в психоаналитическом движении не определял судьбу официаль ного психоанализа на протяжении столь долгого времени, как она. Этот факт явля ется, пожалуй, не только свидетельством ее особого стремления оказывать влия ние на движение, основанное ее отцом, и сохранить дух учения Фрейда, но и того особого признания, которое психоаналитики выражали Анне за ее научную работу и как дочери Зигмунда Фрейда.
В апреле 1950 года Анна Фрейд впервые в своей жизни отправляется в Америку. Это путешествие приобретает особое значение, если иметь в виду расхождения во взглядах, существовавшие между американцами и европейцами в вопросе о не врачебном анализе, и что Анна Фрейд должна была убежденно отстаивать свое мне ние, противоположное мнению американцев. Ее путешествие в Америку можно понимать как символический акт примирения, а оказанный ей дружелюбный при ем — как попытку американцев окончательно устранить расхождения.
Поездка Анны началась с посещения Нью-Йорка, где она прочитала перед та мошним психоаналитическим обществом большой чисто аналитический доклад о гомосексуализме под названием «Клинические заметки о лечении открытой гомо сексуальности». О необычайном интересе к этому докладу свидетельствует огром ный наплыв слушателей, сдержать который пытались тем, что каждый член общест ва получал входной билет, но все равно собралась огромная толпа.
За этим выступлением 20 апреля последовало участие в торжествах по случаю шестидесятилетия со дня основания Университета Кларка в Вустере, Массачусетс. Анна Фрейд была приглашена на университетский симпозиум по психологии разви тия как представитель психоанализа. Это приглашение также имеет особое значе ние, поскольку ее отец здесь же 40 лет назад по приглашению Стэнли Холла в связи с 20-летием существования университета впервые рассказывал американцам о пси хоанализе. Этот жест следует интерпретировать как желание американцев, пригла сив дочь Зигмунда Фрейда, воздать должное ей как личности и как продолжательни це дела отца.
23 и 24 апреля Фонд Остина Риггза организовал симпозиум по проблемам дет ского развития, на который специально была приглашена Анна Фрейд и который
возглавлялся президентом Американской психоаналитической ассоциации Найтом. Также и здесь наряду с делегированными американскими детскими аналитиками присутствовали бывшие коллеги Анны Фрейд.
В том же году Анна Фрейд становится почетным членом Американского психо аналитического объединения, что также является свидетельством уважения, с кото рым в Америке относились к Анне Фрейд и ее труду.
Следующую зарубежную поездку Анна Фрейд в 1950 году совершает во Фран цию, где принимает участие в Париже во встрече европейских психоаналитиков.
2 ноября 1951 года в девяностолетнем возрасте умерла мать Анны, Марта Фрейд.
Тем временем число студентов на Хэмпстедских курсах детской терапии зна чительно возросло. В результате возникла острая необходимость основать клини ку, в которой лечилось бы большее число детей и которую, таким образом, можно было бы использовать для обучения студентов. Это соответствовало уже практико вавшемуся в Вене обучению в форме тесной взаимосвязи учебного института с пси хоаналитической амбулаторией, которому предшествовало обучение только в ам булатории. В других центрах обучения психоанализу институт также был связан с клиникой. Наряду с терапевтическими целями и практическим обучением студен тов новая клиника должна была служить исследовательским центром, в котором изучались бы вопросы, возникавшие в процессе клинической работы, как это пыта лись сделать еще в Венской амбулатории.
Таким образом, в начале 1952 года открылась Хэмпстедская клиника и курсы детской терапии под руководством Анны Фрейд. Вместе с Дороти Барлингем, с ко торой она основала также Хэмпстедский детский дом, она возглавила этот проект. Оказание медицинской психиатрической помощи вначале взяла на себя Лизелотта Франкл, другими врачами являлись А. Боннард, Джозефина Штросс и Вилли Хоффер. По окончании Хэмпстедских курсов детской терапии в качестве сотрудников кли ники работают бывшие студенты. Кроме того, студенты последних курсов занима ются терапией и участвуют в исследовательских проектах. На сегодняшний день финансовую поддержку клинике оказывает 51 фонд как в Америке, так и в Англии. Это не только психоаналитически ориентированные учреждения, но и фонды, зани мающиеся проблемами детского развития в широком смысле, например «Амери канский благотворительный фонд Нью-Йорка».
Хэмпстедские курсы и клинику детской терапии следует рассматривать как дело всей жизни Анны Фрейд. Здесь она сумела донести до других свои психоаналитиче ские идеи и свое понимание психоанализа, использовать весь свой опыт и знания, накопленные ею, и вместе с тем создать внешние рамки для распространения собст венных идей. Лишившись из-за эмиграции в Англию возможностей для подобной работы, она все же сумела продолжить начатый ею путь.
Сегодня работа в клинике проводится по четырем основным направлениям.
Во-первых, существует собственно клиническое направление, которое возглав ляет Клиффорд Йорк. В число сотрудников входят двадцать шесть обученных психо анализу психотерапевтов, два социальных работника, два психолога и тридцать де вять психоаналитиков. Основной задачей является анализ детей, который проводят как обученные аналитики, так и студенты под контролем опытных аналитиков. Обычно анализ проходят 60—70 детей. Результаты этой работы обсуждаются на еже недельных конференциях.
Благодаря своему богатому клиническому материалу это клиническое направле ние создает вместе с тем основу для осуществления остальных проектов организа ции. В связи с этим все пациенты подразделяются на четыре большие категории. Первая включает в себя детей с типичными детскими неврозами и служит прежде всего обучению студентов, которые проводят с этими детьми свой первый анализ.
щ
Ко второй категории относятся дети с тяжелыми нарушениями, которые, однако, пока еще только начинают развиваться, а потому существует возможность воспре пятствовать их полному проявлению. Третью категорию составляют дети с тяжелы ми заболеваниями, которые направляются в Хэмпстед из других клиник для прове дения специального лечения. И наконец, четвертую группу составляют дети, участвующие в различных научных исследованиях.
Терапия проводится также и со взрослыми, то есть прежде всего с родителями детей, если это необходимо для успешного лечения ребенка. Благодаря этому стано вится возможным правильно понять роль родителей в возникновении патологиче ских явлений у их детей. С этой группой также проводятся специальные научные исследования.
Вторым главным направлением в клинике является превентивная и педагогиче ская работа. Для этого существует детский сад, возглавляемый М. Фридман, в кото рый принимают детей в возрасте от трех до пяти лет. В основном в него попадают дети из неблагополучных семей. Развитие этих детей обсуждается на регулярных конференциях. Тем самым с точки зрения терапевтического подхода эту группу мож но непосредственно сравнить с работой Анны Фрейд на Рудольфсплатц, где она так же основное внимание уделяла детям, развитие которых протекало в крайне небла гоприятных условиях.
В Хэмпстеде существует небольшая группа слепых детей, руководимая А. Кар-зон и Дороти Барлингем. Цель создания этой группы прежде всего заключается в том, чтобы ознакомить матерей с изменившимися потребностями такого ребенка и тем самым добиться того, чтобы развитие этих детей, страдающих тяжелым физи ческим недугом, вопреки всему протекало в нормальном русле. Вместе с тем эта груп па является объектом исследования, проводимого в рамках проекта, посвященного изучению слепых детей.
В одной из групп, возглавляемой детским врачом Жозефиной Штросс, объеди нены матери и их дети в возрасте до двух лет. Цель этой группы — помочь им в этот сложный период выстроить отношения между собой.
Третьим главным направлением в Хэмпстедской клинике являются различные исследовательские проекты. Во всех исследовательских группах Анна Фрейд высту пала в качестве консультанта и принимала участие в дискуссиях по возникавшим проблемам.
Как уже отмечалось выше, по сравнению с работой на Рудольфсплатц научные исследования Анны Фрейд проводились с новыми категориями больных и опира лись как на метод непосредственного наблюдения, так и на изучение групп. В ран ний период развития психоанализа изучению людей, страдавших одинаковым сим-птомокомплексом, препятствовало уже то, что отдельный аналитик занимался больными в бессистемной последовательности. Поэтому ранние открытия психо анализа скорее были случайны и возможны только потому, что техника терапии была идентична исследованию психических констелляций, а потому терапия позволяла получить и новые данные. Однако благодаря созданию психоаналитических клиник и амбулаторий в работе с больными произошли существенные изменения, посколь ку теперь появилась возможность оценивать и сопоставлять огромное число разных случаев. С этой целью Анна Фрейд провела в Хэмпстеде систематизацию психоана литических исследований. При этом особенно привлекательными оказались два пути. Во-первых, подобная работа включает в себя сопоставление клинического материа ла, полученного несколькими аналитиками, и, во-вторых, наблюдение за отдельны ми детьми, собранными в группах.
Последний момент имеет особое значение для психоаналитического исследования, поскольку таким образом восполняется ощутимый недостаток экспериментальных исследований в психоанализе. Их недостаток обусловлен тем, что аналитическая тех ника заключается в оживлении пережитых ситуаций, а потому понять психические реакции непосредственно в искусственно создаваемой экспериментальной ситуа ции не представляется возможным. В настоящее время этот недостаток устра нен в психоанализе — прежде всего благодаря Анне Фрейд — следующим образом: в группу объединяют детей, которые находились в аналогичной внешней ситуации или переживают ее в настоящее время. Благодаря их анализу появляется затем воз можность найти нечто общее во всех их реакциях.
К исследовательским группам, работающим на этой основе, в Хэмпстеде отно сятся прежде всего аналитики, изучающие «линии психического развития», о кото рых пойдет речь ниже, и аналитики, разрабатывающие Хэмпстедский индекс. Кро ме того, существует учебная группа, проверяющая диагностический метод и в случае необходимости предлагающая определенные изменения. Еще одна группа занима ется историческим развитием и приемлемостью психоаналитических концепций и представлений в настоящее время, другая — систематически занимается такими клиническими картинами болезни, как булимия, медикаментозная зависимость, и их предпосылками в детстве. Точно так же предметом исследовательских проек тов являются проблемы пубертатного возраста, пограничные состояния и одновре менный анализ ребенка и родителей.
Последним основным направлением в Хэмпстеде является взаимодействие с представителями других научных дисциплин, также занимающихся проблемами ребенка. Так, например, Анна Фрейд руководила группой детских врачей, в которой обсуждались повседневные проблемы практики.
Деятельность Хэмпстедских курсов и клиники детской терапии показывает, ка кой огромный шаг вперед сделал в Англии детский анализ под руководством Анны Фрейд. Примерное представление о масштабе проделанной работы можно получить из огромного количества публикаций сотрудников этой клиники за десять лет — почти 80 статей.
В 1955 году в знак признания в Америке работы Анны Фрейд она становится почетным членом Нью-Йоркского психоаналитического общества. Таких же почес тей она удостоилась в Нидерландском объединении психиатрии и неврологии.
В мае 1956 года состоялись торжества по случаю столетия со дня рождения Зиг мунда Фрейда Наряду с многочисленными прочими церемониями, на стене дома, где жила Анна Фрейд, по адресу МэрсфилдТарденз, 20, была установлена мемори альная доска.
По случаю 50-летия со дня основания Венского психоаналитического объедине ния Анна Фрейд отправила приветственное послание. В нем она еще раз подчерки вает, что внешние обстоятельства вынудили ее покинуть Вену и что она испытывала желание в качестве члена Венского общества также принять участие в этих празд нествах.
В ноябре 1958 года Анна Фрейд участвует в заседании Британского психоанали тического общества, где выступает с несколькими официальными докладами, в ко торых высказывает свое мнение по поводу работы Джона Боулби о страхе сепара ции. При этом ее мотивом было не столько представить публике собственную работу, сколько выступить в защиту своего труда. «Сегодня вечером я бы не попросила сло ва, если бы Джон Боулби снова не сослался на работу о сепарации, которая во время войны появилась в Хэмпстедском детском доме, руководимом Дороти Барлингем и мной. С одной стороны, он соглашается с нашими данными, но с другой стороны, не доверяет нашим интерпретациям. Я думаю, что две эти позиции создают не верное впечатление о нашей работе, которое я бы хотела скорректировать» (Writ ings, Vo. VII, 167). То, что Анна Фрейд попросила слова именно в этой ситуации, но не выступала на заседании Британского объединения со своими собственными сообщениями, пожалуй, характеризует ее положение в Англии. Хотя Анна Фрейд всегда решительно защищала от нападок свой труд, сама она, однако, не критикова ла на заседаниях позицию других аналитиков, что, без сомнения, могло бы усилить расхождения внутри общества. Она также не принимала участия в дискуссиях, о чем можно судить по публикациям в «Журнале», что говорит о ее сдержанности и характеризует ее как личность.
Об авторитете и влиянии Анны Фрейд в международном психоаналитическом движении свидетельствуют также выборы, состоявшиеся на Конгрессе 1959 года в Копенгагене. Когда в ходе тайного голосования — такая форма голосования применялась лишь в редких случаях — избирался вице-президент Международного психоаналитического объединения, Анна Фрейд набрала наибольшее число голосов (172) среди восьми кандидатов. В дальнейшем ее еще не раз утверждали в должно сти вице-президента, и это является несомненным доказательством ее авторитета, которым она пользовалась в Международном объединении.
На 22-м Международном конгрессе 1961 года в Эдинбурге Джозеф Сандлер сде лал доклад о Хэмпстедском индексе как методе психоаналитического исследования. Речь шла об инициированном Дороти Барлингэм исследовательском проекте, кото рый начался примерно восемь лет назад в Хэмпстедской клинике детской терапии. В основе проекта лежал сбор документации о каждом больном, проходившем ана лиз в клинике. С ростом числа пациентов, разумеется, возросло и количество соб ранного материала, в результате чего возникла необходимость систематизировать эти данные. Работа проводилась с двумя разными целями. Во-первых, полученный материал необходимо было привести в форму, в которой его проще было бы анали зировать. Поэтому аналитиков просили ответить на специальные вопросы, касав шиеся данного клинического материала.
Во-вторых, благодаря такой форме обобщения аналитического материала откры вались новые пути исследования, при этом прежде всего появлялась возможность сопоставления разных случаев.
Индексация материала проводилась по двум основным пунктам. Сначала соби ралась общая информация о пациенте, например об условиях, в которых развивался ребенок, о семейной истории или о болезнях ребенка. Затем в качестве одного из важнейших пунктов в индексе отражались данные, выявленные в процессе пси хоаналитической терапии. Этот аналитический материал классифицировался по та ким рубрикам, как объектные отношения, проявления влечений, Сверх-Я, защит ные механизмы или аналитическая техника. О целях создания индекса Анна Фрейд говорит следующим образом: «Этой трудоемкой работой мы хотим создать своего рода 'коллективную аналитическую память', то есть собрать аналитический матери ал, который вместо знания об отдельном человеке содержит множество фактов, ко торые должны собрать многие авторы и которые поэтому выходят за тесные рамки индивидуального опыта и тем самым предоставляют возможность глубокого иссле дования, сравнения случаев, дедукции и обобщения и, наконец, способствуют разви-484° ^°^ИИ НЯ основс клинической терапевтической работы» (Writings, Vo. VII,
Наряду с «линиями психического развития» этот индекс представляет собой одну из важнейших попыток Анны Фрейд разработать новые методы психоанали тического исследования. Этими разработками она стремилась создать психоанализ, способный конкурировать с другими науками, и они отражают ее собственное раз витие как ученого в послевоенные годы.
То, что Анна Фрейд, несмотря на свой семидесятилетний возраст, сохраняла науч ную и организаторскую гибкость, она доказала на Международном психоаналитическом конгрессе 1963 года в Стокгольме. Она выступала на нем за более активное привле чение молодых коллег к участию в научных дискуссиях. Она считала, что выступле ния молодых аналитиков позволят получить представление о новых научных инте ресах и тенденциях в психоанализе, которые затем можно обсудить с более опытными коллегами.
12 июня 1964 года Анне Фрейд, получившей уже до этого звание почетного док тора юриспруденции, присваивается звание почетного доктора наук Филадельфий ского колледжа Джефферсона. Роберт Вельдер, бывший сотрудник Анны Фрейд в Вене и к тому времени профессор психоанализа в тамошнем институте, произнес торжественную речь. В своей ответной речи Анна Фрейд рассказала о собственном обучении психоанализу, а также о трудностях, существовавших в то время, в сравне нии с современными методами.
3 декабря 1965 года Анна Фрейд отмечала свое семидесятилетие. По ее личной просьбе в этот день не проводилось никаких намеченных торжественных мероприя тий в ее честь. Но вскоре после этого ей были присвоены еще два звания почетного доктора, а именно почетного доктора права Шеффилдского университета и почет ного доктора наук Чикагского университета.
Однако главным событием 1965 года стала все же публикация ее новой книги «Норма и патология в детстве. Оценка развития». Три года спустя появился также немецкоязычный вариант этой книги. Эта книга является результатом более чем 15-летней работы в Хэмпстедской клинике детской терапии и представляет собой один из важнейших трудов Анны Фрейд. В ней дается информация о научном разви тии Анны Фрейд и в подробной форме изложены ее нынешние представления о психоанализе. В этой книге она опубликовала свои идеи о «линиях психического развития» и тем самым внесла важные новшества в свою психоаналитическую тео рию, благодаря которым появилась возможность рассматривать развитие челове ка в сравнении и с учетом определенных норм. Ее теория основана на идее о том, что благодаря изолированному рассмотрению отдельных фаз психического разви тия многие феномены, например судьба отдельных компонентов влечений, фор мирование инстанций Я и Сверх-Я, нарушение комплексного развития личности, можно свести к определенным фазам детства. Исследовательскими группами в Хэмп стедской клинике были изучены линии психического развития как нормальных де тей и взрослых, так и психотиков. В свою очередь благодаря этому методу появилась возможность проводить сравнительное исследование отдельных случаев, изучать пси хические процессы нормального детского развития и проще дифференцировать по граничные случаи и патологические.
В 1969 году в «Международном журнале психоанализа» среди участников Меж дународного конгресса в Риме имя Анны Фрейд не упоминается. Однако в нем сооб щается, что Анна Фрейд получила еще одно почетное звание доктора, на этот раз Иельского университета.
На этом конгрессе было решено, что следующий конгресс состоится в 1971 году в Вене. Это решение приобрело особое значение потому, что оно предполагало первую после эмиграции поездку Анны Фрейд на родину, где когда-то к власти пришли национал-социалисты. До сих пор она не отваживалась вступать ни на не мецкую, ни на австрийскую землю. Более того, ее антипатия к этим бывшим наци стским государствам была столь велика, что долгое время после войны она не писала и не разговаривала на немецком языке. Хотя позднее она отправила приветственное послание в связи со столь важным событием, как 50-летие Венского психоаналити ческого объединения и написала предисловие к новому изданию работы своего отца «Десять лет Берлинского психоаналитического института», приуроченному к его 50-летию, она все же не решалась посещать эти страны. Такое поведение, пожауй, являлось следствием ее личного опыта общения с национал-социалистами, когда она эмигрировала из Вены. Она не могла себе представить, что в то время люди могли приветствовать возгласами ликования такого человека, как Гитлер. Сознание этого закрепилось у Анны Фрейд так глубоко, что только в 1971 году она решила вернуться в страну, где не только началась ее собственная психоаналитическая рабо та но и с которой ее связывали все воспоминания о столь важном для нее человеке, как отец. Ее антипатия к немцам и особенно к Вене была общеизвестна. Об этом свидетельствует и тот факт, что прежде чем принять решение в Риме, вначале спро сили у Анны Фрейд, согласна ли она с тем, чтобы Вена была местом очередного кон гресса. О ее согласии с таким выбором было специально сообщено членам объедине ния, чтобы они могли его учесть в своих дискуссиях.
Эти события в Риме свидетельствовали не только об отношении Анны Фрейд к немецкоязычным странам, но и о том влиянии, которое она оказывала на психо аналитическое движение. То, что аналитики считались с ее пожеланиями при выбо ре места конгресса, показывает, что для членов объединения ее участие было важнее, чем независимые выборы. Если бы Анна Фрейд отвергла Вену, то наверняка конгресс состоялся бы в другом месте.
Таким образом, после 32-летнего отсутствия 25 июля 1971 года Анна Фрейд впервые вернулась в места своей прежней работы. Этот международный конгресс, на котором она сама с научным докладом не выступала, позволил ей снова увидеть свой бывший дом на Берггассе, 19. После реконструкции здесь был создан музей Зигмунда Фрейда, а на период конгресса была организована выставка фотографий, отображавших тогдашнюю жизнь в Вене. После посещения старой квартиры Анна Фрейд предложила реставрировать также другие комнаты и придать выставке по стоянный характер. Кроме того, она попросила психоаналитиков своей совместной работой содействовать тому, чтобы дом на Берггассе, 19, как и прежде, был домом для всех психоаналитиков.
Сама Анна Фрейд предоставила в распоряжение музея предметы обстановки приемной своего отца. Однако часть этих предметов по-прежнему находится в Лон доне.
Еще одним символическим актом примирения Анны Фрейд с родиной явилось присвоение ей 26 мая 1972 года медицинским факультетом Венского университета звания почетного доктора.
Таким образом, в возрасте 75 лет Анна Фрейд вернулась туда, где она начала свой путь аналитика. Однако неверно было бы думать, что эмиграция в 1938 году лишила ее творческого потенциала. Главный труд своей жизни, создание Хэмпстедских кур сов и клиники детской терапии, она осуществила в изгнании. Двадцатилетие этого учреждения отмечалось в июле 1972 года в Лондоне.
ТВОРЧЕСТВО АННЫ ФРЕЙД
Психоаналитические работы венского периода
В этой статье жизнь и творчество Анны Фрейд описываются раздельно, но это Делается только для простоты изложения. Разумеется, разделение подобного рода противоречит целостности личности Анны Фрейд. Жизнь и творчество этой женщи ны неразрывно были связаны с психоанализом, и одно постоянно вторгалось в дру гое. Если и считать такое разделение правомерным, то, скорее, по отношению к пе риоду до смерти Зигмунда Фрейда, когда ее жизнь в значительной мере проходи ла под знаком заботы об отце и с соответствующими проблемами. После Второй
мировой войны подобное разделение едва ли уже существовало, поскольку с момен та создания Хэмпстедских курсов и клиники детской терапии вся ее жизнь была сосредоточена на этой работе.
Если рассматривать научные труды Анны Фрейд с их дидактической стороны, то в первую очередь обращает на себя внимание их простота и ясность. Когда чи таешь ее работы, то, как правило, понять ее концепции очень легко. Это становит ся возможным не только благодаря ясному построению предложений, но и благо даря четкому структурированию ею своих мыслей. Эта способность понятно излагать самые сложные вещи объединяет ее с отцом и проявляется уже в ранних публикациях, но прежде всего во «Введении в технику детского анализа» (1927). Уже тогда Генрих Менг писал в «Журнале психоаналитической педагогики»: «Ра боты Анны Фрейд отличаются ясным языком, особой утонченностью формулиро вок и являются понятными для врачей, родителей и воспитателей» (I, 1927, 279). Фрейд также отмечал эти качества своей дочери: «Удивительно, насколько прони цательно, ясно и безошибочно она обращается с материалом...» (Freud/Andreas-Saome 1966, 222)
Такая понятность, достигаемая прежде всего благодаря простоте речи, присуща всем ее сочинениям. О ней похвально отзывался также и С. Л. Люстман (Lustman 1965).
Основными работами, отражающими психоаналитическую деятельность Анны Фрейд, являются книги «Введение в технику детского анализа» (1927), «Введение в психоанализ для педагогов» (1930), «Я и защитные механизмы» (1936), «Малень кие дети в военное время: год работы в детдоме» (1942), «Младенцы без семей: слу чай за и против детского дома» (1943) и «Норма и патология в детстве. Оценка раз вития» (1965а). В других публикациях Анны Фрейд в основном развиваются идеи, изложенные в этих книгах, и их следует расценивать как предварительные наброски или дальнейшую разработку этих мыслей. Кроме того, в работах Анны Фрейд рас сматриваются важные прикладные проблемы психоанализа. Эти сочинения разде ляются на работы, предназначенные для аналитиков и для неаналитиков, — в таком разделении она усматривала одну из задач своей деятельности.
В первую книгу Анны Фрейд вошли четыре доклада, посвященные технике дет ского анализа, которые были прочитаны в Венском учебном институте. Они были опубликованы в 1927 году в книге «Введение в технику детского анализа», к которой в 1929 году был добавлен прочитанный на Международном психоаналитическом конгрессе 1927 года доклад «О теории детского анализа». То, что первая книга Анны Фрейд была посвящена техническим вопросам, объясняется, наверное, с одной сто роны, тем, что вопросы детского анализа в то время вызывали особенно много спо ров, с другой стороны, тем, что в самом начале своей работы Анну Фрейд прежде всего интересовали проблемы метода и возможности его модификации в аспекте детской терапии.
Эта книга не только представляет собой ее первую теоретическую работу, осно ванную на опыте собственной, начавшейся несколько лет назад аналитической прак тики, но и отражает позицию венской школы детского анализа, противополож ную позиции берлинской и лондонской школы Мелани Кляйн. В связи с этим данная работа стала предметом бурной полемики между представителями обоих направле ний.
В своей книге «Введение в технику детского анализа» Анна Фрейд прежде всего обсуждает возможности изменения аналитической техники при работе с детьми. По ее мнению, необходимо разграничение между детским и взрослым анализом, поскольку взрослый анализ проводится с гораздо более зрелым и независимым су ществом, тогда как ребенок пока еще является незрелым и несамостоятельным:
«Само собой разумеется, при работе с таким измененным объектом метод не может оставаться прежним. Отдельные части его, которые в случае взрослого являются важ ными и значительными, в новой ситуации теряют свою важность, роли различных вспомогательных средств смещаются; то, что здесь было необходимым безвредным действием, там, пожалуй, становится сомнительной мерой» (A. Freud 1927,14).
Сначала автор рассматривает эти различия на вступительной стадии анализа. Если при анализе взрослых встреча аналитика и пациента характеризуется пони манием болезни и желанием выздороветь, «...то в ситуации ребенка у нас нет ниче го из того, что кажется обязательным при анализе взрослого: понимания болезни, добровольного решения и желания выздороветь» (там же, 16). Этот существенный, по ее мнению, недостаток она пытается компенсировать доаналитическим процес сом, устанавливая вначале связь между аналитиком и ребенком, достаточно сильную для того, чтобы выдержать последующий анализ. Для этого, согласно Анне Фрейд, нужно использовать все возможности (включая персону самого аналитика), кото рые делают анализ интересным для ребенка.
Различия между аналитическими вспомогательными средствами при анализе взрослых и детей относятся прежде всего к свободным ассоциациям и переносу. Если недостаточную способность ребенка сознательно вспоминать может отчасти заменить пусть даже тенденциозная информация родителей, а сновидения интер претируются как при анализе взрослых, то два других вспомогательных средства пре терпевают кардинальные изменения.
Вначале свободное ассоциирование у ребенка полностью отсутствует (хотя мо гут возникать спонтанные ассоциации), поскольку ребенок не готов сознательно исключать критику и сообщать обо всех возникающих мыслях.
С другой стороны, у ребенка не формируется невроз переноса, хотя феномены переноса могут присутствовать. Это происходит по двум причинам. Первая связана со структурой психики самого ребенка: «Ребенок, в отличие от взрослого, не готов, так сказать, издать новый тираж своих любовных отношений, поскольку старый ти раж пока еще не раскуплен. Его первоначальные объекты, родители, все еще реаль ны, а не присутствуют, как у взрослого невротика, в фантазии в виде объектов люб ви... У ребенка нет потребности смешивать его [аналитика] с родителями» (там же, 57). Вторая причина отсутствия переноса связана со вступительной стадией детско го анализа. После нее аналитик становится слишком четко очерченной фигурой, и это делает его плохим объектом для переноса.
Самое существенное, пожалуй, различие между детским анализом и анали зом взрослых Анна Фрейд усматривает в использовании появляющегося материала. Если при анализе взрослых проистекающие из бессознательного инстинктивные побуждения передаются в значительной степени сформированному Сверх-Я, то вследствие незрелости детского Сверх-Я и реального существования родителей это оказывается невозможным. Это означает, что материал передается не Сверх-Я, а инстанциям, формирующим Сверх-Я, то есть родителям, которые, изменив свои педагогические требования, становятся способными вылечить ребенка от невроза. Но такой путь Анне Фрейд не кажется доступным, поскольку, с одной стороны, в данном случае именно родители и вызывают невроз своими чрезмерными требо ваниями к ребенку, которые вынуждают его к чрезмерному вытеснению; с другой стороны, они должны способствовать выздоровлению, а это предполагает измене ние их прежних педагогических требований, что проявляется лишь в самых редких случаях. Выход из этого тупика заключается в том, что аналитик берет на себя функ ции родителей и, таким образом, на протяжении всего анализа выступает в качестве детского Я-идеала. Предпосылкой этого является то, что аналитик обладает соответст вующим авторитетом для ребенка и что ребенок принимает его в качестве Я-идеала.
В свою очередь подобной констелляции можно достичь лишь благодаря вступи тельной фазе анализа. Поскольку при этом аналитик оказывается в позиции вос питателя, он должен также обладать теоретическим и практическим знанием пе дагогики.
Наряду с изложением собственных представлений о детском анализе в своей книге Анна Фрейд полемизирует также с воззрениями Мелани Кляйн.
Основные расхождения касаются оценки роли свободных ассоциаций. Хотя Анна Фрейд считает незаменимым игровой метод Мелани Кляйн для знакомства с неразвитым в речевом отношении ребенком, она все же высказывает сомнения, можно ли считать этот подход полным эквивалентом метода свободных ассоциаций. Используя игровую технику, Мелани Кляйн «постоянно переводит действия, совер шаемые ребенком, в соответствующие мысли, то есть пытается обнаружить за каж дым игровым действием ребенка лежащее в его основе символическое значение» (там же, 50). Анна Фрейд критикует такой подход, полагая, что ребенок в своей игре не является свободным, поскольку, в отличие от взрослого, не имеет мотивации К анализу. Стало быть, действия детей не всегда обладают символическим значени ем, они могут являться повторением совершенных незадолго до этого и, следова тельно, пока еще сознательных действий и объясняться именно ими. Примеча тельно — и это свидетельствует об осторожности и сдержанности Анны Фрейд, — что она сама ставит под сомнение собственный контраргумент, допуская возмож ность того, что ребенок повторяет наиболее важные сцены и что в таком случае его игра является все же свободной, как и ассоциации взрослого, и таким образом он отдается своему подсознательному. «Как видно, вопрос, правомерно или нет го ворить об уподоблении детского игрового действия мыслям взрослого пациента, не так-то просто решить с помощью теоретических аргументов и контраргументов» (там же, 52).
Постулированный Мелани Кляйн невроз переноса у ребенка, аналогичный нев розу переноса у взрослого, Анна Фрейд по известным причинам отвергает.
После появления книги детские аналитики, работавшие под руководством Ме лани Кляйн в Лондоне, сразу же в самой резкой форме раскритиковали представле ния Анны Фрейд. С этой целью они провели в мае 1927 года симпозиум по детскому анализу (см. статью К. Дэйра в т. II).
Хотя Мелани Кляйн в 1932 году в своей книге «Психоанализ ребенка» подробно изложила свою позицию по методическим и теоретическим вопросам детского ана лиза, аргументы, высказанные в ходе лондонской дискуссии, кажутся мне все же более подходящими, чтобы продемонстрировать и теоретические расхождения обе их школ, и остроту полемики. Именно о ней говорил Фенихель в своем коммента рии в «Международном журнале психоанализа»: «До сих пор эти вопросы не только активно обсуждались, но оспаривались в аффективной форме — и, к сожалению, в данной дискуссии тоже не обошлось без аффектов» (14,1928, 546).
Прежде всего Мелани Кляйн и ее сторонники подвергли критике вступитель ную фазу анализа, введенную Анной Фрейд, аргументируя это тем, что если уж го ворить о различиях между взрослыми и детьми с точки зрения метода, то тогда нет логики в том, чтобы добиваться у ребенка такого же сознательного отношения к анализу, как у взрослого. Сознательное отношение ребенка к анализу совершенно не нужно, поскольку детское Я пока еще в значительной мере находится под вли янием бессознательного. Но и у взрослого желание излечиться есть не что иное, как выражение бессознательных ожиданий, связанных с выздоровлением. Эти же лания легко могут превратиться в сопротивление анализу. Не в последнюю очередь введение вступительной фазы детского анализа критиковалось за возникающие ис кажения переноса.
В связи с вопросом о том, является ли игровой метод эквивалентом свободных ассоциаций, Мелани Кляйн утверждает, что она не занимается «диким» толковани ем символов и что игра интерпретируется только тогда, когда одно и то же действие, связанное со страхом, чувством вины и т.д., проявляется в разнообразных играх. Поскольку последующая интерпретация дается затем непосредственно, появляется возможность при исключении Я также непосредственно проникнуть в бессознатель ное ребенка.
На вопрос, почему ребенок не может свободно ассоциировать, Мелани Кляйн отвечает, что он испытывает к этому страх. Но поскольку игра как выражение того, что вытеснено цензурой, воспринимается другими инстанциями как нечто менее предосудительное, формы ее встречаются значительно чаще и вместе с тем являются для аналитика более важными.
В вопросе о переносе и неврозе переноса Мелани Кляйн полностью отвергает представления Анны Фрейд. По ее мнению, невроз переноса при анализе детей Ан ной Фрейд не возникал лишь потому, что она ввела вступительную фазу, то есть от сутствие невроза переноса у пациентов Анны Фрейд объясняется неправильным методом, а не природой ребенка. Согласно Мелани Кляйн, детский невроз переноса совершенно не отличается от невроза переноса у взрослых.
Если Анна Фрейд при оценке аналитического материала после его осознания исходит из пока еще формирующегося Сверх-Я, то Мелани Кляйн говорит об обра зовании Сверх-Я уже на первом или втором году жизни и возникающем затем эдипо вом комплексе (см. статью Р. Ризенберг в этом томе, а также статью Й. Шторка в т. II). По этой причине Кляйн отвергает и педагогический подход к анализу, по скольку она точно так же может рассчитывать на детское Сверх-Я, как на Сверх-Я взрослого.
Обсуждая основные различия в детском анализе между двумя школами, пожа луй, следует остановиться на их причинах. Важным моментом, по-видимому, яви лось то, что Мелани Кляйн и Анна Фрейд начали работать в новой области детского анализа совершенно независимо друг от друга. Связь между школами в Вене и в Бер лине отсутствовала, и не было никого, кто мог бы выступить в качестве посредника между ними, хотя Ада Мюллер-Брауншвейг — ученица Термины Хуг-Хельмут — и переехала из Вены в Берлин.
Оба автора исходили из разных теоретических представлений, которые привели их к разработке отличающихся друг от друга техник, хотя в последующих дискусси ях обсуждалось только различие методов.
Основное отличие заключалось, однако, в том, что Анна Фрейд первое время при меняла анализ к детям латентного периода, тогда как Мелани Кляйн с самого начала проводила ранний анализ, который уже сам по себе из-за недостаточного речевого развития детей требовал иных технических методов. И наоборот, можно сказать, что представление Мелани Кляйн о психозоподобных фазах развития предполагало проведение анализа с детьми в возрасте двух-трех лет, тогда как Анна Фрейд считала речь обязательным условием аналитической работы.
Со временем воззрения Анны Фрейд претерпевали различные изменения, кото рые можно проследить в ее последующих публикациях.
В изданной в 1945 году книге «Показания к детскому анализу» она прежде всего изменяет свой взгляд на интерпретацию детских снов. Если в своей ранней работе она говорила о том, что толкование сновидений в детском анализе не отличается от толкования сновидений при анализе взрослых, а недостаток свободных ассоциа ции не считала препятствием для подобных интерпретаций, то в данном исследова нии Анна Фрейд отмечает, что хотя дети и видят сны в период анализа, однако из-за Недостатка свободных ассоциаций, который, опровергая свое мнение, высказанное в работе «Техника детского анализа», она считает теперь постоянным, интерпрета ция крайне затрудняется. Эту же мысль она проводит и в книге «Норма и патология в детстве».
И все же в ее трудах, посвященных дальнейшему развитию метода, на перед нем плане стоит решение проблемы свободных ассоциаций. Анна Фрейд видит историю детского анализа в бесконечной череде попыток восполнить этот пробел другими техническими приемами, и ей самой пришлось предпринимать такие попытки. В работе 1945 года она критикует игровой метод Мелани Кляйн с са мых разных позиций. Символическая интерпретация детской игры называется здесь ригидной, не учитывающей личность ребенка и стереотипной. Проник новение с помощью этого метода в более глубокие слои бессознательного проис ходит, по ее мнению, в обход сопротивлений Я и форм защиты, которые остаются непроанализированными. Позднее, в работе 1965 года Анна Фрейд также указы вает на недостатки символической интерпретации в игровом методе. Она подчер кивает его ненадежность и произвольность и считает, что он не способен воспол нить недостаток свободных ассоциаций.
В 1945 году Анна Фрейд вводит собственное техническое новшество. Она пыта ется теперь «интерпретировать сновидения, грезы, фантазии, рисунки, чувства к ана литику и родителям, — короче говоря, все то, что может вызывать вытеснение, смещение и прочие защитные механизмы, и выявлять скрывающиеся за ними бес сознательные содержания» (Writings, Vo. IV, 89). Однако она подчеркивает, что этот новый метод можно применять лишь с детьми, которые уже обладают речью.
Этот новый метод анализа защит стал возможным, с одной стороны, благодаря теоретической работе «Я и защитные механизмы» самой Анны Фрейд, с другой стороны — благодаря техническому новшеству, предложенному Бертой Борнш-тайн в 1945 году, из-за которого вступительная фаза в детском анализе, по существу, стала ненужной. В обеих работах говорится о значении защищающегося Я и значе нии этой функции для аналитической работы; тем самым был найден эквивалент недостаточных свободных ассоциаций.
В результате этих изменений в новом свете предстает также и перенос. Если в 1927 году постоянные феномены переноса и неврозы переноса у детей полностью отвергались, то в 1945 году вопрос ставится лишь о том, является ли перенос в дет ском анализе таким же, как при анализе взрослых, и может ли аналитик фокусиро ваться на неврозе переноса. В 1965 году Анна Фрейд пишет: «То, что у детей разви ваются отдельные реакции, характерные для переноса, но полный невроз переноса не возникает, является представлением, которое после отказа от вступительной фазы и замены ее анализом защит уже не может считаться верным. Но это не означает, что, основываясь на своем нынешнем опыте, я убеждена в тождественности детско го невроза переноса и невроза переноса у взрослых» (A. Freud 1965а, нем. изд., 43). Обосновывая свои сомнения, Анна Фрейд указывает, что отсутствие свободных ассо циаций искажает картину переноса и что при отыгрывании, которое чаще всего можно наблюдать при детском анализе, переносятся в основном агрессивные им пульсы, тогда как либидинозные реакции остаются на заднем плане.
Если говорить о показаниях к детскому анализу, то с течением времени Анна Фрейд в принципе не отошла от своих первоначальных воззрений. Для венской шко лы детского анализа лишь детский невроз является показанием к анализу. В 1945 году Анна Фрейд рассматривает эту проблему с разных сторон. Говоря о показаниях в случае детских неврозов, в качестве основного критерия она называет нарушение психического развития: «Ребенок нуждается в настоятельном лечении не потому, что он неспособен справляться с теми или иными задачами, а прежде всего из-за любого вызванного неврозом застревания на той или иной догенитальной фазе, чрез мерной фиксации на инфантильных способах удовлетворения, неспособности пси хически развиваться, достичь зрелости и стать взрослым. Я считаю, что мы на верном пути, когда рассматриваем тяжесть детского невроза не с точки зрения симптомато логии, недуга или иных нарушений в жизни, а исключительно с точки зрения нару шенной или ненарушенной способности развиваться» (Writings, Vo. IV, 17-18). Следовательно, при оценке детского невроза исключаются критерии, относящиеся ко взрослым, например, возникающие в результате невроза недуги и функциональ ные нарушения.
Отталкиваясь от этих представлений, Анна Фрейд в дальнейшем развивает идею об отдельных линиях психического развития, исследование которых позволяет точ но оценить нарушения, лежащие в основе невроза. В своей книге 1965 года она еще раз подчеркивает, что только детский невроз можно считать показанием к анализу. Анализ детей, где ставится цель оказать помощь в воспитании и развитии, подобный тому, который проводила, например, Мелани Кляйн, ставится Анной Фрейд под со мнение, поскольку в таком случае выполняется задача, которую обычно приписыва ют Я ребенка и внешнему миру. Нельзя также и любое отклонение в психическом развитии ребенка считать показанием, поскольку ребенок и сам стремится к тому, чтобы развиваться, а потому такие нарушения могут исчезать спонтанно. Сложная задача при постановке диагноза заключается в том, чтобы распознавать подобные случаи и отличать их от нарушений развития, вызванных детским неврозом, где дей ствительно нужен анализ.
В 1930 году появляется книга Анны Фрейд «Введение в психоанализ для педа гогов», в которую вошли четыре ее доклада, прочитанные в 1928 году перед воспи тателями детских садов Вены. В 1929 году главный раздел этой книги — глава «От ношения между психоанализом и педагогикой» — был опубликован в «Журнале психоаналитической педагогики».
Содержащиеся в этой книге статьи представляют собой попытку вооружить ос новными психоаналитическими знаниями неаналитиков, которые могли бы их ис пользовать в своей педагогической деятельности. «...Таким образом, я надеюсь, у вас создалось впечатление, что новая наука при более близком знакомстве с нею должна помочь вам в вашей сложной работе» (A. Freud 1930, нем. изд., 1971,11).
Примечательна деликатность, с которой Анна Фрейд в этой книге знакомит пе дагогов с материей психоанализа. Автор не только пытается дать читателям пред ставление о теоретических понятиях психоанализа, но и в дидактической форме с позиции аналитика рассказывает о своих ежедневных наблюдениях в детских садах.
В последней главе Анна Фрейд определяет значение психоанализа для педагоги ки. С одной стороны, она говорит о необходимом ограничении воспитательных мер Аля формирования толерантного Сверх-Я, с другой стороны, она рассматривает опас ности, которыми чреваты слишком слабые воспитательные запреты для формирова ния социального поведения индивида, доказывая это примерами, приведенны ми в работе Айххорна (Aichhorn 1925), посвященной беспризорным подросткам. Она указывает на средний путь между слишком свободным и слишком строгим вос питанием, представляющий собой компромисс между удовлетворением и ограни чением влечений. Только благодаря этой форме психоаналитической педагогики можно воспитать свободного, самодостаточного человека.
О необходимости психоаналитического образования воспитателей, и особенно сурдопедагогов, Анна Фрейд говорит также в своей статье 1932 года «Воспитатель и невроз». Поскольку к тому времени общее аналитическое образование уже было неразрывно связано с детским анализом, она подчеркивает важную роль сурдопеда гогов и воспитателей и одновременно выступает в защиту неврачебного анализа.
В статье «Воспитание маленького ребенка с психоаналитической точки зрения» (1934) Анна Фрейд также видит задачи психоаналитической педагогики в нахожде нии среднего пути между запретами и разрешениями. Этот путь особенно важен на ранних стадиях детского развития, поскольку по мере взросления и особенно в латентный период ребенок испытывает не столь сильное напряжение, обусловлен ное конфликтами, и более доступен воспитанию. Из этого автор делает вывод, что задачи воспитателей детских садов являются гораздо более важными, чем зада чи, стоящие перед воспитателями детей старшего возраста
Надежды, которые Анна Фрейд вначале возлагала на психоаналитическую педа гогику, в дальнейшем большей частью не оправдались. Тогдашний оптимизм в этих вопросах проистекал, пожалуй, из чрезмерного акцента на внешних факторах раз вития и позднее потух, когда стала известна сила неизбежных внутренних конфлик тов индивида. Сама Анна Фрейд писала об этом в книге «Я и защитные механизмы». В 1954 году в своей статье «Психоанализ и воспитание» она подробно рассматрива ет оба аспекта психоаналитического воспитания. В 1965 году Анна Фрейд обобщает приобретенные ею знания, относящиеся к данной проблеме: «Таким образом, пси хоаналитическая педагогика в общем сохраняет ту цель, которую она поставила в самом начале. Воспитывающиеся в новых условиях дети, возможно, в каком-то смысле являются другими по сравнению с детьми прежних поколений. Но они не избавлены от тревог и конфликтов и поэтому не меньше их подвержены невро тическим и другим психическим расстройствам. Причина неудачи заключается здесь не в осечке воспитательных средств, а в наших неправомерных ожиданиях... Психо аналитический опыт показывает, что неврозы — это цена, которую платит человече ство за культурное развитие. Оно, Я и Сверх-Я как психические инстанции имеют свое собственное происхождение, свой собственный смысл, свои собственные наме рения и свои собственные методы действия. То, что они находятся в противоречии друг с другом, столь же естественно и столь же неизбежно, как и последствия, кото рые осознаются индивидом в форме внутренних конфликтов. Свобода от конфлик тов и целостность личности являются, следовательно, недостижимыми идеалами для культурных людей» (A. Freud 1965а, нем. изд., 17—18).
Тем не менее Анна Фрейд всегда стремилась обратить приобретенные в психо анализе знания в практические рекомендации для педагогов и всех людей, которые имеют дело с детьми.
Исходным пунктом трудов Анны Фрейд, посвященных защитным механизмам, являлись сложившиеся благодаря всей ее предыдущей работе представления о дет ском анализе.
Ее книга «Я и защитные механизмы» вышла в свет в 1936 году в Международ ном психоаналитическом издательстве. В этой важной работе четко и обстоятельно описывается роль защиты и ее психоаналитическая проработка, что значительно углубляет понимание способа функционирования психического аппарата (см, соот ветствующую статью А. Холдера в т. I). Здесь Анна Фрейд не ставила цель как можно более подробно изложить и описать все защитные механизмы; в ней она на кон кретных примерах описывает многообразие и сложность понятия защиты. Подоб ную форму представления аналитических знаний следует расценивать как дидакти ческую. Если другой автор, столь же детально анализируя защитные механизмы, возможно, сделал бы особый акцент на подробной классификации различных форм защиты и хронологическом порядке их появления, то Анна Фрейд, описывая про блемы отдельных пациентов, демонстрирует границы тогдашнего знания и указыва ет на необходимость дальнейших исследований. Ясность проблемы, достигнутая бла годаря такой сдержанности, по достоинству оценена во всех комментариях к этой книге (см. также статью В. Шмидбауэра в т. II).
Если обратиться к идеям, касающимся защиты и переработки сексуальных фан тазий, высказанным Анной Фрейд в первой научной работе, то можно предполо жить, что проблемы защиты интересовали ее еще в 1922 году, когда она писала свою статью «Фантазии об избиении и дневные грезы».
Другие основные идеи, содержащиеся в этой книге, можно обнаружить в не опубликованных докладах, с которыми она выступала на конгрессах. На Оксфорд ском конгрессе 1929 года Анна Фрейд прочитала доклад под названием «Эквива лент страха животных у детей». Основные высказанные здесь представления можно найти в 4-й главе ее книги. Работа «Невротические механизмы под влиянием воспи тания», прочитанная на конгрессе в Висбадене, находит свое отражение в разделе «Примеры избегания реального неудовольствия и реальной опасности». Третий доклад, озаглавленный «О проблеме пубертата», был прочитан в 1934 году в Люцер не; в нем проводятся параллели между констелляциями влечений в раннем детстве и в пубертате. Теперь эти представления излагаются в разделе «Защита из страха перед силой влечения».
Мы обнаруживаем здесь теоретическую основу для критики Мелани Кляйн, которая в детском анализе выдвигает на передний план игровой метод и символи ческое толкование. Вследствие недостатков, присущих символической интерпре тации, не учитываются неизвестные компоненты Я, из-за чего картина получается искаженной. Только анализ бессознательной защитной деятельности Я позволяет понять судьбу влечений-желаний и фантазий. Таким образом, путь к Оно через проработку защит является для Анны Фрейд альтернативой непосредственному проникновению в Оно с помощью символической интерпретации, за которое ра товала Мелани Кляйн.
Что касается детского анализа, то здесь важную роль играет введенное Анной Фрейд понятие защиты от аффектов. Под этим она понимает, что Я отвергает не только требования влечений, но и сопутствующие аффекты, такие, как любовь, тоска, ревность, ненависть, гнев или ярость. В чем бы ни проявлялись эти трансфор мированные аффекты, данный процесс следует приписывать деятельности Я. Изуче ние трансформаций аффекта позволяет проводить анализ ребенка со стороны его Я и получить верное представление о его личности. Благодаря такому процессу ей уда лось обойти стороной опасность, возникавшую из-за односторонности кляйниан-ского символического толкования, когда в результате детского анализа можно было получить богатую информацию об Оно, тогда как знания о детском Я оставались скудными.
В качестве примеров типичных защитных механизмов приводятся «идентифи кация с агрессором» и «особая форма альтруизма». Оба термина стали классически ми понятиями в психоанализе. Первое понятие получило широкое распростране ние, о втором, как ни странно, часто забывают.
В последней главе Анна Фрейд описывает «защиту из страха перед силой влече ния» на примере пубертатного возраста. Анна Фрейд использует понятия пубертат ного аскетизма и интеллектуализации, чтобы объяснить меры, предпринимаемые Для борьбы с возрастающей силой влечений.
Непостоянство объектных связей в пубертате также можно объяснить возвра том к способам поведения самого раннего детства. «Вместо вытесненной привязан ности к детским объектам возникают многочисленные новые связи, отчасти с ровес никами, и тогда они принимают форму пылкой дружбы или влюбленности, отчасти с выступающими в качестве лидеров детьми старшего возраста, которые, несомнен но, представляют собой замену оставленных родительских объектов. Эти отноше ния любви являются бурными, но недолгими... Эти бурные и не очень стойкие лю бовные отношения в пубертатном возрасте отнюдь не являются объектными отношениями взрослых. Они являются идентификациями самого примитивного рода, с которыми мы можем, например, познакомиться на первых этапах развития маленького ребенка еще до возникновения какой-либо объектной любви» (A. Freud 1936, 131 — 132). В дальнейшем Анна Фрейд еще не раз возвращалась к проблемам пубертатного возраста.
Научная работа в эмиграции
В 1942 году в книге под названием «Маленькие дети в военное время: год работы в детдоме» Анна Фрейд вместе с Дороти Барлингем опубликовала отчет о первых результатах работы возглавляемого ими Хэмпстедского детского дома. В этой книге они попытались осветить с позиций психоаналитической теории факты, получен ные в ходе практического исследования детского поведения в экстремальных ситуа циях, и сделать выводы о том, как следует обращаться с детьми во время военных событий: «Мы спрашиваем себя, какую роль эти переживания военного времени играют в психическом развитии отдельного ребенка, насколько ребенка затрагива ют эти процессы, насколько эмоционально он на них реагирует, насколько тревож ным он становится и какими психическими механизмами он располагает, которые в нормальных и аномальных формах проявления помогают ему справиться со своей судьбой» (A. Freud 1971, нем. изд., 17). Если иметь в виду теоретическую позицию, то эта работа относилась к исследованиям, которые Анна Фрейд называет непосред ственными наблюдениями за детьми, и которые, таким образом, следует рассматри вать как продолжение работы в детском саду Монтессори в Вене, где она также име ла возможность наблюдать детей, которым угрожала опасность.
Если проблемы, обсуждавшиеся в работе о «детях войны», относились прежде всего к детской реакции на события военного времени, в частности на эвакуацию, то в опубликованной в 1943 году статье «Дети без родителей: случай за и против детского дома» работа в Хэмпстедском детском доме рассматривается в аспекте дет ского развития в условиях лечебницы. Эти основанные главным образом на казуи стических исследованиях сообщения о детском развитии также тесно связаны с лек циями Анны Фрейд, прочитанными в 1950 году в Стокбридже (штат Массачусетс), где в докладе на тему «Наблюдения за детским развитием» она обсуждала принци пиальные теоретические проблемы и полученные ею данные.
Чтобы избежать опасностей, сопряженных с отсутствием материнской при вязанности, в Хэмпстедском детском доме дети разбивались на группы, состояв шие из четырех-пяти человек, за которыми присматривала единственная воспита тельница, заботившаяся об удовлетворении всех потребностей вверенных ей детей. В результате у детей исчезали вышеописанные групповые реакции и развивались эмоциональные реакции, напоминающие те, что возникают в семье. Отношения с воспитательницей существенно способствовали развитию детской психики, хотя, разумеется, эта привязанность приводила также к определенным проблемам и слож ностям. «Однако нормальное развитие ребенка основывается не на избегании ирра циональных эмоциональных переживаний, а на трудной и порой неприятной пере работке и преодолении неразрывно связанных с жизнью позитивных и негативных чувств» (A. Freud 1937, нем. изд., 105).
Переживание разлуки с воспитательницей приобретало в таких семьях то же значение, как и разлучение с реальной матерью, что, однако, не умаляет важности подобной привязанности для нормального эмоционального развития ребенка.
В удовлетворении потребностей находящегося в детдоме ребенка (это отмеча лось еще в работе о «детях войны») особую роль играет аутоэротическое поведение.
Если у «детей войны» признаки регрессии возникали вследствие потери матери и они указывали на возврат к ранней стадии развития, то здесь они являлись следстви ем того, что воспитательница, выступавшая в роли матери, не предоставляла достаточ но возможностей для удовлетворения потребностей. При этом особую роль играют сосание, ритмическое раскачивание, удары по голове и мастурбация. В своем докладе 1950 года Анна Фрейд добавляет также, что именно удары по голове следует считать агрессивным эквивалентом аутоэротики и вместе с тем репрезентантом чисто деструктивного влечения. То, что эта форма поведения встречается в детских домах чаще обычного, объясняется тем, что вследствие недостаточного слияния деструктивного и либидинозного стремлений у этих детей деструктивные влечения выражаются проще. Интересно также, что хотя вышеназванные формы аутоэротики при непосредственном наблюдении встречаются столь же часто, как мастурбация в качестве проявления эдипова комплекса и фантазий о кастрации, при анализе взрослых пациентов основную роль играют лишь последние формы. Этот феномен объясняется тем, что фаллическая мастурбация как наиболее поздняя форма аутоэротики включает в себя эмоциональную ценность всех других ее проявлений.
Желание показать себя и хвастливость играют в жизни детдомовского ребенка примерно такую же роль, как в жизни ребенка, воспитывающегося в обычной се мье. Но если у последнего две эти тенденции находят благожелательную «публику» в лице матери и отвергаются только на более поздних стадиях, что в дальнейшем может вести к развитию застенчивости и робости, то детдомовский ребенок из-за отсутствия объектных отношений должен найти им замену. В первую очередь такой заменой является эксгибиционизм как в отношениях с другими детьми, так и с вос питательницей, выполняющей роль матери.
Инфантильное желание подглядывать и любопытство в условиях детского дома претерпевают кардинальные изменения. Если в обычной семье желание подглядывать выражается также в запретных формах, а свое сексуальное любопытство ребенок мо жет удовлетворить, наблюдая за родителями, то из-за однообразия жизни в детдоме эти возможности существенно ограничены. Условия в детдоме для удовлетворения сек суального любопытства являются неестественными хотя бы уже потому, что у ребенка много возможностей совершать в раннем возрасте открытия, касающиеся своих свер стников, но, с другой стороны, у него нет никакого опыта наблюдений за интимной жизнью взрослых. Этот дефицит компенсируется смещением любопытства и любо знательности на процессы жизни в детдоме. В дополнение к этим данным Анна Фрейд в 1950 году сообщает еще о нескольких наблюдениях, которые противоречат преж ним аналитическим представлениям. Так, например, зависть девочки к пенису, кото рую во всех психоаналитических концепциях относят к фаллической фазе, можно наблюдать уже в возрасте 18—22 месяцев. Точно так же некоторые формы стыда и отвращения появлялись еще до того, как ребенка начинали приучать к опрятности или ограничивали его инфантильный эксгибиционизм.
Самым удивительным оказалось то, что дети играли в игры, которые психоана литически можно было интерпретировать как напоминающие половой акт, хотя они никогда не имели возможности наблюдать подобные действия. «...Игры подобного рода, по-видимому, являются выражением врожденного, заранее сформированного, инстинктивного поведения; это предположение, если оно подтвердится, может по ставить под сомнение некоторые аналитические реконструкции, касающиеся на блюдения первичной сцены» (Writings, Vo. IV, 160).
Для ребенка роль отца состоит прежде всего в репрезентации им сексуальной силы и агрессивного проявления власти, при этом его влияние означает для ребен ка и ограничение, и запрет удовлетворения, в результате чего он становится глав ным воспитателем. При эдиповом комплексе отец становится и любимым другом, и ненавистным конкурентом, вокруг которого центрируются страхи, присущие ком плексу кастрации. Отношения ребенка с отцом устанавливаются позже, чем отно шения с матерью, но они являются обязательным компонентом и важным факто ром жизни влечений.
В детском доме мать в какой-то степени заменяли воспитательницы, однако за мены отца не было вовсе. Если значение отца в воспитании, особенно в воспитании старших детей, очевидно, то можно догадываться, какими последствиями для ре бенка чревато его отсутствие. Насколько важен для ребенка отец, проявляется так же в том, как ребенок относится к его смерти. Смерть отца, как правило, отрицается фантазией о возрождении, а роль живого отца в воспоминании детей переоценива ется и искажается. На примере фантазии об отце у потерявшего родителей мальчи ка Анна Фрейд описывает значение для развития влечений у детей воображаемого отцовского образа (см. также статью И. Шторка в т. II).
Все эти сообщения указывают на то, что дети, очевидно, имеют врожденную склонность воплощать представления об отце, а также, что у детей, не имеющих отца, в фаллической фазе развиваются формы мужского поведения, которые в психоана лизе понимаются как результат подражания и идентификации с отцом (об этом ав тор писала также и в 1950 году). Отмечая, насколько быстро приемные дети перени мают поведение, присущее детям из обычных семей, не будучи обученными ему прежде, Анна Фрейд критикует классическое психоаналитическое представление, согласно которому эти способы поведения приобретаются в результате установле ния объектных отношений.
Подражание образцам поведения у детей из детского дома происходит точно так же, как у детей из обычных семей, разве что лица, которым подражают дети, отличаются от родителей из обычной семьи, а поэтому отличается также и соответ ствующее детское поведение.
Возвращение в свою семью всегда вызывало у детей живой отклик, затем то, что происходило в семье, воспроизводилось в детдоме. В эти рассказы эмоционально включались также дети, не имеющие семьи, и у них развивались аналогичные спосо бы поведения, хотя подобных событий с ними никогда не происходило. Этот факт Анна Фрейд рассматривает также как признак врожденной способности детей реа-лизовывать представления о семье, если они в них активизируются.
В условиях детского дома развитие Сверх-Я, то есть интернализация велений и запретов воспитателя, происходит удовлетворительным образом только тогда, ко гда у ребенка возникает сильная связь со взрослым человеком из его окружения. В таком случае качество Сверх-Я можно улучшить благодаря усилению эмоциональ ной связи с этим человеком, и наоборот, отсутствие объектных отношений в детдо ме не обеспечивает в полной мере подобной интернализации, что может стать при чиной неудачи воспитания и грубых дефектов в формировании характера. Поэтому неожиданными социальными тенденциями в детских домах часто являлись установ ки Я, возникавшие под давлением воспитания, которые легко можно было изме нить, а потому их никоим образом нельзя рассматривать в качестве эквивалентов нормального развития Сверх-Я.
В своем докладе в Стокбридже Анна Фрейд приводит дополнительные теорети ческие доказательства того, что при непосредственном наблюдении за детьми в дет ском доме хотя и обнаруживаются соответствующие развитию и сменяющие друг друга оральная, анальная и фаллическая фазы, однако, в отличие от аналитически реконструированных случаев, они четко не разделяются и часто перекрываются, осо бенно оральная и анальная фазы. Также и переход от первичного процесса к вторич ному, или от принципа удовольствия к принципу реальности, при непосредствен ном наблюдении четко не обозначен.
То, что наблюдаемая в детских домах психическая регрессия вследствие тяжелой утраты объекта лишь в редких случаях вызывает невротическое развитие, которое следовало бы ожидать от подобного защитного процесса, Анна Фрейд объясняет тем, что в данном случае у детей происходит тотальная регрессия, затрагивающая Я и Сверх-Я. В результате конфликтная ситуация, необходимая для невротического раз вития, не может возникнуть, а потому психическое нарушение не является стойким.
Последняя статья, посвященная проведенным наблюдениям за детьми, появи лась в 1951 году под названием «Эксперимент в воспитательной группе». Она была написана в соавторстве с Софией Данн. В ней сообщается о шести вышеупомянутых детях в возрасте трех лет, которые росли в концентрационном лагере и не имели каких-либо отношений с родителями. Помимо уникальности описываемых случаев, эта статья интересна прежде всего психоаналитической интерпретацией форм поведения, а также тем, что ее результаты совпадают с результатами, полученны ми в Хэмпстедском детском доме. Сделанные в ней выводы свидетельствуют о том, что психоанализ способен интерпретировать материал, полученный при непо средственном наблюдении за детьми, как в рамках теории нормального развития, так и с позиции теории тяжелых задержек развития. К тому же наблюдение за пове дением этой группы детей позволило подтвердить правильность психоаналитиче ской теории и, таким образом, послужило научным целям.
По прибытии в «Балдогз Бэнк» дети были либо совершенно равнодушны, либо агрессивны по отношению к окружающим людям. Причина этого заключалась в том, что в своих реакциях они ориентировались только на свою группу: они заботились только о члене своей группы, а отдельный ребенок делал только то, что делала группа. Первое время у них полностью отсутствовали такие качества, как зависть, ревность и чувство соперничества, которые обычно появляются в семье или в общении со свер стниками. Изредка возникавшая агрессия по отношению к членам группы проявля лась вербально в форме ругательств. И только несколько месяцев спустя, когда край няя ориентация на свою группу постепенно сменилась отношениями со взрослыми людьми, добавились соответствующие их возрасту агрессивные импульсы, причем только один ребенок проявлял импульсы настоящей зависти и ревности. Приме чательно то, что он был единственным, у кого раньше существовала сильнейшая привязанность к человеку, заменявшему мать; у всех остальных детей подобной эрзац-матери никогда не было.
Из-за тяжелых лишений, перенесенных ими в оральной фазе, у всех этих детей существовали тенденции к орально-эротическому удовлетворению, при этом глав ную роль играло сосание пальца. Эти дети не привыкли помногу есть, что объясняет ся недостаточным питанием в концентрационных лагерях, когда они находились на оральной стадии развития. Вследствие этого в течение месяца они не могли отвы кнуть от своей привычки есть только манную кашу, а любую другую пищу отвергали. Игровое поведение этих детей также было серьезно нарушено.
Образование группы и контакты шести детей между собой являлись выражени ем настоящих либидинозных отношений, возникших из-за недостатка отношений со взрослыми. Таким образом, эта форма привязанности представляет собой усиле ние групповых реакций, формировавшихся у детдомовских детей в условиях частич ного дефицита матери, до группового поведения, обусловленного полной потерей матери, и представляет собой полную замену матери. Несмотря на такое развитие, эти дети не имели дефектов, не проявляли признаков делинквентного или психоти ческого поведения. По всей видимости, существуют замещающие механизмы, кото рые, по меньшей мере частично, могут препятствовать возникновению тяжелых стойких дефектов психического развития при дефиците наиболее ранних отноше ний с матерью.
Проблемы нарушения приема пищи в детском возрасте, которые Анна Фрейд обсуждала еще в 1943 году в своей работе о детдомовских детях, она снова рассмат ривает в адресованной аналитикам статье 1946 года «Психоаналитическое исследо вание нарушения приема пищи у детей» и в непсихоаналитической статье 1947 года «Формирование навыков приема пищи». В 1965 году она также обсуждает эту тему в своей книге.
Считается, что первое удовлетворение в своей жизни ребенок получает от еды. Поэтому утоление голода становится первичным переживанием удовольствия, а в процессе кормления развивается первичная нарциссическая любовь ребенка. Этот либидинозный катексис акта кормления ведет затем к катексису самой еды и, наконец, к катексису человека, который этой едой обеспечивает, то есть в боль шинстве случаев к катексису матери. Это первая объектная любовь, причиной которой является материальное удовлетворение, сменяется затем представлением о еде и превращается в эгоистическую, связанную с аффектом любовь маленького ребенка. Отсюда на фаллической стадии путь ведет в направлении к альтруисти ческой любви, в которой сам объект становится более важным, чем достижение удов летворения. Вследствие сложных временных изменений значения пищи могут возникать разнообразные нарушения.
В самых ранних фазах развития неадекватное поведение матери (недостаточное или чрезмерное количество предлагаемой пищи, неудачно выбранное время корм ления и некомфортные внешние условия) может стать исходным пунктом разных расстройств. Поскольку на ранних стадиях детского развития ребенок всегда бес сознательно идентифицирует еду с матерью, конфликты между матерью и ребенком часто переносятся на привычки, связанные с приемом пищи, причем нарушение исчезает в тот момент, когда мать перестает кормить. В таких ситуациях мать может усилить нарушения, если своим поведением воссоздает прежнюю идентификацию между собой и едой.
Если защита Я подавляет оральное удовлетворение от процесса еды, то ребенок перестает испытывать удовольствие от еды, и у него также развивается соответ ствующее нарушение. В орально-садистской фазе, в которой, по мнению Анны Фрейд, опирающейся на исследования Абрахамом либидинозного развития, еда является агрессивным актом, направленным против пищи, под давлением защит, активизировавшихся в ответ на эти импульсы, также развиваются нарушения.
Связь еды с анальными тенденциями всегда проявляется в играх и пачканий едой. Вместе с тем, такое поведение является предшественником самостоятельного прие ма пищи и использования ножа и вилки. Запрещение этих действий ведет затем к несамостоятельности в процессе принятия пищи и к нарушениям в выборе блюд. Точно так же слишком быстрое и радикальное приучение к опрятности может спо собствовать переносу ребенком неприятных чувств на еду, в результате чего такие дети после принятия пищи чувствуют себя несчастными и больными. Невротиче ские нарушения аппетита и процесса принятия пищи на фаллической стадии объяс няются регрессией либидинозного развития от фаллической стадии к догениталь-ной. В результате могут возникнуть gobus hystericus и истерическая рвота.
Под впечатлением разгула агрессии во время войны и результатов исследований, проведенных в Хэмпстедском детском доме, Анна Фрейд в трех послевоенных стать ях с психоаналитических позиций рассматривает тему агрессии. Доклад «Агрессия и ее отношение к эмоциональному развитию: нормальному и патологическому» (1949), прочитанный перед Королевским медицинским обществом, и доклад «Ин стинктивные влечения и их влияние на человеческое поведение» (1948), прочитан ный на конгрессе ЮНЕСКО в Париже, представляют собой работы на эту тему, ад ресованные неаналитической публике, тогда как «Заметки об агрессии», написанные в 1949 году, были адресованы аналитикам. В последней статье Анна Фрейд отстаива ет отцовскую теорию агрессии и отвергает теорию фрустрации, в которой агрессия рассматривается как реакция на неисполненное влечение-желание. Таким образом, она отдает предпочтение теории влечений к жизни и к смерти. Большое значение приобретает также высказанная в 1949 году идея, что благодаря соединению обоих стремлений становится возможным контроль над агрессией (A. Freud 1949d). О зна чении слияния либидинозных и агрессивных побуждений для контроля над агресси ей автор говорит также в своей книге 1965 года.
В вопросе о том, способны ли два противоположных инстинктивных побужде ния создать конфликтную ситуацию, Анна Фрейд занимает позицию, отличную от позиции Мелани Кляйн, которая допускает подобный процесс и говорит о чувст вах вины, возникающих из понимания такого конфликта, как о причине депрессив ной фазы, присущей, по ее мнению, нормальному детскому развитию. Анна Фрейд, основываясь на многочисленных наблюдениях военного времени, отстаивает точку зрения, что при противоположных инстинктивных стремлениях конфликт может возникнуть только тогда, когда Я достигло определенной степени зрелости. Если аг рессия становится опасной и вызывает страх, то она ослабевает под действием опре деленных защитных механизмов. В своих практических выводах Анна Фрейд гово рит прежде всего о значении прочных любовных отношений ребенка, позволяющих справиться с агрессивными тенденциями.
В своем выступлении на Международном психоаналитическом конгрессе 1951 года на тему «Взаимные влияния в развитии Эго и Ид» Анна Фрейд останав ливается на статьях Хоффера и Гартманна, в которых они рассматривают развитие объектных отношений и инстанции Я. Сама она отстаивает при этом изложенную еще в сообщениях о работе Хэмпстедского детского дома позицию, что процесс раз вития от объектных отношений, возникающих на основе удовлетворения потребно стей, к объектным отношениям, не зависящим от потребностей, представляет собой не столько качественное изменение, сколько количественное, так как необходимость в удовлетворении потребностей становится менее выраженной.
В других работах Анна Фрейд подробно описывает значение первой фазы объ ектных отношений младенца, в которых он опирается на мать, выполняющую функ цию удовлетворения потребности, и либидинозно катектирует ее саму (Writings, Vo. VII, 28). Эту раннюю фазу любовной привязанности, которую Анна Фрейд называет любовью по типу опоры, или аналитическими отношениями, можно считать предшественницей настоящих объектных отношений, и благодаря этому она приобретает особое значение. Таким образом, нарушения, возникающие в этой фазе, могут быть исходным пунктом неправильного развития последующих объектных от ношений.
В различных работах, написанных в 1949—1951 годах, Анна Фрейд переходит от проблем детского анализа и от наблюдения за детьми к принципиальным теоре тическим проблемам гомосексуализма во взрослом анализе. К этому комплексу ра бот относятся доклад «Клинические заметки о лечении открытой мужской гомосек суальности», прочитанный ею в 1951 году во время ее первого визита в Америку, доклад «Некоторые клинические замечания о лечении случаев мужской гомосексу альности», прочитанный в 1949 году на конгрессе в Цюрихе, и «Заметки о взаимо связи между состояниями негативизма и эмоциональной капитуляции» — доклад, написанный для Амстердамского конгресса 1951 года.
В данных работах она подробно рассматривает гомосексуальные фантазии и их значение для дифференциации активных и пассивных форм поведения у этих людей. На вопрос, о каком гомосексуальном поведении идет речь — активном или пассивном, — следует отвечать, основываясь, скорее, не на явных действиях,
а на стоящих за ними фантазиях. Выбор активного партнера, в отношениях с кото рым можно было бы проявлять в основном пассивные тенденции, может объяснять ся также механизмом идентификации с его маскулинными, но отсутствующими у самого этого человека чертами, и наоборот, в основе выбора пассивного партнера может лежать идентификация с его пассивными переживаниями удовлетворения (см. также статью Ч. В. Сокаридеса в т. I).
В 1952 году в своей работе «Роль физического заболевания в психической жизни детей» Анна Фрейд вновь возвращается к психоаналитическим наблюдениям и ис следованиям проблем детского возраста. В ней она описывает последствия физиче ских заболеваний для психических процессов ребенка. Болезнь ребенка, как прави ло, ведет к изменению его аффективных отношений с матерью, причем мать проявляет чрезмерную заботу и любовь к больному. В результате ребенок получает больше удовольствия в фазе болезни и становится склонным застревать в болезнен ном состоянии.
С другой стороны, уход за больным ребенком, означающий помощь медицин ской сестры в исполнении всех необходимых жизненных функций, может вести к значительной редукции соответствующих функций Я, то есть к внутренней рег рессии, которая вызывается вынужденной внешней регрессией.
Важную роль играет также изменение либидинозного катексиса в фазе болезни, которая в этот период характеризуется более интенсивным катексисом тела. Подобное перераспределение либидо играет особую роль в случае ипохондрическо го развития, а также у детей, воспитывающихся без матери, как выражение утрачен ной материнской заботы о теле ребенка. «При идентификации с временно или на всегда утраченной матерью тело ребенка занимает теперь ее место, и он точно так же начинает уделять ему внимание, как это делала в прошлом мать» (Writings, Vo. IV, 278).
В 1953 году Анна Фрейд выступает на конгрессе с докладом «О потере и поте рявшем» (Writings, Vo. IV, 302 etc.). В этой работе она присоединяется к представ лениям своего отца и освещает значение самых ранних отношений, о которых она говорила еще на конгрессе 1951 года. Основываясь на представлениях о либиди-нозном катексисе в экономическом смысле, Анна Фрейд переходит от объяснения феноменов потери и затеривания к более широкой теории, касающейся отношения человека к вещам, которыми он обладает. С этих позиций Анна Фрейд дает свою трактовку термина «страх обнищания», который интерпретируется ею как возврат либидо от материальных вещей с последующим страхом потери.
В качестве форм реагирования на потерю вещей автор описывает идентифика цию потерявшего человека с потерянным объектом. Благодаря такому процессу мо гут возникать формы поведения, выходящие за рамки нормальных реакций печали и вины, возникающих при потере. «Либидинозный возврат, которым объясняется потеря, смещается из внутреннего мира потерявшего человека на потерянный объ ект с персонификацией последнего. Далее, мы наблюдаем, что импульсы потерявше го человека не ограничиваются болью потери, а распространяются на чувства, кото рые якобы принадлежат потерянному объекту» (Writings, Vo. IV, 309). Подобным процессом Анна Фрейд объясняет такой оборот речи, как, например, «Она [вещь] исчезла» или «Она [вещь] вернулась».
В случае ребенка он сам может выступать и в качестве потерянного объекта, и в качестве того, кто объект потерял. Если родители теряют ребенка, то это связано не только с внешними обстоятельствами, такими, например, как толчея или пло хая видимость, но и прежде всего с недостаточной родительской связью с ребенком, из-за чего тот чувствует себя заброшенным, а затем и в самом деле теряется. Поэто му после такого события дети обвиняют не себя, а мать, которая его потеряла,
38
что иллюстрируется примером мальчика, который говорит матери: «Ты меня поте ряла». И наоборот, недостаточная привязанность к родителям приводит к тому, что ребенок часто теряется, начинает прогуливать уроки и бродяжничать. Дети с таким поведением не обвиняют других людей, но и не чувствуют себя виноватыми. Чувство или реальное переживание заброшенности может стать причиной того, что дети постоянно теряют вещи или кладут их в определенное место, а затем не могут найти.
В своем дискуссионном докладе на Нью-Йоркском симпозиуме «Расширение диапазона показаний к психоанализу» (A. Freud 1954b) Анна Фрейд прежде всего рассматривает различные аспекты аналитической ситуации переноса и отношения между аналитиком и пациентом.
Тот факт, что во время анализа два аналитика могут давать различные интерпре тации материала, но при этом конечный результат в целом оказывается одинако вым, был известен Анне Фрейд еще в период ее работы в Вене. В качестве причины различных интерпретаций рассматриваются определенные склонности аналити ков перерабатывать тот или иной материал предпочтительным для них способом. Однако связи с контрпереносом, которым можно было бы объяснить такие процес сы, не существует. Скорее всего, в основе их лежит индивидуальное поведение паци ента и индивидуальные реакции аналитика, которые обусловливают вариативность реальных отношений. Таким образом, причиной этого является не неразрешенный невротический конфликт пациента или аналитика, лежащий в основе переноса или контрпереноса, а личность того и другого. Поэтому даже при самом строгом соблюдении аналитических правил возникают определенные изменения, которые в свою очередь позволяют делать выводы о личности обоих людей. Из-за этих реаль ных личностных особенностей аналитика и пациента даже в рамках аналитической ситуации должно существовать определенное пространство для развития истинных отношений, к тому же при настоящих неврозах переноса такие отношения никогда полностью не исчезают. Учет этих различных процессов помогает предотвратить ошибочное объяснение определенных враждебных реакций неврозом переноса
В книге «Пути и заблуждения в детском развитии» Анна Фрейд обобщает свои представления о роли невроза контрпереноса и отношений между аналитиком и пациентом. В этой работе она рассматривает также вопрос, насколько правомер но для аналитика формировать в процессе анализа отсутствующие объектные отно шения. На примере ранних потерь объекта вследствие военных событий она пока зывает, что у таких пациентов вследствие недостаточных объектных отношений не формируется перенос. Только после установления объектных отношений появля ется возможность возникновения переноса (см также статью М. Хоффмайстер в этом томе).
В своих рассуждениях на тему «Проблема метода во взрослом анализе» (A. Freud 1954d) Анна Фрейд вновь обращается к некоторым вопросам, затронутым в преды дущей статье. Однако самым важным моментом здесь является все же требование строгого соблюдения аналитических правил. Признавая необходимость корректи ровки аналитических правил, Анна Фрейд все же указывает на опасности, возни кающие в процессе анализа, и поэтому выступает за как можно более неискажен ную технику, изменения которой основаны на теории. «Отступления, в основе которых лежат не теоретические мотивы, а практические, финансовые или лич ные соображения автора, имеют другую природу и не представляют никакой поль зы» (Writings, Vo. IV, 381). Особенно часто подобные нарушения аналитических правил встречаются у молодых аналитиков, когда они рассматривают эти правила либо как излишнее принуждение, либо как нежелательный барьер между собой и па циентом. Однако для Анны Фрейд использование кушетки, свободные ассоциации,
работа с переносом и временные формы отыгрывания, кроме прочего, представля ют собой эффективное вспомогательное средство и, следовательно, константные фак торы, которые без веских на то оснований менять нельзя.
В 1958 году Анна Фрейд в своей работе «Подростковый возраст» (Writings, Vo. V, 136 etc.) вновь возвращается к проблемам пубертата, которыми она занималась еще двадцать два года назад в своей книге «Я и защитные механизмы». Кроме того, в 1949 году в статье под названием «Об определенных трудностях родительского вос питания в предпубертатном возрасте», написанной для книги «Психогигиена» (Federn, Meng 1949), она рассматривала характерные психические изменения у под ростков. С педагогических позиций она освещает в ней психическое развитие в пред пубертатном возрасте как фазу активизации инфантильных инстинктивных импуль сов. Количественное усиление всех инстинктивных процессов, возрождение инфантильных конфликтных констелляций и одновременная попытка разорвать прежние объектные отношения с родителями, — процесс, который и составляет суть пубертата, — в это время часто приводят к отказу от воспитательных средств. Причина этого заключается в том, что, с одной стороны, родители являются объек тами конфликтов подростка, а, с другой стороны, он пытается от них отделиться. Это недостаточное воспитательное влияние родителей способен, однако, компенси ровать обученный психоанализу воспитатель, который может воспользоваться ти пичными для этой фазы смещениями либидо.
В важной теоретической работе 1958 года Анна Фрейд распространяет создан ную ею в 1936 году концепцию защитных механизмов на пубертатный возраст. Для защиты от инфантильной привязанности к родителям и возникающих в связи с этим конфликтов молодой человек обладает способностью к смещению либидо, на что указывалось еще в 1936 году. Цель этого процесса заключается в том, чтобы путем отвода либидо от инфантильных объектов устранить угрозу, возникающую со стороны инфантильных стремлений, которые могут быть изжиты подобным об разом. То, какие формы принимает такое изживание, зависит от новых объектов, с которыми вступает в отношения молодой человек.
Благодаря обращению аффектов в их противоположность даже при сохранении либидинозного катексиса, появляется возможность защититься от чувств, связан ных с объектными отношениями. При таких условиях любовь становится нена вистью, уважение — пренебрежением, зависимость — мятежом. Однако в каче стве защитного механизма эти негативные установки не оставляют места для само стоятельного поведения; возникает ситуация, аналогичная навязчивому послушанию, в результате чего молодой человек оказывается доступным любому внешнему влиянию.
Либидо подростка может, однако, обратиться и на него самого, о чем также уже говорилось в работе 1936 года. Следствиями этого являются фантазии о власти и избавлении, но также ипохондрическое поведение.
При высоком уровне тревоги, порождаемой инфантильными стремлениями, используется элементарная форма защиты — регрессия, благодаря которой либи-динозные объектные отношения нисходят до ступени первичной идентификации с миром объектов. В 1936 году Анна Фрейд писала: «Эти бурные, но не очень стойкие любовные связи пубертатного возраста не являются объектными отношениями во взрослом значении слова. Это — идентификации самого примитивного ро да, с которыми, например, мы можем познакомиться в первых фазах развития ма ленького ребенка еще до возникновения какой-либо объектной любви» (A. Freud 1936, 132).
Наряду с защитными механизмами автор обсуждает также вопросы техниче ских изменений при анализе подростков. Перенос пубертатной эмоциональной констелляции, оживление которой создает значительные трудности даже при ана лизе взрослых, наталкивается на еще большие затруднения из-за непостоянства реакций пациента, обусловленного изменениями либидо в пубертатном возрасте.
В 1964 году в ходе дискуссии, проведенной в Нью-Йорке, Анна Фрейд обсужда ла вопросы «психической травмы»; эту тему она поднимает также в статье 1966 года, посвященной 79-летию Рене Шпица (Writings, Vo. VII, 22 etc.).
В своих представлениях Анна Фрейд отталкивается от первоначальных идей сво его отца, который усматривал сущность травматической ситуации в беспомощности Я перед накопившимися внутренними и внешними раздражителями. «Травма — это любое событие во внутреннем или внешнем мире, способное своей неожидан ностью, интенсивностью или качеством притока раздражителей сделать на корот кое или долгое время Я бездеятельным» (Writings, Vo. VII, 36). В этой формулиров ке травма характеризуется как атака на Я, а потому она может оказать свое действие только после разделения Я и Оно. Предпосылкой для воздействия травмы на функ ционирующее Я является то, что его защитные механизмы оказываются уже недос таточными, чтобы отбить эту атаку. «Любое событие, в отношении которого защит ные действия индивида уже недостаточны, способно нанести травму» (Writings, Vo. V, 223). Следовательно, по этому определению, ребенок как недифференциро ванное существо не может получить травму, он может лишь беспомощно пережи вать нужду.
Следствием травмы является распад Я, сопровождающийся реакциями, кото рые относятся к периоду, предшествовавшему дифференциации психического ап парата, такими, как панические состояния, паралич подвижности или нецелесооб разные действия.
Выздоровление после полученной травмы заключается в том, что Я вновь начи нает выполнять свои функции. Таким образом, тяжесть травмы определяется, с од ной стороны, продолжительностью недееспособности Я, с другой стороны — полно той восстановления функций Я или сохраняющимися дефектами.
На 22-м Международном психоаналитическом конгрессе 1961 года Анна Фрейд выступила с дискуссионным докладом на тему «Теория детско-родительских от ношений», в котором она рассматривала доречевые периоды детского развития и их аналитическое значение (Writings, Vo. V, 187 etc.). Этот доклад интересен тем, что Анна Фрейд излагала в нем свои взгляды на тему, которая подверглась интенсив ному аналитическому исследованию сравнительно поздно.
Согласно представлениям автора, определенная часть доречевого периода жиз ни вообще недоступна терапевтическому воздействию. Это означает, что в данный период поведение матери, ее либидинозное отношение к ребенку и ее взаимодейст вие с ним либо способствуют, либо препятствуют реализации определенного потен циала развития, но в любом случае приводят в действие процесс константного раз вития, повлиять на который уже невозможно. Значение этих взаимоотношений между ребенком и матерью для реализации потенциала развития Анна Фрейд рас сматривает также в работе 1965 года.
Если в ходе анализа возникает необходимость выявить материал, относящийся к периоду зависимости, то для этого не обязательно требуется глубокая регрессия пациента к доречевому этапу его жизни, поскольку в дальнейшем ранние стадии зависимости отражаются в структуре его личности, которая и обеспечивает дос туп к данному периоду. Сюда относятся формы объектных отношений в последую щей жизни, равно как и при переносе, а также «социальное согласие», представляю щее собой остаток детского «согласия с воспитателем». Под этим следует понимать, что ребенок на ранней стадии своего развития соглашается с воспитательными ме рами и с ними связанным отказом от влечений, поскольку он полностью зависит от воспитателя. Это «согласие с воспитателем» переносится затем на принятие об щественных требований в форме «социального согласия». Данный аспект инфантиль ной зависимости Анна Фрейд освещает также в работе 1965 года: «Беспомощный ребенок вследствие страха перед потерей объекта, утратой любви и наказанием, ко торому он подвержен, становится доступным воспитанию, что во взрослой жизни выражается в виде 'социального страха'» (A. Freud 1965а, нем. изд., 50).
Последующее «согласие с воспитателем» находит свое отражение также при переносе, когда пациент соглашается осуществить перенос, но этот процесс воз можен только тогда, когда возникает привязанность к аналитику, основанная на пе реживаниях привязанности в раннем детском возрасте.
Дальнейшую информацию об этом раннем периоде аналитических отноше ний можно получить, выявив интернализированные ранние зависимости, страхи, удовольствия и фрустрации, которые ребенок пережил в своих первых объектных отношениях. Когда они становятся предметом анализа, аналитик распознает их во внутренних конфликтах и в борьбе, происходящей в душе анализируемого че ловека.
Хотя удовлетворяющий потребность элемент инфантильной аналитической фазы зависимости в ходе анализа проявляется как желание помощи, возникающая на этой основе привязанность не приводит к созданию необходимого терапевтиче ского альянса между пациентом и аналитиком, поскольку в этот момент пациент не готов к противоположным действиям, а аналитик не может обеспечить его же ланным удовлетворением потребностей. «Инфантильные страхи утраты любви и по тери объекта в процессе анализа выражаются в виде покорности и подчинения и ведут к поверхностным проявлениям переноса, которые способны лишь с боль шой легкостью ввести в заблуждение аналитиков и родителей» (там же, 47). Уста новление подлинных отношений между пациентом и аналитиком в ходе анализа возможно лишь благодаря соответствующим установкам Я.
В 1965 году выходит большая книга Анны Фрейд под названием «Норма и патоло гия в детстве. Оценка развития». В той же редакции автор опубликовала ее в 1968 году на немецком языке под названием «Пути и заблуждения в детском развитии».
Данное сочинение можно считать важнейшим трудом Анны Фрейд. Прежде всего в ней изложены результаты более чем пятнадцатилетней работы Анны Фрейд в Хэмпстедской клинике детской терапии в Лондоне. Эта книга, в которой описы ваются важнейшие этапы психического развития ребенка, выделяется из огромно го множества публикаций. В ней объединены данные, полученные многочислен ными аналитиками и самим автором при непосредственном наблюдении за детьми и в ходе их аналитического лечения. Далее, в книге представлена законченная тео рия детской психологии со всеми диагностическими и терапевтическими выводами. В ней показано развитие детского психоанализа от проявления интереса аналити ков к чисто терапевтическим аспектам болезненных расстройств до их обращения к нормальному детскому развитию — то «расширение диапазона психоанализа», ко торое привело к построению общей метапсихологической теории развития.
Далее, этот труд отображает позицию Анны Фрейд в психоаналитическом дви жении, которая носит на себе печать классической теории Фрейда с ее традицион ной терминологией, где изменения допускаются только в том случае, если их можно трактовать как уточнение в рамках той же системы.
Отстаиваемые автором воззрения следует рассматривать также в аспекте разви тия идей Анны Фрейд, касающихся психологии Я, которые излагаются в ее работе «Я и защитные механизмы». На этой стадии ее представления о Я расширились от частной проблемы защитных функций до более общего рассмотрения Я в аспекте введенного Хайнцем Гартманном понятия автономного Я (см. статью Г. ф. Вальдхорна в этом томе). С одной стороны, разработанный в Хэмпстеде «диагностический про филь» соответствует идее Гартманна о бесконфликтном автономном развитии Я: «Благодаря использованию диагностического профиля в качестве направляющей линии диагност уделяет в своей работе значительное внимание бесконфликтному автономному развитию Я, а также ошибкам в построении аппарата Я и неполадкам в его функционировании» (Writings, Vo. V, 209). С другой стороны, Анна Фрейд признает значение противоположных тенденций в системе Я не только с точки зрения развития патологических форм поведения, но и для нормальных процессов. Это означает, что прогрессивные изменения Я могут сопровождаться одновремен ным торможением других его функций.
Также и введенное Анной Фрейд понятие «линии психического развития» в из вестном смысле совпадает с идеей Гартманна о необходимости точного и детального описания развития отдельных функций вместо использования таких глобальных понятий, как преждевременное или задержанное развитие Я.
Стремясь найти новые критерии для оценки нормального детского развития, Анна Фрейд разработала концепцию «линий психического развития» (см. также статью И. Шторка в т. II). При этом развитие сексуального и агрессивного влечения как репрезентантов Оно, а также чувства реальности и защитных механизмов, воз никающих в процессе формирования инстанций Я и Сверх-Я, рассматривается в хронологической последовательности.
Однако такой аналитический подход, ценный для терапии и построения тео рии, оказался несостоятельным при решении вопросов, связанных с развитием и воспитанием, где основное значение имеют не отдельные части, а общая работо способность психического аппарата.
В качестве типичной психоаналитической линии развития рассматривается путь ребенка от инфантильной зависимости к взрослой любовной жизни. На первой стадии существует биологическое единство матери и ребенка. С одной стороны, оно обусловливается распространением материнского нарциссизма на ребенка, с другой стороны, включением матери в его нарциссическую среду. На второй ста дии существует любовь, обусловленная потребностью в опоре; эта стадия идентична периоду «частичного объекта» по Мелани Кляйн. Главным элементом в ней является привязанность, которую в соответствии с предыдущими рассуждениями следует расценивать как аналитическую фазу и предварительную ступень истинных объ ектных отношений, как позитивный либидинозный катексис удовлетворения влече ний, которому способствует объект. На третьей стадии либидо смещается с акта удов летворения влечений и переносится на человека, благодаря чему возникают собственно объектные отношения и появляется константность объекта. На четвер той стадии объектные отношения под влиянием анально-садистской фазы ста новятся амбивалентной привязанностью, содержащей в себе агрессию и либидо. В последующей фаллическо-эдиповой фазе либидо и агрессия разделяются и направ ляются соответственно на мать и отца. В шестой фазе, которая соответствует латент ному периоду, либидинозный катексис родителей в значительной степени перено сится на лиц из внесемейного окружения. В седьмой фазе — предпубертате — происходит оживление инфантильных эдиповых либидинозных и агрессивных ка-тексисов, которые в восьмой фазе — собственно пубертате — уступают место ге теросексуальным объектам любви за пределами семьи.
Значение линий развитии можно оценить, если сделать из них практические выводы. Здесь можно увидеть четкую связь с проблемой разлучения матери и ре бенка (см. также ступени индивидуации по М. Малер в статье Й. Шторка в т. II). Если в сообщениях о результатах исследований в Хэмпстедском детском доме в основном содержались сведения о негативном влиянии подобного разлучения, то концепция линий развития позволяет получить более дифференцированную картину, благодаря которой можно объяснить пеструю палитру реакций на разлу ку. Разлука ребенка с объектом его любви, например, матерью, по достижении третьей ступени переносится легче, чем прежде, поскольку здесь уже установились константные объектные отношения, которые помогают мириться с физическим отсутствием и недостатком удовлетворения потребностей со стороны объекта. Страх и боль разлуки в собственном смысле слова возникают в фазе биологическо го единства, а нарушения переживания удовлетворения во второй фазе ведут к ран ней зрелости Я или к появлению так называемого «ложного Я» (см. также концеп цию «ложной Самости» Винникотта в статье М. Хана в этом томе). С точки зрения социализации ребенка здесь можно сделать следующий вывод: ребенку необходи мо обладать способностью переносить свое либидо с родителей на сверстников, то есть он должен достичь шестой ступени. Эта ступень, соответствующая латент ному периоду, создает (о чем уже говорилось в отношении замещающих родите лей в детском доме) особого рода проблему при удочерении или усыновлении де тей, возникающую вследствие реального переживания семейного романа. Вместе с тем из анализа этих восьми ступеней развития становится ясно, что родителям нужно предоставлять право подростку на отделение от семьи, точно так же, как в са мой ранней фазе они должны не отказывать маленькому ребенку в праве цеплять ся за свои объекты.
Другие подробно описанные линии касаются развития функций Я на примерах развития от сосунковой стадии к рациональному питанию, от неопрятности к при учению к чистоте и от безответственности к ответственности за собственное тело. На двух других примерах продемонстрирован путь от эгоизма к дружбе и от ауто эротики к игрушке.
Что касается хронологии отдельных линий развития, то следует отметить, что при обычном развитии ребенка отдельные линии ведут себя дисгармонично, то есть ребенок по одной линии развития достигает ступени, которую по другим линиям он уже перешагнул или еще не достиг. Прогрессия по отдельным линиям протекает, следовательно, с разной скоростью. Причина этого заключается в том, что созревание ребенка происходит исключительно со стороны Оно, а со стороны Я он обладает тенденциями, включающими в себя стремление к организации психи ческой структуры. Все остальные критерии, по которым можно судить о прогрессии линий развития, берутся из внешнего мира. Решающее значение при этом придает ся матери, которая своим отношением к ребенку стимулирует у него определенные процессы развития, тогда как другие она может сдерживать.
Преимущества, вытекающие из рассмотрения линий развития, Анна Фрейд де монстрирует на примере поступления ребенка в детский сад. Вместо способного внести путаницу возраста или коэффициента интеллектуального развития она вво дит минимальные показатели уровня развития ребенка по разным линиям, которых он должен достичь, чтобы с пользой для себя посещать детский сад.
При оценке уровня, достигнутого ребенком, значение имеют не только процес сы прогрессивного развития, но и возможная регрессия, которая отбрасывает ре бенка с достигнутой ступени на более низкую. Эта регрессия должна рассматри ваться как фактор психического развития. Сначала она может распространяться на влечения и либидо. При этом особую роль играют так называемые точки фикса ции; они представляют собой цели влечений и объекты, которые были катектирова-ны инстинктивной энергией на ранних стадиях жизни ребенка, но от которых он затем отказался в ходе дальнейшего развития. В этом процессе определенные час тицы энергии сохраняются, благодаря чему при определенных условиях прошлые цели влечений и объекты становятся точками фиксации.
Различие между регрессией Я и регрессией влечений заключается в том, что по следняя скачкообразно возвращает ребенка к точкам фиксации, тогда как первая «спускает по лестнице» в предопределенной последовательности.
Регрессия предоставляет ребенку большие возможности для адаптации, посколь ку такой возврат позволяет ему переносить неприятные актуальные переживания, не оказываясь в их власти. Но это благотворное для здоровья воздействие регрессия оказывает только в том случае, если она является кратковременной и обратимой. Если регрессия становится постоянной, она превращается в патогенный фактор (см. соответствующую статью Р. Хайнца в т. I). Из предыдущих рассуждений стано вится очевидным, что негармоничное развитие личности, с одной стороны, обуслов лено различной скоростью прогрессии, а с другой — разной длительностью регрес сии на линиях развития.
Что касается конечного прогноза детского развития, то здесь определяющими являются индивидуальные особенности ребенка, которые при правильном воспита нии могут уберечь от аномального развития. К ним относятся способность справ ляться с неудовольствием и тревогой, а также способность к сублимации.
В основе развития социального поведения лежат определенные процессы. Вна чале новорожденный полностью находится во власти принципа удовольствия. Первые ограничения, с которыми он сталкивается, — это ограничения со стороны матери, которая, таким образом, становится первым человеком, устанавливаю щим для него законы. В ходе дальнейшего развития ребенка телесные потребности отступают на задний план, а их место занимают влечения-желания, возникающие в борьбе с внешним миром. Однако борьба как таковая сохраняется и вместе с нею сохраняется также непослушное и строптивое поведение ребенка. И только с фор мированием Сверх-Я эгоистичные желания подвергаются фрустрации со стороны внутренних идеалов вместо фрустрации со стороны внешнего мира (см. соответст вующую статью Д. Айке в т. I). Ребенок становится сам себе судьей. Этот предначер танный путь теперь подвергается различным влияниям, которые могут обусловли вать направление социализации и диссоциальности (см. статью Д. Шюппа в т. II). Прежде всего обязательным условием социализации является переход от принципа удовольствия к принципу реальности, хотя сам по себе принцип реальности не явля ется гарантом социального поведения. Большое значение имеет также развитие Я. Если говорить о функциях Я, то память, логическое мышление, проверка реально сти и владение моторикой являются такими же предпосылками социализации, как и механизмы Я, например подражание, идентификация и интроекция, играю щие важную роль в формировании Сверх-Я. Негативное влияние на тенденции со циализации оказывают постоянные вмешательства со стороны Оно. Хотя его влече ния-желания, как правило, отражаются с помощью защитных механизмов и, таким образом, перестают быть помехой с точки зрения социального будущего, сама по себе защита оказывает также сдерживающее, ограничивающее и обедняющее воздействие на личность. Важной причиной неудачи социализации является отсут ствие слияния агрессивных и либидинозных стремлений из-за недостатка постоян ных объектных отношений.
В качестве социальных и диссоциальных форм поведения в конечном счете мож но рассматривать установки в отношении общества, которые сформировались у ин дивида еще по отношению к своим родителям. Аналогичным образом Анна Фрейд рассматривает также проблему гомосексуальности. Нормальные привязанности ре бенка к объекту в зависимости от стадии развития можно обнаружить как в гомо-, так и гетеросексуальных отношениях. Хотя при анализе взрослых можно вскрыть инфантильные корни отклонений от нормальной сексуальной цели, тем не менее возникновение гомосексуальности нельзя предсказать на основе соответствующих
фактов, полученных при непосредственном наблюдении за детьми или в процессе детского анализа. И все же в детстве можно выявить определенные позитивные и негативные влияния, препятствующие или способствующие развитию гомосексу ального поведения. Точно так же и на основе других детских перверсий нельзя точ но предсказать последующее поведение. «Парциальное влечение, которое в одном из описанных отношений (по времени или по интенсивности) отличается от нормы, с одной стороны, может в дальнейшем опять оказаться под приматом генитальной зоны, но, с другой стороны, может и сохранить свое центральное место и, таким образом, стать ядром последующей перверсии» (A. Freud 1965а, нем. изд., 190).
Выводы, которые делает Анна Фрейд, касаются прежде всего детской аналитиче ской терапии. Хотя другие виды лечения часто приносят хорошие результаты, дет ский анализ является все же более надежным средством, поскольку, с одной сторо ны, он не зависит от исходно ориентированной лишь на тяжелые заболевания классификации детских расстройств, а с другой стороны, он дает новые знания и, следовательно, служит научным целям.
На 25-м Международном конгрессе 1967 года Анна Фрейд выступает с докла дом о значении термина «отыгрывание» (acting out) в психоанализе. Этот термин служит примером исторического развития понятия, которое употребляется в не измененной форме в рамках изменившихся психоаналитических представлений. Изначально термин «отыгрывание» был введен Фрейдом в противоположность по нятию «вспоминание». Чем сильнее сопротивления в процессе анализа мешали па циенту вспоминать, тем сильнее он предавался отыгрыванию, которое лежало в ос нове навязчивого повторения пациента. Но стало также понятным, что хотя отыгрывание и являлось заменой воспоминаний, с позиции Оно его следовало рас сматривать также как возможность удовлетворения когда-то не удовлетворенных импульсов. Тем не менее в ранний период психоанализа отыгрывание считалось неизбежным дополнением к процессу вспоминания, если незадолго до моторного действия посредством запрета соблюдалось основное аналитическое правило. С те чением времени в аналитической теории произошло смещение интереса от фалли чески-эдиповой фазы к доэдиповой фазе с ее ранними отношениями между мате рью и ребенком. При этом, однако, оказалось, что забытое прошлое, особенно доречевой период, никогда не входило в организацию Я, то есть эти содержания под вергались первичному вытеснению. Следовательно, данный период нельзя было вос произвести в памяти, о нем можно было судить только при переносе в форме невер бального отыгрывания. Смещение акцента в аналитической терапии на перенос произошло также благодаря особому интересу к механизмам Я; в результате значи тельно большее внимание стало уделяться и отыгрыванию при переносе. Кроме того, такое изменение было обусловлено также тем, что в теории влечений стали больше учитываться компоненты агрессивных влечений, которым гораздо проще найти свое выражение в форме отыгрывания.
В детском анализе понятие «отыгрывание» приобрело особое значение. С одной стороны, дети не склонны свободно ассоциировать или помогать аналитику в толко вании сновидений, поскольку у них не происходит столь важного для анализа взрос лых процесса расширения сознания, который способствует вспоминанию. Поэтому у них нет возможности вызывать и удерживать в памяти прошлые переживания. С другой стороны, моторные действия, которые совершаются при отыгрывании, яв ляются соответствующими возрасту формами выражения и коммуникации детей. Если в ходе аналитической терапии возникают чувства и побуждения, то они всегда изживаются в повседневной жизни. Это означает, что всех детей долатентного воз раста следует рассматривать как отыгрывающих пациентов; однако отыгрывание у них соответствует уровню их развития и поэтому не имеет того значения, которое
оно приобретает в последующей жизни, ни в аспекте сопротивления, ни с точки зрения глубины предоставляемого материала. Это значит, что отличия от игровой терапии Мелани Кляйн на практике являются несущественными.
16 апреля 1968 года Анна Фрейд выступила на 18-х Ежегодных фрейдовских чтениях перед Нью-Йоркским психоаналитическим обществом. В своем докладе «Проблемы психоанализа в прошлом и настоящем» (A. Freud 1971) она дала оценку современной ситуации в психоаналитическом движении и, кроме того, останови лась на различных направлениях и тенденциях развития в психоанализе, которые во многих случаях не соответствовали ее представлениям
Если на ранних этапах развития психоанализа новая наука наталкивалась на по стоянное сопротивление общества, а аналитики стремились к тому, чтобы доказать широкой общественности существование бессознательных сил в психической жиз ни, то сегодня аналитические открытия и методы являются общепризнанными. Тем не менее проблемы, с которыми приходится сталкиваться аналитикам, не стали менее сложными — просто они изменились.
В терапии неврозов используется бесчисленное множество методов, которые сегодня рассматриваются отчасти как альтернатива психоанализу. В этих условиях аналитикам становится все труднее придерживаться классических методов и дока зывать их правомерность.
То, о чем говорит Анна Фрейд в качестве второй проблемы, характеризует ее общую научную позицию. Психоанализ стал пользоваться большим авторитетом у представителей других наук и поэтому начал использоваться в их работе; это изме нение она называет весьма желательным. Но такое распространение психоанализа становится сомнительным, если ведет к тому, что собственная аналитическая область из-за встречных влияний других наук становится неопределенной или если эти нау ки подрывают принципы психоанализа. В качестве примера такого развития Анна Фрейд приводит стремление некоторых аналитиков распространить исследователь ские методы академической психологии на психоанализ. «Эксперименту, контроль ным группам, квантификации и лабораторным исследованиям нет места в психо анализе, и они оказываются непригодными, когда применяются к аналитическому материалу» (A. Freud 1969g, нем. изд., 19-20).
Третья проблема современного психоанализа заключается в изменении отно шения к нему. Если вначале новая наука была уделом молодых и сама являлась вы ражением революционных стремлений к освобождению от общественных барье ров и буржуазной морали, то сегодня психоанализ выступает в качестве инструмента мира взрослых, который годится для того, чтобы принуждать молодежь к поверхно стной адаптации к внешнему миру, но не служит оружием в полемике с поколени ем родителей и в борьбе с социальным устройством. Следствием такой установки является потеря притягательности психоанализа для молодежи.
Но еще более серьезные сложности, с которыми в настоящее время приходится сталкиваться психоанализу, Анна Фрейд усматривает во внутренних проблемах на учной теории.
К ним прежде всего относятся факторы, влияющие на успешность анализа Тео ретические и технические новшества, вводившиеся для решения этих проблем, ка саются, во-первых, анализа Я, еще в 1936 году рассматривавшегося Анной Фрейд как анализ защитных механизмов и приведшего к анализу личности в целом вместо разработки глубинной психологии как таковой, и, во-вторых, обращения к психиче ской жизни на стадии доречевого развития. Цель этого последнего новшества состо ит в том, чтобы с помощью анализа проникнуть в психическую жизнь ребенка Первого года или даже первых месяцев жизни и добиться более глубоких, чем преж де, позитивных изменений личности. В частности, удалось доказать, что трудности достижения полного успеха при анализе часто объясняются переживаниями в фазе ранних отношений между матерью и ребенком, которые можно устранить только в том случае, если эта стадия прорабатывается во время анализа. Смещение акцента в анализе на фазы, предшествующие дифференциации Я, означает, однако, работу с психическими содержаниями, которые касаются не обычной сферы конфликтов между Оно, Я и Сверх-Я, а взаимоотношений между конституциональными данно стями и воздействующими на них влияниями со стороны внешнего мира, форми рующими основу личности.
Обращение к доречевым периодам способствует переработке переживаний, которые не откладываются в памяти в виде вербальных следов, то есть не могут про явиться в виде воспоминания, а предстают в ходе анализа лишь в форме повторения. Этим объясняются описываемые в работе «Отыгрывание» технические изменения, в соответствии с которыми большее значение по сравнению с воспоминаниями, сво бодными ассоциациями и интерпретацией сновидений придается переносу, особен но отыгрыванию при переносе. Вместе с тем Анна Фрейд скептически оценивает эти новшества с точки зрения их эффективности и высказывает разделяемые мно гими аналитиками сомнения, что перенос обладает таким широким диапазоном действия.
Другие внутренние проблемы современного психоанализа относятся к области метапсихологии. Если Анна Фрейд ратует за описание психических процессов в рав ной степени с генетической, динамической, топографической и экономической точек зрения, то в истории психоанализа предпочтение, как правило, отдавалось од ному из этих подходов. Чтобы противостоять этим односторонним метапсихологи-ческим описаниям, Анна Фрейд выступает за то, чтобы в ходе аналитического лече ния в равной мере учитывались динамические, структурные и экономические изменения. Широко распространенные сегодня исследования, проводимые в основ ном в рамках генетического подхода, не должны вести к нежелательному смещению интересов в психоанализе, что противоречило бы его первоначальным целям. Только введение новых генетических факторов в динамические, экономические и структур ные взаимосвязи сделает эту одностороннюю форму аналитической работы пло дотворной.
То, о чем говорит Анна Фрейд в этом докладе, означает лишь, что все трудности, с которыми сегодня сталкиваются аналитики, объясняются выходом психоанализа как науки за пределы собственных границ. Преодолеть их можно будет только в том случае, если психоанализ сумеет себя укрепить, вернувшись к своим первоначаль ным целям, связанными с внутренней жизнью человека. Это требование соответ ствует главному стремлению Анны Фрейд, лежащему в основе ее психоаналитичес кой работы, — сохранить замкнутый в самом себе и не зависящий от других наук психоанализ.
ПУБЛИКАЦИИ АННЫ ФРЕЙД В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1922: Schagephantasie und Tagtraum. Imago, 8,3, 17-332
1923: Ein hysterisches Symptom bei einem zweiein viertejдhrigen Kinde. Imago, 9, 264-265
1927: Einfьhrung in die Technik der Kinder anayse. Leipzig, Wien, Zьrich: Internationaer psychoanaytischer Verag. Tb.-Ausg.: Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2111. Mьnchen: Kinder 1973
1928 a: Die Eineitung der Kinderanayse. Ama-nach Psa., 187—198, также в виде главы 1 в: Einfьhrung in die Technik der Kinderanayse (1927)
b: Zur Theorie der Kinderanayse. Int. Z. Psa., 14, 153-162; также в виде главы 6 в: Ein fьhrung in die Technik der Kinderanayse (1927)
a: Die Beziehungen zwischen Psychoanayse und Pдdagogik. Z. psa. Pдd., 3, 445-454; также в виде главы 4 в: Einfьhrung in die Psychoana yse fьr Pдdagogen. Vier Vortrдge (1930)
1929 b: Ein Gegenstьck zur Tierphobie der Kin der. Abstr. in: Int. Z. Psa., 15, 518
1930: Einfьhrung in die Psychoanayse fьr Pдdago gen. Vier Vortrдge. Stuttgart: Hippokrates. Bern: Huber 1935; в новой редакции: Psycho anayse fьr Pдdagogen. Eine Einfьhrung. Bern, Stuttgart, Wien: 1971
1931: Psychoanaysis of the Chid. In: С. Murchi-son (Hg.): A Handbook of Chid Psychoogy. Worcester, Mass.: Cark University Press. Lon don: Oxford University Press, 555—567
1932: Chid Anaysis. The Survey, 68, 398-399, 414-415
1934: Die Erziehung des Keinkindes vom psycho anaytischen Standpunkt aus. Z. psa. Pдd., 8, 17-25
1935: Ich und Es in der Pubertдt. Z. psa. Pдd., 9, 3, 19—328; также в виде главы 10 в: Das Ich und die Abwehrmechanismen (1936)
1936: Das Ich und die Abwehrmechanismen. Wien: Internationaer psychoanaytischer Verag. Tb.-Ausg.: Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2001. Mьnchen: Kinder 1964. Под названием "The Ego and the Mechanisms of Defense" в: Writings, Vo. II (1966)
1937a: Die Ich-Einschrдnkung. Amanach Psa., 82—93; также в виде главы 8 в: Das Ich und die Abwehrmechanismen (1936)
1937b: Triebangst in der Pubertдt. Amanach Psa., 94—114; также в виде главы 12 в: Das Ich und die Abwehrmechanismen (1936)
1942 (в соавторстве с Дороти Барлингем): Young Chidren in War-Time: A Year's Work in a Resi- dentia Nursery. London: Aen & Unwin, Ha немецком языке: Kriegskinder. Jahresbericht des Kricgskinderheims Hampstead Nurseries. London: Imago Pubishing Co. 1949; Переизда- ние: Heimatose Kinder. Zur Anwendung psy- choanaytischen Wissens auf die Kindererzie- hung. Frankfurt/M.; S. Fischer Verag 1971, 3-61
1943 (в соавторстве с Дороти Барлингем): Infants Without Famiies. The Case For and Against Residentia Nurseries. London: Aen & Unwin 1943. На немецком языке: Anstats- kinder. Argumente fьr und gegen die Anstats- erziehung von Keinkindern. London: Imago Pubishing Co. 1950; Переиздание: Heimatose
Kinder. Zur Anwendung psychoanaytischen Wissens auf die Kindererziehung. Frankfurt/M.: S. Fischer Verag 1971, 65-161
1944a: Sex in Chidhood. Heath Educ. J„ Bd. II, Nr. 1
1944b: Difficuties of Sex Enightenment. Heath Educ.J., Bd. II, Nr. 2
1945: Indications for Chid Anaysis. In: The Psy choanaytic Study of the Chid, I. New York: In ternationa Universities Press 1945, 127—149; Глава 1 в: Writings, Vo. IV (1968)
1946a: Freedom from Want in Eary Education. Word Rev, 20 (Feb.), 36-41; также в виде гла вы 20 в: Writings, Vo. IV (1968)
1946 b: The Psychoanaytic Study of Infantie Fee ding Disturbances. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, II, 119—132; также в виде главы 2 в: Writings, Vo. IV (1968)
1946 с: Probиmes d'adaptation posйs par 'й ducation des enfants qui ont souffert de aguerre. Psyche, 1, 181-188
d: The Psycho-Anaytica Treatment of Chid ren. London: Imago Pubishing Co.
a: The Estabishment of Feeding Habits. In: R. W. B. Eis (Hg.): Chid Heath and Deveop ment. London: Churchi, 118—127; также в ви де главы 21 в: Writings, Vo. IV (1968)
b: Emotiona and Instinctive Deveopment. In: R. W. B. Eis (Hg.): Chid Heath and Deve opment. London: Churchi, 196-215; под назва нием "Emotiona and Instinctua Deveopment" также в виде главы 22 в: Writings, Vo. IV (1968)
a: Subimation as a Factor in Upbringing. Heath Educ.J., Bd. 6, Nr. 3
1948 b: Предисловие к: H. Sachs, Masks of Love and Life. Cambridge, Mass. Sci-Art
1948 с: Предисловие к: H. A. van der Sterren, The Adventures of Kind Oedipus According to the Tragedies of Sophoces. Amsterdam: Schetema & Hokema. Deutsche Tb.-Ausg.: Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2121 - Mьnchen: Kinder 1974
1949 a: Ьber bestimmte Schwierigkeiten der Eternbeziehung in der Vorpubertдt. In: M. Pfister-Amende (Hg.): Die Psychotherapie. Bern: Huber, 10—16. В виде главы 5 в: Writings, Vo. IV (1968)
1949 b: Certain Types and Stages of Socia Maa djustment. In: K. R. Eisser (Hg.:) Searchights on Deinquency. New York: Internationa Universities Press; в виде главы 4 в: Writings, Vo. IV (1968)
1949 с: Aggression in Reation to Emotiona Deve opment: Norma and Pathoogica (1947). In:
The Psychoanaytic Study of the Chid, 3/4,37— 42; также в виде главы 23 в: Writings, Vo. IV (1968)
1949 d: Notes on Aggression. In: J. C. Fuge, H. K. Lewis (Hg.): Proceedings of the In ternationa Conference on Chid Psychiatry. New York: Coumbia University Press, 16—23; также в виде главы 3 в: Writings, Vo. IV (1968)
1949 е: Some Cinica Remarks Concerning the
Treatment of Cases of Mae Homosexuaity:
Summary. Int. J. Psa., 30, 195 1949f: Nursery Schoo Education: Its Uses and
Dangers. Chid Study, Frьhjahr, 35-36,58-60;
также в виде главы 26 в: Writings, Vo. IV
(1968)
g: Предисловие к: Е. Buxbaum, Your Chid Makes Sense. New York: Internationa Univer sities Press; также в виде главы 31 в: Writings, Vo. IV (1968)
a: Probeme der Lehranayse (1938). In: Max Eitingon in Memoriam. Jerusaem: Israei Psy choanaytic Society, 84-94; глава 19 в: Writings, Vo. IV (1968)
1950 b: The Infantie Instinct-Life. In: G. M. Kurth, H. Herma (Hg.): Eements of Psychoanaysis. Ceveand: Word Pubishing Co., 95-104
c: The Significance of the Evoution of Psy cho-Anaytic Chid Psychoogy. Congrиs Inter nationa de Psychiatrie Paris, 1950, Rapports, 5, 29—36; также в виде главы 32 в: Writings, Vo. IV (1968)
a: Observations on Chid Deveopment. In: The Psychoanaytic Study of the Chid., VI, 18-30; глава 7 в: Writings, Vo. IV (1968)
1951 b: The Contribution of Psychoanaysis to Genetic Psychoogy. Amer. J. Orthopsychiat., 21, 476—497; также в виде главы 6 в: Writings, Vo. VI (1968)
1951 с: Nachruf: August Aichhorn. Int. J. Psa., 32, 51—56; также в виде главы 33 в: Writings, Vo. IV (1968)
d (mit Sophie Dann): An Experiment in Group Upbringing. In: The Psychoanaytic Study of the Chid. VI, 127-168; также в: W. E. Martin, С. B. Stender (Hg.): Readings in Chid Deveopment. New York: Harcourt, Brace 1954, 404—421; также в виде главы 8 в: Writ ings, Vo. IV (1968)
a: Notes on a Connection between the States of Negativism and of Emotiona Surrender (Hцr igkeit). Int. J. Psa., 33, 265; также в виде главы 10, часть II, в: Writings, Vo. IV (1968)
1952 b: The Mutua Infuences in the Deveopment of Ego and Id: Introduction to the Discussion.
In: The Psychoanaytic Study of the Chid, VII, 42—50; также в виде главы 9 в: Writings, Vo. IV (1968) 1952 с: The Roe of Bodiy Iness in the Menta Life of Chidren. In:
The Psychoanaytic Study of the Chid, VII, 69-81; также в виде главы IIb: Writings, Vo. IV (1968)
1952 d: The Poe of the Teacher. Harvard Educ. Rev., 22, 229—234; в новой редакции и под на званием 'Answering Teachers' Questions" явля ется главой 27 в: Writings, Vo. IV (1968)
1952 е: Visiting Chidren: The Chid. Nursing Times, Bd. 48, Nr. 13, 320; также в виде главы 34 в: Writings, Vo. IV (1968)
f: Предисловие издателя к: Sigmund Freud, Gesammete Werke, Bd. I. London: Imago Pu bishing Co. Seit 1960 Frankfurt/M.: S. Fischer
a: Some Remarks on Infant Observation. In: The Psychoanaytic Study of the Chid,
VIII, 9 — 19; также в виде главы 28 в: Writings, Vo. IV (1968)
1953 b: The Bearing of the Psychoanaytic Theory of Instinctua Drives on Certain Aspects of Hu man Behavior. In: R. M. Loewenstein (Hg.): Drives, Affects, Behavior, Bd. I. New York: In ternationa Universities Press, 259—277; под на званием "Instinctua Drives and Their Bearing on Human Behavior" является главой 24 в: Writings, Vo. IV (1968)
1953 с: Fimrezension:J. Robertson, A Two-Year-Od Goes to Hospita. Int. J. Psa., 34,284-287; также в виде главы 12 в: Writings, Vo. IV (1968)
d: Eineitung zu: A. Baint, The Psycho-Ana ysis of the Nursery. London: Routedge & Kegan Pau; также в виде главы 35 в: Writings, Vo. IV (1968)
a: About Losing and Being Lost. Int. J. Psa., 35, 283; также в виде главы 14 в: Writings, Vo. IV (1968)
1954 b:The Widening Scope of Indications for Psy choanaysis: Discussion. J. Amer. Psa. Assn., 2, 607—620; также в виде главы 17 в: Writings, Vo. IV (1968)
1954 с: Probems of Infantie Neurosis: A Discus sion. In: The Psychoanaytic Study of the Chid,
IX, 25-31,40-43,57-62,68-71; также в виде главы 16 в: Writings, Vo. IV (1968)
1954 d: Probems of Technique in Adut Anaysis. Bu. Phia. Assn. Psa., 4, 44—69; также в виде главы 18 в: Writings, Vo. IV (1968)
1954 е: Psychoanaysis and Education. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, IX, 9-15; также в виде главы 15 в: Writings, Vo. IV (1968)
1955: Safeguarding the Emotiona Heath of Our Chidren: An Inquiry into the Concept of the Re jecting Mother. In: Nationa Conference of Socia Work, Casework Papers, 1954. New York: Famiy Service Society of America, 5—17; под названи ем: "The Concept of the Rejecting Mother" яв ляется главой 29 в: Writings, Vo. IV (1968)
1956 a: The Probem of Aggression and Its Reati on to Norma and Pathoogica Deveopment. Harofй haivri, 50, 214-215
1956 b: Specia Experiences of Young Chidren Particuary in Times of Socia Disturbance. In: K. Soddy (Hg.): Menta Heath and Infant Deveopment. New York: Basic Books
c: Bemerkungen zu Joyce Robertson, A Mother's Observations on the Tonsiectomy of Her Four-Year-Od Daughter. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XI, 428—432; также в виде главы 13 в: Writings, Vo. IV (1968)
a: Eineitung zu: R. A. Spitz, Die Entstehung der ersten Objektbeziehungen. Stuttgart: Kett
1957 b: Mitteiung in: 1856-1956. Centenaire de a Naissance de Sigmund Freud. Paris: Presses Universitaires de France, 12—13
1957 c: Eineitung zu: A.-M. Sander, E. Daunton und A. Schnurmann, Inconsistency in the Mother as a Factor in Character Deveopment. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XII, 209 — 210; также в виде главы 29 в: Writings, Vo. V (1969)
1957d: Eineitung zu: G. Casuso, Anxiety Reated to the "Discovery" of the Penis. In: The Psycho anaytic Study of the Chid, XII, 169-170; так же в виде главы 28 в: Writings, Vo. V (1969)
1957 е: Предисловие к: M. Miner, On Not Being Abe to Paint. London: Heinemann; New York: Internationa Universities Press; также в виде главы 33 в: Writings, Vo. V (1969)
f: Die Kinderneurose. In: P. Federn, H. Meng (Hg.): Das psychoanaytische Voksbuch. Bern: Huber, 203-214
a: Cinica Studios in Psycho-Anaysis. Rese arch Project of the Hampstead Chid-Therapy Cinic. Proc. Roy. Soc. Med., 51,938-942. В но вой редакции под названием: "Research Pro jects of the Hampstead Chid-Therapy Cinic" является главой 2 в: Writings, Vo. V (1969)
1958 b: Chid Observation and Prediction of Deve opment. A Memoria Lecture in Honor of Ernst Kris. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XIII, 92—116; также в виде главы 8 в: Writings, Vo. V (1969)
1958 с: Adoescence. In: The Psychoanaytic Study of the Chid. XIII, 255-278, также в виде гла вы 9 в: Writings, Vo. V (1969)
1958d: Предисловие к: Т. Freeman, J. L. Cameron und A. McGhie: Chronic Schizophrenia. New York: Internationa Universities Press; также в виде главы 24 в: Wriings, Bd. V (1969)
1959: Defence Mechanisms In: Encycopaedia Britannica. Chicago, London, Toronto: Wiiam Benton
1960 a: The Chid Guidance Cinic as a Center of Prophyaxis and Enightenment (1957). In: J. Weinreb (Hg.): Recent Deveopments in Psy choanaytic Chid Therapy. New York: Interna tiona Universities Press, 25—38; также в виде главы 17 в: Writings, Vo. V (1969)
1960 b: Why Chidren Go Wrong. In: The Enrich ment of Chidhood. London: The Nursery Schoo Association of Great Britain and Northern Ireand, 23—34; также под названием: "Entrance into Nursery Schoo: The Psychoogica Prerequisites" в виде главы 19 в: Writings, Vo. V (1969)
1960 с: Discussion of Dr. John Bowby's Paper (Grief and Mourning in Infancy and Eary Chid hood). In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XV, 53—62; также в виде главы 10 в: Writings, Vo. V (1969)
1960 d: Предисловие к: К. Levy, Simutaneous Ana ysis of a Mother and Her Adoescent Daughter. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XV, 378—380; также в виде главы 30 в: Writings, Vo. V (1969)
1960 е: Предисловие к: M. Ruben, Parent Gui dance in the Nursery Schoo. New York: Interna tiona Universities Press; также в виде главы 35 в: Writings, Vo. V (1969)
1960 f: Geeitwort zum Jahrbuch der Psychoanay se. Kцn: Westdeutscher Verag
1961: Paediatricians' Questions and Answers. In: R. MacKeith, J. Sander (Hg.): Psychosomatic Aspects of Paediatrics. London: Pergamon Press, 27—41; под названием "Answering Pediatri cians' Questions" также в виде главы 23 в: Writings, Vo. V (1969)
1962 a: Assessments of Normaity and Pathoogy. In: Cinica Probems of Young Chidren; The Proceedings of the 18th Chid Guidance Inter-Cinic Conference. London: Nationa Association for Menta Heath, 22-29; под названием: "Cinica Probems of Young Chidren" также в виде главы 21 в: Writings, Vo. V (1969)
1962 b: The Emotiona and Socia Deveopment of Young Chidren; Report of the 9th Word Assem by, London, 16-21. Jui 1962; также в виде гла вы 20 в: Writings, Vo. V (1969)
1962 с: The Theory of the Parent-Infant Reation ship; Contnbьtion to Discussion. Int. J. Psa., 43, 240—242; также в виде главы II в: Writings, Vo. V( 1969)
d: Assessment of Chidhood Disturbances. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XVII, 149-158
a: Regression as a Principe in Menta Deve opment. Bu. Menninger Cin., 27, 126—139; В новой редакции также в: Normaity and Pathoogy in Chidhood (1965), 93-107
1963 b: The Concept of Deveopmenta Lines. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XVIII, 245—265; в новой редакции также в: Norma ity and Pathoogy in Chidhood (1965), 62-87
1963 c: The Roe of Regression in Menta Deveop ment. In: A.J. Sonit, S. A. Provence (Hg.): Mod ern Perspectives in Chid Deveopment. New York: Internationa Universities Press, 97—106; также в виде главы 24 в: Writings, Vo. V (1969)
1964: Предисловие к: A. Aichhorn, Deinquency and Chid Guidance. New York: Internationa Universities Press
1965 a: Normaity and Pathoogy in Chidhood; Assessments of Deveopment. New York: Inter nationa Universities Press; также в: Writings, Vo. VI (1969). На немецком языке: Wege und Irrwege in der Kinderentwickung. Bern, Stutt gart: Huber und Kett 1968
1965 b (в соавторстве с Т. Бергманном): Chidren in the Hospita. New York: Internationa Univer sities Press; «Предисловие» и «Заключение» также в виде главы 25 в: Writings, Vo. V (1969) На немецком языке: Kranke Kinder. Frankfurt/M.: S. Fischer Verag 1972
1965 с: Diagnostic Skis and Their Growth in Psycho-Anaysis. Int. J. Psa., 46, 31-38
1965 d: Some Recent Deveopments in Chid Ana ysis. In: Psychotherapy and Psychosomatics, 13, 36-46
1965 e: Heinz Hartmann; A Tribute. J. Amer. Psa. Assn., 13, 195—196; также в виде главы 36 в: Writings, Vo. V( 1969)
1965 f: On the Difficuties of Communicating with Chidren. In: J. Godstein, J. Katz (Hg.): The Fa miy and the Law. New York: Free Press, 261 — 264, 960-962, 1051-1053; а также под назва нием: "Three Contributions to a Seminar on Famiy Law" в виде главы 26 в: Writings, Vo. V (1969)
1965 g: The Hampstead Chid-Therapy Cinic; An Informa Seminar. Washington: Nationa Insti tute of Chid Heath and Human Deveopment, Nationa Institutes of Heath
1965 h: Предисловие к: J. Lamp-de Groot, The Deveopment of the Mind. New York: Inter nationa Universities Press. London: Hogarth Press; также в виде главы 37 в: Writings, Vo. V (1969)
1965 i: Предисловие к: J. Boand.J. Sander et a.: The Hampstead Psychoanaytic Index. New York: Internationa Universities Press. London: Hogarth Press; также в виде главы 31 в: Writ ings, Vo. V (1969)
1965 к (в соавторстве с Г. Нагерой и В. Э. Фрей- дом): Metapsychoogica Assessment of the Adut Personaity; The Adut Profie. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XX, 9-41; частично также в виде главы 4 в: Writings, Vo. V (1969)
1966а: The Writings of Anna Freud, Bd. II (1936). The Ego and the Mechanisms of Defense. В но вой редакции Ausgabe. New York: Internationa Universities Press
1966 b: Some Thoughts about the Pace of Psycho- anaytic Theory in the Training of Psychiatrists. Bu Menninger Cin., 30, 225-234; также в виде главы 5 в: Writings, Vo. VII (1971)
1966 с: A Short History of Chid Anaysis. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XXI, 7-14; также в виде главы 4 в: Writings, Vo. VII (1971)
1966 d: Links between Hartmann's Ego Psycho ogy and the Chid Anayst's Thinking (1964). In: R. M. Loewenstein, L. M. Newman, M. Schur und A.J. Sonit (Hg.): Psychoanaysis — A Ge nera Psychoogy. New York: Internationa Uni versities Press, 16-27; также в виде главы 13 в: Writings, Vo. V (1969)
1966 е: Obsessiona Neurosis; A Summary of Psy cho-Anaytic Views as Presented at the Con gress. Int. J. Psa., 47, 116—122; также в виде главы 15 в: Writings, Vo. V (1969)
1966 f: Interactions between Nursery Schoo and Chid Guidance Cinic. J. Chid Psychother., I, 40—44; также в виде главы 22 в: Writings, Vo. V (1969)
1966 g: Предисловие к: Sex and the Coege Stu dent. New York: Atheneum
h: Предисловие к: H. Nagera, Eary Chid hood Disturbances, the Infantie Neurosis, and the Aduthood Disturbances. New York: Inter nationa Universities Press; также в виде главы 32 в: Writings, Bd. V (1969)
a: Comments on Trauma ( 1964). In: S. S. Fьrst (Hg.): Psychic Trauma. New York: Basic Books 235—245; в новой редакции und erweitert под названием: "Comments on PsychicTrauma" так же в виде главы 14 в: Writings. Bd. V (1969)
1967 b: Eine Diskussion mit Renй Spitz. Psyche, 2 1, 4-15; в виде главы 2 в: Writings, Vo. VII (1971)
1967 с: Doctora Award Address (1964). J. Amer. Psa. Assn., 15,833—840; также в виде главы 38 в: Writings, Vo. V(19G9)
1967d: Предисловие к: H. Nagera, Vincent van Gogh. London: Aen & Unwin
e: Comments on the First Day's Reports. In: On Rearing Infants and Young Chidren in Insti tutions. Washington: Chidren's Bureau Resarch Reports, Nr. 1, 47-55; под названием "Resi dentia vs. Foster Care" также в виде главы 13 в: Writings, Vo. VII (1971)
a: The Writings of Anna Freud, Bd. IV (1945-1956); Indications for Chid Anaysis and Other Papers. New York: Internationa Universities Press
1968 b: Предисловие к: H. Nagera et a. (Hg.): The Hampstead Cinic Psychoanaytic Library Se ries. London: George Aen & Unwin 1969—70; также в виде главы 17 в: Writings, Vo. VII (1971)
1968 с: Nachruf: Wii Hoffer. In: The Psycho anaytic Study of the Chid. XXIII, 7-9
1968 d: Expert Knowedge for the Average Mother (1949); в виде главы 25 в: Writings, Vo. IV (1968)
1968 e: Studies in Passivity (1952). Глава 10 в: Writings, Vo. IV (1968)
1968 f: Indications and Contraindications for Chid Anaysis. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XXIII, 37—46; в виде главы 8 в: Writings, Vo. VII (1971)
1968 g: The Seeping Difficuties of the Young Chid; An Outine (1947). В виде главы 30 в: Writings, Vo. IV (1968)
1968 h: Acting Out. Int. J. Psa., 49, 165-170; в виде главы 7 в: Writings, Vo. VII (1971)
1968: Предисловие к: S. Freud, Gesammete Werke, Bd. 18: Gesamtregister. Frankfurt/M.: S. Fischer
1969 a: The Writings of Anna Freud, Bd. V (1956-1965); Research at the Hampstead Chid-Therapy Cinic and Other Papers. New York: Internationa Universities Press
1969 b Adoescence as a Deveopmenta Distur bance. In: S. Lebovici, G. Capan (Hg.): Adoes cence: Psychoogica Perspectives. New York: Basic Books, 5-11; также в виде главы 3 в: Writings, Vo. VII(1971)
1969 с: Nachruf: James Strachey. Int. J. Psa., 50, 129-131; в виде главы 20 в: Writings, Vo. VII (1971)
1969 d: The Writings of Anna Freud, Bd. VII (1965): Normaity and Pathoogy in Chidhood; Assessments of Deveopment. New York: Inter nationa Universities Press
1969 e: The Hampstead Chid-Therapy Course and Cinic (1957); в виде главы I в: Writings, Vo. V (1969)
1УЬУ r Assessment ot fatnoogy in Uudnood (1962, 1964, 1965); в виде главы 3 в: Writings, Vo. V( 1969)
1969 g: Difficuties in the Path of Psychoanaysis; A Confrontation of Past with Present Viewpoints. New York: Internationa Universities Press 1969; также в виде главы 9 в: Writings, Vo. VII (1971). На немецком языке: Schwierigkeiten der Psychoanayse in Vergangenheit und Gegen wart. Frankfurt/M. 1971
1969 h: Psychoanaysis and Famiy Law (1964); в виде главы 5 в: Writings, Vo. V (1969)
1969 i: Services for Underprivieged Chidren (1966); в виде главы 6 в: Writings, Vo. V (1969)
1969 k: The Contribution of Direct Chid Obser vation to Psychoanaysis (1957); в виде главы 7 в: Writings, Vo. V( 1969)
1969 1: Discussion Remarks to Dr. John Bowby's Paper on "Separation Anxiety" (1958); в виде главы 10, часть I, в: Writings, Vo. V (1969)
1969 m: An Appreciation of Herman Nunberg(1964); в виде главы 12 в: Writings, Vo. V (1969)
1969 n: Psychoanaytic Knowedge Appied to the Rearing of Chidren (1956); в виде главы 16 в: Writings, Vo. V (1969)
1969 о: The Assessment of Borderine Cases (1956); в виде главы 18 в: Writings, Vo. V (1969)
1969 p: Psychoanaytic Knowedge and Its Appi cation to Chidren's Services (1964); в виде гла вы 27 в: Writings, Vo. V ( 1969)
1969 q: Adoescence as a Deveopmenta Distur bance (1966). In: G. Capan, S. Lebovici (Hg.): Adoescence; Psychosocia Perspectives. New York: Basic Books, 5—11; в виде главы 3 в: Writ ings, Vo. VII (1971)
r: Fimrezension: John, 17 Months, Nine Days in a Residentia Nursery, von James und Joyce Robertson. In: The Psychoanaytic Study of the Chid, XXIV, 138—143; также в виде главы 14 в: Writings, Vo. VII (1971)
a: The Symptomatoogy of Chidhood; A Pre iminary Attempt at Cassification. In: The Psy choanaytic Study of the Chid, XXV, 19-41 ; так же в виде главы 10 в: Writings, Vo. VII (1971)
1970 b: Предисловие к: Bianca Gordon: A Psycho- anaytic Contribution to Pediairics. In: The Psy- choanaytic Study of the Chid. XXV, 521-523; также в виде главы 18 в: Writings, Vo. VII (1971)
1971 a: The Writings of Anna Freud, Bd. VII (1966-1970): Probems of Psychoanaytic Trai- ning, Diagnosis, and the Technique of Therapy. New York: Internationa Universities Press
1971 b: Probems of Termination in Chid Anaysis (1957, 1970); в виде главы 1 в: Writings, Vo. Vi (1971)
1971 с: The Idea Psychoanaytic Institute; A Uto pia (1966); в виде главы 6 в: Writings, Vo. VII (1971)
1971 d: Chid Anaysis as a Subspeciaity of Psy choanaysis (1970); в виде главы 12 в: Writings, Vo. VII (1971)
1971 e: The Infantie Neurosis; Genetic and Dyna mic Considerations; в виде главы II в: Writings, Vo. VII (1971); также в: The Psychoanaytic Study of the Chid, Bd. XXVI
1971 f: Painter v. Bannister; Postscript by a Psycho anayst (1968); в виде главы 15 в: Writings, Vo. VII (1971)
1971 g: Address at the Commencement Services of the Yae Law Schoo (1968); в виде главы 16 в: Writings, Vo. VII (1971)
1971 h: Предисловие к: The Wof-Man by the Wof-Man. New York:
Basic Books; также в виде главы 19 в: Writings, Vo. VII (1971)
1971 i: Предисловие к: Anna Freud, Dorothy Buringham et a.: Heimatose Kinder; Zur An wendung psychoanaytischen Wissens auf die Kindererziehung. Frankfurt/M.: S. Fischer
1972: The Writings of Anna Freud, Bd. I (1922-1935): Introduction to Psychoanaysis; Lectures for Chid Anaysts and Teachers. New York: Inter nationa Universities Press. Содержит: Intro duction to the Technique of Chid Anaysis (1927), Psychoanaysis for Teachers and Parents (1930), обе работы в новом исправленном переводе, а также другие ранние работы по психоанализу
1975: The Writings of Anna Freud, Bd. III (1939—1945): Infants without Famiies, Reports on the Hampstead Nurseries (in coaboration with Dorothy Buringham). New York: Internationa Universities Press"
Примечание: сокращение «Writings» относится к изданию сочинений Анны Фрейд в семи томах: «The Writings of Anna Freud», New York, London, 1965—1973.
ЛИТЕРАТУРА
Aichhorn, A.: Verwahroste Jugend (1925). Bern: Huber 1957
Sigmund Freud — Wihem FieЯ: Aus den Anf дngen der Psychoanayse. Briefe an Wihem Fi eЯ, Abhandungen aus den Jahren 1887—1902, hg. v. M. Bonaparte, A. Freud, E. Kris. Frankfurt/ M.: Fischer 1950, 1962
Sigmund Freud: Briefe (1873-1939). Frank furt/M.: Fischer 1960,1968
Sigmund Freud — Oskar Pfister: Briefe (1909-1939), hg. v. E. Freud, H. Meng. Frankfurt/M.: Fischer 1963
Sigmund Freud — Lou Andreas-Saome: Briefwech se, hg. v. E. Pfeiffer. Frankfurt/M.: Fischer 1966
Sigmund Freud — Arnod Zweig: Briefwechse, hg. v. E. Freud. Frankfurt/M.: Fischer 1968 Sigmund Freud — Edoardo Weiss: Briefe zur psy choanaytischen Praxis. Frankfurt/M.: Fischer 1973 Frijing-Schreuder, E. С. M.: Buchbesprechung der "Writings of Anna Freud". Psyche, 12, 1975, 1141-1146
Grubrich-simitis, I.: Die Stimme des Inteekts ist eise. Anna Freud zum 80. Geburtstag. FAZ v. 6. 12. 1975
Hug-Hemuth, H. von: Zur Technik der Kinder anayse. Vortrag beim VI. Internat. Psychoana. KongreЯ im Haag, 8-11. Sept. 1920. Intern. Z. Psychoana., 7, 1920, 179-197
Jones, E.: The Life and Work of Sigmund Freud, Bd. I—III. New York: Basic Books 1953-1957. а немецком языке: Das Leben und Werk von Sigmund Freud, Bd. I —III. Bern: Huber 1960-1962
Kein, M.: The Psycho-Anaysis of Chidren. Lon don: Hogarth 1932. На немецком языке: Die Psychoanayse des Kindes. Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2109. Mьnchen: Kinder 1973
Lustman, S. L.: The Scientific Leadership of Anna Freud. Psycho.-Ana. Ass., 15, 1967, 810-827
Meng, H., Federn, P.: Die Psychohygiene. Bern 1949
Roazen, P.: Brother Anima. The Story of Freud and Tausk. New York: Knopf 1969. На немецком языке: Brudertier. Sigmund Freud und Victor Tausk: Die Geschichte eines tragischen Kon fikts. Hamburg 1973
Sander, J., Novick, J.: The Hampstead Chid-Therapy Course and Cinic. An Account. Manu skript
Schmideberg, M.: A Contribution to the History of the Psychoanaytic Movement in Britain. Sonderdruck aus: Brit. J. Psychiat., 118, 1971, 61-68
Schur, M.: Living and Dying. New York: Interna tiona Universities Press 1972. На немецком языке: Sigmund Freud — Leben und Sterben. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1973
ХАИНЦ ГАРТМАНН И СОВРЕМЕННЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ
Герберт Ф. Вальдхорн
Хайнц Гартманн (1894—1970), выдающийся психоаналитик второго поколения, был одним из тех, кому выпало продолжить пионерскую работу, начатую в первые десятилетия XX века Фрейдом и его соратниками. Жизненный путь Гартманна и научное развитие последовательно привели его в область изучения проблем, оста вавшихся в стороне от внимания психоаналитиков, где он проявил себя как теоре тик, новатор и учитель, стремившийся связать психоанализ с социальными науками и задачами социологии. Необычайно широкое образование и неустанное изучение различных дисциплин дали ему колоссальное знание, а широта его взглядов и науч ных интересов сочетались с его способностью к абстрагированию и синтезу при по строении психоаналитических теорий.
Чтобы суметь оценить вклад Гартманна в психоанализ, необходимо рассказать о развитии психоаналитических идей до того времени, как он начал публиковать свои первые работы (см. также статью Г. Яппе в т. I). Детальное описание психоло гии Я до 1937 года должно помочь нам под правильным углом зрения рассмотреть то плодотворное влияние, которое оказала его классическая работа «Психология Я и проблема адаптации» (1939). Очерк его жизненного пути, личных отношений и деятельности позволит лучше понять тот вклад в психоанализ, который он внес самостоятельно или в сотрудничестве с Эрнстом Крисом и Рудольфом Лёвен-штейном.
РАЗВИТИЕ ПСИХОАНАЛИЗА В 1895-1937 ГОДЫ
Основываясь на фактах, пожалуй, можно предположить, что развитие психоло гии XX столетия началось с работ Зигмунда Фрейда в конце 90-х годов XIX века в Вене (см. также статью Юргена фом Шайдта в т. I).
В первых публикациях Фрейда сказывалось его научное образование и интерес к нейрофизиологии, а во многих статьях, написанных им на рубеже веков, он пытал ся разрабатывать нейропсихологию. Однако до третьего десятилетия нового века по следующие сочинения Фрейда все больше и больше вбирали его собственный опыт применения психоаналитического метода в клинической работе и сообщения е,го первых учеников и коллег. К этому времени он разработал фундаментальные психо аналитические гипотезы в таких публикациях, как «Толкование сновидений» (1900), «Три очерка по теории сексуальности» (1905), в метапсихологических сочинени-ях — например, «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) — и других важных трудах.
В 20-е годы появились работы «Я и Оно» (1923) и «Торможение, симптом и страх» (1926), в значительной степени способствовавшие развитию психоанали тической теории, которые мы знаем теперь как структурную теорию. Эта теория открыла новые перспективы, и аналитики стали уделять все большее внимание роли агрессии как независимой силе, способствующей возникновению конфликтов в ду шевной жизни (дуалистическая теория влечения). Возникшее в результате этого направление являлось стимулом и создавало основу для разработки новой концеп ции — психологии Я. Этому также способствовала работа Анны Фрейд «Я и за щитные механизмы» (A. Freud 1936), в которой давалась новая формулировка пси хоаналитических представлений о природе невротического конфликта, которые выражались в понятиях влечения, опасности, страха и защиты. Наряду с ранее опуб ликованной статьей Вильгельма Райха «Характероанализ» (Reich 1933) и статьями фенихеля (Feniche 1934), Нунберга (Nunberg 1931), Вельдера (Wader 1930) и дру гих эта работа способствовала разработке психоаналитического метода, который теперь называется анализом Я или анализом защит (см. также статью Р. Бессера в этом томе). В дальнейшем мы более детально обсудим проблемы в области психо логии Я, которой Гартманн посвятил свой труд. Биографический очерк и обзор не которых его ранних сочинений помогут нам понять также другие детерминанты его идей и воззрений.
БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
Хайнц Гартманн родился 4 ноября 1894 года в Вене. В его роду было много мужчин и женщин, проявивших себя в области политики, литературы, медицины, искусства и музыки. Его дед, Мориц Гартманн (1828—1872), во время революции 1848 года был активным политиком и депутатом первого немецкого парламента. После свержения временного правительства он сбежал в Женеву, женился и посе лился там навсегда. В свое время он снискал большой авторитет как поэт, писатель-сатирик, репортер и либреттист. Более того, он стал профессором немецкой литера туры! Собрание его сочинений было опубликовано в 1873 и 1874 годах в 10 томах, однако они включали в себя лишь часть его литературного творчества. Его сын, Людо Мориц Гартманн (1856—1924), политик и историк, после Первой мировой войны был австрийским послом в Германии и перевел труд Теодора Момзенса, посвящен ный римской истории. Он издал книгу по всемирной истории и в звании ординар ного профессора преподавал историю в Венском университете. Кроме того, его хо рошо помнят как организатора народных школ в Вене. И Людо, и Морицу Гартманну посвящены многочисленные биографические и критические работы.
Дедом Хайнца Гартманна по материнской линии был Рудольф Хробак (1843 — 1910), профессор акушерства и гинекологии в Венском университете. Его дочь была очень одаренной в музыкальном отношении женщиной, художницей и пианисткой. Влияние, оказанное с этой стороны семьи на развитие Хайнца Гартманна, проявилось в том, что наряду с медициной — основным его интере сом — он увлекался игрой на скрипке и пианино, акварельной живописью и поэзией.
До четырнадцати лет Гартманн обучался частным образом, и только потом он стал ходить в общественную школу. За этим частным обучением следил Карл Зайтц (1869—1950) — будущий бургомистр Вены и лидер социал-демократической партии. Кроме того, в юношеские годы Гартманна в доме его родителей встречались многие выдающиеся люди того времени, где они бурно обсуждали новые идеи и воз никавшие в мире проблемы.
После увольнения с воинской службы в 1920 году Гартманн закончил медицин ское обучение в Венском университете. Во время учебы он занимался философскими и научными исследованиями, ав1917и!918 годах опубликовал несколько статей об обмене веществ. После того как его отец стал послом в Берлине, он сопровождал его в качестве секретаря и был непосредственным свидетелем политических собы тий того времени. Затем он приступил к изучению психиатрии в психиатрической и неврологической клинике у Вагнера-Яурегга1 в Вене. Здесь он встретился с други ми учеными своего времени, в частности с Паулем Шильдером, вместе с которым в 1923—1927 годах он опубликовал четыре работы. Написанная в 1924 году в соав торстве со Степаном Бетльхеймом работа об ошибочных реакциях при корсаков-ском психозе была выполнена в рамках исследовательской программы на стыке экс периментальной психиатрии и психоанализа. Его научные интересы проявились в исследованиях близнецов, невроза навязчивости, кокаиновой зависимости и го мосексуализма, гипнотических феноменов и в работах на многие другие темы. В те чение последующих десяти лет были опубликованы примерно еще 30—40 работ и энциклопедических статей, в которых в основном сопоставлялись воззрения клас сической психиатрии и психоанализа.
До 1934 года Гартманн проводил свои исследования в университетских клини ках и в это же время прошел учебный анализ в Вене и в Берлинском психоаналити ческом институте у Шандора Радо. Он покинул клинику, чтобы заниматься частной психоаналитической практикой, а в 1934 году Фрейд предложил ему продолжить у него свой учебный анализ. Это был знак наивысшего признания, который в то вре мя мог получить психоаналитик. Кроме того, в 1933 году вместе с Паулем Федерном и Шандором Радо он был назначен редактором «Международного журнала психо анализа», и в это же время у него завязалась дружба с Эрнстом Крисом, который вместе с Робертом Вельдером являлся редактором реорганизованного журнала «Imago».
В 1928 году Гартманн женился на Доре Карплюс, детском враче, которая затем также стала психоаналитиком. Два его сына, Эрнст и Лоуренс, жили в Вене, откуда в 1938 году эмигрировали вместе со своими семьями. В 1941 году Гартманн прие хал в Нью-Йорк, после чего некоторое время жил в Париже, Женеве и Лозанне. Там он продолжил свой путь, начатый в Вене и Париже, в качестве обучающего ана литика в Психоаналитическом институте Нью-Йорка, а в 40-е годы занимал в нем многие почетные должности. Вместе с Анной Фрейд и Эрнстом Крисом он стал ос нователем и издателем журнала «Psychoanaytic Study of the Chid». В 1952-1954 го дах он был президентом Нью-Йоркского психоаналитического общества, с 1951 года по 1957 — президентом Международного психоаналитического объединения, а с 1959 года и до своей смерти в 1970-м — почетным президентом этого общества (Eisser, Eisser 1966).
Особого упоминания заслуживает история плодотворного сотрудничества Гарт манна с Эрнстом Крисом и Рудольфом Лёвенштейном: в 1945-1962 годах они со вместно опубликовали ряд важных работ, которые либо внесли вклад в развитие идей Фрейда, либо благодаря более точным и приближенным к практике формулировкам конструктивным образом их модифицировали. Дружба Гартманна с Крисом нача лась в Вене, а затем они снова встретились в 1941 году в Нью-Йорке. Лёвенштейн, Который познакомился с Гартманном в Париже, в 1942 году также приехал в Нью-Йорк, где стал преподавать в психоаналитическом институте. Когда Лёвенштейн присоединился к своим коллегам, они уже работали в новой Школе социальных ис следований и в Нью-Йоркском психоаналитическом институте и организовали регу лярные, основанные на клиническом опыте дискуссии с намерением выяснить, каким образом можно развивать психологию Я и какое место занимает Я в психоанализе.
Основной интерес Лёвенштейна был связан с оценкой данных, получаемых в про цессе психоанализа. Этот интерес заметно проявляется во многих совместных пуб ликациях и в работах, написанных Лёвенштейном самостоятельно. Крис, считавший ся одним из самых изобретательных и элегантных стилистов, часто брал на себя функцию формулировки окончательного варианта их совместных усилий. Влия ние Гартманна заключалось в том, что он определял тему, уточнял ее и стимулировал. Это часто давало новый импульс ученым, занимавшимся непосредственным наблю дением за детьми, экспериментальным психоанализом или исследованием нор мального функционирования индивидов и групп. Общими усилиями Гартманн, Крис и Лёвенштейн пытались свести воедино в рамках структурной теории различ ные, значительно отличающиеся друг от друга представления о Я, его функциях, раз витии и роли. Они подчеркивали значение генетического подхода при формулиров ке психоаналитических гипотез, особенно при изучении формирования психических структур. Ими подробно обсуждались роль агрессии, представления о нейтрализа ции энергии с точки зрения функционирования Я, а также то место, которое психо аналитическая теория занимает среди других наук, а их совместные усилия способ ствовали значительному прогрессу в достижении изначально поставленной Фрейдом цели — превратить психоанализ в общепсихологическую теорию.
ОСНОВЫ ПСИХОАНАЛИЗА
Уже в самом начале своего научного пути Гартманн, который настаивал на необ ходимости получения доступных эмпирическому и научному пониманию данных, делал акцент на методической проблеме, что привело к разработке им проекта науч ного психоанализа. Эти цели и интересы отражаются в его первой крупной работе, опубликованной в 1927 году под названием «Основы психоанализа». Эта работа поя вилась раньше, чем большинство трудов Фрейда, где Я рассматривается в качестве структурного понятия, и, по существу, находится в стороне от исследований Гарт-манном теоретических проблем, которыми он занимался в дальнейшем. Вместо при вычного подхода к психоанализу как к терапевтической технике в ней обсуждается методика психоанализа как науки.
Наряду с анализом основных понятий психоаналитической теории в этот пе риод Гартманн представил теоретический обзор, посвященный психологии в Герма нии, и провел сравнение психоанализа с основными идеями представителей других школ, например Ясперса, Гуссерля, Дильтея, Макса Вебера и т. д. Многие из этих авторов были убеждены в особом значении процессов мышления («понимающая психология») и поэтому делали акцент на детальном исследовании различных воз можностей духовного опыта. То есть они рассматривали психические явления как принципиально отличающиеся от феноменов в естественных науках, а потому считали невозможным применять категории причины и следствия к пониманию психических процессов. В противоположность этому Гартманн утверждал, что пси хоаналитический метод особенно пригоден для раскрытия причинных связей, не доступных сознанию или эмпирическому пониманию, прежде всего благодаря тех нике свободных ассоциаций и использованию словесных образов, имеющих интерпретирующий и разъясняющий характер. Он показал, что разработанные Фрейдом теории бессознательного были способны разоблачать самообман, который во многих случаях считался естественным способом понимания, и указал на недос таточность и неизбежные ошибки психологических теорий, построенных на «пони мании», а не на объяснении. Гартманн решительно подчеркивал, что психологические теории должны оцениваться не по степени «их понятности», а с точки зрения их эври стической пользы и способности оперировать фактами, приводящими к формули ровке гипотез. Он отмечал, что в истории психоаналитической теории гипотезы от брасывались не потому, что они не поддавались смысловой интерпретации, а потому, что они не выдерживали проверки дополнительным эмпирическим материалом (см. Hartmann 1964, 398). Гартманн стремился показать, что психоанализ является индуктивной наукой, изучающей взаимосвязи комплексных психических процес сов. Его подход разработан эмпирически и должен эмпирически верифицироваться. Индуктивный базис психоаналитических теорий по сравнению с естественными науками является скудным, и очень сложно подойти к их верификации экспери ментально. Но всякий раз, когда проводились такие эксперименты, их результаты подтверждали психоаналитические теории (см. Hartmann 1964, 401).
Здесь и в других своих методологических сочинениях Гартманн указывал на не обходимость проведения интенсивных исследований, благодаря которым в послед ние десятилетия обозначились основные направления психоаналитических изыска ний в области детского развития и появилось понимание паттернов развития в сфере умений, мышления и социального взаимодействия.
Другие проблемы исследовались в рамках критики школы «понимающей пси хологии», хотя она в конечном счете обсуждалась лишь для того, чтобы пояснить метод и теоретические построения психоанализа. В целом эти проблемы касались психического функционирования и особенно коммуникации, включая коммуника цию в процессе психоаналитической терапии. Аффективные компоненты речи, не вербальные компоненты общения, символические феномены, идиосинкразические и характерологические аспекты ценностей, генетический подход к рассмотрению феноменов и отношения между перечисленными и многими другими процессами, в том числе эмпатии и интерпретации, — все эти явления обсуждались Гартманном, который давал им свое остроумное объяснение. Эта работа, которая позднее была вновь опубликована в сборнике статей Гартманна (1964) под названием «Понима ние и объяснение» (см. «Ich-Psychoogie», 1972а), положила начало множеству пси хоаналитических работ, в которых рассматривались эти важные аспекты психоло гии человека. В то время, когда было опубликовано это сочинение, многие ученые оспаривали или полностью отрицали ту роль, которую играют бессознательные пси хические процессы в мышлении и поведении. Фрейд это предвидел, когда говорил о «нарциссической обиде», которую должны испытывать люди, обнаружив иллю зорность и ненадежность «объективности» нашего понимания мотивированных отношений и сознания в целом (XII, 143). Гартманн пытался показать, что бессозна тельные отношения и неосознаваемые влияния на сознательные состояния и пере живания не воспринимаются (сознательно) и что другим людям сложно их понять с помощью вчувствования. Ошибки, возникающие при психологическом рассмот рении — которые не признаются как факт, — являются гораздо более значительны ми, чем в случаях, когда применяется психоаналитический метод. И наоборот, в рам ках общего психоаналитического подхода признается необходимость учета соматических факторов переживаний людей и психической жизни. Значение пси хоанализа для психосоматической медицины очевидно, и Гартманн также указывал на него в своих рассуждениях.
В заключение этой работы Гартманн отметил, что, таким образом, психоанализ следует рассматривать как естественную науку, но не из-за ее акцента на причинных связях и не из-за формы теоретических построений, а в силу поставленной психо анализом научной цели — понять законы и закономерности психической жизни. Он добавил, что определенные элементы теории, особенно те, что связаны с энерге тическими и определенными динамическими представлениями, включают в себя понятия, которые являются не доказуемыми сами по себе постулатами, а идеями, обладающими эвристической ценностью, — теоретическими конструктами. Он от мечал, что речь идет о науке, пока еще находящейся в стадии становления, и сформу лировал многочисленные задачи, которые она решала в последующие годы своего развития.
ПСИХОЛОГИЯ Я ДО 1937 ГОДА
Чтобы правильно оценить место, которое занимают работы Гартманна 1937 го да, пожалуй, необходимо сначала рассказать о предшественниках психологии Я: в 1956 году Гартманн написал статью «Развитие понятия Я у Фрейда»; кроме него, различные попытки обсудить эту проблему предпринимали и другие авторы — Крис (Kris 1951), Рапапорт (Rapaport 1958), Джордж Клейн (Kein 1968) и др. Началом разработки этого понятия можно считать введение Фрейдом термина защиты. Вначале Фрейд полагал, что защита препятствует воспоминанию реально произошедшего события, мешает появлению неприятного и, следовательно, болез ненного аффекта. В качестве единственной формы защиты в этой ориентирован ной на Оно психологии рассматривалось вытеснение, разделяющее психический аппарат на сознательную и бессознательную части. Понятие Я вначале понималось двояким образом: оно относилось либо к «персоне», то есть к самому человеку, либо к сознанию. Основной акцент, который делался на реальных переживаниях в качестве психогенной (и патогенной) силы, сместился, когда Фрейд обнаружил, что рассказы о совращении в детском возрасте не отражали реальных событий, а являлись фантазиями, и с тех пор на протяжении тридцати лет он не придавал им особого значения в психоаналитической теории. Основное внимание уделялось вытеснению и связанной с ним идее о замещающем образовании, и как следствие возник вопрос о происхождении и природе вытесняющей энергии, которая слу жит защитой. Вначале она рассматривалась как результат трансформации влече ний, и было разработано представление о влечениях Я, чтобы попытаться объяс нить психические феномены все в тех же терминах влечений. В этот период Я приписывалась роль сдерживающей и служащей целям самосохранения части личности, которая обладает собственными влечениями, противостоящими сексу альным. Внимание, которое в этот период Фрейд уделял инстинктивной стороне психической жизни, привело к открытию детской сексуальности, механизмам ра боты сновидения и к более глубокому пониманию механизмов, действующих при разных психоневрозах и перверсиях. Благодаря этим открытиям его интерес к дан ной проблеме еще более усилился.
Фрейд всегда основное внимание уделял центральной роли конфликта в психи ческой жизни, и лишь особые клинические данные и эмпирическая проверка мето да заставили его пересмотреть прежние теоретические представления. Среди кли нических данных речь прежде всего шла о негативной терапевтической реакции и проявлениях бессознательного чувства вины и тенденции к самонаказанию, кото рую не так просто было объяснить с помощью существующих психоаналитических представлений. Что касается практики, то все более становилось очевидным: в тех ническом отношении более продуктивно было начинать терапевтическую работу с «поверхности» и интерпретировать защиту (часто бессознательную), прежде чем приступать к интерпретации содержаний Оно. То и другое заставило Фрейда рас сматривать Я как защитную организацию, обладающую собственными генетически ми корнями и собственной энергией. Это, в свою очередь, наряду с более глубоким пониманием роли агрессии в конфликте влечений, а также пониманием бессозна тельного и динамических аспектов сопротивления в ходе терапевтической работы, привело к появлению основных концепций в структурной теории.
В работе «Я и Оно» (1923) Фрейд представлял Я как организацию, связывающую между собой психические процессы, которые развиваются в результате идентифи кации с потерянными объектами, оснащенную бессознательными и сознательными компонентами и обладающую способностью преобразовывать энергию влечений в собственную энергию. Кроме того, концепция Сверх-Я и его связи с интернализи-рованной агрессией служила тому, чтобы объяснять непонятные случаи бессозна тельного чувства вины и негативной терапевтической реакции. Однако к тому вре мени представление о дифференциации Я из Оно еще не было расширено до теории детального развития Я как такового или до представления о важной роли влияний внешнего мира на его функционирование. Когда была опубликована работа «Тор можение, симптом и страх» (1926), воздействие внешней реальности (вместе с Я как органом адаптации) оказалось в центре теории психического события. В новой теории страха (см. статью Д. Айке в т. I) Я приписывалась способность автономно приводить в действие защиту на сигнальную тревогу. Сигнальная тревога выводи лась из ранних переживаний внешней угрозы, каждое из которых было связано с интенсивными потребностями и притязаниями, возникшими в период раннего развития личности. Тот факт, что Я приписывалась способность предвосхищать со бытия, стал причиной введения в концепцию Я нового параметра. Тем самым дина мической роли Я стало придаваться большее значение во всех психических процес сах. Фрейд также теперь предполагал, что мыслительные процессы и позднее процессы Я осуществляются в основном благодаря не энергии влечений, а изменен ной форме энергии, которую он называл сублимированной или десексуализиро-ванной. Кроме того, Я рассматривалось таким образом, как будто оно располагает множеством защитных механизмов, способных препятствовать прорыву влечений, даже если в результате возникала реальная опасность или же вело его к осуждению со стороны сверх Я (чувство вины).
Указание на то, что Я может отвечать сигнальной тревогой на ранние пережива ния угрозы, подразумевает наличие особых способностей восприятия и эффектив ности, которые включены в этот процесс, и эти конституциональные факторы при вели к рассмотрению независимого функционирования Я. Кроме того, это привело к необходимости рассматривать Я не просто как инстанции, которые пассивно реа гируют на болезненное давление, возникающее при заблокированной разрядке ле чений, а как обладающее последовательностью активных действий, связанных с сигнальной тревогой. Речь теперь шла уже не о теории психопатологии трево ги, а о системе понятий, которую в качестве составной части можно было включить в общую теорию психического функционирования. Тем не менее работы Фрейда в этом пункте еще не расширились до теории автономии Я.
Если гипотеза о том, что способы реагирования Я детерминированы прошлыми переживаниями, привела к возрастанию интереса к теории научения в поведении, то адаптивные функции Я скорее имплицитно подразумевались, нежели подверг лись фактическому исследованию.
Последнее понятие Я, принадлежащее Фрейду, ограничивается его представле ниями о вторичном процессе и принципе реальности. В одной из своих последних работ «Конечный и бесконечный анализ» он выдвигает гипотезу о врожденных кор нях Я, не зависимых от влечений, которая должна была помочь объяснить индивиду альные врожденные отклонения в функционировании и в развитии Я. Он описывал синтезирующие функции Я как часть расширенного понимания биологической, сохраняющей жизнь роли Я, что означало радикальный отход от первоначального акцента в его теории на влечениях как «биологически важной» части психического аппарата. Эти представления о синтезирующей функции Я в дальнейшем разраба тывались Нунбергом и Вельдером, и эти функции описывались как важная сфера функционирования Я.
В работе «Я и защитные механизмы» (1936) Анна Фрейд систематизировала по нятие специфических защитных мер в ответ на угрозу со стороны влечений в детстве и юношестве. Дав свою трактовку представления о защите от аффектов, она открыла путь к более тонкой оценке роли, которую в психической жизни играют аффекты. Кроме того, она интегрировала содержания защиты и отношение к реальности, вве дя понятие защиты от внешних стимулов. Этим она способствовала пониманию Я как относительно независимой психической организации, которая находится в по стоянном взаимодействии с внешним миром, влечениями и другими интрапсихиче-скими требованиями.
Такой ход событий демонстрирует возрастающую готовность рассматривать и понимать внешнюю реальность в более широком смысле, чем она понималась прежде — как причину различий в развитии Я, и признать, что само Я или многие его функции служат тому, чтобы облегчить адаптацию к внешней реальности. Однако эти новые представления в то время еще не были расширены до теории объектных отношений и психосоциальных феноменов в целом. Однако не будучи способным объяснить взаимодействие индивида с социальной и биологической ре альностью и понять то, как он справляется с защитными требованиями и притяза ниями влечений, психоанализ не мог претендовать на создание общей психоанали тической психологии.
В теоретических построениях этим важным аспектом психологического пони мания пренебрегали, и это являлось результатом того, что психоанализ начал разра батываться с изучения патологии и феноменов в ограниченной области между нор мальной психологией и психопатологией и первое время фокусировался на Оно и врожденных влечениях. Тесной связью между психоаналитической теорией и те рапевтическим методом и объясняется то, что функции Я, вовлеченные в интрапси-хический конфликт, оказались в центре внимания раньше, чем остальные функции Я. Последующее систематическое исследование других функций Я и процесса, с по мощью которого Я справляется с внешним миром, являлось основополагающим для методики и подхода Гартманна в его классической работе «Психология Я и про блемы адаптации» (Hartmann, нем. изд., 1960), хотя они и не имели столь большого значения для понимания и терапии психических расстройств. Именно Гартманн первым попытался прояснить некоторые из неисследованных областей психоанали тической теории, о которых говорилось выше. Во многих отношениях это являлось серьезным отходом от существовавшей теории. Идеи, которые провозглашаются в этой статье, были затем более подробно изложены в многочисленных работах, опуб ликованных в последующие 25 лет Гартманном самостоятельно или в сотрудничест ве с Крисом и Лёвенштейном в психоаналитических журналах.
Далее мы рассмотрим тот важный вклад, который внесли эти работы; кроме того, будут продемонстрированы изменения, которые претерпели все наиболее важные понятия при дальнейшем исследовании этой проблемы. В отдельных случаях можно увидеть, что наметки идеи, сформулированной в работе 1939 года, позднее легли в основу разработанной общей теории. В предисловии к собранию своих статей, опубликованных в 1964 году (Hartmann, нем. изд., 1972а), Гартманн, однако, отри цает, что его работа представляет собой систематическое изложение психологии Я или теории психоанализа. Он считал, что при обсуждении различных проблем и ги потез он основывался на генетических, адаптивных и экономических аспектах Я, что могло бы содействовать «...обмену знанием, приобретенным в психоанализе, и знанием, полученным с помощью других методов психологии» (там же, 14—15). Он выразил надежду, что совершил шаг «...в направлении интеграции, по крайней мере частичной, или 'архитектонической адаптации' теории психоанализа» (там же, 14).
ТЕОРИЯ Я
Одна из идей, затронутых, но не разработанных в 1939 году, заключалась в том, что Я и Оно следует понимать как результат дифференциации на первичной сту пени (матрице) самого раннего детства, которую Гартманн, Крис и Лёвенштейн в 1946 году назвали «недифференцированной фазой». Это противоречило представ лению, согласно которому Оно является источником возникающего впоследствии Я, и особое значение этого подхода заключалось в том, что он позволял указать на зна чительное влияние врожденных свойств на Я. Такие врожденные аппараты Я разви ваются в соответствии с закономерностями процесса созревания как часть биологи ческого наследия индивида (возможно, вместе с врожденной энергией Я, о чем мы еще будем говорить позднее). Долгое время считали, что конституциональные факторы аналогичным образом определяют последовательность развития индивида с известными оральной, анальной и фаллической фазами. (Гипотеза о том, что соот ветствующие фазы существуют и в развитии агрессии, была выдвинута тремя авто рами в 1949 году.) Ранняя дифференциация Я и Оно рассматривалась как результат натиска влечений, а также конфликтов между влечениями и исходно сдерживаю щими их интегрирующими силами (возможно, предшественниками последующих защитных механизмов и синтезирующих функций Я). Гартманн делал акцент не только на влиянии внешней реальности, но и на влиянии врожденных свойств Я на дифференциацию. Поскольку конституциональные факторы, определяющие про цессы восприятия, контроль над движениями, накопление опыта, формирование па мяти и научение отчасти развиваются в соответствии с их собственной физиологиче ской последовательностью созревания, Гартманн указал здесь на «первичную автономию Я». Эти функции направлены на взаимодействие с окружением и явля ются важными для развития основных функций Я, таких, как адаптация, интегра ция, синтез и самосохранение. Из этих ядер Я в раннем Я развиваются такие функ ции, как понимание объекта, планирование, продуктивность, хватание, ползание, ходьба, мышление, речь, и др. Они развиваются в основном без конфликтов и не вклю чаются в конфликты. Для обозначения совокупности этих функций, которые всегда проявляются вне сферы психических конфликтов, Гартманн ввел термин «бескон фликтная сфера Я» (см. Hartmann 1938, 8). Их влияние на психические процессы должно исследоваться наряду с традиционным рассмотрением конфликта, и это позволяет понять здоровье и дееспособность без изучения нарушений и искажений функций.
Гартманн показал также, что некоторые действия Я, такие, как защитные меры, которые вначале были включены в конфликт, с течением времени могут становиться относительно независимыми, автоматизированными процессами, служащими иным Целям, например адаптации, синтезу и т.д., по сравнению с исходными. Эта модель «смены функций» привела в 50-е годы к формулировке теории «вторичной автоно мии Я». Гартманн приводит пример: «Любое реактивное характерологическое обра зование, возникшее вследствие защиты от влечений, постепенно начинает выпол нять в основном функции в рамках Я. Поскольку мы знаем, что результат этого развития является весьма стабильным и при обычных условиях, как правило, необ ратимым, мы можем назвать подобные функции автономными, но автономными вторично...» (Hartmann 1972а, 128). Если игнорировать феномен смены функций, то это может привести к тому, что получило название «генетической ошибки», когда некая функция отождествляется с ее историческим развитием или сводится к ее ге нетическим предшественникам. Понимать функцию подобным образом — означает рассматривать ее так, словно она по-прежнему имеет свойства, динамику и струк турную позицию, которые ей были присущи в самом начале ее воздействия на пси хическое равновесие. В качестве примера указанных наблюдений Гартманна можно привести любовь к порядку служащего бюро или бухгалтера, который использует свои методы мелочной педантичности, приобретенные им в борьбе с анальными вле чениями, во взрослой жизни, чтобы достичь совершенно иных целей Я, не относя щихся к защите.
Между многочисленными функциями Я, направленными на внешний мир, и определенными тенденциями, проявляющимися в виде интересов Я, особен ностей и установок, существует сложное взаимодействие. Я служит этим намерениям и целям в качестве исполнительного органа, и основная их цель состоит в воздействии на окружение, чтобы удовлетворить самого себя, других индивидов или иные объекты, важные для функционирования Я. Они часто являются осознанными и в оптимальном случае интегрированными в соответствии с принципами организации Я. То, в какой степени подобные функции могут противостоять регрессивному давлению, способному помешать оптимальному функционированию, зависит от многочисленных факторов. К ним относятся отклонения в комплексном взаи модействии между Я и Оно, гибкость структур Я в отношении тенденций к активизации влечений, с одной стороны, и требований Сверх-Я — с другой.
Выделение «бесконфликтной сферы и связанных с нею автономных функций Я позволило психоанализу понять мыслительные процессы (если упомянуть один из многочисленных феноменов, которые прежде исследовались в общей психоло гии) иначе, чем просто как рационализацию, проекцию и т.д. Гартманн, однако, под черкивал, что психоаналитическое исследование аспектов психического функцио нирования должно признавать неизбежность сверхдетерминаций и присущую таким процессам возможность включаться в конфликты.
К наиболее очевидным функциям Я относятся те, что связаны с предвидением, мышлением, поступками, мыслительным синтезом, интеграцией функций Я и всей личности. При обсуждении подходов, в которых рассматриваются интегрирую щие задачи Я, Гартманн особое внимание уделял феномену конфликтов в самом Я — так называемым интрасистемным конфликтам: «В Я существует много противоре чий: с самого начала Я имеет тенденцию противопоставлять себя влечениям, однако одна из главных его задач заключается как раз в том, чтобы обеспечивать удовлетво рение влечений. Благодаря Я достигается понимание, но также происходит и рацио нализация. Оно способствует объективному познанию действительности, но вместе с тем в процессе своего развития вследствие идентификации и приспособления к об ществу оно заимствует конвенциональные предрассудки окружения; оно преследу ет свои независимые цели, но характерным для него является также и то, что оно учитывает требования других частных структур личности и т.д. Разумеется, функции Я имеют некоторые общие признаки... которые, например, отличаются от функций Оно. Многие недоразумения и неясности можно объяснить тем, что мы пока еще не доросли до того, чтобы рассматривать Я с интрасистемных позиций. О Я говорят как о рациональной, реалистической или интегрирующей инстанции, тогда как на самом деле все это является лишь свойствами тех или иных его функций» (Hartmann 1972а, 142).
Исходя из представлений об интрасистемном конфликте, Гартманн особо подчеркивал необходимость учитывать различие функций Я при оценке его силы.
При определении силы Я и осуществлении терапевтической задачи (усиления Я пациента) необходимо выяснить, существует ли относительное равновесие между влечением и защитой в целом, но вместе с тем произвести более точную оценку от носительного преобладания отдельных функций Я над другими и целесообразной координации и иерархизации функции Я с точки зрения того, каким образом до стигается синтез и адаптация.
Распространяя этот подход на понимание функционирования Я, Гартманн от мечает, что фундаментальный процесс интернализации, возникающий у индивидов с приобретением памяти, символики и мышления и развивающий их внутренний мир, в дальнейшем ведет к формированию интеллекта как вышестоящей структуры, способной организовывать функции Я посредством адаптации. Гартманн приводит тонкие и вместе с тем детальные наблюдения, которые разветвляются на множество направлений и которые связаны с различиями между реальностью, рациональным и надрациональным поведением и мышлением, способностью к адаптации и со все ми вопросами о том, какую роль играют ценности в иерархии функций Я и каких аспектов психического здоровья они касаются. Эти вопросы наряду с указаниями на цели воспитания, с одной стороны, религии и искусства — с другой, затрагивались в эссе 1959 года и более подробно излагались в таких статьях, как «О рациональном и сверхрациональном поведении», «Психоанализ и понятие здоровья», «Заметки о принципе реальности», «Заметки о теории сублимации», и во многих других работах.
В заключение обзора представлений Гартманна о Я имеет смысл в качестве ре зюме привести его высказывание, где он говорит о природе Я и его функциях, по скольку в этом небольшом фрагменте проявляются основные особенности его под хода к пониманию психических феноменов или структур, которые он описывает как находящиеся в постоянном взаимодействии со всеми другими компонентами психической жизни.
«Понятие 'Я' часто используется аналитиками весьма неопределенно. В отличие от понятия 'Я' в других теориях в психоанализе, если дать этому термину негативное определение в трех значениях, нельзя приравнивать 'Я' к 'личности' или к 'индивиду', это 'не субъект', противоположный эмпирическому 'объекту', и это отнюдь не про сто 'сознание' или 'чувство' собственной Самости. В психоанализе Я — это понятие совершенно иного рода. Оно является частной областью личности и определяется его функциями.
Какие же функции мы приписываем Я? Перечисление функций Я было бы очень длинным, длиннее, чем перечисление функций Оно или Сверх-Я. Ни один аналитик до сих пор не пытался составить полный список функций Я, и у меня тоже нет на мерения здесь это сделать. Я хочу упомянуть лишь некоторые из наиболее важных. Как известно, Фрейд (1932) всегда особенно подчеркивал среди них те, которые груп пируются вокруг отношения Я к действительности. 'Отношение к внешнему миру является главным для Я'. Я организует и контролирует подвижность и восприятие, восприятие внешнего мира и, пожалуй, также Самости. (И наоборот, самокритику, хотя она основывается на восприятии человеком себя, мы считаем отдельной функ цией, которую мы относим к Сверх-Я.) Далее, Я служит защитным барьером от чрез мерных внешних раздражителей и в несколько ином смысле также от раздражите лей, поступающих изнутри. Проверка реальности является функцией Я. Другими функциями Я являются действия, в отличие от простой моторной разрядки и мыш ления, представляющего собой, по Фрейду (XIV), пробное действие, которое сопро вождается небольшими затратами психической энергии. Тому и другому приписы вается элемент торможения, сдерживания отвода. В этом смысле многие аспекты Я можно рассматривать как обходные действия. Они обеспечивают точную и надежную форму адаптации благодаря включению фактора возрастающей независимости от непосредственного воздействия раздражителей. К этой тенденции, называемой тенденцией к 'интериоризации', относится также сигнал опасности наряду с други ми функциями, которые можно охарактеризовать как антиципирующие. Здесь я бы хотел также напомнить представления Фрейда об отношении Я к восприятию вре мени. Из сказанного следует, что значительную часть функций Я можно рассматри вать также с точки зрения их сдерживающего характера. Вы знаете, что Анна Фрейд (1936) говорит о первичной враждебной установке Я по отношению к влечениям; и именно эта функция Я, исследованная в психоанализе всесторонне и наиболее основательно, то есть защита, является специфическим выражением его сдержи вающего характера. Другая группа функций, которые мы приписываем Я, — это так называемый характер человека. Следующая функция, которую понятийно мож но отграничить от ранее упомянутых, — это координирующая или интегрирующая тенденция, так называемая синтетическая функция. Вместе с дифференцирующими факторами мы можем охватить ее понятием организующей функции. Она представ ляет собой (хотя и не единственную или не самую раннюю) фазу психической само регуляции человека. Когда мы говорим об аспекте реальности Я, его сдерживающем или организующем характере и т.д., мы понимаем, что его специфические формы деятельности могут одновременно выражать и действительно выражают многие из этих характерных особенностей» (Hartmann 1972а, 120).
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ АДАПТАЦИИ
Цель Гартманна сформулировать психоаналитическую теорию, которую можно было бы продуктивно использовать в научных исследованиях и в развитии теории в других областях, привела его, как и Фрейда, к биологическим основам. После того как долгое время главный акцент делался на психопатологии и терапии, к исследова нию обширной проблемы адаптации можно было приступить с изучения оставав шихся в стороне нормальных психических феноменов и нормальной деятельности организма. После тщательного выяснения различий между адаптацией как состоя нием и адаптацией как процессом Гартманн указал на то, что новорожденный ре бенок появляется на свет в состоянии приспособленности к своему окружению, по крайней мере, к среднестатистическому или ожидаемому окружению, в которое входят как живые, так и неживые объекты. Как и у всех организмов, сохранение биологического равновесия необходимо для выживания и развития, а реципрокные отношения между индивидом и окружением направлены на то, чтобы создать состояние равновесия. Продолжительное состояние беспомощности ребенка ста новится причиной жизненно важной зависимости от семьи, которая в качестве со циальной структуры выполняет биологическую функцию. У человека результат нау чения в социальном поле является важным аспектом процесса адаптации, и, помимо процесса семейной жизни, прежние поколения — считает Гартманн — были спо собны организовывать окружение таким образом, что оно соответствовало и содей ствовало процессам адаптации новорожденного. Совершенно очевидно, что это име ло огромное значение для выживания, поскольку врожденное («инстинктивное») оснащение, которым ребенок располагает при рождении, является очень скудным, и на протяжении многих лет существует явно выраженная потребность в родитель ской опеке.
Гартманн указывал, что согласования или соответствия, которые ожидали об наружить между влечениями человека и инстинктивным аппаратом у животных,
обеспечивающим самосохранение и сохранение рода, доказать не удалось. Влечения человека настойчиво требуют своего удовлетворения, не считаясь с другими реали стическими потребностями, и не могут ждать отсрочки. Врожденные свойства Я, о которых говорилось выше, и их созревание — независимо от конфликта — играют важнейшую роль на самых ранних стадиях существования. От самых ранних прояв лений интеллекта до самых утонченных его философских форм в зрелом возрасте, благодаря которым интеллект вводится в социальные связи, задачей Я остается огра ничение разрядки влечений с учетом требований реальности.
При исследовании адаптации Гартманн считал необходимым пояснить опреде ленные формы использования терминов «реальный», «реалистичный» и «принцип реальности». По его мнению, принцип реальности целесообразно приравнять ко всей биологической системе адаптации, включая принцип удовольствия и совокупность влечений, психических структур и принципов регуляции, оказавшихся крайне цен ными для выживания в среднеожидаемом окружении. Экстраординарные дейст вия, которые необходимы для человеческой адаптации и которые можно объяснить организующей функцией интеллекта и преобладанием реалистического и рацио нального мышления, Гартманн считает совершенно естественными, и он обращает ся прежде всего к адаптивной роли фантазии и других нерациональных мыслей. По всей видимости, Фрейд и другие аналитики, разрабатывая психоаналитическую теорию, находились под сильным впечатлением очевидной потери функции провер ки реальности при психозах и неврозах и поэтому стали переоценивать рациональ ный аспект мышления. Если посмотреть, какую роль играют эмоции, эмпатия, же лания, антропоморфизм, установки, традиции, неадекватные цели и намерения, то мы можем увидеть, что разум (а значит и кора больших полушарий) не всегда контролирует все функции организма. Фактически определенные адаптивные наме рения иногда реализуются благодаря тому вкладу, который вносит иррациональность в функционирование организма.
К общераспространенному представлению о том, что адаптация может совер шаться аутопластически или аллопластически, то есть посредством изменения ин дивида или переструктурирования окружения, Гартманн добавил наблюдение, что люди способны создавать совершенно новую и более благоприятную для инди вида среду. Если существующая социальная структура влияет на возможности адап тации любой специфической формы поведения, то изменение среды людьми и воз никающие в результате новые социальные условия могут сделать конкретные формы поведения адаптивными или неадаптивными — в зависимости от того, как измени лись условия. Третья возможность, а именно нахождение новой среды, которая оказывается более пригодной для функционирования организма, вероятно, сущест венно ограничивается там, где в социальных структурах существуют жесткие огра ничения подвижности, или в обществах, где не существует границ, которые можно было бы расширить. В целом Гартманн считал, что основы нашей модели психиче ского здоровья мы можем создать только в том случае, если будем учитывать много-слойность процесса человеческой адаптации.
Рассмотренные нами идеи, связанные с пониманием Гартманном Я и его пред ставлением об адаптации, образуют фон, на котором мы должны теперь обсудить основные его воззрения, содержащиеся в других работах. Его теории нейтрализации и сублимации психической энергии неразрывно связаны с его представлениями об образовании психических структур и развитии Сверх-Я. Его рассркдения о теории агрессии и роли, которую играет ненейтрализованная агрессия при шизофрении, при вели к новым открытиям в этой области. О необходимости генетического подхода для Психоанализа и для понимания детских неврозов говорилось в статьях, которые явля ются крайне важными и с точки зрения вопросов о методе. Рассматривая отношения между Я и Сверх-Я и проблему адаптации, он провел уникальные исследования, ка сающиеся психоанализа и вопроса о моральных ценностях. И, наконец, понимание Гартманном отношений между психоанализом и социальными науками и его по стоянный акцент на методологии при обсуждении психоанализа как научной тео рии дали мощный импульс многим психологам и представителям других научных направлений. Приведенная в конце данной статьи библиография должна помочь читателю найти работы, в которых каждая тема обсуждается более подробно, но перед этим мы решили сделать некоторые обобщающие замечания.
ТЕОРИЯ ВЛЕЧЕНИЙ И ПОНЯТИЕ НЕЙТРАЛИЗОВАННОЙ ЭНЕРГИИ
В 1946 году Гартманн и его коллеги написали несколько статей с целью про яснить некоторые психоаналитические формулировки, появившиеся до того, как структурная теория стала общепризнанной, и которые благодаря применению структурного подхода приобрели новое значение или иные акценты. Прежние по нятия Фрейда, относившееся к врожденным влечениям, были центрированы на раз витии сексуальности и на изменении психической энергии, связанной с сексуальны ми импульсами, то есть на превращении либидо. В ранних работах агрессивные импульсы рассматривались как дериваты влечения к овладению сексуальным объек том. И только позднее клинический опыт привел к представлению о том, что агрес сивные импульсы являются выражением независимого, первичного агрессивного влечения. Влечения рассматривались Фрейдом в отношении к объекту и к самому человеку, в известной мере как источник психической энергии для функционирова ния Я и Сверх-Я; последнее рассматривалось в основном как случай сублимации либидо и должно было заменить прежнее представление, касавшееся — как отмеча лось выше — роли независимых влечений Я. В конечном счете это привело к опреде ленному искажению в теоретических построениях, связанных с развитием психиче ских структур и образованием психических форм, которые, как считал Гартманн, можно скорректировать благодаря лучшему пониманию агрессии.
Если раньше считалось, что источником сексуального влечения являются биохи мические процессы и эрогенные зоны тела, то в отношении агрессивного влечения Фрейд и его единомышленники не смогли выдвинуть соответствующей гипотезы. Аналитики наблюдали, что отвод либидинозного напряжения происходит по извест ной схеме на различных ступенях психосексуального развития, что подтвержда лось исследованиями предудовольствия и оргазма. Разрядка агрессивного напряже ния структурирована менее четко, однако Гартманн и его коллеги предположили, что сам по себе отвод агрессивного влечения может переживаться как приятный и что с агрессивными действиями может быть связано нечто, весьма напоминающее пред удовольствие и насыщение. Наряду с удовольствием и неудовольствием опреде ленную роль в контроле над поведением и возникающем в конечном счете пережи вании удовлетворения играют также и другие психические реакции; в качестве фак торов, оказывающих определенное влияние, можно назвать чувство вины и проверку реальности, но нельзя также игнорировать требования, предъявляемые к Я, которое должно предвидеть трудности, сопровождающие совершение агрессивного акта. Таким образом, реальность и структурная организация определяют возможности, силу и форму агрессивного действия и образуют иерархию мотивов.
При трансформации агрессивной энергии можно наблюдать различные связан ные друг с другом процессы, среди них: смещение агрессии на другие объекты, огра ничение гуслей агрессивных импульсов, сублимация агрессивной энергии и связывание с либидинозными влечениями или контроль благодаря этому над ситуацией. Гарт манн и его коллеги признавали возможность и значение сублимации агрессивной энергии, и они настаивали на том, чтобы дополнить представление о десексуализа-ции представлением о «деагрессивизации». Они ввели понятие нейтрализации энергии и говорили о процессе деинстинктуализации. Они рассматривали способ ность к нейтрализации как функцию Я, которая, вероятно, приводится в действие его автономными предшественниками. Прежде чем продолжить обсуждение ги потезы о нейтрализации, следует упомянуть еще одну идею Гартманна, связанную с его представлениями о первичной автономии Я, о том, что «...часть психической энергии [активно действующая в психическом аппарате] ...является не первичной энергией влечения, а с самого начала принадлежит Я или его врожденным пред шественникам, которые в дальнейшем становятся специфическими функциями Я и, возможно, также тех аппаратов, которые постепенно образуются под влиянием Я и в свою очередь воздействуют на его развитие. Разумеется, подобную гипотезу, какой бы привлекательной она ни была, сегодня пока еще нельзя считать доказан ной. Это, однако, относится также и к гипотезе о том, что вся психическая энергия проистекает из влечений. Обе гипотезы в конечном счете сводятся к физиологии» (1972а, 132).
Если Я рассматривается как психическая система, то способность к нейтрализа ции тесно связана с понятием силы Я. Сильному Я, обладающему способностью про тивостоять фрустрациям, приписывается важная роль в формировании и сохране нии длительных объектных отношений. Гартманн считал нейтрализованную агрессию первичным источником энергии, который используется при контркатек-сисе и в защитах. Однако роль, которую она играет в функциях Я, вероятно, являет ся гораздо более значительной и постоянной, поскольку энергия, используемая при контркатексисе для ограничения разрядки влечений, присуща явлениям, в ко торых преобладает вторичный процесс, и интегрирующим функциям в целом. Постулируется также наличие переходных ступеней между полностью нейтрали зованной энергией и энергией влечений, и в этой гипотезе также предполагается возможность денейтрализации. Наряду с вышеупомянутыми рассуждениями об адаптивном использовании смешения рациональных и иррациональных мыслей Гартманн предполагал, что максимум нейтрализации не обязательно ведет к опти муму функциональной способности.
При этом он утверждал, что некоторые функции Сверх-Я обладают энергией, по своей форме больше напоминающей агрессивную энергию, чем деагрессиви-зированную, которой располагает Я для осуществления определенных функций. Однако во многих случаях близость к форме влечения может порождать трудности в функционировании, приводя к проникновению конфликта в сублимированную или нейтрализованную форму поведения. Интернализация ненейтрализованной аг рессивной энергии в Я ведет к снижению интеграционной способности и, возмож но, к мазохизму (см. статью Ж. М. Алби и Ф. Паше в т. I). Накопление нейтрализован ной энергии может дать Я относительную независимость от побуждений, исходящих из внешнего мира или из организма, делая возможной широкую область функцио нирования, не ограниченную моментальным удовлетворением потребностей, что Гартманн называл вторичной автономией Я. Понятие нейтрализации энергии соотносится также с теми феноменами, которые обсуждаются с точки зрения свя занной и свободной энергии, — отводом энергии в первичном и во вторичном про цессах и в процессах памяти.
Гартманн прослеживал основные идеи, вытекавшие из этого понятия, во многих Направлениях, использовал его при изучении взаимодействий между Я и Оно и при знавал его значение для понимания определенных аспектов регрессии и сублимации.
В одной из работ, посвященных теории сублимации, он попытался устранить много значность, возникшую из первоначального понимания сублимации как смещения сексуальных влечений от своих целей на социальные или более приемлемые в куль турном отношении и более высоко оцениваемые цели. Недостаточности определе ния, основанного на ценностных суждениях и, разумеется, имеющего ограничения из-за концентрации на различиях в целях, Гартманн противопоставлял радикаль ный вопрос, в какой степени вторичная автономия включена в функционирование Я. Это требовало признания энергии, задействованной в сублимации (нейтрализации), а также изменений целей и объектов в данной деятельности. Гартманн не только указывал на вероятность того, что существуют все градации нейтрализа ции, но и считал, что сублимация является непрерывным процессом и не ограничи вается ценными в культурном или социальном отношении достижениями.
Это отличается от защитных действий Я, поскольку облегчается отвод первона чальных инстинктивных влечений в измененной форме. В некоторых ситуациях от водятся как раз действия и мысли, поскольку они привлекают к себе энергию, су ществующую в менее нейтрализованной форме. Такой продолжающийся процесс, если он не приводит к столкновению с автономной способностью Я к контролю и интеграции, может рассматриваться, согласно Крису, как «контролируемая рег рессия» — «регрессия на службе Я» (1934). Поскольку, таким образом, нейтрализа ция стала ядром проблемы сублимации, появилась возможность выйти за рамки вопроса о значении и причинах сублимации и ее влиянии на Я-идеал. Если взаи модействие между влияниями Сверх-Я и функциями Я становится все более эффективным, то это не значит, что способность к сублимации, в какой бы форме она ни была, пропорциональна совершенству требований. Способность к сублима ции энергии влечений рассматривалась — особенно в связи с функциями Я — как важная детерминанта проявления всех аспектов развития ребенка. В работах «Проблемы детского невроза» (1954) и «К вопросу о метапсихологии шизофрении (1963) Гартманн подчеркивал значение фундаментальной структуры Я и функцио нальных способностей как детерминирующих факторов в процессе построения объектных отношений, при болезненном переживании нарциссических фрустра ций и при адаптации к реальности. Все они зависят от образования интегрирован ных, стабильных форм защиты. Решение этой задачи требует известной степени зре лости и силы развития Я. Человек обращается к примитивным защитным механизмам, таким, как обращение против собственной персоны, инверсия, проек ция и отторжение либидо, когда неадекватная нейтрализация ведет к появлению дефицита необходимой для защитных действий энергии. Нарушенные объектные отношения в детстве и объясняющийся этим чрезмерный нарциссизм еще более затрудняют достижение константности объекта и образование объекта в целом. Зна чительное число функций Я может быть нарушенным, если напор влечений, с кото рым обходятся неадекватным образом, оказывает постоянное патогенное воздейст вие на личность. При шизофрении — наряду с факторами, относящимися к сфере влечений, которые приводят тому, что не могут сформироваться функционирующие защитные механизмы, — результатом является снижение способности дезорганизо ванного Я к нейтрализации. Это может объясняться слабостью первичных автоном ных факторов в Я, которые задействованы в развитии данной способности и других функций Я; этот феномен может представлять собой «врожденный центральный фактор» ослабления.
При обсуждении детских неврозов рассматривалась роль, которую играет ней трализация в диспозиции к патологическому развитию. Взаимная зависимость, си нергизм и антагонизм ребенка определяют матрицу, в соответствии с которой раз виваются последующие структуры и функции, включая особенности объектных отношений в дальнейшей жизни. Когда понятие специфической для разных стадий развития уязвимости применяется к рассмотрению самых ранних доструктурных периодов психического развития, очевидное значение имеет возможность исполь зования адекватных форм энергии. Фиксация, сновидения и конфликт в детстве не зависимо от тенденции созревания — как в Я, так и в Оно, а также изменений в окружении — скорее будут вести к нарушениям Я или даже к адаптивным изме нениям, чем к неврозу или психозу. Гартманн еще раз подчеркивает в этой связи, насколько важна способность к нейтрализации энергии влечений, поскольку сте пень изменения, искажения или компенсации определяется ранними патогенными изменениями. В связи с этим крайне ценными считались исследования детского раз вития, позволяющие сформулировать важные гипотезы, касающиеся раннего пси хического развития и образования психической структуры. Фактически Гартманн и его коллеги считали, что систематическое исследование множества историй жиз ни человека, начиная с самого рождения, основанные на совокупности многочис ленных методов наблюдения, предоставляет наилучшую возможность верифициро вать или фальсифицировать гипотезы (см. Hartmann, Kris, Loewenstein 1964, 55). Психоанализ давно уже отказался от реконструкции историй жизни на основе пси хоаналитического наблюдения и обратил особое внимание на исследование регрес сивных процессов и на патологическую динамику неврозов и психозов. То, что ис следование регрессивных феноменов при нормальном функционировании было включено в рассмотрение процессов развития в психической жизни, объясняется прежде всего той убедительностью, с которой Гартманн отстаивал значение авто номного развития Я, понятие нейтрализации и свои представления об адаптации.
ЗАМЕТКИ О СВЕРХ-Я И ПРОБЛЕМЫ МОРАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ
С целью соотнесения психоаналитических формулировок и теоретических по строений психоанализа со структурной теорией и ее научными и техническими вы водами была предпринята также попытка прояснить и уточнить понятие Сверх-Я, его развитие, функции и значение для личности в целом. При описании последо вательных этапов детского развития, влияющих на развитие Я, подчеркивалось изначальное различие между Самостью и окружением. При этом признавалось, что у ребенка отношения между переживанием фрустраций, агрессивных импуль сов и защиты, играющие определенную роль в дифференциации и развитии Я, в ос новном были обусловлены вышеописанными независимыми процессами созрева ния автономных компонентов Я. В случае Сверх-Я процессы, ведущие к его формированию, в определенной степени зависят от функциональной способности Я. Особенно важную роль играют речь и интеллектуальное развитие. Развитие ран них функций Я и влечений приводит к тому, что Сверх-Я проявляется во всей психи ческой жизни в постоянном взаимодействии с другими психическими структурами. Важные для развития Я ранние идентификации оказывают постоянное влияние на особые идентификации, которые в конце фаллической фазы в результате прожи вания эдипова комплекса становятся частью Сверх-Я (см. статью Д. Айке о Сверх-Я в т. I).
В работе «Заметки о Сверх-Я» (Hartmann 1962) Гартманн определил и разграни чил некоторые аналитические понятия, которые употреблялись в связи с обсуждени ем Сверх-Я. Речь шла о понятиях «интернализация», «идентификация» и «интроек-ЦИя». Интернализация является понятием, применяемым для описания процессов, в которых внутренняя регуляция используется вместо регуляции, происходящей
во взаимодействии с внешним миром. Примером этого является замена пробных действий мышлением. Термин «идентификация» применяется для описания про цесса, благодаря которому часть репрезентантов объекта становится частью ре презентантов Самости, в результате чего человек, который идентифицируется, в из вестной степени ведет себя, как другой человек (или имеет о нем определенное представление-фантазию — в таком случае речь идет о проективной идентифи кации). Понятие «интроекция» часто используется как синоним идентификации или интернализации. Его основное значение и отличие заключается в том, что суще ствует производный от него термин «интроецированный», который обозначает то, что «усвоено» и в большей или меньшей степени интегрировано в человеке.
Эти разграничения помогают понять два основных компонента Сверх-Я, свя занных с его различными функциями: Я-идеал и моральные ценности, которые явля ются отражением и репрезентантами родительских установок и требований. Идеа лизация родителей и возвышение их с целью присоединения к их защите и власти, является активным процессом еще до фаллической фазы, и он связан с изначальной амбивалентностью ребенка и изменениями его нарциссизма. Под давлением страха кастрации в процессе развития эдипова комплекса идеализация в конце фалличе ской фазы распространяется на сферу морального поведения. Пиаже (Piaget 1932) говорил о «моральном абсолютизме» чрезмерно ригидной ранней организации Сверх-Я, которая возникает вследствие незавершенного развития ее функций и про грессирующего развития Я, а также вследствие социального развития в латентный период. Идентификация с дополнительными моделями и воздействие культурных факторов изменяют и дополняют черты Я-идеала, и возникает все более тесный кон такт между содержаниями Я-идеала и содержаниями моральных ценностей. Под влиянием организующих функций Я их интеграция содействует постепенному развитию моральной системы личности, которая распространяется за пределы об ласти моральных требований и включает в себя идеальные представления о совер шенстве. Согласно Гартманну, Крису и Лёвенштейну, справедливость, мудрость, му жество и умеренность представляют собой четыре главные добродетели, которые долгое время являлись общепризнанными целями древних греков. Они представля ют собой идеалы совершенства, относящиеся к целям, на которые ориентируется Я-идеал, и хотя они содержат моральные включения, все же не ограничиваются тем, что другие авторы называют моральными требованиями. Величайшие системы мо ральных ценностей, выработанные человечеством, нередко содержат аспект Я-идеа ла и моральных ограничений, таких, как «добро» и «Ты не должен!» (см. Hartmann, Kris, Loewenstein 1946b, 165).
Некоторые из функций, приписываемых системе Сверх-Я, могут перекрываться определенными функциями Я. Но они часто осуществляются по иной, «агрессивно окрашенной» модели отвода энергии, чем в случае Я, которое в большей степени использует нейтрализованную энергию. Можно говорить о функциях Сверх-Я внут реннего восприятия, восприятия собственных психических процессов, хотя они, не сомненно, являются частью интегрирующих функций Я. Точно так же проверка ре альности, самокритика, самобичевание и фиксация на высоко ценимых формах поведения могут попадать в пограничную область, но если существует моральная направленность или — в особом случае — ориентация на другие идеалы, их можно вполне классифицировать как функции Сверх-Я. Поскольку существует спор между различными ценностями, моральными требованиями и противоположными тенден циями в Сверх-Я, в соответствии с наблюдениями над интрасистемным конфлик том в Я мы ожидаем видеть также конфликтное функционирование и в Сверх-Я. Понятие «деформация Сверх-Я» рассматривается по аналогии с понятием «иска жение Я» или «деформация», о которой Фрейд говорил, что иногда она возникает под давлением несовместимых друг с другом стремлении из желания воспрепятст вовать серьезному повреждению функциональной способности. В любом случае функционирование Сверх-Я связано также с определенными действиями Я. И если развитие Я представляет собой длительный процесс, способствующий становлению человека, то развитие Сверх-Я является точно таким же длительным процессом, в ходе которого создается взаимное приспособление Я и Сверх-Я.
Основываясь на таком понимании Я и Сверх-Я, Гартманн предпринял исследова ние некоторых вопросов, касавшихся психоанализа и моральных ценностей (Hartmann 1960а). Указав на необходимость отличать собственное отношение Фрей да к этике и морали от отношения к ним психоанализа, Гартманн начинает свою ра боту с утверждения, что психоанализ не создал собственной морали и своего мировоз зрения. Многие часто считают, что он представляет собой руководство к практическому поведению, что аналитические принципы слились с традиционной моралью, религи озными, социальными, политическими и экономическими целями при создании фи лософии жизни. Гартманн не согласен с тем, что определенные ценности следует на зывать психоаналитическими. И наоборот, Фрейд отчетливо выразил свое мнение о необходимости существования моральных кодексов, поскольку он видел в них ин тегрирующую функцию, которую такие кодексы и нормы имеют для индивида. Его собственное бескомпромиссное подчинение истине и объективности позволило ему увидеть то, что боялись увидеть другие: он рассматривал отношение психоанализа к проблемам ценностей как аналогичную проблему в других науках.
Задача психоаналитической теории состояла прежде всего в том, чтобы объяс нить, каким образом индивид превращает мораль и нравы своего общества в эффек тивные интрапсихические функции контроля. Переживание «ты должен» и мораль «добра» и «зла» в первую очередь объясняется аспектами психического функциони рования человека, на которые влияет продолжительная зависимость ребенка от сво ей семьи. Определяющую роль играют идентификация и объектные отношения, которые связывают его с родителями, и конфликты, возникающие вследствие ран него сексуального и агрессивного развития ребенка. Теория Сверх-Я, его развитие, содержание и способы его функционирования делают понятной роль, которую иг рает совесть — сознательные факторы воздействия Сверх-Я — и бессознательные факторы, поскольку они определяют мораль. По аналогии с устойчивостью и спо собностью сопротивляться, которые проявляют функции Я по отношению к давле нию критики, раздающейся изнутри или извне, можно сказать, что моральный ко декс, вырабатываемый личностью, проявляет аналогичную «автономию» и достигает более или менее стабильного равновесия во взаимодействии между социальными и интрапсихическими факторами. Моральные кодексы являются более действенны ми и надежными, если они находят значительную культурную поддержку у окруже ния, и взаимодействие между педагогическими усилиями и интегрирующими спо собностями развивающегося Я проявляется в уважении моральных ценностей. При этом психоаналитическая теория помогает индивиду понять свою собствен ную мораль и с нею взаимодействовать. Степень бессознательного следования ей или сопротивления индивида моральному императиву, возникшему в процессе его психического развития и проявляющемуся в существующих конфликтах, дово дится до его сознания. По мере того, как возникает понимание, открываются новые возможности обходиться с собственными иллюзиями, рационализациями и чувст вом вины. Кроме того, имеется возможность понять специфическое развитие собст венных ценностей и способностей Я и их взаимодействие.
В связи с этим Гартманн отмечает трудность при обсуждении проблемы ценно стей, поскольку понятия, которые обычно используются, являются неточными и пе рекрываются. Существуют неморальные оценки, например, такие, как: «Это вино хорошее», которые являются менее сложными, чем суждения по поводу человече ского поведения, типа: «Это хороший поступок», которые относятся к моральным суждениям. Эстетические ценности отделяются от моральных ценностей. Первые в большей мере связаны с вопросами, нравится или не нравится, последние — с со ответствием существующему моральному кодексу. Аутентичные моральные ценно сти у человека или в культуре — это те, «...которые репрезентированы не только в представлениях об этике, но и проявляются в качестве динамических факторов в моральных аспектах личности или культуры» (Hartmann 1960а, 50). Иерархию цен ностей нельзя определить с помощью науки, поскольку дескриптивные и теорети ческие позиции являются иными по сравнению с нормативными. Однако психоана лиз может способствовать исследованию актов, с помощью которых эти ценности устанавливаются или реализуются: «Моральное поведение человека является такой же важной частью и отличительным признаком его личности, как его характер или его влечения» (там же, 53).
Гартманном были введены дополнительные концепты, позволяющие понять ас пекты процесса оценки, прежде всего в контексте аргументации и логики. Так, на пример, понятие «иррадиация ценностей» относится к тому факту, что ценности, связанные с данным представлением, распространяются на другие представления, находящиеся в отношении с ним, независимо от того, что идеи, оцениваемые во вто рую очередь, сами по себе могли быть морально нейтральными или даже противо речили основным ценностям. Мы оцениваем одинаково то, что, как нам известно, является реальным фактом, и ожидаем, что все, что мы оцениваем сходным или оди наковым образом, в действительности и в самом деле будет аналогичным. Для этого последнего феномена Гартманн ввел термин «агглютинация ценностей» (буквально: склеивание). Эти процессы могут вести к разрывам в суждениях, предрассудкам и противоречивым оценкам, и они могут обнаруживаться во многих переживаниях в сфере нормального функционирования, при этом наглядным примером здесь яв ляется политическая полемика.
Нередко якобы объективные оценки социальных феноменов или индивидуаль ного поведения, а также цели, программы и идеологии обсуждаются без учета субъ ективности ценностей, используемых в качестве отправных точек. Например, с са мого начала развития психоанализа появилась тенденция считать психическое здоровье одним из критериев моральных ценностей, хотя то, что психоанализ об ладает собственным мировоззрением, отрицалось. Некоторые аналитики считали, что все «плохое» в человеческой природе удастся устранить, если побороть неврозы. Гартманн считал, что так называемая «этика здоровья» распространилась из-за про блемы иррадиации и агглютинации ценностей и что это представление, по-види мому, служит в качестве рационализации других скрытых мотивов и сохраняется вследствие неполноты психоаналитических знаний. Подобное неправильное исполь зование психоаналитического знания привело к неверным представлениям о таких понятиях, как зрелость, агрессивность, интерес к себе и рациональность. Комплекс ные феномены, сопровождающие процессы созревания, и формирование агрес сивного влечения имеют многочисленные ответвления, которые могут либо занять либо не занять свое место в интегрированных в конечном счете структурах или в по ведении. Любой поступок, совершенный в собственных интересах, как правило, рас ценивается ниже, чем альтруизм. Слово «рациональный» часто используется в каче стве опознавательного знака, чтобы оправдать поведение, которое с этической точки зрения является спорным. Гартманн описывает неправильное использование психо анализа теми, кто применяет технические правила, определяющие психоаналити ческую процедуру, в качестве своего рода морального кодекса и модели поведения также и вне психоаналитической ситуации.
В заключение Гартманн останавливается на ожиданиях, существующих со вре мени первых наблюдений Фрейда, что именно психоанализ должен стать чем-то вроде универсального, надежного ключа к морали и к счастью. Моральные пред ставления, возникшие благодаря психоанализу, можно обсуждать в различных сис темах ценностей, но некоторые установки, порожденные психоанализом, являют ся всеобщими. Отношение к сексуальности и телесным функциям стало менее напряженным, а цели самопознания, интеллектуальной интеграции, а также по нимания и принятия внешней и внутренней реальности расцениваются очень вы соко. Все более усиливается способность переживать чувства вины и интегриро вать их в аутентичный моральный кодекс. Наконец, благодаря более глубокому пониманию человеческой мотивации изменяется также то, как человек подходит к своей жизни и ее расценивает. Если результаты психоаналитической терапии свидетельствуют об эффективности метода, заключающейся в том, что индивид приходит к пониманию роли морали и других ценностей, то в настоящее время невозможно, основываясь на этом опыте, сделать выводы о практических пробле мах человеческого поведения или об использовании моральных норм и моральных оценок других людей.
ИЗМЕНЕНИЯ МЕТОДА, ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ ПСИХОЛОГИИ Я
Психоанализ всегда делал акцент на взаимодействии метода и теории, посколь ку выявление новых клинических фактов ведет к разработке теории, которая в свою очередь делает терапию более системной и целостной. Любой анализ наряду с конкретными терапевтическими целями предполагает обнаружение фактов и делает необходимыми последующую организацию и использование описанных фактов.
Теоретические концепции способствуют процессу выявления и оценки фак тов, а последовательность проб и ошибок в ходе любой терапии позволяет прове рять последствия технического вмешательства, наблюдая за их непосредственными результатами и успехом терапии в целом. Гартманн считал, что знание психологии всех функций Я и их взаимоотношения, наряду с пониманием защитных механиз мов и постоянно возрастающим умением справляться с сопротивлением, может служить основой для последующего улучшения метода. Понимание функций Я мо жет служить путем для лучшего понимания человеком того, как он обращается с реальностью, и его адаптации в целом. Значение конфликтных и неконфликтных сфер Я и их взаимодействия, а также значение интрасистемного напряже ния в Я становится понятным, когда ставится цель усиления Я. Вследствие постоянного взаимодействия между всеми структурными элементами психики и существующих сложных динамических и экономических взаимосвязей необхо димо проявлять осторожность и не допускать чрезмерного упрощения при исполь зовании технических правил. Метод должен быть гибким, и это достигается в том случае, если аналитик отдает себе отчет в экспериментальном и исследовательском характере любой терапии. Метод становится негибким и неэффективным, если основывается на принципах и правилах и на рациональном планировании терапевтического вмешательства.
Надо надеяться, что структурно ориентированный подход приведет к более глубо кому пониманию соответствующего выбора и количественной стороны защитных ме ханизмов. Возможно, особенно важными окажутся вопросы, касающиеся первичной автономии Я. В заключение Гартманн вводит понятие «принцип множественного воздействия», чтобы показать, в частности, что интерпретации оказывают воздей ствие на соответствующие феномены, выходящее за рамки непосредственного «ло кального» воздействия, поскольку они изменяют равновесие психических энергий и оказывают динамическое влияние на множество взаимосвязанных процессов. Это становится понятным благодаря роли структурных и генетических взаимоот ношений, которая не ограничивается исключительно ассоциированием и которую лучше всего представлять как результат того, что психические процессы разыгры ваются, так сказать, в неком «поле», если употребить понятие, оправдавшее себя в других областях науки.
НАУЧНЫЕ АСПЕКТЫ ПСИХОАНАЛИЗА
Требование упрощения и «онаучнивания» психоанализа является следствием широко распространенного интереса к психоанализу и проникновения в его тео рии представлений, возникших благодаря исследованиям во многих родственных дисциплинах. Гартманн предпринял попытку обсудить проблемы, вытекающие из этого требования, в двух важных работах, появившихся в 1958 и 1959 го дах, а в своей последней публикации «Формирование понятий в психоанализе», представляющей собой перевод двух первых глав его книги 1927 года, он вновь стремится осуществить свое извечное стремление внести методологическую ясность.
В результате исследований, проводившихся вначале, как правило, в терапевтиче ских целях, причем людьми с разной способностью к научному мышлению и мето дологической последовательности, психоанализ со времен Фрейда накопил мно жество теоретических утверждений. Кроме того, данные о поведении, которые исследуются в любом анализе, часто далеки от психических процессов, мотивацию и значение которых стремятся понять аналитики. Гипотезы сложным и не всегда понятным образом переплетаются с материалом, полученным в результате наблю дения, хотя и имеющим эвристическую ценность. Дополнительными трудностями, возникавшими вследствие особого исторического развития этой молодой науки, являлись неточность или разобщенность определений многих основных понятий и подходов, а также то, что результаты, полученные при использовании различных исследовательских подходов, излагались по-разному. Вследствие этого неизбежно ог раничивается возможность формулировать гипотезы таким образом, чтобы их мож но было проверить с помощью дополнительных исследований, равно как и возмож ность обсуждать теории и представлять данные непосредственного наблюдения таким способом, который мог бы обеспечить или, по крайней мере, сделать более простым интрасубъективное понимание.
Известно, что другие науки на разных стадиях своего развития испытывали те же трудности. Поэтому требование методологической элегантности высокораз витой науки является неадекватным. Поскольку в аналитической ситуации должны проводиться необходимые наблюдения и проверяться гипотезы, задача системати зировать и объяснять теории в психоанализе в первую очередь должна решаться са мими аналитиками. Гартманн перечисляет несколько существующих свойств пси хоанализа как научного метода и теории, на которых будет строиться будущее понимание. Прежде всего он подчеркивает постоянное взаимодействие между на блюдением и теоретическим мышлением. Влияние гипотез, которые задают направ ление мысли и побуждают аналитиков различать факторы и паттерны продуцируе мого материала и поведения пациента, сопровождается стимулом к формированию новых понятий, возникающих в результате наблюдения за реакциями на точно ис следованные переменные и интервенции. Научными понятиями крайне сложно описать роль интроспекции и интуиции в аналитической работе, однако отрицать их огромное значение невозможно. Любая интерпретация предлагается как попыт ка толкования и представляет собой гипотезу, которая проверяется посредством возникающих на нее ответов. Если во многих науках для проверки наиболее пригод ны исследовательские подходы с минимальным числом переменных, то в анализе благодаря «конструктивной энергии аналитика, который интегрирует свое знание и теоретическое мышление» (Hartmann 1964а, 306), становится возможным эф фективное использование интерпретаций, включающих в себя большое число пе ременных.
Многие авторы, критикующие научные притязания психоанализа, приводят ар гумент, что он имеет дело лишь с небольшим числом случаев. Однако фактические данные, которые получают аналитики в ходе необычайно детального исследования каждого такого случая, составляют — выражаясь научно — эквивалент сотни случа ев. Помимо реконструкции, которая затрагивает даже невербальные периоды чело веческого развития, все более активная исследовательская деятельность, включаю щая в себя непосредственное наблюдение за детьми, позволяет соотнести гипотезы о развитии и данные, получаемые в результате непосредственного наблюдения. Кроме того, изучение бесконфликтной сферы и адаптивного взаимодействия с окру жением — если использовать термины, на которых делал акцент Гартманн в своем обсуждении автономии Я, —? а также исследование нормального функционирова ния индивида и групп дает дополнительный материал для успешного построения научных концепций. Все это способствует усилению одного из важнейших аспектов психоаналитического метода — постоянного построения гипотез и их проверки в любой момент времени на каждом сеансе. Если определенные конструкты, многие из которых были изобретены в процессе теоретизирования, сложно подтвердить или если они напрямую не согласуются с наблюдаемыми фактами, то это совершен но не означает, что они являются неверными. Скорее, они должны оцениваться с точки зрения их возможной пользы в качестве проясняющей идеи — при условии, что они не противоречат опыту.
Точно так же сложности, возникающие при квантификации многих основных психоаналитических понятий, не свидетельствуют об их ненаучности или о невоз можности продуктивного использования и обсуждения содержащихся в них идей. Области психологии, в которых точная квантификация в той или иной степени не возможна, изучают процессы, которые по отношению к психологии личности явля ются периферическими.
В том случае, если в психоанализе подразумеваются количественные измене ния — например, когда мы говорим об энергии влечений, силе сопротивления, си ле Я или о влиянии рациональных тенденций, — то мы вполне можем опираться на сравнительные характеристики, такие, как больше, меньше, больше чем, меньше чем, возрастающий или убывающий и т. д., а не на описание с помощью чисел. Кроме того, мы можем количественно оценить поведение, доступное наблюдению, и фи зиологические процессы в нервной системе, которые, как мы считаем, связаны с пси хическими процессами, и таким образом попытаться дать количественную оценку психическим феноменам. Такие подходы применяются в экспериментальной рабо те, и они используются также в общем клиническом наблюдении. Известный ис следовательский подход, применявшийся в прежние годы для изучения сновиде ний и когнитивных феноменов, имеет, например, ту же традицию, что и предыдущая работа Гартманна в сотрудничестве с Бетльхеймом, и служит тому, чтобы валиди-зировать аналитические гипотезы за пределами аналитической ситуации. Можно
только надеяться, что распространение аналитических идей на смежные дисципли ны предоставит возможность и послужит стимулом для исследований, которые свои ми результатами подтвердят или опровергнут гипотезы. Вместе с тем Гартманн вы разил также надежду, что особое внимание, которое уделяется методологическим сторонам психоанализа как науки, позволит сделать их одним из аспектов аналити ческого обучения, поскольку существует еще многое, чему можно научить и что долж но быть изученным.
В заключение этого краткого обзора представлений Гартманна о научных аспек тах психоанализа я хотел бы здесь повторить его замечание по поводу теории и сис тематизации. «Комплексность теоретической структуры психоанализа не выглядит для меня теоретизированием ради теории. Несмотря на противоречивые и об щераспространенные требования упрощения, эта комплексность может содер жать необходимый и богатый по содержанию ответ на ожидания, которые возлага ет сегодня на нас широкое понятие личности. В историческом отношении верно, что в психологии Фрейда было распространено явно выраженное недоверие к тео рии; и такая установка по-прежнему существует в различных областях социальных наук. В нынешней фазе развития психоанализа не существует никакого сомнения в том, что она представляет собой фазу возрастающей сложности. За все попытки упрощения — а их огромное множество — и попытки концентрироваться на одном аспекте в ущерб другому приходится расплачиваться ограничением объяснительных возможностей и прогностической ценности анализа. Вполне вероятно, что оптималь ное соотношение между комплексностью теории и возможностями познания на разных этапах развития теоретической системы различается. Поэтому надо наде яться и, пожалуй, даже ожидать, что в недалеком будущем мы сумеем достичь гораз до более привлекательной и более удовлетворительной ступени, если простые фор мулировки приобретут подобающую или более высокую ценность» (Hartmann 1964а, 313).
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Правильная оценка значения Гартманна и его вклада в психоанализ предпола гает всеобъемлющее изучение его трудов. Многочисленные статьи, появившиеся в психоаналитической литературе за последние тридцать лет, делают очевидным воздействие его стимулирующих идей. Его представления в значительной степе ни повлияли на развитие современного психоанализа и формирование психоло гии Я в качестве основного звена ее теории и руководства к важнейшим измене ниям метода. О признании позиции Гартманна в психоанализе свидетельствует издание двух прекрасных юбилейных сборников, приуроченное к семидесятиле тию со дня его рождения, книга, изданная Лёвенштейном и др. (Loewenstein et a. 1966), а также номер «Международного журнала психоанализа» (1965). В эссе Рэнджелла, посвященном Гартманну, содержится прекрасное резюме вклада Гартманна, которым мы можем заключить наш обзор. Он пишет: «Если попы таться перечислить особенности, которые более всего проявляются в теоретиче ской конструкции Гартманна, то можно сказать, что она включает в себя следу ющее:
Акцент на нормальных, бесконфликтных аспектах Я и на процессе адаптации (причем то и другое не являются синонимами).
Использование автономного аппарата Я, который не зависит от конфликта и активности влечений.
Существование врожденного конституционального ядра Я.
Способность Я с самого начала располагать особой энергией — 'первичной энергией Я'.
Разработка структуры Я, его внутреннего мира и точное определение его гра ниц. Признание целостности функций Я.
Среди этих функций — оценка главной роли синтезирующих и организую щих функций Я.
С экономической точки зрения — роль нейтрализованной энергии, служащей на протяжении всей жизни Я и осуществлению множества психических функций. Аккумуляция такого резервуара энергии.
Акцент на значении структурного подхода в целом и его воздействии на пси хические процессы.
Разделение функции, генеза, структуры и содержания.
Систематическое расширение психоанализа от психопатологии до общей психологии.
Более детальное уточнение генетического, эволюционного континуума от 'животного инстинкта' до дифференциации Оно и Я человека.
В рамках организации Я — новое понимание роли агрессивного влечения, соответствующего по своей роли либидинозному влечению.
Акцент на постоянных отношениях и взаимодействии между интрапсихиче-ской организацией и «среднеожидаемым окружением» или на отклонениях в этом взаимодействии.
В связи с вышеуказанными разработками —• новое определение отдельных особых психологических феноменов, таких, например, как сублимация, которые вполне могут служить моделью для других механизмов.
Применение вышеуказанных идей к особым клиническим проявлениям, на пример, к шизофрении или к детским неврозам; выводы психологии Я, касающиеся изменения метода
Прояснение проблем научной методологии и формирования теории, а так же укрепление научной роли психоанализа. Попутно подчеркивается необходимость как эмпирических наблюдений, так и построения гипотез.
Распространение психоанализа на неаналитические методы, прежде всего на непосредственное наблюдение за поведением детей и на экспериментальные исследования. Психоанализ может обогатить такие методы и вместе с тем проверить и, возможно, валидизировать их гипотезы.
Стремление сблизить психоанализ с другими областями и смежными дисци плинами, такими, как общая или экспериментальная психология, социальные нау ки (социология, антропология, история, экономика), философия, психология, меди цина и биология. Подчеркивание интереса психоанализа к биологии и социологии.
Постоянный акцент на исторической перспективе и на всеобъемлющей пси хоаналитической метапсихологической системе.
Указания на будущее — на необходимость решения определенных задач, таких, как разработка психоаналитической теории поведения или теории объ ектных отношений. Постановка цели разработать законченную психоаналити ческую теорию человеческого поведения, которая займет свое место среди дру гих наук.
Гартманн делает это и многое другое. И он делает это по-своему, характерным Аля него способом, достоинства которого невозможно переоценить, который харак теризуется глубокой основательностью концепции и изобилием содержания и ко торый еще долгое время будет служить стимулом и приносить пользу ученым-пси-Хоаналитикам» (Range 1965).
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Юлиус Вагаер-Яурегг, современник Фрейда, первым среди психиатров в 1927 году получил Нобелевскую премию за свои открытия недос татка йода при кретинизме и возможности ле чения прогрессирующего паралича при помощи пиротерапии, принесшие ему мировую извест ность. Кроме того, он способствовал реформе австрийских законов в отношении психических больных. О существовавших между ним и Фрей дом напряженных отношениях, а также о так на зываемом процессе Вагнера-Яурегга см. Eisser, К. R.: Juius Wagner-Jaureggs Gutachten Ober
ПУБЛИКАЦИИ ХАЙНЦА ГАРТМАННА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1917: -, ZiLA, L.: Ьber die sogenannte Chining ewцhnung, Mьnch, med. Wochschr., 64, 1597-1598
1918: -, Zia, L.: Das Schicksa des Chinins im Organismus. Arch, exper. Patho, u. Pharmako., 83,221-234
1922a: Ein Fa von Depersonaisation. In: Z. Neuro. u.Psychiat. 4, 74, 593-601
1922b: Zur Frage der Sebstbendung. Jb. Psychiat. u. Neuro., 41, 171-188
1923: -, Schider, P.: Zur Kinik und Psychoogie der Amentia. In: Z. Neuro, u. Psychiat., 92, 531-596
1924a: Ein Beitrag zur Frage der katatonischen Pupienstarre. Wien. kin. Wochschr., 37, 1013-1015
1924b: -, Betheim, S.: Ьber Fehreaktionen bei der Korsakoffschen Psychose. Arch. Psychiat. u. Nervenkr., 72, 278—286. На английском языке (в сокращенном варианте): On Parapraxes in the Korsakow Psychosis. In: D. Rapaport (Hg.): Organiyzation and Pathoogy of Thought. New York: Coumbia
1924c: Hauzinierte Fдchenfarben und Bewegun gen. Mschr. Psychiat. u. Neuro., 56, 1 — 14
1924d: -, Schider, P.: Zur Kinik und Psychoogie der Amentia. Mschr. Psychiat. u. Neuro., 55, 321-327
1925a: Ein Beitrag zur Lehre von den reaktiven Psy chosen. Mschr. Psychiat. u. Neuro., 57,89—108
1925b: Kokainismus und Homosexuaitдt. Z. Neuro, u. Psychiat., 95,79-94
1925c: -, Schider, P.: Zur Psychoogie Schдde-vcretzter. Arch. Psychiat. u. Nervenkr., 75, 287-300
1925d: Ein weiterer Beitrag zur Sebstbendungs frage. Jb. Psychiai, u. Neuro., 44, 31—36
1925e: -, Schider, P.: Hypnoseversuche an Para ytikern. Jb. Psychiat. u. Neuro., 44, 194-202
1927a: Zur Frage organische Amnesie und Hyp nose: Versuche an Korsakoffkranken. Wien. kin. Wochschr., 40,1507-1508
1927b: -, Schider, P.: Kцrperinnercs und Kцrpers chema. Z. Neuro, u. Psychiat., 109,666—675
1927c: Die Grundagen der Psychoanayse. Leip zig: Thieme. На английском языке (гл. 1 и 2); Concept Formation in Psychoanaysis. Psy choana. Study of the Chid, 19, 1964, 11-47. (гл. 3): Understanding and Expanation. Essays, 1964 d, 369—403. На немецком языке: Verste hen und Erkaren. In: Ich-Psychoogie. Stutt gart: Kett 1972 a, 355 f.
1928a: -, Stumpf, E.: Ein zwiingspathoogischer Beitrag zur Frage: Idiotypus, Paratypus und Neurose. Wien. med. Wochschr., 78, 911—915
1928b: Psychoanayse und Wertprobem. Imago, 14,421-440
1928c: Kokainismus und Homosexuaitдt. Dtsch. med. Wochschr., 54,268-275
1929: Ьber genetische Charakteroogie, insbeson dere ьber psychoanaytische. Jb. Charaktero., 6, 73-96
1930a: Abreagieren. Assoziationen. Fausse recon naissance, dйjа vu, dйjа йprouvй. Kompexreak tionen. Psychische Energie. Psychoanayse. Tagtrдume. Traum. Trieb. UnbewuЯtes. Ver drдngung. Artike. In: K. Birnbaum (Hg.): Han dwцrterbuch fьr med. Psycho. Leipzig: Thieme
1930b: -, Stumpf-, E.: Psychosen bei eineiigen Zwi ingen. Z. Neuroi. u. Psychiat, 123, 251-298
1930c: Gedдchtnis und Lustprinzip: Untersuchung an Korsakoffkranken. Z. Neuro, u. Psychiat., 126,496-519
1931a: -, Stenge, E.: Studien zur Psychoogie des induzierten Irreseins. Arch. Psychiat. u. Ner venkr., 95,584-600
1931b:, Ader, A.: Maariabehandung einer schwan geren Paraytikerin. Dtsch. med. Wochschr., 57, 2018-2019
1931c:-, Weissmann, M.: Zur Dechoiubehandung der Meanchoie. Med. Kin., 27, 1819-1820
1932a: -, Stenge, E.: Studien zur Psychoogie des induzierten Irreseins. Jb. Psychiat. u. Neuro., 48. 164-183
1932b: Zwiingsforschung in der Psychiatrie. Wien, kin, Wochschr., 45,1592
1932c: -, Weissmann, M.: Photodynbehandungbei Meanchoie. Wien. med. Wochschr., 82,1526
1933a: Psychoanayse und Wetanschauung. Psy choana. Bewegung, 5, 416-429
1933b: Der cntwickungspsychoogische Gedanke in der Neurosenehre. Wien. med. Wochschr., 83, 973-973
1933 c: Ьber Zwiingsforschung in der Psychiatrie.
Wien. med. Wochschr., 83, 781-785,809-811 1933d: Psychiatrische Zwiingsstudien. Jb. Psychiat.
u. Neuro., 50, 195-242 (см. также 1934-1935).
На английском языке см. 1964
1933е: Ein experimenteer Beitrag zur Psychoogie der Zwangsneurose: Ьber das Behaten eredigter und uneredigter Handung. Jb. Psychiat. u. Neuro., 50, 245-278. На английском языке: An Experimenta Coniribution to the Psychoogy of Obsessive-Compusive Neurosis: On Remem bering Competed and Uncompeted Tasks. Es says (1964), 404-418
1933f: -, Stumpf, F.: Ein Beitrag zum Thema: Zwi ingsprobeme und Schizophrenie und zur Frage der Vererbung musikaischer Begabung. Z. Neuro, u. Psychiat., 143,349-380
1934: Psychiatrische Zwiingsstudien (включает в себя статью под таким же названием 1933 го да и статью о близнецах)
1935а: (1935) Berin: Springer. Leipzig: Barth. На ан глийском языке (сокращенный вариант): Psy chiatrie Studies of Twins. Essays 1964,419-445
1935b: Das Korsakoffsche Syndrom. Wnien. kin. Wochschr., 48,457-459
1935c: Zur Charakteroogie erbgeicher Zwiinge. Jb. Psychiat. u. Neuro., 52, 57-118, см. также 1954-1955a. На английском языке (сокращен ный вариант) см.1964
1936: Sigmund Freud: Zum achtzigsten Geburts tag. Neue Ereie Presse, May 5
1939a: Ich-Psychoogie und Anpassungsprobem. Intern. Z. f. Psychoana., 24, 62-135. На анг лийском языке (сокращенный вариант): Ego Psychoogy and the Probem of Adaptation. In: D. Rapaport (Hg.): Organization and Pathoogy of Thought. New York: Coumbia. University Press 1951,362-396, см. также 1958a
1939b: Psychoanaysis and the Concept of Heath. Int. J. Psychoana., 20, 308-321, 1964, 118
1943: Psychiatry: Its Reationship to Psychoogica Schoos of Thought. In: F.J. Saden (Hg.): Psychiatry and the War. Springfied III, 17-28
1944a: The Psychiatric Work of Pau Schider. Psy choana. Rev, 31, 287-298
1944b: Psychoanaysis and Socioogy. In: S. Lorand (Hg.): Psychoanaysis today, New York: Internatio na University Press, 326-541, Essays, 1964,19-36
1945:-, Kris, E.: The Genetic Approach in Psycho anaysis. Psychoana. Study of the Chid, I, 11—30, также в: The Yearbook of Psycho anaysis, 2, 1 — 22, New York: Internationa University Press 1946, Psycho. Issues, 14, 1964, 7—26. На немецком языке: Die genetische Be trachtungsweise in der Psychoanayse. Psyche, 5, 1949, 1-17
1946:-, Kris, E., Loewenstein, R. M.: Comments on the Formation of Psychic Structure. Psychoana. Study of the Chid, 2,11 -38; Psycho. Issues, 14, 1964, 27—55. На испанском языке: Comen-tarios sobre a formacion de a estructura psi-quica. Rev. Psicoana., 8,1951, 222-248
1947: On Rationa and Irrationa Action. Psycho anaysis and the Socia Sciences, 1,359—392; Es says 1964,57-68
1948: Comments on the Psychoanaytic Theory of Instinctua Drives. Psychoana. Quart., 17, 368-388; Essays, 1964, 69-89
1949a: The New York Psychoanaytic Treatment Center. Bu. Am. Psychoana. Ass., 5, 11—13
1949b: -, Kris, E., Loewenstein, R. M.: Notes on the Theory of Aggression. Psychoana. Study of the Chid, 3/4, 9-36; Psycho. Issues, 14, 1964, 56—85. На испанском языке: Notas sobre a theoria de a agression. Rev. Psicoana., 8,1951,402—429
1950a: The Appication of Psychoanaytic Con cepts to Socia Science. Psychoana. Quart, 19, 385-392; The Yearbook of Psychoanaysis, 7, 1951, 81-87; Essays, 1964, 90-98. На немец ком языке: Die Anwendung psychoanaytischer Begriffe auf die Soziawissenschaft. Psyche, 18, 1964,367-574
1950b: Psychoanaysis and Deveopmenta Psycho ogy. Psychoana. Study of the Chid, 5, 7—17; Essays, 1964, 99—112. На немецком языке: Psychoanayse und Entwickungspsychoogie. Psyche, 18, 1964, 354-366
1950c: Comments on the Psychoanaytic Theory of the Ego. Psychoana. Study of the Chid, 5, 74-96; Essays, 1964, 113-141. На немецком языке: Bemerkungen zur psychoanaytischen Theorie des Ichs. Psyche, 18, 1964, 330-353
1951a: Technica Impications of Ego Psychoogy. Psychoana. Quart., 20, 31-43; Essays, 1964, 142-154
1951b: -, Kris, E., Loewenstein, R. M.: Some Psy choanaytic Comments on "Cuture and Perso naity". In: G. B. Wibur (Hg.):
Psychoanaysis and Cuture. New York: Internatio na University Press, 3-31. W. Muensterberger (Hg.): Psycho. Issues, 34, 1964, 86-116
1952: The Mutua Infuences in the Deveopment of Ego and Id. Psychoana. Study of the Chid, 7, 9-30; Essays, 1964, 155 bis 181. На немецком языке: Die gegenseitige Beeinfussung von Ich und Es in der psychoanaytischen Theoriebid ung. Psyche, 9, 1955, 1-22
1953 a:-, Kris, E., Loewenstein, R. M.: The Func tion of Theory in Psychoanaysis. In: R. M. Loewenstein (Hg.): Drives, Affects, Behavior. New York: Internationa University Press, 1, 13-37; Psycho. Issues, 14, 1964, 117-143
1953b: Contribution to the Metapsychoogy of Schizophrenia. Psychoana. Study of the Chid, 8,177-198; Essays, 1964, 182-206. На немец ком языке: Ein Beitrag zur Metapsychoogie der Schizophrenie. Psyche, 18, 1964, 375-396
1954: Probems of Infantie Neurosis: A Discussion. Psychoana. Study of the Chid, 9, 16-71; Es says, 1964, 207-214
1955: Notes on the Theory of Subimation. Psycho-ana. Study of the Chid, 10,9-29; Essays, 1964, 215—240. На немецком языке: Bemerkungen zur Theorie der Subimierung. Psyche, 10,1956, 41-62, und in: A. Mitscherich (Hg.): Entfa tung der Psychoanayse. Stuttgart: Kett 1956, 41-62
1956a: Notes on the Reaity Principe. Psychoana. Study of the Chid, 11, 31-53; Essays, 1964, 241—267. На немецком языке: Bemerkungen zum Reaitдtsprobem. Psyche, 18, 1964, 397-419
1956b: The Deveopment of the Ego Concept in Freud's Work. Intern. J. Psychoana., 37, 425-438; Essays, 1964,268-298. На немецком языке: Die Entwickung des Ich-Begriffes bei Freud. Psyche, 18, 1964, 420-444
1957: -, Kris, E.: 1900-1957. Psychoana. Study of the Chid, 12,9-15
1958a: Ego Psychoogy and the Probem of Adap tation. J. Am. Psychoana., Monograph Nr. 11, New York: Internationa University Press. Ha испанском языке: La psicoogia de yo y e probema de a adaptacion. Mexico: D. F. Cesar-man, 1960, На японском языке: Tokyo: Seishin Shobo. На итальянском языке: Torino: Boring-hieri S.P.A. На французском языке: Paris: Presses Universitaires de France. На немецком языке: ni. 1960
1958b: Comments on the Scientific Aspects of Psy choanaysis. Psychoana. Study of the Chid, 13, 127-146; Essays, 1964, 297-317
1958c: Discussion of A. Freud: Chid Observation and Prediction of Deveopment. Psychoana. Study of the Chid, 13,120-122
1959: Psychoanaysis as a Scientific Theory. In: S. Hook (Fg.): Psychoanaysis, Scientific Method and Phiosophy. New York: University Press, 3-37, New York: Grove Press 1960, 3-37; Essays, 1964, 318—350. На немецком языке: Die Psychoanayse as wissenschaftiche Theo rie. Psyche, 18, 1964, 445-474
1960a: Psychoanaysis and Mora Vaues. In: The Freud Anniversary Lecture Series of the New York Psychoanaitic Institute. New York: Inter nationa University Press. На немецком языке: Ich-Psychoogie und Anpassungsprobem. Psy che, 14,1960,81-164; Ich-Psychoogie und An passungsprobem, Stuttgart: Kett 1960 и: Psy choanayse und moraische Werte, Stuttgart: Kett 1964
1960b: Toward a Concept of Menta Heath. Brit. J. Med. Psycho., 33, 293-298
1962:-, Loewenstein, R. M.: Notes on the Super ego. Psychoana. Study of the Chid, 17, 42-81; Psycho. Issues, 14, 1964, 144-181. На фран цузском языке: Notes sur e surmoi. Rev. Franc. Psychana., 28,1964, 639-678
1964a: Essays on Ego Psychoogy: Seected Prob ems in Psychoanaytic Theory. New York: Inter nationa University Press. На немецком языке: Ich-Psychoogie. Studien zur psychoanayt ischen Theorie. Stuttgart: Kett 1972 а
1964b:-, Kris, E., Loevenstein R. M.: Papers on Psychoanaytic Psychoogy. Psycho. Issues, Monogr. 14, New York: Internationa University Press
1964c: Concept Formation in Psychoanaysis.
Psychoana. Study of the Chid, 19, 11-47 1964d: Psychiatric Studies of Twins. Essays,
419-445
ЛИТЕРАТУРА
Eisser, R. S., Eisser, К. R.: Heinz Hartmann: a biographica sketch. In: R. M. Loewenstein, L. M. Newman, M. Schur, A. J. Sonit (Hg.):
Psychoanaysis — A Genera Psychoogy. New York: Internationa Universities Press 1966, 3-15
Feniche, О.: Outine of Cinica Psychoanaysis. New York: The Psychoanaytic Quartery Press 1932; Norton 1934
Freud, A.: Das Ich und die Abwehrmechanismen (1936). In: Geist und Psyche," Bd. 2001. Mьn chen: Kinder 1964
Freud, S.: Die Traumdeutung (1900). G. W. II/III Drei Abhandungen zur Sexuatheorie (1905). G.W. V
Eine Schwierigkeit der Psychoanayse (1917). G W. XII
Jenseits des Lustprinzips (1920). G. W. XIII Das Ich und das Es (1923). C. W. XIII Hemmung, Symptom und Angst (1926). G. W. XIV Neue Foge der Voresungen zur Einfьhrung in die Psychoanayse (1932). G. W. XV Die endiche und die unendiche Anayse (1937). G. W. XVI
Hartmann, H., Kris, E., Loewenstein, R. M.: Pa pers on Psychoanaitic Psychoogy. Psycho. Iss. Monogr., 14. New York: Internationa Univer sities Press 1964
Heinz, K: Hartmanns "Grundagen der Psychoana yse". Psyche, 6, 1974, 477-493
Kein, G. S.: Ego Psychoogy. In: D. L. Sis (Hg.): Internationa Encycopedia of the Socia Scien ces, Bd. XIII, New York: Macmian 11-3 1, The Free Press 1968
Kris, E.: The psychoogy of caricature (1934). In tern. J. Psychoana., 17, 1936, 285-303
The deveopment of ego psychoogy. Samiksa, 5, 1951,153-168
Loewenstein, R. M.: Heinz Hartmann. Psychoogy of the ego. In: F. Aexander, S. Eisenstein, M. Grotjahn (Hg,): Psychoanaytic Pioneers. New York: Basic Books 1966,469-483
Loewenstein, R. M., Newman L. M., Schur, M., Sonit, A.J. (Hg.): Psychoanaysis - A Genera Psychoogy. New York: Internationa Universi ties Press, 1966
Nunberg, H.: The synthetic function of the ego (1930). Intern. J. of Psychoana., 12, 1931, 123-140
Piaget, J.: Le Jugement Mora chez 'Enfant. Paris: Presses Universitaires de France 1932. На не мецком языке: Das moraische Urtei beim Kinde. Zьrich: Rascher 1954
Range, L.:The Scope of Heinz Hartmann. Intern. J. Psychoana.,46, 1965, 1-5
Rapaport, D. (Hg.): Organization and Pathoogy of Thought. New York: Coumbia University Press 1951
An historica Survey of psychoanaytic Ego Psychoogy. In: Bu. Phiadephia Assn. Psycho-ana., 8, 1958, 105-120
Reich, W: Charakter-Anayse. Copenhagen: Sex-po Verag 1933, а также в: Bьcher des Wissens. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1973
Waeder, R.: The principe of mutipe function: observations on over-determination. Psycho-ana. Quart., 5, 1936,45-62
ТВОРЧЕСТВО МЕЛАНИ КЛЯЙН
Рут Ризенберг
Разработав аналитический метод лечения маленьких детей, Мелани Кляйн соз дала инструмент, позволивший ей проникнуть в глубины психики и сделать новые открытия, относящиеся к раннему развитию человека. Благодаря своей работе с детьми она пришла к убеждению, что у ребенка с самого рождения существует конфликт между любовью и агрессией. Этот конфликт влияет на его отношение к своим объектам и порождает страхи, для преодоления которых он вынужден создавать защитные механизмы. Эти наблюдения побудили Мелани Кляйн разде лить ранние отношения, страхи, защитные механизмы и адаптивные процессы на две группы, согласно ее терминологии: «паранойяльно-шизоидную» и «депрес сивную позиции». На основе этой концепции она сумела сделать дальнейшие на блюдения и модифицировать существующее представление о развитии Сверх-Я и эдипова комплекса.
Теоретические представления Мелани Кляйн не только способствовали пони манию патологических феноменов, но и повлияли на технику психоанализа и иссле дования во многих областях психологии (см. также статью И. Шторка в т. II).
БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ
Мелани Кляйн (урожденная Райцес) родилась в 1882 году в Вене. Ее семья при держивалась ортодоксальной иудейской традиции; мать была дочерью раввина, а отец, будучи студентом, изучал талмуд. В возрасте 37 лет он нашел в себе мужество отказаться от семейной традиции, начал учиться самостоятельно и в конце концов стал доктором медицины. Когда родилась Мелани, он уже был зрелым человеком 50 лет. Семья насчитывала четырех детей, из которых двое умерли, когда Мелани была еще совсем маленькой. Уже с 14 лет Мелани Кляйн хотела изучать медицину, но ее помолвка в 17 лет и замужество в 21 год вынудили ее отказаться от этой идеи. Вместо медицины она стала изучать в Венском университете искусство и историю, и казалось, что она никогда уже не вернется к своему первоначальному увлечению. Тем не менее в дальнейшем интерес Мелани Кляйн к медицине проявился в ее ана литической работе.
Незадолго до Первой мировой войны по делам мужа семье пришлось уехать в Будапешт. Здесь Кляйн впервые прочла книгу Фрейда и сразу же проявила большой интерес к его работе. После этого она прошла анализ у Ференци, а в 1917 году под его влиянием увлеклась совершенно не исследованной к тому времени областью детского анализа (см. также статью Я. Паала в т. II). В 1920 году на конференции психоаналити ков она встретилась с Карлом Абрахамом, который пригласил ее практиковать в Берлине. Год спустя она последовала этому приглашению и тем самым сделала решающий шаг к тому, чтобы покончить со своим неудачным замужеством. У нее было трое детей, из которых один погиб в результате несчастного случая. В 1924 году она провела анализ у Карла Абрахама, который, однако, завершился преждевре менно из-за его смерти. На протяжении всей своей жизни она испытывала огром ное восхищение этим человеком; его влияние особенно ощущается в ее первых трудах.
Эрнест Джонс, на которого идеи и работа Мелани Кляйн произвели большое впечатление, пригласил ее в 1925 году прочесть ряд докладов для Британского обще ства. После этого в 1926 году аналитики Британского психоаналитического общест ва обратились к ней с предложением навсегда переехать в Англию. Мелани Кляйн согласилась и до своей смерти в сентябре I960 года она жила и работала в Велико британии.
РАЗРАБОТКА МЕЛАНИ КЛЯЙН НОВОЙ ТЕХНИКИ ДЕТСКОГО АНАЛИЗА
В годы сразу после Первой мировой войны, когда Мелани Кляйн приступила к работе с детьми, психоанализ вызывал у людей смешанные чувства. Фрейд и его ближайшие сотрудники уже совершили свои важнейшие психоаналитические от крытия, а сильнейшее сопротивление новой науке было сломлено; повсюду в мире психоанализ вызывал живой интерес. К сожалению, это никак не отражалось на пси хоаналитической работе с детьми. Казалось, что реакция на тяжелый удар, который нанесли идеи психоанализа вере в невинность ребенка, постепенно становилась ме нее острой, поскольку эти идеи, во всяком случае если они касались детства взросло го человека, все больше и больше принимались образованными людьми. Тем не ме нее в отношении самого анализа детей и аналитики, и образованная общественность продолжали проявлять сдержанность и тревогу.
Первым, кто осмелился попытаться помочь ребенку средствами психоанализа, был в 1909 году Зигмунд Фрейд. Однако он лечил ребенка не напрямую, а сообщал о своих мыслях по поводу маленького Ганса и его страха лошадей отцу мальчика, который, в свою очередь, передавал их ребенку.
Несмотря на то, что этот способ не был прямым, и Фрейд вполне осознавал труд ности, возникающие при лечении маленьких детей из-за использования речи, он про являл оптимизм и уверенность, когда заходила речь о надежности и возможностях применения его метода.
После этого, следуя по стопам Фрейда, некоторые аналитики также начали ра ботать с детьми. Доктор Хуг-Хельмут была первой, кто стал использовать в процессе психоанализа принадлежности для рисования и игрушки, с помощью которых дети имели возможность себя выразить. Однако она считала, что терапию следует про водить с детьми только в возрасте шести лет и старше. При этом цели, которые она ставила перед собой, были крайне ограничены. Так, например, выдвинув пре восходную идею использовать материальные средства, знакомые детям, она все же не воплотила ее на практике в виде систематического метода работы. Точно так же она не пыталась исследовать более глубокие слои детской психики. В то время даже считалось, что такое исследование, равно как и лечение маленьких детей, может по ставить под угрозу развитие ребенка.
При моральной поддержке со стороны Ференци Мелани Кляйн в 1917 году начала работать с детьми. Ее первый маленький пациент пациентом как таковым вначале не являлся —? Фриц, пятилетний мальчик, о котором здесь идет речь, был сыном ее знакомых; несмотря на нормальный интеллект, он, казалось, несколько отставал в психическом развитии.
Мелани Кляйн решила помочь этому ребенку. Она оказывала влияние на его вос питание и побуждала родителей предоставлять ему информацию о сексуальной жизни, поскольку считала, что именно отсутствие этой информации и является од ной из причин трудностей ребенка в учебе. Вслед за этим просветить ребенка подоб ным образом пыталась не только мать — сама Мелани Кляйн тоже принимала в этом участие, поскольку обе семьи, по-видимому, тесно между собой общались.
Впоследствии она описала этот опыт в своей первой работе «Влияние сексуаль ного просвещения и отказа от авторитета на интеллектуальное развитие ребенка», в виде доклада прочитанной в 1919 году перед Венгерским психоаналитическим объ единением. Дополненная вторым разделом, эта работа стала ее первой печатной пуб ликацией: «Детское развитие» (Imago, VII, 1921).
Хотя благодаря предоставленной ему информации Фриц стал вести себя несколь ко более раскованно и свободно, казалось, что этого было недостаточно, чтобы по мочь ему развить свои способности. Тогда Мелани Кляйн решила, что к определен ным блокировкам у ребенка могла вести не только недостаточная информация; факторы, относящиеся к внутреннему миру самого ребенка, также, возможно, меша ли ему как в учебе, так и в полезном для себя осмыслении предоставленной ему ин формации о половой жизни. Это представление привело ее к первым попыткам интерпретации. Она посещала Фрица дома, беседовала с ним или наблюдала за ним во время игры. При этом она обратила внимание, что его попытки играть и учиться постоянно разрушались чувствами страха. Иногда ей удавалось увидеть в его поведе нии во время игры символическое выражение эдипова комплекса. Следующий ее шаг состоял в том, чтобы познакомить ребенка со значением всего, что она увидела.
Поскольку интерпретации страхов Фрица и их содержания привели к опреде ленному облегчению и одновременно выявили новый материал и новые страхи, Ме лани Кляйн продолжила действовать в этом же направлении. То есть, основываясь на содержании страха, она пыталась проникнуть в глубины психики и интерпрети ровать защитные механизмы.
Страх, от которого страдал ребенок, был очень значительным. Из-за сложности этого случая и поскольку примененный ею метод работы существенно отличался от привычной психоаналитической техники, Мелани Кляйн обратилась за советом к Карлу Абрахаму. Тот, однако, заверил ее, что благодаря своему методу анализа она добьется прогресса и поэтому нет оснований его менять.
На примере случая Фрица Мелани Кляйн впервые сумела непосредственно под твердить открытия Фрейда. Для самой же Мелани Кляйн это стало началом долгого пути развития детского анализа. Чтобы суметь понять бессознательные процессы, она выдвинула гипотезу, что все, что ребенок выражает в игре, является эквивален том свободных ассоциаций, и свои интерпретации — вопреки некоторым общепри знанным принципам — она стала давать непосредственно. По этим причинам в сво ем сочинении «Психоаналитический метод игры» (1955) она назвала анализ этого ребенка началом разработки ею метода анализа детей.
В последующие годы, между 1920 и 1924, она анализировала все большее число детей, причем некоторые из них были младше трех лет. Позитивные результаты, по лученные при анализе этих детей, доказывали, что в своем эксперименте непосред ственного толкования страхов и бессознательных содержаний Мелани Кляйн нахо дилась на верном пути.
Но не только очевидные преимущества этого метода побуждали ее с самого начала использовать непосредственную интерпретацию — дело в том, что попытки подступиться к страхам детей с помощью других методов оказывались неудачными. Так, например, в своей книге «Психоанализ детей» (1932) она описывает случай трех летней Рут. Маленькая девочка ни при каких обстоятельствах не желала реагировать на Мелани Кляйн, а потому с самого начала анализа вместе с ней должна была нахо диться сестра Рут, девушка примерно двадцатилетнего возраста. Однажды, когда се стра задержалась, Мелани Кляйн с разрешения родителей решила поработать с Рут самостоятельно, рискуя вызвать приступ страха. Ребенок побледнел, начал плакать и оказался в полной панике. После этого Мелани Кляйн, как это сделал бы, наверное, любой сочувствующий взрослый в таком положении, попыталась лаской успокоить девочку. Однако ничего не помогало; ситуация становилась все более отчаянной. Наконец Мелани Кляйн начала играть так, как это делал ребенок на предыдущем занятии, когда сестра была рядом, и она интерпретировала нынешнюю ситуацию и страх ребенка, присовокупив материал, полученный на предыдущем сеансе.
Постепенно ребенок перестал плакать. Девочка начала, сперва нерешительно, реагировать на аналитика и, наконец, стала даже ему отвечать. На следующем сеансе после некоторых колебаний она согласилась остаться в комнате наедине с Мелани Кляйн. У нее не возникло приступов страха, и аналитическая работа могла быть про должена.
Очень скоро стало ясно, что дети тоже способны к позитивному и негативному переносу. Однако это открытие противоречило господствующим представлениям, согласно которым дети настолько поглощены своими исходными объектами, что не способны устанавливать перенос.
Другой пример из работы «Психоанализ детей» показывает, насколько быстро интерпретация переноса понимается ребенком и тем самым способствует терапии. Рита, ребенок в возрасте двух лет и девяти месяцев, страдала ночными кошмарами, фобиями, бредом преследования и депрессивными состояниями. Ее чувства по от ношению к матери были крайне амбивалентными, поэтому она «цеплялась» за нее и почти никогда не оставляла одну. На первом сеансе, который состоялся у девочки дома, Рита выглядела очень встревоженной и все время молчала. Когда она осталась наедине с аналитиком, ей тут же захотелось выйти в сад. Мелани Кляйн согласилась и вышла вместе с нею. Из нескольких фраз, которые произнесла Рита, и из того фак та, что в саду она выглядела менее тревожной, Мелани Кляйн сделала вывод, что де вочка боялась оставаться с ней наедине в одном помещении. Она сопоставила свою роль по отношению к ребенку с ролью враждебного незнакомца, который может причинить боль Рите, если останется с нею наедине в закрытой комнате. Она связала это со страхами ребенка, когда девочка оставалась ночью одна в своей комнате и боялась, что кто-то на нее нападет. Рита не просто согласилась с этой интерпрета цией, но и через несколько минут стала совершенно дружелюбной и даже была го това вернуться в детскую комнату. Все это свидетельствовало о том, что интерпрета ция, данная сразу же после возникновения переноса, способствовала терапии ребенка.
Подобные результаты убеждали Мелани Кляйн в правильности выбранной ею формы проведения анализа. Метод состоял в том, чтобы с помощью символического выражения фантазий, чувств и страхов в игровых действиях проводить анализ по добно тому, как это делается со взрослыми с помощью свободных ассоциаций и ана лиза сновидений. Дальнейшие результаты достигались благодаря установлению по зитивного и негативного переноса и постоянной интерпретации страхов.
Как мы видели, Фриц и Рита, а также другие дети лечились у себя дома. Однако в ходе аналитического процесса Мелани Кляйн пришла к убеждению, что ана лиз детей, как и анализ взрослых, должен проводиться не у пациентов дома, а в со вершенно иных, непривычных условиях. Она подчеркивала, что анализ ребенка
есть не что иное, как тот же «психоанализ», и что жизнь ребенка в остальном не отличается от жизни обычных детей. При этом важно было подготовить подходя щую комнату и материалы, которые позволили бы ребенку свободно себя выражать, чтобы таким образом получить доступ к его бессознательным конфликтам. Мате риалы, которые она применяла, были довольно простыми: две куклы разных разме ров, фигурки животных, машинки, веревка, бумага, краски и т.д. Кроме того, в не больших сосудах находилась вода, имелись также кушетка, покрывало, пара подушек, небольшой стол и стулья. С течением времени подобный набор предметов стал стан дартным инвентарем в детском психоанализе.
Символические проявления фантазий никоим образом не рассматриваются изо лированно, и аналитик не говорит, например: «Эта игрушка означает то-то и то-то». Как и при анализе взрослых, выражение фантазии понимается в связи с общим со держанием, в котором она проявляется. Избавление от страхов и возникающая бла годаря этому надежда на изменение, а также чередование болезненных и радостных чувств весьма характерны для детского анализа. По этой причине дети, несмотря на часто возникающие болезненные переживания, не оставляют работу и делают все для того, чтобы продолжить анализ.
Сегодня общеизвестно, что каждый шаг к консолидации теории и техники дет ского анализа был сопряжен с серьезными спорами и порождал многочисленных противников. Если назвать несколько спорных моментов, то прежде всего следует упомянуть речевые трудности, которые, однако, были устранены благодаря разра ботке игрового метода.
Хотя открытие переноса как такового признавалось, тем не менее аналитики сопротивлялись его использованию, поскольку считали, что это опасно для ребенка. При этом наибольшее сопротивление вызывала интерпретация негативного пере носа. По-видимому, аналитики опасались, что это может привести к разрыву отно шений между ребенком и его родителями. Но именно благодаря анализу переносов ребенка, как позитивных, так и негативных, отношения между родителями и ребен ком становились более свободными.
Разумеется, проблемы, всплывающие в результате анализа, иногда могут перено ситься на домашнюю ситуацию, однако ведь именно из-за проблем, которые сущест вовали дома, с ребенком и проводился анализ. Не анализировать негативные пе реносы и работать исключительно с позитивными переносами (лучше сказать с «идеальными» переносами, поскольку не может быть позитивным игнорирование амбивалентности чувств) — означало бы сделать невозможным необходимое пони мание проблем ребенка и их проработку. В результате возникли бы только новые осложнения в доме, поскольку сохранения чисто позитивных отношений в процес се анализе можно достичь лишь путем расщепления чувств ребенка.
В заключение я бы хотела упомянуть об основном вкладе Мелани Кляйн в разра ботку аналитического метода в тот ранний период, то есть о непосредственной, бы строй и постоянно предлагаемой интерпретации страхов. Многие ее коллеги опаса лись, что подобные интерпретации психики ребенка могут привести к ужасным последствиям. Я думаю, что научных разъяснений, с помощью которых можно опровергнуть эти сомнения, уже было приведено достаточно. Что же касается содержания интерпретаций, то, по-видимому, у критиков существуют некоторые сомнения. Они полагают, что в результате осознания ребенок будет теперь отыгрывать вытесненные до сих пор содержания, словно причинами отыгрывания, симптомообразования и сложностей характера не являются те бессознательные содержания, которые аналитик своей интерпретацией как раз и надеется устранить. Позднее мы еще увидим, что разрешение этих проблем в детском анализе привело к пониманию их истоков в раннем развитии ребенка, благодаря чему по явилась возможность помогать детям. Я хочу завершить свои рассуждения одной цитатой из Фрейда. В своем описании анализа эдипова комплекса у маленького Ганса он говорит: «Я должен, однако, спросить, чем повредили Гансу выведенные на свет комплексы, которые не только вытесняются детьми, но и вызывают страх у родителей? Разве малыш стал теперь всерьез претендовать на мать или место дурных намерений по отношению к отцу заняли поступки? Наверное, этого боялись те, которые не понимают сущность психоанализа и считают, что дурные влечения можно усилить, если их сделать осознанными» (VII, 374).
Разработка новых понятий (1920—1934)
Открытие нового метода лечения детей и его применение к детям разного воз раста позволило выявить новые факты, касающиеся психических феноменов в раз витии ребенка (см. также статью И. Шторка в т. II). Создается впечатление, что вна чале Мелани Кляйн в основном работала в заданных Фрейдом понятийных рамках, причем не только с точки зрения психоаналитической техники (для детей и взрос лых), которых она придерживалась на протяжении всей своей жизни, но и с точки зрения концепций развития, эдипова комплекса и вытеснения.
К своему удивлению, Мелани Кляйн вынуждена была констатировать, что не которые события, которые дети воспроизводили в своих действиях, отнюдь не со гласовывались с описаниями Фрейда, особенно с теми, где речь шла о хронологии их появления. Из ее ранних работ становится очевидным, что некоторые из этих наблюдений ей приходилось делать даже вопреки своей воле, и в работах, написан ных в первые десять лет, чувствуется, как она пытается выразить свои новые откры тия таким образом, чтобы они согласовались с идеями Фрейда. Мелани Кляйн при ходилось постоянно наблюдать при анализе детей вспышки агрессии, различавшиеся своей интенсивностью и формой. Однако и проявления эдиповых феноменов у де тей, которым не было еще и пяти лет, и то, что моральная совесть детей, казалось, имела мало общего с реальным поведением их родителей, и то, как воспитывали детей родители, — все эти клинические факты противоречили тогдашним теориям Фрейда.
Чтобы проиллюстрировать этот пункт, я бы хотела здесь привести один случай, который Мелани Кляйн подробно описывает в первой главе работы «Психоанализ детей»: «Трудэ, девочка в возрасте 3 лет и 9 месяцев, снова во время аналитического сеанса играла, как будто наступила ночь. Мы обе должны были спать. Затем она по дошла ко мне из другого угла, обозначенного ею как комната, и стала меня пугать разными способами. Она хотела схватить меня за горло, бросить в колодец, сжечь, отдать в полицию. Она пыталась связать мне руки и ноги, откинула покрывало на шезлонге и заявила, что сделает «по-какки-кукки». Оказалось, что она хотела най ти в попе матери представляющих детей «какки» (фекалии). В другой раз она хотела меня ударить по животу и утверждала, что хочет вынуть а-а (фекалии) и сделать меня худой. Затем она сбросила подушки (которые опять обозначали детей) и спряталась за ними в нише дивана, где она с явным выражением тревоги на лице сжалась в комок и, закутавшись в одеяло, стала сосать палец и мочиться. Вся эта ситуация всегда повторялась после нападения на меня. Однако во всех деталях она напомина ла поведение, которое Трудэ демонстрировала еще на втором году жизни в постели, когда ею овладевал сильный ночной страх. В то время она тоже отправлялась ночью в спальню родителей, но было непонятно зачем. Анализ показал, что мочеиспуска ние и пачканье означали нападение на совокупляющихся родителей, и благодаря такой интерпретации эти симптомы были устранены. Трудэ хотела отнять детей у беременной матери, убить мать и занять ее место во время полового акта с отцом. Ей, когда родилась сестра, было два года. Эти агрессивные тенденции явились причи ной усилившейся на втором году жизни фиксации на матери. Они были также осно вой тяжелых чувств страха и вины, проявившихся, помимо прочего, в ночном страхе (Kein 1932, нем. изд., 18-19).
Агрессия, которую проявлял этот ребенок, весьма впечатляет. При этом у других детей, как и у Трудэ, постоянно проявлялись деструктивные фантазии и действия, ребенок разрезал и ломал игрушки, наносил удары, изобретал самые изощренные садистские наказания. Это агрессивное поведение по отношению к предметам, пред назначенным для игры, которые должны были изображать членов семьи ребенка или (при переносе) аналитика, выраженные в игре или (у детей с серьезными на рушениями) также в действиях, помогло Мелани Кляйн понять значение агрессии для психического функционирования ребенка и роль, которую играет агрессия в его развитии.
До 1927 года она говорила о «фазе максимального садизма», которую связывала со своими открытиями эдипова комплекса и Сверх-Я. В 1927 году она впервые обсу ждает в работе «Преступные тенденции у нормальных детей» свою концепцию кон фликта между любовью и ненавистью, а в 1932 году в работе «Психоанализ детей» использует термины Фрейда «влечение к жизни» и «влечение к смерти» для описа ния полярности между любовью и агрессией. В связи с оральными и анально-агрес-сивными инстинктивными импульсами у ребенка она говорит о значении того фак та, что уретральная агрессия тесно связана с оральным садизмом, когда ребенок использует мочу как средство нападения. Кроме того, ей удалось доказать, что агрес сия маленького пациента тесно связана с его чувствами вины и страха. Как мы ви дели на примере Трудэ, эти чувства часто возникают вследствие агрессивного по ведения.
В результате анализа маленьких детей Мелани Кляйн пришла к выводу, что эди пов комплекс возникает намного раньше, чем утверждал Фрейд, и что его версия эдиповых конфликтов является верной лишь для конечной фазы эдипова комплекса. По ее мнению, эдипов комплекс возникает уже в догенитальных фазах развития, и, следовательно, его первые проявления имеют оральный, уретральный и анальный характер. Генитальные чувства появляются гораздо позднее (см. статьи А. ХолдеРа и Г. Штольце в т. I).
Фрейд считал Сверх-Я, или моральную совесть, наследием эдипова комплекса и полагал, что Сверх-Я возникает лишь после того, как преодолен эдипов комплекс. Однако Мелани Кляйн в своей работе с маленькими детьми постоянно сталкивалась с суровостью и строгостью их моральных представлений. Любое нападение и любое причиненное зло тут же наказывались с самой изощренной жестокостью, хотя обыч ному окружению детей подобное поведение было совершенно не свойственно. Таким образом, она пришла к выводу, что формирование моральной совести не за висит от эдипова комплекса и что развитие эдипова комплекса как раз и определя ется моральной совестью.
Работа Мелани Кляйн в 20-е годы сопровождалась многочисленными открытия ми, касающимися раннего развития детей. При этом картина, получавшаяся в ре зультате анализа маленьких детей, отнюдь не отображала детство идиллическим образом. Фантазии и поведенческие проявления детей имели большое сходство со сказками, которые так сильно любят дети: злые ведьмы, которые уносят детей; родители, которые отправляют их в лес; волки, которые их пожирают и которым затем вспарывают живот; наказания всякого рода и т. д. Насколько все же тревожны взрослые, если боятся, что эти сказки могут плохо повлиять на детей! Они сами нахо дят в них лишь выражение собственных внутренних фантазий.
В 1932 году Мелани Кляйн опубликовала книгу «Психоанализ детей», в которой обобщает и связывает между собой сделанные ею открытия. Как уже говорилось, вначале она использовала открытие Фрейдом влечения к жизни и к смерти и прово дила связь между Сверх-Я и моральной совестью, с одной стороны, — их происхож дение она усматривала в раннем детстве — и агрессией ребенка — с другой. Далее, она расширила концепцию эдипова комплекса, связав его происхождение (во вре менном и причинном отношении) с процессом отвыкания, который приходится на конец первого года жизни. (Эту концепцию, однако, она в дальнейшем опять из менила.) И, наконец, она описала догенитальные аспекты эдипова комплекса и пред ставила свою теорию сексуального развития мальчиков и девочек.
В этой очень содержательной книге автор иллюстрирует свои идеи многочис ленными примерами. Она впервые дает здесь также детальное описание разрабо танных ею различных методов лечения маленьких детей (до пяти лет), а также детей латентного и пубертатного возраста. Говоря о технике детского анализа, я до сих пор излагала ранние представления Мелани Кляйн весьма схематично, поскольку эти вопросы более подробно обсуждаются в следующем разделе, в котором речь пой дет о разработанной ею теории развития.
Важнейшие работы Мелани Кляйн по теории психоанализа (1934—1960)
«Второй период» деятельности Мелани Кляйн начинается в 1934 году с прочте ния лекции, представлявшей сокращенный вариант ее сочинения, опубликованного в 1935 году под названием «О психогенезе маниакально-депрессивных состояний». Здесь она впервые представляет структурную теорию психики. В ней она подраз деляет развитие на первом году жизни на так называемые «позиции»; это понятие она предпочла понятию «фазы», поскольку, с одной стороны, оно является более гиб ким, а с другой стороны, позволяет охарактеризовать организацию психических фе номенов, сохраняющихся на протяжении всей жизни.
Несомненно, это исследование, вместе с рассуждениями в работе «Печаль и ее отношение к маниакально-депрессивным состояниям» (1940) относится к ее наиболее важным теоретическим работам. Здесь она связывает свою новую структурную концепцию с разработанной ею теорией причин маниакально-депрес сивных заболеваний. Если в этих двух сочинениях она представляет свою теорию депрессивной позиции и присущих ей защитных механизмов, то в опубликованной в 1946 году работе «Заметки о некоторых шизоидных механизмах» она описывает признаки паранойяльно-шизоидной позиции и тем самым дополняет свою теорию психического развития на первом году жизни.
Весь ее труд, начиная с 1935 года и до самой смерти, в основном был связан с объяснением этих двух позиций.
Мелани Кляйн за свою жизнь опубликовала множество статей и несколько книг. К наиболее важным трудам позднего периода относится «Зависть и благодарность» (1957), в которой она описывает зависть как врожденное деструктивное влечение, играющее крайне важную роль в развитии ребенка.
Кроме того, она написала объемную книгу о своей работе с мальчиком по имени Ричард. Эта книга под названием «Рассказ о детском анализе» была опубликована в 1961 году, через год после смерти автора. Она уникальна, поскольку дает возмож ность во всех деталях, сеанс за сеансом, проследить за работой аналитика Мелани Кляйн.
Второй период ее деятельности не только послужил консолидации ее преж них представлений, но и привел к новым открытиям, пожалуй, самым важным.
Как и в первые пятнадцать лет работы, ее теории продолжали вызывать бурные спо ры среди аналитиков, и они усилились еще больше после того, как венские аналити ки, преследуемые нацистами, эмигрировали в Лондон. К тому времени Мелани Кляйн уже имела большое число сторонников, а многие ее идеи были признаны в широких кругах и оказали влияние на английскую школу психоанализа, к которой она при надлежала.
Вызванная ею полемика достигла кульминации в 1943 году в так называемых «контроверзных дискуссиях», когда были открыто высказаны расхождения во взгля дах между сторонниками британской школы и венцами. В этом споре «кляйниан-цы» С. Айзеке, Дж. Ривьер, Паула Хайманн и сама Мелани Кляйн представляли свои теории главным образом в статьях, которые вместе с другими работами в 1957 году были опубликованы в книге «Направления в психоанализе».
Анализ, проведенный с детьми, позволил Мелани Кляйн глубже понять психику человека, благодаря чему расширилось и ее понимание самого раннего развития ре бенка.
Как уже отмечалось, она разделяла первый год жизни на паранойяльно-шизоид ную и депрессивную «позиции». В целом паранойяльно-шизоидная позиция охва тывает первые 3—4 месяца жизни. Название этой позиции указывает на то, что ос новными страхами в этот период являются страхи преследования и что самые важные защитные механизмы основываются на расщеплении. Ребенок воспри нимает свою мать прежде всего как грудь (возможно также как голос или руки); то есть у него устанавливаются отношения только с частью матери, с так называе мым частичным объектом. Депрессивная позиция возникает примерно на четвер том месяце жизни и характеризуется прежде всего отношениями с целостным объ ектом, то есть ребенок признает свою мать как человека. В это время основной страх заключается в том, чтобы не потерять мать; он возникает вследствие собственных агрессивных импульсов ребенка.
Проработка этих позиций сопровождается совершенно нормальными события ми в развитии ребенка. То есть обозначение этих позиций с помощью терминов, заимствованных из психиатрии, указывает лишь на природу отношений, страхов и защитных механизмов в этот период и не означает, что ребенок начинает свою жизнь как психотик. То есть жизнь новорожденного отнюдь не наполнена только страхами и защитными реакциями. Он большую часть времени спит, испытывает — реальное или воображаемое — удовлетворение и в целом ощущает себя довольным. Однако он переживает периоды страха, который вследствие своей крайне прими тивной природы требует сильнодействующих защитных реакций. И хотя приво дящая к успокоению проработка этих ранних чувств страха является этапом в раз витии любого ребенка, она все же представляет собой весьма сложную задачу и предполагает уравновешенность между чувствами ребенка и матери, которая о нем заботится и помогает ему справиться с этими проблемами.
Паранойяльно-шизоидная позиция
Благодаря своим исследованиям психики Мелани Кляйн пришла к выводу, что уже у новорожденного действуют две противоположные силы, которые с пер вых дней повергают ребенка в конфликт. Она назвала эти силы влечением к жизни и влечением к смерти и выдвинула гипотезу, что с самого рождения существует эле ментарное и рудиментарное Я, которое способно, пусть даже и в ограниченной сте пени, воспринимать эти врожденные влечения, ощущать страх и вырабатывать за щитные механизмы, чтобы с ними бороться.
Поскольку эти влечения имеют биологическую природу, сами по себе они не могут восприниматься психикой непосредственно. Поэтому Я продуцирует фан тазии — психологические трансформации инстинктивных влечений и представле ния об объекте, который эти влечения удовлетворяет. Эти фантазии образуют осно ву психической жизни, в которой Я осуществляет свою деятельность. Разумеется, Я маленького ребенка пока еще значительно отличается от Я взрослого человека, поскольку оно пока не развито и не интегрировано. Однако под влиянием либиди-нозных влечений оно с самого начала стремится к интеграции.
Свой первый внешний опыт новорожденный приобретает при рождении: ли шенный защитной среды, которую обеспечивало материнское тело, он подвержен воздействию множества неизвестных раздражителей. Мелани Кляйн предполага ет, что акт рождения воспринимается младенцем как преследование, и она считает, что ребенок может представлять себе под ним внешнюю катастрофу, которая в ко личественном отношении вполне соответствуют внутреннему влечению к смерти.
Решающим фактором выбора направления, в котором будет развиваться ребе нок, является при этом взаимодействие между этими внутренними противоречивы ми силами любви и ненависти и реальным внешним объектом — матерью.
Совпадение влечения к жизни и жизнеутверждающих свойств внешнего объ екта, с одной стороны, и самых ранних приносящих удовлетворение переживаний при насыщении — с другой, способствуют формированию и закреплению первого позитивного опыта.
По-видимому, психика, следуя предопределенному биологическому плану, с са мого начала использует в основном два оперативных механизма: принятие и выбра сывание, то есть интроекцию и проекцию.
Мелани Кляйн считает, что вследствие ограниченной способности к восприятию ребенок может воспринимать свою мать вначале только как грудь, то есть как час тичный объект. Тем самым грудь становится как объектом любви, так и объектом агрессии ребенка
Благодаря либидинозным влечениям грудь предстает как хорошая и принося щая удовлетворение; поэтому и отношение к груди будет хорошим. Благодаря ин-троекции она интернализируется в качестве позитивного объекта и тем самым спо собствует формированию и развитию Я.
Мелани Кляйн считает, что Я с самого начала воспринимает влечение к смерти в виде страха. Частично оно пытается направить это влечение с помощью проекции вовне и частично преобразовать в агрессию. Однако чтобы иметь возможность спрое цировать его вовне, Я должно расщепить часть, которую оно содержит, и спроеци ровать ее на объект, то есть на грудь, из-за чего грудь кажется ребенку опасной. Преобразование сохраняющейся части влечения к смерти в агрессию происходит благодаря слиянию с либидинозными импульсами и представляет собой форму са мозащиты.
Процессы интроекции и проекции постоянно влияют друг на друга. Ребенок эмоционально окрашивает свое восприятие объекта в зависимости от собственных чувств и интернализирует соответствующим образом объект. Для иллюстрации об суждаемых здесь феноменов я бы хотела привести здесь пример, в котором описы вается поведение и реакции двух младенцев в возрасте примерно шести недель.
Петер умиротворенно спал в своей коляске. Он выглядел безмятежным и произ водил своими губами сосательные движения, которые сопровождались хватательны ми движениями рук. Он начал пробуждаться и захныкал. Его сосательные движе ния стали более активными, а затем снова исчезли. Это продолжалось лишь Короткое время; после чего малыш окончательно проснулся, закричал, и мать взяла его на руки. Пока она его держала и баюкала, выражение его лица постоянно менялось.
То он широко улыбался, то кривил личико и всхлипывал, словно облачко заслоняло солнце, после чего вновь расплывался в лучезарной улыбке. Так продолжалось три-четыре минуты, пока он наконец не расплакался. Но он сразу замолк, как только мать приложила его к груди.
Это поведение свидетельствует о том, что когда ребенок безмятежно спит, он испытывает чувство, будто держит во рту хорошую грудь, которая, однако, нахо дится внутри него и которую он продолжает сосать, совершая соответствующие дви жения ртом. Просыпаясь с чувством голода, он ощущает что-то нехорошее внутри себя, плохую грудь, которая вызывает плохие чувства и является причиной для всхли пываний и гримас. Но теперь малыш должен сам себя защитить и отстранить от себя эти нехорошие чувства. Он осуществляет это, вновь обращаясь к хорошей интернализированной груди, и на какое-то время достигает этого также благодаря интенсификации галлюцинаторных фантазий об исполнении желания, которые можно распознать в его активных сосательных движениях. Но в конце концов про рывается реальность как внутренняя, так и внешняя; младенец осознает, что голоден и что его не кормят. В этот момент выражение его лица меняется удивительным образом. Младенец словно ведет диалог с двумя различными объектами: во-пер вых, с хорошей грудью и с матерью, которая его держит, — на нее он реагирует смехом; во-вторых, с плохой грудью, вызывающей чувство голода, и с матерью, кото рая его не кормит, — на нее он реагирует мрачным выражением лица. Это измене ние выражения лица создает впечатление, будто речь идет о двух совершенно разных младенцах. Между смеющимся и мрачно выглядящим Петером словно про изошло расщепление. Однако его готовность в конце концов без колебаний взять грудь указывает на то, что она связана с позитивными ощущениями и, следователь но, способна его успокоить.
Соня, второй ребенок, проснулась и стала во все горло кричать. Ее лицо покрас нело; она билась и царапалась и выглядела очень гневной и несчастной. Так продол жалось все время, а когда мать хотела приложить ребенка к груди, она стала сопро тивляться. Она продолжала плакать, откинула голову и отбивалась что было сил. Мать занервничала и снова попыталась вложить сосок в рот ребенка. Однако Соня не прекращала отбиваться и плакать. Неожиданно она погрузилась в глубокий сон и уже не просыпалась, когда мать меняла пеленки, укутала ее и положила в кроватку.
Мы здесь являемся свидетелями ситуации, в которой ребенок, по-видимому, пе реживает внутри себя нечто очень неприятное. Девочка пытается изгнать это не приятное с помощью крика, плача и телодвижений. Когда мать приложила ее к гру ди, казалось, ее переполняли смешанные чувства страха и гнева. Мать, однако, неспособна ощутить это и пытается заставить Соню взять грудь; та выходит вновь из себя и, по-видимому, выражает фантазию-представление, в соответствии с кото рой в нее проникла плохая грудь и пытается причинить ей вред. В конце концов ей все-таки удается полностью устранить преследующую ее ситуацию, погрузившись в глубокий сон. Она игнорирует угрозу; ее здесь просто нет.
Благодаря интроекции хорошей груди ребенок не только чувствует себя ком фортно и счастливо, он также начинает накапливать в Я позитивные объекты, благо даря чему оно усиливается и становится все более способным справляться с требова ниями, которые предъявляются ему как изнутри, так и извне. Благодаря проекции негативных качеств на грудь ребенок чувствует себя более свободно, и это помогает ему сохранить свое внутреннее ощущение безопасности. Но вместе с тем интроек-ция, которая также может полностью доминировать в этой ранней фазе жизни, при водит к тому, что ребенок интроецирует эту грудь как негативную.
Хотя материнская грудь является первым внешним объектом, который вос принимает ребенок, он, по его ощущениям, имеет дело не с одним, а со многими объектами. Свойства этих многих грудей зависят не только от реальной груди, но и от чувств, которые ребенок ей приписывает. В первые месяцы жизни воспри ятие груди в значительной степени окрашивается чувствами, которые ребенок ис пытывает и проецирует на нее, хотя, разумеется, немаловажную роль играет при этом и реальное поведение матери, когда она кормит ребенка.
На этом отрезке жизни всегда преобладают чувства, а объекты никогда не вос принимаются просто как хорошие или плохие. Они воспринимаются либо как абсо лютно хорошие и совершенные, либо как абсолютно плохие и угрожающие. Таким образом, внутренний мир младенца, по всей видимости, населен объектами лишь с крайне выраженными свойствами.
Читатель может спросить: каким образом ребенок способен сформировать, уси лить и развить свое Я, если его восприятие в такой степени определяется чувствами и если продолжают действовать описанные здесь проекция и интроекция? Ответ заключается в механизме расщепления. Он функционирует с момента рождения и вносит некоторый порядок в хаос чувств. В паранойяльно-шизоидной позиции су ществуют разные формы расщепления. Форма, о которой я здесь говорю, выступает в качестве организующего фактора психики, благодаря которому предпринимается попытка отделить интернализированную плохую грудь и связанные с нею чувства от хорошей груди и позитивных чувств.
Я думаю, что это становится понятным благодаря вышеприведенным примерам. Не вдаваясь в детали, я хотела бы проиллюстрировать то, как происходит подобное расщепление. Для этого я воспользуюсь материалом, полученным в процессе тера пии одного тринадцатилетнего шизофренического подростка.
Джеймс лечился уже пять месяцев, а за шесть недель до событий, о которых я хочу рассказать в этом примере, он рассказал о своем маленьком коте, которого звали Флаффи. Насколько мне было известно, у него действительно был дома кот. Флаффи был удивительным, очень пушистым котом. Джеймс любил его и подол гу с ним играл. Он приходил, стоило его только позвать, даже если Джеймс уже на ходился в постели. Он делал все, что от него требовали, и часто ложился на живот к Джеймсу, чтобы его согревать. Вскоре после того как Джеймс в первый раз расска зал мне о Флаффи, он начал рассказывать также о своей собаке по имени Паффи. На самом деле у него не было дома собаки, и оба животных представляли собой нечто явно галлюцинаторное. Однако собака была чем-то совершенно иным по срав нению с котом. Она была злой, грызла мебель и обувь матери Джеймса и даже кусала самого мальчика. Это была необычайно коварная собака. Джеймс никогда не знал, что она делает в данный момент и из какого угла появится. Она повсюду оставляла после себя испражнения — и не только на полу. Она даже запрыгивала в кровать Джеймса, чтобы ее испачкать. Ее любимым местом была кухня; там она залезала на стол, после чего есть еду было уже неприятно. Больше всего Джеймс опасался, что когда-нибудь Паффи может напасть на Флаффи. Худшее при этом было не то, что кот, быть может, никогда от этого не оправится, а то, что они могут проглотить Аруг друга, в результате чего Джеймс никогда уже больше не узнает, кто есть кто.
С помощью двух животных Джеймс пытался сделать наглядными свои чувства по отношению к объектам. Он боялся, что если животные не останутся отделены Друг от друга, то это приведет к полному хаосу. Выражаясь иначе: если не уберечь приятный объект от угрожающего, то пропадет ясность, и это приведет к полной путанице.
Фундаментальное расщепление на «хорошее» и «плохое» имеет огромное значе ние для нормального развития Я. Поскольку интроекция и проекция быстро сменяют ся и поскольку объекты помещаются в Я, расщепление воздействует не только на объ ект, но и на Самость, которая в результате разделяется на хорошую и плохую части.
На этом отрезке жизни расщепление объекта и Самости связывается с опреде ленной формой проекции, образуя защитный механизм, который затем действует на протяжении всей жизни. Мелани Кляйн назвала этот механизм проективной идентификацией. Проективная идентификация представляет собой защитный ме ханизм, когда Я отсылает не только свои чувства, но и отщепленную часть Самости, которой принадлежат эти чувства, на внешний объект (в данном случае на грудь, затем на мать в целом). В результате спроецированные части захватывают объект, овладевают им и с ним идентифицируются. Цели проективной идентификации раз нообразны. Если объект воспринимается как источник опасности, то проективная идентификация может служить агрессивному овладению им; она может также слу жить избеганию чувства обособленности от любимого объекта и тем самым сохра нять единство; наконец, она может использоваться также в качестве средства ком муникации, с помощью которого ребенок может что-то сообщить о себе матери, проецируя на нее свои чувства.
Проективная идентификация осуществляется, как правило, посредством части са мого себя. Ребенок воспринимает эту часть себя во внешнем мире; поскольку эта спрое цированная часть воспринимается как находящаяся в объекте, ребенок воспринима ет объект как расширение своей Самости, с которым он и идентифицируется.
Здесь я также хотела бы привести два небольших примера; один из них относит ся к ребенку, второй — ко взрослому пациенту.
Лиза, маленькая девочка в возрасте около трех лет, уже шесть месяцев прохо дила анализ. Она как раз переживала фазу, в которой была настроена по отноше нию ко мне очень враждебно — отчасти потому, что я была взрослой, отчасти пото му, что я могла делать вещи, которые она делать не могла, но прежде всего потому, что я имела возможность ее анализировать. Она часто пыталась этот факт попросту отрицать, обращаясь со мной крайне пренебрежительно и высокомерно. Однажды она вошла во врачебный кабинет с видом маленькой знатной дамы; она снисходи тельно окинула взглядом комнату, вела себя, словно начальник, и приказала мне по есть и помыться. Она говорила несколько необычно, в ее речи можно было узнать иностранный акцент. Лиза насмешливо взглянула на меня, поскольку я, очевидно, не была способна быстро выполнить то, что она поручила. Исходя из того, как она себя вела и говорила (у меня самой, когда я говорю по-английски, есть иностранный акцент), я попыталась дать интерпретацию, что она изображала меня. Лиза не по зволила мне закончить; она прервала меня и неожиданно ударила по лицу. Мне ста ло ясно, что она не только изображала меня, но и не желала, чтобы этот факт ей разъясняли. Она воспринимала себя как меня, а меня — как ребенка. Сказав ей, кого она изображала, я напомнила ей, что она была ребенком, а это ей не понрави лось. Таким образом, она обходилась со мной, как с ребенком, причем с довольно глупым и неумелым, который вообще не знает, кто он такой. Проекция Лизы на меня была столь интенсивной, что она сама чуть ли не полностью воспринимала себя, как меня. А я была этим ребенком; здесь произошла инверсия, и она была мною, взрослой, матерью. Эта проекция произошла в состоянии гнева; ребенок не хотел осознавать различие между мной как ее аналитиком (ее матерью при переносе) и самой собой как ребенком. Поэтому она обижалась на меня из-за моих способно стей. В проективной ситуации она воспринимала меня как злого ребенка, к которо му нркно быть строгим и наказывать. Ее манера поведения «как взрослой» отражала не мою манеру поведения или ее настоящей матери, а была окрашена ее собствен ной яростью. Мы здесь сталкиваемся с очень важным последствием проективной идентификации: субъект и объект теряют свои собственные характеристики.
В следующем примере речь пойдет о взрослом пациенте, который использует проективную идентификацию для преодоления своего страха разлуки. После трех месяцев терапии пациент К. не проявил почти никакой реакции на свой первый перерыв в анализе. Он сказал, что этот перерыв не имел для него никакого значения, разве что он несколько изменил его распорядок дня.
Его жизнь в этот период была полна событиями: во время этого перерыва дол жен был появиться на свет его второй ребенок. К нему в гости приезжали из-за океа на друзья; чтобы помогать, приехала теща.
Когда мы с ним снова встретились после перерыва, он производил впечатление очень закрытого человека и жаловался на трудности, связанные с возвращением к аналитической работе. Все было проговорено, и тем не менее он чувствовал себя депрессивным и подавленным, словно переживал антиклимакс. Однако такое на строение сохранялось лишь короткое время, затем он неожиданно просиял, вспом нив, что перед перерывом забыл мне сообщить о том, что после следующего заня тия он будет вынужден пропустить неделю анализа, поскольку должен принять участие в крайне важной деловой конференции. Я не буду здесь подробно рассказы вать об этих двух сеансах и лишь вкратце скажу, что все его поведение, казалось, было направлено на то, чтобы защититься от чувства депрессии и подавленности, и он пытался сделать это точно так же, как перед рождественскими каникулами, когда отмахнулся от анализа как от чего-то незначительного, представив свою кон ференцию как крайне важное событие. По возвращении он в нескольких словах рас сказал о конференции, и выяснилось, что это была даже не деловая конференция, а совершенно обычные учебные курсы, какие он уже не раз посещал. Разумеется, он с самого начала знал, что речь шла об учебных курсах; но в его голове они нача ли постепенно представать в такой форме, что в конце концов он и сам уверился в их значении. После этого К. рассказал о своем сне, приснившемся прошлой ночью, который его сильно взволновал. Ему снилось, что он находится в каком-то доме, и как только он переступил через порог, дверь за ним захлопнулась, и он оказался заперт. Дом представлялся ему очень большим и окруженным высокими стенами. Территория была опасной, холодной и пустынной, там было много камней и песка. Тот факт, что он оказался заперт, К. связал с ощущением тюрьмы в самом себе и депрессией. Местность была ему незнакома, и тем не менее он был поражен ее безотрадностью. Он почему-то почувствовал себя ответственным за то, что был заперт. Давая интерпретацию, я сказала пациенту, что его ощущение себя запертым, участие в конференции и обусловленный ею пропуск аналитических сеансов явля ются попыткой поместить меня в свои собственные чувства, связанные с разлукой со мной — теперь и во время рождественских каникул. Эта разлука воспринималась им как болезненная и направленная против него, однако вначале от попытался от рицать эти ощущения, переключившись на все те важные события, которые с ним произошли, и по возможности представив анализ как нечто второстепенное; этот метод, однако, успеха все же не имел, и он попытался использовать отыгрыва ние. Пропустив анализ и представив маловажные учебные курсы в качестве крайне важной деловой конференции, он спроецировал на меня детскую часть самого себя, которая воспринимала разлуку как нечто болезненное и травмирующее. Но отныне эту боль должна была терпеть я, тогда как он удалился и вообразил себя очень важ ным. Благодаря проекции на меня этих ощущений и детской части, которую он вос принимал в себе, он пытался защититься от боли разлуки. И только после того, как боль прошла и он снова вернулся к анализу, пациент позволил проявиться этому факту в сознании. В этом отыгрывании присутствовал также агрессивный элемент, с помощью которого он наказывал меня за то, что я заставила его ждать, и благодаря которому он проявил власть надо мной, заставив меня ждать его.
Я уже отмечала, какую роль играет расщепление в проективной идентифика ции и в упорядочивании психических содержаний; она может также проявиться
(как в вышеприведенном примере) на более поздней стадии и в таком случае быть направленной против объекта или против самого себя, причем как с защитной, так и с агрессивной целью. Таким образом, Я способно расщеплять само себя для предотвращения восприятия; проекция может затронуть объект, будучи бес сознательно направленной на его разрушение, причем она, вероятно, воспри нимается лишь фрагментарно или частично.
Как уже говорилось, в первые три-четыре месяца жизни восприятие ограниче но. Ребенок склонен смешивать ощущения, возникающие в нем самом, с восприяти ем матери или он вообще вряд ли осознает, откуда берутся его ощущения. Вследст вие механизмов интроекции и вследствие проективной идентификации младенцу все кажется настоящим. Так, например, в обоих наших примерах с младенцами го лод воспринимается не как отсутствие чего-то хорошего, а как наличие чего-то плохого; отделение переживается как боль и неудовольствие. Точно так же во время приносящего удовлетворение процесса кормления хорошая грудь воспринимается как внутренняя хорошая грудь, то есть как часть самого себя, которая служит источ ником приятного чувства. И наоборот, отсутствие материнской груди воспринима ется не как таковое, а как наличие внутри себя чего-то плохого, травмирующего, чего-то, что мучает младенца и от чего он должен избавиться. В этом смысле удовле творение от насыщения заключается как в устранении плохих, так и в создании хо роших чувств. Изначально младенец не осознает свою обособленность, поскольку он воспринимает либо хорошую, либо плохую грудь в себе; в любом случае грудь является «вездесущей». Фактическое отделение в форме присутствия плохой матери или груди представляет собой для ребенка переживание, от которого он должен защищаться.
Для иллюстрации этого последнего тезиса я бы хотела привести несколько фраг ментов из занятий с девочкой в возрасте двух с половиной лет, которая проходила анализ в связи с проблемами кормления и сна, но прежде всего из-за своей чрезмер ной привязанности к матери. Этот ребенок не только не допускал, чтобы его мать хоть на какой-то момент исчезла из поля зрения, но и почти постоянно заставлял ее к себе прикасаться. И несмотря на неудобства, которые возникали из-за этого, мать всегда шла на уступки, поскольку хотела избежать постоянных приступов страха.
Когда Лиза, которая для своего возраста была очень маленькой, первый раз при шла на сеанс, она выглядела очень серьезной. Своим угрюмым выражением лица она производила впечатление пожилой дамы. С некоторым любопытством и с выра жением определенного беспокойства она оглядывала врачебный кабинет. Я предло жила ей ящик с игрушками, и очень степенно, неторопливо и осторожно она подо шла к нему. Она вытащила различные игрушки и назвала их. Вдруг она достала какую-то игрушку, названия которой она не знала. Это был новый, еще не распеча танный рулон пленки. Лиза бросила недоверчивый взгляд на него, попыталась не обращать на него внимания и вернуться к другим предметам для игры, но ее глаза постоянно возвращались к рулону. Наконец она снова его подняла и бросила через всю комнату; она начала реветь, боязливо указала на дверь и хотела покинуть поме щение. У меня создалось впечатление, что девочка пыталась, играя со знакомыми предметами, воспроизвести ситуацию, связанную с ее матерью, то есть с присут ствующей и знакомой матерью, до которой она могла дотронуться и с которой она чувствовала себя комфортно. Но как только она столкнулась с незнакомым пред метом, он ей снова напомнил об аналитике, который, как и предмет, был совершен но незнаком, и у нее тут же возникла тревога. Она попыталась справиться с этой внушающей страх ситуацией с помощью отрицания, отказавшись от нового пред мета, словно его не существовало, повернувшись ко мне спиной и продолжая
доставать знакомые предметы. Однако успех был недолгим, поскольку новый пред мет и я все время оставались в ее сознании. С этой ситуацией она попыталась спра виться тем, что отшвырнула рулон и хотела сделать то же самое со мной, попытавшись покинуть комнату, убежать и уцепиться за свою мать. Своей интерпретацией я хотела дать понять Лизе, что представляла при переносе ее отсутствующую мать, которую она воспринимала как опасную и способную нанести травму, и что это является при чиной того, почему она должна цепляться за свою мать, когда та присутствует. Благо даря контакту, который мне удалось установить с Лизой с помощью этой интерпрета ции, она осталась в комнате и опять обратилась к предметам для игры. На этот раз она полностью проигнорировала рулон с пленкой и только в самом конце сеанса по просила меня убрать его и не класть вместе с другими предметами для игры. Это было похоже на то, что она расщепила меня, аналитика, на две части и видела во мне, во-первых, понимающего человека, способного устранить плохие и оставить зна комые игрушки, и, во-вторых, опасного человека, которого нужно стереть из памяти и не видеть. По-видимому, Лиза еще недостаточно интроецировала и закрепила хоро ший внутренний объект, а потому сила ее Я была слишком незначительной; в резуль тате она подвергалась постоянному преследованию и все время нуждалась во внеш нем присутствии матери, чтобы противостоять внутренним угрозам.
Интроекция идеальной или опасной груди влияет не только на формирование Я. Из своих наблюдений Мелани Кляйн сделала вывод, что в момент рождения Сверх-Я уже отделено от Оно и развивается благодаря интроекции объектов; это отделение от Оно служит обузданию деструктивных импульсов. Однако до сих пор по-преж нему неизвестно, какие факторы определяют, будет ли объект интроецирован в Я или в Сверх-Я. Вполне возможно, что решающее значение здесь имеют забота и функ ции, которые осуществляет мать в данный конкретный момент.
Точно так же, как Я, в первые месяцы жизни Сверх-Я пока еще значительно отличается от Сверх-Я, которое мы встречаем у старших детей или у взрослых. Оно является строгим и крайне жестоким и выражается через страх и преходящее чувство вины, причем причина этой жестокости и непреклонности, пожалуй, заклю чается в том, что раннее Сверх-Я возникает вследствие отщепления агрессивных им пульсов от Оно.
Чтобы суметь понять сложные психические феномены столь маленького созда ния, необходимо вспомнить о том, как развивается наша фантазия. Подобно им пульсам, то есть влечениям, и объектам в психике ребенка представлены также ин-троективные и проективные процессы фантазии. Я и Сверх-Я сами представляют собой бессознательные фантазии, которые образуются благодаря силе воображения. После открытия Фрейдом психических инстанций его упрекали в антропоморфиз ме, хотя он никогда не утверждал, что во внутреннем мире человека находятся ма ленькие человечки, называемые Сверх-Я; точно так же в теле младенца не существу ет конкретной физической груди, которая его удовлетворяет или мучает. Однако взаимные отношения между внутренним воображением и внешней реальностью существуют с самого рождения. Воображаемая грудь соответствует при этом мате ри, которая своей грудью кормит ребенка и тем самым помогает ему разгонять пло хие чувства и, кроме того, способствует накоплению хороших и удовлетворяющих объектов. Фрейд говорил, что все психические процессы имеют свою причину в бес сознательном. Сегодня мы можем лучше понять это высказывание на основе опера тивного понятия фантазии, лежащей в основе психических процессов.
До сих пор я обсуждала различные процессы, отношения, импульсы и тд., кото рые имеют свои истоки в паранойяльно-шизоидной позиции, и показала, что они впервые появляются в этой фазе. Теперь я хотела бы обратиться к фактору, который оказывает влияние на все вышеописанные аспекты: речь идет о зависти.
Зависть является выражением оральных и анально-садистских импульсов, ко торые действуют с самого рождения и, по мнению Мелани Кляйн, имеет консти туциональную основу. Ее целью является быть таким же хорошим, как и объект. Если это кажется невозможным, она пытается разрушить источники хорошего — устранить причины чувств зависти. Она пытается разрушить именно то, в чем ребе нок больше всего нуждается: грудь, хороший объект.
Зависть, как и жадность, существует и проявляется уже в самом раннем детстве. Они представляют собой смешение либидинозных и деструктивных импульсов, од нако в зависти последние выражены гораздо сильнее. В случае жадности разруши тельные импульсы проявляются вследствие беспощадности, с которой она стремит ся отобрать свой объект, пока в конце концов не будет исчерпана. Следовательно, жадность направлена в первую очередь не на разрушение объекта, а на то, чтобы приобрести все возможное для ребенка. В отличие от нее зависть имеет первичную деструктивную цель: если ребенок не может быть внушающим зависть объектом, то она разрушает этот объект, чтобы избежать осознания того, что, с одной стороны, ребенок не является этим объектом, а, с другой стороны, что он от него все же зависит.
Зависть можно испытывать лишь по отношению к некоторому объекту; сначала им является грудь, затем мать. Если вернуться к нашим примерам, то это будет вы глядеть следующим образом: у Лизы, маленькой девочки, которая считала, что она — это я, основная причина антипатии ко мне как к взрослому человеку (аналитику, представлявшему при переносе ее мать) заключалась в ее зависти к моим способно стям взрослого человека, ибо я обладала тем, что для нее было ценным. Чтобы из бежать этой зависти, она спасалась бегством в массивную проективную иденти фикацию.
Трудности Джеймса, связанные с сохранением разделения на хорошие и плохие объекты, также во многом объяснялись его завистью. В тот момент, когда он дости гал определенной ясности и переживал хорошие чувства, которые воплощал в себе котенок, они вызывали зависть, которую Джеймс представлял в виде кусающейся, свирепой собаки.
Прежде чем рассмотреть дальнейшее развитие и последствия паранойяльно-ши зоидной позиции, я бы хотела привести еще один подробный пример, который дол жен прояснить сказанное. Речь идет о материале, полученном в ходе анализа одной двадцатилетней пациентки, которую я назову Шейла, страдавшей тяжелыми психи ческими нарушениями.
Началу ее анализа предшествовал кататонический приступ. Шейла всегда была странной и замкнутой девочкой, и поэтому ее родители, когда ей было еще девять лет, обратились за помощью к психиатрам. Она хорошо училась в школе, что объяс няется прежде всего ее высоким интеллектом; затем она училась в одном из лучших университетов. Ее личные отношения были крайне поверхностными; сама она была своенравной, замкнутой в себе и часто приводила других людей в замешательство. В период, который предшествовал приступу, она находилась в настолько тяжелой депрессии, что ей пришлось прервать учебу; она даже помышляла о самоубийстве. Однако спустя некоторое время ее состояние улучшилось, и она решила вернуться в университет. Снова появились мысли о самоубийстве, и однажды, когда она на ходилась одна, ей показалось, что ее голова расколется на части. Она отправилась на улицу, чтобы купить несколько таблеток аспирина Возвращаясь домой, она где-то раздо была пару пустых бутылок из-под молока и запустила ими в витрину. Зажав кусок стекла в руке, она вернулась в свою комнату и перед зеркалом исцарапала до крови свое лицо. В этот момент у нее наступил кататонический приступ, после чего она была доставлена в больницу.
Несмотря на некоторое сопротивление, Шейла в конце концов согласилась под вергнуться анализу: отчасти вследствие некоторой безучастности, отчасти потому, что она считала, что так скорее сможет покинуть больницу, и не в последнюю оче редь потому, что ее сумели уговорить врач и родители.
Когда она сидела передо мной во время первого сеанса, ее взгляд был направлен вниз; она была очень натянутой, неподвижной и выглядела, словно кусок дерева. Ее голос звучал монотонно, она говорила короткими фразами, которые должны были означать для меня, что приходить в общем-то она и не собиралась. (Она пришла са мостоятельно.) Она сказала, что ничего не ждет от анализа, что ей просто не хочется оставаться больше в больнице, потому что ей там не нравится, но в данный момент она бы предпочла находиться там, а не здесь. Только с большим трудом она перешла затем к описанию своей болезни. Чтобы установить некоторый контакт и прежде всего чтобы сделать ее несколько более разговорчивой, я дала ей интерпретацию ее отвергающей позиции и недостатка оптимизма в целом. Но и на эту интерпрета цию вначале не последовало почти никакой реакции; она оставалась безмолвной и неподвижной. И только едва заметные движения и мигание ее глаз указывали, что она меня слушала. Кроме того, мне бросилось в глаза, что она очень устала. Эта сонливость имела своеобразный характер: иногда казалось, что пациентку одо левает сон, однако она не засыпала, затем она снова выглядела несколько более ожив ленной, и в уголках ее глаз играла непонятная отстраненная и вместе с тем краси вая улыбка. Представив себя на ее месте, я дала интерпретацию Шейле, сказав, что она выглядит так, будто до всего, о чем я говорю, ей нет особого дела, поскольку ей этим вообще заниматься не хочется; своей безучастностью она стремится к тому, чтобы я почувствовала себя беспомощной и бесполезной — полностью заблокиро ванной, возможно, такой, какой она чувствовала себя, когда бросила бутылку в вит рину. Шейла на это ничего не ответила, но теперь стала вести себя несколько более живо. Я сказала ей, что она получила для себя некоторое облегчение, заставив меня пережить все те чувства, которые для нее были невыносимы, но после этого все же почувствовала себя истощенной и напуганной; и именно поэтому она и устала. Во-первых, до того как она почувствовала себя истощенной, она уже не могла четко мыслить, и, во-вторых, сон дал бы ей возможность помешать мне своими вопросами вызывать в сознании чувства, от которых она как раз и хотела избавиться. Разумеет ся, я дала Шейле эту интерпретацию не в такой сжатой форме, как здесь, а постепен но, шаг за шагом, и точно так же постепенно она на нее отвечала. После этого она уже не выглядела такой зажатой и даже на меня посмотрела. В конце концов она заговорила о своем нынешнем состоянии и рассказала — уже не таким моно тонным голосом —? несколько подробнее о том, что с нею произошло.
Этим кратким описанием нескольких сеансов я отнюдь не хочу создать впечат ление, будто своими интерпретациями достигла граничащих с чудом или стойких изменений. Чего мне удалось добиться, так это перебросить мост между пациент кой и мной, благодаря чему вообще стали возможными общение и понимание. В результате Шейла стала несколько более доступной, и она начала рассказывать мне о подруге своей сестры, которую она навестила в конце прошлой недели. Эта подру га была очень милым, добрым и искренним человеком, и когда Шейла собралась уезжать, она даже ее обняла. Шейла была этим очень растрогана; для нее это было так непривычно и не «по-английски». Ей хотелось бы жить вместе с сестрой, потому что она хотела чаще видеть эту девушку или, возможно, стать ее близкой подругой. Во время своего рассказа она говорила быстро и весьма возбужденно; но когда Шей ла приблизилась к его завершению, у нее появился беспокойный и недоверчивый взгляд. В конце она заметила, что хотела бы быть свободной и не оставаться больше в больнице.
Затем она рассказала мне также о своей тете, которая как раз и посоветовала ей решиться на анализ. Хотя эта тетя обычно выступала против анализа, в данном случае она все же уговорила ее попробовать и посмотреть, что получится —? если бы Шейле не понравилось, анализ можно было бы прекратить. Но Шейла знала, что все далеко не так просто, раз уже был сделан первый шаг.
Давая интерпретацию, я сказала пациентке, какие чувства вызывал у нее чело век, которого она считала дружелюбным, и добавила, что она воспринимала друже любной также меня, поскольку считала, что я могу ее понять и помочь ей в ее поло жении. Подобные чувства были для нее совершенно незнакомыми, и она боялась, что захочет чего-то большего. Вместе с тем она сознавала, что именно аналитик и дал ей понимание этого и что ей придется остаться наедине с этой своей потребностью. Чтобы избавиться от своего болезненного чувства, лучше всего было бы «пробрать ся» в меня, точно так же, как, наверное, младенцем ей хотелось «пробраться» в мать и ее грудь. То, что вначале пациентке казалось решением, в конечном счете стало вызывать тревогу; ибо, как это можно увидеть из ее замечания в начале анализа, она боялась, что может оказаться в плену своих чувств и уже неспособной освобо диться. Именно потому, что ее чувства были весьма интенсивными, она стала опа саться, что ее желание быть принятой, то есть сблизиться со мной — дружелюбно настроенной женщиной, — может привести к тому, что она окажется в моей власти.
При следующей встрече Шейла снова вернулась к разговору о подруге своей сестры, а затем рассказала и о самой сестре. В их семье было еще несколько детей, но эту сестру она любила больше других. Шейла сказала, что она очень милая, сер дечная и отзывчивая. И хотя она была несколько младше ее, она казалась ей стар шей, а иногда и более зрелой. Они были очень похожи друг на друга, разве что их волосы отличались: у сестры были длинные, густые, светлые волосы, тогда как ее волосы были жидкие и короткие. Было видно, что ей очень неприятно говорить об этом; но с некоторыми усилиями она продолжила свой рассказ. С тревогой и не довольством в голосе она сказала, что различие между нею и сестрой заключается в том, что она не дает своим волосам расти; она постоянно их выдергивает, обрывает ногтями и грызет; нередко даже она съедает откусанные части волос.
Я думаю, что на этом материале можно прояснить некоторые феномены, о ко торых говорилось выше, если проследить за ассоциациями пациентки при переносе. Она использует проективную идентификацию, чтобы, с одной стороны, избавиться от своих плохих чувств, а с другой стороны, подчинить меня себе и мною распо ряжаться. То и другое, однако, порождает новые чувства страха. Как только она пе ренесла на меня все свои плохие чувства, ей пришлось увидеть во мне нечто бес помощное и опасное, поскольку она ожидает, что я попытаюсь — если я такая же, как и она — эти плохие чувства переместить опять на нее. В этом случае при перено се я репрезентировала для нее плохую грудь, которая должна была причинить ей зло. Ей удалось на какой-то момент вернуться к идеальной груди (улыбка), но, разумеет ся, это состояние не было статичным, и поэтому ощущение страха и муки очень ско ро вернулось. С помощью интерпретации мне удалось добиться некоторых изме нений, в результате чего она стала воспринимать меня саму по себе, а не просто как свой внешний объект. Теперь она воспринимала меня с чуть большей надеждой, поскольку признала, что я могла принять ее чувства, не становясь такой, как она, и что благодаря этому я могла дать ей некоторое облегчение. Как только она впервые стала воспринимать меня как хорошую, ею овладело желание приблизиться ко мне — по сути, к подруге сестры. Это желание быть рядом нацелено на то, чтобы со всей жадностью получить от меня как можно больше. Пациентка испытала жела ние «проскользнуть» в свой объект, лишь бы не испытывать чувства обособленно сти. Но в результате тут же снова возникла клаустрофобия. На последнем сеансе,
как мне кажется, вполне проявились агрессивные черты пациентки. Она атакует соб ственные волосы, то есть грудь, и хотя ощущает после этого хорошую грудь внутри себя, однако искромсанную, искусанную, как проглоченные волосы. И ею овладевает отчаяние при мысли, что она никогда не сумеет вырасти, как ее братья и сестры или другие дети. Когда в ходе анализа весь этот материал стал доступным для пациент-ки ей — по крайней мере на какое-то время — удалось посмотреть на вещи в новом свете; появился другой материал, а отношения между нею и мной значительно улуч шились, в результате чего мы получили возможность продолжить совместную работу.
Защитные процессы, о которых я здесь говорила, такие, как расщепление, от вержение, всемогущество и проективная идентификация, нацелены на защиту Я от слишком интенсивного страха. Ибо когда чувства страха успокаиваются, появ ляется возможность их изменения, а когда они являются не такими сильными, они могут служить дальнейшей интеграции личности.
Эти страхи и защитные действия в раннем детстве нельзя рассматривать изоли рованно. Они в значительной степени находятся под влиянием матери. Если мать чувствует то, что происходит с ее ребенком, и ведет себя соответствующим образом, то она может устранить плохое чувство. В наших примерах с младенцами мы виде ли, что едва ребенок проявил первые признаки беспокойства, как его тут же взяла на руки мать, которая стала его убаюкивать. Оказавшись у нее на руках, он сразу почувствовал себя лучше, а когда его голод стал слишком сильным, мать дала ему грудь. Во втором случае дело обстояло иначе. Ребенок страдал от очень сильных не приятных внутренних переживаний. Мать занервничала и насильно попыталась дать ему свою грудь. Тем самым она не устранила его беспокойство, а только усилила пло хие чувства. Ибо, по ощущениям ребенка, источник зла находился в равной степени как внутри, так и снаружи.
Благодаря повседневному взаимодействию с матерью ребенок может накопить гораздо больше хороших переживаний, чем плохих. Поэтому он способен интерна-лизировать хорошие объекты, благодаря чему его Я становится более сильным и креп ким. Развитие — как психическое, так и физическое —? в целом направлено на инте грацию. По мере взросления ребенок становится способным сохранять в течение все большего времени хорошие чувства. Тем самым он получает возможность, с одной стороны, ослаблять интенсивность чувств тревоги, а с другой стороны, не так интенсивно использовать экстремальные защитные механизмы, проявляя свою защиту скорее в форме расщепления и дезинтеграции. Вследствие этих физи ческих и психических перемен происходит постепенное изменение во внутреннем, а также во внешнем мире ребенка.
Что же происходит в дальнейшем со специфическими феноменами этой па ранойяльно-шизоидной позиции? Большей частью они преобразуются и интег рируются в более высокие ступени развития. В своей модифицированной форме они образуют часть важных свойств последующих стадий развития, а их влияние обнаруживается позднее в нормальных, равно как и в патологических жизненных проявлениях. Так, например, в ходе нормального развития проективная идентифи кация используется для того, чтобы лучше понять людей, то есть в них вжиться. Способность к расщеплению мы используем, когда концентрируемся и хотим удер жать наше внимание на каком-то определенном явлении. Идеализация образует основу нашего оптимизма, то есть наших ожиданий от людей чего-то хорошего, тогда как страх преследования после его трансформации обеспечивает нас способ ностью правильно оценивать ситуации и опасности, чтобы защитить себя от враж дебных влияний внешнего мира. Разумеется, возможно и менее благоприятное развитие страха и защитных действий паранойяльно-шизоидной позиции, однако я их опишу в другом разделе, в котором речь пойдет о патологии.
Депрессивная позиция
Примерно с четвертого Месяца жизни у младенца происходит новое изменение, которое легко может увидеть и посторонний наблюдатель.
Психически и эмоционально ребенок выглядит гораздо более интегрированным и более доступным. Он научился целенаправленно использовать свое зрение; при под держке взрослого он может даже вертикально сидеть, а его органы чувств стали го раздо более координированными, благодаря чему у него возникает совершенно иная картина мира.
Раньше ребенок воспринимал грудь, руки, туловище и глаза своей матери по от дельности; теперь он начинает устанавливать между ними взаимосвязь и восприни мает мать как целостного человека.
Вместе с внутренним изменением менее резким становится также разделение на идеальную и угрожающую или преследующую грудь. Постепенно под воздейст вием позитивных впечатлений ребенок узнает, что хорошая и плохая грудь — это одно и то же. А поскольку он воспринимает мать как нечто большее, чем просто грудь, по мере усиливающейся интеграции обеих полярностей («хорошо» и «пло хо»), он может также понять, что ненавистная, вызывающая страх и преследующая мать идентична любимой и приносящей удовлетворение матери.
Это интеграция объекта происходит параллельно с интеграцией Я, о которой я уже говорила. Благодаря интернализации своего идеального объекта и одновре менной идентификации с ним Я все более ощущает себя способным выносить чув ство страха, не обращаясь слишком часто и чрезмерно к дезинтегрирующим меха низмам.
Если ребенок может полагаться на хорошие качества объекта, то он может также легче выносить возникающие внутри него плохие чувства и болезненные ощу щения, не будучи обязанным тут же проецировать их вовне. И наоборот, из-за того что потребность в проекции становится менее выраженной, внешние объекты ско рее начинают восприниматься как хорошие и интроецируются в таком виде. Одно временно благодаря возросшей способности Я сохранять чувства ему уже не требу ется постоянно прибегать к расщеплению.
Это всеобъемлющая тенденция к интеграции, которая становится возможной только благодаря переработке чувств страха в предыдущей позиции, ведет к значи тельному качественному изменению чувств, страхов и отношений младенца.
Благодаря признанию матери как целостного человека меняется, разумеется, и отношение к ней; ребенок осознает, что она является источником как фрустрации, так и удовлетворения.
В ходе развития наряду с созреванием органов чувств и интеграцией Я расширя ется также и память. Младенец может вспоминать различные части матери, и бла годаря этому ему, разумеется, становится проще связывать эти части между собой. В результате он может вспоминать и узнавать мать. И, наконец, если он злится на мать, то может вспомнить, что это та же самая мать, которая его удовлетворяет, и наоборот.
В тот момент, когда ребенок понимает, что его мать — это не только грудь, но и целостный человек, он также осознает, что ее жизнь является отдельной от его собственной.
Как я уже отмечала в разделе, посвященном паранойяльно-шизоидной позиции, младенец воспринимает хорошие или плохие отношения со своим объектом непо средственно: объект и младенец слиты, они составляют единое целое. Поэтому не существует также и сознания времени — ни воспоминания о прошлом, ни ожида ния будущего. Младенцу все кажется «настоящим». Постепенно, по мере развития памяти, он начинает понимать, что любимая мать — та же самая, что и ненавистная, и что она является не зависящим от его чувств к ней, отдельным от него, совершенно другим человеком. Одновременно он осознает свою полную физическую и эмоцио нальную зависимость от нее. С осознанием всех этих факторов, обособленности от матери, того, что она является отдельным человеком и что он от нее зависит, а также с формированием понятия времени младенец осознает, что между внешней и внутренней реальностью существует различие.
В соответствии с восприятием своих импульсов и чувств по отношению к объек ту ребенок начинает проверять действительность, то есть он пытается выяснить, согласуется ли то, что он переживает и ожидает в своей фантазии, с тем, что факти чески происходит вне его самого. Разумеется, проверка реальности в своей перво начальной форме существовала уже и раньше, например, в вопросе о хорошем и плохом. Но теперь эта функция приобретает особое значение: она служит разгра ничению внешней и внутренней психической реальности, то есть собственных чувств. Ребенок начинает меньше использовать свои проекции и благодаря этому приоб ретает способность проводить различие между тем, что он чувствует по отноше нию к объекту, и тем, что объект являет собой во внешней реальности, и как он ведет себя по отношению к нему. В результате ребенок получает возможность больше до верять силе и способностям объекта и, поскольку этот объект доказал свою способ ность сопротивляться, интроецировать его для усиления собственного Я.
Если теперь ребенок способен устанавливать прочные отношения с матерью как отдельным от него человеком, то он постепенно осознает также существование других людей, обычно прежде всего отца. В конце концов он замечает, что мать всту пает в отношения и с другими людьми, и он должен справиться теперь с совершенно новыми чувствами: впервые появляется ревность.
В этой фазе развития доминируют прежде всего орально-каннибальские тен денции, и становится очевидным, насколько жадно ведет себя ребенок в это период. Если только объект ему нравится, он хочет получить от него как можно больше. Очень выраженными являются здесь фантазии, связанные с кусанием и проглатыванием. С другой стороны, любовь к объекту может также побудить ребенка защищать его, благодаря чему его жадные импульсы, по крайней мере частично, сдерживаются.
Наряду с оральными побуждениями, которые в этот отрезок жизни являются основными, все большее значение приобретают также уретральные, анальные и ге-нитальные импульсы.
Еще одним очень важным моментом в депрессивной позиции является чувство амбивалентности. Оно возникает вследствие борьбы между ненавистью и любовью, которая переживается особенно интенсивно, поскольку мать одновременно являет ся и объектом любви, и объектом ненависти.
В связи с любовью к матери, зависимостью от нее и враждебными чувствами по отношению к ней ребенок переживает целый ряд разнообразных форм страха. Так, он начинает внутренне и внешне бояться за состояние своей матери. Внутренне он опасается, что ее могут разрушить, то есть что он должен будет приютить в себе умирающую или даже мертвую мать; внешне он опасается ее потерять, то есть того, что она может к нему никогда не вернуться.
От внешних условий отношений между матерью и ребенком зависит то, в какой степени эти страхи регулируются или модифицируются. Ибо по мере интеграции Я ребенок учится не только бояться за мать и о ней заботиться, но и ощущает также свои деструктивные желания по отношению к ней; он страдает от того, что, возмож но, причинил ей в реальности или в фантазии зло, от чувства вины.
В паранойяльно-шизоидной позиции интеграция, если таковая к этому времени вообще существует, сохраняется лишь короткое время; всякий раз перевешивает расщепление между добрым и плохим, которое — как уже говорилось — всегда ве дет также к расщеплению Я. И наоборот, в депрессивной позиции, в которой мать осознается в качестве одного и того же человека, Я также становится «единствен ным Я»; ребенок уже не воспринимает сам себя как существо, разделенное на части, а сознает, что он испытывает по отношению к матери не только любовь, но одновре менно и ненависть. Следовательно, ребенок чувствует, с одной стороны, что беспоко ится о состоянии матери, а с другой стороны, страдает от того, что сам причинил вред своему любимому объекту. Возникающее в результате этого чувство вины отно сится к наиболее очевидным особенностям этой фазы. Еще одним важным момен том в этой связи является то, что Я и Сверх-Я осуществили процесс интеграции, в ходе которого крайне поляризованные преследующие и идеальные объекты также испытали определенную интеграцию. Еще к началу депрессивной позиции Сверх-Я проявляло власть с большой жесткостью и строгостью. Однако по мере развития и благодаря смягчающим влияниям оно становится все более дружелюбным и в кон це концов начинает скорее напоминать реальное поведение родителей данного ре бенка. Но перед этим именно из-за жестокости Сверх-Я чувство вины приобретает такой особенно мучительный характер.
Чувство вины и беспокойство о любимом объекте ведут к новой установке в жизни ребенка — установке возмещения. Ее цель заключается в том, чтобы в фан тазии и в реальности устранить вред, который, как полагает ребенок, он причинил своему объекту.
Если ребенок в приступе ярости атаковал свою мать, то он ощущает по отноше нию к ней чувство боли, отчаяния и вины, поскольку в силу своего чувства всемогу щества он полагает, что атака была такой сильной, что разрушила мать; ребенок считает теперь, что мать мертва и уже не вернется назад. Поэтому он должен ее воссоздать; он должен шаг за шагом компенсировать то, что причинил ей в своем воображении. Однако репарация осуществляется не только в фантазии. Ребенок вскоре обнаруживает, что нравится матери в его поведении, и пытается возместить совершенное, стараясь сделать мать счастливой и несколько заглушить свою собст венную агрессию. Поскольку в этой фазе другие люди также вступают в жизнь ребенка, описываемые здесь эмоциональные побуждения отчасти переносятся и на них.
Здесь я бы хотела привести в качестве примера материал из анализа пациентки с пограничными нарушениями личности.
X. было 42 года, когда с ней стали проводить анализ. Она страдала попеременно от дезинтеграции, ощущения пустоты и неспособности непосредственно воспри нимать чувства. Состояние дезинтеграции усиливалось всякий раз, когда она на ходилась в стрессе, особенно в связи с сексуальным поведением или фантазиями. Ее уже три раза помещали в психиатрическую лечебницу. Она воспринимала свою жизнь как пустук», но при этом сама все делала для того, чтобы все оставалось без изменений. Работа, которой она занималась, отнюдь не соответствовала ее спо собностям и интеллекту. Она жила в одиночестве, без социальных контактов и боль шую часть своего свободного времени занималась тем, что мастурбировала или чита ла научно-фантастические романы, многие из них перечитывала по несколько раз. Она проходила анализ уже восемнадцать месяцев, и нам удалось установить, что ее дезинтеграцию, то есть проявление психического распада, прежде всего сле довало понимать как защиту от депрессивных страхов и что эти страхи имели отно шение к нападениям на свою мать или родителей. X. была крайне ревнивым челове ком. Благодаря анализу у нас уже появилось некоторое представление о причинах ее продиктованных завистью нападений на грудь и недостаточного удовольствия, получаемого от еды. При переносе она всякий раз игнорировала или отвергала мои попытки интерпретации. Как бы она к ним ни относилась, она никогда не про являла никаких чувств. Для нее было характерно говорить возбужденным тоном, и она нередко пыталась пробудить у меня некоторое любопытство. Так, например, она могла видеть во мне ребенка, который нуждался в ней и приходил в возбуж дение от ее сексуальных историй для взрослых; этими историями она пыталась меня разозлить. Однако к этому времени мы уже смогли выявить большую часть внутренних и внешних причин, объяснявших ее проблемы и прежде всего ее завист ливое отношение к груди. По рассказам родителей и на основе собственных наблю дений за своей младшей сестрой пациентке казалось, что, когда она была младенцем, ее очень часто отрывали от груди во время кормления. Ее мать работала продавщи цей в магазине, и всякий раз, когда приходил покупатель, ей приходилось уклады вать ребенка в кровать, после чего обслуживать покупателя; когда покупатель ухо дил, она снова брала ребенка на руки и прикладывала к груди. Мы проследили за этой ситуацией при переносе, поскольку бросалось в глаза, как ревностно и возбу жденно пациентка прерывала все попытки интерпретации, а затем самым злобным образом на меня нападала. После того как она начала понимать свое поведение по отношению ко мне, у нее возникло интенсивное чувство вины, и ей стали сниться сны о расчлененных трупах, которых прятали в ее юбках. Это напомнило ей повто ряющееся сновидение из детства: расчлененное тело женщины, закутанное в трико пациентки, которое она положила в шкаф. По ее словам, она и в самом деле прятала свое трико в шкаф, когда его описывала, поскольку она страдала недержанием мочи и этого очень стыдилась. В этой фазе анализа X. страдала от тяжелой депрессии, и даже во время сеансов появлялись страхи и угрызения совести; часто ее речь стано вилась бессвязной, когда из страха перед теми или иными болезненными чувствами она прибегала к расщеплению.
Когда пациентка осознала, что она постоянно фрагментировала свои пережива ния, чтобы избежать боли, и ей стало ясно, насколько важно более глубокое понима ние своих проблем для их преодоления, в этот период ей приснился следующий сон: она сидела на скамейке на старой станции метро в Лондоне. На улице было холодно и неприятно; пациентка подумала, что, по-видимому, это была старая станция Эстон. Рядом находилась маленькая девочка неопределенного возраста. Но если не считать этого ребенка, который воспринимался живым и приятным, ситуация была безысходной. Неожиданно ребенок исчез. Пациентка испугалась, а затем по няла, что девочка находится в Голдерсгрин. Она уже было собралась отправиться туда и ее привести, как ей стало ясно: чтобы попасть в Голдерсгрин, она должна пройти через комнату страха музея мадам Тюссо. Сделать ей это было крайне сложно, но тем не менее она прошла этот путь. Первые ассоциации пациентки по поводу этого сна относились к тому, какие печальные и болезненные чувства он у нее вы звал. Ей стоило больших усилий вспомнить сон (на сеансах перед этим она не вспом нила ни одного своего сновидения); но затем она стала говорить о восковых фигурах в музее мадам Тюссо, а также о том, какими жуткими они ей казались: ни живыми ни мертвыми. На самом деле она уже дважды была в этой комнате страха, но теперь она туда больше не ходит, поскольку кажется ей слишком жутким. Затем она стала говорить о безотрадности сновидения и в заключение сказала, что единственным лучиком света и надежды в нем был ребенок.
Я обратила внимание пациентки на то, что между Эстоном и Голдерсгрин на ходится Хэмпстед (она должна была ежедневно приезжать на анализ в Хэмпстед). Очевидно, тот факт, что она должна была приезжать на анализ и при этом заниматься своими проблемами, означал для нее своего рода комнату страха, и, вероятно, это объ яснялось тем, что она воспринимала и меня, и свой объект как безжизненные. Факти чески попыткой сделать свои объекты безжизненными, то есть напоминающими
восковые фигуры, она хотела избавиться от своей ревности, о которой она уже гово рила на предыдущих сеансах. Но этим она добилась только того, что сама почувст вовала себя безжизненной и безотрадной. В завершение пациентка указала на то, что это все же противоречило ребенку из сновидения, которого она так хотела вер нуть. В этом и в самом деле можно было увидеть возможность интеграции здоровой детской части пациентки при условии, что ее объекты будут внутренне восстановле ны, то есть оживлены. Уже то, что она старалась вспомнить это сновидение, указыва ет на попытку возмещения, поскольку тем самым она предоставляла мне возмож ность проработать вместе с ней во время сеанса эту проблему. Ибо она всегда испытывала огромный страх, когда при переносе была настроена по отношению ко мне (а раньше к матери) слишком враждебно, и она должна была регрессировать и фрагментировать, чтобы этого не осознавать.
На мой взгляд, этот материал позволяет четко увидеть, с какими трудностями и с какими муками приходилось сталкиваться пациентке на своем пути к выздоров лению. Часто эти трудности заставляли ее прибегать к своим выработанным в ран нем возрасте схемам защиты, чтобы не соприкасаться со своей психической реаль ностью, и, таким образом, усиливалась ее тенденция к дезинтеграции. Кроме того, в этом примере мы видим, как усиливается потребность пациентки привести в по рядок свою жизнь, и как она постепенно начинает понимать, что должна шаг за шагом воссоздать то, что было разрушено. И, наконец, этот случай показывает нам также, что страх и крайняя амбивалентность могут становиться причиной рег рессии к ранним защитным механизмам. Там, где регрессия проявляется слишком часто и слишком интенсивно, проработка депрессивной позиции становится невоз можной, как в случае X.
Разумеется, возмещение служит не только тому, чтобы справляться со страхами, возникающими после того, как индивид причинил вред своему объекту и стал ис пытывать чувство вины. Оно нацелено также на то, чтобы устранить причиненный объекту вред в фантазии и в действительности. В этом смысле репарацию нельзя называть просто защитным механизмом, поскольку она служит более далеким це лям, чем просто защита от страха. Она устраняет страх, модифицируя лежащую в его основе ситуацию.
Ребенок, который осознал свою любовь к матери, в отчаянии понимает, что в си лу своей прежней жадности или других деструктивных импульсов он истощил эту мать и причинил ей вред; и теперь он пытается его возместить. Восстанавливая свой объект, он чувствует себя лучше и сильнее, а это в свою очередь способствует тому, что он все больше становится хозяином своих собственных влечений и чувств.
Однако возмещение не всегда и не везде является возможным или обещает ус пех, и поэтому в действие вводятся другие, более эффективные защитные меры: кон троль, триумф и презрение. Это созвездие представляет собой важнейшие защит ные механизмы депрессивной позиции. Мелани Кляйн назвала их маниакальными защитными действиями. Расщепление, идеализация, отвержение, проективная иден тификация и т.д., то есть механизмы, возникающие в паранойяльно-шизоидной по зиции, продолжают действовать и в депрессивной позиции, но они являются здесь более скоординированными и интегрированными и тем самым способствуют даль нейшей интеграции. Контроль, то есть власть над объектом, служит избеганию чув ства зависимости и принижения ценности объекта. Так, например, мать, которой распоряжается ребенок, воспринимается им как его подчиненная и поэтому не мо жет провоцировать слишком сильных враждебных чувств; кроме того, ребенок препятствует этим тому, чтобы она оставляла его одного, и вынуждает к удовлетво рению его потребности в зависимости. Презрение к объекту основывается на завы шенной самооценке и служит тому, чтобы отрицать ценность объекта и подавлять любое чувство зависимости. Объект, который презирают или который низко ценят, не может вызывать ни чувства вины, ни страха его потерять, и это оправдывает даже агрессию, совершаемую порой против него. Наконец, триумф объединяет два эле мента в отношении к объекту: с одной стороны, нападение и нанесение поражения объекту, с другой стороны, избавление от всех позитивных чувств по отношению к нему, таких, как любовь, желание и т. д. Благодаря триумфу ребенок чувствует себя более значительным, чем объект, и менее от него зависимым. До определенной сте пени он включает в себя презрение и контроль, ибо объект, который побеждает ре бенок и в отношении которого он испытывает триумф, разумеется, можно легко обесценить и контролировать, тем более что ребенок благодаря своему триумфу при обретает большее значение, чем его объект.
Маниакальные защитные механизмы в качестве защиты Я от чрезмерных чувств боли и страха представляют собой элемент любого нормального развития при усло вии, что они не являются слишком жесткими и не применяются слишком часто. Я бы хотела проиллюстрировать типичные особенности депрессивной позиции на примере одного невротичного пациента.
Джон, интеллигентный молодой человек, обратился за помощью к аналитику, поскольку, с одной стороны, был склонен к депрессии, а с другой — потерпел подряд несколько неудач в любовных отношениях. Он чувствовал себя крайне слабым и опа сался, что сейчас, да и позднее, не сможет добиться желанного успеха (в профес сиональном отношении он был очень амбициозным человеком). Он был старшим из двоих детей в семье, относившейся к среднему классу; он рос во время войны, был эвакуирован вместе с матерью и видел отца лишь один раз в неделю. Когда ему было пять лет, на свет появилась сестра. Мать покинула маленькую деревню, в которой они жили, и отправилась в Лондон, тогда как Джону пришлось провести несколько месяцев в интернате. Анализ проходил успешно, и нам удалось прорабо тать его слабость и лежащую в ее основе идентификацию. Мы также продвинулись в понимании его неудачных отношений с женщинами; речь шла о специфических мазохистских способах реагирования с его стороны, из-за которых женщины вся кий раз теряли к нему интерес.
К концу третьего года анализа он познакомился с девушкой, с которой хорошо ладил. Их отношения были прочными и, казалось, приносили тому и другому удов летворение. Они уже даже жили вместе и намеревались пожениться. Сеансы, кото рые я хотела бы привести здесь в качестве примера, относятся в основном ко вре мени помолвки пациента. Как раз к этому времени мы обсудили в ходе анализа его опасения, что он истощит и ослабит меня своим крайне выраженным конку рентным поведением. Впрочем, эта проблема уже давно нам была знакома.
Однажды он пришел на сеанс весьма возбужденным. Он рассказывал о своей невесте и говорил, как ей повезло. Он сказал, что его родители хотели пожертвовать ему для покупки дома значительную сумму денег и даже подумывали, не подарить ли им вместо старого автомобиля новый. Бросалось в глаза, что из-за всех этих рас суждений, которые действовали на него, словно теплый дождь, он был взволнован и горд собой. Далее он стал говорить о вещах, которые они сами хотели приобрести, и чем больше Джон рассказывал во всех деталях об этих планах, тем более смущен ным он становился, поскольку он вспомнил, что платил мне весьма незначительный гонорар. Но в конце концов он отбросил эти мысли, заверив меня, что речь не шла о его собственных деньгах — и это соответствовало действительности, ибо он полу чал лишь относительно скромное жалованье. Тем не менее Джон добавил покрови тельственным и высокомерным тоном, что аналитики и так, наверное, весьма со стоятельны и поэтому вряд ли в чем-то нуждаются. После этого его поведение стало ригидным, и, продолжая постоянно говорить, он пытался помешать интерпретации;
он хвастался богатством родителей своей будущей жены, их внушительным домом и т. д. Когда все же мне удалось вклиниться, я попыталась донести до него, насколько чувство благодарности за то, что он получает, неразрывно связано у него с чувством вины. Я сказала ему, что, испытывая неловкость передо мной, он попытался занять непреклонную позицию, и что он (из-за своей проекции) опасался, что я могу предъ явить ему требование о возмещении или позавидовать тому, что он теперь получил. Я также сказала ему, что своей наносной непреклонностью он создал возможность разговаривать со мной высокомерно. После этого пациент стал несколько более дос тупным к моим аргументам, и мы смогли на этом и следующих сеансах продолжить работу над данной проблемой. Очевидно, пациент испытывал трудности в принятии аналитической помощи и вместо этого спасался бегством в своего рода позицию три умфа, которая позволяла ему чувствовать превосходство надо мной. Аналогичную позицию он занимал по отношению к своим родителям и задал вопрос, давали ли они вообще ему хоть что-то. Довольно язвительным тоном он заметил, что, хотя они не были богаты, но тем не менее располагали кое-каким деньгами; но теперь они стали старыми и наверняка захотят остаться при своих денежках.
На следующем сеансе Джон выглядел озабоченным и подавленным. Он навестил своих родителей. Отец и мать были рады его видеть, шутили по поводу предстоящей свадьбы и выпили за счастье своего сына. Они подарили ему огромную сумму денег для покупки дома, чему он был весьма удивлен. Отец спросил, какой дом они собира ются купить, и обсудил с ним эту тему; он пошутил насчет возможности купить дом поблизости от родителей, а мать смеясь добавила, что тогда они будут знать, куда им, родителям, идти, если его нет дома. Кроме того, подмигивая заметил втец, это потом решило бы и проблему, кому сидеть с детьми, если бы они жили рядом.
Пациент сказал, что в гостях у родителей он с самого начала чувствовал себя напряженным и расстроенным. Вначале он этого совершенно не понимал, но те перь, разумеется, знает причину. Очень эмоционально и с обидой в голосе он сказал, что родители, наверное, думали, что могут его купить, если дадут немного денег, и, кроме того, он и так уже получил деньги от родителей невесты. Он саркастиче ски высказался об остротах своих родителей и сказал, что он ни в коем случае не будет жить рядом с ними, среди этих бюргеров из среднего класса. В конце кон цов он и сам знает, куда ему идти, когда ему чего-то будет недоставать; он уже не ребенок. И вообще, что должны означать эти замечания о детях; это вызвало у него подозрение, что родители хотят за его счет жить своей жизнью, и он презри тельно добавил: «Несчастный старик».
Когда он это говорил, его голос постепенно менялся и в конце стал прерыви стым. В своей интерпретации я связала этот материал с его прежним поведением во время анализа; благодаря этому пациент смог понять чувства вины, которые он испытывал по отношению к своим родителям, когда они подарили ему деньги: он был в курсе их финансовой ситуации и вспомнил о соответствующих своих со мнениях. Своим высокомерием он вытеснял и расщеплял чувства вины; он спрое цировал свои инфантильные побуждения, представлявшие собой продиктованные жадностью требования к родителям, зависть к их жизни и к их отношениям, чтобы приписать им страсть к накопительству. Подобного рода проективная идентифика ция позволяла ему ставить себя выше родителей и торжествовать над ними, перене ся на них собственные детские качества. С другой стороны, для него самого стало невозможным порадоваться подарку; ибо для того чтобы испытать радость, он дол жен был бы признать того, кто сделал этот подарок, и ему пришлось бы осознать свою зависимость от аналитика и от великодушия родителей.
Когда эти взаимосвязи стали понятны, Джон мог несколько свободнее говорить о беспокойстве, которое доставляли ему предстоящий выход на пенсию и состояние здоровья отца. В конце сеанса он сказал: «Как это низко, что я посмел так говорить об отце! Впрочем, и то, что я сказал по поводу их предложения сидеть с ребенком. Мои родители появляются в обществе по меньшей мере четыре или пять раз в неде лю; что касается культурных мероприятий и общения, то они намного активнее, чем мы, и я еще утверждал, что они хотят жить своей жизнью за мой счет!»
Я бы хотела здесь вкратце еще рассказать о том, что произошло на следующем сеансе. Это был понедельник после небольшого торжества в честь помолвки, на ко тором обе пары родителей впервые друг с другом встретились. В целом праздник прошел хорошо, но тем не менее Джон испытывал смешанные чувства.
Он рассказал мне об одном странном сновидении, которое привело его в крайне подавленное состояние. Однако само воспоминание о сне он находил довольно ко мичным, и даже теперь, когда Джон захотел мне о нем рассказать, он не смог сдер жать смеха. Ему снилось, что он находится в удивительно красивом месте, в каком-то парке; возможно, это был сад родителей его невесты. Вдруг он понял, что находится высоко наверху, на ветке дерева — действительно, очень комично, и он карабкался все выше. Люди на земле выглядели совсем крохотными и, казалось, с восхищением смотрели на него. Он был в приподнятом настроении и сказал: «Как весело! Пред ставьте себе: я на самой вершине дерева».
Этот материал позволяет увидеть, что между депрессивными чувствами и на правленными против них защитными сооружениями происходит борьба: между восхищением красивым садом, с одной стороны, и желанием смотреть сверху вниз на находящихся в нем людей — с другой.
Как уже отмечалось, возмещение представляет собой фундаментальный механизм в депрессивной позиции, который позитивно влияет на интеграцию. Но если в нем проявляются маниакальные черты и оно используется как защита, то возмещение теряет свои конструктивные свойства. Так, например, в том случае, если тенденция к проявлению чувства жадности выражена слишком сильно, восстановленный и вслед ствие этого приобретший большую ценность объект может провоцировать все но вые продиктованные жадностью атаки против себя. Чтобы избежать этой ситуации и возникающих затем чувств страха, возмещение направляется в первую очередь на объекты, воспринимающиеся как незначительные, и оно осуществляется в форме, которая не позволяет этим объектам когда-либо снискать большее уважение.
Преодоление чувств страха в депрессивной позиции и соразмерное сочетание механизмов защиты и восстановления способствует ослаблению агрессивных влече ний и тем самым содействует дальнейшему развитию ребенка. Ибо когда ребенок осознает свою любовь к объекту, его плохие чувства смягчаются, и в дальнейшем он учится все больше контролировать свои влечения. Кроме того, по мере укрепле ния организации его Я и благодаря восприятию других людей из своего окружения его чувства концентрируются уже не только на матери, но и распространяются так же на остальных. Такое распределение чувств, с одной стороны, служит для ребенка защите матери, а с другой стороны, эти чувства проявляются теперь менее сильно и менее опасно.
Благодаря торможению и вытеснению возникает символическое образование, которым ребенок может заменять реальные объекты и воссоздавать их в своей пси хике. Благодаря символообразованию развертывается весь сложный процесс мыш ления (см. статью П. Орбана в т. I).
Переживания в депрессивной позиции образуют основу для созревания, разви тия и интеграции в направлении более тонкого функционирования психики.
Я намеренно не говорила о завершении депрессивной позиции, поскольку ее воздействие сохраняется на протяжении всей жизни, и ограничилась обсуждени ем ее происхождения и возможных проявлений.
Ранние стадии эдипова комплекса
Основным событием депрессивной позиции является момент осознания матери как человека. Затем ребенок постепенно начинает воспринимать и других людей, прежде всего отца, и рке этим закладывается фундамент эдипова комплекса Собствен но говоря, эдипов комплекс относится к депрессивной позиции, ибо он определяется ее развитием и со своей стороны влияет на то, какими будут ее последствия для ребенка.
Хотя ребенок воспринимает существование двух человек — отца и матери — в своем окружении, он все-таки не может их полностью разделять. Вначале, по-ви димому, он осознает лишь их сочетание, причем каждый из них содержит в себе свойства другого. В этом смысле ребенок может видеть в своей матери также отца, точнее говоря, пенис отца, а в отце — грудь матери. В этот период, то есть в середине первого года жизни, восприятие ребенка является пока еще крайне неопределен ным и недифференцированным, и так продолжается еще какое-то время, пока ребе нок не становится способным четко различать мать и отца. В дальнейшем эта ком бинированная фигура родителей продолжает играть важную роль в защитных механизмах, связанных с эдиповыми проблемами.
Как только родители начинают восприниматься несколько более дифферен цированно и как существующие по отдельности, ребенок осознает также и отноше ния между ними; в результате возникают чувства ревности, зависти, а также того, что он исключен из их отношений. Теперь в этих постоянных отношениях между родителями ребенок видит обмен вещами, причем теми вещами, на которые он пре тендует сам. Поэтому он к ним враждебно настроен и воспринимает отношение к себе как плохое; в их взаимодействии он видит не просто нечто такое, что они делают между собой, а поступки, направленные против него. Из-за своей враждеб ности он нападает теперь на них обоих и — поскольку в этой фазе доминирует ин-троекция — интроецирует их как нечто плохое или разрушенное. Его депрессивные страхи значительно усиливаются, поскольку теперь он уже не просто должен спра виться с чувством того, что внутри него находится разрушенная грудь — он интрое-цировал разрушенных родителей (или их половой акт).
Согласно Мелани Кляйн, любой ребенок — мальчик или девочка — с самого ранне го возраста на бессознательном уровне знает о существовании половых органов, пениса и вагины. И он видит в родительских отношениях прежде всего половой акт, который наделяется чертами его собственных первичных влечений; то есть он считает, что роди тели лишают его орального, уретрального, анального или генитального удовлетворения, которое они даруют друг другу. Под влиянием своих инстинктивных импульсов ребе нок воспринимает половые органы как обладающие свойствами других органов; так, например, пенис может быть чем-то съедобным, вагина — ртом и т. д. И, как обще известно, в связи с этим продукты жизнедеятельности младенца также приобретают необычные качества: моча становится тем, что оплодотворяет, фекалии — маленьким ребенком; даже то, что делается родителями, наделяется подобными свойствами.
Вспомним Лизу, маленькую девочку из нашего примера. Она начала рассказы вать мне о своих снах, когда ей было как раз три года, и поскольку слова для обозна чения сна еще не знала, то называла его «ночными вещами».
Однажды Лиза рассказала мне, что ночью к ней пришел огромный человек. Он сказал, что она должна съесть его огромный банан; но затем пришла мать, отпра вила Лизу спать и съела банан сама
Фрустрация, которую испытывает ребенок из-за отношений его родителей и сво его чувства, что из этих отношений он исключен, вызывает у него огромную боль и порождает острое чувство враждебности. Поэтому он пытается нападать на роди телей, используя все доступные средства.
Следующий пример из анализа девочки в возрасте двух с половиной лет должен показать, как она воспринимала отношения между родителями и как на них реаги ровала.
Анна-Мария проходила анализ, потому что ее мать считала совершенно невозможным с ней справиться. Она всегда, с самого рождения, медленно и пло хо ела. Она страдала ночными страхами, из-за чего родители часто брали ее в свою спальню, где она могла оставаться и спать. Время от времени она проводила несколько дней в доме своей бабушки. Мать была весьма слабой и крайне тре вожной женщиной, ощущавшей себя измученной детьми и домашними обязан ностями.
На сеанс, о котором я здесь рассказываю, Анна-Мария взяла с собой двух ма леньких кукол, положила на кушетку, накрыла одеялом и, указав головой на выклю чатель, сказала: «Свет!» Когда я уточнила, что, наверное, уже ночь, она кивнула. После этого она очень аккуратно разложила возле кукол маленькие чашки, тарелки и ложки. Как можно более осторожно она попыталась налить воду в чашки и поло жить на тарелки изготовленные из бумаги котлеты. Вслед за этим она начала изда вать своим ртом звуки, смачно причмокивала губами и изображала, что с шумом их проглатывает. Через какое-то время она вдруг резко сбросила всю «еду» на пол, растоптала ногами, несколько раз плюнула и полила ее водой, которую смогла найти. Анна-Мария свирепо скрежетала зубами и топала ногами. Затем начала реветь; она сильно испугалась, побежала в дальний конец комнаты и позвала мать. Очевид но, по ее ощущениям, отношения ее родителей имели преимущественно ораль ный характер. Анна Мария изображала праздничный ужин родителей, на который ее не пригласили. Это привело ее в такое бешенство, что она атаковала их всеми имеющимися в ее распоряжении средствами — орально, мышечно и уретрально. Но в конце концов она все же испугалась возмездия, и поскольку на сеансе я вопло щала собой родителей, обратилась за помощью к матери.
В результате осознания отношений между родителями уже произошедшая ин тернализация материнской груди оказывается в конфликте между чувствами любви и враждебности. Ибо когда ребенок совершает преисполненные ненавистью напа дения на родителей, вместе с разрушением родителей он воспринимает разрушен ной также и грудь, и депрессивные страхи становятся еще более интенсивными. Я бы хотела проиллюстрировать это на примере пациентки X., о которой рассказы валось выше. (Этот материал опубликован в моей работе «Зеркало».)
На сеансе непосредственно после перерыва, вызванного рождественскими празд никами, X. рассказала мне, как ужасно прошли у нее эти каникулы и как плохо она себя чувствовала. Затем она вкратце рассказала мне о том, что пережила в эти праздничные дни, а также о своей сестре Марии, которую навестила; она ей присни лась во сне. (В ходе анализа эта сестра часто представала как идеальная, асексуальная мать, тогда как Анна, другая сестра, упоминалась в основном в связи с сексуаль ностью.) Ей снилось, что она и Мария находятся в каком-то саду. Сквозь изгородь они могли видеть, что в соседнем саду совершались приготовления к свадьбе. У па циентки возникло чувство, что одна из них не была приглашена, но в отношении остальных гостей не была уверена. Она направилась к этому саду — сестра исчезла — и оказалась на празднике.
Ассоциации, возникшие у пациентки по поводу этого сновидения, относились в первую очередь к саду ее бабушки. Она вспомнила разные свадьбы в своем родном городе, на которых часто приходилось бывать ее родителям, никогда не бравшим ее с собой. Обычно она возмущалась и приходила в ярость, чувствуя себя обойден ной. В конце сеанса она рассказала также о своей тете В., которую во время кани кул навестила у нее дома, и сказала, что ее встреча с Марией прошла очень хорошо и что та оказала ей большую помощь; поэтому пациентке было очень тяжело с ней расстаться. У нее появилось чувство, что она сбежала; с давних пор она всегда сбегала от самой себя.
Моя интерпретация этого сновидения касалась прежде всего каникул пациент ки и ее склонности уклоняться от возможных контактов —? от меня, а также в снови дении от своей сестры. Я объяснила ей, что рождественские праздники воспринима лись ею во сне как свадьба (рассматривая исторически как половой акт родителей); что она почувствовала себя обойденной и была возмущена. Поэтому она поспешила туда, чтобы оказаться там, на свадьбе, и ее расстроить. Одновременно она ощущала себя столь деструктивной, что готовый прийти на помощь аналитик — в сновидении асексуальная Мария — исчез и больше уже не существовал. В этот момент пациент ка вспомнила, что в возрасте примерно пяти лет она была вместе с семьей на свадьбе своей тети В. Этот праздник состоялся как раз в том саду, который вспомнился ей в сновидении. По этому поводу мать одела ее в красивое платье, но когда она захоте ла налить ей немного молока, настолько неумело открыла бутылку, что молоко зали ло всю одежду дочери, прежде всего верхнюю часть, и уничтожила ее навсегда. Из этого сновидения и последующих ассоциаций становится очевидным, что сексу альность пациентки воспринимается ею как разрушитель ее отношений с матерью, причем не только в нынешней ситуации, но и в возможном будущем: «Уничтожила навсегда!» Ее завистливые нападки на родительские отношения казались ей настоль ко деструктивными, что она не видела для себя никакого выхода. Верхняя часть оде жды, грудь, мать, все сделалось непригодным.
Предъявленный материал и соответствующие ассоциации позволяют понять, что очень рано появляющиеся эдиповы чувства ревности, прежде всего по отноше нию к родительскому объединению, провоцируют ряд атак, которые кульминируют в нападении на первичный объект, на мать, и влекут за собой страх ее полной потери. Разумеется, эти крайне интенсивные чувства являются ответом ребенка на отноше ния между родителями, и ребенок защищается в конечном счете не только с помо щью нападения, как это мы видели в нашем примере, но и использует все имеющиеся в его распоряжении средства — от приобретенных в паранойяльно-шизоидной пози ции до маниакальных защитных установок. Он пытается расщепить родительскую пару, идеализируя одного родителя и проклиная другого. Вследствие бурных проявле ний любви или ненависти по отношению к тому или иному родителю эта фаза иногда во многом напоминает настоящий эдипов комплекс, который в своем полном значе нии появляется лишь несколько позже (см. статью А. Холдера в т. I). Однако нынеш няя ситуация в силу своей крайней поляризации, которая объясняется как расщепле нием, так и быстрой сменой ролей родителей, показывает, что эдипов комплекс уже не за горами. Еще одна часто наблюдаемая форма расщепления заключается в разделе нии между малоценными, сексуальными, и идеальными, асексуальными родителями. В нашем примере это была сестра Мария, которая часто представала в качестве иде ального, несексуального персонажа. Благодаря проективной идентификации ребенок может вообразить, что был участником полового акта родителей или мог на него вли ять. Маниакальные защитные механизмы всегда задействуются для тою, чтобы защи тить ребенка от нехороших чувств; они позволяют ему регулировать свои страхи и приводят к постепенному появлению более благоприятных чувств. Если любовь до минирует над агрессией, ребенок может нивелировать свою зависть и ревность; и тогда он становится также способным воспринимать позитивные качества роди тельской пары, ценить их отношения между собой и к нему самому. Если ему удается интроецировать эти позитивные отношения между отцом и матерью, то это означает увеличение силы Я. Чем прочнее и глубже интернализация хороших объектов, тем яс нее и отчетливее воспринимает ребенок личность и функции каждого из родителей.
Благодаря наличию брата или сестры отношения маленького ребенка уже не ограничиваются родителями. По мере закрепления и центрирования его влече ний вокруг генитальной зоны любовь и стремление к родителю противоположного пола, с одной стороны, и ревность к родителю одного с ним пола — с другой, также становятся все более четкими и определенными; в результате он начинает пережи вать последнюю, основную стадию эдипова комплекса, которая описана многими авторами.
Ребенок способен теперь использовать символы, а также осознавать и оценивать реальные качества своих родителей. Ему уже известно об их и о своей собствен ной реальности, и он может сублимировать направленные на них влечения. Преоб ладание позитивных переживаний приводит к тому, что ребенок перерабатывает свои депрессивные страхи удовлетворительным образом, а вместо недифференци рованных защитных механизмов теперь появляется несколько более реалистичная оценка действительности и удовлетворение; ребенок может теперь легче переносить и фрустрирующие переживания.
В завершение этого раздела я хотела бы еще раз подчеркнуть, что установки, приобретенные в эдиповой фазе, интегрируются в личность ребенка и воздейству ют на все его будущие отношения.
Обратимся теперь к сексуальному развитию ребенка. Первый объект и для девоч ки, и для мальчика один и тот же: мать и прежде всего ее грудь. Позднее дети обоего пола, фрустрированные отлучением от груди, обращаются к отцу, то есть в первую очередь к отцовскому пенису, который должен заменить фрустрирующий объект и дать оральное удовлетворение. Для девочки эта переориентация представляет собой гетеросексуальный акт, который создает основу всех будущих сексуальных отноше ний. Но сначала также должна быть фрустрирована и эта ориентация на отца; девочка снова обращается к матери, но на этот раз скорее уже из мужской позиции, поскольку пенис отца тем временем становится интроецированным. Ей хочется стать сексуаль ным партнером матери, поэтому она рассматривает отца как соперника, и здесь мы сталкиваемся с интровертированной эдиповой ситуацией. Часто эта фантазия об интроецированном пенисе подкрепляется анальными ощущениями, когда собст венные фекалии воспринимаются как пенис. Но, разумеется, желание оттеснить отца и занять его место в качестве партнера матери не может быть реализовано; после этой новой фрустрации девочка опять обращается к отцу, и так продолжается до тех пор, пока не наступает кульминационный момент эдипова комплекса.
Несколько иначе обстоит дело у мальчика, поскольку благодаря его первому объ екту, матери, его сексуальное развитие имеет гетеросексуальное направление. Позд нее он, как и девочка, под воздействием фрустрации обращается к пенису отца и тем самым оказывается в гомосексуальной позиции. Если возникающие в этой ситуации враждебные чувства не являются чересчур интенсивными, такой ход событий мо жет привести к усилению Я, поскольку интернализация отцовского пениса означает Для мальчика возрастание доверия к себе, что в свою очередь может конструктивно повлиять на его отношение к матери.
Долгий путь развития от оральной установки через уретральную и анальную к прочно закрепившейся генитальной является сложным, и в нем все взаимосвязано.
Некоторые замечания о патологическом развитии
Теперь я хотела бы сказать еще несколько слов о патологическом развитии И его связи с психическими заболеваниями. Но это будет не более чем обзором про блемы и прежде всего дополнением к тому, о чем говорилось выше.
До сих пор речь шла о «нормальном» развитии, то есть о развитии, при котором хорошие переживания — внутренние и внешние — не только компенсируют пло хие, но и настолько их изменяют, что ребенок не сдерживается в своем развитии. Кроме того, я описала специфические феномены первых месяцев жизни, которые во многом напоминают невротические и психотические картины болезни. Но я так же подчеркивала, что эти феномены являются выражением нормального процесса развития и что точки фиксации для психических заболеваний возникают только тогда, когда вследствие внутренних или внешних факторов переработка этих ран них страхов и объектных отношений нарушается.
Если равновесие сил в паранойяльно-шизоидной позиции нарушается, то это вле чет за собой не только интенсификацию защитных механизмов — особенно расще пления и проективных идентификаций, — но и, как правило, ведет также к полному их изменению. Ибо когда, например, чувства страха проявляются слишком интен сивно, ребенку не остается ничего другого, как избегать их с помощью постоянного расщепления; то есть он интроецирует вследствие своих проекций фрагментиро-ванные, весьма своеобразные объекты, которые являются крайне вредными для усиления Я и, в свою очередь, порождают новые, еще более сильные страхи, кото рые опять-таки требуют применения все более массивных защитных механизмов. В конечном счете вследствие этих страхов и процессов расщепления ребенок прибе гает к проективным механизмам, в частности к проективной идентификации, кото рые делают внешний мир причудливым и фантастичным. Из-за этого ребенок прак тически неспособен сформировать надежное отношение к внутренним или внешним объектам.
Я уже указывала на то, что зависть является выражением деструктивных сил и, согласно Мелани Кляйн, она обусловлена конституционально. Поскольку зависть всегда нацелена на то, чтобы разрушить источники возможного удовлетворения, становясь чрезмерной, она препятствует необходимой интеграции в каждой фазе развития. Приведу несколько примеров: зависть побуждает ребенка ненавидеть и атаковать связывающее звено между собой и объектом, которому он завидует, то есть атаковать сосок, создающий связь с грудью. Разумеется, в таком случае ребе нок никогда не достигает интроекции необходимого удовлетворения; внутренний мир ребенка остается полным ненависти и бессвязным. У шизофренических боль ных часто можно наблюдать, что они ненавидят все, что является связывающим зве ном. Вместе с тем зависть может также препятствовать любому четкому разделе нию и, таким образом, порождать состояние смятения, как в случае маленького Джеймса, о котором шла речь выше. С другой стороны, из-за зависти — в тех случа ях, когда расщепление между идеальным и преследующим объектом возможно, но является слишком интенсивным, — это разделение становится чрезмерным и жестким. В результате идеальный объект не может ни стать хорошим, то есть ре альным объектом, ни интроецироваться как таковой, поскольку вследствие этого воз никли бы лишь новые продиктованные завистью нападения. Разумеется, при таких обстоятельствах преследующие объекты также нельзя смягчить посредством более реалистичной интроекции, и даже идеальные объекты в конечном счете превра щаются в преследующие, поскольку они тоже вызывают зависть и поэтому атакуют ся. Вместе со своими противоположностями они требуют все новых механизмов идеализации. У паранойяльных и невротических людей часто можно наблюдать, что в их отношениях происходят постоянные смещения: например, самые близкие друзья вдруг начинают восприниматься как злейшие враги.
До известной степени конституциональной основе могут наносить ущерб также и внешние влияния. Однако Мелани Кляйн считала, что в крайних случаях тяжесть психической болезни всегда определяется конституцией.
Если мы обратимся теперь к влияниям внешнего мира, то решающую роль в том, каким будет развитие — патологическим или нормальным, — играет способ ность матери принимать проекции ребенка. В этой статье я постоянно указывала на то, сколь важным является взаимодействие между проекцией и интроекцией. Для матери принимать проекции ребенка составляет проблему, которая мешает ей не только ощущать потребности ребенка и соответствующим образом на них реаги ровать, но и не позволяет также ребенку почувствовать облегчение, которое он обыч но испытывает благодаря проекции своих плохих и опасных частей и невыносимых чувств. Не вдаваясь здесь в детали этого процесса, я хотела бы все же подчеркнуть, что речь здесь идет о доминирующей тенденции в жизни ребенка, а не об отдель ном, изолированном событии. Разумеется, все матери иногда лучше воспринимают ребенка, а иногда хуже, а все дети испытывают зависть, расщепление или массивную проективную идентификацию. Но в какой мере эти факторы будут оказывать патоло гическое воздействие, зависит от интенсивности и частоты, с которой возникают эти события.
И при психозе, и при неврозе пациент достиг и в известном смысле пере жил депрессивную позицию. В этой позиции ребенок приобретает способность формировать символы и развивать речь. Основные периоды, в которых могут возникнуть точки фиксации для психозов, по-видимому, относятся к начальной стадии депрессивной позиции. Однако вполне возможно, что уже в самом раннем детстве имеются ситуации, в которых дезинтеграционные процессы настоль ко сильны, что ребенок вообще не достигает депрессивной позиции. В таком случае он не способен научиться говорить, и весьма вероятно, что его следует расценивать как страдающего психическими нарушениями. Если же ребенок в своем развитии достиг депрессивной позиции, то переработке специфичных для нее страхов препятствует чрезмерная интенсивность дезинтегрирующих про цессов и проективной идентификации, которые типичны для паранойяльно-ши зоидной позиции. Следствием этого, как правило, является заболевание шизофре нического типа.
Частой причиной маниакально-депрессивных заболеваний является чрез мерное использование проективной идентификации, поскольку в результате ре бенок теряет способность печалиться и перерабатывать депрессивные состоя ния, которые возникают вследствие проблем в ранних отношениях мать-грудь, и лишается способности удовлетворительным образом интроецировать хороший объект.
Благодаря своему открытию паранойяльно-шизоидной и депрессивной пози ции Мелани Кляйн внесла важный вклад в понимание психопатологических взаи мосвязей, особенно при невротических и психотических заболеваниях. Можно даже сказать, что в области психозов она явилась новатором; однако данные, полу ченные ею при исследовании раннего развития, имели огромное значение также и для понимания невротических расстройств. Особенно важным, например, был ее вклад в изучение неврозов навязчивости. Она продемонстрировала их связь с паранойяльно-шизоидными механизмами, в частности то, каким образом сдер живается или контролируется тенденция к эксцессивному расщеплению. Кроме того, своей концепцией проективной идентификации Мелани Кляйн способство вала пониманию неврозов, связанных с нерешенной проблемой идентичности. Разумеется, ее работы, посвященные различным формам расщепления, его функ ции и влиянию на проективные феномены, также способствовали исследованию вытеснения; благодаря им появилась возможность провести разграничение между вытеснением и ранними защитными механизмами и дифференцировать различ ные формы самого вытеснения.
Некоторые замечания по поводу психоаналитической техники
В области детского анализа Мелани Кляйн разработала новый метод. Этот факт побудил ее к разработке новых концепций, а эти концепции в свою очередь повлия ли на аналитический метод. Но, по существу, Мелани Кляйн и ее сторонники при держивались классического метода Зигмунда Фрейда, в соответствии с которым ана литик работает с пациентом пять раз в неделю, каждый сеанс длится 50 минут; анализанд должен лежать на кушетке и свободно ассоциировать; аналитик исполь зует свои знания о переносе и сообщает о своих выводах пациенту в форме интер претации, стремясь с их помощью добиться терапевтического инсайта. В этом .смыс ле кляйнианская техника основывается на методе Фрейда, причем в известном смысле следует ему особенно строго, поскольку, за исключением интерпретаций, здесь не допускаются никакие другие формы аналитического вмешательства.
Однако Мелани Кляйн и ее сторонники сделали акцент на определенных аспек тах психоаналитической техники, в результате чего кляйнианский метод, по обще му мнению других аналитиков, стал отличаться от классического метода Фрейда. Во-первых, в качестве основы для формулировок своих интерпретаций кляйнианцы в основном используют перенос; они считают, что перенос не развивается постепен но в аналитической ситуации, а существует уже с самого начала анализа. Во-вторых, при интерпретации переноса они не только используют буквальное содержание того, о чем говорит пациент, но и учитывают также чувства, проявляющиеся в его речи, и чувства, которые он вызывает у аналитика. В третьих, в отличие от представителей других аналитических школ, они не ограничиваются выявлением защитных меха низмов, а занимаются также страхами. В-четвертых, по сравнению с представителя ми других аналитических направлений в Соединенных Штатах Америки и на Евро пейском континенте они дают интерпретацию очень часто, из-за чего их порой обвиняют в многословии.
Я бы хотела проиллюстрировать эти моменты на примере первых сеансов с од ним пациентом. Речь идет о 30-летнем мужчине весьма благородной внешности, хо лодном и отстраненном. На первом сеансе он сказал мне, что, в сущности, мало чего ждет от анализа, честно говоря, вообще на него не надеется — он просто решил по смотреть, не сможет ли анализ принести хоть какую-то пользу, несмотря на то, что шансы решить его основную проблему невелики. Затем он добавил, что эта пробле ма даже не является психологической. Его отец заставляет жениться; в противном случае он лишит его наследства, а это означает, что у него будет титул, но не деньги. Отец хотел быть уверенным, что останется наследник, который продолжит семей ный род. У него самого никогда не было настоящей подруги, он никогда никого не любил и ни с кем не вступал в половые отношения. Все это он произнес высоко мерным тоном. После короткой паузы он сказал, что весьма удивлен, узнав, что кляй нианцы работают также со взрослыми пациентами; он всегда считал, что они зани маются только детьми, но рад, что выбрал кляйнианку. Здесь я попыталась дать ему интерпретацию, сказав, что хотя он мало чего ждет от анализа, все же надеется, что я — будучи кляйнианкой — смогу ему помочь, поскольку, вероятно, он думает, что его проблемы проистекают из детства. Возможно, он также надеется, что я су мею помочь той части его самого, которая ощущает себя ребенком, и благодаря это му он сможет испытать теплые чувства к женщине и в конце концов на ней женить ся. Пациент иронически отнесся к моей интерпретации и полностью ее отверг. Затем он сказал, что не знает, куда я клоню, и рассказал мне, что уже не раз встречал ся с женщинами; некоторые из них казались ему очень милыми, но он всегда отно сился к ним отстраненно. Обычно женщины проявляли к нему интерес, но он всегда их оставлял. Затем он в деталях рассказал об одном эпизоде, когда встречался с одной девушкой, которой, очевидно, он очень нравился. Однажды без какой-либо осознан ной причины он оставил ее одну посреди вечеринки. Подобные ситуации всегда были для него очень неприятными и приводили в замешательство. Самому ему все это не понятно. У него часто возникают фантазии, будто он является епископом и строит величественную церковь. В заключение он меня спросил, когда я намереваюсь сде лать каникулы.
В своей интерпретации я попыталась провести связь между высокомерием, с которым он высказывался вначале, и ситуацией, в которой он находился в момент, когда начался анализ. Я указала на то, что между его позицией и недостаточными ожиданиями от анализа может существовать определенная связь; ибо если у него пробудятся какие-либо надежды, то это может означать, что он испытает очень не приятные чувства, например, если я устрою каникулы. Однако, сказала я, вопрос о каникулах поставлен слишком рано, поскольку год только начался. Наконец, я думаю, что своей холодной, надменной манерой он хотел дать мне понять, что я не являюсь желанной. Тем самым мне должно было стать ясно, что он вполне спо собен меня оставить и что он никогда не окажется в ситуации, в которой почувствовал бы себя так же плохо, как та девушка, которую он бросил.
На эту интерпретацию пациент отреагировал несколько иначе, чем на предыду щую. Хотя и на этот раз он отверг мои слова и по-прежнему говорил снисходительно, он вел себя уже несколько более осторожно. При следующей встрече он рассказал мне об одном сновидении. Ему снилось, что он находится в поезде; ему было очень тре вожно, и он боялся, что поезд сойдет с рельсов. Ему было совершенно непонятно, что это могло бы значить; но у него возникла ассоциация с тем временем, когда еще совсем маленьким — в возрасте около семи лет — он был отправлен в интернат. Там он чувствовал себя совсем одиноким и пытался связаться с родителями по телефо ну. Но они даже не хотели его слушать и сказали, что он должен быть мужчиной. Здесь мне удалось вмешаться, и я сказала ему, что, наверное, он почувствовал бы себя, как этот одинокий ребенок, если бы оставил свою привычную холодность и высо комерие. Я напомнила ему прошлый сеанс, вопрос о каникулах, и сказала, что, навер ное, он опасается, что я могу оставить его подобно родителям, отправившим его в ин тернат, а потому он спроецировал на меня все свои уязвимые и пронизанные страхом части себя. Благодаря этому он мог смотреть на меня сверху вниз, подобно тому, как смотрели сверху вниз на него, когда он был маленьким. И он может относить ся к моим интерпретациям, как к надоеданиям слишком шумного ребенка. В этот момент пациент впервые рассмеялся и сказал: «О, это весьма интересно. Мне кажется, я знаю, что вы имеет в виду. Разумеется, здесь есть параллели; но это всего лишь парал лели, и я не знаю, какое это имеет отношение к решению моей проблемы».
В заключение я бы хотела дополнить этот пример небольшим фрагментом из очередного сеанса Пациент рассказал мне о другом своем сне, который показался ему весьма необычным. Ему снилось, что он проснулся и попытался вспомнить о сво ем сновидении. При этом его постоянно перебивал молодой человек благородной внешности, который чем-то напоминал его самого. Этот человек все время над ним подтрунивал и напевал оперную мелодию. Как только сам пациент собирался что-то сказать, пение становилось более громким. Основываясь на ассоциации пациента, мне удалось продемонстрировать здесь расщепление, проявлявшееся в его реакциях на анализ и на меня лично. Одна его часть была готова сотрудничать со мной и вспо минать сновидения, тогда как другая часть пыталась не только помешать этому с помощью громкого пения, но и даже подтрунивать над анализом. Я также связала высказывания пациента в предыдущий день («Ему понятно, что я имею в виду») с его последующей реакцией, когда он сказал, что речь идет всего лишь о параллелях, И дала ему понять, что вследствие такого разделения он все видит в параллелях.
Я выбрала эти примеры из начальной стадии анализа данного пациента, чтобы проиллюстрировать мой способ интерпретации. Интерпретационная работа анали тика зависит от его знаний о процессе переноса, от его теоретической концепции и от содержания материала, предъявляемого пациентом. Понимание процесса пе реноса и его значения в аналитической работе, для кляйнианцев тесно связано с ги потезой о существовании объектных отношений с самого рождения, а также с пред ставлениями о паранойяльно-шизоидной и депрессивной позиции и характерных для них паттернах формирования тревоги и защитных реакций. Основываясь на зна нии причин переноса и его значения, аналитик с первого сеанса обращает внимание на его проявления, пытаясь понять, как пациент реагирует на терапевта, какие ожи дания у него возникают, чего он боится и как от этих страхов он защищается.
Как мы видели в нашем последнем примере, интерпретации даются очень часто, то есть всякий раз, когда аналитик начинает понимать, в чем состоит проблема, и они всегда основываются на реакциях пациента. Чтобы интерпретации могли ока зать терапевтическое воздействие, они должны учитывать как эмоции пациента, вклю чая страхи, так и его защитные механизмы. Такими же важными являются и внешние раздражители, ситуация переноса и ассоциации с прошлым. Обязательно должны также учитываться внутренние объекты и взаимодействие между фантазией и реаль ностью. Разумеется, все это делает интерпретацию достаточно емкой. Поэтому анали тик пытается вначале интерпретировать лишь частичный аспект, а затем интерпрета ция постепенно дополняется. Обычно первоначальная интерпретация корректируется и уточняется на основе последующего материала, предъявляемого пациентом. При этом совершенно не важно, сколько времени потребуется на то, чтобы интер претация стала действительно завершенной. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы интерпретация оставалась неполной, поскольку это может поставить под угрозу успех лечения. Наш пример показывает, что, в отличие от многих других техник, основан ных на представлениях Фрейда, интерпретации относятся в первую очередь не к за щитным действиям, а непосредственно к бессознательным конфликтам, и только затем затрагивается проблема защиты. Как уже отмечалось, кляйнианцы дают доста точно много интерпретаций, и в этом смысле аналитический сеанс напоминает актив ный диалог. По мнению кляйнианцев, аналитического понимания можно достичь толь ко путем коррекции неверных представлений и неправильных отношений, и пациент способен понять источники этих ошибок только благодаря интерпретации. Такое по нимание содействует интроективным процессам, которые в свою очередь служат из менению и улучшению объектных отношений, а также в конечном счете освобожде нию Я от гнета постоянных конфликтов.
В кляйнианской технике главную роль играет концепция проективной иденти фикации и ее различных функций, причем как в смысле понимания проекций паци ента, так и формулировки интерпретаций. Благодаря истолкованию проективной идентификации пациент постепенно может вновь интегрировать части, спроециро ванные вовне. Шаг в этом направлении был сделан молодым человеком из нашего последнего примера, когда он сумел принять идею о существовании тревожной час ти в себе, вместо того чтобы проецировать ее на аналитика. Понимание переноса подкрепляется восприятием аналитика собственных реакций на реакции пациента, поскольку на этот контрперенос в значительной степени влияют проекции пациен та, хотя его корни находятся в бессознательном аналитика. Также и здесь я хотела бы привести небольшой пример. Речь идет об анализе одной пациентки.
По ее мнению, у нее были «очень хорошие отношения» со мной. Что бы ни проис ходило и что бы я ни говорила, она воспринимала меня как очень хорошего и друже любного аналитика, и она считала, что является моей любимой пациенткой. При этом, однако, она полностью игнорировала все мои интерпретации. Она не толь1 70
ко их не обсуждала, но и — как выяснилось в дальнейшем — они нисколько ее не трогали. Обычно все происходило так: она мне что-то рассказывала, а затем делала вежливую паузу, ожидая, что я ей скажу в ответ. Она делала вид, что меня слушает, выжидала какой-то момент, а затем продолжала говорить о своем. При этом я чувст вовала себя неприятно задетой и все более закрепощенной. Кроме того, я испытыва ла потребность давать все более детальные интерпретации, стараться быть еще бо лее понятной для пациентки. Осознав это, я попыталась тщательно исследовать реакции пациентки и пришла к выводу, что, с одной стороны, она меня совершенно не слушала, а с другой стороны, говорила так, что казалось, будто все мои интерпре тации не имеют для нее никакого значения, а ее собственные объяснения, наоборот, были для нее крайне интересными. Через какое-то время я ей сказала, что, слушая меня, она слышала только мой голос, но не слова, и что в это время она, наверное, обдумывала собственные мысли. Я сказала, что все это, по-видимому, не вызыва ло у нее особого интереса и, пожалуй, она считала самым важным поделиться со мной своими соображениями. После этого выяснилось, что у нее возникла фанта зия, будто она находилась во мне и идентифицировалась со мной как с идеальным объектом, который обо всем заботился. Этим объектом была она. С другой стороны, в качестве внешнего объекта я представляла собой некое убежище, где она могла избавиться от своих проблем и нехороших чувств. После некоторых колебаний па циентка рассказала мне, что испытывала страх потерять свою должность в одном исследовательском институте, Ей казалось, что ее начальник уже заметил, что она не проявляла большого интереса к своим исследованиям и что, в сущности, ей хоте лось лишь вызывать восхищение и казаться не такой, как все.
Я выбрала этот пример с целью продемонстрировать, насколько по-разному реагировала на меня пациентка при переносе. Во-первых, она рассматривала меня как идеальный объект, в котором она полностью растворялась и который ей при надлежал. Во-вторых, она воспринимала меня как плохой, преследующий объект, потому, что я была от нее независимой. Этот плохой объект сразу же затем был рас щеплен и отнесен к внешней ситуации, то есть к ее работе.
Понимание формирующих и защитных процессов расщепления в раннем раз витии помогает нам и при анализе, если проявляются совершенно различные части личности, которые тем не менее могут существовать рядом друг с другом. Речь здесь идет о чувствах и страхах, возникающих на разных стадиях развития, которые при этом сосуществуют. В процессе лечения они появляются в той же последова тельности, что и в личной истории жизни больного. Я считаю очень важным качест вом гибкость аналитика, позволяющую ему понять перемещение страхов от одного объекта к другому, от одной защиты к другой, а также соотносить такое смещение с тем, что происходит на каждом сеансе. Только в таком случае, то есть когда анали тик делает шаг за шагом, не придерживаясь определенного порядка, появляется воз можность сопоставить разные части личности пациента и через осознание им своих ранних страхов добиться интеграции этих частей. В этом смысле, на мой взгляд, ана литический процесс можно сравнить с калейдоскопом: он принимает разнообраз ные формы, имеет разные краски, оттенки, пока, наконец, картина не становится более органичной и интегрированной.
РЕЗЮМЕ
В начале этой статьи о труде Мелани Кляйн я попыталась представить хроно логический обзор ее важнейших открытий и публикаций. После этого я останови лась на результатах ее исследований, в которых она занималась развитием ребенка в первый год жизни. Затем я представила ее концепции паранойяльно-шизоидной и депрессивной позиций, а также ранних стадий эдипова комплекса. В заключе ние я в общих чертах обрисовала влияние, которое оказали теории Мелани Кляйн на теорию психопатологии и психоаналитический метод.
И при жизни, и после смерти Мелани Кляйн ее идеи вызывали как интерес, так и сопротивление. Все, что было ею сделано, повлияло не только на британский психоанализ, но и на исследования в области психоанализа во многих европейских и южноамериканских странах.
Уже в самом начале своей жизни в Англии у нее появились многочисленные еди номышленники, которых стали называть «кляйнианцами». После смерти Мелани Кляйн они продолжали разрабатывать ее концепции и проводить исследования. Открытия Мелани Кляйн в области человеческой психики и ее выводы о развитии в раннем детском возрасте оказали большое влияние, выходящее далеко за пределы той области, которой она занималась, то есть за пределы психоанализа. Это влияние распространяется на философию, искусство, социальные науки и педагогику.
ВАЖНЕЙШИЕ ПУБЛИКАЦИИ МЕЛАНИ КЛЯИН В ХРОНОЛОГИЧЕСКОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ
1920: Der Famiienroman in Statu Nascendi. Int.
Ztschr. f. Psa., 6 1921: Eine Kinderentwickung. Imago, 7
1922: Hemmungen und Schwierigkeiten im Puber tдtsater. Die Neue Erziehung, 4
1923: Die Roe der Schue fьr die ibidinцse Ent wickung des Kindes. Int. Ztschr. f. Psa., 9 Zur Frьhanayse. Imago, 9
1925: Zur Genese des Tics. Int. Ztschr. f. Psa., 11
1926: Die psychoogischen Grundagen der Frь hanayse. Imago, 12
1927: Contribution to "Symposium on Chid Ana ysis". Int. J. Psych-Ana., 8
Crimina Tendencies in Norma Chidren. Brit. J. med. Psych., 7
1928: Frьhstadien des Цdipuskonfiktes. Int. Ztschr. f. Psa., 14
Notes on "A Dream of Forensic Interest" by D. Bryan. Int. J. Psych-Ana., 9
1929: Die Roenbidung im Kinderspie. Int. Ztschr. f. Psa., 15
Infantie Anxiety Situations Refected in a Work of Art and in the Creative Impuse. Int. J. Psych-Ana, 10. На немецком языке: Frьhe Angstsitu ationen im Spiege kьnsterischer Darsteungen. Int. Ztschr. f. Psa., 17, 1931
1930: The Importance of Symbo-Formation in the Deveopment of the Ego. Int. J. Psych-Ana., 11. На немецком языке: Die Bedeutung der Sym bobidung fьr die Ichentwickung. Int. Ztschr. f. Psa., 16 u. Psyche, 14, 1960. M.Kein: Das
Seeeneben des Keinkindes und andere Beit rдge zur Psychoanayse. Stuttgart 1962 u. rororo Studium 6
The Psychotherapy of the Psychose. Brit. J. med. Psych., 10
1931 : A Contribution to the Theory of Inteectua Inhibition. Int. J. Psych-Ana., 12
1932: The Psycho-Anaysis of Chidren. London: Hogarth 1932; New York: Grove Press 1960. На немецком языке: Die Psychoanayse des Kindes. Wien: Int. Psycho-Ana. Verag 1934. Taschenbuchausgabe: "Geist und Psyche", Bd. 2109. Mьnchen: Kinder 1973
1933: The Eary Deveopment of Conscience in the Chid. In: Psychoanaysis Today. Hg. Lorand. New York: Covici-Friede
1934: On Criminaity. Brit. J. med. Psych., 14
1935: A Contribution to the Psychogenesis of Manic-Depressive States. Int. J. Psych-Ana., 16. На не мецком языке: Zur Psychogenese der manisch depressiven Zustдnde. Int. Ztschr. f. Psa., 23,1937. Psyche, 14, 1960. M. Kein: Das Seeeneben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psycho anayse. Stuttgart 1962 u. rororo Studium 6
1936: Weaning. In: On the Bringing up of Chidren. Hg. Rickman. London: Kegan Pau
1937: (в соавторстве с Дж. Ривьер) Love, Guit and Reparation. In: Love, Hate and Reparation. London: Hogarth. На немецком языке: Seeische Urkonfikte. Hg. Stork, Mьnchen 1974
1940: Mourning and its Reation to Manic-Depres sive States. Int. J. Psych-Ana., 21. На немецком языке: Die Trauer und ihre Beziehung zu ma nisch-depressiven Zustдnden. In: M. Kein: Das Seeeneben des Keinkindes und andere Bei trдge zur Psychoanayse. Stuttgart 1962 u. rororo Studium 6, 1972
1942: Some Psychoogica Considerations. Beigetragen zu: Science and Ethics. Hg. Waddington, Lon don: Aen and Unwin
1945: The Oedipus Compex in the Light of Eary Anxieties. Int. J. Psych-Ana., 26
1946: Notes on Some Schizoid Mechanisms. Int. J. Psych-Ana., 27. На немецком языке: Bemer kungen ьber einige schizoide Mechanismen. In: M. Kein : Das Seeeneben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psychoanayse. Stuttgart 1962 u. rororo Studium 6
1948: A contribution to the Theory of Anxiety and Guit. Int. J. Psych-Ana., 29. На немецком язы ке: Zur Theorie von Angst und Schudgefьh. Psyche, 14, 1960, und in: M. Kein: Das Seeen eben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psychoanayse. Stuttgart 1962 u. rororo Studium 6
1950: On the Criteria for the Termination of a Psycho-Anaysis. Int. J. Psych-Ana, 31
1952: The Mutua Infuences in the Deveopment of the Ego and Id. Psych-Ana. Study Chid, 7
Some Theoretica Concusions regarding the Emotiona Life of the Infant. In: Deveopments in Psych-Ana. Hg. Riviere. London: Hogarth On Observing the Behaviour of Young Infant. In: Deveopments in Psych-Ana. Hg. Riviere. Lon don: Hogarth
On the Origins of Transference. Int. J. Psych-Ana., 33
1955: The Psycho-Anaytic Pay Technique: its His tory and Significance. In: New Directions in
Psych-Ana. (В соавторстве с П. Хаймапн, Р. Мани-Кирли и др.) London: Tavistock. Amer. J. Orthopsych., 25, 1956. На немецком языке: Die psychoanaytische Spietechnik: ihre Ge schichte und Bedeutung. Psyche, 12, 1959, und in: M. Kein: Das Seeeneben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psychoanayse. Stuttgart 1962 u. rororo Studium 6
On Identification. In: New Directions in Psych-Ana. (В соавторстве с П. Хайманн, Р. Мани-Кирли и др.) London: Tavistock
1957: Envy and Gratitude. London: Tavistock, New York: Basic Books
1958: Neid und Dankbarkeit (сокращенный вари ант книги на английском языке). Psyche, 1, также в: М. Kein: Das Seeeneben des Kein kindes und andere Beitrдge zur Psychoanayse. Stuttgart 1962 u. rororo Studium 6
The Deveopment of Menta Functioning. Int.J. Psych-Ana., 39
1959: Our Adut Word and its Roots in Infancy. Human Reations, 12. London: Tavistock
1960: Ober das Seeeneben des Keinkindes. Psyche, 14, а также в: M. Kein: Das Seeeneben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psy choanayse. Stuttgart 1962 u. rororo Stu dium 6
A Note on Depression in the Schizophreny. Int. J. Psych-Ana., 40
1961: Narrative of a Chid Anaysis. London: Ho garth. На немецком языке: Bericht einer Kin deranayse. Hg. Stork. Mьnchen: Kinder 1975. Также в: Contributions to Psycho-Anaysis, 1921-1945. London: Hogarth 1948, а также в: Deveopments in Psycho-Anaysis. Hg. Riviere. London: Hogarth 1952
ЛИТЕРАТУРА
Brierey, M.: Probems connected with the Work of Meanie Kein. Гл. III в: Trends in Psycho-Anaysis. London: Hogarth 1951
Freud, S.: Anayse der Phobie eines fьnfjдhrigen Knaben (1909). G. W. VII
Gover, E.: Review of the Psycho-Anaysis of Chi dren by Meanie Kein. Int.J. Psycho-Ana., 14, 1933, 119-129
Guntrip, H.: The Psychodynamic Theory of Meanie Kein und: Meanie Kein: Theory of Eary Deveopment and "Psychotic" Po sitions. Гл. 11 и 12 в: Personaity Structure and Human Interaction. London: Hogarth 1961
Joffe, W. G: A Critica Review of the Status of the Envy Concept. Int. J. Psycho-Ana, 50, 1969, 533-545
Money-Kyre, R.: British Schoos of Psycho anaysis: Meanie Kein and Keinian Psycho anaytic Theory. In: American Handbook of Psychiatry, Bd.III. Hd. Arieti. New York: Basic Books 1966
Payne, S. M.: Notes on Deveopments in the Theory and Practice of Psycho-Anaytica Technique. Int.J. Psycho-Ana, 27, 1946, 12-19
Rickman, J.: The Deveopment of Psychoogica Medicine. In: Seected Contributions to Psycho-Anaysis. London: Hogarth 1957
Riesenberg, R.: The Mirror. Scientific Buetin of British Psycho-anaytica Society u. Revista Ar gentina de Psicoanaisis
Scott, W.: Psychoanaysis: The Keinian View. British Medica Buetin. 6,1949, 31-35
Sega, H.: Introduction to the Work of Meanie Kein. London: Hogarth Press 1964. На немец ком языке: Meanie Kein. Eine Einfьhrung in ihr Werk. Mьnchen: Kinder 1974
Meanie Kein's Technique, in: Psychoanaytic Techniques. Ed. Woman. New York: Basic Books 1967
Smirnoff, V: Phantasmes inconscients et Consti tution de 'objet dans es conceptions de Meanie Kein und: Les conceptions de Meanie Kein. Гл. V, ч. III и гл. VI, ч. III. In: La Psychanayse de 'enfant. Paris: Presses Universitaires de France 1966
Winnicott, D. W.: The Manic Defence (1935). In: Coected Papers. London: Tavistock 1958. На немецком языке: Von der Kinderhei kunde zur Psychoanayse. Mьnchen: Kinder 1976
The Depressive Position in Norma Emotiona Deveopment (1955). In: Coected Papers. Lon don: Tavistock 1958. На немецком языке: см. выше.
Psycho-Anaysis and the Sense of Guit 1958. In: The Maturationa Processes and the Faciitating Environment. London: Hogarth 1965. На не мецком языке: Psychoanayse und Schud gefьh. In: Reifungsprozesse und fцrdernde Umwet. Hg. Stork. Mьnchen: Kinder 1974
Review of "Envy and Gratitude" von Meanie Kein (1959). In: Gase Conference, 5
A Persona View of the Keinian Contribution (1962). In: The Maturationa Processes and the Faciitating Environment. London: Hogarth 1965. На немецком языке: Eine persцniche Ansicht zum Beitrag Meanie Keins. In: Rei-tungsprozesse und fцrdernde Umwet. Hg. Stork. Mьnchen: Kinder 1974
Zetze, E. R.: The Depressive Position (1953). In: The Capacity for Emotiona Growth. London: Hogarth 1970 — Concept and Content in Psy choanaytic Theory (1956). In: ebd.
ВКЛАД МИКАЭЛА БАЛИНТА В ТЕОРИЮ И МЕТОД ПСИХОАНАЛИЗА
Манон Хоффмайстер
ОБЗОР
В 1917 году, в возрасте 21 года, Микаэл Балинт1 под влиянием сочинений Фрей да «Три очерка по теории сексуальности» (1905) и «Тотем и табу» (1913) «беспово ротно обратился к психоанализу».
Спустя несколько месяцев после того, как в 1920 году Балинт закончил обучение медицине, он и его жена Алиса начали изучать психоанализ у доктора Ганса Захса в Берлине. Несколько лет спустя они перешли к Шандору Ференци и здесь, в Буда пеште, завершили психоаналитическую подготовку.
Встреча с Ференци оказалась для Балинта необычайно плодотворной. Почти во всех своих последующих работах Балинт обращается к идеям Ференци, которые он модифицирует и развивает, а опубликованная им в 1966 году статья «Техниче ские эксперименты Шандора Ференци» свидетельствует о сохранявшейся в течение всей жизни привязанности и благодарности, которые Балинт испытывал к своему умершему в 1933 году учителю.
С 1917 года Балинта интересуют прежде всего две темы: «...развитие сексуальных функций у индивида и развитие межчеловеческих отношений...» (Baint 1965, 9), при этом все большее значение приобретают для него самые ранние объектные отношения.
Не склонный к умозрительным гипотезам и привыкший основываться на кли нических наблюдениях, Балинт изучает процессы, «которые развиваются и изменя ются под влиянием аналитической ситуации у пациента, то есть метод психоанали тика и реакции на него пациента» (там же).
Психоаналитическая ситуация, «особое, не имеющее аналогов отношение меж ду двумя людьми» (Baint 1957b, 242), согласно Балинту, является источником, из которого проистекают едва ли не все его психоаналитические идеи.
При изучении самых ранних объектных отношений в ситуации взаимодействия Двух людей, характеризующейся переносом и контрпереносом, Балинт выходит за рамки классического метода, предполагающего наличие отношений между вра чом и пациентом на эдиповом уровне, и открывает новую область переживаний — «первичную форму любви».
В 1935 году в своей работе «О критике учения о догенитальной организа ции либидо» Балинт пишет: «В конце концов мы должны всерьез отнестись к тому, что все мы обнаружили и что первым описал ференци (1924) в своей теории гени-Тальности, а именно, что даже в самых глубоких, но по-прежнему доступных
для анализа слоях души господствуют объектные отношения. Именно они прин ципиально определяют радости и страдания индивида. Однако точно их описать, то есть облачить эти переживания в слова, не так-то просто. Прежде всего я обнару живал их в таких случаях анализа, когда из-за особо стойких нарушений характера нам приходилось в подлинном смысле слова углублять аналитическую работу. В ко нечной фазе такого лечения, которое я назвал новым началом, со всей очевидностью проявлялась природа этих первых объектных отношений» (Baint 1965, 57).
Он выдвигает тезис, что «развитие объектных отношений, то есть развитие люб ви», и «развитие сексуальных целей, или, что означает то же самое, развитие способ ности получать удовольствие, то есть эротики» (там же, 49; см. также: Baint 1959, 111) являются двумя отдельными процессами, хотя они друг на друга влияют. Сле дуя Ференци, Балинт называет эти первые объектные отношения, эту «первичную форму любви» «пассивной объектной любовью». Из «пассивной объектной любви» возникает, по его мнению, не только догенитальная, но и так называемая постамби валентная, генитальная любовь, которую он называет «активной объектной любо вью». В 1937 году Балинт, опираясь на идеи Алисы Балинт и Имре Германна, вместо понятия «пассивной объектной любви» вводит понятие «первичной» или «прими тивной объектной любви», или «первичных объектных отношений» (там же, 94).
В 1959 году Балинт описывает две другие «первичные формы любви», которые он обнаружил в процессе своей психоаналитической работы: «окнофилию» и «фило-батизм». Правда, эти две формы объектных отношений не составляют настоящей противоположности. «Их обычное клиническое проявление представляет собой сме шение того и другого», и «обе позиции в той или иной степени являются патологиче скими» (Baint 1959, 74). По мнению Балинта, «то и другое являются вторичными состояниями, которые развиваются из архаической фазы 'первичной любви' в каче стве реакций на травматическое открытие отдельно существующих индивидуаль ных объектов» (там же, 73). Три типа описанных примитивных объектных отноше ний Балинт наблюдал и исследовал в психоаналитической ситуации у сильно регрессировавших пациентов. Чтобы сделать возможным у них «новое начало», не обходима регрессия за пределы эдиповой сферы к уровню «базисного дефекта».
Следуя идее Дж. Рикмана (Rickman 1951), Балинт проводит различие между тре мя возможными психическими уровнями, или сферами: сферой эдипова конфликта, сферой базисного дефекта и сферой творческих возможностей или креативности. «Если сфера эдипова конфликта характеризуется наличием по крайней мере двух объ ектов наряду с субъектом, а сфера базисного дефекта — весьма своеобразными исклю чительными отношениями между двумя людьми, то третья сфера характеризуется тем, что никакого внешнего объекта не существует» (Baint 1968, 35).
Два уровня аналитической работы — это уровень эдипова конфликта и уровень базисного дефекта. Балинт избрал термин «базисный дефект» прежде всего по двум причинам: название «доэдиповый» вводит в заблуждение, поскольку этот уровень, «насколько мы можем судить о нем исходя из нашего клинического опыта, может сохраняться наряду с эдиповым уровнем» (там же, 25). Сомнительно, «существуют ли вообще периоды, когда душевная жизнь протекает только на одном из двух уров ней» (там же). И на уровне базисного дефекта (basic faut) речь идет не о конфликте или комплексе, а о дефекте, «дефекте в психической структуре, своего рода дефици те, который должен быть устранен» (там же, 32). Кроме того, Балинт, используя сло во «базисное» в своем новом понятии «базисный дефект», имеет в виду не только то, «что речь идет об условиях, которые проще тех, что характеризуют эдипов комплекс, но и о том, что их влияние простирается дальше, возможно, распространяется на всю психобиологическую структуру данного человека и в разной степени охваты вает тело и психику» (там же). Под дефицитом Балинт понимает не столько недос таточное материальное, сколько недостаточное психическое обеспечение. Он де лает «основной акцент на дефиците 'приспособления друг к другу' ребенка и тех людей... из которых состоит его окружение» (там же, 33). Это недостаточное «приспособление друг к другу», перенесенное на аналитическую ситуацию меж ду пациентом и аналитиком, Балинт считает «одной из возможных основных при чин трудностей и проблем, с которыми аналитик сталкивается в своей практике» (там же).
В отличие от эдиповой сферы, все процессы, следовательно, разыгрываются на уровне базисного дефекта в рамках исключительных отношений между двумя людьми; мы имеем дело не с конфликтом, а с дефектом, и обычный конвенциональ ный обиходный язык, или язык взрослого, оказывается «часто непригодным и ведет к заблуждениям, если мы пытаемся описать процессы на данном уровне, поскольку здесь слова уже не имеют своего конвенционального значения» (там же, 26). Вслед ствие этого возникают многочисленные технические проблемы, одна из которых состоит в том, «что даваемые аналитиком интерпретации уже не воспринимаются пациентом как интерпретации» (там же, 28).
«Классическая» техника, которая восходит к Фрейду, в первую очередь относится к способам переживания в эдиповой сфере. Хотя аналитиками, придерживающи мися этих техник «'догенитальные' переживания никоим образом не пренебрегаются и не подавляются, однако они также обсуждаются на языке взрослого, то есть подни маются на эдипов уровень. В результате эти аналитики будут, например, пытаться ог раничивать свои реакции на регрессию пациентов прежде всего толкованиями, кото рые доказали свою пригодность на эдиповом уровне конфликта, надеясь со всей осторожностью вывести пациентов из их регрессии...» (там же, 120). Фрейд говорит, что случаи, в которых техника интерпретации отказывает, как правило, непригодны для анализа (X, 315). Соблюдение параметров классической техники предполагает строгий отбор пациентов. Балинту это казалось «неприемлемым, и под влиянием Фе-ренци [он] начал экспериментировать с невербальной коммуникацией» (Baint 1968, 211). Он разработал технику, основной чертой которой, на мой взгляд, является «це лебная сила объектных отношений» (там же, 193), позволяющая лечить также и па циентов «с глубокими дефектами», которые имеют более глубокие корни, чем эдипов комплекс. Балинт не соглашается с представлением Фрейда о том, «что регрессия, которую мы наблюдаем в аналитической ситуации,» — Балинт имеет здесь в виду рег рессию, которая происходит в сфере психологии двух людей, то есть в рамках объект ных отношений, тогда как Фрейд описывал ее «как процесс, разыгрывающийся цели ком в душе индивида» (там же, 165) — «по крайней мере может иметь две цели: достижение удовлетворения влечений или признания со стороны объекта; другими словами, регрессия одновременно является и интрапсихическим, и интерперсональ ным феноменом. Существуют также отчетливые признаки того, что для аналитиче ской терапии регрессивных состояний интерперсональная сторона является более важной» (там же, 193). «Одна из важнейших проблем современной аналитической техники заключается в том... в какой степени оба терапевтических средства — ин терпретация и объектные отношения — должны применяться в соответствующем случае, если работа достигла области базисного дефекта. Поскольку... польза, кото рую имеют слова в этой области, ограничена и ненадежна, объектные отношения, по-видимому, в этот период времени являются более надежным и более важным фак тором; но как только пациент выходит из своей регрессии, интерпретация снова ста новится правомерной» (там же, 210).
Балинт проводит различие между двумя формами терапевтической регрессии: Доброкачественной («benignen») формой регрессии, «которая выливается в подлин ное новое начало» (там же, 179), и злокачественной формой регрессии, при которой
«постоянно предпринимаются бесплодные попытки обрести новое начало» (там же, 179). Доброкачественную форму Балинт характеризует также как «регрессию с це лью признания» (там же, 176), злокачественную форму — «как регрессию с целью удовлетворения» (там же). Балинт подчеркивает, что форма и глубина регрессии за висят не только от пациента. Мы должны «учитывать, что она является результатом взаимодействия между данным пациентом и данным аналитиком, а также зависит от того, каким образом аналитик понимает регрессию, принимает и реагирует на нее» (там же, 196).
Чтобы преобразовать регрессию, которая, возможно, принимает злокачествен ное развитие, в доброкачественную форму, аналитик должен избегать «создания даже видимости всезнания и всемогущества (и), с другой стороны... проявлять свою готов ность взять на себя роль первичного объекта, основная функция которого заклю чается в том, чтобы понимать пациента и существовать для него» (там же, 209). «Это предложение себя в качестве 'первичного объекта', разумеется, неравнозначно предоставлению первичной любви; также и мать не дает ребенку первичной любви; скорее, она ведет себя, как первичный объект, то есть позволяет катектировать себя в качестве первичного объекта первичной любовью» (там же, 217). Или, выражаясь иначе, «регрессия с целью признания предполагает окружение, которое принимает пациента и готово его поддерживать и носить, как носит человека земля, которой он доверяется всем своим весом» (там же, 177).
«Это не означает, что (аналитик) обязан возместить пациенту все его прежние лишения...» Это «окружение» в периоды, когда господствовал базисный дефект, оз начает, что аналитик предоставляет пациенту «время и среду», а именно «время, сво бодное от внешних соблазнов, побуждений и требований, включая и те, которые ис ходят от самого аналитика... (чтобы) помочь пациенту найти самого себя, принять себя, поладить с собой, все время помня о том, что внутри у него есть шрам, а именно базисный дефект, который нельзя 'выанализировать' из его жизни. Кроме того, необ ходимо помочь ему найти свой собственный путь к миру объектов, а не наставлять его на 'истинный' путь с помощью самых глубоких и корректных интерпретаций» (там же, 218).
Под новым началом Балинт понимает решение пациента довериться этому «окружению», позволить ему себя нести, а также вновь приобретенную способ ность к простодушным, доверительным, преданным и ненапряженным объектным отношениям» (Baint 1965,254). «Это решение начать жизнь с самого начала дается далеко не просто» (там же, 200). «В лучшем случае пациенты лишь шаг за шагом отказываются от многих условий, формул и т.д., с которыми они связывали свою са моотдачу, свою готовность любить» (там же, 171). Однако Балинт утверждает: «С помощью моей нынешней техники я могу полностью излечить лишь таких лю дей, которые в ходе аналитической работы могут приобрести способность методом проб и ошибок начать любить заново» (там же, 201 ). В другом месте он продолжает: «Создается впечатление, будто в глубине каждого человека сохраняется неустрани мый след памяти, который возник в рамках первичных объектных отношений, про является лишь в первоначальной форме, как в детстве, или при переносе, то есть в аналитической ситуации. Вероятно, что уже сформированную психическую струк туру можно изменить только в том случае, если данного человека поместить в эти первичные объектные отношения» (там же, 148).
Поскольку регрессия к «моменту до начала неправильного развития» (Baint 1968, 161) является необходимым условием нового начала, но не идентична ему, Балинт говорит также о «регрессии ради прогрессии» (там же). Это новое начало, «это решение начать заново любить по-настоящему», является первым шагом на пути к генитальной «активной объектной любви». «Также и ей необходимо — иногда с большим трудом — научиться» (Baint 1965, 63). «Никогда нельзя забывать, — пи шет Балинт, — что вначале объектное либидо преследует пассивные цели, и только благодаря тактичному, в подлинном смысле слова 'достойному любви' поведению объекта могут развиться объектные отношения. Но и потом к этим заново начатым отношениям необходимо бережно относиться, благодаря этому они находят путь к реальности, к активной любви» (там же, 200).
Я попыталась в общих чертах показать, что я понимаю под новой сферой опыта, которую Микаэл Балинт включает в психоанализ; это сфера самых ранних объект ных отношений, сфера отношений между двумя людьми в рамках психоаналитиче ской ситуации. «Исследования Балинта центрированы в первую очередь, — пишет Вольфганг Лох, — именно на этом, и, таким образом, переступая установленные прежними понятиями границы переживания, ему удается прояснить новые, ранее скрытые факты» (Loch 1966, 882). В другом месте той же работы, написанной им по случаю семидесятилетия со дня рождения Балинта, он отмечает: «Как психоанализ, так и психологическая медицина обязаны ему важными техническими и теоретиче скими статьями, содержание которых еще долго не будет исчерпано» (там же, 881).
Под новыми фактами подразумеваются самая ранняя «первичная форма люб ви», «первичная объектная любовь», и возникающие из нее патологические, равно как и нормальные объектные отношения и ее последующие проявления. Патологи ческое развитие описывается с помощью двух других «первичных форм любви», «ок-нофилии» и «филобатизма», и с помощью понятий базисного дефекта, а также доб рокачественной и злокачественной регрессии; нормальное развитие — с помощью понятий генитальной, или активной, объектной любви, основным признаком кото рой Балинт считал «генитальную идентификацию».
Чтобы сделать «видимым» доселе скрытое, необходимы по меньшей мере два условия: наличие данных наблюдения и фактическое существование того, что дела ется наглядным. Наличие богатого материала наблюдений, как мне кажется, Балинт никогда не отрицал, но он увидел нечто, чего он не смог бы увидеть, если бы следовал классическим представлениям. В соответствии с классическими воззрениями, чело век в начале своего психического развития находится на безобъектной ступени в фазе первичного нарциссизма. По мнению Балинта, уже «самая ранняя фаза внеутроб-ной психической жизни является не нарциссической, а направленной на объект» (Baint 1965, 91), и «эта форма объектных отношений не связана с какой-либо эро генной зоной» (там же, 94). Таким образом, сформулированный Балинтом в 1937 году тезис о «первичной объектной любви» противоречил господствовавшему классическому представлению.
Рене Шпиц, который, как и Балинт, находился под впечатлением работы Фрейда «Три очерка по теории сексуальности» (1905), в своем исследовании 1954 года под названием «Возникновение первых объектных отношений» — оно основывает ся на «многолетних наблюдениях за более чем сотней младенцев» (Spitz 1957, 9) — пишет, что «прогресс и развитие в психической сфере по существу зависят от уста новления объектных и социальных отношений... Однако я придерживался — и это необходимо подчеркнуть здесь особо — гипотезы о существовании интрапсихиче-ских процессов у ребенка сразу после рождения» (там же, 11-12). В другом месте он пишет: « В мире новорожденных не существует ни объектных отношений, ни объекта. То и другое развиваются постепенно и последовательно в первый год Жизни, в конце которого устанавливается объект либидо».
Шпиц выделяет три стадии развития: «1) безобъектную стадию; 2) стадию пред шественника объекта; 3) стадию объекта в собственном смысле слова» (там же, 20) И добавляет: «безобъектная ступень в большей или меньшей степени совпадает со ступенью первичного нарциссизма» (там же, 21).
В 1965 году, развивая свои идеи на тему объектных отношений, Шпиц пишет: «Я хочу здесь исследовать особый раздел этих двухсторонних отношений между ма терью и ребенком, которые я называю диалогом. Он составляет такую большую часть отношений между матерью и ребенком, что практически его можно приравнять к объектным отношениям. Разумеется, это невербальный диалог. Это обмен дейст виями и реакциями, происходящими в диаде в виде кругового процесса, в виде по стоянной взаимно стимулирующей обратной связи. В действительности речь идет о предшественнике диалога, об архаической форме беседы. У человека он в конеч ном счете ведет к приобретению вербальной коммуникации, речи» (Spitz 1973,700). «Представляется, что решающим для отвода либидинозного влечения является все же взаимность... Живой партнер может не только отвечать позитивно или нега тивно на агрессивные или либидинозные инициативы ребенка; он делает гораздо больше — он сам захватывает инициативу и делает ребенка целью... Таким образом, диалог представляется инструментом, которым пользуются интрапсихические процессы, чтобы в рамках объектных отношений сделать влечения управляемыми. Когда и где он начинается? Не может быть никаких сомнений в том, что предшест венник диалога имеет свои истоки в ситуации утоления голода» (там же, 707). «Разу меется, диалог не включает в себя всю совокупность объектных отношений. Поня тие объектных отношений сложно описать и сложно понять. Вводя свой термин 'диалог', я хочу сделать хотя бы отчасти понятным это поистине абстрактное поня тие... Диалог является лишь одной стороной объектных отношений; он является их видимой частью [курсив мой. — M. X.] и одновременно инструментом. Объектные отношения пользуются им для своей реализации» (там же, 710). Рене Шпиц заклю чает: «У нас есть веские основания применить инструмент психоаналитического ис следования также и к довербальным проявлениям маленького ребенка, к предшест веннику диалога» (там же, 716).
Если влечение формируется «в рамках объектных отношений», то это предполага ет, что развитие объектных отношений и развитие целей влечений являются отдель ными процессами. Именно это Балинт утверждал еще в 1935 году в своей работе «Кри тика учения о догенитальной организации либидо». И если диалог или предшественник диалога «имеет свои истоки в ситуации утолении голода», то тогда по крайней мере предшественник объектных отношений должен существовать с самого начала внеут-робной жизни. Находится ли, и если да, то в какой период времени, новорожденный ребенок на стадии первичного нарциссизма, Шпиц не объясняет.
Вольфганг Лох по поводу первичного нарциссизма пишет: «Сам Фрейд, однако, не сумел окончательно решить этот вопрос» (Loch 1966, 885). В другом месте он ссылается на работу Балинта «Ранние стадии развития Я. Первичная объектная любовь»: «Столь хорошо известная взаимная зависимость пары матери и ребенка является, кроме того, веским контраргументом против тезиса о первичном, безобъ ектном нарциссизме, поскольку она делает очевидной бесспорную зависимость мла денца от объекта. В лучшем случае первично нарциссическими можно было бы на звать дуальные отношения между матерью и ребенком» (там же, 888; см. также: Baint 1965, 97).
Еще в 1937 и 1939 годах Микаэл и Алиса Балинт, исходя из своих наблюдений и данных, полученных в психоаналитической ситуации, сформулировали в своих пуб ликациях то, что, на основе наблюдений за поведением младенцев и маленьких де тей примерно через двадцать лет описывали Рене Шпиц (Spitz 1954) и Джон Боулби (Bowby 1958), а именно, что «первичные архаические объектные отношения» (A. Baint, 1965,117), «предобъектные отношения» (une reation prй-objectae, Spitz, 1957), другими словами, что первые объектные отношения ребенка являются опре деляющими для его психического развития, для Ф°РмиР°вания его характера.
В основополагающей работе Шпица, в которой рассматривается сфера ранних от ношений между матерью и ребенком (см. также статью И. Шторка в т. II), имеется всего одна ссылка на публикацию Балинта 1948 года. В своей работе «О сущности при вязанности матери и ребенка» Боулби пишет: «Я удивлен и разочарован, что в опубли кованных за последние десять лет работах британских и американских аналитиков проявляется так мало интереса к идеям будапештской школы. В сноске в работе Паулы Хайманн (Kein et a. 1952, 139) мы обнарркиваем лишь скупые упоминания. Здесь, выступая от имени других авторов книги, она выражает свое согласие с подробной кри тикой М. Балинтом теории первичного нарциссизма. Она также вкратце указывает на то, что в вопросе о природе деструктивных влечений и роли интроекции и проекции в раннем детстве существуют определенные расхождения во мнениях. Однако она не говорит, что Мелани Кляйн и ее коллеги рассматривают оральность как преобла дающую силу в отношениях, тогда как представители венгерской школы делают осо бый акцент на неоральных компонентах ранних объектных отношений. Важность это го различия необходимо подчеркивать гораздо сильнее, чем это делалось прежде. Далее, следовало бы указать на то, что Мелани Кляйн, уделяющая теперь более пристальное внимание неоральным компонентам и объясняющая их с точки зрения первичного стремления к возвращению в тело матери, в своих теориях значительно отдаляется от представлений, отстаиваемых аналитиками венгерской школы» (Bowby 1958,426).
Я попыталась показать, в какой степени открытия, сделанные Рене Шпицем при наблюдении за поведением младенцев, согласуются с открытиями, сделанными Микаэлом Балинтом при наблюдении за детскими и раннедетскими переносами своих пациентов в психоаналитической ситуации. То, что Шпиц понимает под «диа логом», «видимой частью» объектных отношений, Балинт, основываясь на самых разных представлениях, постоянно описывал как важный компонент отношений между двумя людьми на уровне базисного дефекта.
И все же, по-видимому, между Балинтом и Шпицем существует непреодолимая пропасть — и это относится не только к Балинту и Шпицу, — возникновение кото рой объясняется представлениями о первичном нарциссизме.
В своем предисловии к работе «Возникновение первых объектных отношений» Рене Шпица Анна Фрейд пишет: «При обсуждении детской личности до развития речевой способности доктор Шпиц отстаивает взгляды, противоположные воззре ниям представителей других аналитических направлений, которые говорят о суще ствовании с самого рождения первичной объектной привязанности младенца к ма тери» (Spitz 1957, 7).
Следовательно, расхождения между Балинтом и Шпицем основываются не на вза имно исключающих наблюдениях, а на гипотезе. Первичный нарциссизм не является клинически наблюдаемым фактом, «что, впрочем, и сам Фрейд всегда подчеркивал, когда, например, говорил: 'Предполагаемый нами первичный нарциссизм ребенка, который является одной из предпосылок нашей теории либидо, проще доказать с по мощью вывода, основываясь на другой позиции, чем постичь с помощью непосредст венного наблюдения'» (Baint 1965, 97).
В работе 1937 года Балинт предостерегает: «Мы не должны... забывать, что здесь в конце концов обсуждаются теоретические конструкции. Ведь, наверное, мы еди ны в том, что самое раннее состояние человеческой психики в действительности су щественно не отличается в Лондоне от такового в Вене или в Будапеште...»
До сих пор контроверза «первичный нарциссизм или первичные объектные от ношения» не разрешена, а сфере отношений между двумя людьми стало уделяться значительно меньше внимания. Печальным последствием этого факта является то, что статьи Микаэла Балинта, посвященные теории и технике психоанализа, хотя И не остаются без внимания, но в значительной мере замалчиваются.
В своей опубликованной в 1968 году книге «Терапевтические аспекты регрес сии. Теория базисного нарушения» Балинт пишет: «Все эти аналитики, и я в том числе, — он упоминает Александера, Сирлза, Винникотта, Литтл и Хана, — относят ся не к 'классическому' центральному массиву, а к периферии. Нас знают, терпят, возможно, даже читают, но нас не цитируют» (Baint 1968,189) 2.
После смерти Балинта Александр Мичерлих в своем написанном с большой теп лотой некрологе вначале в нескольких словах останавливается на теме «'Первичный нарциссизм', или первичная любовь, и базисное нарушение», а затем основной ак цент в своих рассуждениях делает на работе Балинта с группой практикующих вра чей. «Результатами исследовательских семинаров в Лондонской Тэвистокской кли нике, посвященных 'психологическим проблемам в общей медицинской практике', Балинт совершил важный в историческом отношении шаг для вывода (психоанали за) из изоляции», — пишет Мичерлих и продолжает: «Всю свою жизнь (Балинт), как известно, изучал влияние аналитика на аналитическую ситуацию. В своей книге 'Врач, его пациент и болезнь' он впервые в более широком контексте сообщает о своем открытии, что и в общей медицинской практике чаще всего прописывае мым лекарством является 'таблетка под названием врач'». Мичерлих заключает: «Я думаю, все мы, практикующие врачи и психоаналитики, благодарны ему за му жество, с которым он преодолевал преграды. При этом примером для подражания было то, что он не стремился к упрощениям и что в общении с ним никому не при ходилось отказываться от своего вероисповедания. С Балинтом можно было обсуж дать 'все', что присуще не каждому аналитику. Это придавало отношениям с ним атмосферу свободы и непринужденности — незабываемый в человеческой жизни опыт» (Mitscherich 1973, 97-100).
В 1922 году Микаэл Балинт начал работать психоаналитиком (Baint 1965, 222), а в 1927 году провел в Будапеште первые психоаналитические семинары для прак тикующих врачей. К сожалению, по политическим причинам ему пришлось оста вить эту деятельность, но он продолжил ее в 1956 году в Лондоне. Вместе со своей женой Энид Балинт он начал проводить учебные семинары для врачей, консультан тов и социальных работников, так называемые балинтовские группы.
В своей работе — я думаю, что не только в ней — Балинт интересовался межче ловеческими отношениями, прежде всего отношениями между двумя людьми, неза висимо от того, где они складывались — в психоаналитической ситуации или в об-щемедицинской практике. Он пытался понять и прочувствовать, что происходит между этими двумя людьми, между врачом и его пациентом, не только на вербаль ном, но и на невербальном уровне. Когда Балинт стал понимать это событие, проис ходящее между двумя людьми, как взаимодействие, как нечто взаимное, возникла необходимость в понимании не только пациента, его интрапсихических процессов, но и того, как пациент воспринимает аналитика, аналитическую ситуацию. Как бы аналитик ни старался придерживаться «объективной, участвующей пассивности» и контролировать свой контрперенос, он не воспринимается пациентом как человек, наблюдающий со стороны; он воспринимается как партнер в рамках аналитической ситуации, пассивность же — как действие, а, например, на уровне базисного дефек та — как отказ. Поэтому понять развивающуюся между аналитиком и пациентом атмосферу и истолковать ее становится столь же важно, как понять пациента. В каче стве терапевтического средства воздействует не только то, что аналитик вербально сообщает пациенту, то есть его интерпретация, но и сам аналитик становится тера певтическим агентом. Такое понимание терапевтического воздействия привело Балинта к его формулировке «таблетка под названием врач» и к сохранявшемуся на протяжении всей его жизни стремлению исследовать отношения между врачом и пациентом, сделать приобретенные знания полезными для пациента
Разграничение теории Балинта и его метода было бы несколько искусственным предприятием, поскольку то и другое тесно взаимосвязаны. Об этом свидетельству ют и названия его книг: «Первичные формы любви и метод психоанализа» и «Тера певтические аспекты регрессии. Теория базисного дефекта».
Когда Балинт видит нечто новое, приобретает новый опыт, разрабатывает новые представления, он меняет тогда и свою технику, а пробным камнем этой техники становится психоаналитическая ситуация, что в свою очередь ведет к новым пред ставлениям и к изменениям метода.
Такая последовательность событий со всей отчетливостью проявляется в рабо тах Балинта, которые позволяют читателю самому участвовать в постепенном разви тии его идей. Живой ум Балинта, его дар наблюдения, его умение вчувствоваться, его терпимость и его неиссякаемая вера в способность человека расти и развиваться, если только имеется необходимое для этого окружение, которое создает для него подходящую атмосферу, делают его работы чем-то необычайно самобытным, источ ником научного знания и свидетельством редкой человечности.
В начале моей статьи я указала две темы, которые с 1917 года определяли мыш ление Балинта — развитие сексуальных функций у индивида и развитие межчелове ческих отношений, — подчеркнув, что с самого начала основное внимание Балинт уделял ранним объектным отношениям.
Вслед за этим я вкратце попыталась прояснить, что я понимаю под новой сфе рой опыта, которую Балинт сделал объектом психоаналитического исследования — речь идет об области отношений между двумя людьми в рамках психоаналитиче ской ситуации, — и какие новые факты при этом обнаруживаются — ими являются «первичная форма любви», «первичная объектная любовь» и возникающие из них патологические, а также нормальные объектные отношения и их проявления в даль нейшей жизни.
В заключение я указала на то, что сформулированный Балинтом в 1937 году тезис о «первичной объектной любви» не согласуется с господствующими клас сическими представлениями, и попыталась показать, что одним из следствий контроверзы «первичный нарциссизм или первичная любовь и базисное нару шение» является то, что работы Балинта, посвященные теории и технике пси хоанализа, хотя и не оставались без внимания, однако, как правило, замалчи вались.
В следующем разделе моей работы я бы хотела попытаться вкратце изложить в той последовательности, как они появлялись, важнейшие сочинения Балинта, по священные теории и методу психоанализа, при этом основное внимание в моих рас суждениях будет уделено основной цели Балинта — исследовать происхождение межчеловеческих отношений, «первичные формы любви», и обращение аналити ка с «ребенком в пациенте» в области базисного нарушения.
Я буду лишь изредка останавливаться на идеях и исследованиях других аналити ков; это, помимо прочего, объясняется тем, что, как уже отмечалось, лишь немногие аналитики в своих публикациях обсуждали работы Балинта, посвященные теории и методу психоанализа.
В области исследования поведения животных имеется богатый материал, позво ляющий провести аналогии с наблюдениями Балинта. Я бы хотела здесь прежде все го сослаться на исследования Харлоу поведения макак-резусов и на исследования Лжейн ван Лавик-Гуделл поведения диких обезьян.
В заключение я бы хотела также отметить, что сочинения Балинта, посвя щенные отношениям врача и пациента в общемедицинской практике, в дан ной статье не рассматриваются. На эту тему см. работу М. Б. Клайна и Г.-К. Кноп-феля.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ МЕЖЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ — НАЧАЛО И НОВОЕ НАЧАЛО
Получив в Будапеште медицинский диплом (1920), Микаэл Балинт изучал в Бер лине биохимию, философию и филологические науки, а в 1924 году стал доктором философии. В 1936 году он получил в Будапеште Венгерский государственный ди плом по клинической медицине и психоневрологии. В 1945 году в университете Манчестера ему была присвоена степень магистра психологии за работу «Индиви дуальные различия поведения в раннем младенчестве и объективный метод их реги страции».
В написанной Балинтом в 1930 году работе «Психосексуальные параллели с био генетическим законом» (опубликована в 1932 году) проявляются широкий спектр его интересов, глубокие знания и богатство его идей. Под впечатлением работ Фрей да «Три очерка по теории сексуальности» (Freud 1905) и Ференци «Попытка создания теории генитальности» (Ferenczi 1924) Балинт пытается связать биофило софские спекуляции с психоаналитическими концепциями. Опираясь на биогене тический закон Геккеля и следуя К. Абрахаму, который «обнаружил в последова тельности эмбриогенеза и развития психосексуальности удивительное соответствие» (Abraham 1924), Балинт утверждает, «что не только тело, но и душа повторяет раз витие вида» (Baint 1965,13). Он пытается показать, «что у животных можно наблю дать сексуальное поведение, которое, без сомнения, можно считать эквивалентом уже известных нам ступеней сексуальной организации, и что открытому Фрейдом трехступенчатому психосексуальному развитию соответствует также трехступен чатое сексуальное развитие в филогенезе» (там же, 15). У самых примитивных од ноклеточных организмов сексуальность существует исключительно в виде акта оплодотворения, а именно в форме взаимного пожирания, — пишет Балинт. «Сле довательно, первичная форма сексуальности тесно связана с приемом оформленной пищи» (там же, 16). У более развитых одноклеточных имеются сексуально диффе ренцированные клетки, гаметы и «вегетативные» клетки, гаметоциты, половая функ ция которых состоит в формировании и выделении гамет. «Эти функции легко можно интерпретировать как эквиваленты форм анального удовлетворения — об разования кала и опорожнения стула» (там же, 17). У еще более высокоразвитых одноклеточных гаметы могут продуцировать лишь отдельные определенные клетки, тогда как носители гаметоцитов, называемые «сомой», в отличие от «зародышевых клеток», «пока из сексуальности исключены» (там же, 18). «Создается впечатление, будто недавно развившаяся сома отстаивает здесь свое превосходство перед эросом... однако неутомимый эрос недолго оставляет превосходство за сомой. Шаг за шагом он завоевывает ее и ставит себе на службу» (там же). Основные линии этого измен чивого развития, в ходе которого эрос ставил «различные эксперименты», «стекают ся в генитальность взрослого человека» (там же, 24). Пиком этой «карьеры эроса», «сексуализации сомы», является генитальное объединение, которое, если его рассмат ривать с позиции биологии, по сути «уже существовало».
«Следовательно, генитальное объединение в принципе является регрессией» (там же, 25). Регрессия означает возврат к ранней ступени, упрощение. Однако Ба линт показывает, что регрессия является необходимой предпосылкой оплодотворе ния, то есть «нового начала» (там же, 36). И, перебрасывая мост от биогенеза к пси хогенезу, он утверждает «Ядерная редукция и упрощение клеточной организации, которые тесно связаны с оплодотворением, кажутся нам также освобождением от застывших форм реагирования. В этом смысле новое начало в результате редукции и новое начало в результате психоаналитического лечения являются, следовательно,
аналогичными процессами. Однако существует принципиальное отличие между ними, которым является сознательность, можно сказать, намеренность психоанали тического лечения» (там же, 38).
В этой работе Балинт развивает некоторые идеи, имеющие фундаментальное значение для его последующих исследований. Шаг за шагом можно проследить то, как развиваются эти теоретические концепции и как они трансформируются под влиянием наблюдений Балинта и материала, получаемого в аналитической си туации.
Балинт постулирует:
Сома вначале была независимой от сексуальности.
Сексуализация сомы на отдельных этапах развития, произошедшая в процессе филогенеза, повторяется в онтогенезе.
Эта задача решается благодаря власти, которую захватывает эрос.
Наградой эроса, формой удовлетворения генитальной сексуальности, является оргазм.
Регрессия к ранней стадии развития является необходимым условием для того, чтобы начать жизнь заново.
Новое начало в психоаналитическом лечении является более осознанным, наме ренным процессом.
Представления Балинта о том, что терапевтическая регрессия является необходи мой предпосылкой для «освобождения от застывших форм реагирования» и для но вого начала, в значительной мере определяют его интерес к регрессии в аналитиче ской ситуации.
Несмотря на предостережения Фрейда, который описывал регрессию, выража ясь клинически, в первую очередь как защитный механизм, как патогенный фак тор и как весьма эффективную форму сопротивления (Baint 1968,155), и несмотря на ошибки Ференци, разработавшего «активные техники» и «принцип релаксации» (там же, 184) — эти методы привели к печальному конфликту между Фрейдом и Ференци, — Балинт не отказался от исследования отношений между врачом и па циентом в области базисного дефекта.
Тридцать восемь лет спустя в работе «Терапевтические аспекты регрессии. Теория базисного дефекта» Балинт пишет: «Я признаю, что эти неэдиповы отноше ния сопряжены для пациента, как и для аналитика, с определенным риском... Но вправе ли мы отдавать это дело, каким бы рискованным оно ни было, в другие руки, неаналитикам? Несмотря на многие, хорошо обоснованные предостережения, я считаю, что делать этого мы не должны. Ибо в чем состоит эта задача? Мы должны по возможности изучать все примитивные, неэдиповы отношения, чтобы выделить факторы, которые ведут к их развитию или его стимулируют; мы должны опреде лить условия, которые должен соблюдать аналитик, если он хочет их контролиро вать и не допустить их превращения в факторы риска; и, наконец, мы должны ис пользовать их в качестве средства для терапевтических интервенций.
Я полагаю, что мы, аналитики, в силу своей подготовки, являемся единственной группой исследователей, которые могут справиться с этой задачей, и, безусловно, мы бы многое потеряли, если бы решили от нее отказаться» (там же, 125).
В своей написанной в 1933 году работе «Две заметки об эротических компонен тах влечений Я» Балинт развивает свои представления об усиливающейся власти эроса.
Балинт проводит различие между функциями Я, «которые осуществляются в основном автоматически, которые, следовательно, наиболее приспособлены», и теми, «которые должны быть еще адаптированы, которые, следовательно, первое время не являются адаптированными» (Baint 1965,42). По его мнению, существуют эротические компоненты, которые «делают влечения Я способными к воспитанию... которые обеспечивают привязанность к воспитателю» (там же, 41). Он поясняет, что «эта эротизация сохраняется до тех пор, пока необходима адаптационная рабо та. Затем эротические компоненты постепенно исчезают... и в результате данная функция влечения Я теряет свою способность к воспитанию; она становится жест кой, автоматической, похожей на рефлекс» (там же, 42).
В дальнейшем Хайнц Гартманн опишет этот феномен с помощью понятий «пер вичной автономии» (Hartmann 1939) и «вторичной автономии» (Hartmann 1950, 1952; см. Loch 1966,884).
Балинт, однако, видит также возможность того, «что уже не сексуализирован-ные (или менее сексуализированные) функции влечения Я вновь могут быть эроти чески катектированы регрессивным образом». По его мнению, это является «меха низмом возникновения психогенных органических болезней» (Baint 1965, 43). В заключение, останавливаясь на отношениях между болезнью и характером, Ба линт пишет, что, по его опыту, «болезнь и соответствующая констелляция черт ха рактера устраняются примерно в одно время благодаря аналитической работе» (там же, 46).
В 1935 году в своей работе «Критика теории догенитальной организации либи до», эпиграфом к которой, по его словам, могло служить изречение Фрейда «Нахож дение объекта — это, по существу, нахождение заново» (Freud V, 123), Балинт пы тается доказать, что «развитие объектных отношений, то есть развитие любви» и «развитие сексуальных целей или, что означает то же самое, развитие обретения удовольствия, эротики» являются двумя отдельными процессами, хотя они и друг на друга влияют (там же, 49; см. также: Baint 1959,111). Балинт не пытается поста вить под сомнение основу «теории догенитальной организации либидо, которая была выведена из многочисленных безупречных клинических наблюдений» (там же, 49); его цель заключалась в том, чтобы показать, что развитие любви нельзя отождеств лять с развитием сексуальных целей, что, например, «генитальная любовь» отнюдь не идентична генитальному удовлетворению. В качестве клинического примера Ба линт указывает, что «люди, которые не способны любить, хотя они обладают гени-тальной потенцией... могут приобрести эту способность в процессе аналитического лечения». Еще одним ярким примером является «любовь пожилых людей, даже ста риков... Нередко бывает так, что после полного исчезновения генитальной функции способность любить остается совершенно сохранной» (там же, 63).
Если пациенты могут приобрести способность любить в ходе аналитического лечения, то это свидетельствует о «воспитуемости» любви; она, по мнению Балинта, является «продуктом искусства или культуры» (там же). Таким образом, следствием патогенных объектных отношений являются болезненные стадии психосексуально го развития; это означает, что все феномены этой болезненной любви должны быть устранены с помощью анализа переноса, прежде чем станет возможным новое на чало, то есть прежде чем смогут развиться «нормальные» объектные отношения.
Балинт приводит три примера, подтверждающие его точку зрения: при анализе взрослых всегда обнаруживается — Балинт демонстрирует это на примере случая Вольфсманна у Фрейда (там же, 52), — что уже в детской ситуации, в которой ребе нок жил до травмы или в которой он оказался затронутым травмой, преобладали нарушенные объектные отношения.
В детском анализе «все явления, которые в нашей теории описываются как 'аналь-но-садистские' или 'фаллические объектные отношения', или как 'негативный эдипов комплекс', словно они обусловлены природой... анализируются, понимаются, интер претируются и устраняется в нашей практике». Также и «аутоэротические действия... подвергаются анализу, и при этом, как правило, оказывается, что этот аутоэротизм отнюдь не является полностью безобъектным, он должен пониматься как уродли вый пережиток неудачной объектной любви». «Все описания детского анализа так же оканчиваются почти одними и теми же выводами: импульсы ненависти, агрес сии полностью или почти полностью исчезли, амбивалентность чувств в значительной мере уменьшилась, ребенок снова или впервые в своей жизни достиг способности к обучению, к адаптации. Об этом, как правило, открыто не говорится, но всегда чувствуется, что в конг^е аналитического лечения отношение ребенка к окружаю щим его людям становится в основном нежным» (там же, 53—54). Наблюдения за поведением здоровых детей никоим образом не противоречат этим выводам. Прежде всего приходится наблюдать «желания нежности», которые «всегда направ лены на объект», затем «проявления ненависти, агрессивности», которые, «однако, всегда обоснованны». И, наконец, «аутоэротика, если ребенок относится к ней все рьез, а не как к игре, всегда проявляется как выражение упрямства, приобретенной независимости, но при ближайшем рассмотрении она также предстает в качестве утешения. Но самым важным является хорошее взаимопонимание между ребен ком и окружающими его взрослыми... по которому, пожалуй, можно судить об успе хе или неудаче воспитания» (там же, 55).
Этими тремя примерами Балинт убедительно доказывает, что поведение взрос лых, равно как и детей, формируется на основе их объектных отношений, и, оста навливаясь на самом раннем детстве, он утверждает, «что маленькие дети, даже младенцы, становятся раздражительными, назойливыми, плаксивыми потому, что между ними и их окружением был нарушен хороший контакт», и делает вы вод: «Без сомнения, речь здесь идет об объектных отношениях» (там же, 55; курсив мой. — M. X.).
В подтверждение своего вывода Балинт приводит собственные данные, относя щиеся к психоаналитической ситуации: «Как бы глубоко мы ни проникали в исто рию человеческой жизни с помощью нашей аналитической техники или наших наблюдений, мы всегда без исключения обнаруживали объектные отношения» (там же, 56).
Как уже отмечалось, своим тезисом о том, что объектные отношения существу ют с самого начала человеческой жизни, Балинт вступает в противоречие с господ ствующим классическим представлением, согласно которому безобъектная, нарцис-сическая стадия является первой ступенью психического развития.
«Фрейд, — пишет Балинт, — назвал этот первый период ребенка, с одной сторо ны, полиморфно перверсным, с другой стороны ?— аутоэротическим или нарцисси-ческим. Оба названия являются верными, описывают истинное положение ве щей — но если только рассматривать с определенной позиции. Маленький ребенок, несомненно, является полиморфно перверсным; все его тело, все его функции про низаны удовольствием. Следовательно, этот термин является чисто описательным, но он учитывает исключительно сферу влечений, биологию. Столь же верно, что мир ребенка пока еще не разделен на Я и внешний мир; то есть он является нарциссиче-ским, если рассматривать с точки зрения чувства реальности, проверки реальности [ср. А. Baint 1933]. Даже жизненно необходимые для него внешние объекты, напри мер материнская грудь, пока еще не отделены от Я. Но либидинозно он полностью зависит от внешней заботы, без нее от просто погибнет» (там же, 59). Таким обра зом, по мнению Балинта, либидо с самого начала направлено на объект; это последова тельно ведет к гипотезе, что парциальная любовь, будь то либидинозного или агрессив ного характера, дифференцируется у младенца и маленького ребенка в зависимости от его объектных отношений — здесь имеются в виду в первую очередь отношения между матерью и ребенком, а в дальнейшем отношения с его психосоциальным ок ружением.
Правда, Балинт в своих работах не уделял особого внимания природе парциаль ной любви. Исключением является потребность в цепляний, которая, по мнению Балинта, определяется первичной любовью и является важной составной частью «ок-нофилии».
Следуя Ференци, Микаэл и Алиса Балинт используют вначале понятие «пассив ной объектной любви» (там же, 63) для обозначения самых ранних объектных отно шений. В 1937 году Микаэл Балинт вводит понятие «первичной, или примитивной, объектной любви» (там же, 94), а в 1939 году Алиса Балинт пишет: «Позднее я дума ла — частично под влиянием мыслей М. Балинта о 'новом начале', в которых он дела ет акцент на активности детского поведения, частично под влиянием данных Гер-манна о потребности в цепляний, — что выражение 'пассивный' не совсем годится для обозначения отношений, в которых столь явно главную роль играют активные тенденции, например потребность цепляться. С тех пор вместо понятия пассивной объектной любви я употребляю... в основном термины 'архаичные, или первичные, объектные отношения' ('объектная любовь')» (там же, 119).
В 1935 году Балинт характеризует первичную объектную любовь следующим образом: «Она почти целиком имеет пассивный характер. Данный человек не лю бит, а желает быть любимым. Это пассивное желание, без сомнения, является сек суальным, либидинозным» (там же, 58). Однако «пассивный» означает здесь лишь одностороннюю любовь ребенка, а не поведение, когда его желания остаются не удовлетворенными. «Требование, чтобы эти желания были удовлетворены окруже нием, — утверждает Балинт, — очень часто выражается крайне резко, с огромными затратами энергии, чуть ли не как в случае влечения к самосохранению... Неудовле творенность вызывает бурные реакции, а удовлетворение, наоборот, лишь спокой ное ощущение благополучия» (там же, 58).
Это бурное требование ребенка неправильно понималось как воспитателями, так и психоаналитиками, причем двояким образом. Вместо того, чтобы понимать его как реакцию на фрустрацию, оно «истолковывалось как признак агрессии, даже врожденного садизма» (там же, 58), и, кроме того, «смешивались форма проявления и цель влечения... и я сам был жертвой этого заблуждения, — пишет Балинт, — пока не понял, что бурно выражаемые желания в период нового начала следует понимать как нормальные, а страстно желанные цели — наоборот, как знаки предостереже ния» (там же, 59).
Балинт проводит различие между пассивной объектной любовью с ее «нежной сексуальной целью» и активной объектной любовью с ее «генитально-чувственной сексуальной целью», и связывает эти две формы объектной любви с соответствую щими формами нежности. По его мнению, в психоаналитических исследованиях, следуя Фрейду, «нежность понималась как сдержанная в отношении цели эротика. То есть взрослый человек, по существу, хочет чувственно любить, но не может себе позволить полного достижения этой цели влечения... Это описание является право мерным лишь по отношению к фактам активной нежности (курсив мой. — M. X.), но оно совершенно не поднимает вопрос, почему эти сдержанные в отношении цели формы любви нужны реципиенту, партнеру, и почему он даже получает от них удо вольствие». Ответ заключается в том, «что такие требования, такие способы удовле творения существовали всю жизнь и что с самого детства их целью всегда были лю бовные отношения» (там же, 65). Первичное желание любви существует всю жизнь; развитие пассивной объектной любви в активную не означает, что одна форма люб ви просто сменяется другой формой. Здесь важно не упустить из виду разделение Балинтом объектной любви и сексуальной цели, или формы сексуального удовлетво рения. Нежность в отношениях между взрослыми людьми не всегда следует пони мать как сдержанную в отношении цели эротику. Она может пониматься просто как желание ласки или как привязанность к человеку, который способен помочь. Эта форма нежности, которая всегда содержит в себе нечто детское, никогда не вы ходит за уровень предудовольствия — это относится также ко всем другим пережи ваниям удовлетворения при первичной объектной любви (там же, 90), — и я бы назвала ее в духе Балинта, который не дал ей собственного названия, «первичной нежностью», противопоставляя ее «активной нежности».
Насколько бурно выражаются требования первичной любви у ребенка и у ре бенка в пациенте в аналитической ситуации, проистекающие из либидинозной за висимости ребенка, а также зависимости пациента от объекта, из невозможности удовлетворить эту потребность собственными силами («аутоэротическое, нарцисси-ческое удовлетворение здесь невозможно»), настолько же спокойным является пе реживание удовлетворения, «если удовлетворение достигается в надлежащий мо мент и в надлежащей степени... Это чувство удовольствия можно было бы описать как спокойное, тихое благополучие» (там же). Исполнение первичных желаний любви, это требование «Меня должны любить, удовлетворять, причем без каких-либо малейших встречных действий с моей стороны... было и остается», по мне нию Балинта, «конечной целью любого эротического стремления. Затем реальность заставляет нас идти окольными путями. Одним из таких окольных путей является нарциссизм: если мир недостаточно меня любит, не дает мне достаточного удовле творения, то я должен любить сам себя, сам себя удовлетворять. Поэтому наблюдае мый в клинической ситуации нарциссизм всегда является защитой от злого или про сто строптивого объекта. Другим окольным путем является активная объектная любовь. Мы любим, удовлетворяем своего партнера, то есть руководствуемся своими желаниями, чтобы он нас тоже любил, удовлетворял» (там же, 91).
Из понимания Балинтом любви становится ясным, почему он считает слова Фрейда: «Нахождение объекта — это, по существу, нахождение заново» лейтмоти вом своих рассуждений. Внутреннее единение двух любящих людей в моменты «наивысшего удовольствия», в которых чувство реальности почти полностью исче зает, а желания и удовлетворение партнера выглядят идентичными с его желания ми, это «гармоничное скрещение», «конечная цель всего эротического стремления» является, по сути, возвращением в самые ранние дни жизни, чтобы заново обрести «утраченное счастье» (Freud V, 124) единства между матерью и ребенком.
Заново можно пережить только то, что когда-то уже было пережито в реально сти. Дети, которые не имели возможности развиваться в условиях этого нежного отношения к себе, то есть стать способными к любви людьми, обладающими дове рием и сильным Я, должны наверстать самые ранние объектные отношения, пер вичную объектную любовь в психоаналитической ситуации, в рамках отношений между аналитиком и пациентом, чтобы пережить чувство единства между матерью и ребенком и научиться любить.
«Разные авторы пытались описать эти объектные отношения или, точнее, отно шения между пациентом и внешним миром. Анна Фрейд (в годы войны) говорила об 'удовлетворяющем потребности объекте'; Гартманн (1939) — о 'среднеожидаемой среде'; Бион (1966)... противопоставлял 'хранилище' ('container') и 'содержимое' ('con tained'). Пожалуй, самым изобретательным создателем подобных терминов является Винникотт, который в 1941 году говорил о 'достаточно хорошем окружении' ('good enough environment'), а затем о среде (medium), в которой пациент может вращать ся подобно ротору в машинном масле, в 1949 году он описал 'нормально любящую мать' ('ordinary devoted mother'), в 1956 году — 'первичную материнскую озабочен ность' ('primary materna preoccupation'), а в 1960 году — 'поддерживающую функ цию' ('hoding function') матери. В 1963 году он заимствовал из американской лите ратуры понятие 'облегчающая среда' ('faciitating environment') и использовал его
также в заглавии своей последней книги (1967). Маргарет Литтл (1961) использова ла выражение 'базисное единство' ('basic unit'), Хан (1963) предложил образ 'огради тельного щита' ('protective shied'). Р. Шпиц (1965) говорит о 'посреднике внешнего мира' ('mediator of the environment'), а Малер (1952) в свою очередь предпочитает термин 'внеутробная матрица' ('extrauterine matrix')» (Baint 1968, 204). Каждый из этих терминов описывает тот или иной аспект отношений, который Балинт обо значает понятием первичной объектной любви, при этом особенно подчеркивается функция аналитика как объекта, удовлетворяющего потребность, однако, по моему мнению, в описании Балинтом отношений между матерью и ребенком особенно четко выражается то, что речь здесь идет об отношениях любви, основанных на вза имности.
Как бы первичная объектная любовь между аналитиком и пациентом в психо аналитической ситуации ни напоминала реальные счастливые отношения между матерью и ребенком, по крайней мере по двум важным пунктам эти самые ранние объектные отношения друг от друга отличаются.
В реальной ситуации мать—ребенок первичные объектные отношения разви ваются с самого начала жизни младенца, в психоаналитической же ситуации Ба линт, о чем он писал в 1935 году, наблюдал «природу этих первых объектных отно шений... в конечной фазе такого лечения, которую (он) назвал 'новым началом'» (Baint 1965, 58). Следовательно, пациент должен буквально пережить своего рода возрождение, прежде чем он станет способным к первичной объектной любви.
Младенец начинает свою жизнь наивным и не обремененным проблемами, ничего не стоит на пути его полного доверия и любви обращения к своей матери, к своему окружению.
Ребенок в пациенте должен сначала получить возможность для регрессии на уровень базисного дефекта и оказаться в среде, в которой можно излечить его базисный дефект, чтобы, наконец, методом проб и ошибок начать сначала и, возможно, впервые в своей жизни относиться к другим людям без страха и с доверием. Другими словами, пациент должен научиться «любить простодушно, безусловно, как могут любить только дети» (там же, 170), после того как он заживил свои душевные раны.
С этих позиций форма проявления требований удовлетворения желания пер вичной любви у младенца и у ребенка в пациенте является одинаковой, но не их содержание; то же самое относится к окрашенной чувствами ненависти агрессии в ответ на фрустрацию.
У младенца это умение выражать свои требования в бурной форме является при знаком его душевного здоровья, у ребенка в пациенте — признаком начинающегося душевного выздоровления. Когда пациент в этой детской форме отваживается тре бовать от своего аналитика удовлетворения желаний первичной любви, это означа ет, что он отваживается доверять и принимать любовь. Аналитик уже не восприни мается амбивалентно, как объект, оказывающий помощь, за которого в поисках помощи можно зацепиться, с одной стороны, и как объект, вызывающий тревогу, от которого нужно защищаться, — с другой; он воспринимается как первичный объект, который можно катектировать первичной любовью.
Как же выглядят эти бурно выражаемые желания первичной любви? «Следует сказать, совершенно безобидно, наивно. Доброе слово аналитика, разрешение... видеть его не только во время сеансов, взять у него что-нибудь взаймы, получить от него — даже какую-то мелочь — в подарок и т.д. Очень часто эти желания выра жаются в том, чтобы дотронуться до аналитика, к нему прикоснуться или чтобы он дотронулся, погладил» (там же, 90). «Чаще всего это желание проявляется в том, чтобы взять его за руку или подержать за палец, или дотронуться до его стула и т. д.
Этот контакт, разумеется, является либидинозным, иногда даже очень сильно ка-тектированным, и он всегда оказывается жизненно важным фактором для про гресса в лечении» (Baint 1968,178).
Удовлетворение этих желаний, как уже отмечалось, вызывает «лишь едва замет ные реакции... а любой отказ, напротив, — самые бурные» (Baint 1965, 90). «Потеря душевного равновесия, чувство собственной никчемности, отчаяние, глубокое горь кое разочарование, ощущение неспособности вновь какому-либо доверять и т. д. Все это смешивается с самой ярой агрессией, с самыми дикими садистскими фанта зиями, с оргиями самых утонченных мучений и унижений аналитика. Затем снова страх возмездия, совершеннейшее самоуничижение, ибо по своей вине он навсегда потерял шанс, что аналитик будет его любить или даже просто относиться к нему с интересом и благожелательно, он никогда больше не услышит от него даже добро го слова и т.д.» (там же, 89).
И здесь тоже реакции у маленького ребенка и у ребенка в пациенте по своей форме проявления во многом совпадают, но их значение следует расценивать по-разному.
У маленького ребенка эти реакции во многом являются признаком бессильной ярости, которая объясняется полной зависимостью от матери, неравным соотноше нием сил между Я, находящимся на первых стадиях развития, и его могуществен ным окружением.
У ребенка в пациенте это «не наивные, первичные реакции; они уже имеют свою предысторию, они являются реакциями на перенесенную фрустрацию» (там же, 90). Любая фрустрация означает прикосновение к едва зажившей ране, и она неправиль но истолковывается в соответствии с прежним опытом; выражаясь иначе, любое поведение аналитика, которое воспринимается пациентом как отказ, вызывает в первой фазе нового начала кризис доверия.
Должно пройти какое-то время, прежде чем пациент научится принимать фру страции как нечто естественное, относящееся к реальности и развивать «взаимные доверительные, простодушные отношения» (Baint 1968, 178), которые являются одной из важных характеристик благополучных отношений между матерью и ре бенком.
Эриксон пишет, что «первым социальным достижением ребенка можно счи тать момент, когда он оказывается вне поля зрения матери, не проявляя при этом чрезмерной ярости или страха, поскольку мать, помимо того, что она является внеш ним событием, наступление которого можно ожидать с полной уверенностью, стала также внутренней определенной величиной. Переживание константности, непре рывности и подобия явлений дает ребенку рудиментарное чувство идентичности Я; это, по-видимому, связано с тем, что ребенок 'знает' внутренний мир возникающих в памяти и предсказуемых ощущений и образов в прочной взаимосвязи с внешним миром знакомых, надежных вещей и людей» (Erikson 1950, нем изд., 241).
Эриксон считает, «что прочная идентичность Я не может развиться без доверия в первой оральной фазе» (там же, 240). Это «общее состояние доверия означает... не только то, что ребенок научился полагаться на постоянство и надежность внеш него заботящегося объекта, но и то, что он может доверить самому себе и способно сти собственных органов справляться с настойчивыми потребностями и что он спо собен воспринимать себя самого как достойного доверия, а потому заботящимся объектам не нужно остерегаться, что их будут насильственно удерживать при себе» (там же, 241—242). Эриксон подчеркивает, что «сумма доверия, которую ребе нок получает из своих самых ранних переживаний, зависит скорее не от количества Пищи и заверений в любви, а от качества отношений между матерью и ребенком» (там же, 243).
Касаясь психопатологии, Эриксон утверждает, что «основным требованием те рапии также является восстановление доверия» (там же, 242).
Таким образом, благополучные отношения между матерью и ребенком, по мне нию Эриксона, являются предпосылкой развития «первичного доверия», которое со своей стороны является непременным условием формирования «идентичности Я», чувства того, что человек «в порядке» и что он обладает «Самостью» (там же, 243).
Но приобретенное даже в самых благоприятных условиях «первичное доверие» подвержено кризисам. В детстве, как и во взрослой жизни, постоянно возникают острые кризисы любви и доверия, которые необходимо преодолевать. И уж тем бо лее в таком случае становятся понятными кризисы доверия пациента в первой фазе нового начала.
В своем описании первичной объектной любви Балинт ссылается на выявлен ную Имре Германном «тенденцию к цеплянию», которая лежит в основе «страха быть оставленным», которому посвящено исследование Алисы Балинт (Baint 1965, 58). Для не умеющего пока еще передвигаться младенца быть оставленным означа ет — подвергнуться уничтожению как в физическом, так и в психическом смысле. Для ребенка в пациенте, который пока еще не научился доверять себе, страх ока заться оставленным своим первичным объектом точно так же угрожает существова нию. И только с возрастающей уверенностью в том, что его не оставят и поддержат, младенец, как и ребенок в пациенте, приобретает способность оставаться наедине с собой, не испытывая чрезмерного страха и напряжения.
Эта «поддержка» является, по Винникотту, «естественной для матери в силу ее первичной материнской настроенности и основывается на материнской эмпа-тии, а не на понимании» (Winnicott 1973, XXXVI), то есть, очевидно, она является для нее в такой же степени естественной потребностью, как для младенца является естественной потребностью цепляться, держаться.
В 1937 году в своей работе «Ранние стадии развития Я. Первичная объектная любовь» Балинт пишет об отношениях между матерью и ребенком, «что обе сторо ны этих отношений в либидинозном смысле равноценны. Мать в либидинозном смысле является таким же человеком, который дает и берет, как и ее ребенок; она воспринимает ребенка как часть собственного тела и вместе с тем как нечто чужое и враждебное, точно так же, как ребенок воспринимает тело матери; она распоряжается ребенком по своему усмотрению, чаще всего в фантазии, но нередко и в реальности, словно у него нет собственной жизни, собственных инте ресов... Эта примитивно-эгоистическая форма любви руководствуется принципом: что хорошо для меня, то годится и для тебя, то есть в ней не делается никакого различия между собственными интересами и интересами объекта, она принимает как нечто само собой разумеющееся, что желания партнера идентичны собствен ным. Притязания объекта, выходящие за рамки такого единогласия, невыносимы, они вызывают страх или агрессию» (Baint 1965, 93). «Биологической основой этих первичных объектных отношений является инстинктивная сосредоточен ность матери и ребенка друг на друге; они предоставлены друг другу, но вместе с тем согласованы в своих действиях, они удовлетворяют сами себя с помощью другого, и им не нужно считаться с интересами друг друга. И в самом деле: что хорошо одно му, то годится и для другого» (там же, 94).
Вольфганг Лох говорит по этому поводу: «Столь хорошо известная взаимная за висимость пары матери и ребенка является, кроме того, опять-таки убедительным доказательством неверности тезиса о первичном, безобъектном нарциссизме, поскольку она делает очевидной неоспоримую зависимость младенца от объекта. В крайнем случае дуальный союз матери и ребенка можно было бы назвать первич но нарциссическим» (Loch 1966, 888).
Поскольку «мать воспринимает ребенка как часть самой себя» (А. Baint, 1965, 113), необычайно важно, воспринимает ли она младенца как хорошую часть своего тела, которую она может с любовью принимать и поддерживать. Младенец же мо жет воспринимать себя только через мать, и значение, которое она ему придает, оп ределяет его развивающееся чувство собственной ценности.
Винникотт утверждает: «Самость, разумеется, находится в теле, но при определен ных условиях она может диссоциироваться от тела в глазах и в выражении лица мате ри или в зеркале, которое может замещать лицо матери» (Winnicott 1973, XXXVII).
Представление Балинта о том, что мать ведет себя с ребенком так, словно у него нет собственных интересов, находит свое выражение также у Маргарет Малер, кото рая говорит: «Специфическая бессознательная потребность матери заключается в том, чтобы из бесчисленных возможностей ребенка активировать именно те, кото рые для каждой матери создают 'ребенка', которые отражают ее собственные уни кальные и индивидуальные потребности. Этот процесс осуществляется в том объеме, который соответствует врожденным дарованиям ребенка Взаимный обмен 'сигнала ми' в симбиотической фазе создает тот четкий нестираемый образ, тот комплексный паттерн, который становится лейтмотивом того, что 'ребенок развивается в ребенка своей совершенно определенной матери' (Lichtenstein 1961). Другими словами, мать совершенно разными способами задает своего рода 'зеркально отражающие рамки', к которым автоматически приспосабливается примитивная Самость маленького ре бенка. Если 'первичная забота' матери о своем ребенке, то есть ее функция отражения в период раннего развития является непредсказуемой, ненадежной, наполненной стра хом или враждебной, если ее доверие к себе самой как матери колеблется, то тогда в фазе индивидуации ребенок вынужден обходиться без надежных рамок для эмо циональной подстраховки со стороны своего симбиотического партнера (Spiege 1959). Следствием этого является нарушение примитивного 'чувства собственной ценности', которое возникает в доставляющем радость и уверенность симбиотическом состоя нии... Первичный метод формирования идентичности заключается во взаимном [кур сив мой. — M. X.} отражении в симбиотической фазе. Это нарциссическое взаимное либидинозное отражение способствует формированию идентичности...» (Maher 1968, 24—25). Однако то, что Маргарет Малер понимает под «взаимным», не совсем соот ветствует представлению Балинта о взаимности, которая вытекает из первичной объ ектной любви. Для Балинта «самой важной функцией, главным условием отношений между матерью и ребенком является как раз то... что либидинозное удовлетворение одного партнера должно быть также и удовлетворением другого. Мать и ребенок удов летворены в равной мере; если же один из них не удовлетворен, то отношения стано вятся напряженными, и это может привести у ребенка к тем или иным трансформа циям Я или у матери к невротическим проявлениям» (Baint 1965,161). Первичную объектную любовь можно понять только из единства матери и ребенка, в котором пока еще нет разделения на объект и субъект; ее нельзя объяснить с индивидуально-психологических позиций.
Первичная объектная любовь, это самое раннее отношение к объекту, на мой взгляд, в конечном счете является предпосылкой слов Фрейда: «Нахождение объек та — это, по существу, нахождение заново», которое «помогает воссоздать утрачен ное счастье» (V, 123-124).
Только при условии отношений любви матери и ребенка устранение границ между Я и Ты, внутреннее единение двух любящих людей, можно назвать нахожде нием заново. Фрейд говорит также, что «ребенок учится любить других людей, кото рые помогают в его беспомощности и удовлетворяют его потребности, по образцу и в продолжение своего младенческого отношения к кормилице» и что именно мать «учит ребенка любить» (V, 124-125).
Балинт считает, что «тесная связь» между матерью и ребенком «слишком рано разрывается нашей культурой» и что вследствие этого, «помимо прочего, возникают столь важные тенденции цепляния, но также и общая неудовлетворенность, нена сытная жадность наших детей» (Baint 1965, 94). В продолжение этой мысли он вво дит понятие «окнофилии» — состояние, которое развивается из архаической фазы первичной любви как реакция «на травматическое открытие существования обо собленных отдельных объектов» (Baint 1959, 73). То есть потребность в цепляний окнофила является реактивным образованием на страх оказаться оставленным лю бимым объектом, к которому нет доверия. Настоящая цель окнофила — «ощущать поддержку со стороны объекта... никогда не может быть достигнута с помощью цеп ляния» (там же, 29). Окнофилия соответствует «в той или иной степени... описанию Боулби 'цепляния' и 'следования' или того, что в общей аналитической теории опи сывается как зависимость от объекта» (Baint 1965,160). «В той или иной степени» потому, что «цепляние» и «следование» в мире животных в первые фазы развития представляют собой вполне нормальные явления, точно так же, как и инстинктив ное цепляние младенца в первой фазе его внеутробного существования, тогда как окнофилию уже можно охарактеризовать как патологическую форму реакции.
Таким образом, развитие «первичного доверия» у младенца, то есть доверитель ных отношений между матерью и ребенком, а также «взаимные доверительные, про стодушные отношения» между ребенком в пациенте и его первичным объектом в рамках аналитической ситуации может основываться на следующих предпосылках: младенец, как и ребенок в пациенте, в начале или в «новом начале» своего существо вания находится в «том гармоничном мире», который Балинт называет первичной любовью. В этом мире «не может и не должно быть никаких столкновений интере сов между субъектом и внешним миром». Инстинктивные потребности субъекта и его первичного объекта удовлетворяются в результате одних и тех же действий... таких, как кормить и питаться, обнимать и быть обнятым... В определенной степени это относится также к отношениям между пациентом и аналитиком» (Baint 1968, 135). Следовательно, мать, как и аналитик, является «окружением», которое прини мает младенца, а также ребенка в пациенте «и готова его поддерживать и носить, как носит человека земля, которой он доверяется всем своим весом» (там же, 177).
Непрерывность этих первичных объектных отношений, в которых в удовлетво рительной форме переживается «спокойное, тихое благополучие», а в более или ме нее терпимой форме — фрустрация, создает у младенца, как и у ребенка в пациенте, все большую уверенность в том, что ему окажут поддержку. Благодаря такому дове рию к внешнему миру и к самому себе приобретается способность оставлять первичный объект, не испытывая при этом сильного страха или напряжения. Эти зачаточные формы автономии (Erikson 1950, нем. изд., 245) в конечном счете приводят к тому, что маленький ребенок, равно как и ребенок в пациенте, начинает испытывать полное доверие к себе, «стоять на собственных ногах» как в физическом, так и в психическом смысле.
В своей работе «О сущности связи между матерью и ребенком» Джон Боулби пишет, что «психическая связь и разобщение должны рассматриваться как само стоятельные функции, которые совершенно не зависят от того, в какой мере ребе нок в тот или иной момент времени как раз и зависит от объекта, удовлетворяющего его физиологические потребности». В соответствии с этим воззрением «мы не долж ны больше довольствоваться отождествлением груди и матери, уподоблением хо рошего питания хорошей материнской заботе и обозначением самой первой фа зы развития ребенка как оральной» (Bowby 1958, нем. изд., 455). Останавливаясь на описании Фрейдом отношений между матерью и ребенком, Боулби указывает на то, что Фрейд «довольно поздно признал тесную связь между матерью и ребенком и только в последние десять лет своей жизни оценил то значение, которое все мы должны придавать ей сегодня» (там же, 418). В «Очерке психоанализа» (1938) Фрейд описывает мать как человека, который не только кормит, но также ухаживает и вы зывает у ребенка разнообразные «приятные и неприятные, телесные ощущения. Ухаживая за телом ребенка, она становится первой его совратительницей. В этих двух отношениях коренится уникальное, ни с чем не сравнимое, сохраняющееся всю жизнь значение матери как первого и самого сильного объекта любви, как про образа всех будущих любовных отношений — у обоих полов» (XVII, 115).
Боулби считает, что Фрейд в конце жизни, проникшись своим открытием фун даментального значения отношений между матерью и ребенком, не только отошел от теории вторичных влечений, но и пришел к пониманию того, что в основе этих первых уникальных отношений любви лежат особые приобретенные ребенком в процессе эволюции врожденные влечения. «Я полагаю, — пишет Боулби, — что от стаиваю последнюю точку зрения. Мои идеи были стимулированы фрагментом из 'Трех очерков', содержание которых, как мне кажется, никогда Фрейдом в даль нейшем не развивалось. При обсуждении сосания пальца и независимости этой деятельности от приема пищи Фрейд утверждает: «Проявляющийся при этом хва тательный импульс выражается, например, посредством одновременного ритмиче ского подергивания за мочку уха и может воспользоваться для той же цели и частью тела другого человека (чаще всего его ухом)» (V, 80). Здесь мы имеем четкое указа ния на наличие парциального влечения, которое является еще более независимым от приема пищи, чем сосание. Этой проблемой особенно тщательно занималась вен герская школа» (Bowby 1958, нем. изд., 421). «Германн (Hermann 1933,1936) сде лал наблюдение, что детеныши обезьян в первые недели жизни цепляются за тело своей матери, а также что и у человеческих младенцев можно выявить многочислен ные хватательные и захватывающие движения, особенно когда их кормят или когда они испуганы... (Он называет) импульс цепляться у человека первичным парциаль ным влечением... Микаэл и Алиса Балинт... опираются на идею Германна, но идут дальше, чем он... и говорят о существующих с самого начала примитивных объект ных отношениях... в которых младенец... принимает активное участие» (Bowby 1958, нем изд., 425-426).
По мнению Боулби, существует пять врожденных реакций, которые «составля ют поведение (младенца), направленное на установление связи, а именно сосание, цепляние, следование, плач и смех» (там же, 438), причем плач и смех «служат в первую очередь активации материнского поведения» (там же, 417), то есть «явля ются социальными триггерами материнских инстинктивных реакций» (там же, 446).
Боулби, «выдвигая гипотезу о парциальных инстинктивных реакциях, прежде всего опирался на работы этологической школы и ее исследования поведения жи вотных» (там же, 437). «В соответствии с этим основная модель инстинктивного поведения... представляет собой единицу, специфический для видов способ поведе ния (или инстинктивные реакции), в котором преобладает два комплексных меха низма: один из них контролирует активацию, другой — завершение» (там же, 441). Помимо прочего, Боулби приводит в качестве примера «реакцию плача у человече ского младенца», которая, по его мнению, «вероятно, может завершаться не только получением пищи, но и другими, связанными с присутствием матери раздражите лями; они, пожалуй, изначально имеют тактильную и кинестетическую природу». Весь опыт показывает, «что младенцы часто плачут, и не испытывая голода, и что этот плач можно успокоить поглаживанием, покачиванием, а позднее также челове ческим голосом. Таким способом мать создает завершающие (или консумматорные) раздражители для реакции плача. Эти стимулы можно также охарактеризовать мет ким выражением 'социальные подавители'» (там же, 448).
За двадцать один год до Боулби Балинт писал: «Является общеизвестным фак том, что новорожденный в первые недели плачет намного больше, чем в дальней шем... Если такого плачущего ребенка взять на руки, то часто бывает так, что он пре кращает плакать; но если его снова положить в кроватку, он опять начинает плакать. Для объяснения этого повседневного опыта привлекались самые фантастические гипотезы, например, что мать служит защитой от возможного усиления инстинк тивных импульсов и т. д., но только не тот наивный факт, что речь здесь идет о жела нии телесного контакта. Признание такого желания означало бы признание суще ствования объектных отношений, но тем самым была бы поставлена под сомнение гипотеза о первичном нарциссизме» (Baint 1965, 98). Весьма примечательно, что и Балинт, и Боулби на примере плачущего младенца и отвечающей телесным контактом матери демонстрируют взаимность первичной объектной любви, или свя зи между матерью и ребенком. Плач является единственным социальным тригге ром, или, другими словами, единственной способностью, которой располагает но ворожденный, чтобы привлечь внимание матери к своим первичным желаниям любви и установить с нею «диалог».
Примечательно, что писк утенка, который зовет свою мать, называется «свистом одиночества» или «плачем». Мать-утка отвечает на зов о помощи и «хотя ведущий тон ее голоса полностью отличается от плача утенка, он, словно ключ к замку, подхо дит к аффекту детеныша, а аффект детеныша — к ее собственному. Оба аффекта входят в зацепление друг с другом во взаимной интеракции», — пишет Шпиц, кото рый считает, что этот диалог «в ходе развития заменяет согревающую близость, пер вичную безопасность, которая исходит от птицы, высиживающей птенцов» (Spitz 1973, 702), Постоянно подчеркиваемую Балинтом взаимную отнесенность матери и ребенка можно со всей отчетливостью обнаружить уже в отношениях между утен ком и уткой.
Недостаток взаимности в отношениях между матерью и ребенком, этот «недос таток 'соответствия' между ребенком и теми людьми... из которых состоит его окру жение» (Baint 1968, 33), ведущий у человеческого ребенка к базисному наруше нию, имеет аналогичные последствия и у детенышей животных, высокоразвитых в социальном отношении.
Наиболее убедительным примером этого является, пожалуй, многолетнее ис следование Харлоу, «которому он дал название 'Природа любви' (Harow 1958, 1959, 1962)... Харлоу заменил матерей макак-резусов суррогатами из проволоки и махровой ткани, то есть неживыми объектами», которые хотя и обеспечивали пищей, но с ними нельзя было установить никаких объектных отношений. Дефи-цитарные явления и неправильное развитие, которые можно было наблюдать у макак, «если суммировать, являются следующими: обезьяны, у которых была за менена мать, не могли ни играть, ни развивать социальные отношения. Они под вергались неконтролируемым приступам страха и вспышкам бурного возбужде ния, враждебности и разрушительной ярости. Взрослые животные не вступали в сексуальные отношения, вообще не проявляли никакого сексуального интереса» (Spitz 1973, 700). Шпиц считает, что «недостаток взаимности между суррогатом матери и детенышем резуса» и оказал «столь деструктивное влияние на развитие» обезьян (там же).
Согласно Балинту, «фаза» первичных объектных отношений является «неизбеж ной и необходимой ступенью психического развития. Все последующие отношения можно вывести из нее...» (Baint 1965, 94).
В отношении большинства специфических для видов форм поведения этологи показали, что они «могут активироваться только при наличии определенных внеш них условий» (Bowby 1958, нем. изд., 439)- Другими словами, «диалог» между матерью и ребенком, самые ранние объектные отношения, является у людей, как и у приматов, непременным условием для того, чтобы они смогли развиться в социальные существа, научились любить.
Джейн ван Лавик-Гуделл, которая на протяжении десяти лет наблюдала поведе ние диких шимпанзе в Западной Африке, подробно описывает отношения между матерью и детенышем шимпанзе и делает вывод, что «растущий детеныш шимпан зе... в удивительной степени... зависит от своей матери».
«Кто бы подумал, — пишет она, — что трехлетний шимпанзе может умереть, по теряв свою мать?., что пятилетний детеныш шимпанзе по-прежнему сосет молоко из груди своей матери и может спать вместе с нею в гнезде?., что зрелый самец в воз расте примерно восемнадцати лет большую часть своего времени по-прежнему про водит в сопровождении своей старой матери? Согласно всему, что мы теперь знаем, представляется, что большинство живущих на свободе матерей шимпанзе очень уме лы в воспитании своих детенышей. Вместе с тем мы узнали, что недостаточность мате ринской заботы... может иметь серьезные последствия для детей шимпанзе».
Останавливаясь на отношении к своему собственному ребенку, она рассказыва ет: «...Когда он еще был крохотным младенцем, я провела несколько месяцев в Гомбе. Это обстоятельство заставило меня смотреть на то, как обращаются матери шим панзе со своими детенышами, другими глазами. Многие их методы сразу произвели на меня и на Хуго большое впечатление, и мы решили применить некоторые из них при воспитании нашего собственного ребенка. Во-первых, мы стали обращать вни мание на то, чтобы наш сын всегда ощущал телесный контакт и любовь, и мы часто играли с ним. В течение года он получал грудь — причем в основном тогда, когда требовал ее сам. Никогда не бывало так, чтобы мы оставляли его плачущим в ко лыбели. Кроме того, мы никогда не оставляли его одного — куда бы мы ни пошли, мы всегда брали его с собой, а потому его отношение к родителям оставалось практически неизменным, хотя окружение часто менялось. Если мы его и наказы вали, то всегда вскоре успокаивали физическим прикосновением, и пока он был ма леньким, пытались его отвлечь, а не просто запрещали ему делать что-либо неполо женное. Когда он стал старше, разумеется, приходилось все чаще изменять методы, которым мы научились у шимпанзе... ведь все-таки мы имели дело не с детенышем шимпанзе. Тем не менее... мы продолжали постоянно брать его с собой, а также ус покаивать и подбадривать его благодаря частому телесному и душевному контак ту. Был ли наш метод воспитания эффективным?.. Мы можем лишь констатировать, что сегодня — в возрасте трех лет — он является послушным, очень смышленым и живым ребенком, что он одинаково хорошо ладит с другими детьми и взрослыми, что он достаточно смел и всегда учитывает интересы других. Кроме того, он... необы чайно независим» (Lawick-Gooda 1971,197-198; курсив мой. — M. X.).
Начало и «новое начало» в человеческой жизни — условия, которые должны быть созданы, чтобы человек мог начать любить, — являются главной целью Балинта.
Чтобы подвести своих пациентов к новому началу, научить их любить и создать вместе с ними основанные на взаимности «отношения мать—дитя» в рамках психо аналитической ситуации, психоаналитику, кроме «материнской эмпатии», требуют ся основательные знания отношений между матерью и ребенком, и он должен уметь переносить эти знания на психоаналитическую ситуацию, в которой он имеет дело с «ребенком в пациенте».
«Психоаналитики едины во мнении, — пишет Боулби, — что первые объектные отношения ребенка закладывают основу его личности; но что касается природы и динамики этих отношений, то до сих пор согласия нет» (Bowby 1958, нем. изд., 415). К сожалению, большинство матерей также не понимают природу этих отно шений и поэтому не способны помочь восполнить этот пробел в знаниях.
«Первичное материнское согласие» (Винникотт), природная естественность материнской роли, необходимые условия удовлетворительных для обеих сторон от ношений между матерью и ребенком в нашей культуре у многих женщин во мно гом неразвиты.
То, что Джейн ван Лавик-Гуделл была «поражена тем, как матери шимпанзе обращаются со своими детенышами», и «училась» их методам детского воспитания, показывает, что совершенно естественные формы поведения в отношениях между матерью и ребенком таковыми для нас не кажутся, причем эти формы отнюдь не специфичны для шимпанзе, а являются вполне человеческими.
Балинт пишет, что «объектные отношения... нередко создаются и поддержива ются также с помощью невербальных средств... После того как установлены соот ветствующие отношения, появляется 'чувство'... а 'чувство' связано с тактильным контактом, то есть либо с первичными отношениями, либо с окнофилией» (см. сле дующую главу) (Baint 1968,195).
Джейн ван Лавик-Гуделл на примере шимпанзе убедилась, какое значение имеет невербальное понимание между матерью и ребенком, «язык тела» (Eicke 1973, 55), и подчеркивала, что ее сын «всегда ощущал телесный контакт и любовь» и что его «всегда... успокаивали и ободряли благодаря... телесному... контакту». Кроме того, его «никогда... не оставляли плачущим в колыбели».
Как уже отмечалось, Балинт и Боулби указывали на то, что в случае плача младен ца «речь идет о желании телесного контакта», то есть об активности, которую мож но объяснить, лишь исходя из основанных на взаимности объектных отношениях.
Согласно Балинту, эти первичные объектные отношения, «тесная связь» между матерью и ребенком, «слишком рано разрывается нашей культурой» и приводит к развитию у детей «тенденций цепляться» (Baint 1965, 94).
Джейн ван Лавик-Гуделл обнаружила, что детеныши шимпанзе, пережившие травматический опыт «одиночества» в возрасте, в котором «большинство детены шей обезьян уже спокойно удаляются от своих матерей», по-прежнему «сидели в непосредственной близости» от матери или «постоянно держали ее за руку» (van Lawick-Gooda 1971, 127). Поэтому она и ее муж «никогда не оставляли (сво его сына) одного — куда бы (они) ни пошли, (они) всегда брали его с собой, а потому его отношение к родителям оставалось практически неизменным». Следствием этих продолжительных и интенсивных отношений между матерью или родителями и ребенком явилось то, что их сын стал «необычайно независимым».
Балинт наблюдал «цепляние окнофилов за объекты» в аналитической практике (Baint 1968,88) и считал этот вид объектных отношений патологическим явлением.
Джейн ван Лавик-Гуделл наблюдала у детенышей шимпанзе, что тенденция це пляться в позднем детстве основана на недостатке поддержки, недостатке доверия, недостатке веры в надежность первичного объекта, то есть представляет собой пато логическое явление, и на примере своего собственного ребенка обнаружила, что ок ружение, которое воспринимается как надежное, способствует автономии и неза висимости ребенка.
Джейн ван Лавик-Гуделл исследовала самые ранние объектные отношения у диких шимпанзе в африканских джунглях. Микаэл Балинт исследовал самые ран ние объектные отношения между ребенком в пациенте и его аналитиком в психо аналитической ситуации. Именно поэтому убедительное соответствие полученных ими данных кажется мне столь впечатляющим.
С 1959 года Балинт проводит различие между «тремя» первичными формами любви, «первичной доамбивалентной» формой, которую он теперь называет «пер вичной любовью», а также «вторичными в хронологическом отношении», «амби валентными» формами первичной любви — «окнофилией», которую он в своих
ранних работах называл первичной любовью, и филобатизмом (Baint 1959,74). «Пер вая форма, первичная любовь, характеризуется бесструктурными 'дружественными пространствами'», в своей первоначальной форме она представляет собой «гармонич ное скрещение» с недифференцированным окружением, мир «первичных субстан ций». «Эти гармоничные отношения кратковременны, травматическое открытие того, что жизненно важные части в них являются независимыми и непостижимыми, спо собствует созданию структуры. После такого открытия мир начинает существовать из прочных, постоянных объектов и из разделяющих их промежуточных пространств. Ответом индивида на эту травму является... сложное смешение окнофилии и филоба-тизма» (там же, 76), то есть смешение окнофилического цепляния за объекты и фило-батического предпочтения безобъектных пространств (Baint 1968, 88).
«Рождение представляет собой травматическое событие, нарушающее равновесие между плодом и внешним миром, оно радикально изменяет внешний мир и под воз действием реальной угрозы смерти принуждает к новой форме приспособления. В результате начинается разделение между человеком и внешним миром Из смеше ния субстанций выделяются объекты, включая объекты Я, гармония с безграничны ми пространствами нарушается. В отличие от дружественных субстанций, объекты обладают прочными очертаниями и четкими границами, которые отныне должны восприниматься и уважаться. Либидо теперь уже не изливается из Оно во внешний мир равномерным потоком; под влиянием возникающих объектов в этом потоке появляются сгущения и разряжения. Всякий раз, когда развивающиеся отношения с частью мира или с объектом составляют болезненный контраст с прежним состоя нием безмятежной гармонии, либидо может быть отведено в Я, что (возможно, вслед ствие принуждения к новой форме адаптации) дает начало развитию или ускоряет его, — в этом заключается своего рода попытка возврата преобладавшего на первых стадиях чувства 'тождества'. Эта часть либидо, несомненно, является нарциссической, однако в сравнении с первоначальным катексисом внешнего мира — вторичной. Таким образом, возможны четыре вида либидинозного катексиса, которые можно наблюдать в раннем детстве: а) остатки первоначального катексиса внешнего мира, которые переносятся на возникающие объекты, б) другие остатки первоначального катексиса внешнего мира, которые в качестве вторичных средств смягчения фрустра ции отводятся в Я, то есть нарциссический и аутоэротический катексисы, и в) по вторные катексисы, проистекающие из вторичного нарциссизма Я. Помимо этих трех достаточно хорошо изученных катексисов, существует г) четвертая форма, которая в процессе развития приводит к появлению окнофилических или же филобатических структур мира... В мире окнофила первичный катексис, хотя и имеющий значитель ную примесь страха, по-видимому, остается прочно связанным с возникающими объ ектами... тогда как пространства между ними являются угрожающими и пугающими. В филобатическом мире безобъектные пространства сохраняют свой исходный пер вичный катексис... тогда как объекты полны угрозы и вероломства.
Окнофил реагирует на появление объектов, цепляясь за них и интроецируя, по скольку без них он чувствует себя потерянным и в небезопасности; по всей видимо сти, он склонен гиперкатектироватъ свои объектные отношения, И наоборот, У филобата гиперкатектированы собственные функции Я; он во многом ориентиро ван на них и научается обходиться без помощи объектов... Окнофилия и филобатизм являются, вероятно, последствиями базисного нарушения, но наверняка не единст венными» (там же, 81-84).
Теория первичной любви не означает, по Балинту, «что садизм и ненависть Не имеют места в человеческой жизни или что их роль незначительна». Однако, По его мнению, они являются «вторичными феноменами, то есть последствиями не избежных фрустраций» (там же, 80).
Какое же место в этой теории занимает нарциссизм? «Любая форма нарциссиз ма является вторичной по сравнению с самой первой формой этих отношений — гармоничным скрещением», — пишет Балинт. Он также всегда возникает в резуль тате «фрустрации», «нарушения отношений между человеком и внешним миром» (там же, 88).
«В своей работе 'Введение в нарциссизм' Фрейд перечисляет пять клинических фактов, которые подтверждали его гипотезу о нарциссизме, — для аргументации он приводит даже восемь таких феноменов. Упомянув исследования шизофрении и гомосексуальности, он продолжает: 'Тем не менее у нас остаются открытыми не которые другие пути, благодаря которым мы можем приблизиться к пониманию нарциссизма: рассмотрение органической болезни, ипохондрии и любовной жизни полов' (X, 148). Тремя другими не упомянутыми здесь, но приведенными в после дующей аргументации наблюдениями являются: 1) различные психотические и нор мальные формы переоценки себя и объекта, 2) сон и 3) наблюдения за поведением маленьких детей и младенцев» (Baint 1968, 58—59).
Несмотря на свое утверждение, что «теория первичного нарциссизма ведет лишь к дальнейшим теоретическим спекуляциям» (там же, 80), Балинт анализирует приведенные Фрейдом клинические факты и наблюдения.
В предыдущих своих рассуждениях я рассматривала лишь наблюдения за пове дением маленьких детей и младенцев, поскольку, как уже отмечалось, Балинта инте ресовали прежде всего начальные стадии межчеловеческих отношений и обраще ние аналитика с ребенком в пациенте в области базисного нарушения. В заключение, прежде чем приступить к рассмотрению окнофилии и филобатизма, я бы хотела обсудить вопрос, регрессирует ли во сне человек на ступень первичного нарциссиз ма или же в своей регрессии он «пытается приблизиться... к своего рода первоначаль ному согласию с внешним миром... в котором... внешний мир 'носит' индивида» (там же, 62).
«Без сомнения, как с биологической, так и с психологической точки зрения сон обнаруживает ряд весьма примитивных черт. Поэтому уже начиная с публикации «Толкования сновидений» он постоянно привлекался в качестве примера регрессии, и часто указывалось, что сон, особенно глубокий сон без сновидений, больше всего напоминает у обычного человека гипотетическое состояние первичного нарциссиз ма. В качестве другого примера первичного нарциссизма обычно приводится внут риутробное состояние. По мнению Фрейда, Ференци и многих других авторов, эти два состояния имеют так много сходных черт, что вместе они образуют крайне убедительный аргумент» (там же, 61).
Фрейд говорит о сне: «Наше отношение к миру... по-видимому, таково, что мы не можем выдерживать его без перерыва. Поэтому мы иногда возвращаемся в пер вобытное состояние, то есть к существованию в материнской утробе. По крайней мере, мы создаем точно такие же условия, которые существовали тогда: тепло, тем ноту и отсутствие раздражителей. Некоторые из нас сворачиваются в клубок и при нимают во сне такие же позы, что и в материнской утробе. Похоже на то, что мы, взрослые, находимся в мире не целиком, а только на две трети; на одну треть мы вообще пока еще не родились» (XI, 84-85).
Индивид, который хочет уснуть, хотя и возвращается к защищающей и укры вающей среде, в которой он, находясь в тепле и темноте, приходит к покою, однако эта уединенность не обязательно означает возвращение, замыкание на самом себе. По-видимому, человек не может заснуть, пока не приходит к покою, но это означает не только умение ладить с самим собой, но и примирение с миром, достижение состояния «гармонии» или, по крайней мере, «согласия» с ним (Baint 1968, 62). Сюда относятся пожелания спокойной ночи родителей и ребенка, успокоительные ласковые слова, колыбельные и соответствующие ритуалы при отходе ко сну между взрослыми любовными партнерами, то есть попытка создания с внешним миром «гармоничного скрещения». Балинт цитирует Марка Канцера, который пишет: «Спя щий человек на самом деле не одинок, он 'спит вместе' со своим интроецированным хорошим объектом. Об этом говорят разнообразные привычки людей при засыпа нии: требование ребенком присутствия родителей, взрослым человеком — своего сексуального партнера, невротиком — включенного света, игрушек или ритуалов как предварительных условий сна... Таким образом, сон, по крайней мере после са мого раннего периода младенчества, является скорее вторично нарциссическим, не жели первично нарциссическим феноменом» (там же, 63).
Но уже пример младенца, который во сне, например, обнимает подушку, пока зывает, что на самом деле он разделяет сон со своей матерью; он использует переход ный объект (Winnicott 1951), чтобы, так сказать, самому воссоздать единство мате ри и ребенка.
Балинт считает, что спящий человек пытается «вернуться к более примитивной, более удовлетворительной форме отношений с объектами, интересы которых сов падали с его собственными», то есть интересы которых он не должен принимать в расчет, и приводит примеры таких объектов: «Удобная постель, подушка, дом, ком ната, книги, цветы, игрушки, переходные объекты (Winnicott, 1951) и т. д. Разумеет ся, все это является репрезентантами или символами внутренних объектов, которые в свою очередь проистекают из ранних отношений с внешним миром...», то есть из фазы первичной объектной любви. «Наблюдения, о которых говорилось выше, показывают, что спящий человек регрессирует к этому миру, а не к первичному нарциссизму, где окружения, с которым были бы возможны какие-либо отноше ния, не существует» (Baint 1968, 63).
ОКНОФИЛИЯ И ФИЛОБАТИЗМ
Изучение Микаэлом Балинтом регрессии в психоаналитической ситуации при вело его в конечном счете к тому, что он, как уже отмечалось, стал проводить разли чие между тремя первичными формами любви. Первая форма, первичная любовь, исходно представляет собой «гармоничное скрещение» с недифференцированным внешним миром, миром «первичных субстанций». Окнофилия и филобатизм разви ваются как реакции на травматическое открытие того, что, помимо субстанций, су ществуют также прочные, оказывающие сопротивление, независимые объекты.
Окнофилический мир основывается «на фантазии-представлении... что объек ты надежны и благожелательны, что всегда, если потребуется, они будут рядом, и они никогда не будут ни в чем возражать и оказывать сопротивления, если потре буется их поддержка». Филобатический мир «восходит к той фазе жизни, когда еще не был обретен опыт обнаружения объектов, нарушающих гармонию безгранич ных, бесконтурных пространств. Объекты воспринимаются либо как опасные и не предсказуемые инциденты, либо как предметы снаряжения, которыми можно Как угодно распоряжаться, оставить или складировать в углу. Этот мир пронизан оптимизмом, не основанным на фактах, и происходит, скорее, из прежнего мира первичной любви. Филобат склонен считать, что благодаря своим умениям и осна щенности элементами он способен справляться с субстанциями, если только смо жет избежать опасных объектов» (Baint 1959, 57). Окнофилический мир состо ит «из объектов, разделенных внушающими страх пустыми пространствами» (там же, 28), «филобатический мир — из дружественных пространств... более
или менее густо населенных опасными и непредсказуемыми объектами... Окнофи-лический мир строится на физической близости и прикосновении, филобатический мир — на надежной дистанции и дальновидении... Если окнофил пребывает в иллю зии, что пока он соприкасается с надежным объектом, надежен и сам, то иллюзия филобата основывается на том, что он достаточно оснащен, а потому не нуждается в объектах, во всяком случае в отдельном, определенном объекте» (там же, 30).
Диаметрально противоположные формы переживания и поведения окнофила и филобата Балинт демонстрирует на примере вызывающих головокружение ситуа ций, таких, как корабельная качка или катание на карусели. Подобные ситуации, когда человек теряет под ногами твердую почву, взлетает в воздух или раскачивается, всегда связаны с определенной формой страха, возникающего из-за «потери равно весия, устойчивости» и т. д. Но если одним людям становится от страха плохо — они отчаянно хватаются за предметы и словно испытывают облегчение, когда вновь ощущают под ногами твердую почву, — то другие переживают этот страх как при ятный — они наслаждаются риском, сознанием грозящей опасности, будучи абсо лютно уверенными, что смогут выстоять и преодолеть страх. «Это смешение чувства страха, упоения и твердой уверенности в ситуации внешней опасности» Балинт обо значает понятием «thri» (там же, 21), которое можно перевести как щекотание нервов, приятное возбуждение от риска.
Помимо аттракционов, существуют многочисленные виды thri «Некоторые связаны с большой скоростью, например, все формы скачек и прыжков... Катание на лыжах... парусные гонки, полеты и т. д. Другие связаны с такими ситуациями, как... альпинистское восхождение, полеты на планере, дрессировка диких животных, пу тешествия в неизвестные страны и т. д. Наконец, существует также группа щекочу щих нервы ситуаций, связанных с незнакомыми или совершенно новыми формами удовлетворения, например появление нового объекта или неизведанный способ по лучения удовольствия. Самым естественным новым объектом является девственни ца, и удивительно, как много щекочущих нервы ситуаций (thris) связано с прилага тельным 'девственный'. Говорят о девственной стране, девственной вершине... и т. д. В сущности, любой новый сексуальный партнер является thri... Новые, необычные способы получения удовольствия касаются, помимо прочего, новых блюд, новой оде жды, новых манер поведения вплоть до новых форм 'извращенной' сексуальной дея тельности. Во всех этих проявлениях мы обнаруживаем те же самые три вышеопи санные главные особенности: вызывающую страх объективную внешнюю опасность, добровольное и намеренное стремление подвергнуться ей и твердая уверенность в том, что все в конечном счете закончится хорошо. Еще одну, гораздо более прими тивную и общую, но столь же важную группу составляют некоторые детские игры... Весьма характерно, что практически во всех играх подобного рода зона безопасно сти обозначается словом 'дом'... Это указывает на то, что, возможно, она является символом надежной матери» (там же, 23). «Это... относится ко всем известным мне языкам», — пишет Балинт. Играми подобного рода являются, например, «жмурки, прятки, салки... и крикет» (там же, 21—22).
Тех, кто получает удовольствие от риска, Балинт, исходя из слова «акробат», ко торое буквально означает «прыгающий в высоту», называет филобатами; тех, кто составляет «явную противоположность филобатам», «кто предпочитает цепляться за нечто прочное, если возникает угроза его безопасности», он называет окнофилами, «что является производной от греческого слова о'уугю, означающего 'бояться, колебаться, страшиться, цепляться'» (там же, 22).
Балинт намеренно выбрал слова «окнофилия» и «филобатизм», «так как каждое содержит корень 'фил', что означает 'любовь'». С одной стороны, потому, что «окнофи лия и филобатизм... не представляют собой полного противоречия» — они являются
вторичными формами, как садизм и мазохизм, то есть реакциями на перенесенную фрустрацию (там же, 74), — ас другой стороны, потому, что «оба они проистекают из состояния первичной любви» (там же, 73).
На первый взгляд установки окнофила и филобата составляют полную проти воположность, однако они являются всего лишь разными ответами на травматиче ское переживание того, что объекты отделены и независимы от нас и могут отказать нам в поддержке или бросить на произвол судьбы. Однако ни благодаря цеплянию за объекты, ни благодаря кажущейся независимости от них — кажущейся потому, что филобат в своих дружественных пространствах также нацелен на объекты, на свое «оснащение», свой «реквизит», в котором «легко распознать символиче скую замену надежного дома, матери, с одной стороны, могущественного фаллоса — с АРУг°й>> (там же, 47) — нельзя восстановить первоначального «гармоничного скрещения».
Своим цеплянием окнофил выдает, что при всем отрицании реальности он, в сущности, знает, что между ним и его объектом не существует доверительных, основанных на взаимности отношений, в которых он мог бы почувствовать себя уве ренным.
Также и филобату не приходилось бы постоянно совершенствовать свои навыки и все время покидать зону собственной безопасности и подвергать себя риску лишь для того, чтобы убедиться в своих дружественных пространствах, если бы он был уверен в этих дружественных пространствах, если бы он находился с ними в ненару шенной гармонии.
«Окнофил подходит к этой неразрешимой проблеме (ощущать себя в безопас ности) в основном двумя различными способами. В обоих используется логическое мышление. Один метод заключается в том, что окнофил проецирует себя на объект и необоснованно утверждает, что настолько же будет чувствовать себя в безопасно сти, насколько сможет держаться за свой объект. Второй и, пожалуй, несколько более поздний метод заключается в том, что окнофил интроецирует свой объект и в результате этого магического самообмана внушает себе, что его объект не смо жет теперь никогда его больше покинуть, поскольку находится в нем» (там же, 66).
«Регрессия окнофила с помощью магии, то есть посредством воображаемой гар монии... делает его способным лишь в фантазии... регрессировать в желанную ситуа цию. Филобатическая прогрессия ради регрессии хотя и требует приобретения надежных навыков (благодаря никогда не ослабевающим усилиям и самокритике), она делает филобата способным регрессировать к этому раннему состоянию гармо ничной идентичности не только в фантазии, но и (до определенной степени) в ре альности» (там же, 72), способным «воссоздать разрушенную гармонию между собой и миром» (там же, 73).
На первый взгляд установка окнофила кажется гораздо более примитивной, чем установка филобата, но если посмотреть, с какой легкостью окнофил, как и фи лобат, в собственных интересах оставляют использованные ими объекты, которые находились рядом, когда были нужны, и которые любят только тогда, когда ими мож но воспользоваться, и ненавидят, когда те пытаются оказать сопротивление, то ста новится очевидным, что обе эти установки в равной степени примитивны.
Представление филобата о том, «что он в достаточной мере ловок, чтобы спра виться со всеми инцидентами и опасностями» и что «мир не будет противится его завоеванию, то есть не будет на него 'обижаться'» (там же, 69), свидетельствует, Кроме того, о прямо-таки «преступном» легкомыслии и доверчивости, которую нель зя путать с доверием. Ибо ни филобат, ни окнофил не знают доверия, об этом гово рит хотя бы их амбивалентное отношение к объектам и отрицание ими реальности, Которую иным способом они выносить, пожалуй, не могут.
Окнофил, как и филобат, — это больные, в глубине души одинокие люди, одна ко в вышеописанной крайней форме они встречаются не так часто. «Обычное их клиническое проявление — это смешение того и другого, — пишет Балинт, — и, как при садизме и мазохизме, вопрос о том, какая из двух позиций, окнофилия или филобатизм, является более здоровой, не имеет смысла... Ответ ясен: обе пози ции в той или иной мере являются патологическими. Очевидно, что здоровье зави сит не от компонентов в этой смеси, а от их сочетания в благоприятных пропорци ях» (там же, 74).
«Можно представить себе идеального человека, которому не нужно отказывать ся от своего стремления к единству и гармонии своих раннедетских переживаний и который, тем не менее, может рассматривать объекты как благонамеренные и вме сте с тем независимые, которому не нужно отнимать их свободу, цепляясь за них или низводя в ранг 'предмета снаряжения'» (там же, 35).
Взрослый человек, который в детстве не был слишком рано вырван из основан ной на взаимности первичной любви к объекту, из единства мать-дитя, и сумевший постепенно превратить ощущение своей безопасности в способность доверительно оставлять свой объект, то есть ставший независимым, должен уметь также уважать независимость своих объектов любви и считаться с их собственными интересами. Так, например, Джейн ван Лавик-Гуделл (van Lawick-Gooda 1971) подчеркивает, что ее сын «необычайно независим... и учитывает интересы других».
Независимость и уважительное поведение или зависимость и неуважительное поведение, по-видимому, тесно связаны между собой. Пожалуй, можно сказать, что окнофил, как и филобат, поскольку они так и не отказались от зависимых отно шений со своим первичным объектом, то есть так и не развили доверие и независи мость, не способны также учитывать и собственные интересы объектов и находить верную дистанцию по отношению к ним.
Рассматривая регрессию пациентов в психоаналитической ситуации, Балинт ука зывает на то, что «главная цель пациента... в некоторых из этих регрессивных состоя ний заключается в том, чтобы... освободиться от тирании объектов, за которые он цепляется» (там же, 85), то есть избавиться от своей зависимости и, наконец, стать свободным.
Свобода, по Балинту, означает «открытие заново 'дружественных пространств' филобатического мира... а за этим миром — мир первичной любви, который поддер живает человека, не предъявляя каких-либо дальнейших требований; при этом от крытие заново отнюдь не означает абсолютного отказа от всех объектов; напротив, оно означает только отказ от отчаянного цепляния и приобретение способности — упроченного путем тренировки умения — оставаться наедине с собой, на расстоя нии от объектов, чтобы видеть их в 'правильной перспективе' и в соразмерных про порциях'» (там же, 86).
Открытие или открытие заново «дружественных пространств» и первичной объектной любви Балинт, помимо прочего, описывает на примере «изменяюще гося отношения пациента к предложенной аналитиком кушетке. Вначале паци ент, так сказать, парит над кушеткой и почти до нее не дотрагивается; он лежит на ней в застывшей позе, обычно на спине, поместив руки в надежное место — либо скрестив их, либо засунув в карманы, очевидно, чтобы избежать любого тес ного соприкосновения с нечистыми и не внушающими доверия объектами. В этом состоянии кушетка воспринимается и описывается как нечто ужасное, грязное, заброшенное.
Затем недоверие и избегание постепенно сменяются тревожным окнофиличе-ским цеплянием за кушетку. Пациент теперь зарывается в нее, держится за нее, чтобы кушетка, мир, аналитик не оказались ненадежными или его не оставили.
В этот период пациент обычно лишь с большим трудом может закончить сеанс, поскольку это означает, что он должен отказаться от безопасности своих окнофи-лических отношений и вынужден воспринимать ужасные, холодные, пустые про странства между кушеткой и своим ближайшим объектом, например, ручкой двери.
Обычно на этой стадии, после того как окнофилический страх несколько стих, кушетка превращается в волнующее пространство, приглашающее пациента пред принять посредством свободных ассоциаций рискованные филобатические путеше ствия. Однако эти смелые путешествия возможны лишь потому, что всегда имеется в распоряжении безопасное место, репрезентируемое кушеткой, к которой можно прижаться, в противном случае такое путешествие оказалось бы слишком волную щим или пугающим.
Затем постепенно возникает более спокойная атмосфера, в которой кушетка, так сказать, надежно держит пациента. Цепляние... уже становится излишним; пациент доверяется кушетке всем своим весом в твердой уверенности, что она пред назначена для него и достаточно крепка, чтобы его выдержать. В этот период паци ент, как правило, позволяет себе более расслабленные позы, переворачивается на бок, крутится, требует и использует покрывало и т.д. Хотя окончание сеанса по-прежнему сопровождается неудовольствием, в этот период оно может достаточ но легко переноситься пациентом, который уверен, что кушетка и аналитик опять будут в его распоряжении на следующем сеансе.
И только на последних стадиях лечения переход между этими состояниями ста новится простым и безболезненным, хотя он по-прежнему сопровождается аффек тами. Пациент может закрыть глаза и погрузиться в защитную, бесструктурную тем ноту или открыть глаза и обнаружить вокруг себя дружественные пространства. Он может довериться кушетке всем своим весом, а в конце сеанса опять, так сказать, взвалить свой вес на собственные плечи и унести его с собой — без большой радости, но и без особой злобы» (там же, 78).
Для «ребенка в пациенте» эти фазы регрессии, в которых еще раз переживается полный отчаяния страх оказаться покинутым ненадежным объектом, являются крайне болезненным временем. Но и для аналитика это тоже тяжелый период, «он постоянно подвержен опасности вовлечься в эмоционально-субъективные свя зи» (Baint 1968, 30). Но если аналитик «вместо этого процесса открытия заново дружественных пространств, в котором он выступает в качестве стороннего наблю дателя», под влиянием отчаяния своего пациента берет на себя роль матери, то есть предлагает себя в качестве окнофилического объекта, то «становится сомнительным, сумеет ли пациент отказаться от своих тенденций к цеплянию, стоять на собствен ных ногах и смотреть собственными глазами» (Baint 1959, 86).
Что же может сделать аналитик в это трудное время, чтобы помочь своему паци енту? Балинт считает, что аналитик должен «дать почувствовать свою готовность взять на себя роль первичного объекта, основная функция которого заключается в том, чтобы помогать пациенту и быть с ним рядом» (Baint 1968, 209). Только при этом условии пациент может вновь обрести свободу, «'начать сначала', то есть развить но вые формы объектных отношений и заменить ими те, от которых он отказался» (там же, 202), он может научиться любить. Такое обучение любви в основанной на взаимности первичной объектной любви в рамках психоаналитической ситуа ции открывает ему новый путь, путь активной объектной любви.
Это не многообещающие гипотезы — речь здесь идет о клинических наблюде ниях, которые поддаются объяснению. «Внешний мир для окнофила и филобата яв ляется одинаковым. Различается только их внутренний мир» (Baint 1959,43). И если аналитику и пациенту «удается» «изменить» этот внутренний мир таким образом, что магический, иллюзорный способ видения сменяется реалистичным, а объекты начинают рассматриваться в «правильной перспективе» и в «соразмерных пропор циях», пациенту действительно открывается новый мир, в котором он может испы тать свои только что приобретенные способности.
ГЕНИТАЛЬНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ И ГЕНИТАЛЬНАЯ, «АКТИВНАЯ» ЛЮБОВЬ
В 1935 году Балинт выдвигает тезис о том, что «развитие объектных отношений, то есть развитие любви» и развитие сексуальных целей или (что означает почти то же самое) развитие «обретения удовольствия, эротики» (Baint 1965,49—67) «яв ляются двумя отдельными, хотя и в значительной степени пересекающимися... про цессами».
В 1936 году в своей работе «Эрос и Афродита» Балинт рассматривает развитие эротики и поднимает вопрос, «не является ли... предудовольствие и конечное удо вольствие пусть и родственными, но все же, по существу, различными и отдельными видами переживания удовольствия» (там же, 70).
В «Трех очерках по теории сексуальности» Фрейд описывал «двойственность либидинозного переживания». Он провел различие между предудовольствием и ко нечным удовольствием и указал на то, что из этих двух форм удовольствия инфан тильная сексуальность пока еще не знает конечного удовольствия; «конечное удо вольствие является чем-то новым, то есть, вероятно, оно связано с условиями, которые возникают только в пубертате» (V, 112).
Балинт считает, что «этот вывод никогда в достаточной мере не был оценен. Конечное удовольствие имплицитно понимается как более развитая, несколько бо лее сложная, скажем так, взрослая форма удовольствия, которая, однако, принципи ально не отличается от предудовольствия» (Baint 1965, 70). В противопоставлении Эроса и Афродиты Балинт пытается наглядным образом прояснить различие между предудовольствием и конечным удовольствием.
«Древние греки считали, что проявления любви распадаются... на две группы, которые они затем стали воспринимать в виде двух идей, двух божеств... Первое бо жество, Афродита... изначально мать-богиня... описывается... как молодая, обворожи тельно красивая женщина, которая всегда пробуждает к себе любовь и сама почти всегда влюблена... Без сомнения, она живет зрелой сексуальной жизнью; хотя не все гда с одним и тем же партнером, но если она кого-то любит, то раскрывается в этой любви. Другим божеством любви является Эрос, могущественный бог и все же ребе нок, озорной негодник, дерзкий, шельма... он хотя и является постоянным спутни ком Афродиты, но никогда не бывает ее партнером. Он только играет, но, играя, решает самые сложные задачи... Он, как самый первый бог, возник прямо из хаоса» (там же, 69).
Подобно Эросу, предудовольствие является постоянным спутником конечного удовольствия, детским, игривым и все же незаменимым, позволяющим пережить удовольствие от генитального удовлетворения.
Предудовольствие может переживаться с самого рождения, оно является «постоянным, как человеческая жизнь, оно всегда вызывается и неразрывно связано со всеми телесными функциями... Оно является... вероятно, первичной функцией на шего тела, сомы» (там же, 75) и «переживается обоими полами одинаковым обра зом, с одинаковыми целями, зачастую также с одними и теми же объектами-то есть, по сути, является бесполым» (там же, 72).
«Способности к конечному удовольствию изначально не существует»; она по является, как Афродита, как признак начинающейся генитальности, взрослого бы тия, «вероятно, во время или незадолго до пубертата», оно ограничено во времени и «в конечном счете исчезает» в пожилом возрасте (там же, 73).
Конечное удовольствие нельзя рассматривать «как простую суммацию механиз мов предудовольствия» (там же, 70), оно «гораздо сложнее», обладает «собственным исполнительным органом», который «направлен непосредственно на получение удо вольствия», всегда осуществляется в «двух разных в сексуальном отношении фор мах» (там же, 74) и, в отличие от напоминающего игру предудовольствия, «является серьезным, драматичным, а то и трагичным, часто даже чреватым смертью, ведь мно гие виды животных при первом оргазме умирают» (там же, 73). «Конечное удоволь ствие, оргазм... по-видимому, в филогенетическом отношении появилось сравнитель но поздно», и «каждый индивид должен ему заново обучаться... На протяжении всей жизни он сохраняет в себе нечто чужеродное; сома становится словно опьяненной или одурманенной им» (там же, 76—82).
«К важным особенностям конечного удовольствия относится предшествующее значительное усиление напряжения... Гениталии... мало пригодны для создания тако го чрезмерного напряжения, поскольку легко наступает конечное удовлетворение, за которым следует рефракторная стадия. И наоборот, благодаря механизму пред удовольствия... может возникать очень сильное возбуждение; возникать, но не отво диться» (там же, 77). Необходимое для наступления оргазма усиление напряжения достигается благодаря «размягчению» объекта любви посредством механизмов пред удовольствия. «Партнеры, — Балинт цитирует свою жену Алису, — словно должны стать сначала детьми, чтобы вместе затем суметь дорасти до оргазма» (там же, 78).
И именно это многим взрослым как раз и не удается — «простодушно, безуслов но», как ребенок, заняться этой любовной игрой и, доверяя собственной устойчиво сти и устойчивости партнера, «врасти» в «чуть ли уже не травматическое возбужде ние» (там же, 82), чтобы в конечном счете предаться одухотворяющему единению в оргазме.
Если возрастающее возбуждение вызывает слишком большой страх и если «Я... недостаточно сильно, чтобы вынести такое большое напряжение... оно либо избавля ется от него в своего рода коротком замыкании (например, посредством ejacuatio praecox), либо растрачивает его в судорожных попытках сделать возбуждение еще более сильным (фригидность). Иногда до известной степени это удается, но как раз вследствие спазма конечное удовольствие не достигается, и не остается ничего ино го, как, истощившись, оставить любые попытки... Следовательно, многие люди, стра дающие нарушениями потенции или фригидностью, по существу, не больны, а лишь задержаны в своем развитии» (там же, 81—82).
Но даже способность выносить такое сильное напряжение необязательно будет вести к генитальному удовлетворению. «Когда возбуждение слишком велико — это можно наблюдать у мужчин, которые долгое время жили в воздержании, — то тогда тенденция избавиться от напряжения столь велика, что существенно сни жает удовольствие, иногда оно даже становится равным нулю... Только в том случае, если возбуждение можно дозировать, если человек точно знает, что оно не может больше повыситься, чем хочется самому, чем его можно вынести, только тогда удов летворение, конечное удовольствие, является полным.
В соответствии с этим в экономическом смысле конечное удовольствие является интеграцией двух противостоящих друг другу стремлений. Одно из них является архаичным, чуть ли не биологическим. Оно относится к тому времени, когда прин ципа удовольствия еще не существовало, его цель: любой гиеной избавиться от на пряжения, оно не обязательно сопряжено с удовольствием... Другое стремление
гораздо моложе, оно, несомненно, психическое. Его цель: поддерживать возбужде ние на определенном, опробованном индивидом уровне, сознательно, намеренно дос тичь этой степени возбуждения, а затем его устранить. Эта функция, можно сказать, этот трюк, несомненно, сопряжена с удовольствием» (там же, 79).
Если неспособность индивида выносить значительное напряжение является при знаком слабости Я, то можно сказать, что, наоборот, способность не только выно сить это напряжение, но и сознательно им управлять и устранять является призна ком силы Я. Балинт предлагает «считать мерой силы Я максимальное напряжение или возбуждение, которое Я способно выносить без нарушений», и продолжает: «Предпосылкой нормальных в целом отношений является... возбуждение, которое достигает у взрослого человека этого максимального значения, то есть возбуждение до и во время оргазма» (там же, 80). Если индивид испытывает напряжение, которое он не способен уже перерабатывать, то существуют две возможности «восстановить свое равновесие. В первом случае Я захлестывается возрастающим возбуждением, возникает состояние, напоминающее панику, которое затем разряжается в аффективной вспышке, в некоординированных движениях, или же оно будет стремиться приложить все силы, чтобы суметь это напряжение выдержать». Балинт считает, что «два этих способа реагирования являются первичными формами защиты Я» (там же, 80).
«Также и в функции конечного удовольствия мы обнаруживаем обе эти тенден ции, скорее биологическую клоническую тенденцию к освобождению, и скорее пси хологическую, близкую к Я тенденцию выдерживать, даже усиливать возбуждение-Предпосылкой не сопровождающегося нарушениями взаимодействия двух этих тен денций», то есть генитального удовлетворения, является, как уже отмечалось, «опре деленная сила Я (и влечений)» (там же, 81).
Если развитие эротики и развитие любви являются двумя хотя и «пересекающи мися», но все же «отдельными» процессами, то напрашивается вывод, что «гениталь-ная потенция, или способность к генитальному удовольствию», отнюдь не идентич на способности любить. Еще в 1935 году Балинт указывал на то, что многие люди, которые «обладают достаточной генитальной потенцией», научаются любить толь ко в ходе «аналитического лечения» (там же, 63). В 1947 году в своей работе «О ге нитальной любви» (опубликованной в 1948 году) Балинт указывает, что гениталь-ная, активная любовь является «артефактом культуры, как искусство или религия» (там же, 125). В самых ранних объектных отношениях, в первичной любви, «все... виды объектных отношений потенциально существуют в неразвернутом виде. Какие из них разовьются, зависит... в конечном счете от влияния среды» (там же, 63—64). «Без сомнения, задача воспитания и прежде всего воспитания в нашей куль туре заключается в том, чтобы научить человека любить, то есть заставить его всту пить в отношения» (там же, 124), которые мы называем зрелой формой любви. «Помимо наших биологических потребностей, необходимость в ней объясняется тем обстоятельством, что человечество должно жить в социально организованных груп пах» (там же, 125). Вероятно, человек не может быть воспитан к активной любви, то есть к тому, чтобы выполнить требование «подлинных отношений любви», если у него нет надежды таким способом достичь «первичной цели эротики», «то есть быть любимым так, как он был любим вначале» (там же, 62). Только никогда не ис чезающим стремлением к «гармоничному скрещению» первичной любви можно объяснить те усилия, которые предпринимает человек, чтобы сделать «равнодуш ный» объект своим любимым партнером. «Чтобы навсегда завоевать любимый и достойный любви генитальный объект, нельзя ничего предполагать как само собой разумеющееся... Проверка реальности должна всегда, постоянно, непрерывно и неустанно оставаться активной. Это можно было бы назвать работой ?завоевания (conquest work). (И наоборот, для данного человека это вместе с тем означает напряженную работу приспособления к своему объекту.) На начальных стадиях отношений эта работа требует необычайной энергии, и она должна посто янно осуществляться, пока сохраняются отношения, в более мягкой форме» (там же, 126). Эта работа сопряжена со значительной нагрузкой на психический аппарат и может осуществляться только здоровым Я» (там же, 127). Следовательно, генитальная, активная любовь, равно как и сопровождающееся удовольствием генитальное удовлетворение, предполагает способность индивида «выносить значительное напряжение» (там же, 139), то есть наличие достаточно сильного Я, предпосылкой чего в свою очередь являются благополучные первичные объектные отношения, без которых Я, обладающее доверием и способное справляться нагрузкой, развиваться не может. Кроме того, в основанных на взаимности «настоящих отношениях любви» партнеры «не должны проявлять (в своем поведении) никаких следов амбивалентности» (там же, 120); далее, они должны быть способны «постоянно сохранять соразмерную и надежную проверку реальности» (там же, 139), соблюдать необходимую дистанцию по отношению к партнеру, чтобы не отнимать его свободу, быть нежным, даже если нет генитального желания, прояв лять к партнеру признательность, уважение и благодарность и в «генитальной идентификации... относиться к интересам, желаниям, чувствам, болезненным местам и слабостям партнера почти точно так же, как к своим собственным» (там же, 126).
Первичная любовь еще не является амбивалентной, активная любовь не должна уже быть такой. В 1951 году в своей работе «О любви и ненависти» (опубликована в 1952—1953 годах) Балинт пишет: «Любовь здорового человека должна быть в прин ципе неизменной, стабильной, не подвергаться колебаниям. Незначительные или даже серьезные фрустрации не могут в ней ничего или почти ничего изменить. Настоящая любовь чутка, великодушна и терпима. В отличие от нее, ненависть зре лого человека является лишь чем-то потенциальным или случайным; если для нее имеется действительно серьезный повод, то может возникнуть и сохраняться силь ное, порой огромное возбуждение, однако его нельзя уже приравнять к острой вспышке ярости. В противоположность любви ненависть должна исчезать легко и быстро, как только ситуация меняется к лучшему» (там же, 140). «Стойкая нена висть», которая, как показывает клинический опыт, «всегда... есть последствие фру-стрированной любви», позволяет говорить о «незрелости Я». Отгораживаясь «барье ром ненависти», незрелые люди пытаются отрицать свою потребность в тех, кто вызвал у них фрустрацию, и свою зависимость от них (там же, 141), чтобы вос препятствовать возвращению вытесненного и не переживать заново полного отчая нием чувства «бессильной зависимости» от равнодушной или враждебной матери, «угнетающего неравенства между субъектом и объектом» (там же, 146).
Дистанция, способность быть независимым, является необходимым условием установления подлинных отношений. «Весь глубокий трагизм ситуации заключает ся в том, что чем сильнее человек цепляется, тем меньше поддержки он находит У объекта» (Baint 1959, 66). Только тогда, когда оба партнера способны устанавли вать дистанцию, то есть могут признавать свободу и самостоятельность другого, они вообще способны воспринимать потребности другого и с пониманием к ним относиться. И только с дистанции, а не когда один партнер виснет на другом, можно с любовью относиться к другому. Чтобы согласовать собственные потребности с по требностями партнера, чтобы находиться в гармонии друг с другом, необходима постоянная проверка реальности, «причем до тех пор, пока сохраняются отноше ния любви». Однако это означает, что «индивидуальные различия не слишком велики И взаиллная идентификация обоих партнеров возможна без чрезмерных усилий» (Baint 1965, 127). Если возникает то, что Балинт называет «генитальной идентификацией»,
если два человека способны построить гармоничные отношения любви, создать из двух их жизней одну общую, то тогда и в самом деле счастье одного становится счастьем другого, точно так же, как и печаль одного будет печалью другого.
Пожалуй, генитальная идентификация наиболее отчетливо демонстрирует важ ное различие между первичной любовью и активной любовью. Балинт показывает это на простом примере: «...Для одного боль, мучение, печаль, которую испытывает его партнер при расставании, является источником радости: ведь это доказывает, что его по-прежнему очень любят, другой человек в аналогичной ситуации попыта ется утешить пребывающего в печали партнера, скрыть свою собственную боль, что бы поберечь другого, сделать расставание для него более легким» (там же, 65—66). Один уже способен к активной любви, другой по-прежнему находится на стадии первичных форм любви.
Аффективная любовь требует «постоянной, неизменной аффективной привязан ности не только в период генитального вожделения, но и позднее, вплоть до конца жизни партнера и даже после его смерти» (там же, 125).
Как же выражается это чувство любви, если не в форме страстного вожделения? Оно находит свое выражение в нежности. Активная, «генитальная любовь лишь то гда является настоящей... когда сопровождается огромной привязанностью и чувст вом нежности» (там же, 124). Здесь имеется в зиду не активная нежность, которая уже является прелюдией к генитальному удовлетворению, а архаичная первичная нежность, проистекающая «из самых ранних лет детства» (Freud VIII, 79; см. также: Baint 1965, 64) и продолжающая существовать на протяжении всей жизни (Baint 1965, 65). Ее целью является «спокойствие, а не страсть» (там же, 123), чувство «спо койного, тихого благополучия», ее языком является язык тела и язык детей. «Фак тически каждый нежно любящий человек склонен к тому, чтобы давать своей партнерше ласковые, в сущности, детские имена, обращаться с нею всегда, как с ре бенком, и даже разговаривать с нею на детском языке», — пишет Балинт. «Возлюб ленная также идет ему навстречу, относясь к себе как к ребенку. Впрочем, их отно шения часто обращаются в противоположность, когда мужчина ведет себя, как ребенок, чтобы испытать нежность» (там же, 65).
Это желание нежных прикосновений, любовных ласок, «телесного контакта» мы обнаруживаем не только в отношениях любви между матерью и ребенком, но и в генитальной, активной любви. «Чувство связано с прикосновением или осяза нием» (Baint 1968, 195), — утверждает Балинт в другой работе. Поэтому вполне естественно, что нежное чувство, другими словами, нежное внутреннее побуждение, выражается в форме нежного внешнего побуждения. В этой связи примечательно то, что также и «форма», в которой отводится высокое напряжение конечного удо вольствия, «всегда представляет собой движение» (Baint 1965, 78).
Вероятно, язык тела является подлинным языком чувства, и, наверное, не слу чайно, что нежные и страстные чувства так трудно выразить вербально. Пантомима и танец как виды искусства являются самыми известными формами выражения чувств с помощью языка тела.
«То, что мы называем генитальной (активной) любовью, имеет мало общего с генитальностью» (там же, 124). Человек может «довольно долгое время обходиться без генитального удовлетворения» (там же, 76), тогда как без первичной нежности он начинает чахнуть. С этой точки зрения «страстная любовь является скорее вто ричным феноменом, который наслаивается на архаичную нежную любовь» (там же, 123). Поэтому Балинт считает, что человека можно рассматривать как творение, которое даже в «зрелости» сохраняет детскую форму любви (там же, 125).
Генитальная, активная любовь основывается на слиянии совершенно разных эле ментов, а именно генитального удовлетворения и (первичной и активной) нежности»
(там же, 129). Это слияние Балинт называет «генитальной идентификацией». Она представляет собой напряженную работу, работу по завоеванию и приспособ лению одновременно и вознаграждается «высшим счастьем», возможностью перио дически на какое-то время регрессировать на ступень первичной любви, «взаимо проникающего слияния» (Baint 1968, 91) субъекта и объекта. В эти упоительные моменты «появляется надежное ощущение счастья, ощущение того, что теперь весь мир в порядке, что все индивидуальные потребности удовлетворены, все ин дивидуальные различия устранены, а у обоих партнеров существует только жела ние, в котором исчезает вся вселенная и они объединяются «в 'unio mystica' [мисти ческий союз (лат.). — Примечание переводчика]» (Baint 1965,127).
«Этот unio mystica, возобновление гармоничного скрещения человека с самыми важными для него частями внешнего мира, своими объектами любви, является це лью стремлений всего человечества... У взрослого человека имеется несколько других способов достижения этой конечной цели, но все они требуют больших талантов и дарований. К ним относится религиозный экстаз, высший момент художественно го творения и, наконец, —• по крайней мере у пациентов — определенные регрессив ные стадии во время аналитического лечения» (Baint 1968, 91). «Однако нельзя оставлять без внимания, что это высшее счастье (двух любящих людей) во многом является иллюзией», поскольку при регрессии на ступень первичной любви больше не существует проверки реальности. «Лишь благодаря этой (недостаточной) провер ке реальности индивиду позволено на короткое время» рассчитывать на полное со звучие, «гармоничное скрещение» со своим партнером. «Здоровый человек доста точно гибок, чтобы без страха переживать эту (глубочайшую) регрессию, в твердой уверенности, что он всегда сумеет из нее выйти» (Baint 1965,128).
В 1956 году в своей работе «Перверсии и генитальность» Балинт показывает, что перверсии представляют собой попытку избежать «двух основных требований» генитальной, активной любви, а именно 1) периодической регрессии на самую при митивную ступень объектных отношений в форме гетеросексуального генитального удовлетворения и 2) «генитальной идентификации», то есть работы завоевания и приспособления, которая должна осуществляться, чтобы превратить равнодуш ный объект в кооперативного генитального партнера.
«Извращенному человеку приходится избегать двух этих задач, поскольку его Я не достаточно сильно, чтобы выдержать с ними связанное напряжение; другими словами, оно недостаточно хорошо интегрировано, недостаточно хорошо обеспечивает контроль над различными формами страха, особенно над страхом кастрации» (там же, 158).
Но поскольку у извращенного человека, как и у любого другого взрослого, высо кое напряжение, вызванное предудовольствием, рано или поздно должно быть от ведено в конечном удовольствии с помощью генитального органа — как правило, это достигается «с помощью мастурбации, редко с помощью какой-либо другой фор мы коитуса» (там же, 156), — то это означает, «что все извращенные действия... пред ставляют собой только иллюзию, предназначенную для того, чтобы убедить весь мир и самого извращенного человека в том, что главной целью является удовлетворение частичного влечения и что генитальное конечное удовольствие ничего не значит» (там же, 154). Извращенный человек «использует, следовательно, с одной стороны, идеализацию, с другой — отрицание» (там же, 158), чтобы скрыть то, о чем он, в сущности, знает: «что без нормального полового акта никакая подлинная разрядка невозможна» (там же, 156).
В этом смысле все формы перверсий одинаковы, идет ли речь о гомосексуаль ности, о садизме и мазохизме, об удовлетворении парциальных влечений, таких, Как эксгибиционизм, вуайеризм и предпочтение других частей тела генитальной зоне, или о фетишизме, трансвестизме и клептомании.
Извращенные люди по-разному ведут себя в смысле «более или менее полного отказа от партнера... в этом направлении наибольшего добивается настоящий фети шист: ему человеческий объект вообще уже не нужен» (там же, 158).
«О ВКЛАДЕ АНАЛИТИКА В СОЗДАНИЕ И ПОДДЕРЖАНИЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ» (1965)
«...Но в конечном счете человек должен начать любить, чтобы не стать больным, и он становится больным, если из-за фрустрации любить не может « (Freud X, 151).
Под исцелением Балинт понимает создание и сохранение «условий», которые помогают человеку, «не способному любить из-за фрустрации», в рамках психоана литической ситуации найти доступ к «новому началу» и научиться без страха лю бить. Но прежде чем создать эти «условия», по мнению Балинта, необходимо ре шить целый ряд вопросов.
Какие ошибки или какие фрустрации со стороны окружения стали причиной того, что его пациенты оказались полностью неспособными любить или эта способ ность стала у них крайне ограниченной? Как помочь этим пациентам «освободиться от сложных, ригидных, угнетающих отношений к своим объектам любви и ненавис ти?» (Baint 1968, 165). Какой должна быть психоаналитическая ситуация, чтобы помочь этим пациентами совершить «доброкачественную регрессию», которая вы ливается в настоящее «новое начало» и «открывает новые пути для проявления люб ви и ненависти?» (там же, 160).
В 1930 году Балинт утверждал, что регрессия на раннюю стадию развития явля ется необходимой предпосылкой для «избавления от ставших жесткими форм реа гирования» (Baint 1965, 38) и тем самым для «нового начала» в психоаналитиче ском лечении.
В 1932 году в своей работе «Характероанализ и новое начало» (опубликована в 1939 году) Балинт говорит от том, что, по его мнению, заставляет пациентов, «ко торые уже давно не имеют симптомов», продолжать анализ: речь идет «об их бессо знательном зачастую желании уметь без страха любить, желании избавиться от стра ха перед полной самоотдачей» (там же, 165). Балинт пишет (в 1936 году он обсуждает этот вопрос подробнее), что в данном случае «речь идет о своеобразном страхе», а именно о «чрезмерном страхе возбуждения, даже о страхе удовлетворения и на слаждения» (там же, 166).
Согласно клиническому опыту Балинта, этот страх сексуального возбуждения всегда можно свести к ситуациям в детстве, когда взрослые «своими действиями вызывали у беззащитного ребенка сексуальное возбуждение, ощущения удовольст вия, до которых он пока еще не дорос». Это не обязательно должны быть «непосред ственные, сексуальные, генитально-чувственные» действия. «Также и так называе мые 'невинные ласки', как-то: поцелуи, объятия, поглаживания, раскачивание, самые разные игры, связанные с соскальзыванием и т.д., могут оказывать это пагубное воз действие». Однако сексуальная гиперстимуляция ребенка не порождается нежно стями как таковыми, а имеет свою причину в том, «что родители во многом изжива ют свою вытесненную сексуальность в детском воспитании. Сколько ее в нем изживается и какие парциальные влечения играют при этом главную роль, почти без исключения определяется бессознательным родителей и лишь в незначительной степени потребностью ребенка». Поскольку ребенку «конечное удовольствие пока еще не знакомо», он не способен «выносить такие большие количества сексуального возбуждения», у него нет даже возможностей его отвести.
Однако не только сексуальная гиперстимуляция, но и сексуальная гипостимуля-ция, то есть «намеренная холодность» или «спартанская строгость» родителей стано вятся причиной страха перед сексуальным возбуждением, поскольку «у этих детей нормальная потребность в нежности, тепле и т.д. уже значительно превышает меру возможного отвода либидо». Следовательно, в обоих случаях ошибка воспитания за ключается в «игнорировании специфических детских потребностей» (там же, 167). Если ребенок уже чисто биологически неспособен противостоять этим неправильным формам поведения воспитателей, то к этому, как правило, добавляется еще и психоло гический момент, который приводит к тому, что Ференци называет «языковой пута ницей между взрослыми и ребенком» (Ferenczi 1938, 511). То есть если ребенок реагирует сексуальным возбуждением на действия взрослых и проявляет «это возбу ждение в присущей ему сексуальной форме», то «почти без исключения он получает не только энергичный отпор, но и, кроме того, еще и продиктованную моральным возмущением резкую проповедь по поводу своей ужасной испорченности. И можно сказать: обычно эта проповедь является тем более резкой, чем более явными являются признаки сексуального (частично сознательного, частично бессознательного) воз буждения у читающего нотации взрослого. Ситуации, возникающие по этой схеме, описываются... почти в каждом анализе. Таким образом, дети, которые и без того уже обладают недостаточной способностью к отводу, ограничиваются еще более. Они вынуждены скрывать, более того, отрицать свое возбуждение. Совершенно есте ственно, что в этой ситуации возникает страх перед любым большим сексуальным воз буждением... ребенка непосредственно побркдают втайне заниматься самоудовлетво рением. Выть возбужденным другими людьми — равносильно опасности, а потому такая ситуация катсктирована страхом» (Baint 1965,167—168).
Как же помочь поистине «подозрительному» пациенту научиться в психоана литической ситуации «отдаваться любви, наслаждению без страха и 'простодушно', если такого опыта, возможно, у него не было с самого раннего детства?
Балинт считает: если пациент при переносе повторяет или отыгрывает свою трав матическую ситуацию, аналитик должен «справляться со своим контрпереносом», то есть не отвечать реакцией на действия пациента, чтобы в конечном счете суметь ему показать, «где, когда и какими средствами он защищается от самоотверженной любви или ненависти. Следовательно, в этот период работы, как правило, вначале происходит повторение, а затем воспоминание» (там же, 168). Однако с воспомина нием «почти никогда» не связано изменение в поведении пациента. Аналитик те перь должен «указать на то, что когда-то, возможно, бывшие рациональными фор мы поведения сегодня уже являются иррациональными; с того времени пациент вырос, сегодня он может вынести намного больше, чем раньше; но и реальная ситуа ция тоже является другой: тогда ему противостояли могущественные взрослые, ко торые с его помощью изживали свое бессознательное, сегодня он работает с анали тиком, который не пытается что-либо изживать.
Словом: сегодня он может сам определять меру возбуждения, которую может вынести. Самое важное то, что степень возбуждения, которую можно вынести, напряжения, фактически определяется самим пациентом» (там же, 169). Однако Для аналитика это означает не просто «пассивное ожидание» и «толкование», речь всегда идет о том, «чтобы подвергнуть пациента, разумеется, с его согласия, опреде ленному напряжению... Если форма и степень этого сознательно вызываемого напряжения, а также момент выбраны правильно», «обычно возникают вспышки сильного аффекта» и, «как правило, появляются ранее недоступные фрагменты вос поминаний... Однако это является лишь частью успеха. Столь же важны реакции, следующие в направлении, которое я называю новым началом», то есть «изменения в поведении, точнее, в либидинозной экономике пациента». Чтобы начать сначала, пациент должен отказаться от многих условий, которые, как он теперь знает, «в сущ ности, были нужны лишь для того, чтобы защитить его от самоотдачи, от этого слиш ком сильного для него возбуждения». Начать сначала — означает научиться любить по-новому, «простодушно, безусловно», как «могут любить лишь здоровые дети». И поведение пациента в фазах нового начала, естественно, всегда является детским. Например, Балинт рассказывает, как одна пациентка хотела, чтобы он «протянул ей палец, который она, словно грудной ребенок, обхватила всей рукой» (там же, 170). Поведение этой пациентки делает очевидным, что «ребенок в пациенте» отнюдь не направлен на самого себя, то есть не начинает любить аутоэротически. В работе 1934 года «Конечная цель психоаналитического лечения» (опубликована в 1935 году) Балинт отмечает, что «важной особенностью этих вновь начатых доставляющих удо вольствие действий» является то, что все они «без исключения направлены на объ ект» (там же, 195). Балинт пишет, что прошло какое-то время, прежде чем он обра тил внимание на этот факт, поскольку все явления, связанные с новым началом, «обнаруживают себя только в последней фазе лечения, и, к сожалению, нередко в силу практических соображений анализ приходилось прерывать еще до достиже ния этой фазы» (там же).
Понимание и признание «первоначальных», «примитивных объектных отноше ний» привело Балинта к выводу, «что все это неправильное развитие, которому мы даем общее название 'вытесненное', исходно определялось внешним воздействи ем. Это значит, что не бывает вытеснения без реальности, без объектных отноше ний». Балинт отмечает заслугу Ференци, который «в годы так называемого Эго-пси-хологического направления, исследования психических структур, неустанно подчеркивал важность внешних факторов» (там же, 198).
«Человек становится больным, потому что с самого детства окружающие люди относились к нему бездушно» (там же, 200). Он может стать здоровым лишь бла годаря чуткому и любящему окружению, то есть благодаря объектным отношени ям в рамках психоаналитической ситуации. «Самым важным... здесь является то, что аналитик замечает робкие, зачастую лишь едва обозначенные попытки нового начала объектных отношений и делает все для того, чтобы их не спугнуть»; он нико гда не забывает, «что зачатки объектного либидо... можно развить только тактичным, в подлинном смысле слова «обходительным» поведением объекта. Также и в даль нейшем к вновь начатым отношениям необходимо относиться бережно, чтобы они нашли путь к реальности, к активной любви» (там же).
«К сожалению, — продолжает Балинт, — не каждому удается прийти к решению о новом начале любви... Эти немногочисленные случаи, где все же удавалось добиться существенного улучшения, но не было полного исцеления, заставили меня увидеть гра ницы моего терапевтического умения. С помощью моей нынешней техники я могу лечить только таких людей, которые в ходе аналитической работы могут приобрести способность методом проб и ошибок заново начать любить. Сегодня мне пока еще не понятно, каким образом можно было бы помочь другим людям. Но я не считаю, что мы должны сложить оружие перед конституциональными факторами. Ференци всегда говорил: 'Пока пациент хочет продолжить лечение, надо искать путь, чтобы ему помочь'. Кто знаком с методом его работы, знает, что это не было для него пустой фра зой. Он испробовал очень многое; ему также удалось помочь многим людям, от кото рых отказывались как от безнадежных. Но, к сожалению, не всем Вновь подтвердила свою правоту старая пословица: Ars onga, vita brevis est. Обязанность ученика — про должить начатую работу мастера». И Балинт делает вывод: «..i бы хотел указать на то, что исследование отношений любви, которым в последние годы полностью пренебре гали, может во многом способствовать пониманию человеческой души и развитию наших терапевтических умений» (там же, 201; курсив мой. — M. X.).
Работы Балинта, посвященные «первичной» и «активной любви», «окнофилии» и «филобатизму», «терапевтическим аспектам регрессии» и отношениям между ана литиком и пациентом на «уровне базисного дефекта», появившиеся за время более чем тридцатилетней психоаналитической практики, служат убедительным свиде тельством того, что он оставался верен себе и своему учителю.
Психоаналитическая деятельность означает для Балинта активную любовь к объ екту, продолжающуюся всю жизнь работу по завоеванию и приспособлению, чтобы понять условия, необходимые для создания и сохранения психоаналитической си туации. Исцеление означает для Балинта исследование, а исследование — исцеле ние, то и другое должны проникать друг в друга в психоаналитической ситуации.
Установив, что «искалеченная способность к любви» многих его пациентов, их неспособность выносить большое напряжение, слабость их Я обусловлены без душным воспитанием в раннем детстве, и узнав на собственном опыте, что этим пациентам можно помочь только в том случае, если в ходе аналитической работы удается «методом проб и ошибок начать заново любить», и сделав важное открытие, что это новое начало всегда направлено на объект, то есть возникает в рамках объ ектных отношений, в 1938 году в своей работе «Сила Я, педагогика Я и 'научение'» (опубликована в 1939 году) Балинт задался вопросом, что представляет собой воспи тание в рамках психоаналитической ситуации. Поскольку пациент должен научить ся любить, то есть выносить большое напряжение в своем Я, и, следовательно, раз вить сильное, устойчивое к перегрузкам Я, то это означает — раз он находится в фазах нового начала на ступени первичной любви, — что его первичный объект, аналитик, должен научить его любить, то есть методами воспитания развить у него более сильное Я.
Однако Балинт категорически утверждал, что эту «педагогику Я», «являющуюся имманентной составной частью анализа», следует строго отличать от «педагогики Сверх-Я», которая означает «увещевание, руководство, морализирование и прежде всего оценивание». «Психоаналитическое лечение, несомненно, осуществляется не благодаря, а вопреки Сверх-Я, оно стремится сделать то, что стало ригидным, вновь эластичным, превратить автоматический 'категорический императив' Сверх-Я в реа листичные суждения и действия Я, совершаемые по свободному выбору» (Baint 1965, 212). «Обучение, — подчеркивает Балинт, — означает, следовательно, не толь ко интроекцию приказов и дальнейшее формирование и укрепление Сверх-Я; на против, 'обучение' означает 'обретение опыта' в первоначальном смысле, то есть обо гащение и развитие Я, стало быть, именно то, что уже с давних пор считалось настоящей целью психоаналитического лечения. Осознание бессознательного явля ется лишь одним из аспектов аналитической терапии, другим аспектом является усиление Я». И это усиление Я, «то есть обучение переносить то, что прежде было вытеснено, строгое соблюдение правил аналитической ситуации, постоянный акцент на полной открытости, приучение к анализу, 'обучение', то есть 'узнавание' новых взаимосвязей и т.д. в любом случае являются общими элементами аналитической терапии, не зависящими от индивидуальной предыстории, формы болезни и т. д.» (там же, 211—212). Однако то, в какой мере аналитик должен заниматься «педаго гикой Я», то есть воспитывать у своих пациентов более сильное Я, при разных фор мах болезни различается. При неврозе навязчивости и меланхолии, которые харак теризуются «высокой степенью интроекции» и лишь «слабо катектированными объектными отношениями», аналитик «гораздо реже сталкивается с задачей... за ниматься, помимо прочего, усилением Я», тогда как при истерии или ипохондрии, а также в случае сексуальных расстройств и неврозов характера, при которых гос подствуют «сильно катектированные объектные отношения», такая работа необхо дима «почти всегда» (там же, 210; 228).
В 1968 году в своей книге «Терапевтические аспекты регрессии. Теория базис ного дефекта» Балинт указывает на то, что, хотя существует согласие в том, «что аналитическая терапия, как правило, должна быть нацелена на усиление Я па циента», однако «представление о характере этого усиления и о техниках, позво ляющих его достичь, по-прежнему остаются весьма неопределенными». Все, что мы знаем, можно, пожалуй, сформулировать следующим образом: «Должна быть усиле на та часть Я, которая находится в ближайшем контакте с Оно, то есть та часть, кото рая способна испытывать удовольствие от удовлетворения влечений, выдерживать значительное увеличение напряжения, способна к проявлению заботы и внимания, может выдерживать и переносить неудовлетворенные влечения-желания и нена висть, проверять и учитывать внутреннюю и внешнюю реальность. И наоборот, нет никакой необходимости в укреплении той части Я, которая не может и не смеет наслаждаться интенсивным удовлетворением влечений, которая должна защищать себя от любого увеличения эмоционального напряжения посредством отрицания, торможения, обращения в противоположность или создания реактивных образова ний, то есть ту часть, которая приспосабливается к внешней реальности и к требова ниям Сверх-Я за счет внутренней реальности; ее власть, скорее, следует ограничи вать. Вопрос о том, являются ли усиление Я и... трансформация Сверх-Я лишь двумя сторонами одного и того же процесса или же это два более или менее самостоятель ных процесса, до сих пор не был ни четко сформулирован, ни должным образом проработан» (Baint 1968,13). В любом случае на процессы изменения Я и Сверх-Я «нельзя повлиять никаким другим способом, кроме как через перенос, то есть по средством объектных отношений». То, каким образом это происходит, «как уда ется проникнуть в столь глубокие психические слои и произвести там фундамен тальные изменения... и какого рода объектные отношения для этого необходимы или насколько они должны быть сильны, чтобы осуществить эту задачу, также не нашло должного отражения в нашей литературе» (там же, 14—15).
Еще в 1932,1934,1935 и 1937 годах Балинт подробно описывал, что «ребенок в пациенте» может приобретать опыт и развиваться только в «преисполненных лю бовью объектных отношениях», в ситуации первичной любви, но то, при каких ус ловиях человек может заново родиться в рамках психоаналитической ситуации и какую среду должен создать аналитик, чтобы этот человек сумел развить свою «ис тинную Самость», познать непрерывность себя самого и в присущей только ему фор ме и в своем собственном темпе приобрести личную психическую реальность и собственную схему тела», как позднее это сформулировал Винникотт (Winnicott 1971, нем. изд., XXXVII), — все это стало понятным для Балинта только в процессе более чем тридцатилетней совместной работы с пациентами, означавшей одновре менно исследование и лечение.
В предыдущих своих рассуждениях я попыталась показать, какие открытия в этот период удалось сделать Балинту при исследовании межчеловеческих отноше ний, какие он выявил скрытые доселе факты, каким образом по мере углубления своего понимания самых ранних стадий развития отношений между двумя людь ми менялись его представления о «первичной любви», каким образом в этой связи он разграничил две другие «первичные формы любви», «окнофилию» и «филоба-тизм», с одной стороны, и «первичную любовь» — с другой; я попыталась показать, что Балинт понимал под «уровнем базисного нарушения», а также «доброкачествен ной» и «злокачественной регрессией» и что, по его мнению, означает «активная любовь», до которой должны дорасти пациенты, впервые научившись любить, слов но дети.
Вслед за этим я попыталась в общих чертах описать наиболее важный вклад Балинта в технику психоанализа, при этом под техникой понимается поведение
аналитика в психоаналитической ситуации; психоаналитик сам является техниче ским инструментом, который он должен стремиться совершенствовать на протя жение всей своей жизни.
Поскольку в своем описании «начала и нового начала» я уже упоминала важные разделы из книги Балинта «Терапевтические аспекты регрессии. Теория базисного дефекта», я бы хотела в заключение остановиться лишь на одной из тех идей Балин та, что содержатся в этой книге, а именно на том, что он понимает под «пропастью» между аналитиком и регрессировавшим пациентом, то есть «ребенком в пациенте», и каким образом, по его мнению, аналитик должен себя вести, чтобы эту пропасть преодолеть.
Если в психоаналитической ситуации аналитик допускает не только вербаль ные сообщения пациента, но и другие, то это неизбежно ведет к регрессии, поскольку язык тела всегда является более детской, более примитивной формой общения, чем более зрелая форма языка взрослых. Насколько далеко заходит эта регрессия, зависит от реакций аналитика, они определяют развивающуюся «ат мосферу» лечения. Хотя «под воздействием психоанализа регрессируют все без ис ключения пациенты, то есть они становятся, словно дети, и переживают сильные примитивные чувства, которые направляются на аналитика; все это, разумеется, относится к так называемому переносу» (там же, 104), но выйдет ли регрессия за эдипов уровень и распространится ли на уровень базисного дефекта, зависит не только от пациента, но и от аналитика, ибо регрессия «одновременно является интрапсихическим и интерперсональным феноменом, причем для аналитической терапии регрессировавших состояний интерперсональная сторона является более важной» (там же, 193).
При глубокой регрессии слова «перестают служить общим средством понима ния между пациентом и врачом; интерпретации приобретают для пациентов ка чество переживания либо враждебности и агрессии, либо симпатии. Вместе с тем пациент начинает слишком много узнавать о своем аналитике; очень часто бывает так, что он скорее ощущает настроение аналитика, чем свое собственное» (там же, 104). Кроме того, «пациент, похоже, не способен понять, чего от него ждут, напри мер, соблюдения 'основного правила'; в таком случае становится также практиче ски бессмысленным напоминать ему о проблемах, которые побудили его обратить ся за помощью к аналитику, ибо теперь его исключительно интересуют отношения с ним, исполнения желаний и фрустрации, которые они сулят принести или кото рых он опасается. Создается впечатление, что ему все равно, будет ли продолжена аналитическая работа. Когда приходит понимание того, что этот вид переноса, по глотившего почти все либидо пациента, имеет структуру исключительно двухсто ронних отношений — в отличие от 'нормальных' эдиповых отношений, которые, безусловно, являются трехсторонними отношениями, — то тогда, если не появит ся некоторых других признаков, можно поставить диагноз, что пациент достиг области 'базисного дефекта'» (там же, 108). Базисный дефект, как уже отмеча лось в другом месте, является «не конфликтом... а недостатком в базисной структу ре личности, дефектом или шрамом» (там же) и его можно свести к «недостатку приспособления друг к другу' ребенка и тех людей... из которых состоит его окру жение» (там же, 33).
Пропасть, «разделяющая взрослого аналитика и 'ребенка в пациенте', который находится на возрастной ступени базисного дефекта — а именно в возрасте самого маленького ребенка, еще не умеющего говорить, во всяком случае на языке взрос лых», — должна «быть преодолена, чтобы терапевтическая работа не застопорилась». Однако нужно отдавать себе отчет в том, что «ребенок в пациенте» «не способен достичь этого своими силами» (там же, 110).
Балинт считает, что «опасностям, которые подстерегают аналитика, пытающе гося навести мосты через пропасть, разделяющую терапевта и регрессировавшего пациента, особенно когда его регрессия достигает уровня базисного дефекта, а также тому, что все эти опасности вызываются его, аналитика, реакциями на явления, от носящиеся к этой области... в литературе на данную тему достаточного внимания не уделялось» (там же, 111).
Одна из опасностей заключается в том, что «ожидания (пациента) от аналитика превосходят всякие меры человеческих возможностей» (там же, 105). Все счастье или несчастье пациента зависит в этот период от реакций аналитика. Если аналитик осознает, что базисный дефект пациента был вызван недостатком «приспособления друг к другу» между матерью и ребенком, то становится вполне понятным, что «гар моничное скрещение» между аналитиком и пациентом вызывает у пациента неопи суемое счастье, которое Балинт описывает как «чувство тихого, спокойного благопо лучия», тогда как любой диссонанс повергает воображающего себя оставленным «ребенка» в глубокое отчаяние. Однако даже самый чуткий аналитик постоянно не правильно истолковывается своим пациентом, и, кроме того, желание пациента не рушимой гармонии между субъектом и объектом хотя и является понятным на ос нове его детской проверки реальности, оказывается невыполнимым.
В 1949 году Балинт отмечает, что любые отношения между аналитиком и паци ентом являются либидинозными, то есть «либидинозным является не только отно шение пациента к своему аналитику, которое мы со времен Фрейда... называем пере носом... точно таким же либидинозным является отношение аналитика к пациенту, как бы мы его ни называли: 'контрпереносом', или 'корректным аналитическим по ведением', или 'вхождением в перенос', или 'объективным, дружеским пониманием и хорошо обоснованной интерпретацией'» (Baint 1965, 231). Однако на уровне базисного дефекта или, другими словами, в рамках первичных объектных отно шений — здесь имеется в виду стадия окнофилии и филобатизма, которые в конеч ном счете переходят в первичную объектную любовь, — развивающиеся у «ребенка в пациенте» любовь при переносе, которая означает, что аналитик становится для пациента всем, не может получить такой же ответ со стороны даже самого дружелюбного аналитика. Аналитики, которые не могут признать эту реальность и вследствие развивающегося у них чувства вины делают слишком много хорошего и пытаются в этой фазе удовлетворить весьма высокие требования, легко подверга ются опасности вызвать у своих пациентов «спираль зависимости» (Baint 1934,1937, 1952, 1968), способную привести к злокачественной регрессии. Балинт считает, что «техническая проблема заключается в том, как предложить пациенту 'нечто', что может служить в качестве первичного объекта или, по меньшей мере, его прием лемой замены — другими словами, чего-то, на что он может спроецировать свою первичную любовь. Должен ли этим 'нечто' быть а) сам аналитик, (аналитик, кото рый пытается 'управлять' регрессией) или б) терапевтическая ситуация? Это вопрос о том, кто или что является более пригодным, чтобы создать ту гармонию с пациен том и чтобы возникало как можно меньше столкновения интересов между ним и его нынешним достижимым объектом. Если рассматривать в целом, то, пожалуй, будет лучше, если пациент сможет принять в качестве такой замены терапевтиче скую ситуацию, а именно по той причине, что в результате уменьшится риск, что аналитик станет не только крайне важным, но и всеведущим и всемогущим объ ектом для пациента.
Это предложение себя в качестве 'первичного объекта', разумеется, не равнознач но предоставлению первичной любви; также и любящая своего ребенка мать не дает ему первичной любви; скорее, она ведет себя, как первичный объект, то есть она по зволяет катектировать себя первичной любовью в качестве первичного объекта.
Это различие между предоставлением первичной любви и позволением катектиро-вать себя первичной любовью, пожалуй, имеет фундаментальное значение для на шего метода, причем не только для метода работы с регрессировавшими пациента ми, но и в некоторых сложных терапевтических ситуациях» (Baint 1968,217—218).
Первичный объект или первичная субстанция (например, вода или воздух) яв ляется неназойливым; он не навязывается и не настаивает, он просто находится здесь и обеспечивает «гармоничное скрещение», взаимное смешение, он неразрушим, и хотя он жизненно важен, не требует к себе внимания, не требует, чтобы о нем заботились. «Предоставление подобного рода объекта или окружения, — утвер ждает Балинт, — несомненно, является важной частью терапевтической задачи. Тем не менее, разумеется, это лишь часть, а не вся задача. Наряду с 'признающим потребность' и, возможно, даже 'удовлетворяющим потребность' объектом анали тик должен быть также 'понимающим потребность' объектом, который, кроме того, должен суметь донести это понимание до пациента» (там же, 219).
«Самое большое желание любого пациента заключается в том, чтобы быть поня тым» (там же, 113). И пока аналитик и пациент находятся на эдиповом уровне, то есть на уровне языка взрослых, следует предположить, что аналитику нетрудно будет понять своего пациента. Однако так просто не бывает, «особенно это относит ся к эмоционально окрашенным сообщениям». Балинт считает, что «эта сложность связана с 'аурой ассоциаций', которой окружено каждое слово и которая... различа ется в зависимости от меняющихся человеческих отношений» (там же, 112).
Но, «к сожалению или к счастью, в свободных ассоциациях значение имеют не только слова, но и прежде всего весь пучок ассоциаыций» (там же, 116). Однако возникающие в результате этого недоразумения могут быть сразу устранены при обоюдной доброй воле. Настоящие технические проблемы возникают тогда, «когда работа с пациентом достигает уровня базисного дефекта. В этой области невер бальные сообщения пациента так же важны, как его вербальные ассоциации, как бы мы их ни называли: 'поведением', 'отыгрыванием', 'повторением' или 'созданием ат мосферы'. Поскольку все эти 'сообщения' являются невербальными», аналитик «дол жен перевести пациенту его примитивное поведение на общепринятый язык взрос лых, позволив ему таким образом понять значение его поведения. Как правило, аналитик должен выступать не только в качестве переводчика, но и в качестве ин форматора» (там же, 117).
Балинт пишет, что в этой ситуации роль аналитика «напоминает роль путешест венника, попавшего в первобытное племя, язык которого он никогда не изучал, обы чаи которого никогда не наблюдал или же они еще никем не были объективно опи саны». При «переводе смысла наблюдаемых явлений на язык взрослых... аналитики ведут себя... в целом... как... матери... Они говорят на своем собственном языке, кото рый идентичен их родному языку, поскольку этот язык они выучили в своем анали тическом детстве. Помимо роли информатора и переводчика, они берут на себя так же роль учителя, и вследствие этого их пациенты неизбежно обучаются одному из различных диалектов, относящихся к языку их аналитика» (там же, 118—119).
Здесь, как уже отмечалось, существует два уровня понимания, вербальная ком муникация и невербальная коммуникация, или язык тела.
Одна группа аналитиков говорит на «классическом» языке, который восходит к Фрейду, то есть они совершенно намеренно ограничиваются вербальной комму никацией. Это сразу исключает регрессию на уровень базисного дефекта и, следо вательно, предполагает определенный отбор пациентов. Аналитики, испытавшие На себе влияние идей Мелани Кляйн и ее школы, «хотя и осознают полностью огромную дистанцию, отделяющую ребенка в пациенте от взрослого, считают, одна ко, что для ее преодоления достаточно обычного языка взрослых» (там же, 126).
Опасность, связанную с «последовательной техникой интерпретации» этих анали тиков, «пожалуй, можно лучше всего описать выражением 'интропрессия Сверх-Я', термином... который ввел Ференци. В случае вышеуказанной техники аналитик не изменно предстает перед пациентом в качестве мудрой, непоколебимо прочной фигуры. Соответственно, у пациента создается впечатление, что аналитик не только все понимает, но и располагает непогрешимым, единственно корректным средст вом языка, которым он может выразить все: переживания, аффекты, фантазии и т. д. Преодолев затем очень сильное чувство ненависти и амбивалентность», которые, по мнению Балинта, «в основном частью порождаются последовательным примене нием этой техники, пациент обучается говорить на языке аналитика и интроециру-ет его идеализированный образ» (там же, 130), — результат, возникающий обычно в том случае, когда «угнетающее неравенство между окнофилическим субъектом и его самым важным объектом» нельзя преодолеть другим способом.
«Третья группа аналитиков, отнюдь не так хорошо организованная, как две предыдущие, и рассеянная по всему аналитическому миру» (там же, 133) — наи более выдающимся ее представителем, пожалуй, является Винникотт, — готова, как и Балинт, допускать невербальную коммуникацию между «ребенком в пациен те» и его аналитиком, то есть готова к «терапевтическому обращению» (Loch 1966, 898) с регрессировавшим пациентом в рамках психоаналитической ситуации.
В рамках данной работы у нас нет возможности рассмотреть сходство и разли чие между теорией и техникой Винникотта и Балинта с точки зрения взаимодейст вия с регрессировавшим пациентом. Я бы хотела отметить лишь следующие момен ты. Оба аналитика считают, что «базисный дефект», или «неспособность», пациента объясняется его фрустрацией окружением в раннем возрасте и что «нового начала» у пациента или открытия и развития его «истинной Самости» можно достичь лишь после фазы глубокой регрессии как минимум до стадии развития в раннем детстве, когда возникло «базисный дефект» или сформировалась «ложная Самость», и что эти процессы могут осуществляться лишь в рамках психоаналитической си туации, которая создается и поддерживается аналитиком. Они также считают, что «терапевтическое обращение» —? Винникотт называет его «управлением» — и интерпретационная работа дополняют и подкрепляют друг друга и что может воз никнуть необходимость отказаться от интерпретаций и делать лишь то, в чем нуж дается пациент.
Однако что касается «терапевтического обращения» с пациентами, то есть того, что и как делать, их пути во многом расходятся. Весьма упрощенно можно, пожалуй, сказать, что Винникотт склоняется, скорее, к окнофилической, а Балинт — к филоба-тической технике. Балинт пишет: «Создается впечатление, что 'техника управления регрессией' (третьей группы аналитиков) вызывает у пациента столько же ненавис ти и агрессии, но, пожалуй, несколько меньшую интроекцию и идентификацию с идеализированным аналитиком» (Baint 1968, 140), чем «техника последователь ной интерпретации» Мелани Кляйн и ее школы.
В 1947 году Винникотт сам указывал на ненависть, развивающуюся при перено се и контрпереносе; он писал: «Ненависть, оправданная в нынешней ситуации, долж на отсортировываться, храниться и в случае необходимости интерпретироваться» (Winnicott 1971, нем. изд., XXII).
Балинт показывает, что язык аналитика является важным компонентом его тех ники, что форма общения между аналитиком и пациентом может вести к совер шенно различным терапевтическим результатам. Это относится как к вербальной, так и к невербальной коммуникации. Однако он воздерживается от каких-либо оце нок, связанных с терапевтической эффективностью различных языков, или техник, трех перечисленных групп аналитиков. Балинт предпочитает описывать свои собственные техники обращения с регрессировавшими пациентами, при этом он указывает на то, что при описании отношений между аналитиком и «ребенком в пациенте» возникают две сложности. Когда отношения между двумя кооперирующимися парт нерами, то есть когда основанные на взаимности отношения двух людей описыва ются «в духе и в терминах психологии одного человека», это «неизбежно вносит пу таницу», здесь необходима новая «терминология, относящаяся к психологии двух людей». Кроме того, явления, относящиеся к сфере примитивных отношений, воз никающих, как правило, в фазе невербального развития, не пригодны для описания словами (Baint 1968,199).
То, что любой аналитик говорит на своем собственном языке, относится, разуме ется, и к невербальной коммуникации, и то, как аналитик выражает себя невербаль но, в значительной мере способствует созданию и поддержанию психоаналитиче ской ситуации на уровне базисного дефекта и преодолению пропасти между первичным объектом, который очень легко может показаться всезнающим и всемо гущим, и его по-детски беспомощным субъектом. Вольфганг Лох пишет: «Когда... ана литику и пациенту удается терапевтическая регрессия на (невербальный) уровень коммуникации, то тогда терапевтическое обращение между ними приобретает не обычайно важную функцию» (Loch 1966, 898).
Вероятно, ни в одной другой фазе дальнейшее развитие пациента не зависит в такой степени от поведения аналитика, как в фазе регрессии на уровень базисного дефекта, или в фазе первичной любви. Здесь решается, создаст ли аналитик ребенка по своему подобию или же пациент обретет самого себя, разовьет «истинную Са мость». Разумеется, даже при тщательном контроле над своим контрпереносом ана литик не сможет воспрепятствовать более или менее выраженной интропрессии Я, ибо в этой фазе развития, когда происходит реструктуризация Я, «ребенок в паци енте» нацелен на то, чтобы учиться у своего первичного объекта, однако чем мень ше аналитик предъявляет себя в качестве всеведущего и всемогущего объекта, тем большее мужество будет проявлять «ребенок в пациенте», пытаясь найти собст венные пути и развиваясь в самостоятельного человека.
Продолжительность состояния регрессии на уровень базисного дефекта «может иногда составлять лишь несколько минут, но может распространяться и на несколь ко (аналитических) сеансов» (Baint 1968, 214).
Задача аналитика в этот период заключается в том, чтобы «создать окружение, климат, в котором он и его пациент сумеют выдержать регрессию во взаимном пе реживании. Это важно потому, что в таком состоянии любое внешнее давление уси ливает и без того достаточно выраженную тенденцию пациента создавать неравно-Ценные отношения между собой и своими объектами, распространяя тем самым свою склонность к регрессии на необозримое время» (там же, 215).
Понимать пациента — означает одновременно понимать его без слов и без слов выражать это понимание, просто быть рядом, но таким образом, чтобы пациент ошущал принятие и поддержку. «Пациент должен чувствовать не только то, что ана литик находится рядом, но и то, что он занимает верную дистанцию, — утверждает Балинт, — эта дистанция не должна быть настолько большой, чтобы пациент ощущал себя потерянным и брошенным, но и не должна быть настолько близкой, чтобы он чувствовал себя стесненным и несвободным; то есть это должна быть Дистанция, соответствующая нынешней потребности пациента. Следовательно, если говорить в целом, аналитик должен знать, каковы потребности пациента, поче му они именно такие и почему они флуктуируют и изменяются» (там же, 217).
Балинт иллюстрирует вышесказанное примером пациента, который к тому вре мени уже два года проходил у него лечение. «С момента начала сеанса пациент более Получаса хранил молчание; аналитик принимал его молчание, представлял себе, что может происходить с пациентом, ждал и не предпринимал каких-либо попыток вмешательства; при этом он не испытывал дискомфорта или необходимости пред принимать какие-либо действия. Я должен добавить, — пишет Балинт, — что паузы в этом лечении не раз возникали и раньше, поэтому и пациент, и аналитик научи лись с ними справляться. В конце концов, разрыдавшись, пациент прервал молча ние; вскоре после этого он уже мог разговаривать. Он сказал, что наконец-то ему удалось установить контакт с самим собой; с детства он никогда не оставался один, всегда находился кто-либо рядом, указывавший, что ему делать. Некоторое время спустя, на другом сеансе, он рассказал, что во время молчаливой паузы ему приходи ли в голову всевозможные ассоциации, но он отвергал их как досадные помехи». Разумеется, можно было бы дать целый ряд верных интерпретаций этого молчания, однако они нарушили бы молчание «и пациент в таком случае не установил бы 'кон такта с самим собой'... во всяком случае в этой ситуации». Кроме того, любая «даже самая правильная интерпретация... неизбежно усилила бы навязчивое повторение, ибо когда опять оказался бы кто-то рядом, который бы ему сказал, что он должен чувствовать, думать, делать».
Учитывая, что это событие произошло «исключительно в ситуации отношений между двумя людьми», следует отдавать себе отчет в том, что аналитик, «найдя вер ный ответ на молчание пациента, рисковал... пробудить у него ожидания, что так будет всегда, которые могли привести к возникновению злокачественной зависимо сти. Он также избежал опасности предстать перед пациентом в роли мудрого и мо гущественного аналитика, способного читать невысказанные мысли пациента и пра вильно на них реагировать, то есть опасности показаться всемогущим» (там же, 215—216). Всеведущий и всемогущий аналитик никогда не сможет преодолеть про пасть между собой и «ребенком в пациенте», то есть сформировать отношения, ко торые делают возможным взаимодействие между объектом и субъектом. Поэтому Балинт «пытался создать отношения, в которых никто из них... не был всемогущим, каждый признавал свои границы, надеясь, что таким образом удастся наладить плодотворное сотрудничество между двумя людьми, в сущности не различающи мися по своему значению, весу и силе» (там же, 208).
Предварительным условием описанных Балинтом отношений между аналити ком и пациентом на уровне базисного дефекта является то, что аналитик не отверга ет инфантильного невротика, а проявляет «уважение к 'отыгрыванию' пациента в ходе анализа... и терпимость» (там же, 220). Помимо прочего, это означает, что «аналитик должен искренне принимать все жалобы и упреки... регрессировав шего пациента... как реальные и обоснованные и предоставлять пациенту достаточ но времени, чтобы тот превратил свои бурные обвинения в сожаления... Чувства со жаления или печаль, о которых я здесь говорю... свидетельствуют о наличии дефекта или нарушения в самом пациенте, которое бросает тень на всю его жизнь и неблаго приятные последствия которого никогда нельзя компенсировать полностью. Навер ное, вред можно устранить, но навсегда останется шрам, то есть всегда будут видны некоторые его последствия».
Этот период печали может, «к сожалению, продолжаться у некоторых пациен тов очень долго... и хотя этот процесс нельзя ускорить, самое важное заключается в том, что аналитик присутствует при нем как свидетель. Поскольку этот процесс относится к области базисного дефекта, пройти его самому, по-видимому, невозмож но; это можно сделать только в рамках отношений между двумя людьми, например в аналитической ситуации». Только после этого периода печали пациент становится «способным по-новому оценивать свою позицию в отношении к своим объектам и проверить, может ли он все-таки принимать зачастую малопривлекательный и рав нодушный мир вокруг себя» (там же, 200—202).
Терапевтическая установка аналитика на уровне базисного дефекта «мало чем отличается в своих отдельных чертах от позиции, которую он занимает при работе с пациентом на эдиповом уровне, и даже темы, которые прорабатываются, обычно одни и те же. Различие заключается, скорее, в атмосфере, настроении, и оно касается как пациента, так и аналитика. Аналитик не стремится к немедленному и полному 'пониманию', к тому, чтобы 'организовывать' и изменять все нежелательное с помо щью корректных интерпретаций; скорее, он более терпим к страданиям пациента и способен с ними мириться, то есть он может признаться в своей неспособности, вместо того, чтобы судорожно стремиться 'проанализировать' страдания и доказать свое терапевтическое всемогущество. Вместе с тем он не поддается и другому иску шению — 'управлять' жизнью регрессировавшего пациента, проявляя полное сочув ствие... ибо это было бы точно такой же реакцией всемогущества. Он не стремится также создать у своего пациента 'корректирующие эмоциональные переживания', как бы это стал делать клиницист при лечении состояния недостаточности — третья форма реакции всемогущества. Напротив, если аналитик ощущает малейшую склон ность отреагировать на регрессировавшего пациента реакциями всемогущества, то он может поставить надежный диагноз, что работа достигла области базисного дефекта. Я бы хотел самым настоятельным образом подчеркнуть, — пишет Ба линт, — что любая подобная склонность аналитика должна расцениваться как сим птом болезни пациента, и ей ни в коем случае нельзя поддаваться», и добавляет: «Впрочем, это легче сказать, чем сделать» (там же, 222—223).
Если «ребенок в пациенте» еще раз переживает на уровне базисного дефекта перенесенные в раннем детстве травмы, прежде чем в период печали он подготовил этим страданиям и искалеченной базисным дефектом части своего Я «почетные похороны» (Baint 1965, 253), то становится вполне понятным, почему аналитик ис пытывает искушение облегчить боль своего пациента. Как уже отмечалось, все, что аналитик может здесь сделать,— это признать печаль своего пациента правомер ной и предоставить ему время и окружение, в котором можно было залечить его раны. Если аналитик пытается терапевтически вмешаться, давая любовь и заботу, стремясь изменить жизненные условия пациента, то он рискует стать необходимым и незаме нимым объектом для пациента, то есть рискует взрастить зависимого ребенка, кото рый вообще не пытается приобрести во внешнем мире с помощью работы завоевания хороших объектов или даже партнера. Подобные отношения между аналитиком и пациентом всегда таят в себе опасность закончиться трагически, поскольку неиз бежное расставание пациента и аналитика непременно вызовет у пациента, не нау чившегося переносить свои чувства к аналитику на реальные внешние объекты, то есть не совершившего необходимых шагов в направлении сепарации в рамках психоана литической терапии, чувство того, что его снова покинули и бросили в беде.
Если аналитику удается не увлечься эмоционально своим «ребенком в пациен те», не вмешиваться, то это не означает, что он не дает своему пациенту удовлетворе ния. Необходимо иметь в виду, что для человека, который никогда не переживал открытых для любви объектных отношений, никогда не чувствовал себя принятым, это означает —? обрести в своем аналитике человека, который ему рад, который дня ми, неделями, месяцами, годами готов участвовать в его жизни. Это означает — об рести окружение, в котором существует определенное равенство и своего рода дру жеское спокойствие, в котором постепенно становится видимым то, чего нельзя было разглядеть раньше, а безнадежная тьма отчаяния постепенно рассеивается светом Надежды. «Целебную силу объектных отношений» нельзя до конца выразить слова ми, кроме того, как утверждает Балинт, «в случае объектных отношений мы нахо димся на относительно зыбкой почве, поскольку психоаналитическая теория знает о них не так много» (Baint 1968,193).
Однако, пожалуй, можно сказать: поскольку человек способен узнавать себя толь ко посредством других, а самопознание субъекта, стало быть, зависит от позна ния его объектом, то регрессия «с целью быть познанным» зависит от совершенно определенной формы объектных отношений, которую пациент не пережил в своем детстве.
Если исходить из того, что базисный дефект пациента, его неспособность пони мать и признавать себя, объясняется недостатком «приспособления друг к другу» субъекта и объекта, то из этого можно сделать вывод о том, что обретение себя паци ентом в рамках психоаналитической ситуации обусловлено «приспособлением друг к другу» аналитика и пациента. Соответственно, «целебная сила объектных отно шений» означает, что аналитик стремится понять своего пациента и передать ему это знание таким образом, чтобы пациент мог познать себя; другими словами, это оз начает, что создаются отношения, способствующие самопознанию пациента и, воз можно, также углублению до известной степени знания о себе аналитика. А посколь ку аналитик не может понять другого, если к нему равнодушен, если не готов его принять, то Балинт по праву говорит о «преисполненных любовью объектных отношениях», о первичной любви между пациентом и аналитиком.
ПРИМЕЧАНИЯ
' Микаэл Балинт родился 3 декабря 1896 года в Будапеште в семье практикующего врача.
В 1914—1920 годах изучал медицину в Буда пеште.
В 1920 году стал доктором медицины.
В 1921 году Балинт и его жена Алиса начина ют обучаться психоанализу у доктора Ганса За-хса в Берлине.
В 1922 году Балинт приступает к своей дея тельности в качестве психоаналитика.
В 1923—1924 годах изучает биохимию, фило софию и сравнительную лингвистику в Берлине.
В 1924 году становится доктором философии. Балинт и его жена Алиса переезжают к Шан дору ференци в Будапешт и завершают у него свое психоаналитическое обучение.
В 1926 году Балинт становится членом Вен герского психоаналитического объединения.
В 1927 году начинает проводить в Будапеште психоаналитические семинары для практикую щих врачей.
В 1935—1939 годах занимает пост директора Будапештского психоаналитического института.
В 1936 году получает Венгерский государ ственный диплом по клинической медицине и психоневрологии.
В 1939 году Микаэл и Алиса Балинты вместе со своим сыном эмигрировали в Манчестер (Англия), где Алиса Балинт умерла спустя не сколько месяцев.
В 1944 году Балинт становится лицензиатом Королевского колледжа врачей и Королевского колледжа хирургов в Эдинбурге и получает до пуск к практической работе в Великобритании.
В 1945 году благодаря работе «Индивидуаль ные различия поведения в раннем младенчест ве и объективный метод их регистрации» полу чает степень магистра психологии.
В 1950—1953 годах Балинт является научным секретарем Британского психоаналитического общества, кроме того, с 1950 года работает кон сультантом-психиатром в Тэвистокской клини ке в Лондоне.
В 1955 году становится президентом меди цинского отделения Британского общества пси хологов.
В 1956 году Балинт вместе со своей женой Энид начинает проводить Лондонские учебные семинары, так называемые «балинтовские груп пы» для врачей, консультантов и социальных ра ботников.
В 1957 году становится профессором психи атрии в Колледже медицины при университе те Цинциннати (США).
В 1966 году руководит учебными семинарами отделения психиатрической медицины при уни верситетской клинике в Лондоне.
В 1968 году Балинт избран президентом Бри танского психоаналитического общества.
31 декабря 1970 года Микаэл Балинт умира ет от сердечного приступа.
2 Единственной за последние годы работой на немецком языке, в которой Балинт часто ци тируется, является книга Аннемари Дюрссен «Аналитическая психотерапия: Теория, практи ка, результаты» (Dьhrssen, А.,: Anaytische Psy chotherapie in Theorie, Praxis und Ergebnissen. Gцttingen: Vandenhoeck & Ruprecht 1972)
ПУБЛИКАЦИИ МИКАЭЛА БАЛИНТА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1930: Psychosexuee Paraeen zum biogene tischen Grundgesetz. Впервые опубликовано в: Imago, 18, 1932, 14. Также в: Baint, 1965
1932: Charakteranayse und Neubeginn. Впервые опубликовано в: Int.J. Psycho-Ana., 20, 1939, 54! Также в: Baint, 1965
1933 a: Zwei Notizen ьber die erotische Kompo nente der Ich-Triebe. Впервые опубликовано в: Int. Z. Psychoana., 19, 1933, 428-433. Также в: Baint, 1965
1933 b: Zur Ьbertragung von Affekten. Впервые издано па венгерс. яз. в: Gyogyaszat, 73, 1933. Также в: Baint, 1965
1934: Das Endzie der psychoanaytischen Behand ung. Впервые опубликовано в: Int. Z. Psycho ana., 21, 1935, 36-45. Также в: Baint, 1965
1935: Zur Kritik der Lehre von den prдgenitaen Libidoorganisationcn. Впервые опубликовано в: Int. Z. Psychoana., 21, 1935, 525. Также в: Baint, 1965
1936: Eros und Aphrodite. Впервые опубликова но в: Int. Z. Psychoana., 22, 1936, 453-465. Также в: Baint, 1965
1937: Frьhe Entwickungsstadien des Ichs. Pri mдre Objektiebe. Впервые опубликовано в: Imago, 23,1937,270-288. Также в: Baint, 1965
1938: Ich-Stдrke, Ich-Pдdagogik und "Lernen". Впервые опубликовано в: Int. Z. Psychoana., 25, 1939,417. Также в: Baint, 1965
1947а: Ьber genitae Liebe. Впервые опублико вано в: Int. J. Psycho-Ana., 29, 1948, 34-40. Также в: Baint, 1965
1947b: Ьber das psychoanaytische Ausbidungs system. Впервые опубликовано в: Int.J. Psycho-Ana., 29, 1948, 163. Также в: Baint, 1965
1949а: Wandungen der therapeutischen Ziee und Techniken in der Psychoanayse. Впервые опубликовано в: Int.J. Psycho-Ana., 31, 1950, 117-124. Также в: Baint, 1965
1949b: Ьber die Beendigung der Psychoanayse. Впервые опубликовано в: Int.J. Psycho-Ana., 31, 1950, 196-199. Также в: Baint, 1965
1951: Uber Liebe und HaЯ. Впервые опубликовано в: Psyche, 6,1952/53,19-ЗЗ.Такжев: Baint, 1965
1952: Der Neubeginn, das paranoide und das de pressive Syndrom. Впервые опубликовано в: Int. J. Psycho-Ana., 33, 1952, 214. Также в: Baint, 1965
1953: Anaytische Ausbidung und Lehranayse. Впервые опубликовано в: Int.J. Psycho-Ana., 35, 1954, 157. Также в: Baint, 1965*
1956a: Perversionen und Genitaaitдt. Впервые опубликовано в: Perversions, Psychodynamics and Therapy, ed. S. Lorand and M. Baint, New York 1956. Также в: Baint, 1965
1956b: Probems of Human Peasure and Behav ior. New York: Liveright
1957a: The Three Areas of the Mind. Int.J. Psycho-Ana., 39, 1958,1. На немецком языке: Die drei seeischen Bereiche. Psyche, 11,1957,321-344
1957b: The Doctor, His Patient and the Iness. London: Pitman. На немецком языке: Der Arzt, sein Patient und die Krankheit. Stuttgart: Kett 1965. Ungekьrze Taschenbuchausgabe, Frank furt/M.: Fischer 1970
1959: Thris and Regression. London: Hogarth. Ha немецком языке: Angstust und Regression. Stuttgart: Kett 1960. Ungekьrzte Taschenbuch ausgabe, Reinbek b. Hamburg: Rowoht 1972
1960a: Primдrer NarziЯmus und primдre Liebe. Jahrb. d. Psychoanayse. Bd. 1. 1960 a, 3-34
1960b: The Regressed Patient and His Anayst. Psychiatry, 23, 231. На немецком языке: Der regredierte Patient und sein Anaytiker. Psyche, 15,1961,253-273
1961a: Beitrag zum Symposium ьber die Theorie der Etern-Kind-Beziehung. Впервые опубли ковано в: Int. J. Psycho-Ana., 43, 1962, 251. Также в: Baint, 1965
1961b: Ein Zwischenfa. Jahrb. d. Psychoanayse. Bd. II, 161-173
1961c: (в соавторстве с Э. Балинт): Psychothera peutic Techniques in Medicine. London: Tavistock. На немецком языке: Psychotherapeutische Tech niken in der Medizin. Stuttgart/Bern: Kett/Hu-ber 1963. Taschenbuch-Ausg.: Reihe "Geist und Psyche», Bd. 2069/70. Mьnchen: Kinder 1970
1963: The Benign and the Maignant Forms of Regres sion. In: Coumbia University, Psychoanaytic Cinic for Training and Research (Ed.): New Perspectives in Psycho-Anaysis, Sandor Rado Lecutres, 1957-1963. New York: Grune & Stratton 1965
1965: Primary Love and Psychoanaytic Technique. Новое расширенное издание: London: Tavis tock; 1-е издание: London: Hogarth 1952. Ha немецком языке: Die Urformen der Liebe und die Technik der Psychoanayse. Stuttgart/Bern: Kett/Hubcr 1966. Taschenbuchausgabe, Frank furt/M.: Fischer 1969
1966: Die Technischen Experimente Sandor Fe-renezis. Psyche, 20, 904-925
1968: The Basic Faut. Therapeutic Aspects of Regres sion. London: Tavistock. На немецком языке:
Therapeutische Aspekte der Regression. Die Theorie der Grundstцrung. Stuttgart: Kett 1970. Taschenbuchausgabe, Reinbek b. Hamburg: Rowoht 1973 1970: Trauma und Objektbeziehung. Psyche, 24, 346-358
1972: (в соавторстве с П. Орнштейном и Э. Ба линт): Foca Psychotherapy. An Exampe of Ap pied Psychoanaysis. London: Tavistock. На не мецком языке: Fokatherapie. Ein Beispie angewandter Psychoanayse. Frankfurt/M.-Suhrkamp 1973
ЛИТЕРАТУРА
Abraham, K.: Versuch einer Entwickungsgesc hichte der Libido auf Grund der Psychoanayse seeischer Stцrungen (1924). In: Psychoanay tische Studien, Gesammete Werke in zwei Bдnden. Frankfurt/M.: Fischer (Conditio huma-na) 1969/1971, Bd. 1, 113-183
Baint, A.: Die Entwickung der Liebesfдhigkeit und der Reaitдtssinn. Budapest 1933
Liebe zur Mutter und Mutteriebe (1939). Впер вые опубликовано в: Imago, 24, 1939, 33—48. Также в: Baint, 1965
Baint, A., Baint, M.: Ьbertragung und Gege nьbertragung (1939). Впервые опубликовано в: Int. J. Psycho-Ana., 20, 1939, 223-230. Так же в: Baint, 1965
Baint, M., Baint, E.: Psychotherapeutic Tech niques in Medicine. London: Tavistock 1961. Ha немецком языке: Psychotherapeutische Techni ken in der Medizin. Stuttgart/Bern: Kett/Huber 1963. Taschenbuchausgabe: Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2069/70. Mьnchen: Kinder 1970
Baint, M., Ornstein, P. H., Baint, E.: Foca Psy chotherapy. An Exampe of Appied Psycho anaysis. London: Tavistock 1972. На немецком языке: Fokatherapie. Ein Beispie angewandter Psychoanayse. Frankfurt/M.: Suhrkampf 1973
Bowby, J.: The Nature of the Chid's Tie to "His Mother". Int. J. Psycho-Ana., 39, 1958, 350—373. На немецком языке: Ьber das Wesen der Mutter-Kind-Beziehung. Psyche, 13, 1959/1960, 415-456
Symposium on "Psycho-Anaysis and Ethoogy". II: Ethoogy and the Deveopment of Object Re ations. Int.J. Psycho-Ana.,41, 1960,313-317. На немецком языке: Ethoogisches zur Ent wickung der Objektbeziehungen. Psyche, 15, 1961/1962,508-516
Dьhrssen, A.: Anaytische Psychotherapie in Theorie, Praxis und Ergebnissen. Gцttingen: Vandenhoeck & Ruprecht 1972
Eicke, D.: Der Kцrper as Partner. Pдdoyer fьr eine psychosomatische Krankheitsehre. Mьnchen: Kinder 1973 (Reihe "Geist und Psyche")
Erikson, E. H.: Chidhood and Society. New York: Norton 1950. На немецком языке: Kindheit und Geseschaft. Stuttgart: Kett 1957, 1968
Identity and the Life Cyce. (Psychoogica Is sues, 1). New York: Int. Univ. Press 1959. На не мецком языке: Identitдt und Lebenszykus. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1966
Fairbairn, W. R. D.: Psychoanaytic Studies of the Personaity. London: Tavistock 1952
Ferenczi, S.: Versuch einer Genitatheorie. Leipzig/ Wien/Zьrich: Int. Psychoana. Verag 1924. Так же в: Schriften zur Psychoanayse, Bd. II. Frank furt/M.: Suhrkamp 1972 (Conditio humana)
Reaxationsprinzip und Neokatharsis. Int. Z. Psychoana., 16, 1930, 149. Также в: Bausteine zur Psychoanayse, Bd. III. Bern: Huber 1938
Kinderanaysen mit Erwachsenen. Int. Z. Psy choana., 17, 1931, 161. Также в: Bausteine zur Psychoanayse, Bd. III. Bern: Huber 1938
Sprachverwirrung zwischen den Erwachsenen und dem Kind. Int. Z. Psychoana., 19, 1933, 5. Также в: Bausteine zur Psychoanayse, Bd. III Bern: Huber 1938
Freud, A.: Das Ich und die Abwehrmechanismen. Wien 1936. Taschenbuchausgabe: Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2001. Mьnchen: Kinder 1964
Freud, S.: Die Traumdeutung (1900). G. W. II/III Drei Abhandungen zur Sexuatheorie (1905). G. W. V
Anayse der Phobie eines fьnfjдhrigen Knaben (1909). G.W. VII
Ьber Psychoanayse. Fьnf Voresungen (1909). G. W. VIII
Zur Dynamik der Ьbertragung (1912). G. W. VIII
Totem und Tabu (1913). G. W. IX
Erinnern, Wiederhoen und Durcharbeiten (1914).
GWX
Zur Einfьhrung des NarziЯmus (1914). G. W. X Bemerkungen ьber die Ьbertragungsiebe (1915). GWX
Voresungen zur Einfьhrung in die Psychoana yse (1916/1917). GW.XI
Wege der psychoanaytischen Therapie (1918). G. W. XII
Jenseits des Lustprinzips (1920). G. W. XIII
"Psychoanayse" und "Libidotheorie" ( 1923). G. W. XIII
Das Ich und das Es (1923). G. W. XIII Hemmung, Symptom und Angst (1926). G. W. XIV Die endiche und die unendiche Anayse (1937). G. W. XVI
AbriЯ der Psychoanayse (1938). G. W. XVII Harow, H. F: The Nature of Love. Amer. Psychoo gist, 13, 1958
The Heterosexua Affectiona System in Mon keys. Amer. Psychoogist, 17, 1962 Harow, H. F., Zimmermann, R.: Affectiona Re sponses in the Infant Monkey. Science, 130,1959
Hartmann, H.: Ich-Psychoogie und Anpassungs probem. Int. Z. Psychoana., 24, 1939, 62-135. Neu abgedruckt in: Psyche, 14, Sonderheft (1960/61), 81-164
Kanzer, M.: The Communicative Function of the Dream. Int. J. Psycho-Ana., 36,1955, 261
Khan, M. M. R.: On the Cinica Provision of Frus trations, Recognitions and Faiures in the Ana ytic Situation. An Essay on Dr. Michae Baint's Researches on the Theory of Psychoanaytic Technique. Int. J. Psycho-Ana., 50,1969, 237
Kein, M.: The Psycho-Anaysis of Chidren. Lon don 1932. На немецком языке: Die Psycho anayse des Kindes. Wien: Int. Psychoana. Verag 1934. 2. Auf. Mьnchen, Base: Reinhardt 1971
Das Seeeneben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psychoanayse. Stuttgart: Kett 1962. Taschenbuchausgabe; Reinbek b. Ham burg: Rowoht 1972
Lawick-Gooda, J. van: In the Shadow of Man. London: Coins 1971. На немецком языке: Wide Schimpansen. Reinbek b. Hamburg: Ro woht 1971
Loch, W: Regression. Ьber den Begriff und seine Bedeutung in einer agemeinen psychoana ytischen Neurosentheorie. Psyche, 17, 163/64, 516-545
Studien zur Dynamik, Genese und Therapie der frьhen Objektbeziehungen. Michae Baints Beitrag zur Theorie und Praxis der Psychoanayse. Psyche, 20,1966,881-903. Также в: Zur Theorie, Technik und Therapie der Psychoanayse. Frank furt/M.: Fischer 1972 (Conditio humana) Maher, M. S.: On Human Symbiosis and the Vi cissitudes of Individuation. Vo. I. Infantie Psy chosis. New York: Int. Univ. Press 1968. На не мецком языке: Symbiose und Individuation. Bd. I: Psychosen im frьhen Kindesater. Stuttgart: Kett 1972
Mitsciierich, A.: In Erinnerung an Michae Baint. Psyche, 27, 1973, 97-100
Rapaport, D.: The Structure of the Psychoanaytic Theory: A Systematizing Attempt. New York: Int. Univ. Press 1960. На немецком языке: Die Struktur der psychoanaytischen Theorie. Stutt gart: Kett 1961
Rickman, J.: Number and the Human Sciences. In: Psychoanaysis and Cuture. New York: Int. Univ. Press 1951. Также в: Seected Contribu tions on Psychoanaysis. London: Hogarth 1957
Spitz, R. A.: Genиse des premiиres reations obj ectвtes. Rev. Franc. Psychana., 28,1954. На не мецком языке: Die Entstehung der ersten Obj ektbeziehungen. Stuttgart: Kett 1973
No and Yes. On the Genesis of Human Communi cation. Neu York: Int. Univ. Press 1957. На немец ком языке: Nein und Ja. Die Ursprьnge der men schichen Kommunikation. Stuttgart: Kett 1970
The Evoution of the Diaogue. In: Drives, Af fects, Behavior, Vo. 2. New York: Int. Univ. Press 1963. На немецком языке: Die Evoution des Diaogs. Psyche, 27, 1973, 697-717
The First Year of Life. A Psychoanaytic Study of Norma and Deviant Deveopment of Object Reations. New York: Int. Univ. Press 1965. Ha немецком языке: Vom Sдuging zum Keinkind. Naturgeschichte der Mutter-Kind-Beziehungen im ersten Lebensjahr. Stuttgart: Kett 1974
Sutherand,J. D.: Obituaries. Michae Baint (1896— 1970). Int. J. Psycho-AnaL, 52,1971,331-333
Winnicott, D. W.: Hate in the Cpuntertransference (1947). In: Coected Papers. New York: Basic Books 1958. На немецком языке: HaЯ in der Gegenьbertragung. In: Von der Kinderheikunde zur Psychoanayse. Reihe "Psyche des Kindes". Mьnchen: Kinder 1976
Transitiona Objects and Transitiona Pheno mena. Int. J. Psycho-Ana., 34,1951. На немец ком языке: Ьbergangsobjekte und Ьbergangs phдnomene. Psyche, 23, 1969. Также в: Von der Kinderheikunde zur Psychoanayse. Reihe "Psyche des Kindes". Mьnchen: Kinder 1976
Primary Materna Preoccupation (1956). In: Coected Papers. New York: Basic Books 1958. На немецком языке: Primдre Mьtterichkeit. Psyche, 14,1961/62,393-399. Также в: Von der Kinderheikunde zur Psychoanayse. Reihe "Psyche des Kindes". Mьnchen: Kinder 1976 The Theory of the Parent-Infant-Reationship. Int. J. Psycho-AnaL. 41, 1960, 585-595
The Theory of the Parent-Infant-Reationship. Fur ther Remarks. Int. J. Psycho-Ana, 43,1962,238
Therapeutic Consutations in Chid Psychiatry. London: Hogarth 1971. На немецком языке: Die therapeutische Arbeit mit Kindern. Reiche "Psyche des Kindes". Mьnchen: Kinder 1973
ТВОРЧЕСТВО ЭРИКА X. ЭРИКСОНА
Эдвард К. Адаме
ВВЕДЕНИЕ
Творчество Эрика Хомбургера Эриксона особенно интересно тем, что оно отра жает содержание его духовного мира, а не ограничивается детальным анализом ис следуемого предмета. В своих работах он ориентируется скорее на многоуровневые исследования, чтобы по возможности учитывать достижения в других областях зна ния. Если одни авторы пытаются выделять дифференцирующие признаки, то другие стремятся к их согласованию и обобщению. Эриксон относится к последней группе ученых.
Эриксон был первым, кто стал систематически использовать термин «идентич ность», чтобы рассматривать жизнь индивидов в рамках специфической структуры общества. Он не стремился к упрощению понятия «идентичность» с целью более легкого его определения, а пытался во всех деталях продемонстрировать многосто ронность того, что оно означает. Эта позиция, проявляющаяся во всех его сочине ниях, — результат синтеза огромного опыта, который он приобрел как художник, психоаналитик, работавший с детьми и взрослыми, как педагог и как человек, сотрудничавший с антропологами, социологами, этологами и историками. К сожа лению, слишком часто термин «идентичность» упрощался, искажался до неузна ваемости и превратился в расхожее понятие. Вместо того чтобы рассматривать «идентичность» как выражение комплексных взаимосвязей, присущих индивиду и обществу, его понимали как некий «предмет», или как некую сущность, или — чаще всего — как ролевую игру. На самом же деле поиск идентичности является методом исследования и установкой, которую нельзя определить одним предл°же" нием или в одном абзаце.
Эрик X. Эриксон родился 15 июня 1902 года в пригороде франкфурта-на-Май-не. Его родителями были датчане, жившие неподалеку от Копенгагена. Во время бе ременности матери они разошлись, и мать отправилась к друзьям в Германию. Эрик сон жил вместе с ней в Карлсруэ. Когда ему было три года, его лечил детский доктор Хомбургер, который затем женился на его матери и дал ему свое имя.
Как отмечает Эриксон, то, что он рос в атмосфере красоты, активности и среди деятельных людей, оказало значительное влияние на его жизнь. Он видел, как лечат больных детей. Его семья принадлежала к среднему классу, в котором одной из ос новных ценностей считалось хорошее образование. Школу и гимназию Эриксон посещал в Карлсруэ. Его любимыми предметами были история и искусство, тогда как другим дисциплинам, по-видимому, он придавал меньшее значение.
По окончании гимназии он не знал, какой профессиональный путь ему выбрать; он считался «художником». Как и многие молодые люды в то время, Эриксон решил
провести один год в путешествиях. Он путешествовал в основном пешком по Шварц вальду и добрался до Итальянских Альп. В это время он много читал и вел дневник, в котором записывал свои мысли. Примерно через год Эриксон вернулся в Карлсруэ и в течение года учился в местной художественной школе. После этого он отправил ся в Мюнхен, где какое-то время посещал художественную академию. В течение двух лет он занимался живописью и искусством резьбы по дереву. Его работы вместе с работами других молодых художников, в том числе Макса Бекманна, были пред ставлены на выставке.
Два следующих года Эриксон провел во Флоренции, где работал на свой страх и риск. Он был молодым художником, стремившимся «найти самого себя».
В возрасте 25 лет он снова вернулся в Карлсруэ, чтобы обучиться профессии учи теля живописи. В это время доктор Петер Блос, с которым Эриксон познакомился во Флоренции, позаботился о том, чтобы Эриксон имел возможность преподавать в Вене в детской школе, педагогический коллектив которой имел психоаналитиче скую подготовку. К этой школе проявляла большой личный интерес Анна Фрейд, оказывавшая помощь в ее руководстве. Это явилось началом наблюдения за поведе нием детей с психоаналитических позиций. Прежде психоаналитики делали свои выводы о детском поведении из реконструкции событий, о которых взрослые вспо минали во время психоанализа. Не оставляя преподавательскую деятельность, Эрик сон начал проходить личный психоанализ у Анны Фрейд.
В этот период Эриксон хотел быть художником, но, развиваясь в профессиональ ном отношении, оказался на распутье. Эриксон одновременно был художником, учи телем и обучался психоанализу. О своих усилиях найти верное направление в жизни он писал: «Постепенно я стал понимать, насколько важны зрительные конфигурации, что фактически они предшествуют словам и формулировкам: сновидения, безусловно, являются визуальными данностями, то же самое относится к игре ребенка, не говоря уже о 'свободных ассоциациях', зачастую представляющих собой просто ряд образов, которые лишь позднее облекаются в слова» (Coes, нем изд., 1974, 37).
Эриксон начал заниматься клинической работой под руководством Аугуста Айх-хорна, Эдварда Бибринга, Хелен Дойч, Хайнца Гартманна, Эрнста Криса и других психоаналитиков, объединившихся в группу вокруг Зигмунда Фрейда.
В 1929 году Эриксон женился на энергичной молодой американке Джоан Сер-сон, которая увлекалась социологией и современными танцами. В 1933 году, по за вершении своего обучения в институте психоанализа, Эриксон покинул Вену и от правился в Данию. Там он оставался лишь короткое время, а затем эмигрировал в Соединенные Штаты Америки. По приглашению Ганса Захса он отправился в Бос тон, где работал в Гарвардской медицинской школе, Массачусетсом общем госпи тале и в Центре Джоджа Бейкера. Там он познакомился со многими людьми, инте ресовавшимися психологией, антропологией и социологией. Он имел возможность сотрудничать с такими учеными, как Маргарет Мид, Грегори Бейтсон, Рут Бенедикт, Генри Мюррей и Курт Левин, и у них учиться. Кроме того, наряду с выполнением своих общих обязанностей Эриксон практиковал психоанализ.
Работая в Гарвардском университете, он начал развивать собственные методы исследования. В результате он еще более заинтересовался изучением различных ме тодов детского воспитания и их влияния на личность взрослого человека. При этом °н разработал психоаналитическую концепцию стадий либидинозных и агрессивных кризисов, которые в своем развитии должен пережить каждый ребенок. Поскольку формы, в которых переживаются и преодолеваются эти кризисы, в разных культу рах существенно различаются, он также провел сзои исследования в резервации ин дейцев сиу в Южной Дакоте. В результате сделанных там наблюдений Эриксон раз работал новый подход к пониманию развития ребенка.
После непродолжительного «интермеццо» в Институте человеческих отноше ний при Йельском университете Эриксон в 1939 году отправился в Калифорнию. Там в Калифорнийском университете он принял участие в исследованиях развития, проводившихся Институтом охраны ребенка. Наряду с этим Эриксон практиковал психоанализ, а затем отправился в поселение индейцев юроков, жизнь которых были связаны с ловлей лосося. Все, что ему удалось узнать о юроках, расширило его пред ставления о том, как один и тот же психический аппарат в различных общественных условиях ведет к развитию людей совершенно разного типа. Кроме того, ему стало ясно, что вскрытые психоанализом кризисы процесса созревания имеют непо средственную связь с различными формами культуры и вместе с тем в совершенно несопоставимых культурах проявляются аналогичные кризисы созревания. Здесь мы снова совершенно отчетливо видим, что в своей работе Эриксон стремился ин тегрировать многочисленные аспекты человеческой жизни и развития в единое це лое и не позволял себе сужать границы проводимых исследований, чтобы сделать их более легкими и простыми.
Следующие одиннадцать лет Эриксон провел в Калифорнии. Это было время, когда он расширял свои знания и стремился обобщить собственные представления. Он преподавал, лечил пациентов, занимался исследовательской и писательской дея тельностью. Наряду с этим, он интересовался мировой политикой, изучал современ ную историю. Он уделял внимание также специальным проблемам, таким, как воз вращение ветеранов с военной службы или влияние, которое Гитлер с его миром образов оказал на немецкую молодежь (Erikson, 1942b).
Особый интерес для Эриксона по-прежнему представлял элемент зрительных конфигураций. В своих ранних исследовательских работах он занимался паттерна ми игры детей и подростков, развивавшимися в ситуации обычной игры или сцени ческого изображения. Он изучал влияние чувства времени и пространства на обычаи и формы «реальности», существующие у разных народностей. В 1950 году Эриксон опубликовал свою первую книгу, которая с позиции того, кто занимается психиче ским здоровьем человека, является, пожалуй, наиболее значительной среди его тру дов, — «Детство и общество». Создание этой книги можно проследить по публика циям Эриксона в предыдущие годы. Он разработал «эпигенетическую теорию» (эпигенез — развитие посредством новообразований) развития личности. В его эпи генетической теории утверждается, что существует четкая закономерность, возмож но, даже процесс, который можно проследить в течение всей постнатальной жизни. Как и в пренатальной жизни, определенные сферы развивающегося организма име ют свои периоды максимальной активности, затем они консолидируются и в даль нейшем остаются относительно спокойными, тогда как другие системы органов, по-видимому, привлекают к себе основную энергию, необходимую для развития. Жизнь человеческого организма после рождения разворачивается, следовательно, по некоему «основному плану», в соответствии с которым развиваются и консоли дируются определенные сложные функции. Как только организация в известной сте пени консолидировалась, наступает следующая фаза развития.
Этот процесс, разумеется, происходит не в вакууме. Обычно индивид растет в так называемой ядерной семье, и на эту семью влияют господствующие в обществе тенденции и кризисы культуры, в которой она живет. В 1942 году Эриксон опубли ковал сочинение «Мир образов Гитлера и немецкая молодежь». В ней особенно ярко проявляется его способность использовать свое знание истории, политики, антропо логии и психоанализа.
В своем анализе книги «Майн кампф» Эриксону удалось показать, что она обла дает мифологическими качествами. Он писал: «Роль, которую он (Гитлер) избрал, столь же много говорит о его публике, как и о нем самом» (Erikson 1950а, нем. изд.,
1965, 324). И далее: «Речь идет об 'интонации', а не о человеке, которого я собираюсь анализировать». Хотя Эриксон использовал сведения о детстве и дальнейшей жизни Гитлера, он не пытался объяснить феномен гитлеризма исключительно на основе психопатологии индивида. Он хотел доказать «сродство» между легендой Гитлера о его собственном прошлым и тем, что было характерно для жизни детей в Германии до прихода Гитлера к власти. Каким образом личному «мифу» Гитлера удалось за владеть умами немецкой молодежи того времени? Здесь нет возможности в дета лях проследить за развитием этого подхода. Тем не менее вкратце можно сказать: Эриксон считал, что в то время немецкий отец, в сущности, не обладал авторите том — скорее он производил впечатление самодовольства. Сыновья, по-видимому, не были убеждены в том, что должны проявлять к своим отцам настоящее уважение. Все их позитивные атрибуты на национальном уровне никогда не достигали интег рированного значения. И поэтому немцы никогда не были уверены в том, что — подобно англичанам — они вправе гордиться своей национальностью. Эриксон до бавляет: «Страна, в которой они сами не были уверены как в стране, насчитывает миллионы молодых людей, которые по иронии судьбы могли считать реальной толь ко одну традицию, а именно обязанность бунтовать». В это время молодые сторон ники определенных идей и идеалов образовывали различные группы. И для всех этих групп было характерно то, что они отвергали отцов. Отец являлся врагом, и если сам по себе он не выступал против сына, то его к этому провоцировали: «Постоянное расхождение между преждевременным индивидуалистическим протестом и лишен ным иллюзий послушным бюргерством представляет собой важный фактор поли тической незрелости немцев: эта молодежная революция отдельных людей была, так сказать, выкидышем индивидуализма и революционного духа» (там же, 329). К этому добавились поражение в войне 1918 года и экономическая разруха 20-х го дов, что и подготовило психосоциальный климат для прихода Гитлера к власти. Эрик сон пишет: «В истории часто случается, что экстремальный и даже нетипичный опыт настолько соответствует универсальному скрытому конфликту, что кризис возвы шает его до репрезентативной позиции» (там же, 330).
Гитлер, «стойкий юноша», стал «вожаком банды», державшим в кулаке подрост ков, которых он терроризировал и склонял на преступления, после чего у них уже не было пути назад. Эриксон сравнил влияние особого мира представлений и пере живаний у немцев и американцев. Германия была изолирована. Люди испытывали потребность в жизненном пространстве и ощущали внутреннюю раздробленность. В этом отношении от Германии разительно отличались Соединенные Штаты Аме рики, где люди привыкли к изменяющимся границам и волнам эмиграции. Посколь ку все люди живут с чувством пространства, вполне возможно, что чувство индивида своего личного жизненного пространства превратилось в своего рода чувство «жиз ненного пространства всего народа».
Поражение в 1918 году было воспринято немцами не просто как поражение, но и как унижение. Молодые люди, пережившие тяжелое унижение, склонны к тому, чтобы чрезмерно приспосабливаться и унижаться, пока они не находят агрессивно го вожака банды, способного их «научить», как можно избавиться от этого чувства своей никчемности, спроецировав его на другую группу. Таким образом, некоей груп пе — «которая под рукой» — навешивается ярлык «плохая». Антисемитизм стал от душиной для немецкой молодежи.
Эриксон не был удовлетворен привычными объяснениями, такими, как теория «козла отпущения», проекция или уклонение от истинных проблем. Какими бы верными ни были эти объяснения, они все же не дают удовлетворительного ответа. Почему возник этот дикий антисемитизм? К многочисленным объяснениям Эрик сон добавил еще одно: зависть, точнее, зависть к специфическим талантам евреев, благодаря которым еврейский элемент в многослойном, охваченном волнением об ществе стал еще более сильным. Евреи имели очевидный успех, справившись с тем, чего боялись немцы, да при этом еще и обогатились.
Гитлер обладал способностью демагога: его мир представлений позволял ему ве рить в то, что он говорил. Ему удавалось убеждать и принуждать к капитуляции сво их противников, поскольку у них самих в бессознательном имелось нечто из его мира представлений. Солдат стал в то время символом вновь пробуждающейся к жизни Германии. Дивизии танков благодаря своей быстроте и храбрости пересекли тесные границы раздираемой сомнениями, изолированной Германии. Им удалось быстро и активно ворваться, сокрушив те силы, которые, казалось, внушали, что Германия должна оставаться такой, как она есть, и смиренно пребывать в униженном положе нии проигравшего. Молодому солдату предоставлялось нечто большее, чем просто униформа. Он получал шанс участвовать в формировании новой, гордой идентично сти, служа доброму делу.
В каждом из первых двух томов только что основанного журнала «Psychoana-ytic Study of the Chid» (Internationa Universities Press, 1945, 146) Эриксон опубликовал свои работы: в первом томе — «Детство и традиция в двух племенах американских индейцев» (Erikson 1945b), во втором — «Развитие Я и историче ские перемены» (Erikson 1946). В этих работах Эриксон также стремился на осно ве клинического психоанализа прийти к более глубокому пониманию индивида, пытаясь показать его функционирование в изменяющемся мире, а не просто в «пространстве» его собственной, индивидуальной психики. Он пишет: «Вместо того чтобы принимать эдипов треугольник в качестве непреодолимой схемы ирра ционального поведения человека, мы стремимся к большей точности в рамках этой схемы, исследуя то, каким образом общественная организация предопределяет структуру семьи». К этому времени его представления об идентичности Я и иден тичности групп приобрели конкретную форму. Он продемонстрировал, каким образом дети принимают в качестве прототипов добра и зла исторические фигу ры, региональные ценности и политические идеологии. Влияние бабушек и де душек, которое проявляется через влияние на родителей ребенка, нередко на ходит свое отражение в принудительных схемах жизни. Уделяя особое внимание этим факторам, Эриксон тем не менее не заменяет традиционную психоаналити ческую психологию Я чем-то новым. Скорее, он помогает лучше понять социаль ные и индивидуальные факторы, исследуя их взаимосвязь в пространстве и време ни и при определенных исторических условиях.
В 1950 году вышла в свет книга «Детство и общество». Этот труд, представляю щий собой синтез его тогдашних представлений, получил всемирное признание: он был переведен и издан на двенадцати языках. Однако представленная в нем кон цепция идентичности была правильно понята лишь немногими, большинство же психоаналитиков ее чрезмерно упростили и раскритиковали. В целом эта концеп ция дает всеобъемлющее представление о человеческой личности. Соответственно, «идентичность» нельзя рассматривать как понятие, поддающееся определению, или, точнее сказать, его нельзя охватить отдельным понятием. Сам Эриксон говорит: «Я не могу предложить ничего иного, кроме особого способа смотреть на вещи» (Erikson 1950а, нем. изд., 1965, 393). В «Детстве и обществе» изложена разработан ная Эриксоном эпигенетическая теория — концепция развития человека, включаю щая восемь этапов. Эти этапы охватывают весь жизненный цикл и наглядно демон стрируют развитие личности вплоть до пожилого возраста. Эриксон заимствует понятия, которые не раз использовались психоаналитиками при описании критиче ских фаз развития влечений (оральной, анальной, генитальной), и показывает, ка ким образом в каждой из этих фаз возникают или не возникают определенные, необходимые приобретения Я. Там, где классическая психоаналитическая теория не могла сказать что-либо в систематической форме о постэдиповом развитии, Эрик сон сумел систематизировать и показать взаимосвязь между внутренними и внеш ними задачами, с которыми всем нам приходится сталкиваться после предполагае мого завершения эдиповой фазы.
«ДЕТСТВО И ОБЩЕСТВО»
Книга «Детство и общество» является характерной для творчества Эриксона. В ней он обращается к традиционным психоаналитическим вопросам, иллюстри рует их клиническим материалом и вместе с тем расширяет их понимание, ис следуя такие темы, как «Легенда о юности Максима Горького», «Легенда о детстве Гитлера», «Размышления об идентичности американцев», «Индейские рыбаки на лососевой реке» и т.д. В 1963 году эта книга была переиздана в расширенном варианте.
Книга «Детство и общество» состоит из четырех разделов. В первой части рас сматриваются биологические основы психоаналитической теории, в том числе опи санное Фрейдом прогрессивное развитие либидо. При этом Эриксон проводит связь между фазами развития либидо и тем, что нам известно о развитии Я. Вторая часть посвящена совершенно конкретной социальной проблеме. В ней рассматривается воспитание детей американских индейцев в наше время и обсуждается вопрос, чем отличается современное воспитание в племени от традиционного. Эриксон рассмат ривает проблемы адаптации, которые возникают у молодых индейцев из-за этих различий (см. также статью Ф. фон Боксберга в т. II). Третья часть посвящена иссле дованию того, каким образом Я справляется с неизбежными конфликтами и напря жениями, которые возникают на каждой стадии физического развития и обусловле ны влиянием социальных институтов на индивида. Четвертая часть содержит анализ особых психологических проблем, которые должен разрешить взрослеющий чело век в изменяющихся условиях индустриального общества. В ней обсуждаются про блемы, с которыми сталкиваются юноши и взрослые молодые люди в Соединенных Штатах Америки, в Германии и в России.
Эриксон подробно обсуждает здесь теорию детской сексуальности, приводя в качестве иллюстрации два клинических примера. Он описывает два аспекта нев ротической борьбы, которой сопровождается каждая фаза развития либидо. Каж дое из этих специфических для фаз напряжений содержит «зональный» и «модаль ный» аспект. Другими словами, у ребенка, переживающего особые трудности в психосексуальной фазе своей жизни, где большое значение имеет овладение мус кулатурой сфинктеров, развиваются как симптомы, относящиеся к этой зоне, на пример к кишечнику и анусу, так и более «широкие» свойства, которые внешне напоминают модусы активности, связанные с мускулатурой сфинктеров. В случае проблематики мускулатуры сфинктеров модус является либо алиминативным (выделяющим) либо ретентивным (удерживающим в себе). У такого ребенка также легко развиваются модально-ретентивные качества и в других сферах жиз ни. Он, например, не готов отдавать то, что имеет, или же склонен копить вещи или за них цепляться.
Эриксон провел критический анализ психоаналитической теории детской сек суальности (см. статью Б. Ницшке в т. I), которая была разработана к тому времени, И дополнил ее своим новым пониманием психосексуальных ступеней. Этим он внес значительный вклад в прояснение значения этих ступеней для развития личности.
До сих пор эти ступени назывались оральной, анальной и генитальной фазами пси хосексуального развития (см статьи Дж. Сандлера и К. Дэйра, П. Хайманн и А. Хол-дера о фазах детского развития в т. I). В результате собственного анализа данных феноменов Эриксон описал их как «модусы» или «модальности». «Модус» (напри мер, модус поглощения, ретентивный модус, элиминирующий модус и модус про никновения) — представляет собой способ организации целостного поведения че ловека. В каждой фазе психосексуального развития появляются новые модусы поведения. Так, например, на ранней оральной стадии младенец обычно использу ет модус поглощения. Он открыт и готов «принимать» и «поглощать» предметы, К этому модусу поведения относятся также другие формы «поглощения»: младенец поглощает все, в чем нуждается и чего хочет: тактильные раздражители, вид лица матери, звучание ее голоса и т. д. Однако на этой ступени можно также наблюдать и вспомогательные модусы поведения. Например, младенец может удерживать мо локо во рту (ретентивный вспомогательный модус), или выплевывает его, или от рыгивает вследствие спазмов желудка (элиминирующий вспомогательный модус). Эти возникающие на оральной стадии вспомогательные модусы обычно являются преходящими, и в хорошо отрегулированных партнерских отношениях между ма терью и ребенком они практически незаметны. Однако при серьезном нарушении этой взаимной регуляции вполне возможно, что у ребенка разовьется и сохранится тенденция к преследованию, к «поглощению», в результате чего он начинает грубо обращаться с другими людьми. В таком случае можно сказать, что модус поглоще ния посредством кусания стал доминирующим фактором в развивающейся лич ности. Создается впечатление, будто данный индивид никогда не мог поверить, что окружение даст ему то, в чем он нуждается. Здесь перед нами пример фиксации модуса. Это может также привести к фиксациям зон, когда ребенок сохраняет ин тенсивное желание орального удовлетворения, проистекающее из различных модаль ных свойств.
Эриксон особо подчеркивает, насколько важна на каждой стадии психосексу ального развития «взаимность» в рудиментарных интеракциях между маленьким ребенком и обществом, в котором он живет. Ибо даже в самые первые месяцы жиз ни на исполнение матерью ребенка своих функций влияет то, что считается пра вильным в обществе (см. статью П. Орбана в т. I).
На второй важной стадии психосексуального развития, в анальной фазе, ти пичный для оральной фазы модус поглощения сменяется двумя модусами — эли минирующим и ретентивным. В этой фазе ребенок осознает свою способность кон тролировать мускулатуру собственного тела, включая мускулатуру ануса и уретры. В большинстве индустриальных обществ он также осознает требование родителей контролировать телесные функции, прежде всего функции выделения. Таким об разом, ребенок большую часть дня занимается удерживанием или отбрасыванием вещей (и фекалий). Вопрос о том, кто контролирует его тело, становится централь ной проблемой и является определяющим для развития у ребенка чувства автоно мии. Отсутствие этого чувства порождает постоянную склонность к стыду и со мнению. В таком случае индивид никогда не бывает уверен в полной своей ответственности за самого себя и сомневается, сможет ли вынести оценку себя другими.
Обычно к концу третьего года жизни ребенок становится способным активно передвигаться. Развитие моторных способностей доставляет ему удовольствие и расширяет пространство его активности. Отныне для чувства жизни ребенка большую роль играют речь и фантазия. Перемещаясь во все более обширных про странствах и расширяя социальные сферы, он, словно агрессор, начинает прони кать в них своим телом. Он проникает в эти сферы благодаря своему голосу, своему любопытству и завоевывает пространство телом. Этот модус проникновения ха рактерен для генитальной фазы; одновременно формируются фантазии и отноше ния, имеющие свои истоки в пробуждающихся генитальных ощущениях. К этому времени пробуждаются эдиповы переживания. Отныне ребенок проявляет со вершенно целенаправленный и сознательный интерес к гениталиям обоих полов и ощущает смутное стремление совершать сексуальные действия. Значительные различия гениталий и всего тела ребенка и взрослого вынуждают ребенка отка заться от своих фантазий и желаний, которые нельзя осуществить в реальности. Табу инцеста, чувства вины и страха, которыми сопровождаются эти не соответст вующие возрасту желания, во многом определяют то, как будет протекать фаза, характеризующаяся модусом проникновения. При благоприятных условиях про исходит отказ от объекта эдиповых фантазий или они вытесняются, однако модус проникновения способствует развитию чувства собственной инициативы, причем ребенок не обременяется чувством вины и не страдает от порождаемого им тор можения.
В любом случае в личности взрослого человека обнаруживаются затем формы осуществления сексуальной и несексуальной деятельности, определяемые органа ми, модусами и возможностями, которые допускаются в определенном обществе. Так, например, у взрослого человека модус проникновения может проявляться в ма лоприятной склонности психически подавлять других людей и проникать в них, не чувствуя необходимости предпринимать дополнительные действия в виде интел лектуального общения. В другом случае этот модус может найти выражение в том, что данный человек стремится проникнуть в затаенные уголки скрытого от науки знания или в глубины эстетического переживания. Таким образом, эти модусы, по скольку они имеют сексуальное происхождение, сохраняются как в непосредствен ных, сексуальных проявлениях, так и в других функциях, имеющих с ними лишь отдаленную связь.
Эриксон еще раз категорически подчеркнул, что речь здесь отнюдь не идет о психопатологическом развитии: в ходе долговременного исследования ему уда лось проследить за развитием большой группы здоровых детей. Данная группа в течение многих лет изучалась сотрудниками Калифорнийского университета (Erikson 1951b, 671). Этим детям было от десяти до двенадцати лет, и в течение десяти лет они регулярно наблюдались другими специалистами. Эриксон устано вил игральный стол со стандартизированным набором игрушек, после чего предла гал каждому ребенку «изобразить на столе захватывающую сцену из воображае мого кинофильма».
Обращало на себя внимание то, насколько по-разному мальчики и девочки ис пользовали объекты и пространство. Другие наблюдатели, которые не догадывались, что в данном случае изучал Эриксон, также могли подтвердить эти данные. Если крат ко резюмировать, то мальчики сооружали строения, в которых особый акцент де лался на «высоком» и «низком». Часто они изображали двигающиеся автомобили или индейцев, плавающих по каналам. Каналы или улицы были открыты или забло кированы — зачастую полицейскими. Мальчики были склонны в своих изображени ях украшать прежде всего высокие структуры, тогда как девочки в основном выделя ли «открытые» или «закрытые» структуры. Нередко они изображали незваных гостей, которые проникали в мирные внутренние пространства. Этими незваными гостями чаще всего являлись мужчины, мальчики или животные. В тех случаях, когда сцена была окружена простой изгородью, вход изображался в виде арки. Именно ее Аевочки украшали чаще всего.
Таким образом, во всех этих конструкциях можно было обнаружить нечто на поминающее модусы органов, а также морфологию самих половых органов.
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
В книге «Детство и общество» Эриксон отстаивает тезис, что между формами воспитания детей и ролями взрослых существует взаимосвязь. Эриксона пригла сили принять участие в исследовании апатии у индейцев сиу. Эта проблема инте ресовала правительство США, поскольку оно стремилось оказать помощь индей цам сиу, жившим в резервации «Пайн Ридж» в Южной Дакоте.
Культурные предрассудки всякий раз обнаруживаются тогда, когда встречаются представители различных народов, особенно если эта встреча происходит под давле нием. В данном исследовании универсальная проблема предрассудков была доско нально изучена до самых психодинамических глубин.
Эриксон разработал несколько критериев, которые характеризовали различия между народами и одновременно образовывали основу для формирования ценно стных представлений и вытекающих из них предрассудков. Одним из этих диффе ренцирующих критериев являлось право собственности. Автор изучал обычаи, ка сающиеся родов, и исследовал поведение матерей во время кормления. При этом он обратил внимание на то, что первое водянистое выделение молочных желез (мо лозиво) не доставалось новорожденному, а его отсасывала специально предназна ченная для этого женщина. Другие женщины общины собирали плоды и выжатый из них сок наливали в бизоний пузырь, имитировавший материнскую грудь, из которого и пил младенец. Создавалось впечатление, что вся община искренне радуется новому члену и желает ему только хорошего. Затем, после появления ма теринского молока, дети сиу в течение нескольких лет кормятся грудью. Их нико гда не отлучают от груди насильно. Матери-индианки сами подчеркивали, что ис пытывают радость при избавлении ребенка от напряжения, вызванного голодом, и чувства неудовлетворенности, и это считалось ими отличием от женщин белых людей, о которых они отзывались презрительно, поскольку те позволяли своим детям плакать. С другой стороны, индейским детям, когда они становились несколько старше, давали «подзатыльники», если они кусали грудь своей мате ри. Жуткий крик ребенка, который, как правило, раздавался вслед за этим, рас ценивался взрослыми как позитивный знак, ибо он предвещал, что ребенок бу дет обладать вспыльчивым характером, вполне пригодным для того, чтобы охотиться на буйволов, убивать и вести беспощадную борьбу с врагами. Далее Эрик сон дает подробное объяснение своего тезиса. Между оральностью ребенка сиу и этическими ценностями племени, без сомнения, имеется соответствие. Частная собственность не имела значения; у нее не было никакой функции. Все были рады ребенку, и все ему делали подарки. Безопасность зависела от развития специфиче ского, агрессивного паттерна поведения, который подкреплялся взрослыми и всем племенем. То есть с позиции племени было необходимо растить тех, кто спосо бен заботиться о других и обладает мужеством и духом борьбы. Эриксон пишет по этому поводу: «Мы говорим о целях и ценностях, а также о той энергии, кото рую они получают благодаря системе воспитания» (Erikson 1950а, нем. изд., 1965, 134). И далее: «Воспитание должно быть встроено в систему непрерывного эко номического и культурного синтеза, чтобы сохранять свою консистентность» (там же, 134).
В период жизни, когда детей в западной цивилизации приучают к регулярному отправлению выделительных функций, сиу не делали ничего подобного. Модально сти «удерживания» и «отпускания» не имели решающего значения. Поэтому вопрос об «отдаче» детских экскрементов (собственности) решался без проблем: маленькие дети подражали старшим. Владение какой-либо частной собственностью не имело
ценности, не содержало в себе ничего «хорошего». Эта культурная установка оказы вала влияние на позицию матери с точки зрения приучения к опрятности. В свою очередь такая установка становилась частью характера сиу.
Когда дети сиу становились чуть старше — достигали примерно того возраста, когда в западной цивилизации дети начинают ходить в школу, — они вынуждены были считаться с определенными изменениями. Мальчики и девочки, братья и сест ры могли общаться между собой лишь в ограниченных пределах. Отныне мальчики всерьез подготавливались в своих играх к будущим задачам в роли охотников и вои нов. Девочки содержались вблизи кипи (конусообразная палатка из бизоньих шкур, служившая жилищем у индейцев прерий), где знакомились с обязанностями жен щин. Существовали совершенно конкретные территориальные границы, преступать которые девочка не могла. Если же она это делала, то над ней мог совершить насилие любой мальчик. Ему даже позволялось хвастаться своим поступком. Тем не ме нее в рамках этой системы очевидной агрессивной сексуальной эксплуатации суще ствовало и позитивное уважение, которое развивалось между братьями и сестрами и являлось прообразом уважения к противоположному полу у взрослых. Если юно ша убивал определенное животное, то зачастую именно сестре выпадала честь его готовить и вместе с братом его съедать. Позднее, если молодой мужчина убивал врага, то опять-таки сестре предоставлялось право увечить мертвое тело.
Два раза каждое лето мужчины сиу исполняли танец Солнца. Он являлся частью ритуала примирения с сверхъестественными силами. В ходе танца мужчины прон зали мышцы груди деревянными прутьями, прикрепленными к «солнечному стол бу» кожаными ремнями. Устремив пристальный взгляд на столб, они пятились на зад, вырывая куски плоти из своей груди. Эриксон усматривал в этом глубоко бессознательную детерминанту, аналогичную закону возмездия: «Око за око, зуб за зуб». Ярость ребенка из-за боли, которую он должен был терпеть в наказание за укус материнской груди и из-за потери ощущения связанности с раем детства должна была быть искуплена. Чтобы обеспечить себя вдоволь пищей, необходимо умилостивить сверхъестественные силы: танцующий в экстазе дикарь должен изуве чить собственную грудь.
В то время индейцы сиу были кочующими охотниками на бизонов и воинами. С технологической точки зрения они жили в узком мире, в котором чувствовали себя сильными, уверенными и были сами себе хозяевами. У них существовал совер шенно определенный паттерн коллективной идентификации. Благодаря воспитанию в детстве они становились мужественными, физически сильными, спокойными и уве ренным в себе, а давление общественного мнения в виде обвинения в постыдных поступках формировало их реальное социальное поведение, но не воздействовало на телесные функции и фантазии. То есть индейцы сиу боялись внешнего осужде ния, но не «внутреннего голоса совести», как это было характерно для их белых врагов.
Некоторые специалисты, изучавшие проблему апатии и абсентизма с психоди намических позиций, пытались рассматривать эти черты характера как «репрессив ные силы», которые были активизированы в детском возрасте. Эриксон, напротив, считает, что такое понимание апатии сиу совершенно не отражает проблему. Апа тия, скорее, основывается на том, что все, что осталось от инициативы молодых и взрослых сиу, не может найти жизненной идентичности, а те силы, которые когда-то возникли в результате особого рода детского воспитания, инстинктивно направ лявшегося на то, чтобы формировать воинов и охотников, не могут воплотить ся в поступках.
Эриксон изучал также еще одну, диаметрально противоположную группу аме риканских индейцев — юроков. Юроки живут в низовьях большой реки, которая на севере Калифорнии впадает в море. В их языке нет таких понятий, как «север» или «юг». Есть только направления: «вверх по реке», «вниз по реке», «к реке», «от реки». Это племя живет, словно в гигантской системе тела, которая предназна чена для приема пищи и называется рекой Кламат. Каждый год на нерест приходят несметные стаи лосося, которого юроки коптят и употребляют в пищу. Каждый год юроки совместными усилиями строят запруду, чтобы ловить лососей. Они относят ся к своей реке, как к телу, которое нужно содержать в чистоте и защищать от за грязнения. В реку запрещено мочиться. Женщины во время менструации не долж ны подходить к реке. Мужчина же после полового акта, прежде чем войти в воду, должен очиститься в паровой бане.
С оральностью юроки обходятся совершенно иначе, чем сиу. Младенцев отлуча ют от груди уже примерно в шесть месяцев. Если это не удается, то мать на несколь ко дней уходит. Отлучение от груди называется ею «забыванием матери». Хотя юро ки не придают такого значения контролю над мышцами сфинктера в раннем возрасте, как в индустриальных обществах, тем не менее они следят, чтобы продук ты жизнедеятельности различных систем органов не смешивались. Представление о том, что одну систему можно загрязнить продуктами другой, является физическим выражением необходимости держать в чистоте водную систему реки. Любопытно, что юроки обладают определенными чертами характера, которые встречаются толь ко у «обсессивных невротиков» в западной культуре. Они скупы, жадны, алчны и сварливы; они тратят много сил на то, чтобы избежать загрязнения и дурных по ступков. Типичный юрок считает, что ему достаточно просто сконцентрироваться на мысли о лососе, и он сможет увидеть, что на самом деле делается в реке. Если расценивать подобное поведение с точки зрения психопатологии, то такого человека следует считать психотиком. В своем отношении к загрязнению и выходу за рамки привычного поведения юроки ведут себя, словно страдают фобией. Однако все эти наблюдения не дают нам возможности приблизиться к пониманию взрос лых юроков, которые целиком справляются со своими задачами. Во всех этих пат тернах поведения содержатся магические элементы. Юроки контролируют собст венные системы органов, как им хотелось бы контролировать реку, дающую им жизнь и пищу. Таким образом, индивид, общество, в котором он живет, и река рас сматриваются как части единой системы, на которую влияют как поведения инди вида, так и поведение общины. «Я хочу этим сказать, — пишет Эриксон, — что нев роз является индивидуальным состоянием, в котором иррациональные черты полностью отделены от сравнительно развитой рациональности; примитивность, напротив, является состоянием человеческой организации, в котором дорациональ-ное мышление интегрировано с рациональностью настолько, насколько ее допуска ет существующая технология» (там же, 180).
ДЕТСКАЯ ИГРА И РАЗВИТИЕ Я
Один из разделов своей книги «Детство и общество» Эриксон посвящает разви тию Я. Он начинает с описания шестилетней девочки, больной шизофренией. В ре зультате тщательного анализа клинических данных Эриксон приходит к выводу о неспособности ребенка объединять отдельные части личности, включая части тела, посредством синтеза в единое функциональное целое.
Этот пример служит Эриксону отправной точкой для объяснения того, что он понимает под «игрой и заботами» и их сходством. Он напоминает строки Уильяма Блейка: «Летей забавы, стариков заботы — плоды двух разных времен года».
Если Фрейд говорил, что «сновидения — это via regia [царская дорога (лат.). — Примечание переводчика] к бессознательному», то Эриксон демонстрирует, что игра детей дает нам такую же возможность узнать о происходящем в душе человека (см. также статью Р. Ризенберг в этом томе). Ни игра детей, ни сны взрослых не служат исключительно тому, чтобы доставлять удовольствие или удовлетворять влечения-желания. Хотя эти элементы, несомненно, присущи игре, эта деятельность является все же гораздо более сложной и серьезной. Игра означает полное погруже ние в деятельность без чувства вины или исполненного страхом стремления к возме щению. Она представляет собой комплекс действий, возникающих из внутренней потребности в дальнейшем развитии и подготовке к овладению большим мастерст вом в будущем. При этом Я способствует контролю над телесными функциями, по вышению чувства собственной ценности и овладению социальными ролями; оно ис пытывает оптимальное витальное напряжение, которое приносит удовлетворение благодаря преодолению чувства недостаточности.
Эта детская игра может быть продиктована здоровым «желанием» обладать большим мастерством. Но она может порой иметь и гораздо более важную функ цию. Если ребенок чувствует себя подавленным, «плохим» или неполноценным, игра может оказаться крайне важным убежищем для восстановления ребенком своей самооценки. Следовательно, игра не является «трудом» лишь потому, что не имеет моментальных осязаемых результатов.
Тем самым мы приходим к различному значению, которое игра имеет для детей и взрослых. Игра ребенка предназначена прежде всего для того, чтобы ребенок мог создать для самого себя нечто новое и восстановить пострадавшую самооценку. И хотя эти элементы относятся и ко взрослым, они все же такого значения, как пра вило, для них не имеют. Взрослый человек нуждается в периодах, когда он может быть свободен от последствий — ему нужно время, чтобы отдохнуть, восстановиться.
Если мы теперь обратимся к случаям, которые уже стали патологическими, то нам будут понятны определенные сходства между играми детей и взрослых. Люди, страдающие депрессией и страхом, зачастую повторяют в игре соответствующие ситуации. Под влиянием «навязчивого повторения», как это называл Фрейд, игра может также превратиться в опасное и неприятное дело. Данный человек может втянуться в опасную игру и в игру с опасностью. Он может зайти столь далеко, что будет «вынужден» воспроизвести испытанную опасность, чтобы попытаться ее преодолеть.
Эриксон приводит интересный пример «излечения» трехлетней девочки с по мощью игровой терапии. Просто и убедительно он показывает, что в терапии «отыг рывание» ребенком соответствует «высказыванию» взрослого. Ребенок может рудиментарным образом «понимать», когда чувствует себя понятым, а его чувст вительность пропадает в результате того, что партнер, играя с ним, проявляет по нимание.
Эриксон проводит четкую разделительную линию между примитивными наро дами и более сложными индустриальными обществами с точки зрения их разного понимания детской игры. Индейский юноша «играет» со стрелой и луком в соответ ствии со своими силами. Когда он убивает первую птицу, это становится поводом Мя торжеств. Мальчик действительно сделал шаг в направлении своей будущей роли Жизнеспособного взрослого. И наоборот, многие западные юноши никогда не по лучают такого же признания со стороны взрослых и не получают удовлетворения, Даже если они столь же ловко обращаются со своими предметами для игры. Соци альная и технологическая структура стала настолько сложной, что детям и взрослым все сложнее осознавать развитие полезных умений, даже если это развитие происхо дит прямо на глазах.
ВОСЕМЬ СТАДИЙ РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕКА
Далее в своей книге Эриксон дает систематическое изложение «восьми стадий человека». Оно представляет собой расширенную и приведенную в систему концеп цию классической психоаналитической теории развития. В ранний период психо анализа еще не существовало системного и всеобъемлющего представления о разви тии человека по завершении эдиповой фазы. Считалось, что ребенок вступает в латентный период, когда его влечения становятся менее интенсивными и лучше поддаются контролю. В начале юношеского возраста возможен только частичный контроль над влечениями, поскольку в результате генитального созревания на под ростка обрушивается поток раздражителей. Его задача теперь заключается в том, чтобы освободить «энергию», инвестированную в инцестуозные объекты, и заново инвестировать их в соответствующие объекты. Высказывалась надежда, что к этому времени он уже в достаточной степени идентифицировался с родителем одно го с ним пола, и это должно помочь ему овладеть жизненно важной трудовой ролью. В таком случае задача развития является в той или иной мере осуществленной. Половая зрелость достигнута, профессия выбрана. Способность «любить и трудить ся» выступает на передний план, а индивид становится «защищенным от неврозов».
Этот обзор в известной степени является упрощенным. Однако он отражает ис ходный пункт, когда в теории неврозов взрослых людей возникла настоятельная не обходимость в разработке новых подходов и классификаций. Именно здесь Эрик сон внес значительный вклад, за который получил всеобщее признание. Как всегда, он начал с самого начала и подверг критической оценке психоаналитическую тео рию детского развития и имеющиеся клинические данные. При этом он стремился соотнести сменяющие друг друга в определенной последовательности ступени разви тия и проследить весь жизненный цикл человека. Эриксон установил, что в течение жизни у человека возникают специфические для каждой фазы проблемы, с которы ми он должен своевременно справиться. Если этого не происходит, то образуется психический дефект, принимающий ту или иную форму.
Для каждой такой проблемы в рамках жизненного цикла существует критиче ская стадия, а каждая из этих стадий оставляет после себя —- в смысле качества зада чи, которую необходимо решить, — в определенном соотношении «хорошее» и «пло хое». Это означает, что Эриксон особое внимание уделял специфическому качеству силы (или слабости) Я, которое должно появиться в конце каждой фазы.
Первая стадия: базальное доверие в противоположность базальному недоверию
Это период, который в соответствии с доминирующей структурой влечений называется в классическом психоанализе оральной фазой. Если мы обратим наше внимание на формирование структур Я, то увидим в этом процессе гораздо боль шее, чем просто развитие психосексуальных тенденций и основывающихся на нем фантазий, которые в результате их удовлетворения или фрустрации определяют свойства этих психических структур. То, что Эриксон назвал базальным доверием, можно наблюдать в функционирующей диаде мать-ребенок. Ребенок нормально питается и спит; желудочно-кишечный тракт не испытывает напряжения, отсут ствуют колики; выделительные функции работают безупречно; ребенок, который все это испытывает постоянно благодаря любящей и заботливой матери, приобре тает рудиментарное чувство идентичности Я. Все выглядит так, будто у ребенка
имеются ощущения и образы, которые он «вспоминает», на возникновение кото рых он может рассчитывать и которые возникают у него благодаря внушающим доверие людям. Мать превращается во «внутреннюю уверенность в себе», а ее при сутствие и ее функция помощницы в ситуациях невыносимого напряжения становятся предсказуемыми. Именно это сознание «взаимности» дает ребенку чувство того, что он всегда может получить то, в чем больше всего нуждается, и что мать о нем позаботится. Из этой «взаимности» возникает первое социальное достижение младенца. Он без чрезмерной боли может позволить матери находить ся вне поля его зрения.
Тяжелая фрустрация на этой стадии отражается в последующие годы в особых чертах характера и нарушениях психического состояния. В худшем случае такая фрустрация взаимности может стать причиной неспособности к синтезу и, как след ствие, детской шизофрении.
Эту проблему нельзя понять количественно. Конечный результат нельзя объяс нить исключительно «количеством» материнской любви. В разных культурах с ново рожденным ребенком обращаются по-разному. Уход за ребенком является нормаль ным, если мать выполняет свои функции из подлинного чувства убежденности, то есть когда это чувство отражает связь матери с ценностями и знаниями, прису щими ее культуре. Обычно это проявляется в институционализированной форме по чтительности, черпающей свою силу из соответствующего образа мира. Так в самом начале жизни в акте веры и доверия происходит «встреча» младенца, родителей и общества.
Вторая стадия: автономия в противоположность стыду и сомнению
Созревание мышечных структур, включая мускулатуру сфинктеров, приводит к появлению у развивающегося младенца двух модальностей — «удерживания» и «высвобождения». Каждая из этих модальностей может оказывать как позитивное, так и негативное воздействие. Можно жадно «удерживать», словно речь идет о жизни и смерти, но можно также «удерживать» и упорствовать, не сдаваясь. Точно так же можно высвободиться назло и в отместку или легко и великодушно расстаться с веща ми. Внутренние продукты тела не являются для ребенка ни чуждыми, ни плохими. Главное здесь — что чувствует ребенок: отдает ли он эти продукты сам или их у него отнимают. Эту дилемму маленького ребенка можно описать следующим образом: «Кто управляет мной и моим телом?» Особенно уязвимым у ребенка является «зад», который самому ему не дано видеть. Вероятность почувствовать себя незащищенным велика; «зад» могут видеть другие, и это вызывает тревогу; ребенок стыдится того, что он продуцирует (или не продуцирует) не в то время или не в том месте. Эриксон говорит, что сомнение является братом стыда. Человека у которого не развилось авто номное чувство собственной ответственности, всегда одолевают какие-то сомнения. За все, что он оставляет после себя, он опасается критики и осуждения со стороны Других людей. Интроецированные последствия этой важной фазы выражаются в от ношении индивида к институционализированным принципам правопорядка.
Третья стадия: инициатива в противоположность чувству вины
Этот период жизни чаще всего называют эдиповой фазой. Ребенок стремится проникать, завоевывать и преодолевать. Он позволяет совершаться событиям и хо чет быть их причиной. Чувство собственной силы и возрастающая способность к воображению побуждают ребенка подражать действиям взрослых и фантазиро вать о собственной грандиозности. Эти функции являются чересчур интенсивными и в силу биологических причин обречены на провал. Ребенок мал и неспособен одер живать верх над взрослыми и брать на себя их реальные функции. Эта стадия пред ставляет собой своего рода состязание, которое может привести к появлению чув ства поражения и кастрированности. «Здесь, — утверждает Эриксон, — происходит судьбоносный слом, важнейшее преобразование эмоциональной энергии, разрыв между потенциальной победой человека и потенциальным тотальным уничтожени ем. Ибо с этого момента ребенок всегда будет жить с ощущением внутреннего раз лада» (там же, 251). То есть возникает разлад между огромным потенциалом рос та, с одной стороны, и интроецированными родительскими инстанциями — с другой, которые активно влияют на самонаблюдение, самоконтроль и самонаказание ре бенка. Поэтому и результатом этого периода жизни является одновременно горькое чувство вины (вследствие наложенных на себя самого запретов) и сладкого чувства обладания собственной инициативой.
Четвертая стадия: продуктивность в противоположность чувству неполноценности
Эта стадия отличается от всех предыдущих, поскольку в ней нет нового источни ка внутреннего разлада. По этой причине Фрейд дал ей название «латентный пери од». Тем временем ребенок становится подготовленным к систематическому обуче нию. У культурных народов он должен ходить в школу, чтобы научиться читать и писать. У народов, еще не обладающих грамотностью, он обучается вещам, связан ным с его природным окружением. Ребенок вытеснил и сублимировал свое стремле ние подчинять других людей путем открытого нападения. Желание стать отцом или матерью уступает место физическому и техническому совершенствованию. Теперь ребенок должен научиться добиваться признания благодаря действительным дости жениям. Чувство своих реальных сил подкрепляется в результате овладения новыми навыками. Ребенок усваивает технологические основы своей культуры. В «прими тивных» обществах этот процесс является непосредственным, поскольку ребенок обучается очевидным функциям, которые он может наблюдать у своих родителей. В сложных индустриальных обществах роль родителей, особенно отца, определена не столь четко. Школа становится чуть ли не обществом самим по себе, при этом основная опасность заключается в том, что ребенок может приобрести чувство не достаточности и неполноценности (см. статью К. Зеельманна в т. IV). Но существует и другая, к сожалению, слишком часто встречающаяся опасность. Чтобы устранить последствия предыдущих фаз и преодолеть чувство неполноценности, многие дети проявляют чрезмерное прилежание. Строгое самоограничение в форме исключитель ного внимания к работе может привести к тому, что ребенок превратится в бездумно го конформиста, в некий автомат, который легко смогут эксплуатировать другие.
Пятая стадия:идентичность в противоположность неопределенности ролей
Детство подошло к концу, и с наступлением пубертата начинается юношеский возраст. Чувство тождества, на которое прежде можно было положиться, поставле но под сомнение. Быстрое изменение размеров тела и наступающая половая зре лость не позволяют подростку чувствовать себя тем, кем он был раньше. С вопросом
«Кто я?» связан важный вопрос «Каким я кажусь другим людям?» Вхождение в груп пировки уменьшает страх оказаться чужим и отличающимся от остальных подрост ков. Юношеская «влюбленность» предоставляет возможность спроецировать собст венный образ Я на других людей и более четко увидеть его в зеркальном отражении. Все прежние битвы совершаются еще раз. Но теперь они выносятся за пределы сво ей семьи, а «невинных зрителей» наделяют ролями, о которых они не просили. Такие роли называются «друг» или «враг» — это люди, на которых хотелось бы быть похожим или которых следует отвергать.
В результате молодые люди, которые не уверены в своей половой идентичности, оказываются в полном смятении, из-за чего нередко возникают психотические ин циденты или правонарушения.
Сложность интеграции ролей и способностей в разумные представления о буду щей профессии вызывает у многих молодых людей сильный страх. Эриксон говорит по этому поводу: «Следовательно, чувство идентичности Я представляет собой нако пленную уверенность индивида в том, что внутренней тождественности и непре рывности соответствует также тождественность и непрерывность его существова ния в глазах других людей, которые подтверждаются в реальной перспективе 'жизненного пути'» (там же, 256).
Шестая стадия: интимность в противоположность изоляции
Только тогда, когда у молодого человека сформировалось достаточно сильное чув ство идентичности, он готов соединить свою идентичность с идентичностью других людей. Для этого требуется готовность и желание связать себя партнерскими отно шениями с конкретным человеком. То есть необходима большая этическая сила, чтобы связать себя подобными отношениями, особенно если они требует значитель ных жертв и компромиссов. Эриксон пишет: «Тело и Я должны теперь контролиро вать модальности органов и ядерные конфликты, чтобы без страха противостоять ситуациям потери Я, где требуется самоотдача: в оргазме и половом акте, в тесной дружбе и физическом противоборстве, в переживаниях вдохновения, порождаемо го наставником, и интуиции, идущей из глубин Самости. Если молодой человек из страха перед потерей Я избегает этих переживаний, то это может привести к появлению чувства глубокого одиночества и в конце концов к полной сосредото ченности на самом себе, к потере внешнего мира» (там же, 258).
Только теперь может полностью проявиться настоящая генитальность, посколь ку значительная часть половой жизни, предшествовавшей этим обязательствам, от носится к активности, целью которой является обретение идентичности. Многое из того, что Фрейд говорил о половой любви, было крайне упрощено и представлено таким образом, будто способность к регулярному оргазму является непременным условием так называемой половой зрелости. Что же на самом деле означает гени тальность, Эриксон (по Фрейду) определяет следующим образом:
обоюдность оргазма
с любимым партнером
противоположного пола,
с которым человек хочет и может испытывать взаимное доверие
и с которым он может и хочет привести в гармонию жизненные сферы
а) работы,
6) произведения потомства и в) отдыха, чтобы
б) и потомству тоже обеспечить все стадии удовлетворительного развития.
В том случае, если способность к интимности не была достаточно развита, это часто приводит к изоляции, которая в свою очередь становится причиной пси хических нарушений, депрессивной погруженности в себя или проблем, связанных с особенностями характера. С другой стороны, также и в браке часто встречается изоляция особого рода: изоляция вдвоем, ограждающая обоих партнеров от необхо димости столкнуться и справиться со следующей критической стадией — развити ем способности производить потомство.
Седьмая стадия: способность производить потомство в противоположность стагнации
Способность производить потомство предполагает заинтересованность и стрем ление активно участвовать в становлении нового поколения. Это означает, что мужчи ны и женщины испытывают реальную потребность развивать способность к самоот даче в духовном соприкосновении и в удовлетворении биологических потребностей близкого человека. Это означает также настолько сильную любовь, что человек отда ет самого себя и свою жизнь, чтобы сделать жизнь другого человека осмысленной и насыщенной. Такое привнесение либидинозной энергии ведет к расширению интересов Я и усиливает чувство жизни. И наоборот, там, где этого важнейшего для взрослого человека развития не происходит, наступает оскудение личности, а постоянным попутчиком становится стагнация. Такие люди находятся в бесполез ных поисках «ответа»; с утомительной одержимостью они ищут интимности, кото рая никогда не может принести удовлетворения. У них появляется снисходительное отношение к самому себе, и, в сущности, они внушают себе, что мир не может дать им личной радости. Они отказываются от глубоких человеческих чувств ради поверх ностной чувственности.
Нельзя также забывать, что существует много людей, которые остаются бездет ными или которые по разным причинам никогда не вступают в брак. Тем не менее многие из них способны и хотят оказать помощь обществу в воспитании нового поколения. Они делают это с любовью и самозабвением, что позитивно сказывает ся на их жизни.
Подводя итоги, Эриксон говорит, что не только мужчина исполняет отцовскую функцию для детей, но и наоборот — ребенок осуществляет отцовскую функцию для мужчины. Ибо без детей, которых надо оберегать и о которых надо заботиться, мужчина и женщина ощущают себя обездвиженным автомобилем.
Восьмая фаза: интегрированность Я в противоположность отчаянию
Интегрированность Я, о которой говорит Эриксон, представляет собой за вершающий синтез всех частей личности и, можно сказать, кульминационный пункт развития всех качеств Я. Человеческая жизнь превратилась в единое целое. Она приобрела смысл и порядок, не исключив малодушно и всего того, что не вписы вается в строгие рамки. В глубине души человек удовлетворен, поскольку может принять и признать, что живет в определенное время и воспитывался в опреде ленной семье. Он развил свои умения в диапазоне данных ему возможностей и ограничений и может их активно использовать. Он достиг интегрированности, которая по своей форме соответствует его нации, эпохе и жизненному простран ству; он преобразовал ее заново и испытывает удовлетворение. Следствием этой интегрированности является чувство нравственности и ориентация на,мораль
ные ценности. Она означает, что человек является звеном в цепи, которая точно так же охватывает жизнь и эпоху родителей и предков, как жизнь и эпоху по томков, которые появились на свет благодаря его собственным стараниям и из его собственного тела.
С другой стороны, индивид, не сумевший активно удовлетворить свои потреб ности и при этом истощивший себя самого, становится нарциссическим объектом собственного отчаяния. Такой человек не сумел ни завоевать доверия, ни почув ствовать доверие к другим; он и не проявлял инициативы, чтобы сделать что-то для общества, и не нашел близких друзей, не произвел на свет детей или не создал каких-либо произведений. Результатом является ошеломляющее чувство собствен ной бесполезности и никчемности собственной жизни, которое в свою очередь про является в самых разных формах отвержения самого себя и других людей. Ничто не имеет смысла. Смерть — это бессмысленное завершение бессмысленной жиз ни. Она уже не может восприниматься как неизбежность судьбы, а вызывает чрез мерный страх.
Полную противоположность такой печальной позиции описывает Уильям Бат-лер Йейтс в одном своем стихотворении, написанном под впечатлением от вырезан ной в лазурите сцены из жизни Древнего Китая. Два старика-китайца взбираются в гору, чтобы добраться до дома, который находится высоко, но все же только на полпути к вершине. Они останавливаются, смотрят вверх и вниз и просят музы канта затянуть печальную мелодию. Смерть недалеко и все же:
«Их глаза среди морщин, глаза, сверкающие старческие глаза, смелы».
В конце раздела, посвященного восьми стадиям развития человека, Эриксон обсуждает свои представления об эпигенезе: в принципе человеческая личность развивается в соответствии с предопределенным, врожденным планом. Его можно сравнить с временным планом внутриутробного развития важнейших телесных органов в определенные фазы. То есть человек обладает некоей внутренней энер гией, вследствие которой в определенные периоды своей жизни сталкивается с важ нейшими конфликтами социального взаимодействия. Самые разные общества уст роены таким образом, что могут задействовать этот потенциал. Они способствуют его максимальному проявлению и направляют в каналы, обогащающие и индиви да, и общество.
В заключение Эриксон с помощью таблицы демонстрирует связи, преобла дающие в отношениях противоположных свойств Я. Например, если ребенок ин-троецировал стабильные отношения базального доверия и базального недоверия, то это соотношение в следующей критической фазе, то есть в фазе стремления к автономии, расширится на один параметр. В качестве автономной личности он приобретает опыт в том, что может положиться на себя и на функционирование своего кишечника.
В таблице 1 диагональ отображает последовательность психосоциального разви тия человека. Разумеется, это развитие не происходит в чистых квадратных клетках. Как мы уже видели, в различных культурах придается разное значение отдельным аспектам каждой фазы. То есть существуют народы, представители которых задер живаются на определенной стадии развития дольше, чем другие. То, что появляется при этом у индивида, и то, что общество в первую очередь развивает у своих членов, согласуется, следовательно, с тем, как осуществляются психосоциальные интерак-Ции. Эриксон подчеркивает, что его таблица представляет собой лишь схему, с помо щью которой можно изобразить континуум критических интеракций между инди видом и обществом.
Остальные клетки в таблице специально оставлены пустыми. Это дает возмож ность отнести к ним определенные феномены. Свободная ячейка II может, на пример, содержать наблюдения за маленьким ребенком, который энергично пы тается высвободиться, когда его чересчур крепко держат, что можно считать предшественником автономии. В ячейке 13 можно представить себе ребенка до школьного возраста, который до и после каждой игры испытывает необычайную потребность в утешении и защищенности. В свободной клетке 1? опять-таки мож но представить себе взрослого человека, способного отчасти сохранить креа тивность лишь благодаря употреблению большого количества пищи, напитков или наркотиков. Разумеется, наблюдатель может также продумать различные ва рианты при заполнении клеток, расположенных над диагональю. Свойства, ото бражаемые ячейкой VII4, можно иногда наблюдать у детей с преждевременным развитием — это «предприниматели», целиком занятые делами и добыванием де нег. Взрослый возраст пока еще не достигнут, и именно успех преждевременных предприятий может негативно сказаться на решении специфических задач подро сткового возраста. Ибо если совсем еще юный человек тратит слишком много времени и энергии на упомянутую предпринимательскую деятельность, то, как пра вило, это происходит за счет гораздо более важного развития идентичности и за счет переживания эмоциональной близости.
индивид и социальные структуры
В начале заключительного раздела своей книги Эриксон показывает, насколько важно соотносить результаты индивидуального анализа с социальными структура ми, которые позитивным или негативным образом влияют на индивида. Он утвер ждает, что ранний психоанализ слишком ограничивал поле своего зрения и концен трировался исключительно на честной интроспекции, служащей самопознанию. Все выходящие за рамки этого факторы он был склонен считать либо «сопротивле нием», либо чем-то не имеющим отношения к психоанализу. И только в последнее время он стал уделять больше внимания взаимным механизмам адаптации инди вида и общества. Раньше, например, Сверх-Я рассматривалось чаще всего как сдер живающая, подавляющая и тираническая сила в человеческой личности, и аналити ки полагали, что пациент благодаря разъяснению бессознательных воздействий Сверх-Я способен освободиться от его автократического, преследующего влияния. И лишь позднее благодаря работам таких аналитиков, как Эриксон, Гартманн, Крис, Лёвенштейн, Анна Фрейд, и других общественное влияние и отвод энергии посред ством императивов Сверх-Я стали предметом систематического исследования и кли нической работы.
В конце книги «Детство и общество» Эриксон приводит свои рассуждения о национальной идентичности, которые воспроизвести здесь в виде резюме крайне сложно. Эриксон отнюдь не считает, что его рассуждения представляют собой «стро гие данные» или доказанные факты. Верный себе, он и здесь исследует отдельные феномены с психологической, социальной и исторической точек зрения, чтобы про яснить динамику их взаимного влияния. В результате определенные паттерны пове дения предстают гораздо менее произвольными, и можно увидеть, что застывшие формы когда-то служили цели, которая в настоящее время уже не имеет никакого значения.
Так, например, в Соединенных Штатах Америки матери оказались под перекрест ным огнем уничтожающей критики, поскольку их обвиняли в том, что они оказывали на своих детей, особенно на сыновей, ограничивающее влияние. Этому явлению было даже дано название «момизм», от слова «мом», представляющего собой обращение к матери. Матерей упрекали в том, что они чрезмерно властвуют в семьях, узурпиро вали функции отцов, слишком негативно настроены к чувственности и такое отно шение пытаются передать также своим детям.
При исследовании вопроса, каким образом возникали определенные паттер ны поведения у матерей, Эриксон натолкнулся на их опыт фронтовой жизни — под фронтом здесь понимаются соответствующие границы в период колонизации Североамериканского континента. Эта фронтовая жизнь породила дух, приведший к появлению характерных для американской жизни полярностей. Каждый человек должен был разрешить конфликт противоположных ценностей: что ему делать — вести кочевую жизнь или оседлую? Конкурировать с другими людьми или сотрудни чать с ними? Быть набожным и законопослушным или бороться за свои права с ору жием в руках? В то время расхожий мужской прототип только складывался; мужчи на покорял дикую местность, новую страну и подчинял индейцев. В отношениях между людьми царили насилие и жестокость. И женщины оказались почти перед неразрешимой задачей, поскольку должны были воспитывать сыновей этих муж чин; они должны были донести до них этику — религиозные ценности и привить любовь к домашнему очагу, и вместе с тем они не могли подвергать опасности то гдашний образ мужчины. Матери стали третейскими судьями, авторитетами в во просах морали и вкуса, поскольку отцы оставили им это поле. Таким образом, «мо мизм» в известном смысле является следствием ухода от дел отцов, то есть их отказа от лидерства в вопросах воспитания и культуры.
ИССЛЕДОВАНИЕ И АНАЛИЗ ВЬ1ДАЮЩИХСЯ ЛИЧНОСТЕЙ
Эриксон изучал и анализировал также «Майн кампф» и присущие этой книге качества мифа и легенды. Он отмечал, что миф, будь он древним или современным, не является ложью. Скорее, историческая правда и вымысел перемешаны в нем та ким образом, что все выглядит вполне правдоподобно. И зачастую миф вызывает «благочестивое изумление» и пробуждает «пылкое честолюбие». Хотя Эриксон в сво ей работе учитывал как известные факты из детства и юности Гитлера, так и его яв ные психопатические симптомы во взрослом возрасте, он, разумеется, прекрасно понимал, что сумятица в голове одного человека не может всколыхнуть всю нацию. Струны, которые задел Гитлер, должны были найти отклик у его слушателей. Эрик сон говорит о проблеме национальной идентичности и об огромных силах, кото рые можно активизировать, чтобы осуществить на деле видение, сулящее именно эту национальную идентичность. Роль антисемитизма рассматривается здесь им иначе, чем это обычно принято. Эриксон отмечает, что силы, которые соединились в Гитлере и Германии, имели свое собственное поле, но что эта же взаимосвязь инди видуальных и национальных инстинктивных сил, направленных на достижение чув ства общей идентичности, с таким же успехом могла возникнуть и в других частях света.
В этом разделе своей книги Эриксон на примере фильма исследует перемены в российском обществе. Речь идет об одном старом советском фильме о юности Мак сима Горького. Здесь Эриксон исследует качества легенды и вытекающие из них изменения идентичности у большой части русской молодежи. «Я хочу предпри нять попытку проанализировать легенду о детстве Максима Горького в ее связи с географическим местоположением и историческим моментом возникновения»
(там же, 3 5 3 ). И вновь здесь можно увидеть типичный подход Эриксона. Акцент дела ется на времени, месте и мире образов. В одной небольшой деревне на берегу великой реки Волги вместе со своей овдовевшей матерью живет мальчик, Алеша Пешков. Он формирует — формирует самого себя и новое русское сознание. Его добросердеч ная, полная жизни и великодушная бабушка принимает его и о нем заботится. Она символизирует желанную и любимую «матушку Русь». Звучит контрапунктная тема' сохраняющая жизнь мать-земля дает защиту и веру, но если человек отдается собственному желанию пассивности, то неожиданно для себя он попадает в нежелан ное рабство. Бабушка, мать всех матерей, носительница традиции, обладает огромной силой. Ее вторая половина, супруг, груб и жесток. Этот немощный, внешне незрелый «ребенок» жадно цепляется за свои слабые силы и возможность поработить семью и работников своей небольшой лавки. Он чуть ли не инфантильно зависит от своих денег и маленького Алеши. Он играет свою патриархальную роль и хочет за это полу чить сочувствие. Но в ответ он видит лишь непреклонное лицо мальчика, который за тем возьмет имя «Горький». В кратком историческом экскурсе Эриксон напоминает о том, что цари Иван Грозный и Петр Великий убили своих старших сыновей. Иван сделал это собственными руками, Петр поручил это другим. И, таким образом, царь, как и маленький светловолосый батюшка, являлся символом достойной сострадания автократии. Подобное сочувствие к царям, жестоким отцам или дедам характерно для мазохистского подчинения. То, как глядел Алеша на своего деда, означает не толь ко жест личной непокорности — это был жесткий, пронизывающий взгляд человека, видящего вещи такими, какими они являются.
Если Петра и ему подобных называют «великими», то это не свидетельствует ни о нарциссическом присвоении имени, ни о традиции. Какими бы ужасными ни были их деяния, на арене русского мира цари олицетворяли нечто, что объединя ло их с другими русскими патриархами в городе и деревне. «Иван и Петр велики не из-за своих трагических страстей, которые, по-видимому, мешали им в качестве предводителей, а потому, что смогли в гигантском масштабе показать трагедию ран него патриархального общества и его внутреннего эквивалента — Сверх-Я, а также еще потому, что так они решающим образом способствовали развитию националь ного сознания и национальной совести» (там же, 369).
Алеша становится свидетелем удивительной беспомощности двух стариков — слепого старшего работника и престарелого, разорившегося тем временем деда. Они оба нищие. Мальчик не позволяет разжалобить себя их бедственным положе нием. Пробуждающееся сознание нового русского духа уже не оказывает поддерж ки достойному сожаления, эксплуататорскому и распадающемуся режиму, который олицетворяют два этих умирающих старца. От «одного чужого» в деревне Алеша узнает о ценности знаний, мыслей и особенно «умения взять» (в том смысле, что нужно уметь пользоваться случаем, если хочешь превратить пассивно переноси мую судьбу в активное будущее). Посторонний выступает, словно новое сознание, словно новая мысль. Он не идентифицируется по имени.
В Алешиной деревне существует ватага беспризорных детей ?— изгоев. Но они всегда вместе. Ребята спасают Алешу от жестокого нападения компании гораздо более типичных деревенских мальчишек, и духовно он становится членом этой груп пы, которая живет тем, что удается раздобыть на помойках и свалках. К ним отно сится также Ленька — жизнерадостный юноша с парализованными ногами. Ленька Держит разную мелкую живность: мышей, птичек и т. д. Но он мечтает о времени, когда покинет напоминающий темницу подвал, где ему приходится жить, и отпус тит на волю всех своих животных.
К явному литературно-символическому намеку на порабощение в образе Лень ки и его живности Эриксон добавляет еще один параметр из практики детского воспитания в то время и в той стране. Речь идет о пеленании. Обычно младенца пеле нали в течение девяти месяцев, то есть всю ночь и большую часть дня он был полно стью обездвижен. Внешнее ограничение возможностей телесного выражения сни жает способность ребенка к реагированию. Вазомоторная разрядка, восприятие внутренних телесных процессов, использование голоса и т. д. — таковы единствен ные возможности, которые остаются у ребенка. Эриксон описывает особенности известных персонажей из русской литературы, у которых полярность между изоля цией и экзальтацией проявляется особенно ярко. Они находятся в тесной темнице удушливых чувств; но они «ищут другие души, ищут, вздыхая, бледнея, краснея, пла ча и падая в обморок». Следовательно, Ленька, маленький «пленник», представляет собой продукт общества, политической системы и воспитания. Он не способен под няться без посторонней помощи.
В заключительной сцене фильма беспризорные мальчики и Алеша смастерили из старых велосипедов, найденных в куче металлолома, небольшую коляску. Они бе рут Леньку с собой и тянут коляску к горизонту. Вне себя от радости Ленька освобо ждает птиц и зверушек, в то время как Алеша безучастно глядит в направлении го ризонта, фильм кончается.
В завершение анализа фильма Эриксон излагает также некоторые идеи, касаю щиеся легенды и революции. Он рассматривает сходство между революционным духом протестантского движения во многих западных странах и революционным духом коммунизма, который гораздо позднее достиг России. Если предельно упро стить, то его тезис относительно обоих движений звучит следующим образом: дис циплина определяет форму жертвы, которая главным образом заключается в систе матической дисциплине разума и чувств, но не в драматическом искуплении греха. Трагическим образом коммунистическая партия, абсорбировав нарождавшийся протестантизм, не могла мириться с его важнейшей составляющей — сектантством.
В конце «Детства и общества» Эриксон рассматривает давно известный факт, ко торому, однако, в нашем обществе уделялось мало внимания. Этот факт заключается в том, что в каждом из нас в течение всей жизни присутствует чувство неравенства ребенка и взрослого. В худшем и самом частом случае это приводит к тому, что люди с легкостью становятся жертвами эксплуатации. В лучшем случае это способствует раз витию технических и культурных навыков в жизни. Историки, социологи и другие специалисты в значительной степени игнорировали воздействия этого факта на здо ровье и жизнеспособность общества. Сверх-Я индивида формируется под влиянием интенсивного, всеразрушающего страха, даже паники. Судейская функция этики у взрослого человека пригодна лишь для того, чтобы защищаться от паники, способ ной сокрушить все, что с большим трудом было приобретено в борьбе с влечениями, Инфантильные страхи, которые были заглушены властными аспектами функции Сверх-Я, быстро мобилизуются, если человеку кажется, что его собственной мораль ной защите грозит опасность извне. Вся жестокая и мстительная ярость, которая пре жде держалась в узде, может обратиться на врага собственной правдолюбивой совес ти. В таких ситуациях — согласно V. Б. Йейтсу — у лучших отсутствует какая-либо определенность, тогда как худшие полны эмоционального задора. Подобные вспыш ки войны, предрассудков и неверных суждений являются у индивида абсолютно ин фантильными регрессиями. В обществе они означают нечто гораздо большее. Однако мы должны учитывать инфантильные истоки функций суждения, если хотим развить пригодный и неотъемлемый элемент идентичности — здравомыслие. Это означает не только развитие умения рассуждать, но и то, что общество, воспитывая детей, долж но заботиться об обеспечении функций, формирующих «здравомыслие». Ибо в про тивном случае Сверх-Я, которое так долго служило главным оплотом морали, поставит под сомнение всякую действительную терпимость.
В своей жизни, в своем опыте, а теперь и в своей книге Эриксон прошел через ряд партнерских отношений. В психоанализе преобладает особого рода разумное партнерство, в родительских отношениях — партнерство другого рода. В интересах общества эта позиция, эти компоненты идентичности, составляющие активный эле мент ядра личности, должны утвердиться во всех сферах жизни — от школы до пси хологической консультации, от науки до политики.
Становившиеся все более широкими интересы Эриксона всегда основывались на клинической работе и практике. Но это не означает, что все свои знания он при обретал исключительно во врачебном кабинете. Это не означает также, что получен ный им психоаналитический опыт сразу же распространялся и экстраполировался на новый и более сложный тематический материал, как, например, психология общества, жизнь выдающихся людей или история настоящего и прошлого. Скорее, это означает, что клинические знания способствовали развитию многих других дис циплин, ничего при этом не теряя в своем содержании.
ЭРИКСОН КАК КЛИНИЦИСТ
После первой публикации «Детства и общества» в 1950 году Эриксон сохраняет свою связь с медициной. Вместе с тем он постоянно расширяет свою клиническую позицию, чтобы охватить также соответствующие смежные области. В 1954 году Эриксон опубликовал статью «Классическое сновидение психоанализа». В этой ра боте он возвращается к первому сновидению, которое было проанализировано с научных позиций, к «сну про Ирму» Зигмунда Фрейда. Она явилась результатом многочисленных семинаров, служивших обмену опытом и сотрудничеству Эриксо на с кандидатами в психоаналитики. Автор вносит предложение рассматривать сно видение скорее экстенсивно, нежели интенсивно. В то время, как и сегодня, снови дение часто рассматривалось как код, который нужно только расшифровать, чтобы добраться до его «реального», то есть относящегося к влечениям, значения. Эриксон разработал метод, с помощью которого можно исследовать любое сновидение и ко торый показывает, насколько важно не пренебрегать его явным содержанием. Вместо «явного содержания сновидения» Эриксон предпочитает говорить о «явной конфигурации», поскольку под углом зрения конфигураций психические свойства можно отделить от психической активности. Без сомнения, его необычайные духов ные дарования, которые он совершенствовал, занимаясь художественной деятель ностью, изучая игру детей, проводя научные исследования и наблюдая за жизнью сообщества, обитающего вдоль богатой рыбой реки, позволили ему приблизиться к сути изучаемых явлений, избегая толкований символов и ассоциаций. Это важное сочинение напоминает методы, которые используются для оценки результатов про ективных тестов. Явные конфигурации представляют собой спонтанные произведе ния, напоминающие крайне интенсивные идиосинкразические чернильные пятна. Эриксон предложил: при решении такой многоуровневой задачи, как ревизия «сна про Ирму» Фрейда (см. статью А. Беккер в т. I), не обязательно пытаться «идти глуб же», чем Фрейд; вместо этого, скорее, необходимо непредвзято рассмотреть явное содержание сновидения в целом. Он вкратце описывает реальную ситуацию, в кото-рои находился Фрейд, еще только начинавший путь к своей славе, а также то, какую оорьбу ему приходилось вести с самим собой и своими творческими силами: «Уче ный-медик должен принять решение, что ему делать — использовать свой ум, за нимаясь обычной практикой и исследованиями (то, что он умеет это делать, Фрейд Уже показал), или взять на себя другую задачу — прийти в самом себе к новому пониманию и сообщить его миру, а именно понимание того, что ни самого лучшего, ни самого худшего человек в себе, бесспорно, не осознает» («Спутанность возвраща ется — психопатология ночи»; Erikson 1968с; нем. изд., 1970, 2Ц6-207).
Обманчиво простые рамки сновидения и ситуации сновидца в личном и истори ческом контексте являются в лучшем смысле слова «клиническими». Без этой систе мы координат можно прийти, вероятно, лишь к привычным сегодня формулиров кам влечения и сопротивления — к «желанию», о котором Фрейд писал тогда, три четверти века назад. И здесь снова можно увидеть «социальные» влияния на процесс сновидения, подобные тем, что обнаруживаются также в географических и истори ческих условиях, в которых живет человек. Здесь человек с отвагой и беспокойством борется за обретение как можно более зрелого сознания.
В новой трактовке этого особого сновидения Эриксон выходит за тесные рам ки понимания сна как исполнения желания. Разумеется, функцией сна является в том числе и исполнение желания, но вместе с тем сновидение представляет собой нечто большее. Фрейд стремился сделать доступными для исследования огромные части души. Сновидение про Ирму являлось, так сказать, продолжением этих уси лий во сне. Его значение заключалось в том, что оно продвинуло человеческое знание на шаг вперед и способствовало преодолению тревожного чувства вины — страха зайти слишком далеко и тем самым нанести травму людям. Оно отображало борьбу за сохранение центральной позиции, контроля над тем, что происходило в душе сновидца.
Эриксон берет это сновидение в качестве примера и говорит, что сны не испол няют просто неприкрытые желания сексуального разврата, безграничного домини рования и деструктивности; там, где совершалась их работа, они разрушали изоля цию сновидца, успокаивали его совесть и сохраняли его идентичность, причем специфическим и поучительным образом.
В процессе своей клинической, педагогической и исследовательской работы Эриксон постоянно удивлялся недостаточной точности слишком легко принимав шихся на веру рабочих средств. Почему некоторые люди, кажущиеся такими «боль ными», выздоравливают? Происходит ли это лишь потому, что опытный аналитик провел хорошую работу и помог своему партнеру-пациенту преодолеть слабости? Нет ли здесь чего-то еще, что сосуществует с болезнью, со слабостью? Скрытые или латентные силы? Если психическую болезнь характеризуют как степень отчуж дения от «реальности», то теоретически в таком случае коррекция имеющихся от клонений должна восстанавливать здоровье в той степени, в какой осуществляется коррекция посредством инсайта. Однако это вряд ли соответствует тому, что проис ходит в действительности. Хайнц Гартманн сформулировал данную проблему сле дующим образом: «Не существует простого соответствия между степенью объек тивного инсайта и степенью приспособленности соответствующих действий» (Erikson 1964с, нем. изд., 1966,148). В связи с активным и интуитивным участием в разных видах деятельности существуют факторы, эффективность которых не под дается пониманию на основе их соответствия реальности. Это клиническое наблю дение может сделать каждый. И все, кто работал с невротическими пациентами, могут его подтвердить. Также и здесь Эриксон, основываясь на своем повседневном клиническом опыте, совершил новые открытия, поставившие под сомнение поня тие реальности, которое использовалось его коллегами.
Представление об «актуальности» как процессе, который надо понимать иначе, чем последовательность явлений, обозначаемых словом «реальность», само по себе означало очень многое. Эриксон разделил оба понятия следующим образом: «Реаль ность — это мир опыта и явлений, воспринимаемых с минимумом искажения и максимумом доказательств, соответствующих данному состоянию культуры и техники; и наоборот, актуальность — это мир партиципации, разделенный с дру гими людьми, с минимумом защитных маневров и максимумом взаимной актива ции» (там же, 150). Следовательно, актуальность Я представляет собой преимущест венно предсознательное и бессознательное состояние возникающего напряжения, когда внутренние и внешние условия, которые взаимно активизируются, совпадают. Актуальность жизни определенного человека может быть разной в зависимости от обстоятельств его личной жизни, а также исторических и политических процессов, которые он переживает на определенной стадии своего развития. Акцент при этом целиком делается на действии, активизации и активности. Эриксон предлагает при менять понятие «пассивность» к тем состояниям, которые содержат элемент адап тации. В отличие от состояния здоровья, когда индивид целиком направлен на то, чтобы привести в движение собственную жизнь, свое окружение, состоящее из лю дей и предметов, инактивация Я означает в таком случае патологическое состояние.
В связи с тем, что людям необходимо активизировать свои мотивы в рамках со циальных структур или подструктур, возникает важный вопрос о природе действия и «отыгрывания». Несомненно, что игровое поведение детей представляет собой спе цифическую для возраста деятельность. Вместе с тем теоретики зачастую забывают уделять такое же внимание «продвинутым» формам деятельности подростков, мо лодых взрослых и обращающихся за врачебной помощью родителей. Действия, в которых проявляется сопротивление реальности, вполне могут быть наметками процесса, дающего пациенту чувство того, что он стал более сильным в своей акту альности. Но, разумеется, актуальность индивида не может существовать в изоля ции. Она имеет свое «местоположение» также во внешнем мире. Сходные качест ва, то есть сходство внутреннего переживания в силу существующих социальных и исторических условий, создают для индивида и группы климат, позволяющий им объединиться в общем стремлении. Без чувства сопричастности к исторической ак туальности индивид может стать больным, даже если он совершенно правильно вос принимает внешнюю реальность.
«МОЛОДОЙ ЛЮТЕР»
В 1958 году Эриксон опубликовал работу «Молодой Лютер, психоаналитическое и историческое исследование». Первоначально она задумывалась как глава книги, посвященной кризисам идентичности. Однако, как отмечает автор, в такой слож ной и крупной личности, как Лютер, невозможно было разобраться в одной главе.
Кроме того, Эриксон совершенно определенно сказал, что широко распростра ненная привычка рассматривать человеческий страх в его многочисленных формах «лишь» как болезнь, не принесла бы нам ничего, кроме стерильной, редуцированной схемы для архива патологических случаев. Рассматривать несомненно существовав шие у Лютера личностные нарушения как причуду психотической судьбы, изменив шую жизнь западного мира, означало бы питать предубеждение против включения психических сил в пространства истории. Эриксон цитирует в связи с этим истори ка Р. Дж. Коллингсвуда: «История — это жизнь самого духа, который является духом лишь в той мере, в какой он живет в историческом процессе и вместе с тем осознает себя самого живой его частью» (Erikson 1958b, нем. изд., 1964,19).
Следующий логический шаг для Эриксона состоял в том, чтобы исследовать кри зис идентичности великого человека, ставшего важным инструментом исторических Перемен. Нельзя было разобраться в личности Лютера, снабдив ее категорическими Императивами теологии или психологии типа «благочестивый, орудие дьявола, хитрый и благоразумный» или «душевнобольной духовидец». От этого представле ния, с помощью которого исследуют то, каким образом функции Я человека могут формировать чувство цельности и идентичности из совершенно противоположных позитивных и негативных жизненных переживаний, порождающих кризисы идентичности, слишком часто отмахивались как от «простой патологии». Тот факт, что борьба за синтез (иногда для других совершенно незаметная, иногда проявляю щаяся в активных, опасных действиях) предполагает мобилизацию реальных сил лич ности, оставался практически без внимания, и возникает вопрос, почему историки самым вопиющим образом игнорировали огромную важность этой внутренней борьбы. Эриксон пишет: «...Мы не можем полностью оставить историю историкам и клинически неподготовленным наблюдателям, которые зачастую весьма элегант но занимаются как раз сокрытиями, оправданиями и идеализациями историческо го процесса, вместо того чтобы (а это и должно быть их задачей) от них отстранить ся» (там же, 21). И далее: «...Биографы, являющиеся ярыми противниками систематической психологической интерпретации, позволяют себе вдоволь психо логизировать. И только потому, что они отвергают провозглашенную психологиче скую точку зрения, считают это психологизирование позицией здравого смысла. И все же в открыто утверждаемой антипсихологии всегда имплицитно содержится психология» (там же, 37).
С самого начала психоанализ занимался исследованием прошлого. В первую оче редь он являлся историческим методом, и аналитики утверждали, что благодаря про яснению исторического процесса формируется новая современная и даже будущая история. «Будучи системой идей, он творит историю». Но психоанализ с тех пор из менился. Психоаналитики занимаются сегодня с новыми группами людей, которые весьма отличаются от «классических случаев». Эти новые классы пациентов требуют изменения метода и его основ. К этим новым классам пациентов относятся подрост ки и молодые взрослые, которые оказались в плену смертоносной повседневной необходимости утверждать себя в осмысленном видении будущего или в бессмыс ленном прошлом. Борьба ведется не только со специфическими импульсами и за щитными структурами, сформированными для их преодоления, но и за идеологию, предоставляющую осязаемую возможность трудиться. Эта работа является важней шей частью взаимно оживляющего напряжения между нуждающимися в помощи молодыми людьми и их социальным окружением. «Идеология» крайне важна. Эрик сон пишет: «В нашей книге идеология означает бессознательную тенденцию, лежа щую в основе религиозного, научного и политического мышления, — подгонять в определенное время факты к идеям, а идеи к фактам, чтобы создать картину мира, достаточно убедительную для поддержания чувства коллективной и индивидуаль ной идентичности» (там же, 23). В данной системе координат, используемой для ис следования, Эриксон демонстрирует свои способности к тщательному научному ана лизу и творческому синтезу.
Он самостоятельно перевел многие тексты со средневековой латыни и с датско го, включая личные заметки Лютера для выступлений, которые предшествовали де вяноста пяти тезисам, прибитым к церковным воротам в Виттенберге. Основываясь на известных данных о детстве и юности Лютера, он дает живое и наглядное пред ставление о внутренней борьбе и душевной боли щедро одаренного человека. Эрик сон также описывает, с какой стойкостью и креативностью вел свою внутреннюю борьбу и терпел муки Лютер, и полагает, что в них отражалась общая проблема иден тичности большой части немецкого народа.
Мартин Лютер был честолюбивым сыном честолюбивого отца, горнорабочего, все помыслы которого были направлены на то, чтобы преуспеть в развивающемся среднем классе мира торговцев. Он настаивал на том, чтобы молодой Мартин стал адвокатом, и буквально вдалбливал в голову своему сыну эту мысль. Мартин выделялся в школе и хотел изучать юриспруденцию. Но вместо этого он оказался в тяжелом внут реннем кризисе. Под влиянием пережитого во время грозы сильного страха и навеян ных им размышлений, к которым его душа была «подготовлена», Мартин решил уйти в монастырь Святого Августина в Эрфурте. Когда он сообщил об этом отцу, тот впал в крайнюю ярость. Никто из этих двух упрямых людей не был готов к компромиссу. Это была первая повлиявшая на судьбу Мартина конфронтация. Он не мог уступить ни своему земному, ни небесному отцу, чтобы тем самым избежать отчаянной внут ренней борьбы, ставшей затем причиной его знаменитого «припадка». Во время это го «припадка», случившегося во время слушания библейской истории, где рассказы вается о том, как отец привел своего сына к Христу, чтобы исцелить его от «духа немого», Мартин упал на землю, воскликнув: «Ich bin's nit! Ich bin's nit!», или, соглас но другим источникам: «Non sum! Non sum!»1. Таким способом он защищался от собственных внутренних обвинений в том, что является «немым» или «неясным духом», в чем его так настойчиво убеждал отец.
Эриксон перечисляет элементы, которые, по всей видимости, являются общими для «припадков» всех великих и вдохновленных людей. Часто они включают в себя: 1) телесные судороги; 2) определенную степень бессознательности; 3) автоматиче ские вербальные проявления; 4) призвание изменить направление всех усилий и уст ремлений; 5) духовное откровение, которое воспринимается столь ясно и проник новенно, словно второе рождение.
Эриксона прежде всего интересует в Мартине Лютере неизбежное столкнове ние внутренних сил молодого человека, особенно потому, что этот молодой человек находится в процессе, который сделает его великим. В конечном счете то, что Эрик сон применяет новые психологические идеи к этому периоду в жизни Лютера, объ ясняется этим интересом и предысторией самого автора. Он не просто пытается объяснить и понять психопатологический конфликт одаренного молодого человека. В своих намерениях он идет дальше. Жизнь Лютера была глубочайшим образом рас щеплена. В поисках смысла он боролся не на жизнь, а на смерть; и в этой ситуации его огромные силы и таланты позволили ему сделать шаг вперед, имевший решаю щее значение для развития сознания и ответственности человека. «Показать этот шаг в его психологических координатах и является главной задачей данной книги».
Используя силу своего воображения и клинические знания, Эриксон в истори ческих деталях прослеживает трансформацию рокового расщепления у Лютера в течение ближайших лет. Лютер восстал против собственного отца, и теперь он ну ждается в силе Бога, чтобы укрепиться в занятой им позиции по отношению к сво ему биологическому отцу, которому он бросил вызов. Он расщеплен между повино вением одному и другому. Следующая проблема, с которой он сталкивается, связана с папой и папством. Кому присягать на верность? Богу или папе? Небесному царству или назначенному из политических соображений наместнику Христа, главе офи циальной римско-католической церкви? В жизни великих людей всегда возникает дилемма: «Все или ничего», «То или это», и тогда приходится выбирать. Здесь нет и не может быть середины, долгих раздумий о том, что считать злым, ложным Или неправильным. Вся эта расщепленность и постепенный процесс консолидации относятся к периоду психосоциального моратория во время монашества Лютера.
Пришло время первой мессы Мартина Лютера. По этому случаю его отец едет в Эрфурт. И снова Мартин полон страха. Во время мессы он вдруг теряет всякую убежденность и веру. Он держит перед собой евхаристскую гостию и одновременно знает, чуть ли не видит, что отец стоит за его спиной. Но назад пути нет.
В главе под названием «Что значит 'думать всерьез'» Эриксон рассматривает Жизнь Мартина Лютера, священнослужителя. Он по-прежнему в борьбе. Его мучает совесть. Он едет с официальной миссией в Рим и словно совсем не замечает вокруг великолепия итальянского ренессанса. Его одолевают мучительные сомнения в соб ственной вере и в учении церкви. «Кто знает, действительно ли все это так?» В Риме он пишет, что «почти» желал, чтобы его родителей не было в живых, тогда он мог бы там, в Риме, о них помолиться.
Как теолог и учитель по-прежнему совсем еще молодой Лютер занимается сис тематическим изучением трудов Фомы Аквинского, соединившего Аристотелеву логику и догматы церкви. Он пытается решить задачу — сделать из догматов веры догматы разума, а проблемы совести все больше становятся для него проблемами разума. Однако подобное достижение превышало возможности масс, которые мог ли только веровать. То есть массы могли быть лишь сторонними наблюдателями, реципиентами чужой рефлексии. Лютер по-прежнему был расщеплен, ибо чувство вал, что воодушевляющий голос, голос, звучавший для него всерьез, стал для него но вой формой таинства — партнером и даже соперником мистического присутствия евхаристии. Таким образом, личная вера, о которой он просто сообщал разным лю дям, являлась сильнейшей и абсолютной альтернативой схоластической догме.
Эриксон изучал самые ранние записи и выступления Лютера, чтобы путем пси хоаналитического осмысления прийти к лучшему их пониманию. В результате вы кристаллизовались следующие три принципа веры Лютера:
Утверждение слова и голоса как инструментов веры. («Слово и вера составля ют единое и нерушимое целое», — говорил Лютер.)
Признание «лика» Божьего в страстях Христа. («Лик Христа — это лик Бо жий».)
Новое определение праведной жизни. («Христос становится теперь ядром хри стианской идентичности».)
Основываясь на своем знании других мораториев и на известных данных, Эрик сон рассуждает о природе «моратория» Лютера. Речь идет о том, что Лютер пропо ведовал ту глубокую пассивность, которая позволяла данностям его собственной компетентности говорить самим за себя. Этот факт часто изображается крайне уп рощенно как процесс, равнозначный чрезмерно катектированной женской иден тификации. Хотя женские элементы здесь и присутствуют, однако они становятся важными в результате особого развития. Дело не в пассивности, а в способности при нимать. Мужчины, подобные Лютеру, должны научиться жить рецептивно, то есть скорее мирно и миролюбиво, нежели пассивно в строгом смысле слова. Это означа ет, что тот, кому давала мать, становится в дальнейшем способным принимать «веру» и, наоборот, давать эту веру другим. Чтобы уметь давать, нужно знать, что человек получил и что получит.
Но это еще не является окончательным теологическим и личным разрешением амбивалентного отношения Лютера к своему строгому земному отцу, который был неразрывно связан со своим сыном Мартином. В идее «ira misericordiae» Лютер усматривает «гнев», который на деле полон сострадания и включает в себя любовь. Этот гнев скорее подобен злости, которую родители порой испытывают к своим де тям, но при этом их не проклинают. Этот гнев любящий и благожелательный. «Бла годаря такому представлению Лютер смог простить Бога за то, что Он был отцом, и Его оправдать» (там же, 244). Именно так Лютер мог помочь себе самому и тем, кто ему внимал. В то время, когда из-за ужасающей структуры земной религиозной власти распродавались индульгенции, он реформировал веру.
Лютер стал выразителем эпохи, которая находилась в развитии. Его речь была яр кой и убедительной. Он появился на сцене истории в тот момент, когда все, что он да вал, могло быть оценено, принято и исполнено. Его личная борьба соответствовала борь бе других людей и их социальных институтов. Долгое время она была успешной.
Однако кризисы идентичности, которые он переживал и преодолевал, возника ли снова и снова. Эриксон напоминает, что полная идентичность означает, что чело век справился с неким кризисом. Все, что происходило с Лютером, рано или поздно случается с любым творческим человеком. Он должен был сдерживать себя и пони мать, что означала его оригинальность для других и как она на них влияла. Восстания крестьян, вспыхивавшие как ответ на его слова, настораживали его, и он отмежевал ся от своих прежних речей. Его гнев, ругань и состояния депрессии общеизвест ны. Эмоционально он не мог справиться с этим кризисом своего творческого труда. Для него стало невозможным продолжить свое дело и развить то, чего он добился вначале.
В истории общества, как и в нашей клинической работе, постоянно встречаются одаренные, серьезные молодые люди, которые — фатальным образом и без каких-либо компромиссов — предпринимают попытку достичь полного синтеза своей жиз ни в сфере общечеловеческого существования. Они, подобно Лютеру, говорят (бук вально или апокрифически): «Здесь стою я». Они хотят стоять на собственных ногах в духовном, политическом, экономическом и интеллектуальном отношении. Несмот ря на огромные различия их целей, географических и исторических условий, все они обладают некоторыми важными общими свойствами.
Эриксон завершает свою книгу подобным сравнением двух великих людей — Мартина Лютера и Зигмунда Фрейда: каждый из них был по-своему первым. Лютер был первым протестантом конца эпохи абсолютной веры. Фрейд был первым анали тиком конца эры, в которой господствовал принцип абсолютного разума. Тот и дру гой в первую очередь стремились к истине. Лютер проповедовал людям: нужно про сить Бога о том, чтобы благое намерение «думать всерьез», с которого начинается молитва человека, не покидало его и во время молитвы. Четыре века спустя Фрейд считал, что человеку нужно особенно внимательно подходить к своей честности, чтобы по-настоящему «думать всерьез», а не быть лицемерным и самоуверенным.
«ПРАВДА ГАНДИ»
Одиннадцать лет спустя (в 1969 году) Эриксон написал еще одну большую кни гу о другом великом человеке, добившемся своего признания в среднем возрасте, — «Правда Ганди». В основу этой книги намеренно положен один «инцидент». Это было одним из первых испытаний сатьяграхи на широком социальном уровне. (Слово «сатьяграха» означает «сила», «правда».) Во время ненасильственной конфронтации между тысячами индийских рабочих и владельцами текстильных фабрик Ганди, из вестный тогда как махатма (человек, с «великой душой»), возглавил рабочих, и ока зал влияние на обе стороны, на владельцев фабрик и на рабочих, чтобы они поступи ли «по справедливости». Во время этого противостояния Ганди соблюдал пост. При этом для него важнее всего было подать личный пример, а не заставить владель цев фабрик пойти на уступки, вызвав у них чувство вины или страх перед социальны ми последствиями в случае его смерти. Он прекрасно понимал, что соблюдение по ста из гордости и ради устрашения легко могло стать рычагом власти.
«Ибо тот, кто великому делу служит,
Может злоупотребить им в собственных целях,
Даже если поступает правильно»
(Т. С. Элиот. «Смерть в соборе»)
Цель Ганди состояла в том, чтобы разделить среди беднейших рабочих скудные запасы продовольствия, и показать, что жизнь, которую нельзя отдать за правое дело, не имеет смысла. Или еще хуже: не быть готовым умереть за то, что сегодня является истинным, означает отказ человека от единственного шанса прожить полноценную жизнь.
Дважды Эриксон подолгу жил в промышленном городе Ахмадабад, где произо шел «инцидент», который был в достаточной мере, но все же не полностью разре шен. Он лично познакомился с представителями обеих сторон, изучал труды Ганди и работы о нем и в результате создал свою версию развития необыкновенного чело века, который мог чувствовать за миллионы и сам убедительно представлять мил лионы индусов. Необычайная сложность индийской жизни, колониальный статус, кастовая система, различные религии, вера в продолжение жизни в различных кас тах — со всеми этими факторами должен был считаться Ганди. Так же трудно было и Эриксону, пытавшемуся понять, каким образом человеку удалось объединить в себе и представить «правду Ганди» так, что миллионы людей почувствовали, что и они тоже являются ее правдой. Труд Эриксона — это не просто книга о челове ке, это книга о людях в особых условиях. Пример: взятие на себя ответственности за бессмысленное страдание посредством того, что человек сознательно решает стра дать, в рамках новой ритуализации, такой, как сатьяграха, может переживаться как просветляющее овладение судьбой.
И все же Эриксона как психолога интересует прежде всего сам Ганди. С явным уважением автор описывает жизнь Ганди с самого детства, чтобы показать, какие элементы его развития достигли синтеза и стали действенными в зрелом возрасте, когда он приобрел огромный авторитет. При этом Эриксон не впадает в удобные психоаналитические «объяснения», подменяющие собой настоящее понимание. Он совершенно определенно говорит, что считает дешевым успехом, анализируя лич ность необыкновенного человека, ретроспективно описывать его эдипов комплекс и не уметь объяснить, что делает этого человека и его комплекс таким необыкно венным.
Писать с психоаналитических позиций о великих людях ни для Эриксона, ни для Фрейда (в его очерке о Леонардо да Винчи) не означало проводить разбор клинического случая. Эриксон не сводил Лютера, Ганди и Гитлера к «случаям», на которых можно продемонстрировать скрытые комплексы. Фрейд заявлял в свя зи с этим: «И оно (психиатрическое исследование) полагает, что никто не велик настолько, чтобы ему было зазорно подчиняться законам, с равной строгостью управ ляющим и нормальным, и болезненным поведением» (VIII, 128). Эриксона интере совали синтез сил, преодоление слабостей, исторические, географические, социаль но-экономические и этические данности. Эта взаимосвязь интересов в свою очередь определяется его собственными особыми дарованиями, его психоаналитическими открытиями и его опытом.
Результатом применения психоаналитических знаний к исследованию истори ческих личностей и эпох явилось возникновение новой «рабочей области» — «пси хоистории». Как и следовало ожидать, одни ее популяризировали, другие отвергали как дисциплину, а тем, кто разбирался в психологии и истории, она давала более глубокое понимание. Историки справедливо хотят, чтобы психоаналитики боль ше знали о фактах и методологии истории. А психоаналитики справедливо хотят, чтобы историки, рассуждая о влиятельных личностях, больше знали о психологии. Ибо когда историки отрицают какой-либо интерес к психологии и утверждают, что для объяснения поступков определенного исторического персонажа опираются лишь на «здравый смысл», — не более чем самообман. Имплицитно это подразуме вает, что человек ведет себя, руководствуясь исключительно сознательными мотива ми и не испытывая бессознательных влияний. Кроме того, подобная позиция приве ла бы к приписыванию человеческим поступкам всех психических и мотивирующих сил, поскольку — специфически или неспецифически —психические факторы отри цаются. Когда кто-то утверждает, что опирается только на «здравый смысл», то, ско рее всего, он просто будет избегать объяснения предпосылок, лежащих в основе мо тивации любого поступка.
В другой работе (Erikson 1965а, 241—250) Эриксон ставит вопрос: должен ли психоаналитик исследовать и реконструировать исторические события? Он отвеча ет на этот вопрос утвердительно, не отрицая возможности заблуждений, которые могут возникать даже у тех, кто достаточно хорошо знает историю. В задачи психо аналитика входит исследование процесса, способного как «скрывать», так и «прояс нять», находить «рационализированные» интерпретации событий, которые на са мом деле объясняются другими причинами и целями. Говоря кратко, историческое описание является «гигантским процессом», представляющим собой феномен, ана логичный «вытеснению», с которым психоаналитику приходится сталкиваться еже дневно. А потому — пишет он — механизмы исторического вытеснения и регрес сии, рационализации и переработки являются пригодными объектами исследования для психоаналитически обученных психоисториков.
Однако инструменты, которыми располагают психоаналитики и историки, по мнению Эриксона, недостаточны, чтобы провести исследование сатьяграхи, за которую ратовал Ганди. Его интересует именно средний возраст махатмы и ста новление его личности; Эриксон хотел больше узнать о нравственной силе Ганди, в которой соединяются многие истины, и рассказать нам о ней.
Следовательно, «Правда Ганди» отнюдь не является патографическим или нор-мографическим сообщением о психическим развитии Мохандаса Карамчанда Ганди. В книге содержится множество конкретных сведений о его детстве и родительском доме, о женитьбе в тринадцать лет, о смерти отца, об изучении юриспруденции в Англии, об обете не есть мяса, о его «неудаче» как адвоката по возвращении в Ин дию, об отказе от сексуальных отношений в тридцатилетнем возрасте и т. д. Мы по лучаем представление о «монийе», младшем сыне, обладавшем живым характером, и обнаруживаем в его дальнейшей жизни черты характера, которые по-прежнему напоминают об этих качествах. Он знает, как притесняют вице-короля и как за ним следят. Он знает, что британцы — это «особый случай», и постоянно вступает с ними в стычки, надеясь, что результаты окажутся полезными для обеих сторон. Таким об разом, Эриксон изображает основные черты личности Ганди — мальчика, молодого человека и махатмы, достигшего зрелого возраста. Тем не менее он не склонен объяс нять достижения великого вождя, основываясь на детских характеристиках. Читате лю становятся понятными определенные черты личности, которые можно просле дить до самого детства. Тем не менее Эриксон нигде не пытается объяснить ими последующее величие Ганди. Однако они помогают почувствовать тесную связь с Ган ди и приблизиться к переживанию, которое побудило Эриксона задать вопрос, адре совавшийся в первую очередь тем, кто лично знал Ганди: «Что было в нем главным?»
Эриксон часто обращается к Ганди, словно тот еще жив. Он пишет: «Я облеку мою критику в слова и могу только надеяться, что найду в себе мужество адресовать их Вам, словно Вы по-прежнему живы. Моим оправданием того, что подхожу к Вам так близ ко, является убеждение, что — в странной инверсии традиционных ролей Востока И Запада — психоаналитические знания могут слркить дополнением к Вашему пони манию правды: ибо Вы в настоящее время являетесь образцом активизма в нашей культуре, тогда как западное мышление разработало новую технику интроспекции» (Erikson 1969; нем. изд., 1971,271). И далее: «Тут мне хотелось бы совсем кратко пояс нить, почему я считаю, что психоаналитический метод как таковой благодаря своей особенности всегда оставаться самоанализом и вместе с тем попыткой понять внут ренние конфликты другого человека является дополнением Вашей сатьяграхе, — ведь она ненасильственно противостоит внутреннему врагу» (там же, 289-290). И еще чуть ниже: «Изучая Ваш метод сатьяграхи, я все больше и больше убеждался, что психоанализ, если оценивать его не по физикалистской терминологии и теории, а понимать так, как следует его практиковать и осуществлять в соответствии с пра вилами и замыслами его создателя, подобен методу правды со всеми импликация ми, присущими слову 'правда' в сатьяграхе. Это, смею утверждать, больше чем про сто шаткая аналогия; скорее, речь идет о соответствии методов и конвергенции человеческих ценностей, имеющих историческое, если не эволюционно-историче-ское значение» (там же, 290).
Таким образом, мы узнаем что самое главное в этой книге. Речь идет о «правде», методе, этике, исторической актуальности, актуальности Ганди, а также об импли цитно подразумеваемой надежде и вере в будущее людей. Этой верой жил Махатма, homo reigiosus. Вместе с тем Эриксон, говоря о методе, основанном на правде, кото рая согласуется с другими «правдами» — открытиями этологии и психоанализа, — похоже, надеется, что у всех людей можно все же создать чувство общности.
В отличие от большинства высших животных у человека в рамках вида сформи ровались «псевдовиды». Цветом кожи, географической родиной, воспитанием, эко номическими условиями жизни и т.д. одни люди настолько отличаются от других, что кажется, будто они относятся к разным видам. В Индии, для которой характер ны максимальные религиозные и кастовые различия, нашелся человек, сумевший за короткое время соединить и воплотить в себе все идентичности «человека» и на чавший разрабатывать метод, с помощью которого, как он надеялся, удастся создать справедливую совместную жизнь, основанную на силе правды.
Остается вопрос: насколько достоверны результаты подобного рода междис циплинарного исследования? Историки Бондуран и Фишер исследовали «Прав ду Ганди». Они полагают: «Эриксон производит свой экскурс в прошлое Ганди пу тем обычного перечисления исторических событий и клинического приближения к истории жизни. При этом он стремился как можно точнее определить характер и границы своего исследовательского метода» (Bondurant, Fisher 1971, 114). Они считают, что Эриксон, с одной стороны, дает нам новое видение сложной про блемы и избавляет нас от многих, скорее всего, неверных интерпретаций мето да Ганди, но, с другой стороны, для тех, кто читает книгу прежде всего для того, чтобы понять сущность Ганди, многое оставляет неясным. Они пишут, что Эрик сон творчески и непротиворечиво соединил то, чему научился у Фрейда и Ганди. Каждый, кто имел редкую возможность пережить воздействие сатьяграхи и пси хоанализа, может сразу согласиться с Эриксоном в том, что сатьяграха и психоана лиз дополняют друг друга.
Оба историка приводят список соответствий между психоанализом и сатьягра-хой, которые можно найти в «Правде Ганди».
1. Тому и другому присущ самоанализ в сочетании со стремлением понять кон- фликты другого человека, будь то пациента или оппонента.
2. Оба стремятся к ненасильственной конфронтации с внутренним врагом.
Обе формы «просвещения» ратуют за самоанализ, то есть за необходимость признания того, что человек повинуется внутренним механизмам.
Оба подхода заменяют моральное подавление верой в то, что правда облада ет достаточной силой, чтобы побудить пациента (или оппонента) раскрыть вытес ненное.
Тот и другой признают, что правда может проявиться лишь при условии от сутствия насилия.
И аналитик, и вождь сатьяграхи осознавали необходимость принятия собст венного страдания.
Таким образом, «психоистория» явилось одним из тех составных слов, которы ми обозначают новую область исследования. Эриксон не создавал психоистории, но его работы позволили ему занять ведущие позиции в этой области. Если обра титься к очерку Фрейда, посвященному Леонардо да Винчи, то мы можем увидеть, что психоанализ, по крайней мере частично, может способствовать пониманию ве ликого человека. Эриксон, как и некоторые другие до него, сопоставил ряд фактов и субъективных сообщений о ранней жизни Ганди и событиях, предшествовавших «инциденту». Он сопоставил все эти конкретные факты, чтобы рассказать историю этого человека, о его «правде» и «инциденте», случившемся в определенное время и в определенном месте. Но форма, в какой он это сделал, проясняет определенные внутренние взаимосвязи психосоциальных воздействий, которые дотоле еще не были поняты. Эта книга представляет собой труд необычайной сложности, в ней речь идет о человеке, его народе, его правде и его исторической эпохе, и в ней, несомненно, можно обнаружить необычайный интерес автора к актуальным этическим пробле мам. Кто ищет в этой книге «правду о Ганди», ее не найдет. Но он в ней обретет ощущение достоверности, правдоподобия того, что говорится о человеке и тогдаш нем событии (которое для многих являлось «репетицией» того, что должно было случиться позже). «Объяснить» и дать четкое и упорядоченное описание человека такого масштаба невозможно. Ни Ганди, ни Эриксон, его биограф, не претендовали на то, что знают «правду», но каждый из них своими поступками пытался ее во плотить.
СТУПЕНЧАТАЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ
Исследования, посвященные таким людям, как Лютер и Ганди, в жизненной взаимосвязи с их деятельностью, имевшей огромное значение для социального и нравственного развития людей, разумеется, предполагали интерес автора к вопро сам нравственности. Свидетельства такого интереса можно обнаружить во всем твор честве Эриксона, особенно в его ранних сочинениях. В 1960 году во время торжеств, проводившихся в Психоаналитическом институте и Медицинском центре Маунт Цион в Сан-Франциско, он выступил с докладом, в котором изложил свои психоана литические представления о развитии человеческих добродетелей (Erikson 1964b, нем изд., 1966, 99 etc.). При этом Эриксон, используя привычные клинические по нятия показал, что он поднимает под добродетелью. В его намерения не входило говорить с привилегированной позиции, которую нередко занимают те, кто добился положения важного или «уважаемого государственного деятеля». В этом выступле нии Эриксон обратился к основам своей системной теории — к жизненному циклу человека Как и в «Детстве и обществе», он подробно остановился на эпигенетиче ской таблице, отображающей последовательность критических ступеней развития и возникающее в результате соотношение сил. Это была новая попытка показать и аргументированно объяснить психологические основы и значение «добродетели».
Эриксону не удалось дать точного определения «добродетели». Однако он сумел эмоционально передать то, что под этим имелось в виду. В латинском языке слово «добродетель» означает «мужественность», то есть сочетание силы, самообладания и мужества. В староанглийском языке слову «virtue» придавалось значение внутрен ней силы или активности. Эриксон говорит о силе воздействия и жизненных перио дах расцвета и активности и пытается исключить те значения, которые имеют в виду Теологи, говоря о семи основных добродетелях (в противоположность семи смерт ным грехам). Таким образом, он пытается найти путь, позволяющий наблюдать функции Я человека в их взаимодействии, которые обеспечивают нравственную в своей сущности жизнь в череде поколений в социальном и даже эволюционном контексте.
Первой из уже описанных восьми стадий развития человека является период, когда устанавливается окончательное соотношение между базальным доверием и базальным недоверием. Здесь в качестве добродетели Эриксон рассматривает че ловеческое качество надежды, которое может закладываться и упрочиваться благо даря силам, действующим в интеракции между матерью и ребенком. Этот процесс, вне всякого сомнения, состоит из двух фаз. Мать, испытывающая потребность зачать и ввести нового человека в мир, который, как ей думается, может оказаться «хоро шим», в лице младенца встречает нуждающегося, способного активировать в ней эту энергию. Таким образом, потребность, выражаемая младенцем, оказывает воз действие — мать делает то, чего от нее «ждут», и в свою очередь вознаграждается улыбкой и другими проявлениями уважения. В результате интернализируется каче ство переживания, которое является достаточно сильным, чтобы справляться с раз очарованием и подкреплять потребность ребенка (а затем и взрослого) в постоянно расширяющихся взаимных интеракциях, приносящих с собой все более сложные формы удовлетворения.
Когда маленький ребенок вступает во вторую стадию (автономия в противопо ложность стыду и сомнению), он неизбежно узнает, что не все конкретные надежды (желания) могут исполниться. Без этой второй стадии ребенок был бы неспособен адаптироваться к реальному миру. «Добродетелью», которая должна быть здесь ин-троецирована, является воля. Ее, однако, не следует отождествлять с бесцеремонным упрямством и своенравием. У ребенка развивается способность рассуждать и при нимать решения, и он обучается, по крайней мере рудиментарно, желать того, что возможно, и «добровольно» отказываться от невозможного. Несмотря на неиз бежные переживания стыда и сомнения, возникающие в ответ на фрустрацию не выполнимых желаний, ребенок, обладающий достаточным пространством для сво ей деятельности, приобретает чувство того, что у него есть собственная воля, которая может стать еще большей. Эриксон пишет: «Воля, следовательно, означает твердую решимость делать свой выбор и ограничивать себя, несмотря на неизбежные пере живания стыда и сомнения в детстве» (там же, 107). Таким образом, чувство собст венной воли содержит в себе акты включения и исключения; оно является основой «доброй воли», понимания и собственного правильного поведения, которого ждут и от других.
На третьей стадии (инициатива в противоположность чувству вины) главной добродетелью является целеустремленность. Ребенок дошкольного возраста игра ет теперь с игрушками, товарищами, взрослыми и своими фантазиями. При этом, если рассматривать его сексуальные цели, в мире реальности он попадает в невоз можную ситуацию «табу инцеста». Любимые родители, пробуждавшие его нежность и чувственность и вызывавшие пока еще смутные сексуальные фантазии, должны теперь оказать ему помощь в отсрочке подобных форм поведения на будущее. Вначале это возможно только в фантазии. Затем родители должны помочь ребенку научиться различать, где заканчивается игра и где начинается настоящая целеуст ремленность. Цели могут теперь выражаться вслух и обсуждаться, поскольку речь начинает играть все более важную роль. Появляется голос совести, который способ ствует все большему осознанию пределов дозволенного в поступках и мыслях.
На следующей эпигенетической ступени (продуктивность в противоположность чувству неполноценности) во всех культурах дети знакомятся с соответствующей технологией. При этом в примитивных культурах основной акцент приходится на мир инструментов, тогда как в индустриальных обществах к ней относятся язык и абстрактная логика. В этот период должна появиться новая добродетель — уме лость. «Умелость — это свободное использование при решении задач навыков и ин теллекта, не обремененное инфантильным чувством неполноценности».
На пятой стадии развития человека (идентичность в противоположность неоп ределенности ролей) речь идет о развитии верности. В индустриальных обществах господствует сильнейшее принуждение, заставляющее тем или иным образом сдер живать проявления созревшего в сексуальном отношении организма. Импуль сивность часто сменяется навязчивой сдержанностью. Однако в рамках этого четко очерченного равновесия форм деятельности у подростка происходит борьба за уста новление личных, общественных и порой ориентированных на мир ценностей и цен ностных систем. Если он стремится к этой цели, то обнаруживает и развивает в себе когерентную идентичность, в которой все более важную роль играет верность. Это, однако, возможно лишь при условии, что подросток устанавливает жизненно важные контакты с ровесниками и взрослыми, разделяющими и поддерживающи ми его усилия. Поскольку человек уже не представляет собой биологического вида, но еще не является «историческим человечеством», он должен пройти через особого рода развитие, чтобы закрепить чувство своей идентичности. Нередко бывает так, что группа людей — нация, племя, религиозная община или социальный класс — обретает свою идентичность лишь благодаря тому, что беспощадно исключает и кри тикует других. Мы постоянно находим в истории примеры того, как отстаивание своего более высокого статуса — нередко в сочетании с уверенностью в правоте сво ей технологии — приводило к кампаниям и разрушительным войнам с ненавистны ми другими людьми. Это всегда происходило с «чистой совестью». Основа такой «чис той совести» сомнительна и в этическом отношении весьма уязвима. Молодежь в поисках идентичности и верности нуждается в примерах для подражания и идеа лах, по отношению к которым можно проявить свою лояльность. Но им нужно также знать примеры недостойного поведения людей, которых можно было бы кри тиковать. На этом уровне происходит взаимное поощрение поколений или между ними возникает «война». В процессе социальной эволюции молодежь очень предан на, и она проявляет свою лояльность ко всему, что воспринимается ею правильным и настоящим. В результате определенные идеи и открытые группы регенерируются или же теряют свою жизнеспособность и значение.
Эриксон утверждает, что любовь, «высшая человеческая добродетель», относит ся к фазе «интимность в противоположность изоляции». Он задает вопрос, почему любовь относится именно к этой особой стадии — «разве она не связана с каждой стадией?» (там же, 115). Эриксон отвечает: «Разумеется, существуют разные формы любви — от потребности в утешении и тревожного цепляния младенца за свою мать до страстной, отчаянной и пылкой любви подростка. Однако любовь в смысле эво люции и смены поколений является, на мой взгляд, преобразованием любви, кото рая принималась на доподростковых стадиях жизни, в заботу о других во взрослой жизни» (там же, 115—116). Он полагает, что в процессе эволюции у человека разви вается избирательная любовь, выходящая за пределы сексуальности, которая «ста новится взаимностью товарищей и партнеров в совместно переживаемой идентич ности». Человек находит себя самого, развивая способность терять себя в других. Именно потому, что человек может — без риска — потерять себя, только достигнув определенной степени верности и идентичности, любовь становится своего рода прогрессивной энергией. Энергия же в смысле субстанции по-прежнему остает ся главным содержанием «добродетели». Любовь молодого взрослого человека — это прежде всего избирательная любовь, даже если в силу общественных обычаев выбор определенного партнера возлагается на других. Выбор является решающим фактором в процессе трансформации ощущения себя окруженным родительской заботой в новое «сыновничество», которое возникает в результате активного выбора и о котором заботятся, как об общем деле. Далее Эриксон говорит о том, что в случае добродетелей, которые приобретаются до любви, почти нет никаких различий меж ду полами. И только после интернализации умелости и верности оба пола способны поляризоваться, взаимно расширять свой опыт и прийти к разделению труда в рам ках стилизованной базисной формы любви и заботы. Эриксон добавляет: «Следова тельно, любовь означает взаимную самоотдачу, которая раз и навсегда преодолевает антагонизм, присущий разделению функций» (там же, 118).
Специфическая добродетель седьмой стадии развития человека (способность производить потомство в противоположность стагнации) называется заботой. Эриксон называет человека «обучающим видом». Человек должен словом и делом передать целостную картину своего особого видения мира и общества людей. Это необходимо как родителям, так и ребенку, как тем, кто заботится, так и тем, о ком заботятся. Потребности тесно взаимосвязаны. Взрослому необходимо быть нужным, а ребенку — быть ведомым. Без этой задачи и без такого освобождения внутренних сил взрослый человек становится жертвой погруженности в себя и ме лочного эгоизма. Человек испытывает потребность учить, чтобы осуществить свою идентичность. Разумеется, это не значит, что он должен стать профессиональным учителем. Скорее, это означает, что факты, значения, логика, ценности, красота и правда продолжают жить, развиваются и сохраняют свой смысл благодаря тому, что передаются другим и понимаются. Таким образом, забота представляет собой «постоянно возрастающее внимание ко всему, что было создано благодаря любви, в силу необходимости или случайно; она преодолевает амбивалентность, присущую неукоснительному выполнению долга» (там же, 110). Эриксон при этом подчерки вает, что забота может относиться как к детям, так и к идеям и труду. Ибо человек должен реализоваться в работе. Этот вывод особенно важен в эпоху, когда неограни ченное деторождение и ненасытная эксплуатация сырьевых и энергетических ре сурсов грозят нам катастрофой. Но это не должно означать, что нужно всячески пре пятствовать деторождению, ибо продолжение рода — это важная этическая задача. Речь, скорее, идет о том, чтобы принять идею о необходимости планомерного ог раничения деторождения, о просвещении и обеспечении всех нуждающихся.
Последняя фаза в развитии человека характеризуется полярностью «интегриро ванность Я в противоположность отчаянию». Речь здесь идет о достижении мудро сти как добродетели. В связи с этим Эриксон говорит о тенденции, господствующей в западной культуре, рассматривать жизнь не как цикл, а как бесконечную улицу с односторонним движением: «Таким образом, наши жизненные пути должны быть улицами с односторонним движением к успеху — и к внезапному забвению» (там же, 121). Но даже если протяженность жизни лучше рассматривать как цикл и жить в соответствии с этим, то в конце концов и он тоже имеет свой конец. Организм, адаптивные способности, энергия и выносливость становятся все слабее. Но если человек, осознающий конец своей жизни, наряду с покорностью судьбе со храняет своего рода душевную стойкость, то тогда, пожалуй, он способен видеть жизнь в своей завершенности. Человек, активно участвовавший в жизни собствен ного и последующих поколений, способен также «передать другому» свое достоин ство и мудрость, даже когда «прощается». «Мудрость, следовательно, — это беспри страстное отношение к жизни как таковой перед лицом самой смерти», — пишет Эриксон (там же, 122). Поэт у. Б. Йейтс выразил эту идею в одном стихотворении, написанном за несколько недель до своей смерти:
Средь вязов у горы Бен Бальбен,
На кладбище Драмклифф лежит в могиле Йейтс.
И предок здесь его,
Проповедник в прошлом;
Вблизи дороги кельтский крест,
Посередине церковь.
Нет мрамора, привычных изречений;
На известковом камне из ближнего карьера,
Как он того желал, начертаны слова:
Окинь холодным взглядом
Жизнь и смерть.
Езжай своей дорогой, всадник!»
(Yeats 1958, 70)
В этом стихотворении 73-летний Иейтс завершает круг своей жизни. Сын стро гого и страстного атеиста, проповедовавшего индивидуализм, внук и правнук свя щеннослужителей, Йейтс создал собственную эстетику и идеологию, научившись также кое-чему у живых и мертвых, у Востока и Запада. В конце он возвращается туда, где родились он и его предки и где он играл, будучи ребенком. Он оставляет после себя знак на родной земле, посреди высеченного из камня огромного мифоло гического ирландского всадника. Он уходит, оставляя после себя свои мысли и свою жизнь как символы для новых творцов; он воодушевляет их решать собственные за дачи и уходить.
Эриксон заранее предупреждает, что своим описанием добродетелей, развиваю щихся в течение жизненного цикла, он не преследовал цель составить новый их спи сок или «новый производственный план». Он намеренно выбрал ряд простых поня тий, значение которых так или иначе знакомо большинству людей. И он использовал их, чтобы охарактеризовать некоторые важные качества, укрепляющие совокупность жизненных сил человека в рамках отношений людей между собой и, кроме того, с человечеством в целом. Эти добродетели имеют три источника: эпигенез индивида, вытекающие из него отношения между поколениями и развитие человеческого Я. По своей природе добродетели не могут оставаться статичными качествами. Им тре буется жизненное напряжение, возникающее между ними и постоянно находящим ся в движении миром, который оказывает сопротивление конкретным формам их реализации. В значительно изменившемся мире — с технологией, которая всегда развивается бурными темпами, будет меняться и характер истории. Наше выжива ние зависит от того, найдем ли мы альтернативу прежней последовательности доми нировавших цивилизаций, которые добивались господства лишь за счет и посредст вом уничтожения других. Региональные проявления абсолютных представлений о морали, которые связаны с высокоразвитыми технологиями, должны реалистич ным образом уступить место укреплению солидарности всего человечества, иначе возникнет неприемлемая альтернатива — гибель человека как вида. Таким образом, вопрос об индивидуальных добродетелях, которые подкрепляются и изменяются об ществом, становится силой, необходимой для выживания, а добродетель поднима ется над своим обычным «местом» в рамках ограниченной региональной или рели гиозной системы.
РИТУАЛИЗАЦИЯ И ЦЕРЕМОНИАЛ
Эриксон занимался также проблемой ритуализации. В 1965 году он написал Для Британского королевского общества работу под названием «Онтогенез ритуали зации у человека», которая в 1966 году в переработанном варианте вместе с эссе Других авторов была опубликована в книге «Психоанализ — общая психология», посвященной Хайнцу Гартманну (Loewenstein et a. 1966b). Эриксон рассматривает три разных подхода к пониманию термина «ритуализация». Антропологи традици онно понимали под ритуализацией ритуалы, которыми отмечаются постоянно по вторяющиеся события. В психоанализе это понятие обычно использовалось для обо значения действий человека, имеющих идиосинкразический смысл, — действий, которые проявляются в виде симптомов, характеризуются расходом энергии на за щиту и не служат адаптации. В филогенетическом отношении, как считают некото рые этологи, например Конрад Лоренц, ритуализация представляет собой врожден ные паттерны поведения, которые служат адаптации животных, живущих группами. Как и почему эти врожденные тенденции ритуализации могут сохраняться у челове ка и каким образом они активируются? Эриксон исследует этот вопрос с филогене тической точки зрения. У человека ритуализация проявляется в виде навязываемой, «согласованной» формы поведения, когда два или несколько человек через довольно большой промежуток времени повторно вступают во взаимодействие. Эти проме жутки времени связаны с повторяющимися сходными условиями, а совершаемый ритуал служит целям адаптации.
Эриксон начинает обсуждение с ритуала приветствия между матерью и ребен ком. Он описывает его следующим образом: «Позвольте мне начать с церемониала приветствия, с которого начинается новый день ребенка, ибо ритуализацию следу ет рассматривать здесь прежде всего как особую форму повседневного поведения. Для этого лучше всего вначале представить себе не собственный дом, а дом какого-нибудь соседа или человека какой-нибудь другой народности, которую вы изучали, или далекую страну, где вам довелось побывать, а затем провести сравнение — кто бы из нас поступил иначе? — с аналогичными феноменами в отношениях с на шими собственными детьми. Пробуждающийся ребенок вначале сообщает своей матери о том, что он проснулся, и, словно по звонку будильника, пробуждает в ней весь репертуар эмоционального, вербального и манипулирующего поведения. Она при ближается к ребенку с улыбкой или с озабоченным видом; она бодро или с тревогой в голосе произносит его имя и переходит к действиям: смотрит, ощупывает и нюха ет; "она исследует возможные причины недомогания и начинает делать то, что необ ходимо для восстановления хорошего самочувствия ребенка: готовит еду, берет ре бенка на руки и т.д. Если понаблюдать за ее поведением несколько дней, становится очевидным, что это повседневное событие является крайне формализованным, по скольку мать, по-видимому, чувствует себя обязанной — и нисколько не рада — по вторять действия, вызывающие у ребенка предсказуемое поведение, которое в свою очередь побуждает мать вести себя, как прежде. Однако подобную формализацию описать не так-то просто. Ибо она одновременно является весьма индивидуальной ('типичной для матери') и согласованной с отдельным ребенком, но вместе с тем стереотипной и сообразной традициям. Эти выводы легче доказать на примере куль тур, классов и семей, отличных от наших. Вся процедура основывается на периодич ности физических потребностей, неразрывно связанных с необходимостью выжива ния; но вместе с тем и для матери, и для ребенка она является эмоциональной и практической потребностью. Как мы еще увидим, это рутинное занятие можно расценивать лишь как небольшое, но прочное связующее звено в последовательно сти поколений».
Далее Эриксон более подробно останавливается на значении ритуализации для обеих сторон и добавляет: «Поэтому я склонен считать, что эта взаимность при знания, которая необходима для выживания, становится онтогенетической основой универсального элемента человеческой ритуализации и зрелого ритуала. Подобные ритуализации варьируют от повседневного приветствия, подчеркивающего сильную эмоциональную привязанность, и неповторимой встречи в неожиданном и взаимном слиянии в любви или вдохновении до ауры образов мадонны с младенцем и массо вой самоотдачи 'харизме' вождя. Таким образом, первое слабое подкрепление ста новится базисным элементом всякого ритуала; я бы назвал его нуминозным элемен том, чувством святого присутствия».
На примере этого самого раннего ритуала Эриксон перечисляет основные эле менты ритуализации. «Человеческие ритуалы:
впервые появляются в нуминозной взаимосвязи;
основываются на взаимных потребностях двух разных организмов;
связываются с практической реальностью и символической актуальностью;
являются как личными, так и соотносящимися с группой;
усиливают как чувство сопричастности, так и чувство 'собственного отличия';
являются игровыми, но вместе с тем формализованными;
7) становятся знакомыми благодаря повторению, но их требуется узнавать, а потому им присуще чувство неожиданности».
Ритуалы у животных должны служить передаче совершенно определенных сиг налов, чтобы исключить недоразумения, которые могут иметь фатальные последст вия. «Мы предполагаем, -— пишет Эриксон, — что преодоление ал;бивалентности является для человека важной целью ритуализации,..»
В этой же публикации Эриксон говорит также о человеке, как о «псевдовиде». В отличие от социальных животных, таких, как волки, определенные виды птиц, бла городный олень и т.д., человек организовался в многочисленные разнообразные груп пы, которые можно назвать псевдовидами. Каждая из этих групп, будь то нация, клан, племя или раса, ведет себя так, словно принадлежит к особому виду. У каждой из них имеется собственное предание о том, как в доисторические времена она была создана «сверхъестественным провидением». Парадоксально, но факт, что любого младенца можно приспособить ко многим их этих псевдовидов, если его усыно вить или удочерить в раннем возрасте и на протяжении всего детства подкреплять его принадлежность к псевдовиду с помощью техник «дифференциации видов», то есть ритуализации.
Человека называют «общим животным», которое должно изобретать особые формы выражения элементов влечений и защит. (Этим он отличается от социаль ных животных, которые в генетическом отношении уже являются адаптированны ми при рождении.) Следовательно, ритуализация служит закреплению этих двух элементов у человека. Она препятствует проявлению необузданных влечений и на вязчивой сдержанности.
Эриксон еще раз обращается к своему схематическому описанию ритуальных стадий и их элементов, которые в той или иной форме можно обнаружить в ритуа лах взрослых людей. Самую раннюю, «нуминозную», мы уже упомянули. В каж дой из последующих фаз развития человека активно используются специфические Для данной стадии ритуалы, и они сохраняются как часть структуры всех будущих ритуалов. На второй стадии появляется «различающий» ритуал, за ним следуют дра матический, формальный, идеологический ритуалы и, наконец, санкционирование поколением.
«ЖЕНСТВЕННОСТЬ И ВНУТРЕННЕЕ ПРОСТРАНСТВО»
Интерес Эриксона к психосоциальной идентичности, этологии, онтогенезу И силе Я с этических позиций побудил его провести исследование под названием «Женственность и внутреннее пространство» (Erikson 1968а, нем. изд., 1970, 274).
Он обращается ко множеству данных, полученных им и другими исследователями, и рассматривает их с точки зрения различающихся у полов качеств восприятия про странства. При этом он указывает на необходимость более активного участия жен щины в решении проблем, связанных с управлением человечеством. Он вкратце опи сывает общий план биологической жизни, в котором подчеркивается значение защищенного внутреннего пространства, в силу необходимости создававшегося для выживания индивида и вида. Павианы, например, живут в группах. Как только возникает потенциальная опасность, беременные и кормящие самки оказывают ся в середине круга, защищаемого самцами.
Подобные конфигурации обнаруживают удивительное сходство со сценически ми конструкциями, построенными десяти-двенадцатилетними девочками, участво вавшими в эксперименте, проведенном в одном американском университетском городе. Мальчики и мужчины делали акцент на динамичности и проникновении в космическое пространство и в качестве доминирующего элемента мужской иден тичности обозначали этим то, что «функционирует». Однако то, что «функциониру ет», может способствовать как созиданию, так и разрушению. «Именно поэтому мысль о необходимости пожертвовать какими-то высшими достижениями техно логии и политическими триумфами ради сохранения человечества сама по себе не усиливает чувства мужской идентичности» (там же, 274).
Эриксон предвосхищает важный и актуальный в настоящее время политический вопрос: «Утверждаю ли я, таким образом, что анатомия — это судьба?» Его ответом является безусловное «да», поскольку анатомия определяет «не только структуру и границы физиологического функционирования, но и в какой-то степени структу ры личности» (там же, 298). Однако он четко показывает, что женская структура не является результатом недостатка энергии и недостатка способности из-за отсут ствия органа — пениса — быть такой, как мужчина. Если судить по тому, как вагина отображается в сновидениях, мифах и памятниках культуры, то можно утверждать, что во всех культурах вагина вызывает ассоциации с поглощающим пищу ртом и кровоточащей раной. При этом, однако, игнорируется повседневно накапливаю щийся опыт становления мужчин и женщин, а также связанная с каждым из этих образов витальность. Эриксон пишет про женщин: «Сенсорная реальность и логиче ские выводы уточняются благодаря кинестетическим ощущениям и 'придающим смысл' воспоминаниям; и в этом общем контексте существование продуктивного внутреннего пространства, надежно укрытого в глубине женского тела, на мой взгляд, важнее, чем отсутствие внешнего органа» (там же, 280—281).
В своем обсуждении релевантности и ценности открытий, сделанных благодаря методу Фрейда, Эриксон обращает внимание на методологический источник оши бок. Без сомнения, дети разрабатывают свои сексуальные «теории» на основе на блюдения внешних половых различий, причем эти теории постоянно содержат в себе своего рода понятие «травмы» (где-то подспудно эти гипотезы о травме име ются у всех женщин). Психоанализ — как метод — при помощи свободных ассоциа ций помогает выявлять скрытые обиды и вытесненные травмы. И именно в этом заключается возможный источник ошибок, закреплению которых способствовали и доказавшие свою пригодность научные методы. При решении научных проблем оказалось, что даже самые сложные факты можно объяснить путем расчленения их на отдельные части. Когда этот метод применяется к людям, то для исследования выбираются изолированные фрагменты, которые, возможно, для обычного человека особого значения не имеют. Однако в патологическом состоянии человек уже фраг-ментирован. И тот, кто ошибочно принимает фрагмент за составную часть, близок к тому, чтобы утверждать: человек состоит из фрагментов, которые мы обнаружива ем в психопатологии.
При обсуждении изменяющихся и расширяющихся функций, которые могут быть (и, по мнению Эриксона, должны быть) присущи женщинам, он рассматрива ет особую историческую и географическую ситуацию. Карибский полукруг — тер ритория между Бразилией и юго-востоком Соединенных Штатов Америки — характеризовался рабством. Люди представляли собой живые орудия труда при сель скохозяйственных предприятиях. Их могли сослать, переправить по морю, обменять и продать по рыночным ценам. Однако там, где с точки зрения религии отсутство вали моральные устои, а с точки зрения стороннего наблюдателя не было традиции, все же существовала общественная жизнь с собственным центром. Образовывались «группы людей, ведущих совместное хозяйство», которые антропологами называ лись «матрифокальными». Материнство становилось — обычно под руководством бабушек — центром общественной жизни. Бабушки поощряли своих дочерей, когда те были беременными или имели детей, жить у них. Таким образом, бабушки и ма тери оказывали постоянное влияние, которое отцы не могли ощущать. Женщины все время создавали новые импровизированные правила для мужчин, которые явля лись или хотели стать отцами их детей. И обеспечение надежного пространства для возникновения новой жизни, и забота о потомстве являлись делом женщин. Они были единственными, кто «после порабощения мужчин обладали сознанием того, что ребенок представляет собой ценность независимо от того, кем были его родители» (там же, 301). Подробно останавливаясь на карибском регионе, Эриксон добавляет: «Это лишь один эпизод из неофициальной истории, которую следовало бы написать для всех ареалов и эпох: истории территорий и владений, рынков и им перий, истории незаметной творческой деятельности женщин по сохранению и вос становлению того, что было разрушено официальной историей» (там же, 302).
Завершая свои рассуждения о женщинах и внутреннем пространстве, Эриксон бросает взгляд на их будущее. Чтобы выйти за тесные рамки традиционных облас тей знания, он говорит о трех новых аспектах существования женщины: женщине как Соме, как Психее и как Полисе. «Называя сферу гражданской жизни Полисом, я хочу подчеркнуть, что она простирается до границ того, что называют 'городом' человека. Современные средства коммуникации делают эту общность все большей и большей — охватывающей чуть ли не весь мир. Можно утверждать, что в этой сфере женщины в значительной мере равны мужчинам по своей интеллектуальной ориентации, способности работать и руководить. Но и здесь влияние женщин не будет реализовано полностью, если оно не отразит без оговорок и чувства вины существование 'внутреннего пространства', возможности и потребности женской души» (там же, 304). Эти возможности и потребности служат не только самим жен щинам, но и всему миру. Только революция мышления способна уберечь нас от того, чтобы при лобовом столкновении на пути чрезмерной эксплуатации не катапуль тироваться в уничтожение жизни, отчасти похожей на ту, что до сих пор была нам известна.
ПРИЗЫВ ЭРИКСОНА К СОЗНАТЕЛЬНОСТИ И ОТВЕТСТВЕННОСТИ
Я не раз уже говорил, что труд Эриксона имеет глубокие корни в клинической практике. Возможно, кто-то по вполне понятным причинам будет это оспаривать. Как можно называть клиницистом человека, интересы и труды которого затрагива ют художественную деятельность, педагогику, практическую психоаналитическую работу, антропологию, подготовку врачей, изучение истории и разработку истори ческих теорий, теорий жизни и развития великих людей, социальное поведение,
эволюционные и онтогенетические аспекты развития и поведения, психоисторию и, наконец, даже саму нравственность? Я думаю, что Эриксона подобный вопрос при вел бы к основам целостности индивида и отношений между индивидом и общест вом. Строгому экспериментальному подходу он противопоставляет целенаправлен ную фокусировку. Эриксон пишет по этому поводу: «Большинство из нас основываются в своих исследованиях на чем-то одном — на экспериментальных или на клинических методах; это означает, что мы понимаем человека, если он либо достаточно здоров, чтобы в соответствующей обстановке подвергнуть исследованию части себя самого, или достаточно болен, чтобы распасться на отдельные фрагменты поведения. Уче ные, которые обращаются к экспериментальному методу, в целом достаточно ос мотрительны, чтобы не давать каких-либо обещаний по поводу своих возможностей раскрывать природу человека. Однако совершенно ясно, что за их методологической скромностью скрывается лишь ожидание, что сумма всех доступных им данных в конечном счете будет соответствовать общему функционированию человека — если только тот позволит себя убедить, что справиться с жизнью значительно проще, если решить для себя быть суммой своих надежно исследованных частей. Я принад лежу к другому сорту людей, к клиницистам, которые скромны и самонадеянны по-другому. Будучи гораздо менее осторожными, мы с относительной легкостью гово рим о ядре человеческой личности и о стадиях ее развития. Но в таком случае наши субъекты стремятся стать целостными, а терапевт должен располагать некоторыми теориями и методами, которые предлагают пациенту целостный мир, где можно быть целостным. Неверно истолковывая благодарность наших пациентов как под тверждение нашего мнения, мы становимся порой уверены в том, что можем объяс нять и даже направлять человечество, если только оно решится стать нашим коллек тивным пациентом» (Erikson 1964b; нем. изд., 1966,124—125).
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Немецкую и латинскую фразу можно перевести как «Не есмь!» — См. Э. Ю. Соловьев. Непобе жденный еретик. М, 1984, с. 52. — Примечание переводчика.
ПУБЛИКАЦИИ ЭРИКА X. ЭРИКСОНА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1930: Die Zukunft der Aufkдrung und die Psycho anayse. Z. f. psychoana. Pдd., 4,201—216. На анг лийском языке: Psychoanaysis and the Future of Education. Psychoana. Quart., 4,1935,50-68
1931a: Biderbьcher. Z. f. psychoana. Pдd, 5,13-19
1931b: Triebschicksae im Schuaufsatz. Z. f. psy choana. Pдd., 5,417-445
1937: Configurations in Pay — Cinica Notes. Psychoana. Quart., 6, 139-214. На немецком языке: Traumatische Konfigurationen im Spie: Aufzeichnungen. Imago, 1937, 23,447-516. Со кращенный вариант: Traumatische Konfigura tionen im Spie. Z. f. psychoana. Pдd., II, 1937, 262—292. На испанском языке: Configuraciones en c Juego. Revista de Pscicoanвisis, VI, 1948, 2
1938a: Dramatic Productions Test. In: H. A. Mur ray (Hg.): Exporations in Personaity. New York: Oxford University Press, 552—582
1938b: Section on Pay Therapy: A Pane Discus sion with Maxwe Giteson and Others. Am. J. of Orthopsychiat., 8,449-524
1939: Observations on Sioux Education. J. of Psycho., 7, 101-156
1940a: Probems of Infancy and Eary Chid hood. In: The Cycopaedia of Medicine, Surgery and Speciaities, 714-730, Phiadephia: Da vid and Company; также в: G. Murphy, A. J. Bachrach (Hg.): Outine of Abnorma Psychoogy, New York: Modern Library 1954, 3-36
1940b: Studies in the Interpretation of Pay: 1. Cinica Observation of Pay Disruption in Young Chidren. Gen. Psycho. Monogr., 22, 557-671; также в: On Submarine Psychoogy. Committee on Nationa Morae (for the Coordinator of In formation), не опубликовано
1940 с: On the Feasibiity of Making Psychoogica Observations in Internment Camps. Committee on Nationa Morae (for the Coordinator of In formation), не опубликовано
1940 d: Concerning the Interrogation of German Prisoners of war. Committee on Nationa Morae (for the Coordinator of Information), не опуб ликовано
1941: Further Exporations in Pay Construction (фрагмент). Psycho. Bu, 38,748
1942 a: Comments on Hiter's Speech of Septem ber 30,1942. Counci on Inter-Cutura Studies, не опубликовано
1942b: Hiter's Imagery and German Youth. Psychiat., 5, 476—493. Новая редакция в: С. Kuckhohn, H. A. Murray (Hg.): Personaity in Nature. Society and Cuture. New York: Knopf 1948,485-510
1943: Observations on the Yurok: Chidhood and Word Image. University of Caifornia Pubica tions in American Archaeoogy and Ethnoogy, 35,257-301
1945a: Pans for the Veteran with Symptoms of Instabiity. In: L. Wirth (Hg.): Community Panning for Peacetime Living. Stanford/Caif, Stanford University Press
1945 b: Chidhood and Tradition in Two American Indian Tribes. Psychoana. Study of the Chid. Bd. I, 319-350, New York: Internationa Uni versities Press; новая редакция в: Personaity in Nature, Society and Cuture, 1948, 176-203
1946: Ego Deveopment and Historica Change. Psychoana. Study of the Chid, Bd. II, 359-396, New York: Internationa Universities Press; но вая редакция в: Identity Youth and Crisis, 1968. На немецком языке: Jugend und Krise. Stutt gart: Kett 1970
1949: Ruth Benedict. In: A. L. Kroeber (Hg.): Ruth Futon Benedict: A Memoria. New York: Viking Fund, 14—17; содержит воспоминания Рут Бенедикт об Эриксоне
1950а: Chidhood and Society. New York: Norton 1950, (1963). На немецком языке: Kindheit und Geseschaft. Stuttgart: Kett 1971
1950b: Growth and Crises of the Heathy Persona ity (в соавторстве с Дж. M. Эриксон). In: M. J. E. Senn (Hg.): Symposium on the Heathy Personaity, 91-146, New York: Josiah Macy Jr. Foundation; новая редакция в: Personaity in
Nature, Society and Cuture, 1958, 185-225. На немецком языке: Wachstum und Krisen der gesunden Persцnichkeit. Stuttgart: Kett 1953; также в: Psyche, 1953, 7, 131; новая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1951a: Statement to the Committee on Priviege and Tenure of the University of Caifornia Con cerning the Caifornia Loyaty Oath. Psychiatry 14, 244-245
1951b: Sex Differences in the Pay Configurations of Prйadoescents. Am. J. of Orthopsychiat, 21, 667—692; новая редакция в: M. Mead, M. Wofenstein (Hg.): Chidhood in Contemporary Cutures, Chicago: University of Chicago Press 1955, 324-341
1952 a: Cross-Cutura Patterns in the Adjustment and Maadjustment of Chidren: 1. Deviations from Norma Chid Deveopment with Reference to Cross-Cutura Patterns. 2. Etioogy of Maa- djustment in the Environment of the Chid. Scandinavian Seminar on Chid Psychiatry and Chid Guidance, Genf: Word Heath Organi- zation (фрагмент)
1952b: Remarks Made at an Interagency Confe rence at Princeton, New Jersey, 21—25. Sept. 1951. Heathy Personaity Deveopment in Chidren: As Reated to Programs of the Federa Government. New York: Josiah Macy Jr. Found ation
1953 a: The Power of the Newborn (в соавторстве с Дж. M. Эриксон). Mademoisee, 62,100-102
1953b: On the Sense of Inner Identity. In: Heath and Human Reations, 124—143. (Bericht ьber eine Tagung in Hiddensee/Rьgen, 2—7. August 1951.) New York: Bakiston Company. На не мецком языке: Ьber den Sinn der Inneren Id entitдt. In: M. von Eckhardt, W. Viinger (Hg.): Gesundheit und mitmenschiche Beziehungen, Mьnchen: Ernst Reinhardt, 195 3,137-152; но вая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1954a: Whoeness and Totaity — A Psychiatric Contribution. In: C.J. Friedrich (Hg.): Totaita rianism, 156—171. (Sitzungsberichte einer im Mдrz 1953 an der American Academy of Arts and Sciences abgehatenen Tagung.) Cambridge/ Mass.: Harvard University Press; новая редак ция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1954b: The Dream Specimen of Psychoanaysis. J. Am. Psychoana. Ass., 2, 5—56; также в: R. P. Knight, С. R. Friedman (Hg.): Psychoana. Psychiat. and Psycho. Cinica and Theoretica Papers (Austen Riggs Center), Bd. I, 131-170, New York: Internationa Universities Press. На немецком языке: Das Traummuster der Psy choanayse. In: Psyche, 8, 1954,561—604; новая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1954c: Identity and Totaity: Psychoanaytic Observations on the Probems of Youth. Hum. Deveopm. Bu., 50—82, Fifth Annua Symposi um, Chicago: The Human Deveopment Student Organization
1955: Freud's "The Origins of Psychoanaysis". Int. J. Psychoana., 36, 1-15. На немецком языке: Zu Sigmund Freud "The Origins of Psychoana ysis". Psyche, 9, 1955, 90-116
1956a: The Probem of Ego Identity. J. Am. Psy choana. Ass., 4, 54—121. На немецком языке: Das Probem der Identitдt. Psyche, 10, 1956-1957, 114-176; также в: A. Mitscherich (Hg.): Entfatung der Psychoanayse. Stuttgart: Kett 1956; новая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1956b: The First Psychoanayst. Yae Rev., 46, 40—62; также в: B.Neson (Hg.): Freud and the Twentieth Century. London: Aen and Unwin 1957. На немецком языке: Sigmund Freuds Psychoanaytische Krise. (FestVortrag zu Freuds 100. Geburtstag.) In: Freud in der Gegenwart. (Vortrдge an den Universitдten Frankfurt und Heideberg.) Frankfurt: Europдische Veragsan stat 1957; новая редакция в: Insight and Responsibiity, 1964
1956c: Ego Identity and the Psychosocia Morato rium. New Persp. for Res. on Juv. Deinq., 1—23, Washington D. C: U. S. Department of Heath, Education and Wefare, Chidren's Bureau; но вая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1957a: Confirmation of the Deinquent (в соавтор стве с К. Т. Эриксон). Chicago Rev, 10,15—23; новая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1957b: Trieb und Umwet in der Kindheit. In: Freud in der Gegenwart, 1957
1958a: Identity and the Psychosocia Deveopment of the Chid. Disc, on Chid Deveopm. Sitzungs berichte der Dritten Tagung der Chid Study Group, Word Heath Organization, Bd. III, New York: Internationa Universities Press
1958b: Young Man Luther, A Study in Psycho anaysis and History (Austen Riggs Center, Monograph. N. 4). New York: Norton. На немец ком языке: Der junge Mann Luther. Eine psy choanaytische und historische Studie. Mьnch en: Szczesny Verag 1964
1958c: On the Nature of Cinica Evidence. Dae daus, 87, 65—87; также в: Evidence and Infe rence, The First Haydn Cooquium, Cambridge/ Mass.: M. I. T. Press 1958, 73-95; новая редак ция в: Insight and Responsibiity, 1964
1958d: Identity and Uprootedness in Our Time. Ansprache vor dem II. JahreskongreЯ der "Word Federation for Menta Heath", Wien 1958.
На немецком языке: Identitдt und Entwurze ung in unserer Zeit. Psyche, 13, 1959, I; новая редакция в: Insight and Responsibiity, 1964
1959 a: Late Adoescence. In: D. H. Funkenstein (Hg.): The Student and Menta Heath. The Word Federation for Menta Heath and the In ternationa Association of Universities
1959b: Psychosexua Stages in Chid Deveopment. Disc, on Chid Deveopm., Bd. IV, Word Heath Organization Study Group
1960: Youth and the Life Cyce, an Interview. In: Chidren, Bd. VII, 2, Washington D. C: U. S. Department of Heath, Education and Wefare
1961: The Roots of Virtue. In: J. Huxey (Hg.): The Humanist Frame. New York: Harper & Row 1961, 145—165; новая редакция в: Insight and Responsibiiy, 1964
1961b: Chidhood and Society. In: Chidren of the Caribbean, 18-29. San Juan, P. R., Printing Di vision
1961c: Introduction. In: Baine, G. В., McArthur, С. C: Emotiona Probems of the Student. New York: Appeton-Century-Crofts; новая редак ция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1962a: Youth: Fideity and Diversity. Daedaus, 91, 5—27; новая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1962b: Reaity and Actuaity. J. Am. Psychoana. Ass., 10, 451—473; новая редакция в: Insight and Responsibiity, 1964
1963: E. H. Erikson (Hg.): Youth: Change and Chaenge. New York: Basic Books; также под названием: The Chaenge of Youth. New York: Doubeday 1965
1964a: The Inner and the Outer Space: Refections on Womanhood. Daedaus, 93, 582—606; новая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1964b Insight and Responsibiity. New York: Norton. На немецком языке: Einsicht und Ver antwortung. Die Roe des Ethischen in der Psy choanayse. Stuttgart: Kett 1966
1964c: Memorandum on Identity and Negro Youth. J. Soc. Issues, 20,4, 29-42
1965a: Psychoanaysis and Ongoing History: Pro bems of Identity, Hatred and Nonvioence. J. Am. Psychiat. Ass., 122, 241-250
1965b: Concuding Remarks. In: Women and the Scientific Professions, 232-245, M. I. T. Sym posium on American Women in Science and En gineering, Cambridge/Mass.: M. I. T. Press
1966a: The Concept of Identity in Race Reations: Notes and Queries. Daedaus, 95, 145-170; но вая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1966b: The Ontogeny of Rituaization in Man. Phiosophica Transactions of the Roya Society
of London, Reihe В, Bd. 251,147-526; новая ре дакция в: R. M. Loewenstein u.a. (Hg.): Psycho anaysis - A Genera Psychoogy Essay in Ho nor of Heinz Hartmann. New York: Internationa Universities Press 1966
1966c: Concuding Remarks, Discussion on Ritu aization of Behavior in Animas and Man. Phi os. Transact. Roy. Soc. London, Reihe В, Nr. 772, Bd. 251,513-524
1966d: Gandhi's Autobiography: The Leade ras a Chid. The Am. Schoar (Herbst 66)
1967a: Обсуждение книги: Thomas Woodrow Wison. Von Sigmund Freud und Wiiam C. Buitt. The N. Y. Rev. of Books, Bd. VIII, 2; так же в: Intern. J. Psychoana. 48, 3
1967b: Memorandum on Youth for the Committee on the Year 2000. Daedaus; новая редакция в: Identity: Youth and Crisis, 1968
1967c: Memorandum on the Draft. In: S. Tax (Hg.): The Draft: A Handbook of Facts and Aternati ves. Chicago: University of Chicago Press
1968a: The Human Life Cyce. Intern. Encyc. Soc. Sciences, New York: Macmian
1968b: Psychosocia Identity. Intern. Encyc. Soc. Sciences, New York: Macmian
1968c: Identity: Youth and Crisis. New York: Nor ton. На немецком языке: Jugend und Krise. Die Psychodynamik im soziaen Wande. Stuttgart: Kett 1970
1968 d: On the Nature of Psycho-Historica Evi dence: In Search of Gandhi. Daedaus. (Sommer 1968)
1968e: Insight and Freedom. The Ninth T. B. Davie Memoria Lecture, University of Cape Town
1969: Gandhi's Truth. New York: Norton. На не мецком языке: Gandhis Wahrheit, Frankfurt/ M.: Inse 1971
1970a: Refections on the Dissent of Contemporary Youth. Daedaus (Winter 1970); также в: Intern. J. Psychoana., 51, Tei 1,1970
1970b: Autobiographic Notes on the Identity Crisis. Daedaus (Sommer 70)
ЛИТЕРАТУРА
Ariиs, Ph.: Centuries of Chidhood. New York: Knopf 1962
Bri, A. A.: Basic Principes of Psychoanaysis. New York: Doubeday 1949
Coes, R.: (Biographie) Erik H. Erikson. The Growth of his work. Boston/Toronto: Litte Brown & Сотр. На немецком языке: Erik H. Erikson — Leben und Werk. Mьnchen: Kinder 1974
Eiot, T. S.: Murder in the Cathedra. London 1935. На немецком языке: Mord im Dom. In: Die Dramen. Frankfurt/M. 1966
Fisher/Bondurant: (Buchbesprechung) Gandhi's Truth. Am. Hist. Rev. 76, 114, Okt. 1971
Freud, A.: (Buchbesprechung) Psychoanaysis for Teachers and Parents. Psychoana. Quart. 5, 1936,291-293
Normaity and Pathoogy in Chidhood. New York: Internationa University Press. 1965
Wege und Irrwege in der Kinderentwickung. Bern/Stuttgart: Huber/Kett 1968
Schwierigkeiten der Psychoanayse in Vergan genheit und Gegenwart. Frankfurt/M.: Fischer 1972
Hiter, A.: Mein Kampf. Mьnchen: Franz Eher Verag 1931
Jones, E.: The Life and Work of Sigmund Freud. New York: Basic Books 1953. На немецком язы ке: Das Leben und Werk von Sigmund Freud. Bern: Huber 1960-1962
Kuckiiom, C, Murray, H. A. (Hg.): Hiter's Imagery and German Youth. In: Personaity in Nature, Society and Cuture. New York: Knopf 1948
Red, F., Wineman, D.: (Обсуждение книги) Chidren who hate. New York: Basic Book News and Bibiogra., Mai 1952, 1-3
Reinisch, L.: (Обсуждение книги Коулза, P.) Erik H. Erikson. Bьcherkommentare, 6,1974
Scheidt, J. v.: Der unbekannte Freud. Mьnchen:
Kinder 1974 Yeats, W. В.: Gedichte. Zьrich: Arche 1958
ТВОРЧЕСТВО Д. В. ВИННИКОТТА 1
М. Масуд Р. Хан
Когда я вспоминаю свое почти двадцатилетнее сотрудничество с Винникоттом, то особенно живо представляю его расслабленную осанку и сосредоточенность. Винникотт слушал всем телом; у него был острый, но не назойливый взгляд, он смот рел недоверчиво и вместе с тем необычайно доброжелательно. Его движения были почти по-детски спонтанными. И тем не менее он мог быть молчалив, очень спо коен и сдержан. Я не встречал другого аналитика, более естественного в своем по ведении, чем Винникотт. Он неизменно оставался самим собой, и в то же время для самых разных людей каждый раз был другим человеком. Он никогда не подла живался под образ, который возникал у людей, и не пытался навязывать собствен ное мировоззрение. И вместе с тем сам он, Винникотт, всегда оставался непре клонным.
Я намеренно начал с описания внешних черт Винникотта, поскольку нельзя по нять его дар клинициста, если не отдавать себе отчета в том, что его душа и тело находились в постоянном диалоге и противодействии и что его теории являются аб стракциями того, что представлял собой Винникотт — живой человек и клиницист. Винникотт как человек и Винникотт как терапевт находились во взаимодействии друг с другом и вместе с тем составляли единое целое. Он воспитывался в традициях своих земляков, англичан. Для него факты были реальностью, а теории — заблужде ниями людей на пути к познанию. Он всеми силами противился принимать на веру неопровержимые научные положения. Винникотт был воспитан нонконформистом; ничего не являлось для него окончательным и абсолютным. Каждый человек должен найти и выразить свою собственную правду. Все, что дано, — это только спектр пе реживаний. Он прикладывал все силы к тому, чтобы приводить клинические фак ты, с которыми многие годы сталкивался, в доступные пониманию осмысленные структуры.
Как это принято у англичан, он писал очень простым, доступным языком. В его манере писать нет ничего риторического и нет пугающего научного жаргона. Он писал, как говорил: просто и лаконично; он стремился показать взаимосвязи, а не пропагандировать свои убеждения или поучать. Он употреблял обычные слова, и каждому начинало казаться, что он и до этого уже знал все, о чем говорил Винни котт. Парадоксальность этого заблуждения очень нравилась Винникотту. Более того, он был необычайно горд, и его самооценка могла пострадать только из-за собствен ных ошибок, но не из-за критики со стороны других людей.
Когда я начал писать эту статью, перед моим внутренним взором еще раз про шли разные годы. Мне снова вспомнилось, как я впервые услышал выступление Вин никотта; будучи председателем медицинской секции Британского психологическо го общества, он читал доклад «Педиатрия и психиатрия». Это было в 1948 году.
Я слушал этого странного человека, который говорил на литературном английском и рассказывал нам нечто такое, что было совершенно понятным и в то же время о чем редко доводилось слышать. Он говорил ясно и убежденно, но в такой манере, которая допускала сомнения и даже противоречия. С этого момента я решил узнать больше о нем самом и методах его работы. Благодаря содействию ныне покойного доктора Джона Рикмана Винникотт позволил мне присутствовать на его терапев тических сеансах в госпитале Педдингтон Грин, где он использовал свою технику «игры в каракули». Пожалуй, нет ничего менее похожего на привычную врачебно-клиниче-скую атмосферу. Это было настоящее событие. Если выразиться менее благожелатель но, то это был хаос, который мог контролировать только он сам. Винникотт беседовал с родителями, в то время как ребенок, полностью углубившись в себя, рисовал какую-то бессмыслицу, наполненную чем-то крайне важным для себя и личным. Винникотт обращался то к родителям, то к ребенку и помогал обеим сторонам понятным обра зом выражать все, что касалось их затруднительной ситуации. Можно было подумать, что это настоящая магия. Но, разумеется, это не было магией, ибо она имеет дело лишь с соучастниками, а не со свидетелями и противоборствующими сторонами.
Уже тогда я пришел к убеждению, что за всем его наивным, своенравным и спон танным поведением скрывается разносторонний ум, который управляет всеми улов ками и постоянно перепроверяет его собственные абстракции. Практика Вин-никотта основывалась на постоянно развивающейся и взаимосвязанной теории, которая, как он говорил, повторяя слова Элиота, значила для него «не меньше, чем всё» и которую он развивал и разрабатывал в соответствии со своим личным и клиническим опытом, -г,
ВНУТРЕННЯЯ РЕАЛЬНОСТЬ В ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ ФАНТАЗИРОВАНИЮ
Сущность и своеобразие исследовательской работы Винникотта (см. также ста тью И. Шторка в т. II) нельзя правильно понять без учета того, что она формирова лась в определенной фазе и в особой атмосфере бурных дискуссий по теоретическим и клиническим вопросам в Британском психоаналитическом обществе. Десятиле тие с 1928 по 1938 годы было, пожалуй, самым активным и продуктивным перио дом в исследованиях, проводившихся британскими аналитиками. В это время в Вене ощущалось безграничное влияние Фрейда. Работа самого Фрейда обогатилась гипо тезами о структуре психики, состоящей из трех инстанций — Я, Оно и Сверх-Я (1923), а также новой теорией страха (1926). Отныне в центре изучения психиче ских проявлений и поведения находилось Я. Незадолго до этого он представил так же свою концепцию дуализма влечений — влечений к жизни и к смерти (1921). Чуть позже в Будапеште Ференци благодаря своим плодотворным творческим иде ям открыл перед аналитиками новые горизонты клинической работы. В это же вре мя Анна Фрейд и Мелани Кляйн (см. также соответствующие статьи Р. Бессера и Р. Ризенберг в этом томе) начали проводить исследования, разрабатывая теорию детского психоанализа (см. также Smirnoff 1971).
Пожалуй, важным событием для Британского общества явился приезд Мелани Кляйн в 1926 году в Лондон. Ее лично пригласил читать лекции и заниматься психо аналитической терапией тогдашний президент объединения доктор Эрнест Джонс. Кляйн обладала особым талантом раскрывать с помощью игровых техник бессозна тельные фантазии маленького ребенка, и это вызывало у ее британских коллег столько же энтузиазма, сколько недоверия и сопротивления пробуждало в Берлине и в Вене.
Я должен здесь остановиться и немного рассказать о тех, кто в это десятилетие составлял ядро Британского общества (см. также статью К. Дэйра в т. II). По своему гуманитарному образованию и интересам они являлись либералами. Наиболее влия тельным человеком был Эрнест Джонс. Вместе с ним работали Джеймс и Алике Стрейчи, Адриан и Карен Стивен, проводившие исследования в Блумсбери. Джон Рикман, член религиозной секты квакеров, нашел свой путь в психоанализ благодаря работе в России, Вене и Будапеште; Сильвия Пейн получила признание в годы Пер вой мировой войны за свою работу с солдатами, страдавшими шоком стрелковых окопов. Элла Шарп пришла в психоанализ из литературоведения. Кроме них в обще ство входили Джоан Ривьер, Барбара Лоу, И. Флюгель, Сьюзен Айзеке, Марджори Брирли и доктор Эдвард Гловер, прекрасный и самозабвенный педагог, обладавший необычайной ясностью мышления и неуемной творческой энергией.
Именно к этой деятельной группе аналитиков и обратилась Мелани Кляйн со сво ими идеями. В это десятилетие в Британском обществе велись настоящие открытые дискуссии, и все, что разрабатывала Мелани Кляйн, оказывало влияние на осталь ных. В своей работе она пока еще не зашла настолько далеко, чтобы давать повод для обвинений в ренегатстве. И именно эта стимулирующая атмосфера способство вала тому, что Винникотт оставил педиатрию и целиком сосредоточился на психо анализе. Он был самобытным человеком; уже по его книге «Нарушения в детском возрасте» (1931) можно судить о той клинической позиции, которую он занимал. Его высказывания об эмоциональных нарушениях, которые могут возникать у де тей, страдающих ревматизмом ног, были крайне непопулярными и имели револю ционный характер. И уже случай маленькой Элеоноры, приведенный в этой книге, позволяет нам получить некоторое представление об уникальной способности Вин-никотта описывать клиническое взаимодействие с ребенком. В течение сорока лет его психоаналитической работы с детьми и взрослыми становилось все более оче видным, что для аналитиков он был столь же революционен и неудобен, как до этого для педиатров.
Винникотт был жизнерадостным человеком, и вместе с тем он часто чувствовал себя несчастным; обе эти особенности своей личности он заставлял работать на себя в своей жизни и профессиональной деятельности. Он ничего не оставлял без внима ния. В течение длительного времени он проходил анализ — сначала у Джеймса Стрей чи, а затем у Джоан Ривьер и открывал самого себя, исследуя свои личные и про фессиональные отношения. Винникотт считал, что человек — это изолированное существо, познать которое никто не может, оно способно стать личностью и понять себя самого лишь посредством других людей. Об этом он писал в статье «Способ ность к одиночеству» (1958). В своей клинической работе Винникотт со всем усер дием и проницательностью пытался объяснить этот важнейший парадокс человека.
Винникотт впервые выразил свои представления о человеческой личности в ста тье «Маниакальная защита», представленной им 4 декабря 1935 года на научном за седании Британского психоаналитического общества. Я привожу эти на первый взгляд несущественные детали, чтобы показать: с самого начала Винникотт столкнулся в об щении со своими коллегами-аналитиками с особого рода трудностями — его вежли во не замечали. Несмотря на то, что этот доклад был прочитан еще в 193 5 году, только в 1957 году, когда Винникотт попросил меня составить первый сборник его работ, мне попала в руки рукопись этой статьи, и я был поражен, что за двадцать с лиш ним лет она нигде не была опубликована. Она появилась лишь в 1958 году в книге «Собрание сочинений: От педиатрии к психоанализу». Уже в этой статье Винникотт заявляет о своей личной позиции: «Я пришел к тому, чтобы сравнивать внешнюю реальность не столько с фантазией, сколько с внутренней реальностью... Один из ком понентов маниакальной защиты проявляется в том, что человек неспособен придавать полное значение внутренней реальности... Фантазия отражает стремле-ние человека справиться с внутренней реальностью. Можно сказать, что фантазия (сегодня я бы использовал выражение 'фантазирование'. — Примечание, добавлен ное в 1957 году) и грезы являются всемогущими манипуляциями с внешней реаль ностью. Всемогущий контроль над реальностью предполагает наличие фантазий по поводу реальности. Индивид достигает внешней реальности благодаря фантази ям о всемогуществе, которые развиваются в ответ на стремление избежать внутрен ней реальности» (Winnicott 1958, 1302).
Эти высказывания в 1957 Винникотт снабдил важным примечанием: «Понятие 'психическая реальность' не оставляет места для фантазий; понятие 'внутренняя ре альность' предполагает существование внутреннего и внешнего мира, а следователь но, также существование ограничивающей мембраны, которая относится к тому, что я сегодня называл бы психосомой» (там же, 129).
Затронутые в данной статье проблемы Винникотт более подробно разбирает десять лет спустя в статье «Примитивное эмоциональное развитие». В ней он деталь но описывает три процесса, образующих зачатки внутренней реальности; они воз никают очень рано: «Интеграция, персонализация и — затем — восприятие вре мени, пространства и других качеств реальности — одним словом, реализация» (там же, 149).
К этому он добавляет: «Можно предположить, что в самом начале личность явля ется неинтегрированной и что в регрессивной дезинтеграции существует первичное состояние, к которому и ведет регрессия. Мы постулируем наличие первичной неин тегрированности» (там же).
Для данной ступени развития Винникотт вводит понятие диссоциации — здесь он основывается на исследованиях Гловера, но этот факт никогда им не упоминался: «Из проблемы неинтегрированности возникает еще одна проблема, а именно про блема диссоциации. Диссоциацию с пользой для себя можно изучать в ее начальных и естественных формах. На мой взгляд, из неинтегрированности проистекает целый ряд так называемых диссоциаций, возникающих в результате того, что интеграция является неполной или частичной» (там же, 151).
Эти исследования привели Винникотта к окончательной формулировке поло жений, касающихся диссоциации во внутренней реальности; они изложены в ста тье «Искажение Я в форме истинной и ложной Самости» (I960). Для понимания клинической работы Винникотта эта статья имеет исключительно большое значе ние. Ее нужно перечитывать снова и снова, поскольку мысли в ней необычайно сконденсированы, а сама она написана трудным для понимания языком. Я хотел бы остановиться здесь лишь на разграничении им потребностей Я и Оно, посколь ку такое разграничение означало революционное смещение акцентов в теории и практике современного психоанализа. Один из важнейших пассажей звучит сле дующим образом: «Следует подчеркнуть, что, говоря об исполнении потребностей младенца, я не имею в виду удовлетворения влечений. В исследуемой мною сфере влечения для младенца пока еще четко не определены как нечто внутреннее. Вле чения могут быть такими же внешними, как звук или удар грома. Я младенца ста новится более сильным и вследствие этого постепенно достигает состояния, в ко тором требования Оно воспринимаются как часть Самости, а не как нечто приходящее из внешнего мира. Когда начинается это развитие, удовлетворение Оно становится очень важным фактором усиления Я или истинной Самости; од нако импульсы Оно могут быть травматическими, если Я не способно еще их асси милировать и выносить с этим связанные риски и фрустрации, которые пережи ваются до того момента времени, когда удовлетворение Оно становится фактом» (1965b, нем. изд., 184).
В ходе дальнейшего развития этой гипотезы о наличии истинной и ложной Са мости он сделал очень важный для нашей клинической практики вывод: «Можно сформулировать следующий принцип: в области нашей аналитической практики, которая касается ложной Самости, мы поступим более правильно, если признаем несуществование пациента, чем если в течение долгого времени будем работать с пациентом, основываясь на защитных механизмах Я. При анализе защиты ложная Самость пациента может бесконечно долго сотрудничать с терапевтом, поскольку в известной степени она принимает сторону аналитика. Эту малопродуктивную ра боту можно с выгодой для себя сократить, если аналитик укажет на отсутствие ка кой-либо важной черты и это конкретизирует: 'Вы не откровенны', 'Вы пока еще не начали существовать', 'Физически вы мужчина, но вы ничего не можете сказать о мужественности, основываясь на своем опыте' и т. д. Это понимание важных фак тов, которое разъясняется в нужный момент, освобождает путь к коммуникации с истинной Самостью. Один пациент, с которым долгое время проводился тщетный анализ, основанный на ложной Самости, усердно сотрудничавшей с аналитиком, ко торый считал, что это и есть его целая и невредимая Самость, сказал мне: 'Я только один раз почувствовал надежду. Это было тогда, когда вы мне сказали: 'Вы можете не видеть никакой надежды, и все же продолжать анализ'» (1965b, нем. изд., 198).
В связи с этим Винникотт предположил, что фантазирование может стать по стоянным методом сохранения структуры ложной Самости у человека. Кроме того, он считал, что классическая психоаналитическая техника с ее пристрастием к ин терпретации значения поведения пациента как последствия существования бессоз нательных фантазий — в определенных случаях острой диссоциации во внутренней реальности — может стать компаньоном ложной Самости пациента и своими ин терпретациями превратить его болезненность в хроническое состояние. Он вынуж ден был так считать, основываясь на собственном клиническом опыте, поскольку иногда пациент, имевший за плечами длительный анализ того или иного рода, в ко нечном счете обращался за помощью к нему, и нередко ему удавалось полностью изменить внутреннюю атмосферу самопереживания человека, если он помогал ему осознать, каким образом в нем проявлялась эта специфическая диссоциация истин ной и ложной Самости.
Для Винникотта становилось все более важным понять роль силы воображения, иллюзии и игры в переходной сфере, из которой черпают свои импульсы все подлин ные, спонтанные проявления самореализации и в которой они превращаются в лич ную традицию внутренней реальности, выходящей за рамки фантазирования.
ОТ ПЕРЕХОДНОГО ОБЪЕКТА К ИСПОЛЬЗОВАНИЮ ОБЪЕКТА
Как-то Гёте сказал, что ему претит все, что просто снабжает сведениями, но не по вышает живость ума или не увлекает непосредственно. В определенном смысле это относится и к Винникотту. Он мог учиться чему-то у других только в том случае, если это делало его более внимательным и сознательным по отношению к самому себе. Я вспоминаю один свой воскресный визит к нему — у меня была с собой книга профессора Лайонела Триллинга «Фрейд и кризис нашей культуры» (1955) и я уго варивал его ее прочесть. Он сложил руки перед лицом, застыл на какое-то время, затем резко перевел взгляд на своего посетителя и сказал: «Нет смысла, Масуд, тре бовать от меня, чтобы я что-то прочел! Если мне будет скучно, я засну на первой же странице, а если интересно, то уже после первой страницы начну книгу переписы вать». Разумеется, он подшучивал над собой и вдвойне надо мной, и для этого он был поистине одарен, как кобольд. Но вместе с тем он сказал правду, а правда для нас, людей, является настояьцей только тогда, когда подается в форме метафоры и пара докса. Математическая точность — это удел машины, но не свидетельство человече ских истин.
Нет ничего удивительного в том, что именно этот человек одарил нас понятиями переходного объекта, переходных феноменов и переходного пространства Возвести абстрактное осмысление им клинического опыта на уровень концепций и провозгла сить их догмой означало бы исказить его образ мышления. Эти абстракции более точ ны и претендуют быть тем, что Ницше называет «регулирующими фикциями». Ни одна из «регулирующих фикций» Винникотта не нашла такого признания, как понятие пе реходного объекта У этого понятия, которое кажется таким простым и ясным (сам Винникотт иначе его и не рассматривал), есть сложная предыстория.
За сорок лет своей работы в детской больнице Педдингтон-грин и в Детском королевском госпитале Винникотту пришлось иметь дело почти с шестьюдесятью тысячами младенцев, детей, матерей, отцов, бабушек и дедушек. Свои первые за метки об этой области исследования Винникотт сделал в статье под названием «Наблюдение за младенцами в стандартной ситуации» (1941). В ней он описывает определенный паттерн поведения, который младенец проявляет по отношению к игрушечному совку в ситуации беседы врача с матерью. Его высказывания об этих процессах настолько важны, что я должен воспроизвести их здесь подробно:
«СТУПЕНЬ 1: Младенец кладет свою руку на совок, но в тот же момент обнару живает вдруг, что ситуация требует некоторой осторожности. Он оказывается в за труднительном положении. Он то смотрит, держа неподвижно руку на совке и за мерев всем телом, на меня и свою мать, наблюдая и выжидая, то — в определенных случаях — полностью теряет свой интерес и зарывается лицом в блузку матери. Как правило, имеется возможность организовать ситуацию таким образом, что ре бенка активно не поощряют, и очень интересно наблюдать, как интерес ребенка постепенно и вместе с тем спонтанно возвращается к совку.
СТУПЕНЬ 2: В течение всего этого 'периода нерешительности' (как я его назы ваю) тело ребенка является неподвижным (но не жестким или напряженным). Постепенно он снова набирается мужества, чтобы дать простор своим чувства, и то гда картина очень быстро меняется. Момент перехода от этой первой фазы ко вто рой очевиден, поскольку принятие реальности желания обладать совком проявляет ся у ребенка в изменениях в его ротовой полости. Он засыпает, язык становится толстым и мягким; обильно течет слюна. Проходит какое-то время, и ребенок засо вывает совок в рот, жует его или как бы подражает отцу, когда тот курит трубку. Изменение в его поведении удивительно. Вместо ожидания и покоя теперь возника ют доверие к себе и свободные телесные движения, причем последние относятся к манипуляции с совком.
Я часто пытался добиться того, чтобы уже на стадии нерешительности ребенок засунул совок в рот. Но независимо от того, соответствовала ли нерешительность гипотетической нормальной степени или же она отличалась от нее по интенсивно сти или качеству, я всякий раз убеждался: добиться на этой стадии того, чтобы ребе нок засунул совок в рот, можно разве что с применением силы. В определенных случаях острого торможения любое действие, выражающееся в движении совка в направлении ребенка, вызывает плач, внутренний дискомфорт или даже настоя щую колику.
Ребенок, похоже, испытывает теперь чувство того, что совок находится в его вла дении, возможно, даже в его власти — но во всяком случае, что он располагает им в Целях самовыражения. Он бьет им по столу или по металлической чашке, которая Находится рядом на столе, пытаясь произвести как можно больше шума. Или же он держит его перед моим ртом или ртом своей матери и очень радуется, когда мы изображаем, будто он нас кормит. Он совершенно определенно хочет, чтобы мы иг рали в эту игру, и негодует, когда мы оказываемся такими глупыми, что и в самом деле засовываем предмет в рот и тем самым портим всю игру.
Здесь я, пожалуй, должен упомянуть, что никогда не находил доказательств того, что ребенок оказывался, например, разочарован из-за того, что совок не был съедоб ным или не содержал чего-то съедобного.
СТУПЕНЬ 3: Существует и другая ступень. Теперь ребенок как будто случайно роняет совок на пол. Когда его ему возвращают, он радуется, опять с ним играет и опять делает так, чтобы он упал, но на этот раз уже не случайно. Когда ему снова его возвращают, он намеренно бросает его на пол, при этом радуется тому, как он агрес сивно его бросает, и особенно тогда, когда при ударе о пол раздается громкий звук.
Конец этой третьей фазы наступает тогда, когда ребенок либо испытывает жела ние направиться к совку, лежащему на полу (в этом случае он опять начинает засо вывать его в рот и с ним играть), либо когда совок наскучивает ему и он начинает хватать другие находящиеся рядом объекты» (Winnicott 1958, 53—54).
Я хотел бы здесь еще раз вернуться к выделенному Винникоттом «периоду не решительности» и рассмотреть его более детально. Уже при беглом ознакомлении с материалом, представленным в работе «Терапевтические консультации в детской психиатрии» (1971), становится совершенно очевидным: самое важное в игре в ка ракули заключается в том, каким образом Винникотт создает пространство, пере ходное пространство, в котором этот «период нерешительности» не только может быть пережит в полной мере, но и выражается в творческом акте, в рисовании ка ракулей как таковом. Это является важным понятием и для психоаналитической теории в целом, и для нашей клинической работы со взрослыми в частности. Кон цепция «периода нерешительности» расширяет классическую концепцию сопро тивления, которая известна нам благодаря трудам Фрейда. В аналитических работах часто встречаются интерпретации сопротивления у пациентов, которые на самом деле находятся в «периоде нерешительности»; другими словами, пациент ощупью пытается найти «своего рода интимное доверие» в аналитической ситуации, в кото рой он постепенно становится способным выражать себя вербально или жестами. Концепция «периода нерешительности» представляет собой также связующее зве но между работой Винникотта и исследованиями Гартманна (1939) бесконфликт ной сферы Я (см. также статью Г. Ф. Вальдхорна в этом томе).
Эту тему Винникотт развивает в своей статье «Примитивное эмоциональное раз витие» (1945). Обсуждая то, как мать вначале воспринимает младенца, он пишет: «В отношениях между младенцем и грудью матери (я не утверждаю, что грудь важ на в качестве посредника материнской любви) младенец имеет инстинктивные по требности и грабительские представления (ideas). У матери есть грудь, она обладает способностью продуцировать молоко, а также представлением, что должна поз волить голодному младенцу себя атаковать. Два этих феномена не становятся взаи мосвязанными, пока мать и ребенок не живут и не переживают вместе. Мать благо даря своей зрелости и физическим способностям должна быть человеком, проявляющим терпимость и понимание, а потому она создает ситуацию, результа том которой при некотором везении является первая связь младенца с внешним объектом, объектом, который с точки зрения ребенка находится вне его самого.
Я представляю себе этот процесс в форме двух линий, которые, имея в начале про тивоположные направления, постепенно друг с другом сближаются. Когда они пе ресекаются, возникает момент иллюзии — небольшая часть опыта, которую младенец может воспринимать либо как свою собственную галлюцинацию, либо как предмет, принадлежащий внешней реальности» (Winnicott 1958,152).
То, что Винникотт в своем предисловии к работе «Терапевтические консульта ции в детской психиатрии» назвал «своего рода интимным доверием», он здесь описывает как отношения, в которых мать и ребенок «вместе живут и пережива ют». Он также добавил к своему прежнему описанию игры с совком новый элемент, а именно «момент иллюзии». Именно это и явилось исходным пунктом для следую щего шага, сделанного им при разработке понятий «переходный объект» и «пере ходный феномен».
Понятие переходного объекта хорошо известно. Винникотт подробно описал его в своей книге «Игра и реальность» (1971b). Здесь я хотел бы привести резюме Вин никотта особенностей отношения младенца к переходному объекту.
«1. Ребенок предъявляет по отношению к объекту права, с которыми мы как взрос лые соглашаемся. Тем не менее определенный отказ от собственного всемогущества с самого начала является характеристикой этих отношений.
2. К объекту проявляются нежные чувства, но также с ним обращаются со стра- стной любовью и жестокостью.
3. Ему не положено изменяться, если только ребенок сам его не меняет.
Он должен 'пережить' страстную любовь точно так же, как ненависть, а ино гда и агрессию в чистом виде.
Тем не менее он должен обеспечивать ребенка ощущением теплоты и благо даря движениям, внешним качествам и действиям создавать впечатление, что он является живым и обладает собственной реальностью.
Для нас, взрослых, он относится к внешнему миру, но не для ребенка; с другой стороны, он не относится и к внутреннему миру; он не является галлюцинацией.
Ему уготована участь постепенно лишиться катексисов, а потому по прошест вии лет он хотя и не предается забвению, все же оказывается в чулане. Под этим я имею в виду, что переходный объект у здоровых детей не интернализируется, но связанные с ним чувства не обязательно подвергаются вытеснению. Он и не забы вается, и не вызывает чувства печали. С течением времени он теряет свое значение, поскольку переходные феномены становятся менее четкими и выходят за пределы промежуточной области между 'внутренней психической реальностью' и 'внешним миром, совместно воспринимаемым двумя людьми', то есть распространяются на всю культурную сферу» (Winnicott 1971b, нем. изд. 141).
Следует подчеркнуть, что переходный объект важен не потому, что он является вещью; его предметность важна лишь постольку, поскольку она помогает ребенку сохранять разрастающуюся и развивающуюся внутреннюю реальность; она помога ет ему также отличать эту внутреннюю реальность от внешнего мира.
Сам Винникотт говорит, что переходный объект не является платком или плю шевым мишкой, с которым обращается ребенок; он является не столько использо ванным объектом, сколько использованием объекта. «Я обращаю внимание на па радокс, который получается в результате использования маленьким ребенком так называемого переходного объекта. Мой вклад заключается в требовании при знать и принять этот парадокс, а не пытаться его разрешить. Его можно было разре шить, лишь обратившись к расщепленным интеллектуальным функциям; но за это пришлось бы заплатить тем, что парадокс в таком случае утратил бы свою ценность» (там же, 8).
Винникотт прекрасно понимал, что его концепция переходного объекта имеет соответствия в искусстве и литературе. Например, кубистские коллажи Брака и Пикассо, несомненно, имеют качество переходных объектов, поскольку они упо добляют то, что было дано заранее, созданному, а воображаемое —• тому, что было найдено на поверхности (на холсте); соединяя то и другое, они образуют новое един ство и новую реальность. Аналогичным образом Малларме в своей эстетике и Джойс в своей трактовке Эпифании пытаются осмыслить ту же самую форму человеческого поведения и переживания. По этой причине Винникотта позднее, в конце его жиз ни, гораздо больше интересовало то, каким образом культура благодаря всему сво ему богатству символов и символических действий помогает человеку найти себя и реализоваться. Концепция переходного объекта помогла психоаналитикам по-но вому оценить роль культуры и увидеть в ней позитивное расширение человеческого опыта, а не только причину неудовлетворенности.
Однако самым важным результатом исследований в этой области явилось раз граничение Винникоттом в поздних работах феноменов установления контактов с объектом (объектной отнесенности) и использования объекта. В статье «Использо вание объекта» (1969) он объясняет это различие. В своем резюме Винникотт отме чает: «Объектную отнесенность можно охарактеризовать в терминах опыта субъек та, описание использования объекта предполагает рассмотрение природы объекта. Я предлагаю обсудить причины того, почему способность к использования объекта, на мой взгляд, является в психическом отношении более дифференцированной, чем способность к установлению контактов с объектом: контакты могут быть на правлены на субъективный объект, но использование объекта предполагает, что объ ект является частью внешней реальности. Можно установить такую последователь ность: 1 ) субъект устанавливает отношения с объектом; 2) в результате определенного процесса объект обнаруживается субъектом во внешнем мире, а не помещается им туда; 3) субъект разрушает объект; 4) объект выдерживает свое разрушение; 5) субъ ект может использовать объект.
Объект постоянно разрушается. Это разрушение становится бессознательной ос новой любви к реальному объекту, то есть к объекту, недоступному всемогущему контролю субъекта. Изучение этой проблемы предполагает поэтому и рассмотре ние позитивных ценностей деструктивное™. Разрушение и выживание объекта вы водят его за пределы области, захваченной объектами, созданными проективными психическими механизмами. В результате возникает мир общей реальности, кото рый субъект может использовать и который в виде 'субстанции, отличной от меня' может проникать в самого субъекта» (Winnicott 1969, 94).
Выводы, вытекающие из этой гипотезы и позволяющие понять то, что происхо дит при переносе, являются крайне интересными и разнообразными, поскольку бла годаря им понятие деструктивности в общей атмосфере психоаналитической ситуа ции приобретает новое измерение. Концепция переходного объекта и разграничение объектной отнесенности и использования объекта помогают нам совершенно иначе оценивать и исследовать общее поведение пациента в клинической ситуации. Если пациент не вступает в контакт, не устанавливает отношений, то это еще не означает отказа от установления контактов — речь может идти о попытке перехода от установления отношений с объектом к использованию аналитика как объекта. Та ким образом, классическая концепция переноса, в которой перенос рассматривает ся прежде всего как воспроизведение прежних объектных отношений и бессозна тельных фантазий, отражающих архаичные импульсы Оно, приобретает большую глубину и значимость. Благодаря использованию аналитика как переходного объек та, с одной стороны, и как объективного объекта — с другой, в клиническом про странстве и во взаимодействии между аналитиком и анализандом появляются но вые возможности для самореализации, в которой проявляются фантазии и чувства пациента. Винникотт подчеркивает, что в этой сфере психической жизни речь пре жде всего «идет о парадоксе и принятии парадокса: ребенок создает объект, но объ ект уже существовал здесь раньше, ожидая лишь своего создания и превращения в катектированный объект». В случае переноса это означает, что аналитик и пациент включены в общий процесс в клинической среде, в которой каждый из них «создается»
и «отыскивается» другим. Эта взаимность и рефлексивность создают новую диалоги ческую динамику, не ограничиваюьцуюся простым принятием отношений к объек ту при переносе. Винникотт (1970) сообщает о «переживании взаимности» во вре мя проводившегося им анализа сорокалетней замужней пациентки, имевшей двоих детей. После шести лет терапии у коллеги Винникотта она обратилась к нему для продолжения анализа: «Момент, который я хотел бы здесь описать, связан с не одолимой потребностью этой пациентки время от времени вступать со мною в те лесный контакт. (Она не могла признаться в этой потребности прежним своим ана литикам-женщинам, боясь оказаться заподозренной в гомосексуализме.)
Были опробованы всевозможные формы телесной близости, главным образом те, что относятся к кормлению и уходу за младенцем. Иногда происходило нечто странное. В конце концов дошло до того, что мне приходилось поддерживать ее го лову своими руками.
Без каких-либо намеренных действий с моей или ее стороны возникали ритми ческие покачивающие движения. Мы совершали примерно 70 движений в минуту (ср. частоту пульса), и мне в известной степени приходилось напрягаться, чтобы под держивать этот темп. Тем не менее мы были вместе, и взаимность выражалась в незначительных, но постоянных покачивающих движениях. Мы понимали друг друга без слов. Это произошло на ступени развития, не требовавшей от пациентки большей зрелости, чем та, которая у нее имелась при регрессии на ступень зависимости (соответственно фазе ее анализа).
Этот часто повторявшийся опыт оказался важным для терапии, а активное по ведение, предшествовавшее этому опыту, воспринималось теперь таким, каким оно и было: как подготовка и детальная проверка способности аналитика принимать раз личные техники взаимопонимания раннего детства и на них отвечать».
РЕГРЕССИЯ, ВЛИЯНИЕ И ИГРА В КЛИНИЧЕСКОЙ СРЕДЕ
«Про Ибн эль-Араби рассказывают, что люди сказали ему: 'Ты окружаешь себя только нищими, крестьянами и ремесленниками. Разве ты не можешь сделать своими сторонниками образованных людей, ведь тогда, наверное, к твоим учениям относились бы с большим уважением?' Он ответил: 'День беды оказался бы значительно ближе, если бы влиятельные мужи и ученые стали меня восхвалять. Ведь, без сомнения, они стали бы делать это лишь ради себя, а не для блага нашего дела'».
Идрис Шах. «Мудрость идиота»
На каждый доклад, который Винникотту приходилось читать перед так назы ваемыми научными обществами, приходила как минимум дюжина социальных ра ботников, представителей детских организаций, учителей, священнослужителей и т. д. Он был особенно рад возможности поговорить с простыми людьми, которые с большим участием заботились о других, будь то дети, оказавшиеся в нужде взрос лые или несчастные, потерявшиеся в мире, с которым они не могли справиться свои ми силами. Причина этого заключалась в том, что из таких встреч он выносил гораз до больше, чем из полемики со своими высокоинтеллектуальными коллегами. Ему также не нравились претензии на остроумие, к которым, надо признаться, чересчур склонны нынешние психоаналитики. Кроме того, Винникотт имел возможность
продемонстрировать людям, интересовавшимся не столько лечением, сколько ухо дом за душевнобольными, будь то дети или взрослые, парадокс, которым являлся он сам.
Ни в одной другой области исследовательской работы потребность в парадок сах, столь характерная для Винникотта, не проявлялась более отчетливо, чем в двух направлениях его клинической работы: при работе с детьми с использованием игры в каракули и при аналитическом лечении взрослых, которых он буквально поддер живал во время их продолжительной регрессии на ступень зависимости, возни кавшей в аналитической ситуации. Атмосфере «особого рода интимной близости» с ее спонтанностью слов и действий во время игры с ребенком в ходе терапевтиче ского сеанса он противопоставлял не прекращавшуюся поддержку пациента, рег рессировавшего в аналитической ситуации к состоянию зависимости. В работе «Те рапевтические консультации в детской психиатрии» содержатся наглядные примеры клинической работы Винникотта с его маленькими пациентами. Но нигде не рас сказывается о том необычном — совершенно спокойном и вместе с тем крайне дея тельном — физическом присутствии, которое отличало его в клинической ситуации. Только тот, кто имел привилегию принадлежать к его пациентам и проходить у него лечение, может подтвердить уникальную особенность его внимания: он слушал ду шой и телом.
Первое подробное клиническое описание регрессии на ступень зависимости у взрослого пациента Винникотт дал в своей статье «Метапсихологические и клини ческие аспекты регрессии в рамках психоанализа» (1954). Касаясь своей теории, он писал: «Впрочем, я не думаю, что имеет смысл употреблять слово 'регрессия' каж дый раз, когда в истории болезни пациента всплывает инфантильное поведение. Слово 'регрессия' приобрело популярное значение, которое нам не нужно перени мать. Когда в психоанализе мы говорим о регрессии, то подразумеваем наличие ор ганизации Я и угрозы хаоса. Форма, в которой индивид накапливает воспоминания, идеи и возможности, предоставляет богатый материал для исследования. Как будто имеются ожидания, что, возможно, появятся благоприятные условия, оправдываю щие регрессию и предоставляющие новые возможности для дальнейшего развития, которые вначале были невозможными или оказались затрудненными из-за фрустра ции со стороны внешнего мира» (Winnicott 1958, 281).
В этом высказывании особенно следует подчеркнуть формулировку: «Ожида ния, что, возможно, появятся благоприятные условия, оправдывающие регрессию». Винникотт считал — а клинический опыт других аналитиков подтвердил это, — что в тот момент, когда человек испытывает необходимость регрессировать на сту пень зависимости, он не может осуществить эту регрессию самостоятельно или выра зить такую потребность, если рядом нет кого-то, кто ощущал бы ее в нем и пошел бы ему навстречу. В своей работе с так называемыми «делинквентными детьми» он показал, что антисоциальные поступки являлись способом выражения потреб ности и предъявления требований (Winnicott 1956). В аналитической ситуации ему удалось установить, что оказавшийся в трудной ситуации пациент неспосо бен претендовать на то, в чем он нуждается, — не из-за своего сопротивления, а из-за неспособности включаться в «игру», которую мы называем свободным ас социированием. Фрейд был гениальным человеком и обладал достаточной способ ностью вчувствоваться в другого, чтобы понять, что неспособность пациента выра зить «свою правду» представляет собой не отказ, а бессознательное сопротивление и что пациенту можно помочь выйти из его тяжелого положения, раскрыв причи ны сопротивления. Винникотт добавил к этому новый параметр. Он понимал: су ществуют люди, которые получали недостаточно любви и внимания в раннем дет стве, а потому все, о чем им приходится говорить, относится к тому времени, когда они еще не обладали необходимыми способностями Я, чтобы справиться со своей ситуацией или хотя бы ее осознать. Они могли просто ее регистрировать. Чоэтому аналитик должен это понять, пойти им навстречу, осознать их потреб ность и на нее ответить.
В связи с этим Винникотт указывает на важное различие между ролью желаний и ролью потребностей в клиническом процессе: «Имеет смысл говорить о желаниях пациента, например о желании быть незаметным. Однако в отношении регрессиро вавшего пациента слово 'желание' все же не является верным; мы используем вместо него слово 'потребность'. Если регрессировавший пациент нуждается в покое, то без удовлетворения этой потребности вообще ни к чему нельзя подступиться. :сли потребность не удовлетворяется, то результатом будет не гнев, например, а все го лишь воспроизведение ситуации фрустрации со стороны внешнего мира, которая стала причиной задержки процессов развития Самости. Способность индивида 'же лать' оказалась в значительной мере нарушенной, и теперь мы становимся свидете лями воспроизведения первоначальной причины чувства бессмысленности.
Регрессировавший пациент близок к переживанию заново воображаемых и всплывающих в памяти ситуаций; повторное проигрывание мечты может оказать ся средством обнаружения того, что является нужным. За этим следует беседа о том, что было проиграно, о самом акте проигрывания и о том, чего нельзя было предупре дить» (Winnicott 1958, 288).
Коллеги Винникотта, обвинявшие его в том, что он вызывает регрессию у своих пациентов, забывали об этом различии. Кроме того, Винникотт говорил о неспособ ности пациента, обусловленной фрустрациями со стороны внешнего мира, которую он может представить себе в аналитической ситуации благодаря такому совершен но особого рода «отыгрыванию». Схематическое описание Винникоттом процессов, протекающих в этом случае, выглядит следующим образом: «1. Создание рамок, способствующих доверительным отношениям.
Регрессия пациента на ступень зависимости при надлежащем учете связанно го с нею риска.
Пациент достигает нового понимания собственной Самости, прежняя Самость растворяется в целостном Я. Новое продвижение отдельных процессов, которые ока зались приостановленными.
4. 'Размораживание' ситуации фрустрации, обусловленной внешним миром.
С новой позиции сильного Я теперь ощущается и выражается гнев по поводу прежней фрустрации, обусловленной внешним миром.
Возвращение регрессии на ступень зависимости при надлежащем продвиже нии в направлении независимости.
Инстинктивные потребности и желания могут теперь реализоваться с настоя щим душевным подъемом и настоящей жизненной силой» (там же, 287).
, Винникотт сравнивал клиническую ситуацию и свое отношение к регресси ровавшему пациенту с тем, как «обычная способная к самоотдаче мать» заботится о своем младенце и маленьком ребенке. В этих отношениях особой проверке на проч ность подвергаются так называемая чувствительность к контрпереносу и способ ность аналитика контролировать возникающие у него чувства. Эту проблему он под робно обсудил в статье под называнием «Ненависть при контрпереносе» (1947). Я хотел бы привести здесь лишь один важный фрагмент: «Когда аналитика справед ливо упрекают в эмоциональной жестокости, он должен быть заранее к этому под ловлен, ибо он обязан с терпением относиться к тому, что оказывается в такой ситуации. Прежде всего ему нельзя отрицать ненависть, существующую в нем самом. Ненависть, оправданная в данной ситуации, должна быть отсортирована, сохранена H держаться наготове для возможной интерпретации» (Winnicott 1958,196).
Винникотт хорошо понимал, какую огромную неблагодарность проявляет па циент в момент регрессии к своей потребности и что на эту неблагодарность при переносе следует отвечать не сочувствием или интерпретациями, а только дозиро ванной ненавистью. Если ненависть при контрпереносе отрицается, то клинические отношения, как правило, вырождаются в лесть и досаждающее сочувствие пациенту или в «затыкание» пациента многословными интерпретациями, которые только ос корбляют пациента и еще больше усиливают его неспособность.
Еще одну характеристику особого рода внимания, которого регрессировавший па циент требует от аналитика, лучше всего можно описать на примере того, что Винни котт назвал «первичной материнской заботой»: «Если мать в достаточной мере отвеча ет потребностям младенца, то тогда его собственная линия развития лишь в крайне незначительной степени нарушается из-за реакций на вторжения. (Речь, разумеет ся, идет о реакциях на вторжения, а не о вторжениях как таковых.) Фрустрация со стороны матери вызывает реакции на вторжения, а эти реакции прерывают 'про грессирующее бытие' младенца. Избыточность такой реакции вызывает не фрустра цию, а угрозу уничтожения. Это, на мой взгляд, является весьма реальным прими тивным страхом, который предшествует любому другому страху, содержащему в своем описании слово 'смерть'.
Другими словами, основой установления Я является достаточность 'прогрессирую щего бытия', которая не уменьшается из-за реакций на вторжения. Эта достаточность 'прогрессирующего бытия' возможна только вначале, когда мать находится в том со стоянии, которое (как мне кажется) является совершенно реальной вещью — в со стоянии здоровой беременной матери, в конце ее беременности, а также в течение нескольких недель после рождения ребенка.
Только если мать сенсибилизирована в описанном мною смысле, она может вой ти в положение младенца и вместе с тем удовлетворить его потребности. Сначала ими являются телесные потребности, которые постепенно превращаются в потреб ности Я, в то время как в результате развития воображения формируется психоло гия. Затем устанавливается контакт между Я матери и ребенка, от которого мать в конечном счете снова освобождается и в результате которого ребенок в надлежа щий момент приходит к представлению о матери как человеке. Под этим углом зре ния мать обычно осознается как человек в позитивном смысле, а не воспринимается как символ фрустрации. Результатом неумения матери приспособиться к нуждам ребенка в этой ранней фазе может быть только уничтожение Самости младенца.
Что мать делает правильно, а что — нет, на этой стадии младенцем никак не воспринимается. Этот факт вытекает уже из моего тезиса.' Осечка матери ощуща ется не как таковая, а как угроза личному существованию.
В этом смысле ранняя стадия построения Я является, следовательно, 'молчали вой' стадией. Первая организация Я возникает из переживания угрозы уничтоже ния, которая затем все же не заканчивается уничтожением и где всегда возможно восстановление. Эта вера в восстановление, в основе которой лежит подобного рода опыт, ведет к постепенному формированию Я, способности Я справляться с фруст рациями» (там же, 303-304).
Я подробно привел эту цитату прежде всего потому, что здесь перечислены все основные кризисы, с которыми мы сталкиваемся в ходе клинического лечения пациента, регрессировавшего на ступень зависимости. Все без исключения неудачи в аналитической ситуации возникают вследствие нашей неспособности отвечать на потребность пациента, а не из-за его сопротивления. Кроме того, если заменить понятие материнской роли, описываемой Винникоттом, понятием «чувствительность аналитика к потребности пациента», мы получаем полезную схему, в соответствии с которой мы можем выстраивать наше поведение при обращении с пациентом.
Клиническое обращение с потребностью пациента в момент, когда он регресси ровал на ступень зависимости, обязательно предполагает влияние, но не интерпре тацию. В своих работах Винникотт выделяет три основных типа влияния:
Качество аналитической среды: ее спокойствие и то обстоятельство, что паци ент не подвергается вторжениям.
Аналитик предлагает то, в чем нуждается пациент: это могут быть вмешатель ства посредством интерпретаций и/или это может быть просто физическое присут ствие и/или он позволяет пациенту свободно проявлять себя и делать то, что ему не обходимо.
Влияние, которое может оказывать только социальное и семейное окруже ние; его спектр — от помещения в клинику до заботы со стороны членов семьи и друзей.
Говоря о проблеме влияния, необходимо заметить, что речь здесь не идет о том, чтобы уступать настроениям и желаниям пациента, или о том, чтобы вместо оказа ния помощи давать ему успокоение. В действительности влияние означает, что в кли нической ситуации и вне ее пациента стремятся приспособить к внешнему миру, добиться адаптации, которая отсутствовала у него в процессе развития и без кото рой он может существовать только благодаря использованию защитных механиз мов и потенциала Оно. Только тогда, когда влияние оказало свое воздействие на па циента, интерпретационная работа может получить свое клиническое значение. Влияние и интерпретация часто осуществляются параллельно; они подкрепляют и усиливают друг друга в общем переживании пациента
Благодаря совершенствованию своих умений, а также расширению и углубле нию своих знаний Винникотт мог вызывать регрессию на ступень зависимости в символической форме, например в фантазии. Наглядный пример этого Винникотт приводит в статье «Зависимость при уходе за младенцами и детьми,и в психоанали тической ситуации» (1963). Постепенно он пришел также к выводу, что то, чего дол жен был достичь пациент, является фазой регрессии, но совершенно не обязательно сохраняющимся регрессивным жизненным стилем. В своей последней формулиров ке эта идея выглядит следующим образом: «Здесь, как и в аналогичных случаях, я пришел к выводу, что для регрессии к зависимости пациент нуждается в переносе, который позволил бы ему пережить во всей полноте адаптацию к потребностям. Условием этого, без сомнения, является способность аналитика (матери) идентифи цироваться с пациентом (с ребенком). Благодаря такому переживанию он достигает едва ли не полного слияния с аналитиком (с матерью), в результате чего пациент приобретает способность жить и устанавливать отношения, не пользуясь проектив ными и интроективными механизмами идентификации. Затем наступает болезнен ный процесс, в ходе которого объект отделяется от субъекта; в результате этого отде ления аналитик оказывается за пределами всемогущего контроля пациента. Поскольку аналитик выдерживает деструкцию, связанную с этим изменением, и не противится ей, может возникнуть нечто новое: использование объекта-анали тика пациентом и возникновение новых отношений, основанных на перекрестной Идентификации. В таком случае пациент может представить себя на месте аналити ка; вместе с тем аналитик сделает правильно, если со своей надежной позиции вой-Ает в положение пациента» (Winnicott 1971b, нем. изд., 154-155).
За сорок с лишним лет интенсивной клинической работы Винникотт постепен но пришел к своеобразному синтезу своих различных клинических методов и тео рии. В последней книге «Игра и реальность» (1971b) он представляет этот синтез в окончательной форме. По его мнению, все элементы (строгая дисциплина, сдер жанность и такт, необходимые для того, чтобы поддерживать пациента в фазе его регрессии на ступень зависимости; все, что относится к управлению, влиянию и к «особого рода интимному доверию» в процессе терапии детей, где жесты и речь проявляются во взаимодействии и рефлексивно) имеют характер игры. Винникотт проводит различие между «использованием игры», то есть обычной клинической практикой в детском анализе, и игрой как «вещью в себе». Он приходит к важному разграничению между существительным «игра» и субстантивированной формой гла гола «играть». Основную гипотезу Винникотта можно передать двумя цитатами: «Психотерапия осуществляется там, где пересекаются две сферы игры: сфера игры пациента и сфера игры терапевта. Психотерапия имеет дело с двумя людьми, играю щими друг с другом. Из этого следует, что работа терапевта там, где игра невозмож на, направлена на то, чтобы из состояния, в котором пациент не может играть, при вести его в состояние, в котором он играть может» (там же, 49). И далее: «Все сказанное здесь мной об игре детей относится, по существу, и ко взрослым, разве что эти явления описать гораздо сложнее, когда материал пациента выражается в ос новном в процессе вербальной коммуникации. Я думаю: мы должны исходить из то го, что игра при анализе взрослых представляет собой точно такое же высказывание, как и при нашей работе с детьми. Она проявляется, например, в выборе слов, в инто нации и, безусловно, в настроении» (там же, 51).
Важно иметь в виду то обстоятельство, что игра в каракули не является методом терапевтической работы с детьми. Она представляет собой всего лишь средство дос тижения цели, причем этой целью является наступление того критического момен та (который Винникотт называл «священным моментом»), когда ребенок и тера певт вдруг совершенно точно начинают понимать особенности аффективной и психической ситуации, в которой вынужденно оказался ребенок и которая тормо зит его дальнейшее развитие и сдерживает его на пути к собственной Самости. Уме ние включаться в такую игру предполагает совершенно особого рода психо соматическую чувствительность, которой и обладал Винникотт. Подражание игре представляет собой лишь уродливую карикатуру на то, что Винникотт делал с боль шим удовольствием и со всей серьезностью, что доставляло наслаждение зрителям и читателям, но вместе с тем оказывало также глубочайшее терапевтическое воздействие.
До сих пор я обсуждал клиническую работу Винникотта прежде всего в аспекте ее влияния и воздействия на пациентов, вынужденных регрессировать в аналитиче ской ситуации на ступень зависимости. Я намеренно говорю «в аналитической си туации», а не при переносе, поскольку это является существенным различием, кото рые мы не должны здесь упускать из виду. Чтобы иметь возможность использовать перенос как таковой, личность пациента в процессе своего развития и созревания должна достичь определенной зрелости. К сожалению, аналитики слишком часто предполагают наличие у своих пациентов способности устанавливать при переносе контакт и пользоваться переносом, которая нужна аналитикам для того, чтобы иметь возможность осуществлять свою работу, тогда как в действительности она присуща далеко не всем пациентам. Случай, описанный Мэрион Милнер (Miner 1969), явля ется убедительным и наглядным примером такого положения дел. В своей статье «Клинические разновидности переноса» (1955) Винникотт описывает его очень чет ко: «Там, где существует сохранное Я, а аналитик способен принимать эти самые ранние проявления заботы о ребенке как данность, рамки анализа с точки зрения интерпретационной работы являются несущественными. (Под 'рамками' я пони маю всю совокупность влияний.) Тем не менее и обычный анализ всегда включает в себя определенную степень влияния, с чем в той или иной степени согласны все аналитики.
В работе, о которой здесь идет речь, рамки являются более важными, чем интер претация. Акцент смещается с одного на другое.
Поведение аналитика — представленное тем, что я назвал рамками, достаточ ной способностью приспосабливаться к потребностям — постепенно понимается пациентом как нечто пробуждающее у него надежду на то, что истинная Самость в конечном счете сможет оказаться способной подвергаться риску, связанному с на чалом восприятия жизни.
В конце концов ложная Самость уступает аналитику. Это является периодом выраженной зависимости и настоящего риска, и пациент, естественно, находится в состоянии глубокой регрессии. (Под регрессией я здесь понимаю регрессию на ступень зависимости и регрессию к ранним процессам развития.) Это является также очень болезненным состоянием, поскольку пациент — в отличие от младенца в реальной ситуации — полностью осознает данный риск. В некоторых случаях здесь задействуется такая большая часть личности, что в этом состоянии пациент нужда ется в заботе и опеке. Тем не менее протекающие процессы можно изучить лучше в тех случаях, когда эти феномены более или менее ограничены временем аналити ческих сеансов.
Характерной особенностью переноса на этой стадии является то, каким образом мы позволяем пациенту сделать прошлое настоящим. Эта идея содержится в книге мадам Сешейе под названием «Символическая реализация» (1951). Если при неврозе переноса прошлое проявляется в кабинете врача, то в данной работе правильнее, пожалуй, будет говорить о том, что настоящее возвращается обратно к прошлому и становится прошлым. Благодаря этому аналитик находится по отношению к пер вичному процессу пациента в рамках, в которых он обладал своим первоначальным значением» (Winnicott 1958, 297—298). Далее Винникотт говорит нечто весьма ха рактерное для его образа мышления: «То, как происходит изменение от пережива ния подавленности к переживанию гнева, является предметом, интересующим меня прежде всего, поскольку именно здесь в моей работе меня подстерегала большая неожиданность. Речь идет о том, что пациент пользуется неудачей аналитика. Ему просто-таки необходимо, чтобы допускались ошибки, и на самом деле нет даже попытки окончательного приспособления. Я бы сказал, что ошибки наносят этим па циентам меньший вред, чем невротикам. Возможно, другие здесь будут столь же удив лены, что грубая ошибка может оказаться малозначительной, тогда как вроде бы не существенное неверное суждение иногда приводит к серьезным последствиям. Это объясняется тем, что пациент использует промах аналитика именно тогда, ко гда может относиться к нему как к неудаче в прошлом, как к неудаче, которую он мо жет понять и из-за которой теперь, в настоящее время, может разгневаться. Анали тик должен уметь использовать собственные неудачи в их значении для пациента, и он должен по возможности уметь объяснять каждый промах, даже если это пред полагает исследование собственных бессознательных контрпереносов» (там же, 298).
Подробное описание того, каким образом Винникотт помогает пациенту найти в психоаналитической ситуации собственную Самость и вместо острого шизоидно го ухода в себя как формы существования начать делиться своими бурными чувства ми, содержится в работе под называнием «Фрагмент одного анализа» (Winnicott 1972с). В ней почти дословно воспроизводятся ассоциации пациента и интерпрета ции аналитика.
В связи с этим я бы хотел несколько подробнее поговорить о представлениях Вин-никотта об «антисоциальной тенденции» и соответствующих выводах, касающихся психоаналитической техники, поскольку это понятие является связующим звеном между клинической работой с пограничными пациентами и работой с так на зываемыми нормальными людьми, нуждающимися в терапевтической помощи пре жде всего потому, что сами они не считают себя благополучными и/или отмечают, что их потенциал и способности не реализуются в жизни в полной мере. Винникотт показывает, что «антисоциальная тенденция не является диагностическим тер мином. Ее нельзя непосредственно сопоставлять с другими диагностическими кате гориями, такими, как невроз или психоз. Антисоциальная тенденция может быть присуща нормальному индивиду, как, впрочем, и тем, кто является невротиком или психотиком» (Winnicott 1958, 308).
Винникотт четко и убедительно определяет этиологические детерминанты ан тисоциальной тенденции: «Если существует антисоциальная тенденция, то это зна чит, что ей предшествовала настоящая депривация (а не просто дефицит). То есть произошла потеря чего-то хорошего, чего-то, что в переживании ребенка до опреде ленного момента являлось позитивным, а затем исчезло: лишение распространилось на длительный период времени — более длительный, чем тот период, на протяже нии которого у ребенка могут сохраняться воспоминания о жизненных пере живаниях. Если резюмировать, то депривация включает в себя как ранние события, так и поздние, как относящуюся к определенному моменту травму, так и хрониче ское травматическое состояние, почти нормальные явления и, вне всякого сомне ния, аномальные» (там же, 309).
То, как этот поиск имевшегося когда-то опыта происходит в переживании ре бенка или взрослого, Винникотт описывает следующим образом: «В антисоциальной тенденции всегда имеются два основных направления, хотя бывает так, что одно яв ляется более выраженным, чем другое. Одно направление репрезентируется типич ным образом в воровстве, а другое — в деструктивное™. В одном случае ребенок ищет чего-то где-то, и если он не может этого найти, то ищет в другом месте, пока сохраняется надежда. В другом случае ребенок стремится к той степени стабильно сти окружения, которая способна вынести тяготы, обусловленные импульсивным поведением. Это является поиском исчезнувших условий во внешней среде — чело веческого отношения, на которое можно положиться и которое, следовательно, пре доставляет индивиду свободу действий и эмоциональных проявлений.
Особенно вследствие второго из этих основных направлений ребенок провоци рует тотальные реакции со стороны внешнего мира, словно он пытается найти ста новящиеся все более широкими рамки, окружение, первым примером которого являлись руки матери или ее тело.
Можно установить определенную последовательность — тело матери, ее руки, родительское отношение, дом, семья, включая двоюродных братьев и родственни ков, школа, местожительство с его полицейскими участками, родная страна с ее за конами.
При рассмотрении нормального в целом человека и корней антисоциальной тен денции (относящихся к индивидуальному развитию) я всегда стремлюсь учитывать оба основных направления: поиск объекта и деструктивность» (там же, 310).
Я отдаю себе отчет в том, что слишком часто цитирую Винникотта. В свое оправ дание мне бы хотелось здесь привести одно замечание, которое как-то высказал мне покойный Хайнц Гартманн: «Все ссылаются на мои труды, но мало кто их читает». Некоторые концепции Винникотта обманчиво просты. Кто-то, наверное, о них слы шал и думает, что понял их значение и важность. Но в действительности такой слу чай — редкость.
Винникотт продолжает свое обсуждение с вопроса: «Можно ли объединить оба основных направления, воровство и деструктивность, поиск объекта и того, что провоцирует, либидо и агрессивные импульсы? Я бы сказал, что то и другое изна чально объединены у ребенка и что это представляет собой тенденцию к самолече нию, исцеление расслоенных инстинктов.
Если к моменту первоначальной депривации уже имеется определенная степень слияния агрессивных корней с либидинозными, то в таком случае ребенок предъявляет свои требования к матери в форме некой смеси воровства, оскорбления и беспоряд ка в зависимости от специфики той стадии эмоционального развития, на которой он находится. Если же настоящего слияния пока еще не произошло, то в этом случае поиск объекта и агрессия ребенка разделяются еще больше, что ведет к более выра женной диссоциации. Из этого следует: важным фактором, а в благоприятном слу чае также благоприятным фактором, указывающим на потенциальные возмож ности восстановления утраченного слияния либидинозных и моторных импульсов, является степень беспокойства, доставляемого антисоциальным ребенком.
Обычная мать постоянно сталкивается со «степенью доставляемого беспокойст ва» при уходе за своим ребенком. Например, часто бывает так, что младенец писает на мать, сося ее грудь. Позднее это проявляется в виде кратковременной регрессии во сне или при пробуждении, и тогда он мочится в кровать. Любое превышение сте пени беспокойства, доставляемого младенцем, может указывать на наличие в той или иной степени выраженной депривации и антисоциальной тенденции.
Проявления антисоциальной тенденции включают в себя воровство и ложь, невоз держанность и общий беспорядок. Хотя каждый из этих симптомов имеет свое спе цифическое значение и свою особую ценность, в рамках стоящих передо мною задач и при попытке описать антисоциальную тенденцию я беру в качестве общего знамена теля степень беспокойства, доставляемого симптомами в целом Эта степень достав ляемого беспокойства используется ребенком, и делается это не случайно. Хотя многое в его мотивации является бессознательным, но далеко не все» (там же, 311).
Вскоре после этого Винникотт высказывает крайне важную мысль, позволяю щую понять, с какого рода проблемой сталкивается пациент в аналитической ситуа ции: «Отметим в скобках: иногда говорят, что мать, приспосабливаясь к потребно стям своего ребенка, должна просто отказывать. Разве это не является неправильным представлением, которое основывается лишь на рассмотрении потребностей Оно и пренебрегает потребностями Я? Наверное, при удовлетворении требований ин стинктов мать должна отказывать, но она может добиться полного успеха благодаря тому, что не оставляет ребенка 'в беде', считается с его потребностями Я, причем до тех пор, пока у младенца не появится интроецированный, подкрепляющий Я об раз матери и, пожалуй, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы и впредь со хранять эту интроекцию, даже несмотря на отсутствие поддержки Я со стороны реального окружения» (там же, 312).
После этого Винникотт заключает: «Я хотел бы здесь подчеркнуть определенный момент: в основе любой антисоциальной тенденции лежит утраченный прежний по зитивный опыт. При этом, несомненно, важной предпосылкой является то, что мла денец уже достиг стадии развития, позволявшей ему понять причину катастрофы как коренящуюся во внешнем мире. Верное осознание того, что причина депрессии или дезинтеграции является внешней, а не внутренней, ведет к искажению лично сти и к возникновению стремления достичь исцеления посредством новых внешних факторов. Зрелая стадия Я, обеспечивающая подобное понимание, и предопределя ет то, что развивается антисоциальная тенденция, а не стадия психотической болез ни. На ранних стадиях развития имеется множество антисоциальных импульсов, которые успешно нивелируются родителями. Однако антисоциальные дети посто янно стремятся к исцелению посредством внешних мер (бессознательно или с соз нательной мотивацией), не будучи способными их использовать.
Создается впечатление, что первоначальная депривация возникает в период, ко гда младенец или маленький ребенок находится в процессе достижения слияния либидинозных и агрессивных элементов Оно. В момент надежды
ребенок находит новые рамки, содержащие некоторые элементы надежности;
ощущает стремление, которое можно назвать поиском объекта;
— осознает, что безжалостность как фактор будет играть в будущем определен ную роль, и поэтому доставляет беспокойство своему непосредственному окруже нию, пытаясь обратить его внимание на опасность и заставить его организоваться, чтобы оно с терпением относилось к доставляемому беспокойству.
Если ситуация не меняется, все снова и снова приходится испытывать внешний мир, способен ли он выдерживать агрессию, сдерживать или компенсировать деструктивность, с терпением относиться к доставляемому беспокойству, видеть позитивный элемент в антисоциальной тенденции, а также предоставлять в распо ряжение и сохранять искомый объект» (там же, 313—314).
Я столь подробно изложил представления Винникотта об антисоциальной тен денции прежде всего потому, что эта гипотеза помогла мне полностью изменить свой подход к пациентам в аналитической ситуации. Она также позволила мне по-новому и более позитивно расценивать то, что выглядит как сопротивление или не гативная терапевтическая реакция. Наш клинический опыт показывает: мы предла гаем (то есть обещаем) нашим пациентам пространство, время и возможность выразить свое нарушение и депривацию на языке, которым они владеют. При этом мы выдвигаем встречные требования: пациенты должны подлаживаться под жестко организованную систему нашего метода и разговаривать с нами в такой манере, ко торая значительно превышает их умения и возможности. Благодаря исследователь ской работе Винникотта сложнейшая терапевтическая задача, которую мы «унасле довали» от Фрейда, — задача создать атмосферу, в которой другой человек постепенно сможет избавиться от своей нужды и неспособности и научится испытывать и пере живать все, что прежде вызывало тупую боль и являлось упрямой попыткой самоле чения, и благодаря этому переживанию приобретет действительную способность доверять другим людям и самому развиваться как личность, не ощущая угрозы само уничтожения и не «подыгрывая» в той уступчивой манере, которая в конечном сче те означает диссоциацию от истинной Самости, — эта задача была расширена Вин-никоттом и поставлена еще более определенно.
Фрейд показал, что каждый симптом содержит в себе исполнение желания; Вин никотт идет еще дальше и показывает, что любое антисоциальное поведение позво ляет понять, какая неудовлетворенная потребность лежит в его основе.
В опубликованной после его смерти статье «Делинквентность как знак надеж ды» (1973) Винникотт проводит крайне важное различие: «Мы видим теперь, что речь идет о двух аспектах одного и того же явления, то есть антисоциальной тенденции. Первый я бы связал с отношением между маленьким ребенком и мате рью, а второй — с более поздним развитием, которое затрагивает отношение ребен ка к отцу. Первый аспект касается всех детей, второй — прежде всего мальчиков. Первый связан с тем обстоятельством, что мать благодаря своему пониманию по требностей маленького ребенка помогает ему творческим образом находить объ екты. Она способствует творческому использованию мира. Если это не удается, ребенок теряет контакт с объектами; он теряет способность находить что-либо твор ческим образом. В момент надежды 'ребенок выходит из себя' и крадет объект. Это является навязчивым действием, и ребенок не знает, почему он так делает. Неред ко ребенок злится из-за того, что чувствует потребность что-либо сделать, но не знает, зачем. Разумеется, авторучка, которую он крадет в универмаге, его не удовлетворяет; это не тот объект, который был нркен. Кроме того, ребенок пытается обрести спо собность находить, а не объект сам по себе. Тем не менее то, что делается в момент надежды, дает определенное удовлетворение. Яблоко, украденное из соседского сада, уже не просто яблоко. Оно может быть спелым и вкусным, удовольствие может до ставлять и то, что удалось убежать от садовника. Но яблоко может быть и зеленым; у мальчика, после того как он его съел, может разболеться живот. Возможно, что мальчик не съест украденное яблоко, а подарит его кому-то или, быть может, он — только лишь зачинщик, подстрекающий воровать, но сам не рискующий лазать через забор. В этой последовательности мы видим переход от обычного озорства к антисоциаль ному поведению».
Невротические симптомы характеризуются тем, что они содержат в себе кон фликт. В отличие от них с помощью антисоциального поведения предпринимается попытка объективировать в личности элементы, чуждые Я, и переместить их вовне. Поэтому невротик является единственным свидетелем собственных переживаний, тогда как человек, способный переживать все, что его мучает, только тогда, когда отыгрывает, всегда ищет свидетелей. Для аналитического процесса и аналитической ситуации это создает проблемы совершенно особого рода. Закрытость аналитиче ской ситуации и процесс переноса соответствуют потребности невротика рассказы вать о том, в чем ему самому нужно убедиться. И наоборот, антисоциальная тенден ция и тысячи форм поведения, выражающих ее хитроумным способом, ставят перед аналитиком требование уметь расширять диапазон, протяженность и цели анали тического процесса таким образом, чтобы он охватывал все важные переживания, которые в соответствии с присущей им закономерностью должны возникать вне аналитической ситуации. Только в том случае, если учитывается это обстоятель ство, у пациентов возникает доверие, позволяющее им подвергнуть символической проверке аналитическую ситуацию и аналитические отношения. Вытесненные же лания с легкостью трансформируются в символические процессы, тогда как фруст рация потребностей стимулирует стремление к их реализации, прежде чем проис ходит превращение в символ. Один из важных вкладов Винникотта в развитие психоаналитической техники заключается в том, что он сумел объяснить эту клини ческую проблему. Он обсуждает ее в своей статье «Классификация: в чем состоит вклад психоанализа в психиатрическую классификацию?» (1959). Винникотт опре деляет проблему классификации следующим образом: «У каждого индивида в са мом начале процесса эмоционального развития имеются три элемента: на одном полюсе находится наследственность, на другом полюсе — внешний мир, который стимулирует, фрустрирует или травмирует, а посередине находится индивид, кото рый живет, защищается и растет. В психоанализе мы имеем дело с индивидуальной жизнью, индивидуальной защитой и индивидуальным ростом. При классификации мы все же учитываем всю феноменологию, и это делать лучше всего, если вначале классифицировать состояния внешнего мира, затем можно перейти к классифика ции защит индивида и, наконец, можно попытаться рассмотреть наследственность. Наследственность представляет собой главным образом присущую индивиду тен денцию к росту, интеграции, установлению отношений с объектами и созреванию» (Winnicott 1965b, нем. изд., 178-179).
Последний раз Винникотт высказывается по поводу важной проблемы распада личности при психотических заболеваниях в статье под названием «Страх распада» (1974). Он пишет: «Неверно представлять себе психотическое заболевание как рас пад; скорее оно является организованной защитой, которая связана с перенесен ной в раннем детстве невыносимой болью, и обычно она является успешной (кроме тех случаев, когда окружение недостаточно помогало ребенку и обрекло его на тан таловы муки, — пожалуй, худшее, что может случиться с ребенком)».
В заключение говорится: «Я утверждаю, что клинический страх распада является страхом распада, который данный человек уже пережил. Он является страхом пе ред первоначальной невыносимой болью, вызвавшей организованную защиту, кото рая проявляется у пациента в виде болезненного синдрома... Стремление к тому, чтобы не существовать как личность, можно исследовать аналогичным образом. Можно констатировать, что небытие является здесь частью защитного механизма.
Личное существование выражается посредством проективных элементов, и человек пытается проецировать все, что может быть личным. Это может стать относительно рафинированной защитой, цель которой заключается в том, чтобы избежать ответ ственности (в депрессивной позиции) или преследования (на ступени, которую я бы отнес к самоутверждению, то есть на стадии 'Я большой', при этом имплицитно под разумевается: Я отвергаю все, чем не являюсь).
В религиях это представление может проявляться в идеях единения с Богом или со Вселенной. Отрицание этой защиты можно найти в трудах и учениях экзи стенциалистов. Здесь существование становится культом в попытке противодейст вовать личной тенденции к небытию, которая является частью организованной защиты.
Во всем этом может присутствовать позитивный элемент, то есть элемент, не являющийся защитой. Можно сказать, что бытие способно возникнуть только из небытия. Удивительно, насколько рано (возможно, еще до рождения, но, несо мненно, во время процесса родов) может мобилизоваться восприятие раннего Я. Однако индивид не может развиваться из ядра Я, если оно существует отдельно от психосоматического опыта и первичного нарциссизма. Именно в этот момент начинается интеллектуализация функций Я. При этом следует иметь в виду, что все это появляется задолго до возникновения того, что можно было бы назвать Самостью».
КАК ЧЕЛОВЕК СТАНОВИТСЯ ЧЕЛОВЕКОМ
«Кто счастлив, тот и прав».
Граф Лев Толстой
Винникотт был счастливым человеком. Он был единственным сыном в семье, нежно любимым своими родителями и двумя старшими сестрами. Семейство Вин-никоттов принадлежало к состоятельному среднему классу, а отец Винникотта, сэр Фредерик Винникотт, занимал пост мэра Плимута. Винникотт был ласковым, послушным ребенком и прекрасным учеником. И вдруг он решил все испортить; он испачкал кляксами все свои тетради и отложил на год ненавистные экзамены. В то время ему было девять лет.
Винникотт был прекрасным атлетом, лучшим бегуном в школе и занимался са мыми разными видами спорта. Хотя в последние десять лет своей жизни Винникотт производил впечатление немощного в физическом отношении человека, его жиз ненные силы тем не менее были неистощимы, и он всегда находился в движении. Он всегда ездил: в детстве на велосипеде, в юности — на мотоцикле, а в зрелом воз расте — на автомобиле. Эти второстепенные на первый взгляд детали необходимо знать, чтобы иметь возможность правильно оценить, что побудило его посвятить себя совершенно специфической клинической деятельности и чем определялись его поч ти бесконечное терпение, уравновешенность и спокойствие. Все эти его качества имели и свою противоположность, иногда он от этого страдал, а иногда получал удо вольствие.
Большим достижением Фрейда было то, что пациента психиатрических клиник, в то время являвшегося исключительно диковинным экспонатом медицины, он пре вратил в человека, обладавшего правом и желанием говорить о своих проблемах, спо собного их понимать и надеявшегося найти их решение. Теоретическая работа Фрей да почти целиком была нацелена на то, чтобы разгадать сущность психических, обусловленных влечениями процессов, игравших важную роль в симптомообразова-нии. Для Фрейда целостность пациента как человека не подлежала сомнению.
Следует признать, что атмосфера нейрофизиологических исследований в конце XIX века в значительной степени повлияла на стремление Фрейда понятийно ос мыслить психику человека и ее функции по образцу машинного механизма: отсю да его теории психического аппарата, интрапсихических структур и катексиса энергией, которые он схематично назвал «Я», «Оно» и «Сверх-Я»; отсюда также топическое описание «систем» сознательного, предсознательного и бессознатель ного. Ни одна из этих концепций в конце нынешнего столетия не утратила своей ценности. Но чем более многообразным становился клинический опыт работы с пациентами, начиная с пограничных случаев и заканчивая психотиками в под линном смысле слова, тем очевиднее делалась необходимость дополнить гипотезы классического психоанализа.
Совершенно новые понятия, расширившие диапазон понятийной системы клас сического психоанализа, были введены четырьмя аналитиками; один из них — Вин никотт, трое других — Мелани Кляйн, Хайнц Гартманн и Эрик Эриксон.
Винникотт вначале и прежде всего был детским врачом, и, насколько мне из вестно, кроме него, не было ни одного аналитика, который бы на протяжении всей своей клинической деятельности одновременно проводил терапевтические консультации с детьми и анализ со взрослыми пациентами. Поэтому неудивитель но, что Винникотт в первую очередь пытался раскрыть тайну отношений между матерью и ребенком. В ходе дискуссии на научном заседании Британского психо аналитического общества в 1940 году Винникотт озадачил своих коллег высказы ванием: «'Младенцы вообще не существуют'; под этим, разумеется, я имею в виду, что всякий раз, когда речь заходит о младенце, надо говорить и о материнской за боте — без материнской заботы не было бы и младенца» (Winnicott 1965b, нем. изд., 50).
У меня нет намерения изложить здесь в хронологической последовательности то, как развивалась теория Винникотта, в которой рассматриваются отношения между матерью и ребенком. Вместо этого я хочу лишь выделить и обсудить неко торые его наиболее важные представления. Мне бы хотелось начать с важных идей, высказанных им в статье «Теория детско-родительских отношений», с которой он выступил в 1961 году на 22-м Международном психоаналитическом конгрессе в Эдинбурге. Его позиция становится сразу понятной благодаря трем высказыва ниям: «В психоанализе, как мы знаем, не бывает травмы, которая находилась бы вне сферы всемогущества индивида. В конечном счете все оказывается во власти Я и, таким образом, связывается с вторичными процессами... Однако в младенческом возрасте случаются и хорошие вещи, и плохие, на которые ребенок никак повли ять не может. Фактически младенческий возраст представляет собой период, в ко тором способность привносить внешние факторы в сферу всемогущества ребенка пока еще только формируется. Поддержка Я благодаря материнской заботе помо гает ребенку жить и развиваться, хотя он еще не может контролировать события или чувствовать себя ответственным за то, что является хорошим или плохим в мире вовне... Парадокс заключается в следующем: все, что во внешнем мире мла денца является хорошим или плохим, на самом деле не есть проекция; но чтобы младенец развивался здоровым, все должно проявляться у него в виде проекции. Здесь мы обнаруживаем всемогущество и принцип удовольствия в действии, кото рые, несомненно, присущи раннему младенческому возрасту; и к этому наблюде нию мы можем добавить, что осознание истинного 'не-Я' является вопросом ин теллекта; оно основывается на крайней дифференциации и зрелости индивида» (там же, 471-472).
Для Винникотта парадокс отношений между матерью и ребенком состоял в том, что только внешний мир (мать) делает возможным становление Самости младенца. Винникотт был одним из первых психоаналитиков, указавших на оче видный факт, что мать нежно любит своего ребенка, наслаждается им и его созда ет (не только соматически в своем теле, но и на ранних стадиях, когда младенец обнаруживает и осознает врожденные качества своего «приданого» и личности, формирующейся и развивающейся у него с течением времени). Уже по определе нию задачи, которую Фрейд поставил перед собой, а именно — понять конфлик тующие между собой эмоциональные, психические и обусловленные влечениями переживания взрослого пациента, на передний план были выдвинуты страх и все те защитные маневры формирующегося Я, которые необходимы для преодоления кризисов развития взрослеющего человека. Именно так Фрейд и рассматривал Я, борющееся с двумя тиранами: с влечениями-желаниями, с одной стороны, и с внеш ней реальностью — с другой. При этом Я, чтобы обеспечить собственное развитие и выживание, пытается по возможности служить тому и другому. Исходная пози ция Винникотта была совершенно иной. Он считал реальность союзницей продол жающихся процессов созревания у младенца и исследовал то, каким образом внеш ний мир (мать) способствует преобразованию физиологического и психического потенциала ребенка в Самость.
Для младенца является важным переживание его зависимости от заботы мате ри (внешнего мира). Согласно Винникотту, младенец не может «начать существо вать, пока не наступят определенные условия». Он считал: «Наследственный потен циал младенца не сможет превратиться в младенца, если не будет материнской заботы» (там же, 85). Для обозначения того, что мать дает младенцу на этой стадии, Винникотт ввел понятие «поддержка». Функция поддержки является для матери ес тественной в силу ее первичной материнской обеспокоенности; она основывается не на понимании, а на способности матери вчувствоваться. Винникотт разделяет за висимость младенца в фазе поддержки на три стадии:
«1. Абсолютная зависимость. В этом состоянии у младенца нет возможности что-либо знать о материнской заботе, которая в значительной мере является делом профилактики. Он не может контролировать, что делается хорошо, а что плохо. Он лишь способен извлекать пользу или страдать от нарушений.
Относительная зависимость. Здесь младенец может выражать потребность в проявлениях материнской заботы и устанавливать более четкую связь между забо той и своими импульсами; позднее, в ходе психоаналитического лечения, данный человек может репродуцировать такую зависимость при переносе.
На пути к независимости. У младенца появляется возможность обходиться без реальной заботы. Это достигается благодаря накоплению воспоминаний о за боте, проекции личных потребностей и интроекции конкретных проявлений за боты наряду с развитием доверия к внешнему миру. Сюда следует также доба вить элемент интеллектуального понимания с его необычайными последствиями» (там же, 58).
Винникотт вводит здесь два новых понятия, важных для понимания раннего раз вития младенца. Я дословно передаю его высказывание, поскольку в сжатом изложе нии оно может лишь потерять свою ясность: «Следующим феноменом, который необходимо учитывать в этой фазе, является сокрытие ядра личности. Рассмотрим еще раз понятие центральной, или истинной, Самости. Можно сказать, что централь ная Самость представляет собой наследственный потенциал, который переживает непрерывность бытия и своим собственным образом и со своей собственной скоро стью приобретает личную психическую реальность и личную схему тела. По всей видимости, понятие изоляции этой центральной Самости следует рассматривать как признак здоровья. Любая угроза подобной изоляции истинной Самости на дан ной ранней стадии развития вызывает большую тревогу, а защитные механизмы в раннем детстве возникают в связи с тем обстоятельством, что мать (или мате ринская забота) не защищает от вторжений, способных нарушить эту изоляцию» (там же, 59).
Десять лет спустя в письме (от 19 января 1971 года) своей французской пере водчице Жаннин Калманович Винникотт определил Самость следующим образом: «Для меня Самость, которую нельзя приравнивать к Я, — это человек, которым я являюсь, которым являюсь только я и который обладает тотальностью, основан ной на влиянии процесса созревания. Вместе с тем Самость имеет части — точнее сказать, состоит из частей. Эти части образуются из направления вовнутрь и вовне в ходе воздействия процесса созревания, получая подкрепление (в самом начале максимальное — иначе быть просто не может) со стороны человеческого окруже ния, оказывающего помощь и поддержку. Разумеется, Самость находится в теле, но при определенных обстоятельствах она может диссоциироваться от тела, ло кализуясь в глазах и в выражении лица матери или в зеркале, отображающем ее лицо. В ходе развития Самость добивается важных отношений между ребенком и суммой идентификаций, которые (после присоединения и интроекции психиче ских представлений) организуются в форму внутренней, психической, жизненной реальности. Отношение мальчика или девочки к своей внутренней психической организации изменяется в зависимости от ожиданий, которые проявляют отец, мать и все значимые люди во внешней жизни индивида. Именно Самость и жизнь Самости и являются тем, что с точки зрения индивида единственно привносит смысл в поступки или жизнь, — с точки зрения индивида, который достиг в своем развитии определенного пункта и продолжает развиваться от зависимости и не зрелости по направлению к независимости и способности идентифицироваться со зрелыми объектами любви, не теряя при этом индивидуальной идентичности» (Winnicott 1971с, 48).
Концепция Винникотта истинной и ложной Самости мною уже рассматрива лась. Теперь я бы хотел более подробно обсудить его понятие «вторжение», по скольку благодаря ему классическое представление о защите претерпело важное изменение и, кроме того, был скорректирован характерный для кляйнианской школы чрезмерный акцент на роли тревоги и страха в младенческом возрасте. Первое подробное описание Винникоттом форм вторжения, которые неизбежно переживает младенец, содержится в его статье «Воспоминания о рождении, трав ма рождения и тревога» (1949). Здесь в качестве первого важного момента следует указать на то, что «человеческий организм», согласно Винникотту, от стадии плода до завершения младенческого возраста должен развиваться в хорошо сбалансиро ванной среде и в условиях заботы со стороны внешнего окружения. Это состояние, разумеется, является идеальным. Однако, по мнению Винникотта, природа преду смотрела ступенчатую фрустрацию со стороны внешнего мира, который воздейст вует на новорожденного в непрекращающемся процессе развития и созревания в форме различных вторжений. Даже травматическое на первый взгляд пережива ние рождения компенсируется благодаря существующей в зрелом состоянии пло да готовности стать «младенцем». Вместе с тем Винникотт отмечает: «После того как Фрейд указал, что опыт рождения не имеет ничего общего с какой-либо фор мой осознания отделения от тела матери, это, наверное, понимается всеми. Мы мо жем постулировать наличие определенного психического состояния у не ро дившегося ребенка. Я полагаю, мы можем сказать: все происходит нормально, если личное развитие 'распускающегося' Я в своем эмоциональном аспекте проте кало столь же беспрепятственно, как и в физическом. Несомненно, что эмоциональ ное развитие начинается еще до рождения, и вполне вероятно, что при этом имеет ся возможность неправильной и нездоровой прогрессии в рамках эмоционального развития. В здоровом состоянии помехи со стороны внешнего мира до известной степени являются ценными стимулами, однако при превышении определенной меры они уже не будут полезными, поскольку вызывают реакцию. На этой очень ран ней стадии развития Я пока еще не является достаточно сильным, чтобы суметь противостоять реакции без утраты идентичности» (Winnicott 1958, 182). Здесь, однако, Винникотт делает добавление: «...B случае естественного процесса опыт ро ждения представляет собой преувеличенный пример чего-то, о чем младенец уже знает. К данному моменту, то есть к моменту рождения, младенец является реаги рующим существом, а самым важным является внешний мир. Затем, после рож дения, происходит возврат к состоянию, в котором важнее всего младенец — что бы это ни означало. В здоровом состоянии младенец перед рождением отчасти подготовлен к вторжению со стороны внешнего мира, и он уже пережил естест венный возврат от реагирования к необходимости не реагировать, которая явля ется единственным состоянием, в котором может начать свое существование Самость.
Это является самым простым возможным объяснением, которое я могу дать нормальному процессу рождения. Этот процесс представляет собой временную фазу реакции и, следовательно, утраты идентичности, он представляет собой кон кретный пример того, к чему младенец уже подготовлен, — к вторжению в личное 'поступательное движение', которое не является столь сильным или столь продол жительным, чтобы перерезать нить продолжающегося личного процесса ребенка» (там же, 183).
Рождение не является вторжением, если «активное приспособление со стороны внешнего мира» соответствует его требованиям, или, точнее сказать, оно не является вторжением, которое прерывает продолжающийся процесс: «При нетравматиче ском рождении реакция на вторжение, которое и означает рождение, не превыша ет степень того, к чему уже подготовлен плод» (там же, 191).
Концепция вторжения, по мнению Винникотта, неразрывно связана с понятием необходимости реагировать, ибо именно из-за нее, если она возникает все снова и снова, образуется панцирь ложной Самости: «Младенец, нарушения которого объ ясняются тем, что он вынужден реагировать, выбивается из состояния бытия» (там же, 185). Винникотт утверждает: «Чтобы с самого начала суметь сохранить личную форму жизни, индивиду требуется минимум вторжений внешнего мира, которые вызывают реакцию. В сущности, все индивиды пытаются найти возможность ново го рождения, при котором собственная линия жизни не будет нарушена или пре рвана реакцией по интенсивности большей, чем та, которую можно пережить без утраты чувства непрерывности личного существования. Психическое здоровье младенца находится в руках матери, которая, будучи преданной своему ребенку, способна также и к активному приспособлению. Это предполагает наличие у нее состояния открытости, а также понимания индивидуальной жизни младенца, ко торое в свою очередь проистекает из способности матери идентифицироваться со своим ребенком. Эти особые отношения между матерью и ребенком начинают ся еще до рождения и в некоторых случаях продолжаются также и после родов. Насколько я понимаю, травма рождения представляет собой разрыв в непре рывности продолжающегося бытия младенца, и если этот разрыв оказывается существенным, то тогда конкретные проявления того, как воспринимаются эти вторжения, а также реакции младенца на них в свою очередь становятся важными факторами, препятствующими развитию Я.
В большинстве случаев травма рождения большого значения не имеет; чаще всего она обусловливает общее стремление к возрождению; в некоторых случаях этот небла гоприятный фактор является настолько сильным, что индивид не имеет возможности
(несмотря на возрождение в процессе анализа) добиться естественного прогресса в эмоциональном развитии, даже если последующие факторы воздействуют необы чайно благоприятно» (там же, 188-189).
По мнению Винникотта, важны реакции на вторжения, а не вторжения как та ковые. Если мать не приспосабливается к потребностям младенца, возникают «фазы реакции на вторжения, а эти реакции прерывают продолжающееся бытие младен ца. Чрезмерная степень такого реагирования вызывает не фрустрацию, аугрозуунич тожения» (там же, 303). Этот специфический страх и представляет собой, согласно Винникотту, настоящую проблему пациента, находящегося в состоянии регрессии на ступень зависимости.
В своей статье «Агрессия и ее отношение к эмоциональному развитию» (1950) Винникотт обсуждает общий вопрос реакций на вторжение в их связи с подвижно стью и первыми переживаниями собственной агрессии и подробно описывает три паттерна подобных переживаний: «В первом случае постоянно и каждый раз заново открывается внешний мир, причем как раз благодаря подвижности. При этом каж дое переживание в рамках первичного нарциссизма указывает на тот факт, что оно является центром, где развивается новый индивид, и что контакт с внешним миром является опытом индивида (сначала в его недифференцированном состоянии Я—Оно). Во втором случае внешний мир распространяется на плод (или на младен ца), и вместо ряда индивидуальных переживаний возникает ряд реакций на втор жения. Затем происходит уход в состояние покоя, что, собственно, только и обеспе чивает индивидуальное существование. В этом случае подвижность воспринимается лишь как реакция на вторжения.
В третьем случае, который является экстремальным, все это достигает такой сте пени, что места для индивидуального опыта уже не остается. Результат заключает ся в том, что из первичного нарциссического состояния индивид не развивается. 'Ин дивид', образующийся в конечном счете, представляет собой скорее дополнение оболочки, но не ядра и, кроме того, дополнение вторгающегося внешнего мира.
Все, что осталось от ядра, оказывается скрытым, и эти остатки трудно обна ружить даже при самом глубоком анализе. В этом случае индивид существует благодаря тому, что не может быть обнаружен. Истинная Самость скрыта, а то, с чем нам приходится иметь дело в клиническом отношении, является комплексной ложной Самостью, функция которой заключается в том, чтобы скрывать настоя щую Самость. Ложная Самость может быть удобным для себя образом приспособ лена к обществу, однако недостаток истинной Самости делает ее нестабильной, и эта нестабильность проявляется тем сильнее, чем больше ошибается общество, при нимая ложную Самость за истинную. В этом случае пациент жалуется на чувство бессмысленности» (там же, 211—212).
Винникотт считал, что агрессивное влечение позволяет ребенку обнаружить «объект не-Я или объект, воспринимающийся как внешний» (там же, 215).
В своей исследовательской работе благодаря изучению реакций на вторжение Винникотт пришел к пониманию роли иллюзии и переходного объекта. В статье «Психозы и уход за детьми» (1952) он даетчеткое определение иллюзии. Без способ ности пользоваться иллюзией младенец оказался бы неспособным устанавливать контакт между психикой и внешним миром.
Таким образом, Винникотт постепенно пришел к пониманию взаимосвязей, су ществующих между внешним обеспечением в раннем детстве со стороны матери, способностью младенца пользоваться иллюзией и переходными феноменами, а так же способностью взрослого человека творчески использовать культурные завоева ния. Его окончательные суждения на эту тему можно найти в работе «Локализация культурного опыта» (1971b).
ЗНАЧЕНИЕ СПОСОБНОСТИ К ОДИНОЧЕСТВУ И БЕСПОКОЙСТВУ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ культурного ОПЫТА
«В глубине души я все-таки убежден, что столь любимые мною люди (за отдельными исключениями) — сброд».
Из письма Фрейда к Лу Андреас-Саломе (28. 7.1929) «О! У нас было слишком преувеличено мнение о человеке
в маске!» Сен-Жон Перс. «Горечь»
Фрейд заглянул в душу человека и обнаружил лишь жалкое существо, постоянно ощущающее угрозу своему существованию. Он рассматривал уникальное творение человека, культуру, и повсюду находил лишь «недомогание» и увертки (Freud 1930). Никто не мог отрицать, что Фрейд был прав в своем резком суждении. И все же в человеческой жизни имеется нечто большее, чем просто принятие «общей нужды» (Freud 1895) и неудовлетворенности. Хотя Винникотт происходил из другой куль турной и религиозной традиции, чем Фрейд, он также использовал его инструмент, но пришел к совершенно иному выводу о жизненной ситуации отдельного человека. Именно в уязвимости человека Винникотт видел истинные потенциальные возмож ности установления отношений с другими людьми, основывающихся на потребно стях и желаниях, а не просто ради того, чтобы изолированно удовлетворять посред ством других людей настойчивые импульсы Оно. Он ощущал тайну, которую называл парадоксом, пытался ее понять и не довольствовался поверхностным ее объяснением. Благодаря этому его работа с детьми приобрела свое ни с чем не сравнимое качество внезапных открытий и удивления (Winnicott 1971а). Пожалуй, можно утверждать, что Винникотт разделял убежденность Монтеня: «Удивление — это фундамент фи лософии, вопросы — ее прогресс, невежество — конец».
На протяжении многих лет своей клинической работы Винникотт постоянно сталкивался с самыми разными человеческими недугами и страданиями. Он нико гда не вел себя, словно закрытая для других машина, дающая клинические интер претации. Его работа являлась жизненно важной частью самопознания. Несмотря на всю боль и отчаяние, которые он переживал вместе со своими пациентами, Вин никотт видел судьбу отдельного человека в розовом свете. Он считал индивида, живущего в своей культуре, жизнеспособным и творческим существом. В некото ром смысле Винникотт был настоящим индивидуалистом, но все же индивидуали стом, для которого другие люди являлись средством самопознания, но вместе с тем и их жизнь обогащалась благодаря встрече с ним. Поэтому неудивительно, что в по следние годы своей жизни он уделял огромное внимание двум важнейшим вопро сам человеческого переживания — одиночеству и беспокойству.
Веками мудрецы, мистики, поэты и философы идеализировали одиночество бла городного человека и прославляли приносимые им страдания. Пожалуй, наиболее ярким символом этого состояния в христианских культурах Запада является распя тый на кресте Иисус. Винникотт рассматривал одиночество человека с иных пози ций, его соответствующие высказывания (1958) являются ясными и лаконичны ми: «Наверное, с полным правом можно сказать, что в психоаналитической литературе писалось больше о страхе перед одиночеством или стремлении к одино честву, а не о способности быть наедине с собой; кроме того, много внимания уделя лось состоянию уединенности — защитной организации, указывающей на боязнь оказаться преследуемым. Мне кажется, что назрела необходимость обсуждения по зитивных аспектов способности к одиночеству» (Winnicott 1965b, нем. изд., 36).
Примерно за двести лет до этого Жан-Жак Руссо в своем сочинении «Les Rкveries du Promeneur Soitaire» (1776) с воодушевлением писал о своем отказе от всех чело веческих отношений и от общества, который должен был привести к окончательно му овладению своей собственной Самостью. Едва ли можно найти лучший пример одиночества, которое Винникотт называет «состоянием уединенности, защитной ор ганизацией, указывающей на боязнь оказаться преследуемым».
Примерно через сто лет после Руссо Фридрих Ницше в своей последней книге «По ту сторону добра и зла» (1885) попытался изобразить сущность благородного, оди нокого человека, выбирающего одиночество по собственной воле: «Духовное высоко мерие и брезгливость каждого человека, который глубоко страдал, — как глубоко мо гут страдать люди, это почти определяет их ранги — его ужасающая уверенность, которой он насквозь пропитан и окрашен, уверенность, что благодаря своему страда нию он знает больше, чем могут знать самые умные и мудрые люди, что ему ведомо много далеких и страшных миров, в которых он некогда 'жил' и о которых 'вы ниче го не знаете!'... это духовное безмолвное высокомерие страдальца, это гордость из бранника познания, 'посвященного', почти принесенного в жертву, нуждается во всех видах переодевания, чтобы оградить себя от прикосновения назойливых и сострада тельных рук и вообще от всего, что не равно ему по страданию. Глубокое страдание облагораживает; оно обособляет» 3.
Винникотт предлагает нам третью альтернативу: «Какие бы формы переживаний ни вели к появлению способности к одиночеству, существует все же один основной вид опыта, без которого способность к одиночеству не возникает: этот опыт заклю чается в том, чтобы в младенчестве и раннем детском возрасте быть наедине с собой в присутствии матери. Следовательно, в основе способности быть наедине с собой содержится парадокс; речь идет об опыте оставаться наедине с собой в то вре мя, когда рядом находится кто-то другой» (Winnicott 1965b, нем. изд., 38).
Таким образом, Винникотт изображает одиночество не только как человеческое переживание, но и как переживание, относящееся к Я, которое позитивным образом включает в себя других людей. Он аргументирует: «Лично я предпочитаю выражение отнесенность к Я, практическое удобство которого заключается в том, что по смыслу оно противоположно термину отнесенность к Оно, обозначающему постоянное усложнение так называемой жизни Я. Отнесенность к Я указывает на взаимоотно шения между двумя людьми, один из которых (или даже оба) находятся наедине с собой, однако присутствие одного из них является важным для другого. Я считаю, что при сравнении значений слов 'нравиться' (ike) и 'любить' (ove) можно увидеть, что 'нравиться' является вопросом отнесенности к Я, тогда как 'любить' является скорее вопросом отношений Оно в чистом или сублимированном виде... Главная мысль моего тезиса заключается в том, что мы должны быть способны говорить о простой форме одиночества, и даже если мы согласимся, что способность к настоя щему одиночеству не является чем-то первоначальным, эта способность все же ос новывается на раннем опыте одиночества в присутствии другого человека. Пребыва ние в одиночестве в присутствии другого человека может переживаться на очень ранней стадии, когда незрелость Я естественным образом компенсируется под держкой Я со стороны матери. С течением времени индивид интроецирует мать, под держивающую его Я, и тем самым становится способным быть наедине с собой, не обращаясь часто к матери или к символу матери» (там же, 38, 40—41).
Винникотт рассматривал отнесенность Я как «материал, из которого возникает дружба. Она может также иногда становиться матрицей переноса». В заключение Винникотт говорит: «Я думаю, все мы единодушны в том, что импульс Оно важен только тогда, когда он содержится в жизни Я. Импульс Оно либо разрушает слабое Я, либо усиливает сильное. Можно сказать, что отношения Оно усиливают Я, если они осуществляются в рамках отнесенности к Я. Если это принять, то тогда становится понятным и то, почему так важна способность к одиночеству. Лишь в одиночестве (то есть в присутствии другого человека) младенец может открыть свою собственную личную жизнь. Патологической альтернативой является ложная жизнь, основанная на реакциях на внешние раздражители. Когда младенец нахо дится в одиночестве (в том смысле, в котором я использую это выражение), и только тогда, когда он одинок, младенец может делать то, что взрослые называют 'рассла биться'. Младенец может позволить себе оказаться дезинтегрированным, впасть в состояние, в котором нет ориентации; он может некоторое время существовать, не реагируя на внешние стимулы и не проявляя активности, связанной с направлен ным интересом или направленными движениями. Создается почва для пережива ния Оно, и со временем возникает ощущение или импульс. В этих рамках ощущения или импульсы воспринимаются как реальные и действительно становятся личным опытом» (там же, 42—43).
Кульминацией отнесенности к Я является «оргазм Я». Это является новым поня тием, которое вводит здесь Винникотт, и он отождествляет оргазм Я с экстазом. Вин никотт противопоставляет оргазму Я «оргазм локального телесного возбуждения». Поэтому Винникотт отделяет отнесенность к Я и оргазм Я от отношений Оно и ор газма влечений. Это разграничение является очень важным для нашей клинической работы. Только в рамках теоретической конструкции отнесенности к Я, «ориенти рованной на отношения между двумя людьми, из которых хотя бы один находится наедине с собой», мы можем обсудить представления Винникотта о способности беспокоиться.
С тех пор как появились статья Фрейда «Печаль и меланхолия» (1917) и нова торские работы Карла Абрахама (Abraham 1924), посвященные депрессивным и ме ланхолическим состояниям, считается, что роль (бессознательных) чувств вины яв ляется крайне важной в этиологии личностных конфликтов и эмоциональных расстройств. Мелани Кляйн своими работами (Kein 1935; 1957) развила эти пред ставления и в значительной степени способствовала их утверждению.
Винникотт обучался в традиции кляйнианской школы, однако чем более са мостоятельным и динамичным становился его собственный клинический опыт, тем резче он стал критиковать радикальность, с которой Мелани Кляйн подчеркива ла роль чувств вины в психическом развитии маленького ребенка, о чем можно су дить по двум его статьям — «Психоанализ и чувство вины» (1958) и «Мое личное отношение к вкладу Мелани Кляйн в понимание ранних стадий эмоционального развития» (1962). В конечном счете в работе под названием «Развитие способности беспокоиться» (1963) он сформулировал собственный подход к объяснению соот ветствующих феноменов. Эта статья важна для нас не только с точки зрения пони мания окончательно сложившихся представлений Винникотта, но и для оценки на правления, в котором движется сегодня психоаналитическое исследование.
Винникотт излагает свою позицию с присущей ему непосредственной ясностью: «Слово 'обеспокоенность' (concern) используется для того, чтобы позитивным обра зом определить феномен, негативно обозначаемый термином 'чувство вины' (guit) Чувство вины — это страх, связанный с понятием амбивалентности; оно предполага ет определенную степень интеграции индивидуального Я, обеспечивающую сохра нение имаго хорошего объекта наряду с представлением о его разрушении. Обеспо коенность предполагает дальнейшую интеграцию и дальнейший рост; она позитивно связана с чувством ответственности индивида, прежде всего в аспекте отношений, в которые входят влечения.
Обеспокоенность обозначает тот факт, что индивид чем-то озабочен или что у него есть нечто, за что он чувствует себя ответственным» (Winnicott 1965b, нем изд., 93).
Винникотт считает, что способность беспокоиться возникает еще до того, как для ребенка становится возможной ситуация эдипова треугольника. Он рассмат ривает способность беспокоиться, как «вопрос здоровья» и как результат достаточно хорошего ухода за младенцем. Далее он указывает на «Я, которое начинает отделяться от вспомогательного Я матери». Здесь Винникотт снова проводит важное разграниче ние, касающееся общего переживания младенца, — разграничение «матери-объекта» и «матери-среды»: «Имеет смысл говорить о существовании у незрелого ребенка двух матерей — я бы назвал их матерью-объектом и матерью-средой. У меня нет желания изобретать названия, которые закрепятся и в конце концов станут ригидными и об-структивными, но в данном контексте представляется возможным использовать вы ражения 'мать-объект' и 'мать-среда' для описания существенного различия между двумя аспектами ухода за младенцем — матерью как объектом или обладательницей частного объекта, способным удовлетворять настоятельные потребности младенца, и матерью как человеком, защищающим ребенка от всего непредсказуемого и актив но за ним ухаживающим. То, что делает младенец на пике напряжения Оно и в какой степени он использует объект, представляется мне совершенно иным, чем использова ние младенцем матери как части внешнего мира в целом.
В этом выражении мать-среда получает все, что можно обозначить как нежность и чувственное сосуществование; мать-объект становится мишенью для возбужден ных чувств, которые подкрепляются напряжением от влечений в чистом виде. Я ут верждаю, что обеспокоенность проявляется в жизни ребенка как в высшей степени дифференцированное переживание, как соединение матери-объекта и матери-сре ды в душе ребенка» (там же, 96~97).
Из этого высказывания можно сделать важные выводы, касающиеся определе ния того, каким образом пациент относится к нам при переносе в клинической си туации. Однако мне бы хотелось вернуться к идеям Винникотта, которые достигают здесь своей кульминации: «При благоприятных условиях создается техника разре шения этой сложной формы амбивалентности. Младенец испытывает тревогу, по скольку, поглощая мать, ее теряет, однако эта тревога меняет свое качество в резуль тате того, что ребенок может оказывать содействие матери-среде. Растет уверенность, что появится возможность содействия, возможность дать нечто матери-среде; эта уверенность позволяет младенцу совладать со своей тревогой. Страх, преодоле ваемый подобным образом, приобретает другое качество и трансформируется в чув ство вины.
Влечения являются причиной безрассудного использования объектов, а затем и чувства вины, которое ребенок способен выдержать и смягчить благодаря содейст вию, на протяжении нескольких часов оказываемому младенцем матери-среде. Воз можность давать и восстанавливать, которую предоставляет мать-среда благодаря своему надежному присутствию, позволяет ребенку все более смело переживать соб ственные влечения Оно; другими словами, она освобождает жизнь влечений младен ца. Таким образом, чувства вины не ощущаются, а сохраняются в виде дремлющего потенциала; они проявляются (в виде печали или подавленности) только тогда, когда возможность для возмещения отсутствует.
Если возникла вера в этот благотворный цикл и в ожидаемую возможность, то чувство вины по поводу влечений Оно изменяется еще больше; теперь нам требу ется более позитивное выражение, такое, например, как 'обеспокоенность' (concern). Младенец способен теперь беспокоиться, брать на себя ответственность за собст венные инстинктивные импульсы и соответствующие функции. Это является одним из основных элементов игры и труда. Однако в процессе развития именно возмож ность содействия и стала причиной возникновения у ребенка способности беспоко иться» (там же, 98).
Круг замкнулся, и младенец, о котором заботятся, теперь начинает сам заботить ся и беспокоиться. Это является началом сугцествования в более широких рамках — существования в культуре, где человек живет и разделяет свою жизнь с другими людь ми, во взаимодействии между личными стремлениями и вопросами, которые реша ют другие.
Здесь мне бы хотелось вкратце остановиться на высказывании Винникотта о юношеском возрасте, ибо юность представляет собой переход от жизни ребенка, о котором заботится его семья, к жизни взрослого человека в обществе. В своей ста тье «Пубертатный возраст: борьба посредством хандры» (1971d) Винникотт утвер ждает: «...Когда юноша естественным образом оставляет позади себя данную фазу развития, мы должны разобраться в явлении, которое можно было бы назвать стаг нацией у подростка. Общество должно считаться с нею как типичной особенностью, терпимо к ней относиться и не пытаться от нее избавить».
Таким образом, мы приходим к кредо, которое оставил нам после себя Вин никотт в работе «Локализация культурного опыта» (1967 [1971b]). Я процитирую его основные тезисы:
«1. Культурный опыт локализован в области творческого напряжения между инди видом и внешним миром (первоначально: объектом). То же самое относится к игре. Культурный опыт начинается с творческой жизни, впервые проявляющейся в виде игры.
Для отдельных людей возможность пользоваться этой сферой возникает бла годаря жизненным переживаниям в самые ранние фазы своего существования.
С самого начала переживания в потенциальной сфере между субъективным объектом и объективно воспринимаемым объектом, между Я и 'не-Я', являются у ребенка необычайно интенсивными. Эта сфера напряжения возникает в результа те взаимодействия между исключительным переживанием собственного Я ('нет ни чего вне меня') и переживанием объектов и феноменов вне Самости и ее всемогуще го контроля.
В этой сфере каждый ребенок обладает собственными хорошими и плохими переживаниями. Господствует абсолютная зависимость. Сфера напряжения возни кает лишь в связи с чувством доверия со стороны маленького ребенка, зависящего от доверительности матери или внешнего мира, доверия, которое выступает свиде тельством интроекции доверительности.
Если рассматривать игру и вместе с ней культурный опыт отдельного человека, то следует обратиться к судьбе потенциального пространства, существующего меж ду ребенком и фигурой матери, которая как человек способна совершать ошибки и по своей сути — из любви — склонна к приспособлению.
Если понимать эту сферу как часть организации Я, то становится очевидным, что речь должна идти о части Я, не являющейся телесным Я, то есть о сфере Я, кото рая строится не на паттернах телесного функционирования, а на телесном опыте. Этот опыт относится к неоргазмическим объектным отношениям, к 'отношениям, ориентированным на Я', то есть является переходом от непрерывности к сосущест вованию» (Winnicott 1971b, нем. изд., 116-117).
Таким образом, постепенно разрабатывается концепция «переходных феноме нов» младенческого возраста, включающая в себя «потенциальное пространство» жизни взрослого человека в культуре.
В конце своей жизни Винникотт все сильнее стремился понять не то, что делает человека больным, а что позволяет ему развиваться во взаимной заботе среди рав ных себе людей, живущих в определенных культурных условиях.
Винникотт был совершенно удивительным человеком; подобных ему я никогда больше не встречал.
примечания
1 Эта статья является расширенным и переработанным вариантом вступительной статьи к кни ге Винникотта «Терапевтическая работа с детьми» (1973).
2 Номера страниц в цитатах из «Собрания сочинений» приводятся по оригинальному изданию.
3 ф. Ницше. По ту сторону добра и зла. (Перевод Н. Полилова). Сочинения в двух томах. Т. 2, с. 394.
ПУБЛИКАЦИИ Д. В. ВИННИКОТТА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1931: Cinica Notes on Disorders of Chidhood. London: Heinemann
1957a: The Chid and the Famiy: First Reation ships. London: Tavistock
Включает в себя: A Man Looks at Motherhood (1949) Getting to Know your Baby (1944) The Baby as a Going Concern (1949) Infant Feeding (1944) Where the Food Goes (1949) The End of the Digestive Process (1949) The Baby as a Person (1949) Cose-Up of Mother Feeding Baby (1949) Why Do Babies Cry? (1944) The Word in Sma Doses (1949) The Innate Moraity of the Baby ( 1949) Weaning(1949) Knowing and Learning (1950) Instincts and Norma Difficuties (1950) What About Father? (1944) Their Standards and Yours (1944) Young Chidren and Other Peope (1949) What Do We Mean by a Norma Chid? (1946) The Ony Chid (1945) Twins(1945)
Steaing and Teing Lies (1949) Visiting Chidren in Hospita (1951) On Adoption (1955)
First Experiments in Independence (1955)
Support for Norma Parents (1944)
The Mother's Contribution to Society (1957)
1957b:The Chid and the Outside Word: Studies in Deveoping Reationships. London: Tavistock
Включает в себя:
Needs of the Under-Fives in a Changing Society (1954)
The Chid's Needs and the Roe of the Mother in the Eary Stages (1951)
On Infuencing and Being Infuenced (1941)
Educationa Diagnosis (1946)
Shyness and Nervous Disorders in Chidren (1938)
Sex Education in Schoos (1949)
Pitfas in Adoption (1954)
Two Adopted Chidren (1953)
Chidren in the War (1940)
The Deprived Mother (1940)
The Evacuated Chid (1945)
The Return of the Evacuated Chid (1945)
Home Again (1945)
Residentia Management as Treatment for Difficut Chidren (1947)
Chidren's Hostes in War and Peace (1948)
Towards an Objective Study of Human Nature (1945)
Further Thoughts on Babies as Persons (1947)
Breast Feeding (1945)
Why Chidren Pay (1942)
The Chid and Sex (1947)
Aggression (1939)
The Impuse to Stea (1949)
Some Psychoogica Aspects of Juvenie Dein quency (1946)
1958: Coected Papers: Through Paediatrics to Psycho-Anaysis. London: Tavistock; New York: Basic Books. Сокращенное немецкое издание:
Von der Kinderheikunde zur Psychoanayse. Mьnchen: Kinder 1976
Включает в себя:
A Note on Normaity and Anxiety (1931)
Fidgetiness (1931)
Appetite and Emotiona Disorder (1936)
The Observation of Infants in a Set Situation ( 1941 )
Chid Department Consutations (1942)
Ocuar Psychoneuroses of Chidhood (1944) Reparation in Respect of Mother's Organized Defence against Depression (1948) Anxiety Associated with Insecurity (1952) Symptom Toerance in Paediatrics: a Case History (1953)
Д Case Managed at Home (1955)
The Manic Defence (1935)
Primitive Emotiona Deveopment (1945)
Paediatrics and Psychiatry (1948)
Birth Memories, Birth Trauma, and Anxiety
(1949)
Hate in the Counter-Transference (1947)
Aggression in Reation to Emotiona Deveop ment (1950)
Psychoses and Chid Care (1952) Transitiona Objects and Transitiona Pheno mena (1951)
Mind and its Reation to the Psyche-Soma (1949)
Withdrawa and Regression (1954)
The Depressive Position in Norma Emotiona Deveopment (1954)
Metapsychoogica and Cinica Aspects of Regres sion within the Psycho-Anaytica Set-Up (1954)
Cinica Varieties of Transference (1955)
Primary Materna Preoccupation (1956)
The Antisocia Tendency (1956)
Paediatrics and Chidhood Neurosis (1956)
1964: The Chid, the Famiy, and the Outside Word. Harmonds-worth: Penguin Books. Pei can Book A 668. На немецком языке: Kind, Famiie und Umwet. Mьnchen: Reinhardt 1969
Включает в себя: A Man Looks at Motherhood (1949) Getting to Know your Baby (1944) The Baby as a Going Concern (1949) Infant Feeding (1944) Where the Food Goes (1949) The End of the Digestive Process (1949) Cose-Up of Mother Feeding Baby (1949) Breast Feeding (1945) Why Do Babies Cry? (1944) The Word in Sma Doses (1949) The Baby as a Person (1949) Weaning (1949)
Further Thoughts on Babies as Persons (1947) The Innate Moraity of the Baby (1949)
Instincts and Norma Difficuties (1950)
Young Chidren and Other Peope (1949)
What About Father? (1944)
Their Standards and Yours (1944)
What Do We Mean by a Norma Chid? (1946)
The Ony Chid (1945)
Twins(1945)
Why Chidren Pay (1942)
The Chid and Sex (1947)
Steaing and Teing Lies (1949)
First Experiments in Independence (1955)
Support for Norma Parents (1944)
Needs of the Under-Fives (1954)
Mother, Teacher, and the Chid's Needs (1953)
On Infuencing and Being Infuenced ( 1941 )
Educationa Diagnosis (1946)
Shyness and Nervous Disorders in Chidren (1958)
Sex Education in Schoos (1949)
Visiting Chidren in Hospita (1951)
Aspects of Juvenie Deinquency (1946)
Roots of Aggression (1964)
Kind, Famiie und Umwet (Mьnchen-Base 1969) включает в себя главу из The Chid, the Famiy, and the Outside Word.
1965a: The Famiy and Individua Deveopment.
London: Tavistock Включает в себя:
The First Year of Life: Modern Views on the Emotiona Deveopment (1958)
The Reationship of a Mother to Her Baby at the Beginning (1960)
Growth and Deveopment in Immaturity (1950)
On Security (Broadcast 1960)
The Five-Year Od (Broadcast 1962)
Integrating and Disruptive Factors in Famiy Life (1957)
The Famiy Affected by Depressive Iness in one or both Parents (1958)
The Effect of Psychotic Parents on the Emotio na Deveopment of the Chid (1959) The Effect of Psychosis on Famiy Life (1960) Adoescence (1961)
The Famiy and Emotiona Maturity (1960)
Theoretica Statement of the Fied of Chid Psychiatry (1958)
The Contribution of Psycho-Anaysis to Midwi fery (1957)
Advising Parents (1957) Casework with Mentay 111 Chidren (1959) The Deprived Chid and How He Can Be Compensated for Loss of Famiy Life (1950) Croup Infuences and the Maadjusted Chid: The Schoo Aspect (1955) Some Thoughts on the Meaning oft the Word Democracy (1950) 1965b: The Maturationa Processes and the Faciitating Environment. London: Hogarth Press. На немецком языке: Reifungsprozesse und fцrdernde Umwet. Mьnchen: Kinder 1974
Включает в себя: Psycho-Anaysis and the Sense of Guit (1958) The Capacity to be Aone (1958) The Theory of the Parent-Infant Reationship (1960)
Ego Integration in Chid Deveopment (1962) Providing for the Chid in Heath and Crisis (1962) The Deveopment of the Capacity for Concern (1963)
From Dependence towards Independence in the Deveopment of the Sef (1963) Moras and Education (1963)
On the Contribution of Direct Chid Observati on to Psycho-Anaysis (1958)
Chid Anaysis in the Latency Period (1958)
Cassification: Is there a Psycho-Anaytic Contribution to Psychiatric Cassification? (1959)
Ego Distortion in Terms of True and Fase Sef (1960)
String: A Technique of Communication (1960)
Counter-Transference (1960)
The Aims of Psycho-Anaytica Treatment ( 1962)
A Persona View of the Keinian Contribution to the Theory of Emotiona Deveopment at Eary Stages (1962)
Communicating and Not Communicating Lea ding to a Study of Certain Opposites (1963) Training for Chid Psychiatry (1963) Psychotherapy of Character Disorders (1963) The Mentay 111 in Your Caseoad (1963)
Psychiatric Disorder in Terms of Infantie Maturationa Processes (1963)
Hospita Care Suppementing Intensive Psycho therapy in Adoescence (1963)
Dependence in Infant-Care, in Chid-Care, and in the Psycho-Anaytic Setting (1963)
1970: The Mother-Infant Experience of Mutuaity. In: E.J. Anthony, T. Benedek (Hgs.): Its Psycho ogy and Psychopathoogy. Boston: Litte Brown
1971a: Therapeutic Consutations in Chid Psychi atry. London: Hogarth Press; New York: Basic Books. На немецком языке: Die therapeutische Arbeit mit Kindern. Mьnchen: Kinder 1973
1971b: Paying and Reaity. London: Tavistock Pubications; New York: Basic Books. На немец ком языке: Vom Spie zur Kreativitдt. Stuttgart: Kett 1973
Включает в себя:
Transitiona Objects and Transitiona Pheno mena (первая редакция 1951)
Dreaming, Fantasying, and Living: A Case-history describing a Primary Dissociation
Paying: A Theoretica Statement
Paying: Creative Activity and the Search for the Sef
Creativity and its Origins
The Use of an Object and Reating through Identifications (1969)
The Location of Cutura Experience (1967)
The Pace where we Live
Mirror-roe of Mother and Famiy in Chid Deveopment (1967)
Interreating apart from Instinctua Drive and in Terms of Cross-identifications
Contemporary Concepts of Adoescent Deveop ment and their Impications for Higher Edu cation (1968) 1971c: Letter to Mme. Jeannine Kamanovitch. Nouvee Revue de Psychoanayse, 3
1971 d: Adoescence: Strugging through the Dodrums. In: S. C. Feinsdein, P. Giovacchini, A. A. Mier (Hgs.): Adoescent Psychiatry. Bd. I. New York: Basic Books
1972a: Basis for Sef in Body. Internationa Journa of Chid Psychotherapy, 1
1972b: Mother's Madness Appearing in the Ci nica Materia дs an Ego-aien Factor. In: P. L. Giovacchini (Hg.): Tactics and Techniques in Psychoanaytic Therapy. London: Hogarth Press, New York: Science House
Fragment of an Anaysis. In: Tactics and Techni ques (1972b)
Deinquency as a Sign of Hope (1973). In: Adoescent Psychiatry (1971d)
1974: Fear of Breakdown. Internationa Review of Psycho-Anaysis, 1
ЛИТЕРАТУРА
Abraham, К.: Versuch einer Entwickungsgeschichte der Libido aufgrund der Psychoanayse seeischer Stцrungen (1924). In: Psychoanaytische Studien. Frankfurt/M.: Fischer, Conditio humana, 113, 1969
Erikson, E. H.: Chidhood and Society. New York: Norton 1950. На немецком языке: Kindheit und Geseschaft. Stuttgart: Kett 1971
Freud, A.: The Psycho-Anaytica Treatment of Chidren, London/New York 1946
Freud, S.: Studien ьber Hysterie (1895). G. W. I
Trauer und Meanchoie (1915). G. W. X
Jenseits des Lustprinzips (1920). G. W. XIII
Das Ich und das Es (1923). G. W. XIII
Hemmung, Symptom und Angst (1926). G. W. XIV
Das Unbehagen in der Kutur (1930). G. W. XIV
Gover, E.: The Birth and the Ego. London: Aen & Unwin 1968
Hartmann, H.: Ich-Psychoogie und Anpassungs probem. Int. Z. f. Psychoana., 24,1939,62-135
Kein, M.: A Contribution to the Psychogenesis of Manic-Depressive States. Int. J. Psycho-Ana,
16,1935. На немецком языке: In: Das Seeene ben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psychoanayse. Stuttgart: Kett 1962
Contributions to Psycho-Anaysis. London: Ho garth Press 1948
Envy and Gratitude. London: Tavistock 1957. На немецком языке: Neid und Dankbarkeit. In: Das Seeeneben des Keinkindes und andere Beitrдge zur Psychoanayse. Stuttgart: Kett 1962
Miner, M.: The Hands of the Living God. Lon don/New York 1969
Nietzsche, F.: Werke. 3 Bde., Mьnchen: Hanser 1969
Sechehaye, M.: Symboic Reaization, 1951. На не мецком языке: Die symboische Wunscherfь ung. Bern, Stuttgart: Huber 1955
Shah, I.: The Wisdom of the Idiots. London: Octagon Press 1970
Smirnoff, V: The Scope of Chid Anaysis. London: Routedge & Kegan Pau 1971
Triing, L.: Freud and the Crisis of our Cuture. Boston: Beacon Press 1955
ТВОРЧЕСТВО ВИЛЬГЕЛЬМА РАЙХА И ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ
Вольф Э. Бюнтиг
Вне всякого сомнения, Вильгельм Райх — одна из самых неоднозначных фигур в истории психоанализа. Мы обязаны Райху тем, что терапевтическая техника пси хоанализа стала доступна для систематического изучения и обучения. Вначале Райх был одним из самых творческих, научно образованных и последовательных учеников Фрейда, а затем одним из выдающихся новаторов психологии XX века. Он подхватил революционные идеи Фрейда в тот момент, когда сам Фрейд стал сознавать свое бес силие, а революционные идеи стали для психоаналитического движения совершенно несвоевременными. Райх был открытым, добросердечным, резким, мужественным, цельным, бескомпромиссным, легкомысленным, фанатичным тружеником, жизнелю бивым, скромным, выносливым и темпераментным человеком, одаренным клиници стом и страстным ученым. Он принадлежал к самому тесному окружению Фрейда и был одним из наиболее авторитетных деятелей психоаналитического объединения в Вене. Затем он оказался настолько неудобной фигурой для аналитиков, что в 1934 го ду от него избавились, безо всяких объяснений исключив из объединения. В то же вре мя группе норвежских аналитиков было заявлено, что их примут в Международное психоаналитическое объединение лишь при условии, что в их рядах не будет эмигри ровавшего в Скандинавию Райха. И только примерно через 40 лет, то есть почти через 20 лет после смерти Фрейда, им удалось вступить в члены Международного психоана литического объединения (см. статью Н. Мура в т. II).
Вопреки всему, что нам известно из психоанализа о силе вытеснения, процесс вытеснения Райха из психоанализа кажется совершенно невероятным '.
Райх становится психоаналитиком
Райх родился 24 марта 1897 года в Добржинице в Галиции и провел детство на ферме своего отца. Нельзя сказать, что его родители строго придерживались иу дейской традиции, — скорее, они ориентировались на немецкую культуру, гос подствовавшую в высших слоях австро-венгерского общества. Ильза Оллендорф (Oendorf 1969), третья жена Райха, изображает его в детстве как обособленного, но тесно контактировавшего с природой ребенка, который занимался хозяйствен ными делами на ферме. Его интерес к природе был обусловлен жизнью на открытом воздухе и, кроме того, подкреплялся влиянием частного учителя, нанятого отцом. Когда Райху было 14 лет, его мать покончила с собой, а три года спустя от туберкуле за умер отец. Райх, тогда еще ученик, пытается спасти ферму, но в Первую мировую войну теряет дом и покидает родину, отправившись служить офицером в австрий скую армию. После войны он едет в Вену, какое-то время слушает лекции по юрис пруденции, но затем решает заняться изучением медицины.
Райх открыл Фрейда случайно. «Изголодавшись от четырехлетнего безделья во вре-лля Первой мировой войны и наделенный способностью учиться быстро, основатель но и систематически, я набрасывался на все, что попадалось мне на пути и казалось достойным внимания... Перед тем как вступить в Венское психоаналитическое объе динение, я приобрел такие же многосторонние знания по сексологии и психологии, как в естественных науках и натурфилософии...» (Reich [1942b] 1969, 31).
Как и сегодня — здесь, пожалуй, несмотря на полвека прогресса, мало что изме нилось, — молодой медик изучал тогда все, что касалось болезней человека, но прак тически ничего, что было связано со специфическими природными, психическими, общественными или экономическими условиями жизни и особенно с сексуально стью. Чтобы хоть как-то восполнить этот пробел, в январе 1919 года интересовав шиеся студенты организовали семинар по сексологии, для которого всесторонне начитанный Райх должен был стать «ценным приобретением». В это время он на талкивается на «Три очерка по теории сексуальности» (1905): «Нужно знать атмо сферу в сексологии и психиатрии до Фрейда, чтобы понять воодушевление и облег чение, которые я почувствовал, когда прочел его книгу... Сексуальное влечение влачило в науке жалкое существование... Фрейд построил улицу, ведущую к клиническому пониманию сексуальности. Зрелая сексуальность возникает, пройдя несколько эта пов развития в детстве. Многое сразу стало понятным. Сексуальность и продолже ние рода — это не одно и то же... Сексуальное переживание является гораздо более обширным, чем генитальное... Фрейд раскрыл противоречие в мышлении и привнес логику и порядок» (Reich [1942b] 1969, 38).
Летом 1919 года Райх выступает на студенческом семинаре с докладом, посвя щенным понятию либидо, который было опубликован позднее (1922). Ему удается показать взаимосвязь между известными теориями сексуальности. До Фрейда авто ры обозначали термином «либидо» просто сознательное стремление к сексуальному поведению. Это слово было заимствовано из психологии сознания. Но никто не знал, что означало «либидо». Фрейд считал, что понять влечение невозможно. Все, что мы переживаем, — это всего лишь дериваты влечения: сексуальные представления и аффекты. Райх интерпретировал Фрейда следующим образом: само по себе влече ние нами осознаваться не может, ибо оно и есть то, что нами управляет. Мы являем ся его объектом, а сексуальное влечение можно познать лишь по аффективному проявлению, точно так же, как электричество можно измерить лишь благодаря его энергетическим проявлением, но при этом сущности электричества, собственно говоря, мы не знаем Если до Фрейда понятие «либидо» означало ощутимое созна тельное сексуальное желание, то, по мнению Райха, «либидо» в теории Фрейда не может быть ничем другим, кроме как энергией самого полового влечения (там же, 39). Очарованный последовательным естественнонаучным мышлением Фрейда, Райх считает, что эту энергию все же когда-то удастся измерить. Пятнадцать лет спустя он полагал, что сумел доказать тождество биоэлектрической и сексуаль ной энергии (Reich 1934а).
Коллеги Райха по студенческому семинару дружелюбно приняли его выступле ние и избрали Райха руководителем. Райх организовал работу семинара, обеспечи вал литературой и устанавливал контакты с профессорами. Он очень ярко описыва ет свою первую встречу с Фрейдом: «Фрейд отличался от других, прежде всего он держался очень просто. Другие в своем поведении играли какие-то роли... Фрейд говорил со мной,как совершенно обычный человек, и у него были проницательные умные глаза... Он спросил про нашу работу на семинаре и счел ее очень разумной. Мы поступили правильно... Фрейд говорил быстро, деловито и живо. Движения его рук были естественными. Во всем сквозила ирония. Я пришел встревоженный, а ушел радостным и счастливым. За этим последовали четырнадцать лет необычайно интенсивной работы в психоанализе. В конце я пережил из-за Фрейда тяжелое раз очарование, которое, к счастью, не стало причиной ненависти и отвержения» (Reich [1942b] 1969, 43).
Встреча с Фрейдом определяет профессиональный выбор Райха: он становится приверженцем психоанализа и в дальнейшем занимается в основном четырьмя про блемами, а именно: развитием фрейдовской теории причин неврозов, углублением разработанной Фрейдом теории влечений, разработкой научной теории терапевти ческой техники и изучением причин подавления сексуальности.
В конце 1919 года — в 21-летнем возрасте — Райх становится психоаналитиком. В то время прохождение учебного анализа пока еще не считалось обязательным. Райх принимает участие во всех заседаниях Венского психоаналитического объединения. Большинство его гораздо более старших коллег были поражены любознательностью и умом молодого студента Райха. После доклада, посвященного анализу либидиноз-ного конфликта в драме Ибсена «Пер Гюнт», в октябре 1920 года Райха принимают в члены Венского психоаналитического объединения.
ЛИБИДО И ФУНКЦИЯ ОРГАЗМА
Теория и техника психоанализа возникли как ответ на проблемы при лечении истерических больных. Фрейд вскоре обнаружил, что истерические симптомы ис чезали, если детские воспоминания, лежавшие в основе истерии, сопровождались эмоциями. Вслед за этим Фрейд сформулировал гипотезу, согласно которой терапев тический эффект основывается на эмоциональной разрядке, связанной с воспоми нанием, а истерические симптомы представляют собой аномальную форму разряд ки количеств возбуждения, которые не могли быть отведены иначе. Таким образом, Фрейд уже относительно рано установил связь между психическим заболеванием и эмоциональной энергией. Если энергию удавалось разрядить, психическое заболе вание не возникало. Еще в 1894 году он говорил о количествах возбуждения, которые могли уменьшаться, возрастать, смещаться, разряжаться и распространяться по мне-мическим следам представлений, словно электрический ток по поверхности тела (I, 74). Тщательный анализ истерических симптомов привел Фрейда к понима нию того, что это возбуждение имеет сексуальную природу: по какой бы причине или при каком бы симптоме оно ни возникало, в конечном счете оно обязательно проявлялось в сексуальных переживаниях пациентов. Их воспоминания показали Фрейду, что уже совсем маленькие дети имеют не только сексуальные пережива ния, но и сексуальные чувства и фантазии. Фрейд расширил понятие сексуальности и с тех пор стал обозначать им, кроме взрослого генитального, любое сопряженное с удовольствием возбуждение (см. статью Б. Ницшке в т. I). Сексуальное возбужде ние — отныне называвшееся Фрейдом «либидо» — могло также распространяться или аккумулироваться не только в генитальных частях тела, прежде всего в так назы ваемых эрогенных зонах. Это привело Фрейда к формулировке вышеупомянутой ги потезы о том, что возбуждение может распространяться, подобно электрическому току по поверхности тела. Позднее он писал: «Каждый, кто видит, как удовлетво ренный ребенок отпадает от груди, с покрасневшими щеками и радостной улыб кой погружается в сон, тот должен сказать, что эта картина во многом сохраняется и для выражения сексуального удовлетворения в последующей жизни» (V, 82).
Для Райха разработанная Фрейдом теория либидо является жизненным нервом психоанализа, и он активно начинает заниматься теоретическим и эмпирическим обоснованием «экономического фактора» этой теории. Райх пока еще не подозревает, насколько из-за этого он отдаляется от Фрейда и его коллег, которые как раз в то вре мя, когда Райх расширяет теорию либидо Фрейда, уделяют все меньше внимания динамике влечений и все более сосредоточиваются на содержании и структуре пси хической жизни, то есть на разработке психологии Я.
В 1905 году Фрейд называет три проблемы, которые в то время казались ему неразрешимыми с позиции теории либидо: антитеза напряжения и удовольствия в сексуальности, недостаточное знание сущности здоровой сексуальности и энерге тическая динамика страха. Ответы Райха на эти три вопроса образуют фундамент его сексуально-экономической теории.
Напряжение и удовольствие
Фрейд первым указал на удивительное явление: сексуальное напряжение имеет приятный характер. Согласно господствовавшим представлениям напряжение и удовольствие несовместимы. Почему напряжение, которое обычно воспринима ется как неприятное, в случае сексуальности может восприниматься как приятное? Райх интерпретировал эту проблему следующим образом: в фазе предудовольствия создается напряжение, которое будет ощущаться как неприятное, если не произой дет удовлетворения. Однако удовольствие от воображаемого удовлетворения создает не только напряжение, но и удовлетворяет также небольшое количество сексуаль ного возбуждения. Это незначительное удовлетворение и перспектива значительно го конечного удовольствия заглушают неудовольствие от напряжения перед полным отводом (Reich [1942b] 1969, 551—552). При этом Райх опирался на современные психологические исследования, поставившие под сомнение представления о том, будто наши ощущения являются лишь пассивными переживаниями без активного вмешательства Я, и показавшие, что любое восприятие обусловливается активной «установкой» по отношению к данному раздражителю (см. Buntig 1977). Теперь появилась возможность объяснить, почему те же самые раздражители, которые, как правило, вызывают ощущение удовольствия, в других случаях, при другой внут ренней установке, таковыми не воспринимаются или даже вызывают неудо вольствие.
Таким образом, удовольствие от сексуального напряжения объяснялось ожидав шейся разрядкой после оргазма, а переживание удовольствия — удовлетворитель ной разрядкой возбуждения во время оргазма. Райх пытается здесь преодолеть дуализм влечения и удовольствия, а также дуализм количества возбуждения и каче ства удовольствия. Райх приходит к тому, чтобы усматривать во влечении ничто иное, как моторную сторону удовольствия. Он выделяет в удовольствии моторно-актив-ный и сенсорно-пассивный компоненты, которые сливаются в единое целое. Ощу щение удовольствия и моторная активность при половом акте являются двумя раз ными формами выражения одного и того же процесса возбуждения.
Здесь мы впервые сталкиваемся с характерной для позднего Райха концепцией идентичности и антитезы. Половая активность не обязательно связана с сексуальны ми чувствами или удовольствием, а сексуальные чувства не обязательно ведут к сек суальному поведению. И только в удовлетворяющем сексуальном переживании то и другое сливаются. Удовлетворяющим сексуальным переживанием Райх обо значал следующий процесс возбуждения: возбуждение распространяется от эроген ных зон на все тело, достигает своей высшей концентрации в гениталиях, разряжа ется сначала в произвольных, а затем и в непроизвольных сокращениях мускулатуры и идет на убыль после оргазма, сопровождаясь чувством приятного расслабления, которое распространяется на все тело. Затруднениями в разрядке возбуждения Райх
объяснял неприятное напряжение, которое при прерванном половом акте в ко нечном счете ведет к появлению симптомов неврастении и невроза страха (Reich 1923).
В июне 1921 года Райх излагает эти идеи перед Венским психоаналитическим объединением. Он не находит понимания и решает в своих выступлениях на неко торое время ограничиться клиническими наблюдениями.
Здоровая сексуальность: оргазмическая потенция
В то время ни у кого не было четких представлений о здоровой, ненарушенной, неизвращенной сексуальности. В явном противоречии с первоначальной гипотезой Фрейда о том, что невроз и здоровая сексуальная жизнь несовместимы, другие пси хоаналитики считали, что многие невротические больные ведут нормальную поло вую жизнь. Было ясно, что у импотентного мужчины или у фригидной женщины сексуальность нарушена, но если они вступали в интимные отношения, не имев шие явных перверсий, то в таком случае считались сексуально здоровыми. С тече нием времени Райх научился получать от своих пациентов более точные сведения об их сексуальных переживаниях и ощущениях, и понял, что все они без исключе ния страдали от недостаточного оргазмического удовлетворения.
В 1920 году Фрейд направил на анализ к Райху одного молодого студента, стра давшего множеством соматических недугов и навязчивыми идеями. Когда в пери од лечения пациент впервые получил удовлетворение от онанизма, его симптомы на одну неделю исчезли. Они снова возникали и исчезали при каждом новом удов летворении, пока Райх не раскрыл чувства вины, которые молодой человек испы тывал в связи с мастурбацией. Отныне Райх обращал все большее внимание на то, что его пациенты делали, чувствовали и о чем фантазировали во время полового акта, и в результате выявил нарушение так называемой «нормальной» сексуально сти: мужчины, которые считались вполне потентными и могли похвалиться свои ми многочисленными завоеваниями или частотой эякуляции за ночь, получали очень мало удовольствия от полового акта. Кроме того, анализ соответствующих фантазий показал, что для многих из них половой акт имел вторичное и патоло гическое значение — служил доказательством мужественности, компенсацией чув ства неполноценности, завоеванием из мести и т. д. Женщины были сдержанными и испытывали страх, чувство вины, отвращение и фантазировали об изнасилова нии. Ни у одного из пациентов не было никаких проявлений нежности, радости или удовольствия.
В ноябре 1923 года Райх выступает перед Венским психоаналитическим объеди нением и излагает свою первую формулировку сексуально-экономической теории неврозов, к которой он пришел за три года тщательного исследования данной про блемы (Reich 1924а). Во время дискуссии он сталкивается с холодным молчанием и отвержением, но не теряет духа и продолжает исследовать сексуальность своих пациентов. Он начинает трактовать их неспособность полностью отдаваться своему сексуальному возбуждению и отказываться от произвольного контроля над мышеч ными движениями во время полового акта как причину недостаточного удовлетво рения от сексуальности. Год спустя в докладе, прочитанном на психоаналитическом конгрессе в Зальцбурге, Райх вводит понятие «оргазмическая потенция» и определя ет его как способность отдаваться потоку биологической энергии без какого-либо торможения, способность полной разрядки всего запруженного сексуального возбу ждения посредством непроизвольных, сопровождающихся удовольствием сокраще ний тела (Reich 1924о).
В книге «Функция оргазма» (1927а) , Райх, опираясь на впечатляющее богатст во клинических наблюдений, дает четкое определение оргазмической потенции и детально описывает качественные признаки процесса возбуждения при здоровом, а также неудовлетворительном сексуальном переживании.
В случае оргазмической потенции мы обнаруживаем в прелюдии биологическую готовность и постепенно усиливающееся «спокойное возбуждение». Возрастающая у мужчины и женщины предварительная радость достигает кульминации в спон танном стремлении к копуляции, а сочетающаяся с нежностью пенетрация ведет к усилению удовольствия. Произвольные вначале движения совершаются без труда и ритмично, без спешки и мягко. Не тревожась мыслями о внешнем мире, оба парт нера полностью отдаются приятным ощущениям, а периоды покоя не ведут к сни жению возбуждения. Возрастающее возбуждение в конечном счете выливается в непроизвольные сокращения генитальной мускулатуры, которые у мужчины пред шествуют эякуляции и ведут к оргазму. Возбуждение от гениталий переходит на тело, а вся мускулатура, совершая непроизвольные мощные сокращения, оказывается за действованной в оргазме. По телу распространяется чувство «таяния», сознание ста новится слегка помраченным. В момент кульминации возникает приятное физи ческое и психическое расслабление, появляется чувство гармонии с партнером и сильное желание отдыха или сна.
В отличие от этого при оргазмической импотенции в первой фазе можно вы явить недостаточное или чрезмерное возбуждение, у мужчины «холодную» эрекцию, у женщины — «сухое влагалище», недостаточную эмоциональную включенность и недостаточную или затянутую прелюдию. После этого у мужчины возникает либо страх пенетрации, либо он проникает в женщину садистским образом, бесчувствен но и без нежности. У женщины возникают страх повреждения и/или фантазии об изнасиловании; и у мужчины, и у женщины в момент копуляции происходит спад ощущения удовольствия. Последующие произвольные сексуальные действия в той или иной мере являются механическими, поспешными, неритмическими и фор сированными. Способность отдаваться существующему в данный момент пере живанию нарушается навязчивыми идеями, представлением о долге, решимостью «сделать это» или страхом осечки. Периоды покоя часто ведут к значительному сни жению возбуждения. Непроизвольные движения генитальной мускулатуры в конеч ном счете являются значительно редуцированными или отсутствуют полностью. Ощущения удовольствия остаются локализованными в гениталиях и не распростра няются по всему телу. Многие люди имитируют возрастающее возбуждение и не произвольные движения мускулатуры тела и лишь с большим трудом достигают ло кализованного оргазма. Ни на мгновение они не теряют головы и даже в момент кульминации их сознание не помрачается. После кульминации возбуждение не раз ряжается полностью, что иногда становится причиной бессонницы, несмотря на сильнейшую усталость и истощение.
Вместо чувства единения с партнером Райх обнаруживает отвращение, отвер жение, безразличие или ненависть к партнеру, иногда чувство пустоты и так назы ваемую «tristesse apres».
Страх и теория сексуальной экономики
Еще в 189 5 году Фрейд постулировал, что сексуальная энергия является источни ком некоторых форм невротического страха. Фрейд говорил об актуальном неврозе, если страх не имеет психического содержания и просто является следствием фруст-рированного возбуждения, и противопоставлял его психоневротическому страху, который объяснялся травматическими переживаниями в детстве (см. статью Д. Айке в т. I). В своей теории оргазма Райх отходит от этого строгого разделения и решает проблему (которая казалась Фрейду практически неразрешимой), каким образом сексуальное возбуждение может трансформироваться в страх. Его кли нические наблюдения отчетливо показали, что любой психоневроз имеет актуаль но-невротическое ядро, а каждый актуальный невроз — психоневротическую над стройку. Вначале Райх считал, что в оргазмической импотенции он обнаружил новый симптом, который является общим для всех неврозов, но вскоре установил, что неспособность полностью отдаваться неконтролируемым проявлениям энер гии при оргазме в конечном счете является причиной всех неврозов. Помрачение сознания при оргазме представляет собой важную предпосылку ритмичных, не произвольных мышечных сокращений всего тела, которые в свою очередь явля ются условием полной разрядки сексуального возбуждения. Если кортикальное торможение наслаивается на спинальные рефлекторные мышечные движения при оргазме, то полная разрядка не происходит, а возникает частичный застой возбу ждения. Райх был убежден в правильности первоначальной гипотезы Фрейда о том, что физическое сексуальное возбуждение трансформируется в страх, если остается заблокированным путь к его восприятию и отводу. Но почему так происходит? Не является ли сексуальное возбуждение чисто физическим процессом, тогда как кон фликты при неврозах имеют чисто психический характер? Райх пишет по этому по воду: «Не может быть иначе, чтобы незначительный конфликт не сопровождался незначительным нарушением равновесия сексуальной энергии. Небольшой застой усиливает конфликт, а он в свою очередь — застой. Подобным образом психиче ский конфликт и застой физического возбуждения взаимно усиливают друг друга. Центральным психическим конфликтом являются отношения между родителями и ребенком. Он существует при любом неврозе. Он представляет собой историче ский эмоциональный материал, которым в содержательном отношении питается невроз... И все же сам по себе конфликт между родителями и ребенком не мог бы вызвать стойкого нарушения психического равновесия, если бы не получал по стоянной подпитки от актуального застоя возбуждения... Таким образом, застой возбуждения всякий раз оказывается актуальным фактором заболевания, который питает невроз не только содержательно, но и энергетически» (Reich [1942b] 1969,102).
Отныне Райх стал называть актуальный невроз застойной тревогой. В 1924 году он лечил двух женщин, страдавших неврозом сердца, и наблюдал, что страх исчезал, как только у них возникало генитальное возбуждение, и наоборот, любое торможе ние вагинального возбуждения непосредственно вызывало чувство стеснения и стра ха в области сердца. Это наблюдение не только наглядно подтвердило первоначаль ное представление Фрейда об отношениях между либидо и тревогой, но и позволило Райху локализовать ощущение страха: этим местом являлась область сердца и диа фрагмы. Одна из этих двух пациенток страдала также уртикарией. Таким образом, застойное сексуальное возбуждение и тревога были каким-то образом связаны так же с функциями вегетативной нервной системы. Райх сделал из этого вывод, что сек суальное возбуждение не трансформируется в страх, как предполагал Фрейд, но одно и то же возбуждение, которое в гениталиях проявляется как ощущение удовольст вия, дает о себе знать в виде страха, если затрагивает сердечно-сосудистую систему. Эти мысли привели Райха к разработке предварительной гипотезы о страхе как пси хическом эквиваленте вазомоторного невроза (Reich 1925а) и позволили наметить подход к последующим исследованиям антитетических функций симпатической и парасимпатической нервной системы при возникновении психосоматических заболеваний.
Реакция на теорию оргазма
Разработанная Райхом теория оргазма является естественным продолжением фрейдовской теории либидо и основой всех его последующих работ. Она была поня та лишь немногими. Карл Абрахам поздравил Райха с удачной формулировкой эко номического фактора невроза (Boadea 1973,19), а Артур Кронфельд назвал книгу Райха «Функция оргазма» (1927а) важнейшей работой после «Я и Оно» Фрейда. Ценную поддержку ему оказал также Эдуард Хичманн, директор Психоаналитиче ской поликлиники. И все же реакция большинства аналитиков была недоумеваю щей, амбивалентной или отвергающей. Когда Райх представил Фрейду свою руко пись, тот спросил с обескураживающей холодностью: «Такая толстая?», а позднее подтрунивал над теорией оргазма, называя ее «любимым коньком» Райха (Boadea 1973,21).
В Венском психоаналитическом объединении появились первые признаки рас кола. Райх коренным образом модифицировал фрейдовскую теорию либидо как раз тогда, когда сам Фрейд от нее отошел: «Не бывает так, чтобы страх возникал из вы тесненного либидо. Если раньше я бы довольствовался утверждением, что после вы теснения вместо ожидаемого проявления либидо возникает определенная степень страха, то сегодня я бы отказался от этих слов» (XIV, 138).
Некоторые непосредственно перенимали концепцию Райха; большинство ее игнорировали или, того хуже, перенимали, не признавая авторских прав Райха, словно она являлась всеобщим достоянием психоанализа. Приведенный Боаделлой (Boadea 1973) список плагиаторов, в котором фигурируют такие имена, как Фени-хель и Эриксон, к нашему стыду, является длинным.
Наблюдения Райха никогда всерьез не были опровергнуты. Исследования Кин-си (Kinsey 1948,1953) и Мастерса и Джонсон (Masters, Johnson 1966) сложно срав нить с исследованиями Райха, поскольку любую кульминацию полового акта, отре шаясь от целостности отношений партнеров, они называют оргазмом, то есть смешивают в одну кучу реакции оргазмической потенции и импотенции. Более де тальное обсуждение этих и других подобных работ можно найти у Боаделлы.
Тейдж Филипсон (Phiipson 1952) и Александр Лоуэн (Lцwen 1965) углубили исследование Райха отношений между сексуальностью и личностью в целом, тогда как Теодор Вульф (Wofe 1942) — один из пионеров психосоматической медицины в Америке — считает, что в книге Райха «Функция оргазма» (Reich 1927а) содер жится ключ к пониманию психосоматической проблемы.
ТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ТЕХНИКА
Фрейд довольно рано обнаружил, что симптомы его истерических пациентов ре дуцировались, если у них удавалось вызвать энергетическую реакцию в форме эмоцио нальной разрядки; под этим мы подразумеваем всю область произвольных и непроиз вольных рефлексов, благодаря которым, согласно опыту, отводятся аффекты, — от плача до реального акта мести. Если эта реакция возникает с достаточной интен сивностью, то значительная часть аффекта исчезает; в обыденном языке эти факты повседневного наблюдения обозначаются такими словами, как «выплакаться», «пе ребеситься».
Фрейд уже заменил гипноз своим «методом концентрации», основное правило которого заключалось в требовании к пациенту высказывать все непроизвольные мысли, приходившие ему в голову, даже если они были неприятными и обычно отбрасывались. Многие годы терапевтическая техника психоанализа состояла исклю чительно из этого так называемого «свободного ассоциирования», эффективность которого зависела от того, насколько она способствовала разрядке некоторого коли чества возбуждения.
С помощью свободных ассоциаций Фрейд вскоре открыл феномен сопротивле ния: пациенты бурно защищались во время лечения от определенных воспомина ний и мыслей. Из этого Фрейд сделал вывод, что забывание является результатом активного процесса, который он вначале называл защитой, а затем вытеснением, функция вытеснения заключается в том, чтобы ослабить эмоционально заряженные идеи и, таким образом, защитить пациента от болезненных эмоциональных пере живаний.
Доктрина вытеснения стала одним из двух столпов теоретического сооружения психоанализа; другим являлось учение о так называемом переносе. Фрейд обнару жил, что его пациенты переносили интенсивные аффективные установки и реакции сексуального, нежного или враждебного характера по отношению к людям из сво его прошлого на терапевта Перенос и сопротивление тесно друг с другом связаны — ведь именно терапевт в конечном счете угрожал своим анализом разрушить защиту от болезненных переживаний с помощью вытеснения, и Фрейд поначалу (но также еще в 1912 году) видел в переносе сильнейшую помеху лечению. Однако в 1923 году он писал: «Этот перенос... в руках врача становится мощнейшим вспомогательным средством лечения и играет в динамике процесса излечения роль, которую едва ли можно переоценить» (XIII, 23). Однако первое время психоанализу не удавалось раз работать практического, систематического метода анализа сопротивления. Это вы пало на долю Райха.
От интерпретации сопротивления к характероанализу
В сентябре 1922 года на Международном психоаналитическом конгрессе в Бер лине Фрейд читает доклад под названием «Я и Оно», в котором отчетливо прояви лось смещение его интереса от подавленных влечений к защитным механизмам Я. Сами по себе эти защитные силы, хотя и являются компонентами Я, остаются боль шей частью бессознательными. В том же докладе Фрейд описывал так называемую «негативную терапевтическую реакцию», которой объяснялось то, что состояние многих пациентов в результате анализа не только не улучшалось, но даже ухудша лось, и которую Фрейд затем отождествил со своим гипотетическим «влечением к смерти», постулированным им в 1920 году. В заключительный день конгресса он предлагает конкурсную тему — взаимосвязь между аналитической теорией и те рапевтической техникой. Райх не принимает участия в этом конкурсе, но по его пред ложению организуется Венский семинар по психоаналитической терапии, руково дителем которого вначале был Нунберг, а с 1924 по 1930 год — сам Райх.
Прежде с сопротивлениями обходились следующим образом: нравоучениями, требованиями, призывами, добрыми советами пациента воспитывали и приучали к тому, что «необходимо быть лучше». Нунберг тоже придерживался старой тера певтической формулы, считал подъем подавленных импульсов в сознание важнейшей терапевтической задачей, а установление позитивного переноса — лучшим средст вом склонить пациента к сотрудничеству. Однако он видел также, что сопротивле ния становились тем сильнее, чем глубже проводился анализ и чем ближе терапевт Подбирался к травматической ситуации.
Первым важным результатом работы на техническом семинаре явилось наблю дение Райха, что большинство анализов многих аналитиков постоянно создавало хаотическую ситуацию, в которой возникала беспорядочная масса воспоминаний, сновидений и ассоциаций без терапевтического успеха. Безэмоциональные выска зывания пациентов не вели к катартическим реакциям и энергетическим разряд кам, которые Фрейд считал необходимым условием излечения. По предложению Райха участники семинара в течение года изучали сопротивления своих пациентов, то, как они проявлялись на практике. Такой тщательный анализ процесса терапии представлял собой нечто новое и требовал от участников семинара большой откры тости. Райх воодушевлял их своим примером, проводил дискуссии, посвященные те рапевтическому методу, и разбирал свои характерные ошибки.
С течением времени на семинаре удалось выяснить типичные формы защиты пациентов: чтобы сопротивляться анализу и по возможности избежать болезненных воспоминаний и чувств, пациенты вели себя либо чересчур дружелюбно, излишне до верчиво и идеализировали своих терапевтов, либо необычайно формально, конвенцио нально и корректно; другие пациенты при выражении болезненных или неприятных воспоминаний и фантазий оставались неадекватно спокойными или равнодушными. Некоторые пациенты скрывали свои чувства за высокомерным, неискренним смехом; и, наконец, были пациенты, которые защищались от анализа, проявляя псевдоагрес сивность по отношению к терапевту.
Благодаря клиническим примерам Райху удалось показать, что все эти формы сопротивления проявлялись при переносе в виде скрытого сомнения, недоверия и враждебности к аналитику. Он сделал вывод, что все интерпретации бессознатель ного материала оказывались безрезультатными для разрешения инфантильных кон фликтов пациента и для терапии, если до этого в достаточной мере не были проана лизированы скрытые негативные установки по отношению к терапевту и пока пациент их не осознавал и не выражал непосредственно аналитику в форме злости или страха.
Даже если анализ внешне протекал упорядоченно, то при более детальном ис следовании сопротивлений все же оказывалось, что пациент систематически ха рактерным для себя образом защищался от анализа и связанного с ним разоблаче ния скрытых чувств. После этого Райх и его коллеги по техническому семинару стали уделять основное внимание не отдельным сопротивлениям, а исследованию специфических форм сопротивления или структур характера. Основываясь на этих исследованиях и собственном опыте работы в психоаналитической клинике с им пульсивными и психопатическими больными, Райх ратовал за переход от анализа симптомов к терапии характера (Reich 1925b). В 1926 году Райх впервые изложил свои мысли по поводу характероаналитической техники на техническом семинаре (Reich 1927b), а несколько позже — на встрече ближайшего окружения Фрейда в его доме. Здесь впервые проявляются расхождения между Райхом, с одной сто роны, и Фрейдом и аналитиками традиционного направления — с другой. На во прос Райха о том, что следует анализировать вначале — инфантильные эротиче ские желания или скрытое защитное поведение и недоверие к терапевту, Фрейд реагирует резко: «Конечно, инцестуозные фантазии надо интерпретировать, как только они появляются» (Reich [1942b] 1969,147). Райх оказался разочарован, поскольку был убежден, что сам Фрейд заложил основы характероанализа, указав на важность преодоления сопротивлений. Реакция на его идеи показала Райху, что лишь немногие аналитики были готовы за ним последовать и отважиться на прямую конфронтацию с подавленной враждебностью пациента, как того тре бовала характероаналитическая техника. Уже в первой своей публикации, посвя щенной характероанализу, Райх заставил задуматься: «В каждом случае, когда применяется характероаналитическая техника, она вызывает бурные эмоциональ ные вспышки, часто даже опасные ситуации, а потому в техническом отношении всегда надо быть хозяином ситуации... Многие аналитики из-за этого, наверное, отвергнут метод... Но ко многим неврозам с помогцью мягких средств нельзя под ступиться» (Reich 1927с).
На 10-м Психоаналитическом конгрессе в Инсбруке (1927) Райх впервые вво дит понятие панциря характера, который состоит из многих слоев защитных реак ций против подавленных влечений и реактивной, вызванной подавлением влечений враждебности. Райх понимал функцию панциря характера как «замороженную ис торию». Каждый неразрешимый конфликт в развитии индивида оставляет после себя след в его характере в форме ригидных манер, способов поведения и выражения, служащих защите от эмоций. Райх установил здесь четкую связь между сексуально-экономической теорией запруженных эмоций и понятием структуры характера: эмоция связана в панцире характера, а эмоциональная разрядка и психоаналитиче ское исцеление невозможны, пока панцирь характера поддерживает пациента в борьбе с сильными чувствами.
В работе Райха «Характероанализ» (Reich 1933а), ставшей классической лишь спус тя многие годы после его смерти, можно выделить три основных момента: 1) развитие систематической техники интерпретации характерологических установок пациен та с целью освободить от брони его подавленную эмоциональность; 2) необходимость иметь четкое представление о цели аналитической терапии, а именно о сексуально-экономической трансформации невротического поведения в здоровое; 3) системати ческое описание различных структур характера и типичных конфликтных ситуаций в детстве, которые они продуцировали. Райх не описывал подробно технику характе-роанализа, поскольку «аналитической технике все равно нельзя научиться по кни гам... ей можно научиться только благодаря тщательному разбору случаев на семи нарах и в ходе контрольного анализа» (там же).
Генитальный характер и невротические структуры характера
Райх выделял в структуре личности своих пациентов три слоя. На поверхности можно было увидеть фасад сдержанности, навязчивой любезности, фальшивого дру желюбия и уступчивости, о который разбивалось большинство анализов, если не удавалось его преодолеть. За ним находится слой вторичных влечений и потребно стей — весь скрытый негативизм вытесненного бессознательного по Фрейду. Бла годаря упорной характероаналитической работе Райху часто удавалось проникать и за этот слой и добираться до слоя первичных потребностей. Райх называл индиви да, поступки которого определялись этими первичными «по природе моральными» импульсами, генитальным характером. Он и в сознании идентифицирован со своим ядром; и наоборот, импульсивные характеры и психопаты идентифицируются с вто ричной враждебностью, возникающей в результате подавления влечений, тогда как личности с невротической структурой характера идентифицируются с соответствую щим типичным для них фасадом характера.
Генитальный характер находится в контакте со своими первичными потребностя ми и чувствами и без препятствий со стороны панциря характера или навязчивой мо рали способен регулировать свои потребности в соответствии с требованиями внешне го мира (Reich 1929а) (см. также Buntig 1977). Разумеется, генитальный характер — во всяком случае в нашей культуре — представляет собой идеальную картину, однако Райх считал, что в ходе терапии поведение его пациентов резко менялось в направле нии саморегуляции, будь то в их отношении к работе или в сексуальном поведении 3.
При формировании различных невротических структур характера Райх выделя ет шесть важных факторов: 1) время, когда был фрустрирован импульс; раннее подавление потребности ведет к интенсивным защитным реакциям, направленным против импульса; если же импульсы, прежде чем оказаться фрустрированными, были полностью развиты, то впоследствии они импульсивно отыгрываются, чтобы пре одолеть сильное чувство вины; 2) степень жесткости панциря характера зависит от интенсивности фрустрации импульсов; 3) тип фрустрированного импульса (ораль ный, анальный, генитальный и т. д.) определяет тип формирующегося характера; 4) соотношение между фрустрацией и свободой: сексуальная гиперстимуляция и последующее подавление сексуальных импульсов родителями ведет к определен ным осложнениям; 5) в зависимости от фазы развития особую роль имеет пол фру-стрирующего родителя; б) противоречивость различных фрустраций.
В результате систематизирования характерных форм поведения и защиты в от вет на типичные ситуации фрустрации в детстве Райх в то время (Reich 1933а) выде лял следующие структуры характера: фаллически-нарциссический и пассивно-жен ственный мужчина, маскулинно-агрессивная и истерическая женщина, а также обсессивный характер у людей обоего пола.
Усовершенствование Райхом аналитической техники и углубление психоаналити ческого понимания характерных форм сопротивления в связи с первичными конфлик тами, которые они продуцировали, рассматривалось — несмотря на сопротивление консервативных аналитиков — как значительный вклад в психоанализ. Вместе с тем его совершенно новый клинический подход к проблеме мазохизма стал причиной рез кого противостояния с Фрейдом и большинством психоаналитиков в Германии.
Мазохизм
До Райха считалось, что лечить больных, страдающих мазохизмом, особенно тя жело. Потребность страдать не поддавалась объяснению, противоречила нормаль ному стремлению искать удовольствия и избегать боли. Фрейд, который первона чально считал мазохизм проявлением садизма, направленного против собственной персоны, в 1920 году постулировал «влечение к смерти», чтобы объяснить отказ пси хоаналитической ассоциативной техники при лечении мазохистских больных, и ввел понятие первичного мазохизма. Потребность страдать рассматривалась теперь как первичный инстинкт, а именно как проявление влечения к смерти, тогда как садизм в свою очередь считался направленным вовне первичным мазохизмом. Фрейд признавал, что тем самым он оставил почву естественных наук и что влечение к смер ти представляет собой гипотезу, не основанную на клиническом опыте. Однако в дальнейшем он относился к ней как к клиническому факту (Boadea 1973). В прак тике Райха был случай, когда, следуя ошибочному представлению о том, что мазо хист ищет боли и буквально испытывает облегчение от удара, и тщетно в течение многих месяцев пытаясь исцелить мазохистского пациента с помощью обычных аналитических методов, он потерял терпение: «Когда он снова меня попросил его ударить, я спросил, что он скажет, если я уступлю его желанию. Он засиял от счастья. Я взял линейку и два раза ударил его по заду. Он сильно закричал, от удо вольствия не осталось и следа...» (Reich [1942b] 1969, 218). Таким образом, боль и неудовольствие не являлись целями влечения мазохиста. И все же откуда взялось это стремление терпеть муки? Райх добился успеха в лечении данного пациента, когда последовательно интерпретируя каждый мазохистский импульс, который пациент проявлял в ситуации переноса, как инвертированный садизм, то есть как подавленное стремление нанести вред. Оказалось, что мазохист, как и любой другой человек, стремится к удовольствию и разрядке, но как никто другой боится оргазма и с ним связанного исчезновения границ Я. Если другие характеры вообще не допускают
сексуального возбуждения в области гениталий или «убегают в страх», то есть пере рабатывают догенитальное раздражение в невротические симптомы, то мазохист ский характер позволяет возбуждению возрасти «до высшей точки», чтобы затем отреагировать сильнейшей тревогой. Тем не менее в этом состоянии крайнего сек суального застоя мазохист — как и любой другой — не желает ничего иного, кроме разрядки своего напряжения, чтобы иметь возможность расслабиться. Поскольку у мазохиста удовольствие связано с особенно сильными чувствами вины, он прово цирует усиление возбуждения посредством реального или воображаемого примене ния внешней силы, чтобы все же достичь разрядки, не будучи за это ответственным (и не испытывая чувств вины).
В 1932 году в своей работе «Мазохистский характер» Райх дает детальное описа ние этой структуры и лежащих в ее основе динамических сил, опровергая клиниче скими фактами постулированное Фрейдом влечение к смерти. Мазохизм является прототипом вторичного влечения. «[Он] не соответствует ни одному биологиче скому влечению. Он является следствием нарушения удовлетворения и всегда безуспешной попыткой коррекции этого нарушения. Он является результатом, а не причиной невроза. Мазохизм есть выражение сексуального напряжения, кото рое невозможно излить. Его непосредственным источником является страх удо вольствия или страх оргазмической разрядки. Суть его — добиться именно того, чего он больше всего боится: исполненного удовольствием устранения напряжений, которые воспринимаются как растрескивание или разрыв и вызывают страх... Страдание и терпение являются результатами потери органической способно сти к удовольствию» (Reich [1942b] 1969, 220-221).
Сексуально-экономические выводы, касающиеся энергетической идентичности и функциональной антитезы сексуального удовольствия и страха, прояснение про блемы мазохизма и определение психического здоровья через описание генитально го характера образуют основу для последующего углубления психофизиологическо го понимания состояний возбуждения у человека и их расстройств. Но прежде чем Райх смог спокойно заняться этими вопросами, ему пришлось выдержать силь нейшие конфликты, причиной которых стало его мужественное и настойчивое ис следование общественных факторов, ведущих к возникновению страха удовольст вия и к подавлению влечений.
ХАРАКТЕР ОБЩЕСТВА
После теории либидо и терапевтической техники психоаналитическая критика общества (см. статью Ф. Шледерера в т. II) была третьим направлением в психо анализе, которое Райх стал теоретически развивать и клинически обосновывать в тот момент, когда Фрейд начал сдавать свои позиции. После того как давление на психоанализ в условиях усиливающегося влияния фашизма стало огромным, он не отказался ни от общественно-критических притязаний психоанализа, имплицитно содержавшихся в ранних сочинениях Райха, ни от человека, которого он не раз убеждал в необходимости обратить богатство психоаналитических идей в практику.
Будучи первым ассистентом Венской психоаналитической поликлиники, Райх в течение многих лет имел возможность убедиться, что неврозы были не капризами Неудовлетворенных дам общества — как утверждали противники психоанализа, — а в эндемическом отношении охватывали все слои населения. Два часа ежедневно Клиника была открыта для консультирования и лечения людей, которые не могли платить аналитикам. И каждый день' Райх сталкивался здесь с сексуальными и мате риальными проблемами рабочих. Вместе с тем он основательно изучал теоретиче ские проблемы в литературе и всегда стремился использовать новые теоретические подходы для совершенствования клинической практики, и наоборот, привлекать клинический опыт для развития теории. Постепенно у него выкристаллизовались три основных круга проблем: во-первых, изменение неврозов посредством реформы детского воспитания, во-вторых, преодоление враждебного отношения общества к чувственному удовольствию посредством сексуальной реформы и, в-третьих, пре одоление авторитарного подавления в обществе посредством социальных реформ. Три эти проблемы тесно взаимосвязаны. В возникновении неврозов Райх выделил три важные фазы: в раннем детском возрасте (1 ), в период наибольшей зависимости, закладываются основные структуры характера, способствующие подавлению чувст венного удовольствия; в подростковом возрасте (2), когда сексуальные потребности наиболее сильны, а перспективы удовлетворения наименьшие, невроз закрепляется; а в вынужденном браке (3), в котором сексуальные и экономические потребности находятся в конфликте, цементируется. Райх видел, что сексуальное подавление, ра зоблаченное благодаря открытиям психоанализа, сопровождается экономическим подавлением, о котором говорили социологи-марксисты. Сексуальное и экономиче ское подавление слиты воедино в патриархальной семье, как это было описано Эн гельсом: современная индивидуальная семья основывалась на экономическом пора бощении женщины. Современное общество являлось массой, состоявшей из таких индивидуальных семей. Уже благодаря своему положению кормильца мужчина за нимал доминирующую позицию. В семье он представлял буржуазию, а его жена про летариат (Enges 1948).
Райх изучает социологию не за письменным столом, а в клинической практике и на улицах. В июле 1927 года он впервые становится непосредственным свидетелем политического насилия, когда организованный протест против оправдательного при говора группе милитаристов, бесцельно стрелявших в скопление людей и убивших двух человек, превратился в мятеж и бойню, в результате чего больше сотни убитых и тысячи раненых остались лежать на улице. На следующий день Райх решает соли даризоваться с силами, которые наиболее активно выступали против правительства, стрелявшего в народ, и открыто выражали свое неодобрение его действиями. Райх становится членом организации «Рабочая помощь», подразделения Австрийской коммунистической партии.
Райх надеялся найти общую основу психоанализа и марксизма (см. статью Э. Федерна в т. II), но лишь спустя пять лет понял, что сидел между двумя стульями. В практике не было ничего, что могло бы его остановить. Как аналитик он занимал ся лечением, развивал свои сексуально-экономические идеи и разрабатывал и со вершенствовал аналитическую технику. Как коммунист он принимал участие в де монстрациях, маршах протеста и массовых митингах и выступал перед студентами и рабочими, рассказывая о сексуальных нуждах масс и критикуя буржуазную мо раль. В обоих движениях имелись теоретики и функционеры, которые не хотели и слышать о синтезе психоанализа и марксизма и в конце концов, несмотря на все усилия Райха продемонстрировать очевидное сходство двух направлений, содейст вовали его исключению из коммунистической партии, а также из Немецкого и Ме ждународного психоаналитического объединения. В 1928 году на большом студен ческом собрании он впервые рассказывал о связи психоанализа с марксистской социологией. Присутствовавший на собрании профессор психологии из России на звал всю психоаналитическую теорию происхождения неврозов сказкой и немар ксистской. Это характерное для марксистов отвержение результатов клинических исследований в психоанализе, а также нежелание большинства аналитиков делать социологические выводы из собственных исследований побудили Райха в своем со чинении «Диалектический материализм и психоанализ» (Reich 1929b) обсудить материальные основы психоаналитических данных, диалектические законы, кото рым подчиняется эмоциональная жизнь, а также значение психоанализа для социо логии. В конечном счете Райх пытался доказать, что марксизм и психоанализ вместе служат прогрессу человеческого сознания: марксизм благодаря изучению законов экономического и политического подавления, а психоанализ благодаря раскрытию социального подавления сексуальности.
Многолетняя деятельность Райха в качестве ассистента, а с 1928 года — замести теля директора Венской психоаналитической поликлиники предоставляла ему бо гатые возможности для изучения социальных, экономических и сексуально-эко номических нужд рабочих и служагцих, но он мог терапевтически повлиять на них лишь в незначительной степени. Этого было недостаточно. Райх видел, что масса людей страдает неврозами, и вместе с тем сознавал, что возможностей психоанали тической индивидуальной терапии, чтобы с ними справиться, было явно недостаточ но. Наряду с разработкой и совершенствованием терапевтических методов необхо димо было в первую очередь создать условия для педагогической и консультационной работы, чтобы предотвратить неврозы, прежде чем они возникнут. Поощряемый Фрейдом, в январе 1929 года Райх организовал «Социалистическое общество сексу ального консультирования и сексуальных исследований» и вместе с четырьмя моло дыми врачами-психоаналитиками и тремя гинекологами открыл в общей сложности шесть клиник сексуального консультирования для рабочих и служащих. Ежедневно они были два часа открыты для каждого, кто нуждался в помощи, поддержке, совете и информации, касающейся вопросов воспитания, супружеских проблем, регулиро вания рождаемости, сексуальных проблем и сексуального воспитания. Кроме того, там регулярно читались лекции и проводились дискуссии. Райх нажил себе много численных врагов и поставил на карту не только свою репутацию, но и возможность работать врачом, поскольку занимался проблемами и отстаивал тезисы, которые только сегодня, сорок лет спустя, постепенно начинают обсуждаться общественно стью. Консультировать в клиниках подростков и не состоящих в браке взрослых людей считалось совершенно аморальным, и эти клиники предназначались исклю чительно для консультирования супругов. В отличие от большинства врачей, кото рые в то время рассуждали о правомерности прерывания беременности по меди цинским соображениям, например, если беременность означала явный риск для здоровья и жизни матери и ребенка, Райх выступал за то, чтобы такое же значе ние придавалось социальным, экономическим и характерологическим факторам. Каждая женщина, забеременевшая вопреки своему желанию, должна иметь право на прерывание беременности. Щекотливым вопросом являлись добрачные половые связи, особенно молодых людей. В то время, когда еще бурно дискутировался вопрос о предохранении от беременности в браке, Райх выступал за свободный доступ мо лодых людей к противозачаточным средствам, причем не только для того, чтобы из бежать меньшего из двух зол, а именно беременности у подростков, но и для того, чтобы, устранив их страх перед последствиями сексуальных отношений, предоста вить больше возможностей проверить, действительно ли они подходят друг другу, то есть в конечном счете для того, чтобы предотвратить неврозы. И, наконец, Райх в своих клиниках стремился давать достойное человека объяснение вопросов сексу альности. Если в тогдашнем половом воспитании значение сексуальности сводилось К продолжению рода и к родительской роли, а при объяснении конкретных вопро сов воспитатели обращались к царству растений и животных — причем сравнения с человеком не допускались, — и, кроме того, пытались навязать чувства вины И страха перед половыми заболеваниями и предостерегали от опасностей онанизма и сексуальности в целом, то сегодня в сексуальном воспитании основное внимание уделяется передаче точных и объективных естественнонаучных знаний. В ходе сек суального консультирования Райх интересовался прежде всего качеством и условия ми любовной жизни подростков. Все они хотели иметь и почти все имели половые отношения, но очень часто внутренние и внешние условия для них были крайне не благоприятными. Райху было совершенно ясно, в выборе какой из трех возможно стей — воздержания, мастурбации или партнерской любви — он должен убеждать молодых людей. Райх убеждал их, что они имеют право на удовлетворительную лю бовную жизнь. Половые отношения между состоящими в браке шестнадцатилетни ми людьми считались нормальными, но осуждались до брака, даже если он заклю чался лишь в возрасте тридцати лет. Разоблачая лицемерие буржуазной морали, Райх разворошил осиное гнездо. Ответная реакция сопровождалась самой отъявленной клеветой. Но Райх не дал себя смутить, он ждал этого и был убежден в правильности своего дела. Популярность его клиник и проводившихся в ней мероприятий утвер ждали его в правильности своего дела, и у него сложилось впечатление, что за несколь ко месяцев работы в сексуальной консультации он научился большему, чем за десять лет частной практики.
В то время Райх считал себя психоаналитиком марксистского толка и в надеж де найти резонанс своей революционной деятельности в организации «Рабочая по мощь» и в консультационных клиниках принял приглашение отправиться в Моск ву. На него там обратили внимание благодаря его работе «Диалектический материализм и психоанализ», которая в 1929 году была одновременна опублико вана в Германии и Москве. В России многие марксисты также были убеждены, что психоанализ является «буржуазно-идеалистической философией», но, с другой стороны, психоанализ повсюду практиковался (см. статью Р. Фишера и Е. Фишер в т. II). Райх встречался с аналитиками, ездил по институтам и читал лекции. Наи большее впечатление на него произвела Вера Шмидт, московский психоаналитик, организовавшая в 1921 году детский дом, воспитание в котором не должно было наносить детям невротизирующих травм. В 1934 году она описала свой опыт в ра боте под названием «Психоаналитическое воспитание в Советской России» (Schmidt 1969). В детском доме принципиально не было ни наказаний, ни мораль ного подавления, а окружавшие ребенка люди принимали в расчет соответствую щие его возрасту потребности, интересы и способности. Приучение к опрятности безо всякого принуждения удавалось благодаря добровольному отказу от прими тивного удовлетворения потребностей в пользу более дифференцированного. Сек суальные действия детей поощрялись, а на все их вопросы воспитатели отвечали необычайно свободно. Райх увидел в работе Веры Шмидт первую реальную демон страцию его принципа саморегуляции в раннем детстве. Она реализовала на прак тике то, что Райх считал необходимым условием сексуально-экономического вос питания, способствующего психическому здоровью. Вера Шмидт страдала от такой же враждебной клеветы, что и Райх, и в дальнейшем ей пришлось закрыть детский дом, когда сопротивление партийной бюрократии ее эксперименту усилилось, и она лишилась необходимых средств для продолжения работы. Однако сталини стская реакция пока еще не наступила, и Райх вернулся из России полным надежд, под впечатлением прогрессивной и либеральной позиции, нашедшей свое отраже ние в более либеральных законах, в отношении реформы брачного права, контро ля над рождаемостью и прерывания беременности. (Наступившая затем стали нистская реакция, в результате которой были отменены все достигнутые ранее свободы и в качестве опоры государственной власти введены традиционная мо раль и авторитарное воспитание, явилась одной из причин последующего разоча рования Райха.)
Дебаты с Фрейдом о культуре
В то время на заседаниях в доме Фрейда, где каждые четыре недели собирались деятели психоаналитического объединения, обсуждались отношения между циви лизацией и неврозом и прежде всего вопрос, необходимы ли сексуальное подавле ние и фрустрация влечений как условия формирования культуры. Эти дискуссии легли в основу опубликованной в 1930 году работы Фрейда «Недомогание культу ры». 12 декабря 1929 года Райх читает доклад, посвященный профилактике неврозов. Райх описывает настроения следующим образом: «Все понимали, что... требовались важные решения. Необходимо было обдумать все, о чем говорилось. Психоанализ как движение распространился по всему миру и вызывал много споров. Ответствен ность была велика. Ограничиваться полуправдой было невозможно. Я должен был излагать проблему такой, какой она есть, или молчать. Но и молчать тоже уже было нельзя. Моя работа в области сексуальной политики развивалась по собственным законам; многие тысячи людей устремлялись на мои собрания, чтобы послушать, что психоанализ может сказать по поводу социальных и сексуальных недугов» (Reich [1942b] 1969,167-168).
Райх рассказывал о своей работе в консультационных центрах. Людей, прихо дивших к нему и его коллегам, мало интересовали частности психоаналитической теории возникновения неврозов или структуры психического аппарата. Они нужда лись в советах и ответах на многочисленные конкретные вопросы «когда», «где», «как» и «с кем», касавшиеся их половой жизни. Райх столкнулся с четырьмя вопро сами, требовавшими ответа: «Во-первых, куда в конечном счете ведет психоанали тическая теория и терапия? Куда, если, как и прежде, придерживаться централь ного значения сексуальной детерминации неврозов! Во-вторых, можно ли и дальше делать основной упор на неврозах отдельных людей, которые рассматриваются в частной практике? Психическое заболевание — это подпольно действующая эн демия населения. Все человечество является душевно больным. В-третьих, какое ме сто должно занять психоаналитическое движение в общественном механизме? То, что оно должно его занять, не подлежит никакому сомнению. Речь идет о важ ном социальном вопросе психической экономики, она идентична сексуальной эко номике, если теория сексуальности является до конца продуманной, а не ограничен ной. В-четвертых, почему общество порождает массу неврозов! (там же, 171). Райх, используя статистические данные, показал, что больше половины посетителей кон сультационных центров нуждались в лечении и что даже в закрытых группах, кото рые возникали вне зависимости от сексуальных проблем (школьные классы, разного рода молодежные группы, производственные коллективы и т.д.), процент симптома тических неврозов лишь ненамного отличался от открытых групп в сексуальных кон сультационных центрах. Райх изложил свои взгляды о репрессивной функции при нудительной семьи и описал социальные проблемы пубертата. Он четко выразил свою позицию, согласно которой распространенность неврозов можно уменьшить, если изменить воспитание, семейную жизнь и форму общества. В ответ Фрейд заме тил, что задача психоанализа состоит не в том, чтобы спасать мир. Кроме того, куль тура, построенная на отказе от влечений, в любом случае имеет преимущество, при чем по праву, поскольку ее задача состоит в том, чтобы защитить людей друг от друга вследствие их первичной враждебности. Таким образом, и здесь тоже он не был со гласен с Райхом, считавшим враждебность и ненависть вторичными реакциями На фрустрацию естественной потребности в любви в детском возрасте.
Тем не менее в конце своей книги «Недомогание культуры» Фрейд поднял во прос Райха о том, правомерен ли диагноз, согласно которому многие проявления ци вилизации или даже все человечество оказались невротизированными под влиянием культуры. Фрейд видел две принципиальные сложности: в исследовании и диагно стике невроза культуры отсутствуют возможности для сравнения, подобные тем, что имеются при исследовании отдельных невротиков, которых можно сравнивать со здоровыми людьми, и, кроме того, возникает вопрос: какой смысл анализировать социальный невроз, если никто не властен заставить общество подвергнуться тера пии. «Невзирая на все эти затруднения, можно ожидать, что однажды кто-нибудь отважится на исследование такой патологии культурных сообществ» (Freud, XIV, 505). И все же этот вопрос так и остался у Фрейда открытым. Сам он и официаль ный психоанализ никогда не пытались дать на него ответ. В целом можно сказать, что реакция на идеи, представленные Райхом в ходе дебатов о культуре, была холодной и отвергающей, пропасть между Фрейдом и Райхом стала еще глубже, чем раньше.
Райх стал вынашивать планы покинуть Вену и переехать в Берлин, где психоана литики казались более открытыми к восприятию его характероаналитических идей и в целом были более прогрессивно настроены в политическом отношении. Кроме того, он надеялся найти там лучшие условия для работы. В 1930 году Райх пишет книгу «Половая зрелость, воздержание и брачная мораль», в которой теоретически обобщает свою работу в качестве консультанта по вопросам сексуальности. Он дает в ней обстоятельную критику авторитарной семьи и принудительного брака и опи сывает противоречия, в которых увязнут консервативные стремления провести сексуальную реформу, если не произойдет отказа от традиционных понятий мора ли. В ходе своего последнего визита к Фрейду он обсуждает с ним книгу и пытается еще раз показать различие между естественной и принудительной моралью, а также между типичными формами патриархальной семьи и естественной семейной жиз нью, опирающейся на любовь, взаимное уважение и сексуальную нежность (см ста тью М. Гротьяна «Переписка Фрейда» в т. I). Фрейд реагирует раздраженно: «Ваши взгляды не имеют ничего общего с главной дорогой психоанализа» (Higgins, Raphae 1967).
В Берлине Райх и в самом деле нашел гораздо лучшие условия для распростране ния своих идей в области сексуальной экономики и социальной политики. Его тео рия оргазма была встречена с большим пониманием, многие аналитики приезжали, чтобы обучиться технике характероанализа, и он часто выступал с докладами о соци альных истоках неврозов. В Берлинском психоаналитическом объединении уже име лось несколько аналитиков-марксистов — например, Зигфрид Бернфельд, который еще с 1925 года стал интересоваться отношениями между психоанализом и мар ксизмом; здесь был Отто Фенихель, знавший Райха, когда тот еще жил в Вене, и под держивавший его идеи, и, кроме того, оказавший большое влияние на Эриха Фром ма и Карен Хорни.
Сексуально-политическое движение и крах одной надежды
По счастливой случайности Райх получил еще одно важное подтверждение сво его представления о взаимосвязи между сексуальным подавлением и экономически ми условиями. Малиновски прислал ему для обсуждения копию своего этнографиче ского очерка, посвященного изучению половой жизни тробрианцев (Mainowsd 1929), который оказал значительное влияние на будущие идеи Райха. Еще в пре дыдущей книге Малиновски изложил свои психоаналитические взгляды на то, что конфликт между родителями и ребенком, приводивший к формированию нев ротических структур характера, является биологическим фактом, и постулировал, что эдипов комплекс представляет собой социальный продукт. Тробрианцы воспи тывали своих детей без подавления — физического или морального — и поощряли их сексуальность. Неврозы западных европейцев были им неведомы — за исключе нием семей правителей, в которых в зависимости от формы родственных отноше ний у детей возникало экономическое неравенство. Они обручались еьце маленьки ми детьми, не могли, как другие дети, свободно выбирать полового партнера, подвергались репрессивному, враждебному сексуальности воспитанию, и у них раз вивались невротические симптомы. Только у детей из этих семей проявлялись ти пичные эдиповы конфликты, но только не с физическим отцом, а по отношению к старшему брату матери. У тробрианцев существовало матриархальное, или, точнее сказать, матрилинейное общество, в котором семейное имущество хотя и принадле жало старшему по рангу мужчине, а именно старшему брату матери, однако насле довалось по материнской линии. Райх изучал и другие этнографические источники, прежде всего работу Энгельса о происхождении семьи, и в своей книге «Прорыв сексуальной морали» (Reich 1932а) показал взаимосвязь между развитием патриар хата и враждебной сексуальности моралью. (Пока женщины не были целомудрен ными и не жили в условиях моногамии, мужчины не могли быть уверены в том, что накопленное ими имущество действительно перейдет в руки их физического сына.)
Конфронтация между коммунистами и национал-социалистами все более ожесточалась. То, чем отличались два этих движения, поддерживавшихся одними и теми же классами, было известно. Райха интересовало, что общего между комму нистами и фашистами как людьми и что объединяет коммунизм и национал-со циализм как политические движения. Эти вопросы привели его к организации ши рокомасштабного молодежного движения и к изучению фашистской идеологии и социально-психологических основ политической власти. В то время в Германии существовало примерно 80 отдельных групп, которые стремились к реформам в сфере сексуальности. Райх предложил объединить эти разрозненные группы не зависимо от их партийной принадлежности в один союз и с одобрения Немецкой коммунистической партии основал Немецкий государственный союз пролетар ской сексуальной политики. Вскоре союз насчитывал 40000 членов. Райх прини мал в нем активное участие, помогал организовывать клиники, выступал перед группами молодежи и проводил дискуссии (Boadea 1973, 83). На первом кон грессе союза в 1931 году была принята следующая разработанная Райхом про грамма.
Во-первых, раздача противозачаточных средств всем, кому они недоступны, и массовая пропаганда регулирования рождаемости, чтобы противодействовать абортам. Во-вторых, полный отказ от существующего запрета на аборты. Право про изводить аборты в государственных клиниках; финансовая и медицинская поддерж ка беременных и кормящих женщин. В-третьих, устранение правового неравенства между теми, кто состоит, и теми, кто не состоит в браке, и устранение юридического понятия «развод»; право свободного развода, искоренение проституции путем пере воспитания и устранения ее экономических и сексуально-экономических причин. В-четвертых, борьба с венерическими заболеваниями путем всеобщего сексуального воспитания и прежде всего посредством ограничения промискуитета требованием эмоциональных и здоровых в сексуальном смысле отношений. В-пятых, профилак тика неврозов и сексуальных проблем посредством жизнеутверждающего воспита ния и организации терапевтических клиник. В-шестых, подготовка врачей, учите лей, социальных работников и т.д. во всех организациях, занимающихся сексуальной гигиеной, и, в-седьмых, замена наказаний за сексуальные правонарушения лечени ем. Предотвращение сексуальных преступлений путем улучшения методов воспита ния и экономических условий. Защита детей и подростков от сексуальных домога тельств со стороны взрослых (там же).
Райх также представил эту программу Всемирной лиге сексуальных реформ, но она была слишком политизирована, чтобы быть принятой. Райх понимал, что мно гое, за что он борется, несовместимо с капитализмом. То, что Мировая лига сексуаль ных реформ вскоре распалась, поскольку два ее руководителя не смогли достигнуть согласия в вопросах сексуальной политики, не могло служить для Райха большим утешением. После того как в ходе усиливающейся бюрократизации в Советской России были отменены многие прогрессивные законы, относящиеся к сфере сексу альной политики, Райху пришлось убедиться в том, что провозглашаемая им сексу альная политика была несовместима и с социализмом.
Мероприятия и программы Райха стали причиной небывалого притока в союз молодых людей, имеющих самые разные политические пристрастия. Предста вители самых разных групп просили его написать специально для молодых людей простую и понятную книгу. Тогда Анни Райх опубликовала для матерей брошюру «Когда тебя спрашивает ребенок» (А. Reich 1932а). В ней оспаривается неверное мнение взрослых о сексуальной неосведомленности детей, подчеркивается необ ходимость предоставления детям ясной информации и обсуждаются опасности подавления детского любопытства. В заключение приводятся многочисленные при меры типичных вопросов детей и соответствующие ответы. В другой своей бро шюре, «Меловой треугольник» (А. Reich 1932b), посвященной детям в возрасте от восьми до двенадцати лет, Анни Райх пытается рассеять страх, таинственность и чувство стыда, которые обычно связаны с сексуальными вопросами. Обе брошю ры явились незаменимым подспорьем для тысяч трудящихся женщин, которые благодаря им впервые получили конкретную помощь в воспитании своих детей. Сам Райх написал книгу для подростков (Reich 1932b), которая, как первоначаль но предполагалось, должна была быть напечатана Центральным комитетом по во просам молодежи в Москве. Выход книги снова и снова откладывался, поэтому Райх основал собственное издательство (Sexpo-Verag) и опубликовал ее под названием «Сексуальная борьба молодежи» одновременно с «Прорывом сексуальной мора ли». Немецкая коммунистическая партия в течение девяти месяцев помогала Рай ху распространять его книги, но затем неожиданно запретила (а также двух дру гих книг, опубликованных в этом издательстве), поскольку они «противоречили правильному революционному воспитанию детей и подростков». Этот запрет стал причиной ожесточенного спора между группами молодежи и партийной иерар хией, которую Райх в конечном счете охарактеризовал как контрреволюционную и искажающую марксистские идеи.
Сексология стала для коммунистов «буржуазной ересью», отвлекавшей от эко номической и классовой борьбы, тогда как для психоаналитиков сексуальная поли тика Райха была «коммунистическим красным знаменем», большевистским заблу ждением Райха. Райх, который многие годы пытался создать синтез психоанализа и марксизма и однажды с гордостью сказавший, что психоанализ является матерью, а марксизм отцом его идей в области сексуальной экономики, не находил большой взаимной любви у «родителей» своего любимого детища.
В период между 1930-м и 1933 годом влияние национал-социалистов в Герма нии постоянно росло, и у Райха появлялось все больше возможностей исследовать «патологию культурных сообществ», о которой еще несколько лет до этого гово рил Фрейд. Материал буквально был перед глазами. Райх тщательно прочитал «Майн кампф» Гитлера (1925) и другие пропагандистские работы нацистов и об суждал их со многими молодыми людьми. Он пытался понять притягательность нацистской пропаганды для молодежи и обнаружил удивительное противоречие между понятным протестом против неприемлемых социальных условий и непо нятной идентификацией с идеологией нацистов. Марксисты предсказывали, что ухудшение социальных условий приведет к радикализации пролетариата и за ставит его обратиться к марксизму. Однако он обратился к нацистам. Этот непо нятный факт можно было объяснить, только приняв гипотезу о распространен ной структуре характера, в которой стремление к свободе одновременно связано с его противоположностью, страхом свободы. Только таким образом можно было понять,что миллионы людей, стремившихся к свободе, беспрекословно подчини лись прототипу патриархальной авторитарной системы, сулившей новую жизнь и свободу.
Если марксисты ссылались на объективные закономерности истории, то нацист ская пропаганда ловко апеллировала к бессознательным сексуальным, психическим и религиозным потребностям и стремлениям масс. Райх выделил три основных эле мента фашистской идеологии, которые основывались на глубочайших страхах, а по тому обладали властью манипулировать массами: расовая теория, семейная идеоло гия и враждебное отношение к сексуальности.
Ядро расовой теории составляли посулы защитить чистоту крови немцев. Каж дый имел бессознательные сексуальные страхи и вытесненные сексуальные же лания, связанные с чувствами вины. Расистской идеологии легко было дать чет кие принципы разграничения добра и зла. Тот, кто идентифицировался с идеалом чистоты арийского мифа, мог быть уверен, что принадлежит к хорошим лю дям, тогда как нечистоту, болезнь и сексуальность можно было идентифи цировать с «грязными евреями». Кроме того, опустившееся среднее сословие в социальном плане ничто не пугало так, как перспектива оказаться в рядах пролетариата. Гитлер обещал искоренить эксплуататоров, под которыми по нимались не просто капиталисты, а крупные капиталисты-евреи. И, нако нец, Райх показал, как устроителям еврейских погромов удалось сделать так, что порнографические фантазии всего населения оказались спроецированны ми на евреев.
Семейная идеология являлась инструментом, которым необычайно умело поль зовался Гитлер для того, чтобы извлечь выгоду из фиксации воспитывавшихся в не свободе людей на семье, с одной стороны, и их протест против семьи — с другой. Ему понадобилось всего лишь идентифицировать государство с семьей, апеллируя одновременно к гордости семьей, нацией и расой, и потребовать от массы эмоцио нально инфантильных людей привязанности к государству, которая была еще боль шей, чем привязанность к родственникам. Склонность к подчинению, присущая их структуре характера, не позволяла им также протестовать против фюрера, как про тив матери, а скрытая враждебность могла отыгрываться «внизу» и вовне, то есть по отношению к безродным, бесправным людям, евреям, цыганам, другим народам, общим врагам.
Враждебная сексуальности политика фашистов в конечном счете позволила им мобилизовать всю фрустрированную энергию для общего дела. Это было безопас нее, чем соприкасаться с высвобождающимися страхами, которые могли интенси фицироваться в результате либерализации сексуальности. Гитлер сулил подчинение мужчине женщины, усиление ее экономической зависимости, жесткие меры про тив контроля рождаемости и абортов и освобождение немецких девушек и жен щин из «похотливых лап» евреев.
Райх опубликовал результаты этих своих исследований в книге «Массовая пси хология фашизма» (Reich 1933b). Для него фашизм являлся полной противопо ложностью тех идей, которые он развивал начиная с 1920 года. Фашизм черпал свои силы из искаженного, мистифицированного оргазмического стремления масс, Из повсеместно распространенной характерологической подчиненности и из усиле ния худших качеств патриархальной семьи.
Кризис и эмиграция
1933 становится плохим годом для Райха. Он во всех смыслах оказывается не у дел. С приходом Гитлера к власти становится очевидным, что социалистическая револю ция потерпела крах. Сексуально-политическое движение сходит на нет. Первый брак Райха распадается, и в результате он теряет также контакт с двумя своими детьми. И, наконец, его исключают из коммунистической партии и — год спустя — из психо аналитического объединения.
Вечером того дня, когда Райх приехал в Данию, чтобы прочесть цикл лекций, про изошел пожар в рейхстаге. На следующее утро оказываются арестованными 1500 дея телей науки и искусства, а также лидеры левых. Многие друзья Райха пропали без вес ти или были арестованы или расстреляны. Нацистская пресса публикует критику книги Райха «Сексуальная борьба молодежи» (Reich 1932b), ему грозит арест, и Райх, переодевшись лыжником, бежит в Австрию.
В Вене не были рады Райху. Он всем мешал. За год до этого Фрейду стоило боль ших усилий удержаться от того, чтобы не снабдить статью Райха о мазохистском характере (Reich 1932с), в которой, как писал Фрейд Ференци в письме от 24 января 1932 года — влечение к смерти рассматривается как последствие капиталистиче ской системы, примечанием, что Райх является членом коммунистической партии, а потому его критика теории влечения к смерти — часть коммунистической док трины. Вместо этого за работой Райха последовала большая критическая статья Зиг фрида Бернфельда под названием «Коммунистическая дискуссия о психоанализе и опровержение Райхом гипотезы о влечении к смерти» (Bernfed 1932). Вряд ли можно найти более непригодную работу, чтобы раскритиковать «большевизм» Рай ха, чем указанная статья, ибо она содержит исключительно клинический материал. В это же время Райха попросили не выступать больше в Берлинском психоаналити ческом объединении на социальные темы, а Эйтингон, президент объединения, в конце концов потребовал, чтобы отныне Райх не приглашал членов объединения на свои технические семинары. Райх не согласился, ведь как-никак двадцать практи кующих аналитиков являлись членами семинара. Эта серия неприятных событий продолжилась, когда в марте 1933 года руководитель Международного психоанали тического издательства сообщил Райху, что его договор о публикации «Характеро-анализа» расторгнут по политическим соображениям. В результате Райху пришлось на собственные средства публиковать свой самый ортодоксальный психоаналитиче ский труд, ставший затем классическим. Райх понял, что от него хотят отделаться, и попросил правление Международного психоаналитического объединения сооб щить ему, желают ли по-прежнему видеть его своим членом. Однако правление не отважилось четко выразить свою позицию.
В это же время Райха посетил один молодой врач из Копенгагена, Тейдж Филип-сон, который хотел обучаться у него характероанализу. Венские аналитики преду предили его, чтобы он не работал с Райхом, поскольку тот марксист. Тем не менее Филипсен приглашает Райха отправиться с ним в Копенгаген и обучать других инте ресующихся аналитиков. Райх эмигрирует во второй раз за два месяца. Он тут же начинает подготовку к обучению характероаналитиков, переводит в Копенгаген Издательство сексуальной политики и издает «Массовую психологию фашизма» (Reich 1933b).
21 ноября 1933 года Райха исключают из Коммунистической партии Дании, хотя он никогда не был ее членом. Его обвинили в том, что один издатель-коммунист провел несколько месяцев в тюремном заключении, поскольку опубликовал статью Райха, которую назвали порнографической. Второе обвинение было связано с его «вра ждебным партии и некоммунистическим поведением»; дело в том, что однажды Райх бурно отреагировал, когда датские коммунисты не захотели помочь одному молодо му эмигранту, у которого документы были не в порядке. Далее, его обвиняли в том, что без разрешения партии он организовал издательство, и, наконец, его работу «Массовая психология фашизма» охарактеризовали как нападки на революцион ную политику.
Мечта разрушилась. С усилением сталинизма, бюрократизацией и распростра нением советского империализма Райх по прошествии лет превращается из пре достерегающего критика в фанатичного противника советской партийной политики.
В августе 1934 года на 13-м Международном психоаналитическом конгрессе в Люцерне Райха, наконец, исключают из немецкого и тем самым также из между народного объединения. 1 августа Райх был проинформирован секретарем Немец кого психоаналитического объединения о том, что его имя вычеркнуто из списка немецких членов общества, поскольку ожидалось, что он присоединится к сканди навскому объединению. В связи с этим Райх выразил протест Анне Фрейд, секрета рю Международного объединения. Он не намерен сдаваться, ничего не слышал об исключении, и ему ничего не известно о том, как предлагается разрешить данное затруднение. Анна Фрейд ответила, что ничего не знает об исключении и передала дело президенту Международного объединения Эрнесту Джонсу. В это же время норвежской психоаналитической группе было поставлено условием ее принятия в международную организацию отсутствие Райха среди членов. Норвежцы отвергли это условие (см. статью Н. Мура в т. II). Было созвано специальное заседание под председательством Анны Фрейд, на котором Райху предъявили требование от казаться от своего членства. Он с этим не согласился, отстаивал свою работу как по следовательное развитие психоаналитической теории и практики и в конце концов потребовал от Международного психоаналитического объединения разъяснить в печати причины своего исключения. За этим специальным заседанием последова ло совещание правления, на котором Райх, не будучи его членом, не мог присутство вать. Поэтому он не имел также возможности ответить на все претензии личного характера, которые, по сообщению присутствовавших норвежских аналитиков, ему были предъявлены (Boadea 1973, 111—115). Как таковое исключение Райха никогда официально не признавалось. Боаделла пишет по этому поводу: «Благодаря мифу о безразличии аналитикам удалось снять с себя ответственность за то, что они исключили из своих рядов человека, которого Фрейд называл основателем современ ной психоаналитической техники» (там же, 114).
Эрнест Джонс закрепил этот миф в своей биографии Фрейда (Jones 1955), тогда как Анна Фрейд сказала: «Здесь произошла величайшая несправедливость». Однако немецкому психоаналитическому объединению ничуть не помогло то, что оно изба вилось от «черной овцы» в облике неудобного в политическом отношении Райха. Вскоре большая часть «стада» рассеялась по всему миру, а незначительная оставшая ся часть приобщилась к господствующей идеологии.
С эмиграцией Райха завершилась карьера выдающегося немецкого психоанали тика. Все, что было им сделано, таинственным образом исчезло без следа. Хотя в той или иной форме по всему миру практикуется его техника интерпретации сопротив ления и характероанализа, однако, похоже, создателя этого метода никто не знает. Эрих Фромм и Карен Хорни заимствовали характерологические и социальные идеи Райха (Fromm 1942,1947; Horney 1939), однако игнорировали его авторство, а в отдельных случаях даже категорически его отрицали (Boadea 1973, 79, 91—94).
Райх оказался попросту забытым, однако сегодня в Европе отмечается его своеоб разное и неожиданное возвращение, после того как в 60-е годы он был заново открыт молодым поколением левых. Многие из них испытывали недоверие к психоанализу фрейдистской чеканки, который ставит сохранение культуры выше удовлетворения индивидуальных потребностей, а потому занимается терапией в направлении адап тации (см. «Kursbuch», 29). Одним из выдающихся духовных лидеров левой молоде жи является Герберт Маркузе, который в своей книге «Эрос и цивилизация» (Marcuse 1956) признает, что «самую серьезную попытку» разработать имплицитно содер жавшуюся у Фрейда критическую социальную теорию можно найти в ранних сочи нениях Вильгельма Райха.
ТЕЛО В ПСИХОТЕРАПИИ
В 1933 году Фрейд заметил одному американскому психиатру: «Анализ — это не все. Существуют другие, динамические факторы, которые мы называем либидо, которые являются движущей силой любого невроза. Психоанализ не может оказать на них никакого влияния, поскольку эти факторы имеют органическую основу... Мы можем ожидать, что органическая часть в будущем будет раскрыта, но до тех пор пока органические факторы остаются недоступными, психоанализ оставляет же лать лучшего» (Puner 1947,195).
Между тем также и Райх в своих теоретических рассуждениях о взаимосвязи сексуальности и тревоги и при разработке характероаналитического метода достиг границ психологической сферы. За несколько лет до этого благодаря своим наблюде ниям за двумя пациентками с неврозом сердца он постулировал принципиальную противоположность сексуальности и тревоги, а также указал в качестве места лока лизации страха область сердца и диафрагмы; Он не развивал этот подход, поскольку целиком сконцентрировался на своей характероаналитической, сексуально-эконо мической и политической работе. В Копенгагене он вернулся к разработке этих идей и активно занялся психосоматическими исследованиями.
Идентичность и антитеза
Благодаря лечению одного мужчины с явно выраженной характерологической защитой от своих пассивных гомосексуальных фантазий Райху представилась воз можность наблюдать физиологическое выражение страха. Характероаналитическая работа Райха с упрямством пациента, обусловленным его характером, привела к не ожиданному взрыву сопротивления и к ряду вегетативных реакций шока: чередую щемуся покраснению и побледнению, появлению пятен и изменению цвета кожи, ускорению пульса и диарее; при этом пациенту становилось то жарко, то холодно, и он сообщил об ощущениях зуда, озноба и таяния. Неожиданно Райх понял, что столкнулся с особенно сильным проявлением «вегетативных потоков», описан ных берлинским врачом Фридрихом Краусом в книге, которую Райху однажды до велось рецензировать (Kraus 1926). Краус изучал электрофизиологию телесных жидкостей. Благодаря ионизации телесных жидкостей все ткани становятся элек трически заряженными. Движение ионизированных телесных жидкостей вызывает электрический ток и возрастающую зарядку тканей при набухании и, наоборот, сни жение заряда при опадании тканей. Райх сделал вывод, что субъективные ощущения покалывания или таяния соответствовали объективно наблюдавшимся Краусом дви жениям электрически заряженных жидкостей. В одной небольшой работе (Reich 1934а) он расширил свою теорию оргазма и ввел следующую формулу, описываю щую процесс возбуждения при половом акте. Возрастающее возбуждение ведет к общему набуханию тканей. Возрастающее механическое напряжение связано с усилением электрического заряда. Благодаря непроизвольным ритмическим мы шечным сокращениям происходит отвод аккумулированного электрического заря да; в конечном счете снижение электрического напряжения сопровождается отто ком телесных жидкостей из тканей, опаданием и механической разрядкой. Новую формулу оргазма легко можно объединить с прежними наблюдениями Райха, со гласно которым только непроизвольные мышечные сокращения при оргазме ведут к полной разрядке, сопровождающейся чувством жара, потока или таяния, тогда как затянутая или форсированная произвольная мышечная активность при поло вом акте не ведет к желанной разрядке.
В дальнейшем Райх посвящает себя основательному изучению соответствую щей литературы, чтобы подвести свою теорию антитезы сексуальности и тревоги под физиологическую основу. В свое время, занимаясь анализом пациенток, страдав ших неврозом сердца, он наблюдал чередование генитальных ощущений и страха, локализованного в области сердца, и сделал из этого вывод, что либидо или устремля лось на периферию тела и вело к генитальному возбуждению, или же отступало от поверхности тела и вызывало чувство внутренней подавленности. Это напомнило ему принадлежащее Фрейду сравнение проявления либидинозного интереса с вы пусканием и втягиванием псевдоподий у амебы. Райх тщательно изучал физиологию автономной нервной системы, химические проявления тревоги, электрофизиологию телесных жидкостей и движения плазмы у одноклеточных организмов и в конечном счете объединил ряд внешне не связанных между собой данных, полученных в раз ных, также внешне не связанных между собой областях исследования, в единую тео рию фундаментальной антитезы вегетативной жизни.
В 1932 году двум аналитикам удалось прервать острые приступы страха посред ством инъекций ацетилхолина; с другой стороны, путем введения адреналина мож но было репродуцировать симптомы страха (Misch 1932). Таким образом, реакция на адреналин соответствовала проявлениям страха, тогда как реакция на холин, ка залось, соответствовала физическому состоянию приятной разрядки. После этого Райх углубляется в изучение работы Мюллера «Жизненные нервы» (Muer 1931), чтобы исследовать антитетические функции симпатической и парасимпатической автономной нервной системы. Он составляет таблицу, в которой сравнивает эффек ты симпатической и парасимпатической нервной системы на отдельные функции органов и обнаруживает, что реакции на стимуляцию симпатической нервной сис темы идентичны реакциям страха или эффектам от введения адреналина, и наобо рот, что стимулирование парасимпатической нервной системы вызывает ощущение удовольствия и разрядки и соответствует эффектам от введения холина. Райх пони мает, что это описание является весьма упрощенным, поскольку отдельные реакции могут отличаться от этой схемы; тем не менее в состоянии тревоги возбуждение в целом определяется симпатической нервной системой, тогда как в состоянии при ятного возбуждения главным является влияние блуждающего нерва. Особенно ин тересными для Райха являются состояния, где имеется тесное взаимодействие меж ду непроизвольными вегетативными и произвольными мышечными реакциями. Например, в состоянии тревоги (стимуляция симпатической нервной системы) соз нательная реакция борьбы или бегства ведет к ослаблению контракции организма. И все же для состояний невротической тревоги является характерным, что не пред принимаются никакие произвольные действия, чтобы изменить состояние. И на оборот, некоторые невротики приучаются защищаться от страха (и требований ре альности) посредством бессознательных парасимпатических реакций, например, засыпая во время аналитического сеанса или на рабочем месте.
Краус (Kraus 1926) и его коллеги исследовали воздействие растворов различных солей в ионизированной форме на телесные ткани и обнаружили, что одни растворы способствовали набуханию, повышению поверхностного напряжения и усилению заряда, тогда как другие вели к опаданию тканей и снижению заряда. Они не могли объяснить, почему реакции сердечной мышцы на обе группы препаратов отлича лись от реакций периферической мускулатуры. Однако было любопытно, что это различное воздействие соответствовало различному воздействию симпатической и парасимпатической нервной системы. Эти данные были дополнены наблюдения ми за поведением листьев мимозы, разбухание которых ведет к повышению элек трического заряда на поверхности; если же до листка дотронуться или его немного нагреть, то возникает небольшая электрическая разрядка, и листок сворачивается и выделяет на поверхности воду. Это наблюдение утвердило Райха в идее, что на правление движения ионизированных жидкостей является решающим фактором воздействия симпатической и парасимпатической нервной системы в экономике возбуждения. Это в свою очередь подтверждало его новую формулу оргазма.
И, наконец, Райх изучал также литературу о движении плазмы у амебы, у кото рой вытягивание и втягивание псевдоподий сопровождается разрежением или уп лотнением плазмы. Внутриклеточное перемещение жидкости отвечает за удлинение или округление амеб при передвижении. Амеба движется благодаря вытягиванию псевдоподий в направлении объектов одного вида, тогда как на контакты с другими объектами она реагирует втягиванием псевдоподий и округлением. Она пульсирует даже в покое. Амеба словно реагирует на удовольствие экспансией, а на неудовольст вие — отступлением. Райх изложил свои выводы, сделанные из всех этих наблюде ний, в статье «Первичный закон вегетативной жизни» (Reich 1934b).
Мышечный панцирь и характероаналитическая вегетотерапия
На 13-м Международном психоаналитическом конгрессе в Люцерне в августе 1934 года Райх — в качестве гостя, поскольку за несколько дней до этого он был исключен из психоаналитического объединения, — выступил с докладом под назва нием «Психический контакт и вегетативный поток» (Reich 1935). Он изложил свои представления о единстве и вместе с тем противоположности физического и психи ческого и постулировал, что человеческий организм, несмотря на всю свою диффе-ренцированность, в принципе и как целое ведет себя подобно амебе: на неудоволь ствие реагирует контракцией, а на удовольствие — экспансией.
Его не поняли. В этом же докладе он впервые ввел понятие мышечного панциря и говорил о функциональной идентичности мышечного панциря и панциря харак тера. За этим стояли многолетние клинические наблюдения, которые показали, что сопротивление во время анализа и подавление сильных эмоций, таких, как ярость, страх, печаль, удовольствие, всегда были связаны с зажимами соответствую щих мышц. Райх писал: «Было ясно, что мышечный зажим, когда бы он ни возникал, не является, например, 'следствием', 'выражением' или 'сопутствующим феноменом' механизма вытеснения... [а] представляет собой важнейший элемент процесса вы теснения. Все без исключения наши пациенты сообщали, что в их детстве были пе риоды, когда благодаря определенным упражнениям, относящимся к вегетатив ному поведению (речь идет о дыхании, прессе живота и т. д.), обучались подавлять свои импульсы ненависти, страха и любви. Прежде аналитическая психология обра щала внимание лишь на то, что подавляют дети и в связи с чем они учатся контроли ровать свои аффекты. Однако способ, которым дети обычно борются с аффектив ными импульсами, оставался без внимания... Любой мышечный зажим имеет свою историю и смысл своего возникновения... Невроз — это не просто выражение нарушенного психического равновесия, но и... выражение хронического нарушения вегетативного равновесия и природной подвижности... Тем самым психическая структура одновременно является определенной биофизической структурой; она представляет собой определенное состояние вегетативного взаимодействия у человека... Спазм мускулатуры является физической стороной процесса вытесне ния и основой его длительного сохранения. Не бывает так, чтобы зажим возникал лишь в отдельных мышцах, речь идет о комплексе мышц, которые составляют веге тативную функциональную eduHUijy. Если, например, требуется подавить импульс к плачу, то сжимается не только нижняя губа, но и вся мускулатура рта и подбород ка, а также соответствующие мышцы шеи, то есть те органы, которые задействуют-ся в качестве функциональной единицы при плаче» (Reich [1942b] 1969, 258—260).
Райх стал изучать взаимосвязь между определенными, всегда доступными на блюдению функциональными единицами мышечного спазма и соответствующими подавляемыми эмоциями. Уже во время своей характероаналитической работы он нередко вызывал бурные эмоциональные реакции тем, что указывал пациенту на его осанку; в дальнейшем он стал просить пациентов специально принимать ти пичную позу и ее утрировать, благодаря чему вызывать подавленные реакции удава лось гораздо быстрее4. Райх заметил также, что и у самого себя он мог вызывать соот ветствующее чувство, если испытывал на себе неправильную позу, которую наблюдал у пациента. Это в свою очередь утвердило его в правильности гипотезы, что мышеч ный зажим является не только результатом, но и причиной подавления эмоции.
Характероаналитические наблюдения Райха типичных форм поведения, кото рые можно было соотнести с определенными структурами характера, были теперь дополнены наблюдениями за типичными с ними связанными позами. Райх связывал эти позы, ставшие «второй природой» пациентов, с рядом зажимов, функция кото рых заключалась в том, чтобы контролировать движения, дыхание и чувства. В даль нейшем Райх описал типичные зажимы всех групп мышц, начиная с головы и за канчивая ногами, служившие подавлению эмоций. Наиболее действенной формой блокировки аффекта является описанная Райхом задержка дыхания, которой поль зуется уже младенец, если в течение долгого времени испытывает фрустрацию. Она проявляется в сжатии диафрагмы и отвердении мускулатуры живота и не толь ко защищает от нежелательного выражения эмоций, но и препятствует возникно вению чувств. Наш организм располагает необходимой для сохранения его функций энергией благодаря сжиганию. Это не просто логический вывод; несложно убедить ся, что недостаточное поступление кислорода в течение длительного времени нару шает энергетический баланс, что ведет к ослаблению всех функций, следовательно, также и чувств.
Райх стал все больше заниматься провоцированием катартических реакций, не посредственно работая с телом. Свой усовершенствованный терапевтический метод он назвал «характероаналитической вегетотерапией». Он вызывал теперь связан ные в панцире аффекты, не только анализируя характер пациента, но и напрямую воздействуя на зажатую мускулатуру при помощи массажа. Достижение расслаб ленного состояния в ходе терапевтического сеанса зачастую приводило к бурной эмо циональной разрядке, сопровождавшейся непроизвольными клоническими подер гиваниями мышц, чему нередко предшествовало усиление зажима. Устранение этого зажима благодаря конвульсиям мышц всегда воспринималось пациентами как об легчение. После разрядки, как правило, возникало чувство расслабленности всего организма, что соответствует объективной причине ослабления зажима. Свободное, естественное дыхание характеризуется тонкими волновыми движениями, охваты вающими все тело. При вдохе таз слегка сжимается, голова несколько подается впе ред; при выдохе движения головы и таза являются противоположными. Поскольку такая последовательность движений напоминает приводящие к разрядке движения при оргазме, Райх назвал ее «оргазмическим рефлексом» (Reich 1937b). Терапевти ческая цель характероаналитической техники — восстановление оргазмической по тенции и саморегуляции в любви и работе — теперь была дополнена целью веге-тотерапии, которую Райх назвал достижением вегетативной витальности. Одним из наиболее важных признаков вегетативной витальности является готовность до пускать вегетативные потоки, возникаюгцие в результате освобождения энергии при устранении мышечного зажима (и благодаря могцным выбросам энергии при оргазме). В ходе терапии различные ощущения тепла, покалывания кожи и лег кой дрожи конечностей и туловища объединялись в пульсирующее рефлекторное движение, которое распространялось по всему телу. Эти феномены, которые Райх регулярно наблюдал в ходе терапии, также являлись составной частью «оргазмиче-ского рефлекса» (Reich 1942а). Эти непроизвольные, напоминающие оргазм движе ния тела являлись, однако, лишь выражением вегетативной жизненной силы. Оле Ракнесу, норвежскому аналитику, долгое время работавшему с Райхом, принадле жит прекрасный обзор важнейших показателей вегетативной жизненной силы, про являющейся в позе, установках и поведении личности (Raknes 1970; см. также Boadea 1973, 121).
Райху удалось доказать функциональное единство психического поведения и позы у лиц с разной структурой характера, а также существенно усовершенство вать терапевтическую технику исправления осанки, препятствующей получению приятных ощущений. Кроме того, он исследовал роль симпатикотонии при возник новении различных психосоматических болезней, таких, как гипотония сердечно сосудистой системы, ревматизм мышц, бронхиальная астма, язва желудка и разного рода спазмы круглых мышц (Reich [1942b] 1969,311 etc.). Но и этим Райх не доволь ствуется. Он стремится понять сущность «биоэнергии», найти вещество, из которо го, как когда-то сказал Фрейд, состоит страх.
ПО ту СТОРОНУ ГРАНИЦ
При оценке работ Райха, созданных в эмиграции, мнения разделяются. Не все попытки понять феномен Райха являются такими поверхностными и некомпетент ными, как Чарльза Райкрофта, завуалированная напускной приветливостью и благо желательностью. Игнорируя тщательные клинические наблюдения Райха, он счита ет его вывод о том, что невротики в качестве первичного защитного механизма используют снижение витальности, обусловленное неправильным дыханием, «дог матическим, категорическим утверждением, настолько неправдоподобным, что даже были попытки всю главу [о вегетотерапии] назвать чистейшим вздором» (Rycroft 1971, 74). К. Катьер, который в своей книге (Cartier 1969) проводит тщательный анализ работ Райха с точки зрения их значения для социологии, оставляет в сторо не поздние работы Райха в отличие от большинства авторов, которые разделяют его жизнь на две четко разграниченные части. До эмиграции Райх, по их мнению, являлся блестящим, вызывавшим немало споров аналитиком, который существенно усовершенствовал аналитическую технику, а затем непонятным образом последовал за коммунистами. После эмиграции на него с легкостью можно навесить ярлык одер жимого, а его ошибочный уход в естественные науки — расценить как явный при знак усиливавшегося помешательства. Нет никаких сомнений в том, что в послед ние годы жизни у Райха были явные признаки паранойи, однако о том, что они имелись уже в 1934 году, как утверждает разругавшийся с Райхом в Америке Фенихель, не может быть и речи.
В последующие годы эмиграции Райх проводит множество физиологических и биофизических экспериментов, знакомство с которыми является крайне важным для понимания его поздних идей. Но поскольку в рамках данной статьи мы вынуж дены ограничиться самым важным, отсылаем читателя к проведенному Дэвидом Боаделлой (Boadea 1973) тщательному критическому анализу экспериментов Рай ха, в которых он пытается понять сущность возбуждения живого организма.
Биоэлектрические исследования удовольствия и неудовольствия
После переезда в Осло у Райха появилась возможность экспериментально про верить свои гипотезы, разработанные на основе вышеописанных данных других авто ров, о психосоматическом единстве и функциональной антитезе симпатической и парасимпатической систем человека. Один профессор клинической психологии предоставил в его распоряжение свою лабораторию. Райх хотел установить, ка ким образом электрический потенциал кожи реагирует на удовольствие и тревогу и как ведут себя эрогенные зоны в сравнении с другими участками кожи. Необходи мый для этого прибор сегодня является стандартным оборудованием любого физио логического института, но тогда его приходилось собирать по чертежам. Разность потенциалов между двумя точками кожи снималась электродами, усиливалась, ре гистрировалась с помощью осциллографа и записывалась на ленту. Этот электродер-мограф, как назвал его Райх, представлял собой аналог разработанных лишь незадол го до этого электрокардиографа и электроэнцефалографа. Особенно важными для Райха явились следующие результаты.
Нормальный заряд неповрежденной кожи проявлялся в небольших пульсациях, охватывавших всю поверхность тела и соответствовавших сердечному пульсу. Заряд эрогенных зон, как правило, был значительно выше и лишь в редких случаях сущест венно ниже, чем нормальный потенциал кожи. В отличие от остальных участков кожи он быстро менялся с изменением настроения и значительно различался у от дельных испытуемых, тогда как величина заряда остальных участков кожи у разных испытуемых отличалась лишь незначительно. Раздражение поверхности кожи пу тем поглаживания, щекотания или давления приводило к значительным изменени ям поверхностного заряда, а именно к увеличению заряда, если раздражитель вос принимался как приятный, и к снижению заряда, если раздражитель воспринимался как неприятный. Механическое набухание эрогенных зон не всегда было связано с изменением заряда, — аналог «холодной эрекции». Страх, злость или испуг вели к резкому снижению, приятное возбуждение — к существенному повышению за ряда (Reich 1937а).
Все эти наблюдения подтверждали гипотезу Райха о том, что человеческий организм, несмотря на всю свою дифференцированность, в принципе и в целом ведет себя, как амеба: реагирует на удовольствие расширением, периферическим разбуханием и усилением электрического заряда на периферии, а на неудовольст вие — сжатием и отводом энергии вовнутрь. Результаты своего анализа литерату ры и последующих электрофизиологических экспериментов Райх опубликовал в разных работах (Reich 1934b, 1935, 1942b). В последней главе третьего издания его книги «Характероанализ» мы обнаруживаем блестящий пример применения этого принципа для объяснения шизофренической структуры характера. Основы ваясь на своем опыте, приобретенном в раннем детстве, шизофренический боль ной не ожидает ничего другого, кроме отвержения, равнодушия, жестокости, а потому отводит всю свою энергию в центр, в результате чего внешний слой ли шается энергии.
Эксперименты с бионом и открытие оргонной энергии
Райх хотел более детально изучить потоки плазмы и в феврале 1936 года органи зовал в Осло Институт сексуально-экономического исследования жизни, который благодаря щедрой финансовой поддержке друзей имел прекрасное для того време ни оснащение. Райху прежде всего потребовался мощный микроскоп с шеститыся-чекратным увеличением, с помощью которого можно было изучать самые тонкие движения, хотя некоторые детали структур пропадали. Именно из-за этих крайне высоких требований к увеличительным возможностям микроскопа даже сегодня в большинстве лабораторий проверить эксперименты Райха не представляется воз можным Поскольку Райх исследовал живые организмы, электронный микроскоп едва ли здесь может пригодиться.
Чтобы получить одноклеточных, Райх использовал обычную процедуру: сено, в котором не было одноклеточных организмов, вымачивали в свежей стерильной воде и оставляли на 10—14 дней; этот сенный настой считается идеальной питатель ной средой для спор одноклеточных, которые инфекционным путем попадают туда из воздуха. Райх сделал любопытное наблюдение, что по краям стеклянной посуды образовывались везикулы: «Небольшие бляшки, пустоты, мешки, цисты, полые струк туры». Отдельные бляшки обнаруживали тенденцию объединяться со связанным друг с другом кучками, проявлявшими неожиданную активность, которую Райх сни мал с помощью аппарата для замедленной покадровой киносъемки: отдельные бляш ки ритмически перекатывались по направлению друг к другу или друг от друга; все скопление бляшек начинало вращаться, а при трехтысячекратном увеличении можно было наблюдать небольшие ритмичные движения — расширение и со кращение.
Райх назвал эти мобильные формы «плазмоидами», поскольку их подвижность напоминала ему плазматические движения одноклеточных. Обнаружив у них функ ции, присущие живым организмам, он стал называть их «бионами». Когда благодаря стерилизации растворов и прочим методам контроля он исключил возможность того, что речь шла об одноклеточных, возникавших в результате заражения воздуха, он пришел к убеждению, что ему удалось в лабораторных условиях создать из орга нической материи «природную организацию», имевшую некоторые свойства жи вых организмов, например, возможность культивировать их на пластинах с агаром. Райх опубликовал свои результаты в подробном сообщении, в котором содержится также обзор результатов аналогичных исследований «псевдоамеб», «искусственных клеток», «микробиодов», «жидких кристаллов», «микроцимов» и многих других пограничных феноменов, выявленных одним из соавторов Райха Отто Ханом (Reich et a. 1938).
*От немецкого слова Tod (смерть).— Примечание переводчика.
Наряду с уже описанными амебовидными бляшками, которые Райх из-за их формы, напоминающей пакет [Paket], назвал РА-бионами, он обнаружил более мел кие, заостренные формы, которые иммобилизировались РА-бионами. Он назвал их Т-бациллами*, поскольку в экспериментах на мышах они приводили к летально му исходу. Если мышам впрыскивали Т-бациллы, они либо вскоре умирали от обще го разрушения, либо в течение ближайших месяцев у них развивалась карцинома. Инъекции РА-бионов не только не приводили к болезни, но и даже препятствовали развитию заболевания, экспериментально вызванного Т-бациллами. Затем Райх ис следовал свежую, непрепарированную раковую ткань человека и в ходе визуального исследования при четырехтысячекратном увеличении обнаружил, что она распада лась на структуры, которые нельзя было отличить от Т-бацилл.
В январе 1939 года один из ассистентов Райха при приготовлении бионов вме сто земли случайно использовал морской песок и получил в результате крайне под вижные скопления голубоватых бляшек, свойства которых напоминали свойства РА-бионов, однако были гораздо более интенсивными. Райх назвал их сапа-бионами. После микроскопического изучения этих сапа-бионов у Райха возник конъюнкти вит, но только после того, как один голландский коллега, повторявший его экспери менты, однажды его спросил, не замечал ли он, что его культуры светились, Райх на чал исследовать их на предмет излучения. Реагенты с сапа-культурами привели к исчезновению бородавки на теле Райха, они вызывали покраснение кожи и оказы вали воздействие на фотопластины. В конечном счете Райху, его ассистентам и кол легам в полной темноте удалось наблюдать, что эти культуры излучали слабый серо-голубой свет.
С самого начала своих биологических исследований Райх постоянно контактиро вал с самыми разными специалистами, но мало у кого находил интерес или поддерж ку. Реакция норвежского научного мира — будь то в области психоанализа, биологии или медицины — варьировала от непонимания до глумления. Для Райха его биологи ческие эксперименты, как и прежде, были связаны с предложенной им формулой ор газма: механическое напряжение — электрический заряд — электрическая разряд ка — механическая разрядка. Но если некоторые ученые все-таки хотели следовать за ним в отдельных областях, то его попытка объединить открытия, сделанные им в самых разных областях, в целостное представление о функциональных взаимосвя зях, как правило, наталкивалась на отвержение. Реакция на выступления Райха и пуб ликации, посвященные характероаналитической вегетотерапии и его биофизиче ским экспериментам (Reich 1938,1939а, 1939b) варьировала от диффамации и клеветы до целенаправленной дискредитации и походила на настоящую охоту на ведьм, на что Райх отвечал лишь еще более интенсивной работой в лаборатории. Дважды он попытался апеллировать к порядочности своих оппонентов — один раз просьбой оставить его в покое, пока не завершатся исследования, а в другой раз приглашением общественности принять участие в его научной работе. В 1939 году к Райху приехал Теодор Вульф, рке упоминавшийся нами специалист в области психосоматической медицины. Он намеревался провести с Райхом совместные исследования и убедить его отправиться в Америку, где он сможет найти более подходящие условия для своей работы. В шестой раз за которое время Райх снова отправляется в путь.
В Америке Райх снял на Лонг-Айленд (штат Нью-Йорк) большой дом, живо опи санный Ильзой Оллендорф, третьей женой Райха (Oendorf 1969). Райх был про фессором медицинской психологии в Новой школе социальных исследований, читал лекции на тему «Биологические аспекты формирования характера» и органи зовал для терапевтов, врачей и педагогов учебный семинар, регулярно проводивший ся в его доме и позднее ставший основой нового института, основанного Райхом в Нью-Йорке.
Райх продолжил биологические исследования, начатые в Норвегии. Прежде все го его интересовали процесс рака и излучающие свойства сапа-бионов. Райх решил назвать излучение «органом», поскольку оно было открыто в результате последова тельного применения формулы оргазма и оказывало воздействие на организм.
К сожалению, в своих исследованиях Райх уже не пытается четко разграничи вать наблюдаемые факты и собственные интерпретации, как он этот делал рань ше, и тем самым дает возможность критикам и противникам отделываться от того и другого как от буйных фантазий. Наблюдения и экспериментальные данные, полу ченные Райхом в последующие годы, и в самом деле можно назвать фантастически ми, поскольку они выходят за рамки того, что можно объяснить с помощью тради ционной физики.
В дальнейшем в ходе многочисленных физических экспериментов Райх исследо вал свойства излучения сапа-бионов и обнаружил, что их можно подтвердить опти чески и электроскопически, с помощью флюорометрии и фотографии. В экспе риментах с флюоресцирующими веществами помещение было абсолютно темным, а потому, чтобы заставить флюоресцирующий материал светиться, ему пришлось вместо света использовать другую форму энергии.
Благодаря целому ряду последующих экспериментов ему в конце концов уда лось прийти к выводу, что наблюдаемые свойства излучения не ограничиваются би-онными культурами и что он столкнулся с воздействием неизвестной формы энер гии, которая, по всей видимости, существует повсюду. Он назвал эту энергию оргоном (Reich 1942b).
В предыдущих экспериментах Райх установил, что органические вещества по глощали наблюдавшееся им излучение, а металлы его отражали. В дальнейшем Райху удалось, комбинируя слои металла и органического материала, регулировать это из лучение. Он сделал ящики, которые изнутри были выложены листовой сталью, име ли несколько слоев из органических материалов и стали, а снаружи были скреплены стружечными плитами. Точные измерения температуры принесли удивительные результаты: внутренняя часть ящика, который Райх назвал оргонным аккумулято ром, в среднем на полградуса по Фаренгейту была теплее, чем окружающий воздух.
В свое время бионные культуры вызывали покраснение кожи, сопровождавшее ся субъективными ощущениями тепла и покалывания. Такие же ощущения тепла и покалывания возникали, когда кто-либо помещал свою руку в один из оргонных аккумуляторов Райха. В 1940 году Райх построил первый оргонный аккумулятор, в котором человек мог сидеть прямо, чтобы изучать влияние аккумулятора на тем пературу тела испытуемого и другие воздействия излучения. В 1954 году ученики Райха систематически исследовали температурный эффект оргонного аккумулятора (Ritter 1954). В ходе строго контролируемых экспериментов они отмечали у мно гих испытуемых стабильное повышение температуры тела примерно на полградуса. Это повышение температуры тела достигало своего максимума примерно через пол часа после начала эксперимента и не зависело от температуры окружающего возду ха. Оно возникало даже тогда, когда стенки аккумулятора были почти ледяными. Кроме того, «наивные» испытуемые, которые не знали, чего следовало ожидать, со общали о разнообразных субъективных реакциях, таких, как покалывание, зуд, мер цание перед глазами, возбуждение, тепло, растяжение и ощущения парения. Внача ле Райх интересовался медицинским использованием оргонного аккумулятора и хотел передать исследование физических свойств оргонной энергии в руки более компетентных ученых. В связи с этим он установил контакты с Эйнштейном, кото рый подтвердил визуальные и термические феномены, но затем переписку с Райхом прервал.
По всей видимости, Райх и в самом деле открыл форму энергии, которая была неизвестна науке. Предпринятые им многочисленные попытки ее объяснения но сят предварительный характер. Отчасти они являются слишком фантастическими и, совершенно очевидно, окрашены бредовыми желаниями-представлениями, по этому нет смысла здесь более подробно на них останавливаться. Однако в самих фе номенах нельзя сомневаться. Многие его эксперименты были повторены и подтвер ждены, и как раз в последнее время мы повсюду слышим об энергетических феноменах, которые во многом напоминают те, что были открыты Райхом. Можно вспомнить о китайской энергии «хи» или «ки», об энергетической системе акупунк туры или об ауре всех живых организмов, существование которой можно доказать с помощью фотографии по методу Кирлиана (Krippner, Rubin 1974), энергетиче ская основа которой нам неизвестна. Райх был убежден, что открыл космическую
энергию, которая пронизывает все явления и которой объясняются океанические чувства, испытываемые нами в состоянии полного расслабления и единения с ми ром. В одной из своих поздних работ (Reich 1949) он даже сравнивает свойства ор-гонной энергии с энергией месмеровского эфира.
Рак и его лечение
В исследованиях Райха проблемы рака еще раз особенно отчетливо проявляется его способность и склонность к функциональному мышлению. Он никогда не вда вался в детали, всегда видел крупные функциональные взаимосвязи. Проблемой рака Райх занимался трояким образом: он изучал формирование и разрушение клеток опухолей и крови раковых больных и разработал три диагностических теста; иссле довал биоэнергетическую основу заболевания раком; и, наконец, экспериментиро вал с комбинацией вегетотерапии и оргонного излучения, используя оргонные акку муляторы для лечения рака. Все его данные, гипотезы и рассуждения содержатся в книге «Раковая биопатия» (Reich 1948b), где дается целостное представление о проблеме.
Еще в Норвегии Райх тщательно шаг за шагом изучал формирование опухолей у мышей после инъекции Т-бацилл. Сами по себе Т-бациллы не являлись канцеро генными; скорее, когда организм не справлялся с Т-бациллами посредством обыч ной защиты с использованием плазмы и лейкоцитов, ослабленные ткани реагирова ли на Т-бациллы патологической формой защиты и начинали дезинтегрироваться в бляшки.
Основываясь на своих выводах, Райх разработал три теста крови, которые поз воляли определить общую жизнеспособность организма. Несомненно, повторить его опыты стоило бы огромных трудов.
После четырех лет экспериментальной работы на мышах в 1941 году Райх взял ся за экспериментальное — и бесплатное — лечение своего первого ракового боль ного. Когда Райх углубился в изучение биологии раковых клеток, однажды он как-то с облегчением сказал, что оставляет «треклятую проблему сексуальности» и может сконцентрироваться на органической патологии^. Но когда он стал исследовать жизненный стиль своих раковых больных, ему вновь пришлось столкнуться — на еще более глубоком уровне — с той же самой проблемой. Все больные раком страдали от хронического застоя сексуальности, который во многих случаях приво дил к полному многолетнему воздержанию. Райх использовал термин «биопатия», чтобы описать любую болезнь, характеризовавшуюся хроническим нарушением биологической пульсации организма. После лечения самых разных форм болезни он пришел к выводу, что на застой сексуальности или любое подавление эмо циональной жизни в принципе существуют две основные биологические реакции: либо возникает препятствие выражению сильных эмоций вовне, при этом они все же внутренне переживаются в форме стресса или приступов страха, либо эмоции лишаются своей энергии в результате процесса внутреннего отступления. У больных раком выраженный сексуальный застой сочетался со смирением как чертой харак тера. Райх представлял себе процесс развития рака как тяжелое центральное нару шение всего организма, поскольку оно затрагивало центр жизненного процесса — обмен веществ клеток 6.
Если в самых разных областях биологии и академической медицины ученые пы тались как можно более точно проанализировать отдельные аспекты жизнедеятель ности, то Райх изучал нарушения функционирования организма в целом. Наруше ние биологической пульсации у раковых больных выражалось в различных формах: в сексуальном отношении у них в течение долгого времени отсутствовал какой-либо половой интерес и сексуальное удовлетворение. В характерологическом отношении они отличались смирением и чувством эмоциональной опустошенности. Они стра дали от самых разных спазмов и напряжения глубоких мышц в различных областях тела, многие из которых на последующих стадиях развития биопатии становились местом возникновения опухоли. В вегетативном отношении у них отмечался хрони ческий недостаток дыхательной функции; неправильное внешнее дыхание приводи ло у раковых больных к недостаточному внутреннему дыханию тканей. В биоэнер гетическом отношении Райх постоянно обнаруживал очень низкий заряд кожи. В биологическом отношении больной раком не обладал жизненной силой и страдал от хронической контракции, сопровождавшейся недостаточным тургором и блед ным цветом кожи. В органическом отношении отмечался ослабленный биоэнерге тический заряд тканей из-за недостатка сопротивляемости клеток, что удалось дока зать с помощью кровяных тестов по Райху.
В этом процессе преждевременного умирания Райх выделил три типичных фазы. В первой фазе контракции преобладает сексуально-экономическая, характерологи ческая и вегетативная неспособность самовыражения, экспансии, «приближения» к миру. Во второй фазе, фазе усыхания, Райх выделил характерные первые четыре стадии развития рака — от ослабления сопротивляемости клеток ткани до образо вания опухоли. В последней фазе, фазе гнойной дегенерации, организм буквально распадается из-за наводнения системы плазмы токсическими продуктами опухоли.
Эксперименты Райха с терапией раковых больных являются такими же револю ционными, как и все другие его работы. Как только в 1939 году Райх приехал в США, он сразу начал заниматься экспериментальной терапией зараженных раком мышей, которых получал из Колумбийского университета (Reich 1943). Благодаря инъекции сапа-бионов ему удавалось больше чем вдвое продлить жизнь мышей после появле ния опухоли по сравнению с контрольной группой, которая не подвергалась лече нию. После того как с помощью оргонного аккумулятора он научился получать из атмосферы оргонную энергию, он лечил больных раком мышей, помещая их еже дневно на полчаса в небольшие аккумуляторы, и в три раза увеличил продолжитель ность их жизни по сравнению с контрольной группой. В марте 1941 года он при ступил к лечению своей первой раковой больной с помощью оргонной терапии. Она страдала мамнакарциномой. У нее была опухоль груди величиной с яблоко и метастазы в позвоночнике, и врачи полагали, что ей осталось жить от двух недель до двух месяцев. Уже в ходе первого терапевтического сеанса, будучи помещенной в оргонный аккумулятор, она испытала типичные субъективные реакции. Она нача ла потеть, кожа покраснела, а кровяное давление снизилось. Объяснение Райха: если рак представляет собой биопатию, сопровождающуюся усыханием, то терапия с помощью оргонного аккумулятора ведет к экспансии организма. Но чем бы это ни объяснялось, воздействие на раковую больную было удивительным. После трех недель содержание гемоглобина в крови повысилось с 35% до 85%, боли исчезли, а пациентка, которую прежде приходилось транспортировать, словно инвалида, при ходила на лечение пешком. После восьми сеансов опухоль в груди уже нельзя было прощупать пальцами, а рентгеновские снимки позвоночника вместо метастаз вы явили здоровый рост кости.
Райх опубликовал результаты своей экспериментальной оргонной терапии в об щей сложности пятнадцати больных, из которых от тринадцати классическая меди цина отказалась (Reich 1943а). Все они по меньшей мере испытали значительное об легчение болей, и во всех случаях опухоли становились меньше; опухоли в области груди полностью исчезли. У четырех пациентов отмечался нормальный рост костей, вытес нивший метастазы, а шесть пациентов, которые были полностью неработоспособны, вновь вернулись к своей работе. Пять пациентов с неоперабельными опухолями, от которых врачи отказались как от безнадежных, поправились настолько, что жили по меньшей мере еще два года, и в то время, когда Райх опубликовал свое сообще ние, были активны и хорошо себя чувствовали. Эти результаты побудили Райха утверждать, что процесс рака является обратимым, если своевременно его распо знать. Появлявшиеся новые сообщения о спонтанном излечении, казалось, подкреп ляли это утверждение. Но несмотря на хорошие результаты применения оргонной терапии, Райх все же понимал, что с биопатией необходимо бороться и в характеро логическом секторе. Улучшение состояния было необходимым, но все же единст венное решение проблемы рака заключалось в том, чтобы изменить условия, кото рые вели к безропотному смирению, снижению энергии и жизнеспособности. В результате через проблему органической патологии раковой биопатии он сно ва обратился к фундаментальной социальной проблеме — к вопросу о том, каким образом можно бороться с общим функциональным нарушением, являвшимся при чиной усыхания организма.
Впоследствии экспериментальная терапия с помощью оргонного аккумулятора была распространена и на другие болезни (Boadea 1973, 209 etc.), и разрабатыва лись аккумуляторы — прежде всего Вальтером Хоппе в Израиле (Hoppe 1950,1968а, 1968b), — обладавшие еще более сильным воздействием.
Реакция на экспериментальную терапию рака с помощью оргонного аккумуля тора была и остается самой разной. Она варьирует от слепой веры и научного инте реса до полной враждебности. Многие наблюдения Райха двадцатилетней или три дцатилетней давности подтверждаются сегодня самыми разными исследователями в области биологии, физики и медицины, которые нередко даже не знают его имени. И только в последнее время интерес к работам Райха пробуждается также у офици альных медицинских организаций, прежде всего в Италии, где по инициативе про фессора Чиуркоса, всемирно известного исследователя рака, на многих семинарах, посвященных профилактике онкологических заболеваний, обсуждались работы Вильгельма Райха. Однако двадцать лет назад реакция представителей официальной медицинской науки в США на работу Райха стала началом конца его творческой деятельности.
Свободное саморазвитие и эмоциональная чума
Райх идентифицировался с марксистским идеалом «свободной организации, в которой свободное развитие каждого является основой свободного развития всех». Долгое время он занимался вопросом: как получилось, что гуманистическая в своей первоначальной форме идеология — марксизм — выродилась в новый вид тирании, например, сталинизм. С 1939 по 1941 год Райх развивал свои идеи «естественной рабочей демократии», которую он считал адекватной формой социального объеди нения, всегда существовавшей там, где люди гармонично живут и работают, служа общим потребностям и интересам (Reich 1939с, 1941). Райх прекрасно понимал, что повсюду люди боятся свободы: «Если свобода означает прежде всего ответствен ность каждого индивида за рациональное определение своего личного, профессио нального и социального существования, то тогда не может быть большего страха, чем страх достижения всеобщей свободы» (Reich 1943b, 273). Райх не предавался Иллюзиям, ему были хорошо известны широко распространенная неспособность людей пользоваться свободой и их страх перед слишком большой ответственностью; но он также знал, что эта неспособность и страх являлись результатом социальных условий, а потому доступны воздействию. Однако во всеобщей склонности людей
К подчинению Райх вскоре стал видеть ограниченность терапевтических возможно стей и считал, что единственно надежным способом лечения и профилактики невро зов является свободное, поощряющее сексуальность воспитание детей. В этом отно шении большое влияние на него оказали встречи с Верой Шмидт и Александром Нейлом. Свою работу в детском саду и в школе они строили на тех же принципах, которые Райх считал важными для развития свободной личности.
Принципы саморегуляции впервые были четко сформулированы соратником Райха Тейджем Филипсоном. Он утверждал, что уже к младенцу нужно относиться как к индивиду, обладающему собственными правами, с организмическими ритма ми которого необходимо считаться. Важнейшая задача воспитателя заключается в том, чтобы научить ребенка ритмически удовлетворять свои самые примитив ные потребности — питаться, мочиться и испражняться, спать, играть и двигаться, и тем самым подкреплять его природную способность к получению удовольствия от собственных функций и, следовательно, заложить фундамент того, что в дальней шем он всей душой сможет отдаваться тому или иному виду деятельности. Ребенок, основные потребности которого удовлетворяются, гораздо быстрее учится прини мать неизбежные фрустрации, чем ребенок, утративший свой ритм и привыкший подавлять свои естественные чувства (Phiipson 1952). Этот принцип саморегуля ции имеет много общего с гештальт-терапией.
Задача исследования атрибутов эмоционального здоровья у новорожденного и маленького ребенка, а также условий оптимального воспитания была для Райха настолько важной, что он создал Детский центр оргономических исследований, а затем передал почти все свои деньги основанному с этой же целью фонду. Главной задачей этого фонда являлась помощь будущим матерям, уход за матерью и ребен ком во время родов и в первые недели после рождения ребенка, выявление и по воз можности предотвращение образования панциря в первые годы жизни и последую щее наблюдение за молодыми людьми, развитие которых изучалось в детстве.
Повсеместно распространенное в обществе организованное подавление свобод ного саморазвития объяснялось, согласно Райху, «эмоциональной чумой». Этим по нятием Райх описывал любую рационализированную идеологиями или моралью иррациональность и деструктивность групп. До этого Райх описал три слоя в лично сти невротика: поверхностно-моральный фасад, патологически-деструктивный средний слой (вытесненное бессознательное по Фрейду) и находящийся под ними первичный источник неискаженных биологических импульсов. У невротика эти раз личные слои личности находятся в конфликте друг с другом и с внешним миром, а при определенных социальных условиях патологические вторичные влечения мо гут вызывать социальное заражение, рационализироваться и коллективно отыг рываться. Охота на ведьм, крестовые походы, инквизиция, национал-социализм и войны являются лишь некоторыми наиболее наглядными примерами последст вий эмоциональной чумы. Райх использовал понятие чумы, чтобы описать заразный характер этой социальной истерии и то, насколько сложно с нею справиться. Райх считал, что все группы способны заражаться, словно своими собственными, общими целями, в том числе и рациональными (Reich 1933а).
В двух последних и наиболее важных своих книгах он рассматривает проблемы саморегуляции и эмоциональной чумы не с научных позиций, а полемически в одном случае и аллегорически ;— в другом. Памфлет «Прислушайся, маленький человек» (Reich 1948а) представляет собой эмоциональное обличение каждого, кто стремится переложить ответственность за самого себя на другого. В «Убийстве Христа» (Reich 1953) Райх использует образ Христа как символ естественного человека, как пример свободного, искреннего, добросердечного, саморегулирующегося и не покрытого пан цирем человека, который находился в контакте со своими чувствами и космосом, обладал природными целительными силами и знал, что нужно людям. Он был убит типичным для эмоциональной чумы образом — бездушной и черствой группой людей, наделенных властью и опиравшихся на обгцественное мнение.
Конец
Райх всю свою жизнь был яростным борцом с эмоциональной чумой, а в конце своей жизни сам пал ее жертвой. «Его фанатизм, его непомерная гордость и прежде всего внутренняя связность его системы делают Райха настолько типичным паранои ком, что его симптомы можно изучать, как случай из учебника по психиатрии», — пи шет Катьер в конце своей книги о Райхе (Cattier 1969, 206). Трудно сказать, когда на чался у Райха этот процесс отчуждения. Несомненно, что после переезда в Соединенные Штаты Америки он стал гораздо менее строго проводить различие между своими ги потезами и наблюдениями и становился все более склонным втискивать все наблюде ния во взаимосвязанную картину мира Возможно, многочисленные вынужденные пе реезды привели к тому, что Райх почувствовал себя человеком, лишенным корней. В 1942 году он переезжает в последний раз, теперь уже добровольно, в Мэн, где вместе с коллегами покупает участок земли и создает исследовательский институт, получив ший название «Оргонон». В 1950—1951 годах Райх провел эксперимент по изучению взаимодействия оргонной и радиоактивной энергии, который становится причи ной своего рода катастрофы. Большинство сотрудников и сам Райх к концу экспе римента становятся физически и/или эмоционально больными. Ильза Оллендорф пи шет, что этот эксперимент внес коренной перелом в жизнь Райха (Oendorf 1969). Если до сих пор достижения Райха можно было, пожалуй, рассматривать независимо от его эмоциональной жизни, то отныне это становится невозможным. С этого време ни научные сочинения Райха пронизаны защитными пассажами, которые все больше и больше свидетельствуют о неадекватной самооценке и страхе преследования.
В 1945 году началась кампания против разработанных Райхом аккумуляторов, организованная органом надзора за лекарственными средствами при Федеральном лекарственном управлении (FDA). Райх усматривал в этом заговор против своей пер соны и все активнее боролся с подобными проявлениями эмоциональной чумы средствами самой эмоциональной чумы. Если в прежние годы он использовал это понятие как психиатрическое и биоэнергетическое описание функционального за болевания групп, то теперь он все больше и больше употреблял его как политическое ругательство.
Аккумуляторы продавались с большим успехом, пока в 1954 году FDA не положи ло всему конец. Однако методы проведения кампании против Райха позволяют счи тать, что он и в самом деле подвергся политическому преследованию (как утверждал и сам Райх). В 1954 году его обязывают убрать из продажи и разрушить все оргонные аккумуляторы, сжечь все сочинения, статьи и описания, касающиеся конструкции и использования аккумулятора. Было запрещено продавать его книги. Если исходить из того, что эффективность аккумуляторов еще не была вполне доказана, то запрет на их продажу можно считать оправданным. Однако объявление вне закона книг Рай ха можно понимать только как политическую акцию с целью воспрепятствовать рас пространению революционных идей Райха.
Райх игнорировал это решение, из-за чего два года спустя он снова, на этот раз в связи с обвинением в неуважении закона, предстает перед судом. Райха при говаривают к двум годам тюрьмы, а его фонд — к штрафу в десять тысяч долларов; все его книги изымают из продажи и частично вместе с его журналами и оргонными аккумуляторами сжигают в присутствии двух представителей ФБР. В марте 1957 года, с точки зрения закона будучи признанным психически здоровым, Райх отправляет ся в федеральную тюрьму в Левисбурге (Пенсильвания). Через восемь месяцев, 3 но ября 1957 года, он там умирает.
НАСЛЕДИЕ РАЙХА
Говорить о наследниках Райха сложно; Райх не хотел иметь и не имел наследников в собственном смысле слова. Большинство учеников и коллег Райха в конце его жизни превратились либо в некритичных адептов, либо полностью отошли от него из-за его беспочвенных подозрений. И все же его работа была продолжена в самых разных об ластях науки. После первоначальных ожесточенных споров о лидерстве и направле нии, в котором следовало развивать работу Райха, его ученики и коллеги объединились в Колледже оргономии, возглавлявшемся доктором Элсвортом Ф. Бейкером, психиат ром, которому Райх вверил обучение будущих оргонотерапевтов. Он является издате лем «Журнала оргономии», в котором регулярно публикуются оригинальные работы Райха и новые исследования в области оргономии. Книга Бейкера «Человек в ловуш ке» (Baker 1967) представляет собой системное изложение психосоматической тера пии Райха на основе детально разработанной характерологии.
В Скандинавии работа Райха была продолжена небольшой группой вегетотера-певтов. Ола Ракнес, один из первых аналитиков Норвегии, всю свою жизнь оставался лояльным и критическим другом Райха, который никогда не впадал ни в горькое разочарование, ни в слепое идолопоклонство. Его книга о Райхе (Raknes 1970) явля ется одновременно дружелюбным и беспристрастным описанием личности, деятель ности и творчества своего учителя.
Еще одним другом Райха, во все смутные времена остававшимся верным ему до конца его жизни, был Александр Нейл, основатель Самерхилла (Nei 1958а, 1958b). Он лечился у Райха, и это помогло ему воплотить на практике революционные идеи Райха о самоопределении детей: «Мне достаточно будет сказать здесь, что после шести недель его терапии я испытал больше эмоциональных реакций и больше облегчения, чем за много лет пустословного анализа Все было далеко не просто; я прошел через множество болезненных сеансов. Наверное, я оказался слишком стар, чтобы испытать всю благодать терапии, но, с другой стороны, я получил нечто более важное — дружбу доброго, искреннего, выдающегося человека» (Nei 1958b). Двое других учеников и коллег Райха, Джин Риттер и Пол Риттер, воплотили идеи Райха о саморегуляции в воспитании своих детей (Ritter, Ritter 1959). Да и я сам вместе с женой после лекций, прослушанных в Самерхилле, стал ориентироваться в воспитании наших детей на принципы Нейла и был очень рад, когда после переиздания книги Риттеров нашел подтверждение нашему опыту: чем больше мы позволяли детям удовлетворять потреб ности в соответствии с их собственным ритмом, тем проще было развивать у них со циальную ответственность и ответственность за себя.
Однако наиболее важное и плодотворное развитие идей Райха в клинической области представляет собой разработанная Александром Лоуэном система биоэнер гетического анализа
От вегетотерапии к биоэнергетике
К сожалению, очень редко бывает так, что аналитики в своих публикациях про являют себя как личность и не скрываются за теоретическими формулировками. Похвальным исключением является книга Мозера «Учебные годы на кушетке»
(Moser 1974). С такой же открытостью Лоуэн рассказывает нам в своей послед ней на данный момент книге «Биоэнергетика» (Lцwen 1975) о личных переживани ях, побудивших его отправиться к Райху, чтобы пройти у него терапию и обучаться, но в конце концов с ним разойтись и пойти собственным путем. Еще задолго до того, как Лоуэн встретился с Райхом, он сам замечал, насколько благотворно физическая активность влияла на его эмоциональное и психическое состояние. Когда он впер вые услышал Райха на одном семинаре, то был поражен его наблюдениями, теория ми и методами лечения, в которых человеческий организм рассматривался как пси хосоматическое единство. Посвятив некоторое время теоретическому изучению работы Райха, он понял, что сможет совершенствоваться только в практической дея тельности. Поэтому с 1942 по 1945 год он проходил терапию у Райха, а затем, поощ ряемый им, сам начал лечить больных. Уже в то время Лоуэн благодаря собственной терапии и терапевтической работе сумел оценить революционные новаторские идеи и терапевтический метод Райха. Работа с сопротивлением путем непосредственного телесного контакта, когда посредством массажа или надавливания на зажатые мыш цы вызывались катартические реакции, в конечном счете способствовавшие возник новению оргазмического рефлекса, необычайно ускоряла процесс терапии, и па циенты могли обходиться значительно меньшим количеством сеансов в неделю. Но из-за этого он, как и Райх, подвергся злейшей клевете. Утверждали, будто Райх и его коллеги, чтобы повысить оргазмическую потенцию своих пациентов, стимули ровали их сексуально.
C 947 по 1951 год Лоуэн изучал медицину в Европе. После своего возвращения в Америку он обнаружил, что личность Райха и атмосфера вокруг него резко изме нились. Воодушевление от открытия новых терапевтических возможностей исчеза ло по мере того, как Райх стал посвящать себя своим биофизическим исследовани ям. Райх часто бывал подавлен, и у него все больше развивались признаки паранойи.
Лоуэн не разделял этих чувств. Благодаря своему опыту во время обучения меди цине и в период работы ассистентом он больше, чем кто либо другой, был убежден в правильности идей Райха. С другой стороны, он хотел оставаться в стороне от куль та личности Райха, который складывался в его группе. Возникла ситуация, в которой считалось самонадеянностью, если не крамолой, когда кто-нибудь ставил под сомне ние положения Райха или, основываясь на собственном опыте, пытался модифици ровать его концепции. Поэтому Лоуэн продолжал свою работу в качестве терапевта райхианского направления, но все же держался в стороне от группы райхианцев.
В дальнейшем Лоуэн стал сотрудничать с одним молодым коллегой, доктором Джоном Пиерракосом, и в 1956 году основал Институт биоэнергетического анализа. В ходе своей работы Лоуэн постоянно сталкивался с пациентами, которые не так хо рошо, как того следовало ожидать, справлялись с реальностью внешнего мира, приобретя благодаря райхианской терапии способность отдаваться вегетативным потокам и способность к оргазмическому рефлексу. Вегетативная витальность и ос вобождение от симптомов, достигавшиеся в безопасной терапевтической ситуации, зачастую не выдерживали испытаний внешнего мира, и Лоуэн пришел к выводу о необходимости наряду с вегетотерапевтической работой уделять большее внима ние характероаналитическое работе, которой стал пренебрегать Райх по мере разра ботки вегетотерапевтических методов. Кроме того, он существенно усовершенствовал вегетотерапевтические методы: если Райх, чтобы добиться прорыва эмоций, всегда де лал упор на расслаблении зажатой мускулатуры, то Лоуэн сочетал релаксационную работу с выражением пациентами агрессии с помощью позы тела и мимики, что спо собствовало отреагированию ими чувств. Лоуэн понимал, что его терапия у Райха оста лась незавершенной. Но в то время Райха уже не было в живых. Поэтому он предло жил своему молодому коллеге Пиерракосу провести с ним характероаналитическую' работу, во время которой Лоуэн придумывал разные телесные упражнения, позво лявшие ему выражать собственные эмоции. В результате тесного сотрудничества Лоуэна с Пиерракосом в процессе его собственной терапии возникла терапевтиче ская система «биоэнергетического анализа», или, выражаясь проще, «биоэнергети ка», которая благодаря своей человечности, основательности и терапевтической эффективности сегодня все больше применяется в Соединенных Штатах Америки и постепенно приобретает популярность в Европе'.
Последняя книга Лоуэна «Биоэнергетика» (Lцwen 1975) представляет собой под робное описание разработанной им системы изучения человеческой личности в ас пекте энергетических процессов тела.
Биоэнергетика изучает то, как человеческий организм справляется со своей возбу димостью, превращается в характерологическую форму и выражает себя индивиду ально. Для биоэнергетических терапевтов имеет значение любое выражение тела: осо бенности рукопожатия, поза, взгляд, интонация, особенности движения и т. д. Любое физическое выражение, которое является фиксированным, повторяющимся и моно тонным, имеет историю своего возникновения. В нашем обиходном языке имеется множество оборотов речи, указывающих на психосоматическое единство человеческих проявлений. Мы говорим о несгибаемых или твердолобых людях, о тихонях, которые не могут проявить себя, что-либо отстоять, не имеют своей позиции, о людях, задираю щих нос или поджимающих хвост, мы сдерживаем слезы или улыбку и т. д.
Все фиксированные позы являются выражением компенсации недостатка, подав ления или фрустрации, которые соответствуют искажениям психической реальности и отрицаниям. Организм, потребности которого не удовлетворяются, настаивает на своем. Так, например, орально-депрессивный человек выпрямляет колени, чтобы благодаря чувству внутренней прочности компенсировать испытанный в раннем дет стве недостаток комфорта, поддержки и контактов, словно говоря: «Вы не нужны мне, я и сам могу выстоять».
Любое ограничение подвижности тела является одновременно и результатом, и причиной эмоциональных затруднений. Хроническая напряженность является ре зультатом неразрешенных детских конфликтов, но вместе с тем причиной новых эмоциональных проблем, которые находятся в конфликте со старыми требования ми реальности взрослых. Любая физическая ригидность соответствует психической жесткости и препятствует целостной и адекватной ситуации реакции организма.
Самой ранней, важной и эффективной защитой от болезненных и нежелатель ных эмоций является подавление дыхания. Оно является как результатом, так и при чиной страха. Маленькие дети реагируют на вызывающие страх ситуации задержкой дыхания. Постоянный или часто возникающий страх ведет к стойкому нарушению дыхания вследствие зажима грудной клетки и мышц живота. В дальнейшем неспо собность свободно дышать в состоянии эмоционального стресса становится физио логической основой переживания страха. Хронический зажим ведет к снижению витальности, к уменьшению чувствительности и, как следствие, к ослаблению кон такта с процессом жизни. Следствием снижения подвижности организма является снижение эмоциональности. Мыслительная активность теряет связь с физической реальностью.
«Цель биоэнергетики как терапевтического метода заключается в том, чтобы по мочь людям заново обрести свою первичную природу... Свобода, привлекательность и красота являются природными атрибутами любого животного организма Свобода означает отсутствие внутренних препятствий для свободного потока чувств; привлека тельность — это выражение данного потока в движении, его красота есть проявление внутренней гармонии, которую приносит с собой такой поток. Они характеризуют здоровое тело и вместе с тем также здоровый дух. Первичной природой любого челове ческого существа является открытость по отношению к любви и жизни. Наша вто рая, культурно обусловленная природа — это быть начеку, укрыться панцирем, быть недоверчивым и закрытым. Этим мы защищаем себя от травм, но когда такие уста новки структурируются в личности характерологически, они вызывают более тяже лые повреждения и увечья, чем первоначальная травма» (Lцwen 1975, нем. изд., 31-32).
В первой своей книге «Физическая динамика структуры характера» (Lцwen 1958) Лоуэн, основываясь на энергетических процессах удовольствия и реальности, исследует формирование специфических структур характера. В зависимости от ста дии развития и аффективного климата организм ребенка реагирует на неразреши мые экзистенциальные проблемы совершенно определенными формами поведения. Пример: если нежеланный ребенок при выражении своих потребностей наталкива ется на полное отвержение, холодность или ненависть и ощущает из-за этого угрозу своему существованию, то он обращает свою энергию внутрь себя и учится держать себя в руках и таким образом закладывает фундамент шизоидной структуры, харак теризующейся внешней жесткостью, безжизненностью, отсутствием контактов, не выразительностью взгляда, холодностью, механистичными движениями и отрица нием потребностей. Мышечные зажимы шизоида служат тому, чтобы устоять перед страхом распасться на части, если он даст себе волю, и защите от чувства грозящего уничтожения, как только он заявляет о своем праве на существование и потребно сти. Мышечные зажимы у человека с оральной (депрессивной) структурой характе ра указывают на паттерн цепляния, «прилипания», возникающий из-за страха оди ночества. Эта структура защищает от чувств грозящего одиночества и с ними связанной ярости. Психопатическая личность по своим манерам и поведению ха рактеризуется потребностью при любых обстоятельствах быть наверху и контроли ровать ситуацию; эта структура защищает от потребностей и взаимной зависимости из страха оказаться использованным и вторично возникающих мстительных чувств. Мазохистская структура характеризуется тем, что данный человек ничего не выпус кает из себя из страха оказаться раздавленным, сокрушенным, если ему захочется заявить о своем праве на пространство и личные проявления. Для нее также типич но подавление реактивного желания подавлять других. Лоуэн объединяет описан ные Райхом структуры общим понятием «ригидный характер». Пассивно-женст венный мужчина и маскулинно-агрессивная женщина в своих манерах и поведении проявляют выраженную идентификацию с родителем противоположного пола для защиты от присущего им страха кастрации, тогда как у истерической женщины и у фаллически-нарциссического мужчины мы обнаруживаем чрезмерную иденти фикацию с половой ролью (завоеватель или жертва совращения). Для всех четырех структур типичны характерологическая и мышечная скованность, страх самоотдачи и тяжелой обиды, а также подавление сильных импульсов ненависти. У человека с обсессивной структурой характера мы обнаруживаем чрезмерную ригидность как защиту от генитальности вследствие чересчур интенсивного приучения к опрят ности и последующих обид в генитальной фазе (Lцwen 1958, 1975).
«Предательство тела» (Lцwen 1967) является необходимым противовесом к ра боте Лэйнга «Разделенная Самость» (Laing 1959) для понимания шизофренической ситуации у индивида и в обществе. В работе «Депрессия и тело» (Lцwen 1972) Лоуэн изучает биологические основы доверия и сознания реальности и показывает, каким образом жизнь для людей теряет свой смысл, если они отказываются от чувственно го контакта со своей телесной реальностью. В работе «Удовольствие» (Lцwen 1970) он исследует психологические и биологические основы удовольствия и неудовольст вия и показывает, что борьба за успех, власть и деньги является причиной и выраже нием неспособности испытывать или выносить удовольствие.
Неспособность получать удовольствие особенно отчетливо проявляется в неспособ ности к сексуальной самоотдаче, которая по-прежнему — несмотря на все сексуальные свободы и просвещенность — широко распространена В книге «Любовь и оргазм» (Lцwen 1965) Лоуэн показывает неразрывную связь между сексуальной функцией и структурой личности. Импотенция, фригидность, гомосексуализм, перверсии, ejacuatio praecox и прочие нарушения сексуальности интерпретируются как выражение лично сти в целом В этой написанной с большой теплотой к людям книге Лоуэн разоблачает болезненную, широко распространенную установку, когда половой акт расценивается как достижение, а не является выражением чувств к партнеру. Для человека, у которого все сводится к сексуальности, половой акт становится вопросом победы или пораже ния. И наоборот, человек, который находится в контакте со своим телом и своими чув ствами, обладает способностью к самореализации в сексуальной любви.
Главное усовершенствование терапевтического метода, осуществленное Лоу-эном, заключается в том, что он показывает нам, насколько важно в буквальном смыс ле поставить пациента на ноги, укоренить переживание им самого себя в своей телесной реальности, то есть его «заземлить». Это «заземление» (grounding), укоре нение в реальности собственной телесности развивается в процессе терапии благо даря сознательному выполнению многочисленных упражнений, разработанных Лоу-эном для того, чтобы индивид смог снова обрести контакт с самим собой.
Наряду с Бейкером и Лоуэном выдающимися новаторами в области оргономии и биоэнергетики являются Джон Пиерракос, Стэнли Келеман и Герда Бойезен. Пиерракос, основатель и руководитель Института нового возраста человека, интере суется прежде всего энергетическими полями человека (Pierrakos 1970). Келеман основное внимание в своих исследованиях уделяет ритмическому развитию чело веческой сексуальности, эмоциональности и духовности и их связи с гравитацией (Keeman 1970, 1971, 1975а, 1975b). Герда и Мона Лиза Бойезен изучают форми рование панциря характера у невротиков в вегетативно-висцеральной области (G. Boyesen 1970,1972; M. L. Boyesen 1974). Все они регулярно публикуют свои рабо ты в журнале «Energy and Character*.
Влияние Райха постоянно растет не только в Америке. Все больше психоанали тиков, психодрамотерапевтов, гештальт-терапевтов и групповых терапевтов самых разных направлений обучаются методам биоэнергетики или, по крайней мере, об суждают их среди своих коллег и включают в собственную работу.
Повседневный опыт применения этих методов подкрепляет мою убежденность в том, что рациональные объяснения пациенту, почему он такой, какой он есть, ста новятся для него все менее важными, когда в чувственно-эмоциональных отноше ниях с самим собой и с другими людьми, включая терапевта, он находит почву, где может укорениться и расти.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Здесь нет возможности подробно остано виться на личном развитии Райха. Поэтому я от сылаю интересующихся читателей к обширной и отчасти противоречивой литературе (Boadea 1973, Cartier 1969, Oendorf 1969, Pamier 1969, Sinenikov 1970, Raknes 1970, Rycroft 1971, P. Reich 1974, Raphae et a. 1970, Ritter 1958, Higgins, Raphae 1967) и ограничусь наиболее важными биографическими сведениями.
2 Эта книга не идентична одноименному первому тому написанной гораздо позднее работы Райха «Открытие оргона» (Reich 1942b).
3 Позднее Балинт говорил о развитии гени тальной любви (см. статью М. Хоффмайстер в этом томе).
4 Это стало особой техникой в гештальт-те-рапии.
5 Из этого можно заключить, насколько об ременительной является осознанная сексуаль ность и почему люди так от нее защищаются.
6 Сегодня эту констелляцию у раковых боль ных снова интенсивно изучают в одном из ис следовательских институтов США.
7 Мой супервизор, профессор Айке, был по ражен быстрым прогрессом в терапии и эмо циональной зрелостью одной шизофренической пациентки, которую я сам лечил с помощью этих методов.
ПУБЛИКАЦИИ ВИЛЬГЕЛЬМА РАЙХА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1922: Trieb und Libido, Begriffe von Fore bis Jung. Z. f. Sexuawissenschaft, 9,1922,17-19,44-50, 75-85
1923: Zur Triebgenetik. Z. f. Sexuawissenschaft, 10, 1923, 99-106
1924a: Ьber Genitaitдt vom Standpunkt der psy choanaytischen Prognose und Therapie. Int. Z. f. Psychoanayse, 10
1924b: Die therapeutische Bedeutung der genita en Libido. Int. Z. f. Psychoanayse, 10
1925a: Die Roe der Genitaitдt in der Neurosen therapie. Z. Дrzt. Psychotherapie
1925b: Der triebhafte Charakter. Wien: Internatio naer Psychoanaytischer Verag
1927a: Die Funktion des Orgasmus: Zur Psycho pathoogie und zur Sozioogie des Geschechts ebens. Wien, Leipzig, Zьrich: Internationaer Psychoanaytischer Verag
1927b: Zur Technik der Deutung und der Wider standsanayse. Int. Z. f. Psychoanayse, 13
1927c: Ьber Charakteranayse. Eng.: On Charac ter anaysis. In: R. Fiess (Ed.): Psycho-anaytic Reader. London: Hogarth Press 1950. Deutsch: Charakteranayse. Kцn, Berin: Kiepenheuer & Witsch 1970
1929a: Der genitae und der neurotische Charak ter. Int. Z. f. Psychoanayse, 15
1929b: Reich, W, Fromm, E., Bernfed, S.: Diaekti scher Materiaismus und Psychoanayse. Studies on the Left, 6,1966. Berin: Underground Pr. 1968
1930: Geschechtsreife, Enthatsamkeit, Ehemora. Kritik der bьrgerichen Sexuareform. Wien: Mьnster-Verag 1930
1932a: Der Einbruch der Sexuamora. Berin: Sex po. Переиздание: Der Einbruch der sexueen Zwangsmora. Kцn: Kiepenheuer & Witsch 1972
1932b: Der sexuee Kampf der Jugend. Berin: Sexpo
1932 c: Der masochistische Charakter. Eine sexuaц konomische Wideregung des Todestriebes und des Wiederhoungszwanges. Int. Z. f. Psychoana yse, 18. Расширенный вариант в: Charakter anayse. Kцn: Kiepenheuer & Witsch 1971
1933a: Charakteranayse. Verдnderte, 3. Aufage: Kцn: Kiepenheuer & Witsch 1970
1933b: Die Massenpsychoogie des Faschismus. Kopenhagen: Sexpo. Переиздание в новой ре дакции: Kцn: Kiepenheuer & Witsch 1971. Fi scher-Taschenbuch Bd. 6250: Frankfurt 1974
1934a: Der Orgasmus as eektrophysioogische Entadung, Z. f. Poit. Psycho, und Sexuaцko nomie, 1,1934
1934b: Der Urgegensatz des vegetativen Lebens. Z. f. Poit. Psycho, und Sexuaцkonomie, I, 1934
1935: Psychischer Kontakt und vegetative Strц mung. In: Charakteranayse. Kцn 1971
1937a: Experimentee Ergebnisse ьber die eektri sche Funktion von Sexuaitдt und Angst. Kopen hagen: Sexpo
1937b: Orgasmusrefex, Muskehatung und Kцr perausdruck. Oso: Sexpo
1938: Reich, W, Du Tei, R., Hahn, O.: Die Bione. Zur Entstehung des vegetativen Lebens. Oso: Sexpo
1939a: Bion experiments on the cancer probem. Kinische und experimentee Berichte Nr. 7, Tei I. Oso: Sexpo
1939b: Drei Versuche am statischen Eektroskop.
Oso: Sexpo 1939c: Die natьriche Organisation der Arbeit in
der Arbeitsdemokratie. Oso: Sexpo 1941: Weitere Probeme der Arbeitsdemokratie.
Rotterdam: Sexpo
1942a: The natura organization of protozoa. Int. J. of Sex-econ. and Orgone Res., I, 1942
1942b: The Function of the Orgasm (1942). Sex-Economic Probems of Bioogica Energy. 1-й том книги "The Discovery of the Orgone". New York: Orgone Inst. Press 1942. На немецком языке: Die Funktion des Orgasmus. Kцn: Kie penheuer & Witsch 1969
1943a: Experimenta orgone therapy of the cancer biopathy. Int. J. of sex-econ. and Orgone Res., 2, 1943
1943b: The Bioogica Miscacuation in the Hu man Strugge for Freedom. Int. J. Sex-econ., 2, 1943
1945: Some mechanisms of the emotiona pague. In: Charakteranayse. Kцn 1970
1948a: Listen, itte man! New York: Orgone Insti tute Press. London: Souvenir Press 1972
1948b: The Cancer Biopathy. 2-й том книги "The Discovery of the Orgone". New York: Orgone
Institute Press. На немецком языке: In: Der Krebs. Kцn: Kiepenheuer & Witsch 1974
1949: Cosmic Orgone energy and ether. Orgone energy buetin, I
1953: The Murder of Christ. In: The Emotiona Pague of Mankind, I. Rangeey, Maine: Orgone Institute Press
ЛИТЕРАТУРА
Baker, E.: Man in the Trap. New York 1967 Bernfed, S.: Die kommunistische Diskussion um die Psychoanayse und Reichs "Wideregung der Todes-triebhypothese". Int. Z. fьr Psychoanayse, 1932,18
Boadea, D.: Subjective Reactions of the Orgone Accumuator. Orgonotic Funct., 2,1955
Wihem Reich; The Evoution of his Work. Lon don: Vision Press 1973
Boyesen, G.: Experience with dynamic reaxation. Energy and Character, 1/1-2,1970,21-30
The primary personaity and its reationship to the streamings. Energy and Character, 3/3,1972, 63-72
Boyesen, M. L.: Psycho-peristasis, the abdomina discharge of nervous tension. Energy and Cha racter, ab 5/1, 1974,5-16
Bьntig, W. E.: Die Gestattherapie Fritz Pers'. In: Die Psychoogie des 20. Jahrhunderts, Bd. IV. Zьrich 1977
Cattier, M.: La Vie et 'Њuvre de Wihem Reich. Lausanne: La Citй 1969. Engisch: The Life and Work of Wihem Reich. New York: Avon 1971
Enges, F.: Der Ursprung der Famiie, des Privat eigentums und des Staates. Moskau: Verag f. fremdspr. Literatur 1940
Freud, S.: Die Abwehrneuropsychosen (1894). G. W. I, 74
Drei Abhandungen zur Sexuatheorie (1905a). G. WV
Drei Abhandungen zur Sexuatheorie (1905b). G. W. V, 82
Zur Dynamik der Ьbertragung (1912). G. W. VIII. 364-374
Voresungen zur Einfьhrung in die Psychoana yse (1917). G.W. XI
Jenseits des Lustprinzips (1920). G. W XIII
"Psychoanayse" und "Libidotheorie" (1923a). G.W. XIII
Das Ich und das Es (1923). G. W. XIII Hemmung, Symptom und Angst (1926). G. W. XIV Das Unbehagen in der Kutur (1930). G. W. XIV
Neue Foge der Voresungen zur Einfьhrung in die Psychoanayse (1932). G. W XV
Fromm, E.: The Fear of Freedom. London: Kcgan Pau 1952. На немецком языке: Die Furcht vor der Freiheit. Zьrich: Steinberg 1945
Man for Himsef. New York 1947. На немецком языке: Psychoanayse und Ethik. Stuttgart, Konstanz: Diana 1964
Higgins, M., Raphae, C: Reich Speaks of Freud (1967). London: Souvenir Press 1972
Hoppe, W: Further experiences with the orgone accumuator. Orgone Energy Buetin, 1950, 2 Biopsychische und biophysische Krebsentste hung im Lichte der Orgonomie. Proc. II. Int. Seminar on Cancer Prophyaxis and Prevention, Rom 1968 a
Die Behandung eines maignen Meanomas mit Orgonenergie. Proc. II. Int. Seminar on Cancer Prophyaxis and Prevention, Rom 1968b
Horney, K.: New Ways in Psychoanaysis. New York 1939. На немецком языке: Neue Wege in der Psychoanayse. Stuttgart: Kipper 1951. Tas chenbuchausgabe: Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2090. Mьnchen: Kinder 1975
Our Inner Conficts. New York 1946. На немец ком языке: Unsere inneren Konfikte. Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2104. Mьnchen: Kind er 1976
Jones, E.: The Life and Work of Sigmund Freud, III. London: Hogarth Press 1955
Keeman, S.: The Human Ground (1970). San Francisco: Lodestar Press 1973 Sexuaity, Seif, and Surviva. San Francisco: Lodestar Press 1971
Living Your Dying. New York: Random House 1975 a
Your Body Speaks Its Mind. New York: Simon and Schuster 1975b KNSEV, A. et a.: Sexua Behavior in the Human Mae. New York 1948. На немецком языке: Das sexuee Verhaten des Mannes. Berin, Frank furt/M.: G. B. Fischer 1955
Sexua Behavior in the Human Femae. New York 1953. На немецком языке: Das sexuee Verhaten der Frau. Berin, Frankfurt/M.: G. B. Fischer 1954 Kraus, F.: Kinische Syzyoogie: Agemeine und speziee Pathoogie der Person. Leipzig: Thieme 1926
Krippner, St., Rubin, D.: The Kirian Aura. Gar den City, New York: Anchor/Doubeday 1974
Kronfed, A.: Buchbesprechung von "Die Funkti on des Orgasmus". Arch. f. Frauenkunde, 14,1927
Kursbuch 29. September 1972
Laing, R. D.: The Devided Seif (1959). London: Peican 1967. На немецком языке: Das geteite Sebst. Eine existentiee Studie ьber geistige Gesundheit und Wahnsinn. Kцn: Kiepenheuer & Witsch 1972
Lцwen, A.: Physica Dynamics of Character Structure. New York: Grьne & Stratton 1958. Переиздание: The Language of the Body. New York: Coier-Macmian 1971
Love and Orgasm. New York: Macmian 1965
The Betraya of the Body. New York: Macmian 1967
Peasure. New York: Coward-McCann 1970
Depression and the Body. New York: Coward, McCann, Geoghegan 1972
Bioenergetics. New York: Coward, McCann, Geoghegan 1975. На немецком языке: Bioener getik. Mьnchen: Scherz 1976
Mainowski, В.: The Sexua Life of Savages in North-Western Meanesia. London 1929. На не мецком языке: Das Geschechtseben der Wi den in Nordwest-Meanesien. Leipzig, Zьrich: Grethein 1929
Marcuse, H.: Eros and Civiization. New York 1956. На немецком языке: Triebstruktur und Geseschaft. Ein phiosophischer Beitrag zu Sigmund Freud. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1965
Masters, W. H., Johnson, V. E.: Human Sexua Response. Boston/Mass.: Litte, Brown and Comp. Puh. 1966. На немецком языке: Die se xuee Reaktion. Reinbek: Rowoht 1970
Misch, W, Misch, K.: Die vegetative Genese der neurotischen Angst und ihre medikamentцse Beseitigung. Der Nervenarzt, 5/8, 1932
Moser, T.: Lehrjahre auf der Couch. Bruchstьcke meiner Psychoanavse. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1974
Mьer, L. R.: Die Lebensnerven. Berin: Springer 1931
Nei, A. S.: Summerhi. London: Goancz 1958a. Ha немецком языке: Theorie und Praxis der anti-autoritaren Erziehung. Reinbek: Rowoht 1970
The Man Reich. In: P. Ritter (Ed.): Wihem Reich Memoria Voume. Nottingham: Ritter Press 1958b
Oendorf-Reicii, I.: Wihem Reich: A Persona Biography. New York, London 1969. На немец ком языке: Wihem Reich. Das Leben des gro Яen Psychoanaytikers und Forschers, aufge zeichnet von seiner Frau und Mitarbeiterin. Mьnchen: Kinder 1975
Pamier, J. M.: Wihem Reich. Essai sur a nais sance du Freudomarxisme. Paris: Union generae d'йditions 1969
Phiipson, T: Kaerighedsivet: natur eer unnatur. Copenhagen 1952. Zitiert in: D. Boadea: Wi hem Reich; The Evoution of his Work. London: Vision Press 1973
Pierrakos, J.: The Energy Fied of Man. Energy and Character, 1/2,1970,61-68
Life Functions of the Energy Centers of Man. Energy and Character, 7/1, 1976, 54-67
Puner, H.: Freud, His Life and Mind. New York 1947
Raknes, O.: Wihem Reich and Orgonomy. Oso and New York 1970. На немецком языке: Wi hem Reich und die Orgonomie. Frankfurt/M.: Fischer 1973
Raphae, Ch., et a.: Wihem Reich, Misesteemed,
Misconstrued. New York 1970 Reich, A.: Wenn Dein Kind Dich fragt. Berin
1932a
Das Kreidedreieck. Berin 1932b
reich, P.: A Book of Dreams. London: Barrie and Jenkins 1974. На немецком языке: Der Traum vater. Meine Erinnerungen an Wihem Reich. Mьnchen: Bertesmann 1975
Ritter, P.: Wihem Reich Memoria Voume. Nottingham: Ritter Press 1958
Ritter, P., Ritter, J.: Experiment with the Orgone accumuator. Orgon. Funct., I, 1954
The Free Famiy. London: Goancz 1959. На не мецком языке: Freie Kindererziehung in der Fa miie. Hamburg: Rowoht 1972
Rycroft, C: Wihem Reich. London: Fontana/ Coins 1971. New York: Viking Press 1972. На немецком языке: Mьnchen: Deutscher Tasc henbuch-Verag 1972
Schmidt, V: Education psychoanayste en Russie Soviйtique (1934). Partisans, Paris, 46, 1969
Sinenikov, C: L'Oeuvre de Wihem Reich. Paris:
Edition Maspero 1970 Szent-Gyфrgyi, A.: Bioenergetics. New York.
Academic Press 1957
Wofe, T.: Предисловие к книге Райха "The Function of the Orgasm" (1942b).
НЕОПСИХОАНАЛИЗ ХАРАЛЬДА ШуЛЬЦА-ХЕНКЕ
Эстер Цандер и Вольфганг Цандер
ВВЕДЕНИЕ
Харальд Шульц-Хенке, один из выдающихся представителей неопсихоанализа, пожалуй, как никто другой из психотерапевтов его поколения оказался под пере крестным огнем критики. Его представления столь часто неверно воспринимали и интерпретировали, что нам кажется необходимым в подробном введении подго товить почву для понимания его деятельности.
Уже сам термин «неопсихоанализ» дает повод для негативного отношения. Однако он настолько уже утвердился, что более подходящее обозначение едва ли имеет шансы распространиться.
Термин «неопсихоанализ» звучит так, словно речь здесь идет о чем-то принци пиально новом, словно все, что существовало прежде, должно быть принципиально отвергнуто как устаревшее или отжившее, более того, словно предлагается некая тео ретическая конструкция, не зависящая от прочих воззрений.
Еще Швидлер в своей статье, вошедшей в руководство по психотерапии, указы вал, что цель неопсихоанализа — внести свой вклад в развитие классического психо анализа и создать основу взаимосвязанной психотерапевтической науки. Он подчер кивал: «Шульц-Хенке видит опасность в том, что наши знания в области психоанализа превращаются в догмы, и выступает за предоставление права исследователям и пре жде всего первооткрывателям — как во всех других науках — признавать то, что поддается критической и эмпирической проверке, и отбрасывать остальное» (Schwidder 1959,171).
После того как Германия вышла из изоляции, Шульц-Хенке считал, что он следу ет тем же путем, что и другие аналитики. В 1951 году в своем учебнике по аналитиче ской психотерапии он, в частности, писал: «Фактически понятие 'аналитическая психотерапия', 'динамическая психиатрия', 'динамическая психология', 'психосома тическая медицина', 'современная глубинная психология' и 'неопсихоанализ' явля ются синонимами» (Schutz-Hencke 1951, 7).
Мысль о том, что исследование динамики невротических феноменов непременно должно основываться на фундаментальных работах Зигмунда Фрейда, была для него настолько естественной, что многие общеизвестные положения Фрейда упоминались им только вкратце, а сам он ограничивался рассуждениями, выходившими за их гра ницы. Такая манера изложения присуща всем его публикациям, из-за чего возникали многочисленные недоразумения.
Для иллюстрации сказанного мы бы хотели привести здесь всего одну цитату из работы 1931 года, характеризующую общую позицию Шульца-Хенке: «В последние десятилетия феномены генитальных нарушений обсуждались настолько подробно, что едва ли есть надобность еьце раз подробно обсуждать здесь эту проблему. Поэто му следует указать лишь на ряд воззрений, которые, пожалуй, помогут нам избежать неверного применения ранее приобретенных нами знаний в этой области» (Schutz-Hencke 1931b, 45).
Сам Шульц-Хенке подчеркивал, что на две трети он отстаивает позиции Фрейда, а на одну треть заимствует представления его последователей. Свой собственный вклад он расценивал как весьма незначительный. Он считал, что создал лишь «амаль гаму» из доступных эмпирической проверке элементов всех основных психоанали тических теорий. Сам он никогда не считал, что «его» теория неврозов является за конченной теоретической конструкцией. Об этом свидетельствуют его постоянные указания на необходимость проверки, дополнения, углубления и расширения сфор мулированных им идей. Он полагал, что ему всего лишь удалось с корректных мето дологических позиций привести в порядок все старое и известное, подобно тому, как, например, в отношении психопатических личностей и психосоматических син дромов это соответственно сделали Курт и Карл Шнайдеры. Поэтому вполне понят но, что Шульц-Хенке был искренне удивлен, когда вдруг психоаналитики чуть ли не с полемической резкостью стали его упрекать, что он стоит на позициях Фрейда максимум на 10 процентов, причем всего лишь из-за того, что он провел критический анализ теории либидо и метапсихологии (см. статьи П. Низе, Б. Ницшке и А. Холдера в т. I). Для иллюстрации следует еще раз процитировать Швиддера: «Шульц-Хенке признавал правильность выводов и клинических наблюдений Фрейда, но уже в сво ей первой книге, выпущенной в 1927 году, выступил против расширения понятия сексуальности, указав наряду с сексуальными также на другие первичные дет ские желания, которые, хотя и являются инстинктивными, все же не описывались им как сексуальные в узком смысле слова» (SchWidder 1959, 171—172).
В обоснование своего подхода Шульц-Хенке ссылался на труды самого Фрейда. Фрейд всегда оставался скромным и категорически подчеркивал, что его теоретиче ские рассуждения отнюдь не являются попытками, которым все должны обязатель но следовать.
Шульц-Хенке считал опасным не теоретизирование как таковое, а преобладание скоропалительно разработанных теорий, которые затем получают всеобщее призна ние и превращаются в догму. Его система открыта для любой эмпирической провер ки. Таким образом, в этом его позиция, по существу, мало чем отличалась от позиции Фрейда, предпочитавшего формулировать свои выводы весьма осторожно.
Со стремлением создать единую науку, позволяющую вести плодотворный диа лог со всеми основными смежными дисциплинами, связаны также его критические замечания относительно универсального использования метафор. В психоаналити ческой литературе подобная манера изложения стала весьма распространенной. Метафоры, полагает Шульц-Хенке, очень быстро теряют свой образный характер и начинают вести собственную жизнь, словно представляют собой реальность. Сам он использует образы только тогда, когда, по его мнению, наши знания являют ся пока еще недостаточными, чтобы наблюдаемый факт можно было описать иначе. Но в таком случае при первом использовании метафоры он, как правило, указывает на ее образный характер. Однако борьба с постоянным употреблением в нашем профессиональном языке метафор, по всей видимости, стала одной из причин разда вавшейся в его адрес критики. Образные понятия имеют позитивный, привлекатель ный в эмоциональном отношении характер и, кроме того, не обязывают к абсолют ной точности. Шульц-Хенке ратовал за научную терминологию и, несмотря на критику и непонимание, ею пользовался. В 1931 году он писал: «Тот, кто... отказывается от детального описания эмпирических фактов, даже если это 'всего лишь' является попыткой отрицать неудобные слова и вместе с тем факты, в своем рвении как можно быстрее создать и отстоять готовую теоретическую конструкцию, очевидно, забыва ет, что и психоанализ в конечном счете основывается на эмпирике, а все разработан ные им методы были вторичными — и таковыми должны оставаться. Ибо близость к жизни и содержание истины в психоанализе зависят от постоянного контроля со стороны эмпирической реальности» (Schutz-Hencke 1931, 5).
Однако здесь, на наш взгляд, необходимо еще одно предварительное замечание. Хотя в данной статье основной акцент, разумеется, делается на изложении объек тивного материала, который нам оставил после себя Шульц-Хенке, тем не менее представляется необходимым охарактеризовать личность самого автора. Дело в том, что резкая критика, которой он подвергался, по всей видимости, относится не толь ко к его научному труду, но и не в последнюю очередь — наряду со всем, о чем гово рилось выше, — объясняется особенностями личности самого Харальда Шульца-Хен-ке. Об этом, помимо прочего, свидетельствует и тот факт, что от его непосредственных коллег и учеников можно услышать о нем самые разные мнения. Многие уважают его за ясный ум, за его неиссякаемый энтузиазм при решении самых разных науч ных вопросов; другие же часто ощущали в общении с ним дистанцию и даже явно выраженное отвержение. В ходе научных дискуссий Шульц-Хенке высказывал рез кие суждения и этим нажил себе немало врагов.
Возможно, эта сложная личность станет более понятной, если прочесть, что пи сал о Шульце-Хенке Кемпер в опубликованном в 1973 году автобиографическом очерке: «Я причисляю его к самым значительным, самым одаренным, универсально образованным людям, которых я встречал в своей жизни, но вместе с тем также к самым неоднозначным, особенно в нашем собственном психоаналитическом об ществе, причем не только из-за отстаиваемых им убеждений. Он принадлежит к тем, к кому я отношусь с завистью: ...будучи на семь лет старше меня, он был одним из тех немногих людей, которые не только суверенно владели своей специальностью; он обладал также и другими точными знаниями, например в области астрономии, физики, а также философии, социологии и, кроме того, биологии. Если же говорить об определенных видах любимых им растений и животных (например, бабочках и птицах), то он обладал чуть ли не энциклопедическими знаниями» (Kemper 1973, 314). Затем Кемпер пишет: «Я часто спрашивал себя, как получилось, что этого дос тойного любви и необыкновенного человека многие не понимали и резко отвергали. Это был человек, не ладивший с самим собой» (там же, 317).
Помимо того, что Шульц-Хенке вызывал к себе критическое отношение своими личностными особенностями, он вдобавок оказался еще и в круговороте внутрипо литических событий. Поводом для критики явилась его деятельность в Немецком институте психологических исследований и психотерапии в период «Третьего рей ха». То, что некоторые немецкие аналитики сохранили свои прежние должности, достаточно часто критиковалось, причем критики нередко забывали, что и сам Фрейд не только терпимо относился к подобной позиции, но и даже советовал этим людям так поступать. В последнее время эти факты неоднократно описывались (Baumeyer 1971; Bцhm 1972), а потому здесь нет надобности подробно на них останавливаться. Тем не менее во многих публикациях долгое время несправедливо утверждалось, что Шульц-Хенке был «национал-социалистом» и из оппортунистических сообра жений «предал» терминологию и теорию либидо Фрейда. Уже некоторые приведен ные здесь цитаты, относящиеся к 1931 году, свидетельствуют об обратном. Кроме того, многие сотрудники, лично знавшие его в нацистское время, могут подтвердить, что он был противником национал-социализма не только по своим внутренним убе ждениям, но и открыто выражал свои взгляды.
И все же приведенных и обсркдавшихся выше фактов недостаточно, чтобы полно стью объяснить широко распространенное критическое отношение к Шульцу-Хенке.
Остается еще один интересный и нерешенный вопрос: какими дополнительными мотивами объясняется направленная против него полемика или повсеместная тен денция обходить молчанием его труд.
Нам бы хотелось остановиться здесь на другой, на наш взгляд, несправедливой критике: Шульца-Хенке часто упрекают (например Эдуардо Вейсс или Гельмут Томе, см. приложение к списку литературы в конце статьи), что он склонен к упрощени ям, а в его моделях отсутствуют различные интрапсихические и интерперсональные элементы.
Мы еще будем говорить о том, какие разнообразные динамические комбинации получаются с точки зрения разработанной им психологии побуждений их первич ных, вторичных и третичных последствий.
Возможно, что впечатление «простоты» возникает у некоторых критиков в свя зи с механизмом торможения, лежащим в основе всех невротических явлений, ко торый Шульц-Хенке описывал как стержень возникновения любого невроза и кото рый по своей сути близок механизму вытеснения. То, что здесь не может быть и речи о чем-то простом, вытекает, пожалуй, из того факта, что процесс торможения нельзя «психо-логически» понять, привлекая какие-либо новые или дополнительные гипо тезы, — его можно постичь только путем последовательного микропсихологическо го изучения неврозов, психосоматических расстройств, а также психотических про явлений. Вызывает удивление, что именно этот фундаментальный феномен иногда расценивается как упрощение; ведь никому, например, не приходит мысль считать кибернетические модели «простыми» лишь потому, что в своей сущности они осно вываются на постоянной альтернативе ответов «да» и «нет».
Особенно ученым, ориентированным на естественные науки, интересно будет узнать, что у Шульца-Хенке нет каких-либо микропсихологических постулатов, ко торые противоречили бы физиологическим, физиолого-химическим или физиолого-физическим данным, носящим характер закономерности, а также естественнонауч ным рабочим гипотезам, доказуемым экспериментально. Например, в учебнике психотерапии Шульц-Хенке указывает, что считает возможным —- даже если к опи сываемому феномену это, казалось бы, не относится, — корректно представить всю глубинную психологию в терминах той или иной физиологической школы (напри мер школы Павлова).
Однако это высказывание совершенно не означает, что Шульц-Хенке ограничи вался естественнонаучными параллелями. Он написал статью о мнимом противоре чии естественных и гуманитарных наук (Psyche, 3,1949), постоянно также занимался философскими, этнологическими и социально-экономическими вопросами и учиты вал их при построении своих теорий. По его мнению, именно социологические аспек ты возникновения неврозов должны рассматриваться как можно более детально. Все это свидетельствует об открытости его системы. Мы также подробно рассмотрим психопатогенетические факторы строгости и изнеживания, играющие определенную роль в раннем развитии невротиков. Здесь следует указать лишь на то, что, по мнению Шульца-Хенке, строгость и изнеживание имеют свою собственную специфическую подоплеку. Речь идет о социологических или политико-экономических агрегатах: «Совершенно особые формы исторически сложившихся социальных структур пред ставляют собой 'подлинную' основу невротического развития... То есть на рубеже сто летий по-прежнему существуют так называемые 'законы' политико-экономического свойства Процесс является диалектическим. Человек как экономическое существо пы тается как-либо реализовать в мире, не предоставляющем ему рке абсолютной свобо ды, духовные по своему характеру интересы. Вследствие этого экономические фак торы в значительной степени являются независимыми переменными, а духовная жизнь — зависимой переменной» (Schutz-Hencke 1951, 130—131).
По мнению Шульца-Хенке, социологические факторы, связанные со временем и пространством, должны пересматриваться каждый десять лет. Если же это сде лано, то все, что мать «неправильно» делает в ситуации «здесь и сейчас», имеет для последующего невротического развития ребенка большее значение, чем пре дыстория.
И наконец, последнее предварительное замечание: на наш взгляд, имеется еще одна особого рода трудность в понимании научных работ Шульца-Хенке. На верное, о чем идет речь, понятно уже из приведенных выше цитат. Стиль Шульца-Хенке сложен для восприятия. Необходимость все время внимательно вчитывать ся — что, впрочем, является непременным условием понимания — при изучении его книг нередко оказывается делом весьма непростым. В дальнейшем мы попыта емся изложить позиции Шульца-Хенке как можно в более понятной форме. Поэто му в данной работе мы сознательно отказываемся от детального изложения всех его идей и постараемся выделить самое интересное и важное в его концепциях, внес ших значительный вклад в дальнейшее развитие психоаналитической теории.
ПЕРЕЖИВАНИЯ АВТОХТОННЫХ ИМПУЛЬСОВ
Главное расхождение с Фрейдом — которое, впрочем, Шульц-Хенке понимал лишь как смещение акцентов, — произошло в связи с группой догенитальных ин стинктивных тенденций. Шульц-Хенке считал, что каждый аналитик в процесс клас сического анализа может убедиться в том, что при тяжелых неврозах явно преобла дают «догенитальные тенденции», причем они имеют совершенно особое значение. Он пишет: «Речь идет именно о том, что догенитальная область в теории невро зов приобрела необычайно большие размеры, внутри которых несколько явных дет ских переживаний и перверсии занимают лишь весьма небольшое пространство» (Schutz-Hencke 1931,11).
Не отрицая своей попытки расширить понятие, он утверждает далее: «Однако нужно признать, что и сам Фрейд в зависимости от того, как он расширял понятие сексуальности, подобно подавляющему большинству его коллег, рассматривал доге нитальные области переживания в качестве подвидов генитальности. Уже этим объ ясняется то, что в своем... сочинении о «недомогании культуры» он отмечал, что ему непонятно, каким образом они [Фрейд и его ученики] смогли не заметить и упустить универсальность неэротической агрессии и деструктивности, не отвести им подо бающего места в интерпретации жизни» (там же).
Шульц-Хенке вполне допускал, что существует также и догенитальность, то есть реальные предварительные ступени в развитии сексуальности; однако это является исключением, а не правилом. Здесь, однако, существуют явные различия, необычай но важные по своим последствиям, ибо, как он отмечает далее, «эти на первый взгляд всего лишь теоретические разногласия по своим последствиям фактически сущест венно ограничивают терапевтические возможности психоанализа» (там же, 13). Терапевтических успехов можно достичь только тогда, когда признается автохтон ный характер «оральности», «анальности» и т.д., а в ходе терапии уделяется внима ние специфическим торможениям и вытеснениям также и в этих сферах.
Швиддер в своей уже упоминавшейся статье в руководстве по психотерапии также отмечает, что неверно рассматривать все человеческие желания, потребности и побуж дения в качестве предшественников сексуальности или парциальных сексуальных вле чений, как это формулируется в теории либидо, даже если Фрейд прав в своих наблюде ниях, что у ребенка, как правило, можно наблюдать полиморфно-извращенные побуждения или что в фантазиях, сопровождающих мастурбацию, и во время прелюдии при половом акте можно выявить производные упомянутых детских желаний.
После того, о чем говорилось в предыдущем разделе, не вызовет удивления, что Шульц-Хенке считал термин «влечение» или «либидо» неудачным, поскольку «ре альный субъект под этим не подразумевается. Подобно тому, как 'дух' является субъ ектом духовного переживания, 'влечение' является субъектом, относящимся к пере живанию влечения» (Schutz-Hencke 1951).
Однако в дальнейшем он говорил не только о переживаниях влечения, но и о пе реживаниях побуждения, поскольку считал этот термин объективно более точным и, кроме того, он позволял избежать смешения с теорией влечений Фрейда.
При всем восхищении гениальностью Фрейда Шульц-Хенке считал оправдан ным отказ по изложенным выше соображениям от теории либидо в пользу рабочих гипотез, которые больше отвечают реальности. Как уже отмечалось, он был уверен в необходимости смещения акцентов в пользу изучения автохтонных «догениталь-ных» переживаний, которые подтверждались результатами исследований других авторов. В данном контексте мы бы хотели только сослаться на подробный хроноло гический обзор результатов аналитических исследований, подготовленный Дюрссе-ном (Dьhrssen 1973). И наоборот, большинство учеников Фрейда оставили теорию либидо в неизменном виде.
В отличие от них Шульц-Хенке противопоставлял сексуальным потребностям другие переживания побуждения. Он использовал оба выражения — «потребность» и «переживание побуждения» — практически как синонимы и писал: «Во всяком случае важнейший компонент всех переживаний побуждения можно считать рав нозначным потребности... Любая потребность имеет также и побудительную сторо ну» (Schutz-Hencke 1951, 21).
Поскольку разработанной антропологии пока еще не существовало, установить точное количество переживаний побуждений у человека не представлялось возмож ным. Однако для теории неврозов Шульц-Хенке и не считал это важным. Как правило, у человека возникают интрапсихические или интерперсональные конфликты в связи с тремя или четырьмя сферами побуждений. Только они имеют отношение к возник новению неврозов, а потому ими можно ограничиться и в терапии. Целью психоана лиза не является создание ни теории побуждений в целом, ни антропологии.
В упомянутых «конфликтных» сферах переживания, имеющих отношение к пси хологии неврозов, речь прежде всего идет о каптативном «оральном», ретентивном «анальном», моторно-агрессивном, уретральном, любовно-сексуальном и в первую очередь интенциональном переживании. У нас еще будет возможность рассмотреть каждое из этих переживаний более подробно. Здесь же мы вначале дадим о них об щее представление.
Переживание интенционального побуждения
Шульц-Хенке одним из первых указал на особое значение интенциональных потребностей для последующего развития невроза. Понятие интенциональности, разработанное Гуссерлем и Брентано, благодаря Шульцу-Хенке стало широко рас пространенным научным термином. В случае переживания интенционального побуждения, согласно Шульцу-Хенке, речь идет о том, что «нечто», возможно, еще до рождения, но особенно после рождения, побуждает человека обратиться к миру. Эта обращенность к миру имеет генерализованный эмоциональный харак тер и описывается понятием «любопытство».
Переживание каптативного, орального побуждения
Когда в процессе своего развития маленький ребенок переходит к более целена правленным движениям, необходимое обращение к миру, согласно Шульцу-Хенке, приобретает характер хватания. Он пишет: «За этим стоит желание обладать. На ла тыни здесь говорят о сареге. Поэтому... выбрано понятие 'каптативный'» (там же, 25).
Специфической формой хватания у младенца является хватание ртом, а посколь ку этот оральный мир имеет особое значение для последующего развития, в качест ве обозначения этой сферы потребностей сохраняется также и старое название «оральный».
Переживание ретентивного, анального побуждения
Когда маленький ребенок завоевал мир вышеописанным способом, то есть за хватывая, согласно Шульцу-Хенке, появляется новая потребность: он хочет удержи вать. Шульц-Хенке пишет: «Здесь снова имеется латинское выражение: «retinere», отсюда и производное слово «ретентивный»» (там же, 28).
Самая первая возможность реагировать ретентивно у маленького ребенка воз никает тогда, когда его приучают к опрятности. Ему нужно всего лишь сомкнуть анус и не отдавать фекалии. Ввиду важности этой первой «пробы сил» маленького ребенка в отношениях со взрослыми для обозначения данной категории побужде ний Шульц-Хенке здесь также оставляет старое название «анальный». Отметим, од нако, что уже здесь можно наблюдать агрессивные компоненты.
Переживание агрессивного побуждения, обусловленного стремлением к самоутверждению
В ходе дальнейшего развития ребенка, прежде всего в связи с созреванием его моторики, появляется побуждение, которое Шульц-Хенке называл также «мотор ным стремлением к разрядке». При этом из-за относительной неловкости ребенка иногда оно становится также причиной разрушений. Слово «агрессия» происходит от латинского «ad-gredi» и означает «движение к». Если же движение влечет за собой разрушение предмета, то ad-gredi становится агрессией в собственном смысле слова.
Если ребенку благодаря его моторным навыкам удается «разрушить» предмет, например уронить башню, то он испытывает чувство триумфа. Если в ответ на свои действия он получает поддержку у окружения, то чувство триумфа даже усиливает ся. Поэтому, согласно Шульцу-Хенке, возникает «естественная связь между ad-gredi, агрессией и стремлением к самоутверждению» (там же, 34).
И только после переживания «деструктивного» триумфа ребенок начинает со зидать, получать «радость от труда». Радость от созидания вполне можно считать эк вивалентом позитивной агрессии, и в свою очередь здесь нетрудно установить связь со стремлением к самоутверждению.
Переживание уретрального побуждения
В данном случае речь идет о том, чтобы мочиться без принуждения, пускать струю по высокой дуге или позволять себе писаться. Оно тесно связано с агрессивной потреб ностью или потребностью в самоутверждении, с одной стороны, и сексуальной потребностью — с другой, а потому поначалу может показаться странным, что его выделяют в качестве самостоятельного переживания. Однако речь здесь идет лишь о переплетении, а не о тождестве.
Переживание любовного, сексуального побуждения
Уже последние три вида потребностей представляют собой очень сложные об разования, и, по мнению Шульца-Хенке, в еще большей степени это относится к любовному стремлению. Он полагает, что наряду с чисто сексуальными стремле ниями правомерно говорить об автохтонных потребностях как в сфере нежных чувств, так и в сфере эротики, которые не имеют ничего общего с сублимацией. Об этом говорит хотя бы тот факт, что зачатки стремления к нежности можно обна ружить уже на самых ранних стадиях развития, а именно в интенциональной фазе.
Шесть этих сфер переживания очень легко соотнести с психологией нормально го детского развития. Дюрссен (Dьhrssen 1954) попытался сопоставить данные пси хологии развития с психологией побуждений, связать их друг с другом и на их осно ве описать психогенные заболевания у детей и подростков.
Если теперь мы еще раз взглянем на описанные шесть сфер переживаний в бо лее широком контексте, а именно с точки зрения антиномической конфликтности, то в зависимости от преобладания тех или иных компонентов всю сферу пережива ний можно разделить на три части:
стремление к обладанию (переживание интенционального, орально-каптатив-ного, анально-ретентивного побуждений);
стремление к самоутверждению (переживание анально-агрессивного, мотор-но-агрессивного, уретрального побуждений);
стремление к любви (переживание нежного, эротического, сексуального побу ждения).
Тем самым учитывается также опыт, что с давних времен человеческие конфлик ты возникали преимущественно в связи с обладанием, самоутверждением и сексу альностью. Поэтому во все времена в совместной жизни людей предпринимались соответствующие попытки их разрешения. Такую же попытку представляют собой и апостольские призывы к бедности, послушанию и целомудрию.
АНТИНОМИЯ И АМБИВАЛЕНТНОСТЬ
Прежде чем перейти к рассмотрению самой модели побуждений, необходимо более подробно остановиться на особенности человека как антиномического суще ства. В своих научных положениях Шульц-Хенке постоянно уделял большое внима ние «природе» человека. Он считал важным постоянно подчеркивать, что структура всего живого гораздо богаче, чем мы можем охватить ее в теории неврозов. Уже сам факт, что человек является zoon poitikon, существом, создающим культуру, и жи вым существом, знающим о своей смерти, представляет собой его важную характе ристику и имеет специфические последствия. Далее, для понимания человека важно иметь в виду, что он должен решать антиномические конфликты, то есть уметь справ ляться с импульсами, потребностями и желаниями, противоречивость которых не устранима.
Слово «антиномия», возможно, у кого-то вызовет ассоциации лишь с велики ми, трагическими конфликтами, которые роковым образом возникают у человека в течение его жизни. При этом легко забывают, что повседневная жизнь каждого человека требует от него постоянного решения антиномических проблем. Все мы испытываем расщепленность. Уже маленький ребенок, который, по словам Шуль ца-Хенке, является не только «свирепым» существом, но и существом, нуждающим ся в нежности и поддеРжке> находится в настоящем антиномическом конфликте.
Даже у животного можно уже обнаружить признаки расщепленности, а ведь любое животное является прежде всего инстинктивным существом. В сравнении с ним человека можно охарактеризовать как существо, сравнительно свободное, но вместе с тем «расщепленное надвое» или, лучше сказать, «расщепленное на мно гие части». Уже в противопоставлении Фрейдом эроса и влечения к смерти содер жится нечто, что Шульц-Хенке называет антиномическим отношением человека к миру в целом, то есть к жизни и смерти. Кроме того, существуют интрапсихиче-ские и интерперсональные антиномии.
Интрапсихические антиномии возникают по причине того, что на свете есть не так много вещей, которые, если вообще интересуют человека, пробуждают у него только одну потребность. Следует отметить, что интрапсихические конфликты ра зыгрываются в основном между стремлением к моментальному удовлетворению и присущим каждому человеку стремлением к постоянству. Так, например, яблоко из-за его вкуса хочется сразу съесть, но вместе с тем за его красоту хочется сохранить и продолжать радоваться его виду. «Человек устроен так, что, по существу, столь же явно стремится к постоянству, как и к тому, чтобы отдаться во власть моменту» (Schutz-Hencke 1949, 23).
По мнению Шульца-Хенке, стремление к постоянству является настолько универсальным осознанным переживанием человека, что сравнительная недолго вечность чувства удовлетворения после утоления анималистической потребности вселяет в человека тревогу, поскольку непостоянство его пугает. И наоборот, удов летворение духовных потребностей более соответствует стремлению человечест ва к постоянству, поскольку получать удовольствие можно и от воспоминаний. Его, так сказать, можно вернуть обратно. Это, помимо прочего, является причиной того, что человек расценивает переживания духовных побуждений как «высшие», а анималистических, наоборот, — как «низшие». Из-за непостоянства последних он может начать их бояться и в конечном счете почувствовать себя виновным за свое собственное стремление к постоянству. Подобное автономное чувство вины выявить очень просто. Гораздо драматичнее, однако, переживается чувство страха, возникающее тогда, когда собственные потребности сталкиваются с противопо ложными потребностями других людей, а возможными последствиями могут ока заться враждебность или потеря любви. Шульц-Хенке пишет: «Этот особый страх потери любви и есть то, что составляет важную часть всех сконденсированных пе реживаний страха, которые мы в таком случае обычно называем чувством вины» (там же, 24).
В своей нужде человек располагает различными возможностями, позволяющими ему справиться с неустранимой противоречивостью побуждений. Напомним лишь о последовательном удовлетворении, об отказе, об управлении разумом и т. д. В сле дующем разделе мы более подробно разберем представление Шульца-Хенке о том, что существует и другая здоровая форма совладания с расщепленностью, а именно торможение. Если человек неожиданно распознает угрозу потери любви или его за хлестывают автономные бурные чувства вины, то у разума не остается времени для управления. В таком случае вступает в действие торможение. Нам представляется важным указать на его универсальное, «здоровое» наличие. «Очень часто оно возника ет без предупреждения, непреднамеренно и не нуждаясь в том, чтобы быть преднаме ренным, в паническом страхе перед грозящим переживанием... И тогда одна из двух антагонистических потребностей вдруг 'автоматически' исчезает» (там же, 60). Шульц-Хенке считает торможение настояьцим «остаюьцимся в остатке» инстинк тивным компонентом человеческой природы.
Мы здесь довольно подробно говорили о раздвоенности человека прежде всего потому, что именно в этой «природе» человека Шульц-Хенке видит почву, на кото рой произрастает все остальное; в конечном счете она предстает определяюгцей, не зависимой переменной. Антиномия является составной частью человеческой жиз ни, и каждый человек в той или иной степени будет терпеть неудачу в стремлении гармонично и безболезненно разрешить неизбежные конфликты. Никакое воспита ние не способно этому воспрепятствовать.
Невротическим конфликтом жизненные констелляции человека становятся только тогда, когда потребности уже не могут переживаться полностью, то есть ко гда они существуют исключительно в латентном состоянии. В результате раздвоен ность «углубляется» сверх всякой нормальной меры. Антиномия превращается в амбивалентность. С амбивалентным переживанием мы часто встречаемся в случае невротических проявлений. Можно сказать, что выздоровление пациента, помимо прочего, наступает тогда, когда амбивалентность снова становится полностью пере живаемой и со всей ответственностью принимаемой антиномией.
МОДЕЛЬ ПЕРЕЖИВАНИЯ ПОБУЖДЕНИЙ
Итак, Шульц-Хенке считал, что ни одна потребность не может возникнуть у че ловека без того, чтобы тут же не проявились и противоположные импульсы, име ющие характер противодействия. Следовательно, по его мнению, любое полное переживание побуждения обязательно состоит из двух частей: агонистической и ан тагонистической.
Поскольку в дальнейшем мы еще будем говорить об антагонистической стороне, обратимся вначале к отдельным «элементам» агонистического переживания побуж дения. Мы обнаружим аспекты, одни из которых Фрейд относил к Оно, а другие к Я. Проще всего нам проиллюстрировать модель побуждения на примере, которым поль зовался также Шульц-Хенке: я смотрю на яблоко и испытываю желание его съесть. Следовательно, я испытываю орально-каптативный импульс, импульс, относящийся к сфере стремления к обладанию. Рассмотрим эту потребность более детально. Внача ле я воспринимаю яблоко. Я могу видеть его форму и цвет, ощутить его гладкую, холод ную, напоминающую воск поверхность; я могу оценить рукой его тяжесть, почувство вать его запах. Когда мы говорим обо всех этих восприятиях, речь идет о компонентах побуждения, впервые сформировавшихся еще в интенциональной фазе.
Но для того, чтобы во рту у меня выделялась слюна, одного только восприятия недостаточно. Кроме него, должны также присутствовать компоненты представле ния. Они возникают благодаря моей способности воображения. Обычный здоровый человек обладает множеством представлений. Сюда относятся также и весьма спе цифические переживания; например, то, что яблоко сорта гравенштейн не только выглядит иначе, чем яблоко сорта боскоп, но и отличается от него по вкусу. Воспри ятия, возникающие в данный момент, связываются с накопленными представле ниями. Мы «распознаем». Однако с помощью наших представлений осуществляется не только дифференциация, но и оценивание. Например, восприятие «очень твер дое и зеленое» связывается с суждением «незрелое»; восприятие «упруго-эластич ное» — с суждением «спелое», а восприятие «мягкое, сморщенное, покрытое буры ми пятнами» с суждением «подгнившее, неприятное на вкус».
Пойдем, однако, в нашем примере несколько дальше: наряду с элементами вос приятия и представления при более точной интроспекции можно зарегистриро вать еще и нечто третье, а именно появление «эмоциональности». Этот эмоциональ ный тон может быть самым разным. При виде яблока у меня может возникнуть своего рода предвкушение того, как я буду есть сочную фруктовую мякоть. Шульц-Хенке говорит об «эмоциональности». Она является особенно важным элементом, поскольку, по его мнению, в результате устанавливается определенное соотношение отдельных компонентов, то есть благодаря ей побуждение переживается как единое целое.
Но и этого еще недостаточно. К эмоциональности примешиваются также ощу щения от иннервации тела, среди них, например, мышечные. Шульц-Хенке весьма осторожно говорит здесь о «состоянии, напоминающем возбуждение». И только то гда, когда эмоциональность и «нечто напоминающее возбуждение» интенсифици руются и становятся агрегатами особой индивидуальности, возникает то, что обыч но называют аффектом. Только подобная интенсификация делает переживание побуждения аффективным. В нашем примере как раз и произошла бы подобная интенсификация, что привело бы к оральному аффекту.
Однако любой импульс остался бы на стадии созерцания, если бы к нему не доба вился важный элемент, а именно то, что Шульц-Хенке называет «поведенческим ком понентом». Если бы моторика не трансформировала аффект в действие, я бы не смог съесть яблоко. Вначале все это является лишь агонистической стороной во всех ее про явлениях.
Однако, по мнению Шульца-Хенке, при определенных условиях полноценная потребность может переживаться даже в отсутствии восприятия. Я могу, например, захотеть съесть яблоко, даже его не видя. Зато в таком случае особенно выраженным будет представление о яблоке.
В особом случае могут отсутствовать даже и восприятия, и представления. Тогда вместо них отчетливо проявляется состояние, напоминающее возбуждение, или аг регат эмоций, мышечных или других ощутимых телесных изменений (например, сухость во рту). Чтобы лучше понять, о чем, собственно, здесь идет речь, следует заме тить, что состояние, напоминающее возбуждение, если использовать другую терми нологию, в целом соответствует ощущению «интероцептивных раздражителей» (Павлов). Этот особый случай относится ко всем физиологическим потребностям, которые, как правило, периодически у нас возникают, таким, например, как голод и жажда. Только при интенсификации состояния, напоминающего возбуждение, возникает аффект, например желание поесть.
Наверное, эти рассуждения позволяют понять, что имеет в виду Шульц-Хенке, утверждая: «Переживания побуждения — это гештальты, структуры. В погранич ном случае все, из чего они состоят, зависит от всего остального» (Schutz-Hencke 1951, 122). Здесь становятся очевидными принципы организации, известные нам из гештальт-психологии.
Благодаря описанию четырех—пяти элементов агонистическая сторона структуры с точки зрения терапевтических целей оказывается представленной достаточно диффе ренцированно. С другой стороны, эта степень дифференциации является крайне необ ходимой. Терапевт должен отчетливо представлять себе перечисленные компоненты, даже если вначале это кажется сложным Дело в том, что при неврозе, как правило, одновременного торможения всех элементов не происходит. Поэтому нужно уметь распознавать также последствия торможения каждой отдельной «части».
Теперь мы можем перейти к краткому рассмотрению антагонистической сторо ны полного переживания побуждения. Мы уже говорили, что в случае импульса съесть яблоко при определенных обстоятельствах можно выявить антагонистическую потребность отказаться от яблока, сохранить его; эта потребность также относится к сфере стремления обладать, однако она является не каптативно-оральной, а ретен-тивной. В данном случае антагонистическая сторона в точности соответствует агони стической структуре, состояьцей из перечисленных пяти элементов, однако эти эле менты имеют здесь противоположную направленность. Образно говоря, агонистическая сторона перехватывает инициативу, а потому можно утверждать, что антагонистиче ская сторона реагирует и является «противодействуюгцей инстанцией».
Как мы уже видели, этот противодействие может обусловливаться также автоном ным страхом или автономными чувствами вины. Забегая вперед, отметим, что с точки зрения психологии неврозов страх и чувства вины тесно между собою связаны. Однако в таком случае речь идет не столько об автономных, сколько о гетерономных чувствах вины.
Если рассматривать антагонистическую сторону полного переживания побужде ния, то в чувствах вины мы обнаруживаем элемент, относящийся в топографической модели Фрейда к Сверх-Я. Таким образом, и в модели побуждений Шульца-Хенке мы обнаруживаем доступные непосредственному переживанию характеристики Оно, Я и Сверх-Я, которые в методологическом отношении классифицируются по-другому.
ПЕРЕЖИВАНИЯ ПОБУЖДЕНИЯ И ПСИХОЛОГИЯ НЕВРОЗОВ
Прежде чем более подробно разобрать «побуждения», имеющие отношение к неврозам, представляется важным еще раз подчеркнуть, что Шульц-Хенке пони мал подчеркивание автохтонного характера догенитальных влечений, о которых го ворил Фрейд, исключительно как смещение акцентов и предполагал, что факты, эм пирически установленные Фрейдом и его учениками, являются общеизвестными. Поэтому мы не будем здесь подробно описывать важные в нейропсихологическом отношении потребности, а сделаем основной акцент на нововведениях Шульца-Хен ке. Мы лишь в редких случаях будем упоминать здесь общеизвестные данные глу бинной психологии, которые были описаны в литературе еще до публикаций Шуль ца-Хенке. Многое из того, что в 1931 году было «новым», сегодня — несколько десятилетий спустя — уже взято на вооружение аналитиками. Особенно это являет ся верным, если, подобно Шульцу-Хенке, иметь в виду описанные факты, а не раз личную терминологию.
Далее, следует повторить, что Шульц-Хенке хотел зарезервировать термин «до-генитальный» за теми феноменами, которые действительно являются предшествен никами детской сексуальности. Все остальные парциальные влечения в качестве ав тохтонных он относил к сексуальному влечению. Он выступал против употребления термина «влечение» и вместо этого называл то, что можно выявить при интроспек ции, «переживанием влечения», а затем «переживанием побуждения», структура которого изложена в последней главе.
Некоторые аспекты переживания побуждений становятся понятными только в том случае, если рассматривать типичные последствия их торможения, поэтому, когда это необходимо, нам приходится указывать на возможные их нарушения. Сам Шульц-Хенке постоянно описывает побуждения с точки зрения их возможной конфликтности и последующего торможения. С этим связано также и то, что актив ная сторона всех переживаний побуждения в его работах выглядит чрезмерно ак центуированной, тогда как одновременно возникающим «пассивным» пережива ниям уделяется меньше внимания. Последние он подробно описывает, рассуждая о «природе» человека, и имплицитно подразумевает в ходе изложения своего психотерапевтического подхода; однако при описании тяжелых неврозов, которым в его учебнике уделяется основное внимание (поскольку аналитическую психотера пию он считал обязательной только для лечения тяжелых неврозов), он делает это лишь мимоходом. В то время, когда он жил, и в том регионе (север Германии), где он работал, торможению в раннем детстве подвергались прежде всего активные стороны переживания побуждений; все остальное являлось исключением. Именно так следует понимать его утверждение, что основное внимание в терапевтической работе следует уделять ограниченности экспансии во всех сферах побуждений.
Переживание интенционального побуждения
Своим подробным и точным описанием переживания интенционального побу ждения Шульц-Хенке в свое время создал нечто новое, хотя некоторые другие авто ры также описывали соответствующие психические состояния в ранних фазах детского развития. Здесь, например, можно упомянуть характеристику «эго-косми-ческого Я», данную Федерном (Federn 1956), или принадлежащее Ференци описа ние так называемой «фазы безусловного всемогущества» (Ferenczi 1913).
Специфика разработанной Шульцем-Хенке концепции заключается в особом акценте на развивающихся уже в самом раннем детстве переживаниях побужде ния, которые обладают интенциями, то есть явно выраженными активными уст ремлениями. Понятие интенциональности заимствовано у Гуссерля и Брентано, ко торые говорили об «интенциональных актах», интенциональной направленности. Шульц-Хенке постоянно подчеркивал значение этой фазы для развития всех душев ных переживаний, указывая, например, что речь здесь идет о «сфере переживания огромнейшей важности» (Schutz-Hencke 1951).
Он описывал это активное стремление «как самую общую направленность на все, что было воспринято». На восприятия младенец реагирует чувствами или же только оттенками чувств. Насколько при этом важны именно эти корреспондирующие эмо циональные компоненты, станет нам понятным в дальнейшем, когда пойдет речь о процессах нарушений и их последствиях. Впрочем, в аспекте современных направ лений исследований представляется небезынтересным, что еще в 1951 году Шульц-Хенке говорил о возможности нарушений внутриутробного восприятия.
Пожалуй, наиболее четкую характеристику переживания интенционального побуждения мы обнаруживаем в его книге о шизофрении, где он пишет «Еще до того как младенец обращается к миру орально или мануально (с помощью рук), он обра щает на него свое внимание визуально, аудитивно и в целом активно. Самые разнооб разные эмоциональные качества, эмоциональные акты (психологически понимаемые) 'направляются' на мир, его 'интенционируют'» (Schutz-Hencke 1952, 34).
Присоединяясь к Шульцу-Хенке, можно сказать, что речь здесь идет о совер шенно особого рода внимании, имеющем общий характер интенсивной направ ленности.
Хотя, рассматривая развитие ребенка, Шульц-Хенке предпосылает интенцио-нальность всем остальным сферам побуждений, он все же говорит об этом только условно. Скорее, для него здесь более важным является временной приоритет воз можных нарушений такого стремления. Он, например, не имел в виду, что «ораль-ность» младенца появляется позже, чем интенциональность. В отличие от него Риманн (Riemann 1970), например, пытается определить интенциональность как доэдипову фазу. Пожалуй, еще более понятным становится то, что Шульц-Хенке понимал под интенциональностью, когда в качестве главной цели этого пережива ния он выделяет любопытство [die Neugier] и говорит о необходимости понимать это слово буквально: как «зависть [die Gier] к новому [das Neue]», как интенсивное «жадное» стремление узнать новое и принять его в себя. Животное также с разной интенсивностью является «любопытным», однако человек отличается от стоящих ближе всего к нему антропоидов, помимо прочего, необычайной дифференцирован-ностью своей продиктованной любопытством направленности на внешний мир.
На этом описание переживания интенционального побуждения — понять и изложить которое, как верно отмечает Дюрссен, наиболее сложно — можно за кончить. Однако его фундаментальное значение становится понятным лишь при опи сании разнообразных возможностей его нарушений, зачастую имеющих тяжелые последствия.
Переживание каптативного, орального побуждения
Наряду с «позволением себя покормить» младенец плачем или криком может активно требовать свою пищу; он может сосать, хватать, кусать. Затем постепенно у него развиваются настоящие каптативные способности, а именно умение захваты вать предмет руками, удерживать и забирать, а при случае снова засовывать в рот захваченное.
Однако на первом году жизни ребенок завоевывает мир не только руками, но и, по существу, всем телом. Он лежит или сидит на «своей части мира». «Таким обра зом, мир отчасти становится владением ребенка. Помимо прочего, человек — суще ство не только любопытное, но и стремящееся обладать» (Schutz-Hencke 1951, 26).
Таким образом, оральное обращение к миру (см. также статью Дж. Сандлера и К. Дэйра в т. I) является частной формой каптативности. Шульц-Хенке считает эту дифференциацию важной еще и потому, что при патологических условиях в слу чае нарушения оральности в узком смысле каптативность всегда «втягивается в во доворот» торможения, и наоборот, при нарушении каптативности оральность мо жет оставаться сохранной. Но даже когда речь идет об оральности в узком смысле, необходимо учитывать ее характер как структуры потребности, как гештальт по требности, поскольку дифференцированное психологическое явление одновремен но связано с дифференцированным телесным явлением. Помимо рта, функциони руют и другие органы: слюнные железы, глотка, пищевод, желудок, кишечник и, возможно, также печень и поджелудочная железа. Эти замечания будут для нас важ ными, когда затем пойдет речь о «психосоматической медицине».
Подчеркнем еще раз: каптативность — понятие более широкое, чем оральность. Человек хочет не только утолять голод, но и получать удовольствие от еды и питья; у него могут развиваться и другие потребности обладать в самом широком смысле и иметь самые разные вещи: деньги, то, что доставляет ему наслаждение, одежду, ме бель, «домашний очаг», «свое» время, «свое» спокойствие, «своих» друзей, «свое» зна ние и т. д. Таким образом, желание иметь мы встречаем не только в материальной сфе ре, но также в духовной и интерперсональной. Сюда же относятся объятия и поцелуи.
В нашем языке имеется множество связей с орально-каптативными явлениями: мы «сохраняем» контакт, мы «обладаем» друзьями. В духовной области мы говорим о жажде знаний, мы «беремся» за материал, мы «усваиваем» его и «перевариваем». Как известно, последующие нарушения в учебе имеют свои корни в нарушениях орально-каптативных потребностей. Если ребенок не может активно вмешиваться, желать, просить, выбирать, то в дальнейшем это нередко приводит к тому, что он не может самостоятельно усваивать знания и ждет, что его этими знаниями «накор мят». Аналогичным образом многие последующие сексуальные проблемы могут объ ясняться торможениями в оральной сфере.
«Активная сторона орально-каптативных явлений» — можно также ска зать: умения брать — является «репрезентативным словом в рамках каптатив-ной сферы» (Schutz-Hencke 1951, 28). Уметь брать в пределах разумного дол жен любой человек; речь идет о развивающейся функции, которую легко можно нарушить, особенно на первом году жизни. Здесь имеется связь данной сферы побуждений с психологией неврозов. Антиномический конфликт между «брать» и «давать» впервые проявляется в потребности «иметь». По поводу этой человече ской проблематики Шульц-Хенке пишет: «Должен ли он [человек] завоевы вать мир и людей, активно вмешиваться, вцепляться мертвой хваткой, вбирать все в себя вплоть до исчезновения предмета? Или он должен излучать себя в мир, дарить себя людям, уступать? Издревле это является нерешенной проблемой» (там же).
Переживание анального, ретентивного побуждения
Подобно тому, как благодаря введению понятия каптативности Шульц-Хенке описал широкую область переживания оральности, он попытался также, используя понятие «ретентивность», охарактеризовать одну особую сторону мира анальных переживаний (см. также статью П. Хайманн в т. I).
С помощью слова «ретентивный» (= удержанный) по аналогии с тенденцией удерживать экскременты описывается общая потребность человека удерживать, накапливать и сохранять приобретенные вещи. Также и здесь прежде всего напра шивается мысль о предметах материального мира, то есть о сохранении денег и ве щей, а также о радости от обладания ими. Но и здесь тоже ретентивные тенденции не ограничиваются материальным сектором, они играют также определенную роль в сфере межличностных отношений. По отношению к другому человеку можно быть «сдержанным», «закрываться». Это представляет собой ретентивность по отноше нию к собственным чувствам. Далее, другого человека можно сделать объектом ре-тентивных потребностей, хотеть «удержать» его для себя, попытаться «сдержать» свои чувства, «сохранить» дружбу.
Также и обращение со всем преходящим имеет ретентивные компоненты. Шульц-Хенке часто цитирует известные слова Ницше: «Ведь все удовольствие жаж дет вечности». Так, например, человек может испытывать потребность остановить время, сохранить прошлое и вместе с ним все преходящее.
Ретентивность является обязательным элементом в духовной деятельности. Че ловек умственного труда должен быть способен накапливать отдельные факты, упо рядочивать их и сохранять. Невозможно представить себе память без ретентивных функций. Ее органический коррелят можно обнаружить в мозговых механизмах со хранения информации.
Человек, которого в детстве приучали постоянно отдавать, и в дальнейшем будет многое упускать сквозь пальцы — как материальные предметы, так и нематериаль ные. При определенных условиях он не сможет, как бы ни старался, «удерживать» и людей, парадоксальным образом получая радость от «давания».
Остановимся вкратце на периоде развития первых анально-ретентивных пере живаний и их нарушениях. Речь здесь прежде всего идет о периоде приучения к опрятности, примерно в начале второго года жизни. Шульц-Хенке подчеркивает, что в это время родители впервые требуют от маленького ребенка отдать собствен ное имущество, а именно фекалии, причем именно тогда, когда этого желают воспи татели, и в специально отведенном ими месте. Этому требованию противостоят соб ственные потребности ребенка в удерживании и сохранении.
В работе «Заторможенный человек» Шульц-Хенке утверждает: «Ребенок впервые здесь сталкивается с тем, что от него что-то требуют... Непрерывно, снова И снова, повторяя все это поистине тысячу раз, маленький ребенок спорит со сво им требовательным окружением. Здесь на основе внутреннего и внешнего опы та он впервые приобретает свой особый стиль поведения — решает отдавать или нет, послушаться или упрямо удерживать имеющееся в нем» (Schutz-Hencke 1940,26).
Таким образом, здесь впервые возникает борьба за власть. Если ребенок сдается, то это может иметь стойкие существенные последствия. Если мать настолько одер жима приучением своего ребенка к опрятности, что отказывает ему в спокойно-экспансивном приспособлении, то этим, согласно Шульцу-Хенке, она буквально парализует его ретентивные устремления. Первоначальная тенденция к самостоя тельному контролю может в таком случае разрушиться, и в результате при опреде ленных обстоятельствах в личности ребенка будет утрачено нечто важное. Ребенок становится взрослым, который не может сказать «нет». Ибо матери, которые столь нетерпимы в своем стремлении приучить ребенка к опрятности, и в остальном до биваются осуществления своих желаний насильственным образом. И точно так же, как они пытаются добиться безусловного послушания, они часто требуют отдачи любви.
Шульцу-Хенке не раз приходилось наблюдать ретентивную заторможенность. В ценностных представлениях его времени ретентивное поведение сплошь и рядом имело негативный оттенок. Нередко в процессе воспитании обычные ретентивные импульсы ребенка сразу же осуждались как проявления «непослушания, упрямства, недоброжелательности».
Хотя при возникновении у маленького ребенка первого анально-ретентивного переживания оно касается целиком его самого, его собственной телесности, его соб ственной телесной субстанции, которую ребенок отдает или сохраняет, это поведе ние и в самом деле может приобрести по отношению к внешнему миру агрессив ный характер. Маленький ребенок может сопротивляться «отдаче», делая взрослых бессильными. В дальнейшем сходную роль играют скупость, молчание или иное эмо-ционально-ретентивное поведение.
Уже в телесных проявлениях, связанных с ретентивностью, содержится еще один двойственный аспект. Органом, о котором обычно идет речь в случае переживания анально-ретентивных побуждений, является анус. Однако по-доб-но тому, как в случае оральности наряду со ртом действуют и другие органы, точ но так же и здесь, помимо ануса, имеется другая часть тела — нижний отдел ки шечника. Если анус «удерживает», то очевидной функцией нижнего отдела кишечника является «выталкивание». Таким образом, фекалии могут стать «сна рядом»: ими можно испачкать человека и окружение, доставить неприятность смрадом, уязвить. В переносном смысле мы говорим, например: «изгадить» и «об марать». Таким образом, не только удерживание, но и отдача может служить агрессии.
Сама по себе агрессивная сторона анальности будет рассмотрена в следующем разделе данной статьи. Однако здесь ее также следовало упомянуть, чтобы показать тесную связь между анальностью и агрессией. Разделение является искусственным, но все же необходимым. Ретентивная сторона анальности более близка к орально сти, чем к агрессии. В обеих сферах речь идет об обладании в широком смысле. Но если оральность прямолинейно направлена на взятие, то анальность содержит уже в себе антагонистические тенденции — отдавать и удерживать. Антиномиче ские конфликты в сфере стремления к обладанию разыгрываются, следовательно, между желаниями брать, давать и удерживать.
Переживание агрессивного побуждения, обусловленного стремлением к самоутверждению
Шульц-Хенке рассматривал развитие переживания агрессивного побуждения не только в анальной и последующей уретральной фазе, но и в промежуточных. Воз можности для специфического агрессивного поведения возникают здесь благодаря происходящему на втором или на третьем году жизни общему созреванию мотори ки. Подобно тому, как уже в период приучения к опрятности имелись возможности для самостоятельных ответов на требования воспитателей, так и в этой моторно-агрессивной фазе в еще большей степени проявляются тенденции к собственному ответу на веления и запреты взрослых. Ситуация «мать—ребенок» расширяется бла годаря приобщению других людей — отца, братьев, сестер и прочих родственников. Происходящие здесь столкновения способствуют отграничению собственной пер соны от окружающих людей. Ребенок начинает говорить «я».
Шульц-Хенке указывает, что агрессия является лишь частным случаем категори ального побуждения ad-gredi, общего приближения к миру. Если исходить из субъ ективной потребности, то здесь можно также говорить о «стремлении к моторной разрядке». Уже в орально-каптативной фазе ребенок активно обращается к миру. Но теперь он это делает не только руками, но и всей мускулатурой. Он научился бегать и теперь действительно движется по направлению к людям и вещам.
Некоторые из форм детской активности этого периода развития, по мнению Шульца-Хенке, смешиваются с интенциональными агрессивными тенденциями; при этом речь идет исключительно о последствиях по-прежнему существующей мо торной незрелости. Кроме того, определенные формы детского поведения, такие, как переворачивание, разбрасывание, разрывание, разбивание, нередко оказывают ся столь интенсивными потому, что маленькому ребенку пока еще не ведомо на стоящее сочувствие и у него нет пока еще понятий для обозначения целостности, совершенства и красоты — категорий, которые полностью формируются лишь в пу бертате.
«Нередко бывает, что, перевернув стул, маленький ребенок стоит рядом доволь ный, сияет от результата своего действия, наслаждается чувством власти над вещью и своей силой. В дальнейшем он намеренно переворачивает предметы, а затем пыта ется точно так же обходиться с людьми. Он в высшей степени удовлетворен и счаст лив, когда те ведут себя так, словно являются слабыми и беспомощными, уступая силе ребенка» (Schutz-Hencke 1940, 30).
Шульц-Хенке считает эту промежуточную фазу безусловно необходимой для того, чтобы индивид в дальнейшем справлялся с работой, мог формировать свою жизнь, а также успешно противостоять другим людям. «Тот, кто, будучи ребенком, не имел возможности испытать триумфа разрушения, точно так же без удовлетворе ния, без радостного подъема подходит и к созиданию. Кто не привык гордиться сво ей силой и властью над вещами, внутренне опирается на одобрение со стороны бли жайшего окружения и в дальнейшем не имеет тех установок, которые необходимы ему, чтобы утвердить себя в жизни среди людей» (там же, 32). Только после пережи вания беспрепятственного ad-gredi, которое в качестве «побочного продукта» мо жет иметь деструктивный характер, возникает нечто, что можно назвать радостью от работы.
Далее, по мнению Шульца-Хенке, важно, чтобы ребенок в это время получал подкрепление своих действий со стороны внешнего мира. Ибо благодаря этому он приобретает чувство, что его ценят другие. Дя существования в мире это чувство признания является важнейшим компонентом переживания в целом. Таким обра зом, ad-gredi, агрессия и признание составляют единое целое, а потому к понятию переживания агрессивного побуждения добавляется также термин «стремление к са моутверждению». Шульц-Хенке указывает на то, что в стремлении к самоутвержде нию ребенка преобладает моторно-экспансивный элемент. Чем старше становится человек, тем реже он ведет себя моторно-экспансивно. Вместо этого на передний план выступают элементы внутренней установки, которые в сочетании со спокойным по ведением обеспечивают самоутверждение на долгое время. Если в той или иной степе ни оно оказывается успешным, то постепенно развивается установка, которую лучше всего охарактеризовать словом «достоинство».
Вопрос о том, существует ли у человека автохтонное переживание агрессивного побуждения в смысле деструктивных потребностей, Шульц-Хенке оставляет от крытым. Но он считает это скорее маловероятным. Точно так же он считает малове роятным, что у человека имеется исходное стремление ненавидеть. Ненависть, по его мнению, возникает тогда, когда «мир, материал или другие люди оказывают сопротивление. В этом, однако, одновременно содержится указание на то, что... по давленное ad-gredi... должно сконденсироваться в запруженную ненависть — если окажется невозможной разрядка в другом направлении, например в какой-либо иной сфере потребностей» (Schutz-Hencke 1951, 34).
Переживание уретрального побуждения
Как уже отмечалось в предыдущем общем обзоре, переживание уретрального побуждения, на которое указывал еще Абрахам (Abraham 1924,1925), тесно связа но с агрессивным побуждением и потребностью в самоутверждении, с одной сторо ны, и сексуальным побуждением — с другой, но все же им не тождественно. С по мощью интроспекции можно доказать наличие у человека сферы переживаний уретральных потребностей, хотя эта структура является еще более сложной, чем все предыдущие. Кроме того, имеются явно выраженные симптомы, которые связаны с мочеиспусканием и, вероятно, также с органами, отвечающими за образование мочи. Поэтому Шульц-Хенке также настаивает на отдельном описании этого побу ждения.
Итак, в случае уретральной потребности речь прежде всего идет о функции мо чеиспускания. У младенцев как мужского, так и женского пола, а также у маленьких детей имеется одинаковая, пока еще неспецифическая в половом отношении про стая, непосредственная потребность мочиться, стремление делать это по своей воле, вне зависимости от временных или пространственных ситуаций. И только в резуль тате сопротивления воспитателей, вследствие запретов или угрозы потери любви произвольный акт может превратиться в агрессию, подобно тому, как это происхо дит в случае анальных функций. «Основной акцент уретрального явления, без сомне ния, приходится на его агрессивную сторону, особенно на потребность быть свобод ным от принуждения — и, если имеется или угрожает внешнее принуждение... вести себя произвольно» (Schutz-Hencke 1951, 36).
При всем значении произвольности нельзя оставлять без внимания то, что в дан ном случае речь идет все же о «мочеиспускании». Уже отмечалось, что ребенок дела ет это, доверяя своему любящему окружению. Поскольку и мальчик, и девочка ощущают, что окружающим людям хотелось бы, чтобы моча «была отдана», в эмо циональном отношении мочеиспускание может приобрести характер дарения. Таким образом, отдача и самоотдача могут быть тесно взаимосвязаны. «Удовлетво рение уретральных потребностей, если рассматривать в этом аспекте, оказывается теснейшим образом связанным с другой важной для человека сферой потребностей, а именно с потребностью в самоотдаче» (там же).
Потребность в самоотдаче является новой специфической стороной уретраль-ности. Хотя она является основой сексуального переживания, все же содержит в себе нечто по своей сути самостоятельное. Самоотдача как активное стремление играет очень важную роль в интимных контактах между мужчиной и женщиной. Оба парт нера, а не только женщина должны быть в равной степени способны к самоотдаче.
Однако уже и в уретральной области возникают первые специфические в поло вом отношении качества переживания. Для самоощущения человека имеет значе ние, как он мочится — стоя и имея возможность управлять струей или же в сидячем положении. А потому и у маленького мальчика, и у маленькой девочки примерно на третьем или четвертом году жизни появляется важный — также в эмоциональ ном отношении — опыт, связанный с этими фактами. Об этих важных качествах переживания, имеющих свою причину в разной анатомии и физиологии, сегодня, похоже, иногда забывают. Зачастую совершенно правомерная борьба за равноцен ность женщины в социальной сфере в пылу баталий превращается в борьбу за одно родность. К этому могут примешиваться реликты из патриархальной эпохи, кото рые мы, например, обнаруживаем и в сочинениях Фрейда, когда игнорируется активная самоотдача обоих партнеров. В викторианскую эпоху самоотдача женщи ны смешивалась с зависимостью и подчиненностью.
Возможно, что этой путанице способствовало еще одно качество переживания уретральной потребности. Благодаря возможности мальчика мочиться далекой стру ей и в присутствии других это побуждение может служить конкуренции. Поэтому оно тесно связано со стремлением к самоутверждению. Маленькая девочка может почувствовать себя обделенной. В таком случае могут возникнуть чувства зависти («за висть к пенису») и «неполноценности» женщины, если собственные возможности конкурировать ею не переживаются. (См. также в этой связи Fromm 1955.)
Переживание любовного, сексуального побуждения
По мнению Шульца-Хенке, потребность любить также является очень сложным образованием. Кроме того, он считал, что частные аспекты любовного стремления в силу его автохтонного характера следует описывать такими, как они есть, а не рас ширять, подобно Фрейду, понятие сексуальности: «Мы отказываемся... от предпри нятого Фрейдом расширения понятия сексуальности и не хотим сохранять возник шую в результате досадную путаницу в нашей области исследования. Однако отказ от расширения понятия не означает зачеркивания полученных данных. Все, что мож но доказать в качестве сексуального, должно регистрироваться и обозначаться, неза висимо от того, нравятся или нет эти факты кому-то» (Schutz-Hencke 1940, 32).
Шульц-Хенке объединял потребность в нежности, нацеленное на контакты по зитивное отношение к людям, а также эротическое стремление наряду с непосред ственной сексуальной потребностью в единое переживание побуждения, а именно в стремление к любви. И наоборот, он отказывался рассматривать несексуальные компоненты этого стремления как сексуальность, сдержанную в отношении цели (см. статью Б. Ницшке в т. I). Хотя он подчеркивает, что из нежности, нацеленного на контакты отношения к людям и из эротической потребности может развиться сексуальное желание, это еще не значит, что перечисленные стремления следует от носить к сексуальности. Особенно наглядно это проявляется в случае нежности. Сам по себе факт, что потребность в нежности существует уже на первом и втором году жизни и что она тесно связана с кожным контактом и кожными ощущениями, отграничивает нежность от сексуальности в собственном смысле слова. Такое раз личение представляет не только теоретический интерес, но и является важным
для понимания пациентов, которые в сексуальном отношении не являются затор моженными и тем не менее неспособны к настоящей любви, поскольку их нару шения относятся к этой частной сфере. Насколько важным Шульц-Хенке считает это торможение, явствует из следующих его слов: «Если способность к пережива нию нежных чувств, приобретенная на первом и втором году жизни, оказалась уду шенной, то способность человека к установлению контактов может в значительной степени редуцироваться и даже почти совсем исчезнуть» (Schutz-Hencke, 33). Далее он говорит: «Важная часть нормальной самореализации человека заключается в нежно-любовном отношении к другим людям. Кто терпит здесь неудачу, при опре деленных обстоятельствах проигрывает и всю жизнь. Доверие и вера имеют нечто общее с нежностью» (там же, 34).
Под другим частным аспектом — под доброжелательным, нацеленным на контак ты и общим позитивным отношением к другим людям — Шульц-Хенке понимает потребности, которыми универсально обладает каждый человек в качестве zoon poitikon*. Здесь имеются далеко идущие параллели с тем, что при описании уретраль-ности было выделено как потребность в самоотдаче другим людям. Как и при взятии, давании и удержании, человеку трудно найти верную меру самоотдачи. Еще Клагес охарактеризовал этот антиномический конфликт как полярность между самосохра нением и самоотдачей. Далее, важным аспектом является то, что стремление к само отдаче часто оказываться тесно связанным с желаниями защищенности. Человек может себя отдать, если испытывает доверие. Он хочет, чтобы его принимали таким, как он есть. Разумеется, эти ярко выраженные потребности содержат в себе возмож ности нарушения.
Совершенно иначе Шульц-Хенке рассматривает эротическое стремление. Эрос, по его мнению, является созерцательным и направлен на совершенство и красоту; поэтому он редко сталкивается с миром. Заторможенность здесь практически не возникает.
Вполне естественно, что о самом сексуальном стремлении Шульц-Хенке говорит не так много, поскольку здесь он полностью согласен с уже существующими воззре ниями. Он также подчеркивал, что многие табу раннего детства пригодны для того, чтобы вызывать разного рода невротическое развитие. Он разделял общее психоана литическое представление о том, что сексуальность ребенка особенно резко отверга ется и наказывается взрослыми и что в этой сфере могут возникать разнообразные торможения. Наряду с этим он пытался показать особенности детской сексуально сти по сравнению с сексуальностью взрослых. Очевидным отличием является уже то, что у маленького ребенка не возникает оргазма. С другой стороны, сексуальное воз буждение у ребенка, сопровождающееся приятными ощущениями, несомненно, не ограничивается нежными чувствами. Степень подобного возбуждения была бы у детей еще большей, если бы при малейшем его проявлении у них не возникало чувство, что речь здесь идет о запретном.
Шульц-Хенке считает, что диапазон сексуальной возбудимости у здорового ре бенка является очень большим, аналогичным такому же большому разбросу у взрос лых. У мужчин такой разброс — речь идет о нормальных колебаниях — составляет от однократного до трехкратного проявления потребности в сексуальном удовле творении в день и до проявления этой потребности лишь один раз в четыре недели. У женщин эта потребность может проявляться от одного раза в день до одного раза каждые два, возможно, даже три месяца.
* Общественное животное (лат.). — Примечание переводчика.
Шульц-Хенке проводит различие между «сексуальным» и «генитальным». Под «сексуальным» он понимает возбуждения, простирающиеся от эмоциональных переживании до ощущении, локализованных во всем теле; такие сексуальные пере живания часто можно наблюдать у подрастающего ребенка в пубертате; у женщин, пожалуй, они появляются гораздо позже. Это сексуальное возбуждение может воз никать без какого-либо ощутимого участия гениталий. И наоборот, под генитальным возбуждением следует понимать ощущения, которые непосредственно связаны с по ловыми органами. Наблюдения показали, что уже маленький ребенок испытывает непосредственное генитальное возбуждение: мальчик ощущает эрекцию, девочка — разбухание половых органов. При прикосновении, нажатии или трении возбужде ние может еще больше усиливаться. В таком случае оно является приятным.
Уже не раз отмечалось, что нарушения сексуального переживания нередко объ ясняются торможениями в предшествовавшие периоды развития. Тот, кто не мо жет наслаждаться или активно создавать себе удовольствие вследствие торможения в оральном секторе, зачастую оказывается и неспособным к оргазму. Тот, кто не мо жет беспрепятственно подходить к миру в самом общем смысле ad-gredi, нередко обнаруживает нарушения и в сексуальном секторе, поскольку он не умеет адекват но обращаться с партнером.
В заключение Шульц-Хенке критикует тенденцию обозначать любое проявле ние любопытства у четырех-пятилетнего ребенка как сексуальное переживание: любопытство и внимание, направленное в том числе и на сексуальные цели, относят ся прежде всего к общей исследовательской потребности, присущей этому возрасту. Следовательно, вначале имеется «любопытство-возбуждение», не включающее в себя сексуальные эмоциональные компоненты. Однако, без сомнения, значительная часть детей, но далеко не все, уже в этом возрасте, проявляя свое любопытство, испытыва ют специфическое сексуальное возбуждение.
Как уже отмечалось, описанные здесь шесть сфер побуждений, по мнению Шуль ца-Хенке, можно объединить в более крупные категории. Он полагал, что пережива нию интенционального побуждения в силу его общего, всеобъемлющего характера должно быть отведено особое место. Далее, уретральное переживание можно отнести к агрессивному, и, таким образом, остаются еще три основных стремления: стремле ние обладать, стремление к самоутверждению и стремление к любви. «Речь идет о тех настоятельных потребностях, от которых человек с легкостью теряет голову, которым он склонен импульсивно отдаваться во вред своим близким, но еще больше во вред самому себе, из-за которых он снова и снова теряет самого себя. Все сводится к этому факту. Важно не то, что он стремится, любит, вожделеет, а то, что он теряет себя са мого, делает порочным то, что могло бы быть спокойно развивающейся жизнью» (там же, 39).
УСЛОВИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ НЕВРОЗОВ
В давнем споре о том, какие факторы — генетические и наследственные или перистатические — считать ответственными за развитие неврозов, Шульц-Хен ке, как и большинство психоаналитически ориентированных авторов, отдает пред почтение влияниям внешней среды, не отрицая при этом и значения врожденных факторов. Однако он выделяет лишь несколько генетических факторов и в этой связи говорит об их содействии в развитии неврозов. Под «содействием» он имеет в виду то, что определенные врожденные свойства делают данного человека более склонным к невротическому развитию или — выражаясь иначе — что врожден ные свойства «оказывают помощь» последующим патогенным влияниям внешне го мира.
Одним из факторов является врожденная повышенная чувствительность. Шульц-Хенке считает: сегодня едва ли можно оспаривать, что уже самые маленькие дети по-разному реагируют на раздражители внешнего мира, а именно то пониженной способностью реагировать (гипочувствительностью), то повышенной, то есть гипер чувствительностью. Эта гиперчувствительность проявляется у детей, как и у взрослых, при патологических условиях в разных формах: в виде мучительной повышенной раз дражительности, чрезмерной уступчивости или же первичной склонности к дисфори-ческому настроению. Шульц-Хенке считает, что речь здесь идет о разных вариантах функционирования определенных областей ствола мозга. (Он проводит параллели с тем, что Жане определял термином «психологическая астения».)
Далее, он проводит параллели с идеями Кречмера, предполагавшего, что, напри мер, лептосомы и астеники чаще реагируют дисфорией, чем пикники. С другой сто роны, он предостерегает от чрезмерного акцента на влияниях наследственных фак торов. При более тщательном анализе большого числа лиц, имеющих невротические симптомы, исследователь, как правило, наталкивается на необычные внешние фак торы, игравшие определенную роль в детском возрасте. Поэтому можно установить корреляцию между выраженностью патогенных перистатических факторов и час тотой появления в дальнейшем невротической симптоматики (Е. Zander 1958).
При этом, пожалуй, является важным следующее замечание: сама по себе гипер чувствительность не обязательно ведет к торможению, она лишь повышает вероят ность возникновения заторможенности. Очень чувствительный ребенок, который сильнее реагирует на зрительные или слуховые воздействия, чем другие дети, более бурно и эмоционально реагирует также на угрозы и наказания. Поэтому импуль сы у такого ребенка тормозятся быстрее.
Аналогично гиперчувствительности невротическому развитию может содейст вовать также врожденная гипермоторика. Шульц-Хенке утверждал, что есть люди, которые от рождения обладают повышенным стремлением к моторной разрядке. Эта предрасположенность содействует последующему невротическому развитию лишь в том смысле, что гипермоторные дети более бурно, чем обычные, реагируют на ограничения их потребностей в движении. Они также чаще сталкиваются с есте ственным ограничением их экспансивных желаний и — главное — гораздо чаще вызывают у взрослых сопротивление; поэтому, как правило, они чаще сталкиваются также с запретами и наказаниями. Они в большей степени предрасположены к кон фликтам с окружающими людьми.
Аналогичным образом обстоит дело у детей с врожденной гиперсексуальностью, которую Шульц-Хенке считал третьим наследственным генетическим компонентом «Она относится к наиболее отягощающим факторам, которыми наследственно мо жет наделить человека судьба. Ибо не стоит даже обсуждать того, что огромная часть общественных табу относится к сексуальности... равно как и то, что гиперсексуаль ный от природы человек подвергается особым опасностям. Вероятность конфлик тов у него необычайно велика, вероятность того, что он окажется заторможенным, тоже» (Schutz-Hencke 1940, 70).
С другой стороны, Шульц-Хенке предостерегает от того, чтобы любое чрезмерное проявление сексуальности, моторики и чувствительности считать врожденным. Эти явления могут быть также вторичными — последствиями заторможенности в дру гих сферах, то есть результатом сверхкомпенсации или замещающего удовлетворения.
Особое значение, однако, он придает сочетанию двух или трех вышеуказанных наследственных факторов. Это, по его мнению, может привести к значительным нев ротическим нарушениям. Сочетание гиперчувствительности, гипермоторики и ги персексуальности он рассматривает как одну из возможных причин возникновения шизофренических заболеваний.
Другие наследственные факторы, имеющие отношение к психологии неврозов, следует искать в областях, которые Альфред Адлер описывал понятием неполноцен ности органов (см. статью К. Зеельманна в т. IV). Речь здесь идет прежде всего о функ циональной слабости органов, которая затрудняет возможность установления кон тактов ребенка с миром, например о выраженной близорукости или тугоухости, или же об органических дефектах, на которые окружающие люди, как правило, от вечают отвержением или, по меньшей мере, негативными эмоциональными уста новками. Сюда относятся физические уродства, например волчья пасть, заячья губа, сильное косоглазие или общая обезображенность. В связи с этим Шульц-Хенке за трагивает также проблему так называемого «органического взаимного подкрепле ния» вследствие особой слабости органов или общей телесной дисфункции, что, на пример, проявляется в экссудативном диатезе.
Не претендуя на завершенность, мы вынуждены закончить на этом описание наследственных или врожденных факторов, способствующих возникновению нев розов. Важно подчеркнуть: Шульц-Хенке считал, что и в психопатологии мы также постоянно имеем дело с группой причин, «пучком» условий.
Среди перистатических факторов особенно важным с точки зрения психологии неврозов является нарушение переживаний побуждений. Наряду с общими соци альными условиями решающим для возникновения невроза является все, что было неправильным в воспитании данного человека в раннем возрасте. Тормозящее влия ние на свободное развитие ребенка прежде всего оказывают строгость и изнежива ние со стороны ближайшего окружения. Шульц-Хенке также считает наиболее важными первые пять лет жизни ребенка. Патогенные влияния в этот период он называет первичными причинами. Они являются непременным условием после дующего заболевания. Детальному их описанию будет посвящен один из разделов данной статьи.
Как правило, и в последующие годы своего развития ребенок остается в той же самой патогенной среде. Во многих случаях невротизирующая атмосфера будет ока зывать дальнейшее влияние на ребенка. Тихий, сдержанный мальчик, у которого за торможена агрессия, будет искать себе друзей, которые тоже сдержанны и в обще нии с которыми ему не нужно будет предпринимать каких-либо попыток проявления агрессии, кажущихся ему невозможными. Девочка, не способная актив но вмешиваться или просить, легко вливается в общество взрослых, которые превоз носят эту ее заторможенность как скромность. Все действующие здесь факторы объ единяются понятием «стабилизирующие причины».
Представляется важным указать на то, что перечисленные выше факторы яв ляются всего лишь предварительными условиями возникновения невротической симптоматики, но не обязательно будут вызывать явный невроз. И наоборот, в со храняющемся без изменений или соответствующем окружении человек, обладаю щий подобной структурой характера, при определенных условиях может прожить всю свою жизнь без симптомов. Если он живет в соответствующем окружении, то ограниченность его поведения никогда не будет проявляться конфликтно, воз можно, что и в дальнейшем, как и ранее в детстве, он будет получать похвалу и признание.
Однако редко бывает так, чтобы, становясь взрослыми, люди продолжали жить в щадящих условиях, — они вынуждены соприкоснуться с «обычной» действитель ностью. И тогда перед ними возникают проблемы, с которыми в силу возникшей в раннем возрасте заторможенности они зачастую не могут справиться, и капитули руют. Только в подобных так называемых пусковых ситуациях, которые еще Фрейд описывал как «ситуации искушения и фрустрации», возникает невротическая сим птоматика, будь то психического или соматического характера.
В случае ситуации искушения речь идет о событиях, в которых затрагиваются заторможенные побуждения человека, то есть в которых возникает «искушение» осугцествить свои побуждения. Если, например, заторможенный в агрессивном от ношении человек оказывается в профессиональной ситуации, в которой, проявив настойчивость, он мог бы добиться желанной должности, то тогда у него возникает «искушение» стать агрессивным. Но поскольку соответствующими импульсами он свободно не располагает, то реализует только часть из них; другая же часть прояв ляется в симптоматике. Шульц-Хенке считает, что любая невротическая симптома тика представляет собой осколок полноценного в прошлом побуждения. В соответ ствии с дифференцированной моделью побуждений здесь, разумеется, имеются разнообразные возможности симптомообразования, на которых мы еще остановим ся более подробно. Здесь же достаточно будет сказать, что в каждой области побуж дений имеются специфические ситуации искушения.
То же самое относится и к ситуациям фрустрации. Ситуации фрустрации харак теризуются неожиданной потерей возможности жить экспансивно в ограниченной области. Заторможенный человек будет переживать потерю партнера, уважаемого им начальника, потерю денег или имущества, надежности и безопасности тяжелее, чем здоровый, который благодаря пластичности своей психики создает взамен им адекватные жизненные условия. У заторможенного человека, наоборот, возникает искушение осуществить исключительно замещающие импульсы. Таким образом, ситуации фрустрации становятся ситуациями искушения, а осколки активизиро ванных импульсов приводят к образованию симптомов.
Шульц-Хенке не без основания считает необходимым в ходе так называемого расширенного глубинно-психологического анамнеза, разработкой которого он за нимался в Берлинском центральном институте психогенных заболеваний, выявить пусковую жизненно важную ситуацию. Как уже отмечалось, она указывает на то, какая область побуждений оказалась зажатой, что в свою очередь в известных пре делах позволяет сделать выводы о раннем развитии. Еще более важным является то, что пусковая ситуация позволяет судить о прогнозе. Если речь идет об очень тяжелой жизненно значимой ситуации, на которую пациент «отвечает» симптоматикой, то его заторможенность будет меньше, чем когда он заболевает в относительно без вредной ситуации искушения.
Если же человек чувствует, что, хотя его симптоматика и создает ему определен ные трудности, но все же обеспечивает ему выход из ситуации, с которой он не спо собен справиться по-другому, то и в действительности, скорее всего, он будет реаги ровать в аналогичных ситуациях сходной симптоматикой. Таким образом, это значит: новые ситуации, с которыми невозможно справиться по-другому, будут провоциро вать появление симптоматики и тем самым способствовать ее хронификации.
Однако существуют и другие так называемые хронифицирующие причины. Нередко пациенты начинают также замечать, что симптомы наряду с причиняемой болью иногда могут обеспечивать им и преимущества. Так, например, к больному из-за его недуга могут проявлять сочувствие и симпатию, которых он не мог полу чить прежде. Другого начинают щадить в ситуациях агрессивных споров, которых он страшно боится, третьему же предоставляют пенсию, которую он тщетно пытал ся получить прежде (вторичная выгода от болезни). Эти тенденции называются фи-нализациями; благодаря им симптомы в дальнейшим становятся хроническими.
Другие пациенты делают из своей беды добродетель. Как и в детстве в случае так называемых стабилизирующих причин, они теперь ищут сообщества, в которых их заторможенность будут расценивать как добродетель. Например, каптативно за торможенный человек создает из своего невротического поведения идеологию скромности и получает признание со стороны соответствующего, выбранного им окружения. Таким образом, патологическая идеологизация может играть важную роль в жизни, например, в некоторых радикальных религиозных сообществах, а так же в группах, проповедующих определенное мировоззрение. Они пригодны для того, чтобы стабилизировать и делать хроническим патологическое поведение. Из-за них в психоаналитической терапии могут возникать серьезные трудности.
Следующую возможность хронификации невротической симптоматики пред ставляют собой так называемые автоматизмы. Пациенты, которые постоянно стал киваются с проявлениями своих симптомов, начинают бояться их появления, пред восхищают их в фантазии и, как считает Шульц-Хенке, в буквальном смысле этого слова в них «вчувствуются». Нередко невротические симптомы превращаются так же в привычку и могут принимать характер безусловных рефлексов. Подобные авто матизмы играют важную роль, например, при фобиях, в частности при агорафобии и эритрофобии, а также в ритуалах при неврозе навязчивых состояний (см. также статью П. Куттера в т. I).
Далее, автоматизмы мы обнаруживаем также в мышечных симптомах, например при заикании. В отношении этих форм проявления Шульц-Хенке тогда уже давал ре комендации, напоминающие современные методы поведенческой терапии; в частно сти, он писал: «Метод аналитической психотерапии, направленный на компоненты невротических структур, в будущем, вероятно, должен быть дополнен методом, пред ставляющим собой прагматическое упражнение» (Schutz-Hencke 1951,103).
ПРОЦЕСС ТОРМОЖЕНИЯ
Когда перечислялись первичные причины, были упомянуты «строгость» и «из неживание» со стороны воспитателей; строгость и изнеживание оказывают тормо зящее воздействие на свободное проявление побуждений ребенка в первые пять лет жизни. Далее, уже говорилось, что Шульц-Хенке в этом торможении усматривал ядерный процесс любой невротической симптоматики. Вместе с тем в качествен ном отношении механизм торможения является универсальным процессом. Следо вательно, речь отнюдь не идет о феномене, который загадочным образом и изолиро ванно возникает лишь у определенных людей. Торможение необходимо, чтобы произошла достаточная адаптации к условиям жизни. В принципе лучшими средст вами осуществить эту цель являются интеллект и разум; но человек в полной мере этими способностями не обладает, а потому он вынужден прибегать также к меха низмам торможения. Здесь можно упомянуть представления из области этологии, согласно которым инстинктивно обусловленные механизмы торможения у живот ных служат сохранению вида; Шульц-Хенке считал процесс торможения инстинк тивным реликтом. У заторможенного человека торможение проявляется более ин тенсивно, чем у здорового.
Хотя часто приходится слышать, что понятием «торможение» Шульц-Хенке за менил фрейдовский термин «вытеснение», это все же не совсем верно. Вытеснение, согласно Шульцу-Хенке, является частным случаем торможения. «Если возникнове ние торможения, заторможенности, сопровождается тем, что затрудняется воспо минание об отныне заторможенном переживании побуждения и об обстоятельст вах торможения, то этот общий процесс называется вытеснением.-» (Schutz-Hencke 1949, 60).
Описание ядерного невротического процесса с помощью понятия торможения является, помимо прочего, более наглядным и упорядоченным. В этом состоит его преимущество. При использовании термина «вытеснение» очень сложно четко обозначить его результат, и наоборот, общий процесс торможения можно четко раз делить на «заторможенное — тормозящее — заторможенность», при этом затормо женность представляет собой результат процесса торможения.
Таким образом, «заторможенное» означает ограниченное переживание побуж дения. Но каковы специфические условия, в которых происходит торможение? То есть: что такое «тормозящее»? Тормозящее — это продукт, возникающий вслед ствие строгого или изнеживающего воспитания или строгого и изнеживающего вос питания попеременно в раннем детском возрасте. Легко понять, что строгость, на пример в форме жестокого наказания или постоянной враждебности, может вызывать страх и оказывать тормозящее влияние на стремления ребенка. Однако при определенных условиях изнеживание может иметь даже еще более неблагопри ятные последствия. «Экспансивные силы ребенка не так-то просто парализовать на казаниями, например телесными, которые в определенном возрасте полностью соответствуют собственным агрессивным наклонностям ребенка. Если же мать ок ружает своего ребенка чрезмерной любовью, приучает его наслаждаться такой по стоянной защищенностью, то ей очень легко удается посредством морализаторства ограничивать естественную экспансию ребенка. В таком случае ребенок боится по терять любовь, то есть утратить атмосферу нежности, и он отказывается от своих нежелательных, каптативных, ретентивных, агрессивных и сексуальных тенденций» (Schutz-Hencke 1940, 43—44). Далее, Шульц-Хенке продолжает: «Там, где ребе нок с самого начала должен был вести себя свободно, он этого не делает. Он не берет там, где должен брать, он не обучается говорить 'нет' там, где этого затем потребует жизнь, он не обучается утверждать себя, где должен делать это здоровым образом, он не от-важивается быть сексуальным там — в стремлении исследовать, в фантази ях или сексуальных играх, — где проявляют свою сексуальность незаторможенные дети» (там же, 44). Изнеживающая мать наряду со своей мягкостью может быть «строгой». Однако любое слишком изнеживающее и далекое от реальной жизни до машнее окружение обязательно становится строгим, когда ребенок проявляет свою неприспособленность к жизни.
Благодаря этим цитатам становится ясным, что Шульц-Хенке также считал, что торможение, как правило, является следствием не одноразовой сильной травмы, а многих незначительных травм — результатом общей атмосферы. По мере накоп ления подобных незначительных фрустраций первоначальная тревога ребенка постепенно сменяется рефлексами страха, которые подавляют данный импульс, как только он возникает. Но прежде ребенок еще совершает попытку насильствен но удовлетворить свои потребности вопреки сопротивлению взрослых. Если это «на силие» снова наталкивается на отвержение, ребенку становится еще хуже, когда о себе заявляет его нежелательный импульс. У него развиваются все более интенсив ные чувства вины. В результате рефлексы страха вместе с чувствами вины автомати чески сдерживают переживание побуждения, причем взрослым уже не приходится вмешиваться. (Едва ли здесь нужно упоминать о Сверх-Я по Фрейду.)
Следует заметить, что однажды и сами страхи оказываются недоступными соз нательному переживанию — они тоже тормозятся. Это можно констатировать как факт, но наши знания пока еще недостаточны, чтобы ответить на вопрос «поче му?» Шульц-Хенке использует здесь метафору «витальной защиты, витальной энер гии». Очевидно, что жить ребенку с постоянно возникающим страхом попросту не возможно.
Особенно травматической Шульц-Хенке считает среду, которую создает сама крайне расщепленная мать; в этом случае строгость и изнеживание постоянно и не ожиданно сменяют друг друга или воздействуют одновременно, в результате чего ребенку не остается ничего другого, как с недоверием замкнуться в себе. Такой же патогенной является комбинация «сильная мать — слабый отец». Такую констелля цию Шульц-Хенке часто наблюдал у родителей тяжелых невротиков. Другой, еще более распространенной травматической ситуацией является рождение брата или сестры. Неожиданно любовь, которую получал старший ребенок, достается но ворожденному. Неожиданная потеря любви, после которой наступает период не привычной для ребенка строгости, является настолько распространенной первич ной причиной, что в ходе анализа невротической структуры нередко можно догадаться, когда у больного появился младший брат или сестра; и наоборот, основы ваясь на том, когда родился брат или сестра, можно сделать вывод об особенностях невротической структуры.
Таким образом, страх наказания или потери любви тормозит переживание по буждения. Заторможенным может оказаться любой элемент побуждения: представ ление, восприятие, поведенческий компонент, аффект, каждый элемент по отдель ности или в сочетании с другими. Однако заторможенной может оказаться и вся агонистическая сторона переживания, что в результате приводит к чрезмерному противодействию, поскольку начинают преобладать антагонистические импульсы. Ребенок, который уже не осмеливается активно вмешиваться, например, не хочет больше печенья или других вещей, к которым он раньше стремился, ярче всего остального будет ощущать стремление сохранить печенье. В субъективном пережи вании вместо первоначальной потребности образуется пробел. Нетрудно себе пред ставить, каким окажется переживание пациента, если заторможены «более мел кие» элементы его побуждения, например «лишь» восприятие или представление, или поведенческий компонент импульса. В целом же можно сказать, что затормо женное субъективно соответствует пробелу в переживании.
В случае пробелов речь идет о феноменах «микропсихологического» свойства. Их можно выявить лишь с помощью аналитического метода Тот, кто привык подхо дить к проблеме исключительно макропсихологически, их существования не заметит. Точно так же сложно в дальнейшем выявить у пациента сопутствующие обстоятельст ва первичного процесса торможения. Сумма всех этих «с трудом вспоминаемых фе номенов» (то есть «заторможенное» плюс сопутствующие обстоятельства торможе ния) соответствует «бессознательному» по Фрейду (см. статью Г. Кнаппа в т. I).
Заторможенное находится наготове. Оно угрожает — как уже говорилось — прорваться в ситуациях искушения и фрустрации. Поэтому Шульц-Хенке также использует в качестве синонима понятия «заторможенное» термин «латентное». О том, что еще является важной характеристикой механизма торможения, мы рас скажем в следующей главе.
«УСТАНОВКИ»
Обычно торможение переживания побуждения не бывает тотальным; сохраня ются его остатки, «следы». Затем они продолжают существовать «рядом» с затормо женностью, «вокруг нее». Шульц-Хенке называет такую «остаточную действенность» подавленной потребности установкой, причем в качестве установки, как правило, сохраняются чувственные оттенки, эмоциональность (см. модель побуждений). Насколько сложными для понимания являются рассуждения Шульца-Хенке по это му вопросу, настолько они являются важными; ведь речь здесь идет о чем-то опреде ляющем, о чем-то, что вопреки здравому смыслу проявляется в поведении человека и остается для него загадочным и непонятным, пока не «проясняется» с помощью аналитического метода.
«Они [установки] не имеют ясности, но обладают вязкостью. Они смутно брезжат в сознании, но все же имеют направление. Их предмет неизвестен, но они жаждут иметь предмет... В необычайно высокой степени они руководят поступками того, в ком они живы. Они потеряли свои прежние предметы, но зафиксированы на присущих им качествах... Наполненный такими установками человек руководствуется ими, слов но перелетная птица своим инстинктом И она тоже не хочет отправляться в южные страны, но совершает свой путь туда, как будто того желая» (Schutz-Hencke 1940, 63).
Аналогично соответствующим заторможенностям существуют также оральные, каптативные, анальные, ретентивные, агрессивные, продиктованные стремлением к самоутверждению и сексуальные установки. Установками объясняются многие па радоксы в невротических проявлениях. Например, пациенты, у которых в детском возрасте произошло нарушение ad-gredi, которым никогда не позволяли быть агрес сивными, становятся очень дружелюбными, уступчивыми людьми. Но в определен ных ситуациях они вдруг становятся «немотивированно» агрессивными. Наряду с заторможенностью агрессии им присуща агрессивная установка. Или представим себе пациента, у которого в раннем детском возрасте произошла фрустрация ораль ности. Он уже не испытывает оральных потребностей. Они превратились в пробел. Из-за сильно выраженных антагонистических импульсов он становится совершен но нетребовательным человеком. Однако все его поведение, словно «смутным стрем лением», может определяться противоположной установкой — постоянным поис ком своеобразного материнского отношения. Здесь напрашиваются очевидные параллели с руководящими линиями по Адлеру (Ader 1919,1920).
Характерной особенностью установок является то, что вскоре посторонним людям они начинают казаться типичными для данного человека, тогда как сам он их не замечает, а соответствующие указания либо не понимает, либо отвергает как неверные. Это, пожалуй, является одной из причин того, что неврозы, в которых преобладают установки, а не пробелы в переживании, поддаются терапии с боль шим трудом, на что указывал, в частности, Швидлер (Schwidder 1959), считавший «установочные структуры» в прогностическом отношении менее благоприятными, чем «заторможенные». Гораздо проще постепенно заполнить пробел новой жизнью, чем изменить нечто существующее, прочно укоренившееся.
Глава об установках осталась бы, однако, незавершенной, если бы мы не указали на то, что существуют не только установки, являющиеся осколками потребностей, но и установки, проистекающие от рефлексов страха. Все мы знаем людей, которы ми в определенных ситуациях овладевают непонятные и неприятные чувства трево ги или такие же беспричинные сомнения, или людей, которые, несмотря на все свои разумные доводы, с тревогой ожидают ударов судьбы, которые их уничтожат.
Шульц-Хенке считает заторможенность повсеместным явлением в жизни лю дей, но он также указывает на то, что существует большая область так называемых здоровых установок, которые постоянно на нас влияют, которые нередко стоят «за» нашим или «рядом» с нашим восприятием. «Эти установки по отношению к миру, как правило, являются структурами... В отсутствие предметов эти установочные структуры пронизывают сознание. Они составляют значительную часть того, что мы называем нашим мышлением. Чисто логический компонент нашего мышления яв ляется гораздо менее значительным, чем обычно считается» (там же, 86).
Становится очевидным, что этими здоровыми установками обозначается все, что составляет эмоциональный компонент так называемого наглядно-образного мышления, то есть, по сути, все те эмоциональные качества, которые закладываются в первый период жизни, в интенциональной фазе, а усиление и активизация кото рых начинает играть столь важную роль в современных методах обучения, напри мер в «iving-earning».
Шульц-Хенке считает, что мир здоровых установок является бесконечно много образным. Их следует отделять от сравнительно небольшой группы патологических, «анималистических» установок как остатков заторможенных побуждений.
ПОСЛЕДСТВИЯ ЗАТОРМОЖЕННОСТИ
В самом начале мы уже отмечали, что в возникновении столь разнообразных нев ротических проявлений существенную роль играют вторичные последствия процес са торможения. Многое из того, что Шульц-Хенке описывает как последствия за торможенности, по терминологии Фрейда является защитными механизмами (см. статью В. Шмидбауэра в т. I). Уже сам по себе процесс торможения служит защите от влечений.
Одним из важнейших вторичных последствий является инертность. Ее можно выявить чуть ли не при всех невротических заболеваниях. Представим себе ребенка, который под влиянием строгости или изнеживания оказался заторможенным в сво их экспансивных потребностях. Он становится тихим и внешне кажется непро блематичным. Такой ребенок, несомненно, будет искать взрослых, которые бу дут хвалить его и проявлять симпатию именно за эти его качества. В дальнейшем и сам ребенок будет считать свои патологические по сути формы поведения досто инствами и ими гордиться. Отказ от экспансии и активности постепенно, по край ней мере внешне, превращается в «любимую» привычку. Ребенок становится пас сивным, инертным.
Шульц-Хенке говорит здесь о ребенке, во многих случаях буквально стре мящемся к инертности. Склонность к инертности, по его мнению, вообще являет ся одной из основных черт заторможенного человека. Однако эта инертность — если не всегда, то как правило, — является не сознательной тенденцией, а скрытым побуждением. В таком случае она проявляется как недостаток инициативы, когда, собственно говоря, надо действовать. Характерно, что люди с торможением ини циативы ничем не могут заняться в свое свободное время, то есть как раз тогда, когда другие живут исходя из собственных побуждений. Когда человек работает и реагирует в основном на посторонние импульсы — а во многих рабочих ситуа циях обычно так и бывает, — недостаток собственной инициативы отчетливо не проявляется. «Праздники, выходные или каникулы для таких людей ужасны. В эти дни они становятся беспокойными и подавленными. В сущности, это означает, что все их переживание побуждений является недоразвитым. Там, где оно могло бы перейти в свободное времяпрепровождение, в игру, уже на стадии возникновения оно удушается антагонистическими чувствами вины и страха. Беспокойство, иногда называемое скукой, является единственным, что наполняет сознание (Schutz-Hencke 1951, 82).
Если смотреть со стороны, то можно отметить нарастающую инертность. В свою очередь эта инертность приводит к дальнейшим, очень тяжелым последствиям. Шульц-Хенке говорил здесь о последствиях последствий. То есть речь идет о третич ных последствиях первичной заторможенности.
Серьезным последствием являются недостаточные методы работы. Для обрете ния необходимых рабочих навыков, помимо прочего, требуется определенная сте пень разумной инициативы. Шульц-Хенке указывает, что, например, в неудачах в профессиональных и экзаменационных ситуациях определенную роль может иг рать первичная тревожность, однако гораздо чаще, чем предполагается, в них повин ны недостаточные методы работы и с ними связанное отсутствие необходимых знаний. В ходе терапии самостоятельно о подобных нарушениях пациенты сообща ют редко — отчасти потому, что их не замечают, отчасти потому, что боятся поте рять престиж и о них не рассказывают.
Хайгль (Heig 1955) указал на возможность установления четких параллелей между тем, как пациент работает со своими сновидениями в ходе анализа, и его ме тодами работы в профессиональных и учебных ситуациях.
Еще одно последствие инертности проявляется в недостаточном знании людей. У заторможенного человека нет адекватного подхода к людям. В результате он изоли руется и с каждой новой неудачей в контактах с другими людьми замыкается в себе еще больше. Это в свою очередь усиливает инертность, а она опять-таки подкрепляет недостаточную готовность к установлению контактов. Образуется порочный круг.
Инертность, недостаточные рабочие навыки и недостаточное знание людей яв ляются последствиями первичной заторможенности. Однако установки также име ют вторичные последствия, которые могут оказаться важными элементами в общей картине невроза. Речь идет о так называемых гигантских ожиданиях в терминах Шульца-Хенке или об ошибочных ожиданиях, если использовать терминологию М. Зайффа. Здесь в гипертрофированной форме проявляется «остаточная действен ность» первоначальных потребностей, однако не активным, экспансивным образом, а в виде требований и притязаний. Согласно Шульцу-Хенке, такая «остаточная дей ственность» проявляется обычно тогда, когда соответствующие элементы детской потребности, по меньшей мере частично, были удовлетворены.
«Весь объем латентных, то есть, в сущности, инфантильных потребностей придает этим ожиданиям не только проникающий, но и иллюзорный характер (Schutz-Hencke 1951, 81). Гигантские ожидания постепенно усиливаются и в конечном счете превращаются в иллюзорные гигантские притязания. Если пациенту указать на неве роятность осуществления его притязаний, то он попытается их отстоять, проявляя бурные эмоции. Он не хочет воспринимать свои гигантские притязания как таковые, а будет считать, что их можно сделать реальными: почему однажды ему не стать прези дентом республики, известнейшим актером и т. д.? Кроме того, для осуществления своих желаний он не будет делать ничего из того, что можно было бы действительно реализовать, живя иллюзиями. Отныне его инертность, и без того существующая уже как прямое следствие первичной заторможенности, станет еще сильнее. Чем более инертным он становится, тем сильнее оказывается его страх. Первоначально затор моженное побуждение снова может заявить о себе и, например, вынудить пациента к целенаправленной активности, к которой он уже не готов. Вдобавок ко всему страх позаботится также о том, чтобы сохранились его неверные суждения о жизни. Снова образуется невротический порочный круг, имеющий большое значение. Шульц-Хен ке говорит о триаде явлений, составляющих ядро любого невроза, а именно о затормо женности, инертности и гигантских притязаниях.
Воззрения, аналогичные идеям Шульца-Хенке о гигантских ожиданиях и при тязаниях, можно обнаружить еще у Фрейда в его представлениях о фиксации и рег рессии (см. статью Р. Хайнца в т. I). Шульц-Хенке также считает, что имеет смысл говорить о том, что пациент своими гигантскими ожиданиями «фиксирован» на «прежних переживаниях счастья» и/или желаниях. Он, однако, надеялся с помо щью точного описания постепенного развития вторичных и третичных последствий первичных причин (а именно заторможенного переживания побуждения у ребен ка) более верно отобразить формирование всех невротических проявлений. Он счи тает это важным для разработки концепции терапии, но прежде всего потому, что последующая дифференциация гигантских притязаний указывает на соответст вующую область заторможенных побуждений. Понимание этого, разумеется, явля ется крайне важным для успешного лечения.
Таким образом, наряду с орально-каптативной заторможенностью при парци альном подкреплении, то есть парциальном изнеживании в раннем детстве, у па циента могут сохраняться каптативные гигантские ожидания постоянного ораль ного обеспечения посредством особого рода материнского заботливого отношения, из-за чего этот постоянно неудовлетворенный человек совершенно не замечает воз можности, существующие в реальном мире взрослых. «Жизнь и люди рассматрива ются с позиции того, смогут ли они обеспечить желанное. Этот характер требований и притязаний едва ли будет отсутствовать, когда тяжело заторможенный человек воображает себе лучший мир» (Schutz-Hencke 1940, 77; см. также ниже описание замещающего удовлетворения).
Это был пример орального гигантского ожидания. Ввиду важности данного ас пекта невроза следует упомянуть и другие примеры. Ретентивное гигантское притя зание может заключаться в не высказываемом вслух предположении, что в жизни не может быть никаких потерь. Наличие таких притязаний можно обнаружить в том, что данный человек оказывается чрезвычайно потрясен той или иной потерей. Это особенно бросается в глаза еще и потому, что речь идет о ретентивно затормо женном человеке, то есть о том, кто особенно любит дарить и давать. Здесь снова отчетливо проявляется противоречивость, присущая заторможенному человеку. Агрессивные или уретральные гигантские ожидания проявляются в нерефлексируе-мых притязаниях, связанных со стремлением к самоутверждению. Если данный че ловек не получает ожидаемого признания в том или ином обществе, то возникает агрессивный аффект или агрессивное настроение (но не спокойное ad-gredi или нормальная борьба за признание). В сексуальной сфере у пациента, например, мо жет иметься иллюзорное ожидание, что без каких-либо усилий с его стороны, про сто в силу своей сексуальной притягательности он будет пользоваться успехом у девушек.
Для всех гигантских ожиданий общим является то, что пациент, как правило, не может рефлексировать свои притязания, во всяком случае не видит их иллюзор ного характера. Третичным последствием гигантских притязаний является также их дальнейшая переработка: благодаря рационализации недостаток может превра титься в достоинство и найти свое место в идеологии, которая затем может испове доваться в группах и самим человеком.
Часто встречающимися последствиями процесса торможения являются инерт ность и гигантские ожидания с последующей их переработкой. Следует, однако, ука зать и на другие формы вторичной переработки, которые, впрочем, с такой регуляр ностью не наблюдаются.
Маленький ребенок воспринимает свою заторможенность как беспокойство, нарушающее его пассивность, его инертность. Он пытается компенсировать ощу щаемый недостаток подобно тому, как пытаются компенсировать те или иные не достатки здоровые взрослые люди. Совершенно по-особому ребенок будет пытаться добиться такой компенсации, если первичная заторможенность не ограничила всю его экспансивность. Но поскольку у маленького ребенка пока еще нет чувства меры, адекватная компенсация становится невозможной. Поэтому возникает сверхком пенсация. «Он [ребенок] будет проявлять себя более бурно, чем это свойственно всей его личности... Он будет активно настаивать, но быстро выбиваться из сил. Он будет вести себя агрессивно, но, скорее, не драться, а обзываться. Он будет активно прояв лять сексуальность, но быстро раскаиваться...» (там же, 80).
Как мы видели, сверхкомпенсация возникает на основе здоровых реакций чело века в ответ на ощущаемый недостаток. Это относится также к дальнейшим вторич ным последствиям заторможенности, а именно к замещающему удовлетворе нию. Здоровый человек способен адекватно замещать свои потребности. «Здоровый,
нормальный человек характеризуется подобной пластичностью жизни своих влече ний. Именно этой пластичности он обязан значительной частью настоящего счастья» (там же, 84).
И наоборот, заторможенный человек обращается к формам поведения, прису щим ранним стадиям развития. Так, например, невротичный ребенок, который в определенных ситуациях должен уметь работать, начинает играть. Другой ребе нок, которому хочется быть нежным, но которого отправляют играть, словно совсем маленький, сосет свой палец. Аналогичным образом ребенок постарше начинает есть, когда, например, вынужден вести себя агрессивно, другой ребенок — в ситуациях, когда от него требуется установить партнерские отношения с ровесниками. Неред ко это является причиной возникновения прожорливости. Впрочем, любую зависи мость в целом можно понимать как замещающее удовлетворение в самом широком смысле слова. В совершенно ином глубинно-психологическом контексте, когда речь идет о замещающем удовлетворении, мы соприкасаемся с фактами, которые Фрейд называл «регрессией».
Дневные грезы тоже могут стать для заторможенного человека замещающим удовлетворением. Содержание этих дневных грез, от которых зачастую трудно отде латься, всегда указывает на соответствующую область заторможенных побуждений.
НЕВРОТИЧЕСКИЕ СТРУКТУРЫ
Если с позиции психологии неврозов — как здесь это было изложено — рас смотреть, с одной стороны, нормальное развитие ребенка, а с другой — модель побуждений, а также процесс торможения с его последствиями, то, основыва ясь на микропсихологическом исследовании, можно вывести разнообразные, спе цифические для каждой фазы картины заторможенности. Попытка изобразить здесь все их многообразие завела бы нас слишком далеко, ибо возможности соче таний указанных выше факторов поистине неисчислимы. В зависимости от того, заторможен, например, только один элемент побуждения или несколько, что преобладает — установки или заторможенность, каковы ее вторичные последст вия и возможные третичные последствия, получающаяся в результате картина каждый раз будет иной. В конкретном случае, если мы хотим помочь пациенту, нужно проследить индивидуальный путь от первичного нарушения до полностью развившегося невроза.
Важно еще раз подчеркнуть, что здесь предполагается знание читателем класси ческой аналитической литературы.
Шизоидная структура
Шизоидная структура является результатом нарушения в первой — интенцио-нальной — фазе развития ребенка. Уже благодаря этому совершенно четкому опре делению становится понятным, что шизоидность как расстройство, несмотря на некоторые черты сходства, не тождественна нарциссическим нарушениям, инте рес к которым оказался в центре внимания благодаря работам Кохута (Kohut 1973) (см. соответствующую статью X. Хензелера в т. I).
Если новорожденный ребенок недополучает тепла, внимания и нежности при кожном контакте, не чувствует себя «в безопасности» ни во время сна, ни в бодр ствовании, то его стремление к интенциональному обращению к миру все больше при ходит в упадок. Насколько патогенным является недостаток контактов, было доказано тщательными исследованиями Шпица (Spitz 1957). Но даже если недостаток контак тов не столь велик, как у детей, описанных Шпицем, он все равно не остается без по следствий. Такими же неблагоприятными являются слишком многочисленные или слишком сильные раздражители, а также раздражители, характеризующиеся от вержением или враждебностью. Уже в этой ранней фазе последствия для ребенка ока зываются самыми тяжелыми, если дружелюбное отношение и враждебность — точ нее сказать, изнеживание и строгость — постоянно сменяют друг друга.
Каким бы разным в конкретном случае и в зависимости от особых условий пси хогенеза ни было окончательное переживание, общим здесь прежде всего является то, что отмирает любопытство. Мир становится «блеклым». Еще более категорично Дюрссен (Dbhrssen 1954) говорит о том, что восприятие «требовательного характе ра» мира (Левин) становится подпороговым. Внешний мир хотя и воспринимается, но он не предвосхищается. Столь необходимые «ответные» оттенки эмоциональ ных проявлений не развиваются. Это не может остаться без тяжелых последствий для всех сфер побуждений, поскольку ребенок вступает в каждую новую фазу разви тия, уже имея «интенциональный пробел». Независимо от возможных последую щих специфических торможений восприятия и «ответные» эмоциональные прояв ления оказываются подавленным или даже отсутствующим элементом, в том числе и во всех последующих сферах потребностей.
Разумеется, интенциональные пробелы самим человеком не ощущаются. И в даль- -нейшем шизоид не замечает какого-либо недостатка. Что собой представляет ин тенсивное эмоциональное переживание, он может узнать только в результате ана литической терапии. Зачастую вместо эмоционального переживания шизоиды испытывают смутные, исполненные тревогой ощущения, относящиеся ко всему внешнему миру, но прежде всего к людям. Пациенты говорят о «стеклянной стене», существующей между ними и миром Шизоид не выглядит действительно отчаяв шимся человеком, поскольку у него вообще не могут появляться надежды, связанные с другими людьми. Он стоит в стороне от жизни, не будучи способным к контактам. Очевидным критерием этого является, например, полное или частичное отсутствие зрительного контакта во время беседы. Как правило, шизоид проявляет беспричин ную недоверчивость и всегда кажется крайне неуверенным в себе, поскольку у него нет какой-либо настоящей эмоциональной ориентировки. Все для него может выглядеть так или совершенно иначе. Поэтому его поведение является крайне неус тойчивым, особенно в ситуациях, вызывающих беспокойство. Иногда он может пря мо-таки молниеносно пойти на сближение, например в форме бестактных, на-рушаюгцих дистанцию вопросов; в качестве установки прорывается чрезмерное любопытство. После этого он снова резко и неожиданно замыкается в себе. Раздво енность по отношению к людям усугубляется. Шизоид необычайно амбивалентен. Это характеризует его даже там, где в качестве сверхкомпенсации ему удается пре красно выучить правила поведения в обществе или рационализировать и интеллек-туализировать все проблемы. Многие дипломаты и ученые относятся к этому типу людей.
Глубокая амбивалентность и расщепленность сохраняются в интерперсональ ных контактах даже тогда, когда в качестве замещающего удовлетворения вроде бы «увлеченно» переживаются шутовские наклонности и эксцентрическое поведение. Если попытки активной компенсации не удаются, то в поведении шизоида проявля ется бестолковость или даже псевдодеменция.
Шизоид молниеносно предупреждает любое разочарование в жизни. Недове рие является у него рефлекторной формой жизни. В ситуациях искушения или фру страции — то есть как только они начинает всерьез угрожать — из-за полного отсут ствия доверия «безобидной» невротической симптоматики у него, как правило, не возникает (см., однако, раздел, посвященный психосоматике). Шизоид скорее будет пытаться увеличить интенциональную дистанцию, вплоть до потери объекта и/или пока эксплозивным образом не прорвутся запруженные аморфные эмоцио нальные компоненты. На последнюю возможность, в частности, указывал Риманн (Riemann 1968), который считает, что опасность таких вспышек объясняется тем, что шизоид не умеет трансформировать агрессивные импульсы. Агрессия проявля ется в чистом виде из-за отсутствия тормозящих эмоциональных компонентов.
Депрессивная структура
Если у маленького ребенка не произошло какого-либо существенного торможе ния в области интенциональных побуждений, и наоборот, его оральные, а также орально-агрессивные импульсы на первом году жизни оказались подавленными из-за строгости и/или изнеживания, то возникает депрессивная структура. Как не раз уже отмечалось, орально-каптативно заторможенный человек характеризуется тем, что он не может активно вмешиваться, требовать, просить.
Обычно оральные потребности имеют широкий диапазон проявлений. Сущест вуют не очень требовательные от природы люди, для которых еда и питье, а также обладание собственностью мало что значат. Однако у этих людей нет ни депрессив ной структуры, ни соответствующей симптоматики. И наоборот, депрессивный человек неизменно реагирует в соответствующих ситуациях искушения или фруст рации одним и тем же поведением, а именно отказом и готовностью к самопожерт вованию, уступчивостью, нетребовательностью и покорностью. Терапия нацелена на то, чтобы он сумел почувствовать у себя незаторможенные возможности и не рас сматривал свое заторможенное поведение как вариант нормального.
Депрессивно структурированный человек (см. также статью Г. Полмайера в т. I) прежде всего характеризуется пассивным переживанием; в ситуациях искушения его импульсы подавляются еще до того, как проявляется поведенческий компонент, то есть уже в самом начале, и в результате преобладающими оказываются антагони стические компоненты импульса (чрезмерное противодействие). Физиологически, вероятно, это выражается в моментальном мышечном расслаблении. Поэтому депрессивные люди часто обращают на себя внимание вялостью и, в частности, не энергичным рукопожатием. За этим внешним поведением скрываются запружен ные оральные импульсы, прежде всего орально-агрессивные. С этих позиций Шульц-Хенке считает также правомерным говорить о «скрытых убийцах-грабителях». (В противоположность им шизоида можно было бы назвать «безрассудным убий цей».) Поскольку латентные орально-агрессивные импульсы не встраиваются в об щее ощущение жизни депрессивного человека, они нередко «проецируются» им вовне, в результате чего внешний мир кажется демоническим. Хотя депрессивный человек способен к апперцепции мира, однако он апперцепирует окружающих-людей в известной степени как пожирающих чудовищ, как волков, а в том случае, если речь идет о пациентах мужского пола, то они апперцепируют женщин как «про глатывающую Великую Мать».
Выражения «проецировать» и «проекция» Шульц-Хенке считает неудачными для описания формы переживания депрессивных людей. Уже в силу того, что ораль-но-каптативно заторможенный человек воспринимает себя неагрессивным и без защитным в ситуациях искушения, активно вторгающийся внешний мир будет казаться ему опасным, пожирающим, проглатывающим, хотя он и не переносит свои скрытые побуждения на других, то есть не «проецирует».
Если шизоид предупреждает любое возможное разочарование благодаря своей недоверчиво-рефлекторной форме жизни, то депрессивный человек реагирует толь ко на фактическое разочарование; он отвечает на него симптоматикой, но ее не за мечает. Если шизоид характеризуется отсутствием чувства безнадежности, то де прессивный человек — это человек, реагирующий глубоким отчаянием. Даже там, где он пытается компенсировать свою ощутимую заторможенность достижениями, сознанием долга или подчеркнутой готовностью к социальному взаимодействию, и даже там, где, например, благодаря своей жажде знаний он достигает замещаю щего удовлетворения, всегда можно обнаружить это ощущение безнадежности, если только получить доступ к тому восприятию жизни, которое им движет, — к его мировоззрению. Все ему кажется, в сущности, пустым, безрадостным, бессмыслен ным. И только при явно выраженных оральных установках и гигантских ожиданиях субъективное ощущение безнадежности не является таким интенсивным. И наобо рот, при оральных установках упрекать и претендовать («разыгрывать из себя ос корбленного») прогноз терапии является не особенно благоприятным.
Еще один тезис Фрейда, а именно: мысли о самоубийстве возникают только у того, кто, собственно говоря, хотел бы убить другого (X, 439) — Шульц-Хенке счи тал правомерным лишь для определенных случаев, которые должны быть тщательно проанализированы с точки зрения психологии неврозов. Депрессия, согласно Шуль цу-Хенке, представляет собой «нерешенный антагонизм» между орально-агрессив ными агонизмами и обусловленными чувствами страха и вины антагонизмами. Именно мучительные, невыносимые депрессивные чувства и заставляют помышлять о самоубийстве. Только в том случае, если удается доказать, что какому-то другому определенному человеку присущи латентные орально-агрессивные тенденции, мож но говорить, что данный человек имеет «латентную потребность» его устранить, убить.
Навязчиво-невротическая структура
Согласно Шульцу-Хенке, навязчиво-невротическая структура возникает тогда, когда подавляются как анально-ретентивные, так и моторно-агрессивные побуж дения, то есть потребность ребенка сохранить то, чем он обладает, и потребность
ad-gredi — потребность совладать с миром с помощью зрелой моторики. Здесь тор мозятся импульсы, уже обладающие выраженной готовностью к моторным дейст виям. Молниеносное подавление, как в случае депрессивного человека и шизоида, уже является невозможным. Поэтому сохраняются ощутимые агонистические им пульсы, а также тормозящее противодействие, хотя то и другое не рефлексируются. Этот феномен можно иногда наблюдать даже непосредственно, когда в рамках на вязчиво-невротической структуры возникает соматическая симптоматика — заика ние или мышечная дрожь. Импульсы и моментально возникающие встречные им пульсы нарушают здесь нормальный процесс мышечной иннервации. Сам человек обычно осознает свою расщепленность, когда ему приходится принимать какое-либо решение, а затем замечает, что ему либо вообще не удается его принять, либо он склоняется к самым противоречивым формам поведения.
Таким образом, лица с навязчиво-невротической структурой становятся «избе гающими людьми» (И. Дюрк). Они, как пишет Шульц-Хенке, избегают «рукопаш ной схватки», уступчивы, однако у них сохраняются скрытые моторно-агрессивные импульсы. Еще Бонди говорил здесь о «злой покорности» (Schutz-Hencke 1951, 63). Под влиянием требований абсолютного послушания, строгости или ригидной мора ли первым в детской фазе развития тормозится поведенческий компонент агрессив ного побуждения. Но поскольку ребенок уже не является столь беспомощным, как на первом году жизни, он, несмотря на страх наказания, особенно интенсивно попытается удовлетворить свою потребность в моторной разрядке. Он будет прояв лять все большую агрессию и ненависть по отношению к запрещающим взрослым. Если ребенка наказывают за это особенно строго, то он начинает воспринимать свои аффекты как «нехорошие», предосудительные и при определенных условиях даже как смертоносные. У него развиваются сильные чувства вины, а они в свою очередь настолько теперь подавляют аффект, что зачастую о том, чтобы вернуться к преж ним проявлениям упрямства, не может быть и речи. Ребенок становится «славным». Если подобное подавление моторных и аффективных элементов оказалось успеш ным, то вместо них в структуре переживания побуждений в течение долгого време ни могут оставаться активными компоненты воображения. При этом возникающие в результате агрессивные фантазии оказываются, так сказать, «изолированными» от первоначального импульса. Здесь мы сталкиваемся с защитным механизмом изо ляции, о котором говорил еще Фрейд — правда, в ином методологическом контек сте — при описании невроза навязчивых состояний.
В этот период развития фантазии играют важную роль и у здорового ребенка. До четвертого года жизни они пока еще не могут быть четко отделены от реальных событий, и точно так же маленький ребенок пока не может четко разграничивать свои желания и поступки. Еще Фрейд говорил о всемогуществе мыслей в рамках ма гического образа мира. Тем большее значение в переживании ребенка приобретают затем эти фантазии, когда при одновременном торможении ad-gredi они наполня ются все более агрессивным содержанием. Если интенсивность чувств вины оказы вается недостаточной, чтобы подавить эти фантазии, возникающее в результате чув ство магической власти иногда может сохраняться до взрослого возраста.
В дальнейшем при определенных обстоятельствах фантазии, имеющие агрессив ное содержание, проявляются в форме навязчивых мыслей. Таким образом, симпто-мообразующим становится элемент агонистической стороны импульса. Но точно так же причиной появления симптомов могут стать и «осколки» антагонистической стороны. К ней относятся, например, навязчивая склонность к порядку и навязчи вое стремление удостовериться в сделанном. В качестве типичной формы защи ты при неврозах навязчивых состояний Фрейд также описывал «аннулирование» (см. статью П. Куттера в т. I).
Мы должны рассмотреть еще одну сторону навязчиво-невротической структу ры. Уже отмечалось, насколько фрустрирующей в этой важной фазе развития ребенка может оказаться мать, одержимая слишком ранним приучением своего ре бенка к опрятности. В таких случаях развивающаяся в дальнейшем навязчиво-нев ротическая структура характеризуется более выраженными непосредственными анальными чертами. Это может проявляться в форме симптоматики кишечника, но еще сильнее может сказаться на характере. Еще до Шульца-Хенке в аналитиче ской литературе было подробно описано отношение лиц с навязчиво-невротической структурой ко всякого рода «загрязнениям», а потому нам здесь нет надобности ос танавливаться на этом вопросе подробно.
Приученные к опрятности дети вместе с тем вынуждены быть уступчивыми и отказываться от своих произвольных поступков. Поэтому дети, у которых в дальней шем развивается навязчиво-невротическая структура, внешне кажутся более щедры ми и готовыми отдавать, чем это соответствует их характеру. Поскольку они яв ляются ретентивно заторможенными, то есть не могут ничего сохранять, они — как бы парадоксально это ни звучало — становятся «экспансивно дающими». Их пе реполняет готовность дарить, которая буквально делает их счастливыми; это может стать жизненной идеологией. «Ретентивно заторможенный человек не может ска зать 'нет' никогда, нигде и никому» (Schutz-Hencke 1951,61).
Лишь при поверхностном рассмотрении ретентивно заторможенный человек своей радостью, получаемой от дарения, похож на депрессивного. Если последний отказывается от приобретения имущества и тем самым «оставляет больше» дру гим, то ретентивно заторможенный человек отдает активно. Также совершенно по-разному выглядят соответствующие установки и гигантские ожидания. Здесь у человека с навязчиво-невротической структурой все же прорывается ретентив ность.
Мы можем ограничиться этим, поскольку —? как уже отмечалось — навязчиво-невротическая структура была подробно! исследована психоаналитиками еще до Шульца-Хенке. Так, например, он, как и многие другие, считал описание анально го характера, данное Фрейдом и Абрахамом, вполне верным (Abraham 1924,1925).
Аккуратность, бережливость и своенравие, или — в патологической форме — пе дантичность, жадность и упрямство, в рамках модели побуждений можно классифи цировать следующим образом: педантичность является «осколком» противодействия тенденциям к произвольному поведению, жадность — сверхкомпенсацией неадек ватной тенденции отдавать, а упрямство — ретентивной установкой. Само собой ра зумеется, что и навязчиво-невротическую структуру Шульц-Хенке также отказывался объяснять с позиций теории либидо. Он не считал, что это «изменение характера соот ветствует регрессии сексуальной жизни на догенитальную, садистско-анально-эроти-ческую ступень». Различие между этими двумя теоретическими концепциями проде монстрировал Швиддер в своей статье для руководства по психотерапии (Schwidder 1959): «...[согласно Фрейду] армия скорее всего отойдет на те места, где до наступления у нее были наиболее сильные позиции. (Регрессия к анально-садистским фиксация ми.) В соответствии с неопсихоаналитическими представлениями, если использовать этот образ, можно сказать: наступление проводится настолько активно и упорно, что остаются лишь небольшие части армии, которые могут использоваться для выпол нения других задач. (Торможение и конфликтность автохтонных, моторно-агрессив-ных и анально-ретентивных потребностей.)»
Заметим попутно, что в неопсихоаналитической литературе «неврозами навяз чивых состояний» называются лишь картины болезни с явно выраженной соответ ствующей симптоматикой. Если такие симптомы отсутствуют, то говорится исклю чительно о навязчиво-невротической структуре.
Истерическая структура
Истерическая структура является следствием заторможенных потребностей на четвертом и пятом году жизни — другими словами, следствием заторможенного переживания уретральных и сексуальных побуждений.
В этот период жизни ребенка происходит так называемая «проверка реально сти», о которой говорил еще Фрейд. При нормальном, незаторможенном развитии магический образ мира теперь уступает место реальному образу мира. Ребенок ис следует, каким мир является на самом деле. Это проявляется также в речи, которая все больше становится правильной. Используются слова, которые, как это называет Шульц-Хенке, «достаточно различают», а сходство уже не смешивается с идентично стью. Пробуждается интерес к сексуальности, начинают осознаваться половые раз личия, что ведет к явному соперничеству; но особое значение все это приобретает прежде всего в том смысле, что теперь ребенок получает возможность совершенно осознанно справляться с конфликтами трехсторонних отношений между матерью, отцом и ребенком (эдиповой ситуацией). Нежные импульсы и импульсы к самоот даче находят свои первые цели в людях противоположного пола. Вопрос о сексуаль ности — «откуда» и «как», — который задают дети, исследуется самым активным образом. Зрелая уже моторика служит планомерному поведению.
Однако этих шагов в здоровом развитии не возникает, если ребенок в данный период жизни сталкивается со строгостью, то есть оказывается фрустрированным в своих настоятельных потребностях. Моторные компоненты импульсов являются зрелыми, а потому подавить их, как на предыдущих стадиях, уже невозможно. Ребенку, как отмечает Шульц-Хенке, не остается ничего другого, как реагировать отказом от кратко описанных здесь шагов в созревании. В первую очередь здесь по давляются компоненты воображения, относящиеся к жизни влечений. Они не со храняют своей необходимой, реальной полноты. Остаются лишь раннедетские или инфантильные представления. Таким образом, истерик (см. также статью А. Гри на в т. I) не имеет, надежной почвы, он «нематериален», постоянно неуверен в себе, особенно в своей собственной половой роли. Именно собственная нематериальность и побуждает его к тому, чтобы перенимать роли других людей, идентифицироваться с ними, играть чужие роли. Он не признает никаких обязательств взрослой жизни, нецеленаправленно активен и живет в основном миром своих желаний. Речь его так же не может стать точной. Поэтому истерика часто можно распознать уже в ходе простой беседы. «Язык... используется произвольно. Над ним глумятся. Шутовство и клоунада господствуют в переживании, выражении и поведении» (Schutz-Hencke 1951,110).
Как и во всех остальных структурах, индивидуальная картина проявлений исте рии носит отпечаток совершенно определенных условий торможения в раннем дет стве. Здесь имеется большинство вариантов тормозящих влияний, однако на чет вертом и пятом году жизни радиус действий ребенка значительно расширяется. Например, следствием влияний среды, которая слишком рано ограничивает исследо вательскую потребность ребенка («Оставь это, для этого ты слишком мал, тебе этого еще не понять, ты не можешь...»), является иная картина истерии, чем в том случае, когда наказываются исключительно сексуальное любопытство, сексуальные игры. Далее, на девочку совершенно иначе, чем на маленького мальчика, будет влиять то, кто из родителей будет оказывать фрустрирующее или изнеживающее воздейст вие — отец, мать или отец и мать вместе. Если на потребности в нежности маленькой девочки отвечает изнеживающий отец, то это будет воздействовать как строгость, поскольку девочка, когда станет молодой женщиной, никогда уже не окажется в по добного рода условиях. У нее развивается соответствующая установка, которую она не рефлексирует. Вследствие такой установки будущая истеричная женщина станет искать в каждом мужчине своего любящего отца, окажется разочарованной и будет встречать в штыки всех мужчин за исключением собственного отца, которому она буквально поклоняется. Проявляя необычайную активность, она будет соперни чать с мужчинами в работе, а при определенных обстоятельствах профессионально идентифицироваться с отцом. Здесь мы имеем перед собой образ «фаллической», если использовать терминологию Фрейда, женщины — женщины, либидинозно фик сированной на отце.
В ограниченных рамках данной статьи мы можем на этом завершить описание истерической структуры. Именно в этой области неправильного сексуального раз вития при истерии Шульц-Хенке считал аналитические исследования в принципе завершенными. Некоторые идеи Шульца-Хенке, касающиеся возникновения телес ной истерической симптоматики («конверсии») мы рассмотрим в главе, посвящен ной психосоматике.
В заключение следует еще раз напомнить о том, что, по мнению Шульца-Хенке, не всякую симптоматику в сексуальной сфере следует относить к истерической структуре. Тяжелые нарушения в сексуальной сфере, проявляющиеся в виде фруст раций ребенка в области уретральных и сексуальных побуждений как таковых не редко бывают следствием заторможенности как интенциональных, так и оральных, анальных и агрессивных импульсов.
Неврастеническая структура
Эту пятую структуру Шульц-Хенке, по его словам, добавил к четырем предыду щим «в качестве своего рода резерва». Этим он хотел противопоставить спекулятив ным биологическим и эндогенологическим гипотезам возникновения неврастени ческой картины болезни психологическую интерпретацию. Он полагает, что в случае неврастении речь идет о настоящем синдроме, представляющем собой конструк цию из всех четырех структур. При этом разные формы заторможенности равно мерно возникают в течение каждого из пяти первых лет жизни.
Смешанные структуры
В неопсихоаналитической литературе постоянно указывалось на структурно обу словленные различия в поведении людей в сфере межличностных контактов. Здесь, в частности, можно упомянуть Риманна (Riemann 1968, 136), который указывал на полярность либидинозно-коммуникативных и агрессивно-индивидуационных стремлений. В результате исследования, в основу которого легли эти представле ния, удалось показать, что каждая отдельная структура характера по своему значе нию приближается к одному из этих двух полюсов (W. Zander 1973). Интересно, что в той или иной фазе развития центр тяжести колеблется между тенденциями к индивидуации и к коммуникации.
В первой, интенциональной фазе развиваются начальные тенденции к индиви дуации в форме общего отграничения младенца от внешнего мира, как это, напри мер, было наглядно показано Федерном (Federn 1956) на примере развития границ Я (см. статью Г. Яппе в т. I).
Во второй, оральной фазе развития, наоборот, центр тяжести приходится на тен денции к коммуникации, хотя они пока еще кажутся глобальными и недифферен цированными. Речь здесь идет о первом отношении к матери как объекту.
В качестве характерного явления на следующей стадии развития, анальной и мо-торно-агрессивной, мы уже описывали первую фазу упрямства. Здесь впервые проис ходит противопоставление собственного Я требованиям внешнего мира. Это приво дит К формированию уже более дифференцированной собственной индивидуальности. И наконец, в уретральной фазе снова более выраженными являются тенденции к ком муникации. В конечном счете образуются формы поведения, более тонко дифферен цированные с точки зрения индивидуации и коммуникации, поскольку в «эдиповой фазе» они проявляются специфическим для каждого пола образом, а именно: тенден ции к коммуникации осуществляются по отношению к родителю противоположно го пола, а тенденции к индивидуации — по отношению к родителю одного пола с ребенком.
В случае патологии у шизоида мы сталкиваемся с гипертрофированными тен денциями к индивидуации и страхом коммуникации, у депрессивного человека — со стремлением к коммуникации и соответствующим страхом потери, страхом ос таться в одиночестве. У пациента, страдающего неврозом навязчивых состояний, основная проблема заключается в желании утвердить себя и страхе близких контак тов. И наконец, человек с истерической структурой, безусловно, нуждается в партне ре и играет его коммуникационную роль, поскольку специфическая для его пола индивидуация оказалась неудачной.
На практике мы почти никогда не имеем дела с чистыми структурами, как пра вило, структуры пациентов являются смешанными. Мы говорим, например, о де прессивной навязчиво-невротической или навязчиво-невротической истерической структуре. В таком случае, помимо прочего, противоположные тенденции к индиви дуации и коммуникации также приводят к возникновению интрапсихического на пряжения. В качестве специфической формы амбивалентности оно определяет нев ротическую картину болезни. Если оно оказывается неразрешенным, то возникает стойкое напряжение. Стойкое амбивалентное напряжение имеет соматические кор реляты в форме противоположно направленных физиологических, нервных или гу моральных функций, которые в свою очередь могут иметь различные соматические последствия.
КОРРЕЛЯЦИЯ ОДНОВРЕМЕННЫХ СОБЫТИЙ (Так называемая проблема души и тела)
В последние десятилетия о проблеме души и тела высказывались многие психо терапевты. Вопрос заключается в том, чтобы создать рабочие гипотезы относительно характера взаимосвязи между психопатологическими фактами и патологическими функциями органов, которые могли бы создать приемлемую основу для понимания нами этой проблемы и вместе с тем для разработки терапевтического подхода. Всем хорошо известна пионерская работа в этой области, которую провели, в частности, Александер (Aexander 1951) и Данбар (Dunbar 1957).
Отношения между душой и телом описывались различными исследователя ми и философами с помощью таких понятий, как психофизический параллелизм, взаимодействие, симультанное событие, биономное единство, если назвать лишь некоторые. Сегодня ученые в целом склоняются к тому, чтобы рассматривать проблему души и тела как мнимую, поскольку мы должны прийти к соглаше нию, что существует двойной аспект одного явления. Однако обращает на себя внимание то, что в публикациях в области психосоматической медицины про должают сохраняться многочисленные неясности. Не являются редкостью такие высказывания, как: психосоматический симптом затрагивает телесные процес сы, являющиеся относительно близкими Я, даже у авторов, которые теоретиче ски ратуют за «единство».
Чтобы избежать такой путаницы понятий, Шульц-Хенке считает необходимым детально изложить собственную концепцию, касающуюся данной проблемы. Чис тые в методологическом отношении рабочие гипотезы, по его мнению, в обла сти психопатологии возможны только при достаточно пластичном представлении о «взаимосвязи души и тела».
Он описывает отношения души и тела как корреляцию одновременных собы тий — «материально-телесных» и «психических», — которую можно сделать нагляд ной с помощью «точной фантазии» (Гёте).
При корреляции одновременных событий речь не идет, например, о том, чтобы объяснить, чем является «психика сама по себе». Подобный вопрос не ставится; как, например, в физике, нет смысла спрашивать, чем является «свет сам по себе» — корпускулой или волной. Речь скорее идет о том, чтобы описывать наблюдаемое.
Прежде всего у человека можно наблюдать постоянный, непрерывный поток телесно-материальных процессов различной, но, как правило, очень большой слож ности. Одновременно с осуществлением определенных функциональных процессов тела можно зарегистрировать «нечто», что мы называем осознанным психическим переживанием. Этому переживанию, согласно Шульцу-Хенке, присуща так назы ваемая функциональная зависимость: если изменяются телесно-материальные (или, возможно, только микрохимические) процессы, то одновременно изменяется и пси хическое переживание; или, выражаясь иначе, когда у нас возникает психическое переживание, одновременно происходят и телесные изменения.
Однако сегодня мы еще не настолько продвинулись в своих научных исследовани ях, чтобы хоть приблизительно понять соматические изменения, происходящие во вре мя психического переживания (а это самое простое!), не говоря уже о том, чтобы пра вильно их описать. Мы по-прежнему лучше понимаем друг друга, когда просто говорим: я ощущаю «тепло», а не пытаемся перечислить соответствующие телесные процессы. В принципе когда-то это станет возможным. И наоборот, бывают случаи, когда для бо лее быстрого понимания на передний план следует выдвигать то, что обращает на себя внимание в физическом отношении (например, покраснение, сердцебиение и т. д.), вместо того чтобы описывать гораздо более сложные психические корреляты.
Таким образом, мы и впредь должны будем в рамках нормальной и патологиче ской психологии менять свое описание в зависимости от того, с какой позиции воз можно достичь более быстрого и конкретного понимания.
С точки зрения наших практических, то есть терапевтических, целей речь идет о том, чтобы каждый раз констатировать, какие первичные причины имеет соответ ствующее изменение, которое можно зарегистрировать в психической или телес ной сфере. Представим себе, что X заболевает вследствие инъекции сывороточного гепатита, то есть специфически органической или первично органической болезнью. Во время болезни можно установить корреляцию с депрессивным нарушением на строения, которое исчезает вместе с нормализацией патологических показателей деятельности печени. Следовательно, можно было бы сделать вывод о том, что такая депрессия является «первично органической».
Несколько сложнее представить себе следующий случай: Y пугает X. У X не было никакой инъекции, внешне он не подвергался никакому «материальному» патоген ному воздействию. Но все же и здесь, согласно Шульцу-Хенке, существует корреля тивно-материальная каузальная связь. Этот процесс можно описать с точки зрения волновой теории. От Y, его жестов и мимики, его слов исходят волны, которые в конеч ном счете достигают органов чувств X точно так же, как это сделала бы инъекция, или нож, или еще что-нибудь в этом роде. Более того, можно сказать, что эти волны являются используемым инструментом. С момента А появления этих волн они вы зывают у X специфические, очень сложные телесные процессы (функциональные из менения в органах чувств, предположительно возбуждение в стволе мозга, прочие нервные и гуморальные изменения и тд.). Поскольку во время этих процессов и у Y, и у X возникают особые по качеству переживания, которые мы обычно называем психическими — а именно переживания испуга, — можно также сказать: телесные функциональные процессы у X являются первично психогенными. Но в принципе этот общий процесс можно описать также и чисто материально.
Представим себе теперь, что переживание страха прекратилось в момент В. Следовательно, X субъективно «преодолел свой страх»; телесные же корреляты, на против, пока еще не вернулись к своему исходному состоянию в момент А. Предпо ложим далее, что и позже — в момент С — по-прежнему можно выявить изменения гуморальных значений или объективно констатировать, например, повышение кро вяного давления. В данном случае эти изменения явились бы следствиями страха, то есть также были бы первично психогенными. В принципе следовало бы сказать: повышение кровяного давления, как и изменившееся значение химии крови, явля ется следствием тех телесных коррелятов, которые имели место во время пережива ния страха. Столь же корректно можно было бы сказать: физическое состояние в момент С является хотя и не прямым, но все же опосредствованным последствием испуга. В такой формулировке на теорию взаимодействия «души и тела» ничего нель зя было бы возразить, поскольку она не противоречит представлениям о корреля ции одновременных событий.
В нашем примере мы исходили из переживания испуга. Оно относится к нор мальной психологии. Испуг является обычным раздражителем. Организм приспо соблен к раздражителям подобного рода. Все функциональные процессы спустя некоторое время возвращаются к своему исходному положению. После того как воз буждение стихает, каждая клетка оказывается в своем прежнем состоянии.
Но если речь идет о патогенных «психических» раздражителях (например, че ресчур интенсивных, слишком длительных или часто повторяющихся), то и «орга нические» функциональные процессы приобретают патогенный характер. Клетки, например, слишком долго остаются в состоянии патофизиологического изменения. Но могут возникать также и стойкие изменения. Зачастую «...их отличие, помимо прочего, заключается в том, что они [клетки], сталкиваясь с привычным раздражите лем, реагируют теперь уже не обычным образом, как прежде, а аномально... Функ циональное нарушение органа перешло в повреждение органа» (Schutz-Hencke 1951,282).
Однако может быть и так, что нарушено только взаимодействие функций. Хотя обычно раздражитель вызывает возбуждение во многих частях тела, однако его вре менная последовательность гармонично отрегулирована. В случае патогенных раз дражителей это временное взаимодействие может оказаться нарушенным, тогда как в отдельных соединениях клеток и в отдельных возбужденных органах функциональ ные или морфологические нарушения выявить невозможно. «Вывод о том, что в каж дом случае нарушения функционирования обязательно должен иметься аномальный орган или, по меньшей мере, аномальная функция его клеток, является неправомер ным» (там же, 283).
Таким образом, в случае аномальных, необычных раздражителей, с которыми мы имеем дело в психопатологии, можно выделить три возможных варианта: нару шение функции, нарушение органов, нарушение взаимодействия функций.
Однако в центре интересов нейропсихологов находится четвертая, очень часто встре чающаяся возможность: неодушевленный предмет или человек является источником не целостных раздражителей, а диссонирующих (см. раздел об амбивалентности и смешанных структурах). Один и тот же человек может одновременно произво дить как приятное, так и неприятное впечатление. Реципиент раздражителей реаги рует тенденциями к приближению и к бегству. Каждая из сторон раздражителя вызывает обычные сами по себе телесные реакции, однако эти реакции ведут себя по отношению друг к другу антагонистически. При этом речь может идти о самых разных антагонизмах: чисто нервном, гуморальном, нервно-мышечном и т. д. Такие антагонизмы реагирования (выражаясь психологически, переживания), согласно Шульцу-Хенке, с определенной вероятностью будут вызывать нарушения органиче ских функций, то есть сами по себе привычные раздражители вместе с привычными реакциями на них могут оказывать интенсивное аномальное воздействие — вплоть до необратимых изменений в органах — в силу самого факта их антагонизма.
В рамках концепции корреляции одновременных событий в зависимости от поставленных задач можно также изучать и «взаимные» реакции «души» и «тела», не совершая явных ошибок, как это было показано на нашем примере с испугом. Если рассматривать с этих позиций, то концепция корреляции одновременных со бытий не является всего лишь новой формулировкой старого психофизического па раллелизма.
ТЕЛЕСНАЯ СИМПТОМАТИКА
Как мы видели, любая невротическая симптоматика, согласно Шульцу-Хенке, яв ляется осколком переживания побуждения, когда-то бывшего полноценным. Симп-томообразующими могут быть как агонистические, так и антагонистические ком поненты импульса. Впрочем, последний вариант был описан еще Фрейдом в первой его работе о неврозе страха, на что недавно указала М. Мичерлих (Mitscherich 1972). В ситуациях искушения могут прорываться отдельные элементы или комбинации элементов. Эмпирически чаще всего можно наблюдать типичные комбинации, ти пичные агрегаты, синдромы, соответствующие агрегатам невротических структур. Как правило, эти осколки проявляются с большой интенсивностью и динамично. Этот эмпирический факт Шульц-Хенке пытается гипотетически объяснить следую щим образом: «Живое тело всегда готово к действию. Такая самая общая готовность выражается, помимо прочего, в стойком состоянии возбуждения частей ствола го ловного мозга. Каждый отдельный компонент побуждения, если рассматривать 'со матически', имеет, следовательно, соответствующее размещение. Если он теперь изо лированно пробивается сквозь пласт заторможенности, то общая готовность в виде физиологического явления устремляется в частный поток. Тем самым удивительный факт явного возрастания интенсивности изолированно прорывающихся компонен тов побуждения теряет свой загадочный характер (имеются соответствующие опы ты, например Левина, которые можно было бы привести здесь в качестве примера)» (Schutz-Hencke 1951,115).
Каждый прорыв побуждения осуществляется, согласно Шульцу-Хенке, одновре менно психически и физически. Все, что соответственно проявляется в сознании, имеет отчасти в высшей степени индивидуальную, отчасти типичную для каждой структуры историю развития невроза. В ситуациях искушения прорывается все же только осколок, то есть даже в таких ситуациях определенные части побуждения остаются по-прежнему латентными. И здесь тоже имеются структурно-специфиче ские явления: так, при истерии, как правило, не прорывается полностью представле ние, в случае навязчиво-невротической структуры — моторный элемент, в случае депрессивной — аффективный, а именно оральный или орально-каптативный, в случае шизоидной — относящийся к восприятию, взгляду на мир, то есть тот эле мент первоначального побуждения, который подвергся в какой-либо фазе наибо лее сильному подавлению. То, что сегодня в каждом отдельном случае мы можем констатировать чаще всего наличие только психической или физической симпто матики, объясняется исключительно нашим неумением, но никак не связано с ре альным положением вещей. В сущности, каждый прорыв побуждения, каждая обнаруживающая себя в искаженном виде потребность должны пониматься как в психических, так и в физических проявлениях. Но только практически это является невозможным. Поэтому по поводу психосоматической медицины Шульц-Хенке вполне обоснованно говорит: «На самом деле речь не идет о чем-то новом и уж тем более о 'новом виде' медицины, речь идет лишь о необходимости теперь — наконец-то — уделять достаточное внимание фактам и взаимосвязям, которые до сих пор в значительной степени оказывались недоступными для науч ного понимания» (там же, 116).
В настоящее время теория неврозов фактически захватила широкие области медицины: примерно 40 процентов терапии, примерно 25 процентов общей меди цины. «И, следует признаться, это является поистине поразительным, грандиозным и, как все грандиозное, доставляющим беспокойство процессом» (там же, 117).
Шульц-Хенке считает важным постоянно подчеркивать, что физическим корре лятом является не просто орган или часть органа, а «функционирование» данного ор гана. Так, например, коррелятом иллюзий и навязчивых представлений следует счи тать не головной мозг, а его функционирование. «Материальным коррелятом соответствующего переживания является функционирование чего-то телесного, локализованного. Только это функционирование, этот процесс опять-таки представ ляет собой структуру. К ней относятся определенные части, без них целое не является тем, о чем идет речь. Но этих частей мы (пока еще) полностью не знаем» (там же, 125).
Шульц-Хенке сравнивает наши знания о процессах функционирования органов с географической картой, на которой имеется множество белых пятен. Он говорит здесь о необходимости дальнейших исследований, с которыми можно будет спра виться только благодаря тесному сотрудничеству между психоаналитиками, меди ками, психологами, физиологами, биохимиками и фармакологами.
С помощью схемы 2 Шульц-Хенке попытался показать некоторые психосома тические взаимосвязи.
Нам кажется важным упомянуть о представлениях Шульца-Хенке о том, что Фрейд и его последователи описывали термином «конверсионный симптом», то есть относительно символического языка тела, используемого для выражения вы тесненных, главным образом сексуальных, представлений и потребностей. Эта пре имущественно истерическая симптоматика, согласно Шульцу-Хенке, основывается исключительно на одной составляющей побуждения, а именно на имажинативной. Живое представление ощущения идентично процессам иннервации. Имажинатив-ный компонент состоит из опыта, приобретенного и накопленного человеком бла годаря личным переживаниям и переживаниям окружающих его людей, но также благодаря тому, что было пережито— и передано в виде сообщений — предыдущи ми поколениями. «Все это уже содержится в нем в форме представлений, искушая, побуждая, предостерегая или пугая» (там же, 127-128).
Шульц-Хенке настоятельно подчеркивает, что эта так называемая истерическая симптоматика, то есть конверсионная симптоматика, «также» существует, но по срав нению с остальной психосоматической симптоматикой она встречается редко. Он говорит об этом несколько резко: «Выделять психосоматику под этим словом лишь потому, что некоторые считают, будто так следует понимать соответствующую
Схема 2. Взаимосвязь между побуждениями, телесными органами и соматическими рас стройствами по Шульцу-Хенке (Lehrbuch der anaytischen Psychotherapie, Stuttgart: Thieme 1951,135)
телесную симптоматику при болезнях внутренних органов — пусть даже преиму щественно, — в соответствии со всем нынешним опытом является заблуждением» (там же, 128).
Зависимость истерической симптоматики от представлений с давних пор явля ется известным дифференциальным диагностическим показателем. Многие отно сящиеся к ней симптомы, например истерические параличи или нарушение чувст вительности, не подчиняются никаким физиологическим закономерностям, то есть не объясняются нарушениями иннервации. Этим истерические феномены напо минают явления, известные нам из гипноза, когда также активизируются и усили ваются представления при одновременном ограничении или исключении сознания реальности.
Этот раздел останется незавершенным, если мы не подчеркнем еще раз, что Шульц-Хенке всегда стремился понимать «причины» невротических проявлений как совокупность условий, агрегатов, структур, гештальтов. Среди этих условий при определенных обстоятельствах главным может оказаться и первичный органический фактор. В случае этих первичных органических факторов речь идет о том, что в меди цине часто называют «органическим совпадением» или «слабостью органа» и что Ад лер в 1919 году описал термином «неполноценность органов».
Изложенные здесь представления Шульца-Хенке нашли свое отражение в мно гочисленных публикациях его последователей, в которых рассматриваются различ ные «неврозы органов», и повлияли на разрабатываемые ими идеи.
Швиддер (1959, 207) свел соответствующие работы в таблицу: свои собствен ные, Дюрссена (Dьhrssen 1951), Адама (Adam 1951), Йорсвика (Jorswieck 1951), Квинта (Quint 1954), Тиманна и Кёлера (Thiemann, Kцher 1955), Шеллака (Scheack 1954,1957), Баумейера (Baumeyer 1957,1966), Криххауффа (Krichhauff 1951, 1956), Зельбманна (Sebmann 1957), Брандта и Фухс-Камп (Brandt, Fuchs-Kamp 1960, 1966), Куйята (Kujath 1952). Полноты ради следует также отметить работы Баха (Bach 1968) и Хана (Hahn 1971), в которых рассматриваются соот ветственно психодинамические механизмы при нормокальциемической тетании и инфаркте сердца, представления Хайгль-Эверс (Heig-Evers 1966) о возникнове нии экземы, работу Эльхардта (Ehardt 1974), посвященную агрессии как фактору заболевания, а также многочисленные работы Цаунера (Zauner 1964, 1965, 1967, 1972) по психосоматике.
Сам Шульц-Хенке не считал термин «психосоматика» удачным, поскольку он звучит как обозначение самостоятельной новой науки. То, что в корректной тео рии неврозов речь идет о «психосоматике», является совершенно естественным. Он полагал, что, основываясь на эмпирических фактах, постоянно развивающуюся теорию невротических структур со временем удастся уравнять с теорией первичных органических явлений.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Последней главой, посвященной телесным симптомам, мы завершаем описание теоретической модели Шульца-Хенке. Она может служить основой, позволяющей психологически вывести все последующие идеи. В заключение следует лишь указать еще на несколько важных областей в теоретическом построении Шульц-Хенке, преж де всего на его соображения по поводу первичной консультации — сбора анамнести ческих сведений. В 1945—1946 годах Шульц-Хенке разработал в Берлинском централь ном институте психогенных заболеваний схему целенаправленного расширенного глубинно-психологического анамнеза (Schutz-Hencke 1951, 181). Это стало причи ной раздававшейся в его адрес резкой критики. Утверждалось, что сведения, получен ные в результате опроса пациента, «втискиваются» здесь в некую схему.
Смысл и цель такого анамнеза заключается в том, чтобы поставить диагноз, ка сающийся структуры невроза, дать прогноз и определить форму терапевтического вмешательства. Для этого должна быть выяснена психологическая взаимосвязь ме жду имеющейся симптоматикой, пусковой жизненно важной ситуацией и индиви дуальным развитием в раннем детстве.
Насколько важна для прогностической оценки пусковая ситуация, нами уже не однократно подчеркивалось. Столь же необходимой в общей картине любого невро за является оценка вторичных и третичных последствий. Чем более тесной является сеть установок, гигантских ожиданий, инертности, патологических идеологий и за мещающих удовлетворений, тем менее благоприятным будет прогноз. Шульц-Хен ке часто сравнивал вторичные последствия заторможенности с воздушными корня ми тропического дерева. Если устранить его главный корень (заторможенность), то оно может продолжать стоять благодаря одним только воздушным корням.
Более подробные обзоры, в которых рассматриваются показания и прогноз, мож но найти у Хайгля (Heig 1972) и Вигманна (Wiegmann 1955).
То, что в случае расширенного анамнеза речь не идет о некой схеме опроса, вы текает из слов самого Шульца-Хенке; он пишет, что здесь существует полная свобода действий — можно делать все, что представляется необходимым, буквально все мо жет быть здесь верным. Во время этой первой встречи индивидуальность исследова теля противостоит индивидуальности пациента, и здесь сразу же и автоматически образуется своего рода социологическая группа. Шульц-Хенке говорил даже о том, что, несмотря на всю целенаправленность отстаиваемого им метода, его можно на зывать чуть ли не «искусственным».
Затем, после составления анамнеза, перед началом терапии происходит послед нее предварительное собеседование. Шульц-Хенке исходит из того, что пациент не только болен, но и имеет здоровые компоненты. Таким образом, предваритель ное собеседование является совершенно определенным обращением к пациенту как субъекту. С пациентом подробно обсуждаются все те вопросы, которые бы задал в аналогичной ситуации здоровый человек: как долго будет продолжаться лечение, как оно будет происходить и т. д. Затем с пациентом должен быть заключен «пакт» — то есть рабочий союз — относительно формы совместной работы. И только по про шествии по меньшей мере 24 часов, отведенных на размышление, должен быть на чат психоанализ.
В своем учебнике аналитической психотерапии Шульц-Хенке очень подробно останавливается на всех «технических вопросах»: как начинать терапию и как ее за канчивать, на дозировке интерпретаций, на возникающих затруднениях и на работе со сновидениями.
Работе со сновидениями Шульц-Хенке посвятил следующий свой учебник. В нем он описывает самые разные варианты толкования сновидений, на которых мы не мо жем здесь подробно останавливаться. Сновидение также рассматривается как «оско лок» побуждения. Взаимодействие агонических импульсов и противостоящих им им пульсов, продиктованных чувствами страха и вины, представляет собой, по его мнению, тот же самый дифференцированный структурный паттерн, который можно обнару жить у данного пациента и в реальной жизни.
Важно то, что в ходе терапии Шульц-Хенке просит пациента высказывать все свои мысли, которые касаются фрагментов сновидения и имеют отношение к реальной жизни. Затем ассоциированный материал выводится из актуальной жиз ненной ситуации, а также из развития в раннем детском возрасте, представлений о будущем и переноса. Во всех этих сферах терапевт должен проработать с пациен том его заторможенности. Благодаря этому не возникает вопроса, какой анализ яв ляется «правильным»: тот, что направлен только на устранение раннедетской амне зии, или, например, тот, где во главу угла ставится исключительно перенос.
Шульц-Хенке особо останавливается на фрейдовском понятии «перенос». Нередко этот термин употребляется так, словно он обозначает факты, относящиеся только к тому, что происходит между аналитиком и пациентом. Однако человек в силу приобретенной им структуры всегда и везде реагирует в соответствии с тем, какие побуждения являются у него заторможенными. Даже человек без выражен ной невротической симптоматики всегда будет подходить к партнеру с приобретен ными в процессе жизни с родителями чуть ли не рефлекторными эмоциональными реакциями, то есть совершать перенос. Особый аспект переноса в ходе анализа про является благодаря возможности непосредственной интерпретации и коррекции.
Шульц-Хенке никогда не упускал возможности указать на то, что только опыт и практика обеспечивают изобилие микропсихологических представлений, необхо димое для оказания действительной помощи. Помощь же заключается главным об разом в устранении детских страхов, заторможенности, возникающей под их влия нием, и ее последствий; это одновременно означает также устранение симптоматики.
Наконец, необходимо упомянуть еще об одной области работы Шульца-Хенке, а именно об исследовании психозов. Еще когда он был молодым ассистентом, многие переживания больных шизофренией казались ему понятными в психологическом от ношении. Но только в 1952 году, незадолго до его смерти, была издана его книга, по священная проблеме шизофрении.
Шульц-Хенке считает психоз — при врожденной гиперчувствительности, гипер моторике и гиперсексуальности — крайним вариантом невроза. Невротические фе номены достигают здесь такой степени выраженности, что в результате приобретают другое качество, подобно тому, как вода при постоянном нагревании в точке кипения по своему качеству превращается в пар. Потерю объекта и деперсонализацию Шульц-Хенке считает проявлениями пробелов, значительно расширившихся и углубившихся вследствие крайней заторможенности переживания интенциональных побуждений в самой ранней фазе развития. Психотические феномены, иллюзорные искажения ре альности и галлюцинации он объясняет как «осколки» первоначально полностью пе реживавшегося побуждения, имеющего архаично-инфантильный характер.
Само собой разумеется, как и у всех исследователей, теория Шульца-Хенке в том виде, как она здесь была изложена, формировалась постепенно. Отход от метапсихо-логии Фрейда и его теории либидо произошел не сразу. Если в 1927 году Шульц-Хенке еще говорил о «первичных детских желаниях», то в 1931 году это выражение он уже не использовал, а стал теперь разрабатывать собственную модель побуждений.
Он всегда был ориентирован на человека как zoon poiticon, как социально-эко номическое, антиномическое существо. К этой категории он относит и аналитика, когда в своим учебнике пишет: «Также и он — аналитик — предстает для своего пациента в качестве ситуации искушения и фрустрации, но только в принципе. Ведь все же он является — по крайней мере, надо надеяться! — живым человеком, тем, кто лечит. Следовательно, он не 'плохой', а 'хороший', если не остается 'камен ным'. А это означает, что он, как, проявляя определенную эмпатию, говорил Кюн-кель, вместе с пациентом встает на невротическую платформу, отправляется в нев ротическое 'мы' и 'рискует собой', если опять-таки воспользоваться выражением других авторов. Таким образом, время от времени в том или ином случае его, естест венно, также будут затрагивать пробивающиеся из скрытого состояния не полно стью контролируемые и разумные проявления агрессии, а также тенденции к само отдаче и нежности или же сексуальные чувства. И даже чувства потрясения иногда его не минуют. Если рассматривать с догматической строгостью и жесткой схема тичностью, всего этого, наверное, быть не должно. Но если рассматривать с позиции всего живого, утверждения полноценной жизни, то это, разумеется, будет именно так... Тем самым контрперенос становится совершенно индивидуальной проблемой каждого аналитического психотерапевта. Лекарством от возможного выхода из ра мок дозволенного является собственный анализ, прежде всего учебный анализ, а за тем собственная зрелость и благоразумие, зависящие от милости, воли и дисципли ны» (Schutz-Hencke 1951, 244-245).
ПУБЛИКАЦИИ ХАРАЛЬДА ШУЛЬЦА-ХЕНКЕ В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1917: Der EinfuЯ des miitдrischen Kriegsdienstes auf die progressive Parayse. Dissertation zum Dr. med. an der Universitдt Freiburg/Br.
1926: Handwцrterbuch der Sexuawissenschaften von M. Marcuse. Berin: Weber. Stichworte: Ambivaenz, Anaerotik, Jungendbewegung, Kastrationskompex, Muttereibsphantasie, Цdipuskompex, Oraerotik, Schudgefьhe, Sexuatheorien, Symboik, Trauma, Ьbert ragung, Urethraerotik, Urszene, Verdrдngung
1927a: Einfьhrung in die Psychoanayse. Gustav Fischer Verag. Unverдnd. Nachdruck Cцttin-gen: Vandenhoeck & Ruprecht 1972
1927b: Die heutigen Aufgaben der Psychotherapie as Wissenschaft. Ag. дrzt. Zeitschr. f. Psy-choth. u. psych. Hygiene, I, 238-252
1928a: Psychoanayse und Individuapsychoogie. Bericht ьber den III. Ag. дrzt. KongreЯ fьr Psychotherapie in Baden-Baden, Apri 1928. Leipzig: Hirze 1929, 36-41
1928b: Zur Diskussion der Organneurosen. Ner venarzt, 11, 661-671
1928c: Buchbesprechung von A. Seide: BewuЯ tsein as Verhдngnis. Intern. Zeitschr. f. Psycho anayse, 130-131
1929a: Buchbesprechung von F. Kьnke: Einfьh rung in die Charakterkunde auf individuapsy choogischer Grundage. Imago, 283-286
1929b: Der neurotische Charakter. Medizinische Wet, 3,47, 1-10
1929c: Die Bedeutung der prдgenitaen Triebans prьche in genetischer und aktueer Hinsicht oder die Autonomie der prдgenitaen Triebansprьche. In: Psychoanayse und Psychotherapie. Gesam mete Aufsдtze aus den Jahren 1927-1944. Beri ner Institut fьr Psychotherapie 1948, 27-42
1929d: Zur Psychoogie katatoner stereotyper Be wegungen. In: Gesammete Aufsдtze, 43—47
1929c: Der Heiungsfaktor in der Psychoanayse. In: Gesammete Aufsдtze, 48—60
1930a: Psychotherapie ohne Psychoanayse, Zen-trab. f. Psychoth. u. ihre Grenzgeb., 3,458-464
1930b: Buchbesprechung von E.Straus: Geschehnis und Erebnis zugeich eine histoogische Deutung des Traumas und der Rentenneurose. Zentrab. f. Psychoth. u. ihre Grenzgeb., 3, 695—699
1930c: Der zwangsneurotische Charakter. Bericht ьber den V. Ag. дrzt. KongreЯ fьr Psychothera pie in Baden-Baden vom 26-29.4.1930,108-110
1930d: Generadiskussion ьber die Zwangsneuro se, 294-295
1931a: Ist die Psychoanayse ein Dogma. Zentrab. f. Psychoth. u. ihre Grenzgeb., 4, 25—32
1931b: Schicksa und Neurose. Versuch einer Neurosenchre vom BewuЯtsein her. Jena: Gu stav Fischer
1931c: Zur Frage der unbewuЯten Fixierung. In: Gesammete Aufsдtze, 81—92
1931d: Generadiskussion zu C. G. Jung. Die prak tische Verwertbarkeit der Traumanaysen in der Psychotherapie. Bericht ьber den VI. Ag. дrzt. KongreЯ fьr Psychotherapie in Dresden 1931, 251-252
1932a: Zum Wertprobem in der Psychoanayse. Zentrab. f. Psychoth. u. ihre Grenzgeb., 5, 539-548
1932b: Leistungstherapie und Psychoanayse (Eine Steungnahme zu einem Aufsatz von Herzberg). Zentrab. f. Psychoth. u. ihre Grenzgeb., 5, 379-384
1932c: Ьber Homosexuaitдt. Zeitschr. f. d. ges.
Neuro, u. Psychiatr., 140, 300-312 1933a: Ist die Psychoanayse eine Modetorheit?
Nervenarzt, 6, 169-173
1933b: Entgegnung zu R. Aers Bemerkungen (Entgegnung auf R. Aers Bemerkungen zu Schutz-Henckes Aufsatz "Ist die Psycho anayse eine Modetorheit?"). Nervenarzt, 6, 592-596
1933c: Die Tьchtigkeit as psychotherapeutisches Zie. Zentrab. f. Psychoth. u. ihre Grenzgeb., 7
1935: Bericht ьber den V. Ag. дrzt. KongreЯ fьr Psychotherapie in Bad Nauheim vom 27—30.
з. 1935. Ps.-th. Praxis, 113-116
1936: Ьber die Archetypen. Zentrab. f. Psychoth.
и. ihre Grenzgeb. 9, 335—343
1938a: Ьber Organneurosen. Nach einem Korrefe rat zum Vortrag von Prof. Siebeck in der Beriner Med. Ges. Dt. Med. Wochenschr., 50, 27-41. Auch in: Siebeck, Schutz-Hencke, v. Weizsдcker: Ьber seeische Krankheitsentstehung. 3 Vortrдge. Leipzig: Thieme 1939
1938b: Die Reichweite der Psychotherapie. Bericht ьber den IX. Ag. дrzt. KongreЯ fьr Psychothe rapie in Dьssedorf 1938, 68-75
1938c: Die wahren Schwierigkeiten der tiefen psychoogischen Psychotherapie. In: Gesamme te Autsдfze, 175—185
1939a: Das UnbewuЯte in seiner mehrfachen Bedeu tung. Zentrab. f. Psychoth. u. ihre Grenzgeb., 12, 336-349
1939b: Individuaitдt und Neurose. In: Verцffent ichungen der Beriner Akademie f. дrzt. Fort bidung Nr. 5, "Individuapathoogie", 224—233
1940a: Der gehemmte Mensch. Stuttgart: Thieme 1940,1946(unvcrдnd.Nachdruckder2. Auf. 1965)
1940b: Krankheitsanfдnge und Psyche. Verhand ungen d. Dt. Ges. f. Innere Medizin. 52. Kon greЯ Wiesbaden 1940, 67-71
1941: Zur Frage der atenten Anthropoogie in der Tiefenpsychoogie. Nervenarzt, 14, 386—395
1942: Funktionsstцrungen as Krankheitsgrьnde (Kцrperiche Krankheit und seeischer Hinter grund). Dt. Wiss. Dienst, 3, 4—5
1943: Die Struktur der Psychose. Zeitschr. f. d. ges. Neuro, u. Psychiatr., 175, 409-458
1944: Das Probem der Psychopathie. In: Gesam mete Aufsдtze, 236-245
1946: Arzt und Psychotherapie. Das deutsche Ge sundheitswesen, 1,247—252
1947a: Psychotherapie und das sog. Leib-Seee-Probem, Forum, I, 7—9
1947b: Die psychoanaytische Begriffswet. (Unve rцffentichtes Schreibmaschinenmanuskript)
1948a: Triebhafte Brandstifter. Die Wetkuge, Zschr. f. Wetfrieden, I. Apri 1948, 6, 9-14
1948b: Psychoanayse und Psychotherapie. Gesam mete Aufsдtze aus den Jahren 1927—1944. Ber iner Institut fьr Psychotherapie
1948c: Der heutige Stand der "groЯen" Psychothe rapie. Psychiatrie, Neuroogie und med. Psycho., I, 244-249
1949a: On the deveopment and future of psychoana ytic concepts. Internationa Journa of Psycho-Anaysis
1949b: La psychothйrapie et a psychanayse en Aemagne. Les Temps Modernes
1949c: Bericht ьber die 4. Tagung der Studien geseschaft fьr praktische Psychoogie in Bre men vom 22-24. 4. 1949. Psyche, 3, 1949, 477-480
1949d: 29 Thesen zum heutigen Stande der ana ytischen Psychotherapie. Nervenarzt, 20, 164-168
1949e: Lehrbuch der Traumanayse. Stuttgart: Thieme (unverдnd. Nachdruck 1968)
1949f: Das Probem des vermeintichen Gegensat zes zwischen Natur- und Geisteswissenschaften, bes. auch in der Psychotherapie. Psyche, 3, 81-100
1950a: Das reigiцse Ereben des Acheisten. Psy che, 4, 417-435
1950d: Offener Brief an den Verfasser des Aufsat zes "Psychotherapie in der modernen Gese schaft", D. Mьer-Hegemann. Psychiatrie, Neu roogie und med. Psycho, 2, 84—89
1950c: Grцning und sein Fa. Die Auswah, 7
1950d: Bemerkungen zum Probem der Psychopa thie. Psycho. Rundschau, 1/2, 148-155
1950e: Neo-Psychoanayse. Studium Generae, 3, 316-325
1951a: Lehrbuch der anaytischen Psychotherapie. Stuttgart: Thieme (unverдnd. Nachdruck 1965)
1951b: Zur Verteidigung der Psychoanayse. Der Monat, 3,438
1951c: Kernfragen der anaytischen Psychothera pie. KongreЯbericht "Anaytische Psychothera pie und Erziehungshife", 8—11
1951d: Chid Guidance Cinic and anaytische Psy chotherapie. KongreЯbericht "Anaytische Psy chotherapie und Erziehungshife", 96
1951e: Buchbesprechung von P. R. Hofstдtter: Einfьh-rungin die Tiefenpsychoogie. Psyche, 5,114—115
1951f: Buchbesprechung von P. R. Hofstдtter: Die Psychoogie der цffentichen Meinung. Psyche, 5, 116-117
1951g: Die zwischenmenschiche Antinomik as Kernprobem der Psychotherapie. Zeitschr. f. Psychoth., 1,96-104
1952a: Die Sexuaitдt im Rahmen der anaytischen Psychotherapie. In: Beitrдge zur Sexuafor schung, I. Tei, I, Stuttgart, 42-49
1952b: Die Bedeutung der Trдume fьr den prakti schen Arzt. Die Therapiewoche, Offiz. Organ d. Dt. Therapiewoche, 2, 209-210
1952c: Das Probem der Schizophrenie. Anayti sche Psychotherapie und Psychose. Stuttgart: Thieme
1952d: Inwiefern bedeutet die Neo-Psychoanayse einen Fortschritt? Fortschritte der Medizin. 70, 413-414
1953a: Noch einma die Lehranayse. Psyche, 6, 598-614
1953b: Sind die tiefenpsychoogischen Theorien fasifizierbar? (Bemerkungen zu einem Aufsatz des Pдdiaters Schцnfed). Дrzt. Wochenschrift, 8, 114-116
1953c: Arzt und Traumanayse. Medizinische Ki nik, 48, 1-11
1953d: Anaytische Psychotherapie und Psychosoma tik. Eine Erwiderung (auf die Rezension des "Lehr buches der anaytischen Psychotherapie" durch Eduardo Weiss, Psyche, 6). Psyche, 6,218-224
1953c: Bemerkungen zur Darsteung "Die theore tischen Grundagen der gegenwдrtigen Psycho therapie (1935-1952)" von C. F. Wendt. Zeitschr. f. Psychoth. u. med. Psycho., 3, 137-138
1953f: La psychothйrapie et a psychanayse en A emagne. La psicotherapie y e psicoanaisis en Aemania. Arch. Crimin. Neurops., 2,358—369
1953 g : Die heutige Wissenschaft und das antino-mische Ereben des Kindes. Praxis d. Kinder-psych. u. Kinderpsychiatr., 2, 45—53
ЛИТЕРАТУРА
Abraham, K: Versuch einer Entwickungsges chichte der Libido auf Grund der Psychoanayse seeischer Stцrungen. Leipzig, Wien, Zьrich: In ternat. Psychoana. Verag 1924
Psychoanaytische Studien zur Charakterbi dung. Leipzig, Wien, Zьrich: Internat. Psy choana. Verag 1925
Adam, R.: Beitrag zur Hдufigkeit und Prognose psychog. Organkrankheiten. Psychoth. u. Erzie-hungsh. KongreЯbericht. Berin 1951
Ader, A.: Praxis und Theorie der Individuapsy-choogie. Mьnchen, Wiesbaden: Bergmann 1920
Uber den nervцsen Charakter. Wiesbaden: Berg mann 1919
Aexander, F.: Psychosomatische Medizin. Berin: de Cruyter 1951
Bach, H.: Behandungsergebnisse und besondere Schwierigkeiten bei der anaytischen Psychothe rapie eines psychosom. Krankheitsbides (Teta nie). Zschr. Psych, som. Med. u. Psa., 14, 1968
Baumeyer, F.: Spezifische und unspezifische Fak toren bei der Organwah. Zschr. Psych.som. Med., 1957
Der psychogene akute Herzanfa. Zschr. Psych.som. Med., 12,1966
Zur Geschichte der Psychoanayse in Deusc-hand. Zschr. Psych.som. Med., 17, 1971
Beck, D.: Das Gaensteineiden unter psych.som. Aspekt. Gцttingen: Verag f. Med. Psychoog. 1970
Psychosomatische Aspekte des chron. Geenk rheumatismus. Wiss. Dienst Roche, 1971
Beese, F.: Neurostruktur und Famiiendynamik. Praxis d. Kinderpsycho., 21, 1972
Bцhm, F .: Bericht ьber die Ereignisse von 1933 bis zum Amsterdamer KongreЯ 1951. In: Do kumente zur Geschichte der Psychoanayse in Deutschand 1933—1951. Privatdruck der DPG
Brдutigam, W: Typus, Psychodynamik und Psy chotherapie herzphobischer Zustдnde. Zschr. Psych.som. Med. 10, 1964
Brдutigam, W, Christian, P.: Psychosom. Medi zin. Stuttgart: Thieme 1973
DOiirssen, A.: Psychogene Erkrankungen bei Kin dern und Jugendichen. Gцttingen: Verag f. Med. Psychoog. 1954
Psychotherapie bei Kindern und Jugendichen. Gцttingen: Verag f. Med. Psychoog. 1960
Anaytische Psychotherapie in Theorie, Praxis u. Ergebnissen. Gцttingen: Verag f. Med. Psycho. 1973
Ьber die verschiedenen Mцgichkeiten psycho gener Verursachung bei Organerkrankungen. In: Anayt. Psychother. u. Erziehungshife. Kon greЯbericht. Hg. vom Senat von Berin — Haupt jugendamt und Institut fьr Psychotherapie. Ber in: Daeher 1951
Katamnestische Ergebnisse bei 1004 Patienten nach anaytischer Psychotherapie. Zschr. Psych, som. Med., 8, 1962 Dunbar, F .: Emotions and bodiy changes. New York 1957
Ehardt, S.: Zur Psychosomatik des Diabetes meitus. In: Jahrbuch f. Psychoogie und Weite-rentwick., Bd. I. Gцttingen 1964
Tiefenpsychoogie, eine Enfьhrung. Stuttgart: Urban Taschenbuch Kohhammer 1970
Aggression as Krankheitsfaktor. Gцttingen: Verag f. Med. Psycho. 1974
Federn, P.: Ichpsychoogie und die Psychosen. Bern: Huber 1956
Feniche, O.: The Psychoanaytic theory of Neuro sis. New York: Norton 1945. На немецком язы ке: Psychoanaytische Neurosenehre. Freiburg i. Br.: Water 1974
Ferenczi, S.: Entwickungsstufen des Wirkichkeits sinnes. Intern. Zschr. f. дrzt. Psychoanayse, 1,1913
Fromm, E.: Geschecht und Charakter. In: Das Christusdogma. (The Dogma of Christ and other essays on reigion, psychoogy and cuture.) Mьn chen: Szczesny 1965
Fuciis-Kamp, A.: Hebephrenic, Grundsдtziches in Struktur und Therapie. 2.Int. Simposion ьber die Psychother. der Schizophrenic. Bd. II. Base, New York: Karger 1960
Angst bei psychot. Patienten. In: Geschichte der Psychoanayse. Bd. II. Gцttingen 1966
Haiin, P.: Zur Anayse der ausцsenden Situation bei der sog. "Herzphobie". Zschr. Psych.som. Med., II, 1965
Der Herzinfarkt in psychosomatiscer Sicht. Gцt tingen: Vandenhoeck und Ruprecht 1971
Hau, E. M.Verschiedene Formen neurot. Arb eitsstцrungen im Jugendater. Praxis d. Kinder-psycho., 16, 1967
Miieu und Persцnichkeitsstruktur am Beispie der Nachkriegsgeneration. Anstцsse, 1/2,1971
Hau, Th. E Entwickung und Weiterentwickung der anaytischen Ich-Psychoogie. Zschr. Psych.som. Med., 8,1962
Die Ich-Psychoogie im Sinne der Psychoanay se Schutz-Henckes. Praxis d. Kinderpsycho., 10, 1961
Frьhkindiches Schicksa und Neurose. Gцttin gen: Vandenhoeck und Ruprecht 1968
Heig-Evers, A.:Einige psychogenetische und psychodynamische Zusammenhдnge beim Krank heitsbid des endogenen Ekzems. Zschr. Psych, som. Med., 12,1966
Interaktionssti der Paaringe und die Sozio-dynamik der Zwiingsdyade bei erbgeichen Zwiingen. In: Fortschritte der Psychoanayse. Internat. Jahrbuch z. Weiterentwickung d. Psy choanayse. Gцttingen: Verag f. Psycho. Hogrc-fe, Bd. IV, 1970
Neurotische Arbeitsstцrungen in deranait. Psy chotherapie. Zschr. Psych, som. Med., I, 1955
Vergeichende Betrachtung der prognostischen Faktoren bei Schutz-H. ncke und Aexander. Zschr. Psych, som. Med., 4, 1948
Gemeinsamkeiten der Neurosenehren von E. Fromm, K. Horney und H. Schutz-Hencke, vergichen mit der Psychoanayse S. Freuds. In: Fortschritte der Psychoanayse. Bd. I. 1970
Indikation und Prognose in Psychoanayse und Psychotherapie. Gцttingen: Verag f. Med. Psycho. 1972
Hopmann, W: Der Antei der Erziehungsberatung der Beriner Jugendдmter an der Fьrsorge fьr geistige und seeische Gesundheit. Praxis d. Kinderpsycho., I, 1952
Zur Дtioogie, Vorbeugung und Behandung der Jugendverwahrosung. Praxis d. Kinderpsycho., 5, 1956
Ьber die Psychagogenausbidung. Unsere Ju gend, 9, 1957
Jorswieck, E.: Hдufigkeit und Bedingungen der Chronizitдt psychogener Erkrankungen. In: Be richt Arbeitstagung anaytischer Psychothera pie. Berin 1951
Jorswieck, E., Dьhrssen, A.: Eine empirisch-stati stische Untersuchung zur Leistungsfдhigkeit psy choanaytischer Behandung. Nervenarzt, 1965
Kemper, W: Psychotherapie in Sebstdarsteun gen. Bern, Stuttgart, Wien: Huber 1973
Kцher, A.: Funktionee Gangstцrungen. Zschr. Psych.som. Med., 1,1955
Koenigs, C: Psychische Faktoren bei Endokrino-pathien. Zschr. Psych.som. Med., 3, 1957
Копит, H.: The anaysis of the sef. London 1971.
На немецком языке: NarziЯmus. Frankfurt/M.:
Suhrkamp 1973 Kretschmer, E.: Kцrperbau und Charakter. Berin,
Gцttingen, Heideberg: Springer 1955
Krichhauff, G: Therapeutische Mцgichkeiten bei Erstuntersuchungen von Kindern und Jugend ichen. In: Anaytische Psychotherapie und Er ziehungshife. KongreЯbericht. Hg. vom Senat von Berin, Hauptjugendamt und Institut fьr Psychotherapie. Berin: Daeher 1951
Der Asthmatiker und seine Innenwet. Zschr. Psych.som. Med., 2,1956 Kьhne, G., Schwidder, W: Entwickungsprobeme und seeische Stцrungen bei weib. Kindern und Jugend. In: Handbuch der Heimerziehung, hg. von Friedrich Trost. Frankfurt/M.: Diesterweg 1952
Kujath, В.: Ьber Fettsucht in der Pubertдtszeit. In: Anaytische Psychotherapie und Erziehungs hife. KongreЯbericht. Hrsg. vom Senat von Ber in, Hauptjugendamt und Institut fьr Psycho therapie. Berin: Daeher 1951
Mentze, G.: Zur gezieten Kurztherapie bei funk tioneen Erkrankungen. Zschr. Psych.som. Med., 15, 1969
MiTSCHERLCH, M.: Ein Fa von Torticois spa-sticus. Zschr. Psych.som. Med., 8, 1962 Die Neopsychoanayse Schutz-Henckes und ihre Beziehung zur Reigion. Psychother. u. re igiцse Erfahrung. Tagungsbericht. Stuttgart: Kett 1965
Die Psychoanayse im Rahmen der psychosoma tischen Medizin. Zschr. Psych.som. Med. u. Psa., 18, 1972
Mьer-К uppers, M.: Zum Probem der Ьber tragung und Gegenьbertragung in der Kinder psychotherapie. Praxis d. Kinderpsycho., 22, 1973
Neumann, U.: Die Bedeutung der frьhen Kindheit fьr die Persцnichkeitsentwickung. Gцttingen: Verag f. Med. Psychoog. Beiheft 5, 1970
Erfahrungen aus der kinischen Arbeit. Kinder und Etern brauchen Hife. Gцttingen: Verag f. Med. Psychoog. Beiheft 6,1964
Ocke, H.: Zum Beginn der Strukturentwickung bei psychogener Kцrpersymptomatik im Kein kindater. Praxis d. Kinderpsycho., 17, 1968
Zum Probem der ausцsenden Konfiktsituati on in der Diagnostik neurotischer Erkrankun gen. Deutsches Дrztebatt, 46,1961
Pawow, I. P.: Sдmtiche Werke. Berin: Akademie Ver. 1953
Quint, H., Ecker, M.: Beitrag zur gestцrten Erebnisverarbeitung bei paroxysmaer Tachy-cardie.Zschr. Psych.som. Med., I, 1954
Riemann, F.: Grundformen der Angst. Mьnchen: Reinhardt 1961
Die Struktur des Anaytikers und ihr EinfuЯ auf den Behandungsverauf. In: Fortschritte der Psychoanayse. Bd. I. Gцttingen: VIg. f. Psycho. Hogrefe 1964
Frьhkindiche Formen der Aggressionen. In: Fortschritte der Psychoanayse. Bd. III. Gцtti ngen: VIg. f. Psycho. Hogrefe 1968
Ьber den Vortei des Konzepts einer prдoraen Phase. Zschr. Psych.som. Med. u. Psa., 16, 1970 Rudof, G: Psychodynamische und psychothera peutische Aspekte des Diabetes meitus. Zschr. Psych.som. Med. u. Psa., 16,1970
Scheack, D.: Psychische Faktoren bei Muske-und Geenkcrkrankungen. Zschr. Psych.som. Med., I, 1954
Neurosenpsychoog. Faktoren in der Дtioogie und Pathogenese der afebrien Coitis uc. chron. Zschr. Psych.som. Med., 1,1954
Neurosenpsychoog. Faktoren in der Дtioogie und Pathogenese funktioneer Stцrungen der Muskuatur u. "vertebraer" Erkrankungen. Zschr. Psych.som. Med., I, 1954
Neurosenpsychoog. Faktoren in der Дtioogie und Pathogenese der Tonsiitis. Zschr. Psych, som. Med., 3, 1956 Schepanck, H.: Erb- und Umwetfaktoren bei Neu rosen, tiefenpsychoog. Untersuchung an 50 neu rotischen Zwiingspaaren. Berin, Heideberg, New York: Springer 1974
Das Probem der Schizophrenie. Stuttgart: Thieme 1952
Schwidder, W: Die Bedeutung psychischer Fak toren in der Дtioogie der Ucuskrankheitcn. Psyche, 4, 1951
Zur Psychogenese funktioneer und anatomischer Organerkrankungen. In: Anaytische Psychothe rapie und Erziehungshife. KongreЯbericht. Hg. vom Senat von Berin, Hauptjugendamt und Institut fьr Psychotherapie. Berin: Daeher 1951
Psychische Faktoren bei Magen-Darm-Erkran kungen. Zschr. Psycho.som. Med., I, 1954
Neopsychoanayse. Handbuchbeitrag in: Hand buch der Neurosenehre und Psychotherapie. Bd. III. Mьnchen: Urban u. Schwarzenberg 1959a
Grundsдtziches zur Entstehung psychosomati scher Krankheitssymptome. Zschr. Psych.som. Med., 5, 1959 b
Psychoanayse und psychosomatische Medizin. In: Fortschritte der Psychoanayse. Bd. III. Gцt tingen: VIg. f. Psycho. Hogrefe 1968
Sebmann, M.: Depressives Ereben und Menstrua tionsbeschwerden. Zschr. Psych.som. Med., 3, 1957
Spitz, R.: Entstehung der ersten Objektbeziehun gen. Stuttgart: Kett 1957
Viebahn, I.: Seeische Entwickung und ihre Stцrungen. Gцttingen:Vandenhoeck u. Ruprecht 1972
Wiegmann, H.: Grundagen korrekter Neurosen beurteiung. Zschr. Psych.som. Med., I, 1955
Zander (Winter), E.: Ьber die Hдufigkeit neuroti scher Symptome bei Gesunden. Zschr. Psych.som. Med., 5,1958
Tiefenpsychoogische Aspekte beim Hyperkine tischen Herzsyndrom. Zschr. Psych.som. Med., 16, 1970
Zander, W: Arbeitsstцrungen und Neurosenstruk tur. Zschr. Psych.som. Med. u. Psa., 13, 1967 Therapeutische Konsequenzen bei einem atypi schen Fa von paroxysmaer Tachycardie. In: Fortschritte der Psychoanayse. Internat. Jahr buch z. Weiterentwickung d. Psychoanayse. Bd. IV. Gцttingen: VIg. f. Psycho. Hogrefe 1970
Die psychodynamische Situation beim Paind-romen Rheumatismus. Zschr. Psych.som. Med. u. Psa., 18, 1972
Individuation und Kommunikation bei den ver schiedenen Neurosenstrukturen. Zschr. Psych.som. Med. u. Psa., 19, 1973 Zauner, J.: Zwangsneurose und Organsympto matik. Zschr. Psych.som. Med., 10,1964 Ьber die Roe psychischer Faktoren bei Her zrhythmusstцrungen. Zschr. Psych.som. Med., 10, 1964
Aggression und Anfasgeschehcn. Zschr. Psych, som. Med., 11, 1965
Grundsдtziche Mцgichkeiten der Entstehung psychogener Herzsymptome und Indikation zur Psychotherapie. Zschr. Psych.som. Med., 13, 1967
Psychosomatische Aspekte der Erkrankungen des Verdauungstraktes. Internist, 13, 1972
As Beispiee fьr eine kritische Auseinanderset zung mit dem Werk von Schutz-Hencke seien genannt:
Weiss, E.: Psychotherapie und Tiefenpsychoo gie. Psyche, 6, 1952, 81-93 (auf diese Bespre chung des Lehrbuchs der Anaytischen Psy chotherapie antwortete Schutz-Hencke in einer Entgegnung in: Psyche, 6, 1952, 218-224)
Thomд, H.: Die Neo-Psychoanayse Schutz-Henkes. Psyche, 17,1963, 44-128
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ КАРЕН ХОРНИ, ГАРРИ СТЕКА САЛЛИВЕНА И ЭРИХА ФРОММА
Герард Хржановски
Очень часто Карен Хорни (1885-1952), Гарри Стека Салливена (1892-1949) и Эриха Фромма (род. в 1900 году) на одном дыхании называют в качестве трио неоф рейдистов. Тем не менее Фромм, единственный из ныне здравствующих представите лей этой группы1, категорически не согласен с подобной классификацией. На этот счет он высказывает свою позицию в одном из примечаний в книге «Кризис психоанализа» (Fromm 1970): «Хотя Хорни, Салливена и меня обычно причисляют к школе 'культура-листов' или 'неофрейдистов', мне подобная классификация едва ли кажется обоснован ной». Хотя он лично знал Хорни и Салливена — они поддерживали между собой друже ские отношения и делились друг с другом некоторыми идеями, — тем не менее считал, что различий между ними было больше, чем общего, особенно в понимании культу ры — Хорни и Салливен, по словам Фромма, являлись традиционалистами, поскольку понимали культурные паттерны в антропологическом смысле, тогда как сам он в своих представлениях исходил из экономических, политических и психосоциальных факто ров, которые, по его мнению, составляют основу общества.
В данной статье, посвященной трем пионерам в области психоанализа, я попы таюсь проанализировать вклад каждого из них независимо друг от друга, а в кон це постараюсь показать сходство и различие их теорий. В этом контексте я изложу также мои собственные мысли по поводу их влияния на современную теорию и прак тику психоанализа.
Прежде всего я хотел бы отметить, что из трех обсуждаемых мною аналитиков Карен Хорни известна мне меньше всех. Что касается Салливена, то я имел воз можность слушать многие его лекции, а незадолго до смерти Салливена в 1949 году в процессе моей преподавательской деятельности излагал его взгляды. С 1950 года в Институте Уильяма Алансона Уайта в Нью-Йорке, а также в других институ тах в США и за рубежом я регулярно выступал с лекциями о Салливене.
Во время моего обучения в Институте Уильяма Алансона Уайта Фромм являлся одним из моих преподавателей; он также наблюдал за проведением мною психоана лиза. Кроме того, я тесно контактировал — как в профессиональном, так и в личном плане — с Кларой Томпсон, аналитиком Салливена, которая в свою очередь прохо дила анализ у Фромма. Она также рассказывала мне, что у нее были тесные отноше ния с Салливеном, когда они вместе работали в больнице Святой Елизаветы в Ва шингтоне. Спустя некоторое время Кларе Томпсон пришлось отправиться в Европу, чтобы в Будапеште пройти анализ у Ференци; по возвращении в США она стала ана литиком Салливена.
Здесь мне кажется уместным высказать несколько общих замечаний о Хорни, Салливене и Фромме. Очевидно, что они являются представителями поколения аналитиков, которые, каждый по-своему, шли непосредственно по стопам Фрейда. Хорни и Фромм получили свое образование в классической фрейдистской школе, когда еще жили в Европе. Салливен же не имел официального образования по клас сической схеме, однако в его ранних работах, несомненно, чувствуется значительное влияние трудов Фрейда. Кроме того, следует также подчеркнуть, что среди наиболее крупных теоретиков психоанализа Салливен был единственным коренным амери канцем. Этот факт важен прежде всего потому, что Салливен являлся продуктом культуры, оказавшей свое собственное влияние на его творчество.
Вместе с тем следует отметить один аспект деятельности так называемого «нео фрейдистского трио»: в отличие от Юнга и Адлера, лично порвавших с Фрейдом в годы формирования психоанализа, Хорни, Салливен и Фромм пошли своим собст венным путем только после его смерти.
?
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН
В смутное время Второй мировой войны центр психоанализа переместился в Соединенные Штаты Америки. Хорни и Фромм, как и многие другие известные аналитики, нашли в Америке новую родину, а европейский психоанализ под гнетом гитлеровского террора потерял своих самых одаренных практиков и теоретиков. Этим высказыванием я отнюдь не хочу принизить готовность к самопожертвова нию небольшой группы аналитиков, не перестававших работать даже в роковые годы третьего рейха. Но как бы там ни было, центр психоаналитической деятельности переместился в Новый Свет. Здесь психоанализ впервые за все время своего суще ствования стал приобретать черты потенциального массового движения, причем не всегда с выгодой для себя, ибо психоанализ вызывал у населения самые разные реакции — от явно выраженного недружелюбия до экзальтированной идеализации. Но в любом случае благодаря «американизации Зигмунда Фрейда», как выразился социальный психолог Селли, психоанализ получил мощные импульсы.
Начало цепи событий положил переезд в 1932 году Карен Хорни из Берлина в Чи каго по приглашению Франца Александера, возглавлявшего в то время Чикагский ин ститут психоанализа. Год спустя в США приехал Фромм, которого пригласили препо давать в этом же институте. В 1934 году Хорни и Фромм переехали в Нью-Йорк, где Хорни стала проводить учебный анализ со студентами психоаналитического ин ститута и работать в качестве котерапевта. Кроме того, вместе с Фроммом она пре подавала в Новой школе социальных исследований, в так называемом «универси тете в изгнании», где многие известные европейские ученые получили трибуну для выражения своих идей. Лекции, прочитанные в Новой школе, легли в основу книги, опубликованной Хорни под названием «Невротическая личность нашего времени» (1937). У сотрудников института, ориентированного на классический психоанализ Фрейда, появление этой книги вызвало ярость и негодование. По свидетельству Кла ры Томпсон, которая в то время также работала в Нью-Йоркском институте, по сле этого получить институтский диплом студентам Хорни становилось все более сложно. Следующим шагом явилось увольнение Хорни с должности обучающего ана литика. Аналогичные сложности возникли и у студентов Нью-Йоркского института психоанализа, обучавшихся у Абрахама Кардинера, и то же самое можно сказать про учеников Клары Томпсон. Весной 1941 года в знак протеста против увольнения Хорни пять сотрудников и несколько ее студентов покинули Нью-Йоркский инсти тут. Это решение было принято после факультетской встречи, на которой боль шинство присутствовавших при голосовании воздержались. По поводу событий, предшествовавших этому важному шагу, который привел к расколу психоанализа и образованию многочисленных групп, было немало дискуссий. Вначале Кардинер, Радо, Салливен, Давид Леви и другие аналитики проявили интерес к созданию про грессивной национальной психоаналитической организации, однако этот проект реализовался только в 1956 году, когда была основана Американская академия пси хоанализа. А до того времени с 1941 года существовала Ассоциация развития психо анализа, к членам-учредителям которого принадлежали пять «бунтовщиков» из Нью-Йоркского института: Карен Хорни, Клара Томпсон, Бернард Роббинс, Хармон Эфрон и Сара Келман. Первое время насчитывалось четырнадцать студентов, преж де работавших с Томпсон, Хорни и Кардинером. Но уже вскоре факультет расши рился — добавились Уильям Сильвеберг и Эрих Фромм. Салливен, Кардинер, Радо и Леви по разным причинам отказались вступать в новую многообещающую ор ганизацию. Карен Хорни стала первым деканом Ассоциации развития психоанализа и вместе с Томпсон и Фроммом проводила учебный анализ в этом новом объедине нии. Но уже вскоре между ними возникли напряженные отношения; Клара Томп сон вспоминает, что с течением времени ей и Фромму поручали все меньше студен тов, а Фромм в конце концов вообще утратил свой статус обучающего аналитика. После этого Томпсон и Фромм в знак протеста вышли из ассоциации. В 1943 году они вместе с Салливеном основали Вашингтонскую школу психиатрии, к которой первое время (до 1946 года, когда он стал самостоятельным) относился также Ин ститут Уильяма Алансона Уайта.
Но не только сотрудники института Уайта покинули Ассоциацию развития пси хоанализа. В 1944 году отделилась еще одна группа; она составила костяк только что открывшегося психоаналитического факультета при Нью-Йоркском медицинском колледже, в результате чего в США появилось первое медицинское учебное заведе ние, в котором преподавался психоанализ. В дальнейшем это объединение стало из вестно как «группа на Флауэр-авеню, 5», поскольку именно там были расположены здания факультета, тогда как сама ассоциация в конечном счете продолжала рабо тать, именуя себя «группой Хорни».
Я думаю, что значение ряда событий, о которых пойдет речь дальше, будет пра вильно понято с учетом описанной здесь атмосферы, царившей в то время в психо анализе.
КАРЕН ХОРНИ
Карен Хорни родилась 16 сентября 1885 года в Гамбурге и умерла 4 декабря 1952 года в Нью-Йорке. Ее отцом был норвежский капитан, принявший впослед ствии немецкое гражданство. От первого брака у него осталось четверо взрослых детей. Это был строгих правил, богобоязненный, скупой на слова человек, усердно изучавший Библию. В силу своей профессии он редко бывал дома. Мать Карен Хорни, голландка по происхождению, была на 17 лет младше своего мужа и отличалась сво бодомыслием; именно ее влияние на дочь оказалось доминирующим. Из-за профес сии отца семье часто приходилось переезжать с места на место. У Карен Хорни был также старший брат, ушедший из жизни в 41-летнем возрасте.
Прежде чем закончить медицинский факультет Берлинского университета, она училась также в других институтах Германии. Несколько лет Карен Хорни прора ботала в психиатрической клинике и год обучалась неврологии. Еще в студенческие годы у нее пробудился интерес к психоанализу, и в дальнейшем она прошла анализ у Карла Абрахама, а затем у Ганса Захса. Хорни была одним из первых членов Берлинского психо аналитического объединения, а в 1920 году, когда Макс Эйтингон основал Берлин ский психоаналитический институт, вошла в число первых его сотрудников. Этот институт развернул активную деятельность. Вместе с Хорни здесь работал це лый ряд известных аналитиков. Особенно заметное влияние на психоаналитическую концепцию Хорни оказали Харальд Шульц-Хенке и Вильгельм Райх (см. соответст вующие статьи Э. Цандер и В. Цандера, а также В. Бюнтига в этом томе). Благодаря своим работам об интенциональности и актуальных конфликтных ситуациях Шульц-Хенке стал одним из пионеров современной психологии Я. Он и Райх, развивавший идеи о невротическом складе характера, сыграли значительную роль в формирова нии холистических воззрений Хорни.
Теории Хорни оказали огромное влияние на господствовавшие представления об источниках невротических конфликтов и возможностях их устранения. Многие ее формулировки являлись отражением социальных и культурных течений 30—40-х годов в Соединенных Штатах Америки, царившего в стране либерально-демократи ческого духа. Она выступала против принципиального пессимизма Фрейда и по стоянно подчеркивала присущий человеку потенциал развития и роста. Мишенью ее критики являлся также биологический детерминизм теорий Фрейда, поскольку она усматривала в нем недооценку социальных факторов развития неврозов. У Хор ни появились многочисленные верные сторонники среди социальных работников, психологов и психиатров; но среди ее читателей были также и обычные люди. Ее книги, написанные простым языком, приобрели необычайную популярность, по скольку были понятны даже неспециалистам и, возможно, также потому, что вос принимались как альтернатива фаталистическому взгляду Фрейда на человека и его терапевтическому скептицизму.
После великой экономической депрессии 1929 года духовная атмосфера 30—40-х годов была полна новой жизни, а Франклин Аелано Рузвельт, президент, подобных которому история Америки никогда не знала, придал этой эпохе особый колорит. Студенческие активисты и социалистически мыслящие политики мечтали о новом прекрасном мире, о новой ценности человека и огромных возможностях, которые предоставляет всем людям идеализированная ими демократия. В это время вызревала философия естественного, благородного человека, находящегося в кон фликте с враждебными силами внешнего мира. И Карен Хорни предстала благодаря этой духовной атмосфере своего времени в качестве проводника авангарда, но вме сте с тем и как отражение великой американской мечты. В своей прекрасной кон цепции «идеализированной Самости» она говорит о стремлении к славе как со циальном монстре, затмевающем истинную Самость. Идеализированная Самость во многом соответствует образу, который скорее отражает общие социальные амби ции, чем естественный процесс индивидуации. Эта система ценностей, навязанная общественным устройством, отчуждает индивида от его внутренних целей.
На мой взгляд, Карен Хорни обладала особым чутьем в сфере культурных тече ний в обществе, которое позволяло ей понимать широко распространенные фено мены и встраивать их в собственную теоретическую систему. Она приехала в США в 47-летнем возрасте и провела в этой стране последние двадцать лет своей жизни. Если учесть, что с американской культурой она соприкоснулась сравнительно позд но, то становится просто-таки удивительным, насколько сильно она на нее повлияла.
Прежде чем перейти в решительную оппозицию, Хорни более пятнадцати лет исповедовала классический психоанализ. После переезда в США она около семи лет занималась разработкой собственной теории, значительно отличавшейся от взгля дов Фрейда. Она устранила наиболее существенные, на ее взгляд, заблуждения в тео риях Фрейда, выступив с критикой их биологического детерминизма, механистиче ского взгляда на человека и маскулинно ориентированной концепции женской психики. Она стремилась до конца использовать все возможности психоанализа как науки о человеке и отважилась выйти за пределы модели человека, ограничивав шейся инстинктами и генетической предрасположенностью.
В 1937 году выходит книга «Невротическая личность нашего времени», означав шая переход к резкой оппозиции по отношению к теориям Фрейда. В этой первой своей крупной теоретической публикации Хорни отстаивала тезис, что причины невротического поведения прежде всего обусловлены культурными и социальными факторами. В «Новых путях в психоанализе» (1939) она еще больше отдалилась от Фрейда, отвергнув его тезис о том, что возникновение неврозов зависит от ин стинктивных и генетических компонентов, и выступив с критикой разработанных Фрейдом теорий либидо, концепций тревоги и нарциссизма. Кроме того, она из ложила здесь свою, отличную от Фрейда, точку зрения по таким важным вопросам, как сопротивление, перенос и цели терапии. В 1942 году Хорни опубликовала «Са моанализ» как платформу для изложения собственных теоретических представле ний. Эта книга явилась первым руководством по самоанализу, которое должно было помогать людям в соответствии с определенными рекомендациями самим справ ляться с собственными невротическими проблемами. Она нашла большой отклик, поскольку ясным и понятным образом демонстрировала возможности самовоспи тания. Двумя своими последними книгами «Наши внутренние конфликты» (1945) и «Невроз и развитие личности» (1950) Карен Хорни уже настолько отошла от ос новных концепций Фрейда, что говорить о какой-либо общности их теорий было уже невозможно. Хорни сама понимала, что ее взгляды представляют собой не раз витие классических концепций, а в своей основе являются совершенно иными.
Главная тема ее трудов — отрицание идеи Фрейда о неизбежности судьбы че ловека, обусловленной его анатомией и физиологией. Она была твердо убеждена, что человек, покуда он жив, способен меняться и что воспитание для развития инди вида гораздо важнее, чем его природные задатки. Признавая определенное значение конституциональных и наследственных компонентов, она все же, по существу, от стаивала идею доминирования приобретенного поведения над врожденным.
В «Недомогании культуры» (1930) Фрейд пессимистически утверждал, что внут реннее ядро человека всегда остается неукрощенной, потенциально деструктивной силой, покрытой лишь тонким слоем цивилизации. Чуть ли не с религиозным пылом Хорни выступает против этой фаталистической позиции, будучи непоколебимо убе ждена в том, что все люди имеют в себе конструктивное ядро, которое стремится к самореализации. Без сомнения, теоретические построения Карен Хорни основа ны на глубокой вере. Она убеждена, что присущий человеку потенциал, несмотря на всякого рода подавление со стороны семьи, общества и культуры, стремится к освобождению. Здесь вспоминаются слова Гёте из второй части «Фауста»: «Пламе нем ясным, светом прозренья, падшим несчастным дай исцеленье... Пламя свя щенное! Кто им охвачен, к жизни блаженной добра предназначен» [Перевод Б. Пас тернака].
Это напоминает понятие интенциональности экзистенциалистов или форму лировку Гартманна бесконфликтной сферы Я. Шульц-Хенке говорит в этой связи об активных, в отличие от реактивных, компонентах личности, которые уже с само го раннего детства ищут возможности выражения. Это воззрение полностью соот ветствует данным психологии Я, согласно которым врожденные, индивидуальные компоненты личности противодействуют инстинктивным элементам, стремящим ся к удовлетворению.
Для Хорни невроз — это особая форма самоотречения и отчуждения. Она твер до верила в существование мифического здорового ядра личности, способного про тивостоять враждебному, эксплуатирующему и манипулирующему внешнему миру.
В этом пункте она еще соглашалась с первоначальным мнением Фрейда, что струк тура человеческой психики подобна нагромождению разных слоев. Сам Фрейд позд нее отказался от этой топографической точки зрения в пользу более динамичной модели. Согласно Хорни, в любом случае человеческий потенциал (как в мифе о золо те Рейна или сказке о Спящей Красавице) в своей основе остается сохранным и ждет своего пробуждения и освобождения.
В своих работах Хорни говорит о глубокой беспомощности новорожденного, который вступает в жизнь совершенно неподготовленным. Эта экзистенциальная ущербность выражается в чувстве одиночества и изолированности, а также в край ней потребности в любви и привязанности. От поведения окружающих в раннем детстве зависит, как будет развиваться ребенок: станет ли он здоровым человеком или превратится в невротика. В атмосфере тепла, любви, помощи и поощрения, а также здоровых конфликтов ребенок успешно развивается, тогда как в холодном, подавляющем или равнодушном окружении базальные тревоги ребенка еще боль ше усиливаются, в результате чего он в конечном счете становится пленником своих собственных мощных защитных механизмов. По мнению Карен Хорни, развитие ребенка чуть ли не полностью определяется тем, насколько невротичны его родите ли, но при этом она упускает из виду комплексность эмоциональных потоков внут ри семейного окружения. Смена симпатии и антипатии среди членов семьи, «спор темпераментов» ребенка и его окружения и бесчисленное множество других факто ров не учитываются. Мне кажется, что представления Карен Хорни о раннем детстве являются слишком односторонними. В конце раздела я остановлюсь на этом вопро се более подробно.
В соответствии с концепцией Хорни невроз представляет собой реактивный про цесс. Либо он возникает уже в раннем детстве под давлением враждебного окруже ния, что приводит к формированию поведения, нацеленного на самоуничтожение, причем у человека развивается крайне выраженная потребность в безопасности, склонность к враждебному поведению и к компенсаторному самовозвеличению; либо он появляется, когда из-за иррационального социального давления возникает чрезмерное напряжение или стресс. Хорни отвергает идею биологического детер минизма и отстаивает онтологическую позицию «здесь и сейчас». По ее мнению, все важные для человека силы находятся в его нынешнем бытии, то есть в личных и социальных условиях в данное время. Соответственно, невротические тенденции индивида не являются результатом врожденных физиологических и биологических условий, а представляют собой последствие важных интерперсональных событий. В этом отношении Хорни прежде всего интересовал вопрос, как эти тенденции реа лизуются в ситуации «здесь и сейчас», какие функции они выполняют и каким обра зом поддерживаются.
Интересно, что в своих теоретических работах она крайне редко обращается к фазам развития. Ее концепции представляют собой скорее смелые эскизы, в ко торых основное внимание уделяется общим вопросам, а не частностям. По сути, для Хорни существуют лишь два пути развития, из которых один ведет к здоровью, а другой — к неврозу. В одном случае родители способствуют самореализации ре бенка, в другом случае базальная тревога становится экзистенциальным фактором, сопровождающимся чувствами беспомощности, изоляции и враждебности. Эта ба зальная тревога воспринимается как крайне болезненная и в конце концов приоб ретает таинственное, субъективное качество. Из-за этого данный человек вынужден вооружиться рядом стратегических защитных установок, которые затем становятся составной частью того, что Хорни называет «порочным кругом». Невротические за щитные механизмы служат прежде всего избеганию какой бы то ни было непосред ственной конфронтации с базальной тревогой. То есть они представляют собой своего рода автоматический аварийный тормоз, делающий невротический паттерн поведения еще более выраженным. В своей книге «Невротическая личность нашего времени» Хорни дает следующее схематическое описание порочного круга: «Тре вожность; чрезмерная потребность в любви, включая требование исключительной и безоговорочной любви; ощущение отверженности, если это требование не выпол няется; крайне враждебная реакция на отвержение; потребность вытеснить враж дебность вследствие страха потери любви; напряженное состояние неясного гнева; возрастание тревожности; возрастание потребности в успокоении» (Homey 1937а, нем. изд., 88).
Иными словами, это означает, что невротическая попытка смягчить страх не только не приводит к успеху, но и вызывает новую враждебность и новую тревогу. Согласно наблюдениям Хорни, человек, попавший в эту сеть невротического поведе ния, вынужден применять стандартные стратегии межличностного поведения: он либо направляется к людям, либо обращается против них, либо от них отходит. Первый паттерн поведения в этом ряду ведет к подчинению и зависимости, при этом признается собственная недостаточность; во втором случае формируются антагонистические установки упрямства, тогда как в третьем приводятся в действие механизмы избегания и изоляции. В рамках этих трех паттернов поведения невро тик отдает предпочтение определенной стратегии, которая затем становится харак терной для всей его личности. Обычно решение о выборе одной из трех возможных стратегий определяется все же не самим человеком, а реакциями его окружения.
Здесь мне представляется уместным представить концепции Карен Хорни во взаимосвязи. По сути, мы имеем дело с ориентированной на воспитание концеп цией невроза. Ребенку выпало несчастье иметь невротических родителей. Из-за хо лодности и враждебности его семейного окружения он не чувствует себя в безо пасности, и у него возникают тревожность, чувство глобальной беды — самое болезненное из того, что может испытывать человек. Чтобы избежать этого чувства тревоги, формируется внутренняя убежденность в том, какой должна быть защита от внешних опасностей. Но эти защитные механизмы в свою очередь становятся причиной новых затруднений, ибо отчуждают человека от его творческой человече ской сущности, и он перестает видеть свою собственную ценность и свои природ ные дарования. В то же время они вызывают у него конфликт с самим собой и своим окружением. Он не способен ни обратиться к своим Богом данным возможностям, ни интегрироваться конструктивным образом в мир людей. Согласно представлени ям Хорни, этот общий процесс осуществляется целиком бессознательно. Для реше ния конфликта она не считает особенно важным, чтобы эти ранние переживания были испытаны вновь. По ее мнению, для терапии гораздо важнее когнитивное и интеллектуальное осознание актуальных паттернов реагирования. Чтобы суметь устранить невротические способы поведения в сфере межличностных отношений, необходимо понять лежащую в их основе тревогу.
В целом цепочка событий выглядит так: невротичные родители вызывают у ре бенка базальную тревогу, которая в свою очередь приводит к базальному или ядер ному конфликту. При неблагоприятных жизненных условиях это становится при чиной нарушений развития. В конечном счете невротический паттерн поведения пронизывает целиком всю личность, что порождает не только отдельные, изолиро ванные неверные установки, но и невротическую жизненную позицию в целом. В результате ядерного конфликта человек ощущает в себе несколько противоречивых тенденций, которые нельзя согласовать друг с другом. При этом речь идет не о про стой полярности чувств, например, любви и ненависти, а об одновременной потреб ности, скажем, в подчинении, агрессии и избегании, причем без тщательного анали за невозможно сказать, какая из потребностей доминирует. Хорни описывает целый ряд невротических паттернов поведения, которые, по сути, сводятся к трем основ ным категориям: 1) обращение к людям, 2) оппозиция и 3) уход от людей. В своей концепции Хорни описывает также три стандартных способа реагирования на ба-зальный конфликт. В одном случае из-за чувства собственной неполноценности и незащищенности человек стремится к контакту с другими людьми. В другом слу чае вследствие упрямства, протеста и жажды власти — к антагонистической инте грации, тогда как в последнем случае развиваются тенденции к обособлению, а нече ловеческие или неживые объекты в эмоциональном плане зачастую приобретают большее значение, чем люди.
Эти явления возникают прежде всего у лиц, которые исходно характеризуются как невротики. Они не типичны для ситуационных неврозов, возникающих при серь езном экзистенциальном напряжении.
В рамках трех вышеописанных типичных способов поведения, по мнению Хор ни, в свою очередь можно выделить четыре основные формы: 1 ) доминирование нев ротической тенденции, настолько выраженной, что все остальные тенденции по давляются, игнорируются или отрицаются; это происходит, например, тогда, когда, несмотря на враждебные, агрессивные или конкурентные чувства, сохраняется стремление к примирению и заискивание; 2) навязчивая потребность в эмоциональ ной и пространственной дистанции от окружения, которую Хорни называет обособлением (detachment); эта установка изолирует человека как от самого себя, так и от других и в конечном счете приводит к фрустрации изнутри; 3) направлен ность на «идеализированный образ Самости»; этот компенсаторный самообман при водит к отчуждению от истинной Самости; художник Уильям Стейг очень метко изображает этот феномен в своей знаменитой серии «Мечты о блеске и славе»: ма ленький мальчик воображает себя мертвым и мнит в своей фантазии себя таким знаменитым, что даже президент США со всем своим кабинетом приходит на его мо гилу; аналогичный пример мы находим в истории «Тайная жизнь Уолтера Митти» юмориста Джеймса Тарбера; здесь главный герой, неудачник-молочник, мечтает о том, чтобы стать чемпионом мира по боксу и самым желанным любовником, перед которым не может устоять ни одна женщина; 4) экстернализация, представ ляющая собой проективный процесс, когда отказ, фрустрация и прочие внутренние проблемы воспринимаются как порождаемые извне.
Формулируя цели терапии, Хорни особое значение придает следующим четырем моментам: 1) чувству ответственности; 2) спонтанности; 3) доверию к себе и 4) ис кренности. При этом чувство ответственности означает своего рода самоутвер ждение, то есть способность принимать решения без посторонней помощи и вести себя, основываясь на собственных убеждениях. Чувство ответственности в этом кон тексте означает прежде всего восприятие себя менее беспомощным. Спонтанность предполагает более открытое поведение в сфере эмоциональных реакций. Сюда же относится вся шкала чувств — от самой глубокой депрессии до наивысшего вооду шевления, от позитивных и негативных переживаний до эмоциональных ощуще ний близости, дистанции, тревоги и доверия. Только подобная эмоциональная спон танность позволяет устанавливать удовлетворительные дружеские и любовные отношения. Под доверием к себе здесь подразумевается ясность и определенность собственной системы приоритетов и ценностей. Но сюда же относятся уважение ценностей других людей и умение полагаться на себя в повседневной жизни. Искренность означает способность непредвзято, объективно и честно делать свои заключения.
Я попытался дать читателю представление о работах Карен Хорни. При этом многие детали пришлось оставить без внимания. Тем не менее существует обшир ная литература, и я особенно хотел бы выделить статьи Рут Манро (Munroe 1955),
Холла и Линдсея (Ha, Lindzay 1957), Форда и Урбана (Ford, Urban 1963), а также Гарольда Келмана (Keman 1971). Но прежде всего, разумеется, богатейшая инфор мация содержится в работах самой Хорни.
Тут я бы хотел добавить несколько критических замечаний о творчестве этого новатора в области психоанализа. Я склонен рассматривать Карен Хорни — если та кое сравнение позволительно — как талантливую художницу, эмоционально и сме ло делающую мазки своей кисточкой. С присущей ей огромной интуицией она ри сует картину фундаментальных потенциальных возможностей человека. Ее образы очень живы, краски светятся, а настроение оптимистическое.
Несмотря на определенные недостатки терапевтических теорий Хорни, мно гие ее воззрения имеют непреходящую ценность. Тем не менее необходимо сказать, что ряд ее основных положений выглядит весьма неубедительно, поскольку им не достает научной самодисциплины и они никогда не разрабатывались систематиче ски. Значительная часть теоретической системы Хорни научной проверки не выдер жала. Необходимо признать, что целостное видение ею человеческой ситуации является стимулирующим и привлекательным. Она избегает ошибки не видеть за деревьями леса. Наверное, в вопросе об экологии леса отдельные деревья и в са мом деле можно не учитывать. Но, как мне кажется, даже и в этом случае особенно сти отдельного дерева должны быть хотя бы упомянуты.
Система Карен Хорни имеет еще несколько слабых мест. Так, она оставляет без внимания столь важные в формировании неврозов факторы, как семейная дина мика, специфические проблемы общения, селективные установки братьев и сестер, характер отношений между родителями, позиция ребенка в семейной иерархии и т. д. На мой взгляд, a priori нельзя утверждать, что невротичные родители являются причиной неврозов. У нас нет также надежных доказательств того, что любовь роди телей — тем более, если они имеют невротические проблемы — является гарантией от невроза. Беттельгейм и другие авторы показали, что «одной любви недостаточно».
Каким будет развитие ребенка — невротическим или здоровым, — зависит от многих факторов, и нельзя не упрекнуть Хорни за то, что она ушла от этой про блемы. Кроме того, она полностью игнорировала физиологические предпосылки, ко торые, разумеется, есть у каждого человека. Все в порядке, когда она утверждает, что воспитание является более важным для развития и сохранения невроза, чем при рода. Но это не значит, что роль природы вообще следует игнорировать, как это де лала Хорни. Еще один упрек ей следует сделать в том, что она не пыталась разработать схему развития, которая могла бы слркить руководящей линией для изучения эволю ции биологических задатков в данной среде. Ни в одной из ее работ мы не встречаем указания на принцип раскрытия присущих человеку способностей в соответствую щих благоприятных условиях. И даже в ее описаниях различных болезней и воз можностей их лечения, как правило, отсутствует какая-либо связь с их генезом и нозологией.
И тем не менее, критикуя Хорни, нельзя обойти молчанием то, что во многих областях психоаналитического исследования она открыла двери, которые прежде были закрыты. Хотя в своей критике узкого понимания теории либидо она не была одинока, ибо в то время преобладала ошибочная тенденция приписывать сексуаль ному аппарату среди прочих факторов человеческого поведения первичную мотиви рующую роль, все же не все, кто активно занимался этим вопросом, настолько дале ко заходили в психологизации сексуальности, как Карен Хорни. Несмотря на это, можно утверждать, что ее критика мифа пансексуализма не осталась незамеченной.
В своих работах Хорни придавала особое значение социальным и культурным фак торам в развитии неврозов и подчеркивала, что адаптационные аспекты играют более важную роль в невротическом поведении, чем лежащие в его основе инстинкты.
В связи с этим возникает вопрос, почему Хорни не использовала в полной мере дан ные социологии и антропологии. Все, что она говорит по этому поводу, выглядит по верхностным, и мы не обнаруживаем даже попытки установить какие-либо общие связи. В своих трудах она нигде не дает, например, детального объяснения того, ка ким образом энкультурация и социализация отражаются на возникновении и фор мах неврозов. Вместе с тем, если бы она больше внимания уделяла междисцип линарным вопросам, то это значительно обогатило бы ее теории и придало бы им более солидный базис.
В качестве еще одного важного научного вклада Карен Хорни в теорию психо анализа я хотел бы упомянуть концепцию базальной тревоги и базального конфлик та. Она усматривала в них гомеостатическое свойство защитных установок, возни кающих как реакция на тревогу, и показала, что защитные действия иногда могут быть более деструктивными, чем источники угрозы, против которых они изначаль но были направлены. Кроме того, она совершенно верно считала, что самоуничижи тельные защитные манипуляции способствуют сохранению этих невротических установок. Другими словами, это означает, что невротик боится ослабить свои за щитные механизмы или вовсе от них отказаться. Таким образом, на мой взгляд, Хор ни не сказала что-либо существенно новое о природе тревоги и страха (см. статью Д. Айке в т. I). По ее мнению, тревога — это прежде всего субъективное состояние беспомощности и изоляции во враждебном мире и последствие определенных нев ротических проблем родителей, не способных дать ребенку достаточно любви и теп ла, когда он в них особо нуждается. В этом смысле она ставит тревогу на ту же сту пень, что и состояние недостаточности, например, авитаминоз.
Большое значение имело также определение, данное Хорни тому порочному кругу, о котором говорилось выше.
Безусловно, Хорни принадлежала к числу аналитиков, обратившихся к иссле дованию эмоциональных компонентов, которые прежде не учитывались: чувствам безысходности, беспомощности и безнадежности. Кроме того, она показала, на сколько сильна у человека потребность в безопасности и самоуважении. Одним из главных новшеств Карен Хорни, без сомнения, была ее концепция Самости. Она отошла от предложенного Фрейдом разделения на Я, Сверх-Я и Оно и в пер вую очередь сосредоточила свое внимание на феномене самовосприятия. Ее идею когнитивной матрицы как основного компонента, мотивирующего отношение ин дивида к самому себе и другим людям, можно, пожалуй, назвать поистине гени альной. Ее концепция идеализированного образа Самости великолепна и в самых разных аспектах сохраняет свое значение в терапии. Правда, в одном пункте Хор ни заблуждалась — речь идет о ее искусственном разделении на гипотетическую истинную Самость и Самость, возвеличенную в результате защит. Мысль о пленен ной внутренней Самости, выключенной из процессов развития и жизни, противо речит холистическому подходу Хорни. На мой взгляд, когнитивное искажение идеализированной Самости является источником постоянной неверной информа ции о себе, и оно пронизывает все отношения с людьми, важными для данного человека. Возможность устранения подобных неверных представлений связана со способностью человека устанавливать в целом нормальные, доверительные от ношения с другими людьми, которые позволяют обеим сторонам свободно общать ся. Хотя в результате такого благоприятного опыта истинное неискаженное ядро пока еще не проявляется, но зато расширяется поле зрения и повышаются шансы на обретение более реалистичной самооценки.
В заключение я бы хотел отметить еще один момент, который вспоминается мне всякий раз, когда речь заходит о Хорни. Она критиковала механистическую модель Фрейда и отвергала любого рода биологические и физиологические рассуждения в качестве критерия психоанализа. Для нее невроз всегда был следствием психоло гических феноменов, формой нарушения человеческого развития в результате пато генных влияний со стороны родителей и культуры. Тем не менее Хорни была против того, чтобы люди, не имеющие ученой степени доктора медицины, обучались психо анализу или практиковали в качестве аналитиков. Эта позиция совершенно не соот ветствовала ее терапевтической теории.
ГАРРИ СТЕК САЛЛИВЕН
Гарри Стек Салливен родился 21 февраля 1892 года в Норвиче, небольшом го родке в штате Нью-Йорк. Он умер 14 января 1949 года в Париже, где находился на конференции ЮНЕСКО. Его бабушка и дедушка эмигрировали из Ирландии. Когда Гарри было три года, его родители поселились на ферме в сельской общине неподалеку от Норвича. Эта область традиционно является протестантско-респуб-ликанской, и во всей округе Салливены являлись единственной семьей католиков. В целом о детстве Салливена известно очень мало. Единственным источником ин формации о нем является Клара Томпсон, которая была его другом и, о чем будет рассказано несколько позже, его аналитиком. Я хотел бы здесь привести цитату из речи под названием «Гарри Стек Салливен, человек», которую Клара Томпсон произнесла 11 февраля 1949 года на торжественном заседании, посвященном па мяти Салливена.
Гарри Стек Салливен с самого раннего детства был одиноким человеком. Он был единственным ребенком, выжившим в семье бедных ирландских фермеров в штате Нью-Йорк. Все его братья и сестры умерли еще в младенческом возрасте. Он был одиноким мальчиком, у которого на родительской ферме не было ни друзей, ни товарищей по играм. Мать, которая, как ей казалось, вышла замуж за человека ниже своего ранга, была наполовину инвалидом и постоянно брюзжала и раздра жалась из-за убогого существования семьи. Она давала мальчику очень мало тепла. По его собственным словам, она совсем не интересовалась сыном, для нее он являлся статистом, на которого можно было 'повесить' свои иллюзии. Самому же ему казалось, что он всегда находил взаимопонимание с отцом, если только удавалось с ним контак тировать. Однако эти доверительные отношения с отцом возникли позже, когда Сал ливен был рке взрослым. Отец Салливена был робким, скрытным человеком; он край не редко хвалил своего сына, тем больше Гарри ценил эту похвалу. Единственными друзьями в его детстве были животные на ферме. Играя с ними, он чувствовал себя счастливым и не таким заброшенным. Настоящих товарищей по играм у него не было, и когда, наконец, он пошел в школу, то чувствовал себя посторонним и не мог приспо собиться к группе. Такова ранняя предыстория человека, который в течение многих лет стремился понять одиночество. В результате этих усилий возникла теория, имеющая для всех нас огромнейшее значение.
В характере Гарри была также мистическая, сентиментальная сторона. Его мать, исполненная чувством превосходства своей семьи над семьей мужа, часто рассказы вала сыну истории из прошлого. Одна из этих историй особенно запала ему в душу: кто-то из его предков был западным ветром, который в образе лошади скакал на встречу восходу солнца, чтобы приветствовать будущее. У меня самой есть сомне ния, не уверовал ли Гарри своей сентиментальной, полной юмора, ирландской ча стью души в правдивость этой истории. Во всяком случае пристрастие к лошадям у него было очень сильным, и он всегда рассматривал лошадь как своеобразный сим вол себя самого.
Хотя этому сыну бедного фермера предстояло пройти длинный путь, что-то в нем все время влекло его вперед. Уже в раннем возрасте он проявил талант и инте рес к физике, а затем решил заняться медициной. Но и в университете бедность и недостаточное чувство сопричастности изолировали его от сокурсников. В конце Первой мировой войны он служил офицером связи в больнице Святой Елизаветы, где познакомился с Уильямом Алансоном Уайтом, который во многом ему помогал и вместе с тем оказал на него огромное влияние. Этот личный интерес доктора Уай та на протяжении всей жизни очень много значил для Салливена, и впоследствии он всегда вспоминал о нем с глубокой благодарностью. Примерно в это же время Гарри стал проявлять особый интерес к проблемам шизофрении.
Несколько лет спустя, в 1923 году, когда Гарри впервые появился в больнице Шеппарда Пратта, завязалась и наша дружба. То, как она началась, было для него со вершенно типичным. В то время мне довелось выступать в клинике Фиппса с пер вым своим научным докладом, а Гарри находился среди слушателей. Наряду с со мнениями, свойственными новичку, у меня всю неделю перед докладом по вечерам поднималась температура, и поэтому, наверное, я выглядела очень болезненной. Мой доклад был посвящен попыткам суицида у больных шизофренией. Позднее Гар ри рассказывал мне, что был поражен не только моим интересом к шизофрении, но еще больше тем, что я выглядела такой больной. Он сделал из этого вывод: эта жен щина, видимо, больна шизофренией; я должен обязательно с ней познакомиться. Таким образом, приступ брюшного тифа послужил причиной возникновения столь плодотворных дружеских отношений, дружбы, которая с непоколебимой лояльно стью продолжалась более 25 лет.
Благодаря нашему взаимному интересу к пациентам между нами установилась очень тесная связь. Мы вскоре поняли, что относимся к больным с одинаковыми чувствами — с настоящей симпатией и глубоким уважением. Его мысли в отноше нии пациентов всегда мне казались очень разумными, и я принимала их интуитивно и почти бессознательно. Вскоре мне стало понятно, что это человек, который своим едким сарказмом мог прилюдно разнести в пух и прах плохой доклад, мог быть со всем другим — он мог быть мягким, сердечным и дружелюбным. И именно это он демонстрировал своим пациентам. Каждый, кто наблюдал, как он разговаривал с больным кататонией, видел настоящего Гарри — без маски и без защит. Его мяг кость не имела ничего общего с сентиментальностью и слезливостью; скорее, она выражала чувство глубокого понимания.
В дружбе он также проявлял искренность и терпимость, столь типичные для его отношения к пациентам. В выборе друзей он был очень осторожен. Он долго прове рял: не слишком ли они ориентированы на соперничество, не движет ли ими невро тическое честолюбие? Не ревнивы ли они по своей природе и не являются ли оп портунистами? Ибо в этом отношении он не знал терпимости. Но если человек выдерживал эту проверку, то мог полностью рассчитывать на лояльность Гарри. Совершенно не имело значения, какие другие промахи он мог допустить — ив част ной беседе Салливен всегда ему на них указывал, — он всегда оставался среди его друзей. У меня самой однажды были все основания быть благодарной ему за эту лояльность, когда он защитил меня в ситуации, в которой менее великодушный че ловек, скорее, позаботился бы о том, чтобы предотвратить угрозу своему собствен ному положению. Я думаю, что для Гарри собственные интересы никогда не имели большого значения, когда речь шла о лояльности к другу. Он готов был прийти на помощь в любых критических ситуациях.
И тем не менее в своих личных делах Гарри был удивительно далек от мира. Го лова его находилась в облаках, и отнюдь не всегда он стоял ногами на земле. Но разве можно было ожидать чего-либо другого от потомка западного ветра! Во всяком случае для сухого ученого этот человек обладал удивительным чувством поэзии. Он любил музыку. И, возможно, именно это сочетание художественной жилки с научным умом ученого и позволило ему открыть значение различных тембров че ловеческого голоса.
Гарри воспитывался как католик, и хотя его мышление было далеко от формаль ных религиозных догматов веры, он сохранил большую любовь к красоте и величию католических ритуалов. Он был глубоко религиозен в смысле веры в позитивную сто рону человека. Когда он прощался с другом, то использовал характерную формулу: 'Да хранят тебя боги!' Мне это напутствие всегда, так сказать, приоткрывало занавес, позволяя увидеть ирландского юношу и его традиционную веру в языческих богов. Несомненно, у этого напутствия был подтекст: 'Пусть защитят тебя добрые силы твоего мира!'
Вера в возможность постоянного мира на земле, словно огонь, горела в нем и все последние годы придавала жизненную энергию его больному и слабому телу. Много раз в эти годы ему удавалось перехитрить смерть, что граничило с чудом. Он хотел жить и жил продуктивно. Он и дальше будет жить с нами и благодаря нам — людям, которые его знали. Он умер как герой прямо во время работы, кото рую любил больше всего на свете» (Thompson 1949).
Салливен получил докторскую степень по медицине в 1917 году в Чикагском колледже медицины и хирургии. После этого в годы Первой мировой войны он слу жил старшим лейтенантом и до 1923 года оставался на правительственной службе в качестве офицера связи с больнице Святой Елизаветы в Вашингтоне (округ Колум бия). Он работал там под руководством Уильяма Алансона Уайта, который являл ся одним из первых поборников психоанализа в Соединенных Штатах Америки. В это же время у Салливена завязались тесные профессиональные и человеческие отношения с Кларой Томпсон, работавшей в той же больнице. Он уговорил ее по ехать для прохождения собственного анализа в Европу, чтобы затем, по возвраще нии в США, проанализировать его самого.
В 1923 году Салливен получил должность психиатра в больнице Шеппарда и Пратта в Балтиморе (штат Мэриленд). В 1925 году он был назначен руководителем клинических исследований и с тех пор стал интенсивно заниматься изучением ши зофренических расстройств. В этом же году он стал экстраординарным профессо ром психиатрии на медицинском факультете Мэрилендского университета.
Я бы хотел здесь отослать читателя к предисловию Хелен Свик Перри к посмерт но опубликованному сочинению Салливена «Шизофрения как гуманный процесс» (1962). Она описывает в нем приемное отделение, организованное Салливеном для шести больных шизофренией мужского пола и являвшееся своего рода предше ственником терапевтических сообществ. Салливен полностью изолировал этих па циентов от медсестер и обычных рутинных дел в больнице и подготовил в качестве ассистентов тщательно отобранных санитаров-мужчин. Кроме того, он придумал хитроумную систему коммуникации между персоналом, больными и собой. Салли вен изменил традиционную роль участвовавших в проекте санитаров, сделав их ин тегральной составной частью терапевтического процесса. Свидетельством глубокой включенности их в этот проект, пожалуй, может служить то, что в это время некото рые из них сами проходили анализ. Салливен являлся душой этого терапевтическо го сообщества; он выступал как супервизор, терапевт и «носитель информации» в этой интенсивной коммуникативной системе, которая должна была служить изу чению заболевших шизофренией людей и их лечению. Салливен был твердо убеж ден, что психиатрические исследования способны дать надежную информацию лишь при условии, что они проводятся в атмосфере, которая специально ориентирована на повышение чувства собственной ценности пациентов. В ходе этих исследований
Салливен выявил решающее значение социокультурных факторов в развитии пси хических расстройств. Он стал уделять все большее внимание взаимодействию между природными задатками и переживаниями, возникавшими в общении с эмо ционально значимыми людьми. Для Салливена прежде всего являлось важным по стоянное взаимодействие между предопределенным процессом созревания и слу чайностями социализации и энкультурации. Эта ключевая идея легла в основу его теории интерперсональных отношений.
В 1931 году Салливен перебрался в Нью-Йорк, где открыл частную практику. В последующие годы он занимался главным образом изучением и лечением невро зов навязчивых состояний. Затем в 1938 году он вернулся в Вашингтон, где стал ра ботать консультантом в системе воинской повинности для отдельных граждан (в под разделении, ответственном за набор призывников).
Как автор Салливен испытывал определенные проблемы. Он не обладал художест венным талантом Фрейда, которому за его мастерскую прозу даже была присуждена премия Гёте. Как-то он доверительно признался одному своему другу, что, по его пред ставлениям, писал для двух разных групп читателей. Он полагал, что из этих двух групп одна его вообще не понимает, как бы ясно он ни высказывался. В уме он называл эту группу «круглыми идиотами». Других, наоборот, он представлял как настоящих гениев, которые могли только посмеяться над простотой его описаний. Как бы там ни было, Салливен за свою жизнь не опубликовал ни одной книги. И хотя среди аналити ков распространилось несколько копий его значительного сочинения «Личная пси хопатология», фактически эта книга была издана лишь 40 лет спустя (в 1971 году). Все остальные опубликованные под именем Салливена книги являются посмертными расшифровками магнитофонных записей его лекций (он всегда брал с собой на лек ции магнитофон). Все остальное, что вышло в свет после его смерти, представляет со бой различные статьи, которые при его жизни печатались в специальных журналах.
Каждый мыслитель испытывает на себе влияние идей другого мыслителя, и со вершенно естественно, что Салливен в этом отношении не являлся исключением. Сам я считаю попытки сводить каждую идею к ее истокам бесплодным предпри ятием. Кроме того, во многих случаях это является невозможным, ненужным и бес смысленным. Великие идеи не всегда можно прямолинейно свести к некоторой определенной причине, ибо творческий ум нередко находит новые связи между известными концепциями. Следовательно, творческое мышление необязательно должно основываться на чем-то совершенно незнакомом.
Раз уж об этом зашла речь, то своими идеями Салливен обязан целому ряду предшественников и современников. Не претендуя на полноту, я бы хотел назвать здесь тех, кто оказал большое влияние на его интерперсональную теорию. Прежде всего, ра зумеется, Зигмунда Фрейда, влияние которого на психологический подход Салливена было особенно сильным. Среди психиатров нужно упомянуть в первую очередь Адоль фа Мейера, Уильяма Алансона Уайта, Эдварда Кемпфа и Давида Леви.
Попытка добиться сближения между психиатрией и социальными науками яв ляется лейтмотивом интерперсональной теории Салливена. И здесь своей концеп цией духа, души, общества и Самости особое влияние на него оказал Джордж Гер берт Мид. В этом ряду можно назвать также социологов Кули и Болдуина, а также Рут Бенедикт и Эдварда Сапира — двух антропологов культурологического направ ления, с которыми Салливен находился в дружеских отношениях.
Совершенно особую задачу Гарри Стек Салливен видел для себя в том, чтобы по-Бставить психиатрическое исследование на как можно более широкую междисцип линарную основу. Так, например, он стал соучредителем Вашингтонского института психиатрии, декларированная цель которого заключалась в установлении связей между разными частными областями, тем или иным образом занимавшимися исследованием человека. Одно время в состав Вашингтонского института входил также Институт Уильяма Алансона Уайта в Нью-Йорке, пока в 1946 году он не стал независимым учебным заведением. Салливен являлся также соиздателем, а затем и главным издателем журнала «Psychiatry — Journa for the Operationa Statement of Interpersona Reations». Кроме того, он был активным членом Всемирной феде рации психического здоровья. Он активно занимался также проблемой снижения напряженности в мире, и в январе 1949 года, когда его постигла смерть, находился в Париже на конференции ЮНЕСКО, посвященной как раз этой теме.
Согласно Салливену, теория интерперсональных отношений покоится на трех столпах. Ими являются аксиома поля — концепция из области физики (Максвелл, фарадей) и социальной психологии (Курт Левин), — принцип операционизма (Bridgman, 1927), а также рассмотрение феноменов интерперсональных отноше ний под углом зрения теории развития.
Салливен определяет психиатрию как науку о межчеловеческих отношениях. При этом основное внимание уделяется изучению изменений человеческой лично сти. Только в общении с другими людьми личность может сформироваться и про явить себя характерным для нее образом. Поэтому, согласно Салливену, единствен ным приемлемым методом психиатрии является включенное наблюдение с четко обозначенной целью разрешения жизненных проблем.
Система понятий теории интерперсональных отношений
Я считаю правомерным отнесение интерперсональной теории к области психо логии Я уже в силу того, что в ней полностью признаются адаптивные способности человеческого организма. В ней также делается акцент на интенциональном поведе нии развивающегося ребенка в отношении его интерперсонального окружения. При благоприятных условиях и при поддержке окружения в надлежащий момент происходит созревание. Вопрос о надлежащем моменте имеет решающее значе ние для ценности приобретаемого опыта. Кроме того, в интерперсональной теории мы обнаруживаем некоторые черты сходства со структурными концепциями, не имеющие, однако, параллелей с топографическими воззрениями.
Представления Салливена о личности, динамизме и прежде всего о системе Са мости имеют определенные соответствия с принципами общей теории систем (von Bertaanffy 1966). Его наблюдения, согласно которым люди предоставляют инфор мацию, чтобы в свою очередь также получить информацию, указывают на то, что он занимался эффектом обратной связи. Наконец, следует также отметить, что Салливен был одним из первых психиатров, которые больше интересовались ха рактером передачи информации, чем интрапсихическими конфликтами.
Если подвести краткое резюме, то можно сказать, что интерперсональная теория основывается на теории развития, ориентируется на теорию поля и использует прин ципы операционизма. Человеческая личность и специфическая идентичность рассмат риваются преимущественно как поведенческие проявления, имеющие гибкие грани цы. Личные качества проявляются лишь в интерперсональном взаимодействии.
Артефакт неизменности Самости
В теории интерперсональных отношений проводится различие между двумя разными понятиями Самости. В одном случае речь идет о процессе, направленном на элементарную цель человеческого стремления, тогда как во втором случае Са мость трактуется как замкнутое единство. Неизменную Самость можно рассмат ривать как конструкт. Это означает, что никому не дано понять свой частный внут ренний мир, свои врожденные таланты, уникальность своих отпечатков пальцев или другие более или менее постоянные аспекты идентичности. Акцент должен делаться только на доступных наблюдению, внешне детерминированных феноме нах Самости, при этом Самость рассматривается скорее как основа опыта, нежели как ядро человеческого бытия. Самость понимается как содержание сознания в рамках социализации, энкультурации и формативной направленности на опре деленные цели. И, наконец, Самость можно также определить как часть личности, которая в момент тревоги воспринимается в качестве центральной. Данная здесь дефиниция Самости обнаруживает определенное сродство с современной теори ей информации, поскольку Самость в той или иной мере приравнивается к инфор мации, которой непосредственно располагает индивид. В свою очередь из этого вытекает, что в информационный процесс включены саморегуляция и само контроль.
Согласно интерперсональной теории, каждый человек обладает по отношению к другим людям определенным набором индивидуальных способов реагирования, непосредственно связанных с важными событиями, происшедшими в ходе собст венного развития. Важным фактором терапии является расширение поля наблюде ния и коммуникации. Оно достигается благодаря тому, что пациент самыми разны ми гранями своей личности соприкасается как с реальной личностью психиатра, так и с искаженным представлением о ней. Само по себе лечение представляет со бой продолжающийся интерперсональный процесс, в который активно включен те рапевт. При этом метод наблюдения и ожидание реального терапевтического ре зультата изменяют эмоциональную основу актуального поведения и воздействуют на ближайшее будущее. Клинические данные, получаемые в ходе терапевтического процесса, классифицируются и оцениваются на основе определенных гипотез. Они анализируются — как это будет более подробно показано в дальнейшем — в аспекте психиатрической экологии, концепции тревоги, принципа однородности и принципа нежности.
Экологический принцип
Рассмотрим вначале психиатрический подход Салливена как исследование ин терперсональных отношений с экологических позиций. Сам он сформулировал эти свои представления в книге «Иллюзия индивидуальной личности» (1950). Эколо гия занимается биологическими аспектами отношений между организмами и внеш ней средой, прежде всего процессами взаимного проникновения. Кроме того, в ней рассматривается зависимость человека от его социальных институтов с учетом того, что индивид тесно связан со всем своим окружением. Салливен приводит здесь в качестве примера обмен кислорода и двуокиси углерода в процессе дыхания. Он отмечает, что человеческий организм обладает лишь весьма ограниченной спо собностью к усвоению кислорода, и поэтому жизнь человека зависит от почти не прерывного обмена кислорода и двуокиси углерода в теле или в атмосфере. Салливен распространяет экологический принцип на область психиатрии и постулирует обя зательность более или менее постоянного интерперсонального контакта в соответ ствующей человеку внешней среде. Он утверждает, что специфические особенности человека настолько лабильны, что для своего потенциального развития и дальнейше го выживания он нуждается в связи с внешним миром. Изоляция от основного по тока человеческой жизни равносильна психическому нарушению. Эта концепция имеет непосредственное отношение к феномену сенсорной депривации, которую можно также рассматривать в аспекте энтропии, причем организм, чтобы сохра нить относительно стабильное состояние, должен принимать негативную энтропию. Потребность в контактах с другими людьми должна рассматриваться как элемен тарная биологическая потребность, которая становится эмоционально ощутимой в состоянии одиночества.
Разумеется, включение психиатрии в систему экологии поднимает целый ряд теоретических и практических вопросов. Так, например, проблема неизменного ядра, то есть индивидуальной Самости, становится относительно маловажной, если рассматривать целое с позиции системы текущих взаимодействий. Вопрос о том, что находится внутри, а что снаружи, что является интра-, а что экстрапсихи ческим, в данном аспекте становится прежде всего вопросом о моменте времени, и на него нельзя ответить однозначно. В результате в ином виде предстает и пробле ма интериоризации.
Здесь можно было бы ввести понятие связующего звена, служащего кодирова нию и декодированию, символообразованию и аналогичным процессам в гипоте тической пограничной области между внутренним и внешним миром. Во всяком случае представляется важной концепция, согласно которой внутренние и внеш ние феномены являются тесно взаимосвязанными, а границы между ними — не определенными и изменчивыми. Очень часто разграничение ядерных и полевых феноменов зависит главным образом от позиции наблюдателя и от временного фактора. Один и тот же процесс можно наблюдать в разное время и констатиро вать, что активность на ядерном уровне обращает на себя больше внимания, чем аспекты трансакции. Поэтому я считаю разделение на интрапсихические и интерперсональные феномены мнимой проблемой. (Макс Планк однажды про иллюстрировал мнимую проблему следующим образом: он встал перед аудитори ей и со своей позиции объяснил расположение слева и справа. Затем он заметил, что с позиции слушателя дело обстоит, разумеется, совершенно наоборот. Мнимая проблема заключалась бы в попытке выяснить, какая сторона является «настоя щей» левой или правой.)
Постулат Салливена об увековечении более или менее постоянных паттернов интерперсональных отношений также проистекает из принципа экологии. В соот ветствии с ним проблема переноса рассматривается уже не как интрапсихическое индивидуальное поведение, а как интерперсональный феномен в области поля. Вы ражаясь иначе, перенос является не только продолжением когда-то интериоризи-рованного поведения, но он также обусловливается реакциями другого человека на искажение.
В этом контексте встреча «здесь и сейчас» между двумя индивидами рассматри вается на фоне прежних объектных отношений как самостоятельное измерение. Прошлое, настоящее и ближайшее будущее тесно взаимосвязаны, а искажения пе реноса относятся, следовательно, не столько ко взрослому человеку, сколько к рег рессивным, инфантильным аспектам личности, как это и предполагалось в класси ческой теории. Возможность установить контакт с детством пациента, когда тот уже стал взрослым, должна рассматриваться как крайне сомнительная. Кроме того, с экологических позиций гораздо больше внимания должно уделяться личности ана литика, выступающего в качестве терапевтического инструмента и подвергающего ся постоянному самоконтролю.
В целом можно сказать, что экологическая модель предполагает полную ревизию терапевтического процесса. На передний план в большей степени выдвигаются интер персональные процессы, то есть индивидуальные конфликты пациента уже не находят ся в центре внимания, как прежде. Самым важным, однако, является построение —
с целью интенсификации интерперсонального раппорта — коллмуникационной сети, в рамках которой на сложные сообщения (пациента) дается как можно менее слож ная обратная связь. Таким образом создается открытая система обмена, которая во многом напоминает концепт современной теории информации.
Слабые места в экологической модели Салливена
Хотя Салливен не сумел полностью освободиться от жестких экономических положений, характерных для теории либидо, благодаря разработанной им экологи ческой модели он намного опередил свое время. Остатки устаревшего экономиче ского подхода можно обнаружить в его взглядах на превращение энергии. Сегодня, однако, общеизвестно, что обмен информацией осуществляется без особой потери энергии. В своих теориях Салливен не учитывал также то, что организм для своего выживания должен получать негативную энтропию из внешнего мира. Любой жи вой организм должен регистрировать постоянное увеличение энтропии и поэтому обязан обладать такой организацией, чтобы состояние нарушающегося равновесия всегда было под контролем.
Следующей очевидной слабостью интерперсональной экологической модели является чрезмерный акцент на отношениях индивида в фазе формирования невро тических и психотических расстройств. Здесь следовало бы уделить больше внима ния общему спектру внутрисемейных отношений со всеми последствиями для ин дивида при переходе от двухсторонних отношений к трехсторонним, ибо эти двухсторонние или трехсторонние отношения осуществляются главным образом внутри семейного союза, имеющего определенные экологические и динамические аспекты. Феномены малых групп, присущие ядерной семье, влияют внутри этого целостного единства на его взаимосвязи и негативную интеграцию. Поэтому, не сомненно, теория интерперсональных отношений только бы выиграла, если бы в ее концепции учитывались динамические силы семьи.
В связи с этим должны более тщательно исследоваться также экологические ас пекты семьи и общества в целом. При этом необходимо было бы, например, отве тить на вопрос, какую дистанцию должна занимать семья по отношению к общест ву и где возникают тенденции к изоляции, которые искусственно обособляют семью от потока жизни.
Еще одним слабым моментом в психиатрической экологии Салливена явля ется пренебрежение когнитивными процессами. Те или иные нарушения мыш ления возникают при всех психических болезнях. Однако в интерперсональной теории эти нарушения не рассматриваются дифференцированно в аспекте раз личных картин болезни. На мой взгляд, само по себе выделение общих категорий когнитивных паттернов поведения в соответствии с их прото-, пара- и синтакти ческими признаками, какими бы полезными ни были подобные родовые клас сификации, является недостаточным. Патологические процессы мышления должны прежде всего рассматриваться в связи с личным опытом пациента и с их генетическими причинами. Мы постоянно находим подтверждения того, что в нарушенной сети внутрисемейной коммуникации развиваются неправильные когнитивные паттерны поведения, которые, по меньшей мере частично, накла дывают свой отпечаток на мышление пациента. Наряду с действительно непра вильной информацией в рамках нарушенной когнитивной системы встречаются также случаи, когда абсолютно безупречная информация перерабатывается и пе редается в эмоционально искаженном виде. Здесь речь прежде всего идет о пато логии мышления в рамках коммуникативной системы семьи в целом и в меньшей степени — о нарушении мышления у того или иного члена семьи. В этом на правлении нам предстоит еще многое сделать, поскольку область когнитивного восприятия и несимволического поведения, без сомнения, до сих пор отно сится к наименее исследованным пограничным областям современной психи атрии.
Среди наиболее важных подходов к проблеме тревоги и страха (см. соот ветствующую статью Д. Айке в т. II) только в интерперсональной теории тревога рассматривается на чисто психологической основе без нейроанато-мического фундамента. Тревога воздействует на тело тем или иным образом, причем в выборе средств она весьма непритязательна. Переживание тревоги является приобретенным, то есть на эмоциональном уровне оно переносится от тревожных людей, окружающих ребенка, на него самого (здесь целесооб разно иметь в виду не только тревожного человека, но и общую атмосферу тре вожности в семье).
Будучи во всех отношениях деструктивной, тревога патогенно воздействует на все формы разумной коммуникации; она делает невозможным доверие, препят ствует творческому мышлению и является причиной серьезных нарушений инте грации человека. В своей формулировке Салливен не оставляет места для экзистен циального, гуманистического или потенциально конструктивного аспекта тревоги (см. Ditfurth 1972). По его мнению, тревога во всех своих проявлениях вредна и про тиводействует человеческому прогрессу.
С клинической точки зрения представляется вполне правомерным рассмат ривать тревогу во всех ее проявлениях как патологическую. Это, однако, может привести к определенной путанице, если провести разделение на конструктив ную и деструктивную тревогу. Обоснованные чувства вины, вопросы совести, морали, лояльности и аналогичные проблемы, связанные с реальностью, также могут вызывать различные по сзоей интенсивности мучения. Однако эти реак ции следует скорее отнести к категории страха, а не тревоги. Если мы займем клиническую позицию и будем относить универсальные человеческие конфлик ты к области психопатологии, то, без сомнения, мы многое упустим, однако я полагаю, что заслуга интерперсональной теории заключается в том, что поня тие тревоги осталось зарезервированным за теми интерперсональными пережи ваниями, которые иррациональным образом уменьшают уважение человека к себе. Вытекающие из этого «операции, обеспечивающие безопасность», пред ставляют для психиатра надежные данные, которые лучше всего рассматривать отдельно от вопросов, имеющих преимущественно реальную основу. Здесь, разу меется, можно выдвинуть возражение, что все человеческие конфликты являются реальными, и с этим, конечно, трудно не согласиться. Однако возникает важный вопрос: является ли актуальная проблема результатом неизбежной внешней ситуации или же ее причины содержатся — со всеми преувеличениями и искажениями — в переживании прошлого?
Целью терапии необязательно является уменьшение тревоги пациента. У нас должны быть даже оправданные сомнения в том, что такая цель когда-нибудь мо жет быть достигнута. Что действительно стремится сделать терапевт в процессе ле чения, так это, скорее, просветить пациента в отношении самых разных иррацио нальных форм поведения, которые позволяют сделать вывод о наличии вытесненной тревоги. Кроме того, должна быть ослаблена ригидная «система Самости», соору женная с целью избежать чувства тревоги. Пациент в ходе терапии может «научить ся» поведению, которое позволит ему, по крайней мере в случае не слишком выра женной тревоги, обходиться без моментального бегства к самоуничижительным «операциям, обеспечивающим безопасность».
Принцип однородности
Принцип однородности означает, что в аспекте интерперсональных отношений фундаментальные свойства человека как вида преобладают над многообразными отклонениями в поведении людей, причем независимо от того, являются эти люди больными или здоровыми. Самыми важными, следовательно, являются общие свой ства людей, а не их своеобразие, выраженность тиков или функциональных рас стройств. Кроме того, принцип однородности означает, что при научении паттер нам поведения приоритетом обладает повторение, и этот приоритет не могут поколебать отдельные, индивидуальные поступки, мысли или события, какими бы драматическими или уникальными они ни были. Поведение каждого человека нахо дится в диапазоне фундаментальных человеческих установок. В соответствии с этим психическое заболевание рассматривается как важный элемент человеческой ситуа ции, как неудачный аспект человеческого бытия. Оно рассматривается как непра вильное руководство человеческими отношениями или — конкретнее — как резуль тат окрашенных тревогой переживаний, возникавших в процессе энкультурации в общении со значимыми для индивида людьми. Основные причины функциональ ных нарушений следует в основном искать в неправильных — в количественном и временном аспектах — реакциях в сфере межличностных отношений.
Принцип однородности имеет большое значение для терапии. Психические на рушения выступают здесь как формы жизни, неадекватные по отношению к пове дению других людей. При этом нарушения рассматриваются не как заболевания, а как правомерные, хотя и патологические формы существования; они являются ре зультатом постоянных искаженных отношений со значимыми для данного человека людьми.
Терапия представляет собой своего рода включенное наблюдение с целью вы явить относительно сохранные части личности пациента. Встреча между пациентом и врачом происходит преимущественно на уровне их совместного человеческого бытия, то есть акцент должен делаться на сходстве их соответствующих пережива ний на трудном пути личностного развития. При этом крайне важно то, что психи атр не занимается непосредственно патологическими формами поведения пациен та и, таким образом, не становится сам частью нарушенной системы —? в противном случае он бы лишился своих терапевтических функций. Следовательно, сходство или однородность, как она здесь понимается, не имеет ничего общего с процессом адаптации; скорее, она означает постоянный поиск доступного и важного для обеих сторон способа коммуникации.
Расширение принципа однородности
Принцип однородности может быть, однако, применен и в другой сфере; я здесь имею в виду исследование сходства между пациентом и его семейным окружением. Как терапевты мы интересуемся не только множеством неудачных влияний со сто роны семьи. Одна из главных наших задач заключается в раскрытии позитивных переживании и конструктивных контактов в прошлом, чтобы дать пациенту свобо ду в ситуации «здесь и сейчас», которая включает в себя также ценные установки по отношению к семье. Успех терапии нередко зависит от способности терапевта продемонстрировать позитивное сходство между пациентом и его семьей. При этом часто бывает труднее продемонстрировать позитивные переживания, относящиеся к прошлому, чем указать на явно деструктивные влияния. Только в том случае, если терапевт постоянно прикладывает усилия в этом направлении, он может предохранить себя от того, чтобы не оказаться в роли спасителя или идеализирован ного замещающего родителя. Путь к самодифференциации и индивидуации обычно ведет через подтверждение прошлого, каким бы ограниченным или незначитель ным ни было его позитивное влияние.
Принцип нежности
Принцип нежности представляет собой концепцию интеграции человека, осно ванной на помощи и поддержке со стороны окружения. Как известно, Салливен счи тал, что психиатрия нуждается в собственном адекватном языке, который выходит за рамки традиционных понятий обыденной жизни. Например, слово «любовь» в своем обычном значении является, по мнению Салливена, непригодным для науч ной коммуникации.
Принцип нежности предполагает наличие не связанной с инстинктами нежно сти, которая образует основу для относительно свободных от тревоги переживаний. Этим, однако, отнюдь не ставится под сомнение предрасположенность человека к проявлениям нежности. Нежное поведение, оказывающее благотворное влияние на младенца, предполагает наличие в отношениях между матерью и ребенком атмо сферы, которая в целом характеризуется отсутствием тревоги. Согласно этой модели, соответствующие потребности матери и ребенка взаимно подкрепляются и образуют функционирующую коммуникативную систему. Если все складывается нормально, то в результате развивается благоприятная цепная реакция. Ребенок выражает свои потребности; у матери в ответ пробуждаются соответствующие реакции, и благодаря своей способности удовлетворять потребности ребенка она испытывает чувство неж ности. В свою очередь ребенок переживает чувство расслабленности и благополучия, благодаря чему возникает кооперация. Без сомнения, функционирование этой самой ранней системы межличностных отношений во многом определяет все последующие интерперсональные отношения (см. статью И. Шторка в т. I).
Принцип нежности предоставляет нам широкие возможности для его клиниче ского применения. В соответствии с ним отношения между матерью и ребенком осуществляются в определенном поле; то есть эти отношения не представляют собой взаимодействия между двумя обособленными единицами. Кроме того, кон цепции нежности и кооперации не связаны с ценностными суждениями о люб ви матери или понимании ребенка и т. д.; скорее, здесь ставятся новые акценты при рассмотрении детского воспитания.
Для терапевтической ситуации в соответствии с принципом нежности предла гается метод, отвечающий потребностям как пациента, так и врача. В контексте ана лиза обычно говорят, что аналитик и пациент нечто друг другу дают или друг у друга берут. С тех пор, как Фрейд изложил свою фундаментальную концепцию анализа, в этом смысле наше представления существенно изменились. Хотя — если рас сматривать клинически — сегодня по-прежнему в известном смысле речь идет о на хождении возможностей для того, чтобы сделать бессознательное пациента соз нательным и преобразовать неукрощенные инстинктивные силы в разумные интерперсональные потребности; но сегодня мы знаем, насколько ограничены воз можности сделать темное светлым и освободить внутреннее ядро человека. Обыч ные методы основываются на биологических теориях, и с их помощью терапевты пытаются тем или иным образом противостоять внутренней «болезни» пациента будь то морального, биологического или социального характера. Но если психические нарушения рассматриваются как жизненные проблемы, проистекающие в основном из неправильной интеграции человека, то картина существенно меняется. Принцип нежности предполагает в качестве самостоятельной терапевтической цели установ ление кооперации. То есть речь идет о развитии доверия в отношениях, характери зующихся все более возрастающим равноправием. В этом смысле нежность расце нивается как сложное взаимодействие между установками и поведением, которое должно создать возможности, с одной стороны, для выражения фундаментальных и зачастую нереализованных потребностей, а с другой — для адекватных реакций на эти потребности, если их удается согласовать с терапевтическими отношениями. Иначе говоря, это умение «давать» и «брать» в процессе анализа можно описать, используя старую пословицу: «Manus manum avвt» («Рука руку моет»). С точки зре ния терапии эта концепция означает, что традиционные ролевые отношения между врачом и пациентом представляют собой тесно связанное единство. Она избавляет нас от стереотипных понятий типа «любовь», «теплота», «дружелюбие», «благодар ность» и др. и уменьшает интенсивность таких повседневных полярностей, как не нависть и любовь, враждебность и дружелюбие.
Все, о чем говорилось выше, представляет собой лишь очень краткий обзор важ нейших принципов интерперсональной теории. Поэтому я считаю необходимым сделать еще несколько дополнительных замечаний.
Салливен рассматривает существование человека как континуум, простирающий ся от колыбели до смертного одра. Отдельные фазы развития являются, так сказать, вехами на пути проявления врожденного потенциала и представляют собой подготов ку к реализации этих потенциальных возможностей в сфере межличностных отноше ний. Для каждого человеческого переживания имеется оптимальный момент, а каж дый слишком рано или слишком поздно приобретенный опыт порождает проблемы в развитии. При этом каждая фаза развития, начиная с самого раннего младенческого возраста, имеет решающее значение для существования человека среди других людей.
Особенно важной является фаза предподросткового возраста, которая в запад ных культурах относится примерно к восьмому—одиннадцатому году жизни. В этой фазе пока еще существует возможность компенсировать ранние травматические переживания появлением интимных переживаний. В силу их абсолютной зависи мости и неспособности выбирать объект любви дети предподросткового возраста рассматриваются как неспособные любить. И только способность в определенной степени видеть себя объективно, словно глазами близкого друга, создает основу для соответствующего подкрепления и интимности.
Если говорить о человеческом бытии, то в схеме Салливена имеются две основные категории. Одна относится к физиологическим, биохимическим и биологическим ос новам человеческого организма и включает в себя следующие пять проявлений, отно сящихся к базальным потребностям: голод, жажду, сон, удовольствие и одиночество. Я думаю, что на голоде, жажде и сне здесь нет надобности подробно останавливаться. Однако два других пункта, удовольствие и одиночество, требуют более детального объ яснения. Салливен отвергает детскую сексуальность в качестве фактора, определяю щего развитие, а поскольку в своей модели развития он оставляет в стороне теорию либидо, то и догенитальным феноменам также уделяет очень мало внимания. По его мнению, сексуальность является биологическим процессом, который до пубертата не существует. Хотя Салливен и не оспаривает того, что у маленьких мальчиков может возникнуть эрекция или у маленьких девочек — возбуждение половых орга нов, тем не менее, на его взгляд, в этот период элемент удовольствия пока еще не при сутствует. Удовольствие как таковое можно испытать только по достижении сексуаль ной физической зрелости.
В своей концепции одиночества Салливен говорит о врожденной потребности в общении, которая во многом напоминает инстинкт. Любопытно, что Салливен счи тает чувство одиночества врожденным качеством человеческого организма, которое по-разному проявляется в разных фазах развития; вначале оно выражается в виде потребности в тактильных контактах, как потребность ребенка оказаться на руках матери; в дальнейшем — как потребность в признательной публике, в товарищах по играм, в друзьях разного пола, в сотрудничестве, интимности и т. д.
Еще одним важным аспектом интерперсональной теории является постулат о «системе Самости или системе антитревоги». К этой категории относится целый ряд невротических и психотических проявлений, которые Салливен назвал «операциями, обеспечивающими безопасность». К этим защитным установкам относятся следую щие феномены: селективная невнимательность, апатия, летаргия, иррациональная ярость, бесплодный гнев, отказ, проекция, а также многие другие ошибочные установ ки в сфере коммуникации и межличностных отношений (Chrzanowski 1968).
Салливен был крайне одаренным клиницистом, труд которого, несомненно, за служивает более подробного изложения, чем то, которое здесь было возможным. Несмотря на некоторые недостатки его теорий, пожалуй, он был одним из послед них великих новаторов в области психоанализа.
ЭРИХ ФРОММ Биографические сведения
Эрих Фромм родился 23 марта 1900 года во Франкфурте-на-Майне. Многие его родственники по линии отца были раввинами и поэтому он с самого раннего детства имел возможность познакомиться с учениями Талмуда.
В основе представлений Фромма о сущности человека лежат учения Ветхого За вета, радикальный гуманизм Карла Маркса, а также окрашенные в пессимистиче ские тона психоаналитические открытия Зигмунда Фрейда. Академическими дис циплинами, на которых базируется его теория, являются психология, социология и философия. В возрасте 22 лет Фромм защитил диплом по философии в университе те города Гейдельберг. Затем он обучался в Мюнхенском университете, а после этого переехал в Берлин, где стал сотрудником тамошнего психоаналитического институ та. В 1931 году Фромм прошел в этом институте учебный анализ у Ганса Захса. Вско ре после этого вместе с Фридой Фромм-Райхманн он основал Психоаналитический институт во Франкфурте-на-Майне.
В 1933 году по приглашению Франца Александера Фромм переехал в Соединен ные Штаты Америки для работы в Чикагском психоаналитическом институте. При мерно через год он перебрался в Нью-Йорк, где стал преподавать и проводить ана лиз. Фромм принадлежал к небольшой группе психоаналитиков, которые основали в Нью-Йорке Институт имени Уильяма Алансона Уайта, руководителем которого была Клара Томпсон. Затем он переехал в Бенингтон, где занимался преподаванием и практикой, но продолжал поддерживать контакты с этим институтом. В 1949 году Фромм принял приглашение работать профессором психиатрии в Университете Мехико. Там он создал отделение психоанализа при медицинском факультете, а за тем основал в Мехико Мексиканский институт психоанализа.
Наиболее важные теории
Фромм был убежден, что человек становится жертвой неврозов и психических нарушений, если перестает позитивно относиться к жизни. По поводу будущего чело вечества с течением времени он проявлял возрастающий пессимизм. Человечество, по его мнению, должно сделать выбор между биофилией, любовью к жизни, и нек рофилией, любовью к смерти или к разрушению. Это разделение, однако, нельзя пу тать с постулируемым Фрейдом дуализмом танатоса и эроса. Фромм видит в био-филии и некрофилии экзистенциальные феномены, на которые наслаиваются социальные факторы. Методы производства, превращение в рыночный товар чело веческих ценностей и отсутствие общепризнанных добродетелей способствуют тен денции заниматься исключительно неодушевленными объектами и открывают путь к деструктивности. В общем и целом Фромм, несмотря на свое более оптимистиче ское представление о природе человека, пришел к таким же мрачным выводам о будущем человечества, как и Фрейд.
В роли писателя и преподавателя Фромм был крайне одаренным и творческим человеком. В общей сложности им было опубликовано более двадцати книг и мно жество научных статей. Его первая книга «Бегство от свободы» (1941), написанная под впечатлением прихода к власти фашистов, уже сегодня стала классическим про изведением. Фромм предостерегает в ней от соблазнительной псевдобезопасности тоталитарного государства. Возрастающая свобода все больше обособляет человека от его естественных корней, разрывает связь с природой. Свобода предполагает вы сокую степень самоопределения и умение принимать решения, привнося с собой угрозу одиночества. Согласно Фромму, у человека остаются, по сути, две возможно сти. Он может стать творческим и продуктивным, жить в гармонии и любви с други ми людьми, делиться с ними плодами своего труда, развивать самоуважение и отно ситься к своим собственным потребностям как к правомерным. Другая возможность заключается в том, чтобы склониться перед авторитетом, отождествиться с общест вом и стать механическим, дегуманизированным инструментом, служащим произ водству. В первом случае он выступает в качестве индивидуально действующего чело века, уважающего самого себя и самого себя реализующего, способствующего возникновению более прогрессивного общества. Во втором случае он становится рабом из-за отказа от своей индивидуальной свободы.
Человеку присуща потребность искать смысл своей жизни, и он должен содей ствовать формированию общества, которое формирует его самого. Стремление к отношениям с другими людьми и поиск смысла относятся, следовательно, к фунда ментальным потребностям человека. После того как он вступил на путь эволюции, у него уже нет возможности вернуться в Эдем. Согласно Фромму, индивидуальная личность формируется по образцам, возникающим вследствие отношений людей между собой, и на нее влияют социально-экономические и политические структуры общества. Фромм проводит различие между отношениями как независимым, доб ровольным процессом и симбиотическим соединением. Касаясь последнего, он ука зывает на роль реципрокности между рабом и его господином. Один не может существовать без другого. Эксплуатация, а также паразитизм указывают на неспо собность человека выносить факт фундаментального одиночества и чувства своей никчемности. Для таких людей другие выступают лишь в качестве средства повыше ния самооценки, источника перестраховки и щита, предохраняющего от чувства полной внутренней пустоты. Все прежние формы общества предоставляли лишь ми нимум индивидуальной свободы. Люди всегда были связаны строгим соблюдением ролей в рамках общественного устройства. Выбраться наверх в обществе было не возможно, и практически во всех сферах жизни господствовали строгие правила и обязанности. Вместе с тем благодаря своей предопределенности такая форма об щественной жизни предоставляла большую степень безопасности и связанности. Церковь, семья и стабильное устройство общества указывали каждому человеку его место, где — несмотря на все усилия — как индивид он никогда не мог почув ствовать себя одиноким и изолированным. В результате постепенного ослабления этих экономических и политических оков у индивидов автоматически уменьшилось ощущение безопасности и чувство принадлежности к группе, которое было связано с прежними ролями. Вследствие эмансипации и обретения независимости индивид ощутил на себе воздействие обезличенных общественных сил. Таким образом, в со временном обществе отношения между людьми характеризуются конкуренцией, эксплуатацией, паразитизмом и враждебностью. Хотя современный человек отно сительно свободен, он лишен корней, испытывает одиночество и со всех сторон чув ствует для себя угрозу.
Во всех своих теориях Фромм делал основной акцент на человеке и его природе. Все, что связано с человеком и человечеством, является для него важным. Клиниче ские феномены занимают свое место среди общих феноменов человеческого суще ствования. Естественное развитие человека заключается в индивидуации. Оно опре деляется относительной независимостью человека от инстинктов и биологических факторов. В отличие от животного, которое целиком управляется инстинктивными импульсами и неспособно мыслить или понимать, человек обладает способностью управлять своими влечениями и их трансформировать. Значительная часть челове ческих влечений определяется скорее социальными, а не биологическими фактора ми. Психические нарушения возникают, во-первых, из-за недостаточной индивидуа ции, а во-вторых, вследствие конформности с дегуманизированной социальной интеграцией.
Несмотря на свою тенденцию избегать свободы, человек может добиться этой свободы. В истории индивида в Западном мире Фромм усматривает постоянно по вторяющуюся попытку освободиться от принуждения и разбить оковы религии и общественных институтов.
В своих сочинениях Фромм не уделяет особого внимания инстинктивным силам человека, а концентрируется главным образом на страстях, возникающих из-за его стремления быть связанным с другими людьми и стремления к идентичности.
В своей концепции тревоги Фромм говорит о внутренней потребности человека преодолеть обособленность и избежать одиночества.
В возникновении великих гуманистических религий и классической философии он усматривает позитивный поворот к продуктивности, креативности и насыщен ности жизни в противоположность регрессивной ориентации.
Согласно теориям Фромма, структура характера определяется не биологическими потребностями человека, а условиями, в которых проходит его жизнь. Хотя и для Фром ма биологические данности остаются основой развития личности, однако в своих кон цепциях он пытается соотнести биологические факторы с социально-экономическими условиями человеческой жизни.
В социальном характере существования человека Фромм видит препятствия для индивидуации. По его мнению, социальные условия обладают определенной сте пенью автономии. Он пытается согласовать психоаналитические концепции и прин ципы Карла Маркса и при этом выйти за рамки теорий Фрейда и Маркса. На Фром ма значительно повлияла Марксова концепция производства, которую трудно увязать с идеей Фрейда о снижении напряжения. Кроме того, Фромм рассматривает бессознательное как кладовую всех потенциальных возможностей человечества, в которой заключена вся природа человека.
Фромм обладает чувством глубокого сострадания к людям Он все больше перени мает роль мудреца, который критическим взором глядит на мир в целом и на пси хоанализ в частности; и нет никаких сомнений в том, что все, что он видит, ему не нра вится и не внушает оптимизма. Он видит, насколько люди склонны почитать богов и попадать — в ущерб индивидуальным человеческим ценностям — во все большую зависимость от материальной стороны жизни. Наша эксцессивная индустриализация с ее соблазнительным обещанием «хорошей жизни» ослабляет характер человека, делает его жизнь заурядной и превращает ее в дешевый товар. Согласно Фромму, агрессия — это защитная мера человека, которая должна служить его выживанию и не быть направленной против других людей. И наоборот, деструктивность являет ся приобретенной чертой, не присущей человеку от рождения.
Интересно, что представления Фромма об агрессии и деструктивности имеют определенные аналогии с определением Салливена тревоги и страха. Салливен ут верждает, что страх является реакцией на внешнюю опасность, и в качестве преоб ладающего паттерна реагирования перед лицом опасности он, в частности, указыва ет на канонический закон. И наоборот, он считает тревогу феноменом, относящимся исключительно к сфере человеческих отношений. В схеме Салливена любая тревога деструктивна, она является результатом нарушенных интерперсональных пережи ваний. Для меня не существует сомнений в том, что Фромм и Салливен, основываясь на совершенно разных теоретических представлениях, пришли к одинаковым выво дам относительно природы агрессии и деструктивности.
Лейтмотив Фромма выражается в его внутреннем убеждении, что ни Бога, ни че ловека невозможно объективировать. Для него Бог — это метафора, а не человеческий идол наподобие власти, денег, национализма или других конкретных вещей. Индиви-дуация человека представляет собой «открытый» феномен, который никогда не быва ет завершенным. В основе человеческого существования лежит поляризация, происте кающая из исторического самоформирования человека. Альтернативами являются утверждение всего живого и поклонение мертвым объектам В сфере утверждения жизни в качестве наиболее важных целей речь идет о любви, справедливости, свободе, креативности, независимости и правде, тогда как негативная установка ведет к упад ку, эксплуатации, деструктивности и бездуховности. Человек является не столько жертвой обстоятельств, сколько потенциальным рабом, поклоняющимся богам. Он склонен идти путем наименьшего сопротивления и повернуться спиной к свободе, духовному мужеству и героическому пониманию жизни. Серьезную опасность Фромм видит в приспособлении к «психически больному обществу». По его мнению, совре менное общество потеряло свою душу и превратилось в управляемый компьютером автомат. Сегодня человек не волен делать выбор между марксизмом и капитализмом, между радикализмом и консерватизмом. Во всех современных обществах он прико ван к автоматам, которые держат его в плену в качестве орудия потребления и субъек та, дегуманизированных методов производства. Его антропологическая ситуация оп ределяет его судьбу. Принятие стадной идентичности разрушает способность думать и любить. Симбиоз и «психический инцест» составляют сущ?юсть авторитарной лич ности. Возможный ответ на авторитарную кабалу Фромм видит в образе настоящего революционера. То есть вырваться из цепких объятий «психически больного общест ва» способен лишь тот, кто обладает известной степенью героизма, кто любит жизнь, но за нее не цепляется, кто является страстным поборником правды и кто не жаждет удовлетворить свое тщеславие или стремление к личной власти.
На мой взгляд, пессимизм Фромма объясняется его бескомпромиссным стремлени ем к разуму и любви. В нем есть что-то от крестоносца, когда он взывает к нам, убеждая в необходимости придерживаться иудейско-христианских ценностей, если мы не хотим подвергнуть себя риску погибнуть и предать разрушению всю человеческую расу.
Типы характера
Фромм описал ряд типов характера, которые различаются по признакам про дуктивности и непродуктивности. К первой категории относятся любовь, креатив
ность, поиск истины, духовные качества, индивидуации, разум и утверждение жиз ни. Ко второй категории — накопительский, рецептивный, меркантильный и нек рофильский типы.
Согласно Фромму, человек обладает двумя противоположными тенденциями. Одна побуждает его идти проторенной дорогой; это путь минимального риска и из менения. Второй соответствует рискованному пути прогресса. Он ведет к развитию способности думать и любить, а также к свободным отношениям индивида с други ми людьми. Продуктивная ориентация человека сопровождается все большим осво бождением от симбиотических уз, которые связывают его с родителями, предками, землей и идолами. Независимость, как ее понимает Фромм, во многом напоминает Марксову концепцию доверия к себе. Она включает в себя материальную, эмоцио нальную и интеллектуальную независимость.
Согласно Фромму, для современных людей характерна меркантильная ориента ция. Человек, стоящий на меркантильных позициях, не является ни продуктивным, ни рецептивным, ни эксплуататором, ни накопителем. Креативность уступает место принципам обмена товарами; рынок становится мерилом всех ценностей. По мне нию Фромма, рынок делает из людей предмет торговли, предмет употребления. Фромм подчеркивает эту мысль и в качестве примера приводит широко распростра ненный оборот речи, который часто используется, чтобы выразить несогласие с тем или иным мнением: «Das kaufe ich Ihnen nicht ab»2.
Мне кажется, что этот пример свидетельствует о некотором догматизме Фром ма. Фраза «Das kaufe ich'Ihnen nicht ab» точно так же может быть указанием на то, что данное мнение мало что значит. Поэтому в такой экономической метафоре не обязательно усматривать выражение чисто меркантильной ориентации. Если пред ставить, что несогласие с высказыванием выражалось бы в зрительных, тактильных или слуховых метафорах, то вместо «Das kaufe ich Ihnen nicht ab» можно было бы сказать «Das stinkt nach Fisch» («Это дурно пахнет»), «Das wьrde ich nicht einma mit Handschuhen anfassen» («Я бы не дотронулся до этого и в перчатках») или «Das hцrt sich nicht gut an» («Это нехорошо звучит»). Если я правильно их понимаю, то эти три последних оборота речи имплицитно содержат в себе ту же мысль, что и первое высказывание, но они не являются меркантильными. Тем самым я хочу сказать, что Фромм вкладывает в эту метафору слишком большое значение, которое не соответствует ее содержанию.
Фромм определяет ориентированного на эксплуатацию индивида как человека, чувствующего себя неспособным «производить» себя самого. Такой человек испы тывает потребность забирать что-либо у других. Он обречен грабить и воровать. Фромм усматривает в этом каннибальскую установку и считает, что воровство, гра беж и каннибализм основываются на восприятии человеком своей тотальной импо тенции. Иными словами, это означает, что непродуктивный человек обречен вести дегуманизированное существование и эксплуатировать других. Тем самым он пред ставляет собой опасность для окружающих людей. Рецептивный и накапливающий характеры являются вариациями на эту же тему. Они неспособны пожинать плоды своего собственного труда. Рецептивный тип ожидает, что его будут кормить и о нем будут заботиться другие. Он является услужливым льстецом, потерявшим свою иден тичность в результате утраты способности трудиться и быть продуктивным. Накап ливающий тип «сидит на своем скарбе» и пытается закрыться от внешнего мира, чтобы не делиться с другими.
Разработанная Фроммом типология характеров дает нам некоторые интересные указания, хотя, как мне кажется, из-за чрезмерного акцента на работе и продуктив ности как панацее от всех бед человечества она является слишком односторонней. В ней ничего не говорится о том, каким образом индивид теряет свои человеческие корни. Кроме того, мне представляется, что Фромм делает общество единственным козлом отпущения, ответственным за отчуждение индивида от своих имманентных гуманистических качеств. Я думаю, что на вора, грабителя или каннибала нельзя на вешивать ярлык монстра или некрофильского каннибала, такого, как Гитлер, просто из-за того, что данный человек убежден, будто не способен производить и удовлетво рять свои потребности собственными усилиями. Деструктивный бред и одержимость смертоубийством в любом случае являются кошмарными феноменами, идет ли речь о Нероне, главаре гангстеров Диллингере или Гитлере. В этом отношении ни психо анализ, ни анализ общественных структур до сих пор не внесли большой ясности. Анализ развития и условий жизни Гитлера, который пытается провести Фромм в своей книге «Анатомия человеческой деструктивности» (1973), не дает нам объяс нения того, каким образом Гитлер стал одной из самых зловещих фигур в истории. Приходится чуть ли не верить в идею случайной мутации, приведшей к появлению на свет в облике человека совершенно дегуманизированного преступника. Наши современные психологические и социологические теории не дают нам убедительно го объяснения того, по какому закону причины и следствия возникает деструктив ная личность. Насколько я понимаю теорию Фромма, у человека есть выбор между утверждением жизни и деструктивностью, причем структура современного обще ства такова, что подталкивает его занять скорее негативную позицию. Из этого мож но сделать вывод, что общество, проявляющее к индивиду настоящее уважение, то есть общество, в котором нет экономической эксплуатации и базисные установ ки которого определяются любовью и разумом, должно быть избавлено от преступ ников, нелюдей-диктаторов и агрессивных эксплуататоров.
Адольф Гитлер, клинический случай некрофилии
Как уже упоминалось, Фромм представил детальный психобиографический анализ характера Гитлера. При этом он ссылается на психоаналитические исследо вания, которые опубликовали в своих книгах о Гитлере В. К. Лангер (Langer 1973) и Ж. Броссе (Brosse 1972). Фромм находит у Лангера несколько интересных мест, но все же считает его ортодоксальную, строго фрейдианскую концепцию ошибоч ной. Гипотеза Лангера о том, что ядерной проблемой формирования аномального характера Гитлера является гипертрофированный эдипов комплекс, представляется неубедительной. А интерпретация Броссе — главной бессознательной побуждаю щей силой Гитлера является его желание убивать, направленное не только на отца, но и прежде всего на «фаллическую мать», — по мнению Фромма, принадлежит к разряду тех, что создали психоанализу плохую репутацию.
Фромм, однако, приводит и другие источники, прежде всего личные высказыва ния Альберта Шпейера. Далее я хотел бы вкратце изложить содержание главы о Гит лере в книге Фромма. Глава начинается с утверждения, что родители Гитлера в це лом были стабильными, благожелательными и недеструктивными людьми. Фромм описывает мать Гитлера как женщину, которая безумно любила своего сына и обе регала его, словно зеницу ока, по крайней мере первые пять лет его жизни, пока не родилась сестра. Тем не менее Фромм предполагает, что «фиксация на матери» у Гитлера не характеризовалась ни любовью, ни теплыми чувствами. Мы узнаем, что смерть отца, когда Гитлеру было 14 лет, не произвела на него особого впечатле ния. Через четыре года от рака умерла мать, и Гитлер ухаживал за ней на протяже нии трех последних недель ее жизни. Однако Фромм твердо убежден, что Гитлер не испытывал к своей матери ни любви, ни нежности. Он также считает, что «быть свободным» означало для Гитлера — «быть свободным от реальности».
Уже в юности Гитлер потерпел ряд неудач. В реальной школе он был посредст венным учеником, склонным грезить о том, что является великим архитектором, композитором и политиком. В 21 год Гитлер был человеком без четких направлений в жизни, авантюристом и актером с крайне выраженными нарциссическими черта ми. После нескольких поражений он все больше и больше обращался к занятиям, в основе которых лежали компенсаторные представления о своем величии.
Фромм дает продуманную и понятную картину характера Гитлера. Однако нигде я не смог найти указания на то, в чем заключаются причины злокачественного бреда Гитлера. Черствость по отношению к любящей матери, отвержение авторитарного отца, постоянные неудачи, грандиозные идеи и деструктивная деятельность не явля ются чем-то новым для большинства практикующих психиатров. Все эти факторы могут стать причиной возникновения множества разных проблем, ни в чем даже отда ленно не напоминающих структуру характера Гитлера.
Фромм не ставил своей задачей проведение тщательного психобиографического анализа, чтобы показать нам дьявола в человеке. Он со всей определенностью гово рит, что было бы наивно предполагать, будто злые люди — это «черти с рогами». Фромм совершенно правильно отмечает, что научную объективность необходимо сохранять даже при анализе такой фигуры, как Гитлер. Правда, непонятно, каким образом портрет Гитлера способен помочь нам понять характеры меньшего ка либра или великих деструкторов, если они пока еще не достигли уровня Гитлера. Тем не менее я считаю попытку Фромма понять злое в человеке еще в стадии станов ления очень важной, даже если в его подходе обнаруживаются серьезные недостатки.
Терапевтические рассуждения
До сих пор у Фромма нет какого-либо систематического описания своего тера певтического подхода. Общая его установка указывает на то, что он считает необхо димым развивать у человека индивидуации, уважения к себе, независимости, любви, разума и креативности, и вряд ли кто-либо может возразить против таких ценных и достойных целей. Как и Маркс, Фромм говорит об угрозе отчуждения, и вместе с Фрейдом он убежден в освобождающей силе правды и искренности. Фромм под черкивает ценность труда и необходимость быть самим собой. В психоанализе он видит эффективное средство для развития духа, человечности и до известной степе ни героизма как противоядия от общественной эрозии человеческих ценностей. В терапевтических представлениях Фромма особое внимание уделяется жизне утверждающей позиции и необходимости быть начеку в отношении некрофильских влияний. Он совершенно определенно объясняет нам, каковы предпосылки станов ления хорошего человека, но не предлагает клинического метода, который бы позво лил достичь этой цели. Для того, кто не очень хорошо знаком с терапевтическим подходом Фромма, существует опасность впасть в авторитарность, догматизм и мо рализаторство. Фромм убежден, что никто не может «спасти» своих ближних, при нимая за них принципиальные решения. Однако он твердо верит, что искренняя конфронтация с подлинными возможностями жизни может пробудить скрытые силы человека. В этом смысле человеку нужно помочь принять позицию «за жизнь» и «против смерти». Вместе с тем эта конфронтация должна происходить в духе люб ви и разума — без иллюзий и без сентиментальности. В того, кто не может принять решения «за жизнь» при таких условиях, никто — согласно Фромму — не в силах вдохнуть жизнь.
Фромм — строгий поборник соблюдения моральных императивов. По его мнению, человек лишь в редких исключительных случаях рождается святым или преступником.
Каждый человек репрезентирует человечество, его развитие представляет собой про цесс постоянного стремления, пробуждения и становления. Задача человека заклю чается в том, чтобы покончить с иллюзиями, которые, помимо всего прочего, его парализуют и порабощают.
Фромм высказывает опасения относительно будущего человечества и психоана лиза. Он говорит о «кризисе психоанализа», конформистских тенденциях. Особенно критически он высказывается о психологии Я, в методах которой он усматривает помеху и преграду человеческому развитию. Он считает, что психология Я лишает психоанализ его радикального гуманизма. По его мнению, психоанализ служит ду ховному пробуждению человека, способствуя обретению им свободы и независимо сти от личного и общественного принуждения.
Он негативно высказывается о филистерстве современного психоанализа и пре вращении его в рыночный товар как замены религии, философии и политического самоутверждения. Он опасается, что психоанализ может превратиться в успокои тельное средство, которое оказывает притупляющее воздействие с точки зрения обретения истинных ценностей, развития креативности и оригинальности и вос приятия нового опыта. В результате психоанализ утрачивает жизнеспособность и закрывает глаза на необходимость изменений.
Заключительные замечания
Эрих Фромм выступает в качестве критика современного общества, а также со временного психоанализа, в возрастающем приспособлении которого к обществен ным тенденциям он видит большую опасность. Взгляд Фромма на будущее человека и будущее психоанализа не является оптимистическим. Он озабочен прежде всего внушающим тревогу выхолащиванием человеческих ценностей и возрастающей за висимостью от чуждых Я, дегуманизированных объектных отношений. Он выводит свою концепцию современного человека из идеологии постоянной борьбы между силами света и тьмы, отчаянной борьбы за спасение человеческой души, как это опи сано в «Фаусте», и вечной борьбы между Христом и Антихристом. Эта идеология звучит рефреном во всех трудах Фромма. Многие его комментарии пронизаны дог матическим морализмом. Он постоянно подчеркивает экзистенциальную дилемму. С одной стороны, человек одинок и изолирован и все время находится в поиске свя зей с другими людьми и в поиске идентичности. С другой стороны, в своем стремле нии к продуктивности и креативности он все больше чувствует помеху из-за мето дов производства, которые навязывает ему общество. В модели Фромма, в отличие от модели Фрейда, человек имеет возможность выбора. Согласно Фромму, формиро вание характера — это не результат незыблемых инстинктивных данностей, а след ствие определенного национального типа, который в свою очередь определяется ме тодами производства и формами потребления. Фромм видит угрожающую опасность в том, что деструктивность может взять верх над агрессией. По его мнению, агрессия является приобретенной и желательной реакцией в ответ на угрозу собственной интеграции, то есть на угрозу собственным жизненным интересам и благополучию окружающих людей. Он ссылается здесь на канонический закон, согласно которому борьба, бегство и замешательство являются врожденными биологическими реф лексами на опасность, исходящую извне. И наоборот, деструктивность не дана челове ку природой. Она представляет собой социокультурный артефакт, не служащий це лям выживания. Некрофилия, по Фромму, ?— это приобретенный процесс дегуманизации, целые которого является не жизнь, а смерть. Деструктивность следует считать неинстинктивным проявлением характера, которое потенциально поддается излечению. Фромм приводит целый ряд примеров, в которых берут верх некро фильские силы. Однако, похоже, он не способен дать приемлемого объяснения тому, почему некоторые люди становятся жертвами коррупции и эрозии общества, то гда как другие остаются по отношению к ним в целом иммунными. Ни в одном сочи нении Фромма я не нашел также указаний на то, что может сделать индивид, проти водействуя своим некрофильским тенденциям, или каким образом он может сформировать более позитивную жизненную установку.
Гуманистическую психологию Фромма можно рассматривать как альтернативу детерминизму, биологизму и бихевиоризму. Его концепция человека выходит за рам ки Марксовой теории отчуждения и пессимистических представлений Фрейда, ори ентированных на теорию влечений. Человек необязательно уступает биологическим и общественным данностям; возможно и обратное. Фромм видит в психологии нау ку о человеке, сущность которого определяется свободой, любовью и разумом. Чело век способен освободиться от цепей иллюзии. Он занимает героическую позицию, говоря «да» жизни, любви и разуму и активно противодействуя смерти.
В сочинениях Фромма чувствуется благородство, но в своей идеалистической позиции он склоняется к пессимизму. По форме представления своих теорий Фромм напоминает библейского пророка, а это в нашем современном мире вызывает уди вительные переживания. Идеи Фромма достойны того, чтобы к ним прислушаться, а его сострадание к людям заслуживает всяческого уважения.
Фромм является социальным философом, верой которого в истинные ценности можно только восхищаться. Как у клинициста и новатора в области психоанализа у него есть свои слабые стороны, которые главным образом связаны с его догматиче ским морализмом и недостаточно тщательным учетом клинических данных.
РЕЗЮМЕ
Мы подошли к концу статьи, посвященной Фромму, Хорни и Салливену, так на зываемым неофрейдистам. Я склонен согласиться с Фроммом, который утверждает, что различия между ними являются более выраженными, чем сходства. Этих трех аналитиков прежде всего объединяет отвержение ими теории либидо Фрейда, его биомеханистических представлений, постулируемого им детерминизма, а так же конкретизации им законов человеческой психики. Однако, если оставить в сто роне эти параллели, то следует отметить, что каждый из них развивал свои концеп ции совершенно по-разному.
Согласно гуманистической философии Фромма, ориентированной также на социо логию и историю, целью психоанализа, к которой необходимо стремиться, является радикальное изменение образа жизни человека. Для Фромма клинические симптомы и психопатология — проблемы второстепенные по сравнению с вопросами индиви дуации, свободы, любви и разума. В терапии, по существу, речь идет о том, чтобы поста вить человека перед выбором между жизнью и смертью, ибо в позитивном решении этого вопроса Фромм видит предпосылку продуктивной и творческой жизни, которая наполнена любовью. Он пытается разработать новую концепцию, согласно которой человек сам может справиться со своей изоляцией и не обязан испытывать страх перед свободой. О конформизме, приспособлении и готовности к компромиссам Фромм вы сказывается только с пренебрежением. Современную психологию Я он считает троян ским конем психоанализа и причиной фундаментального кризиса всей психоаналити ческой науки. И еще раз следует повторить, что в своих взглядах на будущее общества в целом и психоанализа в частности Фромм не является оптимистом
При обсуждении психических стремлений, нежности и влечений Карен Хорни исходила из холистических представлений и тем самым пошла по стопам Адлера. Наряду с другими важными аспектами в системе Фрейда она прежде всего крити ковала его тенденцию рассматривать психопатологию без учета особенностей нев ротической личности в целом. Несмотря на то, что ею был разработан ряд прекрас ных концепций, таких, например, как концепции идеализированной Самости, порочного круга и др., Хорни необходимо упрекнуть в том, что она склонна к чрез мерным обобщениям, а ее формулировкам недостает глубины. Ее точка зрения, что именно родители ответственны за неврозы своих детей, попросту неприемлема Тем самым она оставляет в стороне врожденные качества, особенности темпера мента, интенциональность, влияние семьи и целый ряд других факторов. Ею не была разработана модель развития, которая подкрепляла бы ее теории, и это также следу ет расценивать как недостаток.
Хорни стоит на твердой почве, когда критикует биологический детерминизм Фрейда и подчеркивает социальные и экзистенциальные аспекты невроза. Не отри цая существования врожденных и конституциональных факторов, она все же под черкивает преобладание приобретенного поведения над врожденным. При этом, на мой взгляд, она придает слишком большое значение враждебным влияниям внеш ней среды в качестве главной причины невротического поведения. В своем терапев тическом подходе она уделяла основное внимание ряду факторов, которые способ ствуют обретению чувства ответственности, развитию спонтанности, внутренней независимости и искренности.
Несмотря на недостаток самодисциплины и ясности формулировок, Хорни, без сомнения, углубила наше понимание невротической личности. Тем не менее в своих теориях она не дала четкого определения сущности развития, нозологии и дезадаптации, а также не показала потенциальных возможностей терапии.
Оценку творчества Салливена в данном контексте я оставил напоследок, посколь ку мои симпатии, безусловно, принадлежат ему. Среди представителей данного «трио» он был единственным коренным американцем, и этот факт имеет немалое значение, если иметь в виду, что данная группа аналитиков прославилась как раз сво ей культуралистской направленностью. Пожалуй, после Фрейда Салливен был пер вым, кто предпринял действительную попытку систематически оценить основные принципы психоанализа и психотерапии. Салливен энергично выступал за сближе ние социальных наук и психотерапии, которую он определял как область интерпер сональных отношений. Несмотря на некоторые очевидные недостатки, Салливен дал нам открытую систему, которую всегда можно перепроверить и верифицировать.
Но и сегодня значение Салливена для теории и практики психиатрии и психоана лиза по-прежнему недооценивается. Несомненно, это был выдающийся ум, намного опередивший свое время. Как уважительно высказался Натан Аккерман, разработка Салливеном принципов групповой и семейной терапии является образцом для дру гих. Салливен занимался многими проблемами — от определенных аспектов психоло гии Я до объектных отношений, и он был одним из первых, кто обратил внимание на психологическое значение лингвистики и коммуникации. Я совершенно уверен, что Салливен как новатор и выдающийся творческий мыслитель займет подобающее место в истории, которое по своему значению уступает только месту Фрейда.
По-прежнему господствует широко распространенное ошибочное мнение, будто Салливен своим интерперсональным подходом хотел избежать соприкосно-' вения с индивидом и его внутренней жизнью. Кроме того, его неправильно упрека ют в том, будто он сводил всю область психоаналитического исследования к вопро су выживания и ограничивался рассмотрением прагматических аспектов жизни. Я воспринимаю это как ошибочную оценку человека, тонко чувствовавшего других и создавшего концепцию иерархии терапевтических целей. По этим же причинам Я считаю неприемлемым говорить про Салливена: «Он был выдающимся мыслите лем, несмотря на свои шизофренические расстройства». Подобная оценка не соот ветствует ни личности Салливена, ни его труду.
В заключение я хотел бы еще раз выразить твердое убеждение в том, что психо анализ должен выйти за рамки индивидуального вклада аналитиков в его специ альную область, каким бы выдающимся, новым и образцовым этот вклад ни был. Ибо основная цель психоанализа заключается в нахождении все более благоприят ных возможностей для понимания многочисленных человеческих страданий и пси хических расстройств, а также умения эффективно с ними бороться.
ПРИМЕЧАНИЯ
' Данная статья была написана еще до смер- 2 Буквально: «Я этого у вас не куплю», здесь ти Фромма (1980). — Примечание перевод- подразумевается «Я с вами не согласен», «Я так чика. не думаю». — Примечание переводчика.
НАИБОЛЕЕ ВАЖНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ КАРЕН ХОРНИ В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1915: Ein kasuistischer Beitrag zur Frage der traumatischen Psychosen. Berin: H. Bode, 1—34
1917: Die Technik der psychoanaytischen Therapie. Zeitschr. fьr Sexuawissenschaft, 4, 185—191
1923: Zur Genese des weibichen Kastrations kompexes. Internat. Zeitschr. fьr Psycho anayse, 9, 12-26
1926a: Gehemmte Weibichkeit. Psychoanayti scher Beitrag zum Probem der Frigiditдt. Zeitschr. fьr Sexuawissenschaft, 13, 67—77
1926b: Fucht aus der Weibichkeit. Internat. Zeitschr. fьr Psychoanayse, 12, 360-374
1927a: Diskussion der Laienanayse. Internat.
Zeitschr. fьr Psychoanayse, 13, 101-107 1927b: Der Mдnnichkeitskompex der Frau.
Archiv fьr Frauenkunde, 13, 141 — 154
1927c: Die monogame Forderung. Internat. Zeitschr. fьr Psychoanayse, 13,397-409
1927d: Psychische Eignung und Nichteignung zur Ehe. In: M. Marcuse (Fg.): Ein bioogisches Ehebuch. Berin, Kцn: A. Marcus und E. Weher Verag, 192-203
1927e: Ьber die psychischen Bestimmungen der Gattenwah. In: Ein bioogisches Ehebuch. 470-480
19271": Ьber die psychischen Wurzen einiger ty pischen Ehekonfiktc. In: Ein bioogisches Ehe buch. 481-491
1928: The probem of the Monogamous Idea. In ternationa Journa of Psycho-Anavsis, 9, 318-331
1930a: Die spezifische Probematik der Zwangs neurose im Lichte der Psychoanayse. Archiv fьr Psychiatrie, 91,597-601
1930b: Das MiЯtrauen zwischen den Geschech tern. Psychoanaytische Bewegung, 2, 521-537
1931a: Der Kampf in der Kutur. Einige Gedanken und Bedenken zu Freuds Todestrieb und Des truktionstrieb. In: Das Probem der Kutur und die дrztiche Psychoogie. Vortrдge des Instituts fьr Geschichte der Medizin, Leipzig, 4, 105—118
1931b: Die prдmenstrueen Verstimmungen. Zeitschr. fьr psychoanaytische Pдdagogik, 5, 1—7
1932a: Zur Probematik der Ehe. Psychoanay tische Bewegung, 4, 212-223
1932b: Die Angst vorder Frau. Ьber einen spezifis chen Unterschied in der mдnnichen und weibi chen Angst vordem anderen Geschecht. Inter nat. Zeitschr. fьr Psychoanayse, 18, 5—18
1932c: Can You Take a Stand? Journa of Adut Education, 11, 129-132
1933a: Die Vereugnung der Vagina. Ein Beitrag zur Frage der spezifisch weibichen Genita angst. Internat. Zeitschr. fьr Psychoanayse, 19, 372-384
1933b: Psychogenic Factors in Functiona Femae Disorders. American Journa of Obstetrics and Gynecoogy, 25, 694-703
1933c: Materna Conficts. American Journa of Orthopsychiatry, 3, 455-463
1934a: The Overevauation of Love. A Study of a Common Present-Day Feminine Type. Psycho-anayic Quartery, 3, 605-638
1934b: Concepts and Misconcepts of the Anaytic Method. Archives of Neuroogy and Psychiatry, 32,880-883
1934c: Restricted Appications of Psychoanaysis to Socia Work. The Famiy, 15, 169-172
1935a: Personaity Changes in Femae Adoescents. American Journa of Orthopsychiatry, 5, 19—26
1935b: Conceptions and Misconceptions of the Anaytica Method. Journa of Nervous and Menta Disease, 81, 399-410
1935c: On Difficuties in Deaing with the Trans ference. News-Letter of American Association of Psychiatric Socia Workers, 5, 1 — 12
1936a: The Probem of the Negative Therapeutic Reaction. Psychoanaytic Quartery, 5. 29—44
1936b: Cuture and Neurosis. American Socioogi ca Review, 1,221-235
1937a: The Neurotic Personaity of Our Time. New York: Norton. Па немецком языке: Der neuro tische Mensch unserer Zeit. Stuttgart: Gustav Kьpper 1951 und in: "Geist und Psyche", Bd. 2002. Mьnchen: Kinder 1964
1937b: Das Neurotische Liebesbcdьrtnis. Zentra batt fьr Psychotherapie, 10, 69-82
1939: New Ways in Psychoanaysis. New York: Norton. На немецком языке: Neue Wege in der Psychoanayse. Stuttgart: Gustav Kьpper 1951 und in: "Geist und Psyche", Bd. 2090. Mьnchen: Kinder 1973
1941: Letter to the Members of the American Psy choanaytic Association by Five Resigning Members of the New York Psychoanaytic Soci ety. Signed by Harmon S. Ephron, Karen Hor-ney, Sarah R. Keman, Bernard S. Robbins, Cara Thompson. Reprinted in American Journa of Psychoanaysis, 1, 9—10
1942a: Sef Anaysis. New York: Norton. На немец ком языке: Sebstanayse. "Geist und Psyche", Bd. 2119. Mьnchen: Khider 1974
1942b: Psychiatrist-Socia Worker Interreationship: American Journa of Psychiatry, 98,504-508
1945: Our Inner Conficts. New York: Norton. Ha немецком языке: Unsere inneren Konfikte.
Stugart: Gustav Kьpper 1954 und in: "Geist und Psyche", Bd. 2104. Mьnchen: Kinder 1973 1946a: Arc You Considering Psychoanaysis? Ed ited by К. Hofney. New York: Norton
1946b: The Future of Psychoanaysis. Contribution to a Symposium. American Journa of Psycho anaysis, 6, 66—67
1947a: Inhibitions in Work. American Journa of Psychoanaysis, 7,18—25
1947b: Maturity and the Individua. Contribution to a Symposium. American Journa of Psycho anaysis, 7, 85-87
1948: The Vaue of Vindictiveness. American Jour na of Psychoanaysis, 8, 3—12
1950a: Neurosis and Human Growth. New York: Norton. На немецком языке: Neurose und menschiches Wachstum. "Geist und Psyche", Bd. 2143. Mьnchen: Kinder 1975
1950b: A Moraity of Evoution. American Journa of Psychoanaysis, 10, 3
1950c: Finding the Rea Sef. Foreword to a Let ter. American Journa of Psychoanaysis, 10, 64-65
1950d: The Search for Gory. Pastora Psychoogy, 1, 13-20
1950e: Psychoanaysis and Mora Vaues. Contri bution to a Symposium. American Journa of Psychoanaysis, 10, 64—65
1950f: Neurotic Disturbances in Work. American Journa of Psychoanaysis, 10,80
1950g: Was tut eigentich der Psychoanaytiker? Psyche, 4, 1-110
1951a: Tenth Anniversary Address. The Asso ciation for the Advancement of Psychoana ysis. American Journa of Psychoanaysis, 11, 3-4
1951b: On Feeing Abused. American Journa of Psychoanaysis, 11, 5—12
1951c: The Individua and Therapy. Contribution to a Symposium. American Journa of Psycho anaysis, 11, 54—55
195Id: Ziee der anaytischen Therapie (Goas of Anaytic Therapy). Psyche, 7, 463—472
1952a: The Paucity of Inner Experiences. Ameri can Journa of Psychoanaysis, 12, 3—9
1952b: Symposium. American Journa of Psycho anaysis, 12,80-81
1952c: Human Nature Can Change. Contribution to a Symposium. American Journa of Psycho anaysis, 12,67-68
НАИБОЛЕЕ ВАЖНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ГАРРИ С. САЛЛИВЕНА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1940а: Conceptions of Modern Psychiatry. New
York: Norton 1940b: Cinica Studies in Psychiatry. New York:
Norton
1953: The Interpersona Theory of Psychiatry. New
York: Norton 1954: The Psychiatric Interview. New York: Norton
1962: Schizophrenia as a Human Process. New York. Книга содержит опубликованные в разных журналах, а также некоторые неопубликован ные статьи, написанные в 1924—1935 году.
1964: The Fusion of Psychiatric and Socia Science. New York. Книга содержит статьи, написан ные в 1924-1949 году, а также некоторые ра боты, впервые опубликованные только после смерти Салливена.
1971: Persona Psychopathoogy. New York: Nor ton & Co.
Практически полную библиографию можно найти в: Rattner J., Psychoogie der zwischen menschichen Beziehungen. Цten, Freiburg: Water 1969
НАИБОЛЕЕ ВАЖНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ЭРИХА ФРОММА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ
1930: Das Christusdogma und andere Essays. Mьnchen 1955
1931: Poitik und Psychoanayse. Psychoana ytische Bewegung, 3, 440—447
1935: Die geseschaftiche Bedingtheit der psycho anaytischen Therapie. Zeitschrift fьr Soziafors chung, 4, 365-397
1936: Studien ьber Autoritдt und Famiie. Hg. M. Horkheimer, Paris
1941: Escape from Freedom. New York: Farrar & Rinehart. На немецком языке: Die Furcht vor der Freiheit. Frankfurt/M.: Europ. Veragsans tat 1973
1947: Man for Fimsef: An Inquiry into the Psyho-ogy of Ethics. New York: Rinehart & Co. На не мецком языке: Psychoanayse und Ethik. Zьr ich: Diana 1954
1950: Psychoanaysis and Reigion. New Ha ven: Yae Univ. Press. На немецком языке: Psychoanayse und Reigion. Zьrich: Diana 1966
1951: The Forgotten Language: An Introduction to the Understanding of Dreams, Fairy Taes and Myths. New York: Rinehart & Co. На немецком языке: Mдrchen, Mythen, Trдume. Zьrich: Diana 1956
1955: The Sane Society. New York: Rinehart & Co. На немецком языке: Der moderne Mensch und seine Zukunft. Frankfurt/M.: Europ. Veragsans tat 1972
1956: The Art of Loving. New York: Harper & Bros. На немецком языке: Die Kunst des Liebens. Ustein-Taschenbuch
1959: Sigmund Freud's Mission. New York: Farper & Bros. Па немецком языке: Sigmund Freuds Sendung. Berin 1961. Ustein-Taschenbuch
1960: Zen Buddhism and Psychoanaysis (mit D. T. Suzuki u. R. de Martino). New York: Harper & Row, На немецком языке: Zen-Buddhismus und Psychoanayse. Frankfurt/M.: Suhrkanip 1972
1961a: Marx's Concept of Man. New York: Frede rick Ungar Pubishing & Co. На немецком язы ке: Das Menschenbid bei Marx. Frankfurt/M.: Europ. Veragsanstat 1972
1961b: May Man Prevai. Garden City, New York: Doubeday & Co.
1962: Beyond the Chains of Iusion. New York: Simon & Schuster. На немецком языке: Jenseits der Iusionen. Zьrich: Diana 1967
1964: The Heart of Man. New York: Harper & Row. На немецком языке: Das Menschiche in uns. Zьrich: Diana 1968
1965: Sociaist Humanism (ed.). Garden City. New York: Doubeday & Co.
1966: You Sha Be as Gods. New York: Hot, Rinehart & Winston. На немецком языке: Die Herausforderung Gottes und des Menschen. Zьrich: Diana 1970
1968a: The Revoution of Hope. New York: Harper & Row 1968. На немецком языке: Die Revou tion der Hoffnung fьr eine humanisierte Technik. Stuttgart: Kett 1971
1968b: The Nature of Man (Co-ed. mit Ramon Xirar). New York:Macmian & Co., Probems of Phiosophy Series
1970:The Crisis of Psychoanaysis. Essays on Freud, Marx and Socia Psychoogy. New York: Hot, Rinehart & Winston. На немецком язы ке: Die Krise der Psychoanayse. In: Anaytische Soziapsychoogie und Geseschaftstheoric. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1971
1970: (и соавторстве с Майклом Маккоби) So cia Character in a Mexican Viage. Engewood Ciffs/New York: Prentice-Ha
1973: The Anatomy of Human Dcsructiveness. Hot, Rinehart & Winston. На немецком язы ке: Anatomie der menschichen Destruktivitдt. Stuttgart: dva 1974
1975: Aggression und Charakter. Ein Gesprдch. Zьrich: Die Arche
1976: To have or to be. New York, London: Harper & Row. На немецком языке: Haben oder Sein. Stut tgart: На немецком языке: Veragsanstat 1976
ЛИТЕРАТУРА
Adorno, Th. W.: Die revidierte Psychoanayse. In: Horkheimer/Adorno: Socioogica II. Frankfurt/ M.: Suhrkamp 1962
Bertaanffy, L. v.: Genera System Theory and Psychiatry. In: S. Arieti (ed.): The American Handbook of Psychiatry. III. New York: Basic Books 1966,705-721
Bitsten, D. R.:The Socia Theories of Harry Stack Suivan. New York: Wiian-Frederick Press 1953
Bridcman, P. W.: The Logic of Modern Physics. New York 1927
Chrzanowski, G: What is Psychotherapy? The viewpoint of the Suivan Schoo. Annas of Psy chotherapy, I, 1959,31-36
A Presentation of the Basic Practica Features in the Appication of the Psychoanaytic Met hod. In: P. H. Foch, J. Zubin (eds.): Current Ap proaches to Psychoanaysis. New York: Grune & Siraton 1960 a
Termination in Psychoanaysis: Goas and Tech nica Principes Evoving from Suivanian Con ceptions. American Journa of Psychotherapy, 14, 1960 b
The Impact of Interpersona Concepts on Psy choanaytic Technique. In: G. Chrzanowski, A. Heig-Evers, L. Sandmann, W. Schwiddcr, A. J. Westerman Hostijn (Hg.): Progress of Psychoanaysis (Fortschritte der Psychoanayse. Int. Jahrbuch.) Bd. I. Gцttingen: Hogrefe 1964
Discussion of the concept of stress. Zeitschr. f. Psychosom. Medizin, 4, 1965
The Independent Roots of Ego Psychoogy and their Therapeutic Impications. Science and Psy choanaysis, 11, 1967
Einige Grundpositionen der Interpersoneen Theorie. Zeitschr. f. Psychosom. Medizin, 1968 Impications of Interpersona Theory. In: К. G. Wnenberg (ed.): Interpersona Exporations in Psychoanaysis. New York: Basic Books 1973
Cohen, M. B. (ed.): Advnces in Psychiatry. New York: Norton 1959
Detfurth, H. v. (Hg.): Aspekte der Angst. Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2086. Mьnchen: Kinder 1972
Eckakdt, M. H.: L'Chayim. Contemporary Psycho anaysis, 9,1972,106-111
Evans, R. I.: Diaogue with Erich Fromm. New York: Harper and Row 1966
Ford, D. H., Urban, H. В.: Systems of Psycho therapy. New York: John Wiey & Sons 1963
Freud, S.: Voresungen zur Einfьhrung in die Psychoanayse. Tei 2. Die Angst (1916-1917). G. W. XI
Hemmung, Symptom und Angst (1926). G. W. XIV
Godstein, K.: Human Nature in the Light of Psychopathoogie. Garn. Mass.: Havard Univ. Press 1940
Green, M. R. (ed.): Interpersona Psychoanaysis:
The Seected Papers of Cara Thompson. New
York: Basic Books 1964 Ha, C. S., LinDZEY, G: Theories of Personaity.
New York: John Wiey & Sons 1957 Jacobson, E.: Suivan's Interpersona Theory of
Psychiatry. Journa of American Psa.-Assoc.,
1955, 149-156
Keman, H.: Heping Peope: Karen Horney's Psy choanaytic Approach. New York: Science House 1971
Landis, В., Tauber, E. S. (eds.): In the Name of Life: Essays in the Honor of Erich Fromm. New York: Hot, Rinehart and Winston 1971
Langer. W. G: The Mind of Adof Hiter. London: Harper & Row 1973
muah y, P.: Oedipus Myth and Compex. New York: Hermitage Press 1948
The Contributions of Harry Stack Suivan. New York: Science House 1969
Psychoanaysis and Interpersona Psychiatry. New York: Science House 1970
Munroe, R.: Schoos of Psychoanaytic Thought. Dryden Press 1955
Nee, A. F.: Theories of Psychoogy: A Ffandbook. Cambridge/Mass.: Schenkman 1969. На немец ком языке: Handbuch der psychoogischen Theorien. Mьnchen: Kinder 1974
RATTNER, J.: Psychoogie der zwischenmen schichen Beziehungen. Eine Einfьhrung in die neopsychoanaytische Soziapsychoogie von H. S. Suivan. Цten, Freiburg: Water 1969
Rioch.J.: A Study of Interpersona Reations. In: P. Muahy (ed.): A Study of Interpersona Rea tions. New York: Hermitage Press 1949
Sazman, L.: Harry Stack Suivan. In: A. M. Freidman, H. I. Kapan (cds.): Comprehensive Textbook of Psychiatry. Batimore: Wiiams & Wikins 1967
Schiim an, H. J.: Radica Counterpoint of Prag matic Craft. Contemporary Psychoanaysis, 9, 1972,94-105
Thompson, С: Suivan and Psychoanaysis. In: R Muahy (ed.): The Contributions of Harry Sack Suivan. New York: Hermitage Press 1952 101-116
Harry Stuck Suivan, the Man. Psychiatry 12 1949,435-4:17
Wiegand, R.: Geseschaft und Charakter. Sozioo gische Impikationen der Neopsychoanayse. Reihe "Geist und Psyche", Bd. 2098. Mьnchen: Kindcr 1973
Witenberg, E., Rioch, J., Mazer, M.: The Interper sona and Cutura Approaches. In: S. Ariei (ed.): The American Handbook of Psychiatry. II. New York: Basic Books 1959, 1417-1431
Woi.man, B.B.: Contemporary Theories and Sys tems in Psychiatry. Harper and Brothers 1960
Wyss, D.: Die tiefenpsychoogischen Schuen von den Anfдngen bis zur Gegenwart. Gцttingen: Vandenhoeck & Ruprecht 1961
ПРИЛОЖЕНИЕ
АВТОРЫ
Адаме Эдвард 1С, доктор мед. Род. в 1919 г. в Окленде (Калифорния). После обуче ния психиатрии (1945-1948) и работы в Фонде Меннингера в Топеке (Канзас, 1948—1949), а также обучения психоана лизу (1946—1952) в Институте психоана лиза в Сан-Франциско занимался психо аналитической практикой. Преподавал психиатрию и психоанализ в Калифор нийском университете (1952—1958), с1953 г. — в мемориальном госпитале Геррика (Беркли, Калифорния). Член Аме риканской психоаналитической ассоциа ции и Международной психоаналитиче ской ассоциации.
Бессер Роланд, доктор мед. Род. в 1949 г. в Висбадене. С 1975 г. научный сотруд ник Неврологической клиники при уни верситете г. Майнца.
Бюнтиг Вольф Э., доктор мед. Род. в 1937 г. в Бреславле. С 1971 г. занимался психо терапевтической практикой в Мюнхене, с 1973 г. доцент Мюнхенского кружка обучения психотерапии при Академии психоанализа. Основатель и руководи тель Центра индивидуальной и социаль ной терапии в Пенцберге и Мюнхене.
Вальдхорн Герберт Ф., доктор мед. Род. в 1919 г. в Нью-Йорке. После учебы в Колумбийском университете в Нью-Йорке и в Медицинской школе при Нью-Йоркском университете и после дующей работы врачом-психиатром с 1948 г. обучался психоанализу в Нью-Йоркском психоаналитическом инсти туте — совместно с Хайнцем Гартман-ном, Эрнстом Крисом и Рудольфом Лёвенштейном. С 1964 по 1967 г. секре тарь Американской психоаналитиче ской ассоциации. Занимался частной практикой в Нью-Йорке. Наряду с этим проводил учебный и контрольный ана лизы в Нью-Йоркском психоаналитиче ском институте, а также работал доцен том психоаналитической психотерапии в Медицинском центре Лонг-Айленда. Соиздатель ряда монографий исследова тельской группы Криса.
Ризенберг Рут, психоаналитик. Род. в 1929 г. в Польше. В 1935 г. эмигрирова ла в Чили. С 1947 по 1952 г., а также с 1958 по 1960 г. занималась научной дея тельностью в Чилийском университете, с 1956 по 1957 г. — в Тэвистокской кли нике (Лондон). Обучающий аналитик Чи лийского психоаналитического общества, с 1973 г. — Британского психоаналитиче ского общества; читала лекции по психо анализу в Испании, Аргентине и Венесу эле. В настоящее время живет в Лондоне.
Хан М. Масуд Р. Род. в 1924 г. в Индии. Изучал английскую литературу в Пенд жабе. Затем учился в Институте психо анализа в Лондоне у Джона Рикмана, Анны Фрейд и Д. В. Винникотта. Многие годы являлся редактором «Международ ного журнала психоанализа» и «Психо аналитической библиотеки». Автор мно гочисленных публикаций, в том числе «Загадка Самости» (Лондон, 1974).
Хоффмайстер Манон, дипломированный психолог. Род. в 1934 г. в Берлине. Изуча ла германистику, историю и психологию в Мюнхене. С 1975 г. работала психоло гом в Детской клинике при университе те Тюбингена. Обучалась психоанализу
в Немецком психоаналитическом объе динении.
Хржановский Герард, профессор, доктор мед. Род. в 1913 г. в Польше. Врач-психи атр. После обучения в Бургхёльцли (Цю рих) в 1940 г. эмигрировал в США; обу чающий аналитик и ассоциированный профессор клинической психиатрии в Институте Уильяма Алансона Уайта и в психоаналитическом отделении Нью-Йоркского медицинского колледжа.
Цандер Вольфганг, доктор мед. Род. в 1922 г. в Берг-Дивенове. Обучался психоанализу в Тифенбрунне и Мюнхе не. С 1972 г. руководитель Центра пси хосоматического консультирования при медицинской поликлинике Мюнхенско го университета; главный врач Институ та медицинской психологии и психоте рапии при Техническом мюнхенском университете. Доцент и обучающий ана литик Академии психоанализа в Мюнхе не. Председатель Немецкого психоана литического общества.
Цандер Эстер, доктор мед. Род. в 1922 г. в Берлине. Врач-терапевт. Обучалась психоанализу в Берлине и Тифенбрун не. В течение пяти лет руководила отде лением для подростков в больнице г. Ти-фенбрунн (Нижняя Саксония). После этого десять лет работала консультантом в области психосоматической медицины в поликлинике при Медицинском мюн хенском университете и один год в от делении психосоматической медицины и психотерапии. Несколько лет работа ла доцентом в Академии психоанализа и психотерапии (Мюнхен). Занималась частной практикой в Гаутинге (пригород Мюнхена). Член Немецкого психоанали тического объединения.
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Абрахам 4,10,36,85,86,134,
252,266,321,340, 360 Адам, Р. 349
Адлер, А. 7, 326, 349, 359,389 Айзеке, С. 92, 226 Айххсрн, А. 8, 9, 11, 12, 29, 179
Аккерман, Н. 389 Александер, Ф. 131, 343, 359, 380
Андреас-Саломе, Л. 1, 6—13,
24, 250 Балинт.А. 125,126,130,137,
142,143,145,157,174 Балинт, M. 125-, 300 Балинт, Э. 132,133,174 Барлингем, Д. 12-, 19, 20, 32 Баумейер, Ф. 349 Бах, Г. 349
Бейкер, Э. ф. 296, 300 Бекманн, M. 179 Бенедикт, Р. 179, 371 Бернайс, M. 1 Бернайс, Э. 1 Бернайс, Б. 1
Бернфельд, С. 8, 9, 276, 281 Бернштейн, Б. 28 Берталанфи, Л. 372 Бетльхейм, С. 57, 77 Бетгелгейм, Б. 366 Бибринг, Г. 8,15,17 Бибринг, Э. 8,179 Бион, У. Р. 139 БлеЙк, У. 188 Блос, П. 179
Боаделла, Д. 266, 270, 277,
281,287 Бойесен, Г. 300 Бойесен, М. Л. 300 Болдуин, Дж. М. 371 Бонапарт, М. 6 Бонди, Т. 339 Боннард, А. 18
Боулби, Дж. 20, 130, 144— 148
Брандт, Г. А. 349 Брентано, Ф. фон 309, 316 Бриджмен, П. у. 372 Брирли, М. 226 Броссе.Ж. 385 Бэйтсон, Г. 179 Вагнер вон Яаурегг, Й. 4, 57, 80
Вебер, М. 58 Вейсс, Э. 5, 307 Вельдер, Р. 8, 22, 56, 62 Вигманн, Г. 350 Винникотт, Д. В. 132, 139,
142, 148, 151, 166, 170,
171, 224-, 244 Вульф, Т. 266, 289 Ганди, М. К. 207- 211 Гартманн, Л. М. 55 Гартманн, М. 56 Гартманн, X. 4, 8, 15, 37, 42,
55-83,136,139,179,197,
202,216,230,240 Геккель, Э. 134 Германн, И. 126,142,145 Гёте, И. В. фон 228, 344, 362 Гитлер, А. 23,180, 208, 278280, 359, 385, 386 Гловер, Э. 15, 226, 227 Горький, М. 183,198 Гуссерль, Э. 58, 309,316 Данбар, Ф. 343 Данн, Г. 15 Данн, С. 15, 35 Джойс, Дж. 231 Джонс, К. 7
Джонс, Э. 7, 10, 11, 17, 85,
225, 226, 281 Джонсон, В. Э. 266 Дильтей, В. 58 Дитфурт, Г. 376 Дойч, X. 8, 11, 13, 179
Дюрк, Й. 339
Дюрссен, А. 174, 309, 311,
317,336, 349 Задгер, И. 8 Зайтц, К. 56 Зайфф, М. 333
Захс, Г. 125, 174, 179, 360, 380
Зельбманн, М. 349 Зильберер, X. 8 Иван Грозный 198 Ибсен, Г. 261
Йейтс, У. Б. 195, 200, 214, _ 215
Йекельс, Л. 8 Йорк, К. 18 Йорсвик, Э. 349 Калманович, Ж. 246 Канцер, M. 151 Кардинер, А. 360 Карзон, А. 19 Карплюс, Д. 57 Катан, А. 8
Каттьер, М. 286, 295, 300 Квинт, Г. 349 Келеман, С. 300 Кёлер, А. 349 Келман, Г. 366 Келман, С. 360 Кемпер, В. В. 306 Кемпф, Э. 371 Кинси, А. К. 266 Клагес, Л. 323 Клейн, Г. 60
Кляйн,М.9,11,12,26,27,31, 43, 47, 84-124, 131, 169, 170,225, 226, 245,252
Коллингсвуд, Р. Г. 203
Коулз, Р. 179
Кохут, X. 336
Краус, И. 282, 283
Кречмер, Э. 325
Крис, м. 8
Крис, Э. 8,15, 55, 60,63, 70,
73, 179,197 Криххауфф, Г. 349 Кронфсльд, А. 266 Куйят, Б. 349 Кули, X. Г. 371 Кюнкель, Ф. 352 Лавик-Гуделл, Дж. ван 133,
147, 148,154 Лампль-де Гроот, Ж. 8 Лангер, В. К. 385 Лёвенштейн, Р. М. 55, 57, 58,
63,71,72, 78,197,216 Леви, Д. 360, 371 Леви, К. 5
Левин, К. 179,336, 346,372 Леонардо да Винчи 211 Линдсей, Г. 366 Литтл, М. 132 Лобнер, X. 3 Лоренц, К. 216 Лоу, Б. 226 Лоуэн, А. 266, 296-Лох, В. 129,130,142 Лэйнг, Р. Д. 300 Люстман, С. Л. 24 Лютер, M. 203-, 208, 211 Малер, М. 140,143 Малиновски, Б. 276 Малларме, С. 231 Манро, Р. 365 Маркс, К. 380, 382, 386 Маркузе, Г. 282 Мастере, В. Г. 266 Мейер, А. 371 Менг, Г. 11,24, 40 Мид, Г.Х. 371 Мид, М. 179 Мильнер, М. 238 Мичерлих, А. 132 Мичерлих, М. 346 Миш, В. 283 Мозер, M. М. 80 Мозер, Т. 296 Момзен, Т. 56 Монтессори, M. M. 13 Мюллер, Л. Р. 283 Мюллер-Брауншвейг, А. 9,27 Мюррей, Г. 179 Нейл, А. С. 294, 296 Ницше, Ф. 7, 229, 251,318 Нунберг, Г. 4, 8, 12, 56, 62, 267
Оллендорф-Райх, Л. 259,289,
295, 300 Павлов, И. П. 314
Палмиер, Дж. М. 300-302 Панер, Г. 282 Пейн, С. 226 Перри, Г. С. 370 Персе, С. Ж. 250 Петр Великий 198 Пиаже, Ж. 72
Пиерракос, Дж. 297, 298, 300
Пикассо, П. 231 Планк, М. 374 Пфистер, О. 3,6,11 Радо, Ш. 57, 348 Райк, Т. 9
Райкрофт, Ч. 286, 300-302 Райх, А. 278
Райх, В. 8, 56, 259-300, 361 Райх, П. 296, 297 Ракнес, О. 286, 296, 300-302
Ранк, О. 6,8,13
Рапапорт, Д 60
Рафаэль, X. 276, 300-302
Ривьер, Дж. 92, 226
Риккман, Дж. 126, 225, 226
Рильке, Р. М. 7
Риманн, Ф. 316, 337, 342
Риттер, Дж. 296
Риттер, П. 290,296,300- 302
Ришави, М. 3
Роббинс, Б. 360
Розен, П. 2, 6, 8, 9
Рузвельт, Ф. Д. 361
Руссо, Ж.-Ж. 251
Рэнджелл, Л. 78, 79
Салливен, Г. С. 358—, 368—,
383,388, 390 Сандлер, Дж. 21 Сапир, Э. 371 Серсон, Дж. 179 Сешейе, М. 239 Сильверберг, В. 360 Синельников, К. 300—302 Сирлз, Г. Ф. 132 Смирнов, В. 225 Стейг, у". 365 Стивен, А. 226 Стивен, К. 226 Стрейчи, А. 226 Стрейчи, Дж. 226 Тарбер, Дж. 365 Толстой, Л. Н. 244 Томе, Г. 307
Томпсон, К. 358-, 368, 370, 380
Триллинг, Л. 228
Уайт, У. А. 369, 370, 371, 372
Урбан, Г. Б. 366 Фарадей, А. 372 Федерн, П. 8, 9, 40, 57, 316 342
Федерн, Э. 11,13-15 Фенихель, О. 8, 12, 26, 56
266, 276, 286 Ференци, Ш. 10, 84-, 125134, 135, 138, 150, 163!
164,170,225,280,316,358 Филипсон, Т. 266, 280, 294 Фишер, X. 210 Флисс, В. 1,2 Флюгель, Й. 226 Фома Аквинский 206 Форд, Д. Г. 366 Франкл, Л. 18
Фрейд А (малиа) урожд. Натанзон 1 Фрейд А(нна) 1-, 56, 57, 62,
66,131,139,179,197,225,
281
Фрейд Ж(ан Мартин) 1, 6 Фрейд Я(коб) 1 Фрейд, З(игмунд) Фрейд, М(арта), см. Бернайс, М.
Фрейд, М(атильда) 1 Фрейд, О. 1,4 Фрейд, С(офия) 1, 7 Фрейд, Э. 1, 6 Фридлендер, К. 16 Фридманн, М. 19 Фромм, Э. 276, 281, 322,
358-, 380-, 390 Фромм-Райхманн, Ф. 380 Фухс-Камп, А. 349 Хайгль-Эверс, А. 333, 349,
350
Хайманн, П. 92,131 Хальберштадт, М. 3, 7 Хан, M. М. Р. 132,140 Хан, О. 288 Хан, П. 349 Харлоу.Р. Г. 133,146 Хиггинс,М. 276, 300-302 Хиллер, Э. 7 Хичманн, Э. 8,266 Холл, Г. С. 17 Холл, К. С. 366 Холличер, Р. 3
Хорни, К. 276, 281, 358-,
388, 390 Хоффер, В. 9,11-18,37
Хробак, P. 56
Хуг-Хельмут, Г. фон 9,13,27,85 Цаунер, И. 349 Цвейг, А. 10 Шарп, Э. 226 Шах, И. 233
Швидлер, В. 304, 305, 308,
331, 340, 349 Шеллак, Л 349 Шильдер, П. 4, 57 Шмидт, В. 274,294 Шнайдер, К. 305
Шнайдер, К. 305
Шнайдер, Э. 11
Шпеер, А. 385
Шпигель, Й. П. 143
Шпиц, Р. А. 41, 129-, 140,
146, 336 Штекель, В. 6 Штерба, Э. 13 Штроес, Дж. 18 Шульц-Хенке, X. 304-, 361,
362 Шур, М. 10
Эйнштейн, А. 290 Эйсслер, К. Р. 57, 79-81 Эйсслер, Р. С. 57 Эйтингон, М. 4, 280, 361 Элиот, Т. С. 207,225 Эльхардт, С. 349 Энгельс, Ф. 272, 277 Эриксон, ЭХ. 141, 144, 178,
245, 266 Эфрон, Г. 360 Юнг, К. Г. 6, 359 Ясперс, К. 58
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
Австрийская коммунистиче ская партия 272 Автократия 199 Автоматизм 328 Автономия 135,148,195,212
вторичная 135
первичная 135 Авторитет отца 181 Агрессивное влечение 68, 69 Агрессия 68,69,82,90-, 242,
249,310,319,383
— нейтрализованная 68, 69 Адаптация 66-, 73,149,248,
328, 366 Аккумулятор оргона 289,
290,292, 293, 295 Активность Я 203 Актуальность 202, 203,210 Актуальный невроз 265 Амбивалентность 105, 108,
252, 253, 311-, 337, 343,
346
Американская академия пси хоанализа 360
Американская психоанали тическая ассоциация 18
Анализ
защит (см. также Анализ Я) 28, 31,56- 87
сновидений 84
сопротивления 267
Я (см. также Анализ за щит) 56
Анальная фаза 319
Анамнез 327, 350
Антагонизм 70, 338, 346
Антиклимакс 97
Антипсихология 204
Антисемитизм 181,198
Антропоид 317
Антропология 309, 371
Апатия 186,187
Ассоциация развития психо анализа (см. также Группа Хорни)360
Ассоциация, свободная 25—,
87,169, 267 Астения, психологическая
325
Аутоэротика (см. также Мас турбация) 33,137
Аффект 267, 314
Базальная тревога 363, 364, 367
Базальное доверие 142, 144, 190,191,195
Базальное недоверие 190, 191,195,212
Базисный дефект 126, 127, 131-, 135-, 167, 168
Балинтовская группа 132, 174-176
Безнадежность 338
Беременность 236
Берлинский психоаналити ческий институт 4, 361, 380
Берлинский центральный институт психогенных за болеваний 327, 350
Берлинское психоаналитиче ское объединение 276,280, 361
Беспокойство 250—253 Бессознательное 330 Биогенез 134 Биологизм 388 Биопатия 291 Биофил 381 Биоэнергетика 296— Бихевиоризм 388 Бог 244, 383
Болезнь (см. также Заболева ние) 38— психическая 202
Больница Св. Елизаветы 369, 370
Больница Шеппарда-Пратта 369
Боязнь 329, 330, 383
Британское психоаналитиче ское общество 14-20, 85 174-176,226,245
Бытие 243, 244
Вагина 112
Вазомоторный невроз 265 Вашингтонская школа пси хиатрии 360 Вашингтонский институт
психиатрии 371 «Введение в нарциссизм» 150 Вегетотерапия 286,291,296—
— характероаналитическая 284-, 289
Великая Мать 338
Венгерское психоаналитиче ское объединение 86,174— 176
Венская психоаналитическая поликлиника 271,273
Венский психоаналитиче ский институт 4
Венский семинар по психо аналитической терапии 267
Венское психоаналитиче ское объединение 4,8—10, 12, 13, 20, 22, 259-, 266, 275
Вера 205, 206, 323 Влечение 262, 270, 309, 382 —? вторичное 270
к жизни 90—
к смерти 90—, 267, 312
— Оно 253 Влияние
?— внешней среды 324
— Сверх-Я 69 Внешний мир
66,138- 149, 243, 245, 246,248,249 Возбуждение 162, 263, 264, 323
сексуальное 162, 263, 264, 323
фрустрированное 264
Возмездие 187 Возмещение 108, 111, 168, 253
Возникновение невроза 272,
307, 324-, 366 Воля 212
Воровство 240, 242
Воспитание (см. также Педа гогика) 29, 133, 158, 165, 187
Восприятие 72, 262, 313, 314,316,376
внутреннее 72
когнитивное 376
пренаталыюе 316 Всемирная федерация пси хического здоровья 372
Всемогущество 103,106,172, 231,245
— терапевтическое 173 Вспомогательное Я матери
253
Вторжение 247
Вторичное влечение 145
Вчувствование (см. также Эмпатия) 58, 59
Выгода от болезни, вторич ная 327
Выражение, довербальное 48,129,130
Вытеснение 60, 89,111,116, 164, 267, 328
Гаметоцит 134
Гармония 150
Генитальность 193
Героизм 383, 386
Гетеросексуальная переори ентация 115
Гештальт-психология 314
Гигантские ожидания 333, 334, 338, 339
Гипермоторика 325, 351
Гиперсексуальность 325, 351
Гиперстимуляция 162,163
Гиперчувствительность 325, 351
Гипноз 349
Гипочувствитсльность 325 Гомосексуализм 37,45 Государственный капита лизм 278 Границы Я 342 Грудь (см также Отношения «мать—ребенок») 92—94, 104,112,113,137,138,230
добрая 94, 104
злая 94,102, 104 Группа на Флауэр-авеню, 5,
Группа Хорни (см. Ассоциа ция развития психоана лиза)
Групповая идентичность 213 Деагрессииизация 69 Дезинтеграция 103,106,108, 241
Деинстинктуализация 69 Демонизация 337 Деперсонализация 351 Депрессивная позиция 84,
91,92,104- 112,117,120,
122-124 Депрессия 97, 241, 337, 344 Депривация 240— сенсорная 374 Десексуализация 68, 69 Деструктивность 91, 232,
241,'242, 381,383 Детская больница Педдингтон Грин 223, 229 Детская психология 42,43 Детская терапия 15,17— Детский анализ 8, 9, 12, 16,
17,85-, 118,136 Детский королевский госпи таль 229 Детский психоанализ (см. также Детский анализ) 24-, 42 Детский центр оргономических исследований 294 Детское воспитание (см. так же Воспитание) 147, 148, 294, 378 Деформация Сверх-Я 72 Диалог 129-, 146,147 Динамическая психиатрия (см Психиатрия, динами ческая) Диссоциация 227, 228, 241, 242
Дистанция 159 Добродетель 211, 213, 215 Доверие (см. также Базальное доверие) 141—, 149,
154, 323
— к себе 365 Догенитальность 308, 315 Доподростковый возраст 379 Достижение 192, 212 Дуализм танатоса и эроса
381
Дыхание 292, 298 Жадность 340
Желание любви 138, 140,
146, 311, 329-Женщина 299, 342
— истерическая 299
— маскулинно-агрессивная 299
— фаллическая 342 Жизненный цикл 211, 25 Заболевание, маниакально-депрессивное 117
Забота 214, 236, 245, 246, 249
— материнская 236, 245, 246, 249
Забывание 267 Зависимость 105, 144, 154,
233, 236-239, 246, 247,
249, 364
младенца 246
от объекта 144
при переносе 237 Зависть 91, 99,100,112,116,
117
— к пенису 33, 322 Заземление 300 Заикание 339
Замена матери 35,146, 147 Замещающее удовлетворе ние 326,334, 335, 337,339 Застой возбуждения 265 Застойная тревога 265 Заторможенность (см. также Торможение) 323, 325, 326, 332-, 351 Защита 62
— от аффекта 31 Защитная операция 376,
380
Защитная установка 108, 370
— маниакальная 108 Защитный механизм 28—,
40, 41, 70, 74, 84, 92, 93, 114, 118, 120, 243, 267, 268,286,332,364,367
маниакальный 114
примитивный 70 Зрительная конфигурация
179
Игра 188,228,233-, 253
— в каракули 225, 230, 234, 238
— детская 188 Игровая терапия 189 Игровой метод 26—, 88 Игрушка 88
Идентификация 31, 71, 95—,
100, 102, 103, 110, 114, 116,117,120,159, 237
генитальная 159
проективная 95—, 100,
101, 110, 111, 114, 116, 117, 120
Идентичность 117,141,178, 182, 187, 190, 192, 193, 198, 202, 203, 207, 213, 247
индивидуальная 247
коллективная 187
первичная 198
Я 142,190,193 Идеологизация, патологиче ская 328
Идеология 204, 279
— фашистская 279 Идолопоклонство 383 Иерархия мотивов 69 Избегание 364 Изменение функции 64 Изнеживание 329, 336, 337 Изоляция (см. также Одино чество) 193,199,202, 213, 339
Иллюзия 228,249,333 Императив, моральный 387 Импотенция, оргазмическая 264
Импульс 339, 346
агонистический 339, 346
антагонистический 346
Оно 252
Индивид 197, 243, 244, 247, 254
Индивидуация 342,378,382,
384, 386, 388 Индикация 351 Инертность 332 Инициатива 191, 192, 212,
324
Институт психологических исследований и психоте рапии (см. Немецкий ин ститут психологических исследований и психоте рапии)
И нститут сексуально-эконо мического исследования жизни, 294
Институт Уильяма Алансона Уайта 358, 360, 372, 380
Интеграция 227, 365
антагонистическая 365
Я 105
Интегрированность Я 194,
195,214 Интеллект 67 Интеллектуализация 31 Интенциональность 309,
316
Интенциональный пробел 336
Интернализация 65, 71, 72
Интерперсональная теория
371-,389 Интерпретация 86, 87, 118
120,127,128,167, 237
— страхов 87
Интерпретация сновидений
24, 27 Интимность 193, 213 Интроекция 72, 93—, 112.
117
Интропрессия Сверх-Я 170 Интуиция феноменологиче ская (см. Диагностика) Информация 372 Иррадиация ценностей 73 Иррациональность 66 Искажение Я 227 Искусство 122,231 Исполнение пожелания 242 Использование объекта 231 Исследование поведения 328
Истерия 341, 342, 346, 347
Канонический закон 383
Капитализм 278
Качество переживания 212, 218,219, 345
Качество удовольствия 262
Классификация, психиатри ческая 243
Клаустрофобия 102
Количество возбуждения 262
Коммунизм 277 Коммуникация 170,171,342
вербальная (см. также Речь) 170,171
невербальная (см. также Язык тела) 170,171
Конверсионный симптом 349
Конечное удовольствие (см.
также Оргазм) 156, 157,
160, 260, 262,264 «Конечный и бесконечный
анализ» 62 Константность объекта 70 Контркатексис 69, 70 Контрперенос 120,167,171,
235,239,351,352 Конфигурация 179,180, 201
визуальная 179, 180
явная 201
Конфликт 63, 64, 72, 312, 318,320, 323, 364
антиномический 312,318, 320, 323
иитрасистемный 63, 64, 72
Кормление грудью 95, 130, 186
Королевское медицинское
общество 16, 37 Корреляция одновременных
событий 343 Корсаковский психоз 57 Креативность 381, 384, 386
387
Кризис идентичности 203
204, 207 Крик младенца 144, 145
147
Критика общества 271 — Культура 73, 232, 250-, 254,
275, 275 Кушетка 40,154,155 Латентный период 91,192 Лептосомный тип 324, 245 Либидо 137,149, 261-, 309 Лингвистика (см. Психолин гвистика) Линии психического разви тия 22,42-Литература 231 Личность, деструктивная 385
Любовь 84,90,126,128,132, 136-, 140, 144, 145, 151, 156- 158, 213, 300, 378
активная (см. также Лю бовь, генитальная) 156—
генитальная (см. также Любовь, активная) 126, 136,156-, 300
первичная 126, 128, 132, 140,144,145,150- 158
Любопытство 317, 336 Магическое всемогущество
мысли 339 Мазохизм 70, 270-271
— первичный 270 Маленький Ганс 9, 85, 89 Марксизм 272,276,293,382,
384
Мастурбация (см. также Она низм) 263
Мать-объект 253
Мать-среда 253
Медицина, психосоматиче ская 60, 266, 317, 344, 347
Международное психоана литическое объединение 13-, 21, 57, 259,280
«Международный психоана литический журнал» 57
Мексиканский институт пси хоанализа 380
Меркантилизм 384 Метапсихология 48, 351 Метафора 229, 305 Метод
концентрации (см. также Ассоциация, свободная) 266
психоаналитический 19, 75, 330
Механизация 328 Механизм
вытеснения 284
замещения 35
— идеализации 116 Мир образов 198 Мировая лига сексуальных
реформ 278 Мировоззрение 72 Мистический союз 160,161 Миф 198, 363,366
о золоте Рейна 363
о пансексуализме 366 Младенец 92-, 245, 247-,
251,253,317 Молчание 171 Момизм 197
Морализм, догматический 387
Мораль 72, 73,273,274,276, 338,339
— буржуазная 273, 274,276 Моторика 325 Моторно-агрессивная фаза
320 Мудрость 214 Мужчина
пассивно-женственный 299
фаллически-нарциссиче-ский 299
Мысли о самоубийстве 338 Мышечное защемление 299 Мышечный панцирь 284— мышление
— магическое 153
— творческое 371 Навязчивое стремление к по рядку 339
Напряжение 262 Нарушение Я 70 Нарушения в учебе 317 Нарциссизм 129, 133, 138, 143,149,150
— вторичный 149
— первичный 129 — , 133, 143,150
Наследственность 63, 243,
325, 384 Настойчивость 191
Настроение 238
Нахождение заново (см. так же Нахождение объекта) 144
Национал-социализм (см.
также фашизм) 23, 277,
278, 294 Национальный характер 387 Небытие 243, 244 Неврастения 342 Неврачебный анализ 12 Невроз 28, 68, 70, 71, 117,
189, 275, 284,315,362инфантильный 28, 68, 70, 71
навязчивых состояний 117,338-, 346
органа 349
переноса 25, 26, 28
социальный 275
страха 346
«Недомогание культуры»
275, 276, 308 Нежность 138,160, 378
— активная 138
— первичная 138,160 Независимость (см. также
Автономия) 154 Неизменность Самости 372 Неинтегрированность, пер вичная 227 Нейропсихология 55 Нейтрализация 69 Некрофилия 381, 385 Немецкая коммунистиче ская партия 277, 278 Немецкий государственный союз пролетарской сексу альной политики 277 Немецкий институт психо логических исследований и психотерапии (см. так же Берлинский психоана литический институт) 306 Немецкое психоаналитиче ское объединение 281 Ненависть 159,170,171,235 Неопределенность ролей 192,
193,213 Неопсихоанализ 304—, 358, 388
Неполноценность 322 Неполноценность органов
326, 349, 350 Непостоянство объектных
связей 31 Неправильное поведение 365 Неспособность любить 323 Неудовольствие 287
Нидерландское психиатри ческое и неврологическое объединение 20
Новое начало 128,133—, 137, 139, 140, 143,148, 162-, 170
Новое рождение 248
Новорожденный 66, 129, 130,146, 247,336,363
«Новый цикл лекций по вве дению в психоанализ» 4
Нравственность 211
Нью-йоркский психоанали тический институт 58
Нью-йоркское психоанали тическое общество 17, 20, 46, 57
Обжорство 335
Образ мира
магический 339, 341
реальный 341, 342 Образование объекта 70 Образование Я 99 Обратная связь 375 Обсессивная симптоматика
328, 340 Обусловленность 361, 362, 388
Общая теория систем (см.
Теория систем) Общество 197,199, 277
матрилинейное 277
патриархальное 199 Объект 98, 99,100,103,121,
128, 140, 141, 151-, 158, 168
генитальный 158
любви 144
первичный 128, 140, 141, 168
плохой 121
— хороший 99,100,103 Объектная любовь 106, 126,
129,133,137активная (см. также Лю бовь, генитальная) 126, 129,137,138
архаическая 137.138
пассивная (см. также Пер вичная форма любви) 126, 137,138
— первичная 129,133,137— Объектная связь 136, 139,
144,242 Объектные отношения 36, 37,68- 126,173,254,387
— первичный (см. также Первичная форма любви) 119, 121-, 128
Одиночество (см. также Изо ляция) 226, 250-, 381, 382
— Способность к 248, 249 Окнофилия 126, 129, 142,
148,152-Оно31,62, 99 Онтогенез 134, 135 Опыт рождения 247, 248 Орально-каптативная фаза
320
Орально-каптативный им пульс 313
Оральность 168, 316, 317, 319
Оргазм 157,158,262-, 283влечений 252
Я 252
Оргазмический рефлекс 286 Оргон 290
Оргонная терапия 292, 293 Оргонная энергия 288—, 292 Основной конфликт 364,
365,367 Отвод либидо 162 Отделение 364
матери (см. Сепарация) Отец
слабый 330
изнеживающий 341 Отказ 103
Откровенность 364, 389 Отнесенность 380, 381
к объекту 231, 232
кЯ 251,252 Отношения
аналитические 37,42
— «врач—пациент» 38, 132, 133,135
?— интерперсональные (см. также Первичная форма любви; базисное наруше ние) 133-,136
«мать—ребенок» 42, 48, 97, 99, 111, 129,130,137, 138-, 190
Оно 251,252
«отец—мать» 109
«ребенок-родители» 265, 266, 276
Отчаяние 194,195,214 Отчуждение 386 Отыгрывание 45-47 «Очерк о психоанализе» 145 Память 104,318 Панцирь характера 268,269, 284
Парадокс 229, 231, 233, 234, 250,251
Паразитирование 380
Паранойяльно-шизоидная позиция 84, 85-, 93, 94, 97,108,110,111,114,116
Парасимпатическая нервная система 283, 287
Парижское психоаналити ческое общество 14
Пассивность 202, 206
Патриархат 276
Паттерн поведения, невро тический 364, 365
Педагогика (см. также Вос питание) 30,116
аналитическая 30
Монтессори 13, 32
Я 160
Педантичность 341 Пеленание 199 Пенис 106,109 Перверсия 46, 161
— детская 46 Первичная форма
— любви 118, 119, 121, 133, 139,146
сексуальности 134 Первичное влечение 106 Первичное вытеснение 45,46 Первичный объект 143 Переживание
взаимности 232, 233 ?— влечения 309
побуждения автохтонного 308 агонистического 3113 — агрессивного 310, 319, 320,
338
анального 310, 317—, 338 анималистического 312 антагонистического 313— аффективного 314, 315 интенционального 309, 315, 351
каптативного 310, 316, 317 любовного 311, 321 орального 303, 316, 317 продиктованного стремле нием к самоутверждению 310,319,320 психического 312 ретентивного 310, 317— сексуального 311,321— уретрального 310, 320
страха 312
ужаса 345
Перенос 4, 5, 25, 26, 28, 87, 88, 99,102, 107,118, 120, 121, 166-168, 231-233, 239,246, 251,266,267
негативный 88
позитивный 88, 267 Переходное пространство
229, 230 Переходный объект 151
228-,249 Переходный феномен 229231
Период колебания 229, 230 Перистатический фактор
324-326 Персонализация 227 «Печаль и меланхолия» 252 Пикник 324 Пиротерапия 7 Плод 247
«По ту сторону принципа
удовольствия» 56 Побуждение 313 Поведение 242, 389
антисоциальное 242
врожденное 389
приобретенное 389 Поглощение 71,184 Пограничный случай 239 Подавление 271, 276, 277
экономическое 271
сексуальное 271, 276, 277 Подвижность 249 Поддержка Я 251 Подчиненность 364
Поза тела 297 Поиск объекта 240—242 Половое воспитание 86, 273 Половой акт 134, 263, 264,
273,282, 300 Полярность 322, 365, 378
— чувств 365
Порочный круг, невротиче ский 333
Потенция, оргазмическая 263, 264, 285
Потеря
любви 312, 328, 329
объекта 352 Потребность 230, 234-236,
241, 309, 323
в безопасности 366
в зависимости 108
в нежности 322, 323
младенца 230, 236, 241
Оно 227
пациента 336, 337
сексуальная 323, 324 -Я 227
элементарная 378, 379 Правда 210, 229 Предпубертат 40
П редставление 313 — 315
Предудовольствие 104, 105, 262
Презрение 108
Прелюдия 263—265
Премия Гёте 10, 371
Прерывание беременности 272-274
Привязанность к матери 386
Примитивность 188
Принуждение, обществен ное 380,381
Принцип
множественного воздей ствия 75, 76
нежности 377—
операционизма 371
реальности 45, 67
релаксации 135
тождественности 376,377
удовольствия 45, 245
— экологический 373—375 Приступ, кататонический
100 Приучение
— к дисциплине 200
— к опрятности 187, 318, 339
Проблема души и тела 342— Проверка реальности 65, 66,
73,105,158,159,161,340 Прогноз 350, 351 Проекция 93-, 119, 120,
245, 337 Произвол 321, 322 Проникновение (см. также
Половой акт) 263, 264 Процесс
отучения 91
расщепления, защитный 121
— созревания 238, 247, 370 Псевдобезопасность 380 Псевдовид 217 Психиатрия 369, 371 Психический аппарат 31 Психоаналитическая ситуа ция 124-, 161Психоаналитическая техни ка 57,73-, 118-, 126,137, 228
Психоаналитический инсти тут во Франкфурте-на-Майне 379, 380
Психоаналитическое основ ное правило
Психогенез 134
Психоз 117,351
Психоистория 208, 211
Психология 46, 57, 388
академическая 46
гуманистическая 388
побуждений 307—
понимающая 56—58
развития 42—
сознания 260
Я 42, 43, 44, 55, 56, 57-, 75-, 78,371,387,389
Психосоматика 347, 349 Пубертат 31, 40, 41, 43, 91, 323
Пубертатный аскетизм 31 Развитие
младенца 246
психосоциальное 195
Сверх-Я 34, 67
— Я 70, 71,248 Разрешение конфликта 364 Разрядка энергии 72, 261,
264, 267 Разум 67 Рак 290
Расовая теория, национал-социалистическая 279
Расщепление 92, 94, 95, 97, 103-114,116,117,119
Расщепленность 336
Рационализация 74
Реакция 247-249, 266, 267
катартическая (см. также Катарсис) 268
на вторжения 249
— энергетическая 266 Реальность 153, 202, 224-,
228, 231,246, 247,333
внешняя 228, 229, 231, 246
внутренняя 224—, 247
— эмпирическая 306 Ребенок
— в пациенте 133, 138—, 143-163,166— делинквентный 234 Ревность 105,107,112,114 Регрессия 70, 126-, 134-,
162, 233-, 238, 247, 249, 334
— влечений 45
доброкачественная 127, 129,162
злокачественная 127,129
Я 45 Религия 244 Реликт инстинкта 327 Ретентивность 318 Рефлекс 267
непроизвольный 267
произвольный 267
страха 328, 331
Речь 72,117,130 Ритуал 215-, 369
— приветствия 216 Рождение 93, 149, 244, 247,
248
Роль отца 33,194 Рост Я 188 Садизм 90
Саммерхилл 295, 296 Самоанализ 210, 362 Самодифференциация 377, 378
Самокритика 66, 72 Самообвинение 72 Самоотдача 263, 264, 298,
299, 321, 322 Самопереживание 250 Самопознание 173,174 Саморазвитие 293, 294, 322 Самореализация (см. также
Индивидуация) 228, 232 Самость 95,97, ПО, 142,143,
166, 170, 171, 228, 236,
238, 245-, 249, 361, 366,
389
— детская 110,236, 238, 245
идеализированная 361, 366,389
истинная 166, 170, 171, 236,238,246, 247,249
ложная 170, 236, 238, 247— центральная 264 Самоуважение 366. 367 Сатьяграха 207— Сверхкомпенсация 326, 335,
336, 340 Сверхконтроль 338 Сверх-Я 27, 28, 67, 71-, 84,
90, 91, 99, 106, 197, 200,
329
Свобода 154,293,299, 380-, 388
Сексуальная политика 275— Сексуальная реформа 275 Сексуальная цель 138 Сексуальность 67, 114, 260,
261, 263, 264, 305, 321,
322
— детская 322 Сексуально-экономическая
теория (см. также Теория оргазма) 262— Семейная идеология, нацио нал-социалистическая 279 Семейная терапия 389 Семья, патриархальная 271, 275
Сензитивность 325, 326
Сигнал страха 61 Сила
воображения 228, 328
Я 64, 68, 115, 116, 157, 158,165
Симбиотическая фаза 142 Символообразование 111, 117
Симпатическая нервная сис тема 283,287 Симптом 242, 312, 346, 347
невротический 242, 328
психосоматический 349
соматический 348, 349 Синдром 341, 342 Синергизм 71 Система
воспитания 186
морали 72, 73
— Самости или антитревоги 379
Ситуационный невроз 365 Ситуация
— искушения 326, 337, 346, 351
— фрустрации 326, 337, 352 Сиу 186Сказка 90 Слабость Я 158 Слияние 93 Смертельный грех 211 Смерть 195,214 сновидение 112, 113, 202, 203, 350
— об Ирме 202, 203 Совесть 73,187 Согласие, воспитательное 42 Содержание сновидения, яв ное 202
Сознание
времени 104
реальности 349 Сома 134,156,157 Сомнение 191, 212 Сон 150,151
Сопротивление 230, 266—, 282
Социализация 44, 45, 370, 372
Социалистическое общество сексуального консульти рования и сексуальных ис следований 272, 273
Социальная наука 55, 68, 122,371
Социальная психология 371, 372
Социальная теория 282 Социальная философия 388
Социальные отношения 147 Социология 55 Спонтанность 364, 389 Способность
беспокоиться 252, 253
к интеграции 70
к любви 136,137,158
производить потомство 194,214
Среда 232-, 325,330
клиническая 232—
патогенная 325, 330
— травматическая 330 Стабилизация неправильно го поведения 327, 328
Стабилизирующая причина 325Стабильность окружения
240, 241 Стагнация 194,214
— у подростков 254 Страх 84, 87, 88, 92, 93, 98,
104, 108, 111, 116, 118, 121, 152, 162, 163, 203, 204, 249, 264, 265, 283, 366,381,382
социальный 42
отделения 96
преследования 92, 103
удовольствия 2705, 271 Стремление
— к самоутверждению 297, 323
— обладать 311, 323 Строгость 313,320, 321, 324,
325
Структура невроза 314, 335Структурная теория 56, 58, 61,68, 72
Стыд 191, 212
Сублимация (см. также Энергия, нейтрализован ная) 68, 69
Субъективность ценностей 74
Сфера побуждений 309—,
323 Табу 322, 323
инцеста 212 Т-бациллы 288,290, 291 Телесное Я 254 Тенденция
антисоциальная 239—
к изоляции 364, 365 Теория
агрессии 67
влечений 56, 67—
информации 372, 374
либидо 260-, 265, 308, 309,351,366,388
неврозов 308, 309, 311 347, 350
оргазма 261-, 282
поля 371, 373
развития 371, 372
систем, общая 371, 372
эпигенетическая 180 Техника
активная 135,136
— исследования, психоана литическая 70
Тип характера 384 «Толкование сновидений» 2 56,150
Топографическая модель 244 Топографический подход 315
Торможение 111, 307, 312, 315, 317, 324, 327, 332, 341
инициативы 332
побуждения 327, 328, 331«Торможение, симптом и
страх» 56, 61 «Тотем и табу» 125 Точка фиксации 44 Травма 41,149, 328
— рождения 248 Требовательный характер
336
Третичное последствие 332, 333
«Три очерка по теории сек суальности» 56, 125,129, 134,156,260
Тэвистокская клиника 132, 174
Угроза уничтожения 235,
236, 249 Удовлетворение 35,136,138,
139,255, 256, 323
генитальное 136,157—
оральное 35
оргазмическое 256, 323 Удовольствие 255, 256, 287 Уединенность 367, 373, 378,
379
Упрямство 340, 341 Уртикария 265 Установка (см. также пере живание побуждения) 330,331,338 ?— антагонистическая 364 Учебный анализ 4, 5, 351 Фаза жизни (см. также Эпи генез) 190 фантазия 38, 90, 93, 99,224-,
339
деструктивная 90
об исполнении желания 94
Фашизм 279 фекалии 319
Фигура родителя, комбини рованная 112
Физика 371
Фиксация 334
Филобатизм 126,129,149Филогенез 134,135
Философия 123
Финальность 327, 328
фобия лошадей 85
Формирование идентично сти 142,187
Фригидность 157
Фрустрация 70, 113, 140, 144,153,161,236,269
— нарциссическая 70
— потребности 243 Функция
контроля, интрапсихиче-ская (см. также Сверх-Я) 73
Сверх-Я 69, 72
-Я 43-, 63,68, 71,135,244 Характер 269, 298
— генитальный 269, 270
— ригидный 299 Характероанализ 268 — Холистический подход 361,
365,367, 389 Хронификация симптомати ки 326-328 Хэмпстедские курсы детской терапии (и клиника) 12, 15-, 42 Хэмпстедский детский дом
14,15,17, 20,31-43 Целостность личности 244 Цель, терапевтическая 364 Ценность 68,71-, 384
Цепляние 137,141,143 — Частичный объект 92, 93 Чикагский институт психо анализа 359, 379 Чрезмерная раздражитель ность 264 Чувствительность при контр переносе 235, 236 Чувство 266, 267
автономии 184,191
беспомощности 366
бессмысленности 249
вины 90,99,105,106,110, 191, 192, 212, 252, 253, 312,314,315, 328
всемогущества (см. также магическое все*югущест-во) 339
зависимости 108
— идентичности 218 мужское 218 женское 218
неполноценности 192, 212
ответственности 365, 389
— триумфа 108, 310, 320 Шизоидность 336, 346 Шизофрения (см. также De mentia praecox) 70, 72, 73, 325,351,368Эдипов комплекс 72, 84, 86, 89-, 112-, 122, 125, 208, 277
Эдипов конфликт 126 Эдипова ситуация 340 Эдипова фаза 191 Эксгибиционизм
инфантильный 33
сексуальный 34 Эксперименты с бионом
287-Экстаз 252 Экстернализация 365 Электрофизиология 282,283 Эмбриогенез 134
Эмпатия, материнская 148 Энергия 67—69, 261
агрессивная 68
нейтрализованная (см. также Сублимация) 67—
свободная 69
связанная 69
сексуальная 260, 264
— эмоциональная 261 Энкультурация 370,372,376 Энтропия, отрицательная
373,374 Эпигенез 195 Эрогенная зона 287 Эрос 134,135,156, 312, 322 Эротика, 136,156— Этика 73, 210
— здоровья 75 Этология 145—
Эффект обратной связи (см.
также Обратная связь)
372 Юрок 187
Я 43, 58, 59-64, 68-71, 75, 92,97,165,166, 225, 227, 246,252,315
автономное 62,63,68—70, 75
детское 227
?— ложное 43,44
— рудиментарное 92
эго-космическое 315, 316 *Я и Оно» 56,61,265,267 Ядерный конфликт 364 Язык
взрослых 127,166,167
— тела 148, 160, 165, 168, 297
Я-идеал 71—73 Ярость 239 Ad-gredi 310, 320 Coitus interruptus 262 Ejacuatio praecox 157 Pavor nocturnus 89—, 113 Zoon poitikon 311, 322, 351
Научное издание
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ГЛУБИННОЙ ПСИХОЛОГИИ ТОМ III Последователи Фрейда
Перевод и научная редакция А. М. Боковиков
Редактор — О. В. Шапошникова Обложка — А. Пожарский Компьютерная верстка — Т. Сонникова Корректоры — О. Беленицкая, Т. Коломийченко
ИД № 05006 от 07.06.01
Сдано в набор 03.03.02. Подписано в печать 16.04.02 Формат 70 х 100/16. Бумага офсетная № 1. Гарнитура Lazurski. Печать офсетная. Усл. печ. л. 33,2. Уч.-изд. л. 36,3. Тираж 5000 экз. Заказ 6078.
Издательство «Когито-Центр» 129366, Москва, ул. Ярославская, 13 тел.: (095) 216-3604, (095) 282-0100 E-ma: "maito:visu@psycho.ras.ru"visu@psycho.ras.ru "cogito.msk.ru"cogito.msk.ru
Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных диапозитивов в ОАО «Можайский полиграфический комбинат» 143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.
6
12
19
25
28
28
30
I
31
38
44
44
J
52
56
60
62
63
88
89
91
92
92
94
96
96
100
134
135
148
148
149
150
152
168
168
174
177
190
191
194
220
221
222
256
257
266
284
284
288
397
292
294
298
297