Роман Трахтенберг
Лифчик для героя. Путь самца 2.
Роман Трахтенберг.
ЛИФЧИК ДЛЯ ГЕРОЯ. ПУТЬ САМЦА 2.
А не спеть ли мне песню о любви,
А не выдумать ли новый жанр,
Попопсовей мотив и стихи
И всю жизнь получать гонорар...
«Чиж и компания»
ЛИФЧИК ДЛЯ ГЕРОЯ
Начало конца
Мировая сенсация:
На высоте 10 000 метров над уровнем моря,в дальнем углу только что открытой пещеры был обнаружен скелет чемпиона мира по пряткам.
Детская неожиданность...
– Больной, что вас беспокоит?
– Мне кажется, что у меня рак.
– Где?
– В заднице.
– Раздевайтесь... Нет, знаете ли, рака нет, но у вас здесь кирпич!!!
– Вот за ним он и живет.
... Мое первое воспоминание: в зеркале отражаются молодая симпатичная женщина и короткостриженый мальчик. Женщина примеряет парик, а мальчик смеется и пытается ей помочь.
Воспоминание второе: теперь в зеркале отражается только мальчик. Он красит губы...
Воспоминание третье: у зеркала сидит грустная девочка. Она задумчиво расчесывает волосы, вдруг что то очень сильно пугает ее, кажется, это звонок в дверь...
Дальше воспоминания идут сплошным потоком. ... Городская общественная баня, набитая людьми; то меня моет мама в женском отделении; то папа – в мужском... Папа редко появляется дома, он всегда «в море» и «за границей»... Я еще не понимаю, что значит быть «в море», и мне кажется, что он уходит под воду, где работает, а ему за работу дают красивые вещи и игрушки. Таких игрушек нет ни у кого во дворе, и все дети меня любят и хотят со мной играть... Помню, как помогаю маме готовить, как она учит меня вышивать крестиком... Она разрешает играть ее украшениями и вещами... Мне вообще можно очень многое. Мы с мамой друзья и целый день проводим вместе, ведь я не хожу, как другие дети, в садик. Я «домашний» ребенок, так говорят обо мне в поликлинике, не переболевший никакими детскими болезнями... Я живу в блаженном коконе... Иногда «из моря» возвращается папа. Мне не понять, любит он меня или нет... В этот раз, узнав, что я учусь вышивать, он почему то сильно сердится и ругает маму, но на другой день приносит мне в подарок настоящего щенка овчарки!!! Это девочка, мы назвали ее Магдой.
Вместе со щенком и бабушкой летом мы ездим на дачу, где у меня много «летних» друзей... Однажды, собравшись вместе с ними на задворках чьего то дома, мы играем во взрослых. В чем смысл того, чтобы лежать друг на друге, я не понимаю, но участвую наравне со всеми. Лежу на соседке, она тяжело дышит, изо рта у нее пахнет шоколадными батончиками, мне хочется есть, а бабушка, наверное, уже приготовила обед и ждет меня, но все равно надо доигрывать в глупую игру про взрослых. Да еще потом дети, покрасневшие и перевозбужденные, загадочным шепотом делятся впечатлениями, а мне скучно, и желудок просто ноет... Наконец, я оказываюсь на кухне, где бабуля интересуется, почему так долго, и я честно рассказываю. Она в ужасе всплескивает руками и говорит, что про подобное при маме, а особенно папе, лучше молчать!..
А потом помню магазин, где толпятся взрослые, дети и мы с мамой. Меня собирают в первый класс. Мне ужасно нравятся белые фартуки и розовые туфли, выставленные в витрине, но мама говорит, что это для девочек, а я мальчик. И идет в совсем другой отдел и покупает скучный костюм и нелепые черные ботинки.
Так грубо и несправедливо заканчивается мое счастливое детство. Я выхожу из магазина в слезах, оглядываясь на яркие туфли, выставленные в витрине, и мне, кажется, что здесь произошло какое то жестокое недоразумение...
То ли девочка, а то ли виденье...
– Сними платье. А теперь снимай лифчик. Теперь трусики... И никогда, слышишь, никогда не надевай мои вещи! Понятно, сынок?
...В пятый класс я перешел круглым отличником! И все лето можно спокойно развлекаться на даче... К сентябрю мама стала кричать, что мой рост превысил все нормы. Я уже не влезал в свою школьную форму, и пришлось покупать новую. Но все это приятные хлопоты. Неприятные появились по ночам... Даже не уловил, в какой момент мне стала сниться девочка, что расчесывала волосы у зеркала. Я хотел вспомнить, кто она? Может, дочь какой нибудь маминой подруги или моя подруга по двору, которую я забыл? Она открывает подкрашенные губы и что то говорит, но мне не слышно... По утрам я просыпаюсь в поту, испытывая странные волнующие ощущения...
В тот день сон был особенно ярким, и я впервые прогулял школу; идти туда не было ни сил, ни желания. Мама с утра уехала к подруге, а я уселся перед зеркалом в поисках ответа. Но отражение молчало, только вдруг появилось возбуждение от того, что сижу на том же стуле, что и незнакомка. Или же отчего то другого. Возбуждение теперь появлялось часто, но я пока не связывал его с каким либо объектом, тем более с девочкой из сна... Мама про нее ничего не вспомнила, но говорит, что ни к чему искать какую то неизвестную, когда вокруг полно других девочек.
Потом на меня что то нашло. Я залез рукой в мамин пуфик, привезенный отцом из Египта. Мама складывала туда свои старые шмотки. Не знаю, какая сила толкнула меня запустить руки вовнутрь и вытащить что нибудь наружу. Я любил вещи, мать всегда примеряла при мне привезенные папой обновки, и я оказывался лицом, поневоле вовлеченным в круг дамских интересов. Так что на первый взгляд ничего криминального не произошло.
В голову пришла шальная мысль примерить колготки. Они натянулись почти до подбородка, и, чтобы скрыть их размер, надел длинный мамин свитер, сидевший на мне как платье. Окончательно дополнить образ могли лишь туфли. Я выбрал «парадные», на самом высоком каблуке. Потом надел парик. И посмотрел в большое – во весь рост – зеркало.... Вот так ноги! Тонкие, длинные, стройные!.. И тут в подъезде хлопнула входная дверь, может, шла и не мама, но я рванул в комнату, по дороге стаскивая с себя вещи.
Я приблизился к тайне своей незнакомки, но еще не понял этого...
Мне не хватило времени...
Пит стоп
Лучше с милой в шалаше, чем с лопатой в блиндаже.
На этом моменте я закрыл дневник, решив, что все таки правильнее будет вернуть его законной владелице. Пусть я и не добрался до разгадки, но мне стало неловко. Телефона Хельги в моих записных книжках не оказалось, и я принялся названивать в Питер знакомым танцовщицам, и вскоре их развеселые голоса зазвучали в трубке мобильника:
– Ромка?! Как жизнь?
– Рыжик?! Ты где? Приезжай, мы зажигаем!
– Мы сейчас работаем, а потом в сауну едем...
Черт, а ведь сейчас пятничный вечер! Я так
давно не отдыхал в пятницу вечером и вот сейчас, оставшись без работы, мучился от появившейся свободы. Телефона Хельги ни у кого не оказалось, но все в один голос говорили, что дозвониться до нее невозможно. Ее давно никто не видел. И вообще, говорили они, чем спрашивать ее номер, лучше бы приехал в гости, повеселились бы. .. А ведь за время, что мы не виделись, они обзавелись детьми, но материнство никак не изменило их. Через месяц, а то и меньше, после родов они возвращались на работу в стриптиз, где продолжали свободную жизнь как будто и не обремененных никакими обязательствами людей.
Но как же дети? В кого превратится маленький человек, которому приходится не спать ночами в ожидании пьяной, прокуренной мамаши?! ...Хотя, чего я впадаю в пафос? Вон Хельга родилась и росла в благополучной семье, а стала кем? Наверное, тут нет правил.
А сам я хороший отец? Даже не могу сказать, что хотел ребенка. Но и не могу сказать, что не хотел. Делали мы его сознательно на бензоколонке в Испании. Шел проливной дождь, вернее даже гроза. В такую погоду автостопщиков – а мы с женой путешествовали именно автостопом – не берут. К тому же и стемнело достаточно быстро. В прямой видимости на несколько километров не было ни леса, ни населенных пунктов, а тут еще и ливануло. Что было делать? Только попроситься на ночлег в подсобку автозаправки. А там, когда улеглись, и принялись за размножение. Появление плода нашей любви вроде не могло помешать мне, но давало чувство гордости и тешило мужское самолюбие – становишься отцом!
Но в любом случае, отправив жену в роддом, я решил побухать с друзьями – как в последний раз – и потом до кучи на три дня свалил к любовнице, благо ее родители трудились на даче. Так я, наверное, пытался нагуляться впрок: что если после рождения ребенка свобода навсегда покинет меня.
В итоге после всех гуляний – или практически в самый их разгар – вспомнил, что надо забрать жену из роддома. Для начала, как она и велела, поехал домой и взял ее одежду. По своему разумению положил в пакет лучшее и самое коротенькое платье и явился пред стены роддома. Санитарки отнесли ей одежду, а я направился под окна, ожидая дальнейших указаний.
Они последовали незамедлительно. Любимая высунулась в окно и сердито крикнула:
– А трусы где?!.
– Чего? – не въехал я.
– Трусы, спрашиваю, где?
В окна послушать интересную беседу вылезло несколько рож, что же касается мужей, стоящих внизу, то они и с самого начала грели уши на нашей мелодраматической комедии.
– Какие трусы?
Теперь уже почти весь роддом припал к окнам. Я не виноват. Я не тупил. Мне и в голову не пришло, что бабам не разрешают брать с собой даже белье.
– Ты мне трусы не положил! Как я в коротком платье поеду?
– А а, сейчас! – решив не усугублять положение, я полез в кусты, где стянул с себя сначала джинсы, а потом и трусы, после чего надел штаны, а исподнее, скрутив и обернув газетой, передал ей через санитарок.
Вот так она и уходила из роддома, в коротком платье, закатав мои семейные (теперь уже в самом полном смысле) труханы, поскольку они торчали из под него. Мой приятель, которого звали Ваучер и который должен был встретить нас на машине, почему то опаздывал. И нам, из за отсутствия машин у стоящего на отшибе роддома, пришлось немалое расстояние пройти пешком, пока не встретили его колымагу, дребезжащую навстречу.
Но зато есть что вспомнить.
Лицом к лицу
– Дамочка, что это вы по морозу, да в балетной пачке...
– Позвольте отрекомендоваться, Керенский Александр Федорович, глава Временного правительства.
Уже целый год мне снится СТРАННАЯ ДЕВОЧКА. ОНА рвется на свободу, и, хотя не говорит вслух об этом, я то знаю, что ЕЙ нужно. Особенно если дома один, что бывает редко. Но вот сегодня...
– Я буду ночевать у тети Тани,– звонит мама. По голосу слышу, что она немного выпила.– Не испугаешься один?
– Нет!
Сердце уже прыгало от радости, предвкушая общение с «моей» девочкой.
– Не забудь погулять с собакой. Ты уроки сделал?
– Да.
Я едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть. Вся ночь моя! В полном распоряжении шкафы с одеждой, косметика, бижутерия, колготки, лифчики и туфли. Можно все перемерить, перекраситься всей помадой, и не надо трястись, что в замке повернется ключ. Я тут же напялил на себя один из маминых париков: их у нее полно, а еще есть шиньоны! А еще косы!.. Из радостной сладостной пропасти, в которую начинал погружаться, меня вырвал холодный мокрый нос Магды, уткнувшийся в мою коленку. Она ждет прогулки.
Но «вылезать наружу» уже не хотелось. Парик щекотал шею, и ушам в нем тепло, можно идти без шапки. Была не была, пойду так! ...Подхожу к вешалке, тянусь за своей курткой и ...беру плащ матери. Потом надеваю материнские сапоги. На улице уже темно, вряд ли кто что заметит. А если и заподозрит, так не решится подойти к девушке, выгуливающей овчарку. Правда, соседи знают Магду... Я в сомнениях замер на пороге, едва удерживая рвущуюся на улицу собаку. А, в сущности, все овчарки похожи друг на друга, особенно в темноте.
И вышел из квартиры!!!...
Никто из соседей не увидел меня, и все таки от страха трясло. ...А вернувшись домой, продолжил праздник! ...Полночи делал макияж. Получалось медленнее, чем у мамы; тени расползались кругами, румяна ложились нездоровыми пятнами, тушь оставляла грязь на веках, помада размазывалась. Но зато... лицо становилось ярче, женственней, необычней... Через пару часов я привел «раскрас» к более менее приемлемому результату. Потом выбрал новый паричок с самими длинными локонами... Потом отодвинулся от трюмо и ...дико испугался. Оттуда на меня смотрела ТА САМАЯ НЕЗНАКОМАЯ ДЕВОЧКА, которая приходила в снах и воспоминаниях. ОНА молчала. Я тоже. Сложно сказать, сколько длился шок, но из него вырвал звонок телефона:
– Олег.
– Мама?
– Ты проснулся уже? Не опоздай в школу. Можешь не гулять с Магдой, я скоро приеду и сама выведу ее.
Я в ужасе огляделся. Шкафы открыты, вещи разбросаны по всему дому, даже зеркало в косметике. Мне конец!!! Господи, спаси меня! Я не помню, в каком порядке висели платья, как лежали парики,.. Меня не пугал скандал, но если бы беспорядок можно было хоть как то объяснить?!.. В панике как попало развесил шмотки, смыл косметику с лица мочалкой, В школу безнадежно опаздывал. Оправдания не было, но идея пришла неожиданно. Я достал из ящика нож и, не глядя, резанул по ладони левой руки. Скажу, что нечаянно порезался, когда делал бутерброды, и потому не пошел в школу. Мама напишет записку. ...Если, конечно, напишет, обнаружив, что я натворил.
– Ой, как ты умудрился?! Никогда не буду оставлять тебя одного на всю ночь, – мама долго ахала.
Меня ее заявление совсем не обрадовало, может, не стоило так делать?
– Хорошо еще, что рука левая! А то как бы ты писал на уроках?!
...Да, и красился?
Покончив с бинтами, мама пошла переодеться. Мое сердце замерло, когда она открыла шкаф и стала вешать туда блузку. Потом юбку. И... ничего не произошло. Она не обратила ни малейшего внимания на то, как развешаны платья. Еще не веря своему счастью, облегченно вздохнул и посмотрелся в зеркало. Вот чёрт! На лице куча улик: в уголках глаз черные комочки от туши, помада впиталась в трещинки на губах. Я снова помчался в ванную, где долго отмывался, а когда вышел, начались новые сюрпризы. Мамины сапоги на шпильках, в которых гулял вчера с Магдой, оказались в грязи, а мама никогда не надевала их в сырую погоду, значит – моя вина. Но не мыть же при ней!
– Я в магазин схожу, что тебе купить? – Она появилась в дверях так неожиданно, что я вздрогнул.
– Ничего.
– Ничего? У тебя там конфеты кончились, что, не брать?
– Возьми.– Ноги подкашивались. Вот сейчас, она начнет обуваться и заметит грязные сапоги.
Мама наклонилась к полке с обувью, достала свои любимые растоптанные ботинки без каблуков, влезла в них, чмокнула меня в щеку и исчезла в подъезде.
Я оторопел. Но вынес важный урок: люди невнимательны. Если есть предмет, к которому они привыкли, который всю жизнь выглядел одинаково, то им и в голову не придет присматриваться к нему.
Кто то хихикнул внутри меня. Услышав счастливый смешок, я понял, что ОНА никуда не ушла. Девочка из снов – девочка из зеркала... НЕЗНАКОМКА не жила отдельно от меня и не была воспоминанием. ОНА и есть Я. А Я – это ОНА. И как такое могло случиться, не имею ни малейшего понятия!
Произведение для сортира
– Почему ты не девчонка? – Я тогда ему сказал.
Он сморкнулся, усмехнулся И пизду мне показал.
Мата Хари
Жена стала замечать, что муж перестал обращать на нее внимание.
Надела противогаз и спрашивает благоверного:
– Ничего не замечаешь?
– Брови, что ли, выщипала?
...Я становлюсь внимательным и подозрительным.
Превращаюсь в хитреца изобретателя.
Я мог бы давать советы Штирлицу, сериал про которого смотрит вся страна.
У меня улучшился слух: сидя в квартире на нашем пятом этаже, слышу, как внизу открывается дверь подъезда.
В женских штучках становлюсь более изощренным, чем сами женщины. Вчера смастерил искусственные ресницы из старого мутонового воротника. Отрезал две узкие полоски, пощипал их, завил на карандаш и накрасил тушью. Приклеить решил на клей для дерева, найденный в отцовском ящике для инструментов... И приклеил бы, даже не задумавшись о том, что глаза могут НАВСЕГДА остаться склеенными... Помешало возвращение отца из рейса.
...Он, как обычно, привез кучу подарков мне и маме. Свои, мальчишечьи, я даже не хотел распаковывать, а вот у мамы... изумительные красные туфли. У меня даже сердце стало стучать медленнее.
«Мы должны их получить», – шепнула ОНА мне в ухо, и я вдруг осознал, что живу ЕЕ интересами. Моя жизнь растворялась, как в кислоте. То есть внешне я абсолютно нормальный мальчик, и каждый день, видя себя в зеркале, конечно же, не мог забыть об этом. Но ничего кроме апатии на этот счет не испытывал. С ЕЁ появлением исчезали старые желания и появлялись новые, совершенно неожиданные, а порой и опасные. Как, например, эти чертовы туфли. Я так сильно хочу их, что готов продать душу дьяволу...
Пока я как загипнотизированный смотрел на недоступные сокровища, мама их мерила. Туфли оказались немного маловаты. Точнее, требовали времени, чтобы быть по ноге.
– А на тебя налезут? Может, разносишь? – со смехом спросила она.
– Конечно, – на полном серьезе, скрывая радость согласился я.
Иногда я разнашивал ее обувь. Первый раз вызвался сам, а она не поинтересовалась, чего ради помогаю ... Мне показалось, туфли на мне сидят идеально, и я цокал каблуками по полу, пытаясь подражать женской походке.
– Что ты делаешь?! – Голос отца, вернувшегося улицы, заставил подпрыгнуть.
– Мама попросила разносить. Ей малы, – в ужас пробормотал я, в мозгу проносилось: «Поймали! Мне конец!!!»
Отец в гневе страшен, а уж узнав про такое...
– А а, понятно, – как ни в чем не бывало, бросил он и прошел на кухню.
Сердце успокоилось не сразу. Хотелось срочно вылезти из туфель, но вдруг слишком быстрое отступление вызовет подозрения (хотя отец, скорее всего, уже забыл обо мне), и я продолжал цокать с трясущимися коленями, а липкий холодный пот выступал на спине.
Наконец, решив, что достаточно походил в туфлях, вернулся к себе в комнату. Там осмотрел все, что могло вызвать отцовские подозрения, но ничего не обнаружил. Я всегда был аккуратен. Нашел только искусственные ресницы. А их нельзя положить ни в одну из шкатулочек мамы. Ресницы принадлежали ТОЙ, чьих вещей не было и не могло быть в этом доме, как и ЕЁ самой. Пришлось спрятать их в карман школьной формы и постараться забыть о них на все время папиного отпуска.
И действительно... полностью про них забыл.
...Через пару дней вместе с приятелем Димкой пошли после школы в кино. Набрали мороженого, потом подошли к кассе. В одной руке я держал деньги, в другой пломбир, а он считал мелочь.
– Не хватает, у тебя еще есть?
– Не знаю. Может, в кармане.
Не раздумывая ни секунды, Димка запустил руку ко мне в карман и выгреб оттуда все. На ладони среди мелочи лежали... искусственные ресницы.
– Что это?
Мороженое застряло у меня в горле.
– Это?..
Спас меня висящий на стене прямо за его спиной плакат фильма «Спартак», вечно популярного среди советского народа.
– Я хотел... хотел сделать маленькие фигурки спартанцев, а мех прикрепить на шлемы. У них такие шлемы странные, мне кажется, вполне подойдет.
– Да? – Он заинтересованно уставился на ресницы. – А из чего ты будешь делать фигурки?
– Из пластилина. – Я уже пришел в себя и сейчас удивлялся только собственной способности к молниеносной импровизации. – Потом покрою лаком, и они будут смотреться просто изумительно, как настоящие! – Я поймал себя на том, что использовал какое то девчоночье слово.
– Покажешь? Почему ты мне раньше не говорил? А кого из них ты хочешь сделать? – Он сыпал вопросами, но я отвечал без запинки. Мы даже забыли о том, что опаздываем на сеанс, так гениально я врал! Наверное, из меня вышел бы неплохой писатель. Может, не гений, но автор приключенческих бестселлеров – точно.
Сразу после кино помчался в магазин, слава богу, пластилин там был, и вечером уселся за работу. Ресницы безумно жалко, но лучше все таки сделать фигурки и показать Димке. Может, он и забыл, но так будет спокойнее.
...Он остался в восторге, да и мне спартанцы в итоге понравились, только ОНА осталась недовольна.
...Началось лето, отец снова отбыл в далекие края, а мы с мамой, бабушкой и овчаркой Магдой отправились на дачу. Тут я мало что могу позволить ЕЙ. Мама не берет на дачу ни косметику, ни туфли на шпильках, ни одежду на выход. Ведь у нас маленький летний домик. Зато участок большой, тридцать соток. Магда носится по нему целый день, бабушка занимается хозяйством, а мама ездит на рыбалку. Непонятно, то ли отец научил ее любить рыбную ловлю, но она может пропадать там целый день. Возвращается в обед, привозит улов, ест и снова в лодку. А я слоняюсь вдоль забора и не знаю чем заняться, как вдруг... обнаруживаю мешок со старыми материнскими вещами. В такой обстановке – это практически клад! Старые колготки сарафаны, белье, чулки и комбинации... Именно и чулок я и решил сделать новую кожу, точнее, имитацию кожи. Сшить их как комбинезон и надевать так, чтобы не выступала... ненужная часть тела.... Было еще очень далеко до выхода на экраны знаменитого фильма «Молчание ягнят», но ведь желание иметь другое тело так схоже у всех... транссексуалов...
Бабушка нашла мое творение, когда ей понадобились кухонные тряпки. Она распотрошила мешок и с удивлением стала вертеть в руках мою «вторую кожу».
– Что за ерундовину твоя мать тут соорудила?
– Это? Ничего... У нас в школе трудовик болел, мы ходили на уроки к девчонкам. А там всех шить учили, я просто использовал ненужные тряпки.
Бабушка поверила, так как других версий у нее просто не нашлось.
Загрузили? Разгружай!
Ни хуя вы нахуячили!
Ну ка расхуячивайте всё на хуй!
Один раз – не «адидас»
– Вовочка, пойдем трахаться?
– Пойдем, только ты меня за руки держи.
– А ты что, боишься?
– Нет, просто, когда со Светкой из З б трахались, она у меня все фантики из кармана стырила.
Сегодня в гости к нам с мамой пришел дядя Леша. Он работает вместе с отцом, но на сей раз они оказались в разных рейсах. Дядя Леша – ходячий праздник, он всегда заваливается с шампанским, фруктами, большим тортом и скабрезными историями, а сегодня еще и с молодой женой Наташей. Мама накрыла стол, меня позвали за компанию, все таки скоро пятнадцать – почти взрослый, а дядя Леша сказал, что вообще пьет с тринадцати! При этом отодвинул фужер с шампанским и достал из внутреннего кармана пиджака бутылку водки.
...Вслед за первым пузырем пошел следующий, дядя Леша болтал без остановки. Чем больше алкоголя – тем похабнее анекдоты.
– Боцман приходит в публичный дом, снимает проститутку. Она у него два часа сосет и говорит: «Да у вас же не стоит!» А он ей: «Мне и не надо, чтобы стоял. Мне надо, чтобы блестел».
Жена его смотрит на меня как то странно, отчего я нервничаю. Выбрал момент и вышел в ванную, проверить, все ли в порядке. Вроде все. Волосы причесаны, рубашка чистая, следов косметики на лице нет. Только собрался назад, как она сама появилась в дверном проеме. Проскользнула в ванную и защелкнула шпингалет. Не успел опомниться, как почувствовал ее губы на своих. Ничего себе! Она же старая, ей лет двадцать пять!.. А через минуту она выпустила меня и немного удивленно отпрянула.
– Ты чего такой? – шепотом спросила она.
– Какой такой?
– Ну... ты волнуешься, что ли? Ты первый раз, что ли?
– Я в девятом классе, – невпопад ответил ей. Выглядеть полным лохом не хотелось. Тем более что целоваться мне, кажется, даже понравилось.
А на кухне бас дяди Леши не замолкал.
– И вот познакомились мы с девчонками в Таиланде, – ну, неженатая часть нашего коллектива – выпили, поболтали. А они такие куколки, такие лапочки. Только Петрович зажал одну, а ЭТО – МУЖИК!
Слух мой улавливал обрывки странного разговора, идущего на кухне. О чем они говорят?! О чем?!!!! Рванув к двери, оказался в объятиях Наташи, решившей, что юноша проявил, наконец, нужный напор. Она вцепилась в меня с ответной страстью.
– Так вот наш Петрович... – Дядя Леша приглушил голос, теперь я не слышал слов, но оторвать Наташу слишком грубо не решался, кроме того, поцелуй взволновал. Тем не менее очень хотелось узнать, о чем рассказывает ее муж.
– Пошли, а то нас давно нет. Сначала ты иди. Я потом, – вдруг прошептала Наташа.
Слава богу! Я рванул на кухню, где рассказывалось продолжение пикантных приключений политически подкованных советских моряков.
– А там всегда так: если телка клеится на улице и при этом очень даже ничего – точно трансвестит... то есть мужик, переодетый бабой, или транссексуал – это когда парню все его хозяйство – чик! – и отрезали.
– Зачем? – изумлялась моя мать.
– Как зачем, а жить то на что? Баба всегда своей мандой заработает на жрачку, а для мужичков работы нет. У них целая трагедия, когда рождается мальчик. Вот они в детстве парней в девок и «перековывают»...
...Они засиделись допоздна, и мама оставила их ночевать. Тем более что дядя Леша идти уже не мог. Втроем; я, мама и Наташа – мы тащили его обмякшее тело в свободную комнату. А ночью...
В нашей квартире можно много чего проделать, оставшись не пойманным. Моя комната на отшибе. Я уже засыпал, когда кто то вошел в комнату и на ощупь двинулся в мою сторону, а, подойдя к постели, нырнул под одеяло.
– Тсс, – взволнованный голос Наташи. – Молчи, а то всех перебудишь.
Кричать я и не собирался, впервые женское обнаженное тело оказалось так близко от меня, и это сильно волновало. Она знала что делает. Я не сопротивлялся. Было и любопытно, и приятно, и страшно одновременно. Куча противоречивых чувств. Когда все случилось, я был весь мокрый от пота, сердце едва не выпрыгивало. Во второй раз все получилось намного лучше.... Вернулась к мужу она только под утро, оставив меня в полуобмороке.
По странной иронии судьбы в один день я и узнал о существовании мужчин, переделанных в женщин, и одновременно стал мужчиной.
Здравствуйте, я ваша тетя!
– Я поцелую тебя... Потом. Если захочешь!
Цитата из известной комедии с переодеванием
...Если вчерашней ночью мою постель посетила тетя Наташа, то сегодняшней – пришла ОНА. Причем в бешенстве и готовая рвать подушки зубами. Кровать превратилась в поле кровавой битвы: с одной стороны выступало мое чувство гордости, ведь все мои одноклассники еще были девственниками, а я стал героем в их глазах, но с другой – меня гложут вина и раскаяние. Половой акт против моей природы, да еще – подумать только! – с женой лучшего друга отца?! Вдруг когда нибудь она признается мужу?!! Крепкие татуированные кулаки дяди Леши маячили перед моим носом.
Легкая победа уже не радовала и не казалась такой уж легкой. К тому же не имела ровным счетом никакого значения. Ничего, кроме раскаяния и омерзения. А еще появилось чувство, что мое молодое мужское тело живет отдельной жизнью от желаний, разума и души неопытной женщины, которой я на самом деле являюсь. Я становился кем то другим, вернее понял, что СТАЛ кем то другим. С некоторых пор даже думаю о себе в женском
роде. Все правильно. ВЕДЬ Я – ЖЕНЩИНА!!!
* * *
Мамин пуфик растормошила целиком. И почему она носит то, что мне совершенно не подходит?! Какие то старушечьи кофточки, юбочки. Но слава богу, что хотя бы не следит за выброшенными шмотками, и значит, с ними можно делать что угодно. Подшить, подрезать... И я взялась за ножницы, спасибо матери, умею с ними обращаться. ...Юбки укоротила, выбрала блузку. И еще... решила надеть белье. Надо компенсировать вчерашнюю ночь, забыть Наташу. Правда, бюстгальтер большой, и пришлось завязать тесемки узлом на спине. Осталось напихать ваты в чашечки, и получилась настоящая грудь!
«Как ОН мог? Как?!! Просто немыслимо!!!» – Я ужасно зла на НЕГО.
...Черт! В тишине квартиры раздался телефонный звонок. Снимаю трубку.
– Да?
Але! Это ты? – Вкрадчивый голос Наташи ни с кем не спутаешь. – Я уже соскучилась, а ты?
...Я? Интересно, что бы ОН сказал сейчас? Что вообще должен сказать мужчина в такой ситуации? Точно не то, что собираюсь ответить Я.
– У меня много уроков... и... мама дома.
ОН где то внутри меня взбунтовался. Ну конечно, приятно ведь рассказывать пацанам в школе, что ты уже переспал с женщиной. Повышает рейтинг. А то, что ее муженек может оторвать нам голову, об этом ОН не думает?
Да не бойся, можешь прийти ко мне. Мой ушел в гости, значит, завтра до обеда я одна. Ты ведь знаешь, где мы живем, – Наташа не унималась.
– Я правда... не могу.
– Если не можешь остаться на ночь, приходи сейчас, а вечером пойдешь домой. Хочешь, бери с собой учебники, я помогу с уроками, – она засмеялась.
Господи, когда ты от меня отвяжешься? Ну до чего же бабы липкие и приставучие! Вот Я – не такая! Сейчас подтяну колготки и никогда не буду сама звонить парням. Вести себя так – недостойно! Она просто шлюха! Но надо ей что то сказать, чтобы не обиделась, а то заподозрит что нибудь.
– Меня мама... просит помочь ей... У нас... у нас уборка.
– Ой, ну как знаешь. Передумаешь, звони.
– Хорошо. Когда освобожусь.
Я с облегчением положила трубку. Что за женщины!
Убей мою подругу...
Подруга подкинула проблем, сука!
Подруга подкинула проблем, шлюха!
Из песни группы «Два самолета»
Прошли те времена, когда желания переодеваться женщиной и думать о себе в женском роде казались мне чрезвычайно необычными. Я понимал, что со мной; точно знал, что не один такой и что за границей в «загнивающем капитализме» делают операции по смене пола. Да только мне это ничего не дает. Я живу в стране, где статья за гомосексуализм работает на полную мощность. Пусть я не гей, но кто станет разбираться в тонкостях!
«Доктор, мне кажется, что я гей». – «Вы что, известный модельер?» – «Нет». – «Тогда, может, художник?» – «Нет» – «Так вы артист?» – «Да нет же, я простой инженер!» – «Голубчик, тогда какой же вы гей? Вы просто пидарас!»
Друзья донимают, почему не завожу себе бабу. Ведь я же «раньше всех лишился девственности, а теперь хожу, как лох, один». Им легко говорить, у них одно желание, а вот у меня... Я старше их всех, ведь во мне живут две личности...
...Мама сегодня уехала на целый день. МОЕ ВТОРОЕ Я уже скребется и тащит к столику с косметикой. Я еще не решил, как поступить, а руки – словно ими управляет кто то другой – сами начинают копаться в материнской косметичке.
«Чего ты трусишь? – ОНА красит ресницы и, довольная собой, болтает. – Ты же видишь, даже мама за все годы не заметила, что косметика убывает. А когда однажды мы нечаянно порвали ее платье и зашили, так она опять ничего не увидела...»
«Но меня не раз могли поймать!»
«Но ведь не поймали же! Розовые тени мне идут больше, чем голубые. Жаль, мама всегда покупает одни и те же цвета, не любит экспериментировать. Если бы посоветовалась со мной, я бы многому сумела научить ее. Почему то замужние женщины ленивы. Я не буду такой». «Ты? – Я начинал злиться. – А какой ты будешь?! Как ты можешь БЫТЬ? Ты никто! У тебя нет будущего!»
«Зато у меня есть настоящее, а у тебя его нет!» – жестко ответила ОНА.
Это была правда. Горькая, страшная, способная довести до отчаяния, до самоубийства... Если нет настоящего, если ты не живешь, так зачем оно нужно – какое то неизвестное будущее? А я ведь и не жил, вернее, только и жил ожиданием того, когда мать уйдет из дома, чтобы закрыть все шторки, напялить один из материнских париков и ее обноски. Потом смотреться в зеркало, шляться по дому и представлять себя другим человеком. Но зачем? Если этот человек живет только за закрытыми шторами? Если он почти что миф? Выдумка? Что если все, о чем грезишь, ненастоящее?
«Но только в этом ненастоящем и есть жизнь!» – неожиданно вставила слово ОНА.
Я не ответил. Мысль, что вот так можно провести годы, десятилетия, совсем не грела. Проводить все свободное время дома, смотреться на себя в зеркало и разговаривать с собой. Да – именно с собой... К черту! Я швырнул парик и пошел в ванную.
«Нет!» – ОНА зло глянула на меня из зеркала, но я открыл воду и сунул лицо под кран.
Буду ТАКОЙ, нет – таким, как все. Раз родился мужчиной, надо думать о себе в мужском роде. Стану МУЖИКОМ!
* * *
В первую очередь взялся за поиск «мужских» профессий. Одной из первых в моем списке стояла работа следователя. Детективы я обожал. Но в юридическом, куда сунулся с документами, конкурс оказался десять человек на место. Между собой соревновались медалисты, а я окончил школу, хотя и на «отлично», но без медали. Поняв, что шансов на юрфаке нет, с ходу поступил в ЛИАП, Ленинградский институт авиаприборостроения.
Мама на радостях устроила праздник. Мы поехали к бабушке, по дороге заехали в кондитерский, а потом еще решили сделать ей подарок и зашли в косметический магазин. А там... Я как загипнотизированный уставился на витрины: блеск для губ, перламутровый лак для ногтей... Вот оно, единственное, что нужно мне в жизни, и то, чем я никогда не смогу по праву пользоваться. Я неожиданно осознал, что если останусь дома, то не переборю себя. Вечно буду рыться в косметичке матери, посещать парфюмерные отделы, притворяясь, что ищу подарок жене, рассматривать витрины с бельем... Чтобы от всего этого избавиться, надо бежать куда нибудь на Северный полюс. Если уж жечь мосты, то по честному. Лишить ЕЕ сразу всего; кто ОНА без искусственных локонов и чужих помад, без одежды и обуви, с коротким «пионерским» ежиком на голове?..
Мама и бабушка еще не покончили с первым куском торта, как я уже решил, что уеду в город N ск, где есть училище МВД, буду учиться на опера. Очень мужественная профессия, а главное, в мужской общаге точно не будет залежей чулок и помад и не будет ни возможности, ни желания переодеваться. Но в тот радостный вечер я не решился сказать о своем решении...
Опускаю здесь реакцию мамы на то, что я забрал документы из института. Хорошо еще, что отец был в плавании, а иначе... Родные пугали меня, как только могли. После их обработки «в бой» включились друзья семьи: они отговаривали тем, что работа опера опасна и мало оплачиваема и что более дикий выбор сложно представить. Говорили, что в общежитии среди бывших ПТУшников и трактористов жить невозможно и что в Ленинграде тоже есть такие училища... В итоге их успокоили мои обещания, что после училища пойду снова поступать на юридический.
Училище в городе N ске, на первый взгляд, соответствовало красочным рассказам родни. А на второй – превосходило их. Вонючая казарма, называемая общежитием, столовая со здоровенными крысами мутантами, спортивные площадки с покосившимися баскетбольными стойками, зассанный душ и обосранный туалет. Короче, здоровый мужской дух и... очень большое количество придурков. Один рассказывал приемной комиссии, что приехал учиться на директора колхоза, второй – на директора винного завода, двое на космонавтов. Я долго не понимал, то ли они вправду кретины, то ли тут кроется какой то прикол, который мне пока неизвестен. Вскоре тайна выяснилась: те, кто приехал поступать сюда, автоматически получали отсрочку от армии. К сожалению, учиться они тоже не хотели и потому ломали комедию. Ведь пока здесь с тобой возятся, армия, хотя бы на время, остается для тебя в стороне.
Зато в здешнем здоровом климате, при больших физических нагрузках и полном отсутствии одиночества, мне некогда было размышлять о том, женщина я или кто. Десять километров по пересеченной местности с автоматом в руках – и ты становишься настоящим бойцом, пусть сквозь твои светлые глаза отчетливо видна задняя стенка черепа, зато у тебя крепкий сон! А при пробуждении первая мысль только о жратве. Да и сны не отличаются разнообразием. Снятся куриный супчик, домашние пельмени, жареная картошечка с грибами, заедаешь ты все это бутербродом с колбасой (такой, знаете ли, огромный бутерброд – размером в батон, а посередине сервелат)... Просыпаешься и понимаешь, что жуешь подушку.
Постепенно преподаватели стали выделять меня из толпы студентов. Учился я лучше всех. Уже через полгода назначили старшиной взвода, еще через полгода меня ждало следующее повышение... А вскоре я узнал ужасную вещь. Училище лишь официально готовило оперативников, а на самом деле после окончания учебы всех, в лучшем случае, ждала «карьера» конвоира...
Я решил уйти. Руководители долго отговаривали, мотивируя тем, что армии нужны думающие бойцы. Обещали, что не стану сидящим вертухаем, тупо рассматривающим зэков через прицел; у меня может сложиться прекрасная карьера... Вплоть до начальника лагеря... Но я не хочу. Какая разница, простым конвоиром или начальником конвоя, все равно противно. Вернулся в Ленинград, правда, в ЛИАПе решил не восстанавливаться, ведь тогда придется объяснять свои странные метания. И потому поступил в ЛИТМО (Ленинградский институт точной механики и оптики). Мама была очень довольна, что я снова дома и учусь в хорошем вузе. А вот ОНА – я почувствовал это, как только вошел в квартиру,– снова встрепенулась и подняла голову. И шестым чувством понял: ОНА МНЕ ОТОМСТИТ...
Как вспомню – так вздрогну
Вот это стул – на нем сидят,
Вот это стол – за ним едят.
Вот это водка – водку пьют,
Вот это бабы – их ебут.
СВАДЬБЫ, ДЕТИ И РАЗВОДЫ
Поединок
Скрестим наши шпаги,
не ради отваги,
а ради порядка
и дружбы в отряде.
Девиз отряда «Мушкетер» п/л «Чайка»
К счастью, свободного времени нет. Кроме института серьезно занимаюсь фехтованием, а ЗАТАИВШАЯСЯ ДЕВУШКА обиженно молчит, притаившись как гадюка в кустах.
Сегодня у меня появился новый спарринг партнер.
– Виктор, – представился он.
Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие у него крепкое, руки длинные, и сам он немного выше меня. К тому же оказалось, что он, как и я, предпочитает встречные атаки. Но когда двое вооруженных людей бросаются друг на друга – это страшно. Клинки могут сломаться, надо быть внимательным, чтобы не поранить партнера. Я все это прекрасно помнил, когда мы пошли друг на друга...
«Между прочим, он красавчик», – вдруг прямо под руку ляпнула ОНА.
Я настолько не ожидал, что замер; чужой клинок тут же больно впился мне в плечо, я отскочил и чуть не упал. Какого черта?! Ладно ОНА появлялась дома, но говорить что то в тот момент, когда на меня летит вооруженный противник?! Совсем дура! Решил не реагировать и снова пошел в бой.
«Красавчик, и здоровый к тому же», – опять вякнула ОНА.
«Не слышу, не слышу!» – завопил я внутри себя.
– Вы убьете друг друга! – вдруг заорал тренер.
До меня его крик дошел лишь через секунду.
Оказывается, сопротивляясь ее голосу, я развил
необдуманно высокую скорость нападения, Виктор же в свою очередь тоже нападал на меня, и мы едва не покалечили друг друга.
Я решил уйти с тренировки, сославшись на то, что заболел живот. По дороге домой у меня с НЕЙ состоялась крайне неприятная беседа.
– Зачем же уходить? Он же такой видный и интересный! – вякала НЕВИДИМАЯ ВЛЮБЛЕННАЯ.
– И поэтому подставляешь меня?
– Не подставляю. Просто у него свое место в спорте – он мальчик. А ты же девушка. Ты все время напрасно пытаешься убить женскую сущность: то лезешь в казармы, то со шпагой носишься. Что еще выдумаешь? Может, станешь трактористкой бульдозеристкой? Или дальнобойщицей, шахтершей откатчицей?..
– И стану!
– А смысл?!
– Стать лучшим!
– Чушь. Тебе не нужны никакие спортивные победы, тебя на самом деле интересует совсем другое: чтобы Виктор влюбился в тебя и пел дурным голосом серенады под твоим балконом, бегал, как собачка, следом и дарил цветы. Вот та победа, которую ты жаждешь, а спорт?.. Это просто либидо.
– Молчи, чудовище. Ты ломаешь мою жизнь!
– Нет. Ты гробишь мою! Как хорошо было бы...
– Пошла... на хуй!
– Я бы с удовольствием! Да и ты не против, но...
* * *
...Тренировок жду с нетерпением и партнера не меняю. Мне достается по рукам и ногам, но это мелочи, а страшит только любовь. Чтобы ее избежать, я и совершаю бесчисленные нападения на человека в маске.
– Стой! – резко кричит тренер.
Замираю. Мой клинок уже нырнул под его тренировочную маску, а они у нас старые и дешевые, Виктор застыл, и я испугался, услышав, как со звоном падает его оружие. Я убил человека?!
Нет. Он снял маску, клинок лишь поцарапал его шею, но не прошел дальше. Я помог ему стереть выступившие капли крови и вдруг понял, что испытываю сильное желание поцеловать его гладкую кожу.
– Встречная атака при правильном противнике обречена на провал! – Тренер суетится рядом с нами, и это помогает мне отвлечься. – А мастера спорта вообще не делают ошибок, на которые вы вечно рассчитываете.
Тренировка закончилась. Стою под душем, стараясь не смотреть на обнаженное тело Виктора. Завтра у нас серьезный бой, по очкам мы с ним ровня, и для получения «мастера» нужна еще одна победа в городских соревнованиях. Еще один бой нужно выиграть. Кто победит, тот и «мастер». Для него очень важно обойти меня. А мне... сука, что сидит внутри меня, которую я сейчас просто ненавижу, вопит, что мне нужна только «женская» победа. И хочу я только одного: чтобы он сейчас накинулся на меня, обнял, поцеловал да, наконец, изнасиловал, черт возьми!.. Но как?! Я не хочу, не приемлю, не желаю никаких гомосексуальных контактов!!! А моё тело – оно не дает никаких других возможностей.... Я с отвращением глянул вниз на тот отросток, что болтался где то внизу, – вот он, корень зла всей моей жизни, ее главная боль и беда!
– Ты сам все понимаешь! – ОНА стояла здесь же рядом с нами в душе. Капли стекали по парику и падали на платье не по размеру.
Впервые мне не хотелось с НЕЙ спорить, ОНА права. Только дальше то что?! Что дает мне ЕЕ правота, да и моя тоже? От осознания проблемы становится только больнее. Лучше бы вообще не задумываться ни о чем! И дальше заниматься спортом, учебой. В сущности, пока нет времени думать – жить гораздо легче. Но стоило появиться мужчине, вызывающему у меня интерес, как ОНА тоже появилась... Ничего. Завтра я стану мастером спорта, и Виктор исчезнет из моей судьбы, у меня будут новые партнеры по тренировкам, и все забудется!
...Кажется, полгорода собралось во дворце спорта. Разумеется, основная масса зрителей, главным образом, состояла из родственников, родителей, одноклассников и друзей. Я и сам поехал с мамой, то есть она решила поехать со мной. Правда, родительница даже не переживала за соревнования, полагая, что вариантов тут нет – первое место будет за ее отпрыском. Я тоже не сомневался в собственной подготовке, но меня все больше начинали мучить иные сомнения – а зачем мне этот спортивный триумф? Азарт соревнований вызывает только тоску, апатию и смутную тревогу. Победа многое изменит в жизни, спортивный рост оставит все меньше времени на учебу. Все больше придется проводить его на разных сборах в мужском коллективе, что напоминает казарму, да еще полная невозможность быть с НЕЙ и... быть ЕЮ. Зато Виктор был перевозбужден от волнения, что для него сейчас серьезный минус. Когда так много ставишь на карту и слишком сильно боишься проиграть, то не можешь сосредоточиться.
– Жалко его. – ОНА вдруг подала голос.
У меня самого где то в сердце появилось чувство практически материнской нежности к нему. Он словно глупый щенок, который не может отобрать игрушку у толпы своих братьев и бегает вокруг них, заливаясь бессильным визгливым лаем... Вдруг показалось, что я легко способен подняться над своими чувствами, они оказались такими глупыми, такими по детски наивными и такими временными, что за них и бороться то не стоило. Господи, мне совсем не нужна победа в спорте!... Именно с такой вот мыслью я вышел на дорожку. Виктор пошел на меня в атаку, раз, другой... Не хотелось уступать легко, пусть зрители поверят, что победа далась ему с трудом, что у него очень сильный противник!.. Я считал очки, обходил он меня ненамного, но тем приятнее для него должен был стать финал!... Упал я к концу боя. Повалился на землю, раскинув руки и ноги, как баба, которую толкает на кровать грубый возбужденный любовник. Зал ахнул от испуга. Тренер подбежал ко мне: в его глазах недоумение и разочарование, изменить ситуацию времени уже нет. Он тяжело вздыхает, а я бреду к раздевалке, пытаясь скрыть удовольствие, и вижу краем глаза, как Виктор трясет руками. Надеюсь, он хоть что то почувствовал ко мне, заметил мое женское начало... Я стоял под душем, и хорошо, что никто не видит сейчас, как расплывается на моем лице счастливая улыбка.
– Да вы видели, как он грохнулся?! – В душевой раздался возбужденный голос Виктора, он обсуждал с кем то бой. – Прямо мужлан какой то! Если бы в энциклопедии было слово «мужлан», то его фото стояло бы там!
– Почему? – Это кто то из спортсменов.
– Фехтование – утонченный спорт для аристократов! А у этого нет ни женского изящества, ни грации настоящего джентльмена! Просто какой то тракторист, звезда колхоза! – Он зло засмеялся. В голосе самодовольство.
А я чуть не заплакал. Под водой слезы не видны.
– А наш тренер сказал, что он самый сильный на соревнованиях! – вставил реплику кто то еще. – Его уже планировали посылать на республиканские, все удивлены, что он проиграл.
– Да он берет только тем, что здоровый как лось! Говорю вам, он примитивный орангутанг.
Я заткнул уши. Не помню, сколько простоял под душем, не знаю, заметили ли они меня. И не хочу знать.
...Мама не стала ничего говорить о проигрыше, хотя видела подавленное состояние, но, на мое счастье, не знала его причину. Как ни в чем не бывало, мы зашли в магазин, и она купила праздничный торт. Но дома, съев кусочек, тут же тактично смылась к соседке, решив, что, раз молчу, значит, хочу побыть один.
А я машинально отрезал торт и продолжил держать в руке нож. Тот самый, которым когда то порезал руку в ночь нашей первой встречи с НЕЗНАКОМКОЙ ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ. Сейчас нож замер вблизи моего... полового органа. Как еще назвать лишний отросток тела, просто не знаю.
– РЕЖЬ! – вдруг шепнула ОНА. – Отрезай, чего тут думать?! Вызовем заранее «скорую» и откроем дверь. Они приедут, отвезут в больницу и спасут. Назад его уже не пришьют, так что придется докторам решать с тобой что то, и в итоге сделают из тебя милую юную девушку. Такую, какие нравятся спортсменам.
Левая рука предательски дрогнула и потянулась к застежке на брюках. Но даже просто поднести холодное острое лезвие к собственной плоти оказалось невыносимо страшно.
– Зато подумай, насколько уже завтра нам станет легче! – предложила ИСКУСИТЕЛЬНИЦА.
Легче? Сегодня я упустил возможность стать победителем, да еще был назван колхозным мужланом.
– Тебе просто пора проститься с мужественностью, вот и все. Одна секунда. А боль врачи снимут сразу же. Я звоню в «скорую», давай.
Я тяжело вздохнул и медленно расстегнул брюки. ОНА вызовет врачей, нас спасут... И тут... Я посмотрел на НЕЕ, ОНА по прежнему в парике, в том самом, с густым вьющимся волосом, в котором стояла под душем позавчера. Кудри даже не развились. И на ней то же платье не по размеру. И бюстгальтер материнский, тот, что я сам когда то завязывал узлом на спине, потому что он большой. И внутри него старые носки... Я вдруг испугался до жути, словно увидел на кухне оживший труп. Как ОНА вызовет докторов?!! ОНА ведь ненастоящая!!! ОНА мне просто нагло лжет?!!!...
В ужасе бросив нож, я шарахнулся в сторону, закрыл глаза и уже не сдержал крик: «ИСЧЕЗНИ!!!»
* * *
Целый год ОНА не появлялась. Я не мог, не хотел знать ЕЁ, видеть, слышать. Не мог забыть ни злобу Виктора, которому просто подарил победу; ни того, что чуть не искалечил себя. Чуть позже я прочитал в медицинской энциклопедии, что обрезание полового органа может привести даже к летальному исходу! Я не понимал, как ЧАСТЬ МЕНЯ хотела покалечить меня же? И что эта же ЧАСТЬ лишила меня спортивной карьеры. Правда, тренер еще полгода после соревнований звонил и умолял вернуться, но спорт перестал вызывать интерес. Одна мысль, что снова придется встречаться с Виктором на дорожке, кажется невыносимой...
Да, были люди в наше время!
– Что будете пить? Самогон, спирт или водку?
– Прямо не знаю... Всё такое вкусное!
Не одна я в поле кувыркалась
Дождик лей, ветер дуй –
Нам, туристам, хоть бы что!
...А вскоре мои родители развелись, что мало отразилось на нашей жизни с мамой, мы и так редко видели отца, зато теперь у меня появилось еще больше свободы. Институтские и бывшие школьные друзья могли приходить и днем, и ночью, чем они и пользовались, а в большой компании появлялись и девушки. Тогда же из небытия возникла и моя одноклассница Ленка. Высокая, смелая, напрочь лишенная дурацкой женской манерности. Да и профессию после школы она выбрала серьезную – технолог целлюлозно бумажной промышленности.
Летом мы всей толпой решили поехать отдыхать. Компания подобралась из девяти человек: семь мальчиков и две девочки – Ленка и ее подруга. Рванули в самую глушь, на Голубые озера, недалеко от Выборга. Туда не ходят даже электрички, и нас на автобусе довез друг моего отца. Обещал вернуться за нами через пару недель. И только когда он укатил, наша шайка лейка осознала, что пути назад отрезаны, а мы остались в абсолютно глухом районе, в полной тишине леса, где до ближайшей железной дороги почти тридцать километров, – и вот тогда всех и охватила легкая паника...
– А если с кем нибудь что нибудь случится? – вслух подумал я.
Остальные испуганно переглянулись.
– Ничего не случится! Смотрите какая красота! – бодро прервал тишину мой бывший одноклассник Вовка.
Именно он стал идейным организатором поездки в выборгские прерии и «подбил» других бледнолицых.
– Руки так и чешутся, – мрачно произнес наш боевой друг Серега.
Но его заявление вызвало улыбки и разрядило атмосферу. Весь наш класс объединяло то, что все были, как бы сказать, несоветские. У нас только один и имелся комсомолец активист – любитель политинформаций и нравоучительных планерок. За неумеренную активность его регулярно, пару раз в год, поколачивали, зато после окончания школы, когда он перестал напрягать партийными делами, его, наоборот, полюбили, за что раньше ненавидели – активность. У него хватало энергии всех обзвонить, собрать, организовать, решить, кому и что поручить, и куда то вывезти. Вот, например, к черту на рога. Но что делать? Надо ставить палатки.
* * *
Первая ночь прошла без приключений. А утром нас разбудил аромат ухи. Он распространялся по лесу, как что то мимолетно и неестественно прекрасное. Тем более что мы с собой взяли картошку и тушенку. Конечно, у нас удочки имелись, но никто не рассчитывал, что сумеем наловить рыбы. И мы молча, с любопытством диких зверей, пошли на запах...
Супчик вблизи выглядел не так аппетитно, ведь похлебку варили в грязном огромном казане, возле которого сидела такая же немытая престарелая семейная парочка. Рядом стояла старенькая самодельная палатка, между деревьев висели веревки, на которых где то сушилось застиранное белье, где то грибы, а где то рыба. Мы вежливо поздоровались, нам вежливо ответили, но приятной беседы не получилось.
– Ягоды зря не топчите, – строго велела лесная «фея». – Вам баловство, а нам доход с них какой никакой!
Пообещав ничего не топтать, мы рванули к себе. Соседство не очень то приятное – местные люмпены, которые живут здесь сбором урожая и его продажей, – но ведь никуда и не уедешь. Иначе автобус нас потом просто не найдет.
* * *
Полетели дни – второй, третий, четвертый... Вода в озере оказалась очень теплой, дожди нас не беспокоили, равно как и соседи. Иногда мы встречали кого нибудь из них с полными корзинами брусники, а потом по лесу разносился запах варенья. Иногда слышали, что к ним подъезжают машины, наверное, чтобы собрать заготовки и отвезти на рынок, – и все.
А где то через неделю Ленка заявила, что надо сходить на рыбалку куда нибудь подальше; рыба у нашего берега уже порядочно распугана лесными жителями. Идея была хорошая и правильная – мне лично давно хотелось пройтись, валяться целый день на берегу уже надоело, да и когда еще попадешь в такие места? Я поддержал ее план, не думая, впрочем, что идею не поддержат.
– Вот и идите сами! – заявила компания.
А что теперь остается? Беда в том, что Ленка авторитарный человек. За неделю она сумела достать всех. Мы даже организовали тайное общество борьбы с ней!
Хотя для меня это не означало, что надо отказываться от всех ее идей, или же любовь к рыбалке в нашей семье была как заразное заболевание, и мы пошли вдвоем. И даже не заметили сколько шли – час, два или три. Наконец, выбрав место покрасивей, уселись на высокий берег и закинули удочки...
Гроза застала нас врасплох. Озеро моментально почернело, зато древний лес, наоборот, каждую секунду освещался всполохами молний. Мы оказались зажаты на берегу, бежать некуда, да и опасно. Невысокий кустарник, под который залезли, не спасал от дождя, но зато в него, если верить учебникам, не должна ударить молния. Ленку трясло, она прижималась ко мне, а во мне вдруг проснулся мужчина, сильный, опытный и смелый... Или же я понимал, что если тоже испугаюсь, то начнется полный кошмар. Отец учил меня, что в грозу и шторм главное – не поддаваться панике. Иначе... Ничего хорошего все равно не получится. Помчимся с воплями в лес? Но там слишком легко заблудиться... В черную воду тоже не прыгнешь. И я продолжал обнимать и успокаивать трясущуюся и мокрую Ленку.
...Потом, под утро, когда закончился дождь, она сняла с себя всю одежду, чтобы выжать ее и повесить сушиться. Я свою снял тоже. В мокрой траве, как в ледяной постели у водяного, и – кажется... наверное... я не знаю, мы стали делать это, чтобы просто не умереть от холода. Или же сработала нормальная физиологическая реакция двух молодых организмов, которые тесно переплелись, пытаясь буквально вжаться друг в друга, чтобы спастись...
Перепуганная компания встретила нас, живых и невредимых, вопросами с подтекстом, но мы отрешенно молчали. Возвращались в родной город сидя рядышком в автобусе, незаметно от других она держала меня за руку.
...Та гроза стала началом осени. Холода наступили быстро, и наше второе романтическое и более долгое свидание прошло в «шалаше». Я пригласил ее на дачу в маленький летний домик.... Мы и замерзали тоже довольно поэтично, ведь в конце сентября, особенно по ночам, заморозки усиливаются: с утра кто нибудь из нас вылезал из под толстого одеяла, быстро разжигал «буржуйку» – и тут же снова под одеяло, переждать, пока в доме потеплеет.
С ней совсем не так, как с Наташей. Ленку я знаю с первого класса, мы понимаем друг друга с полуслова, а мое тело... оно даже не хочет никаких переодеваний в женское. Его возбуждает теплота того, что рядом, оно распробовало новые физические ощущения и жаждет их. Меня словно «переключили» в правильный режим, дав возможность наслаждаться полнотой гармоничных, с точки зрения природы, любовных отношений. Если хотите, то наша связь – это моя дань мужской физиологии. А куда же я ее дену?
На рыбалке у реки веселились мужики
– Мама, мама, там в лесу голые дяденька с тетенькой бегают
– Не обращай внимания – они просто дикие.
– Тетенька, может, и дикая, а дяденька точно нет. Это наш папа.
Возвращение
Муж с женой занимаются сексом с закрытыми глазами.
Вдруг у мужчины падает. Жена:
– Что, никого вспомнить не можешь?
– Ага.
– И я тоже.
...Через полгода «переключатель» сломался.
Но бежать уже некуда. На пальце кольцо, а в постели – вдруг ставшая чужой женщина. После ухода любовной горячки пришли апатия, депрессия и... простуда. Сижу дома, а Ленка в институте. С утра подошел к зеркалу в ванной, вид еще тот. Нос красный, распухший, под глазами круги. Машинально взял Ленкину пудру, лежащую на полочке у зеркала, и замазал нос. Потом провел под глазами, синева ушла, хотя вид глаз все еще нездоровый. Если немного оттенить чем нибудь розовым, то и краснота не сильно будет заметна. Еще немного румян, а то лицо белое как у покойника... Красная помада завершила последний штрих. Я машинально облизнул губы, чтобы легла ровнее, и отодвинулся от зеркала... По телу пробежал ледяной пот. ОНА смотрела из холодных глубин стекла прямо на меня. Я так давно не видел ЕЁ, что даже не сразу узнал.
ОНА молчала, мы смотрели друг на друга, понимая, что брак мой накрылся французской косметикой, как медным тазом.
Теперь мне хотелось только одного: растянуть простуду до бесконечности. Пока чихаю и брызгаюсь соплями, Ленка не лезет с поцелуями. Неделю спим под разными одеялами, но болезнь, к сожалению, скоро закончится, и вновь придется начинать «счастливую семейную жизнь».
Я к жене не отношусь плохо. Просто она мне как сестра, и, к сожалению, все романтические, страстные, да любые отношения у меня с ней как с сестрой, то есть никаких. Охлаждение она, конечно же, почувствовала и, как водится, отнесла на свой счет. Надо отдать ей должное, не стала мучить расспросами типа: «Ты что, меня больше не любишь?» Она сменила прическу и купила себе пару комплектов нового нижнего белья. Где только достала? А я... пытаюсь, как могу, отвечать ей взаимностью. Закрываю глаза во время секса, а организм сам делает свое дело.
Так и живем.
* * *
Сегодня Ленка вернулась с работы поздно, сказала, что задержали. Сделал вид, что поверил. Через пару дней она снова «задержалась на работе». Мне хотелось пошутить на тему того, что супруга стала стахановцем, но вовремя прикусил язык.
...Как ни странно, мне становится все более одиноко. Я не могу довериться жене, но и ТА, ДРУГАЯ, тоже не появляется, ОНА не может вклиниться в наше семейное расписание. Ведь мы с женой почти одновременно уходим на работу и возвращаемся практически в один и тот же час. Рассчитывать на Ленкины «задержки на работе» невозможно, но и жить так больше тоже. Без НЕЕ мне все тоскливее, хотя эта МОЯ ПОЛОВИНА и порядочно отравляла мое существование, сейчас, с ее уходом мне стало казаться, что из меня словно высасывают кровь: сил все меньше, желаний никаких. Хоть в петлю лезь, но через два месяца у мамы юбилей – пятьдесят лет, и, значит, мне надо ее поздравить, все таки единственный сын.... Или дочь? Но она ведь ни при чем. Надеюсь, мама поймет мое отсутствие. Похороны – неплохой подарочек ко дню юбилея. Юмор тоже чернел прямо на глазах.
Сегодня в магазине решил купить лучшее шампанское и занести ей.
– Так чего ты так рано поздравляешь? – Она удивилась.
– Мало ли что! На всякий случай пораньше! – промямлил в ответ.
– Что значит «мало ли что»? – Мать всполошилась. – Ты что, заболел?
– Нет, в полном порядке.
Наверное, мое заявление выглядело не очень убедительно.
– В порядке? Ты точно не болен?
– Нет, мам.
– Ну и хорошо! Давай это и отметим, чего шампанскому пылиться то? Открывай.
Открыл, и мы выпили. Сначала за кануны праздников, потом за что то еще, потом распили вторую бутылку, а потом хохотали, вспоминая, как наша овчарка Маг да ловила и ела на даче лягушек. Мы закусили, не лягушачьими лапками, естественно, а чем Бог послал, и моя смертная тоска как то растворилась, ушла в небытие. Не так уж все в мире и плохо.
Домой я возвращался навеселе. В хмурый и тяжелый вечер мама, догадавшись о моем состоянии, спасла меня от самоубийства.
Утром проснулся обновленным и осознавшим очень многое. Ночь, которая могла стать последней в судьбе неудачника «ни мужика, ни бабы», помогла обрести новый смысл бытия. Черт возьми! Я ведь не хочу попасть в тюрьму, не хочу навсегда загреметь в психушку, а значит, отрезать должен не «лишний отросток», а ЕЁ. Лишняя деталь – это ОНА. На деле ведь меня мучает не бесплотный призрак, а я САМ. А раз так – то, значит, я в силах справится с НЕЙ, то есть с собой.
Сидеть дома не хотелось, и на работу отправился пораньше. Появился в кабинете раньше всех. Оглядел столы. Практически на каждом настоящая свалка из «термоядерных отходов»: следы от чашек с кофе, сломанные авторучки, кипы бумаг, газеты и кроссворды, в которые до этого заворачивали бутерброды с селедкой. И только на моем – идеальная чистота: симпатичный стаканчик для карандашей, вазочка с изящным букетиком, которой здесь не место.
...Почему еще никто не обратил внимания на такой выделяющийся стол? А что будет, если обратят?!... Испуганно выкинул букет, вазочку сунул в портфель. Сел за стол. Теперь главное еще что нибудь раскидать, и будет бардак, как у всех. Замечательно! И я навел романтический беспорядок. А потом понял, что дурак. Ну в чем меня могут заподозрить, я ведь женат. И все знают, что по любви, все видели мой свадебный альбом.
И снова пришлось наводить идеальный порядок. Слишком подозрительно – резко менять привычки. Положил на стол руки и заметил, что ногти не совсем чистые. Машинально достал из ящика пилочку и... дико испугался. Господи! Неужели я так же когда нибудь делал это при всех?! Мне все время кажется, что живу сам по себе, но эта ПРОКЛЯТАЯ выдает меня каждым своим жестом и своими повадками! Я ведь могу даже не заметить, когда ОНА начнет действовать, как уже случилось, когда я взял косметику жены замазать простуженный нос и нечаянно сделал вечерний макияж. Когда нибудь ЭТА ТВАРЬ доведет меня до могилы, если я не сумею первым уложить туда ЕЕ! Надо все менять, резко, бесповоротно, на сто восемьдесят градусов! Если уж не испугался самоубийства, так чего бояться еще?
Вечером подошел к шефу с заявлением, что ухожу по собственному желанию. Сказать, что он сильно удивился, не сказать ничего. Он открыл рот и долго смотрел на заявление.
– М да... Но у всех сотрудников с твоим опытом работы такая зарплата.
– Дело совсем не в зарплате.
– Я могу увеличить, но ненамного.
– Мне все равно.
– Как это?... Ты что, эмигрировать собрался? – Его даже перекосило в лице.
– Нет. Просто меняю место работы.
– А куда же ты пойдешь? – недоверчиво спросил он.
– Шофером, – это первое, что пришло мне в голову.
– Что?!!
– Там платят хорошо.
– А... – Он по прежнему с трудом верил.
Тем не менее все знают, что водителям хорошо платят. Заявление было подписано шефом, от неожиданности даже забывшим о том, что увольняющемуся нужно отработать еще две недели. И я ушел, неся в портфеле стаканчик для карандашей, пилочку и непонимание, зачем я это сделал...
Из князи в грязи
– Доктор, помогите, у меня депрессия
– Конечно, дорогая, помогу. Вам нужно заняться каким нибудь видом спорта, и тогда у вас не останется времени на хандру.
– А какой вид спорта вы посоветуете?
– Вот я, например, уже десять лет занимаюсь хоккеем. Посмотрите, в какой я прекрасном тонусе, здоровье как у коня, а мышцы?!
– Доктор, но я женщина!
– А я, по вашему, кто???
...Мысль, что на тяжелую физическую работу всегда требуются сотрудники, оказалась верной, только не в отношении меня. Водители то нужны, но людей с дипломом не берут. Высшее образование, полученное бесплатно, полагается отрабатывать. К счастью, мама – оторопевшая поначалу от моего решения – нашла знакомых, которые помогли поступить в автошколу. После чего мечта идиота сбылась – я был принят на работу водителем грузовика (а по совместительству грузчиком и экспедитором), но зато и зарплата мне одному полагалась, как за троих, – пятьсот рублей. Такие большие деньги многое оправдывали. И конечно, главный плюс: тяжелый физический труд, опасности дороги – все мешало ЕЕ появлению.
Мне даже казалось, что ОНА умерла и была похоронена под моей загрубевшей кожей, щетиной, грязными ногтями, под мозолями на ладонях, короткой стрижкой, дрянной одеждой и грубыми манерами. Да разве и могло быть иначе? В день я самостоятельно загружал и разгружал грузовик и даже мог поднять одновременно шесть ящиков молока! Ну разве у передовика производства могли появиться мысли о покупке румян? А сегодня мне пришлось даже подраться в очереди грузовиков, когда один пьяный грузчик полез вперед. Сгубила его бурная жестикуляция. Я решил, что он собирается въехать мне в морду, увернулся и тут же сам нанес удар. Все вышло автоматически, ведь я когда то занимался фехтованием. Надо же, никогда в жизни не дрался! Может, становлюсь нормальным мужиком?!
С удовольствием рассказал о драке Лене, она округлила глаза и совсем не поняла радости по поводу того, что я кому то врезал по роже. Она выходила замуж за интеллигентного мальчика, ведущего себя как герои романов, и я был именно таким, поскольку не знал, какими бывают настоящие мужчины. И вот теперь жене пришлось жить с неотесанным водилой.
– У меня в пятницу зарплата, хочешь, на выходных сходим в театр, а потом можем в ресторан? – Я решил исправить ситуацию, и у меня получилось, что неудивительно. Зная, что нужно женщине, несложно найти подходы.
– В какой? – Она тут же оживилась, забыв о происшествии.
Так вот мы и налаживали наш быт.
...Тяжелая и тупая работа затягивала. С утра пахота, вечером пиво и телевизор. Жизнь пустая, зато деньги приличные. Прошло не так много времени с момента трудоустройства, как я уже начал лихачить. Вписывался на скорости в любой поворот, удивляя даже водителей с большим стажем. И мне казалось, я справился с НЕЙ. ОНА перестала появляться, перестала говорить со мной. Отношения с Ленкой тоже налаживались. Какой никакой секс на ночь глядя, чтобы расслабиться перед сном. Рестораны в дни зарплаты и аванса. А то и чаще. Дорогие подарки жене и маме. Отпуск в Сочи.
И, наконец... рождение сына.
Малыш заставил посмотреть на многое иначе. Мальчик появился неожиданно, а частые Ленкины задержки «на работе» во времена наших разладов заставляли меня задуматься о том, мой ли это ребенок... Однако сам отпрыск, названный Павлом, не сомневался в том, что его должны любить. Он орал по ночам и радовался, что подхожу я, пусть и с бутылочкой искусственной смеси, зато вожусь с ним дольше, чем замотанная матушка. Теперь, приходя с работы, я перестирывал все пеленки распашонки, чепчики носочки и готовил ужин. Мама научила меня всей женской работе. Я теперь полностью мог заменить ребенку мать, не мог только одного – родить сам.
* * *
В этот день я выехал как обычно и, пока стоял на светофоре, глазел по сторонам. У перехода открывается новый магазин женской одежды. В стеклянной витрине красовались манекены с красными ноготками, ! модных париках, боже, а какие на них платья... Каждое просто шедевр! Их, поди, и не встретишь в продаже, только на витрине. Сердце заныло, захлестнул! эмоции. Да так сильно, что забыл про дорогу и светофор. И это чуть не стоило мне жизни. Откуда то сбоку на меня налетел грузовик... В те короткие секунды что мощная машина таранила мою, вся жизнь пролетела перед глазами. Мои секреты и короткие попытки быть собой, вечный страх разоблачения, одиночество, ложь... А зачем же я вообще жил? Чтобы так вечно скрываться???!!! Кажется, эта мысль привела меня в еще больший шок, чем сама авария.
Но что сейчас можно сделать? На целых два года я придушил ЕЁ, полагая, что сумел убить, а теперь ОНА едва не убила меня.
...Ничего страшного, к счастью, не случилось. Пара переломов, шок...
На работе не стали утомлять нравоучениями, спас маленький ребенок – решили, что молодой папаша просто не высыпается, выписали материальную помощь плюс отпуск за свой счет. Я занялся ремонтом в квартире: клеил обои, белил потолки... заодно сооружая для НЕЕ тайник. Хорошо, что старые кирпичные дома – это вам не новые панельные коробки. В «сталинском» доме организовать убежище можно всегда, и я сделал его у входа в кладовку, где деревяшки собраны намертво, обшиты оргалитом, а верхняя поперечная планка с секретом, я даже вставил в отверстие фальшивый шуруп. Если его вынуть и подцепить доску спицей, дверца открывалась. Здесь матерый шоферюга будет хранить свои «маленькие» женские секреты...
Хотя нет... Уже не шоферюга. Внезапно я понял, что боюсь садиться за руль, авария оказалась слишком сильным стрессом. Не хочу умирать! Не могу погибнуть, так и не пожив по человечески, полной жизнью, став тем, кем должно, это же все равно что не рождаться! И я вернулся инженером на завод.
Мужские секреты женской красоты
Штирлиц шел по Берлину. Что то его определенно выдавало: то ли сдвинутая набекрень буденовка, то ли волочащийся по земле парашют.
Жизнь идёт, мелькают будни. В столе больше не лежит пилочка для ногтей, но продолжаю пользоваться ею дома, когда никто не видит. У меня сошли мозоли, и руки вновь стали аристократически нежными и белыми, почти женскими, и хотя я не могу дать свободу СВОЕЙ СУТИ, но душить ЕЁ нет смысла, да и, как выяснилось, опасно. Втихаря от жены делаю заначки и, покупая женские вещи, прячу в потайной шкафчик. Вдоволь насладиться ими можно или зимой, когда Ленка ездит с Павлом на зимние каникулы в какой нибудь санаторий кататься на лыжах, или летом, когда они уезжают на дачу с моими родными. К счастью, «ребенку нужен свежий воздух», но меня не особо дергают, там достаточно нянек, и я могу наслаждаться «свежим воздухом» своей свободы.
Пару раз, переодевшись в «СВОЕ», я даже осмелился выйти на улицу. Впервые – летом. К короткой юбке не подходили волосатые ноги. Хотелось сделать эпиляцию, волосы мешались, как на лице, так и на теле, но я не решался: а вдруг растительность не появится до возвращения жены, что буду говорить?
...И все таки с бровями надо что то делать! Совсем не женские, густые, почти брежневские. Черт,
причем здесь женское и неженское?! Женских бровей не бывает! Вон бабы же их тоже выщипывают! Только «дорогой Леонид Ильич» позволяет себе такую роскошь. Так это и не брови вовсе, а символ власти, сталинское наследие. Народ говорит, что брови Брежнева – это усы Иосифа Виссарионовича, но просто съехавшие наверх.... Нет, я не Брежнев, я другой! И я, как ведьма, принялся за приготовление снадобья, избавляющего от широты бровей. Смешал в равных долях «БФ», тональный крем и пудру. Смесь пришлось наносить очень быстро, чтобы она не успела высохнуть.
Эффект получился интересный: брови намертво приклеились к коже грязными полосками. Но если выровнять лицо тоном, а потом еще нанести на глаза тени, то я девушка очень даже ничего. Дополнили образ короткая юбочка и куртка жены. И на острых каблучках в сумраке позднего вечера ночная профурсетка отправилась прогуляться вокруг дома в состоянии полной эйфории.
Скажете, для счастья этого мало?!
Тогда вы ничего не знаете о жизни...
* * *
Клей отодрался только вместе с бровями. На работе спрашивали, что со мной, и пришлось врать об аллергии, точнее, я даже придумал новый вид этой болезни, неизвестный до сих пор науке, очень сильный, опасный и поражающей даже волосы. Мне почему то поверили, даже Ленка. Я сам удивился: волосы – это мертвая ткань, их уже нельзя «поразить» никакой аллергией, но, наверное, иначе людям самим бы пришлось выдумывать какие то объяснения сей странной истории. А «выдумывать» не зря от слова «думать», но, как сказал кто то из великих, мышление – слишком тяжелый труд.
В другие вылазки я не рисковал бровями, и променады проходили без последствий. Только однажды возле меня остановилась милицейская машина, и я уже поймал свое сердце где то у горла – оно пыталось выскочить, – но милиционеры только вежливо заметили, что ходить в такой короткой юбке в столь поздний час довольно опасно. Я расплылся в улыбке в ответ, не решаясь что либо сказать, опасаясь разоблачения.
И так я прожил еще пять лет.
Развод и девичья фамилия
Осень наступила. Отцвела капуста. До весны засохли половые чувства. Выйду на дорогу, хуй засуну в лужу – Пусть его раздавит. На хрена он нужен!
– Лена, я женщина, и буду делать операцию, как только появится такая возможность.
Напротив меня мутный взгляд плохо понимающей, что происходит, жены. Ее глаза были реально квадратные, то есть до сих пор я думал, что это такая метафора, но оказалось, нет... Словно ее мир перевернулся и по радио сказали, что теперь мы будем жить вверх ногами. Она снова разливает коньяк по рюмкам. Мы пьем уже вторую бутылку, но она продолжает молчать. Я бы и сам не знал, что сказать, если бы человек, которого знаю уже двадцать лет, такое выдал. Впрочем, ей, наверное, не так больно, мы уже давно не спим вместе. Она, видимо из за этого, уже давно подозревает меня в многочисленных изменах, размышляя, почему вдруг стала мне противна, а так по крайней мере знает, что мое охлаждение никак не связано именно с ней.
– Лена, ответь! Скажи хоть что нибудь! Ты меня слышишь?
Она продолжает молчать.
... Подробности мы обсудили потом, через неделю. Когда шок у нее прошел, она поняла, что равновесие мира нарушилось от того, что появился легкий ветерок перемен – в прессе стали писать о том, что существуют такие люди, как я, и что западные врачи давно признали эту аномалию и выяснили, что нам необходимо делать операции. Первые публикации на эту тему вызывали эффект разорвавшейся бомбы, все их читали и шокированно обсуждали. Уже потом транссексуалы перестали интересовать общество, как мусор под ногами, ну есть и есть, а тогда... Прочитав подобное, да еще и увидев комментарии, которые давали наши врачи – по их тону, – я почувствовал, что они совсем не удивлены и готовы к тому, что свобода приведет в их ряды немало пациентов. А ЗНАЧИТ – У МЕНЯ ECTЬ ШАНС!!!! И значит – я буду бороться! И поэтому дол жен рассказать жене о том, что ее ждет, вернее, что ожидает наш брак! Лгать ей – слишком подло. Он молодая и еще сможет устроить свою жизнь.
– А ребенок? – иногда по ночам шепотом спрашивала она.
– Что ребенок? Заболел? – спросонья не въезжал я.
– Как же он?... Он не станет таким, как ты?
– Почему он должен быть таким же? – злился я.
– Что, если ему передадутся твои гены? Я читала о подобном в медицинском журнале...
– Хватит! Почему то мне не передались гены мое отца, деда, прадеда и прапрадеда?! Если бы все было так буквально, люди давно вывели бы расу идеальных гуманоидов и уничтожили всех остальных.
Боже мой, какая она дура!... А впрочем, она просто волновалась за своего ребенка, и сейчас, пожалуй, хотела только одного – оградить его от... От меня?!..
Прождав еще полгода и понаблюдав за тем, как я собираю вырезки из газет на интересующую тему; как конспектирую редкие теле и радиопередачи о транссексуализме; как обзваниваю клиники; как проявляю интерес к женским романам (раньше читал их тайком в туалете), жена подумала немного и подала на развод, а я в полной уверенности, что у меня начинается новая жизнь, тут же собрал вещи и съехал с квартиры.
* * *
И вот уже два года живу с мамой.
Запах свободы заполнил собою всю застойную атмосферу. Теперь все знали и даже видели в кино и по телику, что бывает по другому, но прикоснуться к «иноземным реалиям» пока не могли. Мы понюхали блюдо, рассмотрели его в деталях, но попробовать его нам не давали. И хотя все признали, что транссексуалы существуют, дальше признания дело не тронулось – никаких тебе операций.
Врачи попросту не хотят говорить с тобой. Хотя ходят слухи, что такие операции все таки делают «по большому блату». Но где правда, где вымысел – не докопаешься. В новом СССРе по прежнему стойкое старое убеждение, что по знакомству можно все. Говорят даже, что несколько очень известных певиц – бывшие мужчины. Якобы их прооперировали под покровом глубокой тайны, скрыв правду от народа. Но ведь, черт побери, они же не всегда были известными певицами! Кто помог им ДО?
Я всегда считал, что у нашей семьи достаточно этих самых «связей». Отец привозил из загранки массу вещей и техники, расходившейся по нужным знакомым, и где же они? Да и разве можно открыто через родительских приятелей узнавать такие вещи? Все слишком сомнительно, и я нахожусь в полной апатии. Хожу на работу, потому что на нее нельзя не ходить. Возвращаюсь домой. Мама, как и мои приятели, бес
покоится, что не завожу романы, и поэтому я с коллегами изредка вылезаю в рестораны, где чаще всего напиваюсь, что делает любые знакомства невозможным.
Впрочем, однажды я все таки проснулся в чужой постели рядом с незнакомой мне женщиной. Ее голова с жидкими редкими волосами покоилась у меня на руке, а ее хозяйка слегка похрапывала. В комнате стоял запах перегара, смешанный с дешевыми духами, и я никак не мог вспомнить, был ли у нас секс, но, судя по полному отсутствию одежды, наверное, был. Пришлось совершать тяжелые маневры, чтобы вытащить руку из под чужой головы и тихо, насколько возможно, вылезти из кровати. Она проснулась, когда я уже оделся, и недоуменно уставилась на меня маленькими глазками, вокруг которых – темные круги от туши. Господи, только не говори мне, что я тебя соблазнил или чего доброго изнасиловал!
– Ты что, уходишь? – пискнула она.
– Я очень тороплюсь, не хотел тебя будить.
– Ладно, созвонимся. У меня записан твой телефон.
Я что, дал ей свой номер? Когда?! Пора прекращать
походы по ресторанам. А то я все надеялся, что слишком пьяный мужик не будет никому интересен, так нет – эти биологические бабы способны хоть кого затащить в постель. Нельзя же быть такими дешевками!..
Семь футов под килтом
Здравствуй, дедушка Мороз, Борода из ваты. Ты подарки нам принес... Ждут тебя ребята.
На очередной Новый год меня приглашают в гости, и опять же с дальним прицелом познакомить с какой нибудь незамужней особой, как будто мое холостое положение никому не дает покоя.
– Выпивка, праздник, бабы знаешь какие горячие становятся! – брызгая слюной, шепчет мне на ухо сослуживец Андрей Алексеевич (для меня он, конечно, уже давно просто Андрей) еще за две недели до праздника, а дома мать теребит, что неплохо бы мне снова найти жену. Тоскливую ситуацию сглаживает звонок жены Андрея Нади.
– Олег! Мы тут посовещались и решили, что сделаем бал маскарад! Вход только в костюмах, но Дед Мороз и Снегурочка уже заняты! – хохочет она.
– Ах вот так? Тогда я буду Снежной королевой!
– Правда?! – Она изумляется быстроте моей реакции и такому оригинальному решению. – Вот здорово!!!
Здорово? Да она даже не догадывается, насколько! ... Теперь и у меня действительно предпраздничная неделя. Из старого тюля шью костюм Снежной королевы, пришиваю блестки к шикарному подолу и продумываю шлейф. Мама помогает, не видя в моих действиях греха, ей передается мое праздничное настроение, и мы веселимся, как дети в предвкушении елки.
Наконец, 31 декабря. Мама с утра умчалась к бабушке, они собирают подружек и что то готовят, а я сижу у зеркала, подбираю макияж, накручиваю, а потом начесываю белый парик и постепенно оживляю свою Снежную королеву и вместе с ней свой ПРИЗРАК ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ, свой СТРАХ; великую тайну свой судьбы...
– Боже мой! – распахнув передо мною дверь, шепотом выдыхает жена Андрея и отшатывается в испуге.
– Ага! Не узнала?!
Через секунду она приходит в себя и взвизгивает: «Ой! Смотрите скорей! Олег Леонидович!»
Из комнаты выскакивает целая толпа и буквально оглушает ревом. Я сегодня КОРОЛЕВА!!! Я – КОРОЛЕВА БАЛА! Я – ЖЕНЩИНА!... И это лучший Новый год за мою взрослую жизнь.
– Рискуешь, Леонидыч, ой, рискуешь! – веселится Андрей.
– Чем же? Надеешься, меня в темноте с бабой перепутают?! Так я кандидат в мастера спорта, не забывай.
– Нееее, с бабой тебя точно не спутать! Фактура не та! – кольнул он меня в самое сердце. – Но вот говорят, что, как Новый год встретишь – так его и проведешь.
– В тюлевой занавеске, что ли?
– В смысле – бабой!
Если бы он знал, как я этого хочу. И когда в полночь все загадывали желание – я молила у Бога только одного.
– ...Леонидыч, ну дай уже парик померить, – пьяный Коля, инженер из соседнего отдела, тушит окурок в салате и снова принимается гундосить.
Увидела бы хозяйка, что он творит. Но она и сама танцует в обнимку с начальником мужа, чья жена рыдает в ванной оттого, что кто то прожег ее новое платье. За столом кавардак, и только я остаюсь безупречной. То ли привычка к аккуратности, то ли желание как можно дольше побыть в сказочном и... таком родном образе, ведь это первая легальная возможность, и неизвестно, когда будет следующая. На другой Новый год уже не рискну так одеться – примут за тенденцию, и пойдут ненужные слухи.
– Олежа аа, – ко мне подлетает жена Андрея и усаживается на коленки. – Дай я примерю.
Чего они все пристали к моему парику?! Но я не могу отказать ей, выглядеть будет слишком странно.
Пьяная Надежда напяливает на голову аккуратно завитый мною паричок, а потом... он идет по рукам. Кто то стаскивает с меня длинные бусы. Да черт с ними, но вот...
– Эй, верните немедленно паричок! – воплю я, пытаясь сохранять как можно более шутливый тон.
– Да ладно! – кричит мне плохо вменяемый Андрей. – Ты его носить, что ли, будешь? Снегурочка ты наша! А знаете анекдот, как Дед Мороз со Снегуркой просыпаются с утра 1 января, и Дед говорит: «Ну ты и нажралась вчера!» – «А что было?» – «В детском саду работали, сначала ты просто танцевала, а после литра стала стриптиз показывать!» – «А а а, то то я смотрю, у меня в трусах конфеты!»
Ситуация заставляет меня протрезветь и с болью в сердце удалиться куда нибудь подальше, чтобы не наблюдать дальнейшее падение моих роскошных снежно королевских волос до... тазика с винегретом. Как все приземленно. И отправился курить на балкон...
– Тоже скучаете? – От мыслей отвлек женский голос, в темноте виден только силуэт незнакомки и пар, идущий изо рта.
– Нет, просто как то...
– Одиноко?
– Да.... Наверное.
– Вы же сегодня король вечера. Извините, королева...
– Неважно.
– В общем, да. По моему, мужчины и женщины не такие уж разные.
– Вы так полагаете? – Я заинтересовался неожиданным поворотом темы.
Даже мороз, давно прокравшийся сквозь тюлевое платье, уже не волновал. Впрочем, наверное, я спокойно перенес бы любой холод и голод: так много лет тяжелым грузом лежала на мне моя беда, что все остальные потребности отступали перед нею.
– Да, – спокойно ответила. – Ведь есть же легенда про то, что вначале люди были однополыми существами и только потом нас разделили за излишнюю любовь к себе. И мне кажется, поэтому в мире теперь меньше любви.
Такое вольное изложение древнего мифа согрело мне сердце.
И тут то ли алкоголь, то ли сильное волнение ударило мне в мозг. Дальнейшую беседу помню смутно. То ли она говорила о том, что я хотел слышать. То ли я слышал то, что хотел...
– Я живу поблизости, а вам далеко до дома? – Ее вопрос подразумевал «пойдем ко мне», а алкоголь и присущее Новому году ожидание чуда доделали свое дело. К тому же идти домой совсем не хотелось... Какой то человек понял меня, и, возможно, эта новогодняя ночь действительно подарит мне чудо? Глаза от косметики у меня слезились, но краем глаза я заметил падающую непривычно близко к земле звезду. «Хочу, чтобы у меня жизнь наладилась», – подумал я, и мы пошли к незнакомке домой.
Только утром я узнал, что зовут ее Ирина.
По вызову
– Дед Мороз, выходи! – кричали дети, пританцовывая
около туалета.
Привычка жениться
Свадьба, свадьба – В жизни только раз! Может два, а может – три, Но это не для нас.
Песня
– Какое платье тебе нравится? – Ирина прыгает на кровать с журналом «Работница», посвященным свадьбам.
Невеста – «баба на чайнике»; невеста – «кукла на капоте»; невеста – «смерть занавескам» и невеста – «не упусти последний шанс»... Девушек радуют такие фасончики, я бы выбрала более элегантное, но таких в «Работнице» нет. Впрочем, и выбрала бы не для Иры...
– Давай не будем делать пышную свадьбу? Понимаешь, у меня уже была одна такая, но мы все равно развелись. Шумное торжество ведь еще не залог долгого супружества.
Она хмурится и недоуменно поднимает бровки.
– Зато сэкономим кучу денег и сможем поехать куда нибудь в Дагомыс. Ты была там?
– Нет.
– Замечательное место...
И я пускаюсь в сказочно неописуемую шикарно незабываемую историю про отдых на море, которую Ира слушает открыв рот. Женщин легко сбить с толку, особенно если ты сам... женщина. На самом деле торжеств не хочется совсем по иной причине: чем пышнее свадьба, чем больше разговоров о ней, чем дольше приготовления – тем больше воспоминаний, которые когда нибудь смогут причинить боль.
Конечно, сейчас, спустя три месяца нашей совместной жизни, я люблю Ирину. Это уже не подростковое влечение, какое было у нас с Леной. Тут более осмысленное взрослое чувство, родство душ, если хотите. Опять кто то невидимый «переключил» меня в мужской род, и я хочу только одного – быть с любимой. И все таки... Если в ту новогоднюю ночь я готов был признаться ей в своей проблеме, спьяну начав думать, что она поймет меня, то сейчас вижу, что она все таки обычная русская баба – хочет семью, пышную свадьбу, «жить долго и счастливо и родить кучу детишек», а я молчу. Меня просто устраивают совместный быт, секс и ее квартира в центре.
Сегодня настоящая трагедия. Ленка каким то образом узнала, что я женюсь, и устроила истерику. Она звонила и визжала, что не видела более лживых людей, я держал трубку на расстоянии, чтобы не оглохнуть. Но самое страшное – она сказала, что запрещает сыну видеться со мной. А я люблю этого ребенка, хотя и не уверен, что он от меня. И в полной мере осознал свою любовь теперь, когда он потерян. Иногда я даже плачу по ночам, чувствуя, что и ОНА тоже мечется и тоскует.
Ирина тоже хочет рожать, но я боюсь. Мало ли что может случиться? Да и моя ЖЕНСКАЯ ЧАСТЬ в испуге и бешенстве. Рано или поздно правда откроется, и, как тогда поведет себя моя вторая жена, неизвестно. Совсем не хочется терять еще одного ребенка. Стоит ли отдавать то, что тебе очень дорого, на откуп биологической матери? Чем она лучше тебя? Почему у нее больше прав? Потому, что у нее есть матка?!
...К тому же... Что если любви хватит ровно на полгода? Так же, как было с Ленкой. На шесть месяцев женщина захватывает как водоворот, втягивает в любовь, в интимную сказку. Затем страсть приближается к какому то пику, а потом... сходит на нет, словно ничего и не было. И что делать?
Спустя три месяца после скромного бракосочетания в ЗАГСе, я полностью, как и подозревал, охладел к супруге и постепенно начал перетаскивать из маминой квартиры в дом к Ирке свои женские вещи, благо здесь было достаточно места для тайников, и даже имелась здоровая кладовка, где хранились вещи бабушек и дедушек, мамы и папы, елочные игрушки, книги и тетради. Жена никогда не разбирала хлам, и ЕЕ вещички вполне гармонично вписались в эту кучу отходов бытия.
И все же, хотя я по прежнему переодевался, по прежнему скрывался и лгал, что то изменилось. Годы шли, я становился все старше и начинал понимать, что, наверное, когда нибудь в нашей стране что то изменится, да что толку, если я к тому времени стану дедушкой?! Будет ли в этом смысл? Ну слепят из меня бабушку. И в чем счастье?!
В рабочий полдень
– Пойдем ко мне, музыку послушаем.
– А если мне не понравится?
– Оденешься и пойдешь домой.
– Олег Леонидович, а когда все должно быть готово? – Моя молодая помощница всегда заглядывает в глаза и смотрит в рот.
– К пятнице.
– Хорошо.
Побежала исполнять. Очень старается, все таки работает у лучшего инженера на заводе. Глазки строит, хотя знает, что женат. А чего не знает, так только того, что не особо интересуют меня ее стройные ноги и длинные рыжие волосы. Тем не менее, наверное, желание женщины понравиться мужчине – повод, чтобы хорошо работать.
...Все началось однажды вечером, когда я нашел у жены на прикроватной тумбочке женский роман, где аристократка влюбляется в садовника. Прочел залпом. Ирка удивилась, сказала, что подобная литература нравится только бабам. У них на работе они за этот роман дерутся, а мужики плюются. Я про себя усмехнулся, но, на всякий случай, раскритиковал их мужиков. Сказал, что они не самые развитые люди.
Но главное, что я понял, прочтя любовную тягомотину, что запретность любви, страх быть пойманным обостряет чувства и рождает страсть. И может, нужно предпринять что нибудь эдакое?.. Может, острота ощущений загонит меня в классическую колею?.. Дикая мысль о запретном удовольствии усилилась, когда вышел фильм «Эммануэль». Его все смотрели в только появившихся видеосалонах, тихо мучились от возбуждения, а в меня он вселил надежду.
Вот и решил попробовать на работе с молодой сотрудницей...
– Олег Леонидович, я все сделала. – Надя показывает работу.
Юбки у нее все короче. Кстати, насчет «короче»: завтра на заводе короткий рабочий день. Но Надя, наверняка, согласится задержаться, если ее загрузить работой. Кабинет будет в нашем полном распоряжении. Рабочие останутся только в цеху. Они, конечно, могут зайти за чем нибудь, но... в кино такие случайности только возбуждают героев.
Наступил час икс. Мы уже два часа сидим над отчетами, хотя мой то давно закончен, но мне страшно. Глядя на Надю, я понимаю, что и ей тоже. Она сидит, низко опустив голову, и что то чертит. В холодильнике в кабинете лежит шампанское, я взял, понимая, что «на сухую» никогда не решусь.
– Я закончила. – Она прерывает затянувшуюся тишину.
– Да? – бодро откликаюсь. Не могу же показать свое смущение и страх. – Значит, мы молодцы. Это стоит отметить! Правда, нечем... А а а, вспомнил! – Делаю радостный вид. – Там же шампанское в холодильнике! Приготовил его на день рождения, но ничего страшного, успею еще купить!
И достал бутылку. Мы чокнулись за окончание работы и выпили, потом решили выпить еще. Надо было приступать к делу. Она ждала. Я снова разлил шампанское. Мы снова выпили, и на моем столе зазвонил телефон.
– Ты еще на работе? – удивленный голос Ирины на том конце провода.
– Да, задержался. Много дел. Я позвоню, когда буду выезжать. Или ты ложишься спать?
В голове стучала мысль, что самое время бежать. Звонок жены буквально спас меня, но... Бегство приведет опять же только в постель к Ире, а там ничего интересного нет.
Удостоверившись, что муж на работе, она моментально успокоилась, ей и в голову не стукнуло, что на заводе можно заниматься чем либо греховным.
– Жена звонила, – сообщил я Наде. – А у тебя есть друг или жених?
– Нет, – сразу бесхитростно ответила она.
На мой взгляд, могла бы и соврать.
Или лучше, чтобы у нее кто то все таки был.
Мне так было бы спокойнее.
Мы выпили еще.
Потом еще.
Я чувствовал, что пора начинать.
И медлил.
...После третьего бокала Надя сама робко потянулась ко мне губами, по детски прикрыв глаза. Я судорожно заглотнул остатки шампанского и ответил на поцелуй.
Что то не так.
Точно.
Она девственница?!
– Надя? – Я отшатнулся. – А у тебя вообще были мужчины?
– Нет.
Ну вот. Хотел экстремального секса, а выбрал девственницу. Ну не дурак ли?! Точнее, дура! Конечно, нет у меня нужного чутья на женщин, а откуда ему взяться?! Всяческое желание секса у меня напрочь пропало. Мне стало ее жаль. Лично мне не хотелось бы лишиться девственности на заводе, в грязном кабинете, куда в любой момент могут заглянуть рабочие. А потом они будут сплетничать, считая ее развратницей, и показывать пальцем, а уволиться нельзя, ведь она здесь после института по распределению.
– Мне вообще то пора домой, – выдавил я.
Она удивленно вскинула брови. Но мой уход уважительный, она же сама видела, что мне звонили. К тому же так будет лучше, а то потом мне придется придумывать какие нибудь причины, по которым мы не можем встречаться. У нее уже и так, судя по всему, начинались мечты, что наши отношения должны быть глубоки и серьезны и на всю жизнь. До подобного доводить нельзя. И я пошел к раковине мыть стаканы, а когда повернулся – она уже снимала колготки...
Домой я бежал едва ли не со скоростью звука, смеясь над собой глубоко в душе. Хотелось чего то необычного – нате вам, пожалуйста! Я едва не совершил непростительный грех. Может, все мужики и хотят девственницу, считая это каким то дополнительным очком в списке своих достижений, я же точно осознал – НЕ ХОЧУ! И то, что все так обернулось, говорило лишь о том, что не судьба мне совершать мужские подвиги.
Просто не тянет.
Целка экстремалка
К кассе кинотеатра подходит влюбленная парочка.
– А дайте нам билеты на первый ряд.
Кассир внимательно их оглядывает и уточняет:
– Может, вы хотите на последний?
– Нет, зачем же? Мы хотим, чтобы этим шоу наслаждался весь зал.
Долгие проводы
Нет ничего более чужого, чем бывшее свое.
И вновь время покатилось по наезженной серой колее, которая вскоре переросла в черную. Дом на Литейном, где находилась квартира Иры, поставили на капитальный ремонт, а нам предложили либо переехать в новостройку в «прекрасном новом зеленом районе» (читай – в полной жопе), или ждать, когда капремонт нашего дома закончится. Власти хитрили и тянули с ремонтом, их целью был дом в центре. Многие из соседей сразу согласились переехать в «зеленый район», увидев, какую помойку нам предоставляют на время ремонта: старинное общежитие, где нам с Иркой полагалась каморка с окном, вросшим в землю. С потолка капала вода, углы украшала плесень, батареи проржавели и грозили всех затопить... Но съехать в новостройку – значило потерять центр.
Я предложил Ирке все таки жить здесь до победного конца. Она мужественно согласилась. А у меня... По крайней мере временно разрешилась проблема с ребенком, которого она хотела. Мы же не могли завести малыша в таких условиях – и значит, не могли вообще. Жить с моей мамой Ира не очень хотела, она уже привыкла быть хозяйкой сама себе.
Вот и славно.
Вещи, что не поместились в хибарке, я перевез к матери, а заодно и тюк с вещами ТОЙ, О КОТОРОЙ НИКТО НЕ ЗНАЕТ. Изредка я навещал ЕЕ. Как то раз, сидя дома у матери, я просматривал свадебный альбом от первого брака – Ленка в шикарном платье, а я такой счастливый, что даже странно. Потом наткнулся на новогодние, с той самой ночи, когда мы познакомились с Ириной, где я в костюме Снежной королевы. На меня накатила тоска. Никогда никогда у меня не будет свадебного платья, никогда я не смогу ежедневно одеваться в женские наряды. Кажется, я плакал, а потом успокоился и решил убрать альбомы подальше и не доставать. Последний раз взглянул на снимки и обмер. Мое фото, где я в новогоднем макияже, оказалось аккуратно вырезано и вклеено в свадебный снимок вместо лица Ленки. Как улика, рядом лежали ножницы. Господи, у меня же глаза были залиты слезами, я не мог этого сделать!..
... Или мог. Я понимал, что меня разрывает изнутри. В нашей комнатушке свободы у НЕЕ никакой нет. Общая ванная с туалетом не оставляли шансов пройти незамеченным в ярком макияже. Соседи моментально вызвали бы мне санитаров. Если где я и чувствовал себя женщиной, так это у плиты. Готовил в нашей семье главным образом я или даже ОНА. Мы с НЕЙ часто пропадали на кухне, и порой у нас прямо там возникали межполовые кулинарные споры.
– Не надо класть так много масла, это отражается на талии! – шипела ОНА.
– Мне плевать на талию.
– А мне нет! Как я буду носить юбки?
– Значит, никак! И это, вероятно, будет лучше для нас обоих!
– Мерзавец! Как, впрочем, и все мужики. Думаешь только о своем желудке. А вот женщины пекутся совсем о другом... Да ты и сам знаешь.
– Почему же? Вот Ирина любит вкусно поесть.
– А, значит, ты стараешься для нее? – поддела ОНА.
– Нет. Ни для кого не стараюсь! – Я психанул, выключил газ и, оставив на плите недоделанный ужин, отправился в комнату.
Эта СУКА знает, как испортить мне настроение и перебить аппетит.
Только ушел с кухни, как с потолка обвалился огромный кусок столетней штукатурки. Останься я у плиты – точно бы убило. Но раз Бог уберег нас обоих, значит, у него на НАШ счет еще есть планы. Ирка, наблюдая мою радость при виде погрома, очень удивилась.
Наступило лето, и мать уехала на дачу. Ира, кажется, ждала, что ей предложат перебраться на «дачное» время в свободную квартиру, но я отмалчивался, а она из гордости тоже не спрашивала. Если бы мне только знать, что она думает о моем молчании...
Но об этом я даже не догадывался, и свободное жилье использовалось мною для личных нужд МОЕЙ НЕНАГЛЯДНОЙ. Развесил ЕЕ вещи, погладил их, надушил духами и чуть ли не ежедневно пропадал в уютном гнездышке, задерживаясь порою допоздна. Счастливые секунды складывались в упоительные часы. Времени не существовало, как и реальности, как и моей жены, работы, как и непрожитых женских лет... О том, что супруга подозревает меня в банальных изменах, я и не предполагал. Этот типично мужской страх совсем отсутствовал в моем сознании. Больший бред сложно себе представить! Идиотская наивность. И вот однажды вечером...
– Открывай! – кричала Ирка под дверью материнской квартиры. – Я знаю, что ты здесь!
Дверь ходила ходуном, в подъезд, наверное, повыскакивали все соседи, Ирка долбила ногами по... по чему придется и кричала, что вызовет милицию, если не открою. Но я... что же мне делать?! Это не ОН! ЕГО здесь нет! По комнате металась женщина в вечернем платье с застежкой на спине, расстегнуть которую требуется минут двадцать. А чтобы смыть макияж – еще полчаса.
И Я ОТКРЫЛА ДВЕРЬ.
..........................................................................................................................................................
Моя любимая, та самая, что когда то в волшебную новогоднюю ночь говорила, что боги, разделив человека на две половинки – мужскую и женскую, – убавили количество любви, на днях мне заявила: «Ты уже определись, мужчина ты или женщина. Если мужчина – завязывай со всей этой херней, и будем жить как люди; если женщина – вали отсюда».
Что я мог ей возразить?
– Хорошо, ухожу, – пробурчал я и стал собирать вещи.
– Но ведь, если тебя не прооперируют, ты навсегда останешься мужиком? – вскользь поинтересовалась она.
– Да.
– Тогда... Тогда можешь пока остаться. Я буду с тобой до конца.
Я не знал, что лучше... Она скептик и не верит, что подобные превращения вообще возможны, и никогда даже не читала литературу на такие темы. В наше время еще встречаются столь темные люди... Воспользоваться ее невежеством или нет?... Домой идти не хотелось. И я остался.
А вскоре ситуация резко изменилась в мою пользу медицина официально объявила, что готова исправлять недуги, подобные моему...
НАД ПРОПАСТЬЮ ВО ЛЖИ
Я сошла с ума? Какая досада!
Приходи ко мне лечиться
проститутка, «плечевица»,
пидарас и гомосек –
в общем, всякий человек...
Самый сложный вопрос, вставший в первый день похода на комиссию, что надеть и как себя вести. Может, сразу вырядиться женщиной, Хельгой, накрасить губы, глаза... Можно взять у мамы парик... Или прийти одевшись как мужик, то есть как всегда?.. А как говорить о себе, в мужском роде, в женском? Что скорее убедит этих людей – судей моей жизни – дать разрешение на операцию?
Ответа не нашлось. Тогда еще не было ни интернета, ни литературы по этой теме. Пришлось руководствоваться собственным разумом, испуганным самым трудным в жизни экзаменом. Я оделась парнем.
...На самой первой двери, куда меня послали, была малопривлекательная надпись «психиатр». Меня что, сразу записали в психи? Естественно, если хочешь сменить пол, в первую очередь проверяют голову. Но старикашка, сидевший за столом, казался очень милым. Он даже улыбался. Животик как футбольный мяч, мягкий голос.
– Здравствуйте. Присаживайтесь. Я Александр Моисеевич. А вас как зовут?
Я уже открыла рот, чтобы ответить, но тут заметила, что на столе у него лежит карта с моим именем, возрастом, адресом. Зачем он меня спрашивает? Или ждет, как я сама отрекомендуюсь? Женским или мужским именем назовусь?
– Вам имя по паспорту? Или то, которое выберу, если операцию разрешат? – Я специально избегала окончаний и говорила в неопределенном роде.
Он тут же просек маневр, наверное, я не первая веду себя так. И мы даже повеселились на этот счет. И незаметно перешли на «ты».
– И все таки, как тебя лучше называть?
– Хельга.
– По ня тно, – произнес он по слогам.
Мне показалось, что в голосе его звучала легкая ирония.
– Что то не так? Я могу объяснить выбор имени, тут несколько причин...
– Мне это безразлично... Каковы бы они ни были. Ты говоришь, что хочешь быть обычной женщиной, но такое имя только привлечет к тебе излишнее внимание и ненужные вопросы.
– Но ведь имя выбирают не просто так, у меня есть несколько причин. Во первых, моей бабушке сложно запоминать новое. Но если раньше я была Олегом, теперь Хельгой, получится похожее словосочетание, тар ей будет легче выучить. К тому же происхождение имен схожее. Хельга – это Ольга, а Ольга – это Олег
– Ну так назовитесь Ольгой. Бабушке будет еще легче.
– Да, но это еще не все. Дело еще в том, что я хочу... скорее, вынуждена буду сменить работу после операции. Я для себя выбрала распространение гербалайфа. А там считают, что рекрутинг легче идет у людей с иностранными именами. Например, мою наставницу зовут Тациния Скерс.
– Дайте ей мой телефон, Тацинии тоже не помешает консультация врача, – хмыкнул докторишка.
– Зря вы шутите. Ну а третья причина: Хельга – моя любимая героиня исландского эпоса. Точнее, фэнтези, написанного на основе эпоса. Если хотите, могу принести роман, сами прочтете и все поймете.
– А мои любимые герои – Винни Пух и Пятачок. Я вот тоже хочу поменять имя, но разрываюсь, какое лучше.
– Послушайте, да что плохого в имени Хельга?!
– Ничего плохого для некоторых стран. В России оно звучит, как минимум, претенциозно. А как максимум, подобное имя говорит о том, что вы не хотите и, возможно, не способны адаптироваться в женском теле. Слышали выражение: как вы лодку назовете, так она и поплывет? Ведь в реальности по улицам наших городов ходят Кати, Марины, Тани и Яны. А Джульетты и Районы, мисс, произрастают где то в других странах и иных временах. Выбирая подобное имя, вы тем самым показываете, что не хотите жить в настоящем мире. В том, который есть. Ваш образ витает за гранью реальности, в вымышленном, так сказать, царстве, в несуществующем, ничтоже сумняшеся, государстве, может быть, во сне. А чтобы жить там, совсем не нужно менять пол. Что, если ваши проблемы заключены не в вашем теле, сеньорита, а в ваших мозгах, которые вам никто не поменяет. У вас неприятие мира, неприятие себя. Скальпель хирурга, следовательно, не панацея, мадмуазель. – Он положил ручку на стол и откинулся назад, как будто подводя итог нашей беседы и собираясь вставать.
Внутри у меня всё оборвалось. Как же глупо я пролетела. Из за такой мелочи. Надо было назваться Марусей, тогда, может, они бы остались довольны. Он же, как ни в чем не бывало, продолжал:
– И не переживайте заранее, не факт, что вам откажут. Ведь подавляющее большинство транссексуалов выбирает такие же имена, как вы.
Я изумленно распахнула глаза:
– Тогда зачем вы мне все это говорили?
– Чтобы вы хорошо задумались о том, что делает вас несчастливой. Что именно мешает вам жить и что изменит операция. Что, если и она не даст вам удовлетворения?... А пути назад, – он почесал в паху, – хе хе, уже отрезаны, фройляйн.
...Вот теперь он точно закончил разговор. Не помню, как я вышла из его кабинета, прошла по длинному коридору и дошла до лестницы. Врач совершенно сбил с толку, сделал какие то свои выводы, оставив меня в недоумении, даже не потрудившись ничего объяснить, Что дальше то? Идти к следующему эскулапу или приговор вынесен? При чем здесь имя?! Чего ждать?
...На лестнице курила парочка молоденьких медсестер, они смотрели в окно и над чем то хихикали. Машинально взглянула поверх их голов, что там такое. В клинику походкой морячка шел парень. Короткий ежик на голове, рубаха в крупную клетку и штаны не по размеру. Он неожиданно тормознул подправить брюки между ног. На мой взгляд, ничего особенного Так у нас на заводе в жару ходили рабочие. Правда инженеры подобные вещи не позволяли себе публично, но, впрочем, и не осуждали.
– Вот дура! Тоже мне мачо! Делает вид, будто хрен поправляет! – хмыкнула одна.
– Ага, а идет, идет, как будто яйца ей мешают!
– Натёрли типа.
Я вздрогнула, опомнилась и быстро помчалась по ступеням вниз. Надеюсь, медсестры не заметили, что я слышала их разговор. Да к тому же думать, что и обо
мне могут говорить так же, не хотелось. Навстречу уже поднимался... или поднималась?.. существо в клетчатой рубахе. Вблизи было видно, что это женщина, и даже очень привлекательная. Она намеренно испортила внешность такой короткой стрижкой и мешковатой одеждой.... Если бы только мы могли с ней махнуться телами.
* * *
Встав на якорь на пороге своей квартиры, я забыла про «морячка» и медсестер. Меня волновали слова врача. Теперь перед очередным разговором мне нужно продумать каждое слово. Ведь за спиной у меня полноценная мужская жизнь с семьями и разводами. А женщина – то есть Я – присутствует лишь в качестве тени, появляясь откуда то из зеркала, из сна. И не выходит за его рамки. Кто поверит в ее существование?... Что она не шизофреническая производная?
– ...Скажите, а был у вас гомосексуальный опыт? – Сексолог, к которому я попала сегодня, опустил очки на кончик носа и уставился в меня.
Взгляд его не виден, темные тяжелые дужки очков почти закрывают глаза. Наверное, он сделал так специально, может быть – я надеюсь на это – им все таки стыдно задавать такие вопросы людям, которых они видят первый раз.
– Вы же понимаете, – я даже передернула плечами. – Гомосексуализм – все равно что предательство себя. Геи мне совершенно неинтересны. Я хочу быть женщиной и только как женщина общаться с мужчинами.
– Вы говорите, что всегда ощущали себе женщиной, исходя из сказанного, вам должны нравиться мужчины. Вы ни в кого не влюблялись?
Я вспомнила парня, вместе с которым занималась фехтованием в институте, в сердце что то больно кольнуло, но решила не рассказывать о нем.
– Нет. Всегда держала себя в узде. Вы же помните, какие были времена.
– Да, но сейчас вы не на суде, времена тоже изменились, так что можете признаться.
Зачем ему нужно мое признание?... Я не понимаю. Я не понимаю, поэтому продолжаю врать, хотя зачем? Ведь то, что мне нравились парни, напротив, должно бы убедить его в том, что я настоящая. А как иначе – дожить до сорока и ни в одного мужика не влюбиться?! Вероятно, я лгу не задумываясь. Привыкла всю жизнь выкручиваться:
– Нравился один. Но я научилась контролировать себя.
Он постоянно меняет вопросы, видимо, чтобы сбить меня. И его можно понять. Сама чувствую, что годы вранья наложили на меня жуткий отпечаток. Как только мы глубоко погружаемся в одну тему, я тут же сочиняю в голове историю, развиваю ее, и каждая деталь хорошо соотносится с другой деталью. Так хорошо, что даже не разберешь, какие из них правдивые, какие нет. И, начав с правды, ухожу далеко в дебри небывальщины. А если он решит, что я патологическая лгунья? Нормальные люди должны уметь говорить правду!
– А вам нравится ваша мать? Вам хотелось бы переспать с ней?
Пиздец какой то! Это уж слишком! Озверели они, что ли?... Вероятно, реакция на вопрос читалась на моем лице
– Тут нет ничего криминального, – он решил объясниться. – Обычно у ребенка первая любовь – родитель противоположного пола. И в этом чувств уже заложен сексуальный импульс, который в детстве не воспринимается малышом как что то греховное. На кого хочет быть похожим ребенок? Также на родителя противоположного пола, раз он его любит больше всего. Это может иметь место и в отношении братьев и сестер. Завидуя положению брата или сестры в доме или просто любя их, как и в случае с родителями, ребенок стремится занять их положение, стать одним из них. Так что в каждом человеке в той или иной мере заложен импульс трансформации в противоположный пол, то есть женщина хотела бы стать мужчиной, а мужчина – женщиной или, по крайней мере, пережить это состояние. Это один из основных уроков, который мы проходим на этом свете: мы познаем противоположность, чтобы стать целостными.
– А я думала, что тех, кто хочет изменить пол, единицы.
– Смена пола – крайность. Но вы наверняка замечали, что люди всегда стремятся познать антиподов? Блондины хотели бы стать брюнетами, и наоборот; а те, у кого волосы вьются, хотели бы иметь прямые; высокие хотели бы стать меньше ростом и так далее, до бесконечности. Очень часто можно видеть, как люди не принимают этого импульса, а то и просто не знают о его существовании, тогда как он, будучи весьма сильным, начинает влиять на их жизнь и здоровье.
...Я не совсем понимала, куда он клонит, но не прерывала, а сексолог все рассказывал и рассказывал, обращаясь даже словно не ко мне, а к кому то невидимому, кто стоял за моей спиной. На всякий случай я даже оглянулась – никого. А может, он представляет, что произносит речь перед ученым советом, выдвигающим его на Нобелевскую премию?
– Подумайте, может быть, вам просто чего то не хватает? Чтобы решить эту проблему, нужно услышать свои мысли о себе, внимательно присмотреться к своим сексуальным фантазиям и не убегать от них, если вы вдруг увидите что то, не вяжущееся с общепринятым мировоззрением. И что же делать дальше? Чтобы избавиться от какой то мыслеформы, необходимо осветить ее сознанием, иначе говоря, увидеть ее, раскрасить ее, дать ей излиться, войти в нее и пережить. Войдя в эту мысль, вы переболеете ею, и она уйдет сама собой.
– Уйдет? Если я переоденусь женщиной?
– Может быть, женщина внутри вас так сильна потому, что вы запрещаете ей появляться? Вы не думали об этом? Запретный плод сладок. Но что, если вам разрешить себе то, что вы запрещали до сих пор? Походите дома как женщина, но только не в одиночестве. Попробуйте пообщаться с женой, раз уж она все равно все знает. Пройтись по улицам, сходить в магазин... Я так понимаю, у вас есть одежда и косметика? Ваша жена хочет сохранить брак и, наверное, на многое пойдет ради этого. Предложите ей заняться сексом, когда вы будете в образе женщины. Может быть, это выход. Разрешите себе ряд запрещенных до сих пор вещей, чтобы понять, так ли они приятны. Возможно, тогда вы сумеете избежать очень травмирующей операции.
Где то внутри меня нарастала ярость. Внешне я оставалась сдержанным и спокойным Олегом Леонидовичем, но внутри меня бушевала Хельга, которая кричала, что не желает спать с моей женой! Что пошел бы этот сексопатолог к своей сексопатологической матери и жене со своими сексопатологическими фантазиями!..
Предлагать Ирине заняться со мной сексом, когда я буду одета как женщина и в макияже, я не собиралась. Во первых, мне совершенно не хотелось секса ни с ней, ни с любой другой женщиной; переодевание данном случае ничего бы не изменило. Во вторых, она просто выкинет меня с балкона. С недавних пор она все больше уходит в религию. Каждое утро посещает церковь, а дома молится на ночь. Среди ее предков много священнослужителей, она, поди, мечтала стать попадьей; а тут я... с наклеенными ресницами. Представьте, как она после молитвы будет целоваться с накрашенным мужиком?!
* * *
Сегодня, положив мне в тарелку яичницу, она сказала: «Может быть, это твой крест и ты должен нести его?»
– Откуда ты знаешь, в чем заключается крест? Может, напротив, в том, чтобы добиться своего?
– Значит, это мой грех – я в чем то провинилась перед Богом.
Хотелось сообщить ей, что вина ее только в том, что она дура. Но я дипломатично решила промолчать. Она и так надулась и не разговаривает всю неделю. Это ужасно тяжело, когда нет никого из близких, кто мог бы сейчас поддержать. Маме я пока ничего не рассказываю; скажу, когда все точно будет известно. А как отец воспримет новость, даже думать не хочется...
Кто был никем, тот станет кем угодно
Пришел мальчонка – стоит в сторонке,
Платочек в руках теребит,
Потому что на десять девчонок
По подсчетам один трансвестит.
Сегодня познакомилась с тем самым «парнем» с походкой морячка, над которым хихикали медсестры. Конечно, рассказывать ему услышанное не стала. Да, кроме того, болтал все больше он. У него сейчас из за гормонотерапии стал ломаться голос.
– Нога от укола отходит быстро, без всяких осложнений, но голос пропал вообще, – делился он полушепотом, пока ждали приема. – То есть говорить могу, но только тихо и недолго. Стоит повысить тон или затянуть рассказ, как звук исчезает и переходит в шипение. Доктора утверждают, что это переход в новое качество, а по мне так лишь бы горло болеть перестало скорее, надоело уже.
Меня больше беспокоило, что мне пока вообще никаких гормонов не назначили, и, слушая жалобы, я завидовала, поддерживая разговор больше из вежливости, чем из интереса. А он с удовольствием трепался:
– Голосовые связки растут и утолщаются, голос меняется на мужской; более низкий основной тон. Параллельно увеличивается размер гортани и глотки, она приобретает внутри складчатость, характерную для мужчин, увеличивается размер кадыка, голосовые связки сдвигаются вверх и укорачиваются.
– А тебе врачи назначали препараты?
– Да. Мне сразу все прописали, как пришел.
Надо же! В душе больно кольнула зависть. Ему, значит, сразу разрешили, а меня мурыжат. Надо мне было разодеться как портовая шлюха в Марселе. А я тут изображаю интеллигентного гражданина, дура! Не выдав разочарования, вежливо продолжила разговор:
– Так хорошо разбираешься в терминологии и в медицине?
– Раньше не разбирался, а сейчас уже нахватался всего. Читаю журналы медицинские, да и мой доктор все популярно объясняет. Дело в том, что у биологического мальчика голосовые связки и гортань меняются постепенно и медленно – в течение двух трех лет. И то временами голос садится, ломается, срывается. А у меня под влиянием высоких доз тестостерона этот процесс происходит в ускоренном темпе. Причем основное понижение голоса произошло в течение первых трех месяцев. Тогда голос почти полностью пропал. И еще, это очень больно, ощущение такое, как будто у тебя хронический ларингит.
Мне рассказ на физиологические темы быстро надоел. Хотелось душевного разговора. Тут все летит к чертям, а этот переживает, что горло болит, кадык растет, связки мутируют. К счастью, рассказ прервала медсестра, вызвавшая меня к очередному врачу.
* * *
Прошло полгода, а я все еще не получила разрешение. Но зато теперь уже не так болезненно реагировала на неприятные интимные вопросы докторов и даже не краснела, рассказывая: во сколько лет начала мастурбировать; о своих тайных порнографических фантазиях; что чувствую во время оргазма. Сексолог особенно заинтересовался, когда я призналась, что оргазм для меня похож на сильное желание сходить в туалет по маленькому. Ощущение облегчения точно такое же.
– Странно, – заметил он. – И даже когда вы были влюблены?
– А разве это имеет значение, влюблен ты или нет?
– Вообще то, для многих людей имеет. Кстати, раз уж мы перешли к теме секса... Вам ведь уже сорок. Даже для настоящих женщин, при этом красивых, в сорок лет найти хорошего сексуального партнера трудно. Я уже не говорю о том, чтобы найти мужа. Вы же понимаете, мы не сможем слепить из вас красотку, так на что вы рассчитываете?
– Что стану собой. Только это главное.
– Но сейчас у вас довольно благополучная личная жизнь, ни скандалов, ни осложнений. Добрая и понимающая жена. Вы же уходите из семьи только из за желания стать женщиной? Вы считаете это логичным? Привязанность к человеку ничего для вас не значит?
– Вообще то я могу и не уходить. Жены сами не хотят жить со мной, узнав правду. Они хотят жить с нормальным мужчиной.
– А ваш сын? Что он вам скажет? Вы видитесь с ним?
– Да. Хотя первая жена не очень одобряет наши встречи. Раньше, когда он был маленький, мы виделись нечасто, только по праздникам. А сейчас он подрос и сам может приезжать ко мне. Так что он регулярно в выходные наведывается, остается ночевать.
– Ему нужен отец. Как вы ему объясните, что изменили пол?
– Пока никак. Он еще мал, подрастет – там будет видно.
– Но ведь он же увидит! Или вы не откроете ему дверь, когда он приедет?
– Мы это уже продумали с женой. Скажем, что я уехал за границу в длительную командировку.
– И вы способны не видеть его несколько лет?! В то самое время, когда он растет, когда ему нужен отец, вас не будет рядом?!
Он беззастенчиво давил на самое больное место. Но я ведь не виновата, что родилась такой?!
... Конечно, одними психологами дело не обходилось. Еще были гинекологи, эндокринологи, кардиологи... Чем вероятнее становилось разрешение на смену пола, тем больше появлялось разнообразных препятствий в виде разномастных лекарей. Понимания нет. Они осуждающе кривят губы, неумело вымазанные дешевой помадой, смотрят с пристрастным любопытством, как на «неведому зверушку», с тайным желанием продать меня в какой нибудь передвижной паноптикум и пугают будущим. Говорят, что меня ожидает единственная операция в мире, которая не лечит, а калечит. Проживу после нее я от силы десять лет. Плюс мне, видимо, все равно не удастся воспользоваться всеми радостями нового тела, ведь я не смогу родить; возможно, не найду женского счастья; вполне вероятно, что даже не смогу получать сексуальное удовольствие. Никто не обещает этого транссексуалам, медицина еще недостаточно развита, чтобы давать сто процентов успеха при такой процедуре. Фактически не дают даже тридцати процентов.
Но мне все равно! Скажете, я безумна?..
* * *
Сегодня в клинике познакомилась с девочкой, которая тоже пытается получить разрешение на смену пола. Ее зовут Лили, ей двадцать. Она ходит в женской одежде, красится, волосы длинные. Оказывается, она еще в школе знала про себя все, рано начала принимать гормоны, потому и выглядит как настоящая женщина. Если бы в свое время я могла позволить себе подобное... И снова в душе возникла черная зависть, которую я тут же попыталась придушить. Ну почему все так плохо?! Почему одним везет, а другим нет?
– А ты сама откуда?– с места в карьер начала она.
– Я? Местная.
– Да? – Глаза Лили заинтересованно заблестели. – Вот повезло, не надо жилье снимать. А я из Казахстана, разорюсь тут скоро. А ты с кем живешь?
– С женой. Пока до операции решили не расставаться.
– А, ясно. – Блеск в глазах Лили моментально потух. – А после операции тоже с ней или с родителями?
– Зачем? Мне есть куда переехать.
– Да?
И в этот момент я увидела в глазах другого человека черную зависть, аналогичную моей. Съем жилья, вероятно, съедал все ее деньги, а мне хотя бы повезло, что могу жить в том городе, в котором хочу. Настроение мое, к стыду моему, значительно улучшилось.
Ваше время истекло
– Подсудимый, отвечайте на вопрос конкретнее. Либо «да», либо «нет».
– Господин судья, ведь не на каждый вопрос можно так ответить?!
– На каждый.
– Тогда скажите, у нас уже перестали пытать подозреваемых на допросах?
ПСИХиАРТы
– Вас мучают кошмары?
– Нет, я ими наслаждаюсь!
...И снова меня отправили к психиатру. Тому самому, который принял меня первым. Круг замкнулся, или это круги ада, имя которым бесконечность?
– Кому нужны мои страдания и как долго меня еще будут держать за ненормальную? – интересуюсь я.
– Никто не изводит вас специально, – он театрально вздохнул. – Наоборот, из всех приходящих к нам вы являетесь самым адекватным человеком. У вас высшее образование, семья, и даже не одна. Вы смогли адаптироваться, несмотря на свою проблему. Для транссексуала ваше поведение странно и необычно.
И снова я опешила от разговора с ним. Ничего себе!
– А что же по вашему не странно? Надо было выйти на улицу в женской одежде и отправиться прямиком в тюрьму?!
– Зачем такая крайность? Не в этом дело. Вы чуткий, воспитанный человек. Но знаете, есть масса исследований транссексуалов, которые выявили у них прямо противоположные вашим характерные особенности: потребность обратить на себя внимание, инфантилизм, импульсивность, эгоцентризм, иллюзорность представлений, манерность, гомосексуальные тенденции. И чем чаще у них встречались психические расстройства, тем чаще отмечалось и асоциальное поведение, например, в трети случаев имело место проституирование. А во многих случаях у трансов отмечаются черты психической незрелости. В вашем случае ничего подобного нет, потому мы и пытаемся отговорить вас. Вы можете и дальше жить так, как живете! – Он это подчеркнул.
– Тогда отчего я за сорок лет жизни не привыкла к себе?
– В основе транссексуализма лежат грубые нарушения формирования структур мозга, ответственных за половое поведение индивида, что ведёт к искажению полового самосознания и ощущению принадлежности к другому полу. Виноваты здесь различные нарушения внутриутробного развития ребёнка в результате нервных стрессов у беременной матери, приёма некоторых лекарственных препаратов, недостаточного питания плода и так далее. Возможно, ваша мать очень волновалась весь период беременности из за вашего отца. Ходить в море достаточно опасно. Вы ведь родились в самый первый год их брака. Это уже потом она привыкла.
– Вот как?
– Только не вините никого, я рассказываю лишь один из возможных вариантов. Кроме того, выраженность подобных нарушений варьируется в широких пределах, но, конечно, главная черта – убежденность в собственной принадлежности к противоположному полу, неудержимая потребность изменения своего биологического и паспортного пола. Причем все транссексуалы часто даже не могут сформулировать, зачем им это, ведь сексуальная жизнь не играет для них важной роли.
...Я слушала как загипнотизированная, открывая для себя знания, скрытые всю мою длинную, но не настоящую жизнь. Много позже я прочитала подобные научные труды. Большинство заканчивалось фразой: «Неисполнение желания смены пола может явиться у транссексуала причиной самоубийства».
* * *
Сегодня встреча с хирургом. С ним общаться легче всего, он ведь не задается вопросами, сумасшедшая я или нет. К нему попадают уже после проверки на психические отклонения. Так что со мной он сразу заговорил как с женщиной.
– Конечно, у нас нет специальной клиники только для транссексуалов. Оперируют вместе с другими людьми.
До сих пор я не задавалась вопросом, где именно проводят такие операции. Главное, чтобы ее вообще сделали. Хоть ножом и вилкой. Но то, что есть какие то собратья по несчастью, меня очень удивило. Оказалось, что транссексуалы – только один из множества вариантов отклонения от нормы. Хирург – первый, кто сообщил мне, что полов действительно бывает много – сильно больше двух. Более того, говоря о поле, надо всегда уточнять, о каком именно уровне половой дифференцировки мы говорим. Различают:
– генетический пол XX, XY, возможны промежуточные и сбойные варианты типа XXY;
– гонадный пол (пол половых желез – яичко или яичник);
– анатомический пол наружных (влагалище и вульва с клитором или мошонка и пенис) и анатомический пол внутренних половых органов (матка и трубы или простата и семенные пузырьки) – возможны гермафродитизм и промежуточные варианты анатомического строения;
– акушерский пол, или пол рождения, – тот пол, который определил и записал акушер (часто ошибочно);
– паспортный пол, или пол по документам (не всегда совпадает с акушерским – порой ошибку акушера в случае гермафродита позже исправляют или человек позже меняет паспортный пол, будучи ТС);
– психический пол, или пол самоощущения (может не совпадать с чем угодно из физических параметров пола);
– социальный пол, или пол поведения (не всегда совпадает с полом самоощущения, ибо многие ТС вынуждены скрывать факт транссексуальности или подавляют в себе ТС до поры до времени);
– гормональный пол – какие гормоны преимущественно вырабатывают половые железы (тестостерон либо эстрогены) и какие вторичные половые признаки преобладают (волосы, голос, молочные железы и т. п. ) – не всегда гормональный пол совпадает с полом железы, так как возможны гормональные нарушения...
Видя, что я перестаю понимать его, он сжалился и стал объяснять доходчивее:
– Ну, например, существует такое заболевание, как адрено генитальный синдром. Когда еще во время внутриутробного периода у ребенка возникают нарушения в надпочечниках, отчего организм плода вырабатывает не те гормоны и формирование наружных половых органов идет неправильно. В результате мальчики рождаются с недоразвитым пенисом, отчего их часто принимают при рождении за девочек. А у новорожденных девочек, наоборот, из за переизбытка мужских гормонов клитор увеличен настолько, что его принимают за маленький пенис, а набухшие половые губы – за мошонку. Раньше акушерки не могли точно определить пол, и все выяснялось в подростковом возрасте, когда у так называемых мальчиков начинались месячные.
– И им делают операции? Переделывают в девочек? – почему то с надеждой спросила я.
Ответ был неожиданный.
– Нет, ведь человек, который всю жизнь рос как мальчик, не хочет что либо менять. Или же не хватает смелости. Вся родня и друзья считали его мальчиком всю его жизнь.
– А как же дальше?
– Ну, просто вырезают матку и яичники, чтобы не было никаких гинекологических проблем. Потом начинают терапию гормонами, идет оволосение по мужскому типу, к определенному возрасту начинает расти борода, ломается голос. В сущности, пол таким детям выбирают хирурги, исходя из того, какая операция наименее травмирующая. Иногда эти пациенты остаются несчастливы до самой смерти, и никто не в силах им помочь. Часто десятилетняя девочка, которую всю жизнь ошибочно принимали за мальчика, говорит, что хочет навсегда остаться мальчиком. Такой ребенок испуган до смерти, не в силах понять, что за болезнь у него. И его оперируют. Но спустя несколько лет наступает период полового созревания, и девушка понимает, какую совершила глупость. Но исправить то, что напортачила природа, мы не в силах.
Внезапно я выяснила, что природа ошибается довольно часто. И хотя написано, что Бог создал человека по своему образу и подобию, мне после лекции стало казаться, что или богов было много, а соответственно и образов с подобиями, или на ОТК произошли сбои и продукция, соответствующая ГОСТу, вышла с предприятия вместе с бракованной партией.
Все, что я слышала, напоминало мне шахматную игру. Ходы сложны, а комбинации запутанны. Каждая партия неповторима. И следить за беспощадным матчем между природой и наукой бессмысленно. Получится ли из пешки ферзь (тоже, кстати, женщина, более того, королева, но мужского рода), будет ясно только в эндшпиле, когда обратного пути уже не будет.
* * *
Мои постоянные уходы с работы раздражали начальство, но что для меня было важнее – получить, наконец, разрешение на смену пола или быть на работе уважаемым человеком? Глупый вопрос. Правда, когда врачи сообщили, что надо лечь в психиатрическую лечебницу на три недели, я расстроилась. На операцию, если она все таки будет, нужны деньги, а без работы...
На счастье, в больнице не оказалось свободных мест, и мне разрешили проходить обследование амбулаторно. Каждый день, правда, надо было приходить и сдавать анализы.
Не знаю как за кордоном, но в обшарпанных и вонючих коридорах родной российской психушки слышны вопли и стоны умалишенных и просто свихнувшихся на почве алкоголя соотечественников, несет хлоркой, мочой, а также ядовитой смесью препаратов. Пригласили в кабинет с решетками на грязных окнах. Медсестра поднесла к моей руке гигантский шприц с чудовищной иглой и стала нащупывать вену. Волосы на моей голове зашевелились:
– А почему иголочка такая толстенькая? Вы же кровь из вены берете не у бегемотика, – я попыталась пошутить, чтобы скрыть страх.
– Какие привозят, такими и пользуемся! – жестко отрезала она. – Никто не жалуется.
Конечно, кому тут жаловаться? Кто вообще в этой «кунсткамере» будет слушать жалобы от «экспонатов»?
Шприц рвет вену, оставляя огромную дыру. Думаю, сюда отправляют те инструменты, что не принимают в обычных больницах. По принципу: на тебе, Боже, что мне негоже. Смотрю на отверстие и пытаюсь его опоэтизировать. Дескать, не просто рана, а дверь в иные миры, тоннель к противоположному полу.
На работу возвращаюсь только к обеду, но обедать не иду. Работаю, пожевывая бутерброды. Такое питание очень скоро отразится на моей талии, но ничего не поделаешь. На работе сейчас создаю эскизы наружной рекламы, заказов еще на несколько месяцев, и я воспользовалась случаем – закосила под богему. Отращиваю волосы, делаю хвост, так и хожу. Специально купила одежду декадентского типа, чтобы меня воспринимали как художника. Даю малярам указявки важным тоном, просто Леонардо. Образ так удался, что даже начальство восприняло его адекватно. Все таки я, наверное, гениальная актриса. И все же мое дело близится к финалу. Сегодня психиатр намекнул, что могу покупать женскую одежду. Он не обещает, что она пригодится мне буквально на следующей неделе, но что пригодится – несомненно. Да и остальные врачи стали смотреть на меня иначе. Спал напор, с которым раньше они пытались отговорить от операции.
...Снова у врачей. Дали дурацкое задание нарисовать себя, потом дерево, потом вымышленное животное. Я очень старалась, чтобы вышло красиво. Оказалось, зря. Качество неважно. По рисункам они определят, как я сама себя идентифицирую. Точно не поняла – они не раскрыли схему, – но какие то вещи выдают, кто есть человек на самом деле. Еще сказали, что у меня женский почерк. Ура!... Хотя не понимаю, как такое получается?!
А испортил настроение сексолог. Он меньше других хотел, чтобы я оперировалась, а узнав, что в меньшинстве, заявил: «Вы идете на это, потому что вам глубоко по барабану, что станет с вашим телом. Ведь вы не любите его, никогда не любили, не берегли и не думали о том вреде, который можете нанести. Рискуя ослепнуть, клеили ресницы и брови клеем для пластмассы, влезали в узкие туфли, травмируя пальцы ног, а сейчас добьете его по крупному, так сказать, контрольный в пах».
Черт возьми!!! Да! Я не люблю это тело, ненавижу его, эти большие руки, эти ноги сорок четвертого размера, жидкие волосы, широкие плечи, все – дрянное и все не мое!!!!!!
...Я вежливо улыбнулась сексологу и, попрощавшись, спокойно направилась к двери. Он внимательно смотрел мне вслед. Я чувствовала его взгляд. Но он увидел только спину хорошо воспитанной женщины, получившей свое после многолетних страданий. Чао, бамбино!
* * *
– Хотите познакомиться с еще одной «вашей»? – поинтересовалась медсестра в психушке.
С недавних пор она стала очень приветливой. Потому что я очень вежлива с ней. А еще, наверное, и потому, что она уже сунула нос в мое дело и прочла, что я инженер на крупном заводе, и даже начальник цеха. К тому же она видит перед собой не хихикающего или переодетого психа: перед ней всегда причесанный, элегантный, одетый в хорошие шмотки мужчина. Может, она уже придумала, как сумеет вернуть меня в нормальное русло, соблазнит, я забуду свои глупости... К сожалению для нее, все это на раз читается в женском взгляде. Ну а я тут ни при чем!
– С транссексуалом, вы хотите сказать? Или с Наполеоном?
Она хихикнула над дурацкой шуткой и сообщила, что на диванчике в коридоре ждет приема пациент с такой же проблемой, что и у меня, и занялась пробирками.
В коридоре сидели двое. Немолодая крупная женщина – тяжелые черты лица, мужественный взгляд, как будто собирается брать Бастилию. А рядом хрупкий паренек, рассеянная улыбка, глазки в пол. Честно говоря, я немного потерялась. Кто из них хочет делать операцию? Мне говорили, что в России больше FtM, то есть женщин, которые хотят стать мужчинами. Пока я раздумывала, дама сама начала разговор:
– Вы, наверное, Хельга? Нам про вас рассказывали, – она улыбнулась.
Оказалось, что она мама женственного парня, то есть Ариадны. Мама оказалась активной теткой, в отличие от своего чада, и потому ходила с ней по врачам. Точнее, водила. Непонятно, зачем оно ей нужно? Само чадо никогда бы не прошло такую тяжелую битву с эскулапами и осталось бы мальчиком, ей на утешение.
– А вы были у Сергея Михайловича? – Уже через полчаса мы с заботливой мамашей болтали как старые знакомые. – А у Александра Моисеевича?
– Да. – Я делилась впечатлением о врачах, пока Ариадна торчала в кабинете медсестры.
Вскоре все выяснилось. Мама не довлела над ребенком, она души в нем не чаяла. А ребенок требовал в магазине куклы и девчачьи платьица, требовал бантики, заколочки и воровал у мамы помаду. Как могла, мама направляла его в нужную сторону. Отец кричал, что родили урода и надо его пороть. Мать бить не давала, и вскоре папаша сбежал из семьи.
Надо же! Бывает же такое. Я изумлялась про себя, как повезло Ариадне, даже в какой то момент начала завидовать. Мне всю жизнь так не хватало понимания, я жила как на Луне, увидев такое количество родственного тепла, просто «поплыла».
Ночью в постели, лежа рядом с Ириной, которая уже давно стала спать спиной ко мне, вспоминала чудесную маму Ариадны, вот бы мне такую... Но тут вдруг представила, что после операции мне, например, месяца два надо будет растягивать влагалище. Оно ведь искусственное, само не раскроется, и его тренируют фаллоимитаторами. Так что, мамочка будет помогать?!
А в сексе? Тут еще сложнее; надо найти партнера, суметь подстроиться под него. Опять мамашу звать на помощь? Дичь! Бред! Только оставшись одна, сможешь решить свои проблемы и научиться жить сама с собой. Лучше уж не делать операцию, чем проходить такую серьезную процедуру с мамой!... Нет, моя жизнь не так уж плоха. До сих пор я переживала, что нас не принимают родители, что мы остаемся одинокими. Но сейчас выяснилось, что любящая мать порой может только мешать.
* * *
Сегодня в психушке обвешивали электродами. Под конец процедуры пришли заведующая отделением, похожая на сотрудницу гестапо, и начальник медчасти, явно бывший военный. Они смотрели на меня как на сбежавшего пациента, ведь всю свою жизнь они здесь таких, как я, лечили. И лишь совсем недавно им «сообщили», что мы никакие не психи. Но, как говорится, «поздняк метаться». Перестроиться они так и не смогли.
Я даже с удовольствием подумала, что, вероятно, они сейчас чувствуют себя ущемленными. Где то читала, что наших психиатров не принимали врачи всего мира по той причине, что в больницы у нас попадали люди лишь за «неправильные» политические взгляды. И врачи против всякой медицинской этики подписывали им медицинские заключения о безумии. Потому мировое сообщество ученых игнорировало русских спецов. Ни научных публикаций, ни приглашений на конференции – ничего. Так прошла жизнь, и вот на тебе – приходится возиться с такими, как я. Да еще уважать меня, ведь обследование платное. На их лицах читалась вся история психиатрии КПССного периода. Ну и как с ними быть? Начальник медчасти уткнулся в мои документы. Реальный женофоб. Пошел в атаку, как военный:
– Представьте, вы понимаете, вы сделаете операцию, а у вас, может, вообще всякие желания пропадут.
– Если пропадут желания, то одна проблема в любом случае уйдет. Это тоже выход, – спокойно, но твердо буркнула я.
Он уставился на меня, раскрыв рот, но тут же спохватился. Подписал какую то бумажку и вышел прочь, хлопнув дверью.
Дождались!
Щель оправдывает средства.
Только услышав, что меня признали женщиной, я поняла, как сильно устала. Даже на радость сил нашлось мало, тем более что торжество момента омрачалось тем, что не все доктора согласились с тем, что смена пола необходима. Их вердикт гласил, что я хорошо адаптирована в мужском теле и потому нет острой нужды в переменах. Но большинство голосов все же за меня.
Второе жуткое разочарование состояло в том, что пока дали разрешение не на саму операцию, а на смену паспорта. Один или два года я должна пожить с новым паспортом, который дает мне право одеваться как женщина. Точнее, даже обязывает. Если не надоест, то желанная процедура наступит.
ЖДАТЬ – НЕВЫНОСИМО!
И все равно радость захлестывает, как алкоголь.
Сегодня решилась и рассказала все маме. Она выслушала спокойно, а потом вдруг сказала: «Бедная ты моя девочка!»
Я разрыдалась, она тоже. Рассказывать о таких сентиментальных сценах сложно.
* * *
Поехали с мамой на рынок за женской одеждой. Одна так и не решилась, а Ирка не поехала. Мы ходили по рынку вдоль рядов. Продавцы, видя меня, тут же кричали, какие у них «замэчатэльны мужски штаны», меня просто воротит, так и вцепилась бы какому нибудь Джавдету в рожу. Кретины. Ощущение, что бьют по самому больному месту. Хорошо, мама рядом. Она помогала спрашивать женские шмотки. Мы обе притворялись, что ищем вещи для моей жены в подарок на день рождения. Только я все прикидываю на себя, потому как мы с женой одного размера и роста.
– Блузочка замечательная, покажите,– говорила мама.
Нам подали какую то жуть, пригодную для завуча средней школы.
– Ты с ума сошла, что у тебя за вкус старушечий!
Я оттаскивала ее от прилавка и тащила к тому, что
нравилось мне. Она шепотом ругалась: «Ты уже не девочка! С ума сошла, кто ходит в мини юбке в сорок лет?!»
– Кто хочет, тот и ходит! Кому какое дело? У меня ноги красивые!
– Откуда ты знаешь? – Она бросила взгляд на мои ноги и поняла, что ляпнула глупость.
Я всегда перед ней была в брюках, и вообще, о красоте моих ног она никогда не задумывалась.
Странный разговор.
Мы сошлись на сарафанчике, летнем пиджаке, паре более менее сносных блузочек. В следующий раз надо идти без мамы!
Дома все перемерила. Ирка сидела с потемневшим лицом, словно в доме покойник. Смотреть на нее невыносимо, учитывая, что своих проблем до кучи, она добавляет. Я не была с ней эгоистична, почему она не хочет меня понять?! Сообщила, что собираюсь идти фотографироваться на новый паспорт. Разумеется, в женском образе. Она пожала плечами. Устраивать истерики, узнав, что я женщина, она уже не решалась
Вот и хорошо. Я достала косметичку, купленную вчера. Моя первая собственная косметика. Обалдеть можно. Села за туалетный столик. Ирка, которая впервые видела, что собираюсь краситься, кажется, испытала шок, но не ушла. Я наносила макияж под ее пристальным взглядом. Каждый мазок краски под наблюдением жены, словно лопата земли, брошенная в могилу нашей семейной жизни. Чем больше крема – тем больше земли и глубже яма, в которой похоронен ее муж. Все больше и больше скрываются под слоем макияжа годы супружеского «счастья». Если меня вначале смущало ее присутствие, то, в конце концов, я стала получать садистское удовольствие. Вот так! Распустила волосы – хорошо, что отросли. Надела платье и туфли.
– Пожалуйста, я прошу только об одном. Не попадайся на глаза соседям,– выдавила Ирка.
– Хорошо. Но ты считаешь, меня узнают?
Она не ответила, молча ушла в ванную и больше оттуда не выходила.
...А для меня время застыло. Наверное, именно так чувствует себя человек в состоянии наркотического опьянения. Медленно и плавно, «полулетя полуплывя», я растворилась в темноте подъезда. Спешить не хотелось. Чихала я на соседей, даже забавно сейчас встретить кого то и посмотреть на реакцию. Я женщина! Настоящая женщина... с паспортом!
Но ни одна дверь не хлопнула. В полном одиночестве, отсчитывая ступени, спустилась вниз. Сквозь щели входной двери пробивался яркий солнечный свет моей новой жизни. Женское сердце колотилось как ненормальное, будто хотело вырваться из мужской пока еще оболочки. Что если... что если выйду сейчас на улицу... и все? Мозг нарисовал картину: мужское тело в платье, некрасиво и неестественно валяющееся в луже крови под ярким праздничным солнцем. К черту! Ничего не будет. У нас пока не убивают среди бела дня на оживленных улицах. Распахнула дверь, испытывая новые ощущения, как будто в детстве,– среди жаркого дня входишь в ледяную воду... И ступила на тротуар...
Через несколько шагов поняла, что ощущения не очень приятные, что то мешало под ногами. Посмотрела вниз – конечно, асфальт неровный, весь в мелких камешках, подошвы женских туфелек почему то делают гораздо тоньше, чем для ботинок, и ноги чувствуют каждую неровность. Придется теперь к этому привыкать, как, наверное, и ко многому другому. Но интересно, почему я не замечала этого неудобства раньше, ведь выходила же на улицу в туфельках? Или же тогда замечать детали мне мешал страх?! Как преступник, который убегает от преследования, может не чувствовать, что бежит босиком по стеклу. А я всю жизнь – босиком по стеклу...
Поймала себя на том, что ловлю взгляды прохожих. Как они меня оценивают, рассматривают или нет? Агрессивные или восхищенные? Но прохожие шли равнодушно. Каждый смотрел сквозь меня, думая о своих проблемах. Времена такие, что каждый занят только собственным выживанием...
«Враг государства»
Бабий день рождения.
Бабе сорок пять.
Баба фотокарточку
Вклеила опять.
Фотограф так же с полным равнодушием посадил меня на стул и щелкнул, тут же позвав следующего, ему некогда рассматривать клиентов. Домой возвращалась спокойно. Уже не следила за взглядами скачущих мимо зашоренных граждан. Это у них проблемы и беды, а у меня праздник!
Фотографии вышли ужасные. Вклеивать подобное в паспорт я не собиралась.
– Вполне нормальные, – оценила Ира. – Ты думаешь, что выглядишь лучше?
Я надулась. Она поняла, что сморозила глупость, и перевела все в шутку:
– Ты же знаешь, что, если фотоальбом маленький, а фотокарточка в нем одна и страшная – это паспорт?!
После такого я психанула окончательно и снова пошла сниматься, но уже в другое ателье.
...К сожалению, все мои труды пропали даром. В паспортном столе заявили, что они не поменяют документы. Это незаконно.
– Но и закона, запрещающего смену паспорта, тоже нет.
– Да. Мы меняли раньше. Но именно сейчас депутаты обсуждают новый закон, как быть в таких случаях.
Спорить оказалось бесполезно, хотя я ходила даже к начальнику паспортного стола, прождав длинную очередь. И сходила в другой паспортный стол, в тщетной надежде, может, они мне помогут. И подумывала уже о том, как и кому дать взятку. И даже купила кодекс. Но во всех этих официальных конторах смотрели как на чумную, стараясь закрыть дверь перед моим носом. Мир рушился. Зачем же тогда меня мучили целый год врачи всех мастей?
Хотя «зачем» я вскоре поняла и даже испытала благодарность: моя нервная система закалилась, как танковая броня. Меня мало волновали презрительные взгляды, брезгливые улыбки и тупые вопросы. Не будь такой жестокой медицинской муштры, я бы сдалась.
Однажды, зайдя по делам в клинику, встретила там Лили. Оказалось, что она получила разрешение на операцию, ведь окончательное заключение ей выдали в другом медицинском институте. Такое случилось потому, что практики у врачей в вопросах транссексуализма еще слишком мало. В итоге одни выдают разрешение на смену паспорта, другие – пола. Но узнать заранее, куда стоит обращаться, просто невозможно.
И снова шахматы: наука против государства.
* * *
Долгий год моей затянувшейся шахматной партии с природой и законом закончился полным кошмаром: умерла мама. Самый близкий человек, который оказался немного на отшибе из за того, что я так погрязла в игре. Ужасно.
Сознание понимало, что ее больше нет, а подсознание отказывалось верить, и я бродила как во сне. Долго не решалась поехать к бабушке.
– Может быть, не надо говорить ей? – предложила Ира. – Все таки она старенькая. Вдруг не выдержит.
Думала всю ночь над словами бывшей супруги. Мама – единственная дочь у моей бабушки, да и вообще – единственный ребенок. Такая потеря может подорвать здоровье старушки, но, если ей не сказать, она даже не простится со своим ребенком.
Приехала к ней за день до похорон. Бабушка смотрела мексиканский сериал, внимательно, как смотрят женщины, давно лишенные личной жизни. Им надо следить за чьими то страстями, сопереживать, заполняя эмоциональный голод. Оторвать ее – преступление. Она сидела в кресле, ахала, ойкала, а я думала: как странно, что сейчас человека увлекают искусственные страсти, она всем сердцем переживает за героев «мыльных» опер, а в ее дом уже пришла реальная беда. Бабушка плохо видела и смотрела телевизор с зашторенными окнами, чтобы не отсвечивало. У меня в детстве именно таким было ощущение беды. Когда сидишь в темной комнате, а за окном солнечный день...
День похорон был первым за несколько месяцев, когда я оделась мужчиной. На похороны собрались все соседские старушки, шокировать их было бы неуважением к маме. Собрались и ее подружки. Многих я не видела очень давно и не подозревала, что все так состарились. Неужели мама их ровесница? Они, в свою очередь, испуганно смотрели на меня и шептали: «Как ты изменился». По их глазам было видно, что я тоже кажусь им очень старым. Может быть, как мужчина я и старый, но как женщина я еще юна и полна жизненной энергии!!!
* * *
В следующие дни я по прежнему ходила в мужской одежде. Наверное, из за стресса было просто все равно, как выгляжу. Кроме того, паспорт так и не поменяли, и, соответственно, я просто не знала, стоит ли теперь переодеваться? Еще я начала продавать мамину квартиру, ведь потребуются деньги на операцию. Ходить же по официальным организациям, встречаться с покупателями, будучи в женской одежде, глупо и рискованно. Ведь при сделке надо показывать паспорт.
Зато Ира, видевшая это, очень оживилась. У нее снова появилась надежда, что все вернется. Я понимала, что обманываю ее; чувство вины мучило, и, едва получив деньги за проданную квартиру, я купила ей золотую цепь с крестиком. Она должна была оценить такой подарок. Ира и оценила, правда, особо бурной благодарности не выразила. Но мне ничего и не было нужно. Просто хотелось сделать ей приятное в качестве отступных за то «зло», которое ей причинила.
Так мы прожили еще год, как в киселе: все мутно и замедленно. Я получала зарплату в бухгалтерии завода, руководила рабочим процессом... С Иркой мы больше не занимались сексом, но и не расходились. Она истово молилась, а я так же истово покупала ей подарки на деньги, вырученные за квартиру, заглушая чувство вины. Себе я тоже покупала красивые шмотки, такие, какие всегда хотела: сексуальные, шикарные, делающие хоть кого королевой красоты. Ирка находила в шкафу платья и, примерив на себя, начинала в них ходить. Запрещать я не могла. Деньги постепенно таяли...
* * *
– Вам разрешили операцию,– от этой просто! фразы, сказанной врачом по телефону, внутри все упало. – Если вы еще не передумали, надо приехать клинику и обсудить оплату и сдать анализы.
...Я прыгала вокруг телефона минут десять, пробивая головой дыры в потолке. Ну наконец то! Наконец то стану собой!!!
А в клинике выставили счет, от которого несколько опешила. Суммы, оставшейся от продажи квартиры, едва хватало на то, чтобы сформировать влагалище. На грудь ничего не осталось, но добрый доктор сообщил, что она и сама вырастет от гормонов.
Теперь я могу не скрываться! Для начала решила рассказать все Андрею, моему начальнику на работе. Все таки мы столько лет считались приятелями, уж он то должен понять.
Он долго молчал, на лбу выступила испарина.
– А японцы?
– Что японцы?! – Более странной реакции на сообщение о том, что твой товарищ оказался женщиной, кажется, быть не могло.
– Ну контракт.
– Ах, это?
Дело в том, что наш завод работал с японцами. Мы какое то время занимались производством головок для их видеомагнитофонов. Они изучили наши изделия и пришли к выводу, что они не хуже японских, а стоят дешевле, и предложили гигантский контракт. На несколько лет крупный завод с тысячами рабочих был бы обеспечен работой. Неужели на такое серьезное партнерство может повлиять тот факт, что один начальник цеха решил сменить пол? Я же не мозги меняю.
Андрей рассеянно выслушал мои доводы и согласился, сказав, что ему надо все обдумать. На следующий день приехал ко мне и попросил написать заявление об увольнении. Я не могла его винить: мужчины боятся, что их могут заподозрить в гомосексуализме.
Он хотя бы приехал лично, а не сообщил о своем решении по телефону. Теперь придется экономить, но подобные мелочи никак не омрачали торжественность момента!..
Я рассказывала о предстоящих у меня переменах всем! Зачем скрывать? Все равно мы когда нибудь встретимся, кто нибудь один увидит меня и расскажет другому. «Сарафанное радио», «испорченный телефон», «гляделки». К черту,– пусть уж лучше любопытные сплетники обсудят меня сразу и открыто. Реакция у людей иногда оказывалась неожиданной, например, некоторые заявляли, что это эгоистично с моей стороны, что я совершенно не думаю о НИХ. В чем заключается эгоизм, и почему мне надо думать о них, я так и не поняла. Что это за фраза такая: «Ты о нас подумай»?
Сорок лет думала.
Почему они считали мои действия позором для себя? Какой позор, что кто то из твоих знакомых сменил пол? Проблема здесь только для Ирки. Но она пообещала быть со мной до конца. А после операции я перееду в квартиру отца.
Пари
Кто спорит, тот говна не стоит.
Детская считалочка
Ночь перед Рождеством
– Доктор, я почему то после операции никак не могу нащупать свои ноги.
– Извините, больной, вам пришлось ампутировать руки.
Я лежу в клинике.
И завтра у меня операция.
Та, которую я ждала сорок лет.
Точнее, двадцать девять из сорока.
Начиная с одиннадцатилетнего возраста, когда примерила мамины колготки и попала в ловушку своей странной сущности.
...Перед сном сходила в душ, мылась тщательно, как будто хотела смыть с себя всё, что было связано с этим телом в течение сорока лет: ненужные женщины, ненавистная мужская одежда, вечный страх... Вдруг в голову постучалось неожиданное сравнение: так обмывают покойника, перед тем как отправить его в мир иной. Потом надела больничную рубашку, легла на узкую, застеленную белой простыней постель. Прощание с прежней жизнью создавало торжественность, как на похоронах. Один человек во мне умирал, еще только один последний раз – завтра – проснусь в мужском теле, но это продлится совсем недолго. Надо быстрее уснуть, и время пролетит незаметнее. Словно Штирлиц я приказала себе спать, глаза вправду начали закрываться... и тут кто то тяжелый и невидимый в темноте комнаты сел ко мне на кровать.
От ужаса сердце чуть не вылетело из груди. Бежать! Только ноги ватные. Так часто бывает в страшном сне: хочешь бежать, а сама еле двигаешься, словно глубоко под водой. Но невидимый человек тяжело вздохнул, и я узнала его голос. Это... МОЙ ГОЛОС.
Но ОН – это не я, это – Олег, моя мужская сущность, отделившись от меня, сидела на убогой больничной койке в дорогом свадебном костюме, в котором ходили в ЗАГС с Леной. Тогда на целых полгода бурный роман погасил иные желания. Тогда я была только мужчиной – счастливым, влюбленным, спокойным.
– Привет, перебежчик.
– Какой я перебежчик? – Разговаривать самой с собой было очень странно.– Я никогда и не была мужчиной. О чем ты?
– А кем ты был?! Разве женщина может быть мужем и отцом ребенка? Разве женщина может быть водителем грузовика, грузчиком, начальником цеха?
– Ну знаешь, по поводу цеха, у меня есть одна знакомая...
– Какая знакомая? Что за чушь ты несешь?! Ты – мужик! Даже врачи тебе сказали, что ты хорошо адаптирован в мужском теле!
– Вот именно «адаптирована», а хочу быть настоящей женщиной!
– Хочу не хочу, мало ли кто кем хочет быть. Хотел бы лучше стать Рокфеллером! Или премьер министром!
– И стану! Кстати, о премьерах, вот Маргарет Тэтчер...
– Тьфу ты!
Он резко вскочил. Теперь голос его звучал зло и раздраженно и откуда то сверху. Сейчас я точно понимала, что разговариваю не сама с собой.
– Хорошо! Давай по другому. А как же я? Обо мне ты подумал? У меня тоже есть право на это тело!
– Какое право? Тело мое, я его безраздельная хозяйка.
– Хозяин!
– Нет!!! Хозяйка! – Я сама испугалась этой не свойственной мне внезапной ярости. Не хочу разговаривать с ним. Его нет. Это просто бред.
– Хорошо. Хозяйка хуева. Ты хоть представляешь, что тебя ожидает? Женщины – они другие, им не нужны мозги, они всего достигают телом, все их заслуги только из за мужчин. Попался стоящий мужик, жизнь сложилась. Не попался – последний хуй без соли доедают. Кого ты хочешь найти со своими лошадиной мордой и копытами сорок восьмого размера?!
– Сорок четвертого!
– Ну хорошо. Сорок четвертого волосатого размера!
– Я буду эпилировать!
– Где? Под забором? На скотном дворе?
– Почему под забором?
– Потому что там или под мостом ты закончишь свою жизнь. Ты пытаешься повернуть вспять нормальное течение природы, она ответит тебе тем же. Прогресс обернется регрессом: начальник цеха, потом начальник отдела, потом водитель грузовика, грузчица, уборщица, затем грязная никому не нужная бомжиха и, в конце концов, неопознанный труп под покосившейся табличкой с номером вместо имени. Кстати, тебя и хоронить то, наверное, нельзя на кладбище. Там самоубийц не хоронят.
– Почему это я самоубийца?
– Потому что трансы больше десяти пятнадцати лет не живут! Если вообще выживают после операции.
– Откуда у тебя такая информация?
– Это нам обоим говорили не раз, но ты слышала только то, что хотела! Так что, любовь моя, буквально через несколько сезонов, три четыре «бабьих лета», и ты, милочка, предстанешь перед Всевышним. Кстати, ты же веришь в Бога. А как религия относится к смене пола?
– Ну хватит! – Я от ужаса закрылась подушкой.
– Хватит то оно – хватит, а на что ты собираешься жить? Могу предложить несколько вариантов: передвижной паноптикум, «мужчина без члена», бордель уродцев: «У нас вы можете получить мужчину, женщину и даже "неведому зверушку"!» Или, если очень повезет, стать лицом паркетной фирмы «Время сменить пол»,– и он затрясся в беззвучном саркастическом смехе.
Я потерялась окончательно, не зная что отвечать.
– Вы, мужчины, всегда были грубыми солдафонами, и юмор у вас армейский! – и хотя я сжимала зубами подушку, при этом как то отвечала ему.
Или говорила совсем не я? Кажется, кто то еще находится в комнате. Нас уже трое. Я посмотрела на другую сторону и увидела, что и там сижу я. Но не в больничном халатике, а в... свадебном платье, купленном для первой жены. Я частенько примеряла его, когда ее не было дома, но оно никогда не сходилось на мне. А сейчас сидело идеально.
– Я не виновата, что родилась такая. Вот у Бога и спрошу, почему он такой меня создал.
– Какой создал? Он создал тебя мужиком, и все в тебе органично. И внешняя сущность с грубыми руками шофера и «утонченными» ногами сорок четвертого размера. И живой мужской ум.
– А как же моя женская душа?
– Не тупи. С чего ты взяла, что душа бывает мужская или женская? Душа беспола. Половую принадлежность придает только тело. Сегодня ты родился в мужском обличье, завтра в женском, потом ты дерево, клоп солдатик или инфузория туфелька. Хоть душа и беспола, в ней присутствуют и мужское, и женское начала. Если ты родилась в мужской форме, то и быть тебе только самцом. Все остальное глупости!
– А если это роковая ошибка?
– Заткнись! Дурная голова ногам покоя не дает! Вы, бабы, дуры: вкачиваете ботокс в губы, силикон в грудь, сами себе вбиваете в голову, что это красиво. Переделываете себе носы, удаляете ребра. Не хотите быть такими, какими создала природа... Если Господь создал вас на радость мужчине, то почему вы у мужчины не хотите спросить, какими вам быть?.. Проснись, красавица! Взгляни на свою жизнь трезвым взором! Проснись!..
– ...Проснитесь! Пора вставать! Операционная уже готова. Да проснитесь же, наконец!
Передо мной – растерянная юная медсестра, кажется, она очень долго меня будила. Обычно я просыпаюсь легко, видимо, ОН не хотел отпускать меня.
– Ну что, вы готовы?
Глупый вопрос.
– Раздевайтесь и ложитесь на носилки.
– Может, я просто дойду?
– Нет, вы должны лежать. Я вас даже не успела толком подготовить, не могла разбудить.
В операционной уже ждут. Перекладываюсь на прохладный, словно могила, стол. Но дрожь бьет даже не от прохлады, а скорее от ужаса. Если бы знать точно, какой я отсюда выйду. Мне привязывают руки и ноги.
– Доктор, вы думаете, я убегу?
– Уже нет! – Врач жизнерадостно улыбается, затягивая узел.
Он поддерживает мое кокетство, что сейчас мне крайне необходимо. Ведь так страшно, что начинаешь сомневаться, стоит ли подаваться в женщины. Ну а раз уж симпатичный хирург еще до операции воспринимает меня как особу женского рода, так значит – стоит. Портит всё медсестра, она заговорщицки смотрит на хирурга, поддержавшего мои заигрывания. В ее глазах над марлевой повязкой сквозит ехидство, типа уж она то знает, каких женщин хирург предпочитает на самом деле.
И это последнее, что я вижу перед тем, как погрузиться в пучину наркоза. Это последнее мое впечатление от жизни в мужском теле.
В новом теле
У меня нет врагов – меня ненавидят друзья.
Кажется, меня разорвали на клочки...
Больно так, что не хочется жить. Если бы я только могла что то совершить с собой, выброситься из окна или выпить яд, сделала бы не задумываясь! Но я привязана к жизни своей неподвижностью и беспомощностью. Доктор часто заходит и улыбается. Значит, все в порядке.
...Через несколько дней, когда стала приходить в себя и вообще понимать, кто я, что я, где я, и просыпаться с осознанием себя полноценной женщиной, открываю глаза и – на тебе: у моей кровати сидит тетка с посеревшим лицом, в темном платке, словно пришла проститься навеки. Оказывается, это Ирина всего лишь пришла поздравить меня с днем рождения, о котором я просто забыла. А у Ирки совсем крыша отъехала из за религиозности. И в глазах уже нет вопроса, только холодное любопытство. Сидит и смотрит. Надо же!.. Мой первый день рождения в новом теле!
– Мы можем остаться друзьями, – предложила я. – Точнее, подругами.
Она передернула плечами, словно ей в руки вложили скользкую змею. Значит, нет. Ну не очень то и хотелось. Я столько для нее делала, а она, даже зная, что нам не быть вместе, принимала мои подарки! Могла хотя бы из благодарности помочь мне в первые дни после операции, когда я валялась в трубках и не могла ни подозвать медсестру, ни попить воды, ни просто вытереть со лба пот. Больше она не появлялась. Передала через врачей ключ от отцовской квартиры, куда сама перевезла все мои вещи (конечно, прихватив лучшее для себя). Не жаль. Вот и всё. Словно и не было семи лет совместной жизни, доверия, любви, взаимопонимания. Будто расстались соседи по коммуналке.
Прошлая жизнь покидала новое тело, зато появлялись вновь обретенные связи. В больницу для каких то дополнительных процедур заходила Лили и заглядывала ко мне поболтать. Еще здесь лежала девушка с Дальнего Востока со средневековым именем Изольда. Имя, на мой взгляд, никак не сочеталось с высокой, вечно заросшей щетиной «красавицей», но – как сказал мой психиатр – все мы называем себя неправильно. А что?.. В сущности, уверена, что и самые обычные женщины, дай им свободу выбора, неизвестно чего напридумывали бы себе в качестве имени!
...Выписали меня утром.
Как и год назад, испуганно замерла у двери на улицу. Сейчас даже страшнее. Тогда ведь я выходила из собственного подъезда, а здесь клиника, и кажется, что каждый идущий мимо знает, с какими проблемами здесь лежат.
– Идите смелее. Не бойтесь. Мы вам заказали такси. У нас есть постоянные таксисты. Они не задают лишних вопросов.– Медсестра помогла мне собраться с духом.
Действительно, водитель не обращал на меня ни малейшего внимания и всю дорогу молчал. Дом встретил запыленной тишиной. Залезла в шкаф. Там, кроме паутины и платьев, висела моя прежняя мужская одежда, которую не решилась выкинуть перед операцией. Зато сейчас достала ставший чужим пиджачок и с удовольствием начала отрезать рукава, затем наступил черед рубашки, потом брюк. Та же судьба ждала выходной костюм, за ним последовали джинсы и футболки. В последний момент поняв, что это непозволительное расточительство,– футболки же унисекс, я было остановилась, да чего уж тут... Потом взялась за фотоснимки. Ножницы мелко кромсали лицо старшего лейтенанта военно морского флота Олега Леонидовича, его жен, «друзей», его чертово благополучное прошлое.
Через три часа собрала «прах истории» в мусорные «мешки забвения» и отнесла к мусоропроводу.
Прощайте!
Единственное, что оставила,– записная книжка с телефонами старых знакомых. Вот уж что выкидывать точно ни к чему! Я ведь не собиралась скрываться, менять город, окружение, работу. Бегство не для меня! Конечно, так было бы проще: ни дурацких вопросов, ни скользких сплетен и осуждения. Но у палки два конца, и пришлось бы всю оставшуюся жизнь бояться разоблачения, дрожать, случайно встречая знакомых, бывших однокурсников, коллег. Трястись, представляя, что врач расскажет твоему мужчине о тебе правду. Неполноценная жизнь невротика, полная тайн и обмана, у меня уже была. Хватит! Хочу говорить правду... В глаза... И в уши...
Я села за телефон.
Первый, кому позвонила, был тот самый приятель по работе, просивший написать заявление об уходе по собственному желанию. Трубку сняла жена и тут же... пригласила в гости. Я так думаю, из любопытства.
– Приду, ждите,– весело пообещала я.
Положила трубку, перелистнула страницу, меня несло. Рассказать хотелось абсолютно всем. Прав был доктор, сказав, что демонстративность – одна из основных черт, присущих транссексуалам. Но теперь решила не выбирать, начать прямо с буквы «А», и набрала номер одноклассника.
– Привет, Астахов! Как жизнь?
– Кто это? – Голос у него сонный, наверное, он спал.
– Бывший Олег! Твой одноклассник! Столько лет сидели за одной партой, а ты не узнаешь!
– А, здорово, чего хотел? – На мои слова «бывший Олег» он даже не обратил внимания. И вообще, кажется, все еще не мог проснуться.
– Рассказать, что у меня большой праздник!
– Праздник?! – Голос на том конце провода немного оживился. – Ты приглашаешь? Сколько брать?
– Смотри сам. Я не буду водку. Мне можешь взять вина или шампанского.
– Ты че как баба!
– Я не как. Я и есть женщина.
– Погоди, гм, кто это?
– Как кто. Это я, Олег.
– Че ты мне гонишь. Если ты Олег, то при чем здесь женщина?
– Как при чем? Я операцию сделала.
– Ты сделала операцию и стала Олегом? ...Слушай, позвони мне завтра, я сегодня что то туго соображаю. ...Да иду уже, иду! – крикнул он кому то и положил трубку.
* * *
– Але. Это Хельга!
– Какая Хельга?
– Ну, бывший Олег.
– Пошел на хуй, пидор!
* * *
– Привет, чего ты хочешь?
– Я сделала операцию.
– Ну и?..
– Я хочу встретиться с ребенком. Все таки он мой сын.
– Ты что, дурак?! – Она не смогла сдержать негодования.– Твой сын? Это мой сын! Я его мать! Отца у него больше нет, а двух матерей не бывает.
– Лена, все бывает!
– Но не у моего сына! Прощай! ...Сукин сын.
* * *
– Але, Ира. Это я.
В трубке беззвучные рыдания.
Ну что же, все равно с этим придется жить.
– Я хочу забрать своего кота.
– Зачем? Заведи себе лучше кошку, вивисектор.
– Прекрати. Это мой кот, он меня любит.
– Он любил мужчину, а женщин, ты же знаешь, он недолюбливает. Так что извини.
Отвлек от телефона шум в подъезде. Открыла дверь, на лестнице темно, лампочка не горела: или разбили, или выкрутили. Держась за стенку, наверх поднимался сильно поддатый гражданин.
– Мужик, друган! – обратился он ко мне. – Не закрывай дверь минуточку, я хоть квартиру свою разыщу. А то темно, как в заднице.
Мой первый день оказался безнадежно испорчен.
Пересуды о главном
– Правда, что Рабинович выиграл в лотерею миллион?
– Правда. Только не Рабинович, а Хаймович, и не миллион, а 100 рублей, и не в лотерею, а на скачках, и не выиграл, а проиграл.
Первый мужчина
Она доверчиво
Забросила ему ноги на плечи.
Я уже большая девочка. Мне уже два месяца. Я совсем взрослая и занимаюсь «бужированием», это такой медицинский термин. Но по сути – мастурбация с помощью фаллоимитатора. Новое влагалище нужно растягивать, само по себе оно не образуется и не примет нужных форм, поскольку создано искусственно. В течение последних недель каждый мой вечер проходит в этом малоувлекательном занятии. Говорю «малоувлекательном» потому, что можно уже пробовать с мужчиной. Но живого человека использовать как вибратор трудно. Партнера человеческого рода надо где то найти, завести с ним роман, ну или хотя бы просто пофлиртовать. Но я то ни разу с мужчинами не знакомилась и даже не знаю, как это делается.
Да и где с ними знакомиться? На новой работе, где продаю гербалайф? Но покупатели у меня в основном женщины. Среди сотрудников фирмы тоже одно бабьё. Может, у кого из них и есть холостые братья, но я не в курсе. Там нет дружного коллектива, там вообще никакого нет. Каждый получает свою «дозу» и распродает ее. Наверное, я специально нашла такую работу, чтобы избежать излишнего внимания к своей персоне, но сейчас... сожалею об этом.
* * *
...То ли день сегодня тяжелый, то ли организм еще не восстановился. Устала так сильно, что решила взять такси, так сказать, на последние. Расхлябанный «ведровер» изнутри украшен кисточками и монетками вдоль всего стекла. Восточный рай, цыганское счастье, представление джигита о прекрасном. За рулем «Бабай. Точка. Ру». На дорогу не смотрит, пялится только на мои ноги.
– Мы не разобьемся?
– Нэт, что ты!
И продолжает смотреть на ноги.
– Впереди светофор.
– Я вижу.
– Как? Глядя на мои ноги?
– Ой, самый длинный. Длиннее в жизнь не видел.
– И не увидишь.
Он заметил мою самодовольную улыбку, и тут его прорвало: с кем я живу, а замужем или нет, а могу дать ему номер телефона?.. Примерно так же ведут себя в Сочи местные мачо срачо: с кем приехала, а на сколько, а откуда... Тогда я только наблюдала, как отдыхающие тетки пытаются отбиться от не в меру настойчивых и чрезвычайно недалеких ухажеров, а сейчас сама поняла, что это совсем непросто.
Но может, оно и к лучшему? Может, пора?... Дорога к дому лежит через небольшой парк, сейчас там темно. Водитель лоханки уже замолчал и словно невзначай положил руку мне на коленку. Напряженно сопит. Но разве мы поместимся в машине вдвоем? Пока я так думаю, моя рука, словно отдельно от меня, находит в сумочке антисептический гель, нужный мне не столько для сексбезопасности, сколько для смазки.
Я купила его сразу после выхода из больницы и не вынимала из сумочки. Мало ли когда он сможет пригодиться. Машина остановилась... Почему он так воровато суетлив? Или это их правило: пока женщина не сбежала, надо действовать? Старенькие сиденья со скрипом раскладываются...
Секс не доставляет мне какого то особого физического удовольствия, но зато невероятное моральное! Вот оно и случилось!
...А джигит так же торопливо застегивал штаны. Да, кажется, о втором разе говорить с ним не стоит. Довез до подъезда, попросил телефон. Не дала. Теперь, когда я открыла для себя такой метод знакомства, найду что нибудь получше кролика. Уже в лифте расхохоталась. Ну всё. Поздравляю вас... вы теперь полноценная женщина!
И все таки... Моя «дефлорация» в женском теле не принесла мне какой то особой радости и удовлетворения. Ее и сравнивать не стоило с тем первым опытом, с тем невероятным эмоциональным подъемом, который я испытала в четырнадцать лет в объятиях жены отцовского товарища. Или когда занималась сексом с будущей первой женой в утреннем мокром лесу на берегу озера... Весь мой сексуальный опыт подсказывал, что я получила всего лишь крохи, оброненные со стола, за которым пир горой. Хотя... Может, все дело в возрасте? Будь я помладше, может, была бы счастлива и крохами, но сейчас... Эй, гарсон, можешь удивить опытную даму? Плачу наличными!!!
Хуев – как дров
И падали ее трусы
Со стуком на пол...
С почином Вас, Хельга Леонидовна!
Метод знакомства, так удачно открытый мне коллегой по работе, домашней хозяйкой и дикой распутницей, работал практически безотказно. Водители тормозили, увидев дамочку в короткой юбочке, занятую расклейкой объявлений поздним вечером. Повод для того, чтобы заговорить, для них тоже имелся вполне законный: спросить, не надо ли подвезти?
Разумеется, я садилась не с каждым. Сначала смотрела на лицо: человек, заинтересованный только в том, чтобы сшибить сотню другую, сразу выдает себя жадным взглядом и настойчивостью. Тот, кто темной ночью надеется найти любовь, изображает галантность.
В первый день охоты я была особенно осторожна и в результате нечаянно выбрала себе примерного семьянина, с которым мы вместе случайно начали разговор о... детях.
– Что вы так поздно ходите?
– Времени днем не хватает.
– Дети?
– Да, у меня трое, – совершенно неожиданно соврала я.
– А у меня двое.
И мы заговорили о детях, о детских болячках и двойках. Хотя ребенок у меня был всего один, да и того я давно не видела, но воспоминаний хватило для придания вранью правды жизни, ведь я даже больше, чем Ленка, возилась с ребенком, лечила его, водила на занятия в кружки, делала с ним уроки...
С водилой мы проболтали три часа, но он так и не приступил к действиям, видимо не решаясь предлагать интим матери троих детей, измотанной круглосуточной работой, а я постеснялась сообщить ему, что совсем не являюсь заморенной, утомленной теткой из анекдота «Будешь трахать – не буди».
Больше подобной ошибки я не повторила, и моя женская сексуальная жизнь обрела два крыла и пошла на разгон... Прямо возле дороги... В тот самый момент, когда водитель жал на тормоз... А что делать, ведь приглашать к себе неизвестно кого слишком опасно, равно как и самой ехать к кому либо. А секс в «пятерке» не так уж и плох, если вы умеете приспосабливаться и никто не мешает. Ночные прохожие не подходят близко к машинам, где сидят люди. Только однажды в окно постучал какой то бродяга и попросил сигарету, хотя прекрасно видел, чем мы заняты, а в другой раз в окно постучали менты. Молоденький сержант с писклявым голосом стал возмущаться: «Вы что здесь творите, пидарасы чертовы?!» Я испуганно оглянулась, он осекся и тут же смылся.
...Через две недели бесшабашного разврата, помноженного на адреналин, я прекратила свои походы. Как отрезало. Мне просто надоели случайные связи, чужие люди, кроме того, я перезнакомилась с достаточным количеством мужиков, которых можно было перевести в разряд постоянных любовников.
А еще... за две недели я узнала мужчин лучше, чем за прошедшие сорок лет. Оказалось, что до сих пор мои сведения о них были неверными, я верила в то, что они рассказывали о себе, о своих победах, о телках, падающих к их ногам. На деле мужское племя оказалось очень трусливым, закомплексованным и неумелым. И как только бабы с ними живут?
Это стало самым большим потрясением для меня. Самым горьким разочарованием.
Автосекс
– Папа, можно, я возьму твою машину?
– Можно, но там нет бензина.
– А нам и не нужно.
БАБЬЕ ЛЕТО
Круговорот блядей в народе
Как много девушек с грудями,
Как жаль, что много без грудей...
Есть даже девушки с мудями...
Но все же больше без мудей.
Лили, с которой я периодически общаюсь, вдруг решила съездить домой в родной Усть Пиздюйск, похвалиться, какую девицу из нее вылепили, и заодно рассказать, что работает в самом модном клубе города. Для достоверности она даже провела там целую фотосессию. То в одном костюме, то в другом; то стоит на сцене у микрофона, вся в блестящем платье с меховым боа на шее; то в роскошном наряде курит в гримерке, томно выдыхая сигаретный дым; то примеряет шляпки. Короче, настоящая звезда...
– Кстати, мне будет нужна замена на время моего отсутствия. Не хочешь поработать? – вскользь бросает она.
Хочу ли? Да еще бы!
– А если у меня не получится?
– Там особенного ничего нет. Им нужно, чтобы был транс, а хореографические навыки не так важны. Сходи, посмотри, как мы работаем. Я договорилась, сегодня народу мало, тебя пустят бесплатно. Все сама увидишь.
Никогда еще до сих пор Лили не приглашала меня, хотя работает уже несколько месяцев. Сама не выберусь, билеты надо заказывать заранее, да к тому же там очень дорого. Так что надо сходить, пока зовут, и, если не возьмут, по крайней мере, хоть посмотрю шоу.
...Маленький душный зал, наверное, только сближает собравшуюся здесь состоятельную публику. Мне достался край столика, за которым уже сидят пьяные мужики.
– А пить будете, мадам? – Один берет со стола чайник с надписью «Алкаголь».
Я согласно киваю. Не ожидала такой любезности, но им, видимо, просто неудобно, что рядом сидит человек с пустым стаканом. Или я им нравлюсь? Неплохое начало вечера...
* * *
– И шел Адам по райскому саду. И выпало у него ребро. И сказал Адам: «Блядь!» И стало так.
– Рома, ты лучший! – орет сосед по столу.
– Я знаю! – орет в ответ местный ведущий Роман Трахтенберг. Он не отстает от зрителей, напиваясь на сцене. – А бабы у нас тоже ничего, сейчас выйдет одна...
Но девушка не идет, за сценой какая то маленькая заминка, может, у нее лопнул ремешок туфли или чулок пополз, все бывает.
– Блядь, ну что такое?! – Роман возмущен. – Рожу, что ли, красит? Знаете анекдот? И создал Господь женщину. И посмотрел он на нее, и посмотрел, и посмотрел... И подумал: «Хуйня! Накрасится!»
Зал покатывается, никто, кажется, уже и не ждет запоздавшую танцовщицу. Понятно, что все пришли послушать ведущего.
– А сейчас на эту сцену выйдет человек, отягощенный багажом знания, ибо только от большого ума можно отрезать себе хуй! Итак, пиздатый мужик, или хуевая баба. На сцене – транссексуал! Внимательно смотрите ему или ей между ног, и вы все поймете и все увидите сами.
Теперь ясно, как он объявляет Лили. В своем Усть Зажопинске она вряд ли рассказала об этом. Музыка заглушает гам голосов, Лили манерно появляется, приоткрывая занавес. Платьице на ней скромнее, чем было на снимках... Она довольно таки коряво выгибается, плохо слышит музыку и, что самое неприятное, все время пытается позировать. Заканчивается музыка, а она так полностью и не разделась. Трахтенберг кричит: «А трусы?» – но Лили с гордо поднятой головой и едва наметившейся грудью покидает сцену. Трахтенберг кричит: «Еще раз! Попытка намба ту!» и снова ставит эту же музыку. Лили не возвращается. Роман объявляет какую то девицу и исчезает за кулисами. Публика в негодовании: «Обманули, корявую бабу за трансвестита выдаете!»
– За транссексуала! – вопит вернувшийся ведущий.
– Какая разница! Наебали! На е ба ли! На е ба ли! На е ба ли! Верните деньги!
– Хорош бузить! Пей! – обрывает крикуна сосед.
– На ли вай! На ли вай! – продолжает тот.
Проблема понятна. Худенькая Лили похожа на девушку, может, не очень красивую и не очень хорошо танцующую, но все таки бабу. Те ее достоинства, которым я позавидовала при нашей первой встрече, – женственность и невысокий рост, здесь только мешали ей. Она проигрывала местным стриптизеркам, а я могла бы здесь стать звездой!
Алкоголь без закуски накрывает и срывает башню, да и организм ослаблен после операции. Хотя я бы еще выпила, но выпивка уже закончилась, а компания больше не предлагает. Им хорошо и весело, а про меня они совсем забыли.
Зато теперь ясно, что Лили фотографировалась в чужих костюмах, а пение ее абсолютно никому не нужно.
Я пошла в туалет, расположенный, как выяснилось, прямо за сценой. Чтобы в него попасть, нужно пройти через эстраду. У туалета на стуле переодевалась Лили, рядом стоял Трахтенберг и отчитывал ее. Она же игнорировала его замечания и всем своим видом показывала, как ей глубоко наплевать на то, что это волосатое быдло про нее говорит, и что его советы ей глубоко до фени. В недавнем прошлом, будучи мужчиной и начальником, я понимала Романа, который заводился все сильнее.
– Ну что тебе непонятно?! Чего ты не догоняешь? – выговаривал Трахтенберг. – Люди не поверят в транссексуала, пока он не снимет трусы. Они будут считать что их обманули! А мы не накалываем, у нас все по честному. Они нам деньги – мы им правду жизни. Они доллары – мы им пизду! Все бабы раздеваются полностью, и ты не исключение. К тому же тебе, между прочим, платят больше, чем девчонкам, потому что ты больше, чем женщина. Ты – транссексуал!!! Так что иди, уважаемая, и покажи им больше, чем пизду!!!
Лили, изображая глухонемую, продолжала невозмутимо одеваться, когда на пороге возникла еще одна дама.
– Роман, ну вы что? Ну разве вы не можете быть ней полюбезнее? У всех свой предел стыдливости. Кто то спокойно раздевается, кто то нет. И если она не хочет, чтобы ее представляли транссексуалом...
– Она хочет, чтобы все думали, что она женщина Хорошо. Тогда пусть честно конкурирует с нашим танцовщицами, а транса другого найдем, – спокойно подвел черту Роман.
Пожалуйста! – взбрыкнула Лили.
На мой взгляд, быковала она зря. Девочки в клубе были хороши... Они были в меру красивы, в меру распущены, в меру хореографически подкованы, следовательно, ни в какой «честной борьбе» Лили не выиграть. Но ее, кажется, успокаивало, что на ее стороне эта дама, жена одного из хозяев клуба. Лили так много рассказывала о своей работе, что сейчас я не нуждалась в комментариях. Я уже знала, что клуб, как и многие из доходных заведений, имеет несколько владельцев, а значит, здесь имеются несколько возможных линий поведения: кто то любит, чтоб ему лизали жопу; кто то уважает стукачей; а кто то предпочитает просто хороших работников. Словом, обычный коллектив, где каждой твари по паре, так сказать, террариум единомышленников.
Лили справлялась с «лизингом» на «брависсимо», а со своими основными обязанностями – на «блевонтиссимо». Нутром я чуяла: время Лили в этом заведении подходит к логическому финалу. Надо бы ей сказать, что она неправа, но она все равно не поймет, а, с другой стороны... может, оно и к лучшему? Мне самой так нужна работа! Лили уже собрала сумку и повернулась ко мне, продолжая игнорировать Романа. В его глазах ясно читалось: «Тебе пиздец!»
Ох, Лили Лили!!! А она уже подбежала ко мне:
– Пойдем.
– Куда?
– Туда! Вон сидит директор, тебе надо с ним познакомиться! – Она указала на бородатого, на вид приятного, гномоподобного, разухабистого «обезьяна».
Он подливал выпивку таким же гамадрилам, как сам. Я чувствовала себя как в зоопарке. В этот момент «милый обезьян» трансформировался в злобного орангутанга в пылу битвы за территориальную целостность загаженного обезьяньего питомника, его шерсть (борода) встала дыбом, и он набросился на провинившуюся хрупкую официантку. Бешеный павиан стучал ложкой по железной фашистской каске, надетой поверх клоунского парика халдейки, и издавал нечленораздельные вопли. Он, безусловно, был Тарзаном, но официантка никак не смахивала на Читу. Скорее прослеживалась аналогия между Дюймовочкой и Кротом. Мне еще никогда не приходилось договариваться о работе с пьяным животным, по моему, это глупость, но Лили толкнула меня, сообщая, что днем его просто не бывает. У хищников, вообще, вся активная жизнь протекает ночью. Может, она права. К тому же здесь есть и положительные моменты, в частности, директор не учует, что и я тоже выпила. Что ж, новое тело – новые правила.
– Извините, я насчет работы...
Он на секунду обернулся, потом бросил через плечо, что уборщицу уже взяли. Я оторопела.
– Да я... не уборщицей.
– А кем? Не танцовщицей же!
Сидящие с ним «мартыганы» закатились в подобострастном ржании. Переждав приступ клакерского смеха, я внутренне приготовилась к решающему броску.
– Вообще то да... Вместо Лили. На время отпуска.
– Ах, это... – Он все понял без мучительных для меня объяснений и наконец удостоил вниманием. – Тогда иди... К Роману Львовичу!
Компания вновь закатилась.
– Ну что ты вылупилась? За артистов отвечает Трахтенберг. Че ты ко мне приперлась?! – и, обращаясь к собратьям: – А вы спрашиваете, где мы их берем? Сами приходят. За баб и дублеров!
Лили поджимает губы, слыша наш разговор. А мне приходится идти к разозленному Трахтенбергу, ужинающему в уголке.
– Извините, я насчет работы.
– Какой работы? Персоналом занимается хозяин. Иди к нему. – Он жадно закусывает бутербродом только что выпитую рюмку виски.
– Я только что от него. К вам прислал. Ведь вы отвечаете за шоу.
– Я. А вы, простите, кто?
– Я могу поработать пока... Вместо Лили. Пока она в отпуске...
– Оно уходит в отпуск? Слава богу! – Он оживляется. – Приходи завтра к шести, посмотрим.
По дороге домой Лили, надувшись, молчит: еще бы, я нашла общий язык с ее «врагом». А я... Мне даже не до нее. В голове куча мыслей. Хорошо, что умею шить, сегодня раскрою старые бархатные портьеры и завтра до шести уже сделаю себе костюм настоящей царицы... А под него подойдут красные туфли, накидка из тюля и песня Аллегровой. Ветер пыльных улиц подвывал в такт шагов: «Гуляй, шальная императрица, страна, которой правишь ты, берет с тебя пример... Легко влюбиться... Когда так сладко смотрит офицер... »
В глубине души раздался мужской голос: «Тоже мне, пидор рукодельник!» Но я запела еще громче, более того, теперь уже под представляемый аккомпанемент симфонического оркестра, и враждебные комментарии постепенно потерялись в этом музыкальном эфире.
* * *
– Нет! Нет! И еще раз нет!
Арии Аллегровой наступили на горло, нажав указательным пальцем на кнопку «стоп». Новое платье едва успело стыдливо сползти с плеча. Он что, не хочет, чтобы я раздевалась?
– Нет! – продолжал Роман Львович. – Ну какая из тебя, на хуй, императрица? Ты же, вообще, хуй поймешь кто, и музыка должна быть – хуй знает какая! – Со сногсшибательной прямотой он моментально перечеркнул мой выбор.
Я собралась открыть рот. Как это, не поймешь кто? А как же мое роскошное королевское платье мои усердные домашние репетиции – я не спала целые сутки! Пока шила, пока готовилась – и НА тебе?!!!
А Трахтенберг уже уселся за пульт и роется в залежах дисков.
– У меня тут есть сборники Лебединского с автографом, он мне подарил потому, что я недавно в его клипе снимался «Пьяный Винни Пух». Может, ты видела? – Он взглянул на меня и поймал мой недоумевающий взгляд.
А к чему сей рассказ?
– Я не буду танцевать под Винни Пуха!
– А под кого? Под Сову? Тебе что, Сова ближе? – хмыкнул он.
– Да что вы несете?
Что он себе позволяет?! И тут я бросила гневны взгляд на обидчика. В зеленых невинных глазах РОМАНа Львовича не читалось никакого даже отдаленного желания оскорбить или унизить. Он улыбнулся и продолжал копаться в дисках...
– О чем это я? Ах, ну да. Тут вот одна песня есть, «Единственная моя», Лебедь ее написал для Фильки, а потом адаптировал под себя. Сейчас поставлю.
Пропито прокуренный мужской голос оглушил диким воем: «А скажи ка, друг Петруха, самый умный среди нас, сколько денег сэкономил, сколько нервов себе спас! Резиновая твоя яяяааа...»
– Здорово, да? – поинтересовался довольный Роман, когда кошмар закончился.
– Нет. Не очень.
– Ты что? Это же пародия, а ты тоже будешь как хард пародия на женщину. Вполне в духе кабаре.
Мне хотелось поспорить. Но есть ли смысл? Уверена, что он все равно сделает так, как хочет. Иначе не я бы на него работала, а наоборот. Лили тоже отстаивает свою точку зрения, а чем это закончится? К тому же тридцать долларов за вечер, которые обещают, – совсем неплохо. Где еще столько заработаю? Я приняла сторону «наимудрейшего»:
– Ну хорошо. А что мне делать?
– Да в принципе все равно. Что хочешь. Главное – соблюдать правила: номер должен идти по нарастающей. На первом куплете надо расстегнуть платье, на втором снять лифчик, на третьем – трусы. Остальное «полирнём» по ходу пьесы, – и он попытался оборвать беседу.
Со стороны казалось, ему все равно, как пройдет мой дебют: если получится – под веселые комментарии и овации продолжу свой путь к творческому Олимпу; если с треском провалюсь – под те же шуточки прибауточки вылечу отсюда.
– Будешь Дерьмовочкой, – сообщил он. – Здорово я придумал?
– А что плохого в моем имени?
– Претенциозно звучит, – он словно повторял лекцию моего психиатра. – К тому же я всех баб переименовываю. Ну пойми, как может девка, которая перед толпой народа голой пиздой сверкает, называться Эсмеральдой, Евой или Джульеттой?! Глупости это все! Я тут речи произношу, что все бабы бляди, иллюстрирую анекдотами, так зачем мне дешевый пафос. Раз шоу матерное, так пусть и имена соответствуют. Раз оголяешься публично – будешь... Голожопкой какой нибудь.
– А вдруг у меня не получится публично раздеться?
– А?... Нет, у всех получается. И у мужчин, – он выразительно взглянул в мою сторону, – и уж тем более у женщин. Ты же все таки женщина?
– А что, не похожа?
– Вот, видишь! Значит, у тебя получится обязательно! Просто в музыку можешь не попасть, но это не самое страшное, – и, не давая мне задать очередное вопрос, скрылся за дверью туалета.
Не годится на пол – пригодится на кол
– Рабинович, если бы вам предложили трахнуть Машу один раз или Колю два раза, что бы вы предпочли?
– Ну, Маша – это, конечно, Маша, но два раза – это два раза!
Дебют
Поэты ушли из страны,
Куда то исчезли писатели
Остались одни братаны.
Зато до ебени матери.
– Мужик вечером снял бабу, трахнул. С утра просыпается и видит на стене ее комнаты портрет накачанного типа: «Это муж?» – «Нет». – «Брат?» – «Нет». – «А кто, твой парень?» – «Да не ссы ты! Это я до операции».... Итак, встречайте – пиздатый мужик, или хуевая баба! – доносится со сцены в гримерку голос Трахтенберга.
Значит, мне пора выходить...
...В ушах звенит. Если бы я могла позволить себе рухнуть сейчас в обморок – так и поступила бы. Но тридцать долларов за вечер – как нашатырь. Конечно, я все себе представляла по другому. Если бы я стала размышлять о морально этической стороне моей новой профессии, то обязательно бы покинула это «гиблое место», но и в первый вечер, да и во всю последующую неделю я даже не видела лиц зрителей и плохо понимала, о чем говорит Роман, когда танцую. До сих пор мою наготу видели только врачи. Я не оголялась даже во время секса: благо, что случайные ceксуальные партнеры и не требовали этого. Не до ТОГО нам было на холодной улице, да в тесноте машины... Хорошо, что и сейчас нет времени ни на обдумывание, ни на раскаяние. И так каждый день. Тайм из мани!
Но зато вне сцены, точнее за сценой, жизнь оказалась насыщена интересными людьми и событиями. Местные девчонки – полная противоположность моих, побитых жизнью, бывших коллег. Это вам не зашоренный бабский коллективчик «Гербалайфа», где трудятся доведенные до отчаяния, озлобленные старые клячи. Здесь другой расклад, и в этой конюшне обитают жизнерадостные молодые лошадки. Свободные от комплексов и семейной рутины, ухоженные, длинноногие, полные сил. Праздник начинается, едва приходишь на работу, и продолжается до утра. После программы практически ежедневно едем зажигать дальше. Через неделю таких походов я даже почувствовала себя завсегдатаем модных питерских заведений. Новая жизнь затянула и закрутила меня ураганом. Кровать, сцена, ночной полет и «пике» опять же в кровать.
Правда, я пока летаю, то есть гуляю в долг. Зарплату здесь выдают в конце недели...
* * *
– Хельга, иди к управляющему за деньгами. Очереди уже нет. – В гримерке появилась Блевотина, танцовщица, с которой я сдружилась больше остальных.
– Вот черт! А мы тут запизделись, – неожиданно выпалила я.
Мы действительно заговорились с кукольниками на тему марионеток. А ведь сегодня у меня первая зарплата!
– Хеля, всего неделю работаешь, а хуями кроешь, прямо как Трахтенберг.
– А сама то разве лучше?
– Когда это я на хуй материлась?
«Да, они правы, матерные выражения ужасно заразны, надо за собой следить», – ругала я себя, быстрым шагом направляясь к «смотрящему». Это был неприятный тип, поставленный одним из хозяев клуба присматривать за всеми.
– Стоп! – неожиданно резко выпалил он. – Не подходи ко мне! Сейчас посчитаю, положу здесь, потом возьмешь!
Я в недоумении остановилась. Невысокий, коротко стриженый молдавский «джентльмен» строго, поплевывая на пальцы, отмусоливал купюры. Рядом хихикали четверо охранников, мелкие и такие же нагло заточенные, с гнилыми улыбками и не омраченным интеллектом лицами.
– И вообще... возьмешь последней, – смотрящий жестко подвел черту.
На глаза навернулись слезы, к горлу уже подкатывал ком, еще немного – и со мной случится истерика.
– Ой, смотрите, петушок плачет, – вякнул кто то из их своры.
Я повернулась спиной и рванула в гримерку, где уже не сдерживала рыданий...
Мою первую зарплату забрала и принесла мне Пиздюлина.
– Ты чего? – успокаивала она. – Мне вчера один из них, «мелкий», чуть палец не сломал. Хотел кольцо снять и посмотреть, – она показала распухший палец. – Но им что то дашь, потом фиг заберешь.
– Как так? Это же воровство, – всхлипывала я.
– Они так не считают. Они уверены, что клуб – их личная территория. А мы типа тут зарабатываем на их поле и потому должны делиться. Взять у нас и не грешно, и даже как бы, по их понятиям, правильно.
Я немного успокоилась. Чего уж там, в стране идет дикий передел собственности. Пешки полагают, что они короли, а ферзи сидят и не высовываются. Наверное, все потом изменится. Но вот когда? Сейчас мы этого все равно не узнаем.
... Пиздюлина еще долго рассказывала, как «мелкий» выкручивал ей руку, пытаясь стянуть кольцо (или заигрывая с ней таким жестоким детсадовским методом), а она визжала, но никто из посетителей, проходивших мимо, не решался заступиться. Дурная слава о наших бескультурных сторожевых барбосах шла по всей нашей культурной столице.
Потом в гримерку примчалась та самая жена хозяина, которой наушничала Лили. Она многим помогала накладывать макияж.
– Хельга, не все здесь такие. – Анна красила меня и утешала. Под ее мягкими руками я и сама как то успокоилась и размякла. – Товарищ управляющий у нас отсидевший, это все знают. Что ты от него хочешь? Вежливости?... А кстати, как у вас дела в гримерке? Все в порядке? – Взамен за свое утешение она хотела знать все сплетни и новости артистического коллектива. Выспрашивала об этом мягко, словно просто интересуясь как дела. Но меня не проведешь, я не Лили, я не стукач... не стукачка!
... То ли массовые утешения сделали свое дело, то ли я сумела посмотреть на это с другой точки зрения... Охрана неприятна всем, а не только мне. Я уже говорила, что у клуба несколько хозяев, за безопасность отвечает один из них. В недавнем прошлом он уголовник, а охрана, разумеется, из сочувствующих. Таким не понять, что такое транссексуал и чем он отличается от гея, в их случае – от «петуха»!
У них все просто: три класса церковно приходской школы и спецПТУ от детской комнаты милиции – весь интеллектуальный багаж. Блатные понятия – их конституция и представление о правах и обязанностях. Примитивные выражения из букваря и несколько фраз по фене – словарный запас. Наверное, за сочувствие к уголовному миру их и держат в охране, поскольку других заслуг не наблюдается. Нормальный крепкий мужик легко справится с каждым из них, но охранники только в сортир ходят поодиночке, а так всегда стаей. Человек по пять шесть. А когда им становится скучно – представьте, каждый день смотреть одно и то же шоу, – они принимаются задирать посетителей. Обычно втроем, а то и вчетвером против одного. Где нибудь в цивилизованной стране подобное признание звучало бы дико, но у нас... как то нормально.
Зато регулярно получаемые доллары греют мне и душу, и тело. Уже накупила кучу одежды и то, на что так давно облизывалась, – компьютер! К сожалению скоро должна приехать Лили, она планирует вернуться на работу. Но мне кажется, Роман Львович настроен оставить не ее, а меня...
Враки
– Доктор, в свои пятьдесят я за ночь могу только один раз.
– Ну и что?
– А дядя Вася, которому шестьдесят, говорит, что может шесть раз...
– У вас язык есть?
– Есть.
– И вы тоже говорите.
Возвращение сына
Ваш ребенок стал взрослым,
Если перестал спрашивать,
Откуда он появился,
И не говорит, куда идет.
...Разбудил звонок в дверь. Кого принесло в такую рань?! На часах три двадцать, за окном – день. Вчера, как обычно, мы продолжили веселье и после работы рванули дальше. Блевотина, Пиздюлина, Жопризо и кто то еще. Они притащили меня в гей клуб; там для мальчиков вход бесплатный, а для девочек десять долларов. Детали помню смутно, кажется, я хотела заплатить за себя, но Светка не давала мне вытащить кошелек и уверяла кассира, что я мальчик, переодетый девочкой.
– Ну прекрати! – ныла я. – Мне неприятно.
– Дура! Здесь лучшая дискотека, и мы сюда часто ходим! Ты что, каждый раз будешь платить за вход?!! – Она подпрыгивала от возбуждения и от радости. А кассир вдруг попросил меня пройтись туда сюда. В чем загвоздка, мы поняли не сразу: оказалось, переодетые мальчики плохо ходят на каблуках, опыта мало. А я прошлась лихо и «спалила» себя целиком.
– Она – женщина! – заявил кассир, и я чуть не кинулась целовать его, хотя он ждал десять долларов.
Шоу почти не помню, как и все остальное. Девчонки прыгали сначала на диванчиках, потом вроде полезли на стол, а следом и я. Или только я? Мы пили на каждом углу, теперь яркие пятна и дым только в воспоминаниях.
А в реальности – круги перед глазами и ужасная головная боль. Да уж! Такой рожей только орехи колоть.
...В дверь опять позвонили, хотя я все еще надеялась что звонивший поймет, что никого нет дома, и уйдет.
Третий звонок.
Нашла под кроватью тапки и доползла до двери. Открыла. Словно ледяная волна окатила меня и заставил протрезветь, забыть про головную боль и про танцы на столиках... В дверном проеме стоял... сын. Увидев меня он распахнул глаза, но тут же потупился. От него несло алкоголем. Наверное, волновался перед встречей и тяпнул для храбрости. Господи, а я то хороша! Слезы потекли непроизвольно, сопли тоже, я и сама готова была сползти по стене оттого, что подогнулись колени и сердце, оборвавшись, улетело куда то в сторону от тела. Я видела его полтора года и даже не подозревала, как сильно человек может вырасти за такое короткое время
Сынок переступил порог и шагнул в квартиру.
А потом...
Первые минуты общения с ним стерлись из памяти так же, как вчерашняя вечеринка. Я пришла в себя, только когда начала разогревать ему еду. Монотонность и привычность действий успокоили и помогли собраться.
– Как мне нужно тебя теперь называть, мама или папа? – первое, что спросил Павлик.
От слова «папа» я даже вздрогнула. Пускай «тетя» или по имени, как подружку, но только не «отец»!!!
– Ну, у всех одна мама, у тебя будут две, – попыталась я выкрутиться.
– Ладно, буду называть мамой. – Он спокойно кивнул, даже не подозревая, какой бесценный подарок только что мне преподнес.
И зачем все кричали, что я испортила жизнь СВОИМ жене и сыну?! Вот он – мой ребенок! Вернулся, сбежав из своей благополучной идеальной семьи от «правильной мамочки» и ее мужа! Я, в принципе, и не спрашивала, почему он пришел, он сам начал рассказывать о том, что дома на него постоянно наезжают, иногда безо всяких причин, контролируют, как первоклассника: проверяют уроки и укладывают спать ровно в десять, хотя он уже учится в институте; следят, во сколько вернулся домой. Бедняга не догадывается, как сильно Ленка и ее мамаша боятся, что ребенок пойдет по стопам непутевого папочки, и перегибают палку. Он, разумеется, огрызается – кому понравится вечный пионерлагерь?! Здесь меня пронзило острое чувство жалости и одновременно вины за содеянное – ведь ни в чем не повинный отрок искупает грехи отцов, вернее, матери, вернее...
Сегодня во время очередной ссоры Ленка в горячке выложила ему всю правду про меня. До сих пор сын верил, что я работаю за границей и вернусь как разбогатею (нужно обязательно стать богатым, иначе зачем я там работаю). Он не очень то слушал советы нового папы, считая его временным, и абсолютно искренне полагал, что я, приехав, встану на его сторону.... Вначале жена терпела, и вот сегодня ей это надоело. Возможно, она рассчитывала, что парень отречется от отца, как от болотной кикиморы, но он и здесь поступил по своему.
– У тебя можно переночевать?
Как ни странно, те годы, что мы не виделись, не сделали нас чужими. Я всегда старалась быть для него больше другом, чем родителем.
– Конечно, можно! Ещё спрашиваешь!
Он кивнул и, покончив с обедом, тут же уселся за компьютер. Влез в интернет. Дома ему еще не могли позволить такую дорогую игрушку. Вот оно, материнское счастье!
Гинеколог любитель
Если от вас требуют доказательств, что вы не верблюд, – просто плюньте и уйдите. Ничего не говорите.
Роман сегодня хлебнул лишнего, его переклинило и он прицепился как банный лист: «Хельга, покажи пизду!»
– Да легко!
А что еще я могла сказать? Пуститься в бега и орать всем и каждому: «Ах, он ко мне пристает»?! Для него же подобное поведение не грубость, а самая тривиальная обыденность. Он любой девочке способен такое брякнуть. Да наверное, и каждой предлагал не по разу. Не знаю как другим, а мне по барабану. Даром, что ли, я прошла сквозь огонь и воду психиатрических кабинетов? А вот и медные трубы. Пожалуйста!
После «психологов в белых халатах» ничего уже не страшно. Так всегда: сначала ты боишься, потом сомневаешься, и вот, наконец, настает момент, когда ты скидываешь пелену стеснения и начинаешь воспринимать действительность как неизбежность, чужое любопытство как вполне понятную закономерность. Кроме того, пусть у меня и искусственное влагалище, но сделано оно на «отлично». Лилька рассказывала, что после операции врачи из интереса посоветовали на приеме у гинеколога не предупреждать ни о чем. Пусть сами попробуют разобраться, кто перед ними: мужик или баба. Так вот, врачиха долго, не сдаваясь... искала матку у новой пациентки. Причем то находила ее, то теряла, но так и не поняла, в чем тут загвоздка.
Но Роман не знал, через что проходят транссексуалы, и стеснялся гораздо больше меня. Он все переспрашивал: «Что, правда покажешь?»
– Правда!
– Честно честно?
– Ром, что ты как ребенок!
– Ну, понимаешь. Я, конечно, смотрю, сидя на сцене. Так с виду пирожок ничего, но вот что там внутри...
– И внутри тоже очень ничего!
Девчонки услышали наш разговор и взбесились. Я даже не ожидала от них такой дружной реакции.
– Что ты к ней пристаешь? – завопила Блевотина, она не очень любила Романа.
– А че такого? Значит, всему залу можно показывать, а мне нет? – уперся он.
– Я тебе свою покажу! Хочешь? – Блевотина, усевшись голой жопой на стол, попыталась раскинуть ноги.
Некоторые стриптизерки, наделенные интеллектом, умеют это делать так... Не могу объяснить точно, как, но обычно считается, что женщина стесняется, раздвигая ноги, на самом деле многие девушки умеют так их раздвинуть, что смущен будет мужчина. Блевотина была как раз из таких. За это я, наверное, и полюбила ее и сдружилась с ней. Если уж быть нахальной стервой, так до конца.
Совершить сейчас очередную бесстыдную выходку ей помешали только теснота гримерки и крик Трахтенберга:
– Не хочу!!! Че на нее смотреть?! Ты на рожу – кобыла, и значит, там у тебя все как у обычной лошади.
Неинтересно! – и побежал, бросив мне на прощание: – Короче, готовься, приду.
Прибежал через час. Он него несло коньяком и... легким дежавю.
– Хельга, пизду покажешь? – снова начал он.
– Мы ведь уже обсуждали.
– Правда? – Он удивленно посмотрел на меня Создалось впечатление, что он уже все забыл. Или ж хотел не столько получить желаемое, сколько устроить вокруг этого целое шоу. Для Романа, без преувеличения, жизнь – это театр.
– Да покажу, покажу. Я ведь уже сказала.
– Смотри мне! Чтобы все по честному! А трахаться будем?
– Будем будем.
...Шоу закончилось, и девчонки уже вышли на улицу, когда он снова появился в гримерке, где оставалась только я.
– А? Ты? – пьяно пробормотал он. – Что то я хотел сказать...
– Ты хотел спросить про пизду.
– Да! Точно!
– Ну чего, показывать? – поддела я.
– Да? Естественна!..
Он чего то хорохорился и пытался скрыть свое крайнее смущение. По всей видимости, ему уже ничего не хотелось, но давать обратный ход, даже несмотря на всю нелепость и комичность ситуации, он не привык. А я, в свою очередь, так привыкла к врачебным осмотрам, что одна санация в исполнении пьяного шоумена не смущала меня никак! Я подняла подол чтобы снять трусы.
– Не надо! – вдруг буркнул он и убежал.
Шоу бизнес в розлив
День рожденья грустный праздник –
Утром у кровати тазик.
Мне кажется, я рождена для сцены. Когда выходишь под божественный свет прожекторов, все болячки и проблемы растворяются в праздничной ауре. Испаряется все физическое, даже сильное желание сходить в туалет, остается только духовно нематериальное. И только одна беда на сцене не проходит, а напротив усиливается – насморк! Правда, когда танцевала под Лебединского, в том, чтобы вытереть сопли, не было большой проблемы. Но сейчас у меня появился второй номер под Мэрилин Монро. Трахтенберг и ее тоже не считает полноценной женщиной. По его мнению – это разрисованная кукла, обычная дура и кривляка, каких пруд пруди. Я, конечно, так не считаю, и наоборот, ею восхищаюсь. Так вот, танцуешь в ее «образе» и понимаешь, что сейчас хлынет из носа и зальет весь первый ряд. Убрать соплю более менее элегантно не получается никак.
...В отличие от насморка, с охранниками я научилась бороться. Они хамят – я хихикаю, они оскорбляют – «кошу» под дурочку. Со временем ко всему можно адаптироваться; главное – соображать, что, как и почему. Все время прикидываться идиоткой и подыгрывать. Так же в разговоре с бойцами дверного проема себя ведут и Трахтенберг, и некоторые из мужчин артистов в облегающих трико, охрана не особо уважает их за то, что те работают практически голыми. Так что все мы тут – соратники по борьбе с воинствующей серостью.
...Сегодня день рождения Муфлона, но это, конечно, не колченогий горный козел, а замечательная, стройная козочка с высшим хореографическим образованием. Толпа народу едет отмечать знаменательное событие в сауну, разумеется включая Трахтенберга и исключая бандосов охрандосов, хотя те и заподозрили, что намечается пьянка, и даже пытались сесть «на хвост», но мы убедительно зевали и говорили, что устали и разъезжаемся по домам...
– А не выпить ли нам?! – Роман поднимает тост.
Он и на отдыхе работает тамадой, пытаясь собрать в
едином порыве пьяный распаренный народ, завернутый в простыни и полотенца.
– Муфлонина, я знал тебя, когда ты еще была невинной девочкой. Ты, стесняясь, прикрывала грудь и хотела танцевать только топлес. Потом ты прикрывала пизду! А сейчас – ты у нас танцуешь порнономера и хоть бы хуй!
– Там не хуй, а морковка! – хихикнула я.
Девчонки в этом номере использовали морковки
вместо фаллоимитаторов, вставляли их в себя, работая под чардаш Монти. Распиздяйка Муфлон всегда теряла свою морковку перед выходом на сцену.
– Не морковка она, а блядь! И че ты ржешь Хельга?! – поинтересовался Роман строгим пьяным голосом и тут же вернулся к теме: – А давайте выпьем за связь сельского хозяйства в лице моркови и звероводства в лице, то есть жопе этой страхо козлицы!
Пьянка бойко неслась по давно накатанным рельсам. Пить коллектив умел и любил. Горячий пар
добавлял градус. Я приходила в себя, только залезая в холодную воду бассейна.
Где то после пяти десяти тостов и состоялся у нас с Ромой первый задушевный разговор. Ему, наверное, как и многим болтливым людям, чтобы хорошо поговорить, надо хорошенько выпить.
... Помню, как сидел он на кромке бассейна, болтая волосатыми ногами в воде, и в странной, свойственной некоторым мужчинам попытке извиниться наезжал на меня:
– Ну зачем ты это сделала, ну объясни?! У тебя же высшее образование! Работа была блатная. А что сейчас – занимаешься показухой?
– Какой «показухой»?
– Ну, пизду показываешь за деньги!
– Зато, Ромочка, я стала женщиной!
– Какой там, в пизду, женщиной?!..
– Самой что ни на есть пиздатой! И работаю в кабаре. А кабаре – это почти театр.
– Ага! Только ты там работаешь препаратом.
– Лекарством, что ли?
– Дура ты! Препаратами называются экспонаты в анатомическом театре. Мне вот каждый раз неловко над тобой глумиться. Ведь все равно это – унижение человеческого достоинства! И это не есть хорошо, хотя я и пытаюсь перевести все в шутку.
– Ну, может, я не идеал, но чем природа... и врачи наградила, тому и радуюсь. А если за это еще и платят – совсем хорошо.
– Перестань. Чего хорошего то? Работа у тебя тяжелая и унизительная. Вкалываешь ты исключительно ради денег, а не какого то там «творческого самовыражения». Одно дело – когда мужик наряжается бабой, и совсем другое – ты. Тут то не просто переодевание, а физическая проблема. Как в дурной шутке «Знаете, если вы себе отрубите руку, мы вас возьмем, а то у нас шоу инвалидов. Итак, безрукие пошли, безногие пошли, голова покатилась!»
– Ты неправ, мне нравится сцена! – Я лениво плавала в прохладной воде, мысленно пытаясь отогнать навязчивую ассоциацию с уродцем в формалине и пытаясь донести до него свою правоту. Почему людям не понять такого простого желания – быть собой? Неужели лучше притворяться? Но переспорить Трахтенберга очень сложно.
– Да, любовь к сцене – серьезный аргумент! – принялся ехидничать он. – Я это немного понимаю. Если человек тоскует по сцене, то он готов работать в любом амплуа, но все это тоже из анекдота. Один мужик звонит своему товарищу: «Ты где работаешь?» «В цирке». – «А че делаешь?» – «Убираю за слонами». – «Слушай, я сейчас открываю новый офис, хочешь, иди ко мне секретарем». – «Ну да: все бросить и уйти из цирка?!!»
Наш серьезный разговор прервал сильный всплеск Я обернулась: на краю бассейна стояла укуренная Усралочка, только что свалившая в воду большую кадку с фикусом. Она тупо смотрит вниз на сотворенную ей живую картину: земля из кадки темным пятном медленно расползается в прозрачно голубой жидкости, Вода становится похожа на болотную жижу. И здесь с криком: «Вперед, в грязь шоу бизнеса!» – Роман Львович хватает Усралочку и Муфлона и падает в бассейн разбрызгивая грязные фонтаны на белый кафель. И, как говорится, сия пучина поглотила их...
Дурная голова...
А самолет летит, колеса гнутые,
А нам все по хую – мы ебанутые.
На линии огня
Кабы не было бухла
В городах и селах,
Никогда б не знали мы
Этих дней веселых.
И вот, наконец, свершилось: я в свадебном платье стою у алтаря, жених надевает мне на палец обручальное кольцо, наклоняется, чтобы поцеловать, и вдруг мне становится видно его перекошенное орущее лицо.
– Просыпайся! Просыпайся! Мам, проснись, ты просила тебя разбудить на работу. – Открываю глаза и вижу сына, трясущего меня за плечо.
Оказывается, ни у какого алтаря, ни в каком платье я не стою, а напротив, лежу в своей постели, одетая в ночную рубашку. Последнее воспоминание – это грязь шоу бизнеса бассейного разлива. Каким образом я оказалась в своей постели? Пытаюсь сосредоточиться и отбросить обрывки как никогда реального ночного видения...
– Когда я просила разбудить?
Ой! Рот лучше не раскрывать, оттуда несет так, что самой дышать нечем. Как я, интересно, собиралась целоваться с женихом?
– Сегодня утром. Когда вернулась.
Бог мой, я все таки ни черта не помню с момента массового падения в воду. Надо сокращать количество выпитого. Интересно, а как себя по утрам чувствуют остальные? Нужно спросить. И, вообще, интересно, откуда у наших артистов столько здоровья?! Просто не понимаю. Может, потому, что они моложе? Ерунда! Я еще очень даже... Встала. Проковыляла к трюмо. В зеркало на меня глянуло помятое лицо пожилого человека. Нет! Тут же отвернулась – вперед на кухню, делать маску из чего нибудь освежающего. В холодильнике одни огурцы. Надо сегодня набрать продуктов... Ладно, сделаю из холодного огурца.
Лежу в огурцах и чувствую себя по отношению к сыну свиньей в апельсинах... ха ха, ну хотя бы чувство юмора при мне, и на том спасибо. Голова трещит и стучит. Впрочем, нет. Это стучат клавиши на компьютерной панели. Ребенок не вылезает из интернета. Настоящий фанат, вон даже волосы дыбом.... Он что, не расчесывался после сна? Как же так?
– А ты, вообще то, что сегодня делал, сынок? В институт ходил?
– А? – Он обернулся. – Ну и перегар. Хорошо отдохнула, видать! Вы где вчера зажигали?
– У Муфлона был день рождения.... Так ты что опять прогулял?!
Он тяжело вздыхает и начинает объяснять, что сегодня под утро в сеть пришел один американец, они зацепились языками, обсудить хотелось многое, а... лекции он потом перепишет у друга.
– Прогульщик рецидивист, – ругаюсь я беззлобно
Не могу быть слишком строгой. Я ведь тоже не безупречна. Раз у меня своя жизнь, то и он может распоряжаться своей, не спрашивая ни у кого разрешения
Наверное, это справедливо.
Хотя прогуливать экономический факультет coвсем неправильно. Ленка, наверное, истратила кучу денег на репетиторов для этого балбеса. Узнай она, что он гоняет лодыря, – убьет обоих...
– Ой, – Блевота виснет на мне, едва я захожу в клуб, – ты живая?
В гримерке висит запах стойкого перегара.
– Мы все умираем. Будешь? – Она достает из маленькой сумочки большую фляжечку.
От одной мысли о выпивке начинает тошнить.
В гримерке стоит гвалт. Но бурное обсуждение вчерашнего, как только заходит кто нибудь из начальства, с необычайной скоростью переходит на другую тему. Как я сегодня буду работать?..
– Хельга, твой выход!
– Да готова я, готова. – Стою у занавеса, а Львович все не включает музыку.
В зале какая то шумиха происходит, не могу понять, из за чего то торгуются.
– Рома, Рома, ну не надо. Дам сто долларов.
– Что такое ваши сто долларов по сравнению с великим искусством хирургов, – имитируя жуткий еврейский акцент, отбивается Роман. – Кстати, вы знаете, как пишется слово «хирург»?
– Нет.
– Если хороший, то через «и»... Так вот сто долларов – это не деньги, это сдача.
– Но все равно можно купить что нибудь полезное.
– Поверьте мне, на эти гроши можно купить только что нибудь ненужное и заразное. Например, уличную шлюшку. Считайте, что мы не договорились! Ибо я уличными давно не пользуюсь. Вот если бы вы дали на элитную... Давайте так: вы мне пятьсот баксов, и чудовища на сцене не будет.
Меня словно ударило плетью по лицу. Это он обо мне?! ОБО МНЕ!!! Так вот за что зритель предлагает деньги! Волна ужаса и отвращения к себе самой прокатилась по телу, и в то же время... Из зала слышались и другие реплики, раздавался свист, кто то кричал, чтобы они завязывали глупый спор, а то телки давно уже не выходили. Вот! Все таки меня хотят видеть!
...Едва раздалась музыка, как на душе сразу стало тепло и хорошо, я выпорхнула чуть ли не раньше, чем было нужно... Ла ла ла ла там... Мимо что то просвистело, обдав брызгами, и громко ударилось об стенку. Только на секунду оторвавшись от танца, я глянула, что там. Оказалось – пивная кружка. Кто то запустил ею на сцену, наверное, тот самый тип, у которого Роман отказался брать деньги. Урод!
А Трахтенберг показывает глазами, что лучше мне уйти сейчас, но я, конечно, не собираюсь. Артист должен отработать номер до конца! Смыться подобным образом все равно что сорвать программу. Я продолжила танец. Зал молчал...
– Ну ты даешь! – За кулисами меня встречали как героиню, а я не знала, стоит ли мне гордиться подобной актерской победой, или же на самом деле я должна уйти, признав себя чудовищем?
Я не красотка, как все здесь. Меня и держат то на контрасте – меня и еще пару толстушек: для колорита, для развлечения зрителей, заскучавших от бесконечного созерцания стройных девичьих тел. Может быть, прав Трахтенберг, и я здесь только как препарат, экспонат, анатомическая аномалия? И я потянулась к фляжке Блевотины... Терпкий паленый коньяк обжег измученный желудок. Ну и хорошо, быстрее опьянею.
– Твари! – В гримерку ворвались Пиздюлина с Батареей.
Оказалось, зрители кидались и в них. В Батарею полетела селедка, а в Пиздюлину – жареная картошка. Охрана же, по непонятным причинам, не выводила взбесившихся сволочей, своим молчаливым согласием портя вечер. Наверное, они все заодно.... И главное, скоты, как разборчиво: в тощую и ребристую Батарею – селедка, а в упитанную Пиздюлину – картошечка.... Стало быть, дело совсем не во мне. Не одна я оказалась на линии огня. Интересно, чем они кинули в меня? Ах, да, пивной кружкой... Логично! Хотя пиво – оно не среднего рода. Я спрятала улыбку от возмущенных девчонок и сделала второй глоток бодяги – мы еще поживем!
...Домой еду в хорошем настроении! Когда не зажигаем, стараюсь вернуться общественным транспортом. Правда, в такое позднее время ходит только один служебный троллейбус, он развозит по домам водителей и подбирает редких поздних пассажиров. Зато остановки по требованию. Обычно я тоже сажусь, поворачиваюсь к темному стеклу и любуюсь собственным отражением. Может, это нарциссизм? Не знаю, но зато застекольный сумрак не отражает ни одного изъяна. Лицо идеально и загадочно, я специально не смываю яркий сценический макияж, и мое «волшебное зеркальце» вновь и вновь балует меня. Темные блестящие тени сливаются с глазами, и они кажутся огромными. Губы сияют благодаря французской помаде. Кто, вообще, осмелится что то говорить такой роскошной ЖЕНЩИНЕ?!... Уроды. И вдруг в троллейбусе раздался смех. Я быстро оглянулась, вокруг сидят уставшие, занятые своими мыслями люди, повернулась к стеклу... в отражении теперь было уже не мое лицо. Или мое, но двадцатилетней давности... исчез яркий макияж, начесанные длинные волосы, воротник плаща. Теперь в зазеркалье был мужчина. Мое прошлое «Я». Олег. Он рассматривал меня критически и ехидно.
– Уйди! – закричала я где то внутри себя.
Он только ухмыльнулся. Я резко отвернулась А почему мы стоим? Надо ехать. Ах, да, водитель остановился, чтобы высадить меня. Он знает, кто и где вы ходит. Чуть не проехала, дура! Выскакиваю из троллейбуса, и скорее вперед, словно сзади гоните: призрак. Осталось только пройти через сквер, и я дома.
...Опавшая осенняя сухая листва громко шуршит под ногами, и сразу не поймешь, сколько человек идет сейчас по парку. То ли это шорох только моих ног, то ли еще кто то идет... И тут понимаю, что Олега нет – он же только призрак и не может шуршать листьями. Резко останавливаюсь и слышу сзади чьи то быстрые шаги. Оборачиваюсь. Какой то невзрачный запыхавшийся мужичок плетется вслед за мной.
– Погоди, да погоди ты! – Он, кажется, обрадовался тому, что я тормознула.
Может, заблудился, хочет узнать дорогу? Но тут моя доброта получает по заслугам, он цепко хватает меня за плечи.
– Чего вам?
– Да ты не переживай, я заплачу. Вот. – Он достает какие то мелкие купюры.
...Да... Уж! Знаете, если уж меня приняли за проститутку, то могли бы оценить получше. Сбрасываю его руки, он кажется удивленным, оттого что отказываюсь исполнять профессиональный долг. Снова крепко хватает за плечи. М да, если бы я не работала когда то грузчиком, может, и растерялась бы, но не на ту напал! Толкаю его, он, удивленно вскрикнув, летит на землю, а я бегу к дому.
К сожалению, в подъезде вместо спасения еще один сюрприз. На ступеньках стоит Олег.
– Что? Допрыгалась?
– О чем ты? Все в порядке.
– Разве? А ты посмотри на себя! Посмотри, на кого ты похожа! Ты же выглядишь как придорожная шлюха!
– Не ври! Я не выгляжу проституткой. Чтоб ты знал, они, наоборот, стараются краситься менее замет но. Чтобы в милицию или на субботник какой не загреметь и на насильника не нарваться.
– Какие тонкости ты теперь знаешь...
– Конечно, я ведь женщина.
– Не стала ты женщиной! Иначе не шлялась бы одна по ночам в боевой раскраске. Ты – мужик и знаешь, что в случае чего сумеешь дать любому в морду! Ведь внутри тебя есть я.
– Нет! Я тебя уничтожила, вырезала, порвала и выкинула на помойку. Забудь.
– Если так, то почему все видят меня в тебе? Почему у ваших охранников отношение к тебе как на зоне к пидарасам? Для них ты «петух». Опущенный, который живет под шконкой. У него отдельная посуда с дырочкой, он не ест из общей, и, соответственно, место его возле параши. Ударить его можно только ногой, а если рукой, то обернутой в тряпку.
– Но они себя ведут по скотски со всеми!
– Не заблуждайся! Со всеми по разному!
Пытаюсь убежать, но он на шаг впереди меня,
все время. Скользит бесшумно и перемещается не двигаясь. Проклятая тень, вот он кто. И ничего более.
– ...Мама? Ты с кем разговариваешь? – Дверь квартиры открылась, в проеме появился сын.
– Сама с собой, – честно ответила я.
Олег медленно растаял в подъездном сумраке. Вот и славно! Вот и чудесно!! Вот и слава Богу!!!
* * *
...С некоторых пор ОН стал преследовать меня постоянно. Что бы я ни делала, куда бы ни шла. Уселась после выступления перед зеркалом, хотела снять макияж – меня сегодня слишком уж ярко размалевали хозяйка пробовала новую косметику, – а ОН сидит рядом. Тогда назло врагам буду ходить так.
– Хельга, ты скоро? Давай умывайся и трогаем. – Блевота ждет, когда мы пойдем. Девчонки едут на метро, я с ними часть пути.
– Я готова. Поеду в гриме.
– Да ты что?! С ума сошла?
– А что такого?
– Если тебе в кайф, то ничего.
Мне то, может, и не все равно, но нужно показать Олегу, кто хозяин в доме, вернее, в теле! Идти у кого то на поводу, тем более у тени, не в моих правилах! Я АРТИСТКА, и идите все к чертовой матери! Мне нечего стесняться! Вот так с гордо поднятой головой и ярким макияжем захожу в полупустой вагон метро. Девчонки устало рассыпаются по сиденьям, а я сажусь гордо, держа спину прямо, положив ногу на ногу, как леди, и продолжаю пить из баночки джин тоник. Олег уже здесь. Поднимаю подбородок и гордо смотрю на его ехидную свежевыбритую рожу. Его никто не видит. Девчонки смотрят только на пассажиров, каких то кривляющихся малолетних отморозков, которые, в свою очередь, смотрят на меня.
– Хочешь, расскажу тебе, что про тебя сейчас говорят вон те подростки? – спрашивает Олег.
– Мне плевать на них. Они мне никто, – вполне спокойно отвечаю я.
Наш диалог никто не слышит. Девки не понимают, почему я молчу, так гордо задрав нос.
– Ага, попробуй плюнь. Они только и ждут, когда ты первая начнешь драку. А тебя не беспокоит мнение твоих новых подруг, которые с тобой едут сейчас и знают, что все смотрят на тебя как на блядь. Но тебе плевать, как ты выглядишь, главное, чтобы тебя не приняли за мужика в юбке! Пусть лучше примут за шлюху. Такой поворот событий тебе нравится больше?!
– Меня никто не принимает за мужика в юбке!
– А ты смой раскрас! Сразу примут!
– Скотина, исчезни.
Закрываю глаза, мысленно пытаюсь заткнуть уши и запеть какую нибудь песню, которую он терпеть не может. Из репертуара Мэрилин Монро...
Гастролеры рецидивисты
Самолет – хорошо, вертолет – хорошо, машина – хорошо, а на оленях лучше.
Контрасты и педерасты
Как на солнечной просеке
Танцевали гомосеки,
Опушки, опушки.
Волосаты жопушки.
Вернулась Лили. Она довольна поездкой и произведенным впечатлением, но раздосадована тем, что я заняла ее место. Трахтенберг слил ее в другую смену. Теперь мы работаем по очереди: два дня она, три – я.
Сейчас ее мысли заняты поиском себе подобных, прочитала в сети, что трансы устраивают вечеринку, и тащит меня. Я не люблю интернетовскую шушеру, там полно шизофреников и просто никчемных людей. Причем оперированных будет пара человек, а остальные – те, кто хочет сменить пол, но не решается или врачи не дают, справедливо считая их сумасшедшими. Именно такие особи и сбиваются в стаи.
– Ты просто стареешь! – заявляет Лили. – Поэтому тебя ни черта не интересует и лениво куда то идти.
«Она думает, что может тобой манипулировать, как хочет», – тут же сказал мужчина в моей голове. «Отвали», – ответила я и взялась убеждать в своей правоте Лили:
– Вот посмотри, как тебе такое письмецо, пришедшее на сайт?! Там будут именно такие люди! Ты с такими хочешь общаться?!
Сунула ее к монитору, где висело поразившее меня послание.... Точнее, одно из десятков, что изумляли в последнее время.
Добрый день! Я прочитала все твои заметки внимателъно! Я приехала в Москву из далекий Таджикистан, и пока мало что знаю о косметиках о модах. Я возможно трансексуал, но пока только переодеваюсь в женских нарядах, и то все в тайне от других У нас запрещено об этом говорить. Мне нужна твоя помощь и других подружек. Пригласите меня тоже пожалуйста на своих встречах и по мере возможности я хочу научится секреты женсвености.
С уважением, Алиса
– И что? Давай ее тоже позовем, – невозмутимо ответила Лили.
– Чего? – Я оторопело посмотрела в ее глаза. Они ничего не выражали.
«Господи, да твоя дура подружка просто не заметила ошибок, потому что безграмотна! – завопил Олег где то в моем сознании. – С кем только дружит питерский интеллигент?!! Ты выбираешь друзей по принципу сексуальной ориентации?! Бомжи гомосеки, лесбиянки пэтэушницы, проституты гермафродиты – это теперь не сброд, а твои НОВЫЕ ДРУГАНЫ!!! Очень умно! На вашей вечеринке все будут такие! Сходи и посмотрись в зеркало. Увидишь себя моими глазами все поймешь!»
Назло ему проигнорировала выпады и решила пойти с Лили. Накрасились и оделись мы в, принципе скромно. Мы же не травести, чего нам подчеркивать свою женственность, которая и так имеется благодаря ножу хирурга... Но все таки. По дороге зашли в магазин. Ехать в гости с пустыми руками несолидно. Взяла бутылочку «Сангрии», конфеты. Лили выбрала дешевенький торт и советское шампанское.
Квартиру мы нашли быстро. Просто на площадке стоял такой запах духов, что не промахнешься. Открыла сама хозяйка. Да уж, ее кумиром, наверняка, является Аманда Лопен. Известная модель, транссексуал. Все как у куклы Барби. Пышные волосы, пышные губы, пышный бюст, утянутый в узкий корсет. Такие корсеты стали недавно шить специально для мужчин, мы с Лили очень хотели приобрести, но заказать их можно только в Москве. Питер еще не стал культурной столицей в этом плане.
– Проходите, проходите, – с придыханием сказала дама.
Наверное, чтобы голос звучал более женственно. Правда, Лили на ухо сообщила мне, что ей, скорее всего, жмет корсет. В них ведь нужно учиться ходить, так же как и на высоких каблуках. Да еще и разнашивать, он должен сесть по фигуре. В корсете же новеньком, только что купленном, не стоит выходить в свет. Не знаешь, как поведет себя тело. Например, не сможешь сесть. Или сядешь, но не сможешь встать без посторонней помощи. Кажется, наша хозяйка этого не знала. Двигалась она как то не очень. Со стороны казалось, будто проглотила весло. Но зато мордочка сделана очень даже очень. Женщину с деньгами сразу можно отличить. Если бы мне позволяли средства, я бы тоже сделала и талию, улучшила контуры лица, увеличила бы губы... Ой, сколько всего можно было бы сделать...
В комнате нас собралось человек тридцать. Они все были иные. Совсем другие, не такие, как мы, идя на операцию. И почти все МТФ (MTF – Mae То Femae) в буквальном переводе «из мужчины в женщину». То есть девушка в мужском теле. И они называли себя именно так, когда представлялись, видимо, чтобы облегчить новому знакомому проблему идентификации. Выглядели почти все одинаково.
Как то я прочла в сети высказывание: «Новости шоу бизнеса: до смены документов Сергея Зверева звали Памелой Андерсон». Здесь были примерно такие же типы, нечто среднее между Зверевым и Памелой. Когда их много, то складывается ощущение мультфильма, потому что таких людей в большом количестве встретить в жизни абсолютно нереально. То есть они где то наверняка водятся в больших количествах, в Таиланде, например, и на...
«Короче, там, где ты никогда не была! – тут же подал голос Олег. – Потому что просрала все деньги на таблетки, операцию, шмотки для жены, которая была уже не нужна. А могла бы увидеть мир. Увидеть все своими глазами, а не только услышать рассказы о нем со слов папы и дяди Лени». – «Хватит!» Я чувствовала свою вину перед Иркой.
– Почему же хватит?! Разве ты не замечаешь, твоя новая компания – это сборище роботов, – поддел меня он. – Прямо Айзек Азимов какой то. Перед знакомством все, как и полагается, называют свою модель. Вас в кино показывать надо. В фильме ужасов «МТФ – модель для сборки».
– Чушь. Это же всего лишь продолжение интернетовского знакомства, где все именно так представлены на сайте. Когда регистрируешься, в графе «статус» нужно вписать, кем ты являешься в настоящий момент. Просто ты, Олег, давно устарел и даже не слышал ни о каком интернете! – парировала я.
– Я устарел? – Он не остался в долгу. – Ты бы лучше взглянула на себя!
Честно говоря, меня и саму коробило поведение местных, но думалось, что пока вновь обращенные и сами не знали, как им себя вести. Такие тусовки только появлялись, наверное, в будущем все станут свободнее, но сейчас...
– А где у вас стаканчики, мы принесли вино и шампанское! – громко сообщила я. В комнате наступила тишина. – И торт...
На меня посмотрели как на умалишенную и сообщили, что дамы не пьют. Тут у меня стали квадратные глаза. Да вы что, серьезно? Ну конечно! Видели бы, как женщины «не пьют» на работе в ночных клубах, а после работы – в сауне или других клубах. Но я смолчала. О нашей работе в клубе мы с Лили решили молчать. Зачем нам заманивать конкуренток? Здесь много тюнингованных «красавиц», у которых хватило средств и на грудь, и на губы.
– А где у вас можно покурить? – поинтересовалась я у хозяйки дома.
– Вы курите? Но женщины не курят, – заметила она.
– Тогда мы покурим в подъезде. – Я кивнула Лили и, взяв сумку, вышла из квартиры. Лили метнулась за мной. Из сумки я достала «Сангрию», и мы немедленно отхлебнули, почувствовав облегчение.
– Ну что, довольна?
– А что? Здесь много интересных и нужных людей. Они связаны с модой и музыкой, а нам надо продвигаться дальше в шоу бизнес!
Лили лелеяла надежду стать певицей, хотя ей нередко говорили, что при отсутствии слуха и голоса это практически не осуществимо. Единственное, что я поняла по ее интонации: скоро мы отсюда не уйдем.
...А в квартире сидела чинная компания, все пили чай. Общих интересов ни у кого нет, так что все разговоры об одном. Кому какие гормоны прописали, и как они действуют. И еще о том, что делать с «полным непониманием окружающих». Я пережила все это сама обходясь без помощи окружающих, и почему то не хотела, чтобы меня грузили подобной хренью.
В ожидании Лили, занятой поиском нужных знакомств, чтобы не сдохнуть от скуки, я время от времени выдвигалась в подъезд с родной бутылочкой вина и возвращалась к новой истории. Какая то крашеная блондинка в очках делилась пережитым: «Я вам вот что скажу. Главное – уверенность. Когда я первый раз вышла на улицу в таком виде, мне было очень страшно. Мне казалось, что все на меня смотрят, показывают пальцем, обсуждают. Но через какое то время я поняла, что это я сама на себя смотрю и указываю, сама себя накручиваю и вижу то, чего нет. После стала вести себя очень уверенно. И не было ещё ни одного человека, который бы усомнился, что перед ним девушка!»
Потом распиналась одна плечистая дама, бывший военный: «...Три года назад, когда поступала в академию говорила всем, что у меня есть сестра близнец. И однажды мне это очень помогло. Когда я столкнулась лицом лицу со своим сокурсником, я подумала: "Ну всё, МНЕ конец, теперь все узнают", но, на моё удивление, он у меня спросил: "Девушка, а у вас, случайно, родного брата нет?"» История вызвала аплодисменты, а у меня – вполне естественное желание еще раз сходить в подъезд
...Откуда взялась моя новая подруга, точно не помню, но «Сангрию» мы допивали вместе с ней и хохотали как сумасшедшие. Девушке повезло с характером и мозгами, но совершенно не повезло с внешностью. Hаверное, Бог дает только одно: либо то, либо это. Моя новая приятельница – просто вылитый парень, и eй наверное, не помогут ни гормоны, ни пластика: жидкие волосы, уложенные как то по мальчишечьи, мордочка ученика заборостроительного техникума, нос картошкой, маленькие глаза; лохматые, неправильной формы брови. В сети она существовала под ником «Мечтательница», а в графе место жительства значилось – «Страна грез». Как ни странно, в реальности вполне адекватный человек.
– Это мой исходник, – сообщила она, показывая фото привлекательного юноши. Стройный, спортивный, бабы за ним наверняка бегали.
– Ты хранишь? Я все порвала.
– Зачем?
– Не хочу помнить прошлое.
– Это же все таки ты. Нужно помнить, кем ты родилась, и быть счастливой от осознания того, кем ты стала.
Меня передернуло. Теперь я поняла, что мы действительно разные. Кому то достаточно просто переодеться женщиной, а кому то без операции нет жизни. Но все таки странно: неужели только для меня прошлое так болезненно, или же действительно у всех нас болячки выражены в разной степени.
Мы еще не раз возвращались в квартиру, на кухне тусовалась более веселая компания, чем в комнате, и, кажется, здесь уже тоже начали выпивать.
– Говорят, лучший день в году, чтобы все рассказать своим близким и друзьям, – это первое апреля. Все равно не поверят. Зато потом, второго апреля, можно все повторить. Для недоверчивых.
– А мне старший брат сказал: «Менять пол можно только в целях конспирации!»
– А моя сестра сказала, что не видит во мне особой перемены после операции. «Был дурак, а стала дура». Это она про меня так, – хохотала высокая брюнетка.
В комнате поднимались более серьезные темы. Сидящие на мягких диванах дамы не улыбались, внимательно слушая друг друга.
– Семь лет я боялась обратиться к врачам, например, чтобы взять больничный, а вдруг «раскроют». Раз в два три года устраивала себе диспансеризацию платных врачей, которые «в курсе». На работе не пользовалась больничными, отлеживалась день два или переносила болезни на ногах. И вот сейчас пришлось делать выбор: или ходить очередную неделю с температурой под сорок, или хотя бы недельку официально отлежаться и выкарабкаться. Пришлось вызывать врача. Было некомфортно, врач все таки. А вдруг что... Тем не менее все прошло без проблем, получила честный больничный. Страх приятен тем, что в жизни еще есть что побеждать.
М да, я бы конспирацию точно не потянула. Уходя я решила обменяться телефонами с новой подружкой и вдруг поняла, что не знаю, как ее зовут.
– ЮлиЯна, – ответила она на мой вопрос.
– Как? – я не въехала. – Юлиана?
– Нет. У меня имя состоит из двух имен: Юлия и Яна. ЮлиЯна.
– А, понятно. – Я продолжала записывать ей мой домашний номер, а моя рука непроизвольно изменила две последние цифры. Все таки я ошиблась насчет адекватности человека. Бывает.
Лили тащила меня к выходу. Она уже познакомилась с «нужными людьми», и ей надо только заплатить одной девочке продюсеру, потом другой девочке аранжировщику песен, потом третьей девочке за что то там еще...
– Ты можешь одолжить мне денег?! Все таки устроила тебя на работу, не забывай! – строго напомнила она.
Я притворилась пьяной. А потом – не знаю, что произошло, но притворяться уже не требовалось...
* * *
– Просыпайся, мам. Вставай! – Сын трясет меня за плечо.
Все повторяется, как в дурном фарсе. Как я вчера попала домой?
С трудом разлепив глаза, смотрю на него. Он опять лохматый, в домашней футболке и трусах. Значит, снова не ходил в институт, и я даже не могу его отругать. А его, умника, кажется, вполне устраивает, что я частенько прихожу домой на бровях. Ему это дает определенную свободу. Так мы вместе постепенно скатимся в пропасть... Но как мне остановиться?! Я только только начинаю жить!
– Как твои новые подружки? – Он интересуется искренне.
Ему вообще интересна моя жизнь: ночные клубы, транссексуалы...
– Какие то они все...
– Какие?
– Книжные, – своему сыну я могу рассказывать многое. Он меня понимает.
– То есть?
– Ну, знаешь... Вот я, например, не была настоящим мужчиной, живя в мужском теле. И потому все мои мужские поступки были продиктованы неким представлением о том, каким должен быть мужик. То есть я прочитала или увидела в кино, что «мужчина такой то и сякой то», и подражала образцу. Вот и те дамочки были такие же точно надуманные. Сказали, что женщины не пьют и не курят. Представляешь?
– Ага, – он развеселился. – Расскажи об этом Блевотине, вот она посмеется.
– Еще как! Будет ржать как лошадь.
Я с трудом села на постели. Господи, как же я сегодня буду работать?... И как все таки хорошо, что у меня такой понимающий сын. Да и вообще! У меня хорошая семья. Даже бабушка. Она никак не комментировала мое желание стать женщиной и только недавно – по прошествии двух лет – тактично поинтересовалась, счастлива ли я теперь. Я ответила: «Еще как!»
Да, в сущности – это правда. Когда то мне гадала моя подруга, она сказала, что я умру очень счастливой. Я и сейчас могу умереть, ведь самую главную боль своей жизни я ликвидировала. А вот как закончат свой короткий век мои вчерашние подружки, даже не знаю. Они все в сомнениях, надо им это или не надо? Интернет – он как змей искуситель. А нужно ли им это червивое яблочко?
Я и сама немало времени провела в интернете и знаю, что оттуда легко подцепить заразу транссексуализма. Всем этим несчастным мальчикам и девочкам поток лишней информации заплел и без того путаные извилины в косички. Мое поколение трансов было другим. Я родилась во времена Хрущева, росла при Брежневе в стране «развитого социализма», а мои родители и их друзья обсуждали Карибский кризис, культ личности и успеют ли построить коммунизм к 80 му году. Но им и в голову не могло прийти, что можно всерьез задумываться о гей парадах в Москве.
А еще в то время проще было стать космонавтом и слетать на Луну, чем надеяться, что общество поймет примет мужика в юбке. Первые волны транссексуалов были как бабочки однодневки – готовы прожить только один день, если бы нам разрешили смену пола. Ведь казалось, что больше одного дня и не получится, сделаешь операцию, выйдешь из больницы, и честные советские граждане тут же закидают тебя камнями...
Сеанс одновременной любви
Жизнь нужно прожить так, чтобы от пизды остались одни клочья.
– Девушка, а вашей маме зять не нужен?
В полупустом вагоне метро ко мне склоняется довольно приятный тип. Русые волосы, упитанное лицо, широкие плечи... Меня привлекают такие мужчины, а главное – такой оригинальный способ знакомства.
– Зять?! Смотря какой, – отвечаю я. И слышу хихиканье.
Это компания молодежи, с которой он ехал. На секунду мне кажется, что они все просто договорились пошутить, но глаза у парня серьезные.
– Ну вот я, например? Сгожусь или как?
– Серый, ты выходишь? – Друзья окликают его.
– Нет.
– Нас там ждут! – с досадой говорит одна из девчонок, но он только отмахивается, что мне ужасно льстит.
Толпа его приятелей выходит на остановке, а он усаживается рядом.
– Давай провожу. Можно?
– Провожай.
– А меня Сережа зовут. Сложное такое имя. Говорят еще, что ни рожа – то Сережа.
– А меня Хельгой.
– Ух ты...
Вообще то я еду на работу и обычно никого не подпускаю близко к клубу. Охранники наши – когда кого нибудь из артисток подвозят или провожают – обязательно вылезают толпой на улицу, комментируют «ухажера», а потом еще долго сплетничают. Но то ли я устала, то ли парень еще слишком молодой, и понятно, что ничего серьезного быть не может, так что наверное, и притворяться ни к чему. Я та, кто я есть...
– А клуб же еще закрыт, – удивляется он, когда мы подходим. – Будем ждать?
– Нет. Просто я здесь работаю.
– Серьезно? – Он вскидывается. – А кем?
Вот дурак, не уборщицей, поди. Узнав правду, он распахивает глаза, но лишь на секунду, а потом говорит: «Здорово!... Может, тебя встретить после работы, проводить?
– Хорошо. Приходи.
– ...Хельга, ты с кем пришла? – Новость о том, что меня кто то провожал, моментально разлетелась по клубу, и не могу сказать, что мне это не понравилось.
Правда, в клубе свое веселье и свои клоуны. В частности, Вибратор. Сейчас она в поиске «мужчины своей мечты», и потому все коллеги всерьез начали опасаться за ее жизнь. Отправляясь домой к очередном «жениху», она оставляет подругам адрес. Могла бы встретиться и в безопасном месте, но опыт гласит лишь попав к мужчине в дом, узнаешь, богат ли oн? А бедные ей совсем не нужны, и время на них тратить ни к чему. Ежедневные свидания ее изматывают: недосыпание, похмелье, усталость, да и не девочка уже...
Недавно она загорелась, в прямом смысле этого слова, задев юбкой свечу на столе у сцены. Вчера грохнулась, подвернув ногу. А сегодня – вид у нее совсем пугающий. Красные щеки, горящие глаза, даже уши малиновые. Проблему излагает с ходу. Днем Вибратор намазала больную ногу жгучим финалгоном и прилегла. Так как лежа надо было чем то заниматься, решила поласкать себя между ног. Тою же рукой, что мазала ногу... Жечь ТАМ начало раньше, чем на ноге. Она задохнулась от боли и ужасной необратимости происходящего. Рванула в ванную. И все таки надо читать инструкции – гель от воды жжет сильнее...
– Что вы так хохочете?! – надулась она, глядя на покатившихся подруг. – Как будто никто не мастурбирует.
Что ж, поиски счастья – тяжелый труд. А многие мужчины способны лишь возбудить, но никак не довести до оргазма: «Давай, милая, сама, сама, сама...»
Придя в себя, одна из танцовщиц по имени Хабарик вспомнила, что однажды примерным образом поступил один из ее друзей – футболист. Он втер полезную, но жгучую – словно смесь горчицы, перца и укуса – разогревающую мазь в плечо, а потом задумался о предстоящей игре и... почесал яйца.
* * *
...Сережа действительно приехал меня встретить, хотя я волновалась. Правда, денег на такси у него не нашлось, но мы доехали на романтическом служебном троллейбусе. А на улице темно, и впервые я думаю о том, как хорошо, что фонари разбиты. В темноте ощущаешь себя маленькой девочкой, которую обнимает большой и теплый дядька. И целует. Ой!
– Ты колешься, – нежно шепчу ему.
– Ты тоже, – шепчет он в ответ.
Взаимный прокол.
– Я уже пришла.
– Мне нужно уходить?
– Да. Но мы можем встретиться завтра. Придешь?
– Конечно. До завтра?
– Да. Увидимся вечером. Пока.
* * *
– Ой, какие у вас волосы, ммм...
Еду в метро на работу, а тут еще один клеится. Все таки я пользуюсь популярностью. От мужчины, который пытается знакомиться, несет алкоголем. Я никогда не знакомлюсь с пьяными. Но этот сплетает довольно интересные образные конструкции. С волос он перешел на стихи. Со стихов – на Гринуэя. С кино – на живопись и т. д. Образованного человека всегда видно. Oн умеет произвести впечатление, и его никогда ни с кем не спутаешь. Да и с виду солидный, хотя и представился по мальчишески Вова.
Позвонил на следующий день, а мне... не хотелось оттягивать момент признания. Человек нравится, а влюбишься – будет его больнее терять. Потому, видимо, я брякнула: «А я операцию делала по перемене пола. Я прошлом была мужиком...» На другом конце трубки ахнули, а потом наступило тягостное молчание... Казалось, даже оно длилось бесконечно, пока я снова не услышала его голос: «Извини, извини... Я просто выронил трубку в машине и не мог найти. Что ты сказала?!»
Повторить?
Когда он приехал, признался, что не мог вспомнить как я выглядела. В памяти остались лишь сиреневые губы и длинные ногти. Когда ему сообщили интересную новость, он от шока выронил трубку. Его сын сидел рядом с ним и все спрашивал: «Да что там такое? Что?!
– Погоди, погоди, – отмахивался он.
А потом выключил телефон, подумал немного, отвез сына и... приехал ко мне.
Частолюбивая женщина
В городе Тамбове у пивного бара
Плачет и рыдает пьяница Тамара.
«Не хочу быть прачкой –
На хуй руки пачкать!
Соберу манатки
И пойду на блядки».
С утра мне звонит Сережа и приглашает в гости; в обед ко мне домой приезжает Вова. Голова от успехов идет кругом. Только Лили недовольна. Она перебралась в мою квартиру, так как ее за неуплату выставили из очередной комнатушки, которую снимала. С деньгами у нее проблематично, Роман Львович все таки слил ее из клуба, и она находится в поисках нового ангажемента.
– А что твой Сережа прямо с утра то названивает? Он что, нигде не работает? – подливает Лили дегтя в мою бочку меда.
– Не знаю. Какая разница? Я же не замуж за него собралась, – отвечаю ей в тон.
Она хмыкает, уходит на кухню и с головой залезает в холодильник.
– Отожрешься – работу не найдешь, – порчу ей удовольствие от моей жратвы.
Особенно ее раздражает, что днем я частенько выставляю ее и Павла вон из квартиры, чтобы спокойно «пообщаться» с Вовой. Они с Лили невзлюбили друг друга. Он считает ее лживой корыстной коровой, к сожалению, не особо скрывая своего отношения, а она его именует не иначе как уголовником – разумеется, только за глаза, а в лицо улыбается и кокетничает. Он действительно много сидел, но это лишь придает ему брутальности. Он и мужественно жесткий, и в то же время очень нежный, тоже по мужски, а я чувствую себя хрупкой слабой тростинкой только с большими и сильными самцами.
На днях он увидел на Лили свитерок, который подарил мне, и так посмотрел на нее, что кажется, больше она не решится выпрашивать у меня вещи. Свитер – мой первый подарок от мужчины, и мне было жаль его, но я не сумела отказать Лили, которой он так нравился. Я чувствую вину перед ней, ведь из за меня она лишилась работы. Правда, Вова говорит, что это только ее «заслуга», а меня она просто нагло использует. Я же, как мать Тереза, пытаюсь их всех помирить.
Когда Володя по вечерам отвозит «мать Терезу» на работу в «притон юмора», как он называет наш клуб, я разъясняю ему, что Лили для меня, как сестра по счастью... или несчастью. Он театрально вздыхает напоследок, показывая этим, что терпит ее, как умеет, и уезжает, растворяясь где то в суете вечернего города.
* * *
– Если вы видите это и можете потрогать – это реальное. Если вы видите это, но не можете потрогать – оно виртуальное. Если вы не видите это, но можете потрогать – это прозрачное. Если вы не видите этого и не можете потрогать, значит – это уже съебалось! – торжественно произносит Роман, подводя итог моему выступлению.
Он еще на середине фразы, а я уже успела добежать до гримерки, сбросить туфли и расстегнуть платье и, когда зал свистит, выражая радость, – уже переодета в «гражданку» и подправляю макияж для выхода на улицу. Весь женский состав кабаре смотрит на меня в немом изумлении, никто не умеет так быстро переодеваться. А что вы хотите? С моим то опытом – солдаты и пожарные отдыхают!
Нет, девочки, – у меня не учения и не пожар. У меня... слово «любовь» тоже не подходит. Просто Вовочка приедет забрать меня с работы. Он на сегодня мой самый лучший кавалер. Собственно, я и не ожидала с его стороны особого понимания и чуткости – тем более что сама буквально огорошила его правдой жизни, – но оказалось, люди с криминальным прошлым легче других способны оценивать то, через что я прошла. Они догадываются, насколько это серьезный поступок, – все равно что частично умереть.
– И как он в постели? Сколько у него сантиметров? – Бессовестная Сопля лезет со своим любопытством.
– Очень хорош. Хочешь попробовать? У нас свободные отношения, могу одолжить.
– А потом кого взамен попросишь? – хохочет она.
– Да никого! У меня еще и Сергей есть.
– А кто тебе больше нравится?
Больше? Я и не задумывалась пока. Выбирать кого то одного мне совсем не хотелось, я словно сорвалась с цепи, чувствую себя молодой, полной сил, энергии и желаний! Мне хочется еще погулять! Как монашка, которая выбралась из монастыря. И пусть баб удивляет мое отношение, им проще, у них не было сорока лет воздержания! Но с Вовой я поступаю честно, я ведь его не привязываю, если хочет – пусть заводит других любовниц!... Им, конечно, надо еще выдержать соперничество со мной. Может, я и не красавица, зато насколько страстная и необузданная в своей изобретательной сексуальной фантазии!
Сегодня он вел себя просто изумительно. Сам съездил в магазин, сам все купил и приготовил. Я даже растаяла.... И все равно сначала надо погулять, а уже потом искать принца. И в этом устремлении я не одинока. Мне кажется, все «бывшие» такие. Например, Лили. Она, кстати, нашла работу – певицей в ресторанчике на окраине города. Там никто из сотрудников и посетителей даже не догадывается о ее прошлом, которое она изо всех сил скрывает, зато мужиков в кабаке – только выбирай. Что она и делает.
Изольда
С такой рожей только от мафии скрываться.
Сегодня поднимаюсь вверх по лестнице, а на ступеньках подъезда сидит Изольда, та самая девочка, с которой вместе лежали в больнице. Только теперь она выглядит как огромный небритый мужик. Среди «своих» ее зовут Инкой, потому что имечко Изольда никак невозможно сократить. Можно бы звать ее Изя, но ведь Изя – сокращенное от мужского Израиль. Поэтому мы решили звать ее Инкой.
И вот теперь она сидит возле двери моей квартиры.
Инка и до операции была не маленькой, но тогда хотя бы следила за весом. Или ее нереализованное на тот момент желание перейти в другой пол вынуждало вести себя более женственно, хотя бы ради того, чтобы поверили врачи. То есть, как я теперь понимаю, только ради этого. Сейчас Инка одета в унисекс: джинсы, куртка, кроссовки; под толстым джемпером никак не проступает грудь, хотя она там имеется – ее мамаша, готовая на все ради любимого чада, оплатила ей перестройку по полной программе – волосы средней длины (и парни, и девушки носят такие). А главное и самое ужасное – у нее росла щетина. Я просто ахнула.
– Что ты с собой сделала?
– Ничего, – басом ответила Инка и посмотрела на меня. В глазах ее был вопрос, который я хорошо научилась опознавать: «Помогу ей или нет?»
Когда то в больнице я давала ей свой телефон, но она не сумела дозвониться – Пашка занимает его, сидя в Инете, и решила просто приехать. Типа, узнать, как я живу и как у меня дела. Правда, приехала с чемоданами. Так получилось, что и ее тоже выселили «со съемной хаты». И еще – она до сих пор не работает. Деньги ей присылает из родного Красноярска состоятельная мамаша, но они расходятся на всякие мелочи и еду. Она не решалась попроситься ко мне пожить, но все и так было ясно.
– Оставайся, куда ты пойдешь то?
– Хорошо, – пробасила она.
– А кто это? – тихо поинтересовался Павел, когда она отправилась в ванную.
– Девочка одна, вместе лежали в больнице. Она тоже делала операцию.
– Оно девочка?
– Прекрати! Меня ты тоже обижаешь! Что еще за «оно» ?
Инка осталась у меня. Теперь я просыпалась в одной постели с похрапывающей после ночной смены и пахнущей перегаром Лили, а в комнате сидело уже два человека, уткнувшихся носами в компьютер. Инка нигде не работала, то есть она просто понятия не имела, кем и куда можно устроиться, да еще в незнакомом городе. Она и в родном никогда не трудилась. Там ее содержала мама. Образования у нее тоже никакого, вечные проблемы идентификации пола – тут уж не до учебы! Изольда всю жизнь была домашним ребенком, за нее все делала мама. И сейчас она не устраивалась на работу не из лени, просто, вероятно, пока не пережила психологическую травму от операции. Блевотина, которую я познакомила с Инкой, долго терроризировала меня вопросами, зачем та сделала операцию. Все равно ведь – мужик мужиком.
Но я этот вопрос Инке не задавала. Я то знаю ответ на него.
...А работу Изольде вскоре нашла Лили, в том же ресторанчике, где работала сама. Инку взяли посудомойкой – единственная должность, на которую берут без опыта работы и образования.
– И с такой мордой! – как цинично заявила Лили.
– Чего вы все привязались к ее лицу, на себя посмотрите! – осекла я.
Мне Инку жаль. Она никак не может найти себя, никто не помогает и не помогал ей с поиском одежды, не учил краситься. Я недоумевала, почему она не использовала материнскую косметику, как учебный материал, тем более что мама ее в курсе всего, – оказалось, мать у нее не красилась. По разговорам я поняла, что мамаша – большой начальник и настоящая «баба с яйцами». Угораздило же Изольду родиться в такой обстановочке!
Время от времени к нам в гости заходит Ежик, то есть Женя, мальчик повар с Лилиной работы, гей, которому наша веселая тусовка танцовщиц самого модного в городе клуба очень интересна. Разумеется, в плане дружбы. Но Инку он интересовал в совсем другом ключе, и она устраивала на него настоящую охоту. Он на кухню – она туда же, он на балкон покурить – она бегом за сигареткой и за ним.
Лили с Павлом хихикали и сплетничали на этот счет, а я всячески пыталась прекратить гнусное веселье.
Работа посудомойкой совсем сгорбила Инку, взгляд стал пустым, как у человека, который подолгу смотрит в одну точку и ни с кем не разговаривает. Ее охота на Ежика не дала результатов. Зато он влился в теплую компанию, объединился вместе с Лили и моим сыном, и теперь они сплетничали на ее счет уже втроем. Как дети, которые толпой дружат против кого то. Мерзавцы. Ну ладно еще Паша, он молодой и дурной, а вот Лили... И вроде все в одной лодке, но ей так хочется начать топить соседей.
– Оставьте ее в покое, Инке просто нужно прийти в себя, ведь перемены случились слишком кардинальные, – каждый вечер говорю им я.
– Ей вообще не стоило делать никаких перемен, – зло парирует Лили.
Она то гордится своей внешностью.
Инка проработала в ресторане три месяца, а потом свалила к матери в Красноярск.
* * *
Сегодня я поругалась с Вовой. Он ушел, хлопнув дверью. Я очень расстроилась и тут же набрала Сережу:
– Привет, ты побрился?
– Кто это? – кажется, он спал.
– Хельга, – старалась говорить как можно мягче.
– О, ты хочешь приехать? Приезжай! У тебя есть на такси, а то я сейчас на мели?
Странное предложение. В мое время мужчине приходилось заезжать за девушкой, если он хотел пригласить ее куда либо, но нравы, кажется, изменились. Да и я, поди, уже не девочка, могу уже сама добраться. Лили валяется на кровати и подслушивает разговор. Я гордо сообщаю, что приеду, и кладу трубку.
– Альфонс какой то, – заявляет Лили.
– С чего ты взяла?
– Да уж поверь. В отличие от тебя мужиков повидала. Я еще в школе начала с ними встречаться.
– С чего бы на меня клюнул альфонс? Я не миллионерша.
– Но работаешь ты в дорогом клубе, зарабатываешь неплохо. А миллионершу так просто и не найдешь.
Лили все таки удалось оплевать мою радость, руководствуясь «лучшими побуждениями», главное, чтобы она не оказалась права, а то и у меня появились сомнения насчет Сергея. И все таки поеду! Надела лучшее белье и прозрачную блузочку с короткой юбкой, пусть попробует устоять. Мужчины – примитивные животные.
...Пятиэтажный дом на Обуховской обороне, вонючий, грязный подъезд, деревянная дверь в квартиру с прибитым на нее ящиком для писем. И какого черта я приперлась сюда в своем роскошном розовом пальто?!
Дверь мне открыла его мама и, ничего не спросив, пропустила внутрь. Отношение меня смутило. Она что, так привыкла к визитам незнакомых девиц, что даже ничего и не спрашивает? Сам герой лежал на кровати в растянутых на коленках трико и читал детектив.
– Я ненадолго, меня ждут, – не хотелось его обидеть.
– Ждут? Где?
– На работе, у нас день рождения у девочки, и все собираются на пьянку, – врала я как обычно, то есть без малейшей запинки.
Он вызвался проводить меня, и я обрадовалась, что он джентльмен, но по дороге Сережа разнылся, что я еду на пьянку, оставляю его одного и одинокого.... А у него даже на пиво нет. Достала кошелек и дала ему денег на пару банок.
И почему все так? Почему с романами в отличие от разового секса у меня все плохо клеится? Неужели доктора были правы, и мне не светит женское счастье?
Мир, дружба, жвачка
Когда нибудь ты приползешь и будешь просить: «Дай, дай!»
Я, конечно, дам, но все тебе припомню –
И «алкоголичку», и «сухофрукта».
...Вова приехал мириться! Привез цветы, выпивку Хотя цветы он терпеть не может, говорит, они ассоциируются у него с похоронами. Я благодарна ему за то, что дает мне выдерживать паузу и показывать свой характер, но молчу. Выставили Пашку с Лили из дома и устроили целый день безумного секса. Во время минета он заявил мне неожиданную вещь, что чувствует будто из него мозг высасывают.
Вечером пришла на работу и всем рассказала, бабы угорали всю программу, а после нее...
– Хельга, там тебя спрашивают, – в дверях появилась Сопля. – Кажется, тоже транс.
В зале, стреляя глазками по сторонам, сидела еще одна приятельница по больнице Жанетта. Смуглая и черноволосая, с широким по азиатски лицом. Несмотря на свое французское имя, она приехала из Таджикистана. Господи, неужели ей тоже негде жить? Но оказалось, что она «хочет в артистки».
– Как ты сюда устроилась? Можно мне? – с места в карьер начала она.
Вот только ее тут не хватало! Большую сплетницу, чем она, еще поискать. Хитрая азиатская душа плюс горький опыт транссексуала – это ядерная смесь.
Еще в больнице она рассказывала, что имеет специальности и врача, и парикмахера, и модельера... А теперь ее на сцену потянуло?! Но даже если я откажусь помочь ей, она и сама сможет добраться до начальства. Правда, не сегодня. Она пришла в клуб уже после шоу, иначе ей пришлось бы покупать билет, а так ее впустили бесплатно. Но ведь и завтра она сумеет пробраться сюда и найти главных. А что тут сделаешь?.. Я поделилась нелегкими думами с Соплей и Блевотиной, с которыми вместе ехали ураганить.
– Давай сами ей просмотр устроим! – не задумавшись ни на секунду, заявила Сопля. – Выдадим моего Валерку за режиссера программы. Пускай к тебе приезжает, и мы подъедем.
– Точно! – Блевотина так развеселилась, что подпрыгнула на сиденье. Как ей удался такой маневр, непонятно.
Жанетте мы назначили просмотр через пару дней. Лили и Пашка тоже участвовали в нашем заговоре. Лили, вообще, только дай хоть над кем нибудь постебаться. Друг Сопли Валерка – мелкий бизнесмен с большим желанием повеселиться – вдохновенно изображал из себя режиссера. Я ему уже рассказала, как это делает Трахтенберг, – воспоминания о кастинг экзекуции еще не стерлись из памяти.
– А вы сможете раздеться? Вы знаете, что у нас все танцуют абсолютно голыми?
– Смогу! – гордо заявила Жанетта.
– Давайте! – Валерка принял позу Станиславского (в собственном видении).
Жанетта раздевалась, как восточная женщина в спальне. То есть тетка, которой совсем не до секса: хозяйство слишком большое, куры, гуси, коровы и ослы, намаешься за день... Все, что она с себя снимала, аккуратненько складывала, чтобы «утром не пришлось гладить». Оставшись без одежды, она гордо уставилась на нас. А мы – на лохматый лобок.
– Очень интересно, – вздохнул Валерка и посмотрел на нас. Потом снова на нее. – Ну, танцуйте.
Она выбрала для себя восточную музыку, но бедра у нее двигались плохо, зато лицо изображало подобие страсти, от которой становилось страшновато. Наверное, именно с таким лицом воины Чингисхана шли в бой, а потом насиловали крестьянок.
– Великолепно. Задатки есть. Вы очень ценный экземпляр. Вам об этом уже говорили? Нет?! Странно. Мы вот только найдем для вас самого лучшего хореографа... Жаль, Петипа не дожил. Как вы сами считаете, Лиепа подойдет? Или лучше позвонить... Да, да, да! Мы с вами свяжемся. Ждите ответа!
...Когда мы проводили Жанетту, хохотали часа три.
Я еще никогда не избавлялась от проблем с таким удовольствием!
* * *
Но вскоре жизнь начала издеваться над нами, также как мы над Жанеттой. Атмосфера накалялась программа трещала по швам, клуб лихорадило: главный человек шоу, на котором все строилось, Роман Львович, становился все более известным и все меньше хотел подчиняться хозяевам клуба, и тем более их ставленникам, типа нашего главного уголовника смотрящего. Это не могло продолжаться слишком долго, и вскоре Роман неожиданно свалил в Москву, оставив заведение. Мы подготовились к увольнению но начальник заявил нам:
– Продолжаем работать как прежде!
И мы продолжили.
Но «как прежде» не получалось. Трахтенберг, уходя, оставил ведущего мальчика увальня, не то Вадика, не то Виталика. Несмотря на свое режиссерское и актерское воронежское образование паренек был довольно бездарен. Хозяин же был уверен, что «и из говна можно сделать конфетку», главное – завернуть ее в блестящую рекламно заказную дорогостоящую обертку. Он стал везде пиарить новое шоу, а отрока заставил выучить наизусть программу Романа Львовича, записанную на видео, выкраситься в рыжий цвет и отрастить трахтенберговскую бородку. Когда люди на шоу спрашивали: «А где же наш любимый Ромочка?» – им отвечали: «Да вот же он!» Люди, видя, что их нагло разводят, требовали назад деньги – их, по сложившейся дикой традиции, выставляли из зала без денег... и без Трахтенберга. Больше они здесь не появлялись, но рассказывали об этом везде.
Поняв, что идея с клоном не работает, стали искать самородков, чтобы вырастить оригинальный продукт собственного засола. Вадика Виталика назначили художественным руководителем, и он стал приводить на просмотры своих друзей – безработных актеров и комедиантов неудачников. Слушать поток анекдотов в исполнении мало обаятельных, не способных на импровизацию разносолов оказалось неинтересно. Публики постепенно становилось все меньше, и владельцы стали искать другие выходы из ситуации. Ну, например... очень часто гости пытались снять танцовщиц, и обычно получали отказы. Но теперь смотрящий шастал по гримерке, сообщая каждой девочке, что она очень нравится такому то и такому то.
– И что?! – огрызались бабы.
– А что, вы развалитесь, если поедете с ними отдохнуть?!
Короче, вскоре начали увольняться и танцовщицы, Сначала – самые красивые, потом потихоньку все остальные. Уходя, девушки тоже рассказывали о происходящих в заведении изменениях не только своим подругам и коллегам, но и знакомым журналистам. Дурная слава о новом формате бежала впереди паровоза, и теперь уже никакой даже самый «трахтенберистый трахтенберг» не смог бы ничего исправить.
Дела шли все хуже. В финале клуб оказался оккупирован проститутками. Они подъезжали пачками к окончанию программы – их впускали бесплатно – и рассаживались за столики. Они были как воронье, слетающееся к умирающему, чтобы успеть урвать пока еще съедобный кусок полуживого тела. А мы наблюдали за этим, понимая, что смерть неизбежна.
И вскоре клуб с треском закрылся!
Бегство во спасение
Куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
НА ДНЕ
По грибы
В той пещере на цепях
Гроб качается из злата...
В том гробу твоя зарплата.
«С сожалением сообщаем, что срок вашего контракта подходит к концу. Чтобы продлить его, вы должны перечислить на наш счет 400 рублей... .», «Вынуждены довести до вашего сведения, что для продолжения сотрудничества вам необходимо перевести на счет нашей фирмы 350 рублей...», «Если вы хотите, чтобы мы про должали поиски работы для вас, то, пожалуйста, оплатите наши услуги за следующий месяц... »
Голоса настолько же вежливы, насколько совершенно безучастны. По четыре пять шесть семь раз в месяц мертвые, металлические, не знающие усталости терминаторы автоответчики напоминают, чтобы я не забывала регулярно «подкармливать» платные агентства по трудоустройству. Никто из горе агентов за несколько месяцев так и не нашел мне работу, хотя они и старательно изображали бурную деятельность. В этом месяце я снова получила длинный список фирм, «жаждущих» нанять меня, но половина в списке – номера, взятые из интернета, то есть из открытого источника (я и сама их нахожу, но по ним вакансии улетают в момент), а вторая половина номеров просто «левые».
Зато никто не забывает про деньги. Пусть небольшие, но регулярные, которые лично мне брать уже просто негде! И все таки надо срочно найти себе хоть что то, иначе отключат телефон и интернет, потом газ, электричество, а затем, наверное, и воду. А как тогда быть, ведь получается, что ни попить, ни пописать – в туалет не сходишь, смывать то нечем? У кого бы разузнать, как быстро неплательщиков лишают всех благ цивилизации?
...Мой прошлый жизненный опыт, будучи материально благополучным, не дает никаких ответов на столь сложные вопросы. Девчонки из клуба, с которыми продолжаю общаться, тоже наверняка ничего не знают про подобные задолженности. Да многие из них, вообще, снимают квартиры, так что откуда им знать. А в самом ЖЭКе спрашивать стыдно. Да и как? Сразу поймут, что платить не собираюсь. И вот я в страхе считаю минуты до страшного суда.
...Все таки надо взять себя в руки. Кроме меня самой, сделать этого не сможет никто. Вперед! Период выбора закончен, ткну пальцем в любое объявление из последнего списка и пойду. «Предлагаем выращивать на дому шампиньоны...»
А чем плохо? Это даже не труд. Их нужно только посадить, а растут они сами. Набираю номер. Автоответчик сообщает адрес и минимальную сумму, которую надо взять с собой на споры и ящики... Твою мать! Здесь тоже нужны деньги! Хотя, к счастью, не так много. Но все таки раздражает, что последнее время со мной разговаривают только автоответчики. Такое ощущение, что люди уже не считают нужным общаться с кандидатами на подобные рабочие места...
Решила накраситься перед выходом. Тональный крем в жирных липких комочках. Наверное, прошел срок годности. Он напечатан мелким шрифтом на дне банки, но без очков я не вижу. С первой зарплаты закажу новые очки, а то словно слепая курица. Или лучше все таки купить новый крем? У меня, конечно, есть дешевый «Балет», но неужели снова придется им пользоваться?!
... Чтобы найти «грибников», пришлось отправиться в промзону. Скрипучий трамвайчик мучительно долго пилит через пустыри мимо стареньких, вероятно, уже умерших заводов. Если бы дело происходило вечером, я бы решила, что объявления дает маньяк, который заманивает в свое логово свежие жертвы из числа одиноких, несчастных, всеми забытых и, наверное, мало на что пригодных граждан, раз уж они соглашаются выращивать в квартирах грибы.
Таких и искать никто не станет. Они ведь и так на обочине жизни, и даже символично, что к падению их везет идущий на обочину города старый пустой трамвай, водитель которого плотно прикрыл двери, чтобы не видеть и не слышать, что происходит в салоне...
Если водитель у этого катафалка вообще существует. Он ползет со скоростью игрушечной машинки, у которой сели батарейки. Никто и никуда в этом районе уже не спешит. «Погоди немного – отдохнешь и ты». В голове невольно стали всплывать заголовки криминальных новостей: «Смерть среди грибов», «Шампиньоны убийцы», «Грибник – грибника... » И даже закрутился целый криминальный сериал: «На развалинах завода, среди обломков и мусорных куч было обнаружено целое кладбище никому не нужных забытых людей, единственным украшением которого являлся еще не разложившийся и на редкость симпатичный труп женщины транссексуала...». Как ни странно, сочинительство мрачных хроник отвлекло от дурных мыслей, и я даже чуть не проехала остановку.
На проходной завода сидит пьяный сторож. Он устало машет рукой в сторону полуразвалившегося цеха, даже не задавая никаких вопросов. Я так же молча иду. Все как в фантастическом фильме о закате цивилизации. Даже бойкая торговля, которую неожиданно обнаруживаю в одном из цехов, – лишь иллюстрация к тому, как пытаются выжить люди на пепелище. Старушки пенсионерки, да еще какие то побитые жизнью, одинаково серые бесполые граждане. Опускаю вниз глаза: только бы сейчас суметь абстрагироваться от этих людей! Я здесь временно, и нужно лишь поскорее убраться отсюда, захватив пару десятков сложенных вместе легких пластиковых ящиков и мешочек со спорами, в котором, на самом деле, не то пыль, не то паутина... Черт его знает, как размножаются грибы...
– Товар будете сдавать нам же... – еще продолжает читать инструкции работодательница (чей цвет лица не отличается от землисто серого колера свежих грибов), как я уже мчусь, держа в руках ящики, снова к трамвайчику катафальчику. Только бы не прицепился никто из новых «коллег»!
Сынуля открыл рот, когда запыхавшаяся мамаша ввалилась в коридор, груженная странным скарбом. Он даже забыл про интернет и с недоумением уставился на брошенные в коридоре ящики.
* * *
Этой же ночью следовало отправиться за землей. Выйти решили часа в три ночи, чтобы не столкнуться ни с кем из соседей. Павлушу пришлось чуть ли не силком тащить с собой, он упирался и доказывал, что земледелие – удел крестьян, а не инженеров, и что он не намерен помогать мне сходить с ума! Чуть не поругались, но в итоге помирились, а куда деваться, если я в свою очередь аргументировала тем, что занятие студентов – ходить на лекции, а не болтаться по сети! И он вслед за мной молча поплелся одеваться.
Неслышно ступая, украдкой, словно воры, вышли на темную улицу. Я впервые пожалела, что выбросила мужские вещи. Придется теперь копать в юбке, не очень то удобно, а что поделаешь. Лопатка у нас одна, зимой счищаем ею снег с балкона, но думаю, она сгодится. Мешка в доме тоже не нашлось, мы взяли мусорное ведро и старую простыню, чтобы завязать ее потом узлом. И вышли на улицу, где выбрали самый темный уголок...
– Труп ныкаем?! – От неожиданно громкого и строгого голоса я чуть не подскочила.
Рядом с ямой, которую мы уже вырыли, стояли трое милиционеров. Они с любопытством освещали ее фонариками. Потом посветили прямо на нас.
– Да никакого трупа у нас нет, – испуганно пролепетала я.
– Уже закопали? Сказано же, нельзя домашних животных хоронить во дворах.
– Да мы и не хороним. Мы землю берем, чтобы грибы дома выращивать, – честно сообщает Паша.
Все таки зря я радовалась, что мальчик домашний и хотя бы с наркоманами не гуляет. Ну совсем дурак! Уже через минуту мы сидим в холодном «уазике», и на нас составляют, наверное, самый дурацкий в мировой истории протокол: «Задержаны мальчик и мужчина, переодетый в женщину... »
– Я не мужчина! – возмущаюсь я. – И вообще, живу в этом дворе и могу документы принести! –
Фраза вышла корявая, но хоть как то я должна объясниться.
– Принесёте принесёте! Никуда не денетесь! Ну надо же, «Платформы Ковалева» им мало!
– Какого Ковалева? Нас туда отвезут? – с ужасом прошептал Паша.
– Сиди уже и молчи, – шепчу в ответ.
«Платформа Ковалева» – станция, куда от Питера
можно добраться на электричке, известное место среди любителей галлюциногенных грибов. Об этом, благодаря работе в ночном клубе, я прекрасно знаю. Пусть не пробовала, но зато наслышана. Говорят, милиция задерживает всех нариков, опознавая их по пакету, торчащему из кармана. Обычные грибники ходят с корзинами и ведрами.
– Послушайте, да мы просто хотели посадить шампиньоны. Работа такая! – Я сумела пустить слезу, благо что разреветься в такой ситуации не так уж и трудно.
А дальше пошло как по маслу. Я рассказала про завод, про объявления, умоляла пройти к нам в квартиру, где я могу показать газеты с предложениями о работе. И что мы никакие не наркоманы... Кажется, ментам надоело, тем более что я уже готова была начать истерику, а им становилось все скучнее. Взять с безработных нечего, сажать пока не за что. Нас отпустили с миром, и мы, прихватив узелок и ведро, пулей вылетели из «уазика».
Моя милиция меня...
– Почему милиционеры ходят по двое?
– Один умеет читать, а другой писать.
– А почему иногда они ходят с собаками?
– Одна голова хорошо, а две лучше.
Голь на выдумки хитра
Стеариновой свечой
Заменила хуй, а че?
Хуй то виснет, то болит,
А свеча всегда стоит!
...Всего за пару дней квартира пропахла мокрой землей, по углам начали заводиться кусачие мошки, а по ночам слышаться маты и вскрики. Это пытаются пробраться в туалет Вова или Паша. Они никак не могут запомнить тропы, проложенные между ящиками, загромоздившими пол и подоконники. Кроме тех пластиковых, выданных в конторе, я пустила в ход то, что нашла дома: кучу разных ящичков из старых шкафов, приспособила даже старый чемодан, насыпав земли и в откинутую крышку. Кое что принесла с помойки, и теперь рассадник повсюду: на полу, на окнах, на холодильнике. А я между ними целыми днями шляюсь с леечкой и поливаю, поливаю... Собственно, работы у меня как не было, так и нет. На то, чтобы расставить коробки, наполнить землей и посадить споры, ушло полдня. И все. Сиди, жди. Говорят, вода в кастрюле закипает медленнее, когда на нее смотрят. Знали бы эти умники, с какой скоростью растут грибы, когда на них смотрят.
Сегодня в гости заявилась Муфлон. Сначала удивленно уставилась на коробы, а затем, узнав их предназначение, устроила целую истерику, она даже задыхалась от смеха.
– Лучше траву выращивай! Или другие грибы, они дороже! Зачем тебе шампиньоны? Они даже в магазине стоят три копейки за килограмм, а у тебя их по закупочной цене будут брать!
– Зато я и не уработалась совсем!
– Всего лишь устроила болото!
Мы препирались, пока не надоело. Зато когда я узнала, чем она занимается, тоже покатилась от смеха. Муфлон с другими девчонками создали собственное порношоу и теперь гастролируют с ним по стране. Идею шоу они, конечно же, спиздили у москвичей, но зато значительно обогнали их по цинизму и цене – сексу больше, а прайс меньше. С качеством тоже все ясно: после работы в клубе у всех остались шикарные костюмы и связи с хореографом, который помог поставить номера.
– А это не опасно? Перед кем вы выступаете? – изумилась я.
Все таки выросла в советские времена: представить приличных граждан с женами, смотрящих подобное шоу, мне сложно. Порнуха и у нас в клубе была, но совсем немного, да и то под занавес, когда народ как следует напивался. А тут все шоу строится на порнухе! Это же как представишь, что еще и афиши по городу расклеены с рекламой развратных девиц, – не понимаешь, в какой стране живешь. А значит, где они работают? Перед бандитами в сауне?!
...Кстати, к слову, я и сейчас то поверить не могу в их существование! И многие из моих знакомых тоже, но шоу под претенциозным названием «Платинум», тем не менее, существует по сей день и дает шороху многим городам России и ближнего зарубежья.
– Везде выступаем! – спокойно сообщила Муфлонина. – В клубах, в ресторанах. Сложнее всего, конечно, перед молодежью. Эти готовы голову в тебя засунуть. А так народ нормально реагирует.
Ко мне «порнодива» явилась с просьбой помочь им с реквизитом. На сцене фаллоимитаторы смотрелись бы более эффектно, если бы изнутри сделать подсветку, чтобы получились «светящиеся пиписьки» или «озорные петушки». Шутки шутками, а изготовлять такой реквизит приходится самим. То, что продают в секс шопах, хорошо в постели, но малоэффектно на сцене. А за работу они заплатят. Муфлонища привезла прозрачные, полые изнутри фаллоимитаторы и светодиодные лампы. Я с ходу внесла рационализаторское предложение: вставить в рот фонарик, чтобы шняжечка в попке светилась. К моему удивлению, стриптизерка всерьез об этом задумалась.
...Ну а потом рассыпалась в деталях представления. Самым эффектным номером у них является двухметровый фейерверк, которым освещают зал! Его танцовщица запихивает во влагалище, при этом встав на голову. Зрительницы ахают: «Не приведи господи так на жизнь зарабатывать!» Но наших девочек ничьим мнением не смутить. Они говорят, что обычный стриптиз всем надоел, зато их часовая программа, составленная целиком из порнономеров, вне конкуренции.
Кстати, в качестве заменителей мужика танцорки используют все: хвост от костюма «кошечки»; в танце медсестер градусники; рукоять плети, если номер садомазо... В какой то момент я сбилась со счета, сколько приборов могут удовлетворить девушек.
– «Мирамистин» приходится покупать в аптеках литрами, чтобы промывать реквизит, – продолжает циничная красавица.
– Анекдот такой есть: «Береженого Бог бережет», – сказала монашка, надевая на свечу презерватив.
Танцовщица долго ухахатывалась. Вот что значит частый секс – веселья выше крыши. Правда, и проблем до жопы. В каждом аэропорту их задерживают, заставляя вытряхнуть все содержимое сумок, рюкзачков и баулов,. превращая рядовую проверку в цирковое представление. Работники аэропортов, безусловно, любят поиздеваться. Они прекрасно видят, что предметы неопасны, – ну кого можно убить силиконовым фаллосом, однако, пользуясь властью, с удовольствием обыскивают и задают тупые вопросы: «Что это, наручники? А это плетка?... Зачем она?»
– Чтобы пороть, – девушки уже научились отвечать в той же манере. – А это фаллоимитатор! С ним трахаются!..
Придираются чаще к «римским свечам». А они дорогие, от 150 долларов за упаковку, которой хватает на десять раз. На них не экономят, чтобы владелицу «подсвечника» не разорвало на мелкие сувениры для зрителей, а гады из так называемой «службы авиационной безопасности» пытаются конфисковать реквизит на новогодние сувениры.
– Ладно, будут у тебя хуевые лампочки... вернее, пиздатые светильнички! – согласилась я.
Мне теперь главное – хоть какая то работа. Весь оставшийся вечер я паяла. Паша ушел к другу. Вова... Вова сказал, что едет бомбить, а правда это или нет, я не допытываюсь, раз уж когда то мы договорились о свободе отношений. Главное, что ничто не отвлекает от дела, кроме, разумеется, мыслей примерить это «дело» на себе...
– Логическое завершение надругательства над природой, – произнес кто то, выведя меня из задумчивости.
Уже через секунду я его узнала, свой собственный голос двадцатилетней давности.
– Ты опять здесь? – ощетинилась я.
– Конечно! Как не полюбоваться на такую веселую картину! Такого и в цирке не увидишь.
Наверное, зрелище и вправду не для слабонервных: растрепанная баба в халате среди ящиков с землей сидит на кровати и припаивает лампочки к искусственным хуям.
– Ну и что? У кого то жизнь вполне ординарная, а у меня такая вот оригинальная.
– А в чем оригинальность? В том, что работы нет, а Вова твой гуляет и даже не скрывает от тебя измен, словно ты не женщина и не должна ревновать и обижаться?
Я вдруг разозлилась:
– Может, мне на цепи его держать?! Как делают другие «абсолютно нормальные» бабы?!
Да, у нас свободные отношения, но они ничем не хуже брака, где люди третируют друг друга. Например, каждый день над моей головой в квартире, расположенной этажом выше, идет перепалка между супругами моего возраста. Жена орет на мужа, что тот посматривает на баб. Причем именно «посматривает», для чего то большего у него вряд ли есть возможность, но уже только за «посматривания» жена готова его убить.
«Тебе уже сорок, а все туда же! Помирать скоро, а он на девок пялится! Тоже мне мальчик нашелся!» – орет она так, что слышит весь подъезд. Сорокалетнего здорового мужика готова превратить в инвалида, а еще лучше – похоронить, чтобы уж наверняка ни с кем не изменил! Это как в анекдоте: раскапывают могилу, а там записка: «Я через две могилки у подружки Нинки».
Подобную «супружескую любовь» я видела миллион раз. Тетки, ущербные телом и душой и не нужные никому, кроме своих мужей, за которых они вышли сразу после школы, стараются из полных жизни и желания мужиков поскорее сделать стариков.
– Ты на ее месте вела бы себя так же. Твои мать и бабушка точно такие же. И вообще, все женщины пытаются сохранить то, что принадлежит им.
– Они не женщины, а курицы!
– А ты кто? Лебедь?
– Я точно не наседка. А ты? Приходишь такой красивый в свадебном костюме, но каким ты стал бы сейчас?! Новый муж Ленки – жирный боров. Она специально откармливает его как на убой, чтобы лень было лишний раз вставать с дивана! Если бы не я, ты превратился бы в диванную подушку. А у этих «диванов» давно исчезли даже мысли о сексе. У меня хотя бы свободные отношения, но они есть! И вообще, сколько можно доказывать мне, что жизнь у мужиков чем то лучше моей! Они же собственный член не видят уже и в зеркале – его просто не достать из жировых складок...
Меня понесло. Я даже припомнила классификацию ожирения по Трахтенбергу: первая стадия – когда не видишь висячий; вторая – когда не видишь стоячий; и третья – когда не видишь, кто у тебя сосет.... Хотя Львович все таки романтик – у этих овощей уже давно никто не сосет!
– Зато он есть!
– Велико счастье! Если бы хрень у них работала, так спроса на искусственные бы не было! А то вон все магазины забиты.
– Хорошего много не бывает! И используют их все по разному.
– И что они с таким огромным будут делать?
– Да тут еще и лампочки какие то...
– Мать сходит с ума, определенно.
– Да ладно. Штуковина для баб всегда нужная, только вот зачем ей с лампочками?..
Я вдруг проснулась. Над кроватью стоят Вова с моим сыном и с интересом обсуждают фаллоподсвечники.
* * *
Муфлуша осталась довольна и хорошо заплатила. Деньги брать не хотелось, я и так могла помочь по дружески, но она настояла. Видимо, моя жизнь со стороны действительно выглядит не очень хорошо.
– А мы вчера из Риги вернулись! – Ее переполняют впечатления от гастролей. – Нас встретили на двух джипах с охраной и цветами, отвезли в лучший отель. В номерах джакузи, а в моем – даже сауна была. В клубе каждой из нас выделили по гримерке, но мы все равно в одной... Люди швыряли деньги на сцену пачками, угостили бутылкой вина. Мы его в один присест приговорили, а к нам подходит официант и спрашивает: «Вы знаете, сколько эта бутылка стоит?» Мы говорим: «А что, платить придется?» Он говорит: «Нет. Уже заплачено, но если вам интересно, то ее цена пять тысяч долларов... » Мы тут винищем этим дорогущим чуть не подавились. Уж лучше бы деньгами дали... В аэропорт нас отправили на лимузине с оркестром... Короче, латыши нажрались, как русские.
«Господи! Как интересно люди живут!» – думала я и, едва проводив ее, помчалась в продуктовый за вермишелью.
На весь гонорар набрала еды: восемнадцать... нет, лучше двадцать, чтобы надолго хватило, пачек макарон, бутылку кетчупа... нет, лучше купить томатной пасты и дома самой сделать соус, так в три раза дешевле получится. А колбаска почему такая дешевая? Сегодня заканчивается срок годности?.. Ничего! Сегодня же и съедим. Эй, колбаска еще есть? Все? Жаль... Селедочка, лучок, картошечки двадцать килограмм... Господи, как же я все попру?!... Соленые огурчики (лучше бочковые – они стоят меньше), ананасы в банках... Почему эти дороже? Ах, кружочками... Не нужно мне кружочками, и обрезочки сойдут... Так... И бутылочку водочки... А на десерт еще одну и «Кровь Микки Мауса», то есть кока колу, запивать. Подъехала с тележечкой к кассе, а там объявление о том, что требуются продавцы кассиры. А что, может, жизнь налаживается?! На что, на что, а уж в кассиры сгожусь точно!!!
... На следующее утро, несмотря на головную боль и тошноту, все же начала собираться на собеседование. Только оделась – обнаружила, что кончились все помады. Пришлось ногтем выковыривать остатки из пустых тюбиков и размазывать по губам. М да, даже до операции у меня не было проблем с косметикой. Парадокс, когда жила в мужском теле, всегда находила абсолютно все, что нужно для макияжа. Теперь бы эти «сокровища» вернуть...
Собеседование проводила какая то «пешка», которую посадили просто опрашивать кандидатов на должность и просить их заполнить анкету. И стоило на такое мероприятие тратить остатки роскоши?.. Заполнила все графы.
Но они так и не позвонили.
Думаю, дело в возрасте.
* * *
Грибы активно лезут из земли. В квартире пахнет, как в лесу после дождя. Я не удержалась и решила срезать несколько к ужину.... Они еще шипели на сковороде, когда накрыла стол, разложила купленные еще Леной салфетки, поставила тарелки, нарезала хлеб, повернулась к столу.... Там сидел Олег.
– Знала бы, что придешь, нарвала грибов на «Платформе Ковалёва».
– Зачем столько лишних усилий. Ты и без грибочков как галлюцинация.
– Послушай! – Я с силой постучала ложкой о сковороду, стряхивая налипшие грибы. – Из нас двоих глюк – это ты!
– А мне казалось, что ты – мухомор затейник или поганка аккомпаниатор!..
– Я просто пытаюсь выжить.
– Как в анекдоте про китайцев? Они голодают, и тут им привозят картошку, чтобы могли посадить и вырастить. Ее, конечно, посадили, но она не растет – выкапывают каждый день, потому что «кусять» хочется.
Но тут в дверном замке повернулся ключ, и кто то пришел. А ОН исчез так же быстро, как когда то успевала исчезнуть ОНА.
* * *
Грибы я пока сдавать не возила. Мы прикидывали их вес, выходит, что выручу за них совсем немного, и тащиться в промзону глупо. Того, что заработаешь, едва хватит на дорогу, так уж лучше есть грибочки с картошкой, чем мотаться с рюкзачком и авоськой. Вова все равно приносит немного денег, так что на еду хватает. Правда, по дому он делать ни черта не хочет.
В квартире что то с проводкой, возможно, я повредила ее, когда искала на антресолях ящики для земли. Свет в коридоре не горит, и холодильник отключается, поэтому шампиньончики приходится в сеточке вывешивать за окошечко. Эти огромные баулы привлекают голубей и ворон, которые загораживают панораму, но внутри ничего... спокойный полумрак. Проводку я и сама могу починить. Там дел на полчаса, но мне совершенно не хочется брать в руки отвертку, фонарик, тащить стремянку...
Все, что я любила делать, будучи в мужском теле, мне теперь противно. Я – ЖЕНЩИНА!!! Пытаюсь заставить Пашу или Вову, но ни тот, ни другой никак не реагируют на мои просьбы. Говорят, что им некогда и что обязательно сделают... чуть попозже, когда нибудь потом. Паша, нахал, еще невинно спросил, почему бы мне не сделать это самой. Он помнит, что я всегда легко управлялась с проводами. Отвечать не стала. Продолжаю сидеть на кресле и дуться. Тоже мне мужики! Будем жить без света! Да будет тьма!
... Беспокоит только одно. В сумраке я постоянно вижу лицо Олега. Этот горе призрак выбирает темные углы и прячется там, где никто его не видит, кроме меня, и смотрит, смотрит, смотрит... Наблюдает за моей жизнью, считая все женские промахи, словно Страшный Суд для меня уже начался.
Новый лох лучше старых трех
Наша авторская мебель
Одинаково годна
И для юношеских ебель,
И для старческого сна.
Сегодня, сидя на толчке, взяв в руки порезанную газету, обнаружила незамеченное доселе объявление: «Приглашаем к сотрудничеству продавцов коммивояжеров надувных матрасов». Зарплата высокая, график свободный, я «купилась». Доделала свои дела и пошла. Точнее, пошли мы. Я и Олег, который практически уже не отходит от меня. Я, конечно, стараюсь не замечать и не разговаривать с ним, петь про себя какие то песни, которые ему категорически не нравились и когда то отгоняли его, как молитва – черта, но не реагировать на самые едкие подколки этого дьявола практически невозможно.
...По указанному адресу обещанного магазина не оказалось. Обычный жилой дом, во дворе которого стоит грузовая машина.
– Сюда! Иди сюда, – кричит здоровая бабища из машины.
Я оглянулась, поблизости никого нет, и пошла к грузовику.
– Ты по объявлению? – с места в карьер начала бабища.
– Да. А у вас разве не магазин?
И тут она начала грузить меня на тему, что магазины – это уже не актуально. Магазины ведь должны платить за аренду помещения, за электричество, за «крышу» и еще много за что; короче, вот из за такой канители товары и стоят в магазинах дорого. А их матрасно надувная фирма избегает подобных условностей и просто предлагает брать товар на реализацию. Берешь несколько и ходишь по офисам и конторам, предлагаешь – показываешь – рассказываешь. Народ у нас дешевку любит и расхватывает. Пусть нет гарантии, но на одно лето позагорать его все равно хватит.
– Ну нет! – Я с ходу решила отказаться от авантюры, но тётка назвала цену за матрас, и я тормознула в раздумьях.
– Но вам же нужно, наверное, деньги за них отдавать сразу?
– Нет, что вы. Можете оставить в залог паспорт.
Инстинкт «жопосохранения» начал вопить, что загремлю под фанфары с этим барахлом, однако во время нашей беседы я увидела, что к грузовику подтянулось еще десяток матрасораспространителей. С виду более сытых, чем те, что приходили покупать грибные споры.
– Давай давай, не стесняйся! Твори, выдумывай и пробуй! Для тебя это не просто работа, а практически карьерный рост какой то, – сообщил ОН.
– Исчезни, – процедила я.
Люди бойко тарились матрасами, а я, стоя рядом с грузовиком, раздумывала. Что делать? Вернуться домой? Но там нечего есть, кроме шампиньонов, от которых уже изжога. Кроме грибов там еще сын, а вечером должен приехать Вова, и неизвестно, есть ли у него деньги. Но даже если «капуста» и имеется, то разве он обязан содержать моего ребенка?
– А ты чё вылупилась? Чё тут раздумывать та!? – Бойкая тетка из распространителей уставилась на меня. – Хватай в обе руки, да почесали. Вместе то, поди, не так стрёмно будет, а чё продадим – пополам. Хочешь, не бери сегодня товар, пойдем с моим.
«Она выбрала тебя за твой рост, – тут же съехидничал Олег. – Сумеешь отбиться от хулиганов».
Лучше бы ОН молчал, возможно, я бы ушла спокойно и забыла об этой «коммивояжерке», но, когда ОН что то советует, я всегда, как правило, поступаю наперекор.
– Пошли.
Все равно делать нечего. Тетка радостно уступила мне одну сумку, и мы тронулись. В пути выяснилось, что тётку звали Лида и болтала она без умолку.
– Раньше я так мороженое брала под реализацию. Его машинами прямо с хладокомбината привозили. Повесишь ящичек на плечи, привяжешь впереди себя, и по электричкам. Только сиськи мерзнут, а так ничего. Можно еще в сумке на колесиках возить, но колеса в тамбуре застревают. А в руках носить, так через два часа руки так немеют, будто нету их вовсе.
– А где денег больше – на мороженом или матрасах? – Я, как могла, косила «под своего».
На самом деле мне совершенно безразлично. Я здесь только временно.
– Сначала то было на мороженом, – делилась Лида. – Да только сейчас развелось таких продавцов, что до Москвы раком можно поставить и обратно! А доход то какой? Тащишь короб, а потом узнаешь, что впереди тебя всего на два вагона какая то шмара с таким же коробом и идет. И все, кому оно надо, у нее и взяли. Да и тает мороженое быстро. Если за день не продала, так и считай, попала. А с матрасней проще, не задвинешь так хоть взад вернешь...
Вполуха я слушала рассказы о том, как конкуренция породила войну среди мороженщиков, но поскольку они слишком мелкие торговцы, то урегулировать дикий рынок нереально. А «матрасников» пока немного. И, как люди «интеллихентные», они маршруты и районы города поделили. Я не интересовалась у Лиды, но по ее болтовне поняла, почему она не ищет себе нормальную работу. В речи ее проскальзывали блатные нотки. Женщину в возрасте с уголовным прошлым вряд ли куда возьмут. Ну а я?..
Круг замкнулся. Я чувствовала, что теперь окружена самыми неблагополучными людьми и одним зло ухмыляющимся призраком. Он молчал практически весь день, давая мне сполна наслушаться бредовых историй из жизни мелких лавочников.
В первую «смену» мы «задвинули» три матраса. Кое где нас «гоняли мусора», кое где шпыняла охрана, а на одном из офисов, куда мы хотели сунуться, обрадовавшись, что его никто не охраняет, вообще висела надпись: «Коробейникам вход запрещен» с доброжелательной припиской фломастером внизу: «Пошли на хуй!!!» Я помогла дотащить остатки до метро, Лида везла их домой.
– Ну что, завтра снова вместе?
– Не знаю.
Честно говоря, за сегодня я упахалась окончательно. Матрасы таскать пришлось мне, Лида же только молола языком. Впрочем, я не протестовала против такого разделения труда, мне все таки надо подучиться. Но завтра я уже и сама справлюсь.
Теперь я коммивояжер, и уже неделю длятся мои «коммивояжи». «Эх, полным полна моя коробушка!»
А что? Неплохо. Не надо рано вставать, а если бродить по городу надоело, можно и домой вернуться. Вчера встретила еще одного из наших. Он стоял у метро с... надутым матрасом. Оказалось, что ходить надоело, и он решил просто продавать их, стоя на месте. Что категорически запрещено, ведь разрешения на торговлю у нас нет. Зато надутый ярко красный новенький матрасик, пахнущий свежей резиной, как красная тряпка на серой весенней улице, привлекал взгляды и вызывал мечты о приближающемся лете. Купить его хотелось, не то что его братьев, сложенных впятеро и напоминающих детские клеенки. «Эх, парниша, будут... будут у тебя проблемы!» – подумала я и пошла дальше.
На следующий день ноги отказались нести меня и сумку с товаром. Я добрела до метро, где конечности буквально вросли в землю. Да еще и туфли, купленные на деньги, заработанные в клубе, собирались с минуты на минуту издать последний «вскрип» и умереть.
И я встала у «Нарвской». Вот только надуть посреди улицы матрасы оказалось нереально, и я просто разложила их на скамейке, ожидая какую нибудь любопытную тетку, которая не замедлила появиться.
В тот день я продала парочку. Дело пошло. Значит, алгоритм такой: надуваю их дома и возвращаюсь сюда же.
Чем пахнут ремесла
Для полного счастья всегда чего то не хватает: то табуретки, то мыла, то веревки...
– Сел он утром на кровать – стал матрасы надувать! – скороговоркой выпалил Олег.
– А зачем ты их надуваешь? – Паша, уплетающий на кухне котлеты, с интересом на меня уставился.
– Как зачем? Чтобы показать товар лицом.
– Скажи ему, что его мама работает матрасонадувалыцицей, – Олег ехидничает.
– Отстаньте от меня все! Работаю как могу.
– Кто – все? – недоумевает Паша, с аппетитом пережевывая мой вчерашний труд.
Надо бы как то донести до него, что я уже не работаю в клубе и деньги мне сейчас достаются очень тяжело. Он мог бы и помочь. Но смотрю в его светлые невинные глаза... а ведь ребенку просто никто пока не говорил, что надо работать. До окончания института он имеет полное право сидеть на шее родителей. Да я и сама так сидела. Сначала ты учишься, потом ты «молодой специалист»... Хорошая зарплата появляется очень не скоро, и все это время родители поддерживают; по крайней мере в моей семье и в Ленкиной было так же. И Павлу, естественно, даже в голову не приходит поиск других вариантов! Значит, я должна дать ему то, что и мне дали мои родители. Это просто мой долг.
Вот только надо заставить его вернуться в институт. Но как? Ведь он ничего не говорит мне про мою жизнь, про то, что бросила его... Так какое имею право лезть в его дела?! Такая, я значит, никудышная мать, но родителей не выбирают... и не меняют. И здесь замкнутый круг. Который уже по счету? И сколько их будет?
* * *
Павел по прежнему сидит дома.
* * *
– А вот скажите, если он сдуется, вы обменяете?
Дура старая.
– Обменяю, конечно. Я здесь каждый день.
– Ты – старая обманщица и обманываешь своих сверстниц пенсионерок. И чему тебя учили в школе? Бабулек нужно не наебывать, а через дорогу переводить! – Олег, мой призрак, смеется и кружит вокруг,
– Сгинь!... Женщина, берите для внуков, скоро лето, поедете с ними на дачу...
...«Муссоршмидт» остановился в нескольких метрах от меня. Я не заметила их, расписывая какой то «курице», как ее внуки будут счастливы. Она уже отсчитывала деньги, я машинально смотрела на купюры и не заметила, что «ментокрылые» спокойно стоят рядом и наблюдают...
– Ну у, товарищ начальник, – я пыталась найти нужный образ для общения с ним, вспоминалась только Манька облигация. – Я же не знала, что закон нарушаю. Меня наняли продавцом, сказали – постой у стеночки. И всё.
– А я говорю, заплатите штраф за торговлю без разрешения – и всё. Заберете свои матрасы.
– Ну, может, не надо? В первый раз, может, отпустите?
– Что вы так волнуетесь? Вы же сами сказали, что вас только наняли. Ваша фирма должна оплатить штраф, а вы можете быть свободны.
Он встал, давая понять, что мне пора валить из его кабинета.
Вечером позвонила Лиде, рассказала ей всё. Она сказала, что тетка из автобуса не отдаст мне паспорт, пока не верну товар или деньги за него. А наша «фирма», конечно же, не станет штрафы оплачивать. Они ведь дали четкие инструкции – не стоять на одном месте. Пока ты его носишь, ловить тебя за руку бесполезно...
* * *
Павел по прежнему сидит дома.
* * *
Шампиньоны постепенно перестают расти.
Но нет настроения что то делать, убирать лишние ящики. С балкона землю тоже не выкинешь. Приходится ставить их один на другой...
* * *
Я решила получить новый паспорт, но оказалось, что для этого требуется справка от ЖЭКа. Я не решилась туда сунуться. Долги за газ и свет не оплачены. Пока ни то ни другое еще не отключили, но, может, про нас просто забыли? А появись я там, тут же полезут проверять документы... Ну и черт с ним, с паспортом! Я махнула рукой. Для чего он мне сейчас? Но мое спокойствие оказалось нарушено неожиданным звонком, и на сей раз это не автоответчик, а та самая толстая тетка с грузовика. У нее остался мой паспорт, по адресу прописки она и вычислила телефон.
– Где деньги, сука?! – просто и зло спросила она.
– Я не успела продать матрасы. Меня забрали в милицию.
– А мне какое дело?
– Послушайте... – Я тянула время: как оправдываться, непонятно. – Вы же сами знаете, ваш бизнес незаконный...
– Тебе же, дрянь, сказали: нигде не останавливаться?!
– Ну да...
– Короче, если не вернешь деньги или товар через неделю, пеняй на себя!
Болото засасывало все сильнее. Хорошо, что в новый паспорт мне не вписали ребенка, а то неизвестно, что эти люди сотворили бы с Пашей. Но что делать с матрасами? Мне даже нечего продать. Если они явятся сюда, то что могут отобрать? Только компьютер.
Вечером обо всем рассказала Вове, но он заявил, что это ерунда. Они, конечно, будут угрожать и действовать на нервы, но ничего не смогут сделать. Ведь иначе – уголовщина. Слишком рискованно.
* * *
Павел живет в интернете.
* * *
Володя не появляется.
* * *
Зато появилась паника и не отпускает ни днем ни ночью. Где взять денег?! Грибы уже не сдашь, мы все их съели. Во сне мне являются розово голубые матрасы, которые каким то образом нужно спасти из милиции; я убегаю от тетки, которая хочет меня задушить, а наяву меня изводит Олег. Дни я провожу в отчаянном поиске надомной работы. Нашла объявление: «Ищем людей для изготовления гипсовых фриз». Тех самых, что лепятся на потолок. Мне кажется, дело надежное. Сначала проходишь обучение в фирме, потом покупаешь там же по оптовым ценам формочки, гипс – и вперед. А потом относишь готовые фризы приемщику. Платят за них значительно больше, чем за шампиньоны.
Целую неделю лепила фризы. Вся мебель покрылась белой пылью. Страшно даже подумать, что творится в легких. Руки чешутся. Кожа на лице огрубела. Но через неделю я стояла на пороге фирмы с пакетом готового товара и гипсовой улыбкой на измученном лице. Однако приемщик совсем не выразил радости, увидев меня. Фризы осмотрел критически, а потом заявил: «Вот у вас пузырьки, видите?»
– Вижу. Тут миллиметр. На потолке его даже никто и не заметит.
– Заметят, когда будут покупать! Нам не удастся их продать.
– Но пузырьки на одной, купите другие.
– При наличии пузырьков мы бракуем всю партию.
...Я бесилась. Как сказать ему, что всю неделю мне звонят с угрозами?! Ему наплевать. Судя по препиранию, он уже поднаторел в спорах. И, кажется, здесь вообще никто не собирается ничего покупать. Самое главное, что я, взяв деньги у Вовы на квартплату, отнесла их в контору и заплатила за гипс, формы и учебу.
Ушла ни с чем. А что, если и остальные конторы существуют по такому же принципу? Я уже приглядела для себя фирму, где предлагают делать пуговицы, но там обучение дороже в три раза, а занимает всего один день. Явный обман. Наверное, там выбраковка еще больше, они же прекрасно зарабатывают на обучении.
Теперь по ночам мне снились не только матрасы, но и гипсовые фризы. Они пузырились, пузырьки лопались, гипс капал на пол, мне на голову, на тело, тяжело пригвоздив его к матрасу. Я уже не могу пошевелиться, кто то сильный вдавливает в кровать. В детстве бабушка говорила мне, что человека во сне душит домовой, который не любит его. Открыла глаза, но вместо домового меня душил Олег.
* * *
Сегодня, отправившись на поиски денег, встретила старого знакомого – смотрящего. Он был «прикинут» в «модный», образца 90 х, спортивный костюмчик, коленки которого растянулись до неприличия. Его старенькая восьмерка с напрочь убитым тарахтящим движком полностью гармонировала с внешним видом хозяина. А ведь когда то он ездил на «Мерседесах». Я хотела проскользнуть мимо, но, к несчастью, он меня заметил.
– Привет, чудовище! – пошутил он.
– На себя посмотри! – я тоже ответила шуткой.
– Стареешь?
– А ты все машины меняешь?
– А ты чем занимаешься?
– Работаю... На дому.
– Клиентов, что ли, принимаешь?
– Нет. Я теперь замужняя.
– Женилась, что ли?
– До свидания!
– Да ладно тебе, постой! Ты с девчонками то общаешься?
– Общаюсь, – похвалилась я.
С ним то никто не хотел поддерживать отношения.
– Я тут на Канарах трубу потерял, и все контакты похерились. Дай ка мне их телефоны. – Он достал записную книжку, и я тут же пожалела о своем хвастовстве.
Ну конечно, зачем еще ему спрашивать, дружу ли я с ними! Видя, что я замешкалась, тут же сообщил:
– Работу хочу им предложить. «Наш» новый клуб открывает.
– У меня нет при себе, телефон в джипе у мужа забыла, – тут же наврала я. – Ты запиши свой, если они будут звонить, передам.
– Так у меня жена, как они мне позвонят? Мне потом голову открутят, – он врал так же вежливо, как и я.
Не мог же хамить мне, как когда то. Тогда он просто ничего не получил бы. Но соревноваться во вранье с трансом – все равно что плеваться с верблюдом.
Спекулянт народник
– Еврей, еврей,
Продавал червей.
На тарелочке носил –
по копеечке просил.
Дразнилка
Спокойствие, только спокойствие
По аромату моего мыла можно сразу сказать, какое у меня настроение: хозяйственное или туалетное.
У меня уже нет ни туфель на шпильках, ни длинных ногтей. От сидения дома я расплываюсь. Теперь на мой размер не подобрать красивой женской одежды, только что то старушечье. Или все шить на заказ. Но о таком страшно даже думать. Вова, изредка появляясь, конечно, дает немного денег, хотя чаще просто привозит продукты. Я не могу сказать ему, сколько на самом деле мне нужно для поддержания «женской красоты». С каждым днем – все больше и больше. Кроме безденежья меня преследует призрак прошлого. Олег стоит надо мной, когда умываюсь, готовлю, ложусь спать...
* * *
Сегодня в метро случайно встретила своего психиатра. Того самого, что был первым в списке врачебной комиссии, проверяющей мою адекватность. Он еще больше округлился, под глазами появились морщины. Я его даже не сразу узнала. Он первым окликнул меня.
– Эй, фрау мадам!
Я резко обернулась. Голоса, бывшие когда то очень значимыми, не забываешь. Господи, почему не накрасилась, отправляясь на поиски очередной работы?! Раньше ведь прихорашивалась, даже выходя выносить мусор.
– Ну, как жизнь? – бодро поинтересовался он.
– Великолепно, – ответила я плохо слушающимися губами.
По его глазам видно, что он не верит. А мог бы и скрыть. Значит, не хочет... Потом мы почему то вышли, сели на лавочку возле метро, и я долго рыдала на его плече. Он, кажется, торопился и был расстроен тем, что вообще спросил меня о делах. Потом что то долго говорил мне – я вникала лишь местами – мол, мои расстройства вполне понятны; что наша половая идентификация – самая важная составляющая психики человека, и что мозг тратит колоссальные ресурсы на поддержание в этом сегменте стабильности; а я, видимо, перестала нравиться себе как женщина; отчего и пропала уверенность в правильности поступка, ведь то лицо, которое ежедневно глядит из зеркала, – лицо опустившегося мужика...
То ли общество так забило меня постоянными вопросами «зачем», то ли я сама себя из за отсутствия средств. Если бы я имела возможность поддерживать себя, все складывалось бы иначе. А так – проблема нелюбви к себе вылезла в психическое расстройство. Моя половая идентификация пребывает в полной растерянности. А вслед за ней может выйти из строя вся нервная система. Потом – мозг.
– И что же делать? – испугалась я.
– Успокоиться и принять себя такой, какая есть, – предложил он. – Или приходи к нам подлечиться.
Ну и присоветовал. Опять замкнутый круг: хорошим докторам нужно платить за прием, а бесплатно лечат только в «психушке»... А ее я хорошо помнила, вернее, не могла забыть. Толстые иглы, грубые медсестры. И та, что пыталась вернуть меня на «путь истинный», надеясь получить хорошего мужичка с приличным окладом, да так и не смогла. А еще те два психиатра советского образца, глядящих на меня с ненавистью партийного работника, обнаружившего в рядах коммунистов пидараса. Представляю, как они будут счастливы выместить на мне собственные несчастья. Если я туда опять попаду, то обратно уже никогда не выйду.
* * *
Вечером телефонный звонок – сумасшедшая тетка, у которой я взяла на реализацию матрасы, оскорбляла меня, как только могла. Я привычно отключила слух, раздумывая, что будет смешно умереть от рук банды матрасников убийц. Но все таки такая смерть слишком попахивает фарсом. Я сразу представила кабаре и Трахтенберга: «Дамы и господа! Не проходите мимо! Смерть коммивояжера! Уличная драма, копеечная резня! "Трехматрасная опера"! Спешите видеть! Приготовьте мелочь для артистов!!!»
Вова не приехал и не позвонил, а я не стала его разыскивать. Просто легла спать.
Утро. Теперь уже дверной звонок разрывается на части. С трудом разлепила глаза, раздумывая, неужели тетка все таки явилась? Может, сразу вызвать милицию?... Еще и Вова где то шляется. Я накрылась подушкой и уткнулась лицом в кровать. Но прятать голову в песок – подставлять задницу. Я не увидела и не услышала, как Паша встал и пошел открывать дверь. А потом до моего слуха долетел гневный женский вопль. До боли знакомый голос моей первой жены Ленки. Она орала на Павла, спотыкалась о ящики вытряхивала из туфель землю, отплевывалась от гипса и одновременно стаскивала с меня одеяло.
– Мне плевать, тьфу тьфу, бабой ты решил стать, или верблюдом, или осьминогом, но что ты делаешь с ребенком?! Еб твою мать (это она чуть не упала и ударилась локтем о шкаф)! Ты безответственная сволочь!
Как будто я предлагала ему прогуливать?!
В общем, сегодня Ленке позвонили из института, спросили, что с мальчиком, почему не ходит, а она ни сном ни духом. И сейчас у нее, ясное дело, шок.
– Мерзавец! Гнида! Пидарас! Мутант! Дрянь! – Она вопила, подпрыгивая от ярости, обращаясь то ко мне, то к нему. – Ты хоть знаешь, сколько потрачено денег на репетиторов?!
И она разрыдалась, что было хуже всего. Мне стало жаль ее, да я и сама готова убить Пашу.
– Ты переезжаешь домой! Собирайся! – заявила Ленка ему. – А ты... Пошли выйдем! – практически прошипела она мне.
По дороге на кухню она едва не упала, налетев на «шампиньонский чемодан». Я так и не успела все выбросить, да и надеялась, может, грибы еще вырастут. Последний ящик, на который моя «бывшая» налетела, вызвал у нее особенную злость. Она пнула его в сердцах, тут же сжала губы от боли в ноге и, наконец, заметила некоторую странность ландшафта моей квартиры.
– А что вы здесь делаете? Для чего земля?!
– Рассада помидоров! Подрастут, будем в огород пересаживать! – строго сказала я.
Ленка, к счастью, не знала о том, что дача давным давно продана, а тот факт, что сейчас осень и до рассады еще далеко, не мог в данный момент уместиться в ее голове, занятой тяжелыми мыслями. На кухне, закрыв дверь, она уселась напротив. Глаза ледяные и злые. Невозможно представить, что озлобленная немолодая женщина когда то признавалась мне в любви; что мы лежали вместе на узкой кровати в холодном дачном домике в ноябре, и нам было тепло; что ради меня она ссорилась с родителями, мешавшими нашему раннему браку; ради меня готова была пожертвовать многим.
– Ты ничего не путаешь? Может, ради меня? – Олег сидел здесь рядом на табурете между нами.
Жаль, что Ленка его не видит, интересно, что бы сказала?... Мне сейчас кажется, она только говорила, что любила, а единственное, что ей на самом деле требовалось тогда, – выскочить замуж не позже своих подружек, создать семью и «жить, как все». Если бы чувства были настоящие, то простила бы и поняла. Но по ее понятиям, суженый должен соответствовать представлениям об идеальном партнере, но Я никому ничего не должна! А раз не выходит «правильно» – она предпочла бы видеть меня мертвой. Нет тут никаких чувств, брак для женщин – просто ритуал. Не знаю почему, но меня это ужасно огорчило.
– Ты что, пьян?! – Ленка уставилась на меня, нахально обращаясь ко мне в мужском роде. – Я сейчас с кем разговариваю? Ты вообще слушаешь?! – И она зашипела: – Наш сын... голубой! И все из за тебя!
Я задохнулась от неожиданности заявления. Паша – гей? Не может быть! Но даже если это правда, то причем здесь я? В свое время я провела немало часов в гей клубах, общалась со многими и знаю, что геи часто вырастают в благополучных семьях. Да еще у всех бабушки и дедушки, также прожившие всю жизнь в счастливом браке!
– Это гены виноваты! Ты что, не понимаешь?! Я еще тогда говорила! – Ленке нужен только козел отпущения.
Но я не собираюсь им быть!
– Какие гены?! Что ты несешь?!
Я принялась приводить ей разные доводы о наивности веры в генетику: например, у нее в семье, как у матери, так и у отца, по четыре пять братьев и сестер. У нас были друзья, родившие по два три ребенка. Но у каждого из человечков своя судьба, свой характер и темперамент. Родные братья даже учиться с первого класса начинают по разному! Одни на пятерки, другие сразу на двойки. В одной семье – и бомжи, и профессора!
Но Ленка не понимала ничего, не нужна ей никакая правда, не нужны ответы на вопросы, ей нужно лишь кого то обвинить, а потом говорить, что сделала все возможное для спасения сына от чудовища отца.
Сын между тем копался в комнате, делая вид, что собирает вещи. Его надо как то спасти от мамаши, но мне спасение уже не под силу. Теперь он взрослый, знает, где я живу, и сам может приезжать ко мне.
– А с чего ты вообще взяла, что он голубой? – вдруг поинтересовалась я.
Оказалось, она нашла у него кучу порножурналов определенной направленности. И еще массу фотографий, где он с мальчиками обнимается на дискотеках. Причем нашла их сегодня, сразу после злополучного звонка из института с уведомлением о его отчислении, когда стала в гневе рыться в его вещах в поисках тетрадей с конспектами и каких либо материальных причин его нежелания учиться. И вот такое нашла! Понятно, что ей сорвало крышу.
– Я сейчас. – Мне хотелось пройти в комнату, попрощаться с ребенком и сказать, что мать еще успокоится и все наладится. И что он может в выходные приезжать ко мне, но Ленка вцепилась в меня как ненормальная, с шипящим воплем, что больше не позволит разговаривать с ним.
После их ухода я полезла по карманам, денег еще немного оставалось, хватит на пару бутылок водки. А больше мне и не надо. Вот и ладно! Вот и хорошо...
Последний толчок
– Господи, сделай так, чтобы было не так!!!
...А потом картины идут сплошным потоком. Действительность уже не движется, как раньше, непрерывной линейной чередой, а прорывается в сознание обрывками впечатлений.
На какое то время, словно из моего мрачного алкогольного кошмара, у меня в доме снова появилась Лили. У нее совсем исчезли зубы, и нос свернут на левый бок. При ходьбе она хромает и чаще просто отлеживается на диване, постоянно жалуясь на какого то мерзавца, бывшего любовника, который избил ее, как собаку. Она прожила с ним полгода, скрывая, что является переделанным мужиком. Узнав однажды правду о ней, он оказался настолько шокирован и обозлен, что спустил ее с лестницы.
– Ведь я его любила, любила а а а, – скулила Лили и «с горя» постоянно напивалась.
Но тащиться в магазин самой ей слишком тяжело, поэтому ходила я. Одним словом, мы просыпались, и я сразу шла в магазин, потом отоваривалась в обед и один раз бегала взять бутылочку на ужин. Кроме того, как то резко мне все перестали звонить – и тетка с матрасами, и Павел, и Владимир... Не было звонков даже из телефонной компании, предупреждающих об отключении связи.
Про меня все забыли. И как ни странно... когда матрасники угрожали; когда приходила скандалить бывшая жена; когда Вова собачился с Лили и когда Муфлон являлась с искусственными хуями – жизнь казалась более насыщенной, чем сейчас, когда уже никто не беспокоит. В таком одиночестве чувствуешь себя живым трупом.
Поэтому я невероятно обрадовалась, когда однажды позвонила Блевотина, решившая вытащить нас в клуб, где собрались все, кто когда то работал с Ромкой Трахтенбергом. К тому же там обещали вкусную еду и халявную выпивку, и снова я увидела вокруг себя кучу старых друзей. Сам Роман бегал по клубу, и поговорить с ним так и не удалось, зато познакомились с его друзьями, музыкальной группой «Стоматолог и Фисун».
– Вы что, правда настоящий стоматолог? А как вас зовут? – Лили сразу приободрилась.
– Правда! Леха! – сразу на два вопроса ответил толстый, высокий и лысый тип, больше похожий на Шрека, чем на врача.
– А кто такой Фисун?
– Просто еврей. Хотел стать гинекологом. Не стал! Но посмотреть может!
Лили захихикала, не забывая держать рот закрытым.
– Мы даже выступаем в белых халатах, – продолжал стоматолог.
Он, наверное, уже привык к вопросам о названии группы.
Лили вовсю кокетничала и пыталась подцепить стоматолога Леху, а он был пьян и, принимая ее за обычную крашенную перекисью телку, радостно «подцеплялся». Она уже лишилась зубов за подобную выходку, но все равно никак не могла уразуметь, что обманывать людей себе дороже. А обман ее вскоре раскрылся. Нас, наконец, совсем не вовремя заметил Трахтенберг:
– Леха! Леха, пока ты не стал пидарасом, я должен рассказать тебе правду!
– Какую? – Тот хлопнул рюмашку и с удивлением уставился на друга.
– Леха, тебя соблазняет бывший мужик! Это же транссексуалы, они же у меня в программе работали!
– Да? Точно! Я думаю, где мог вас видеть! – Он снял свою руку с Лилькиного плеча и слегка отодвинулся.
Потом ему, кажется, стало неловко, и он повел себя очень по джентльменски.
– Нет, я правда могу помочь, если проблемы какие, приходи. – Он достал визитку и вручил Лили.
– Да, проблемы. – Неугомонная дура вновь ожила и завертела хвостом. – Мой бывший оказался настоящим Отелло, хорошо, что не придушил, а только выбил зубы.
Я смолчала о том, что ревность здесь совершенно ни при чем, к тому же, услышав слова «выбил» и «зубы», стоматолог как то сразу погрустнел. Поняв, что работать все таки придется, попросил открыть рот, чтобы взглянуть на то, что осталось. Лили распахнула пустую пасть, врач наклонил блестящую голову и оценивающе посмотрел ей в рот:
– Даже не знаю, стоит ли ставить тебе зубы. Они вряд ли будут держаться.
– Почему?
– Организм разрушается, десны сели, штифты держаться не будут... а вроде молодая... Но я могу предложить вставную челюсть, будете на ночь снимать и класть в стаканчик. Днем кусает – ночью плавает. Ха ха ха...
– Что?! – Она распахнула глаза.
– Красавец...ца, пойми: ну смысла нет ставить то, что все равно выпадет, и лечить то, что неизлечимо!
Он хлопнул еще одну рюмашку, которая ему, наверное, как слону дробина, только слон этой дробью был уже расстрелян... Вернее даже, убит.
– А к челюсти привыкнете быстро... Да и не очень заметно будет... И удобно: сможете чистить зубы и свистеть! А если есть лишние деньги, то лучше съездите куда нибудь отдохнуть, посмотрите мир... напоследок...
Лили подорвалась так, как будто под ее стул залезла гремучая змея.
Дома мы продолжили пить. На путешествия у Лили средств не было, но алкоголь – это тоже своего рода путешествие, в том числе и от собственных мыслей и проблем. Врачи говорили, что после операции я проживу десять, максимум двенадцать лет, срок истекал, и мне становилось все страшнее, ведь я старше Лили, операцию нам делали в одной клинике, и, значит, того, что ждет ее, не избежать и мне. Что же дальше???
...Лили куда то исчезла вместе с частью моих вещей, от нее остались только горы пустых бутылок.
...Как то я стояла у метро, и Вова проехал мимо. Он смотрел в мою сторону, но сделал вид, что меня не заметил.
...Вдруг приехал Паша вместе с молодым обаятельным товарищем. Они привезли много еды и много выпивки, мы долго сидели на кухне, я веселила их историями про работу в ночном клубе. Друг Паши смотрел на меня во все глаза, как на что то невиданное.
– Неужели вы правда голая танцевали? – все переспрашивал он.
– Да! А чего тут такого? Чего нам, здоровым бабам, бояться?!.
И даже не помню, как и когда отправилась спать. Ночью мне снился Вова, его сильные уверенные руки ласкали мое тело...
И с утра дико болела голова...
И Паша почему то кричал на меня...
И его крики эхом гуляли в пустом черепе...
Я мало что поняла, кроме того, что он приревновал меня к своему товарищу, но больший бред даже невозможно себе представить! Однако сын угрожал, что ни когда больше не приедет ко мне, отчего становилось безумно обидно.
...Потом я пыталась сдать бутылки, их оказалось так много, что я могла выручить за них вполне приличную сумму. А в очереди случилась совершенно неожиданная и страшная встреча – я нос к носу столкнулась с Изольдой, которая тоже... сдавала бутылки. Она совсем заросла щетиной, женского в ней не было ни капли. Мы сдали бутылки и взяли по пиву.
Она рассказала, что приехала в Красноярск, где от нее все шарахались как от огня. Мать бухгалтер поддерживала ее, но в прошлом месяце умерла от инфаркта – смерти, больше свойственной мужчинам. У нее на работе начались проблемы, пошли проверки, и оказалось, что у фирмы серьезная недостача. Все сбережения матери пошли на ее покрытие, но этого оказалось мало, и квартиру у них тоже отобрали. Оказавшись в возрасте шестидесяти пяти лет на улице, без всяких перспектив, зато с великовозрастной бездельницей на руках, женщина едва не лишилась рассудка. Или просто не успела, инфаркт убил ее раньше. Изольда собрала свои вещи и рванула на перекладных прочь из города. Через полгода вновь добралась до Питера.
– Хочешь, можешь пожить у меня, – предложила я, потому что оставаться одной мне уже было невмоготу.
– Нет, мне будет неудобно на работу ходить.
Работала она в поездах, продавала пиво и лимонад.
И еще подрабатывала уборщицей на вокзале, за что ей там же предоставили комнатку для жилья. Она сообщила, что совсем неплохо устроена и даже руки уже привыкли и перестали болеть. Наверное, дела у нее и правда идут неплохо. Инка даже дала мне денег, и я снова пошла в магазин.
* * *
...Потом я снова встретила того самого психиатра. Он сидел у моей кровати, а стены в квартире кто то перекрасил в идиотский белый цвет. И все люди ходят в белых халатах. Или я не дома?
– Лежите, лежите, – мягко говорил психиатр. – Вам надо лежать.
Я не чувствую и не вижу правую руку, а что с ней, мне не говорят. Хотя понимаю, что просто лежу под капельницей. Возможно, поэтому мне так хорошо...
– Спишь? Не притворяйся, – теперь у кровати сидит Олег и смотрит на меня неподвижным взглядом. – Ты помнишь, сколько тебе лет, или нет? Думаешь, с тех пор, как лишилась паспорта, летоисчисление тоже исчезло?
Интересно, это я с какого то времени перестала замечать его, или он исчезал? Не могу точно вспомнить – когда проблемы навалились снежным комом, ни о чем не думала и никого не видела. Если над тобой стоит палач с топором, призраков уже не боишься. Зато сейчас, когда мне спокойно, когда знаю, что окружена людьми и их заботой, когда кормят и поят, ОН снова появился.
– Я еще молода.
– Но ты уже умираешь.
– Я не умру. И буду жить долго и счастливо.
– В палате с сумасшедшими. Они всегда счастливы.
– Меня выпишут.
– Только в морг.
– Я буду жить!
– А смысл? Нужна тебе такая жизнь? Ты ведь сейчас лежишь, обколотая транквилизаторами, под капельницей и постепенно превращаешься в овощ. В старый, заметь, овощ. Госпожа небритая морковка, не желаете ли свекольного кофе или картофельного чайку?
Олег измывался надо мною, он злился и, казалось, становился все больше. Его тень уже скрывала окно, расползалась по стенкам и начинала душить меня своей бьющей в глаза откровенностью и прямотой.... Я резко проснулась от ужасного запаха кислой капусты, идущего, как выяснилось, из гнилого рта какой то сумасшедшей старухи. Она лезла ко мне целоваться и все повторяла: «Милок! Милок!» Кажется, что то подобное уже происходило со мной, но когда, где, и, вообще, была ли я...
Или это был только сон – лето, дача, бабушка, мальчики и девочки, играющие во взрослых, еще не понимая, что именно они делают. Девочка, от которой пахло конфетами, а теперь... господи, разбудите меня, я умоляю. И меня услышали – резкая боль в руке заставила проснуться. Сумасшедшая старуха, которая уже забыла о том, что делают «взрослые», лезла с вонючими поцелуями, к тому же сорвала капельницу, сонливость медленно отпускала.
– Помогите! – завопила я и поняла, что горло пересохло, и звук получился очень тихий, но все равно кто то вбежал в палату и стянул с меня старушку...
– Очухались? – спросила непривычно вежливая медсестра. – Тогда пошли в душ.
И она повела меня по длинному коридору. По дороге нам попадались врачи, сестричка хихикала с ними, что не знает, в какую душевую меня вести, мужскую или женскую. Она переживает, что и там, и там я буду смущать больных, – я с горечью вспоминаю, что и такое уже было в моей еще дошкольной жизни, когда мама водила меня в женское отделение, а папа в мужское. Спираль повторениями приводит меня к самому началу.
А сестра находит свободный душ, где никого нет, и я могу спокойно помыться.
...И опять я чистая лежу на белых простынях, как в ночь перед операций, когда еще можно было остановиться и ничего не менять...
– Я в тебя верила, – шепчет мне голос еще одного призрака.
Женский голос.
– Разве я не победила? Сменила пол, прошла через ад...
– Нет. Какой ад? Обычные дела. Думаешь, женщинам легко? Полагаешь, им дается все за просто так? Ты просто сдалась, опустила руки. Кстати, посмотри на них, во что они превратились...
– Я работала, как могла. Продавала матрасы, выращивала грибы...
– Почему ты не работала по специальности? У тебя же есть диплом, имя в нем даже сменили на женское.
– Я хотела работать на дому.
– И сниматься на улице?
– Мне надоели люди со своими тупыми расспросами! Не хочу уживаться с коллективом!
– Они лезут ко всем, не только к тебе. Но ты же видела в интернете, сколько трансов делают успешные карьеры?
– Их единицы. А я обыкновенная.
– Нет, их уже десятки. Они пишут книги, меняют законодательство, работают профессорами в университетах. А та женщина летчик? Единственный транс в мире, работающая пилотом пассажирского лайнера. По ее биографии даже снят фильм!
– Зато я работала в кабаре!
– Экспонатом.
– Артисткой!!! Экспонатом была Лили, которая не умела танцевать! Во мне, по крайней мере, была изюминка!
– Ты ошибаешься. Твоя изюминка лишь в том, что ты транссексуал – ни рыба ни мясо. А я надеялась, что ты станешь настоящей женщиной. Ж Е Н Щ И Н О Й!!!
– А я кем стала?!
– Обычным трансом! Со всеми вытекающими: инфантилизмом, ненужной демонстративностью, склонностью к проституции!.. Да ты и сама помнишь лекции нашего доброго психиатра!
– Я проститутка? Ха ха!!! Сколько людей меня звало в клубе трахаться, а я ни с кем не ездила.
– Деточка, разве ты продавала свои мозги или свои таланты? Нет, ты продавала тело, а им торгуют шлюхи! Ты проститутка, и совсем скоро, когда умрешь, лучшее, чем ты можешь завершить карьеру, – продать свое тело в анатомический театр. Хоть какую то пользу принесешь!!! Ты не хотела быть женщиной, ты хотела быть необычной. У тебя получилось! Поздравляю! Ты неотразима – ты третий пол! Прощай!
* * *
Конец
Напишу ка я песню о любви,
Только что то струна порвалась
Да сломалось перо, ты прости,
Может, в следующий раз...
А сейчас пора спать.