И.А.ВЕРЕЩАГИН
МЕТАФИЗИКА ТОЧНЫХ НАУК
СИНЕРГЕТИКА
Березники – 2012
Автор: Игорь Алексеевич Верещагин
ББК 15.1; 20я7; 22.3; 60.5; 67; 87.3
УДК 5(075.8); 14; 16; 17
МЕТАФИЗИКА ТОЧНЫХ НАУК, СИНЕРГЕТИКА
/ Верещагин И.А. / Оригинал-макет подготовлен в БФ ПГТУ, 2004, доработан 2012, 292 c.
Проведен философский анализ состояния основных разделов математики, физики и синергетики. Диалектический материализм имманентен всей практике человечества. Органическая жизнь копирует материальные процессы в частностях и в целом. Материя неисчерпаема в развитии и эволюции. Она источник самое себя и причина собственной способности отражения, самоорганизуясь в органическую жизнь, человека разумного и общепланетарную цивилизацию.
Для интересующихся философией современной науки и развитием естествознания.
Рецензенты: профессор, д.т.н., академик Ю.П.Кудрявский (г. Березники, БФ – Пермский государственный технический университет);
профессор, д.ф.–м.н., С.С.Санников-Проскуряков (г. Харьков, ННЦ – Харьковский физико-технический институт);
профессор, доктор филос.наук В.Н.Соболев (ПГТУ, каф. философии)
© Верещагин И.А.
В -------------- Без объявления
ISBN – 5 – 89009 – 007 – 4
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ5I.МЕТАФИЗИКА МАТЕМАТИКИ1.1.Математическая логика341.2.Теория множеств451.3.Геометрия601.4.Математический анализ701.5.Теория вероятностей79II.ФИЗИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ КАК ГИБРИД ПОЗИТИВИЗМА
И ПОСТНЕОТОМИЗМА2.1.Квантовая механика862.2.Специальная теория относительности1092.3.Общая теория относительности1362.4.Космология1652.5.Теория элементарных частиц182III.СИНЕРГЕТИКА3.1.Зарождение идей и методов синергетики2073.2.Часть и целое в диалектическом единстве2213.3.Философские методы в синергетике2343.4.Усиление роли интуиции и иррационального2423.5.Об антропоцентризме2503.6.Увеличение значимости времени и развития2573.7.Математизация естественнонаучных знаний – возрастание
их абстрактности и сложности2633.8.Коэволюция и синергетика. Глобальный эволюционизм
как основа актуальной картины мира2683.9. Новый гилозоизм2733.10.Мир в единстве синергетического целого и меняющегося,
хаотического, неравновесного281ЗАКЛЮЧЕНИЕ285СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ286
ВВЕДЕНИЕ
Глубокий след в мышлении представителей естественных наук до сих пор оставляет античная метафизика. Она является питательной почвой для различных метафизических течений Нового времени. Направления исторически сложившихся метафизических концепций в естествознании можно с достаточной степенью условности разбить на три главных потока. Первое и самое плодотворное направление обозначил Аристотель.
МЕТАФИЗИКА АРИСТОТЕЛЯ
Как творение философской мысли, метафизика Аристотеля начинается с Книги Первой (А) следующими словами: «Все люди от природы стремятся к знанию». Это заведомая ложь с точки зрения поэта Ф.И. Тютчева и Р.А. Аронова , так как все люди лгут, когда говорят или пишут. Феномен этой склонности ко лжи не поддается пониманию, значит изречение античного мыслителя метафизично уже само по себе. Но можно считать, что не все люди стремятся к знанию – агностик к знанию не стремится, а убегает от него. Матерый метафизик знание, если оно у него есть, прячет внутри себя, в извилинах головного мозга – на то они и извилины. Но какие знания наш метафизик прячет, известно только ему. Остальные люди пользуются знаниями как продуктом информационных процессов, присутствующих в обществе и своим присутствием это общество создающих. Таким образом, матерый метафизик (он же принципиальный лжец) находится вне общества – он над ним «возвышается» как над той природой, которая его создала. В этом плане метафизик еще и метачеловек, то есть сверхчеловек, обреченный на отрицание его миром и на самоотрицание. Отсюда вывод: ложь является крайней степенью метафизики. А раз все люди лгут, кроме, как мы надеемся, Ф.И. Тютчева и Р.А. Аронова, то они – метафизики.
С другой стороны, истина внутри субъекта познания и ложь вне его – это разновидность кантианства, переходящая в заболевание метаэгоцентризмом. Матерый метафизик превращается в непостижимого «трансцендентального» субъективного идеалиста. В итоге получается хороший окрас гносеологии, достойный кисти импрессионистского абстракциониста сюрреалистического ингредиента в постмодерне.
Но выверты метафизической мысли homo беспредельны. О них еще будет сказано и написано немало в будущих веках. Сейчас же мы попытаемся нащупать квинтэссенцию метафизики Аристотеля.
Глава Вторая упомянутой Книги позволяет так характеризовать метафизику Аристотеля: метафизика как мудрость – это высшая степень обобщения знаний о конкретных явлениях; метафизика стоит высоко над чувственным миром и сферами приложения частных наук, являясь основой Первой философии (см.: Метафизика, Первая Книга).
Это синтетическое определение и сопутствующий анализ проблем, стоящих перед Первой философией, подчеркивает диалектический характер отношения эмпирического и теоретического методов познания. Вместе с тем они определяют направление и содержание научных исследований на всех этапах развития естествознания. А диалектический процесс перехода от одного «удивления», из которого «исходит мудрость», к другому – противоположному «удивлению», из которого исходит новая «мудрость», противоречащая первой «мудрости», необходимо должен быть обусловлен эмоциональным управлением, с помощью которого осуществляется стратегия выживания изначально, при изменяющихся со временем потребностях.
Когда одна «мудрость» остается внутри субъекта, а другая, противоположная, – выливается наружу, то это означает, что матерый метафизик, а по совместительству – ярый кантианец, то есть суперкантианец, является в то же время диалектиком, правда, идеалистическим. Поскольку он сам – внутренние единство и «борьба» противоположностей, то и окружающих субъектов познания рассматривает через призму своей аутоутробной диалектики. Такой ёрш, оказывается, живет в каждом субъекте познания и опосредованно становится материальным явлением и даже процессом (в смысле исторического материализма), если из комбинации мудрости-для-себя и лжи-для-остальных идеалистический диалектик получает ощутимую реальную выгоду, в том числе социально-политическую и материально-экономическую, направляемый неисчерпаемой игрой желез внутренней секреции. То есть идеалистический ёрш превращается во вполне материалистическую щуку, вооруженную зубами диалектики. Согласно амбивалентности последней нечто, содержащееся в ее вербальных рефлексиях, щука называет аксиологией, а другое, «дополнительное», предназначенное для внутреннего пользования, – истиной, или, не мудрствуя лукаво (для себя ведь!), – пользой, материализованной в недвижимости, акциях или тусклом металле.
Где начало этого противоречия, свойственного диалектической логике? Может быть, среди моря лжи, в котором тонет разум субъекта познания, в этом начале есть зерно истины? «Есть… люди, которые… говорят [то есть лгут!], что одно и то же может существовать и не существовать вместе [одновременно], и утверждают, что стоять на этой точке зрения возможно. К этому тезису прибегают многие и среди исследователей природы. А мы со своей стороны приняли теперь, что вместе существовать и не существовать нельзя, и, пользуясь этим положением, показали, что имеем здесь самое достоверное из всех начал» . Но истинность этого начала можно принять, не доказывая ее, ибо существуют положения, которые доказать невозможно (даже в математике). Они находятся вне пределов логики, в том числе диалектической, так как всякая логика – только формализм, сковывающий мышление, особенно творческое.
Субъект познания, являющийся клубком противоречий и лжи для других членов научного сообщества, считает себя носителем внутренней правды (он прав, а другие его не понимают), так как его невысказанные мысли для него истинны. Но эти невысказанные мысли тоже существуют – в оперативной памяти – и детерминируются интенсиональной вербалистикой. Извлек субъект из кладовой Мнемозины образ, суждение, мысль или сформулировал что-то новое – оно уже вертится на беззвучном языке смысловых процедур мозга, инициируя импульсы управления «исполнительными устройствами» второй сигнальной системы, в том числе создавая биоэлектрические потенциалы малого уровня на нервных окончаниях языка. Значит они, эти суждения и мысли, – уже ложь, а не мысли. Все мысли остаются глубоко в недрах памяти – на подсознательном уровне, для окружающих недосягаемом, в том числе недосягаемом не только для «внутреннего голоса», но и для окружающей мозг субъекта периферийной нервной системы. То есть истина – в первобытной каше нейронов, а в конечном итоге – в первоначальном хаосе. Как только мы пытаемся определиться в том мире, в котором существуем, так сразу же вступаем с ним и с собой в противоречие. Лучшим выбором в таком ракурсе проблемы истинности является выбор: и молчать, и не думать, но копить при этом материальные ценности, закупориваясь в акизитивную паутину, словно паук-ростовщик.
Но скрывать истину внутри себя противоестественно – физиология не позволяет, так как субъекту в новом его состоянии нужно «выговориться», равно как и лягушке, выскочившей из трясины на кочку, – «вы-с-кочке», и обсохшей, и общественному движению или этническому потоку – заявить о себе. Сюда растут корни релятивизма и «борьбы мнений». Поэтому даже «молчальника» М. Полани относят к релятивистам, невзирая на то, что научное исследование он ограничивает «молчаливым знанием» .
Агностицизм одномерного меркантильного homo современности не вызывает сомнений – это последняя инстанция истины, уходящей в небытие, в абсолютную неподвижность, в актуальную бесконечность как единство мира в виде единственного непостигаемого начала: бога. Субъект познания за пуповину материального мира держится – за пользу для своего белкового тела, а самого субъекта здесь нет. Есть только его цепкие пальцы-крючья, которые движутся в поисках добычи, управляемые с Неба.
Что это, выгодная позиция данного субъекта познания, амбивалентная в среде таких же субъектов, позитивизм в своем апогее, или неизбежный процесс (и кризис) самовыражения, заложенного в органическую жизнь природой? Может быть, в этом конечная истина? Но ведь и все написанное о взаимоприключениях метафизики, суперкантианства, неоплатонизма и материалистической диалектики – такая же ложь, как и всё вокруг, если внимать установкам ницшеанского пессимизма.
Так мы приходим к таинственности аксиологического акизитивизма, в том числе к «тайне первоначального накопления капитала» (и информации как продукта и товара), на чем останавливал свое внимание К. Маркс . Копим и создаем дымовую завесу таинственности, иррациональности, индетерминизма и даже… «трансцендентальной» логики. Мало того, что дымовая завеса используется в «трансцендентальной» экономике, – клубы ее ядовитых газов окутали и естествознание, поскольку всё в социокультурных и иных пластах общественно-экономических формаций взаимосвязано.
«Высшая мудрость», или Первая философия, имеет теоретический характер, так как жизненные и культурные потребности для занятий ею предполагаются удовлетворенными. Метафизика в центре внимания держит рассмотрение первых начал и причин. Наука эта не действенная [не практичная], и ею могут заниматься не только рационалисты, но и мифотворцы, живописцы и поэты. Но знания, получаемые вследствие занятий Первой философией, применяются ради постижения вещей, а не обладания ими. Метафизика – одна из наук, существующих ради себя. Здесь возможно начало абсолютного эго и отрыва метафизики от homo, по-видимому, для сублимации в миры иные. Поэтому ее достижения – не [обще-] человеческое дело, поскольку человек – раб, в том числе своих страстей. «Если поэтому слова поэтов чего-нибудь стоят, и божественной природе свойственна зависть, естественное место ей проявляться, в этом случае, и несчастны должны быть те, кто хочет слишком многого… и по пословице «лгут много поэты», – и не следует (какую-либо( другую науку считать более ценною, чем эту… Таким образом, все науки более необходимы, нежели она, но лучше – нет ни одной…» .
Изумление и удивление – движущие силы познания. И это должно приводить к противоположным результатам интеллектуальной деятельности. В этом природа Первой философии и ее цель – в противоположностях искать лучшее. Выбор стар, как мир, и поэтому мудр.
Приятное впечатление производит изложение Аристотеля: простыми словами, ясно и понятно и, если можно так выразиться, народным языком, без заумной эквилибристики квазимодными иностранными и полуиностранными терминами, свойственной многим современным авторам, пример чего был приведен выше.
МЕТАФИЗИКА ПЛОТИНА
Плотин и Эренний придерживались мнения: Метафизика изучает «сверхъестественные» предметы; «… после физического [рассматривается] метафизическое бытие, которое вознесено над природой и стоит выше причины и рассудочного обоснования»; божественная данность стоит над всем.
Как нетрудно видеть, такая установка – прямой путь к агностицизму. Однако здесь нельзя смешивать эвристический, зачастую аутистический и интуитивный способы познания, основанные на интеллектуальном озарении, с одной стороны, и отпущение всех мыслительных процессов в лоно потусторонней силы, с другой стороны.
Неоплатонизм Плотина основан на учениях Платона и Аристотеля, с использованием наследия стоиков и неопифагорейцев. От александрийца Филона неоплатонисты переняли метафизическую градуировку: бог, мир и промежуточная субстанция – мышление. Дуализм воззрений был вызван противоречиями бытия. Теория эманаций из сверхсовершенного бытия (на Небе) в конкретные виды бытия (на Земле) возникла по той же причине. Сверхбытие абсолютно, недосягаемо для мышления и идеального мира, куда элиминирует эго. Материальный, психический и идеальный миры соответствуют гипостазам: материи, душе, духу. После абсолюта первым следует мир духа, идеальный мир, с функцией посредника между богом и бытием homo.
В познании Плотин выделял, вместо рационализма и формальной логики, особую значимость интуиции, которую он связывал с актами экстаза и восторга. Эти акты – первооснова гностики, выражают движение духа и не требуют изучения их причин. Они спускаются, конденсируясь, из абсолютного, с небес. В сущности, неоплатонизм, благодаря теории эманаций, явился разновидностью пантеизма. Оригинален Плотин своей монистической системой: 1) динамическая концепция бытия; 2) конденсация его из абсолюта. Развитие неоплатонизм получил в работах Эриугены и Николая из Кузы, а также Шеллинга и Гегеля. Как отмечает А.С. Надточаев, неоплатоники со всем вниманием отнеслись к двум фундаментальным идеям пифагореизма: 1) особое родство математики и философии; 2) исключительная роль математического знания в системе научного исследования. «Эти две фундаментальные пифагорейские идеи составили в дальнейшем предмет глубокомысленных спекуляций от Плотина до Прокла, получили своеобразное истолкование в каббале и отразились в творчестве гениального средневекового мистика Р. Луллия. Они служили путеводной звездой Галилею, основателю новой науки и возникшей в органической связи с ней новой философии, убежденному в том, что законы природы написаны на языке математики.
…Дальнейшее развитие эти две древние пифагорейские идеи получили в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса» . Поэтому рассмотрим учение великого рационалиста и мистика Плотина несколько подробнее.
Итак, в центре внимания Плотина – сверхчувственный мир. Божество возвышается над бытием, оно первично и бесконечно, лишено границ, формы и предела ((((((((). Первосущество (((((((((() не имеет телесных и духовных качеств, воли и мышления – оно ни в чем не нуждается, поэтому бездеятельно. «Божеству вообще нельзя приписать никакого определенного качества: оно есть то, что лежит за пределами всякого бытия и мышления» . Это – основа всего сущего, о которой мы ничего не можем знать.
Напротив, чувственный мир корнями уходит в материю, которая (как и у Платона и Аристотеля) неопределенна и бесформенна, олицетворяет лишения, нужду и смерть; она – необходимое исконное зло, в которое обращается дух; туда же «падает» душа. Материальный мир – тень, отображение истинного сверхчувственного мира (здесь кроется расхождение с Аристотелем, у которого сначала все-таки физика, а потом – метафизика).
Мистический экстаз является в неоплатонизме средством приближения к Единому и постижения божества. В этом неоплатонизм заумен, возвращаясь к мифологизму, – в этом его суперметафизика. Экстаз мониста Плотина уводит в сверхидеализм: бог доступен разуму, но не мышлению и не познанию, ускользая от мысли; это – апофатическая теология.
Идеализм Плотина обоснуется отречением от чувственно-практического существования, от вещизма, потерянности, унижения человека и возвышением к истинно прекрасному в сфере умосозерцаний. Хотя Единое у Плотина – это неосознаваемое ничто, Оно символизирует мировую иерархию. Апейрон вызывал у Анаксимандра иллюзию его понимания, а Единое Плотина непостигаемо. Вместо диалектики и тайной гармонии Гераклита основатель неоплатонизма рассматривает единство без противоположностей. Это, похоже, чистый абсурд: Единое как нерассматриваемое, неощущаемое, немыслимое ничто; однако «вечный покой» Единого все-таки вызывает ощущение счастья.
Но если Единое – ничто, то Оно не существует и «ни в чем не нуждается» . Невзирая ни на что, Плотин сравнивает Единое с Солнцем, в чем сам себе противоречит. От этого Единого исходит эманация. Свет льётся с Неба на чувственно-практичную материю, на природу. Бездеятельное Единое порождает мир множественного, то есть бог создает мир не из ничего, а из Единого, а это уже надстройка надстройки. Забыв «в экстазе» про собственную логику, Плотин лишает логики и бога. Но Единое, из которого возникает мир, остается целостным, абсолютным, вневременным Единым (подобно за-эфирной субстанции). Единое у Плотина – это яркое сияние (((((((((( – пери-ляпсус).
Единое и ум связаны когнитивно-единокровно: небытийное Единое порождает бытийный ум, мыслящий сам себя. Так как Плотин презирает тело, ум у него «ничего не хочет», не подчиняясь «низменным» телесным потребностям. Ум имеет два лица: одним лицом он повернут к Единому и отсюда един, другим лицом смотрит на материю и поэтому множествен. Познавая самого себя, ум саморефлективен систематизированной совокупностью идей и существует вне времени. Так как абстрактное «богаче» конкретного, то в уме должны быть идеи, в том числе идеи вещей (влияние Платона).
Природа в неоплатонизме амбивалентна. «Хорошая» часть природы смотрит на homo нижней частью мировой души, и это лучшее, на что может рассчитывать человек, порождаемый её «сперматическими логосами». «Плохая» часть природы порождена материей. Рассуждая о материальном, Плотин имеет в виду материал, проявляемый через геометрические формы из пространства. Как и Единое, материал, то есть геометрия, существует вечно. Таким образом, понятие материи противоречиво: она создается Единым, она противостоит Ему. Эта материя – результат угасания Света и то место, где Он исчезает, то есть она – смерть духа. Тем самым материя – уже нечто, а не ничто. Зло её в том, что она противостоит Единому, познаваема, хотя бы и посредством ложных или искусственных силлогизмов.
Жизнь в экстазе – это исступление, свойственное душе, пребывающей вне тела. Тогда Единое доступно homo sensus, но не homo cogito, в чем видна антиномия мистики, якобы отвернувшейся от мира чувств, но пользующейся ими в «неосознаваемой» мере.
Ввиду многих противоречий философия мистика Плотина воспринимается критически многими рационалистами. Э. Целлер считает неоплатонизм эрзацем, совершающим обряд самоубийства, а не философией. В неоплатонизме потребность в откровении – вместо независимого исследования – дискредитирует идеи неопифагореизма и… Филона . А.В. Ситников утверждает, что ошибочно полагать, будто эманации Плотина – «автоматический и необходимый процесс в том смысле, что он исключает свободу и спонтанность, или же подобно акту творения контролируется сознанием. Единое не действует осознанно, не желает, не планирует, не выбирает, не намеревается, не испытывает никакой заботы о том, что оно создает, ибо оно выше всего этого… Плотин предпочитает сравнивать божественную деятельность с чем-то спонтанным и непредусмотренным, необдумываемым, с тем что происходит в природе… Они [действия] абсолютно спонтанны… Единое не связано с необходимостью; наоборот, оно устраняет необходимость… Единое рождает мир и не испытывает никаких хотений, чувств, желаний по отношению к появившемуся миру» .
Здесь нужно отметить два момента. С одной стороны, в этом выявляется известное стремление современных авторов задним числом искать в древних учениях истоки тупиковых ситуаций в науке нового времени и «предсказывать» необходимость перемен в метафизическом мышлении ученых. С другой стороны, спонтанность и рационализм в их синтезе, служа базой для оправдания идеи самоорганизации материи из первоначального хаоса, подразумевают элемент мистики, божественного и, в конечном итоге, экстаза труженика науки, благодаря которому и «самоструктурируется» окружающий мир. Скрытый агностицизм и конструктивистское кантианство в этом есть, как есть они, следовательно, и в квантовой механике.
КАРТЕЗИАНСКАЯ МЕТАФИЗИКА
Кризис современной науки напоминает коллизию классического рационализма: исходная геометризация окружающей природы, затем ощущение пустого, формализованного мира, а далее – вновь поиски собственно физического бытия. Этот зигзаг обусловлен не только механикой И. Ньютона. Метафизическая полоса картезианства имела началом рационалистическую философию XVIII века; хотя логическая связь эта несомненна, труднее обнаружить непосредственные причины данного состояния научной мысли.
Геометрический рационализм Р. Декарта и Б. Спинозы образовал широкие и глубокие следы на мышлении и ученых, и политиков, и деятелей литературы и искусства. Эта печать крайней аналитики лежит на умах людей и поныне, и даже при всей глубине и остроте критической мысли авторов исследовательских работ антиномии и коллизии рационалистических схем прошлого не исчезли со страниц их строгих научных трактатов. Как и Фауст, взывающий к охраняющим дворцы бытия злым фуриям, ученые в надежде найти выход из тупика абсолютизации метафизики расчленения обращаются к исходным идеям, послужившим становлению рационалистической науки. Они ищут истоки пессимизма модерной метафизики даже в предкартезианстве, начиная с оптимистической идеи Г. Галилея о неисчерпаемой во времени и пространстве науке, безграничность которой подавляет сознание и вызывает чувства горечи и одиночества. Отсюда игнорирование интенсивной достоверности знания и отрицание ценностей науки, антисциентизм.
Г. Галилей утверждал, что хотя математика раскрывает в явлениях их необходимость, высшей степени достоверности не существует. В этом зародыш стиля «как бы» и начало серии будущих конфликтов мысли с её ratio, отнюдь не разделяющей догматику абсолютно точного соответствия между объективной реальностью и научными представлениями. Парадокс состоит в том, что мир бесконечен, сведения о нем всегда ограничены, но тем не менее мир познаваем. «Самое непонятное в мире то, что он понятен», как выразился А. Эйнштейн. К этому можно сегодня добавить: мир становится «как бы» понятным, будучи представлен в научной картине на языке симулякров (привычных выражений естественного языка, употребляемых чувственно-практичным homo).
Рационализм Р. Декарта нанес удар авторитету «абсолютной идеи», витавшей над умами людей, так как, фактически, устранил из мира бога, объясняя множество явлений и событий законами движения и взаимодействия тел. В физике Р. Декарта изначальная реальность – природа, в которой «нет ничего, кроме движущейся материи», а в материи – ничего, кроме протяженности, кроме геометрических фигур . Существует лишь одна субстанция – протяженная. Но Б. Спиноза, называя её природой, уподобляет «богу»: Deus sive nature. Из идеи протяженной субстанции вызревает конфликт с идеей творения: «бог», оказывается, это пустота, ничто (разновидность сомнительного атеизма). Вместо безграничной науки о материальном мире – абсолютная пустота на горизонте мышления. Из пустоты приходит идея и туда же возвращается. Эта идея независима от позиции наблюдателя, которого Б. Паскаль назвал «ненавистным я». В случае независимости от наблюдателя идея будет истинной, и тогда она «должна быть согласна со своим объектом» . Отсюда поиски инвариантных законов и «систем отсчета» для устранения этого «я» (но не лучше ли навести порядок в собственном доме, очистив его от лжи, в том числе «внутренней», застрявшей на кончике языка поэта?).
И в этом – противоречие: идея возникла из ничего, она «согласна» [тождественна] своему объекту. Здесь снова видно удвоение сущностей – по Платону. Но субъект познания где-то вообще в стороне и от «абсолютной пустоты», откуда появилась идея, и от объекта исследования – пройдет время (которого «нет для ума»), и квантовая парадигма, «возмущенная» не только процессом наблюдения, но и необходимостью думать иначе, чем в состоянии «как бы» и «вроде бы», напомнит о себе. Субъект элиминировал в заоблачные выси, объявился над природой и над «богом», за что скоро будет освистан армией инъектированных иисусианством богопоклонников. «Рядом с толпой черных и белых клобуков, с крестами и дымящимися кадильницами, марширует фаланга энциклопедистов, также возмущенных этим penseur temeraire. Рядом с раввином амстердамской синагоги, трубящим к атаке в козлиный рог веры, выступает Аруэ Вольтер, который на флейте насмешки наигрывает в пользу деизма, и время от времени слышится вой старой бабы Якоби, маркитантки этой религиозной армии» .
Между тем идейный вождь картезианства пытается строить философию подобно геометрии – на фундаменте аксиом и теорем . Бога нет, мысли нет, субъекта познания удалили прочь, а философия есть. Вот уж воистину наука-в-себе-и-для-себя, то есть метафизика, но не Аристотеля! Не вполне свободным от субъективизма с его эго и неадекватным природе является представление Г. Галилея и Р. Декарта о гомогенной, бескачественной материи. Из этого следует выбор не арифметики (науки о количественном аспекте бытия), а геометрии (науки о качественно-количественном аспекте окружающего мира, которому присуще «вездесущее» качество – протяженность), который выглядит по меньшей мере странным. В данном выборе сквозит непонимание внутренней природы мышления человека, то есть непонимание самого себя, и проглядывается элементарная логическая лакуна – реализация этого бессилия путем кастрации представлений о внешнем мире, что вообще самоубийственно. Нетрудно заметить, что отсюда берут начало утверждения об ограниченности всех скоростей сверху постоянной Дж. Максвелла и о смежном существовании вещей, никак не связанных друг с другом. То есть уже и Вселенная расколота на куски пустоты, не взаимодействующие между собой; ей отказано в единстве. «Едина» только вывеска о «боге». О единстве Вселенной, однако, убедительно высказался еще Дж. Бруно: «Вселенная едина, бесконечна, неисчислима и беспредельна… Она не рождается, не уничтожается, ибо нет другой вещи, в которую она могла бы превратиться, так как она является всякой вещью… Она есть всё без различий и поэтому она едина… Бесконечное едино» .
Таким образом, Б. Спиноза подвел черту не только под себя, «дав в руки простодушным свой собственный помет» , но и под рационализм Р.Декарта, доведя его до абсурда. Рационалист предстает перед выбором из двух форм апофеоза разума: 1) окончательное познание природы достигнуто; 2) бесконечное приближение разума к все более точному представлению о природе. При выборе первой альтернативы рационалист впадает в прострацию агностицизма. Вторая альтернатива внушает ему веру в простую изначальную гармонию при всей сложности закономерностей бытия. Ученый, словно Буридан (а не его транспортное средство), мечется между альтернативами, так как еще живучи клерикальные традиции, хотя бога он уже представляет в виде газообразного беспозвоночного. Это животное «изощрено, но не злобно», как считает А. Эйнштейн, а природа, созданная им, – предельно проста. Л. Инфельд назвал данную деформацию мышления не иначе, как «материалистическим подходом к богу» .
У людей слово «религиозность» не синоним сходства понимания жизни и гармонии бытия. Ученый, забываясь, отрекается от своего собственного «я», когда находится в экстазе, вызванном ощущением мировой гармонии. В отношении сути вселенского ratio его позиция антагонистична позиции верующего, который ищет вокруг себя управляющее разумное существо. Ученый заменяет этого «папу» безраздельным царством материальных причин, и его религиозность трансформируется в восторженное поклонение перед предполагаемой гармонией естественных законов. «В наше время глубоко религиозными считаются лишь ученые, целиком преданные материалистическим идеям» .
Вера другая у пифагорейцев – это вера в сверхгармонию, которая правит миром. Позитивные результаты в работе ученых укрепляют их в этой вере через эмоции гностические, романтические, глорические, праксические. Это – мощная подпитка метафизики подпрыгивающего над природой homo sapiens со стороны природы. Ученый восторгается ощущением объективной, материальной, каузальной упорядоченностью мироздания, добровольно отдавая все свое время уединенным поискам еще более фундаментальных симметрий и высшей гармонии. Он благоговеет перед природой, где царит причинная связь и объективное ratio, – к богу он повернулся спиной. Там, где нет чувства умиления природой, научный поиск превращается в бездушный эмпиризм. После ощущения слитности с природой, которую субъект познания начинает «как бы» понимать, наступает пора парадоксов, то есть вызывают положительные эмоции уже противоречивость и неожиданность закономерностей, обнаруживаемых в явлениях природы. Идеи «чуда» и «вечной тайны» начинают сиять по-новому, извещая о наступлении эры неогилозоизма. Все более углубляясь в естественный порядок, ученый сращивается с «чудом» умножения своих знаний. Ему кажется, что этим «чудом» он устраняет позитивизм и догматику предкантианства, лишенного таких «чудес».
«Пафос науки, ее эмоциональная сторона, ее романтика вытекают из естественной закономерности процессов природы и познаваемости этих процессов; они исключают то ощущение некаузальной целесообразности, которое лежит в основе всякой религиозности…» . Для картезианцев характерно четкое разделение между каузальной гармонией, царящей в природе, и некаузальной идеей мироздания в религии. Геометрический порядок для них – это уже «чудо» (хотя это – подмена религиозного «чуда» рациональным «чудом»). Эйфория от успехов классической механики выражается в лапласовском детерминизме. Бог для А. Эйнштейна – это бог Б. Спинозы. Данный бог – causa finais, но «кауза» субъективная, метафизическая. Словно заправский пастух, Б. Спиноза бога помещает в геометрическое стойло (геометризация философии, в которой заглавный тезис – Amor Dei inteektuais). Но стойло от такого соседства вздыбилось (что констатировал Г. Гейне), узрев в «боге» лишь словесную уступку тяге к идолопоклонничеству. Произошел, по существу, сдвиг картезианства в сторону атеизма, что приведет его к столкновению с механистическими квантистами в ХХ веке, с их «телепортацией» и «квантовым телеграфом», когда новые метафизики, вытолкнув из ступы хозяйку, вооружаются метлой субъективистской теории вероятностей и метут в разные полушария своего мозга аспектами дискретного и непрерывного.
Итак, вместо ортодоксального христианства с «богом» в чувственно-практичном белковом теле, лежащем в хлеву (тело Иисуса), – «космическая религия», в особенно благоговейных формах проявившаяся у А. Эйнштейна, восхищенного естественной гармонией Вселенной. Научное мировоззрение в целом не дотянуло даже до уровня философии Л. Фейербаха, ограничившись зигзагом в сторону иррационализма. Такой выверт не мог не внести внутреннего разлада в душу естествоиспытателя-рационалиста. Мираж картезианской мировой гармонии, построенный в сознании ученого путем вычленения из окружающего мира одного качества – протяженности, приводит к внутренней дисгармонии и иррационализму, ведь эта ссылка на всеобщую причинную связь относилась не только к внешнему миру, но и к природе человека с его ощущениями и поступками. И отрицательные эмоции не заставляют себя долго ждать.
Так из причины возникает следствие: метафизический прыжок к небесам заканчивается приматериванием о землю. А это, по-видимому, больно. Другими словами, великий замысел единого универсального причинного постижения мироустройства столкнулся с невозможностью однозначного опытного доказательства. Хотя в этическом детерминизме Б. Спинозы объективная каузальность служила средством против унижения, страха и ненависти. Налицо еще одна связь ущербно-специфического белкового бытия с идеалистическим небытием физико-математических наук о пустоте. О Плотин! Ты незримо присутствуешь в трактатах ученых-метафизиков всех времен.
Какие выводы можно сделать из сопоставления идеи об объективной гармонии мироздания с проблемой соотношения априорного и эмпирического моментов в формировании научных понятий? Онтологический аспект рационализма XVIII века: доказательство независимости разума его способностью научного отображения мира, утверждение всеобщей связи явлений в рамках объективного ratio, противостояние априоризму. В природе все едино и причинно обусловлено. Исходя из этого, научное познание возможно без конкретных наблюдений и экспериментов. Отсюда поиск законов и научный прогноз, опирающиеся на глубинные усилия интеллекта, не зависящие от непосредственного опыта, который может быть субъективным. Вся эта установка основана на формализме геометризации и поисках новых экспериментов в рамках опространствованной теории. Финал картезианского Джина – в закупоренной бутылке умосозерцаний.
С другой стороны, этот финал – не признание правомерности априорного знания, но лишь признание первенства обобщения наблюдений и опыта над частными экспериментами. Когда явления природы упакованы в иерархические схемы общих закономерностей и иллюзия постижения гармонии мироустройства близка, конкретная эмпирическая информации теряется в системе жестко связанных между собой логических понятий. Гармония мира не исключает его противоречивости и сложности (в понятиях), если состоит в разнообразии явлений. Отсюда возможность противоречий фактов друг с другом, если им соответствуют логические конструкции, взятые из общей схемы, отсюда парадоксы и необходимость новой логики.
Но природа существует, а гармонию ей приписывает субъект познания, чья когнитивная заинтересованность в этой гармоничности, удобной для эго, вызвана стремлением выжить и существовать устойчиво, то есть гармонично с нею – в приятном созвучии и единстве. Поэтому, если гармония природы объективна, априоризм не нужен, как и наука, подобная машинальному коллекционированию фактов.
Вселенская гармония вместе с ее парадоксами, «удивительным» и «сомнительным» независима от духа субъекта познания, что означает, согласно онтологической традиции: рациональное, математическое, логическое познание неотделимо от сенсуального, эмпирического познания. Взглянув на утреннюю дымку в Долине эмоций, поэт сказал бы: язык лжи, на котором изъясняется теоретик, неотделим от языка фактов, тоже фальшивом, на котором изъясняется экспериментатор; они друг друга стоят. Только теоретик разговаривает сам с собой, а экспериментатор вступает в диалог со своими представлениями о природе.
Кривизна четырехмерного пространства – понятие геометрическое, согласно картезианской доктрине, отождествляется с гравитационным полем – напряженность его ассоциируется с экспериментально регистрируемой физической величиной. Необходимость эксперимента означает, что познающему разуму противостоит объективный мир, а не его отображение. Эволюция математизированной рациональной схемы бытия благодаря возникающим парадоксам, вытекающим из опыта, приводит к поискам наиболее общей концепции, нивелирующей противоречие. Исходная установка картезианства – уверенность в необходимости и действенности сомнения. Но что на самом деле предпочитает картезианец: уверенное сомнение или сомнительную уверенность? Может быть, ему по душе сомнение в уверенности в сомнении? Поэтому, как организатор и носитель этого сомнения, субъект тоже существует: cogito ergo sum, если он мыслит. Сомнения могут существовать как состояния субъекта, уже забывшего про те мысли, что их вызвали. Значит, это состояние еще более «мета», чем метафизика. При всей ясности мышления гармония существования субъекта переходит от наличия мысли к внутреннему конфликту без мысли, вызванному противоречивыми мыслями, – к напряжению нервной системы. Антагонизм мыслей, порожденный экспериментальной парадоксальностью, устраняет cogito и опускает индивидуума на землю, чтобы сформировать новое cogito. «Более, чем мета» оборачивается возвратом в глубины подсознания, интуиции, эмоций, возвратом к активизации других средств и орудий выживания, дополнительных к мозгу с его cogito. А для мозга становится желательным присутствие ремонтной бригады медиков.
Но картезианец, вдохновленный ощущениями многоцветья бабочки-сомнения, на это уже не обращает внимания: он пассивно участвует в осцилляциях «cogito – сомнение – cogito», словно инородное тело в водовороте. Он в экстазе оттого, что его крутит; содержание мыслей игнорируется, так как из-за него «достоверность» у сомневающегося воспаряется еще выше, чем cogito. Так происходит самозакупорка внутреннего умозрения – вследствие идеализации самой мыслительной деятельности.
Действительно находящееся под вопросом содержание мыслей картезианца заменяется сомнениями относительно внешних объектов. Мышление релятивно внешнего мира если и обретает ясность, то теряет контрастность и не отделяет одну мысль от другой. Это типичное состояние геометризатора физических явлений, диагноз которому ставит природа. Самое интересное здесь в том, что по отношению к квантисту, путающему модальности «возможное», «достоверное», «вероятное» и т.д. при постановке и после проведения опытов, наш картезий считает себя по эту сторону халата, то есть у себя дома. А вот мятущийся «как-будто-бы-ист», усомнившийся в содержании мыслительного багажа, доставшегося ему от проповедников картезианской метафизики по наследству, по мнению человека в белом халате находится в положении пациента, то есть «не у себя дома».
Р. Декарт нашел вне себя, во внешнем мире, нечто такое же понятное и достоверное, как и его мысль. Но столь же пустое, равно как и протяженность тел. Качества тел эфемерны, и не вызывают доверия органы чувств. Качественные предикаты устраняются, остается протяженность и факт, что она существует, заменяя реальные тела. Тела занимают объем и место в пространстве; они тождественны занятым местам, материя отождествляется с пространством, а физика – с геометрией.
Наступает конфликт между ясностью и отчетливостью картины мира, в которой нет качеств и границ, отделяющих тело от пространства. Эта апория – цена за абсолютизацию аналитического метода. Выход ищется в обнаружении движения некачественных продуктов мышления – бескачественных тел. Тут опять слышен зов к экспериментаторам. «Скрытые силы» искали и ранее, заворачивая магнит в красную ткань – одежду сильных мира сего, так как считали, что камень «без сомнений» в императорских одеяниях будет притягивать сильнее. Сим колдовством занимались перипатетики. А «современное» естествознание ищет в качестве основы движение бескачественных тел – геометрических фигур. Ищет ради процесса поиска . Но надо вводить функцию, обеспечивающую автономию тел. У механика И. Ньютона движение тел отнесено к пустоте, а в «современной» физике пустота движется относительно пустоты, и это пустодвижение скрывается, по существу, за движением «систем отсчета».
Последние монстры гиперболизированного аналитического метода, устранив материю, удалили и «ненавистное я» с его возрастными особенностями, подменив в опустошенном мире саму сущность времени эквилибристикой «синхронизации» одного геометрического образа «времени» на часах с другим геометрическим образом «времени» на других часах. Пустой баркас познания стоит на якоре пустоты среди движущихся систем отсчета, но это не корабль Аристотеля возле берега природы. Это эфир научной мысли.
Каким же образом ученые намеревались решить проблему бытия в парадигме картезианской физики? Если нет качественного различия тел, их движение на опыте не обнаружить. Движение становится вне возможностей его постижения homo sensus, становится конструкцией cogito, понятием геометрическим, а не физическим. В опыте же нужна объективная граница между телами, чтобы обнаружить их движение по отношению друг к другу. Субстанция картезианской физики гомогенна и близка к самотождественной неаналитической субстанции Парменида. Но если у Парменида абсолютное и единое выступают в известной мере как производные софистики, то в картезианской физике они приобретают очертания «дурной бесконечности»: за пустотой следует другая пустота и т.д., до бесконечности, свойственной детерминизму П. Лапласа. Устраняя введенный абсолют пустоты, картезианец возвращает «я» инкогнито – под видом «систем отсчета». Теперь в пустом недвижущемся мире движется наблюдатель, своими конкретными качествами вводя еще большую сумятицу в «релятивизм». В физику вводится своеобразное понимание релятивности – относительность одного наблюдателя по отношению к другому наблюдателю. Все homo становятся относительными относительно воображаемых будильников и линеек. Физическая теория, сводящая наблюдаемые явления к передвижению некачественной идеи, теряет «внешнее оправдание».
Сохранить «внутреннее совершенство» физическая теория не может, связанная метафизическими принципами. Математические принципы неизменны, поскольку нет сенсорики, меняющей умозрительные каноны. Исходные положения физики получают априорную окраску. Еще Б. Спиноза пытался преодолеть эту коллизию. Природа у него – самодостаточная, являясь причиной себя – causa sui. Материя, являясь сотворенной, творит сама. Поэтому естествознание развивается от априорных принципов Р. Декарта, обоснованных его метафизикой, к causa sui. Знание о природе, не зависящее от природы, наблюдений и экспериментов, витает в облаках. Мыслящая непротяженная субстанция, не влияя на поведение тел, полагающая в качестве базы независимость физики от метафизики, ограничивает физику априоризмом. У субстанции два основных атрибута: протяженность и мышление. Согласно Б.Спинозе, это идеалистическое решение сглаживает картезианский априоризм. «Априори» у природы появляется бесконечное множество атрибутов (благодаря взаимодействию опустошенной протяженности и запредельного аналитического мышления), не сводимых к протяженности.
Геометрия как физика, сводя свойства субстанции к протяженности, ограничивается анализом состояния тел. Б. Спиноза дополняет этот анализ расчленением бытия тел, исключая при этом качественное развитие. Материя, тождественная пространству, не имеет бытие, отличное от пространственного бытия. Отличие тела от пустоты предполагало бы, что оно имеет качественные предикаты. Пустой картезианский мир – это еще и определенный тип иррациональности, подобный аллоизису Аристотеля.
Апория релятивизма начинается с неразличимости тел, отождествленных с набором мест в пространстве – смежных мест, состоящих из «кривизны» и «связностей». Но относительность движения этих «мест» приобретает физический смысл, если тела наделены свойствами (массой, зарядом, упругостью и т.д.). Эти свойства отделяли бы тела от пустоты, но это уже не картезианская концепция. Если в физике эфира пустота занята эфиром, то это – промежуточное состояние. В механике И. Ньютона движение тел и «систем отсчета» отнесено к пустоте. У картезианцев одна «кривизна» пустоты, соприкасаясь с другой «кривизной» пустоты, не отдаляясь одна от другой, движутся в воображении наблюдателя, этого «ненавистного я», кочующего по системам отсчета. Гипертрофированное воображение рассматривает оторванные от физической содержательности механистические схемы. Чтобы вдохнуть в них элемент движения, строятся n-мерные многообразия «кривизн», в которых время выступает как застывшая данность, эвентуально (событийно), в смысле erga. Эвентуальное касание «кривизн» укрепляется в сознании картезианца посредством введения дополнительного понятия физического поля.
Таким образом, метафизика Р. Декарта и его последователей состоит в расчленении бытия на три составляющих элемента: бог, идея (мышление), материя (как протяженность). Все три элемента – фикции. «Бог» – это псевдоним объективной закономерности бытия, псевдоним схватывающего мироздание в его гармонии и красоте объективного ratio. Идея – математическая, выражаемая в символах, и, значит, как уверяет поэт Ф.И. Тютчев, есть просто ложь. Материя – пустота протяженности, пустота, которой в природе, как утверждает Аристотель, нет.
Самообман и ложь для других характеризуют картезианство в целом. Что это: фундаментальное качество органической природы или свойство, относящееся только к ее определенной части?
Возникшая в XVII в. картезианская метафизика (Р. Декарт, 1596 – 1650) была продолжена «программой геометризации физики» (Эрлангенская программа), т.е. попыткой сведения всего неисчерпаемого качественно-количественного многообразия физического мира к пространственной протяженности, к пустым геометрическим формам [1]. Более того, Б. Спинозой были предприняты усилия формализовать философию, построив ее по примеру геометрии Евклида – на аксиомах и теоремах [2]. В начале ХХ в. метафизика геометризации движения материи получила «усиление» в виде позитивистской методологии и модального субъективизма . Возникли отличные от классической механики Ньютона – Лагранжа – Гамильтона и электродинамики Максвелла так называемые модерные теории: квантовая механика и теория относительности, а также на их основе – многие «дочерние» ветви естествознания. Метафизика натуральной философии стала проникать даже в гуманитарные науки [3]. В целях предстоящего исследования следует дивергировать термин «метафизика» соответственно его пониманию в философии, религии и естествознании.
Особенности модерной науки начала ХХ века, в частности математики и физики, наиболее ярко проявили себя в форме многочисленных парадоксов. Кроме парадоксов, в науке обострились прежние или появились новые принципиальные методологические трудности, связанные с невозможностью описания большинства явлений природы на основе классических и / или модерных представлений. Поиски выхода из растущих затруднений многих естественных наук привели в середине ХХ в. к возникновению нового подхода – так называемого синергетического.
По констатации смены парадигм (классическая ( модерная ( постмодерная, синергетическая) возникают закономерные вопросы: что остается постоянным, продуктивным, прогрессивным в точных науках на фоне их противоречивого развития? насколько развитие естествознания соответствует развитию материального мира? как соотносится развитие интеллекта человека и коллективного Разума цивилизации с развитием науки? Несколько акцентируя на парадоксальности ситуации, связанной с развитием науки, упреждая промежуточные выводы, можно в форме очень кратких тезисов дать ответы на поставленные вопросы, имея в виду вердикт Эвбулида: «Я – лжец».
Постоянным в развитии науки является ложь, продуктивным – более утонченная ложь, прогрессивным – понимание того, что ложь становится всё более грандиозной. В таком ракурсе развитие и существование науки вполне соответствует развитию органической жизни как формы самоорганизации материи – будучи самозамкнутой в метаболизме, органика питается органикой , копируя остальной материальный мир, в том числе множество его структур, единство, взаимосвязь и замкнутость в целом. Наконец, последний вопрос и ответ на него: наука вполне соответствует интеллекту и Разуму, ее породившим. Но тут же возникают дополнительные вопросы: «Тупик ли это науки?» и «Когда всё это кончится?». Характерно, что, стремясь к минимуму диссипации энергии, вещества, информации и вместе с тем увеличивая объемы их потребления и переработки, человечество с всё большим ускорением и с возникновением всё больших противоречий движется к глобальной бифуркации (катастрофе), ибо это залог его развития и эволюции – вместе с наукой. Риски при этом велики, но они становятся функцией Разума.
При выработке обстоятельных ответов на эти вопросы необходимо четко сформулировать философскую позицию, в том числе сделать выбор в отношении философии науки, подготовив трактовку диалектического материализма, созвучную идеям синергетики [4] и глобализма [5] начала XXI в. Данная проблема значительна тем более, что предстоящее истощение сырьевых ресурсов планеты и современная экологическая обстановка [6] вызывают у мыслящих людей не только беспокойство за судьбу цивилизации, но и отрицательное отношение к предназначению Разума как главному виновнику предстоящей глобальной катастрофы [7]. Другими словами, если наука является порождением как материально-экономических отношений в обществе, так и его Разума, то требуется ответить на вопросы: что такое наука? каким образом она обусловлена «способом существования белковых тел» (homo sapiens и органической жизни в целом)? куда ведет людей наука? Наименее сложно и в более доступной форме решение этой задачи можно показать на примере парадоксов математики и физики.
Точные науки явились развитием натуральной философии, связанной с именами Фалеса, Пифагора, Платона, Аристотеля, Феофраста и многих других мыслителей, большинство из которых было материалистами если не по духу, то на практике (несмотря на общую монистическую направленность древнегреческой мысли). Понятие материи прочно вошло в сознание людей, невзирая на их идеализм и религиозность , приобрело многочисленные предикаты. Следовательно, материальное начало не только и даже не столько первично, сколько по сути своей обладает креатистской сущностью (если у субъекта познания перманентно возникают идеи творения всего «из ничего», или «от Бога» ). Таким образом, нужно определить как предмет исследования, так и отношение к нему, определить развитие научной мысли сообразно творческой потенции материального мира.
Экстенсивная и интенсивная концепции материи означают два подхода к ее трактовке: «материя есть бесконечная совокупность предметов», или тел, вещей, и является субстанциональной основой «единства или тождества бесконечной совокупности предметов реального мира» (см. [8], сс. 46 – 47). Однако экстенсивная концепция материи сама по себе противоречива. «С точки зрения экстенсивной концепции, человеческое познание должно быть представлено как обнаружение неких связей вещей, лишенных внутренней общности. Между тем основные методы познания – индуктивный и дедуктивный – построены на принципе общего и единичного… Концепция, исключающая однородность, тождественность вещей в их фундаментальной материальной природе, не может быть согласована с теорией развития. Переход от низшего к высшему всегда связан с интеграцией, синтезом, взаимодействием предметов, явлений, свойств. Так, в природе синтез элементарных частиц дает атомы, атомов – молекулы, молекул – живое вещество.
…Экстенсивная концепция материи фактически приводит к представлению о материи как механической совокупности предметов, не имеющих глубокого внутреннего единства, объединяемых лишь внешними связями…
Коренной недостаток экстенсивной концепции материи заключается в том, что она не фиксирует всеобщего «свойства» или признака предметов, в результате чего определение материи в сущности оказывается перечислением предметов, не объединенных теоретически осознанным признаком».
В теории множеств элементы множества задаются их перечислением или перечислением (указанием) свойств. То есть теория множеств основана на отражении лишь экстенсивной сущности реального мира. А это есть первый признак ее механистичности и источник ее противоречивости. Такой же внешней связью экстенсивно выделенных умозрительных объектов в теории относительности является процедура синхронизации часов для неких систем отсчета, являющаяся, в сущности, механистической, противоречивость которой особенно проявилась в «парадоксе близнецов». И такова причина многих других «антиномий» и неконструктивных коллизий в точных науках. Однако они не устраняются на основе методов философии науки, а успешно множатся.
«Без теоретического анализа фундаментального и «последнего» свойства вещей – объективно-реального существования, экстенсивной и интенсивной всеобщности, противоположности сознания и материи в онтологическом и гносеологическом планах, абсолютности и относительности этой противоположности и т.д. – невозможна развернутая и глубоко обоснованная диалектико-материалистическая философия…
Научное понятие материи должно быть, таким образом, прежде всего интенсивным. Однако это понятие не исключает экстенсивное описание материи как бесконечной совокупности предметов… Интенсивное описание материи было бы неполным, если бы не включало в себя экстенсивное описание и не сохраняло в себе постоянную возможность перехода к нему. Экстенсивное описание материи как бесконечной совокупности предметов имеет менее глубокий, но в то же время и менее свернутый характер, выражено на «предметном» языке, близком к языку конкретных наук,… служит средством перехода от языка философии к языку конкретных наук. Этот переход не является для философии единственным, ибо от понятия объективной реальности можно перейти к конкретнонаучным понятиям и через термин «свойство».
Обладая неисчерпаемым внутренним богатством, материя выступает «как некая всеобщая однородность по отношению к конкретным предметам, явлениям, свойствам, она содержит в себе многообразие, которое должно быть описано в терминах философии и представляет собой, в отличие от конкретного многообразия, многообразие всеобщего. Представление о материи как единообразии, лишенном своего внутреннего многообразия, не имеет ничего общего с диалектико-материалистической концепцией…» ([8], cc. 48 – 49). И это бесконечное «богатство» находится, в основном, вне деятельности человека, вне его органов чувств. В этом другой источник непродуктивных противоречий, возникающих в науке; он находится в некритическом эгоцентризме «царя природы». Как и в первом случае, источник этот обусловлен не деятельностью какого-то частного лица, не конкретным отношением человека к предмету своих познавательных инициатив, к своей науке, а присущ, по большому счету, всей цивилизации. В естественных науках причины появления антагонизмов множатся в результате известной доли высокомерия по отношению к философии вообще и к философии науки в частности. Это – негативная сторона общественной психологии в содружествах ученых, хотя бы и притом, что предметные вклады в продвижение науки к истине делают отдельные личности.
Заслуживает пристального внимания концепция бесконечности материального мира. Сама бесконечность есть абстракция , но «при некоторых теоретических условиях мощное «психологическое давление» идеи бесконечного многообразия приводит к тому, что бесконечность незаметно и непроизвольно превращается в наиболее общее, предельное, последнее объяснительное понятие». В бесконечном существует постоянное, неуничтожимое и определенное, что дает возможность научного понятия материи. Но «определенность бесконечности состоит… в отрицании всякой определенности, кроме самого отрицания». «Чистая» бесконечность определяется через конечное (т.е., буквально, через о п р е д е л е н н о е) путем его отрицания, и ее идея ограничена.
«Вопрос об объективном источнике понятия материи выступает, таким образом, прежде всего как вопрос о том, существует ли в бесконечном что-либо постоянное, неуничтожимое, определенное и, следовательно, в некотором смысле – не бесконечное?» ([8], c. 51). В математике используется понятие формальной, количественной бесконечности; в философии важна связь идеи бесконечности с другими общими понятиями и мире и его познании. «Понятие чистой бесконечности как отрицание всякой определенности и постоянства… неизбежно приводит к парадоксу, ибо поскольку отрицание всякой определенности или ограничения должно быть взято в предельном, неограниченном, абсолютном значении, то оно должно быть отнесено и к самому себе. В чистой идее бесконечности не содержится никакого запрета для распространения ее на самое себя» ([8], с. 52). Следовательно, во-первых, понятие бесконечности само по себе противоречиво, а во-вторых, экстенсивный элемент мышления заметен в самой структуре математики, что в виде коллизий проявляется и в таком ее «устоявшемся», казалось бы, разделе, как математический анализ. И вновь искать конкретных исполнителей метафизического заказа в «царице наук» нет смысла, так как здесь задействован весь интеллектуальный потенциал математической мысли, которая еще ждет своих лучших мгновений. То есть математическая мысль, равно как и Разум, постоянно находятся в эволюционном, творческом процессе. Однако, в связи с метафизическим отрывов отдельных «черточек» и граней от всей совокупности взаимосвязанных явлений природы и ввиду гипертрофированных аналитических способностей субъекта познания всё расчленять согласно картезианской методологии, неконструктивные парадоксы обнаруживаются не только в логике и теории множеств, но из них «сплошь» слагаются такие теории, как геометрия, дифференциальное исчисление, теория вероятностей и т.д.
«Понятие чистой бесконечности, таким образом, существует в нашем сознании в движении, оно успевает сыграть свою непосредственную положительную роль до того, как уничтожает себя». Действительно, до известных пределов абстракции расчленения и отчуждения оказывают позитивное воздействие на развитие научного метода, но неизбежно они становятся со временем фактором негативным. Так было и есть со всей картезианской физикой. Что касается математики, то «на основе самих математических парадоксов невозможно непосредственное положительное движение математической мысли, парадоксы разрушают математическую мысль.
Предложенные в математике способы разрешения парадоксов не являются разрешением в собственном смысле слова, они суть скорее запрещение парадоксов, наложение на математическую мысль тех или иных ограничений, не позволяющих понятию математической бесконечности развиться до ступени парадокса, не имеющей логического выхода» ([8], c. 54). Такова структура математического поиска, что фактически означает ликвидацию противоречий в бесконечном, как это происходит в дифференциальном исчислении. Поэтому идея чистой бесконечности существенно неточна, неполна и не является последним объяснительным понятием. «Иначе говоря, парадоксальность понятия бесконечности, взятой в чистом виде, свидетельствует о том, что это понятие должно быть подчинено более мощному объяснительному понятию философии… Реальная бесконечность не может быть «чистой» и самодовлеющей: она должна быть бесконечностью чего-то…» ([8], c. 55). Проблема бесконечности не отделима от проблемы материи, но этого нет в теории множеств, в которой актуальная бесконечность растворяется в единстве Вселенной, т.е. устраняется из конкретных явлений и приобретает автономное существование как самодостаточная абстракция. В этом уже заложены условия для парадоксов, поскольку «сущности удваиваются», становясь «независимыми», в то время как идея в данном случае вторична по отношению к неисчерпаемому материальному процессу.
Кузнецов Б.Г. Эйнштейн. Жизнь, смерть, бессмертие. – М.: Наука, 1980. СС. 384 – 438.
Спиноза Б. Избранное. – Минск: Попурри, 1999. СС. 13 – 16.
Верещагин И.А. Реакционная сущность картезианской физики / Наука в решении проблем Верхнекамского промышленного региона. Вып. 2. – Березники: Изд. ПГТУ, 2002. С. 34.
Хакен Г. Синергетика. – М.: Мир, 1980.
Оленьев В.В., Федотов А.П. Глобалистика на пороге XXI века // Вопросы философии, 2003, 4. С. 18.
Моисеев Н.Н. Человек и ноосфера. – М.: Молодая гвардия, 1990. С. 6.
Моисеев Н.Н. – Там же. СС. 268 – 272.
Орлов В.В. Материя, развитие, человек. – Пермь: Изд. ПГУ, 1974.
I. МЕТАФИЗИКА МАТЕМАТИКИ
1.1. Математическая логика
Логика как наука связана с именем Стагирита , хотя определенные успехи в построении системы высказываний были продемонстрированы еще досократиками (Фалес, Гераклит, Анаксимандр, Парменид…). Сократ для убеждения Протагора использовал метод взаимно противоречивых умозаключений . В диалоге Платона «Парменид» ярко проявилась диалектическая логика трех титанов античной философии: Парменида, Зенона, Сократа. У них логика выступает как главный инструмент приращения знания. Аристотель выделил из естественного языка логические формы, отвлекся от содержания высказываний, ввел буквенную символику для суждений и правила построения силлогизмов. «Аристотелевская концепция логики, особенно исследование им аксиоматического (дедуктивного) метода, предпринятое во «Второй аналитике», оказало большое влияние на древнегреческую математику, в частности на труд Евклида» .
В XIII – XIV веках схоласт Р. Луллий, сочетавший утонченную логическую культуру с мистикой и теологией, указал направление развития «спекулятивной теории»: вычислительная техника. Первые шаги к тайне «искусственного интеллекта» философ сделал с помощью «счетной машины» – системы крутящихся дисков с рисками и цифрами . Подобные круги, или «доски», на которые заносятся царапины символов, имеющих некоторый смысл, в переносном смысле присутствуют в головах современных людей, особенно у начетчиков и так называемых энциклопедистов. Важно отметить, что ветвь логического древа, произрастая в этой вертикали, символизирует стремление homo автоматизировать процесс мышления, то есть взвалить его на «плечи» роботов. Сам же «царь природы» может выбрать в результате «механизации ума» два варианта дальнейшего существования: развивать альтернативные формы отражения собственно человека, создавать искусственную жизнь.
В XVIII веке И. Кант, трансформируя метод логического познания в математический, замечает: «В учении о природе содержится науки в подлинном смысле слова лишь столько, сколько имеется в ней априорного знания, и учение о природе будет содержать науку в собственном смысле лишь в той форме, в какой может быть применена в нем математика» . Таким образом, понятие математизации познания, науки вытекает из понятия логического познания; эти признаки научности познания связаны с общей априористской философской концепцией труда «Метафизические начала естествознания» (с. 664).
В пифагореизме логическое мышление является составной частью «третьей функции головы» (мозга), которая подчинена метаболическому процессу, характеризующему развитую биологическую систему. Это – инструмент, с помощью которого обеспечивается регулярность и устойчивость обмена веществ. Мышление, как вспомогательное орудие поддержания равновесия живого организма со средой обитания, как важнейшая компонента управления, подразделяется на несколько ступеней: образное мышление, моторное, логическое, ассоциативное, дискурсивное, интуитивное, аутистическое, абстрактное, творческое и т.д. Эти ступени имеют между собой вертикальные и горизонтальные связи, обеспечиваются соответствующими физиологическими состояниями мозга и организма в целом, поддерживаются определенными биоритмами. Кроме того, мышление дифференцируется по уровню организации в мнемоническом аспекте и скоростью протекания. Философы разделяют мышление на динамическое и формальное; разные формы мышления вступают в противоречия между собой.
Л. Витгенштейна характеризует констатация роли «веры» в логике и математике, спокойное отношение к противоречиям в этих науках и настороженность по отношению к непомерно большим логическим системам. Как философ, изучающий основания логики и математики, Л. Витгенштейн приходит к выводу, что «в логике процесс и результат эквивалентны» (это в равной мере относится и к математике) . Таким образом, из формальных систем фактически исключается время. Это изъятие времени представляется как перевод его смыслового содержания в «спрессованную память» темпорально-генетической дуали. На этой двойной нити Мнемозины и формируется логическая реакция. Естественно альтернативную часть мышления – динамическое мышление связывать с становлением, в процессе которого логическая реакция претерпевает изменения, испытывает противоречивые и неадекватные отклики в кибернетической системе метаболирующего организма, развивается.
В таком подходе логика предстает действительно как малая часть функций управления метаболизмом, особенно если ее связывать только с какой-либо узкой знаковой системой. Если, например, на вопрос «Откуда вы идете с таким сияющим лицом?» кто-то отвечает: «Из погреба», то в различных кибернетических системах ответ будет иметь разный смысл, но он изначально неполон. Полный ответ мог бы быть следующим: «Я иду с таким сияющим лицом из погреба». Но и теперь ответ может оказаться неполным. Автор же вопроса домысливает ответ, наблюдая за жестами, видом и состоянием вернувшегося «из погреба». Он может увидеть, что «погреб» – винный. Но и этого мало: вовсе не обязательно в винном «погребе» дегустировать вино. Судя по мимике и другим атрибутам поведения завсегдатая «погребов», в том числе эмоционального состояния, можно прийти к заключению, что в «погребе» было, например, свидание. Из этого следует, что формальная логика как конкретная знаковая система непомерно бедна, а не «непомерно большая», чего не воспринимает Л. Витгенштейн. А вопрос «Не идете ли вы из погреба?» вообще не имеет однозначное ответа в форме «да» или «нет».
Итак, имеется знаковая система, которая есть застывшая форма, всегда неполна и домысливается в со-бытийном настоящем, то есть логический формализм дополняется динамикой мыслительных актов. В этом также и зачатки амбивалентности логики как части реакции на внешние раздражители, по большому счету бессмысленной без полного взаимодействия с окружающим миром. Мысль, сформировавшаяся во всегда актуальном становлении, в настоящем, запоминается, уходит на «задний план» и по возвращении в оперативную память субъекта становится «внешним раздражителем» для новой, актуальной мысли. Для оперативной работы мозга, для актуального «я» эта старая мысль становится «окружающим внешним миром». В данной, скажем так, нейрофизиологической кибернетике мозга и появляются, а точнее говоря – «изначально» присутствуют, предпосылки таких «теорем» металогиков и метаматематиков, как теорема К. Гёделя о неполноте формальной системы и теорема А. Тарского о невыразимости финитными методами ключевого понятия логики – истинности . Трансфинитные же методы, при том что кто-то их понимает (см. следующий пункт), зиждятся на понятии актуальной бесконечности.
Действительно, всякая формальная система неполна, в том числе арифметика. В ней, по К. Гёделю, всегда найдутся формулы, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть в рамках, то есть внутри самой арифметики. В «непомерно больших» логико-математических системах проблема неполноты дополняется зависимостью процедуры доказательства и вывода от количества заложенных в основания формальной теории аксиом. В неполной знаковой системе никто не знает, что такое доказательство. А вводить меру истинности над множеством высказываний математик может самым различным образом, причем все «образы» находятся в тесной зависимости от сущности, бытия, темпорально-генетического пласта подсознания человека, приковывающего его к прошлому. Истина одной своей гранью лежит в генерации всего из «ничего», а другой – зияет в дегенерации всего в «ничто». Истина многогранна, связана с становлением, динамична и ускользает из абстрактной логико-математической теории как из тусклой и жесткой формы, в которую впечатывают ее неопозитивисты. В итоге жаворонок познания, оторвавшись от природы и исполняющий метафизические трели на акустических знаках, при наборе высоты в разреженном воздухе истины теряет голос вместе с сознанием и впадает в медитативный экстаз.
Если резать живую истину бытия формализмом где-то между рождением и смертью, в том числе не только отдельного биологического вида, а и нашей вселенной, то истина станет релятивной. У стоиком триада «референт (материя, природа, фон…) – знак (символ, память) – мысль (идеальное, настоящее)» в целом истинна как совокупность взаимосвязанных элементов бытия. В конкретном срезе бытия знак мертв, вне времени и развития, и множества знаком могут иметь только относительно истинное значение. Мысль без знака пуста, самовырождается в ничто, то есть в ложь, хотя любители поэйзиса утверждают обратное: акустические знаки, в которые упаковывается мысль, уже ложь, а вот внутреннее ничто – глубочайшая истина. Если внутреннее ничтожество глубоко сокрытой мысли – истина, то, очевидно, не нужно референта. «Я», которое Б. Паскаль назвал «ненавистным я», самозакупоривается в белковом теле, а его «истина» отрывается от материального мира. Всё вокруг ложь, но истину прячет где-то далеко в под- или надсознании субъект самоотрицания, и эта истина – абсолютно относительна. Если отвлечься от символа, знака, формальной логики и вернуться к референту, который является причиной самоистинности картезианского релятивиста, то можно заключить, что мир неопозитивиста разбит на несвязанные между собой три области: формальная знаковая система, счастливое эго в парах идеальной истины и пустая лживая природа как источник чувственно-эмоциональных переживаний, которым «нельзя верить». Эти три области относительно друг друга взаимно пусты в полном согласии с метафизическим тезисом Б. Спинозы о существовании во Вселенной «предметов, никоим образом и никогда друг с другом не имеющих ничего общего».
Эскиз построения логической системы дан в . Сначала выбирается язык (общения, передачи информации) с алфавитом Б (знаками, буквами…) и множеством всех слов Б(, записанных в этом алфавите. Затем определяется подмножество «истинных утверждений» Т ( Б(, конструируются формулы. Процедура доказательства имеет в общем случае свой алфавит D ( D(. Вводится функция выделения доказанного (, и тройка {D, E, (} объявляется дедуктикой, в которой Е – алгоритмы доказательств. Отмечается после этого, что «хотя термин ‘доказательство’ является едва ли не самым главным в математике, он не имеет точного определения» (с. 9). И вся эта конструкция математического ума либо неполна, либо противоречива, либо и то и другое вместе.
Существен парадокс лжеца, приведенный в качестве эпиграфа к этим заметкам: «Я – лжец», принадлежащий Эвбулиду . Эта семантическая антиномия античного мыслителя – родственница парадокса Б. Рассела. В обеих антиномиях не употребляются сложные конструкции типа множества, содержащего себя в качестве элемента, но противоречия извлекаются из незатейливого понимания слов естественного языка.
А.Н.Паршин отмечает: «Сначала Гильберт построил свою аксиоматику геометрии и успех на этом пути давал ему уверенность, что его теория доказательств окажется успешной и для арифметики, т.е. аксиоматической теории натуральных чисел» , но К. Гёдель в 1931 г. доказал теоремы о неполноте и противоречивости каждой достаточно богатой формальной системы: 1) в ней существуют истинные, но невыводимые, недоказуемые утверждения; 2) в ней (внутри системы) нельзя доказать её непротиворечивость (самообусловленность). Второе утверждение интуитивно понятно: вообще говоря, так и должно быть в мире, где всё взаимосвязано (нет «абсолютной пустоты»). Спроецировав его на проблему времени, можно заключить, что все логические утверждения даны в момент «теперь», поскольку логика объявляется неподверженной времени [антропогенному времени]. В состоянии «теперь» схватывается только настоящий, застывший «оттиск» с движения, которое бесконечно и неисчерпаемо. Изнутри «теперь» нельзя обозреть место и состояние сей конструкции психики и интеллекта по отношению к достаточно большому, то есть продолжительному потоку времени, но это можно попытаться сделать только извне, из другой «теории».
Первое утверждение может быть обосновано с помощью аналогии с ходом времени, с его становлением. «Теперь» есть, по Аристотелю, начало будущего и конец прошлого, но «теперь» определяется прошлым и определяет будущее [в классической физике, например]. Если мы рассматриваем «теперь» извне (рассматриваем конкретную математическую теорию), то есть с использованием памяти и способности к прогнозу – сообразно ходу временного потока, то увидим в «теперь» много истин в другом плане, так как наше мышление [в «теперь»] будет скорректировано интуитивными, аутистическими процессами в мозгу, имеющими корни в квантовом взаимодействии с Космосом и, возможно, с эфирным состоянием Мира. А это меняет структуру «теперь», ошибочно понимаемую как отделенную от «не-теперь». Метафизика отпочкования отдельного («неделимого») элемента времени («теперь») от непрерывного, взаимосвязанного потока времени становится очевидной. Поэтому в метаматематике и обнаруживаются установки математики, в том числе классической, имеющие в основании традиционный метод познания: анализ и идеализация отсеченного.
Философская мысль (то есть ее логика) останавливается, далее, и на модальной логике [логические круги, чередуясь и сменяя друг друга, сближаются к центральной проблеме мышления вообще]. «Задача состоит в определении онтологического статуса объектов мысли… Применительно к онтологической проблематике вопросы… можно свести… к следующему: каким образом должен быть представлен предмет в рассуждении, чтобы о нем можно было судить как существующем. При таком подходе (который уместно назвать трансцендентальным) естественным является обращение к философии Канта» . Рассматриваются категории модальности: «возможное», «действительное», «необходимое», которые И. Кант понимал следующим образом: 1) что согласно с формальными условиями опыта, что касается наглядных представлений и понятий, то возможно; 2) что связано с материальными условиями опыта, с ощущениями, то действительно; 3) то, связь чего с действительностью определяется согласно общим условиям опыта, то необходимо.
Есть ли в логике и математике такие [непосредственно воспринимаемые] предметы? Несомненно есть, так как любое математическое рассуждение так или иначе оставляет «след на бумаге или на доске» – это «несомненный» ультрапозитивистский выверт. Однако далее изрекается мудрость: «Предмет знания может быть возможным предметом [это – о сути, не о мелом написанных буквах, а о той картине движения, которая представляется возможной индивиду]. Сказанного здесь уже достаточно, чтобы предполагать, что именно о возможных предметах и говорит прежде всего математика. Математическая онтология есть по преимуществу онтология возможного» (с. 121).
Что такое «полнота синтеза»? И. Кант различает логическую и реальную (или трансцендентальную) возможности. Понятие «возможно тогда, когда осуществлен его синтез». Но речь идет о понятии и его возможности, о его синтезе – в этом опять «можно» узреть понятийный позитивизм. «Синтетическое суждение», высказываемое в постулате, подразумевает не только возможность, но и действительность обсуждаемого объекта. Возможность понятия установлена, когда предъявляется соответствующий этому понятию единичный объект, воспринимаемый чувствами. Возможность и необходимость оказались категориями достаточно близкими. Устанавливая необходимость какого-либо положения дел, одновременно показывается возможность некоторого понятия (при соответствии теории и практики). Возможность и необходимость устраняются при одинаковых обстоятельствах, но относятся к разному. Возможность относится к одному понятию, тому которое конструируется в синтетическом суждении – необходимость относится к связи понятий [понятие или предмет не могут быть необходимыми; необходимым может быть какое-то положение дел: связь понятий или отношение объектов]. Возможность фиксируется категорическим суждением, конструирующим новое понятие. Необходимость фиксируется гипотетическим суждением, указывающим на условие, при котором неизбежно наступает какое-то положение дел. Три элемента математического дискурса участвуют в рассмотрении объекта исследования с помощью теории: понятие, единичный объект, событие. Соответственно сопоставляются модальности: возможность, действительность, случайность. При этом необходимость описывает отношения понятий. Согласно И. Канту, схема необходимости есть существование предмета «во всякое время», а у Г. Гутнера необходимость устанавливается вследствие произвольности момента события. Необходимость состоит в том, что когда бы ни произошло событие, ему обязательно будет соответствовать некоторое, причем всегда одно и то же, положение дел.
«Понятие является общим потому, что задает схему, согласно которой строятся многие единичные объекты» (с. 121 – 127). Особенно это касается сложного синтезированного понятия, непосредственно возникающего из опыта, в том числе из системы чувственных опытов. Понятие становится общим для многих различных объектов; оно много раз актуализируется, врастается в настоящее, в «теперь», будучи возможным. По И. Канту, то, связь чего с действительностью определяется согласно общим условия опыта, существует необходимо. Существуют схемы соответствия: 1) формулы на доске или бумаге с представлениями в сознании (знака со смыслом, понятием); 2) представления в голове, сопоставляемые с реально возможным и/или существующим положением дел, вещей в окружающем мире (понятие, смысл – референт, объект).
То есть весь этот комплекс проблем логического мышления и формализации процесса познания достаточно стар. «Начало логики не логично, оно выходит за пределы логики, но в то же время служит ее основанием, является для нее необходимым» . Руководящим принципом в осмыслении данного комплекса проблем является принцип совпадения законов и форм мышления с законами и формами движения материи. Как высшая форма и развитие отражения в общественном сознании, парадоксы логического мышления возникают на фоне универсализации, динамичности, злободневности, возросшего влияния антагонизмов, соотношения коллективистского и индивидуального, отсутствия их толерантности. Так называемая «кентавр-проблема» состоит в том, что в обществе и индивиде сочетаются противоположные, крайне противоречивые взгляды и концепции. Это антагонизм осевого времени и генетической памяти, темпоральной информации и индивидуального знания. В физике имеются аналоги данной ситуации, примиряемые принципом «дополнительности» в трактовках поведения сложных объектов: «волна и частица», «непрерывное и дискретное», «эфир и относительность». К «кентаврам», к сожалению, некоторые специалисты по философской логике причисляют и реальные свойства физических пространства и времени, выражаемые через некоммутирующие операторы, а соотношение вида (ab)c ( a(bc) вообще выше всякой логики и понимания, хотя в физическом мире движений оно встречается сплошь и рядом.
Однако реальные свойства познаются, синтезируется информация о единичных опытных данных, обобщается и упаковывается в подходящую знаковую форму. Множество знаков дополняется правилами их использования. Развитая знаковая система в качестве обратной связи возвращается к осмыслению реальных свойств…
1.2. Теория множеств
Мир предстает перед субъектом познания во множественном аспекте. Эмпирический мир множествен, как и ощущения – всё вокруг «течет», то есть меняется. Даже «статуя начинает различать ощущения, которые она испытала одновременно, лишь после того, как она испытала их одно за другим» . Суждения множественны, как и самые высокие мысли. Знаковые системы уже по одному своему происхождению обладают множественным бытием. Любой язык множествен по своей природе, в том числе язык жестов, вздохов, язык птичий. Вся логика – это неопозитивизм во всем своем пышном цвете; это изначальная ложь, закладываемая в фундамент математики, а затем и в основания других наук. Знаковый позитивизм, из которого навсегда удалено время и развитие, – это каркас, обруч на голове, или стена из кирпичей, которой homo обкладывает свой мозг, уберегая его от необходимости думать. Субъект познания, временно отгораживаясь от живого процесса отражения закостенелым формализмом, отрывается от темпорально-генетической нити Мнемозины и Ариадны – дуальной нити интенсионально сжатого времени-памяти и выпадает в «вечное» настоящее, производит экстенсионально развернутое освоение со-бытийного пространства и слышит логические речи … Пифии. Когда живительные источники информации, обеспеченные былым функционированием субъекта познания в осевом и генетическом времени, иссякают, то есть становятся недостаточными для поддержания экспансии в окружающий мир, наступают моменты рефлексии и репликации, в том числе проводится анализ причин наступления «теперь», полного тупиков и антиномий. И этот процесс перманентного «самокопания», свойственного homo, цикличен, являясь множественным копированием становления: возникновения из Единого и возврата в него.
Не понимая сущности логики, но осознавая непременную множественность своего бытия и принимая позитивный вклад математики в практическую деятельность, субъект познания, как знаток формализованных дисциплин, стремится обосновать свое ощущение превосходства над косной природой, услужливо подаваемое им самим из области идеального, с помощью установки множественного фундамента под «царицу наук». Ключевая и одновременно вершинная часть этой затеи содержится в оптимистическом изречении Кузанца: «Актуальная бесконечность есть единство, в котором изображение есть истина» . Бог у Николая из Кузы бесконечен и един, а если кто-то из людей усматривает его, то видит в нем только себя как истину в последней инстанции.
Итак, в отличие от приверженцев А-метафизики с ее потенциальной бесконечностью, субъект познания парит выше – к божественной актуальной бесконечности, то есть впадает в П-метафизику. Это было бы восхитительно и экстазиабельно – обосноваться в «рае, созданном для математиков Г. Кантором», как выразился Д. Гильберт, если бы не было так больно. И не одни отрицательные пугнические и праксические эмоции, а и полный паралич мысли, или её забвение, приобретенные формалистами на этом пути, то есть в конце его – в тупике, незамедлительно восстают пред homo tutti frutti, лишь только он обрезает те корни, которые питают его логику.
Логика кормится внизу, на природе, в неустанном метаболизме, является его производной, вспомогательной функцией. Как только досточтимый формалист отрывается от логики динамического развития, поддержания жизнедеятельности и начинает творить логику застывших форм, он при абсолютизации последних обрекает себя на дорогу назад, в «ничто». Возможно, эта дорога запрограммирована в общей структуре мироздания и реализация ее заложена в становлении конкретного космического процесса – образовании планетных систем звезд, и тогда следует по-новому взглянуть на судьбу планеты Фаэтон. Но уже сейчас можно утверждать, что при забвении живительных источников так называемого логического мышления и формализации всего и вся, в том числе посредством «геометризации» мира, человечество не избежит подобной участи: форма – это остановка времени, а стоп-время означает, в общем случае, конец движения, развития, жизни. Об этом предостерегал еще Анаксимандр (см. эпиграф к этой главе).
Как всякая формальная система, теория множеств воздвигается на основе аксиоматического метода. Постулаты принимаются согласно «здравого смысла», по подсказке интуиции, на содержательном уровне, после осмысления и анализа повседневного опыта не только рядового армии формалистов, но и homo в целом: как ratio, так и sensus, как faber, так и sapiens. В результате получается набор аксиом, который можно дополнить или обрезать, как заключают металогики К. Гёдель и А. Тарский, что прежде всего означает мозаичность и множественность формализма, в фокусе внимания которого – актуальная бесконечность, она же – единство.
Два аспекта философии науки соответствуют такому положению дел. Первый аспект – метопистический, доставшийся от предков, поклонявшихся всем идолам, какие только можно вообразить или воплотить в изваяния, подобные глыбам на острове Пасхи. В этой форме мышление исподволь и косвенно уходит от бытийного настоящего, от подлинного прогресса; жива каменная традиция – сводная сестра пассеизма, эмбриональным швом связанная с застоем и дегенерацией. Даже хрупкое «теперь» у идолопоклонников каменеет.
Второй аспект – идеалистический. Метафизика в духе Плотина и его последователей, законспирировавшись, инкогнито присутствует в теле любой теории множеств. Очередная попытка жаворонка познания улететь за облака идеального заканчивается тем, чем закончился последний день Помпеи: крахом логических оснований «рая для математиков».
Одним из первых обратил внимание на противоречия теории множеств Б. Рассел. Парадокс понятия «множество всех множеств» состоит в том, что если это действительно такое множество, то оно должно содержать себя в качестве элемента. Но тогда оно не является множеством всех множеств, так как оно одновременно вне множества всех множеств и внутри множества всех множеств. Иными словами, эта конструкция вступает в противоречие с аксиомой фундирования (х ( х, или Х ( Х). Парадокс Б. Рассела и подобен, и адекватен знаменитому парадоксу лжеца: «Я – лжец». «Причину парадокса можно усматривать в структуре высказывания, написанного в кавычках; оно ссылается само на себя. Здесь проявляется абстракция отчуждения, в силу которой исследователь сам процесс своего исследования, свои мысли, делает объектом исследования» . Подобный приведенному, существует «парадокс парикмахера, который бреет только тех, кто сам не бреется». Нечто похожее на выход из создавшейся коллизии конструкторы теории множеств нашли в переименовании универсальных множеств типа «множества всех множеств», назвав их классами. То есть фактически «выход» был прост – он состоял в отказе от рассмотрения таких конструкций . Другие семантические и логические парадоксы – парадоксы Бурали-Форти (1987), Кантора (1899), Ришара (1905), Берри (1906), Греллинга (1908) . Е.Цермело построил аксиоматическую теорию множеств в надежде избавиться от парадоксов наивной теории множеств Г. Кантора. Но ком антиномий отнюдь не растаял, а стал расти еще быстрее. Обобщим парадокс Б. Рассела, приведя следующее
Следствие 1. Понятие множества противоречиво.
Много кривотолков вызывают аксиома выбора и проблема континуума, при этом без должного внимания остается аксиома степени. Аксиома объемности принимается в виде утверждения, что два множества равны в том (и только в том) случае, если они состоят из одних и тех же элементов: X = Y ( x = y. Неопозитивист пишет в разных местах на бумаге, да еще отражает в сознании то, что написал: X = {1, 2}, Y = {2, 1} и считает, что X = Y, хотя знаки расположены в разных местах, в различном порядке и написаны в разное время. Эти знаки разные по форме – атомы красителя также разные и находятся в неподконтрольном движении, но главное – они движутся по-разному. Но эта неопозитивистская метафизика всеобщая, а не конкретная, так как одно множество в воображении, а другое, ему якобы соответствующее, записано символически.
Или пусть одно множество чисел (в некоторой системе счисления) извлекается из памяти для выполнения операций над ними, то есть копируется, – различия между ними сохраняются. Кроме того, добавляются различия по их обработке и функциональному назначению. А формалист просто принимает на «веру» аксиому объемности (равенства двух множеств, которые никогда не были и не будут равными, так как порождены из Единого, так как являют собой множественное).
Следствие 2. В теории множеств Г. Кантора аксиома объемности неправомочна (неправомочна во всех теориях множеств).
Аксиома степени гласит: Семейство подмножеств F непустого множества F тоже множество (так как элементы «множества» F суть множества, то из предосторожности оно названо «семейством»). Затем изготавливается воображаемая процедура штамповки «семейств», в которой не принимается во внимание порядок извлечения элементов из исходного множества при копировании и не рассматривается механизм компоновки извлеченных элементов в подмножества. Молчаливо предполагается, что сохраняется F, хотя простой пример из объективного мира элементарных частиц показывает, что это не совсем и не всегда так. Данная процедура конструирования подмножеств совершенно бессмысленна, если исходное множество – это газ фермионов. При любом манипулировании с элементами этого множества или даже с одним элементом исходное множество исчезает, а вместо него появляется нечто иное. Даже если этот очевидный факт не брать во внимание, то упаковка фермионов в подмножества сведет на нет весь смысл аксиомы степени, вложенный в нее наивными множественниками: результат зависит от расположения частиц в том вместилище, какое называется множеством. Упаковка элементов может осуществляться по самым скромным оценкам не менее N = n! способами, где n – количество изъятых их F элементов, а знак «!» означает, что перемножаются все целые числа от 1 до n. Вместо последовательного решения проблемы компоновки элементов в F вводится аксиома выбора, то есть изначально постулируется произвол. Согласно следствию из аксиомы выбора, каждое множество можно вполне упорядочить . Это означает, что первозданный порядок, в котором элементы компоновались в множество, нарушен, а «упорядочивать» элементы можно различными способами. И всё это будет одним и тем же множеством. Непоследовательность данного решения очевидна, так как создается теория множеств, призванная отображать мир в его множественном бытии, а само различие и, таким образом, множественность в ней нивелируются. Не сверхъестественное ли воздействие идеи актуальной бесконечности, «которая есть единство», то есть бог, ощущает математик, когда в экстазе от создаваемых им приятных иллюзий забывает о логике и математике? В итоге, как видим, Аксиому выбора вместе с Аксиомой степени можно опровергнуть простым (и не единичным) примером.
Рассмотрим множество А передвижений автобуса за смену в течение некоторых промежутков времени. Элементы множества А фиксируются в протоколе алгоритма его задания. Сам протокол П уже не множество движений, а его отображение (отражение), как и элементы из П являются отображениями элементов из А. Множество реальных движений автобуса естественным образом объединено его общим движением за рассматриваемый интервал времени – за смену. Множество «копий» реальных движений автобуса на бумаге объединяются в единое множество фикцией – процедурой замыкания (отличной от процедуры К.Куратовского; можно в равной мере принимать в качестве начальной конструкции открытые или замкнутые множества по К.Куратовскому). Процедура замыкания ни на чем не основана в случае протокольных записей, кроме, возможно, абстрактной деятельности ума, или наличием листа бумаги. Здесь процедура объединения элементов в множество – это и не операция объединения алгебры Дж. Буля над множествами, а только слабый отзвук Единого, которое рассматривал Парменид .
Но пусть теперь мы рассматриваем движение какого-либо произвольно выбранного предмета. Предмет испытывает сложное движение. Форма его меняется в зависимости от температуры окружающего пространства, возможно заполненного газом, от давления, влажности, силы тяжести и т.д. Предмет качается вокруг точки опоры при ее колебаниях. Предмет вращается вокруг оси планеты Земля вместе с ее суточным вращением, колеблется вместе с содроганиями земной коры, испытывает вибрации при воздействии сейсмических волн, образованных прибоем в норвежских фиордах, звуками голоса. Наконец, предмет вращается вместе с Землей вокруг Солнца и движется с ним вокруг ядра галактики… Выделим вращательные движения из множества всех движений предмета и определим среди них элементарные вращения вокруг собственной оси. Введем декартову систему координат с произвольно выбранными ориентацией и началом. Тело может независимо испытывать вращения вокруг трех осей координат в произвольном направлении: влево или вправо и в произвольно выбранном порядке на углы, равные по абсолютному значению ( / 2. Пусть, далее, начальное положение тела зафиксировано и принято за единичное. Замечая ориентации тела после выполнения произвольных последовательностей поворотов, придем к выводу, что эти элементарные движения не коммутативны и не ассоциативны: xy ( yx и x(yz) ( (xy)z, соответственно. Результат (ориентация тела по выполнении серии поворотов) зависит от порядка следования элементов множества, составленного из элементарных движений. В пространстве размерности n > 3 ситуация еще более сложная. Но резюме получаем такое: существуют множества, элементы которых нельзя переставлять ни парами, ни тройками, ни б?льшими количествами.
Следствие 3. Аксиома выбора в теории множеств Г. Кантора неправомочна (неправомочна в любой теории множеств).
Следствие 4. Отсутствие последовательности движений в общем случае устраняет из теории множеств время.
Следствие 5. Вместо конструирования последовательности семейств с использованием процедуры Г. Кантора Cn+1 = 2Cn для количества их элементов (для мощности семейства F) нужно рассматривать более общую процедуру Сn+1 = Cn!, то есть брать не число, похожее на «сумму всех сочетаний» из элементов множества F, а факториал – количество всех перестановок. В случае обобщенной неассоциативности процедура Сn+1 = Cn! заменяется на процедуру Сn+1 = exp(Cn!). Последний вывод легко получить из простых подсчетов результирующих положений неассоциатиных и обобщенно неассоциативных элементов. Отсюда также получаем
Следствие 6. Процедура составления подмножеств из непустого множества F, принятая в проканторовских теориях множеств, – не только произвольна, но и бесконечно бедна в количественном аспекте, а это непростительный «грех» для теории множеств.
Аксиома бесконечности гласит, что существует актуально бесконечное множество (которое есть «единство»). Во-первых, эта аксиома сразу ограничивает область существования множественного, отображаемого с помощью теории множеств (то есть теория множеств рассматривает заведомо не все множества). Во-вторых, далее принимается, что первым бесконечным множеством является множество чисел натурального ряда N с мощностью Со. Однако еще Архимед доказал, что множество простых чисел Р бесконечно. В наивной теории множеств Г. Кантора, как и во всех последующих, полагается умозрительная безосновательная процедура взаимно-однозначного отображения этих множеств: Р ( N, то есть что мощности их равны. Перестроим ряд натуральных чисел не по их возрастанию, а по возрастанию количества простых сомножителей в них. Мощность множества N от этой перестройки не изменится, в отличие от результата Л. Эйлера для суммирования рядов. Имея в виду, что из множества Р можно получить множество N в рамках основной теоремы арифметики, запишем ряд: N = {1, P, EMBED Equation.3 …}, где символическая запись третьего члена означает, что берется аналог числа сочетаний из Р по 2, а не само число сочетаний, так как к нему добавляется остаток количества квадратов, наполовину учтенных в формуле для сочетаний. Поэтому вместо знаков «–» в соответствующих местах формул для «числа сочетаний» берутся знаки «+», что только усилит вывод. А он состоит в том, что переход от бесконечного множества к следующему более мощному множеству, осуществляемый согласно процедуре Cn+1 = 2Cn, примененный для перехода от Р к N, проходит по тому же сценарию, что и переход от счетного множества N к несчетному множеству мощности C1 = 2Cо. Кардинальное число С1 определяет мощность континуума.
Следствие 7. За начальное бесконечное множество логически более последовательно принять не множество натуральных чисел N, а множество простых чисел Р.
Следствие 8. Задание в качестве начального бесконечного множества какого-либо конкретного множества произвольно.
Континуум вместе с его проблемой возникают по той же причине – из-за отсутствия логики у отцов теории множеств. Суть проблемы континуума состоит в следующем: никто не может дать ответ на вопрос, существует ли между счетным множеством типа N мощности С0 и множеством континуума мощности С1 промежуточное множество, мощность которого была бы С0 < Cx < C1. Вообще, неизвестно, существует ли само несчетное множество. Доказательства существования континуума, муссируемые в математической литературе, основаны, мягко говоря, на недоразумении. Приведем одно из них – метод «диагональной процедуры» Г. Кантора.
В любой системе счисления С можно все числа на отрезке геометрической прямой x ( X = [0; 1] «попытаться» выразить через с-ичные дроби:
0,(1(1(1 … (1 …
0,(2(2(2 … (2 …
0,(3(3(3 … (3 …
…
0,(n(n(n … (n …
Пусть число разрядов n ( ( (к счетной бесконечности – иначе невозможно, так как знак разряда имеет конечный размер по ширине и в этом масштабе знаков на горизонтальной оси (– (; + ()уместится счетное их множество). Тогда комбинаций всех перестановок различных цифр в с-ичной системе счисления будет сn. Возьмем для простоты с = 2, что не меняет существа вопроса (любое число, записанное в с-ичной системе счисления, однозначно отображается на число, записанное в d-ичной системе счисления, и наоборот). По вертикали чисел будет не n, как принято у всех множественников на протяжении нескольких столетий, а сn (2n). Высота знака тоже имеет конечный размер. Значит, на плоскости строк, определяющих числа х, уместится счетное количество. Между тем их сn (2n), а не n. «Мощность» всех чисел (точек в интервале Х) есть С1 = 2Со, а количество их в множестве на плоскости С0. Не отдавая себе отчета, как разместить на плоскости эти знаки, математик устраняет все «лишние» дроби в небытие, зато строит «диагональную процедуру» для доказательства несчетности количества дробей, расположенных по вертикали . Следуя «по диагонали», математик заменяет все цифры, расположенные в разрядах с номерами 1 ( i ( n…, то есть (1, (2, (3, … (n …на другие (в двоичной системе счисления 1 заменяется на 0, а 0 на 1). В конце этого акта математик объявляет, что получено новое число, которое не содержится среди всех строк чисел. Так «доказывается» несчетность множества действительных чисел: сначала математик удаляет всё, что сверх N, не сумев разместить «лишнее», а затем в пустой абстракции показывает, что «лишнее» здесь есть, оно никуда не делось. Вопрос: математик ли это? Нет, это фокусник!
Тем не менее с помощью простой проверки на примере двоичной системы счисления убеждаемся, что любые перемены знаков при составлении «новых» чисел не выводят за рамки уже полученных (n можно устремить к бесконечности). Значит, «доказательство» Г. Кантора и его последователей содержит логическую лакуну и вопрос теперь состоит в том, можно ли сn чисел (n ( () разместить на плоскости, не уменьшая размеры знаков до «бесконечно малых» (зачем вводить еще одну проблему, превращая знак в точку и усложняя картину?). И эта задача – не дань натурализму, а возвращение из заоблачных высот актуальной бесконечности к практической целесообразности. Решение задачи размещения сn чисел на плоскости (или в бесконечном кортеже плоскостей) требует введения реальной процедуры осуществимости.
Следствие 9. Существование любого типа актуально бесконечного множества нужно постулировать, а не «доказывать».
Таким образом, всё здание «рая для математиков» рушится при первом же непредвзятом рассмотрении, так как крах одних аксиом приводит к кардинальному пересмотру других аксиом или к отказу от них, или к отказу от всей аксиоматической теории множеств .
Полный провал «доказательства» несчетности действительных чисел, предпринятого Г. Кантором, с позиций раскрытия несостоятельности утверждения, что посредством счетного количества добавлений новых «диагональных» чисел к множеству всех чисел на отрезке [0; 1] можно «дойти» до континуального множества, обнаружил автор работы . Кроме того, «1. Доказательство Кантора фактически содержит в себе не-финитный этап…, то есть такое рассуждение не является математическим доказательством в смысле Д. Гильберта и … в смысле классической математики.
2. Вывод Кантора о несчетности множества Х «перепрыгивает» через потенциально-бесконечный этап…, т.е. рассуждение Кантора содержит логическую ошибку «недоказанного основания».
3. Кантор в действительности доказывает, причем строго математически, именно потенциальный, то есть принципиально незавершенный характер бесконечности множества Х всех действительных чисел. Другими словами, строго математически доказывает фундаментальный принцип классической логики и классической математики: Infinitum Actu Non Datur (Аристотель)».
А.А.Зенкин замечает, что это «доказательство» – бесконечная пустая тавтология (с. 168). «Сама Теорема Кантора оказывается просто неверной с точки зрения классической логики (Аристотеля)» – анализ логических ошибок теории множеств в вопросе существования несчетных множеств развивается цитируемым автором с 1997 г.
Сама постановка парадокса лжеца, то есть парадокса «Я лжец и не лжец в одно и то же время»: А & (А (= (), основана на метафизической структуре математики, в которой «процесс совпадает с результатом». В динамическом мышлении, отличном от мышления математического, такого парадокса не существует, так как в один момент времени субъект лжет, а в другой может не лгать. И так далее. То есть смысл высказываний субъекта и их оценка зависят от конкретной ситуации, от хода, от развития процесса общения и соотношения с окружающим миром. А.А. Зенкин решает проблему парадоксов средствами, выработанными внутри математики, заменяя фразы и их смысл. Б. Рассел ввел методику логицизма: запрет применять в математике логические конструкции, в которых существуют утверждения или отрицания относительно самих этих конструкций.
Различные подходы в устранении парадоксов – в интуиционизме и формализме. «Брауэр отказался от использования закона исключенного третьего (интуиционизм)» . Д. Гильберт вообще против семантики в математических утверждениях (формализм) и сводит всю математику к «игре в символы» (метаматематика, претендующая на то, чтобы стать единственно верной «теорией доказательства» и рассматривающая всю математику от Пифагора до наших дней как содержательную, неформальную, то есть как наивную). Общим основанием для всех этих «технологий» служит готовность пожертвовать любой частью статного тела математической науки, но отнюдь не для избавления математики от казусов, а ради увековечивания теории трансфинитных чисел Г. Кантора. А.А.Зенкин же предлагает изгнать из математики актуальную бесконечность и, тем самым, трансфинитные числа Г. Кантора, введенные вопреки стагиритовскому: Infinitum Actu Non Datur.
«Сегодня можно констатировать, что усилия Рассела, Брауэра, Гильберта и вообще всей математики ХХ в. Были направлены на то, чтобы обойти проблему парадоксов, а не на то, чтобы решить эту проблему… Как бы то ни было, но нельзя остаться равнодушным к поистине выстраданному воплю великой математической души: «Состояние, в котором мы находимся сейчас в отношении парадоксов, на продолжительное время невыносимо. Подумайте: в математике – этом образце достоверности и истинности, – образование понятий и ход умозаключений, как их всякий изучает, преподает и применяет, приводят к нелепостям. Где же искать надежность и истинность, если даже само математическое мышление дает осечку?» . Это было высказано в 1925 г.
«Однако спустя и два десятилетия это «невыносимое состояние» остается неизменным [в 1946 г.]. Мы меньше, чем когда-либо, уверены в первичных основах (логики и) математики. Как все и вся в мире сегодня мы переживаем «кризис»… А еще через десять лет «трагические краски» сгущаются: «Не существует, да и не предвидится, никакого единого и общепринятого способа перестройки математики, и в этом смысле кризис оснований… продолжается». Спустя сто лет на пороге третьего тысячелетия проблема парадоксов так же неразрешима для мощнейшего аппарата современной математической логики и метаматематики, как и вначале ХХ века (с. 80 – 81). Далее А.А.Зенкин мощно призывает отказаться от актуальной бесконечности. Но не проще ли вернуться к основаниям математики, чем безуспешно обсуждать ее парадоксы?
Математика – наука естественная (хоть и «дана» человеку и считается языком), она является обобщением эмпирического знания. Априорное начало в ней может присутствовать в форме первозданной потенции живого существа возникать из окружающего мира с унаследованными от природы определенными законами развития, в том числе законами мышления. Обобщая повседневный опыт, накапливаемый миллионы лет, человек совершенствует математический аппарат, математический и логический образ мыслей . Динамическое и математическое мышления взаимодействуют и дополняют друг друга. То что это так, показывает работа , где рассматривается догматическая ссылка на фокус математика С.К. Клини , который рассматривает вместо «всех чисел на отрезке [0; 1] – произвольный пересчет каких-либо … чисел, принадлежащих интервалу». Здесь читателю демонстрируется типичный пример субъективизма, но уже не в процедуре измерения или подсчета, а в «свободе выбора» того, что подсчитывать и как подсчитывать.
Но А.А. Зенкин приводит контраргументы и дает сравнение «доказательств» Н. Бурбаки, Ф. Хаусдорфа, С.К. Клини, М.Дж. Коэна: все они образец действенности гипноза, которым, видимо, обладал маг и «гуру» наивной теории множеств Г. Кантор. А.А. Зенкин предлагает все же вместо актуально заданной бесконечности рассматривать множества потенциально бесконечные. Это так называемая Аксиома Аристотеля. Из нее и аристотелевского определения понятия потенциальной бесконечности немедленно следует Теорема 1: Любое бесконечное множество не содержит всех своих элементов . Результат, надо прямо сказать, «из ряда вон выходящий».
К сожалению, при всей прогрессивности их взглядов, аргументация А.А. Зенкина и Я. Шрамко не выходит за рамки методологии, которой, как и Г. Кантор, пользовался Ж. Пеано еще в XIX веке при аксиоматическом построении арифметики, в которую как в математическую структуру изначально вводятся коммутативные и ассоциативные операции над элементами-числами. А это не отвечает реальному течению дел в том мире, где возникла самая странная из всех математических теорий – теория множеств. Для нормального же человека и вовсе непонятен тот птичий язык, на котором с легкой идеи Г. Кантора стали щебетать высоко в облаках метафизики жаворонки с «базовым» математическим образованием.
1.3. Геометрия
Аксиоматический метод Аристотеля, развитый им в логике, с успехом был применен Евклидом при построении дедуктивной геометрической теории. С тех пор ученые задают вопросы: 1) не могут ли аксиомы из системы аксиом определенной геометрии быть выведены из других аксиом этой системы; 2) нельзя ли прийти посредством логических умозаключений при использовании аксиом системы к двум или более противоречивым теоремам или следствиям; 3) можно ли аксиомы дополнить какими-либо новыми аксиомами независимо от старой системы аксиом без привнесения в нее противоречий? Ввиду ее в некоторой степени первозданности, рассмотрим геометрию Евклида несколько подробнее.
Аксиоматика евклидовой геометрии содержит «пять групп аксиом: аксиомы связи, аксиомы порядка, аксиомы движения, аксиома непрерывности и аксиома параллельности» . Первая группа относится к утверждениям, касающимся: 1) соединения двух точек прямой линией (единственным образом); 2) принадлежности прямой по меньшей мере двух точек [что это такое – прямая, состоящая из двух точек?]; 3) возможности трех точек не составлять прямую [что такое самое прямая?]; 4) образования [соединением?] плоскости, «проходящей» через три точки (в плоскости имеется хотя бы одна точка [непостижимо и восхитительно!]) единственным образом; 5) принадлежности прямой плоскости, если две ее точки лежат на плоскости; 6) принадлежности одной точки двум плоскостям, из чего следует, что имеется еще одна точка, которая лежит на этих плоскостях; 7) невозможности провести через все произвольно выбранные четыре точки плоскость.
Все так называемые геометрические образы в этих утверждениях – неподдельное умозрение; во всем пустота «очевидности»; язык изложения нечеток, неясен, двусмыслен. По всей видимости, многовековые упражнения древних египтян и греков в измерениях длин и площадей, в вычерчивании на песке треугольников и окружностей настолько внедрились в рассудок, что суть процесса стала для них невидимой и в абстракции отчуждения отбрасывается. Итак, перед нами ранние плоды метафизики: «прямая», которая понимается как чувственный образ, без определения «как соответствующая кратчайшему расстоянию между двумя ее точками» (образ без процедуры измерения, знак ума, идеализация опыта); «прямая из двух точек» (эти геометрические точки «соприкасаются», как части прямой, но числа, точкам соответствующие, различны и разделены, по Аристотелю, – опять противоречие: точки «слиплись», но чем и как «разделены» числа?). Возникают вопросы: что значит «соединение» точек, если они и без того «соприкасаются», а числа, им соответствующие, «разные»? чем и как точки «соединяются»? что значит «провести плоскость»? Не ответив на эти вопросы, «геометризаторы» философии и физики в пору цветения картезианства уже торопятся перенести следствия из своих геометризованных теорий на гуманитарные дисциплины, на общественные процессы, в морально-этические сферы и другие области знания и бытия.
Вторая группа – аксиомы порядка. Вводится понятие направления – из какой «теории»? «Направление» связывается с отношением между точками: точка А предшествует точке В (А < В). Знак «<» между точками без количественной меры, без алгоритма определения порядка следования – это также чувственный образ, или одноразовое лаконичное изображение нескольких чувственных образов. «Если А < В, то В > А» – «кубики» переложили, поменяв их местами, словно дети. Одновременно не выполняется А < В и А > В [а на окружности как считать?]. Зародыш «дурной бесконечности» усматривается в аксиоме: «Если А < В, а В < С, то А < С» [в том числе на окружности? если «да», то до каких точек окружности это справедливо?]. Еще одно противоречие: «В одном из двух направлений для всякой точки В найдутся точки А и С такие, что А < В < С» (с. 25). Пусть, однако, прямая состоит из двух точек. Тогда, как легко проверить, любая подстановка этих точек в формулу А < В < С приводит к ее невозможности. Во всяком случае, о появлении точки между двумя точками этой прямой ничего не говорится, так как не задан процесс обнаружения или рождения точки вообще – о пифагорейском «перевоплощении» монады в точку речи здесь нет. Две ближайшие аристотелевские точки «касаются», но не точками и не через третью точку.
Аксиомы движения не менее парадоксальны. «Каждое движение сохраняет отношение принадлежности» – во-первых, по Зенону, «движение невозможно», тем паче, по Л. Витгенштейну, невозможно в формальной системе, какой является геометрия Евклида. Но на самом деле движение – это нескончаемый процесс, потенциально бесконечный, при котором, по А.А. Зенкину, вполне возможно, что элементы потенциально бесконечного геометрического множества точек на некотором этапе уже не принадлежат этому множеству – «испаряются»! Во-вторых, что значит идиома «движение сохраняет»? Что это за движение и движение ли это? Не в голове ли метафизика «сохранение движется», а «движение сохраняется»? Метафизик от логики всегда обманывает, даже когда пытается говорить правду, и честен, когда лжет. А картезианский метафизик движется, когда не движется, и окостенел, когда рассыпается.
Из этой же группы аксиом через все века наследуется другая ложь: «Движения образуют группу». Мало того, что самотождественность – это «вид движения» (самотождественно Единое, а оно неподвижно), так старое понятие алгебры – «группа» употребляется в пространстве движений. На плоскости – группа, так как движения на ней коммутативные и ассоциативные. А вот в трехмерном пространстве, не говоря уже о пространствах размерности n > 3, движения группу не образуют: они не коммутативны и не ассоциативны. А равенство (конгруэнтность) самому себе геометрического объекта? что значит в таком случае сравнить объект с самим собой? как сравнить? отделить сначала весь объект от самого себя, затем запустить механизм «сравнения», после чего снова соединить две «равные» половины? или эта «философема» тождественности себе – очередное излишество ума homo sapiens?
Аксиома непрерывности принимается согласно Р.Дедекинду (Архимеду) или выражается на языке теории архимедовых групп . Г.Кантор делит отрезок на все более мелкие (связные?) части и в «конце» сего действа объявляет, что найдется «последняя» точка С, которая принадлежит всем отрезкам АnВn. Суть аксиомы Архимеда рассмотрим на единичном случае: прямая, как это заявлено в аксиомах связности, состоит по меньшей мере из двух точек А и В, которые друг друга «касаются» (Аристотель), но числа, им соответствующие, «различные».
Если точки различные, но «касаются», значит область касания из точек не состоит – область касания геометрических точек не является геометрическим образованием. С другой стороны, в природе, в мире, в геометрии нет пустоты, как гласит аксиома Архимеда, – тем более в геометрии нет «абсолютной пустоты», понятие которой использовал И.Ньютон. В геометрии – сплошь точки, даже на бесконечности – «бесконечно удаленная точка». Числа, соответствующие точкам А и В, различные, но между этими числами нет других чисел. Значит, между точками А и В есть субстанция, которая не является числовой и не является геометрической. Иначе говоря, точки А и В находятся рядом – они "касаются", будучи разными. Следовательно то, что составляет область касания точек, не есть Единое, ибо Единое не может что-то разделять, так как оно – Единое. Нечисловая негеометрическая субстанция, не являющаяся Единым, есть множественная субстанция. Множественное не умещается в рамки континуума, которому соответствует множество действительных чисел (а может быть, судя по "структуре" теории множеств, и не соответствует).
Но связь между точками А и В есть: во-первых, они "касаются", а во-вторых, из них образуется прямая. Значит нечто, организующее геометрическую прямую, не может быть геометрической прямой. Ближайшим и легче всего воспринимаемым геометрическим образом, не являющимся образом прямой в мире финитного, является образ окружности. "Подобно тому как, двигаясь по окружности от данной точки, мы возвращаемся к этой точке, подобно этому круговорот причинного отношения состоит в том, что оно возвращается к своему началу, действие возвращается к своему источнику. Причина и действие производят и причиняют друг друга взаимно, они взаимодействуют. Взаимодействие есть третья и высшая, истинная форма абсолютного отношения" . Но здесь фигурирует не геометрическая окружность, а взаимодействие, круговорот причины и следствия, каузистика. Абсолютность истинной картины отношения между точками А и В, если мы хотим далее формализовать геометрию как часть физики, выражается символами i, j, k…, отличными от акцепта действительного пространства на основе его арифметизации. Это принципиальное решение, вносящее в "пустоту" геометрических форм содержание, а именно: абсолютное (круговое) движение, в корне отличается от картезианского решения. В картезианской геометризации физики из пустоты вырастают побеги метафизического релятивизма, а классическая причинность механики И. Ньютона деформируется благодаря формализму пространства Г. Минковского, – устранение геометрической метафизики Евклида и Р. Декарта выводит математика на понимание амбивалентности и дополнительности абсолютного и относительного, содержания и формы, причины и следствия. В итоге, если точка С принадлежит отрезку АnВn, состоящему из двух ближайших точек, то она либо попадает в область их «слипания», то есть «испаряется» из геометрии, либо «конгруэнтна» одной из них. Несостоятельность метафизических представлений о конгруэнтности и самотождественности была отмечена выше.
Аксиома параллельности интенсивно обсуждается почти два столетия. Благодаря ее пересмотру были построены геометрии Н.И. Лобачевского и Б. Римана. Обе геометрии находят применение в космологии и физике тяготения. Псевдоевклидова геометрия Г. Минковского служит моделью 4-мерного пространства-времени и математической формулировкой специальной теории относительности. Три координаты в пространстве Г. Минковского соответствуют возможности его арифметизации в трех взаимно перпендикулярных направлениях. Четвертая координата – "чисто мнимая" (i = EMBED Equation.3 ) и вводится для параметризации времени и объединения пространства и времени в единое образование. Сопряжение идей, приведших к пространству Г. Минковского, с формализмом риманова пространства послужило основанием для построения псевдориманова пространства-времени. Это математическая подложка общей теории относительности.
В аксиоматике геометрии, приводимой различными авторами, есть разночтения. Отличный от варианта аксиомы Архимеда, данного Г. Кантором, предлагают вариант А.Д. Александров и Н.Ю. Нецветаев: "Всякая точка, лежащая на отрезке, делит его на два отрезка, т.е. если С на АВ, то АВ составлен из АС и ВС" . Однако, если отрезок допустимо в определенной топологии считать прямой, то он, как совпадающий с прямой, может состоять как минимум из двух точек. Если первоначально заданный отрезок состоит из двух точек, то приведенная аксиома не выполняется (одна точка никакой линии не образует). То же справедливо для отрезка, состоящего из трех точек. Для отрезка, состоящего из четырех точек, можно допустить, что выполняется аксиома Р. Дедекинда при сохранении рассмотренной выше аксиомы связи. Но, в принципе, если линия, состоящая из двух ближайших точек (просто из двух точек) – это абсурд, то линия, состоящая из множества пар точек, которые можно рассматривать опять парами, – это абсурд абсурдов.
Все геометрические системы, построенные в фарватере идей Евклида, устраняют из фундамента теории движение и каузальную связь, но "компенсируют" это метафизическое вычленение формы из содержания последующим привнесением в геометрию движения форм. В итоге получается, что в принципе не имеющие движения и развития точка, линия, фигура или объемная область испытывают формальное движение. То, что абсолютно не движется, у преемников античной геометрической метафизики – картезианцев движется абстрактно, умозрительно, релятивно. Любое множество точек может перемещаться относительно других множеств точек только потому, что движения нет вообще. В таком "интеллектуальном экстазе" крайнего себе-противоречия строятся группы движения на плоскости, в пространстве, кристаллографические группы Е.С.Федорова и так далее. В наглядном описании свойств кристаллических решеток методы метафизической геометрии еще могут как-то применяться, но далее следует их экспансия на физическое движение, описываемое на основе незначительно модифицируемых геометрий . Как следствие метафизического мышления, в поле зрения геометра и естествоиспытателя не попадают такие состояния объектов изучения, как их ориентация по отношению к другим объектам, и изменение ориентации отдельного тела со временем в процессе его взаимодействия с окружающим материальным миром.
Отнюдь не аристотелевская метафизика в основаниях геометрии вследствие отречения от "телесного" в духе Плотина порождает экстазированную метафизику картезианства, опускаемую затем в виде пустых форм на природу. Над ученым довлеет метопистический пассеизм. Не осознавая, где прореха в его мышлении, этот ученый в последних актах своей трагедии пытается реанимировать картезианскую метафизику, густо разбавленную позитивизмом, посредством смены декораций в физическом мире. В природе животное линяет, меняет цвет кожи или сбрасывает ее совсем. Наш заблудившийся в лабиринтах естествознания сциентист выбрасывает за борт корабля познания метод аналогий, воплощенный в множественном аспекте бытия, в числовой идее. В интеллектуальном бессилии он впадает в новый экстаз – экстаз прозелитизма и перекладывает ношу познания на пифагореизм. В этом действе видно, тем не менее, вызревание труженика науки, пусть пока недоуменное, но закономерное. Интуиция подсказывает сциентирующему философу, что понятия "число" и "точка", доставшиеся ему по наследству, в нашем "теперь" уже недостаточны, что их нужно пересматривать и развивать. В этом же – вечная песнь прозелитизму и хвала исследователю, застрявшему в кривом зеркале геометрии Б.Римана, "дополненном" касающейся его всюду мнимой прямизной геометрической рамки Г.Минковского. "Когда математика прямого и кривого оказывается, можно сказать, исчерпанной, – новое, почти безграничное поприще открывается такой математикой, которая рассматривает кривое как прямое (дифференциальный треугольник) и прямое как кривое (кривая первого порядка с бесконечно малой кривизной). О метафизика!"
Таким образом, из оснований геометрии устраняется движение и развитие, затем в застывшем мире абстрактных образов принимаются аксиомы. На основании веры в правомерность содеянного принятые аксиомы развертываются посредством теорем и следствий из них в тело теории. Структура всякой нетривиальной развивающейся теории включает: 1) предложение; 2) выставление (отделение от известной части теории); 3) ограничение (определение области существования рассматриваемого математического объекта); 4) построение (алгоритма, схемы, отыскание формальных средств выражения); 5) доказательство; 6) заключение. В процессе построения тела теории выявляется, что математик амбивалентен по отношению к математическому законодательству: "Двойной характер индивида – как подчиняющегося закону и полагающего закон – становится здесь очевидным" . В подчинении логико-математическому закону математик реализует связь с темпорально-генетической памятью – держится за нить, тянущуюся от пуповины бытия, а при осмыслении своего состояния в "теперь" меняет законы, их "полагает", отрывая нить Ариадны и наращивая ее свежим акцептом. "Чтобы сделать действительно новый шаг в нашем мышлении, нужно, очевидно, вернуться уже не к Евклиду и Проклу [и Пифагору], а дальше – к истинам самой математики" (там же, с. 119). То есть нужно дернуть за всю нить сразу, или, по крайней мере, тряхнуть ее до достаточно удаленного прошлого.
Но просто доказательства, как такового, мало – надо еще найти и причины того, что толкает к нему, то есть найти его исходные посылки. А здесь две дороги ("две судьбы"): одна – "туда", другая – "обратно". "Туда-сюда" называется, анализ и синтез. Однако доказательство – это уже следствие, реализация той идеи, что лежит в основе процедуры принятия аксиом. Эта объединяющая идея всех идей, лежащая впереди аксиом перед их принятием, есть даже не вполне идея, а вера. Склонность же индивида к вере дана ему априори. Вера – это презумпция метода аналогий, производная от подражания. И подражания не только окружающей природе, а и самому себе. В уродливой форме тяга к вере реализуется в религиозных конфессиях. Индивид себе подражает, то есть в каждый миг исчезает (его клетки отмирают) и в тот же миг восстанавливается (новые клетки штампуются на наковальне генетики). В таком случае вера – такое же инертное состояние homo, как и метод аналогий, как генетический штамп, как самоподражание и самосохранение. Отсюда следует, что мысль, как движение, имеет основанием не-движение, инерцию, что мысль как развитие состояния субъекта познания опирается на память, на "отпечатки" времени, на застывшее, что движение и бытие исходят из Единого, из не-бытия. Таковы предпосылки аксиом и, следовательно, теорем и их доказательств.
Надо "сначала угадать универсальную формулу [систему аксиом], а затем испытать ее методом анализа – синтеза" . В угадывании, основанном на вере, скрытно присутствует онтология, выдаваемая за гносеологию. С глубокого онтологического уровня (в конечном итоге более обусловленного онтологической сущностью человека в целом и его мышления в частности, совпадением форм и законов мышления и материи) – на менее онтологический уровень, к логике. На весах онтологического и гносеологического все имеет меру и взаимодополнительность. Затем вообще идет обобщение (гносеология) в чистом виде. Наиболее общее из гносеологического своего "бытия" перерождается, далее, в нечто, имеющее больший онтологический вес. Получается спираль развития онтологии-гносеологии. И тут три финала: 1) аристотелевская карусель между бытием в природе и идеальным для естественников; 2) торможение в облаках идеального и затем пике на утесы истины для картезианцев; 3) штопор из занебесья в сырую землю для неоплатоников.
Если соображение о соотношении априорного и апостериорного, онтологического и гносеологического, высказанное выше, распространить на формальные системы теории множеств и геометрии, то можно выделить множества генетические (порожденные) и предковые (рождающие). "Генетические множества образуют существенную часть предмета современной науки. Таковы множества чисел [и точек]…" (там же). Задача для последователей картезианства состоит в следующем. Нужно найти признак, качество, свойство, присущие всем математическим объектам (в физике – всем материальным телам: элементарным частицам, атомам, клеткам, живым организмам, планетам, звездам…) и принять за предковое множество все (или часть) их единичные реализации. Далее можно строить по правилам, имеющим соответствие с математическим смыслом (с физическим содержанием), генетические множества. Между множествами снова вводятся правила их соотношения, принимаются правила их использования.
Но онтология предковых множеств раскрывается в дальнейшем анализе и синтезе на всех уровнях развертывания геометрического формализма. Вера исчезает при обнаружении парадоксов, при углублении научного исследования. Тогда достигнутая форма подкрепляется содержанием, сравнивается с ним. Вера в точку, в "монаду", в аффикс как в неподвижные сущности, сошедшие с небес, из Единого, перерастает в скептицизм, и вместо абстрактных конструкций мышление поднимается к конкретному – к движению и содержанию реальных объектов окружающего объективного мира.
1.4. Математический анализ
У Пифагора числа – целые; всё остальное из мира количеств – метаморфоза, сверх формы, помимо формы. Целое число определяет количество, являющееся формальным выражением множественного аспекта бытия. Множественное и Единое взаимообусловлены. "Монада" выделяется из Единого, становится единичным и генерирует другие "монады" – совокупности единиц (числа состоят из единиц, они – из Единого). Деление яблока на части порождает идею делимости и делимого. Деление трех яблок на два яблока порождает идею отношения. Идеи разделения и отношения являются метаморфозами идеи числа как совокупности целых. Обратная рекурсия этих идей на идею числа превращает его метаморфозу в его метафизику. Субстанция, составляющая яблоко до деления его на части, та же, что и после деления. "Яблочная" субстанция не претерпевает изменений от того, как пять яблок относится к семи яблокам.
В математическом анализе метафизика числовой идеи, связанная с делимостью и отношением, присутствует в виде бесконечно малых и бесконечно больших чисел. Абстракция математической переменной величины, соединенная с идеями делимости и отношения, приводит к антиномиям двух типов бесконечности в метафизической конструкции устремления переменной (аргумента или его функции) к пределу. Один тип бесконечности – интенсивная бесконечность все меньших и меньших чисел. Другой тип бесконечности – экстенсивная бесконечность количества все уменьшающихся "устремлений" к пределу. Пока идет процесс устремления к пределу, обе бесконечности потенциальные, аристотелевские. Предел никогда не достигается, если процесс устремления к нему переменной величины бесконечный потенциально. Но предел в математическом анализе "достигается". Значит, потенциальная бесконечность скачком превращается в актуальную бесконечность. Это чудесное превращение происходит помимо и в стороне от апорий Зенона. У элеата движение к пределу невозможно, а у картезианских метафизиков возможно всё. В упоении "гармонией" собственной мысли они перескакивают с одной умозрительной конструкции на другую.
Еще сказочнее дело обстоит с формальным заданием неформального движения к пределу. Если задать процесс сходимости функцией вида a / n, n ( N, где а – начальное отступление декартова бегунка – переменной величины от заветной цели, а / (n + 1) – приращение удаления бегунка от точки старта на n-м шаге, 0 < n, n ( (, то бегунок предел проскочит, а не достигнет, так как ряд расходится. Ряд из величин вида a / n2 будет сходиться к некоторому пределу за счетное число шагов (не к желанному, а к точке с координатой а((2/6 – 1) при n > 1). В обоих случаях движение бегунка происходит рывками, через множества точек "континуума". Наращивая пройденную дистанцию по алгоритму a / (n + 1)2, за счетное количество шагов наш "вездеход" пройдет счетное количество точек и в желанном пределе не окажется (он «забуксует» раньше предела). Если же функция устремления к пределу задана в виде наращивания дистанции промежутками по a / 2n, то предел будет достигнут за счетное число шагов. "Следы" бегунка образуются из счетного множества точек, разделенных везде "континуальными" отрезками – кроме самой предельной точки. Пока идеальная "машина" ума не достигла предела, процесс потенциально бесконечен, и "актуально заданного" кардинального числа С1 = 2Со нет. Как только "машина" метафизика достигла предела, появляется "континуум" приращенного пути в точке предела. Отрезки пути, состоящие из континуумов точек, суммируются счетное число раз. Получается, что актуально заданная счетная бесконечность числа шагов задает актуально заданную несчетную бесконечность количества инфинитезимальных величин. Или задает одну актуально инфинитезимальную величину в точке предела? Счетная экстенсивная бесконечность функционально эквивалентна несчетной интенсивной бесконечности. Предельная точка до осуществления процедуры устремления к пределу была в одном экземпляре, в гордом одиночестве, а по достижении предела картезианско-евклидов кентавр – переменная величина на геометрической прямой – обрел благодаря своему фактическому бездействию в «слипшемся» с предельной точкой состоянии мощность "континуума" – подарок метафизической мысли. Вдобавок точка получила статус континуального множества.
С другой стороны, минимальный отрезок "прямой" состоит из двух точек. Эти точки "касаются" друг друга на "границе", а числа, им соответствующие, не одно и то же (Аристотель). Пусть картезианский кентавр достиг точки, ближайшей к пределу. Точки "касаются" друг друга, между ними нет иных точек, они "слиплись", но отделены численно – числа, им соответствующие, разные. Разные на сколько? Если эти числа разнятся в духе потенциальной бесконечности на малую величину, то между ними должны быть промежуточные числа. Но числам единственным образом соответствуют свои точки. Значит, между двумя соседними точками на самом деле должны быть еще точки, и получается противоречие: между самыми близкими точками нет точек и в то же время они есть. Если же два числа разнятся в духе актуальной бесконечности, то разница между ними актуально ничтожна, то есть ее нет. Два числа сливаются в одно, а точки, соответствующие им, разные. Опять противоречие: одному числу соответствует несколько разных точек.
Пусть теперь картезианский кентавр скачком достигает предела, прыгая к нему из соседней, ближайшей, смежной точки. До "прыжка" его положение было потенциально близким к пределу: числа, соответствующие двум точкам, были близки, но разные; точки тоже были разными и удаленными на потенциально бесконечно малую величину. После прыжка кентавр математической мысли оказался в точке предела, она актуально достигнута. Удаление бегунка от предела актуально равно нулю, и прежние два числа слились в одно число, соответствующее этому пределу. Но возникает вопрос: на каком языке следует теперь говорить о достижении предела? Процедура a / 2n исчерпана счетным числом шагов, и благодаря им осуществлено достижение предела. Была потенциальная бесконечность экстенсиональная – стала актуальная бесконечность интенсиональная. Первая бесконечность была неисчерпаемым процессом следования от одной точки "континуума" к другой его точке – смежной (energeiai). Вторая бесконечность знаменует достижение точки, завершение процесса, устранение неисчерпаемого процесса следования (erga). Если один субъект постулирует существование потенциальной бесконечности, которая экстенсиональна, так как связана с экстенсиональной величиной удаленности от точки старта, и которая интенсиональна, так как определяется интенсиональной величиной приближения к пределу, а другой субъект постулирует существование актуальной бесконечности, которая не только одновременно экстенсиональна и интенсиональна в пределе, да к тому же несчетна, то третий субъект может задать два вопроса. Первый вопрос: если точка – единичный элемент, и в то же время она актуально бесконечна, то элемент ли она актуально бесконечного множества и не противоречит ли ее вновь обретенный статус аксиоме фундирования? Вопросом, является ли "монада" (точка) множеством, математики интересовались ранее. Авторы работы высказались однозначно: "монада" – не множество. Второй вопрос: если имеется потенциально бесконечный процесс достижения предела, а предел не достигается, и если после этого принимается, что предел все-таки достигнут, то есть актуально достигнут, то какое соотношение, или какой переход между двумя типами бесконечности – потенциальной и актуальной – существует и существует ли? Не нужно ли вводить еще и третий тип утверждения – постулат о возможности взаимных переходов между двумя разными типами бесконечного?
Эту парадоксальную ситуацию, или ей подобную, по-видимому, имели в виду Д. Гильберт и П. Бернайс, когда отмечали, что математики "пытаются обойти рассуждение о том, что сумма бесконечного числа… интервалов все-таки сходится и, таким образом, дает конечный результат. Однако это рассуждение абсолютно не затрагивает один существенно парадоксальный момент, а именно парадокс, заключающийся в том, что некая бесконечная последовательность следующих друг за другом событий, последовательность, завершаемость которой мы не можем себе даже представить, … на самом деле все-таки должна завершиться" . Тем не менее математики в попытках избавиться от фундаментальной дихотомии вынуждены отрекаться от идеи физического движения, тем более в случае как угодно малых промежутков и длины, и времени. Эта реакция прирожденных формалистов понятна – она следует из осторожности, с какой нужно распространять известные факты, взятые из вполне определенной области опыта, доступной нашему наблюдению, в область, представления о которой имеются лишь весьма смутные. Здесь уместна аналогия с механикой сплошной среды, в которой материя рассматривается в качестве непрерывно заполняющей пространство. Но эта скоротечная аналогия проблемы, увы, не решает.
На такой логически зыбкой и, по существу, странной и обманчивой почве, отнюдь не имеющей много общего с миром объективных отношений, движений и соответствий, расцвели инфинитезимальный метод И.Кеплера и метод неделимых, были созданы исчисление бесконечно малых и первая теория интегрирования. Далее пустота метафизической мысли была экстраполирована на природу. Вместо изучения движения и развития ученые стали исследовать … "траектории". Когда-то первозданное пифагорейское число испытало череду метаморфоз, из формы ((((((( (отрицающей ритм, время, движение) инкогнито вернувшись к до конца не понятому движению в малом (обнаруживаемому через делимость, отношение), к непостижимому мыслью ((((-((((. А в современном "теперь" наступила пора метаморфозы метаморфоз: обросшее полипами пифагорейское число превращено "взаимно однозначным" соответствием мира действительных чисел и мира геометрических точек в орудие "геометризации" живого физического мира.
В XVII веке Ф. Виет ввел в алгебру буквы. Символическое математическое описание множественного бытия было успешно развито Р. Декартом, И. Ньютоном, Г. Лейбницем, Л. Эйлером. Еще Г. Галилей заявлял, что "величайшая книга Вселенной написана на языке математики". Поэтому вместо реального движения ученые стали изучать "движение" букв из "величайшей книги" (метопистика религиозного пассеизма, скорее всего навеянная чрезмерным чтением библии), а также другие знаки и алгоритмы их перестановки. Появился фундаментальный математический объект: закон изменения символа, отнюдь не всегда дополняемый интерпретацией на языке чисел. Исчисление функций взлетело выше уровня идеального в триаде "Небо – идеальное – природа". Наконец, интегро-дифференциальный метод глубоко проник в математику и ее приложения.
"Л. Эйлер, а за ним другие математики XVIII в. отказались от языка, выбора тем и устройства математики предыдущих веков и в фундамент ее здания заложили понятие функции" . В производной по аргументу от ее функции одна фикция делится на другую фикцию (что такое устремление к пределу, см. выше). В сущности, две этих фикции дополняются третьей фикцией: их отношением друг к другу. Но это в мире декартовой переменной и функций от нее. Мир прокартезианского математического анализа, разрастаясь, уже не вписывается в "континуум". По аналогии с декартовой переменной в новом сверхконтинууме роль его выполняет функция. Суперконтинуальный мир наделяется суперфикцией, возникшей из идеи вариационного исчисления. Если есть "исчисление", пусть "вариационное", то это значит, что суперконтинуум всех функций – множество исчислимое. Дальше исчислимого множества в парадигме Г. Кантора следуют только неисчислимые множества. Дальше могут быть легитимными только "кардинальные числа", или "трансфинитные числа", но нет самих чисел. Актуальные бесконечности, не отражающие количественную картину бытия, существуют, чисел уже нет, а "исчисление" актуальных бесконечностей остается. Нет чисел, нет алгоритмов их обработки, нет точек, нет меры над множествами точек, задающей расстояния, а "исчисление" есть. Так метафизический стиль мышления, смешавшись с буквенным позитивизмом, "достигает" предела, к которому "не стремился". Не желают этого предела и психиатры.
Существенный вклад в математический метод исследований внесло создание алгебраической геометрии. У истоков ее стоял Р. Декарт, предложивший прямоугольную систему координат на плоскости и в пространстве. На плоскости исследовалось алгебраическое уравнение Р(х, у) = 0. Работы в этой области можно найти по библиографии в . Но существуют негеометрические "кривые", или "траектории", которые не поддаются изучению аналитическими методами Р.Декарта. В частности, такие суперкентавры населяют исчислимые множества мощности С2 = 2С1, по Г.Кантору. Кроме того, метафизический крен в теории функций и функционального анализа смещается в теории обобщенных функций в сторону изучения разрывных, негладких функций с "особыми точками". В теории функций комплексного переменного u(z), где z = x + iy, и, далее, функций гиперкомплексного переменного w(z), где z = x1 + ix2 + jx3 + kx4 + …, возникают неоднозначности, называемые скромно "многозначностью", или "многослойностью", или "расслоением". Мало того, что геометрическая кривая, будучи все же достаточно конкретным построением, "дополняет" странный формализм математического анализа, так "исчислимый" мир кентавров из множества обобщенных функций, не вписываясь в континуальное пространство любой конечной или счетной размерности, не вписывается подавно в линию на плоскости, будь она даже "трансцендентальной". Исчислимые кентавры имеют также предрасположенность к "телепортации", "левитации", "медитации": они, как известный Фигаро, одновременно находятся и "здесь", и "там" – в различных расслоениях. Многолистные кентавры появляются как следствие обратной метаморфозы пифагорейского числа: из числа как венца акта конечной или бесконечной делимости целых чисел на части и из числа как отношения множества одних целых чисел к множеству других целых чисел – производится действие возврата к идее становления, выражаемой через число, через "монаду", которая "родом" из Единого. Первозданный акт творения из Единого, как важнейшая составляющая становления, является видом движения на "границе" между бытием (с его относительным движением) и не-бытием в Едином (с его абсолютной неподвижностью). Акт творения дополняется актом возврата в Единое тоже через "границу", через движение. Этого движения "туда" и "оттуда" нет в теории множеств ХХ века, нет в математическом анализе ХХ века. Развития в основаниях математики ХХ века, впитавшей в себя идеи прошлых веков, если можно так выразиться, нет и между "границами" бытия и не-бытия. Противоречия в основаниях математики и в расширениях ее метода в теории множеств, в геометрии и математическом анализе, вызванные издержками формализации, теперь под давлением требований практических приложений явно или косвенно, осознанно или интуитивно математик устраняет введением новых числовых конструкций, новых теорий, в фундаменте которых – свежая числовая идея и некоторый откат от непреложности "морфизмов".
Камень преткновений математических аналитиков лежит перед все тем же пределом: никто не знает, как его достичь, какой процесс устремления к нему задать. Наглядного чувственного опыта в малом нет, как нет опыта в очень быстром. Разрешающая способность органов чувств очень низка, а вожделения мыслящего "я" очень велики. Глаз не различает уже изменений, происходящих за 1/25 долю секунды, и не видит объектов размерами в доли микрона. Со слухом и осязанием дело обстоит еще хуже – на их долю выпадает всего лишь около 5% информации, которую получает homo из окружающей среды. Нюхать и пробовать на вкус точку, имеющую аффикс в какой-либо системе координат, в голову еще никому не приходило. Вот и приходится субъекту познания экстраполировать опыт макроскопического своего бытия на области, в которых "статуя не только не видит, но и не слышит и не ощущает". Метафизикой сие предприятие называется. Конечное создание живой природы, имея в своем арсенале примерно 15 млрд. нервных клеток, или "монад"-нейронов, и порядка 1030 перекрестных связей между ними, не может иметь исчерпывающую информацию об окружающем мире. Более того, всякое создание природы, имеющее в своем распоряжении счетное, или континуальное, или исчислимое множество "монад" – инструментария процесса отражения, не может охватить своим вниманием всю неисчерпаемую Вселенную. Любое создание, стремящееся "объять необъятное", как выразился Козьма Прутков, должно быть по меньшей мере соизмеримо со Вселенной, которая, впрочем, и неисчислима, и ни с кем и ни с чем не соизмерима. Похоже, математический анализ ожидает достойный финал: он возник "из ничего" (из точки) и туда же уйдет (в сингулярность). "О метафизика!".
1.5. Теория вероятностей
Считается, что возникновение теории вероятностей относится к XVII веку и связано с исследованиями Б. Паскаля, П. Ферма и Х. Гюйгенса. Так называемый закон больших чисел впервые доказал Я. Бернулли. Большой вклад в развитие новой области математики в XVIII веке внесли П.С. Лаплас, А. Муавр, К.Ф. Гаусс, С. Пуассон. В XIX веке П.Л. Чебышев разработал теорию моментов. В начале ХХ века А.М. Ляпунов, занимаясь общими вопросами науки о случайном, для исследования плотности вероятностей предложил метод характеристических функций. Особое значение имеет работа А.Н. Колмогорова , в которой дано аксиоматическое изложение теории случайных функций, опирающееся на понятия множества событий, алгебру Дж. Буля над множествами и вероятностную меру.
Не акцентируя внимание на концептуальной базе положительно определенных нормированных функций, частным образом применяемых в аксиоматической теории, то есть отвлекаясь от провалов математической мысли при закладке таких краеугольных камней под «царицу наук», как противоречивая логика, катастрофическая теория множеств и метафизическая пустота математического анализа, затронем несколько спорных ее моментов другого порядка – неадекватных моментов, присущих собственно данному формализму. Движущие мотивы в истоках теории вероятностей – жажда наживы в азартных играх. Желая снискать милость капризной госпожи Фортуны, субъект своих страстей старается предугадать выпадение жребия, но не имеет на то веских причин, кроме повторения опытов и подсчета отношения числа благоприятных исходов к числу всех исходов серии опытов. Так игрок получает представление о частоте появления нужного ему события и строит частотную теорию вероятностей. Критика парадоксальных ситуаций, возникающих в таком подходе, содержится в работе .
В аксиоматике А.Н. Колмогорова над множествами событий действует алгебра Дж. Буля. Еще Л. Витгенштейн заметил, что из теории множеств, как и из логики, формалисты исключают время. В теории вероятностей математик вынужден рассматривать последовательность событий во времени и применять на множествах событий алгебру Дж. Буля, а это неизбежно приводит к противоречиям. Рассмотрим два примера, достаточных для темы настоящих заметок. В алгебре Дж. Буля операции объединения и пересечения множеств коммутативны и ассоциативны. Между тем объективно не одно и то же, если сначала в результате осуществления опыта появляется событие А, а потом событие В, но затем (или одновременно в тех же условиях) в результате проведения другого опыта выпадает событие В, а потом А. Это в принципе разные явления. Например, студент вышел из общежития (событие А), и на него из окна сокурсники вылили теплую воду (событие В); шутники вылили из окна на тротуар ведро чая (событие В), а потом вышел на дорогу к профессору студент (событие А). Так как не каждый день из окон льется вода и не всякий студент приходит на занятия вовремя, то событиям А и В соответствует некоторая вероятностная мера в полном пространстве событий: р(А) и р(В). Но вероятность быть облитым зависит от последовательности наступления событий А и В, при этом р(А(В) ( р(В(А). Или вот еще о зависимости между случайными явлениями. В определении зависимости (и причинной взаимосвязи) между двумя (непрерывными) случайными величинами х и у применяется корреляционная функция. Если в совместной плотности вероятностей допускается разделение переменных: ((х, у) = ((х)((у), то корреляция между величинами х и у равна нулю. Между тем переменные х и у декартовой системы координат на любых интервалах их изменения жестко коррелированы – хотя бы выбором процедуры «прямоугольной» арифметизации плоскости Е(х, у), выбором конфигурации осей и их направлений. Отсюда – противоречия в аксиоматической теории вероятностей при сравнении ее выводов с ходом реальных процессов, которые математик пытается устранить посредством обобщения своих формальных схем, их разрастанием и сомнительным усовершенствованием.
Следствие этого корреляционного парадокса теории вероятностей как формальной и, значит, неполной системы в квантовой механике выглядит так. Имеется (движущаяся) частица, спин которой совершенно определенно может быть направлен до измерения в произвольную сторону. Проекции спина на четко выбранную экспериментатором ориентацию макроприбора могут принимать тоже только строго детерминированные значения. Но в момент взаимодействия с прибором этих значений по другим ориентациям не существует. Сущностная, общекаузальная корреляция между возможными состояниями микрообъекта есть, а процедурной, процессуальной корреляции нет. Первый тип связи состояний отвечает одному из аспектов единства мира, а вторая ситуация указывает на обособленность и множественность конкретного движения. Что касается двух одинаковых элементарных частиц, то возможности обнаружить их характеристики до опыта совершенно одинаковы (модальная корреляция велика), а по обнаружении характеристики у одной из них корреляция между ними тоже исчезает (модальная корреляция мала), – по крайней мере, до измерения характеристик второй частицы. Однако когда метафизик утверждает, что, измерив характеристику одной частицы, он узнает точно о характеристике другой частицы, происходит подмена корреляции процедурной на корреляцию общекаузальную, подмена, опирающаяся на старые, классические, давно усвоенные представления о физических закономерностях.
Так как всякую аналитическую функцию на заданном интервале изменения аргумента можно разложить в ряд Тейлора или представить полиномом, то это допускает разделение переменных и, далее, ведет к некоррелированности случайных функций, плотности вероятностей которых задаются аналитическими функциями. Вывод о независимости «зависимых» случайных величин достигается при рассмотрении бесконечного числа слагаемых ряда Тейлора или полинома. Значит, корреляция между случайными величинами исчезает в актуальной бесконечности, в единстве. Тем более нет корреляции случайных величин, плотность вероятностей которых представлена разрывными, негладкими, неаналитическими функциями с особенностями, или когда нет никаких функций (отображений), или когда рассматриваются неисчислимые множества событий. Единое не коррелят; в Едином нет взаимосвязи между, так как нет различия; в Едином нет причины и следствия. С другой стороны, в Едином всё сливается в одно (Ксенофан). Значит, всё предельно коррелировано. И опять противоречие, произрастающее из математического анализа. Поэтому парадокс ЭПР (см. ниже), построенный на возможности умозрительной корреляции характеристик разнесенных на макроскопические расстояния микрообъектов, к той весьма оригинальной части квантовой механики, которая имеет отношение к Единому, не имеет отношения. Следствие корреляционного парадокса теории вероятностей в квантовой механике будет рассмотрено ниже.
Другой интересный момент возникает при употреблении в теории вероятностей математической конструкции – меры над множествами. Вероятностник не довольствуется двузначной математической логикой с двумя ее значениями «ложь» и «истина» (0 и 1). Он вводит «вероятностную» логику, заимствовав терминологию из модальной логики. Наступление события бывает «возможно», «необходимо», «невозможно». Невозможное событие имеет меру нуль: р(А) = 0. Это событие А – «невероятное» (в терминологии вероятностной меры). Необходимое событие (непременно происходящее событие) имеет меру единица: р(В) = 1. Это событие В – «достоверное». Любое возможно событие случается с вероятностью 0 < p(C) < 1. Это событие С – «вероятное». Однако и закон меры, и частотная теория вероятностей не могут исключить появления события А, даже если оно невозможно, то есть невероятно, и вероятность его р(А) = 0. То же самое – в случае, если рассматривается событие В: хотя оно наступает достоверно («неумолимо») и вероятность его р(В) = 1, оно вполне может не наступить в конечное или счетное количество моментов непрерывного времени t. Событие А наступает в конечное или счетное количество моментов времени, даже если его мера р(А) = 0, а событие В не выпадает ввиду тех же провалов в буквальном и переносном смысле в действии закона меры при его «употреблении» азартной теорией.
Игрок в казино может разориться и не понять, почему. А математик не разоряется, но тоже не понимает, почему. Обратимся за ответом к первоисточнику, который никогда не обманет, хотя поэты в один голос уверяют, что это не так. В естественном языке слово «вероятность» имеет два корня: «вера» и «ять». Смысл второго термина раскрывается упоминанием слов из той же группы: «являть», «иметься», «быть», «есть». Заглавный термин азартной теории означает формулу «есть вера в то, что». Другой термин – «достоверность» – с тем же основанием интерпретируется как формула «до ста раз верно то, что». Третий термин «невероятно» употребляется как формула «нет веры в то, что». Конечно, в термине «достоверно» слово «сто» – аллегория, так как вместо ста раз опыт дает подтверждение какому-то предположению при миллионе раз (его осуществления) и более. Для нас важно, однако, то, что над совершенно практическим смыслом слов «вероятно», «невероятно» и «достоверно» математик возводит парадоксальные леса антиномий теории меры и противоречий теории множеств и… верит в то, что создал. Роль веры в математике непреходяща. На это обращал внимание Л.Витгенштейн. По существу, роль веры в науке рассматривают Г.Гутнер (см. выше) и В.Л.Соболев .
Причины возникновения «веры» у субъекта познания, а не только у субъекта страстей, кратко рассматривались в п. 3.2.4. Гносеологическая причина ее – в смеси метопистики и прозелитизма. Онтологическая причина близка к следующему пониманию. Человек является конечной, ничтожно малой частью Вселенной, хотя ее и копирует, или, как говорят не-поэты, «отражает». Ввиду малой мощности своей организации (в смысле Г.Кантора даже если живая кибернетическая система с наименованием homo имеет кардинал С3 неисчислимого множества) субъект познания всегда испытывает недостаток информации о происходящих вокруг него событиях и поэтому вынужден конструировать «модные теории» (вероятностный модерн возник в Европе на рубеже XVII и XVIII веков). Может ли человек, являясь обитателем мира множественного, «отразить» Единое (единую Вселенную)? Чтобы Единое полностью «отразить», в том числе в понятиях, в знаках, в математической теории (которая множественна по определению), человеку надо сравняться с Единым. Но тогда или человек перестает быть человеком, или Единое – Единым. Если второе невозможно, осуществляется первое, и становится невозможным «отражение» и невозможной теория вероятностей: она просто не нужна, бессмысленна. Если же возможно, чтобы Единое перестало быть Единым, то оно было бы многим без единства. Тогда во Вселенной сами по себе «существовали» бы многие вещи, события и т.д., не было бы между ними никакой связи (Вселенная, как у Б.Спинозы, «состояла» бы из никак и ничем не связанных частей, между которыми «существовала» бы абсолютная пустота). А если между событиями нет никакой связи, то нет и отношения между ними; события невозможно сравнивать ни между собой, ни с числом посредством введения меры. Сама мера (или ее идея) существует автономно и ни к чему не привязана, в том числе не привязана к математическому уму. Всё рассыпается в «куски», не связанные между собой. Между «кусками» абсолютная пустота. Теория вероятностей в таком мире просто невозможна. Она, как и в первом альтернативном варианте, никому не нужна, так как нет ни того, кто ее бы создал, ни того, кто бы ее применял. Сама «с-мысль» бес-смысл-енна, так как нет ни мысли, ни смысла, нет ни теории, ни вероятностей.
Пусть, наконец, человек – это не человек, а нечто, называемое Единым (поскольку Единое не может быть равным себе, то есть человеку как Единому). Тогда нет «отражения», нет множественного, ибо Единому нечего «отражать». Если бы Единое что-то «отражало», то оно не было бы Единым. Если бы помимо Единого существовало множественное, то оно не было бы Единым. И в данном случае теория вероятностей невозможна, так как, помимо этого, нет событий. Парменид по поводу событий говорил: «Если единое необходимо возникает не вопреки природе, то, возникнув вместе с концом позже другого, оно возникло бы согласно своей природе… Единое моложе другого, а другое старше единого… [Но] Единое имеет тот же возраст, что и всякое другое… [следовательно, череды событий нет в Едином] . Следовательно, в Едином невозможна теория вероятностей.
Таким образом, теория вероятностей является некоторым откатом математической мысли из сфер «чистой» метафизики всех мастей в лоно чувственно-инструментального позитивизма.
ФИЗИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ХХ ВЕКА
КАК ГИБРИД ПОЗИТИВИЗМА И ПОСТНЕОТОМИЗМА
2.1. Квантовая механика
В основаниях квантовой парадигмы можно обнаружить несколько определяющих моментов. Рассмотрим наиболее важные из них. Обращает на себя внимание то обстоятель ство, что издревле философов интересовало распространение световой субстанции. Во вре мена Диогена из Пифоса, которому Александр Македонский однажды ненароком за-слонил отнюдь не слоновьей своей фигурой Солнце, говорили: «Отойди, ты загораживаешь Солнце». Позднее околорелигиозный мистик Плотин «в экстазе», то есть в состоянии, кото рое является сверх-смысленным, ловил эманацию, спускающуюся с небес. В середине XVII века философ и он же мыслитель Р. Декарт пишет трактат «О радуге», где рассматривает яв ления дисперсии и преломления света . На основе представлений об эфире и движении его «частиц» в конце XVII века Х. Гюйгенс выдвигает теорию лучевого распространения света (принцип Гюйгенса для волнового фронта) . В начале XVIII века опыты по дифракции и дисперсии световых волн продолжил И. Ньютон . В 1888 – 1889 гг. А.Г. Столетов открыл фотоэффект, при котором свет ведет себя как поток корпускул, и опубликовал работу «Ак тино-электрические исследования». В 1900 – 1909 гг. появились сообщения об эксперимен тах П.Н. Лебедева, в которых было обнаружено давление световых «волн» на твердые тела и газы . Так в оптике возник первый парадокс: одни опыты показывают, что свет распространя ется лучами; другие эксперименты приводят к утверждению, что свет – волна; из третьих опытов следует, что свет со стоит из частиц. То есть экспериментальные исследования выявили противоречивость мета физических представлений о природе световой субстанции, возникших в ходе развития оп тики.
Причина следующей метаморфозы в мышлении физиков также лежит в области явле ний, связанных с излучением. Исследуя тепловое излучение тел, в 1862 году Г. Кирхгоф предложил идею равновесия между поглощением и испусканием электромагнитной энергии «абсолютно черным» телом. Иначе бы оно быстро или нагревалось, или остывало до катаст рофических температур, чего нет в действительности. Известно, что так называемое тепло вое излучение – это электромагнитное излучение в инфракрасном, невидимом диапазоне, которое свойственно физическому телу. В равновесии «черное» тело только поглощает па дающие на него лучи, не отражая их, и излучает энергии столько, сколько поглотило. Интен сивность этого постоянного обмена лучистой энергией со средой зависит от температуры тела – она ей в некоторых пределах изменения пропорциональна. В то же время интенсив ность излучения имеет спектральную характеристику, то есть зависит от частоты (или длины) испускаемых и поглощаемых волн. Был установлен закон для интенсивности излуче ния: закон Рэлея – Джинса, вывод которого основан на «классических» представлениях о световой (электромагнитной) субстанции, непрерывно воздействующей на вещество. Но за кон Рэлея – Джинса приводил к «ультрафиолетовой катастрофе»: вместо распределения из лучения по частотам, подобного распределению молекул газа по скоростям по закону Дж. Максвелла (очень большие и очень малые скорости невероятны, или всё менее вероятны при v ( 0 или v ( (), формула этого закона обещала расходимость при больших частотах. То есть тело вспыхивало и исчезало, излучившись в окружающую среду. Чтобы «спасти» тело и «честь мундира» на нем, в 1900 году М. Планк выдвинул гипотезу, согласно которой электромагнитная энергия излучается не непрерывно, а порциями, или квантами, пропор циональными некоторой величине h: ( = ?(, где ( – частота кванта излучения, ? = h / 2( (да лее это различие ? и h не рассматривается как несущественное при анализе идей, лежащих в фундаменте квантовой механики). Благодаря этой гипотезе М. Планк вывел формулу, доста точно хорошо согласующуюся с опытными данными по спектральному составу излучения «абсолютно черного» тела и, главное, не допускающую математической бесконечности. Ввод постоянной М. Планка в физику электромагнитного излучения ознаменовал переход науки на новый и, как казалось, са мый фундаментальный и самый последний уровень дискретности по сравнению с кинетиче ской теорией газов. Сладкая метафизическая мечта о законченности познания с обнаруже нием последнего «кирпичика» мироздания приобрела очертания «абсолютно твердого» да моклова меча, зависшего над мышлением механистических квантистов в виде «неделимой и непоколебимой» постоянной h. Физики вздохнули с облегчением, на время сохранив тело и «мундир». Это упоение концом познания стало свойственно, к сожалению, и некоторым философам. Апологетика агностицизма незаметно вторгается в умы религиозно-вероятностнических ученых: достигнут целостный фундамент мироздания, его единое начало и «Единое», спрятавшееся было вне скачка (например, от потенциальной бесконечности к актуальной бесконечности). Ан нет, «Единое» находится именно в скачке . Воистину, картезианские бегунки и прочие кентавры скачут через «Единое», апория Зенона – Аристотеля неразрешима, всякая истинная мысль ложна, а «Единое», как абсолютно непроницаемый для ума скачок от чего-то к чему-то, – видится! Это уже не метафизика и даже не «театр абсурда» – это, по всей видимости, полный ва куум мысли и чувств. Между тем фотон, представленный как частица даже в виде полуволнового пакета, имеет цуг в виде шлейфа чуть сзади своего пути и цуг в качестве предвестника чуть впереди на траектории движения. Кроме того, фотон имеет спиральность и поляризацию. А это никак не укладывается в представления, навеянные формулой ( = ?(.
В 1927 г. К. Дэвиссон и Л. Джермер провели эксперимент, повторивший опыт М. Лауэ в 1912 г. с рентгеновскими лучами. Только теперь дифрагировали частицы – электроны, а не летучая электромагнитная материя. Было обнаружено, что частицы имеют волновые свой ства. Это прямо или косвенно подтверждало чисто теоретические формулы Л. де Бройля: ( = ?(, р = ?k, связы вающие в одно целое описания корпускулярных ((, p) и волновых ((, k) свойств вещества. Так был перекинут мост между волнами и корпускулами, с одной стороны, и установлено некоторое соответствие между полем (электромагнитным излучением) и веществом (элемен тарными частицами), с другой стороны.
Теория строения атома была до основания потрясена буквально «сумасшедшей» идеей Н. Бора: электроны вращаются вокруг ядер атомов по строго определенным орбитам, а пере ход с одной орбиты L на другую орбиту К квант электричества выполняет скачком. Находясь на одной орбите, испытывающий ускорение электрический заряд электрона не создает излу чение и его не принимает – в противовес представлениям классической теории излучения, а испускает или поглощает квант электромагнитного поля только при переходах L ( К. Так возникла прагматичная планетарная модель атома Н. Бора – Птолемея (с кольцами в кольцах орбит), годная только для простейшего из атомов – атома водорода. Она явилась в физику микромира в результате ре дукции строения Солнечной системы.
Действительно, орбиты планет в рамках классической небесной механики строго оп ределены. Планеты не могут свободно фланировать с одной орбиты на другую. Пребывание планеты на ее орбите продолжается «вечно» – от 5 до 10 млрд. лет. Переход с орбиты на ор биту означал бы катастрофу для планеты. Для Земли, например, он сопровождался бы раз рушением земной коры со всеми вытекающими из-под нее горячими последствиями, так как толщина земной коры составляет менее 1% от радиуса планеты и не выдерживает необходимых уско рений. Электрон на орбите тоже «вечен», но испытывает катаклизмы при смене «местожи тельства». Таким образом, в модели атома водорода, предложенной Н. Бором, принимается «на веру» скачок как таковой. Вспомним «теорию скачков» современной метафизики. В ней плодятся эти прыгающие химеры в избытке: скачок от потенциальной бесконечности к акту альной бесконечности в математическом анализе, скачок между двумя самыми близкими точ ками в геометрии, «множество» несуразных и непостижимых скачков от одной актуальной бесконечности к другой актуальной бесконечности в так называемой теории множеств Г. Кантора. Вспомним и перестанем удивляться вывертам научной мысли. Скачок постулировали в фи зике атома и приняли сей кентавр «на веру» в ущерб, естественно, движению, то есть в ущерб физике, изучающей движение. Скачок вслед за Н. Бором приняли «на веру» все после дующие племена физиков. Н.Бор стал «гуру», а ускорение, то есть существенный вид движе ния материи, исчезло. Ускорения нет, или оно приобрело другой «модус», или топология, возникшая как рецидив геометрической апории Зенона – Аристотеля (точки «касаются», но они «разные») и изучающая «близость» между точками, кардинально меняется в микромире. Или представления о движении, пространстве и времени, которые ученый усваивает с дет ства, являясь жителем макромира школьной парты, не следует столь безапелляционно пере носить в микромир, не нужно распространять их слишком далеко от тела и «мундира» на нем.
Мир физики стал неузнаваем, но над физиками довлеет метод аналогий, данный «телу» вместе с его орудием – мозгом и «мыслями» в нем априори, то есть вместе с появле нием человека из природы как ее оттиска, копии и вместе с тем копирующей живой «ма шины» (правда, эта «машина» у не-поэтов «отражает», а не копирует). Метод аналогий, или подражания, воспетый Ч. Дарвином при изучении поведения приматов, заставляет ученого искать возможности формального описания вычурной ситуации в физике волн и частиц, большого и малого, непрерывного и дискретного. И он находит аналогии в геометрической оптике и классической механике. Как и в случае скачков, преемственностью это называется.
Неопозитивистская волна вида u = uoei( при больших фазах (, называемых эйконалом, соответствует пределу геометрической оптики. В квантовой механике принимается, что ( = S / h, где S – действие, h – постоянная М. Планка. То есть действие «нормируется» на мини мальное действие. Гармоническая бегущая волна в одномерном пространстве представлена уравнением ((x, t) = (oexp(i(t – ikхx). Преобразуя аргумент экспоненты, получим волну Л. де Бройля: ((x, t) = (oexp(iЕt / h – iрхx / h), где Е = (h, px = kxh. Переход от квантово-механиче ского уравнения к классическому уравнению описывается как переход к пределу: h ( 0, а переход от волновой оптики к геометрической оптике – как переход к малой длине волны: ( ( 0. Далее «на веру» принимается гипотеза, что изменение волновой функции во времени полностью определяется ее «теперь» (состоянием в настоящий момент времени):
EMBED Equation.3 = а(,
где t – временной параметр, а – коэффициент, принимаемый равным гамильтониану (энергии материальной системы), деленному на ih. В этом соотношении содержится, в принципе, вся тайна уравнения Э. Шрёдингера – формального фундамента квантовой механики, в котором гамильтониану соответствует дифференциальный оператор, действующий на волновую функцию. В такой записи волновая функция определяется уже в более общем виде, а отнюдь не только как плоская бегущая волна. Как и энергия материальной системы, другим физиче ским величинам тоже соответствуют свои дифференциальные операторы. В итоге в приня том формализме получается, что эти операторы не коммутируют между собой. Отсюда сле дует вывод, что «одновременно» нельзя точно измерить, например, время жизни и энергию элементарной частицы, или ее координату и импульс вдоль одной и той же оси измерения и т.п. Так формально возникают соотношения неопределенностей В. Гейзенберга: (E(t ( h, (px(x ( h и др. Этому математическому выводу ставят в соответствие среднеквадратические ошибки измерения «дополнительных» пар физических величин (пример их составления см. выше), подкрепляемое опытами по дифракции элементарных частиц. Древо теории разрас тается в результате интерпретации соотношения неопределенностей. Одни физики утвер ждают, что обнаружена принципиальная индетерминированность материи на микроскопиче ском уровне, что таково объективное состояние частиц. Другие квантовые механицисты склонны считать, что при непредсказуемом поведении отдельной элементарной частицы квантовая механика правомерно описывает состояние ансамблей частиц, и вместо индетерминированности вводят новый тип определенности – статистическую закономерность. Механистические квантисты уверяют, что в отличие от классической механики в новой па радигме о состоянии микрообъекта можно говорить только в терминах теории вероятностей: «невозможно – невероятно», «возможно – вероятно», «необходимо – достоверно». Поэтому, чтобы между утверждениями квантовой механики и теории вероятностей появился некий изомор физм, комплексную волновую функцию умножают на «сопряженную» ей, получают в ре зультате квадрат модуля волновой функции и объявляют его «вероятностью» нахождения частицы в состоянии, которое эта волновая функция «описывает». Это эпохальное решение субъектов созерцания физико математического мира совершенно справедливо характеризуется в трак тате : «В квантовой механике волна частицы есть только модельное математическое пред ставление». То есть это только вероятностный формализм, подмена моделью реального гар монического состояния квантовой субстанции. На этом сакраментальная часть квантово-ме ханической пьесы заканчивается, и кулисы модерного театра распахиваются для парадоксов, «телепортации» и прочей чертовщины.
Обширная полунаучная литература посвящена «парадоксу» Эйнштейна – Подоль ского – Розена (ЭПР). Суть его такова. В тридевятом царстве на дне ‘окияна’ лежит клад с мечеными купюрами, которые светятся в разные стороны одинаковыми знаками. На одном берегу держит сачок Иван Елисаветов, на другом – Иисус Марьин. Если сачок у Ивана ши рокополостный, то есть (( (( 1 и 1 / (( ( (t ( 0, то он может определить момент изготовле ния Иисусом фальшивой бумаги t. Если сачок у Иисуса узкополостный, то есть (t (( 1 и 1 / (t ( (( ( 0, то он может определить заявленную Иваном ценность бумаги: Е ~ (. Так как ап риори излучение несет информацию одновременно о дате выпуска и номинале подделки, то это противоречит формуле кусочно-шаговой теории (Е(t ( h, согласно которой нельзя точно определить, когда и на какую сумму совершен подлог. Аналогично обстоит дело с ловушкой для денежной эманации при производстве ее накрытия сачком с широкими или узкими ячей ками. Только теперь, поймав знак, Иван может сказать, где находится клад, а Иисус уверенно заявит, в чей карман он движется. В переводе на язык симулякров квантовой механики этот (отнюдь не) мысленный эксперимент озвучен в работе . Вывод при умозрительном рассмот рении пикантной ситуации из жизни иллюзионистов делается следующий: если фор мула для соотношения неопределенностей не выполняется, то существуют «скрытые пара метры», то есть квантовая механика – теория и неполная, и противоречивая. И все усилия прикладываются к тому, чтобы эту формулу сохранить.
Неравенства Дж.С. Белла справедливы для статистической системы в классической физике, в которой принято, что скорость света – предельная скорость, но не выполняются в квантовой механике. Экспериментальная проверка означенных неравенств осуществляется в той же методологии, что и другие опыты квантовой механики: макроприбор взаимодействует с микрообъектом, внося своей «макровостью» все погрешности в процесс измерения. Это соответствует копенгагенской интерпретации, в отличие от авторов ЭПР, согласно которым свойства частиц существуют объективно, независимо от прибора, независимо от наблюда теля. Нарушение неравенств Дж.С. Белла истолковывается как опровержение идеи «скрытых параметров», идеи локального взаимодействия ввиду ограниченности всех скоростей сверху и «подтверждает» гипотезу мгновенной редукции волновой функции. «Мгновенное» сжатие волновой функции из всего пространства в одну его точку, устранение ее из бытия в не-бы тие актом конкретной регистрации «размазанной» частицы в определенном месте, мысли тельным актом наблюдателя – вот мера, которую квантовый механицист вынужден прини мать, чтобы создать видимость устранения парадоксов шаговой теории. И это при том, что в одной теории наивный метафизик ограничивает все возможные скорости сверху электромагнитной постоянной Дж. Максвелла, а в другой у него всё случается мгновенно, без скоростного ограничения.
Ввод в последовательную квантовую теорию «скрытых параметров» не противоречит теореме И. фон Неймана. «Неунитарная теория представлений эквивалентна унитарной квантовой теории со скрытыми параметрами» . «Скрытые параметры» – это переменные, вводимые в бигамильтонову динамическую систему, являющуюся обобщением формализма У. Гамильтона. Название работы говорит само за себя: «К статистическому обоснованию уравнения Шрёдингера». Ее автор прямо отвергает доказательство И. фон Нейманом теоремы о невозможности «скрытых параметров» в волновой механике, в которую он, И. фон Нейман, вносит заранее, априорно все функции распределения вероятностей, «независимо от того, произведен ли опыт», или, другими словами, делает соответствующие умопостроения еще до эксперимента.
Таким образом, задолго до опыта изучаемая система уже наделяется чуждым ей элементом – вероятностью, вся практическая значимость которой только и состоит в констатации немощности верификационных возможностей индивидуума. Навязанная системе ей не принадлежащая характеристика вступает затем в противоречие с экспериментом, изменяющим, естественно, прежний данный с неба «вероятностный» опыт, – субъективизм гносеологии подменяет объективизм онтологии. «Скрытые параметры» (внутри области квантовой неопределенности) вполне могли бы существовать независимо от теоремы И. фон Неймана. Ю.Л. Климонтович приводит примеры описания физических объектов на основе (классических) «скрытых параметров» в областях, значительно меньших, чем это «разрешается» соотношениями неопределенностей В. Гейзенберга.
Действительно, «невозможное» (существование «скрытых параметров»), имеющее «меру» нуль в сознании квантового механициста, болеющего лапласовским детерминизмом наизнанку, в природе отнюдь не запрещено – она просто не обязана подстраиваться под окостеневшие принципы и абстракции какого-либо субъекта. Поэтому и «доказательство» невозможности «скрытых параметров», выполненное в заповедных угодиях догматической веры, то есть внутри доказываемой парадигмы ради этой же парадигмы, являются в высшей степени неубедительными. Взять хотя бы «доказательство» Кошена – Шпеккера . Апологеты привычных, устоявшихся представлений, сами того не замечая, часто находятся в противоречивых отношениях к тому, что они так рьяно отстаивают. В данном случае ревнители старины без оглядки пользуются такими конструкциями, как непрерывность канторовского континуума, в том числе континуумом углов поворота в евклидовом пространстве. В то время как современная физика начинает все более применять и совершенствовать концепции пространств и комплексных, и фрактальных, и бесконечномерных с невообразимой топологией, в учебниках по теории множеств муссируются непоследовательные идеалы столетней давности.
А.В.Белинский в анализе парадокса Белла исследует возможности опровержения идеи «скрытых параметров» и Теории скрытых параметров (ТСП). Неудачи с парадоксами Белла, Гринбергера – Хорна – Цайлингера и др. отнюдь не опровергают ТСП, а именно доказывают ее. Только доказывают они существование «скрытых параметров» не в смысле канторовской теории множеств и ее континуума, а доказывают существование возможности бесконечной градации процесса сходимости функции к «пределу» в естественной математике, доказывают существование возможности связанных с этим различных трактовок как основополагающих постулатов квантовых теорий и подведомственных им соотношений неопределенностей. А все «опровержения» ТСП, как правильно классифицировано этим автором, базируются на старой парадигме классических вещественных (в лучшем случае комплексных) функций в упаковке вероятностной меры, а затем – на «благополучном» заваливании идеи ТСП при «столкновении лбами» двух неадекватных систем взглядов: классической неквантовой математики и квантовой теории. Между тем математика нуждается сегодня в кардинальной реорганизации – хотя бы по аксиомам степени, выбора и фундирования в теории множеств. Установка на «вероятностные» методологии с использованием пространства Д.Гильберта нуждается в длительном и серьезном исследовании.
Таким образом, «опровержения» идеи подлинной ТСП, а не ее эрзацов, при возвращении назад, в пещеру, метафизики теории множеств и теории вероятностей, некорректны. Понимаемая в традиционном смысле ТСП в конечном итоге «низвергается» методом заблаговременного принятия за истину того, истинность чего требуется доказать. Эти «опровержения» лучше всего остального, напротив, указывают на необходимость пересмотра теоретико-множественных основ математики, опять отставшей от физики по способу и стилю мышления (революцьённый модерн и постмодерн в физике не в счет), на необходимость отхода от макроскопического (проканторовского) мышления в математике, от ярко выраженного мышления вещественного, действительного индивидуума, в котором опять, к сожалению, заметен тот же изъян: эгоцентристский атавизм. Ибо физический мир – это неисчерпаемая глубина и разнообразие форм и законов движения, не умещающихся в рамки описания их вещественными функциями на основе представлений кванторовской теории множеств и ее континуума. Так называемые «скрытые параметры» квантовой механики могут находиться среди тех «издержек» абстрагирования и идеализации, благодаря которым исчезли из математики ввиду ее метафизических конструкций и неустранимого формализма процессы развития и время. Нет никаких «скрытых параметров» внутри логически замкнутой системы (внутри ловушки) – есть неадекватное манипулирование идеализированными квантово-механическими установками и неправомерное смешение двух антагонистических парадигм.
Вся история развития физики (натуральной философии) и математики (содержательной части аксиом, формализации натурального опыта) указывает не только на тесную связь этих точных наук, но и на их безграничное взаимное обогащение. Поэтому, вслед за обольстительной верой в непогрешимость, универсальность и могущество методов формальной теории и за мечтой об аксиоматизации всей (теоретической) физики подобно геометрии, в частности за мечтой о создании единой теории поля (теории всего), неизбежно наступает волна переосмысления и возврата к природным первоисточникам. На этом участке пути больший вес приобретают качественные аспекты мироздания и, соответственно, содержательные теории и философия естествознания. Вполне актуальным может быть и более интенсивное исследование (противоположностей – в их единстве) материального и духовного, натурального и абстрактного, физического и математического. То общее, что присуще этим двум «крайностям» методологических, философских, естественнонаучных концепций, и будет составлять ядро дальнейших исследований. Возможно, это общее и является основным интересом наук о природе, а вовсе не есть момент эпизодический, досадный или преходящий. Если это так, то в некотором (относительном) смысле и сверхъабстрактная теория, и узколобый эмпиризм, отдаляясь от целей познания, превращаются неизбежно в форму ради формы, из источника, полного жизни, в растрескавшиеся солончаки агностицизма, лишенные флоры и фауны, подобные Великой пустыне теоретиков-метафизиков в теории взаимодействий элементарных частиц.
Если пойманный в детекторе А фотон имеет благодаря измерению значение физиче ской величины а, то это однозначно определяет значение данной величины b без регистра ции другого фотона в детекторе В. Детекторы А и В разнесены на микроскопическое рас стояние (пространственно-подобный интервал). Взаимодействие между фотонами (a и (b нет, а наблюдатель знает о состоянии другого фотона, хотя регистрирует только один из них. Объясняется сей «счастливый случай» мгновенной редукцией волновой функции. Дело в том, что волновая функция системы двух фотонов (a+b определяется как результат суперпо зиции двух волновых функций (a и (b, отвечающих фотонам (a и (b. До регистрации состоя ния фотонов неопределенны, то есть «вероятности» их состояний ((a(2 ( 0 и ((b(2 ( 0. Когда один из фотонов фиксируется, общая волновая функция мгновенно «коллапсирует», собира ется, будто Джин, обратно «в бутылку»: ((a(2 = 1 в месте, где находится «горлышко» детек тора фотона (a, и ((b(2 = 0 для другого фотона – (b, которому «в бутылке» нет места. Но чу деса на этом не заканчиваются: напротив, они только начинаются. Формально «коллапс» волной функции (b означает, что она исчезает на всех просторах физического пространства. Субъект квантово-механистического познания получает информацию о фотоне (a и тут же судит о несуществующей функции (b: «усилием мысли» он приписывает фотону (b состоя ние b, строго связанное с состоянием а фотона (a. Эта жуткая смесь интеллектуального теле кинеза, умозрительной телепортации, сверхчувственной медитации, сомнамбулической ле витации и прострации, густо разбавленная метопистическим прозелитизмом и не менее экстравагантным люциферством, и называется в итоге квантовой механикой.
Доканчивает написание живописной картины одного из самых увлекательных тече ний научного модерна ХХ века гениальная драматическая постановка с главным героем – кошкой Э.Шрёдингера. Сей дистрибутивный аллюзионизм аддитивной имагинарности, в виде софизма осуществляемый над представителем фауны, находящимся в отношении cog natus с достославным homo, все механистические шаговики с восторгом обсуждают и по ныне , хотя интерес к судьбе четвероного друга постепенно ослабевает. Напомним преам булу захватывающего воображение шедевра мировой фантастики.
Берется животное – Мурка и помещается в «черный ящик». Мурка, если она есть, как известно из квантовой механики, может находиться в одном из двух состояний: 1) ж – «Мурка живая»; 2) м – «Мурка мертвая». Эти состояния – «чистые», и им соответствуют свои волновые функции: (м и (ж. Но кошка в ящике наблюдателю не видна, поэтому о ее состоянии он может судить только в вероятностном смысле. Для возможности высказывать свои «модальные мысли» наблюдатель (а точнее говоря – садист!) строит формализм, один к одному совпадающий с формализмом волновой механики. Чистые состояния, описываемые волновыми функциями (м и (ж, он с успехом «суперпозиционирует» в смешанное состояние: ((м или ж) = а(ж + b(м. И вот теперь, прикидывая вероятности нахождения кошки в одном из состояний, естество-пытатель может удовлетворять свои метопистические наклонности к гаданию. Кошка, судя по его выводам, может находиться сразу в двух неадекватных состоя ниях: она и мертвая, и живая – одновременно. Как утверждают авторы попытки решить этот парадокс через создание нелинейной квантовой механики, сей ребус Э. Шрёдингера лежит, по существу, в основе всех иных шарад, возникающих в неопределенной теории физических неопределенностей.
Перечисленных коллизий квантовой механики достаточно, чтобы для выяснения их сущности обратиться к её основаниям. Первое из них – дуализм «волна – частица», пришед ший в шаговую механику для вещества из оптики. Для данного основания характерен сле дующий логический ((((-((((( (полный ляпсус): в оптике для фотонов соотношение неоп ределенностей В. Гейзенберга не имеет места (впервые замечено В.А. Фоком ), а в отноше нии корпускул все квантисты единодушно берут его «на веру». Действительно, у кванта электромагнитного поля нет массы, и в формуле соотношения неопределенностей (px(x ( h «неопределенность» импульса формально выражается как (рх ( (kxh ( h / (x. То есть в итоге имеем тавтологию: h ( h. Аналогично для другой пары «дополнительных» величин: из (Е(t ( h при (Е ( ((h и (t ( 1 / (( получаем, что h ( h. У корпускулы вещества масса есть, по этому тавтологии нет: (рх(х ( h, и при (px ( m(vx находим, что (vx(x ( h / m. Аналогично для соотношения неопределенностей энергии, которой обладает частица в данном состоянии, и ее временем жизни в этом состоянии: (Е(t ( h, (E ( m(f(v) и (f(v)(t ( h / m. Волны Л. де Бройля вносят неопределенность и новое мистическое содержание в существо редукции идеи корпускулярно-вол нового дуализма из оптики в механику, то есть взаимно однозначного соответствия при этом, вообще говоря, не обнаруживается.
Как отсюда следует, центральная догма кинематического релятивизма v ( c и шаговая механика друг другу противоречат. Локализация фотона в «точке» (в атоме при поглощении) и при фотоэффекте, когда он проявляет корпускулярные свойства, означает, что неопреде ленность координаты (х = 0. Из этого вытекает, что неопределенность импульса (рх порядка бесконечности. То есть при эффективной массе фотона, определяемой его энергией (пучок фотонов давит на вещество и его нагревает) как mэфф ( Е / c2, неопределенность его скорости будет порядка бесконечности. Но этого не может быть в специальной теории относительно сти, «потому что не может быть никогда», как говорил Козьма Прутков, если принимается в качестве истинного утверждение, что потолок всех скоростей раз и навсегда ограничен сверху постоянной величиной с. Другое соотношение «неопределенностей» для фотона, взаимодействующего с веществом как корпускула, записывается в том же виде, что и выше. Но (t = 0, так как мо мент «встречи» фотона с атомом (с электроном при его выбивании из атома) определен. То гда (E порядка бесконечности. Однако все скорости ограничены сверху, и остается предпо лагать, что либо (mэфф = (, либо (f(v) = (. Первое условие означает, что эффективная масса фотона может быть больше массы Метагалактики, что для неэкзальтированного «революци онной ситуацией» физика явно абсурдно, а для метафизика «перемен» является родной сти хией. Второе условие означает, что либо релятивистская зависимость энергии от скорости приводит к бесконечности, что тоже нефизично, либо сама скорость не может быть ограничена сверху. Первая альтернатива второго условия уже просто сверхъестественна. Вторая альтер натива второго условия противоречит постулату v ( c.
Итак, перенос парадоксальной идеи дуализма «волна – частица», как-то изображае мого с помощью формул ( = h(, p = hk, из картины оптических явлений на модерное живо писание вещества не разрешает антиномии, а ее усугубляет. Вернемся посему к гипотезе квантов энер гии излучения, выдвинутой из её небытия другим «гуру» шаговой механики – М. Планком.
Выше было отмечено, что распределение интенсивности фотонов по частоте, обнару живаемое в экспериментах по изучению тепловой радиации, напоминает распределение Дж. Максвелла по скоростям корпускул жидкости или газа. Когда специалист по кинетиче ской теории газов или в области термодинамики намеревается подсчитать энергию частицы при температуре Т, зависящую от степеней свободы молекулы, он начинает корпускулу рас сматривать не как единое бесструктурное целое, а как весьма сложный агрегат, отдельные части которого испытывают различные движения. Происходит детализация структуры мик рообъекта. И это приносит свои плоды. Но почему квантист, введя шаговый режим в той «черной» камере, куда он поместил эманацию, кует затем для нее цепи формализма, впадая в «узкополостную» метафизику? Содержатель шагового приюта для радиации, не имея к «чер ному ящику» достаточно адекватных «ключей» и идей к ним (не имея экспериментальных возможностей), заканчивает свой творческий путь, едва начав его, «локализацией» возле окошка в камеру с котом Э. Шрёдингера, словно Джина, закупорив в бутылке из-под «веро ятности» сколлапсировавшую туда волновую функцию. Вместе с волновой функцией в со суде для вероятностей надзиратель от новой, посткартезианской метафизики, набравшись неопозитивизма, впадает на протяжении всего ХХ века в агностическую спячку.
Что представляет из себя уравнение Э. Шрёдингера? Во-первых, это действительно уравнение, то есть продукт неопозитивизма, сравнительно удачно найденный из аналогии с классической механикой. Уравнение это операторной формы для волновой функции, которая уравнением же и детерминируется сообразно начальным и краевым условиям. Уравнение детерминировано и причинно обусловлено предшествующим развитием механики. Но ска зочный бес гаданий и «модальных мыслей» вселился в него в личине волновой функции, ко торая есть расщепленная надвое … вероятность. Во-вторых, данный «кит» квантовой меха ники, как в фокусе, собирает в себя все противоречия корпускулярно-волнового дуализма: ((((-((((( его «ярко сияет» в показателе экспоненты волновой функции, после ее норми ровки на шаг h. В-третьих, уравнение Э. Шрёдингера имеет решения при дискретных значе ниях входящих в него величин, являющихся множителями при непрерывных величинах. На пример, это дискретные уровни энергии En, n ( N, у которых непрерывный множитель t. Операторы в уравнении – по непрерывным переменным x, y, z, t. Волновая функция ( – также непрерывная функция. Поэтому в целом уравнение Э. Шрёдингера представляет собой не что иное, как вид кентавра, одна часть которого дискретна и покрыта пятнами дискретных уровней энергии, а другая – непрерывна и зияет матовой метафизикой математического ана лиза. Такое эклектическое скрещивание различных идеалистических сущностей в едином волевом акте, каким является у-равнение само по себе, характерно для мышления homo sapiens. Незатейливый гибрид непрерывного и дискретного, континуального (единого) и множественного – вот квинтэссенция рассматриваемого уравнения. Причем, что поучительно, до создания квантовой механики при работе с континуумом (с единым образованием) так называемой классической науки о Едином естествоиспытатель не говорил, а вот после создания шаговой теории, получив дискретные значения физических величин, он вдруг о Едином вспомнил.
С головой находясь в непрерывном пространстве и непрерывном времени макромира, механистический квантист отмеряет конечные шаги, имеющие скачкообразный энергетиче ский вид и кольца моментов импульса, нанизанные на «точку». В центре частицы ее, час тицы, нет. Таковы данные получает формалист из решений для волновой функции свободной частицы с собственным моментом импульса или находящейся в центрально-симметричном поле кулоновского типа. Вокруг пустоты этой центральной «модальной точки» вращается мысль метафизика. Расходимости в такой теории без внутренностей частиц отнюдь не исче зают, а множатся, как и в классической теории излучения теплого тела. Ультрафиолетовая катастрофа поджидает квантового механициста уже не с парадного, а с черного хода: расхо дятся диаграммы Р. Фейнмана, получаемые из рассмотрения матрицы рассеяния элементар ных частиц друг на друге, – не работает теория в случае больших импульсов и энергий. Ин фракрасная катастрофа возникает, напротив, когда импульсы и энергия элементарных частиц очень малы. Теория опять не работает. Метафизический рецидив, доставшийся физикам «по наследству» из математического анализа, сдобренный неопозитивизмом и эклектикой, обна руживается также во многих иных ситуациях. Поэтому внутри квантовой механики возникла даже специальная дисциплина: теория устранения расходимостей, названная красиво «клас сификацией ренормируемости». Чтобы подогнать следствия из квантовой механики под дан ные эксперимента, перенормировке подвергаются теперь не только теории и функции, но также масса и электрический заряд, дотоле бывшие константами . При этом процесс устране ния бесконечностей носит неоднозначный характер, как и должно быть в теории не однозначностей. С позиций процедур регуляризации и перенормировки выздоровевшие было кван тисты стали «непонятно как» избавляться от «непонятно каким образом» возникающих бес конечностей. Приготовлением «лекарства» они обязаны авторам труда , вылечившим картези анских ультра от недуга с «пифагорейским синдромом» классической физики еще большей дозой числовой метафизики. Поистине, клин вышибают клином!
Что же такое находится в «бутылке» вероятностей, сводящее на нет интеллектуаль ные подвиги многих поколений физиков, испивших ядовитого напитка из плода с древа спе кулятивной теории? Как и подобает истым метафизикам, обратим взор при ответе на этот вопрос, подобно Л. Витгенштейну, на форму «бутылки». Всех интересует почему-то не содержимое, а форма, не сама «вероятность», а сосуд, в который она разлита. Эта форма пришла в квантовую физику из теории марковских процессов при первых же усилиях свести несуразную ситуацию, в кото рой оказались естествоиспытатели, к ситуации известной и общепринятой. По аналогии с геометрической оптикой после обнародования вердикта природе, что отныне все изменения в ней определяются только настоящим положением и не имеют никакого отношения к про шлым событиям, записывается в качестве ультиматума госпоже ((((( рассмотренное выше у-равнение: EMBED Equation.3 = а(.
Как легко видеть, данный волюнтаризм представляет собой редукцию в микрофизику очень частного случая общего уравнения Колмогорова – Чепмена в теории марковских про цессов . Стохастическое содержание марковского процесса состоит в том, что задается на чальное состояние системы в «теперь», а переходы из прошлого в «теперь» и из «теперь» в будущее определяются одним и тем же неизменным набором «вероятностей». То есть из фи зического мира удаляются, как таковые, время и развитие, равно как и память о процессах, протекавших в прошлом. Вместо неисчерпаемого развития и связанного с ним времени рас сматриваются их сечения в «теперь», то есть принимаются «на веру» эрзацы в виде механи стических по «содержанию» и смыслу формализмов. Отсюда и бесконечности в теории ли митированного планковского шага, которым квантист мерно идет от количественной формы к качественному содержанию явлений. Микромир лишатся памяти, синонимом которой яв ляется сжатое время-масса. Такова плата за волнующее физическое тело решение, когда на него выливается неопределенная жидкость вероятностно-модального субъективизма.
Другой атрибут научной «как-будто-бы-истики» корни берет из древней способности homo размешивать ясные и понятные представления в одной размытой и алогичной куче ду ховной апатии. Квантовая субстанция, служащая причиной волновых явлений в том числе и в макромире, как физическая реальность отбрасывается и подменяется суррогатом – волновой функцией, квадрат которой есть не что иное, как плотность вероятности. Сей акт «воинст вующего» субъективного идеализма после нормировки волновой функции, принятой в тео рии вероятностей, не только нивелирует возможность рассматривать гармонические потенциалы квантовой субстанции, но и устраняет еще одну существенную физическую величину – фазу волнового процесса. Вместо реального физического мира, вот-вот показавшегося пред ин теллектуальным взором исследователя благодаря экспериментам, картезианские ультра ма нипулируют с буквами ( и вероятностными конструкциями из них типа (((2. Отсюда не только «смешанные» состояния при суперпозиции волновых функций появляются, но и вполне может нарисоваться кот, состоящий из двух котов. И это не сросшиеся коты в ре зультате сбоя в генетической программе воспроизведения вида, а живой и мертвый коты, разделенные извилиной метопизма. Отсюда и шарада Эйнштейна – Подольского – Розена, когда макроприбор А регистрирует определенное состояние а одной частицы (a из пары час тиц (a и (b, а наблюдатель делает «мгновенный» вывод, что другая испущенная излучателем частица (b имеет состояние b, строго коррелированное с состоянием частицы (a. Извилиной метопизма служит здесь пространственно-подобный интервал, появившийся в умах картези анских позитивистов в результате законотворческого акта о признании скорости света пре дельной скоростью. Микрочастицы разделены макроскопическим расстоянием – самое меньшее из всех возможных расстояний равно примерно размерам макроприбора регистрации. Следо вательно, ни о какой корректной квантовой физике речи не должно идти, тем паче что пред ложенная в начале ХХ века паллиативная теория в одном у-равнении уравняла дискретные динамические и энергетические величины с непрерывными статическими и кинематиче скими величинами. Проще говоря, для макроскопических тел и их физических характеристик «квантовой теории» не создано и создано быть не может. Другой момент состоит в том, что мгновенная умозрительная «редукция» волновой функции происходит лишь при субъекти вистской вероятностной интерпретации событий микромира. Третий момент связан с непра вомочностью наделять разнесенные на огромное расстояние r микрообъекты общей волно вой функцией (a+b, являющейся суперпозицией волновых функций отдельных элементарных частиц: (a+b = Ca(a + Cb(b, поскольку (a и (b убывают обратно пропорционально расстоя нию r, а квадраты их модулей обратно пропорционально r2. Действительно, свободная час тица с собственным моментом импульса имеет радиальную компоненту волновой функции Rn ~ 1 / r, а фотон тоже имеет собственный момент в виде «спиральности» (см. ). Поэтому никакой квантовой «вероятности» в макромире нет.
Однако симультантная аллюзия ЭПР поучительна тем, что эклектическое соединение в одном правдоподобном умозрительном акте взаимно противоречивых исходных положе ний поднимает температуру научного и общественного интереса как к неоднозначным тео риям, так и к их творцам. Некритическое принятие «на веру» полунаучных иносказаний но воиспеченных «гуру» ХХ века порождает другой каскад явлений: эпигонство и апологетику лжи, переходящие в снобизм и агрессивность недостаточно самокритичных последователей модерной метафизики.
Таким образом, все пять «фундаментальных» положений, лежащих в основаниях формальной схемы квантовой механики: 1) принцип суперпозиции состояний, в том числе на больших расстояниях; 2) определение среднего значения физических величин в соответствии с канонами теории моментов в математической статистике; 3) принятие собственных значе ний формальных операторов как единственно возможных в вопросах их соответствия изме ряемым в эксперименте величинам; 4) уравнение Э. Шрёдингера; 5) принцип тождественно сти частиц одного типа (см. ), производят впечатление лаконичного, но от того не менее знаменитого высказывания Эвбулида: «Я – лжец».
Аристотель и Ф.И. Тютчев, а с ними и В.В. Низовцев, приписывают поэтам перманентный пролапс вербальных кривдоизлияний. Однако симулякры типа «восход Солнца» относятся только к образно-чувственному воспри ятию красот, сыплющихся с неба. Ложь поэйзиса становится сразу же видна тогда, когда с его помощью гармонию чувств и природы обертывают в фольгу словоизвержений. В притя гательной упаковке формальных схем, нанизанной на микромир, заметны многие изъяны. Нельзя в них выделить наиболее серьезные или незначительные. Надо выбрасывать всю изъ еденную субъективистской молью неопозитивистскую шаль агностицизма. Индетерминизм лежит под фундаментом квантовой физики, и никакими декорациями не залатать прорехи скоропостижных прагматических новаций ее создателей. Но где твое начало, нить Мнемозины – Ариадны? Кто солгал первый, сказав первое слово? И какое оно было – первое слово?
2.2. Специальная теория относительности
Античными сторонниками релятивизма считаются Гераклит, который «не может два жды войти в одну и ту же реку», и его ученик Кратил, который в ту же реку «не может войти и один раз». Река та же, но изменилась; значит, она не та. «Та и не та» – противоречивое со стояние ума, как следствие, рождающее особое состояние, или отношение к сему феноме нальному восприятию, как исток релятивизма, берущий начало в движении.
Одними из первых релятивистов в математике были Архит, Евдокс и Архимед, рас сматривавшие не только конечные отношения целых чисел друг к другу, но и бесконечные отношения-дроби иррациональных чисел и несоизмеримых отрезков. Поэтому релятивизм имеет амбивалентную природу: он «растет» из противоречий отражения изменения, разви тия, движения; он «растет» в метафизику разъединения противоречивых сторон движения, развития, изменения и затем их объединения на основе идеализации, обобщения, соотноше ния, выявляющихся вследствие априорной способности субъекта познания отражать мно жественную сторону явлений окружающего мира – устремлением ее к Единому через при чинно-следственную связь и симметрию. Если «Единство мира состоит в его множественно сти», то это основополагающее заключение античной философии имеет амбивалентный он тологический базис. Мир таков и субъект познания таков, как часть мира. И познание субъ ектом мира таково. В данном ракурсе определенные априорные задатки индивида неиз бежны. Достаточная совокупность их ведет к пониманию релятивности, присущей миру.
Отношение подчиненности субъекта Небу проходит через метафизику Плотина. От ношение идеального (через сомнение) ко всему другому проходит через метафизику карте зианства. Отношение покоя к движению возникает в механике Г. Галилея, который вводит так называемый классический принцип относительности. Тело и связанная с ним система отсчета движутся относительно покоящегося наблюдателя. Тело, связанная с ним система отсчета и наблюдатель неизменны, но движутся относительно. Движения нет, но оно есть. Сущности, являющиеся декорантами сего умопостроения, ни Г. Галилея, ни Р. Декарта, ни их продолжателей не интересуют, – они пустота протяженности, играют лишь вспомогательную роль. Главная «движущая» сила в относительном движении, в мире релятивизма – это иде альное, сомнение в сомнении, полет метафизической мысли в пустоте Неба и в отсутствии материи, вытесненной пустой протяженностью, в «сингулярность».
Аристотель на основе первородного созерцания утверждал, что тело без воздействия на него других тел остановится, что без силы нет движения. Современные космофизика и космология наделяют когда-то пустое пространство космической пылью и различного рода полями, которые тормозят движение тела по инерции. Идеализируя локальное свойство инертности массивных тел и распространяя его на весь физический мир, субъект познания в зарождающейся механике новой науки формулирует закон движения по инерции. Метафи зика Средних веков вводит в рассмотрение инерциальные системы отсчета, связанные с те лами, которые движутся по инерции. Так называемая классическая механика, построенная И. Ньютоном, У. Гамильтоном, Ж.Л. Лагранжем, использует как удобные леса для получения теорем и следствий инерциальные системы отсчета. «Курортные» условия создают себе фи зики, задача которых – познавать материальный мир в его движении, разнообразии, законо мерностях. Обманчивая простота идеи «инвариантности» законов, применяемых в различ ных инерциальных системах отсчета, уводит физическую науку в сторону от магистрального пути познания. Стремление ученых уйти от сложностей (см., например, ) посредством карди нального упрощения научной методологии вскоре даст негативные всходы в виде па радоксов и откровенных ((((-(((((.
В этом отношении в механике ничего не изменилось с привнесением в нее нового принципа относительности, связанного с принятием постулата пространства Г. Минковского. Как было абсолютно пустое пространство механики И. Ньютона с набором координат-аффиксов, таким оно и осталось в ре лятивистской механике А. Эйнштейна. Как было абсолютное равномерное одинаково теку щее везде и всюду время как математический параметр, таким оно, по существу, и осталось в релятивистской механике А. Эйнштейна. Но зато в объективную науку была введена субъективная и неоднозначная «процедура синхронизации» времени. Кроме того, константа Дж. Максвелла, возникшая в теории, описывающей мир электромагнитных явлений, без достаточных оснований стала главным фигурантом в теории качественно другого – механического движения. Изменилась только процедура синхронизации часов в движущихся относительно друг друга инерциаль ных системах отсчета. Это изменение методологии произошло в рамках инструментально измери-тельной части физической теории. Концептуальная часть релятивизма не изменилась: по-прежнему в механике нет движения, развития – вместо этого рассматривается относи тельное движение застывшей пустоты. Роднит классическую механику с так называемой ре лятивистской механикой все та же метафизика. На почве классической механики бурно взра стают сорняки лапласовского детерминизма, «дурной» бесконечности однотипных движений без качественных перемен, фатальности и предопределенности состояний всех материальных тел, скорости и координаты которых могут быть вычислены раз и навсегда. Релятивистская механика не устраняет данных пороков метафизического мышления ученых, но добавляет к ним свою специфическую атрибутику. В специальной теории относительности (СТО), в ко торой принято, что скорость света, фигурировавшая в электродинамике Дж. Максвелла как константа, является потолком всех скоростей физического мира, возникают расходимости при устремлении скорости тела к своему «верхнему пределу».
1. Излучение Черенкова. Между тем тело с отличной от нуля массой может двигаться со скоростью, большей скорости света в среде (заметим, что физический вакуум – это тоже совершенно реальная среда). Было открыто сверхсветовое движение в опытах П.А. Черенкова и С.И. Вавилова (излучение Вавилова – Черенкова) на быстрых электронах. Преобразования Х.А. Лоренца дают значение массы тела, движущегося со скоростью v < c, по формуле m = mo / EMBED Equation.3 , где mo – масса тела в относительном покое. Если «вдруг» скорость тела становится равной константе с, то масса его обращается в беско нечность, что явно бессмысленно, нефизично. Совершенно не меняется существо вопроса, если в формуле берется не константа с, определяемая как скорость света в электромагнитном вакууме, который вовсе не пустота, а величина с / n, где n > 1 – показатель преломления среды относи тельно электромагнитного вакуума. Если электрон «мгновенно» из физического вакуума влетает со скоростью v < c в среду, где его скорость v > c / n, то его масса из реальной вели чины «мгновенно» превращается в чисто «мнимую» величину. При этом якобы чудесном превращении (то есть при прыжке массы через бесконечное значение от своего реального значения к мнимому значению, согласно СТО) и появляется излучение Вавилова – Черен кова. Чтобы ретушировать провал скоростного релятивизма, возникающий как следствие данного экспериментального факта, И.М. Франк и И.Е. Тамм придумали некую теорию свече ния, обнаруженного П.А. Черенковым. За свое «объяснение» эффекта теоретики, не участво вавшие в проведении опыта, получают премию А. Нобеля, завещавшего ее отнюдь не за тео ретические изыскания, а лишь за экспериментальные исследования. По-видимому, в этом и заключается подлинная суть релятивизма.
Не вносит негатива в данное рассуждение о несостоятельности скачка через беско нечное значение массы постепенное «вползание» быстрого тела в «мнимое» состояние из-за постепенного увеличения показателя преломления от n = 1 к n > 1. Факт остается фактом: «релятивистская» теория дает бесконечное значение массы, а такого просто не может быть ни вблизи наблюдателя, ни в Метагалактике. Значит, формула для массы движущегося тела либо неверна, либо нуждается, по меньшей мере, в уточнении или пересмотре. Иными сло вами, СТО – теория и неполная, и противоречивая. Тщательный анализ возможности движе ния со скоростями, большими электромагнитной постоянной Дж. Максвелла, провел Ю.Б. Молчанов . Оказывается, никаких чрезвычайных ситуаций и «из ряда вон выходя щих» случаев при обмене сигналами на основе носителей информации, распространяющихся со скоростью v > c, как и в тахионном взаимодействии между объектами, в физике не появ ляется и не происходит. Не поддающиеся гипнозу скоростного релятивизма ученые на вполне разумных основаниях рассматривают тормозное излучение и движение тел со скоро стями, большими скорости света в электромагнитном вакууме .
Эффект Черенкова показывает, что масса частиц – не электромагнитного происхождения, так как в противном случае в средах с разными n их скорость менялась бы согласно формуле: vn = v / n, где v – скорость частицы в вакууме. Поскольку скорость частиц не меняется, то их массы образуются субстанцией, взаимодействия в которой распространяются со скоростями u >> c. Так как скорость света меняется: cn = c / n, то свет распространяется не в эфире, а в конкретной среде с упругостью. Так называемый физический вакуум имеет упругость – это среда. Но эфир – нечто более фундаментальное, неподвижное в любой системе отсчета. Парменид полагал, что относительно эфира бессмысленно искать движение. Следует еще раз повторить, что прострация, в которую впали физики после опыта А. Майкельсона, есть следствие элементарного непонимания ими собственных суждений и является плацентой СТО. Такой изощренной деструктивной мифологии, как релятивизм а ля А. Эйнштейн, человечество не знало со времен, по-видимому, Алтайской цивилизации. Никакая Сирена с острова Кирки и однополые с острова Лесбос не могут сравниться с Химерой, поселившейся в «функционирующем мозгу» современных маргинальных недоучек.
2. Расходимости. Другой ((((-((((( специальной теории относительности возникает в физике элемен тарных частиц. Согласно СТО, масса и энергия физического тела при наборе скорости v ( c неограниченно возрастает – до бесконечности. Но процесс неограниченного возрастания массы невозможен – чтобы разогнать тело до скорости v = c, нужно затратить бесконечную энергию. Элементарные частицы при разгоне их на ускорителях распадаются на множество других частиц . Но, кроме процессов с соударениями, частицы распадаются без какого-либо взаимодействия с другими частицами, помимо, возможно, взаимодействия с виртуаль ными частицами физического вакуума. Эффект множественного рождения генетических час тиц при разгоне предковой частицы неизбежно следует из всей экспериментальной картины физики высоких энергий. А эти экспериментальные факты ограничивают правомерность и применимость СТО при скоростях тел с отличными от нуля массами задолго до приближе ния к «пределу» v = c. То есть опять СТО не вписывается в опытные данные физики элемен тарных частиц, своим изначальным атомизмом и дискретностью, самим фактом существо вания способствующих утверждению идеи квантованности физического мира.
Применительно к оптическому горизонту «расширяющейся» Вселенной (т.е. Метага лактики) формулы для сокращения расстояния ( = (o EMBED Equation.3 и увеличения массы m = mo / EMBED Equation.3 означают, что на «границе» мира и на границе познания вновь возникает абсо лютно твердая и абсолютно неподвижная сфера. Здесь нам вместе с читателем остается вос хититься силой идей античных мыслителей и неподражаемой преемственностью метафизи ческой науки. Аристотель полагал, что мир ограничен небесной сферой, которая удалена от воды, земли и воздуха, которая неподвижна. И. Кеплер совместно с Г. Галилеем, вкусив уче ния Н. Коперника, тоже считали, что далекая неподвижная небесная сфера усеяна множест вом неподвижных звезд. Эти метафизики третировали и поднимали на смех Дж. Бруно, ко торый осмелился предположить, что Вселенная бесконечна и состоит из множества обитае мых миров, где возможна разумная жизнь. Что самое удивительное, свою аргументацию против доводов ноланца Фелипе консерваторы строили на «соображении», будто бесконеч ность множества миров невозможна, так как небесная сфера содержит бесконечное множе ство звезд! Получается, что бесконечность невозможна, потому что она возможна, потому что она есть. Но это разногласие носит принципиально иной характер, нежели расходимости в теории, построенной на ложной интерпретации опыта А. Майкельсона.
3. Пионизм. Продолжительное время в литературе, издаваемой в целях пропаганды СТО, муссиру ется опыт по обнаружению в камере Ч. Вильсона, или с помощью другого регистрирующего или трекового прибора, так называемых пионов. Пион – это элементарная частица с време нем жизни порядка нескольких стомиллионных долей секунды (2.603*10-8 с для (( и 0.830*10-16 с для (о, см. ). Свободные пионы считаются компонентой вторичных космиче ских лучей – в их составе они впервые обнаружены в 1947 году. С другой стороны, пионы являются виртуальным «клеем», сцепляющим нуклоны в атомном ядре. Если частица вир туальна в веществе, то она может быть виртуальна и в физическом вакууме . Так как пион в атомном ядре ведет себя как частица, находящаяся в состоянии посредника перманентного виртуального обмена энергией между нуклонами, имеющими собственный момент импульса (спин), то его волновая функция должна быть обратно пропорциональна характерному рас стоянию, на котором заметны сильные взаимодействия «ближнего порядка», и прямо про порциональна гармонической функции от виртуальных частоты и «волнового вектора» («предел» отношения этих компонент волновой функции существует). То есть связанный пион – это часть атомного ядра, часть вещества, частица. Свободный же пион, не имеющий спина, «ведет себя» как волна (как волновой пакет). Кроме того что его состояние в виде волнового пакета можно описывать с помощью набора гармонических функций, из этого следует, что состояние свободного пиона не коррелирует с его корпускулярным состоянием в ядре атома. В ядре атома и в конкретном взаимодействии с макроприбором время жизни пиона определяется энергией, которой он обменивается, которую переносит от нуклона к ну клону. В свободном состоянии после выбивания из ядра атома и приобретения скорости, с какой распространяется волновой пакет, время жизни пиона другое. То есть сколько времени пион летит в пространстве от взаимодействия к взаимодействию с веществом, столько вре мени он и живет (фактор размывания волнового пакета со временем для быстрой частицы несуществен).
Но весь фокус картезианских релятивистов состоит в том, что используя эксперимен тальный факт обнаружения пионов во вторичных космических лучах и соизмеряя время их жизни, полученное благодаря регистрации появления и распада этих частиц в реакциях, с длиной их предполагаемых траекторий полета от верхних слоев атмосферы до прибора, они приписывают другому состоянию пионов все то же время жизни. А чтобы свести концы с концами, применяют формулу для замедления времени t = to EMBED Equation.3 , следующую из преобра зований Х.А. Лоренца, с точностью до наоборот.
Таким образом, под паровоз релятивистского познания подсовывается шпала фальси фикации К. Поппера (этот постпозитивист, посещавший лекции А. Эйнштейна в 1922 г., ви димо, прекрасно усвоил существо сомнений одного из зачинщиков переворота в физике). Формулу для замедления времени, получающуюся в СТО для движущегося объекта с точки зрения покоящегося возле прибора наблюдателя, новаторы написали и объявили, что ко ротко живущие пионы потому успевают достигать дна воздушного океана, что не торопятся распасться. Но никто из сторонников скоростного релятивизма не подсчитал, какова должна быть скорость, где и какими энергичными ядрами из состава первичных космических лучей, энергия которых лежит в пределах от 10 до 1010 ГэВ, могут быть выбиты пионы, чтобы они «успели» достичь прибора.
Формула (t = (to EMBED Equation.3 означает, что если в системе отсчета So, связанной с покоя щимся наблюдателем, явление длилось (to секунд, то в системе отсчета S, движущейся отно сительно наблюдателя в системе So, с точки зрения наблюдателя в So оно будет длиться (t се кунд, то есть произойдет быстрее. Другими словами, если время существования частицы, как весьма неординарного явления, определялось в покоящейся системе отсчета So через величину, равную (to, то те перь, если частица движется относительно наблюдателя в So, время ее существования будет меньше: (t < (to при 0 < v < c. Однако релятивисты, как истые сторонники скоростной относительности не только в смысле СТО, а и в смысле поэта Ф.И. Тютчева и мудреца Эвбулида, применяют сакраментальную формулу для замедления времени совершенно иначе: (t = (to / EMBED Equation.3 . Так пи шется во всех пропагандистских актах и даже в учебниках для средней школы и вузов . В интерпретации этих авторов (to = (t EMBED Equation.3 , и они «объясняют» полеты пионов согласно своему пониманию смысла СТО. Но творцы известного курса теоретической физики не придерживаются такого пионизма и пишут обратное: (t = (tо EMBED Equation.3 , что действительно является следствием преобразований Х.А. Лоренца, и прямо не объясняют «удлинения» времени жизни пионов, летящих к прибору. По-видимому, это разногласие не надуманное, а кроется в сущности относительников, по скольку формальное, теоретическое знание для них – это Пифия, а содержательный уровень физиче ского понимания сути происходящих явлений – это Горгона. Как нетрудно видеть, и то и дру гое является разновидностью поэйзиса типа «Река та, потому что она не та», однако в общем и целом наукой в истинном смысле этого слова не является.
Если же отнести формулу замедления времени не к длительности реального процесса, а к «отстукиванию» неким умозрительным маятником эталонных интервалов абсолютного времени, то есть заменить реальное физическое время на инструментально-абсолютное (гео метризованное в духе Р. Декарта, на что указал Дж. Уитроу), то, как легко себе представить, эталоны в системах отсчета S и Sо будут разными, а именно: (( < ((o, согласно той же фор муле. И вот теперь, «деля» время жизни частицы на «релятивистски» измененный эталон аб солютного времени, наблюдатель в Sо получает, что сократившихся эталонов (( в интервале (t умещается больше, чем эталонов ((o, принятых в покоящейся системе отсчета. То есть наблюдатель в Sо, оперируя с искусственно измененными эталонами абсолютного времени, чего делать по определению в истинно релятивистской теории нельзя, и полагая, что на са мом деле время жизни пиона остается неизменным, получает средство фальсификации, «подтверждающее» СТО. По измененному с точки зрения наблюдателя в Sо эталону времени (( время жизни частицы кажется увеличившимся, и пион с его «мундиром» (to = (t EMBED Equation.3 , как виртуальный продукт непревзойденного виртуального мышления, стано вится мощным реальным орудием зомбирования несостоятельных ученых. Ибо, как считает А. Эйнштейн, «люди более подвержены внушению, чем лошади» . Однако в действительно сти время «жизни пиона», мчащегося к прибору из места своего рождения с завидной скоростью v ~ c, повторяем, никто не подсчитывал, так как неизвестны: 1) место рождения частицы из-за ливневого характера вторичных космических лучей; 2) скорость предковой частицы из первичных космических лучей; 3) точная скорость пиона в пределах области регистрации его прибором – в том числе ввиду инертного характера вторичных яв лений с образованием следов от движения частицы в трековой среде; 4) характер квантового взаимодействия с частицами среды в приборе; 5) корреляция состояний быстрого свободного пиона и пиона, взаимодействующего со средой в приборе. Никто «времени жизни» не только не подсчитывал, но и не проводил экспериментов, зато апологеты СТО гадают, используя формулы для преобразования величин, следующих из преобразований Х.А. Лоренца, и так, и с точностью до наоборот, либо этой проблемы «не замечают», не совсем понимая, в чем суть вопроса. Но зачем пионистам знать сущность, если им кроме лжи поэтов по душе еще и самообман почитателей! Пионизм – это непревзойденный шедевр релятивизма.
4. Парадокс близнецов. На протяжении всего прошлого века и особенно в 50 – 60 гг. на страницах академиче ской печати усиленно обсуждался так называемый парадокс близнецов, возникающий в СТО. Если физики прагма-тики даже в учебниках по курсу теоретической физики стара тельно не касались непонятных им моментов экзотической еще теории или, в лучшем случае, приводили устоявшиеся в то время результаты дискуссий , то философы, занимающиеся приведением парадоксов «в норму» вообще и в соответствие с назиданиями великих учите лей человечества, иногда делали пасьянсные выводы о том, что, якобы, в этом парадоксе все дело в необратимых явлениях, связанных со стартом-финишем и разворотом космического аппарата. Гибкость мышления доходила до того, что кажущееся ускорение землянина во время начала возврата путешественника объявляли обязанным некоему эффективному гра витационному полю, а действительное ускорение звездолета считали… несущественным. Не говоря уже о том, что в благородном деле спасания позитивистской теории опирались на «физику» точек разрыва вещественных функций, которой как не было, так и нет . По скольку туман, поднявшийся вокруг одной из самых загадочных теорий ХХ века, до сих пор не рассеялся, коснемся устройства некоторых общепринятых теоретических схем, по кото рым работает «безукоризненная» машина научных предсказаний, вкратце напомнив суть ки нематически релятивистского сфинкса.
Парадокс близнецов зиждется на понятии скоростной относительности. Возник он как следствие пропаганды СТО в духе Й. Геббельса – заманчивой фантастической картинкой прельстить массы идолопоклонников, эпигонов и обывателей и втянуть их в орбиту подра жания отцам «релятивизма». Фабула умозрительной космической пьесы незатейлива. Живут себе два брата-близнеца. Как вдруг один из них волею теоретиков отправляется в долгое космическое путешествие. И в результате его полета с точки зрения оставшегося на Земле брата возраст путешественника окажется меньшим и определится согласно формуле: t = tо EMBED Equation.3 , где v – скорость звездолета, c – скорость света, tо – время, прошедшее на часах сотрудников ЦУПа, t – время, прошедшее на звездолете с точки зрения землян. Ясно, что t < to.
Однако с точки зрения непоседы при встрече моложе должен быть домосед: t = tо EMBED Equation.3 , где теперь t – время, пролетевшее на Земле с точки зрения космонавта, tо – проведенное путешественником в Космосе по отсчету на корабле. Ясно, что tо > t. Казалось бы, все правильно, но с точностью до наоборот: моложе будет с точки зрения скитальца его брат, оставшийся на Земле, а домосед уверен, что моложе окажется космонавт. «Моложе, но старше» и «старше, но моложе» – как всегда со времен Эвбулида. Теоретики, вместо того чтобы сделать заключение о ложности теории, выдают частное суждение: либо кто-то из спорщиков будет все-таки моложе другого, либо они останутся в одном возрасте.
Теперь введем нужные для дальнейшего достаточно простые понятия. Теория Т называется параметрической, если при описании физического явления она пользуется некоторыми физическими величинами извне, из внешней теории, из повседневного опыта, полученными в физическом эксперименте, но в Т вычисляются другие физические величины, внутренние для теории, или функциональные величины. Так как многие теории смешанные, их принадлежность к классу Т параметрических теорий может оцениваться по какому-либо (количественному) критерию, например, если параметров в теории более 50%. Аналогично для оценки принадлежности теории к классу функциональных (или предметных, субстанциональных) теорий. В параметрической теории определенная группа величин берется ad hoc, и тем более они в теории не измеряются экспериментальными средствами. Зато на основе алгоритмов обработки начальных данных делаются попытки предсказать характер протекания указанных в названии теории процессов (кинематика, электростатика, термодинамика и т.д.). Самое большее, что можно сделать в Т с параметрами, так это «вычислить» их на основе преобразованных в рамках принятых аксиом формул, то есть, по сути, в рамках тавтологий. Преобразования Лежандра поэтому во всех таких случаях мы относим к математическому приему, не меняющему существо физической задачи.
Зачастую в качестве параметров в физической теории Т принимается время и пространственные координаты. Считается, что нет ничего проще раствора дуги на циферблате часов, показывающего «время», и длины, измеряемой шагами лошади или фазового двигателя. Но само устройство часов или спидометра сомнений, как правило, не вызывает и в данной теории не рассматривается. Тем более это относится к выявлению физической сущности используемых в теории параметров. Оперирование с такими физическими величинами приводит к излишнему феноменологизму прагматического подхода к построению теорий, что время от времени приводит к парадоксам, суть которых после неадекватной попытки «объяснения» в рамках старого мировоззрения затем стыдливо замалчивается.
Теорию назовем точечной, если она описывает движение материальной точки в непрерывных пространстве и времени. К таким теориям относятся классическая механика, СТО и, отчасти, квантовая механика. Теорию можно назвать континуалистской, если она описывает движение непрерывной материальной субстанции в непрерывных пространстве и времени. После предельных переходов в кинетической теории газов (и жидкостей) и статистической физике таковой является новая теория – термодинамика (плюс дополнительные условия типа начал). Согласно этим определениям, так называемая квантовая механика (квантовая физика) не является квантовой, так как движения она изучает, в основном, точечные, в лучшем случае – «размазанные» неопределенностями В. Гейзенберга, и в непрерывных же пространстве и времени. Между квантовой средой микромира и механистической средой макромира лежит пропасть – до сих пор не построено какой-либо теории, объединяющей два разных мира в одно целое.
Величину q ( qэкс назовем величиной экстенсивной (суммирующейся, или фактором емкости), если она определяется на конечном множестве, состоящем более чем из одного элемента (возможно, с определенной на нем мерой), или на конечных временных или пространственных интервалах, площадях, объемах (масса в континуалистских теориях пропорциональна интегралу от плотности по области). Примеры экстенсивных величин: расстояние в макромире, темпорально-историческое время, масса и энергия системы в целом, в том числе кинетическая или так называемая внутренняя, теплота.
Величину q ( qинт назовем величиной интенсивной (выравнивающейся, или фактором интенсивности), если она определяется в «точке» и/или локально или служит измерением, представлением внутреннего качества системы. К таким величинам относятся температура, плотность, давление, модули упругости и некоторые другие, в том числе сугубо внутренние свойства системы. В уравнениях состояния, записываемых для совокупностей обобщенных сил (или других физических величин) и сопряженных им обобщенных координат, как правило, интенсивные и экстенсивные величины «выступают» парами: pV, ST, xF и т.д.
Далее, классическая термодинамика и неравновесная термодинамика в своих основных уравнениях состояния не используют явно такие физические конструкции, как время и пространство (кубометры не в счет, так как объем – это не пространство, а число). В последней из них вводится условие корректности основного уравнения, фиксирующее внешний по отношению к теории параметр времени . Но в некоторых задачах (термоэлектричество, прирост энтропии и др.) параметрическое время вновь «возвращается» извне в эту интенсивную, в основном, теорию, но на аксиоматику воздействия не оказывает. Физическая платформа времени строится на понятии энтропии – в отличие от процедуры отображения циклических процессов друг на друга с использованием геометрических конфигураций, названной геометро-инерциальным временем (Дж. Уитроу). В последнем варианте определения процедурного стандарта для временного параметра участвует понятие инертной массы, которая конкретизирует все вращательные и поступательные движения в механике. Масса является величиной объемной, экстенсивной: m = EMBED Equation.3 (x, у, z) dv, где ((x, у, z) – плотность, являющаяся величиной интенсивной. Значит, внешний по отношению к термодинамической теории параметр t ( tэкс – величина экстенсивная. Это так и в картезианской методологии, основанной на применении экстенсивных геометрических конструкций, среди которых присутствует и геометризованный временной параметр tэкс. Однако время, определяемое через термодинамическое понятие энтропии, через формальные конструкции необратимых процессов, представляется как зеркальное отражение энергетических процессов: t ( tэнт ~ TS. Здесь температура Т является величиной интенсивной, а энтропия S – величина экстенсивная. Для элементарного приращения энтропии или при определении энтропии удаленной материальной «точки» это не так: величина dS не может быть экстенсивной – она величина интенсивная. Поэтому ход времени, детерминируемый согласно, например, такой формуле: ?tэнт ~ T?S, определяется как величина интенсивная.
Отсюда следует, что возраст живой достаточно сложной биологической системы, определяемый по ее функциональным возможностям, то есть по росту беспорядка в управлении и самовоспроизводстве клеток, определяется согласно энтропийной концепции. Сам возраст – величина экстенсивная, а динамический аспект времени, связанный с процессом старения, – величина интенсивная. Интенсивной величиной является также сжатое генетическое время, как и закодированная в ДНК программа старения. Но экстенсивная величина – возраст человека – детерминируется через его функциональные возможности в каждый достаточно малый интервал внешнего параметрического времени dtпар, определяемый в изоморфизме на геометро-инерциальное (инструментальное) время dtг-и.
В специальной теории относительности время в различных инерциальных системах отсчета определяется как величина экстенсивная посредством введения экстенсивной процедуры синхронизации часов, показывающих геометро-инерциальное (инструментальное) время. В формирование понятия инструментального времени могут включаться различные процессы физического мира, например связанные с силами упругости, электромагнитного взаимодействия и др. Однако время, определяемое в СТО, не является временем, которое соответствует возрасту человека. Это различные конкретные отражения единого времени. Сравним СТО и термодинамику. В СТО время имеет статус параметра; это экстенсивная величина, «пришедшая» в теорию извне. В СТО лишь обсуждается ее кинематическая сущность, названная «относительностью времени». В термодинамике, на что было обращено внимание выше, внешнее время зафиксировано, то есть «отстранено от участия». Лишь при состыковке с другими теориями в практических задачах этот параметр вновь «активен». Но существует лоренц-инвариантная энтропия, локальная вариация которой есть величина интенсивная. Между тем с энтропией, с законом ее возрастания, многие серьезные исследователи связывают одну из самых приемлемых и последовательную концепцию времени. Это можно формально отобразить как S ( t, или аналитически: t = t(S). Обычно ограничиваются при этом линейной зависимостью: t = kS, где коэффициент пропорциональности может быть и аналитической функцией от пространственных координат, да и от некоторого параметрического «времени» tпар. В некоторых приложениях возможен выбор k в качестве константы (хотя время более «многолико», см. цит. работу Дж. Уитроу). При этом для различных замкнутых термодинамических систем присущ новый тип относительности времени, связанный с изменением (в них) внутренней энергии и работы.
А что мы можем сказать о материальной «точке», в которую обращает пылкая фантазия физика-теоретика несчастного странника, посланного по его прихоти в неведомые дали? С точки зрения правофланговых в шеренге апологетов СТО – это «материальная точка». С точки зрения специалиста по фрактальной физике – это фрактальный объект, испытывающий сложное «внутреннее» движение с непременным переходом его из состояния материальной точки в промежуточное между «точкой» и непрерывной субстанцией состояние. В континуалистской же термодинамике не возникает особых иллюзий насчет температуры и энтропии одной-единственной «точки», хотя биологический возраст скитальца определяется все же возрастанием энтропии его бренного тела, а не чуждым ему внешним параметром. С точки зрения продолжателей «революцьённого дела» в микромире «точка» – это квантовый (на большом удалении) объект, с которым, надо думать, изменяется классическая процедура синхронизации времени. И эта процедура может быть выбрана совершенно произвольно, пример чего показали авторы статьи , корректным образом введя преобразования, из которых получаются не «замедление» времени и не «укорочение» стержня, а «убыстрение» времени и «удлинение» стержня. Следовательно, процедура синхронизации часов в СТО может быть неоднозначной, а может и вообще не быть. Это Сцилла скоростной относительности.
Харибда позитивистского релятивизма состоит в следующем. Наиболее приемлемое представление о времени, получаемое при анализе и синтезе основных законов термодинамики, приводит к выводу, что параметрическое время СТО, привязанное к субъективистской процедуре синхронизации часов, показывающих так называемое инструментальное, геометро-инерциальное время, не имеет отношения к термодинамическому времени обитателя звездолета, равно как и энтропия состояния (любых) «часов», в том числе электронных и пружинных. Космонавт стареет по законам биологической системы, какой является его тело, а так как энтропия – величина в СТО не определенная, то и проблемы для человека нет. Проблему нагнетают релятивисты.
Таким образом, в парадоксе близнецов имеет место некорректное смешение двух существенно разных величин, относящихся к логически и физически независимым схемам их определения (к различным мерам изменчивости, определенным на различных основных множествах событий и/или состояний). В целом термодинамика и СТО ввиду взаимно противоположных преобразований температуры и количества теплоты по М. Планку и Д. Отту (см. в 190) являются логически (металогически) и конструктивно независимыми теориями. Аксиоматики этих теорий разные. Харибда релятивизма напоминает ситуацию с проблемой континуума в наивных, то есть проканторовских теориях множеств. Сходна с мифическим чудищем также проблема пятого постулата в геометрии Евклида. Но в данном случае речь идет не об отдельной аксиоме, а о всей системе аксиом термодинамики и СТО. Позитивизма теории относительности коснулся М. Планк. Он сравнил позитивиста с наблюдателем, который смотрит с берега на палку, наполовину погруженную в водоем. Палка ему кажется сломанной на границе двух сред из-за разности коэффициентов преломления света в воде и воздухе. Но позитивисту о каких-то «коэффициентах» знать претит, он довольствуется видимой картиной и конструирует сообразно ей «теорию изогнутой палки» .
Таким образом, выясняется, что задача объединения СТО и термодинамики не решена. Если электромагнитные волны распространяются с постоянной скоростью во всех инерциальных системах отсчета, то это говорит о том, что у электромагнетизма, как особой субстанции, действительно имеется эфирная подложка – та, которая недоступна органам чувств. Но она имеется и у вещества, и у физического вакуума, так как скорость света cn = c / n. Для этой метафизически оторванной от остального физического мира субстанции при описании взаимодействий достаточно ввести постулат пространства Г. Минковского. Но термодинамика имеет дело не с эфиром и не с его электромагнитным проявлением, а сугубо с веществом, имеющим массу, с выделенными из эфира ансамблями корпускул. Величина ансамблей настолько велика, что по закону меры они приобретают новые качества, нежели эфир, его электромагнитная подложка или несколько частиц. Позитивистский «синхронизатор», как и тотализатор, работающий в пост’интерференционной ситуации, когда нерассмотренная физика опытов А. Майкельсона – Э. Морли уже забыта, дав иллюзию объяснения отсутствия движения того, что не должно двигаться, из сумеречной физики начала ХХ века переносится на другие разделы науки. Теперь скороспелые релятивисты «синхронизируют» с СТО одну теорию за другой. Дав осечку в термодинамике, разразившись кризисом непонимания физики и логики в «парадоксе близнецов» и пионизме, теория относительности, лишенная времени, может быть поставлена в качестве примера и в назидание любителям бутафорий в науке будущего. В этом она приобретет, наконец, потерянное время. Ф. Энгельс, случись такое раньше, наверняка воскликнул бы: «О слабофизика!», смягчив акценты. Но это чудовище с тысячами козлиных рогов из библейского рва со львами называется просто: Химера!
Наконец, «точку» под парадокс близнецов ставит И.Д. Новиков , специалист в области космологии и астрофизики. Оказывается, чтобы доказать, что моложе будет путешественник S, а не тот герой Sо космической мелодрамы, что оставался на Земле, нужно вместо формулы замедления времени для движущегося в системе Sо космонавта S, а именно (t = (tо EMBED Equation.3 , писать формулу из общей теории относительности (ОТО). Таким образом, перед научным миром демонстрируется попытка противоречие, возникшее в одной теории, устранить с помощью формальных средств, принятых в другой теории. Между тем, как и в случае пионов, по формуле СТО современный дон Кихот проживет, согласно уверениям релятивистов на Земле, не (tо, а (t лет, причем (t < (tо. Чтобы говорить о том, что моложе будет непоседа, нужно опять сделать релятивистскую подтасовку: вместо (t = (tо EMBED Equation.3 писать (t = (tо / EMBED Equation.3 . Но главное здесь не в этом. Главное здесь в том, что ОТО является другой теорией, внешней по отношению к СТО. «Объяснение» с помощью внешней теории внутреннего противоречия, возникающего в какой-либо рассматриваемой теории, со всех логических точек зрения означает, что рассматриваемая теория неправомерна. Более того, как и в СТО, время в ОТО не является независимой от наблюдателя величиной, но есть умозрительный инструментально-формульный параметр. Это так уже хотя бы потому, что в каждой «точке» псевдориманова пространства, на формализме которого построена ОТО, имеется касательный слой пространства Г. Минковского, на базе которого построена СТО (Ф. Энгельс: «прямое» равно «кривому»). С точки зрения землянина ускорение звездолета, оборачивающегося вокруг какого-либо центра тяготения на обратную дорогу к Земле, лишь кажущееся, так как, по ОТО, межзвездный агрегат и космонавт в нем на самом деле никакого ускорения не испытывают (вспомним про знаменитый лифт, свободно падающий вместе с наблюдателем в поле тяжести Земли). С точки зрения дон Кихота в скафандре планета Земля испытывает ускорение, но оно, понятно, тоже кажущееся. Следовательно, ускорения в обоих случаях только кажущиеся. Значит, при кажущихся ускорениях все «замедления» и «укорочения», якобы имеющие место при необратимых явлениях, связанных с ускорением, тоже лишь кажущиеся, и довод названного релятивиста, выраженный через формулу ОТО, неубедителен. Все «замедления» времени и «укорочения» стержней, возникающие «будто бы» при движении тела относительно другого тела, являются мнимыми, но мнимыми не в смысле теории функций комплексного переменного, а в том смысле, что они суть фикции. Следовательно, парадокс времени обращением к внешней теории – ОТО отнюдь не снимается, а лишь усугубляется. Такова была «революционная» наука ХХ века.
5. Пролапсы. Из фантастического содержания формальной позитивистской теории – СТО можно сделать следующие выводы. Во-первых, постулат ограниченности групповых скоростей, скоростей физических тел постоянной Дж. Макс-велла нефизичен, ибо существование какого-то «предела» в природе эквивалентно существованию еще большего «предела» для экстенсивных величин и еще меньшего «предела» для интенсивных величин. Изотахия и постоянство скорости рассматривались в . Если сохраняется принцип причинности, автономия и целостность в мире элементарных частиц, в том числе при передаче взаимодействия от одного микрообъекта к другому микрообъекту, то скорости должны быть бесконечны. Но бесконечность скорости передачи взаимодействия понимается в смысле А.Н. Колмогорова – то есть могут существовать практически очень большие скорости: v >> c. Из этого следует, что в дискретном пространстве-времени также нет места ограниченности скоростей.
Во-вторых, реальное физическое время имеет мало общего с инструментально-формалистским гибридом, подкрашенным субъективизмом и позитивизмом, называемым временем по завершении метафизической процедуры синхронизации одной пустоты с другой пустотой. В-третьих, если время в СТО определяется так, как это показал М. Планк, то в таком же модерном «революционном» ключе понимаются протяженность и расстояние. Отсюда следует, что и другие величины детерминируется в том же экстравагантном стиле. В-четвертых, метафизичность СТО состоит также в том, что в одно геометрическое многообразие объединяются только определенные физическое величины (пространственные координаты и время), а другие не менее значимые величины, такие как энергия, импульс, сила и т.д., в «геометризации» напрямую не участвуют, то есть определяются опосредованно через «избранные богом» величины. Но физический мир характеризуют прежде всего явления и процессы, описываемые на основе представлений об их энергии, мощности, силе, импульсе, а не застывшие формы, отображаемые с помощью пространственных координат и евклидова равномерного однородного временного параметра.
В-пятых, алогичность естествоиспытателей при отказе от идеи эфира в пользу «релятивистского» принципа, следующего из постулата пространства Г. Минковского как теорема, проявилась в том, что они искали движение тел относительно неподвижного эфира, а эфир неподвижен по определению. Он неподвижен в любой системе отсчета и не может ни увлекаться телами, ни «увлекать» их. Однако отсутствие логики тяжело сказалось при интерпретации экспериментов А. Майкельсона и Э. Морли, проведенных в 1887 году, что и послужило подоплекой конкретного физического релятивизма.
В-шестых, является символом крайнего иллюзионизма некорректный с точки зрения математики переход от элементарного приращения координат в пространстве Г. Минковского ds = dx + dy + dz + icdt к элементарному интервалу СТО, определяемому по формуле ds2 = c2dt2– dx2 – dy2 – dz2, откуда получается священный релятивистский множитель и он же делитель EMBED Equation.3 (см. ). Умножение на –1 выражения справа в формуле для Re(ds2) = dx2 + dy2 + dz2 – c2dt2 при конструировании из нее выражения для ds2 необоснованно и, как нетрудно видеть, принимается ad hoc (берется с потолка, выражаясь языком теоретиков).
Где же тот решающий костыль, которым картезианские метафизики пригвоздили живое и трепетное тело аристотелевской ((((( к шпалам фальсификации К. Поппера, из которых сложена стена плача и стенаний ученых ХХ века? «Костылей», как это соответствует неписаным инструкциям по прокладке пути в Великую пустыню познания, несколько. Первый «костыль» вбили, как известно, Р. Декарт и Б. Спиноза, распространившие умение и опыт землемеров, снискавших первые успехи на полигонах и пастбищах, на весь физический мир и даже в … философию. Второй «костыль» вбили позитивистские интерпретаторы опыта А. Майкельсона – Э. Морли, среди которых на особо почетных местах расположились ревностные пользователи принципа У. Гамильтона в k-мерных, k > 3, пространствах: Д. Гильберт, А. Эйнштейн, Л. Инфельд. Третий «костыль» вбил М. Планк: казалось, что минимальный квант действия предстал как первокирпичик, заполнивший вакуум между картезианской схемой бытия и физическим миром, но он внес противоречие между СТО и квантовой механикой в ликах «ультра-», «инфра-» и других Медуз-катастроф. Последующими «костылями» науки-калеки стали бездумные, некритически мыслящие продолжатели социально-политических и материально-экономических переворотов начала ХХ века, отразившие и перенесшие коллизии и антагонизмы общественно-исторического бытия на дотоле чистую и свободную от сорняков ниву научного познания.
На принципиальные ошибки релятивистов указывают многие философы. Картезианский детерминизм и природа времени несовместимы. Ученик Демокрита, Эпикур считал, что мир, несмотря на «движение атомов в пустоте», – не автомат с детерминированными, раз и навсегда определенными, неизбежными «манерами» поведения. Косвенно, через теологию, мыслитель говорит о необходимости рассматривать в проблеме времени его связь с Единым. И. Кант, А.К. Уайтхед и М. Хайдеггер сделали выбор между враждебной человеку картезианской наукой и антисциентизмом философии. «Концепция пассивной природы, подвластной детерминистическим и обратимым во времени законам, весьма характерна для западного мира. В Китае и Японии под природой принято понимать то, «что она есть на самом деле». В книге «Наука и общество на Востоке и Западе» Джозеф Нидэм рассказывает об иронии, с которой просвещенные китайцы встретили сообщение иезуитов о триумфе современной науки. Для них мысль о природе, управляемой простыми познаваемыми законами, была идеальным примером антропоцентрической глупости. Согласно китайской традиции, природа есть спонтанная гармония; говорить же о «законах природы» означало бы подчинить природу какой-то внешней власти» . Поэтому принять в качестве базы для описания природы то, что «функционирует в деятельности нашего головного мозга» (А. Эйнштейн), как это делают скоростные релятивисты, ныне науке трудно, как и Эпикуру. Время является основой не только измерения всего, что можно измерять, но и экзистенциальной сущностью мира. Работы Г. Гегеля, Э. Гуссерля, У. Джеймса, А. Бергсона, М. Хайдеггера и А.Н. Уайтхеда сосредоточены на проблеме времени. А для физиков, например для А.Эйнштейна, все вопросы о времени уже сняты, поскольку они давно были решены прагматично и в позитивистском духе. Если для философа в этом существенном моменте познания главное значение приобретает онтологический характер вопроса, то для картезианцев «момент истины» фокусируется в пустой тени от гносеологии.
С другой стороны, А. Бергсон, К. Поппер и У. Джеймс, приписав времени «творческое начало» (демиурга), тем не менее на почве представлений о существовании независимого от человека времени приходят к «доказательству» индетерминизма в природе . За пределы детерминизма путь лежит под вывеской отказа от математики, в том числе классической, и принятия антропных понятий случайности и акциденции. Наука исчезает вместе с ее фактами, остается лишь интерпретация как независимый набор мыслительных актов (Ф. Ницше). То есть сомнения и постмодерное новаторство этих философов возвращают ученого к «функционированию мозга» эйнштейнистов. В общем, как всегда: «время замедляется, так как оно убыстряется» и «время течет быстрее, поскольку оно течет еле-еле». Чтобы выйти из состояния «непорочного зачатия» какой-либо мысли вообще, философы устремляются в иной «непорочный» круг: «детерминировано, так как описывается на неопределенном языке лживой математики» и «индетерминировано, так как выражается на определенном языке поэтических модальностей и акциденций». Нетрудно видеть, что последняя изнанка философской мысли содержит все то же эвбулидовское: «истинно, так как ложно» и «ложно, поскольку истинно».
Но представители узкоспециальной физической науки и сторонники СТО не поднимаются даже до такого уровня «свободной мысли». Наверное, в этом и кроется корень триалектики диалектики: «истина – это ложь» и «ложь – это истина» для состояния мышления erga одних и «свобода» от подобных суждений ввиду состояния мышления energeiai других.
1.3. Общая теория относительности
До 1916 года уравнения, связывающие кривизну псевдориманова пространства-времени с плотностью энергии-импульса, получил Д. Гильберт, а в 1916 году подобные уравнения опубликовал А. Эйнштейн. Основой у-равнения различных сущностей – «кривизны» пустой протяженности и «прямизны» импульсно-энергетической характеристики движения – была идея, высказанная Ф. Бэконом и поддержанная непосредственными исследованиями Н.И. Лобачевского: геометрия пространства определяется материальными процессами, но не есть чисто априорная данность. Идея Р. Декарта свести всю физику к геометрии была оформлена в так называемую Эрлангенскую программу: всё в физическом мире, все взаимодействия можно описать на языке геометрии, выразить в терминах точек, линий и поверхностей. Поэтому идея релятивизма, воплощенная в скоростном варианте СТО, была производной, второстепенной; создателям ускоренного релятивизма путеводной звездой служили изыскания Б. Спинозы по созданию геометрической философии и тезис Р. Декарта «Физика – это геометрия»; им представлялось, что перевод стрелки пред релятивистским паровозом познания со скоростного пути на путь ускоренный даст определяющие преимущества при создании физической картины мира.
Базой обобщения СТО на ускоренные движения послужили известные к тому времени экспериментальные данные. Г. Галилей после сталкивания с Пизанской башни различных тел заявил, что все тела падают на землю с одинаковым ускорением, не зависящим от массы тел и вещества, из которого они состоят. Мысленный эксперимент с падающим в поле тяжести Земли лифтом, ввиду неразличимости находящимся в его кабине наблюдателем состояний падения и покоя, стал предтечей так называемого узкого (слабого) принципа эквивалентности. Согласно этому принципу, все материалы – свинец, уголь, вода, золото, сурьма, дерево и т.д. – ведут себя одинаково при действии на них силы тяжести. Широкий (сильный) принцип эквивалентности понимается как равнозначность всех ускоренных систем отсчета в отношении формулировки в них, действия в них физических закономерностей и, таким образом, соответствующих физических теорий. Эта инвариантность физических законов в различных ускоренных системах отсчета связывается также со свободно падающими в гравитационном поле телами.
Аристотель утверждал, однако, что тела падают на землю различным образом. Их ускорения зависят от массы и состава тел. Но Г. Галилей проводил опыты с пушечными ядрами, вылитыми из чугуна, и свинцовыми пулями и пришел к разногласиям с античным физиком. По Г. Галилею, все тела устремляются вниз с одинаковым усердием. Не будем пока касаться точности проведения экспериментов. Просто для их оценки примем во внимание закон Архимеда и закон «всемирного» тяготения И. Ньютона.
Рассмотрим знаменитое наследие мыслителя и механика из Сиракуз. Если массы двух различных веществ (ртути и силициума) одинаковы, но плотности их различны, то они имеют разные объемы, вытесняя тем самым разные объемы воздуха (а также виртуальной субстанции физического вакуума, совокупности физических полей, в том числе гравитационного поля). Значит, выталкивающая сила, действующая на тело, погруженное в выталкивающую среду, будет действовать больше в том случае, когда объем его больше. При одинаковой массе менее плотное тело, вытесняющее больший объем физических полей (и воздуха), будет испытывать действительное ускорение меньшее, т.к. сила Архимеда, направленная вертикально вверх, будет у него большая, чем у более плотного тела. Это первое и достаточно очевидное нарушение узкого «принципа эквивалентности» для тел, находящихся в том числе в самом гравитационном поле, не говоря уже о воздухе.
Пусть теперь шарообразные тела состоят из одного и того же материала, но массы их разные. Так как массы тел разные, то по закону «всемирного» тяготения И. Ньютона они притягивают Землю с разными силами. А так как Земля имеет одну и ту же массу, участвующую в гравитационном взаимодействии тел, то под действием разных по величине сил она будет испытывать разные ускорения навстречу притягивающим ее телам с разными массами: ai = (mi / r2, где ai – ускорение Земли под действием притяжения телом, mi – масса тела, ( – гравитационная постоянная, r – расстояние между центрами масс Земли и тела. Тело с большей массой вызывает большее ускорение Земли к нему, чем тело с меньшей массой, даже если тела одинаково удалены от центра Земли. Но тело с большей массой испытывает к Земле такое же ускорение, как и тело с меньшей массой, так как в формуле закона тяготения И. Ньютона массы тел просто сокращаются ввиду принятия постулата: инертная масса с точностью до несущественного коэффициента равна его пассивной гравитационной массе. Тем не менее, даже в рамках классической теории тяготения реальное сближение тел с Землей будет происходить с различными ускорениями, если тела имеют различные массы. Это тем более так для соизмеримых по величине масс тел, например при гравитационном взаимодействии элементарных частиц разного сорта. Поэтому в микромире ОТО, ввиду принятия в качестве постулата узкого принципа эквивалентности, неприемлема. То есть экстраполяция этой теории в микромир некорректна, неправомерна и осуществляется теоретиками по недоразумению.
Другие идеализированные условия, при которых был создан формализм ОТО: 1) масса пробных тел пренебрежимо мала по сравнению с массой Земли; 2) сила притяжения Земли, вообще говоря, слабая; 3) сила притяжения Земли постоянна во времени; 4) сила притяжения Земли не меняется вдоль траектории падения; 5) какое-либо излучение тел при ускорении в расчет не принимается. В таких условиях осуществлялись эксперименты по обнаружению, подтверждению и нарушению узкого принципа эквивалентности. При этом измерялось относительное отклонение маятника – нити подвеса различных тел.
Самые элементарные оценки такой методики позволяют судить о качестве экспериментальных данных: абсолютные отклонения не с чем сравнивать, если за эталон не взять какое-либо вещество, но относительные отклонения ускорений различных веществ «прячутся» в сравнении размеров геометрических конфигураций. Один предел снизу здесь обнаруживается в связи с квантово-механическими неопределенностями: (p(x ( h и (F(x ( (E, а другой предел возникает при необходимости углубляться в атомно-молекулярные структуры самих веществ – собственные колебания атомов и молекул в узлах кристаллических решеток даже при незначительных изменениях давления и температуры окружающей среды порядка или более вариаций искомых величин.
Тем не менее поступают сообщения, что якобы узкий принцип эквивалентности «подтвержден» с точностью до 10–10 или даже 10–12 относительной ошибки (см. также ). При базе экспериментальной установки порядка 1 метр эти оценки ведут к тому, что экспериментатор, ничтоже сумняшеся, стремится измерить расстояние, равное радиусу первой боровской орбиты в атоме водорода или даже классическому радиусу электрона. И то, и другое означает, судя по соотношению неопределенностей В. Гейзенберга, что на самом деле ни импульсов, ни сил экспериментатор при этом определить не в состоянии. Он, как говорил Эзоп, ищет и получает то, сам не знает что. Если же базу экспериментальной установки увеличивать, чтобы уйти из квантовой области с ее неопределенностями, то начнут действовать ошибки чисто механического характера: искривления элементов конструкций под действием собственного веса, упругих деформаций, перепадов давления воздуха с высотой и т.д. Надо отметить, что Л. фон Этвёш, используя уникальную методику проведения опытов , все же смог с сотрудниками обнаружить отклонения в ускорениях под действием притяжения Земли тел, состоящих из различных веществ. Однако этот результат остался в тени бума, созданного релятивистами вокруг ОТО.
Что касается инвариантности физических законов в различных ускоренно движущихся системах отсчета, то действие формализма ОТО недопустимо для звезд, так как в этом случае экспериментально не определено равенство инертной и гравитационной масс, гравитационное поле сильное, имеет место излучение ускоренно движущихся в их гравитационном поле тел. То же самое относится к так называемым «черным дырам». Кроме того, гравитационный коллапс (самозамыкание тяжелого тела под действием собственного поля тяжести) небесных объектов, ввиду их огромных масс, в природе просто невозможен из-за существования квантовых эффектов (этому препятствуют единая связь всех элементарных частиц в Метагалактике и корреляция их физических характеристик через Единое). Гравитационный коллапс невозможен также ввиду неограниченности скоростей частиц и полей сверху электромагнитной постоянной Дж. Максвелла. На однобокость формализма физической теории, использующей в качестве формальной подложки тензорную алгебру, указал В.А. Фок. Природа не исчерпывается тензорными соотношениями, по которым субъект познания навязывает ей свои правила развития, а так называемый принцип общей ковариантности вообще не является физическим законом, а только субъективной гипотезой. Если для Солнечной системы в целом слабый принцип эквивалентности не выполняется , то для нее не выполняется и сильный принцип эквивалентности. Это значит, что ОТО, построенная отнюдь не на абсолютно верных принципах, имеет конкретно обозначенные границы применимости: в малом это размеры элементарных частиц и характерные расстояния их взаимодействий, в большом – размеры небесных систем порядка 1014 м. Данным оценкам границ применимости ОТО соответствуют длительности: в малом порядка 10–20 секунд, а в большом примерно 5 млрд. лет (время достаточно стабильного существования планет).
Общая теория относительности не является теорией относительности ввиду невозможности синхронизовать часы, идущие в разных ускоренных системах отсчета. Впервые на это обстоятельство обратил внимание А.С. Рабинович . В лучшем случае ОТО может считаться очередной гравитационной теорией. Но и это не совсем так, поскольку из решения уравнений теории следует, что в Метагалактике могут существовать области, в масштабах которых тяготения нет, но имеет место отталкивание, «разбегание» космических объектов, а это явное и неоспоримое нарушение принципа эквивалентности. Это уже не тяготение, теорией чего призвана стать по замыслу ее творцов ОТО. То же относится к локальным небесным системам. Например, для Солнечной системы ОТО не объясняет и не может объяснить механизм образования планет и постепенное их удаление от светила . Эти границы корректности ОТО связаны с правомерностью принципа эквивалентности для определенных процессов, протекающих в соответствующих пространственно-временных областях. Следовательно, предложенная в начале ХХ века теория тяготения не является также и теорией тяготения. Но это еще не катастрофа, поскольку «функциональные особенности головного мозга» релятивистов, схожие в пределах логики homo, на свойства которой указал Эвбулид, с чувственно-образным восприятием природы поэтами, уходят корнями в способ существования органической жизни на Земле.
Таким образом, сомнительный релятивизм времени уже при переносе его из инерциальных систем отсчета в ускоренные системы отсчета уничтожается вместе с «процедурой синхронизации» часов. В методологии картезианской физики обратимость процессов во времени является сквозной идеей во всех геометрических и геометро-динамических построениях. И «сквозит» эта идея в пустоте протяженности, подавляющей геометрической данностью физическую длительность необратимого времени. Фокус, «объясняющий» парадокс близнецов, продемонстрированный И.Д. Новиковым, был рассмотрен выше. Как и в СТО, в эйнштейновском варианте теории тяготения по краям вздыбившейся пучины метафизического мышления понимаются свои Сцилла и Харибда.
Известно, что П. Ферма ввел в геометрическую оптику вариационный принцип, согласно которому лучи света «выбирают» при распространении через среду с меняющимся показателем преломления кратчайший в данных условиях путь. Принцип наименьшего действия в механике позволяет получить уравнения движения, при этом варьируется действие как определенный интеграл по времени от функции Лагранжа. Последняя ввиду вариации по координатам и импульсам механической системы может быть определена лишь с точностью до полной производной по времени от произвольной функции координат и времени. Кроме того, принимается, что функция Лагранжа не зависит от скоростей ускорений и других физических величин, определяемых через производные третьего и более порядков. Принцип наименьшего действия, однако, не всесилен в механике. На это обращали внимание Л. Эйлер и С.Д. Пуассон. Последний действие называл не иначе, как «пространство, умноженное на скорость». Критически воспринял принцип наименьшего действия один из его создателей – У. Гамильтон. Он назвал его постулатом, «призванным экономить в механике то, что в действительности в физической вселенной расточительно расходуется».
Тем не менее СТО и ОТО строятся по аналогии с классической механикой и электродинамикой трехмерного пространства из вариации действия, «записанного» в четырехмерном пространстве-времени. Лагранжиан классической механики определен неоднозначно во времени, а в пространство Г.Минковского временной параметр включается в качестве независимой координаты, как и в ОТО всюду в «точках» псевдориманова пространства-времени с локальным «расслоением» на псевдоевклидово пространство-время. Произвол вносится вместе с редукцией принципа наименьшего действия из 3-мерного пространства в 4-мерное пространство-время – без достаточных на то оснований. В классической механике функция Лагранжа однозначно не определена, а в обобщениях физики на 4-мерные пространства алгоритм варьирования включает в себя и составляющую по временной координате. Так программа геометризации физики вносит неоднозначность в тело теории относительности. Более того, тем же недугом страдают дальнейшие обобщения физики на многомерные теории струн и суперструн. Сцилла загеометризованного и, по существу, замороженного времени оборачивается затем не только парадоксом близнецов, но и псевдотензорностью энергии. Теория чисто тензорная по замыслу создателей, а в ней со дна метафизического мышления картезианских ультра всплывают чудовища в обличии псевдосуществующего гравитационного поля, исчезающей в пустоту энергии и Харибда принципиально неустранимых сингулярностей.
Между тем С.С. Санников показал, что в бигамильтоновой системе принцип наименьшего действия заведомо может быть нарушен или вообще не иметь места . Применяя принцип наименьшего действия, Д. Гильберт и А. Эйнштейн устраняют, кроме физического времени, из своей теории и такое явление, как тяготение, заменив его «кривизной», потом вводят в правую часть уравнений плотность энергии – импульса – натяжений гравитационного поля и получают Горгону, так как варьировали «действие», состоящее из интеграла от гравитационного поля, по параметрам, зависящим, на самом деле, от гравитационного поля. Но перед этим актом было совершено настоящее чудо: под звуки факирской дудки со дна морского всплывают два чудища. Методом подгонки из комбинации скалярной и тензорной кривизн псевдориманова пространства составляется выражение, ковариантная производная которого равна нулю. Заметив, что закон сохранения для «плотности тензора» энергии – импульса – натяжений выражается его ковариантной дивергенцией, тоже равной нулю, волшебники приравнивают между собой два нуля . А потом, назвав сие «свернутым тождеством Бианки», записывают вместо системы дифференциальных уравнений «проинтегрированную» систему уравнений ОТО, принимая во внимание только одну константу интегрирования (космологическую постоянную) и затем ее отбрасывая (там же). Между тем в симметрических тензорах, равных нулю, содержится десять различных компонент, а всего их шестнадцать. Интегрирование десяти независимых уравнений приносит не одну произвольную константу, а десять констант, определяемых граничными и начальными условиями. То, что было предложено в качестве уравнений так называемой общей теории относительности, – это грубая ошибка, которую трудно назвать даже математической. Таким образом, закон сохранения энергии при выводе уравнений теории использовался, а в теории его не оказалось: из-за школярского просчета он был утрачен.
Математические ошибки при «выводе» уравнений ОТО можно показать на примерах, понятным и студентам. Если имеется равенство 0 = 0, то из него получаются равенство a * 0 = b * 0 при a ( b и равенство EMBED Equation.3 = EMBED Equation.3 при c ( d. Но интегрируя десять подобных равенств, названных уравнениями, первые релятивисты получают одну константу интегрирования (. Однако слева в уравнениях ОТО, где разместилась «кривизна», подразумеваемая зависимость метрического тензора от гравитационного поля и его энергии-импульса носит один формальный характер, а справа тензорная величина определяется как функция гравитационного поля и энергии-импульса по другому закону. Это уже не тавтология, тем более что ранее приравняли два нуля, а все константы интегрирования игнорировали. Поясним на конкретике.
Имеется два разных уравнения от одной переменной: одно, допустим, квадратичное: a1x2 + b1x + c1 = 0, а другое линейное: a2x + b2 = 0. Эти уравнения имеют различные корни. Теперь приравняем два нуля и получим «у-равнение»: a1x2 + b1x + c1 = a2x + b2. Примерно такая метаморфоза, как это произошло с переменной х, реализуется в ОТО для гравитационного поля, когда слева в уравнениях берется равная нулю ковариантная производная от тензора «кривизны», по гипотезе зависящая от гравитационного поля одним образом – геометрическим, а справа пишется равная нулю ковариантная производная от «плотности тензора» энергии-импульса гравитационного поля, зависящей от гравитационного поля другим образом – алгебраическим. Об интегрировании такого гибрида из нулей было сказано выше. Как нетрудно показать, для одного уравнения после сей процедуры получается другое одно уравнение: a1x3 / 3 + b1x2 / 2 + c1х + ( = a2x2 / 2 + b2х, где ( – единая константа интегрирования для левой и правой частей равенства. А ведь в ОТО не одно уравнение, а десять независимых уравнений!
При интегрировании или дифференцировании исходных уравнений должна меняться не только схема их интерпретации, но и понятийный аппарат и база экспериментальной поддержки, а также картина физических явлений, если неопозитивистская тень от нее еще остается в представлениях ученого. Если переменные величины, записанные в подобных по построению уравнениях ОТО, дают ((((-(((((, названный красиво псевдотензорностью тензора гравитационного поля, то по разумению отцов ускоренного релятивизма «спасает» положение следующая чрезвычайная мера. Можно пояснить смысл попытки ликвидировать очередную коллизию идеи всеобщей относительности на простом примере.
Вместо линейного уравнения a2x + b2 = 0 записывается такое же равенство, но дополненное другой переменной: a3(х + у) + b3 = 0. Далее в ОТО рассматриваются ситуации, характеризующиеся слева от знака равенства в уравнениях переменной х, а справа – переменными х и у. Переменная х описывает гравитационное поле, переменная у описывает энергию-импульс вещества и других полей. Это называется «совместным рассмотрением тензоров», отвечающих веществу, гравитации и другим взаимодействиям. Теперь возможности подгонки выводов, получаемых благодаря ОТО, под экспериментальные данные стали шире. Для одних случаев, например в «предсказании» смещения перигелия Меркурия или отклонения луча света вблизи от поверхности Солнца, можно модернизировать неоднозначные уравнения одним способом. Для других случаев, например в космологических задачах или в решениях для «предсказания» коллапса звезды, можно воспользоваться введением произвольно выбранных множителей: а * 0 = 0 (см. ). Патент на изобретение этого вечного двигателя подгонок взял А. Эйнштейн, а вот Д. Гильберт, знавший математику, вероятно, чуть больше изобретателя, не рискнул заявить о своей находке, уступив пальму первенства скромному техническому эксперту последнего класса из патентного бюро в Берне.
Выше были разобраны случаи, когда в парадоксах СТО физическое время определялось «релятивистски» неоднозначно с самого начала, поскольку его, как такового, в теории нет. Ранее была выявлена аналогия между неопозитивистским фундаментом квантовой механики – уравнением Э. Шрёдингера – и марковским процессом, когда из последовательности случайных состояний исключаются время, память, масса (параметр m в уравнении Э. Шрёдингера не в счет, так как он является коэффициентом размерности). А теперь релятивисты-геометризаторы бьются над задачей слияния двух формальных схем, из которых удалено физическое время, – в ОТО нет даже пресловутого «синхронизатора» в образе эфемерного наблюдателя с часами. Но «проквантовать» ОТО заманчиво, так как для этого видятся все возможности: в квантовой механике пространство и время непрерывны и ОТО – теория континуалистская. Для эклектических упражнений есть все условия. Но нет результата, так как нельзя корректно объединить два чудовища ХХ века: квантовую механику и общую теорию относительности, поскольку они представляют собой разные аксиоматические теории. Нужна более общая теория, гармонично включающая в себя физическое время, а ее нет.
Гравитационные волны, как аналог волновой картины физических явлений, возникшей с легкой руки Л. де Бройля, в Метагалактике не обнаружены. Ни одна из существующих теорий гравитации не может объяснить, почему галактики имеют спиральные рукава и почему астрономы наблюдают спектр масс под оптическим горизонтом Метагалактики именно такой: звезда, ядро галактики, галактика, скопление галактик, Метагалактика, а не какой-нибудь другой. Этого факта не замечают прагматики, так как его трудно понять. Экспериментальная техника для регистрации колебаний алюминиевых болванок Дж. Вебера под воздействием побочных возбудителей оставляет желать лучшего, а с кончика пера теоретика скатывается первая гравитационная волна, да не какая-то, а … реликтовая. Длина ее ( = 1 см. Это и доминирующая мода гравитационных волнений, как выявлено в , и определенная по температуре Г. Гамова через соотношения неопределенностей В. Гейзенберга для «гравитона» со спином s = 2.
Между тем пресловутого спина у «гравитона» ОТО не может быть в принципе, так как тензор кручения EMBED Equation.3 псевдориманова пространства-времени отождествляется с нулем всюду, «куда только не обратят свой взор» новые ксенофаны, так как «всё у них мельчает и сливается в одно» – в пустоту . Эйлеровы координаты тут ни при чем, поскольку это, во-первых, другие степени свободы. Более того, в точке «прямизна» равна «кривизне». А если гравитационное поле в пространстве Г. Минковского отсутствует, то нет и «гравитона». Гипотетической частицы в «точке», то есть локально, нет, как нет и ее собственного момента импульса – завихрения точки. А во-вторых, какие могут быть эйлеровы координаты у того, чего нет? Профаны ксено-фаны, стараясь «идти в ногу» с физикой элементарных частиц, все-таки приписывают гипотетическому «гравитону», как завихрению псевдориманова пространства-времени, нечто похожее на спин, опираясь на ассоциацию: тензор плотности энергии – импульса – натяжений Т4х4 имеет ранг R = 4, и если каждая единица ранга уподоблена половинке постоянной М. Планка, то в целом R будет содержаться четыре таких половинки, и получится s = 2h. Право на жизнь самобытного словоизвержения «плотность тензора энергии – импульса – натяжений» рьяно отстаивают сторонники более чем странной теории. Так, Л.П. Грищук клеймит позором А.А. Логунова и Ю.В. Чугреева за то, что те предложили «релятивистскую теорию гравитации» (полевую теорию) в обход ОТО и написали в своей статье вместо «плотность тензора» просто «тензор» .
Итак, имеет место быть «тензор плотности энергии – импульса – натяжений» гравитационного поля, который тензором не является. Он оказывается псевдотензором и приравнивается тензору кривизны. Это «первородный грех» ОТО, см. . Однако, солгав единожды, в пылу экзальтации «поэты лгут нещадно». Эзоповский язык богат недомолвками и намеками. Намек на струму ОТО содержится в признаниях непревзойденных вычислителей: «Таким образом, во всяком случае не имеет смысла говорить об определенной локализации энергии гравитационного поля в пространстве … не имеет смысла говорить о том, имеется или нет гравитационная энергия в данном месте» . Энергии нет, «спина» нет, места нет, а «гравитон» есть – как мираж. У Дж. Вебера «спин» есть даже у фотона, у которого раньше была только спиральность, а у отошников – фата-Моргана, но тоже «спин». После сей шутки не только Ф. Энгельс воскликнет: «О метафизика!». Но Медея из царства пустоты протяженности на этом свои козни не заканчивает, заставляя наивных аргонавтов лженауки искать гравитационные волны той умозрительной субстанции, которая не обладает ни энергией, ни тензорностью (в тензорном пространстве-времени), ни кручением. Тут даже старый плут Эзоп поперхнется в изумлении. Такой «театр абсурда, кишащий мутантами» и шутами, ему и не снился!
Современные деды Щукари в целях укрепления веры в ОТО подкладывают под нее шпалы фальсифицированных экспериментальных подтверждений. Эффект искривления лучей света вблизи от поверхности Солнца известен задолго до его «предсказания» в ОТО. Из светила истекают огромные массы вещества – солнечный ветер. Вместе с разреженной плазмой, которую оставляют после себя выбросы протуберанцев, солнечный ветер образует оптическую среду, преломляющую лучи света от далеких звезд согласно всем законам геометрической оптики. Но физики, как это принято в исследованиях (((((, на естественные причины отклонения света внимания не обращают и соответствующие расчеты не выполняют, но отдаются метафизическим грёзам, возникающим в творческих головах благодаря выдвижению сверхъестественных теорий.
Другая шпала фальсификации, согласно К. Попперу, ложится поперек орбиты Меркурия. Здесь ускоренные релятивисты поступают еще круче. Они подгоняют вывод ОТО о смещении перигелия Меркурия под известную формулу П. Гербера, полученную в 1898 году, из которой получается результат: 43” в столетие. Характерно, что о смещении перигелия Меркурия А. Эйнштейн заговорил лишь в конце 1915 года и приводил смещение на величину 18” в столетие. Р. Дикке отмечает, что ОТО не дает точного значения для смещения перигелия. Н.Т. Роузер в книге «Перигелий Меркурия. От Леверье до Эйнштейна» приводит муссируемый релятивистами начала ХХ века результат: 7” в столетие, который в 2( раз меньше истинного. «В некоторых случаях старые теории защищают, вводя дополнительные гипотезы, или упорно игнорируют аномалии» . Однако аномалии, то есть парадоксы, на этот раз релятивисты не игнорировали, а активно устраняли, так как «парадоксы» ОТО не совпадали с экспериментальными данными. Ликвидация «парадоксов» в ОТО шла методом изменения ее уравнений до тех пор, пока оценка смещения перигелия Меркурия не совпала с полученной П. Гербером. Так возникло еще одно «предсказание» теории относительности.
Эффект покраснения света, исходящего с поверхности небесного тела большой массы, также известен еще со времен П. Лапласа. Этот ученый, вычисляя движение планет в поле тяжести Солнца, пришел к выводу, что скорость распространения гравитационного взаимодействия не с, то есть не электромагнитная постоянная Дж. Максвелла, а примерно в 10 млн. раз больше. Поэтому частота света, уходящего от центра притяжения, успевает изменяться в соответствии с законом сохранения общей энергии фотона в гравитационном поле: Ео = – ( EMBED Equation.3 + h(, где Ео – энергия фотона на бесконечном удалении от притягивающего центра, ( – постоянная тяготения, mэфф = h( / c2, М – масса небесного тела, r – расстояние от фотона до центра притяжения, h – постоянная М.Планка, ( – частота фотона. Отсюда можно получить оценку изменения частоты в зависимости от изменения расстояния до центра притяжения, то есть при изменении напряженности гравитационного поля: ( = Ео ( (1 – ( EMBED Equation.3 )h, из которой следует, что свет действительно краснеет ( EMBED Equation.3 < 0, что выполняется и без определения mэфф через h( / c2). Но какой механизм мог бы быть задействован при реализации этого эффекта, если бы гравитация распространялась со скоростью света? Во-первых, как нетрудно видеть, никакого реального взаимодействия фотона в поле тяготения с самим этим полем не было бы. Во-вторых, фотон локализован на траектории его удаления от небесного тела, хотя его скорость четко определена: v = c, так как для света неприменимо соотношение неопределенностей В.Гейзенберга (см. выше). А это значит, что локально в «точке», где находится и движется фотон, нет гравитационного поля, поскольку гравитационное поле – это «кривизна», отсутствующая в «точке». Не решает проблемы так называемая стохастическая метрика, вводимая в физику пространственных отношений по аналогии с аксиоматикой А.Н. Колмогорова в теории вероятностей, а только сводит ее к манипулированию с модальностями. Этот математический объект чужд идее ОТО, построенной на вариации «кривизны» континуалистской геометрии. Квантование пространства проводится подобно структурам в кристаллографии , но ориентация решеток при этом неуместна. Нелинейные поля отсутствуют в «точке», где движется фотон, поэтому квантование пространства по Д.И. Блохинцеву невозможно. Следовательно, внешние меры, призванные устранить беспомощность ОТО при выяснении причин покраснения фотона, тщетны. Таким образом, ОТО отнюдь не объясняет покраснения света, но зато благодаря этой теории метафизиками производится на свет очередной ((((-(((((, то есть ввод научного сообщества в заблуждение. Другие эффекты, например дополнительное вращение гироскопа в гравитационном поле, якобы получаемые в рамках ОТО, также не выдерживают испытаний при проверке их на свежесть под микроскопом ретроспекции или под шпалами К. Поппера при проверке на присутствие продуктивной причинно-следственной потенции.
О реакции Я.Б. Зельдовича на чудеса теории относительности было сказано выше. Другой специалист в области теоретической физики – В.Д. Захаров под впечатлением провала модерных новаций науки в попытках найти выход переходит к неомодерну. Ориген и И. Скот выступали за подтверждение веры разумом, то есть за слияние науки с религией. Наука возможна как метафизика – по Плотину, метафизика возможна как наука. В физике причинность двояка: 1) она исходит от природы, естественная причинность; 2) она исходит от метафизики, божественная причинность. Отсюда противоречия между физикой и метафизикой. «Всякая ссылка на волю божию категорически признавалась недопониманием с точки зрения физики» . Между тем ньютоновская научная парадигма зиждется на фундаментальных физических постулатах мгновенного дальнодействия, абсолютных пространства и времени, концепции материальной точки, принципа инерции. Физика И. Ньютона – теологическая наука, в ней «система отсчета … определяется через движение, в свою очередь определяемое через систему отсчета» (с. 100). С позиций натурализма далее отвергается идея движения по инерции. Принцип инерции метафизичен (это к устранению в ОТО инерциальных систем отсчета и переходу к ускоренным системам). Масса, сила, ускорение – метафизические величины, введенные И. Ньютоном – автором теории-тавтологии, называемой классической механикой. В физической теории «истинность – это согласованность теории со всей известной совокупностью допустимых разумом феноменов – фактов опыта». Факт умом допускается, а надо сначала хотя бы его заметить. Согласно теореме Э. Нётер, классическая механика – теория тавтологий. Это цена за стремление избежать картезианской метафизики и удовлетворить опытным данным. Неомодерная метафизика становится средством привлечения бога в физические процессы. Умозрительный «эксперимент» в науке – перенаименование метода абстракций. Справедливо узкоспециальное замечание: для эффекта инерции, сил инерции нельзя указать источник. А. Пуанкаре говорил, что в эксперименте мы оперируем с телами, а не с пространством ; то же самое с временем. Но в проблеме инерции нет тел-источников (о далеких «соглядатаях» Э. Маха забыли), а объяснение инерции свойствами пространства никто не предлагает. Вслед за французским ученым В.Д. Захаров предлагает силу F (и напряженность поля), или множество сил F, связывать в единую методологическую доктрину с геометрией физического пространства G, или с множеством «доступных разуму» геометрий G (с. 104). Получается некий гибрид F + G, в котором можно менять веса значимости двух слагаемых. Далее «умозрительный эксперимент»: «Только совместное действие «суммы» (G + F) доступно экспериментальной проверке, по отдельности же ни G, ни F не проверяемы: G выбирается по нашему произволу, и само разделение «суммы» на G и F целиком определено нашим произволом». В этом замечании видно не только волевое неокантианство, но и волевой позитивизм со «свободой воли», вошедшие в «плоть и кровь» естествознания ХХ века свыше вместе с метафизикой от господа бога. «Идея опытного обоснования геометрии приводит нас к неизбежному тупику: считая истинной ту геометрию, которая адекватно описывает наблюдаемый внешний мир, мы принимаем за истину бессмыслицу, потому что в рамках феноменологической теории внешний мир может быть адекватно описан любой геометрией… Выбор геометрии – это выбор соглашения… Пространство обнаруживает себя, но не через физику, а через метафизику… Принцип инерции делает пространство метафизическим понятием, не обнаруживаемым на опыте» (с. 105). Однако в СТО сначала вводится пространство Г. Минковского, а затем отсюда, из данного божественного акта, вытекает вся метафизическая суть картезианства, но не в этом разбирательстве замысел неомодерна.
В ОТО (как и, по-видимому, в СТО), согласно В.Д. Захарову, нет метафизики механициста И. Ньютона с ее означенными четырьмя постулатами. Здесь не обязательна концепция материальной «точки», исключены такие метафизические элементы, как сила и, тем более, сила инерции, то есть исключена собственно физика [хотя это, в общем, далеко не так]. Замененная воздействиями на тела новой метафизической сущностью – псевдоримановым пространством-временем, сила инерции осталась за бортом корабля познания, резко прекратившего поступательное движение в русле метафизики Аристотеля. Однако шишки инертности мышления субъект познания набивает об облака метафизики Плотина, на которые накручивает естествознание неомодерн. «Кривизна этого мира, не доступная наблюдениям, управляет всем наблюдаемым движением тел… Естественно, такая теория строилась онтологически (как, собственно, строилась и ньютоновская теория), то есть от метафизики к физике, а отнюдь не от фактов опыта и не на пути обобщения фактов». В ОТО «метафизический элемент не только не изгоняется из теории, но становится превалирующим. Физика, полностью преодолев боязнь, протянула руку метафизике». Объектом изучения физики стала совершенно иная реальность – не «природная», но метафизическая. Это – невидимая онтология. «В общей теории относительности идеальное (ненаблюдаемое) оказалось реальнее материального: именно оно описывает всё наблюдаемое в материальном мире. И описывает, как выяснилось, не естественной причинностью, или, по крайней мере, не одной ею» (с. 109). «Реальное идеальное», присущее ОТО, с помощью чего пытаются что-то описывать, охарактеризовал еще «гуру» скоростного релятивизма А. Эйнштейн, назвав его тем, что функционирует в мозгу и берется вместо (((((.
«Существование сингулярностей, неустранимых никаким преобразованием системы отсчета, – один из существенных метафизических элементов ОТО». Сингулярности – это «черные дыры» и изначальная сингулярность так называемого «большого взрыва», из которого всё. «Метафизика Большого Взрыва совместима с нарушением физического закона сохранения, так же как с нарушением физической причинности. В начале мира просто нет физической величины, которая могла бы сохраняться, так что рождение Вселенной из ничего возможно уже в классической гравитации… Физический вакуум – основной метафизический элемент космологии [с ее «спонтанным рождением» из ничего]» (с. 111). Так ОТО, давно порвав с миром природы, заканчивает идеальное существование в форме продукта картезианской метафизики и становится лозунгом слияния науки с Плотин-метафизикой, флагом «невидимой» и «ненаблюдаемой» поповщины.
Зерна постмодерна содержатся в работах специалистов по философии физики в форме его отрицания. В состоянии современной физической мысли заметны два «синдрома»: 1) пифагорейский, когда понятия математики отождествляются с соответствующими сторонами и гранями объективной действительности, – характерен для квантовой механики, СТО и ОТО; 2) Пигмалиона, когда «грани» и «стороны» отождествляются с «элементами» теории, «не являющимися математическими понятиями» , – характерен для пропагандистов и фальсификаторов тех же квантовой механики, СТО и ОТО. При анализе мыслительной потенции доминирующих в ХХ веке физических теорий нужно рассматривать «распространенную форму логико-гносеологической патологии, противоположную пифагорейскому синдрому и синдрому Пигмалиона, – так называемый логико-гносеологический аутизм». Рассмотрение вместо природных явлений вещества, с помощью которого написаны вещественные знаки невещественных отношений – это не только нижний предел метафизики, а конец какой-либо метафизики вообще: таков нынешний финал заболевания приверженцев пифагореизма, пигмалионщиков и пионистов.
Загадкой многие тысячи лет является свойство инертности массы. «Представление о силе как мере взаимодействия тел исключало понимание инерциальных эффектов. Поэтому Ньютон был вынужден постулировать существование абсолютного пространства как физической реальности, вызывающей инерционные эффекты… Приписывание пространству способности воздействовать на материальные тела, не подвергаясь обратному воздействию, в механике Ньютона замаскировано тем, что ее законы справедливы лишь в классе инерциальных систем, которые не испытывают ускорения по отношению к абсолютному пространству» (с. 91 – 92). Пространство и время – это такая же реальность, как физические тела и их движение. Но «закон инерции» требует адекватной сущности в основаниях: вместо абсолютных или относительных пространства и времени – абсолютно неподвижное нечто по Пармениду. В этом случае неуместны гипноз позитивистских выводов из опыта А. Майкельсона – Э. Морли и подмена физического времени прагматичным процессом синхронизации часов.
У И.Ньютона пространство и время – как вместилища тел и процессов, у Г. Лейбница пространство и время – как отношения между телами и процессами, у И. Канта пространство и время – как априорные формы чувственности. Амбивалентность динамики И. Ньютона состоит в рассмотрении движения как силового и как инерциального. «Осознание амбивалентного характера физического знания положило начало освобождению математики и физики от пифагорейского синдрома и синдрома Пигмалиона, неизбежных в рамках антропоморфизма догматической (докритической) философии эмпиризма и рационализма. Однако платой за это освобождение стал, якобы, логико-гносеологический аутизм» [самозамкнутость исследователя, его «глухота» к свирепствующим взглядам и моде в физических науках]. «Само понятие представления Кант осознает как амбивалентное, поскольку, принадлежа субъекту, оно относится к объекту» (с. 93). Каждый индивид, как «элемент» множества субъектов познания, является «гранью», дополнительной к объективной «стороне» внешнего мира, – эта амбивалентность представляет собой живое явление, присущее всей природе, идеальному и, вообще говоря, Единому (хотя Парменид нашел бы, вероятно, веские возражения). Но в этом также и извечный вопрос философии.
«Если динамика берет свое начало от геометрической структуры пространства, логически независимой от опыта, то тем самым непосредственная связь динамики с внешним миром заменяется опосредованной, … что расширяет возможности физического познания, открывая путь к освобождению от пифагорейского синдрома и синдрома Пигмалиона, но не освобождая от логико-гносеологического аутизма, сохранившего свое влияние на физическое познание, по крайней мере вплоть до создания общей теории относительности» (с. 93). Следовательно, «заболевание», характеризующееся пифагорейским синдромом, присуще тем представителям точных наук, которые тщетно пытаются уйти от диктата геометризации физики, в том числе геометризации динамики и теории тяготения, – за счет обращения к более фундаментальным математическим структурам, чем тензорная алгебра и геометрия, включая евклидову и риманову геометрии. Обобщения чисел, развитие теории чисел, создание новых алгебр – все это «пифагорейский синдром», так как может увести общественное мнение от вечного любования «венцом» человеческой мысли – теорией относительности. Стремление пигмалионизировать ученых, избавляющихся от пут картезианской метафизики вопреки новому божеству идеализированного релятивизма, и ввести их в разряд пионистов – не ново: оно при торжестве зомбирующего варваров иисусианства давно виднеется из-под церберов религиозных скупщиков душ людских.
Однако настала пора «изгнания торжествующего зверя». По этому поводу Дж. Бруно написал: «Сделай-ка ты, Добродетель, чтобы число добродетельных было больше, чем порочных; а ты, Мудрость, – чтобы число мудрых стало больше, чем глупых; а ты, Истина, постарайся открываться и являться большему количеству; и тогда яснее ясного – обычные награды и удача станут выпадать скорей вашему народу, чем вашим противникам» .
Аутизм общественного характера заключается также в том, что научное сообщество самозамыкается в ошибочной и неадекватной парадигме, принятой большинством. Если В.Д. Захаров рассматривает слияние геометрического метода с динамикой: (G + F), и это понимается как возможный путь ликвидации противоречий в современных и будущих физических теориях, то авторы цитируемой работы стоят на пересмотре математических и физических идей, лежащих в основаниях точных наук, начиная с античных времен Пифагора, Гераклита и Аристотеля. То есть вторая альтернатива, исходящая из недр философии науки, представляется более глубокой, нежели обращение в новую веру – метафизическую по Плотину теорию относительности, предпринятое естествоиспытателем.
* * *
Таким образом, кроме подгонки выводов ОТО под известные экспериментальные факты, интересными оказываются принципиальные коллизии, казалось бы, успешно, но не всегда корректно «преодолеваемые» геометризаторами тяготения. Во-первых, отождествление двух нулей для получения уравнений ОТО само по себе вносит неопределенность. Об этом знают уже школьники. Во-вторых, тот же изъян обнаруживается при выводе уравнений из так называемого принципа наименьшего действия: подинтегральное выражение может быть определено с точностью до произвольной константы, то есть с точностью до любой функции от параметров, не рассматриваемых в геометризованной модели гравитации. В-третьих, на необоснованность экстраполяции неоднозначного в отношении физического времени принципа наименьшего действия из трехмерного пространства в четырехмерное пространство-время было обращено внимание выше. В-четвертых, физический вакуум, верхняя энергетическая форма которого определяется трансцендентной размерностью фрактального пространства dim V = e, где е – число Дж. Непера, или в термодинамическом выражении как ( = kBe, где kB – постоянная Л. Больцмана, см. ниже, нейтрализует действие поля тяготения Солнца на различных расстояниях от его центра до различных по массе элементарных частиц. Для электронов, например, характерное расстояние, на котором их гравитационное взаимодействие с Солнцем начинает вязнуть в так называемом «реликтовом море», re ~ 1013 м, а для нуклонов rn ~ 1016 м. То есть для Солнечной системы принцип эквивалентности не имеет места. И совершенно не случайно размеры Солнечной системы определяются орбитой наиболее удаленной от светила планеты: у Плутона радиус почти круговой орбиты R ~ 1013 м. Для различных компонент Солнечной системы характерные области взаимодействия с гравитационным полем ее центральной звезды могут быть различными.
То что ОТО не является теорией относительности, уже известно. ОТО не является также теорией тяготения: «разбегание» галактик – это вовсе не тяготение, какой бы логической ловушкой не втягивать себя в стан свиты творцов ускоренного релятивизма. Может быть, в пределах Солнечной системы ОТО является той теорией, за которую ее принимают? Но тогда обратимся к фактам. Из ОТО физик отнюдь не получает объяснений следующим феноменальным явлениям: 1) радиусы почти круговых орбит планет возрастают примерно в арифметической прогрессии, начиная от Солнца; 2) все орбиты планет лежат практически в одной плоскости; 3) собственные моменты импульса почти всех планет параллельны их орбитальным моментам; 4) планеты постепенно удаляются от Солнца по раскручивающимся спиралям.
Здесь следует указать на преемственность ошибок, свойственных ученым разных поколений. Под впечатлением закона «всемирного» тяготения И. Ньютона, сумевшего с помощью своей феноменологической формулы объяснить законы движения планет, открытые И. Кеплером, выдвинули гипотезы происхождения Солнечной системы И. Кант, П.С. Лаплас, О.Ю. Шмидт. Все они исходили из предположения, что Солнце захватило когда-то в прошлом туманность, или пылевое облако. В результате действия силы притяжения и наличия моментов инерции частиц космической пыли из захваченной туманности образовались планеты. О структуре планетной системы было кратко сказано выше. Эта структура не вписывается в модные гипотезы конца XVIII, начала XIX и начала XX веков. Картезианская геометризация тяготения также оказалась не у дел в вопросе ближней гравитации, подменив пустой внешней формой богатое внутреннее содержание уникального физического движения. Следовательно, ОТО не является теорией тяготения, приемлемой и для ближнего космоса.
Еще одна нелепица свойственна механицистам всех поколений. Согласно формуле для закона «всемирного» тяготения И. Ньютона, если пробное тело недалеко от массивного центра Ц покоилось, то оно начнет падать в Ц как в сингулярную точку. Что будет в геометрической точке, никто из метафизиков а ля Картезий не знает. Может что-то наговорить о боге и о душе, уходящей в неведомые дали, неоплатонист а ля Плотин. Механицисты же ограничиваются тем, что делают вывод о приобретении телом бесконечной кинетической энергии и бесконечной отрицательной потенциальной энергии. Эта успокоительная пилюля имеет метафизическую формулу: ( – (. Данная формула даже буквально напоминает глаза камбалы, находящиеся по одну сторону головы (две рыбы на шампуре). Переверните ее, рыбину, и вы увидите другую сторону, окрашенную в цвет неба. На обратной стороне сидит неоплатоник.
Если чуть ранее заблудившиеся в извилинах псевдоевклидовой геометрии Г. Минковского модерные естествоиспытатели образовали лигу пионистов, то теперь это – могущественный клан камбалистов-каббалистов. Члены клана забыли о законе сохранения импульса (или масса в Ц бесконечно велика?). Этот закон данная умозрительная задача с телом в поле силы тяжести все же отменить не в состоянии. Тем более что тяготеющий центр – это в действительности не метафизическая точка, а физическое тело, занимающее определенное место и объем в пространстве. Следовало бы механицистам об этом не забывать и «выводить» тело, упавшее вместе с «мундиром» в горячее место, далее по траектории вон из Ц. Ибо движение по инерции они еще не отменили – оно, как банан на дереве, все еще съедобно. Получается, что тело будет пульсировать, «качаться» словно маятник по отрезку прямой, в центре которого тяготеющая масса Ц. Такая финальная картина вписывается в классическую механику, если пионисты со скоростью пиона будут вращать камбалистов вокруг начала координат в Ц с тем же рвением, с каким они обращали вспять священную корову релятивизма – формулу для замедления будильника. Сгорание тела в плазме светила, происходящее в действительности, –это уже другая задача, к теоретической механике отношения не имеющая. То же относится к выбросу радиации, во что превращается тело по другую сторону от Ц.
Но все картезианцы что-то незабвенно пишут о «черной дыре», начиная с П.С. Лапласа. Не лучше дело обстоит у наших старых друзей, ускоренных релятивистов, с логикой. У них тоже в геометрии появляются сингулярности и «черные дыры», появляются в умозрительных построениях, а не в физическом мире. Метафизика геометрии и математического анализа известна – она не в лучших традициях древнегреческой натуральной философии. Но зачем ту несуразицу, что вызревает в релятивирующей голове с глазами на одну сторону, переносить на ничего не подозревающую природу? Между тем как раз А. Эйнштейн и его поклонники взывают друг к другу о неотвратимости переноса того, что варится в «функционирующем мозгу», на окружающий объективный физический мир. Каша в мозгу у горе-модернистов варится, и это варево затем размазывается по учебникам для наивной молодежи и научным журналам для себе подобных.
Таким образом, у классических метафизиков при падении тела на силовой центр согласно формуле E = mv2 / 2 – GmM / r появляется абракадабра: ( – (. У скоростных относительников кроме Харибды (Е = () и Сциллы (р = () прилетает еще Горгона: масса тела становится бесконечной в Ц. До падения силовой центр был хотя и метафизически неподвижным, зато «нормальным» – с массой М < (. После падения его суммарная масса стала равна массе нехилой Горгоны. Кроме того, в окрестности Ц масса падающего тела становится больше любого наперед заданного весьма большого числа. И только мысль метафизика способна удержать массу М на месте и уберечь ее от порыва навстречу летящей к ней массе m. Воистину, запредельная телепортирующая мысль противоестественника становится беспредельной!
Ускоренные относительники ничего нового на десерт к этой задаче не предложили. Зато у них в качестве вуали фигурирует метрика. Под вуалью скрывается Медуза, называемая для конспирации «черной дырой». Вуаль скрывает один уровень непонимания существа физического процесса – запредельную жизнь в сингулярности, своим появлением завуалировав непонимание другого физического явления – гравитации. Постоянная тяготения G в феноменологической формуле И. Ньютона знаменует собой живучесть калибровочной идеологии. С помощью этой формулы механицисты «калибровали» по устойчивости планетарных орбит всю Вселенную. СТО не касается этого акта мелодрамы идей, но терпит фиаско, упав вместе с телом в тяготеющий центр. В уравнениях ОТО тензор плотности энергии – импульса – натяжений содержит гравитационную часть: Tik + tik. Это значит, что не только материя с ее полями, но и гравитация, являясь «кривизной», кривит эту «кривизну». В абракадабре tik (см. выше) нужно задавать потенциальную энергию гравитационного взаимодействия, а это возвращает метафизика, не желающего впасть в прокрустово ложе «дурной бесконечности» рекуррентных формул, к постоянной тяготения G. Опять осуществляется спрятанное за семью замками таинство «калибровки» всей Вселенной под местные условия. Хотя, надо отдать должное, в стане релятивистов слышны иногда трезвые голоса, призывающие пересмотреть статус постоянной G (а также и других констант – П.А.М. Дирак) и освободиться, тем самым, от чар Медеи.
Естественно ожидать, что более полная и общая теория будет избавлена от всех чудовищ и волшебниц науки ХХ века и не подарит «функционирующему мозгу» новых героев.
Но не только логические и теоретические доводы против релятивизма вызывают интерес. Убедительные опровержения выводов, следующих из решения уравнений ОТО «для Вселенной», основаны на огромном эмпирическом материале и представлены формульно и графически для зависимостей видимой светимости и угловых размеров галактик от «красного смещения» . Однако природа «красного смещения», трактуемая через распространение световой волны в бесконечной среде, однородной и изотропной по плотности массы, – это уже не природа, а тем паче не ((((( и не физика как наука, а нечто запредельное. Одна запредельность ОТО нам известна – это «сингулярная точка». Другая запредельность – это скрытые, невидимые массы. Изучали то, что видимо, кидая это с Пизанской башни или наблюдая за этим при движении планет и спутников, а получили не-то и не-это. Получили не только одну-единственную «сингулярную точку», а и потрясающий вывод: перед нами всё, что видимо, – это мишура (1% массы), а вот то, что невидимо, чего нет, – это и есть всё (99% массы). Сингулярность непознаваема, а межзвездное пространство – невидимо и вне познания. Это действительно финал метафизической теории!
Таким образом, плясали от того, что видимо, а доплясались до сверхъестественного. Опять тот же изъян логики верующих позитивистов. Позитивист видит прямую палку, наполовину погруженную в воду (М. Планк), в форме надвое ломаной линии. Он эту палку опустил в воду сам, но до экзекуции над палкой та была для него прямой. После экзекуции палка «сломалась». Позитивист поднимает очи к небу и ищет там, вдали от тяжелых и дремучих земных тел, объяснения сей метаморфозе. Там, однако, пустота: и мысли, и тела. Там только фантастическое нечто – бог. Но почему древний позитивист, с любовью озирая овцу-кормилицу, тоже поднимает очи к небу? Потому что овечки этой вскоре не будет. Сегодня позитивист ее любит, а завтра съест. Овечки не будет – не будет того, что видимо и осязаемо. Фантасмагория пожирания того, что любимо, действует не то чтобы удручающе, а завораживающе. Это самозавораживание имеет фазы: «Овцу я вижу, но ее не будет, а вот чтобы себя успокоить, я выдумываю вместо одной овцы – сто овец; и тогда я – счастлив, так как пищей буду обеспечен». Добавим: обеспечен хотя бы в фантазиях. Так прощание с земной любовью плавно переходит во встречу с любовью небесною.
По-видимому, темпорально-генетическая нить Мнемозины, разворачиваясь при осмыслении со-бытий в настоящем, в «теперь» Аристотеля, все же действует не только в бытовом, физиологическом аспекте, а и в немножко более «закрученном» вверх аспекте, связанном с окружающей ((((( и даже … с подсчетом звезд на небе. Информация, унаследованная от предков (с их способом существования), причудливо отражается в новом ореоле взаимосвязи «homo – социум». Тут же возникают предпосылки для «вселенского релятивизма»: пусть даже если одно милое шерстлявое животное пойдет на шашлык и пряжу, зато другие – везде впереди и там, где их никому не съесть. Вот корни «релятивизма».
Ибо «всё относительно»!
1.4 Космология
Устройством Космоса интересовались в Древнем Китае, Индии, Египте. Фалес занимался астрономией. Филолай и Аристарх Самосский размышляли о центре Мира, помещая его на Солнце. Аристотель писал трактат «О небе», которое считал неподвижной сферой. Птолемей предложил свою конструкцию планетарной системы, нашедшую отклик у Н. Бора. Н. Коперник и И. Кеплер на окраине Космоса разместили неподвижную небесную сферу, инкрустированную звездами. Но Г. Галилей не кричал, что «все-таки она вертится» – ось Мира. И. Ньютон предложил закон «всемирного» тяготения, сыгравший стандартную шутку в вопросе образования Солнечной системы. Решение десяти уравнений ОТО, найденное А.А. Фридманом, расширило горизонт познания до так называемого оптического горизонта Метагалактики, в которой галактики «разбегаются», начиная с расстояний порядка 1022 метра (Э. Хаббл, 1929 г.). Но ось Мира, вокруг которой всё вертелось бы, так до сих пор и не найдена.
Космология, космогония, астрономия и астрофизика (и космонавтика, присущая СТО – с ее близнецами) объединились одним клубком проблем – космических. Поэтому в данном пункте этот клубок, завязанный особенно хитроумно в ХХ веке, рассматривается также комплексно. Обозначим эти комплексы в порядке возрастания яркости их сияния (пери-ляпсусов). Первый узел вопросов «завязывается» вокруг «разбегания» галактик: 1) красное смещение в спектрах галактик вызвано эффектом К. Доплера (1842 г.), или отвечает фрактальной структуре пространства, или обязано чисто гравитационной причине; 2) «разбегающиеся» галактики откуда-то начинали свой эпохальный разбег – из «точки», из Единого, из эфира, из «ничего»; 3) время, которого нет в ОТО, так как нет его «синхронизатора», возможно, осталось в «точке», из которой – всё.
Второй узел проблем завязан экспоненциальным характером расширения Вселенной – увеличением расстояний от наблюдателя на Земле до далеких галактик пропорционально их скоростям: EMBED Equation.3 = Hr, где Н – постоянная Э. Хаббла. Третий саквояж с загадками, пребывающий в облаках метафизики, открывают шаговые механицисты, пытаясь проквантовать… Вселенную.
«Разбегание» галактик появилось в космологии как толкование решения уравнений ОТО при введении «радиуса» гиперсферы Вселенной, зависящего от параметрического времени: r = a(t). «Разбегание» отвечает как открытой геометрической модели Вселенной, так и закрытой модели на стадии расширения, но с последующим сжатием . Выше были рассмотрены некоторые очевидные неоднозначности и ограничения ОТО, главные из которых касаются космологических приложений, а именно: 1) в ОТО параметрическое время обратимо, то есть физического времени в ней нет; 2) за пределами Солнечной системы нет принципа эквивалентности во всех его трактовках, а значит нет оснований и для применения теорем ОТО. Тем не менее адепты ускоренного релятивизма, невзирая на пресловутый здравый смысл, к которому их постоянно призывал А. Эйнштейн, пишут не только уравнения ОТО с произвольным космологическим членом (, но и уравнения ОТО для пустой Вселенной: R(G) = 0, где в данных обозначениях выражение слева означает сокращенную и упрощенную форму записи (без тензорных индексов) для «кривизны» псевдориманова пространства-времени .
Итак, отсюда следует, что скалярная и тензорная «кривизны» равны нулю, то есть что мир – плоский, евклидов, пустой, без материи. Но пустая геометрия изменяется, если ввести гравитационное поле: R(G) = t(G). Только теперь слева – тензор, а справа – псевдотензор. Опять возникает препон, который «устраняется» добавлением справа в уравнение тензора энергии – импульса – натяжений уже не для пустых геометрических форм, а для материи: вещества и полей. В итоге получается система уравнений: R(G) = T + t(G), или, с добавлением некоторого произвольного космологического члена: R(G) + ( = T + t(G). Теперь геометрия определяется материей и, казалось бы, все становится на круги своя. Однако имеет место равенство R(G) = t(G) с точностью до несущественных, непринципиальных коэффициентов, преобразований, переобозначений (вспомним про конструктивную обратимость R(G) и Т в уравнениях Д. Гильберта – А. Эйнштейна). Поэтому в общем равенстве остается только два члена: ( = Т, откуда в символическом виде получается формула: ( = h( + U(G), где U(G) – локальное гравитационное поле (не «кривизна» геометрии), h( – энергия фотона-геодезической.
Таким образом, чтобы вернуться из загеометризованного способа описания гравитации как «кривизны» к плоскому пространству, нужно было убрать «кривизну» и эквивалентный ей псевдотензор гравитационного поля из уравнений ОТО слева и справа. Далее для полного описания в плоском пространстве (уже без «кривизны» и псевдотензора гравитационного поля) нужно ввести через тензор Т энергию и гравитационное поле, но не как «кривизну» или псевдотензор, а именно как физическое поле (пусть феноменологически, в виде аппроксимации реального гравитационного взаимодействия, подобной ньютоновской). Сейчас полуклассическая формула ( = h( + U(G) выражает закон сохранения энергии для пустого, по ОТО, пространства, в котором только одна «геодезическая» – фотон и одно (слабое локальное) гравитационное поле кулоновского типа. Формула 10 кратно вырождена. Из этой формулы получается красное смещение спектра электромагнитного излучения, исходящего от Солнца (см. выше). Но чтобы перейти от полуклассики к дисперсионному соотношению для фотона как корпускулы, имеющей скорость u < c, где u – скорость распространения гравитации, нужно расписать энергию: h( = EMBED Equation.3 + U(G). После подстановки в полуклассическое уравнение получим: ( – U(G) = wкин + U(G), где wкин = EMBED Equation.3 . То есть приходим к заключению, что гравитационное поле было «лишним» при ускоренной геометризации тяготения, и оно оказалось «лишним» при переходе от классической физики к «волновой» механике (дисперсионное соотношение появляется как очень частный случай уравнения Э. Шрёдингера для дуали волна – частица в поле кулоновского типа, см. ). Следовательно, эффекта красного смещения в такой теории без памяти и времени, как квантовая механика, не может быть.
Если гравитация оказалась «лишней» в ОТО, то в ней нет и красного смещения света от далеких галактик, обязанного гравитации. Очередное решение фикс уравнений ОТО указывает лишь на неоднозначность ее там, где она неправомерна. «Разбегание» галактик достаточно абсурдно: так как локально, в «точке», ОТО переходит в СТО, то на «границе» Метагалактики, согласно скоростной теории относительности, масса «разбегающихся» галактик становится бесконечной. Возникает неподвижная непроницаемая абсолютная сфера, которой окружен наблюдатель со всех сторон. Такова картина «вселенского» бытия в любой точке Метагалактики. Отсюда следует, что Вселенная разбивается на никак, ничем и никогда не связанные между собой области, то есть что Вселенная – не едина, а представляет собой куски, разделенные абсолютной пустотой. Это плата за сдобренные спинозизмом картезианские умопостроения. Но «кусок», который является абсолютно неподвижной (по достижении статического оптического горизонта собственной скорости нет у тел согласно ОТО) недосягаемой сферой бесконечной массы на горизонте Метагалактики, согласно квантовой механике, все-таки имеет дискретный спектр хаотического импульсно-энергетического воздействия на вещество в локальной области пространства ввиду флуктуаций метрики, по Д.И. Блохинцеву . Иначе говоря, хотя наблюдатель живет в центре шара с бесконечной массой на его поверхности, гравитационное поле на него действует ввиду спонтанного нарушения сферической симметрии. Поэтому бесконечная в энергетическом плане неподвижная сфера «на краю света» из-за этих флуктуаций разрывает любое тело, в том числе элементарную частицу, в ничто. О релятивирующем наблюдателе история уже умалчивает. Таким образом, согласно теории относительности и квантовой механике, мир не может существовать, однако он есть, то есть существует. Опять: «существует, так как не может» и «может, так как не существует». Отсюда вывод: постоянно культивируемая ложь релятивизма, доведенная до совершенства, сводит на нет представления о «разбегающихся» галактиках, о доплеровском красном смещении.
Между тем галактики чем дальше, тем более они «краснеют». Таковы наблюдательные данные астрономии. С учетом спадания гравитационного потенциала, выражаемого через феноменологическую формулу И. Ньютона, обратно пропорционально расстоянию, а дифференциала гравитационного красного смещения в классической теории «всемирного» тяготения и в ОТО для слабого поля (так как галактики далеко) – обратно пропорционально квадрату расстояния, из этого вытекает, что космологический эффект покраснения не обязан гравитационному полю, или, что то же самое согласно ОТО, не обязан «кривизне» пространства-времени. Остается рассмотреть эффект покраснения в фрактальном пространстве. Но сначала нужно определить, какой смысл содержится в понятии «размерность пространства». Для этого обратимся к лингвистической философии.
Термин «размерность» по функциональному содержанию близок к глаголу «мерить» (или «измерять»). Однако приставка «раз» придает глаголу операционный смысл не линейной, а более общей экстенсивности, причем не застывшей, не статической, но вращательной, динамической экстенсивности. Размерять – значит, мерить в разных направлениях, то есть учитывать ориентацию процесса измерения, ее изменение. Однако этого первозданного смысла в явной форме не присутствовало в геометрии как науке, основанной на практике пространственных измерений, начиная от Евклида и Р. Декарта и кончая Г. Минковским и А.З. Петровым. Чистая, голая протяженность античной геометрии, невзирая на внешние по отношению к ней аксиомы движения и совмещения фигур, в том числе «точек», сохранилась до конца ХХ века. Не было дано решения дилеммы абсолютного вращательного движения и относительного поступательного движения в теории фрактальных пространств. Статью о гомотопии можно считать одним из первых сигналов о необходимости принимать во внимание геометрическую ориентацию. Но за счет чего возможность ориентации создается в геометрии как обособившейся части физики? За счет каких процессов на глубинных уровнях бытия реализуется ориентация?
Пифагор совершенно правильно строил предвестники геометрических представлений, исходя из движения монады. Особенно притягательна в этом отношении конструкция линии как многократное самодействие монады. Платон внес свою лепту в понимание пространства и геометрии. Он полагал, что представления о геометрическом пространстве «расположены между» миром идей и чувственным опытом. Если чувственный опыт поднимается от воздействия движущейся материи на органы отражения человека, от проявлений гравитационного взаимодействия на органы чувств, то геометрия носит лишь операционный характер: она способствует переводу эмпирической информации на теоретический уровень. Но не более того, ибо является производной от гравитационного взаимодействия, а не его доминантой. Геометрия вместе с представлениями о ней – продукт побочный, второстепенный. В этом ракурсе получается, что благодаря гравитации производятся те взаимодействия, что вызывают потом у отражающей их кибернетической системы (у homo) понятия, связываемые ею с субъективным миром пространственных отношений, с геометрией. Но что перенес в мир гравитационного притяжения homo sapiens, тысячелетиями измерявший участки земли на плантациях риса и луговых угодиях в бассейне Нила? Славный вид перенес свой второстепенный чувственный опыт, связав им, как ярмом, первозданное физическое явление.
Монада Пифагора по современным меркам – это фундаментальный, основополагающий динамический, энергетический акт космомикрофизики как материальное условие возникновения абстракции числа. Опираясь на эмпирический вывод о барионной асимметрии Метагалактики и открытия физики последних лет, а именно: 1) равноправного, или параллельного антимира, существующего наряду с миром вещества (П. Дирак, 1931 г.); 2) явления аннигиляции вещества и антивещества с излучением множества (-квантов электромагнитной материи; 3) мира электрически заряженных (и нейтральных) элементарных частиц, – рассмотрим взаимодействие, которое можно положить в основу формирования онтологических предпосылок представлений о числе и геометрических фигурах.
С точки зрения триадной логики реакция е– ( е+ ( n(, где е–, е+ – взаимодействующие противоположности (электрон и позитрон), ( – частичка излученного электромагнетизма, n – их возможное количество в одной реакции, может быть принята в качестве аксиомы «минимального» двухэлементного множества (левая часть формулы). Символы е– и е+ не обязательно обозначают электрон и позитрон. Это могут быть обобщенные элементарные частицы вещества и антивещества, вступающие в реакцию аннигиляции с рождением n частиц – ( квантов. Акт взаимодействия начальных сущностей е– и е+ состоит из большого количества фаз, включая фазу генерации из Единого. После генерации начальных сущностей из Единого реализуется одна из возможностей. Первая фаза – частицы выделились из Единого и обособились, зафиксировавшись в физическом бытии; они еще не породили лучистую электромагнитную материю, но индуцировали в физическом вакууме (оставили «след» на границе между эфиром и проявленной материей) виртуальный «фотон»: n = 0 (этих n-ок несколько, но все они виртуальны). Вторая фаза – частицы обнаружились по отношению друг к другу, то есть стали взаимодействовать, сохраняя гармонию рождения из вакуума (сближаясь после обособления): n = 1 (второй тип электромагнитного кванта, отвечающего за взаимодействия между зарядами). Третья фаза – реакция аннигиляции, то есть перехода энергии массивных частиц в энергию электромагнитного излучения, распространяющегося из локальной области взаимодействия. Единение противоположностей е– ( е+ после их локализации порождает новый антагонизм: (-кванты уничтожают область локализации, саму «точку», создавая своим странствованием про-странство. Но каждый ( квант индивидуален, сохраняя этот наследственный признак от Единого и закрепляя его в различных условиях рождения, что выражается в его характеристиках: цвет, спиральность, поляризация и, тем самым, выражается в ориентации про странствования. Чтобы учесть все акциденции рождения конкретного ( кванта, нужно рассматривать все перестановки n фотонов: р = n! Информационно энергетический вклад отдельного конкретного фотона в формирование пространства, чувственно воспринимаемого наблюдателем, при рождении в области аннигиляции n фотонов будет обратно пропорционален разбросу акциденции по всем «направлениям»: EMBED Equation.3 . Поскольку в акте формирования пространства нужно учесть все акциденции от n = 0 до n = ( (здесь символ ( понимается в смысле А.Н. Колмогорова) при объединении их связкой «или», то данная дизъюнкция на языке арифметики при независимости исходов аннигиляции записывается как сумма всех возможностей: EMBED Equation.3 + EMBED Equation.3 + EMBED Equation.3 + EMBED Equation.3 +… Известно, что этот ряд слагаемых дает трансцендентное число е = 2.718281828459045236…, то есть число Дж. Непера. Заметим, что рассматривая акциденции – возможные исходы реакции е– ( е+ ( n(, мы полагались на акцидентную сущность самого про-странства (в этом смысловой априоризм естественного языка). Ибо глагол «странствовать», присутствующий в слове «пространство» в форме корня, с приставкой «про» обретает смысл возможного движения в каком-либо направлении. Как видим, в итоге всех направлений, или всех ориентаций, в монаде космомикрофизики будет е = 2.718281828459045236…
Сколько же направлений, или ориентаций, рассматривает землемер, передвигая по пахоте орудие измерения длины и подсчитывая площади? Как нетрудно видеть, этих направлений два. Еще одно направление он добавляет, если ему нужно определить объем. В макромире трехмерного пространства количество степеней свободы вращательного движения равно трем, как равно трем и количество степеней свободы поступательного, а точнее – прямолинейного движения. И это равенство имеет место только в трех случаях целочисленной «размерности» пространства: 1) пространство нульмерно; 2) пространство трехмерно; 3) пространство бесконечномерно. Это легко определить по числу сочетаний из n по 2, где n – размерность пространства: EMBED Equation.3 = 0, EMBED Equation.3 = 3, EMBED Equation.3 = (. Здесь m = 2 – минимальное количество задействованных в плоском движении координат. Но при поступательном движении будет так же: EMBED Equation.3 = 0, EMBED Equation.3 = 3, EMBED Equation.3 = (, где m = 1 – минимальное количество задействованных в поступательном движении координат. Таким образом, в реальном физическом пространстве, в котором имеет быть наблюдатель homo как макроскопическое тело, благодаря практической деятельности последнего возможно операционное восприятие размерности как равной трем. Без всяческой аккомодации этой размерности к факту вдуванием из микромира умозрительной эманации от взаимодействий в нем, якобы обеспечивающей априорную трехмерность пространства .
С другой стороны, арифметизация пространства, то есть определение координат объекта («точки»), производится с помощью аффиксов: A(x, y, z…), где x, y, z… – числа, или координаты. Число в теории чисел и арифметике – явление многогранное. Действия над числами, введенные в арифметике, являются формой краткой записи тех реальных физических процессов, что стоят за операциями сложения, умножения, сравнения… Рассматривая минимальную арифметику простых чисел в их сравнении с натуральными числами, обратимся к результатам специалистов. Эта арифметика – первое, что связывает мир чисел (монад) как простых, неделимых образований и мир составных чисел, представленных как чередование монад с взаимодействием выраженных в количественной форме множественных проявлений бытия. Плотность простых чисел р ( х определяется как ((х) = EMBED Equation.3 при х ( (. Этот вопрос тщательно изучался К.Ф. Гауссом, А. Лежандром, П.Л. Чёбышевым (1850 г.). Ж. Адамар (1896 г.) пришел к окончательному решению , записанному выше. Отсюда следует, что все целые числа от 2 до х ( 2 включительно являются либо простыми, либо составными. Обозначим количество составных чисел как ((х) = х – ((х). Тогда из очевидного равенства е((х) = еx / nx получим, что х = ех / ((х), или х = е ( е((х) / ((х). В последнем равенстве изначальная монада е (выражаемая через число Дж. Непера), формирующая пространство, умножается в измерительно-функциональном смысле (значок ( вместо обычного умножения) на процедуру самодействия монады е((х) / ((х) в акте определения линейной протяженности. Записанная здесь степень экспоненты ((x) = ((х) / ((х) определяет отношение составных чисел к простым числам, то есть детерминируется движением, взаимодействием (развитием, изменением ситуации в процессе измерения) по отношению к покою (статичности, неизменности, присутствующих в процессе измерения). Монада е перед знаком взаимодействия ( символизирует изначальный акт рождения пространственных отношений в мире элементарных частиц – в процессе аннигиляции: сначала следует генерация материи и пространства из физического вакуума (из эфира, из Единого). Самодействующая монада е( / ( после знака ( символизирует взаимодействие между проявленными из «ничего» сущностями множественного мира (в том числе между парами е– ( е+ в состояниях n = 0, n = 1): затем появляется заявленный наблюдателем процесс измерения (рассмотренный ранее в простейшем одномерном варианте).
Итак, сравнивая данное рассмотрение существа размерности пространства в микромире, макромире и мегамире, приходим к выводу: эта операционная геометрическая (топологическая) характеристика «формы» бытия проявленных из Единого в мир множественного материальных сущностей сама зависит от места и времени в глобальном становлении – флуктуации конкретного «данного в ощущениях» физического мира: из эфира в эфир. Вне мира существования макроскопического субъекта познания – наблюдателя размерности иные, чем размерности его пространства и его времени. Непостижимая для макроскописта фрактальная размерность, равная трансцендентному числу е = 2.718281828459045236…, превалирует в микромире и Космосе, в котором имеются лишь ничтожные островки вещества, еще или уже не аннигилировавшего за время флуктуации. И поэтому элементарные частицы, взаимодействия между ними, эволюция материи в недрах звезд и Метагалактике должны, по-видимому, описываться не с помощью экстраполяции в эти области трехмерного пространства и одномерного времени макромира человека, а на основе развитой физики фракталов. Повсеместно и всегда испытывающий становление и флуктуации из эфира в эфир материальный мир в целом (в масштабе Метагалактики) также имеет размерность другую, нежели размерность локальных, имеющихся поблизости от homo, пространства и времени. Так называемые размерности макроскопических пространства и времени в среде обитания homo sapiens носят не «априорный», а субъективистский характер. Поэтому перенос операционной геометрии, да еще не существующих в природе n-мерных пространств, где n – целое, 3 < n ( N, на микромир и в дальний космос является предприятием не столько преждевременным и неправомерным, сколько безответственным и скоропостижным. Вкупе с юркой Горгоной общей теории относительности, витающей над физиком в обличье равенства a * 0 = b * 0, где a ( b, но после «сокращения» нулей a = b, и Гидрой, в которую превратили принцип наименьшего действия в пространствах размерности n > 3 геростраты науки, космология, построенная на экстраполяции homo-sapiens-ких пространства и времени туда, где славного вида живой природы никогда не будет, представляется зрелищем не только гебефреническим, но уже и видом особого искусства, демонстрируемого в «театре абсурда» пигмалионами и пифагорейскими синдроматиками .
Кроме того, на примере увеличения целочисленной размерности пространства, в котором формулируются законы физики и обобщаются уравнения движения, показано , что не только геометрических методов, но численных методов вообще не достаточно в принципе, чтобы отобразить все многообразие качественно различных движений физического мира. При том что принцип наименьшего действия обобщается, снимается с повестки дня сакрамент v ( c, вместо параметрического времени t вводится физическое провремя Т и удаляется из-под фундамента физического мироздания метафизический «первокирпичик» h квантовой механики. Это не спасает положения, так как физических миров, соответствующих описанию движения материи с помощью численных, формальных методов и геометрии, – неисчислимое множество. А это вносит во все формализмы неоднозначность, «калибровочность», недостаточность и необходимость дополнять их содержательным познанием, в том числе методами философии науки.
Фрактальное пространство v ( V вблизи пары е– ( е+ по существованию, взаимодействию и исходам аннигиляции образующих его элементов имеет среднюю «ветвистость» j = e – в операционном качестве, определяемом по возможной реакции прибора именно на такой фотон конкретных свойств, какой обнаружен с некоторого направления. Фрактальная размерность монофрактала е есть D = EMBED Equation.3 , где q – показатель подобия фрактального пространства . Если q = e– 1 / e, то D = e. Если q < 1, то фрактальное пространство расширяется само по себе, а не «разбегаются» объекты, расположенные в нем. Показатель подобия при генерации фрактального пространства сообразно линии Пифагора в изначальном акте рождения материи в результате флуктуации эфира определяется по аналогии с генерацией натуральных чисел.
Условие генерации монадой е протяженности в пространстве, вмещающем другие монады, определяется равенством е ( е( = х, где «угол» ((х) = ((х) / ((х) – показатель относительного самодействия монады е, а ((х) = х – ((х) есть множество составных количественных сущностей, образующихся во взаимодействии элементов из ((х), где ((х) – множество простых числовых сущностей, стационарных относительно операций ( и (–1. Условие сохранения массы изначальной монады е, определяемой как явление аннигиляции в целом, в процессе генерации пространства и массы физической субстанции, образующей его «протяженность», запишется в виде: е ( uе = 1, где u – так называемый показатель подобия, такой что вторичная масса m равна uе при самодействии монады е в переходе «интенсивное состояние ( экстенсивное состояние». Отсюда видно, что масса имманентна процессу генерации пространства: сначала она возникает вместе с рождением пары е– ( е+, затем через процесс аннигиляции из интенсивного состояния переходит в экстенсивное состояние. Масса уже сгенерированного пространства как величина, адекватная результату аннигиляции, равна массе монады е в операторном смысле.
С другой стороны, если ((х) = ((х) / ((х) – показатель экстенсивности проявления, роста проявленных сущностей из монады е, то самодействие монады е равно (q)e, откуда (q) = e1 / e. Число q, определяющее подобие монады себе самой, находится из равенства q ( (q) = 1, или в арифметическом выражении: q = e– 1 / e. Есть аналогия с формулой в работе И.М. Дремина с соавторами (см. выше), по которой определяется «масса» монофрактала по его ветвистости, равной е: m = ue. То есть размерность монофрактала как первородного, образующего элемента в цепочке актов перехода из эфира в эфир, равна размерности мультифрактала, как последнего элемента со-бытий. Последнее отождествляется с первым, вся цепочка флуктуаций – с эфиром. Минимальный элемент е– ( е+ физического мира, верифицируемого наблюдателем, эквивалентен максимальному элементу – Метагалактике. Это предпосылки космомикрофизики, построенной на представлениях об аннигиляции электрически заряженной элементарной частицы и ее античастицы с отрицанием локальной области рождения пары и образованием модусов направлений и странствования. Начальной физической субстанцией является становление с важнейшим атрибутом – единством и «борьбой» противоположностей. Перманентно возникая и самоустраняясь, субстанция как становление генерирует физическое про-странство. Сохраняясь, становление как субстанция порождает имманентное ему физическое про-время. Модусы про-странства и про-времени возникают через отражение, присущее миру как взаимосвязь явлений. Субъект познания рассматривает лишь подмодусы про-странства и про-времени, допускающие после чувственного восприятия через преломление в функциональной практике идеализацию и абстрактную деятельность. Появляются представления о протяженности, длительности, о пространстве, времени, о геометрии. С возникновением геометрии идея становления становится субъективистски менее своевременной в смысле функционального развития homo, зато она более актуальна, так как рассматривается череез формальную линзу со-бытий в «теперь».
Возвращаясь к космологической картине бытия, построенной на базе ОТО, приходим к выводу, что «разбегания» галактик в природе не существует. Но расширяется фрактальное пространство ввиду преодоления материей своего интенсивного состояния при рождении из Единого (из вакуума, из эфира, из «ничего») и вступления в фазу экстенсивного развития с конечным возвратом в Единое (в вакуум, в эфир, в «ничто»). Это так для единичной пары частиц е– ( е+, даже без возникновения новых пар. Фрактальное пространство расширяется, так как проявленная материя образует новые степени свободы при своем развитии и распространении. В микромире эти степени свободы, как считают физики, компактифицированы. Если образуется четвертое пространственное измерение, то в таком пространстве плоских вращений будет уже EMBED Equation.3 = 6, трехмерных вращений насчитывается EMBED Equation.3 = 4, а вращений 4 пространства как целого (кванта 4-пространства) образуется EMBED Equation.3 = 1. Геометрические представления могут появиться лишь через определенное время в качестве гносеологического дополнения к самопроизвольной генерации предтечи пространственных и временных модусов в онтологии становления. Человек от физического рождения до физической смерти только копирует данный процесс, как и вся органика, но геометрией для создания геометрии отнюдь не пользуется. Ввиду изобретения в окрестностях Берна идеальной машины релятивизма, работающей на принципе эквивалентности геометрии и материи, «предсказания» ОТО в этом вопросе естествознания ценности не представляют.
Переходя ко второй проблеме космических наук, напомним, что ОТО не является теорией относительности, не является теорией тяготения как в ближнем, так и в дальнем космосе. С учетом замечаний о недостатке математической корректности в процедуре вывода ее уравнений, можно заключить, что эта теория является наукой о расходимостях, равно как и квантовая механика и СТО. В общей теории относительности расходимости называются «сингулярностями», то есть ситуациями, когда регулярность, предсказуемость, однозначность и физическое понимание отсутствуют вовсе. Все «разбегающиеся» галактики при экстраполяции их движения в прошлое, по мнению адептов релятивизма, возникли из одной «точки». Поскольку время в ОТО обратимо (то есть времени в ней нет), а теория тщится быть теорией космологической, доведем эту крайность релятивизма до совершенства, ибо теория должна быть «внешне оправданной» и «внутренне совершенной».
Ввиду того что времени в ОТО нет, а есть только его формальный заменитель, причину этой фикции нужно искать там, где нет и ОТО, то есть в «сингулярности», в «точке большого взрыва». Но точка – это не «кривизна». Значит, в ней нет гравитации. Следовательно, «большой взрыв» происходит отнюдь не благодаря гравитационным эффектам, а если уж и происходит, то вследствие других физических взаимодействий. Но иные физические взаимодействия – это уже не прерогатива ОТО. Таким образом, не состоявшийся космологический тотализатор, запатентованный в Берне, в полностью аварийном состоянии после обкатки за небесными высями ввиду обратимости времени со скоростью v = c вылетает из Метагалактики в ничто: через горловину начальной «сингулярности». Но данный вакуум за пределами Метагалактики совершенно другого рода – это не Единое и не эфир. Это обратный пролапс метафизической мысли, выраженный посредством теории дырки от съеденного бублика. ОТО – теория сверхъестественного бытия за пределами Вселенной. Львиная пасть Химеры – это «сингулярная точка», «разбегающиеся галактики» – это разбегающийся для бодания козел тела Химеры; драконий хвост ее метёт фарисейской относительностью «твоё – моё».
Экспоненциальный характер «разбегания» галактик, теорию «инфляции» и «двойной инфляции» следует рассматривать с точки зрения фрактальной физики. «Квантовать» Вселенную – это опять затея в стиле Б. Спинозы, это – скрещивание ужа и ежа. Противоречивые представления о минимальном действии и шаговая механика возникли на необычайно малом островке бытия homo sapiens. Возможно, в квантовой парадигме есть шанс когда-то достигнуть адекватного объяснения явлений в микромире. Но как делить на куски Единое (единую Вселенную), лучше всего прочесть в диалоге Платона «Парменид».
Таким образом, космические науки ХХ века, отодвинув неподвижные небесные сферы Аристотеля, Н. Коперника и И. Кеплера до так называемого оптического горизонта, расстояние до которого порядка 1026 м, уткнулись в еще более фундаментальный, по своей абсолютной непробиваемости для картезианского ума, небосвод.
1.5 Теория элементарных частиц
Архит и Евдокс делили отрезки прямых линий на все более мелкие части, пока не исчерпали умозрительную процедуру дробления абстрактной геометрической конструкции, то есть пока не наткнулись на эвбулидовскую непробиваемую сферу, абсолютно неподвижную в своей первозданной фальши. Эта стена пред абстрактной деятельностью мозга оказалась сложенной из иррациональных чисел. Затем в математике появились трансцендентные числа, которые замкнули множество действительных чисел на себя, образовав новый, количественный небосвод. Континуум стал символом единства и неделимости. Однако специалисты по теории множеств нашли, что единство и неделимость подобного рода – это еще «не весь Иаков» и не всё даже в математике, и сконструировали, вопреки Аристотелю и А.Н. Колмогорову, актуально бесконечные исчислимые и неисчислимые множества. В исчислимом множестве элементов бесконечно больше, чем в континууме. В неисчислимом множестве элементов столько, что невозможно их отобразить никакими численными методами, в том числе с помощью действительных чисел. Идеальный мир чисел замкнулся на себя, не устояв перед неисчерпаемым многообразием физического бытия, из которого математик черпает вдохновение для создания числовых абстракций.
Демокрит решил, что материя состоит из атомов – мельчайших частиц. К этой мысли его привели многолетние наблюдения за сандалиями, у которых стаптывалась подошва при ходьбе по мраморным ступенькам. Камень тоже стирается от взаимодействия с обувью. Значит, камень и сандалии состоят из микроскопических кусочков, маленьких элементиков вещества, которые отрываются от основной массы при соприкосновении друг с другом, при трении. Посему на Олимпе теории элементарных частиц должен по праву возвышаться постамент, на котором – стоптанный башмак из крокодильей кожи.
Эпикура интересовало движение атомов в пустоте. Тит Лукреций Кар рассматривал комбинации различных корпускул в веществе и предложил модель атомистической генетики. Затем, по аналогии с поисками крупиц истины в философском камне, дробить стали такие физические явления, как присущая телам теплота (теплород) и пламя (флогистон). Через некоторое время ученые уменьшили количество начальных сущностей, заменив атом теплоты энергией движения корпускул, а квант огня – достаточно большой энергией движения корпускул вещества с одновременным образованием видимого электромагнитного поля. Заметим, что частичку электричества, названную электроном, И.С. Алексеев сравнил с флогистоном, имея в виду, что масса, заряд и спин элементарных частиц суть нечто единое, имманентное еще не открытому уровню движения материи. Тенденция атомизма как натурфилософского учения видна в том, что при всё большем дроблении конкретных материальных сущностей на составляющие их «первокирпичики» в представлениях познающего субъекта появляются новые формы движения, а объемы пустоты, в которой появляются и исчезают разного рода «флогистоны», увеличиваются. Материальный мир «пустеет», разрежается, зато увеличивается число степеней свободы движения его элементарных образований.
В противовес и как дополнение ко все более исчезающей в малом и в целом материи возникают представления о физическом вакууме – вместо эйдосов Демокрита в пустоте, ибо, как изрек Аристотель, в природе нет пустоты, тем паче – абсолютной. Эфир в силу своего определения – неподвижная во всех системах отсчета предматериальная субстанция. Но, допустив элементарный логический просчет, эфир во времена А. Майкельсона и Э. Морли естествоиспытатели считали почему-то покоящимся только в некоторой избранной системе отсчета. Не обнаружив этой «божьей избранницы», так как не могли обнаружить ее в принципе, идеологи всеобщего релятивизма отвергли гипотезу эфира, заменив ее почти конструктивно адекватным в мире электромагнетизма постулатом равенства скоростей света константе во всех инерциальных системах отсчета. Но это может быть справедливым только в том случае, если все характеристики вещества и полей определяются через явления мира электричества и магнетизма с распространением сигналов со скоростью света. Иными словами, получается, что масса – это тоже одно из свойств электромагнитной материи. Что это не так, показал опыт Вавилова – Черенкова. Гравитация тоже носит электромагнитный характер. Элементарные частицы с их слабым взаимодействием и сильными взаимодействиями нескольких сортов – также чисто электромагнитные сущности. Вначале метафизика была синонимом геометризации материи, теперь она «улучшилась» в попытках представить все многообразие физического мира через сфинкс электромагнетизма. Но намагнетизированный идеализмом физический мир – это примерно то же самое, что и геометризованная гравитация. На то физическая вселенная и являет собой взаимосвязь неисчерпаемых по разнообразию и качествам движений, что не сводится к какому-либо одному из них. И это доказывается развитием физики элементарных частиц.
В 1906 – 1910 гг. Р. Милликен провел опыты по обнаружению мельчайшей частички электричества – электрона. В 1919 году Э. Резерфорд открыл протон, а в 1932 году Д. Чедвик пришел к выводу, что наблюдаемые им странные лучи состоят из нейтронов. В 1931 году П. Дирак предсказал существование позитронов. В дальнейшем экспериментаторы обнаружили несколько сотен различных элементарных частиц, включая античастицы и резонансы. Надеясь найти один-единственный и долгожданный «первокирпичик», из которого – всё, физики оказались перед необходимостью регистрировать лавину все новых и новых объектов микромира. Чтобы как-то упорядочить результаты экспериментальных исследований, ученые вступили на давнюю и достаточно известную в макромире тропу рационализации физического знания посредством геометрических методов. Так в сравнительно молодой теории элементарных частиц возник прецедент картезианской флогистонизации.
Метафизика в варианте Р. Декарта требует для своего роста из ничего питательные для нее идеи фикс. Естествоиспытатель ХХ века просто жить не может без пустоты в природе и в мыслях. Вскоре вместо потерянного материального «первокирпичика» была найдена другая опора агностицизма. Унитарной симметрией этот субпродукт орудия выживания – мозга, в том числе в научном мире, называется. Суть находки состоит в следующем.
Мысленно раскладывая элементарные частицы по абстрактным полочкам, физики вводят не существующие в природе фикции: изотопический спин и гиперзаряд (см., например, ). Натурфилософ не знает, что такое просто заряд – электрический заряд; он не знает, что такое просто спин, убеждая себя, что это – собственный момент импульса частицы, вращающейся вокруг себя подобно планете Земля. Задавать вопросы, что такое электрический заряд, или что такое спин, могут только самые отъявленные простофили из числа субъектов физического познания. Задавать такие вопросы – это значит быть… «метафизиком», это не принято, тем более что от задающих подобные вопросы правильные, респектабельные ученые в негодовании отворачиваются. А вот вводить в обиход, в околонаучный жаргон словоизвержения типа «гиперзаряд», «изоспин» и «суперсимметрия» – в порядке вещей. Не знает натурфилософ, что такое спин и заряд, что такое масса, а из паутины фикций в пустоте геометрии строит, словно членистобрюхое, сеть для поимки «первокирпичика». Воистину, все представители фауны земной биологической жизни одинаковы!
Когда сеть унитарной симметрии в полном согласии с геометрическими представлениями макромира свита, невзирая на другую размерность пространственного и временного бытия объектов микромира, нежели в среде обитания человека, она забрасывается в море элементарных частиц. Поймав несколько резонансов, то есть блеклых теней от элементарных частиц, в ближних водах вакуумного мелководья, экспериментаторы, вдохновленные удачей и подбадриваемые теоретиками, привязывают к сети в качестве грузила тяжелый ускоритель и кидают ее в глубину – в промежность между известными уже флогистонами. Тут продолжатели святого революцьённого дела всеобщего релятивизма получают три порции эффектов. Одна из них: множественное рождение уже пойманных ранее адронов вместо новых таинственно-манящих жемчужин микромира в секунды приближения стенопробивающего орудия тарана – элементарной частицы к «пределу» скоростей. Следовательно, здесь же появляется другой подарок из опытов по рассеянию частиц при соударениях: спринтерская частица в фазотроне, на которую была сделана релятивистская ставка, исчезает задолго до достижения ею скорости v = c, так ничего и не подтвердив. Третья порция эффектов капает с пера теоретиков М. Гелл-Мана и Г. Цвейга . Эти эффекты теоретической мысли – уже нечто необычное, ввиду экстравагантных свойств авторами названное даже кварками (то есть чертями). Тем паче что они тоже не вписываются в каноны СТО. Однако пресса на полном основании окрестила кудесников теоретической мысли вундеркиндами. Одни нарекаются чудо-детьми науки, вписав в ее потрепанные страницы новые иероглифы, понятные только в страшном сне умозрительной медитации, другие, не поддающиеся всеобщему эпистемологическому психозу околонауки независимые ученые, подвергаются насильственной пигмалионизации, а затем чародеизации.
Чтобы удовлетворить требованиям унитарной симметрии, условия для которых получают из рассмотрения построенных на матрицах геометрических фикций из фикций гиперзаряда и изоспина (по аналогии с матрицами линейных преобразований координат в трехмерном макропространстве), вводят дробные заряды электричества: ( 1/3, ( 2/3 от заряда электрона. Желая снять дебаркадер теоретической мысли с мели познания, теоретики садят на мель баржу экспериментаторов. Чтобы, как и в случае «подтверждения» ОТО, найти «внешние оправдания» для «внутренне совершенной» теории сильных взаимодействий, позитивисты пересматривают опыты Р. Милликена, стараясь найти «полезный сигнал» в его экспериментальных результатах. Тщетно. Как и в случае попыток обнаружить гравитационные волны после замены движения материи «кривизной» пустоты в ОТО, чтобы найти кварки в реальном физическом мире, метафизики обращают взоры в небо, ловя ими эманацию из недр Вселенной. Ибо в них можно найти всё – вспомним про быстротечную жизнь пионов, якобы своим подвигом подтверждающих формулу для преобразования времени в СТО. Для кварковой модели характерно отсутствие лоренц-инвариантности, в частности для симметрии SU(6), (см. Б. Фелд, с. 324). Обескураживающие результаты по поимке кварков ведут к тому, что «среди физиков, работающих в области элементарных частиц, постепенно укрепляется мнение, что кварки никогда не будут найдены… и это, пожалуй, самая интригующая тайна современной физики элементарных частиц» (Б. Фелд, с. 327).
Но массы у кварков очень и очень большие, поэтому их нельзя (!) обнаружить (см. , где пределы для массы кварков даны такие: 5 ГэВ ? 30 ГэВ). Когда массы у элементарных частиц очень малые, их тоже нельзя обнаружить, например нейтрино всех трех сортов . В последнем случае вопрос понятен – нужна хорошая точность регистрирующих приборов и огромный поток нейтрино, даже под землей. Для кварков, похоже, задача неразрешима, ибо они – умозрительные математические фикции. Тем паче, если фикции очень тяжелые.
Так возникла теория конфайнмента – невылетания кварков из мешков, в которые их упрятало перо теоретика, чтобы свести концы с концами в проблеме систематизации частиц. Кварковые мешки двух сортов – по численности обитателей в них. Мезонные квартиры рассчитаны на двух жильцов, барионные квартиры – на троицу. Мешки с разными квартирантами для идентификации с реальными элементарными частицами красятся в разные «цвета» и имеют разные «запахи». По тому, как ведут себя новоиспеченные бюргеры за оболочкой мешков, определяется их общий моральный облик: кварки бывают «странные», «очарованные», «верхние» и «нижние»; они то «боттомоны», то «топомоны». Некоторые романтики от физики склонны породе сивых парнокопытных дать ленту с эпифорой «красивые» (ср. с англ. beauty = красота). Примечательно, что название кра-сивого племени складывается из комбинации нескольких слов: bother (мученик), bottom (дно), botte (бутылка), botuism (яд), что в совокупности значит: боттомонии – это мученики на дне бутылки с ядом. По тому же принципу вводится название племени топониев: tope (акула), tope (пьяница), tophet (ад), что означает: пьяные акулы в аду. Важно при этом, чтобы изнутри приклеенные к мешкам черти (gue = клей) вели себя согласно внешней обстановке: массе, заряду, спину элементарной частицы, которую ввиду своих непревзойденных имитационных наклонностей изображают. «Внутреннее совершенство» вместе с клеем, то есть с глюонами, находится в мешке, а «внешнее оправдание» стучится снаружи. По своим качествам и абсурдности познавательная ситуация такая же, как в ОТО. Только мешок для ускоренного релятивизма – это геометрическая сингулярность, в которой всё «совершенство» теории, а где-то внутри и за «точкой» сингулярности – «внешнее оправдание», то есть причины этой «точки» и вселенского пламени из нее. Слово «внешний» здесь употребляется в смысле «находящийся вне физической вселенной». А в теории элементарных частиц всё «совершенство» мира сверхъестественного бытия с его главными героями – в мешках конечных размеров, которые определены по длительности и протяженности реальных элементарных частиц. Характерно, что в современной теории элементарных частиц «внешнее оправдание» для потусторонних сущностей находится не за пределами физической вселенной, как это правильно понимается в ОТО, а именно в окружающем объективном мире.
Метод перекладывания кубиков, практикуемый в физике кварков, если это можно назвать физикой, применяется для предсказания новых объектов микромира. Так, якобы, делается прогноз относительно частицы ? –. Затем обнаружение частицы представляется как подтверждение теории. Однако это действо – предсказание – можно произвести еще по меньшей мере десятком способов. Но элементарной задачи определения спектра масс элементарных частиц метод подгонок не решает. В этом тоже есть определенный charm кварков.
Но дырка от бублика – и там, и тут. Кварки из мешков «не вылетают». Чем быстрее кварк приближается к краю мешка, чем он ближе к нему, тем он дальше от него. Чем быстрее и норовистее кварк, тем он медленнее и покорнее. «Инфракрасным рабством» это называется. Для кварков в мешке, испускающих свои сатанистские флюиды из центра мешка для «создания» лавины элементарных частиц, мир окружен абсолютно непробиваемой неподвижной сферой. В этом, наконец, обнаруживается единство нынешней теории элементарных частиц со скоростной теорией относительности, породившей «оптический горизонт», под которым весь мир. В этом же проявляются непререкаемая преемственность мышления новаторов науки ХХ века и сходство в ретроспективе с абсолютно сферическим мышлением плеяды натурфилософов, начиная с античных астрономов и кончая Н. Коперником, Г. Галилеем и И. Кеплером.
О квинтэссенции неопозитивизма и картезианской метафизики можно судить по работе Б. Паркера. Изложение проблем слияния космологии, гравитации, астрофизики и теории элементарных частиц под флагом геометризации начинается так: «Эйнштейн умер около сорока лет назад, так и не осуществив свою мечту – построить единую теорию, описывающую Вселенную в целом… Несмотря на огромные усилия, Эйнштейна постигла неудача». Заканчивается книга констатацией закономерного финала: «Но пока никому успеха добиться не удалось». Далее повторение мысли Н. Бора и вывод: «Требуются безумные идеи, достаточно безумные, чтобы быть верными». Новому Эйнштейну наверняка понадобятся новые безумные идеи» . Хочется добавить к оптимистическому резюме Б. Паркера, находящемуся в консонансе с мнением модернистов начала ХХ века, что да, действительно, «новому Эйнштейну» нужно рожать «новые безумные идеи», а физику пора избавляться от «безумных идей» и выдвигать, по возможности, умные.
* * *
Рассмотрение физической картины бытия позволяет увидеть, что эволюция метафизики происходила по магистральному пути: А-метафизика ( П метафизика ( К-метафизика. Если в ХХ веке в связи с катаклизмами в общественно-политической и материально-экономической жизни европейской цивилизации стало заметно влияние картезианства и спинозизма в такой менее информативной среде, как наука, в частности физика, то метод аналогий сопровождал научную мысль издревле. Еще Э.Б. де Кондильяк заметил, что «Первоначально статуя не представляет себе ничего за тем пространством, которое она открывает вокруг себя, и поэтому она не считает, что существует какое-либо другое пространство» . Посему в неизвестное «статуя» мысленно несет то, что ей известно в ее обычном бытии, особенно воплощая метод аналогий в научных исследованиях с созданием систем числовых и геометрических абстракций. В отношении комплекса космических наук актуально замечание классика: «… Каждый прельщается своей собственной системой. Мы видим лишь то, что нас окружает, а думаем, что видим всё, что есть: мы – как дети, которые воображают, будто на краю равнины они коснутся рукой неба» . Что удивительно, это суждение справедливо и для мешков с кварками. Таким образом, аналогия как общенаучный метод идет впереди ученого и увлекает его… в «сингулярность».
Однако метафизическая трансмутация научных изысканий, как украшение творческого процесса в естествознании, наблюдается уже два с половиной тысячелетия. Пифагорейский идеализм и аристотелевская метафизика стали базой при возникновении и развитии естественных наук, математики и логики. Затем наступила эра метафизики Плотина как разновидность агностицизма – с «экстазами», экзальтацией, мистикой и воспарением в миры иные. Рационализм вернул утраченные было позиции – в форме картезианства. Особенный идеалистический перекос был связан с так называемой геометризацией всех наук, всякого знания, даже философии. Но Эрлангенская программа, как частный эпизод в глобальном процессе вызревания научного метода, гносеологии, философии и методологии науки, привела физику к абсолютно неподвижной сфере идеализма почти во всех ее разделах. Ведь и математика страдает тем же – неконструктивной метафизикой и непоследовательностью в построениях. «Край неба» получается то в образе «континуума» или возвращается в сознание в форме «инфракрасного рабства», то является в форме «оптического горизонта», или как «дырка от бублика» в микромире, то как «точка» святой сингулярности. Характерно, что вместо занебесного плотиновского божества бог теперь утрамбовывается в имена создателей метафизической картины мира, такие как М. Планк, А. Эйнштейн, Н. Бор, М. Борн и т.п. В этой тенденции переместить центр челобития с вымышленного идола Иисуса на новых героев видна не только старая метопистическая извилина революцьёнеров науки ХХ века, не только стремление реанимировать времена переворотов, но вполне определенно и явственно обнаруживается и пролапс прозелитизма – славопение в честь ????-????? СТО, ОТО и квантовой механики, с тем чтобы «предохранить» человечество от движения вперед, к новым вершинам познания.
Как «дополнительный» элемент к попытке создания модерных божков в науке выглядит новаторская инициатива по работе с нечистой силой в мешках с кварками для микромира. За пределами Вселенной в «сингулярности» у апологетов причудливой смеси религиозно-научного верования, картезианской метафизики и откровенного сатанизма, надо полагать, находится Демиург, в вакууме и в дырке от бублика – прячется Люцифер, а между ними летают «богом избранные» ангелы науки. Всё как встарь – та же мифология, только инкрустированная новыми околонаучными понятиями и теориями. Близок все-таки А.Ф. Лосев к истине . Но и эта истина, как намекнул поэт Ф.И. Тютчев, возможно, останется таковой, если более произноситься не будет. Несмотря на то, что Эвбулид предрек, вообще говоря, свободу и от истины, и от лжи – как от неизменных во все времена алгоритмов и результатов практических оценок высказываний о явлениях.
Тем не менее общий крен «современной» науки, особенно натуральной философии, вполне заметен. Он в сторону живописного срастания, интригующей смеси картезианской метафизики и метафизики Плотина – от онтологически оправданной метафизики Аристотеля в сторону гносеологически окрашенной метафизики Р. Декарта и элиминации в облака религиозной метафизики. Этот противоречивый симбиоз разновидностей агностицизма, психологизма, мифологизма, эпистемологического релятивизма и экстравертного фаллибилизма парадоксален на фоне увеличения эмпирического базиса науки с развитием техники, мышления и возможностей чувственного восприятия homo sapiens. Хотя, быть может, он является ответом, дополнением к онтологической деятельности, реакцией для установления своеобразного баланса между увеличивающимся объемом экспериментальных данных, эмпирической информации и теоретизированием как информационным процессом. Когда теоретизированные фаланги познания не успевают за экспериментом, тогда и появляются авоськи с чертями в черновиках теоретиков – пугнистов и глориков, затем вытряхиваемые на страницы научных журналов. По-видимому, для физики, выросшей из физики ХХ века, крайне необходим хороший доктор, чтобы избавить ее от многих элефантических синдромов. Этот доктор, очевидно, не есть отдельный человек, не природа человека, но окружающая его природа – ?????.
* * *
Касаясь парадоксальной ситуации, сложившейся в физике в результате модерных вложений в науку на заре прошлого века, невозможно рассматривать ее вне контекста общественно-политических и материально экономических преобразований. Эту мысль в различных аспектах проводит Р.М. Нугаев . При интерпретации положений квантовой теории и теории относительности на фоне классической науки «…трудности возникли из-за того, что за пределами исследования оставались социокультурные особенности научного познания» (с. 125). Обычно какая-то парадигма делится на три блока: 1) блок моделей, основанный на содержательном знании, с последующей аксиоматикой; 2) блок методологических и философских норм, позволяющий производить переоценку ценностей первого блока; 3) аксиологический блок, или собственно ценностный блок.
Новые нормы и ценности проецируются в науку из социокультурного фона, из так называемого культурного антуража, из «культуры». Главным образом это происходит вследствие противоречивости социально экономи-ческих и общественно-политических новаций, переворотов, революций. На ученых воздействие окружающего социокультурного фона может производиться опосредованно. Изучая биографии творцов революцьённой науки, исследователи приходят к выводу, что заметна «связь Кьеркегора и Бора, Достоевского и Эйнштейна, Пикассо и Паули». В частности, принцип дополнительности, выдвинутый Н. Бором, ставится в заслугу С. Кьеркегору. Лидеры научных фаланг вначале впитывают духовные эманации культурного наследия эпохи, затем «остальные члены сообщества, в силу социально-психологических реакций подражания или в силу боязни отстать от большинства, могут, не задумываясь, следовать за лидерами» (с. 126).
Социокультурная обусловленность содержания научного поиска ведет к релятивизму (в философии науки). Конечно, в проблеме ориентации научных изысканий существуют когнитивные и этические ценности, но они имеют подчиненный характер. Здесь следовало бы, перечисляя «объекты ценностного влияния» на науку, вслед за утверждением зависимости исследований от производственных потребностей, вспомнить о материально-экономических и социально-политических моментах, о формах собственности и их переделах. Что касается частных аксиологических мотиваций, то переходы между когнитивными или эпистемологическими ценностями в фундаментальных теоретических и экспериментальных исследованиях «не могут быть описаны в рамках жестких алгоритмов» (с. 128) – в согласии с методом аналогий, по критериям принципа соответствия. Для независимого ученого они представляют собой творческий процесс. Об этом упоминает В.С. Степин .
«Жесткого алгоритма нет», но тем не менее «победившая парадигма лучше своих конкурентов потому, что она в большей степени соответствует групповым ценностям научной элиты [ценностным ориентирам фаланги, как считает Г. Гейне], лучше вписывается в социально-политическую ситуацию или лучше функционирует в социально-экономическом механизме распределения грантов» [материальных ценностей, социальных благ и привилегий]. В этом видна рациональность перехода от одной научной парадигмы к другой, но исчезает место для «обращения в новую веру». Согласно Т. Куну, так и происходит смена парадигм.
По Л. Лакатосу, однако, разрешения конфликтов между аксиологическими противоречиями, основанными на социально-политическом и материально-экономическом влиянии на науку, не существует. Это не исключает появления частных механизмов согласования ценностей. «Встреча парадигм – это не только столкновение их метафизических компонентов, но и столкновение ценностей и связанное с ними столкновение ценностных ориентаций разных научных сообществ» (с. 131).
Р.М. Нугаев относит позитивистов к сторонникам термодинамики, или, напротив, специалистов в области термодинамики – к позитивистам. Реалистичный ученый – это, по его мнению, непременно атомист. О рефлексиях «реалистических» творцов кварковой теории элементарных частиц и их детищах можно судить даже исходя только из анализа лингвистической метафизики, что было показано выше. Социокультурный фактор в развитии науки призван, оказывается, «примирять разные парадигмы». В целом конформизм цитируемого прозелитиста не решает задачи, стоящей перед философией науки: помочь ей определить, приобрести действительно ценные и достаточно общие ориентиры и направления развития.
Другой аспект смены парадигм так или иначе рассмотрен в статье . Без обиняков, называя вещи своими именами, Д. Гудстейн пишет: «Среди ученых принято считать, что обман в науке встречается редко или вообще не встречается. Тем не менее в последнее время он стал весьма актуальной темой». Перечислять имена всех авторов фальсификаций и объяснять суть их надувательств здесь просто не хватило бы места – этой темы мы достаточно продолжительно касались по ходу данных заметок. Примеры можно приводить не только из области физики или математики, хотя обман в этих областях знания часто граничит с «чистосердечным» непониманием предмета своей научной деятельности, но и из анатомии, медицины, психиатрии, истории, археологии и т.д. и т.п.
«Любой думающий человек должен задаться вопросами: Насколько обычен обман в науке? Как часто он встречается? Не настолько ли редко, что об этом не стоит и беспокоиться? Одна из причин того, что никто точно не знает, насколько распространен обман в науке, состоит в том, что никто точно не знает, что такое обман в науке» (с. 94). Сознательно неправильная интерпретация опытных данных, методик и анализов, плагиат и нарушения авторских прав, откровенное нарушение законов природы, «например законов, относящихся к человеческому организму [время жизни близнеца в СТО], рекомбинантным ДНК и т.п.» – только малая часть всех способов из арсенала лжецов науки. Ранее были вскрыты и приподняты над пеленой авторитарного давления научных «лидеров» лишь некоторые «вехи» в общем мультипликативном процессе разрастания лжи в науке. Но принципиальной фальши формальных теорий в математике, физике и… устоявшихся философских доктрин коснулся еще Л. Витгенштейн.
В качестве истца выступает наука. «Для того чтобы добиться своего, истец должен доказать пять пунктов: 1) было сделано ложное утверждение, иначе говоря, ответчик обманул; 2) ответчик знал, что оно ложное, или проявил халатность, не выяснив, так ли это; 3) было намерение внушить веру в этот обман; 4) у истца были разумные основания для веры; 5) в результате имел место ущерб». Первые три пункта обычно принимаются к рассмотрению соответствующими органами. По отношению к науке мало кто интересуется основаниями для веры и реальным ущербом, так как иски по четвертому и пятому пунктам трудны и для формулировок, и для конкретной обвинительной инициативы. «Нет такой области человеческой деятельности, которая могла бы выдержать сияние безжалостной абсолютной честности. Мы все вносим немного притворства в то, что мы думаем, для того, чтобы хоть немного облегчить себе жизнь. Поскольку наука – очень «человеческая» область деятельности, то, делая ее, мы также неизбежно вносим притворство и искажения. К примеру, каждая научная статья пишется так, как будто это конкретное исследование и является триумфальным шествием от одной истины к другой. Однако все мы, практические работники, знаем, что каждый научный эксперимент хаотичен, как война. Никогда не знаешь, что происходит; никогда не понять, что означают данные… Это своего рода лицемерие, но оно глубоко проникло в те методы, которыми мы делает науку. Мы так привыкли к ним, что уже и не считаем это фальшивой подачей материала» (с. 98).
Подводя итог развитию физической науки в ХХ веке, можно отметить следующие моменты. Квантовая механика обнаруживается как гибрид постнеотомизма и модального субъективизма. Квантово-механическая картина микромира является индетерминистской; в ней превалируют элементы диавольского постнеотомизма, причудливо выросшего из метафизики Плотина. Агностицизм квантовой физики замаскирован в пробабилизме модальностей «как бы», «может быть», «вроде бы», «авось» и «абы как». В целом шаговый механицизм служит примером того, как не надо строить физические теории вообще и предлагать учения о тех явлениях, которые лжеученый не понимает, в частности.
Гебефрения специальной теории относительности ярко выражена в скоростном релятивизме, доведенном до официально принятой околонаучной догмы, – это вызов всей прогрессивной науке XXI века. Преодоление фаллибилического культа ветхозаветных измышлений начала ХХ века – трудная задача, которую в муках предстоит решить научной молодежи в целом и каждому индивиду в отдельности, вырабатывая независимость и самостоятельность в исследованиях и мыслях.
Общая теория относительности – учение о дырке от съеденного бублика. Всеобщего релятивизма нет, «потому что не может быть никогда» (Козьма Прутков). Тем не менее в качестве вершины человеческой мысли на Олимп науки была установлена ОТО, явившаяся удивительно неудачной пародией на физику гравитации и образцом попытки редуцировать материально-экономическую реляцию «твоё – моё» в область геометрии тяготения. Эта «вершина» физики ХХ века метафизична своей тензорностью пустоты протяженности и непререкаемой всеобщей ковариантностью.
Теория элементарных частиц – сонмище умозрительных чертей на горячей сковороде супермодерного сюрреализма в центре физической картины мира, окаймленной сатанизмом квантовых телепортаций, передачи мыслей по квантовому телеграфу и релятивистским бредом прорицательницы Пифии. Космология – это сказка, которую мог бы придумать об окружающем мире, например, какой-либо обитатель летнего водоема по имени Головастик, взирая на звезды из мутных вод общей теории относительности.
Корней лжи в познании касались Эвбулид, Аристотель (когда говорил о роли поэтов в науке), незабвенный стихотворец Ф.И. Тютчев и его неподверженные рже времени почитатели. «Зри в корень», как увещевает Козьма Прутков. По всей видимости, корни лжи берут начало в глубине прозябания homo sapiens, в недрах способа существования его «белкового тела», в закоулках программы поддержания устойчивого бытия органической жизни, в закоулках аминокислотного мышления.
Таким образом, в бурной реке натурфилософского познания ХХ века физическая теория и экспериментальные данные находятся в отношении жмущего левого сапога и правой ноги в нем, или в отношении обвинителя и обвиняемого, соответственно. Модерная теоретическая мысль, возвысившись над миром чувств, привела к лидерству абстракции в сравнении с конкретным и непосредственным содержанием. Мир идеального воспарился над миром природы, картезианская метафизика – над метафизикой Аристотеля. Животворное физическое явление, неверно, поспешно, бездумно, позитивистски воспринимаемое, увлекается под пресс прагматических измышлений плеяды новых реформаторов и революцьёнеров в науке, набравшихся завидного энтузиазма и вдохновения у зачинателей общественно-политических и материально экономических переделов и переворотов на заре прошлого столетия. Эйфория, вызванная мимолетными, сиюминутными успехами в одной конкретной области, касающейся перераспределения в достаточно обширной части общего метаболизма, благодаря усилиям модернистов становится заметной в частных науках.
В изучении природы концептуальные и методологические вопросы исторически рассматривались сначала в натуральной философии, затем, по мере их возникновения, в естественных науках. Часто исследования проводились параллельно, передвигая границы между философией и естествознанием. Философия природы представляла собой в основном философско-умозрительное описание и объяснение природных явлений, рассматриваемых в их целостности. Причина этого – недостаточность фактического материала о природе, ее явлениях и процессах, носящего разрозненный, фрагментарный характер, а также отсутствие ряда областей естествознания вплоть до XIX в. Математика, механика, астрономия и физика сформировались в XVIII в., а химия, геология, биология только находились в фазе становления.
Таким образом, по объективным обстоятельствам натурфилософия была призвана заменять недостающие факты и отсутствующие разделы естествознания; как следствие, для объяснения природных явлений вводились разнообразные «жизненные силы» или специальные физические вещества, такие как например теплород, флогистон, электрожидкость и др. Родоначальниками этого направления, отличного от метафизики, были представители ионийской (милетской) школы. Природа рассматривалась как нечто целое, нерасчлененное на части. Она рассматривалась как нечто живое, развивающееся. Но уже тогда ставилась задача найти единое первоначало: вода (Фалес), апейрон (Анаксимандр), атомы (Демокрит), огонь (Гераклит). Возникла идея единства противоположностей и их взаимодействия через «борьбу».
Аристотель придал натурфилософии естественнонаучный характер и выдвинул основные методологические идеи:
природа существует объективно и является причиной себя;
явления природы взаимосвязаны, материя превращается из одного вида в другой;
мир изменяется, в нем взаимно дополнительны уничтожение и возникновение;
природа иерархична, разделена на структурные уровни.
Невзирая на геоцентризм, идеи конечности Вселенной и ее «перводвигателя», в натурфилософии Аристотеля были высказаны глубокие и ценные мысли о систематизации и классификации знаний, космологическое учение, определение жизни как самообеспечение и наращивание «жизненной силы» – в единстве и «борьбе» с противостоящим окружающим миром. Здесь видны истоки основной идеи синергетики: необратимое развитие во взаимодействии и содружестве различных систем.
Евклид продолжил развитие натурфилософии, приведя в систему все математические достижения Античности, – труд «Начала» (15 книг). Им был создан метод аксиоматического построения естественных наук. Эпикур дополнил учение Демокрита об атомах необходимостью изучения их «жизненных сил» и причин движения. Лукреций на основе атомистики впервые разработал принципы генетики как причины генезиса и развития сложных биологических систем и организмов.
В новое время, с XVII в., начинается параллельное и взаимосвязанное существование натурфилософии и возникающих естественных наук – труды Ф. Бэкона, Р. Декарта, Б. Спинозы и др. мыслителей. И. Кант развил идею универсальной взаимосвязи мира, системного характера Вселенной; он объединял принципы историзма и системности. Канту принадлежит фундаментальная идея об уровнях организации материи, целесообразности и целостности органического мира. Канту чужд механицизм, но он считал, что во всяком знании столько науки, сколько в ней математики, что материя и движение неразрывно связаны. Кант подчеркивал связь категорий рассудка в процессе возникновения пред’опытных (априорных) синтетических суждений в естественных науках. Он указывал на необходимость объединения чувственного опыта и логических категорий . Кант и Шеллинг отмечали «пронизанность» идеей развития всего естествознания, полярность и противоречивость как глубинных источников активности и развития физического мира и живой природы. При этом всеобщая связь явлений, единство и целостность природы приобретают непреходящее значение. Природа – это «всевеликий организм».
Гегель ставил задачу изучать природу в ее целостности и развитии (содружество, целостность, взаимосвязь и прибавление, развитие, рост – две основных идеи синергетики), используя диалектику . Он придерживался убеждения, что в изучении природы философские и естественнонаучные знания едины. Гегель различал уровни развития природы и соответствующие им естественные науки: механику, биологию, геологию, физиологию. Над естествознанием властвует Логика (диалектика и теория познания), то есть, в конечном итоге, философия, а всякая наука, по Гегелю, есть «прикладная логика». При недостаточности опытных фактов такие натурфилософия и логика дополнялись фантазией и вымыслами. В этом видится элемент субъективного идеализма на всех этапах развития естественных наук, но не в духе Канта, а в смысле образования различных течений в метафизике, в том числе в смысле косности и «окаменелости» мышления. Нужно констатировать, что натурфилософия подверглась критике со стороны естествоиспытателей и позитивистов; она все более отдалялась от непосредственного изучения природных явлений и трансформировалась в средство изучения концептуального аппарата естественных наук .
Естествознание как система наук о природе занимается изучением всего сущего, всего мира (материи, Вселенной, объективной реальности), с одной стороны, и среды обитания человека, как естественной, так и искусственной, с другой стороны. Две грани приложения естественных наук в синергетической методологии необходимо взаимосвязаны. Естествознание призвано раскрывать сущность явлений природы, их законы, предвидеть новые явления и процессы, практически использовать полученную информацию в технологиях и технике, разрабатывать принципы и методы дальнейшего познания природы.
Естествознание в XVI – XVII вв. характеризуется зарождением механистического толкования явлений природы, их детерминистического и причинного объяснения (лапласовский фатализм) и переходом к эволюционным представлениям с конца XVIII в. и начала XIX в. Естествознание испытало, условно, две революции. В доньютоновской стадии развитие естествознания происходило под влиянием работ Н. Коперника в астрономии (геоцентризм), Дж. Бруно (единство и бесконечность Вселенной) и Г. Галилея (законы сохранения в физике, идея инерции, принцип относительности). Вторая революция связана с именем И. Ньютона. Этот этап характеризуется синтезом экспериментальных (падающее яблоко) и теоретических (математические формулировки выявленных закономерностей и законов движения в механике) методов. Опираясь на аналитический, синтетический и дедуктивный методы экспериментального исследования природы, установили законы движения планет И. Кеплер и законы механики и всемирного тяготения И. Ньютон. В центре методологии естественных наук появился метод принципов (постулатов, аксиом, законов) и их дедуктивного развертывания (теоремы и следствия). Задача – математически сформулировать взаимосвязи естественных процессов. Наука отдалялась от умозрительной натурфилософии (от метафизики), но опиралась на новые абстракции и идеализацию явлений природы.
Так, весь мир представлялся как совокупность неделимых и неизменных корпускул, движущихся в абсолютных пространстве и времени. Отсюда, из математического описания, доступного «всеобъемлющему уму», следует предопределенность всего и вся Лапласа. Но механические тела и пространство были метафизически разделены как независимые друг от друга объекты физического мира. Природа рисовалась в воображении как несложная машина, управляемая жестко детерминированно, без качественных изменений, по инерции, без эволюционных преобразований, с помощью нескольких законов и принципов. В целом механицизм представлял собой крайнюю форму редукционизма. Он опирался на методологический принцип, согласно которому сложные явления природы можно однозначно и полностью объяснить на основе представлений о низших формах движения материи. Само по себе такое расчленение единых качеств неисчерпаемой на многообразие связей окружающей природы на «простые» и «сложные» качества и движения метафизично. Например, новые метафизики пытались свести закономерности развития организма животного к описанию положения и движения всех корпускул, составляющих его тело.
От этой естественнонаучной фазы с начала 30-х гг. XIX в. до начала ХХ в. берет истоки этап зарождения и формирования идеи эволюционного развития природы. Накапливались новые факты и эмпирический материал, которые вступали в противоречие с механистической картиной мира. Считается, что третья революция в естествознании начиналась с работ Фарадея и Максвелла. Открытые ими явления в мире электричества и магнетизма не умещались в рамки механистической парадигмы. Была выдвинута гипотеза о существовании новой физической реальности, а именно идея поля . Научное мировоззрение испытало переход от механистического к электромагнитному.
Однако к концу XIX в. стало очевидно, что метод расчленения и изоляции частной физической действительности от всего остального физического мира наталкивается на свои границы. Выявляется влияние субъекта познания на процесс познания, на предмет исследования. Естественнонаучная картина мира перестает быть лишь естественнонаучной, так как в нее включается человек, внося необходимый атрибут субъективности. В биологии и психологии это влияние ощущается еще более, нежели в физике и астрономии. Так возникают предпосылки 4-й революции в естествознании.
В начале ХХ в. выясняется, что для понимания и объяснения физических явлений уже недостаточно методологии, основанной на классической механике и электродинамике Максвелла. Открыты явления радиоактивности химических элементов, рентгеновские лучи, первые элементарные частицы. Характер движения частиц противоречил механистической и электромагнитной картинам физических явлений. М. Планк был вынужден ввести квант действия, чтобы спасти классическую теорию излучения нагретых физических тел. Устойчивую, но «сумасшедшую» дискретную модель атома предложил Н. Бор. Физика претерпела большие концептуальные изменения, детерминизм и строгая классическая причинная обусловленность явлений уступили место статистическим закономерностям. Вместо точного математического описания процессов в естественные науки стал внедряться вероятностный прогноз.
С другой стороны, благодаря теории относительности были сделаны первые шаги к отказу от абстракции отчуждения пространства и времени от материи, а материи – от пространства и времени. Это в большой мере проявилось с созданием общей теории относительности.
«Процесс развития Стационарной Вселенной, – пишет Р.Е. Ровинский, – это однонаправленный процесс управления» и тепловая смерть Вселенной. Альтернатива тепловой смерти видится в саморазвитии от простого к сложному, в самоорганизации непредсказуемых, неравновесных локально во времени систем. Как спасающая положение, возникает идеология Большого взрыва: «Если в концепции развития Стационарной Вселенной рассматривается однонаправленный процесс деградации, в Развивающейся Вселенной имеет место противоположная направленность: наряду с разрушительной в ней проявляет себя созидательная тенденция, которая господствует. Процесс развития Вселенной протекает от исходного хаоса к настающей степени упорядоченности. Следовательно, материи изначально присуща как способность разрушать существующие упорядоченности, что связано со стремлением к достижению равновесных состояний, так и способность созидать упорядоченности все более высоких уровней, проявляющихся в открытых неравновесных системах, находящихся в процессе развития» (с. 70).
Термин «самоорганизация» предполагает изначально присущую материи способность создавать и поддерживать в открытых системах крайне неравновесные состояния. Подчеркивается однотипность их общей структуры и механизма самоорганизации самых различных систем.
Форма существования материи – пространство и время были в классической физике оторваны от содержания и способа существования материи – движения. Физические исследования, равно как и работы в области биологии, психологии, климатологии, экологии и др. естественных наук, вывели естествоиспытателя на новое понимание единства мира, единства человека и объективного мира, на понимание невозможности заключить в строго определенные умозрительные рамки неисчерпаемое развитие Вселенной и человека в ней. На взаимосвязи наблюдателя и состояния объективного мира обращал внимание М. Борн .
В целом конец ХХ века в развитии естествознания можно характеризовать следующими моментами:
возрастание роли философии;
все большее слияние субъекта и объекта познания;
более глубокое понимание единства природы, ее целостности;
расширение и укрепление субстанционального подхода;
появление новых взглядов на сущность детерминизма и причинности;
выявление нового типа закономерностей – статистическая информация;
увеличение значимости в естественных науках противоречивости существования и развития объектов изучения и их познания;
преобладание диалектических методов исследования по сравнению с метафизическим стилем мышления;
изучение генезиса научных теорий и методов их построений.
В совокупности все это явилось предпосылкой появления и развития синергетической парадигмы в естествознании.
III. СИНЕРГЕТИКА
3.1. Зарождение идей и методов синергетики
Во введении были ретроспективно рассмотрены предпосылки возникновения синергетики, обусловленной всем ходом развития естествознания, познавательных потенций и мышления. Огромный вклад в зарождение синергетики внесли русские космисты – работы , , , , , . А.П. Огурцов, исследуя истоки синергетики, приводит выдержки из работ зачинателя кибернетики А.А. Богданова. Он отмечает, что «целый ряд идей [Богданова] не только выходит за рамки узко прогрессистской трактовки эволюции, но и весьма близок идее коэволюции», что «фундаментальный принцип организованных комплексов – их холистичность, при которой целое больше своих частей. Для иллюстрации этого типа организованного комплекса Богданов обращается к симбиотическим комплексам, к симбиозу» . В этом комплексность синергетики. Сюда же относятся идеи подвижного, динамического равновесия, взаимного приспособления взаимодействующих комплексов [«содружества систем»], их коадаптации. То есть коэволюция мыслится взаимообусловленной и в единстве с корреляцией развития систем; фаза системных дифференциаций сменяется фазой системной консолидации. Предвидение идеи коэволюции Богдановым – это частный момент выдвинутой им идеи необходимости прогноза и предвидения в развитии сложных самоорганизующихся систем. Подчеркивается единство механизма и организованности, социологии организаций и управленческой мысли (см. также ).
Что есть синергетика, говорит ее создатель Г. Хакен в интервью Е.Н. Князевой.
Е.Н. Князева: Наряду с синергетикой существуют и другие направления в науке, в рамках которых исследуются сложные системы и процессы самоорганизации, а именно: теория детерминированного хаоса, исследование фракталов, теория автопоэзиса, теория диссипативных структур, современная теория сложности, или так называемая теория самоорганизованной критичности. Все эти направления можно представить себе как частично пересекающиеся круги. Что общего за всеми этими областями?
Г. Хакен: …Синергетика…
Е.Н. Князева: Какие ключевые слова Вы могли бы назвать, которые наилучшим образом выражали бы основное содержание синергетики?
Г. Хакен:
Первое: исследуемые системы состоят из нескольких или многих одинаковых или разнородных частей, которые находятся во взаимодействии друг с другом.
Второе: эти системы являются нелинейными.
Третье: при рассмотрении физических, химических и биологических систем речь идет об открытых системах, далеких от теплового равновесия (выделено И. А. В.).
Четвертое: эти системы подвержены внешним и внутренним колебаниям.
Пятое: системы могут стать нестабильными.
Шестое: происходят качественные изменения.
Седьмое: в этих системах обнаруживаются эмерджентные новые качества.
Восьмое: возникают пространственные, временные, пространственно-временные или функциональные структуры.
Девятое: структуры могут быть упорядоченными или хаотическими.
Десятое: во многих случаях возможна математизация .
К. Майнцер считает, что человек эволюционирует от «линейного мышления к нелинейному», и принцип суперпозиции (и линейности) в квантовой механике не может объяснить парадокса Эйнштейна – Подольского – Розена, а коллапс волновой функции просто нефизичен. Отсюда начинается путь к нелинейной теории, так как квантовый мир ни консервативен, ни линеен. «В теории систем сложность означает не только нелинейность, но и огромное число элементов с большим числом степеней свободы… Поведение отдельных элементов в сложных системах с огромным числом степеней свободы не может быть ни предсказуемо, ни прослежено в прошлом. Детерминистическое описание отдельных элементов может быть заменено эволюцией распределения вероятностей» .
У Гераклита энергия логоса была способна упорядочить множество нерегулярных взаимодействий. В современной термодинамике порядок возникает из математических конструкций статистической физики. «Консервативная самоорганизация означает фазовый переход обратимых структур в состояние теплового равновесия». Консервативная самоорганизация создает упорядоченные структуры с низкой энергией и низкой температурой. «Диссипативная самоорганизация – это фазовый переход необратимых структур вдали от теплового равновесия… Устойчивость возникающих структур обеспечивается балансом нелинейности и диссипации. Слишком сильное нелинейное взаимодействие или слишком сильная диссипация разрушают структуру». Синергетика занимается изучением фазовых переходов в сложных нелинейных диссипативных системах, в которых устойчивые моды старых состояний подавляются неустойчивыми модами актуальных и будущих состояний. Возникающие в сложной самоорганизующейся системе различные аттракторы представляют собой постепенно ускоряющийся поток. На первом уровне – однородное состояние равновесия («неподвижная точка»), на втором уровне – бифуркация на несколько вихрей (возникают периодические и квазипериодические аттракторы), затем упорядоченное течение переходит в детерминистический хаос, соответствующий фрактальному аттрактору. Причем «принцип подчинения в синергетике позволяет исключить степени свободы, соответствующие устойчивым модам».
К. Майнцер полагает, что «в рамках сложных систем возникновение жизни не случайно, а необходимо и закономерно – в смысле диссипативной самоорганизации. Лишь условия для возникновения жизни могут возникать в природе случайных образом… Никаких особенных «жизненных» или «телеологических» сил при этом не требуется. С точки зрения философии возникновение жизни может быть объяснено в рамках нелинейной причинности и диссипативной самоорганизации, хотя по эвристическим причинам оно допускает описание и на телеологическом языке» (с. 51).
Авторы работы считают, что «слово «сложный», при всем обилии значений, может толковаться как «нелинейный». Рассматривается детерминизм Лапласа как предтеча «психологии линейности» и как синоним поведения «индустриализированного человека». Затем в качестве феномена рассматриваются: квант действия Планка и квантовая механика с соотношениями неопределенностей Гейзенберга, уравнения Навье – Стокса в гидродинамике, их нелинейность и сложность. В итоге следует вывод с оттенками неопозитивизма: весь мир «нелинеен и сложен», непредсказуем, хаотичен, неравновесен, неустойчив (поскольку придуманные человеком уравнения он не может сам решить).
В постнеклассической науке математические модели нелинейных систем и открытых сред играют решающую роль в условиях нарастающей сложности исследований окружающего мира. Они являются объектом внимания и философии, поставляют общеметодологические идеи и служат питательной средой для получения выводов философии естествознания.
Глубинная связь и стержень эволюции науки, а именно, поэтапно: рационалистическая наука (картезианская парадигма как реакция отчуждения от христианского засилья в Европе и схоластики – через стадию Просвещения) ( неклассическая наука (привнесение в нее элементов субъективизма и позитивизма – процедура синхронизации часов в теории относительности, влияние наблюдателя на микрообъект изучения в квантовой механике) ( постнеклассическая наука (возврат к интуиции, субъективизму, иррациональному), прослеживаются и объясняются особенностями общеполитического развития европейской цивилизации, особенно во второй половине XIX в. и до середины ХХ в. С развитием материально-производственных отношений и усилением эксплуатации одних людей другими возникает череда кризисов, войн, революций, социально-экономической разрухи. Это с неизбежностью отражается в становлении определенных течений в философии и науке. В техногенной цивилизации изменяется отношение к науке .
«Наука не может не ответить на вызов действительности и не искать выхода из тупиковой ситуации. Так появилась СИНЕРГЕТИКА, принципиально отличная от классической науки, антропоцентристской по сути: противопоставив человека-субъекта всему остальному миру, наука нарушила закон Целого…» . К тому же и поэтому, как далее отмечают другие авторы , возникают явления, «дополнительные» к реакции науки: снижение продуктивности научных исследований, сокращение количества ученых, падение престижа науки – новые знания не производится, а вся «научная» деятельность академий и вузов сводится к так называемым защитам диссертаций по темам, которые давно уже устарели и не представляют эвристической ценности.
Бихевиоризм (Дж. Уотсон, 1913 г.) во главу угла ставит поведение человека, обеспеченное прагматической и позитивистской доминантами в его психике, и продолжает механистическое направление в психологии, отождествляя сознание и разум с поведением. Стимулы, которые определяют поведение человека, могут возникать во внешней среде, в обществе; они неразрывно связаны с потребностями. В поведении главенствующую роль играет связь стимула и реакции на него, выработка условных рефлексов – это нивелирует роль мозга, разума, интеллектуальной деятельности человека. При этом предполагается и подразумевается, что человек – всего лишь результат игры внешних факторов; его поведение определяется социально-политическими установками «избранных мира сего». Бихевиоризм как составная часть психологии обнаруживает здесь свою предвзятость и ангажированность.
Противоположная альтернатива выражается в экзистенциализме, возвеличивающем самосознание, осознание собственного существования как основного человеческого опыта. Это философское направление возникло благодаря работам С. Кьеркегора и Ф. Ницше и стало возрождаться во второй половине ХХ в. «Похоже, что данная философская тенденция – одно из многих направлений разочарования европейского человека в его направленном вовне интересе к физическому миру и в тех ценностях, которые вдохновляли его со времен Возрождения. Две мировые войны, неизбежно породив и социальный, и экономический, и духовный крах, вызвали не только оппозицию тем, кто был у власти, но и общий идеологический протест против ценностей и убеждений, которые, по мнению людей, привели к катастрофе. Наука стала естественной мишенью этого протеста, поскольку человек интуитивно чувствовал, что мир, в котором он живет и который рушится, – это продукт развития науки и техники. Популярность экзистенциализма показывает, что человек повернулся спиной к миру, который он очень старательно изучал и которым столь успешно повелевал, призвав на помощь достижения науки последних трехсот лет» .
Иррационализм Ф. Якоби (конец XVIII – начало XIX века) дал толчок философии жизни А. Шопенгауэра (с источниками у И. Канта) и экзистенциализму С. Кьеркегора . Изменчивость нужно рассматривать не только с энергетической стороны вопроса (в физическом и механическом аспектах), а и в структурной организации систем (в кибернетическом и информационном аспектах, в синергетическом аспекте).
Не только войны, но и другие общественно-политические катаклизмы и бедствие народов вследствие ухудшения общепланетарной экологической ситуации способствовали повороту науки через неклассический этап в ее развитии от классического картезианского рационализма в стадию постнеклассическую – с возрастанием внимания к самому человеку и его отношению к окружающей среде, в том числе к социально-политическим явлениям. М. Хайдеггер, один из основателей феноменологической школы в философии, полагал, что специальных технических терминов «для описания ускользающего самосознания человека» недостаточно – нужны обращения в сферы гуманитарных наук. Центральными выражениями становятся фразы «быть в мире», «быть вброшенным в мир», касающиеся первичных ощущений homo как мыслящего существа в окружающем мире.
Таким образом, пресс рационализма и технократии вызывает негативные явления в развитии европейской цивилизации, поиски выхода из кризисов, порою осознанный протест, что сказывается и на ориентирах науки: она поворачивается от логицизма, рационализма, абстракций выделения и отчуждения, детерминизма – к интуиционизму, иррационализму, субъективности восприятия мира, неопределенности и, в добавок, к понятию целостности мира и слитности с ним человека (Ф. Александер, Ш. Селесник).
Как известно, критически рассматривая их, синергетика отталкивается от положений классической механики, термодинамики и ее Второго начала; «эволюционность мира заключается в процессах упрощения организации, деградации структур и образований, возрастания энтропийных, хаотических элементов. В своем крайнем выражении эти представления доводятся до гипотезы о тепловой смерти Вселенной» . Уход от пессимизма, связанного с этим предчувствием, соотносится с тремя вопросами Канта: 1) «Что я могу знать?»; 2) «Что я должен делать?»; 3) «На что я могу надеяться?». Как нетрудно заметить, выход обнаруживается в придании глобальному процессу устремления материи в равновесное бесструктурное хаотическое состояние статуса случайного явления на конкретной стадии всеобщего эволюционного развития Вселенной: «Синергетика, в основу которой положена неравновесная термодинамика, изучает главным образом противоположные процессы: путь к сложному, рождение сложного и его нарастание, процессы морфогенеза. Процессы хаотизации и упрощения организации исследуются синергетикой лишь как необходимые эволюционные стадии функционирования сложного и восхождения к более сложному» (с. 62).
Выясняется, что в цепочку ингредиентов сложного поведения самоорганизующихся систем должны быть включены понятия «неравновесность», «обратная связь», «переходное явление», «эволюция» , а также образование и поддержка корреляций макроскопического масштаба . «Подлинно сложные системы возникают на границе хаоса и порядка… Система становится неустойчивой, когда микроскопическое движение (флуктуация) вызывает быстрый лавинообразный процесс, выход на аттрактор… До сих пор [однако] не найдено последовательное решение задачи морфогенеза, задачи усложнения, перехода от простых форм (структур) к сложным. Более актуальна задача поиска сложного спектра структур-аттракторов, то есть спектра асимптотик эволюционных процессов, протекающих в сложных нелинейных системах (на открытых нелинейных средах)». Не решены до конца многие технические вопросы теории сложных самоорганизующихся систем: каково число возможных аттракторов? каковы режимы эволюционных процессов? как описать морфогенез? какие собственные параметры сред существенны?
Поскольку «синергетика перестраивает наше мировоззрение», открывая нестабильность мира, бифуркации систем и сложность законов коэволюции, а в прежнем научном сознании человек был выделен из природы в качестве независимого внешнего наблюдателя, то теперь он, с непреложной логикой развития, должен быть возвращен в природу как ее неотъемлемая составная часть, хотя бы и в форме антропного принципа: природа именно такова, потому что в ней живет человек. «Сложность наблюдаемой Вселенной определяется очень узким диапазоном сечений первичных элементарных процессов и значениями фундаментальных констант. Если бы сечения элементарных процессов в эпоху Большого взрыва были немного больше, то вся Вселенная «выгорела» бы за короткий промежуток времени. Антропный принцип оказывается принципом существования сложного в этом мире (выделено И. А. В.). Чтобы на макроуровне сегодня было возможно существование сложных систем, элементарные процессы на микроуровне изначально должны были протекать очень избирательно» (с. 64).
В этом смысле антропный принцип привносится в синергетику, перечень нерешенных задач которой был приведен выше, важнейшие из них – условие проявления сложности при самоорганизации и феномен узкого эволюционного коридора от простого к сложному с малыми вероятностями прохождения по нему.
Минуя стадии развития, а именно классическую (XVII – XIX вв.), неклассическую (первая половина ХХ в.) и постнеклассическую (вторая половина ХХ в. и начало XXI в.), естествознание вышло на новую методологию. Зародились и стали широко распространяться концепции синергетики как теории самоорганизации и развития комплексных систем любой природы . В научной терминологии появились такие понятия, как хаос, хаосомность, флуктуация, нелинейность, неопределенность, необратимость, бифуркация, катастрофа, диссипативные структуры, автосолитоны, странные аттракторы и др. Выяснилось, что современная наука изучает весьма сложные системы различных уровней организации, взаимодействующие через хаотическую фазу существования проявленной, до-антропогенной части материального мира. Всякая такая сложная система представляется как цельный эволюционный процесс в содружестве и при участии других систем (гр. synergeia = содружество, сотрудничество). В результате все системы качественно развиваются, переходя новые границы суперпозиции, синтеза сложных развивающихся систем из простых. Объединение структур не сводится к их простому сложению, результат сложения качественно другой. Общим для систем различного рода является их спонтанное (случайное, неконтролируемое) появление из хаоса (вспомним монаду Пифагора, отпочковавшуюся из Единого).
Осуществляется переход от изучения простых, закрытых, линейных, равновесных систем к изучению сложных, открытых, нелинейных, неравновесных и необратимых систем. Необратимость качественных изменений в микро-, макро- и мегамире вновь возвращает естествоиспытателя к проблеме времени, что отмечают философы (см., например, работу ).
Продолжение программы геометризации физики принятием постулата пространства октав находится в русле идей синергетики: в одну геометрию объединены время и пространственные координаты, с одной стороны, и энергия и импульсные координаты, с другой стороны, то есть объединены ранее разнствующие системы физических величин. Результат объединения качественно другой, нежели простое объединение физических величин, выполняемое обычно в повседневной работе. Он качественно иной по сравнению с физикой, построенной на постулате пространства Минковского, который позволяет объединить в одной геометрии только трехмерное параметрическое пространство и время. Кроме того, в новой теории, более близкой к концепциям синергетики, появляется необратимое физическое время вместо обратимого параметра теорий ХХ в. , называемого временем. Физическое пространство воспринимается уже как фрактальное, сложное образование, в котором возникают стохастические процессы, – и это даже при сохранении аксиомы целочисленных размерностей октетного физического пространства.
Как всякая научная теория, синергетика проходит стадию становления в соответствии с общими законами построения теорий . Существенные, важные идеи, лежащие в основаниях синергетики, следующие:
необратимость эволюционных процессов, развития сложных систем – в том числе в историческом плане;
взаимное влияние малых событий и общего течения событий;
множественность путей развития, альтернативность и проблема выбора альтернативных вариантов;
независимость мирового эволюционного развития сложно организованных систем от воли субъекта, их самоуправляемость;
в точках бифуркации имеется несколько альтернатив развития, а выбор только одной из них эквивалентен новому пониманию предопределенности, пред-детерминированности в развертывании процесса;
неравновесные состояния системы могут явиться условием формирования диссипативных структур – при взаимодействии с окружающей средой;
в точках бифуркации система испытывает сложные флуктуации; случайное превалирование одной из них может служить началом эволюции в совершенно новом направлении, резко меняющем поведение макросистемы ;
источник порядка (и стрелы времени во Вселенной) – необратимость и неравновесность, что порождается «порядком из хаоса» и вызывает появление нового единства;
конструктивный механизм эволюции – созидающее начало хаоса;
в условиях существования человека в так называемой антропогенной вселенной любые природные процессы носят случайный, стохастический, вероятностный характер – в целом эта дуаль замкнута, но испытывает неконтролируемое воздействие извне (ср. с сингулярностью Вселенной, представления о которой были получены благодаря решениям уравнений общей теории относительности, найденным А. А. Фридманом);
в точках бифуркации нет однозначной зависимости между прошлым, настоящим и будущим;
следовательно, эволюция принципиально непредсказуема, равно как и время – необратимо ;
нестабильность систем и одновременное ускорение процессов развития суть следствия усложнения их организации;
в обществе также заметно взаимное влияние отдельного человека и макросоциальных процессов, единство и целостность системы человек – общество;
информация о принципах самоорганизации системы позволяет управлять ею.
Объединяющую роль синергетики множества возникающих и уже имеющихся дисциплин констатирует В.П. Кохановский: «Таким образом, идея целостности (несводимости свойств целого к сумме свойств отдельных элементов), иерархичности, развития и самоорганизации, взаимосвязи структурных элементов внутри системы и взаимосвязи с окружающей средой становятся предметом специального исследования в рамках самых различных наук» .
Огромное влияние на возникновение идей синергетики оказали работы Шеллинга, Гегеля, Канта, русских космистов. Были выявлены связь проблемы сложности и проблемы времени, преемственность между диалектикой и синергетикой, рассмотрена эволюция понятия времени и возрастание его (психологической) связи с субъектом познания . Синергетика явилась закономерным продуктом развития техногенной цивилизации .
3.2. Часть и целое в диалектическом единстве
Диалектика не устарела, но она действительно развивается, «трансформируясь в синергетику» , и это не «две родные сестры», а их «родственные связи» более сложные. Синергетика – это один из методов всеобщего познания, без эпитета «единственно верная и непобедимая». Важно то, что синергетика ищет объяснения явлений, критически переосмысливая категории причинности и детерминизма. По В.П. Прыткову, «есть весомые основания для предположения о синергетийной природе диалектического разума».
Мир множествен, состоит из частей, но он един. При констатации и осознании необходимости всестороннего взгляда на мир парадигма его целостности проявляется в следующем.
Человек, как часть изучаемого объекта, находится внутри системы, что отмечает Н. Н. Моисеев . Общество, биосфера, ноосфера, мироздание – целостные структуры. Наука является созданием человека, как и слово. Все закономерности в природе субъект познания сводит к своему слову, к своему разуму (в этом элемент кантианства). Наука отражает духовную личность человека (см. ).
Синергетика в соответствии с гипотезой антропного принципа рассматривает соотношение части и целого. Сложная система характеризуется ее целостностью и целью развития. Сами термины «целое» и «цель» этимологически близки, истоки близости можно найти также в трактовке греческого слова ((((( – завершение, высшая точка, цель. Достижение цели означает «замыкание круга» блужданий на пути к ней, восхождение к полноте, совершенному симметрическому целому . Интеграция различных развивающихся в разном темпе структур создает все более сложные структуры, рассматриваемые в их эволюционной целостности. Понятие когерентности сложных структур включает, как взаимодействующие образования, части целого и само целое. «Для создания сложной структуры необходимо соединять структуры «разного возраста», развивающиеся в разном темпе, необходимо включать элементы «памяти», будь то биологическая память, ДНК, или память культуры, культурные традиции» (ср. с темпорально-генетическим временем как памятью у П.П. Гайденко, настоящим Аристотеля и модальностью будущего). При этом следует иметь в виду, что «динамика развития сложной структуры требует согласованного (с одним моментом обострения) развития подструктур «разного возраста» внутри нее, а это, как правило, приводит к нарушению пространственной симметрии. Включение «памяти» (элемента прошлого) означает нарушение симметрии в пространстве.
Можно попытаться сформулировать правила нарушения симметрии при соединении разновозрастных структур в целое, указать оптимальную степень связи (пересечения областей локализации) подструктур внутри сложной структуры, топологию их расположения, законы смены режима и другие факторы, обеспечивающие совместное устойчивое развитие в одном темпомире:
1) существует ограниченный набор способов объединения и построения сложного эволюционного целого;
2) объединение должно происходить с «чувством меры», по определенной степени перекрытия в сложной единой структуре все более простых структур;
3) сложные структуры объединяются под воздействием факторов флуктуаций, диссипации и хаоса, играющего конструктивную роль не только при выборе пути эволюции, но и в процессах построения сложного эволюционного целого;
4) учитывается выход (будущей) единой структуры (системы) на более высокий уровень иерархической организации .
В таком понимании синергетика может рассматриваться как позитивная эвристика, как метод экспериментирования человека с реальностью, в которой – он сам, как часть в целом и цельном мировом процессе.
В конце ХХ в. усиливается тенденция к сближению гуманитарных и естественных наук; последние объединяются, образуя смежные дисциплины. Методы современного естествознания, сконцентрированные в синергетике, все шире внедряются в гуманитарные исследования: имеют место и обратные процессы. Происходит конвергенция культур: научно-технической и гуманитарно-художественной, в центре которой стоит человек.
В масштабах земной цивилизации намечается взаимодействие между классической культурой Запада и культурой Востока. Всё чаще ученые останавливают внимание на традициях восточного мышления и его методах. Выявляется, кроме его силы, и слабость европейского рационализма. Еще В. И. Вернадский писал о живучести, мудрости и морали конфуцианства, о его более глубокой научной традиции, чем у западноевропейской цивилизации . Китайская цивилизация более древняя, нежели европейская, – тем более их разительное несходство притягивает внимание специалистов по синергетике. Это путь к новому синтезу, к новой концепции природы, основанной на слиянии западной традиции, с доминирующим в ней экспериментом и количественными формулировками, и восточной, китайской традиции, с её большей гуманизированностью, духовностью и пониманием спонтанного изменения самоорганизующегося мира.
Слияние части и целого, индивида и общества, заметно в развитии науки, религии и культуры. Например, существует не совсем однозначное явление, имеющее признаки развертки метода аналогий (подражательства), компиляции и плагиата в научных исследованиях. Типичный обратный секуляризм свойствен homo и их сообществам в силу рудиментарных составляющих в организации мышления. Истоки его – в фундаментальности метода аналогий, особенно наглядно проявляемого при трансформации его в подражательное, имитационное поведение. В науке и философии обратный секуляризм является типичным явлением. Часто искусственное создание ореола вокруг определенной темы, финансируемой олигархами и монополистами, и нимбов вокруг задействованных в ней лиц из числа ученых предполагает затем «отталкивание» от сонма «избранных», что появляется в сознании людей благодаря прессу и давлению на них зависимых средств массовой информации. Современные научные трактаты обильно насыщены и вовсе пестрят ссылками на предшественников, используемыми в качестве доказательства правоты их авторов. То же – в религии, когда сознанием людей управляет вымысел: фантастическая личность какого-либо бога, или когорта богов. То же – в общественно-политической жизни, когда мановения руки какого-либо одного высоко поставленного оракула управляют множеством людей.
В этом же ключе отмечает тенденцию «поклонения предкам вообще» Г. Спенсер , что, как видно, двойственно не только в рамках религиозных конфессий или общественно-политической жизни.
Метод аналогий, лежащий в основаниях традиции, преемственности и секуляризма в его последней форме, а также копирования и подражания, являет собой реализацию рассмотрения неодновременно происходящих событий – он выступает как основа, с одной стороны, и как следствие, с другой стороны, понятия времени в естественнонаучных и других исследованиях .
Однако эта грань и степень времени должны быть дополнены рассмотрением противоположного метода – метода различий, различения, разнствования, существенного и принципиального изменения. Естествоиспытатель находится на тонком «канате» между полюсами аналогии, устойчивости, определенности и различия, неопределенности, неустойчивости . Положение его «равновесное», но без «самоорганизации» и «развития», и «обратимое», если на другом полюсе диалектически противоречивых сущностей, которые естественник исследует в сложной системе, вместо изменяющегося, неустойчивого, нестабильного состояния – все те же устойчивость, стабильность и неизменность (по фиксированному набору свойств и качеств). Субъект познания через объект изучения окажется в неравновесном, необратимом состоянии, если второй полюс будет носителем неисчерпаемого разнообразия, перемен и отрицания ранее пройденных состояний объекта.
Время в этом втором моменте диалектики, точнее синергетики познания и предмета научного внимания, как понятие, приобретает дополнительные смысл, понимание и причину, источник. Но во втором случае вместо «математизации» в соответствии с четко определенными «механизмами» требуется введение «таких антропных понятий, как случайность и акциденция» .
Классическая наука изучала простые системы, объектом изучения неклассической науки остаются более сложные системы. Актуальный интерес вызывают развивающиеся во времени системы, начиная с античного этапа и заканчивая началом XXI в., а также формирование всё новых уровней их организации. При этом существенным оказывается воздействие всякого нового уровня на прежние уровни, на ранее образовавшиеся связи и композицию частей.
Открытые и саморазвивающиеся системы определяют стиль и суть постнеклассической науки, что предполагает разработку новых методологий. Дифференцируются признаки самоорганизующихся систем: для энергии, вещества, информации – открытость; для множества путей эволюции системы – нелинейность и возможность выбора из альтернатив; взаимосвязь (когерентность как составной элемент целостности) – согласование происходящих во времени явлений, характеризующих данную систему; непредсказуемый, хаотичный характер процессов в некоторой системе; предрасположенность к активным взаимосвязям с окружающей средой; выбор наилучшего направления развития; гибкость системы и всех ее структур; учет прежнего опыта.
Е.Н. Князева проводит линию на применение методов синергетики как в естественных науках, так и при изучении общественных явлений и информационных потоков .
«Понятия синергетики, – пишет К. Майнцер, – позволяют моделировать даже экологическое развитие биологических популяций. Экологические системы – это сложные диссипативные системы растений или животных с нелинейными метаболическими взаимодействиями между собой и средой. Симбиоз двух популяций с их источником питания может быть описан системой трех дифференциальных уравнений, которые были использованы Эдвардом Лоренцом для моделирования погодных явлений в метеорологии. В начале ХХ в. немецкий автор Лотке и итальянский математик Вольтерра описали эволюцию двух популяций в ходе экологической конкуренции. В их модели нелинейные взаимодействия двух сложных популяций определялись системой двух уравнений для хищников и жертв. Эволюция таких систем имеет стационарные точки равновесия. Аттракторами эволюции служат периодические колебания (отдельные циклы)» .
Далее К. Майнцер рассматривает: 1) сложные нейронные сети и стратегию их обучения; 2) сложные экономические системы; 3) окружающую среду и ее экологию; 4) погоду и климат; 5) сложные социальные системы; 6) коммуникационные системы; 7) сложную науку и технологии; 8) рост знания. При взгляде на будущее цивилизации важно учитывать ее сложность организации и ответственность при выборе решений (путей ее эволюции).
«Корни синергетики находятся в термодинамике открытых систем, – констатирует М.И. Штеренберг. – Область применения синергетики в принципе ограничена некоторыми чисто физическими процессами» . Как альтернатива положениям синергетики, приводится пример понижения энтропии в замкнутых системах. Но при этом не учитывается сложность строения жидкого кристалла воды, состоящего из сотен молекул Н2О.
В биологии, по мнению М.И. Штеренберга, используется понятие бифуркации – под слабым внешним воздействием система скачком, «катастрофически», радикально меняется (И. Пригожин). Но, вопреки М.И. Штеренбергу, математическая классификация катастроф-бифураций существует (см. ). Как и для развития Метагалактики, в биологии и других науках «лишь неосведомленность о характере процессов и накладываемых ими ограничений позволяет предполагать неограниченную многовариантность траекторий развития мира в целом и каждой отдельной его системы» (с. 102). Это верно и для статуса теории вероятностей в целом.
Между тем в генезисе, развитии и эволюции биологических систем действует (строгий) порядок – «принцип максимизации»; он присущ и физическому миру. По мнению М.И. Штеренберга, приложения синергетики к проблемам биологии носит поверхностный характер; упорядоченность и организация – понятия не тождественные; характер малых по энергии сигнально-информационных воздействий на биологические системы синергетика не вскрывает (сс. 105 – 118).
В целом цитируемый автор находится на позициях модерной науки начала ХХ в. – даже в вопросе роли времени в синергетике: «существует лишь внутреннее время для всех систем, включая Вселенную», – пафос идеологии Большого взрыва. И в этом его противостоянии с указанием слабых мест в теоретических построениях постнеклассической науки – залог дальнейшего развития синергетики.
Постепенно современная наука ставит в центре своего внимания гуманизированные, «человекоразмерные» системы: объекты экологии, в том числе биосферу, объекты биотехнологии, в том числе генетическую инженерию, медицинские, сельскохозяйственные и биологические объекты, так называемую виртуальную реальность и проблему взаимоотношений человека и машины. Меняется характер объекта исследования, меняется методология исследования. На прежних стадиях развития сама наука была ориентирована на изучение всё более узких сторон действительности, изучала явления в их изоляции от всего разнообразия окружающего мира, – на современной стадии всё большую значимость и свою специфику приобретают комплексные исследования, междисциплинарные исследовательские программы. При этом происходит сращивание в единой системе деятельности теоретических и экспериментальных исследований, фундаментальных и прикладных разработок, прямых и обратных связей между различными уровнями научной деятельности.
Поэтому, в итоге, усиливается взаимодействие сформировавшихся ранее в различных естественных науках идей, принципов, норм и методов познания и обогащаются источники новых идей, появления и развития новых идеалов и методологий.
Опираясь на данные комплексной науки экологии, возникшей на стыке многих наук, Н.Н. Моисеев отмечает неизбежность планетарного кризиса и связывает его с монополией homo как вида, монополией загрязнять окружающую среду . Отсюда крах экологии планеты. То есть самозамыкание человека в экологической нише планеты – путь к его самоуничтожению, а открытость этой системы человек – планета ведет к расширению ноосферы в Космос и дальнейшему устойчивому развитию. Об этом писали В.И. Вернадский и Т. де Шарден. Отмечается сложность современной цивилизации, ее «разношерстность», особенно на Востоке.
3.2. Повышение роли принципов коэволюции
Понятие коэволюции означает взаимообусловленное, сопряженное, смежное изменение и развитие систем или частей внутри целостного образования. Термин имеет биологическое происхождение и связан с исследованиями совместной эволюции биологических объектов различного уровня организации. Понятие коэволюции охватывает общую картину предельно большого количества эволюционных процессов. Глобальная коэволюция охватывает все мировые эволюционные процессы, при том что данный термин характеризует и материальные, и идеальные (духовные) процессы и потому универсален, будучи неразрывно связан с понятием самоорганизации. Самоорганизация подразумевает изучение структур и состояний системы, а коэволюция имеет дело с отношениями между развивающимися системами и корреляцией эволюционных изменений в различных системах, которые релятивно сопряжены и взаимно адаптированы. Находящиеся на разных полюсах шкалы большого – малого, молекулярно-генетический и биосферный уровни коэволюции тесно взаимосвязаны и обусловлены друг другом.
Коэволюция синтезирует знания из различных областей культуры: науки, религии, искусства, философии, спорта и т. д. Идея коэволюционного развития базируется на единстве социокультурных и природных процессов. Коэволюция с необходимостью совмещает различные уровни эволюции. Современный этап развития науки подразумевает перманентное единство и взаимодействие гуманитарного и естественнонаучного знания с более глубоким изучением закономерностей коэволюционного процесса .
Если принципы эволюционного развития были глубоко и основательно разработаны философами, например Гегелем, то в современном состоянии науки они успешно развиваются и расширяются как принципы коэволюции. Не обошла вниманием эту сторону научной деятельности и материалистическая диалектика, изучая вопросы развития и «полярности», остро и профессионально поставленные еще в классической немецкой философии. Сегодня эти проблемы являются определяющими для всего естествознания.
Разработка эволюционного подхода к изучению природы была в центре внимания В.И. Вернадского (см. ). Н.Н. Моисеев отмечает вклад Вернадского в разработку вопросов общеметодологического характера:
1) формирование и развитие современного рационалистического миропонимания;
учение о ноосфере в контексте универсального эволюционизма;
проблемы живого вещества и современные космогонические гипотезы…
«Во второй половине [XIX] века …человек уже начинал мыслиться включенным в наш единый Мир, в Универсум… Однако решающий удар по исходным мировоззренческим позициям классического рационализма, потребовавший отказа от принципа стороннего наблюдателя, был сделан квантовой механикой, но уже в 20-х годах [ХХ] века» (с. 5).
Далее следует характерное и, по сути, революционное замечание: «Эйнштейн был, по-видимому, не прав, когда говорил о том, что «Бог не играет в кости»… Судя по всему, без языка теории вероятностей описать законы движения нельзя: именно вероятностная, стохастическая первооснова Вселенной служит одним их двигателей мирового эволюционного процесса, на одном из этапов которого во Вселенной возникает живое существо и человеческий Разум» .
Если в синергетике человек един с антропогенной вселенной, то есть как «аттрактор» заложен во всеобъемлющей мировой системе, то у Н.Н. Моисеева он случайно возникает на определенном этапе эволюции Вселенной. Таким образом, синергетическое мышление, явно предпочитающее оперировать с понятиями неопределенности, хаоса и непредсказуемости, детерминацию и причинное объяснение перекладывает на свойства бифуркаций и аттракторов, а в старо-новой парадигме, когда мышление находится еще на перепутье между неклассической и постнеклассической наукой, случайность выступает как конечный пункт мысли и познания. Эти оттенки научной мысли весьма тонки и трудно уловимы, как и трудно передаваемы словесно.
Без теории случайных процессов нельзя построить полезную концепцию эволюции , но вероятностями не обойтись (!). «Понятия вероятности и случайности четко разделены, но и «случайности бывают разные»:
1) стохастикос (меткий, догадливый) – понятие появляется в изучении явлений, имеющих случайные и детерминированные компоненты;
2) устойчивая частота появления ситуаций в однотипных опытах;
3) явления без устойчивой частоты – фракталы, накопление статистики не повышает точность знаний;
случайный выбор с предпочтением, игровые ситуации;
истинный хаос, не допускающий детерминации (бесконечномерный фрактал со случайными точками ветвления, излома или разрыва, хотя и возможна его предельная структура), произвольный выбор без предпочтений.
О фракталах интересно замечание Дж. Николиса: «Фазовые переходы на мульфрактальных множествах (носителях неоднородных перемежающихся хаотических потоков) могут рассматриваться как движущий механизм, стоящий за непрерывной предэволюцией в биологических системах…» .
Случайность без вероятности может иметь место при неустойчивости частот .
По Вернадскому, живое вещество – это тонкая пленка на поверхности планеты, усваивающая и перерабатывающая солнечную и космическую энергию, эффективно влияющая на эволюцию планеты.
Переход в сверхжизнь неизбежен – это ноосферный выбор, «ибо такова поступь мировой эволюции». Духовный мир человека превратится из надстройки над производительными силами «в определяющий фактор развития человека как вида». Вернадский придерживается принципа Редди: «Все живое только из живого». Жизнь вечна, а на Земле она существует согласно геологической эволюции планеты.
Вселяет надежду достаточно общая мысль Н.Н. Моисеева: «Наша Вселенная может быть и не является самостоятельной системой, а лишь составляющая некой суперсистемы, в которой одним из принципов отбора на «уровне вселенных» является возможность появления живого вещества» . Это высказывание находится в консонансе с идеей антропогенной вселенной, включающей человека, являющейся открытой системой.
3.3. Философские методы в синергетике
В начале ХХ в. почти никому из естествоиспытателей не приходится сомневаться в том, что органически единая в своих двух началах философия (научно-теоретический и духовно-практический аспекты) является непременным условием развития естественных наук, доминантой в определении их роста и преуспевания. Постнеклассическая стадия науки более явственно, чем на прежних этапах, использует методы философии и философии науки в аспектах онтологическом, гносеологическом, методологическом, мировоззренческом, аксиологическом и др., обращаясь в глубь веков.
Представитель марбургской школы неокантианства Э. Кассирер подчеркивал важность трансцендентального метода для выявления связей историко-философского, философско-методологического и естественнонаучного аспектов развития познания. При этом он уделяет внимание влиянию мифотворчества и религии, интуитивного и сверхприродного на развитие и становление научных парадигм, начиная с Фомы Аквинского . Парадоксальность этой составляющей развития науки отмечал, однако, С. Кьеркегор.
Размышляя над одним из краеугольных понятий синергетики, С.И. Яковленко говорит о необходимости внешнего воздействия в процессах упорядочения . Это так, поскольку замкнутые системы самопроизвольно разрушаются, переходят, или возвращаются, в хаос. Физический аспект этой тенденции – возрастание энтропии замкнутой термодинамической системы. Порядок, как устремление в хаос, сменяется «беспорядком», или стохастичностью, неопределенностью воздействия внешних факторов на открытую систему, которое ее «возвращает к жизни», упорядочивает, вносит структурообразующий момент.
Как на форму отказа от непререкаемого детерминизма идеализированных систем в математике и физике классической поры в развитии естествознания, А.С. Есенин-Вольпин указывает на возрастающую роль веры в науке. Однако «при построении любой науки на любой стадии имеется лишь конечная совокупность принятий суждений на веру» . Невнимание к модальностям в естественных науках чревато возникновениями парадоксов, особенно в неклассической науке. Чрезмерная ассоциативность мышления вредна – это пытается устранить синергетика, над которой пока довлеет культ успеха неклассических наук: теории относительности, квантовой механики, космологии и теории элементарных частиц.
Какая конкретная философская система применяется в естествознании и влияет на его развитие на стыке ХХ и ХХI вв., определяется при острых и активных дискуссиях по вопросам о самой философии, о ее месте в современной культуре и специфике философского знания, о его источниках и функциях. Определяются возможности и перспективы философского знания и механизмы его воздействия на развитие научного знания, в частности в естественных науках.
Мнение физика В. В. Налимова заключается в том, что философия сама остановилась в развитии, задержавшись между наукой и религией, что пора создавать «постфилософию» (философию философии) . Актуально в этой связи вернуться к традиционной градации философских систем, предпринятой еще досократиками и особенно в Академии (Платон, Аристотель, Ксенократ, Аркесилай и др.), но критически рассмотренной Кантом. Очевидно, идеализм в философии искусственно разграничивается на субъективный и объективный. Но объективный идеализм – тоже субъективный, так как представления о боге, этом объекте, живут только в сознании человека; нет ни логических доказательств, ни эмпирических фактов существования так называемого демиурга. Представление о материи как объективном и независимом от человека составляющем начале мира – тоже только представление. Если «материя – это то, что, действуя на наши органы чувств, производит ощущения», то данная гипотеза об объективной сущности материи выглядит несостоятельной при рассмотрении лишь одного примера.
В виртуальном компьютерном мире не только ощущения, но и мысли, и движения, и эмоции можно моделировать с помощью кибернетических средств. При этом существенны потоки соответствующей информации, а никак не движения какой-то материи. Отмечено, что при все большем устремлении в недра материи, в микромир, эта материя неуклонно исчезает, мир пустеет, но возникают новые степени свободы движения (см., например, ). Получается, что материя в ее прежнем понимании как «то, что действуя на наши органы чувств, производит ощущения» исчезает, а возникает, как неотъемлемый атрибут мира, информация.
В антропогенной вселенной, как было выявлено благодаря решениям А. А. Фридмана, пресловутая материя рождается из ничего. Имея в виду, что человек вместе со своим разумом и прочими функциями только копирует состояние проявленной из ничего вселенной, можно прийти к выводу, что антропогенная вселенная и вовсе не является материальной в подлинном смысле этого слова. Рождает антропогенную вселенную нечто (Единое), которое по праву можно назвать материей (и это только в субъективном, но не в кантовском смысле есть ничто). Эта материя рождает и человека вместе с его антропным принципом. Кант оказался ближе к истине, открываемой в новейшей, синергетической парадигме, нежели некоторые так называемые материалисты, позитивистский подход которых к проблеме двух начал в философии теперь наяву, все более очевиден.
В. В. Налимов же убежден, что в картину мироздания, в физическую картину мира следует включить вездесущее сознание (Творца) и первородный смысл, его аксиологические оценки и спонтанность. Последний компонент недостающих элементов в картине мира относится как раз к тому, что система человек – антропогенная вселенная является (почти) замкнутой, но информация о других мирах, информация из той рождающей антропогенную вселенную почти неуловимой субстанции «стучится» в наш мир, обретая для субъекта познания форму случайных, неконтролируемых, спонтанных явлений. Это означает в совокупности, что «проблема сознание – материя становится серьёзной проблемой физики» , но отнюдь не только какой-либо одной философской системы.
На современном этапе развития науки естествоиспытатель всё более приходит к выводу об ограниченности и односторонности какой-либо одной выделенной методологии. Это относится и к рационалистической методологии, включая материалистическую диалектику. Об этом прямо заявил П. Фейерабенд: «Всё дозволено».
В.А. Смирнов, констатируя несостоятельность главенства и диктата идеалистической и материалистической диалектики, пишет, что можно построить логическую систему, в которой из противоречия не получается «всё что угодно» . Была построена логика интуиционистская, «дуальную» ей логику построить нетрудно. Этот путь проходит через фальсификационизм – в духе К. Поппера. Но все упражнения у К. Поппера, Г. Генцена, А.Н. Колмогорова и А. Гейтинга лежат в плоскости неопозитивизма («стрелки», знаки «импликации» и т. п.). Логика в таком амплуа может строиться без закона исключенного третьего и закона противоречия , без мистификации.
Г.И. Рузавин в работе рассматривает самоорганизацию систем как основу их эволюции, развития. Философ отмечает схожесть оснований развития неорганической природы и общества – это их самоорганизация. Находясь достаточно далеко от точки термодинамического равновесия, открытые неравновесные системы могут быть способными к самоорганизации и развитию. Этого же мнения придерживается синергетик Г. Хакен . В материальных системах обмен с окружающей средой осуществляется веществом, энергией, излучением, а в общественных – информацией. Опора в экономической теории на механицизм, детерминизм и «железную необходимость» – без учета эволюционных, синергетических закономерностей – сделали марксизм нежизнеспособным .
Многие физики, в числе которых В. Гейзенберг, П. Дирак, Н. Бор, М. Борн, высказывались о необходимости подключения в научные исследования всех возможных и доступных средств, о неправомерности придерживаться какой-то особенной идеологии, одной-единственной философской системы. В естествознании нет одной «единственно верной» методологии; все методологические концепции хороши, если они удовлетворяют нуждам естествоиспытателей, приносят практическую пользу от исследований и эстетическую удовлетворенность. Постнеклассическая наука не ограничивается логикой, диалектикой и эпистемологией, хотя они остаются по-прежнему мощными средствами познания. Теперь в науке более, чем в ХХ в., нужны другие факторы развития, а именно: фантазия, вымысел, интуиция, воображение, работа на подсознательном уровне и другие подобные, нетрадиционные и нестандартные, способы получения информации.
П. Дирак возвел в принцип красоту теоретических построений в физике. Естественники конца ХХ в. всё чаще говорят об эстетическом факторе познания, о красоте как эвристическом начале – применительно не только к гармонии природы, но и к построению теорий, поиску законов, выдвижению концепций и парадигм. Такой ракурс в исследованиях природы обнаруживается впервые в физике как царице естествознания. Но и философы обсуждают влияние фактора красоты на построение и отбор естественнонаучных теорий . Субъективный фактор красоты дополнителен к объективной бесстрастности окружающего мира; эти два момента находятся не только в единстве, но и в противоположных отношениях. Диалектизация постнеклассической науки – не только ее характерная особенность, но и присущий познанию источник гносеологических ценностей. Целостность, развитие в единстве и «борьбе» противоположностей, саморазвитие, диалектический характер процесса познания – основа и наводящие установки научного поиска, связанного со становлением синергетики.
Возрастание внимания к древнекитайской и буддистской философии и методологии нужно рассматривать в контексте общего отказа от «избранной», «единственно верной и всепобеждающей» идеологии. Рационализм, объективизм и монотеизм, культивируемые со времен Античности, выпестовали методологию идеалистической и материалистической диалектики, стихийный и диалектический материализм Средневековья и Нового времени. Последние полтораста лет войн, катаклизмов, революций в Европе, социально-экономических кризисов в мире и надвигающаяся общеэкологическая катастрофа поворачивают движение философской и научной мысли в сторону от рационализма, логицизма, детерминизма, обратимости времени и «равновесного состояния» технократической европейской цивилизации к альтернативным системам взглядов и миропониманию.
Научный интерес последнего времени к индуизму, буддизму и его китайской версии – дзэн-буддизму расценивается как очередной шаг в направлении самосознания. «Дзэн-буддизм в основном обращается к внутреннему мистическому переживанию – «сатори», – которое затруднительно описать рациональными понятиями. Это можно лишь субъективно пережить. В понятии сатори традиционное деление на внутренний и внешний мир исчезает, человек становится единым существом с Вселенной. Знатоки дзэн считают, что это не интеллектуальная система, что ее сущность – переживание сатори – невозможно сформулировать, а можно лишь описать с помощью афоризмов и поэтических метафор» .
Последовательный приверженец дзэн-буддизма Д.Т. Судзуки определяет сатори как интуитивный взгляд на природу вещей в противовес аналитическому и логическому пониманию ее. «Это означает, что разворачивается новый мир, не воспринимавшийся прежде разумом, привыкшим мыслить дуалистически… Логически рассуждая, все противоположности и противоречия соединяются и составляют гармоничное и органичное целое. Это тайна и чудо, но …оно совершается ежедневно» . Далее отмечается «антиинтеллектуальное свойство дзэн-буддизма, что делает его трудным для понимания западному человеку, выросшему в традициях греческого рационализма в его современном развитии». Дзэн-буддизм промывает мозги «с целью воспрепятствовать логическому рациональному мышлению, которое мешает непосредственному интуитивному восприятию своей внутренней сущности. Разум и логика могут быть полезны для понимания окружающего мира, но они мешают осознать свое бытие» .
Интерес Запада к йоге и дзэн-философии может быть истолкован как знак постепенного отказа двух культур от взаимной изоляции. Взаимообогащение культур неизбежно и должно быть следующим шагом в развитии мысли, науки и философии. Этот вывод находится в согласии с идеями синергетики.
«Синергетика опирается не на волю человека, его представления, а на волю Вселенной, – как считает Т.П. Григорьева. – В лице Вселенной наука выходит на ту позицию, которую на буддистско-даосском Востоке называют Срединным Путем. Это значит, – следовать Пути мирового становления, не расходиться с предустановленным порядком, небесным ритмом, ибо Истина в Центре (Чжун); крайности же ведут к самопогибели… Не преодолевать, тем более не уничтожать прошлое ради созидания будущего: разрушать прошлое, значит разрушать будущее, ибо время едино (выдел. И. А. В.), оно переходит в другое» .
Далее рассматривается «логика небытия или целого», к чему стремится человек с его синергетикой: в «точку» как символ единства Павла Флоренского. И опять признаки вырождения идеального, духовного – об этом говорят Эмерсон: «Аксиомы физики выражают на ином языке этические законы» и Л. Эйлер: «Даже в области физики материальное отступает перед духовным». Здесь видно стремление в данной стадии постнеклассической науки и ее философии возродить статус духовного, что находится в русле идей синергетики: «содружество» разнствующих систем (взглядов), их дополнительность и объединение в более общую и более сложную систему.
3.4. Усиление роли интуиции и иррационального
В становлении синергетической парадигмы ослабевает влияние жестких нормативов научного дискурса, логических и понятийных компонентов в исследованиях и увеличивается роль иррационального компонента, но не за счет умаления значения разума. На это обращал внимание В. И. Вернадский. Он писал о выходе творческой мысли за пределы логики. Научное творчество вообще возвышается над логикой, включая диалектику. Аутистическое, творческое мышление, творческий экстаз и интуиция, граничащие с «безумием» по Н. Бору, находятся в области внерационального. Творческая личность опирается в научных исследованиях на совершенно новые явления в процессе поиска решений, не охватываемые логикой.
Глубокую мысль высказывает В.В. Налимов: «Сам процесс мышления (обретения новых смыслов) интуитивен. Исходные посылки порождаются спонтанно на смысловом континууме… Смыслы изначально заданы в своей потенциальной, непроявленной форме… Порядок в изучаемой системе создается вероятностным характером глубинного мышления, опирающегося на регулирующую роль смыслов в функционировании сознания» .
Вдохновение, интуиция и иррациональный компонент мышления ведут к озарению и сопричастны с открытиями, благодаря которым естествоиспытатель приходит к важным научным достижениям и парадигмам. Научные откровения не связаны ни бытующими, общепринятыми парадигмами, ни логикой, не связаны с терминологией и понятиями в своем генезисе . Поэтому и в синергетике усиливается внимание к вненаучным, нерационалистическим формам и методам познания. Философский атрибут исследований усиливается, кроме тенденции к обращению к истокам древнекитайской и индусской мысли, констатацией возрастающей роли интуиции. Большую работу в этом направлении проводят авторы . Они полагают: «Структура не есть нечто раз и навсегда, точнее на определенное время, фиксированно собранное из жестких элементов, «кубиков» или «кирпичей», мироздания. Согласно эволюционному, синергетическому видению мира, структура – это процесс, …локализованный в определенных участках сплошной окружающей среды, …имеющий определенную геометрическую форму, способный перемещаться по среде с сохранением формы (как, например, вихрь в жидкости или солитон в плазме), а также как-то перестраиваться, эволюционировать, распадаться или достраиваться, интегрироваться с другими структурами в этой среде» (с. 111).
Среда в потенции содержит многие структуры и планы эволюции, часть или один из них определен степенью ее нелинейности и необратимости. Спектры сложных структур-аттракторов, или древо ветвей развертывания событий, определяются внутренними пружинами, свойствами данной среды. Переход из одного состояния среды в другое для внешнего наблюдателя может оказаться неопределенным, случайным, спонтанным, беспричинным (потому внешний наблюдатель исключается из рассмотрения и вместо него проводится в жизнь слияние субъекта с окружающей средой в один «организм»). Если направление эволюции сплошной среды открыто, то «спектр структур-аттракторов предопределен как спектр возможностей». В данной среде возможны только строго определенные типы структур. Выбор структур, реализующийся на данном этапе самоорганизации среды, случаен, а набор возможных ее структур – определен. Вообще говоря, это та же ситуация, что рассматривается в классической теории вероятностей, только усложняется терминология, а поиск и блуждание идут по всему полю путей развития и объекта исследования, и постнеклассической науки, в том числе самой синергетики.
«Эволюция системы определяется не ее прошлым, не ее начальными условиями, а будущим, правильной, часто симметричной, структурой-аттрактором. Будущее состояние системы притягивает, организует, формирует наличное ее состояние» (с. 111). Это противоречит в принципе всей парадигме классической теории вероятностей и основанной на ней математической статистике. Теория вероятностей – дисциплина, возникшая на психологической базе, на hasard игроков в карты или рулетку с целью случайно получить выигрыш; она в основе своей, в функционировании и способах развития – теория субъективистская. Тем не менее все утверждения теории вероятностей находятся в рамках модальной логики (возможно – вероятно, невозможно – невероятно, необходимо и неизбежно – достоверно) и возникают до опыта. Будущее в теории вероятностей еще не наступило, а если опыт произведен и получен его результат, то нет уже никакой вероятности, неопределенности, спонтанности. Такая же ситуация в теории случайных процессов, в том числе процессов марковского типа, в марковских цепях. Введя понятия о космическом «живом организме», о слиянии человека и Вселенной, синергетика стремится, с одной стороны, уйти от недостаточности средств познания обычного, «классического» человека и на базе интуитивного, иррационального выйти в будущее, находясь в настоящем, взвалив несостоятельность современного субъекта познания на «плечи» природы, на ее «живой организм». С другой стороны, в антропогенной вселенной человек, обладающий конечными и весьма скромными средствами изучения природы на фоне ее бескрайности и неисчерпаемости, имеет такие возможности сообразно миру, который его породил. С этой точки зрения в защиту объективизма и рационализма становятся построения открытых сложных самоорганизующихся систем, неконтролирумое внешнее воздействие на которые всего остального мира объясняло бы «индетерминизм», спонтанный характер многих явлений.
Тем не менее в синергетике широко используется терминология математической теории вероятностей и квантовой физики. Субъект самопознания теперь блуждает в эволюционных лабиринтах своего бытия и мышления, в «аттракторах» своего «Я». Это тем более так, если субъект познания приравнивает свое «Я», свой субъективный внутренний мир всей Вселенной, – эгоцентризм древних тут просто меркнет! Занявшись изучением окружающей природы, естествоиспытатель возвращает свой взор на себя и рассматривает систему познавательных ресурсов как самоорганизующееся творческое мышление. Одно полушарие при этом творит в рационалистическом, логическом ключе, используя в том числе вероятностную логику, а другое – в интуиционистском, эмоциональном, самодостраиваясь до обратных (и прямых) связей с дополнительным полушарием. Эмоционально-интуиционистский фон исследований природы уводит субъекта познания в мир будущего (без «машины времени») и мистики, сверхъестественного. И если рационализм и логика в своем фундаменте опираются на метод аналогий, то интуиция и внерациональное – на неустойчивость, непредсказуемость, противоречивость явлений, на изменчивость, в том числе внутренней организации и процессов самоорганизации как субъекта, так и познания. В этом видна самодостраивающая функция интуиции. Естественник посредством метода аналогий в меняющемся ищет неизменное, а с помощью синергетических идей пытается отыскать в неизменном единстве всех систем, всего мира – развитие, неустойчивость, перемены, катастрофы и, похоже, причины возможного всеобщего конца.
Если время и развитие системы вполне необратимы, то проникновение в будущее также вполне недоступно. В будущее системы можно заглянуть, можно сделать прогноз относительно ее развития, находясь вне системы, то есть если система открытая. Когда человек обращает Вселенную в антропогенную живую машину, в некое космическое сверхсущество, и причисляет себя к «винтикам» этой «машины», к части живого Космоса, то он тем самым стремится возвыситься над самим собой, умозрительным актом создать открытую космическую систему из почти самозамкнутой земной системы, и даже из замкнутой «кухонной» системы, чтобы, по В.И. Вернадскому, взглянуть на себя со стороны и увидеть, «откуда он и куда идет». В этом случае неопределенность и вероятность тоже возникают, но это постфакторы классической теории вероятностей и редукция в макромир идей неклассической теории микромира.
Так как и в мышлении человека, организованного сообразно и сопричастно фундаментальным законам развития антропогенной вселенной, кроме априорного знания, в форме возможного существуют многие «аттракторы-мысли» и их системы, то озарения, в результате которых естествоиспытателю открывается новая гармония мироздания, выглядят и воспринимаются часто как часть «уже когда-то виденного» . «Аттракторы-мысли» могут иметь своеобразную специфику в зависимости от той или иной среды, в которой они возникают. Из спонтанного воздействия внешних факторов, из воздействий внешней среды, возникающих достаточно часто, может выстроиться ряд статистической закономерности. Блуждание по полю случайного и осмысление его сущности на интуитивном уровне сознания свойственны в большей степени древнекитайской и индусской научной традиции и жизненным устоям североамериканских индейцев.
«В качестве аналога хаоса в когнитивных процессах можно истолковать разнообразие элементов знания, составляющих креативное поле поиска, разнообразие испытываемых ходов развертывания мыслей, наличие различных сценариев движения в проблемном поле мысли» (с. 113). Но разнообразие элементов знания не тождественно хаосу. Отсюда видна относительная сущность хаоса. Хаосом по отношению к элементам знания можно считать интуитивные подвижки в сознании и даже элементы в интеллектуальной интуиции. Левое полушарие – «логично», а для логических упражнений интуитивное и эмоции, которыми «руководит» правое полушарие, выглядят чуждыми элементами, лишенными и рационального строя, и порядка, выглядят хаотичными проявлениями другой системы. Синергетика же может рассматривать рациональное и логическое в содружестве и взаимном развитии с интуитивным и внерациональным.
Авторы работы полагают, что для синергетики есть предел в систематизации мира, что всеобщей и всеобъемлющей системы может и не быть. Ими рассматривается роль диалектики в синергетике: «Умная мысль рождается из глупости, рациональное – из абсурда, порядок – из беспорядка» , со ссылкой на Э. Роттердамского. «Разнообразие системы делает ее устойчивой к многовариантному будущему» (с. 114). Так же с излишком версий, первоначальных элементов знания, мыслей – это «барокко» креативного мышления, или «барокко» знания. «Механизм самодостраивания включает в себя направленность на возникающее целое» (с. 115). На базе увеличения многообразия, «перевешивания познавательных ценностей происходит отбор, отсечение «ненужного», в этом смысле явных и латентных установок» (с. 116). «В моделях открытой нелинейной среды это осуществляется через диссипативные процессы рассеивания, рассасывания неоднородностей».
Интересна мысль, которую можно включить в анналы математического психологизма: «Механизмы распознавания образов, судя по всему, весьма похожи на механизмы выпадения на аттракторы, на самодостраивание – с наличием поля блуждания (в точке бифуркации)» (см. по этому поводу также работы и ).
Наконец, как гимн складывающейся новой парадигме в естествознании и других системах знания, звучит высказывание: «Интуиция предстает как пульсации сверхсознания над сознанием, которые развертывают, раскрывают перед человеком подлинное разноцветье и полифонию мира» (с. 122).
Вторая половина ХХ в. ознаменовалась пониманием ограниченности рациональных правил методологии, которые никогда полностью и не соблюдались. На это обстоятельство указывал Фейерабенд в исследованиях по истории науки. Позитивная и объективно беспристрастная наука теряет свою незыблемость и авторитет. Стирается грань между наукой и ненаукой, что обусловлено социокультурным содержанием теоретического знания и влиянием его ненаучных составляющих.
Постмодернизм – новая социокультурная матрица, возникающая в связи с утратой наукой роли гегемона, или доминанты в общественном сознании – под натиском новой мифологии и религии, окрашенных в цвета эго- и антропоцентризма с присущим им субъективизмом . Осуществляется это «кружение» вокруг познания объективного мира на базе преодоления различий субъекта и объекта, их слияния. Следствие этого «перелома» в методологии естественных наук – отказ от логоцентризма и поворот к интуиционизму, подсознательному, эмоциям, иррациональному и потусторонней связи с Космосом; это скачок из одного «полушария» в другое «полушарие» мозга – с выветриванием старых философских традиций различения идеализма и материализма.
Примечательна позиция известного философа Ю.В. Сачкова. «Весьма важно отметить, – пишет он, – что потребность познания не является производной от биологической и социальной потребностей, а ведет свое происхождение от универсальной, свойственной всему живому потребности в информации» . К числу атрибутов жизни В.А. Энгельгард, например, относит узнавание. Экспансия человека в новые области существования требует много знаний об окружающем мире – это движение живого вещества является отражением феномена расширения Вселенной. Познание – базисная потребность человека, при отсутствии которой ее нишу занимают вспомогательные потребности: агрессия и воля к власти. «В развитии науки воплощена прежде всего эволюция мышления человека, его интеллекта. Именно наука радикальным образом содействует становлению и обогащению абстрактно-логического мышления, делая его всё более утонченным и изощренным» , вплоть до создания интуитивной логики или отказа от логицизма и рационализма как не полностью синергетических элементов самоорганизации. Логика – это гностическая поверхность явлений, в том числе внутреннего мира человека.
Естественнонаучные концепции всё более пестрят туманными общефилософскими и глобальными мировоззренческими посылами, имеющими истоки как в древнегреческой философии, так и в анналах древнекитайской и даже тибетской мудрости. Всё чаще проявляют себя интуитивный подход и «человеческие» компоненты. Желание ввести в обиход науки новое вопреки устоявшимся парадигмам всё более сказывается в развитии постнеклассичекой науки. Ученые всё с большим основанием ставят под сомнение незыблемость рационалистических принципов и норм в науке.
Философы конца ХХ в. и начала XXI в. приходят к заключению, что мистика, иррациональные включения в науку должны рассматриваться в контексте интеллектуальных антиномий и стремления обозначить интуицию и аутистические возможности мышления человека, проводящего исследования на грани своих возможностей . Отпадает необходимость в рационалистических построениях, более действенной становится интуиция, и это меняет методологию математики и физики, всех естественных наук. Передача логических функций мышления на компьютерные автоматы позволила еще в большей степени отодвинуться от диктата логических суждений. Мышление человека в большей степени освобождается от давления формальных схем, стандартизованной, трудоемкой логической деятельности .
3.5. Об антропоцентризме
Иллюзии объективности познания зиждятся на абстракциях и идеализации субъектом сторон, граней, частностей в явлениях окружающего мира. На абстрактных построениях базировалось понятие строгости науки, что было тоже абстракцией . Когда иллюзии вступают в прямое противоречие с действительной природой явлений, происходит пересмотр причин, по которым они возникли. Метафизические теории XIX – XX вв., как и философская традиция многих мировоззренческих схем, строились на абстракциях отчуждения и расчленения реальности на две составляющие: мир субъекта (идеи, чувства и т. д.) и объективный мир (физические явления, так называемая материя и т. п.). То что материя «действует на наши органы чувств и производит ощущения», делает субъекта равноправным и единым с объектом. Как часть мироздания (пусть весьма малая), человек находится внутри него и полностью от него зависит; он неизбежно копирует мироздание, подчиняется законам его движение и развития, ежели пытается быть в согласии (в содружестве) с окружающим миром (с внешней всеобъемлющей системой) и существовать устойчиво. Если человек копирует Вселенную и фундаментальные процессы в ней, то также неизбежно предстает в единстве с нею. Вселенная и человек находятся в глубоком единстве (это тем более так в так называемой антропогенной вселенной, понятие о которой ввели космологи), и это единство осуществляется в двухстороннем взаимодействии. Возврат постнеклассической науки к пониманию данного состояния системы человек – Вселенная придает новое дыхание античному гилозоизму, а синергетика находит здесь источники своего становления и развития. И в этом опять правомерна глубокая идея Канта о первичности субъективного начала в познании и даже в природе явлений, противопоставленная прямолинейному позитивистскому материализму. Как в философском течении, в материализме за материю принимается то, что рождено и составляет, в сущности, антропогенную вселенную, а отнюдь не то, из чего всё возникло. В непоследовательном материализме за материальное сущее принимается следствие, а не причина, поиски которой объявляются метафизическими.
Демонстрации субъективного начала в фундаментальных законах физики появились на этапе неклассического естествознания, что отмечали Эдингтон, Шрёдингер, Вайцзеккер. Между субъектом и объектом не существует жесткого барьера, а так называемое сознание и так называемая материя – это несколько различающиеся аспекты единой реальности. По признанию Л. де Бройля, с созданием квантовой механики из физики был устранен вердикт об объективном описании внешнего мира (см. ).
В. Гейзенберг писал, что акценты в науке смещаются с описания природы на основе фактов естественнонаучных дисциплин на описание наших отношений с природой. Расчленение реального мира на объективное течение событий в пространстве и времени и на свойства психики человека, его душу и дух, что является отражением окружающего мира, уже не удовлетворяет требованиям науки ХХ в. На передний план выступают интересы, связанные с взаимодействие человека и природы. Даже в атомной физике и теории элементарных частиц, в теории поля невозможно полностью отделить объективные характеристики изучаемых явлений от субъективистского влияния, источником которого является ученый-наблюдатель. Процесс наблюдения влияет на поведение и свойства микрообъектов и природу как таковую.
С другой стороны, окружающая природа – не автомат, не какой-то микрофон или устройство с магнитной памятью, ей нельзя предложить повторять то, что говорит о ней ученый, используя экспериментальные данные. Симбиоз человека с природой более глубокий и основательный, чем поверхностное понимание взаимодействия, навеянное конечной практикой бытия. Природа такова, что допускает постановку вопросов к ней только в меру ее качеств и свойств, сообразно ее развитию, эволюции . Понятие объективности в теоретических науках становится более тонким и щепетильным ввиду зависимости фактов от методов и способов научной деятельности субъекта познания. Об активном вмешательстве в природные явления поднимает вопрос И. Пригожин. Речь идет об управляемом эксперименте, о поведении частей природы в искусственных условиях вообще, а не только в связи с опытами над микрочастицами . «И это не отход от объективности, а всё более полное приближение к ней, ибо она открывается только в процессе активной деятельности людей» .
Г.В. Гивишвили высказывает гипотезу, что «существование человека (не обязательно земного) комплементарно бытию Вселенной именно в смысле их взаимной необходимости. Фактически это означает существенное усиление антропного принципа, гласящего, что Вселенная устроена так, а не иначе, для того чтобы на известной ступени ее эволюции в ней появился наблюдатель – мыслящая субстанция. В действительности же человек и природа находятся в гораздо более сложных взаимоотношениях: разум есть не только порождение «неразумной» природы, но, в свою очередь, сам становится ее демиургом. Иными словами, наличие высокоорганизованной материи столь же императивно для существования материи неодушевленной, как и диаметрально противоположное соотношение» . Природа самореализуется только в качестве осознающего (познающего) себя и управляющего собой Универсума; она не «слепая», непредсказуемая и бессодержательная стихия.
Принцип дополнительности Н. Бора, провозглашенный для пар физических величин, приобретает более фундаментальное значение: природа и человек дополнительны в их единстве [и противостоянии как отражаемого и отражающего]. Все особи, виды, семейства, отряды и т. п. в биологии дополнительны друг к другу, образуя на Земле биосферу (и ноосферу). Допущенная философами асимметрия статусов идеального, духовного и материального, природного (Р. Декарт, Б. Спиноза, И. Кант, Г. Гегель) не могла не привести к отчуждению одного от другого. «Побуждаемый своими политическими интересами, Маркс пренебрег этими соображениями и предпринял кампанию по дискредитации и изгнанию идеального из царства Природы вообще» (с. 80). Однако паритет духовного и материального виден из антропного принципа в организации антропогенной вселенной. Мир сложен потому, что в нем подразумевается появление «сверхаттрактора» эволюции – человека.
И все же человек «представляет собой столь же обязательный атрибут бытия Природы, как и неодушевленная материя, с которой он состоит в отношениях дополнительности» (с. 85).
Объединение объективного и субъективного в активном исследовании природы трансформирует представления о ценностях в науке. Но оно отнюдь не исключает аксиологических факторов из всех объяснительных и предсказательных процедур.
Антропный принцип возник в неклассической науке, в космологии, построенной на следствиях общей теории относительности. Суть его в том, что наблюдаемая часть Вселенной – Метагалактика такова и только такова ввиду того, что в ней есть человек, наблюдатель, существование которого обеспечено фундаментальными законами, выявленными физическими параметрами Дальнего и Ближнего Космоса, а также массами элементарных частиц и универсальными константами (известный элемент эго- и антропоцентризма, принятый еще в натурфилософии времен Птолемея и Аристотеля, так как параметры и законы получает и выводит сам человек при изучении явлений природы).
Согласно антропному принципу, Вселенная рассматривается как саморазвивающаяся, сложная и самоорганизующаяся система – в точности как человек. Антропный подход осуществляется в соответствии с направлением на гуманизацию постнеклассической науки. С другой стороны, на базе антропного принципа развивается постнеклассическая парадигма, новое мировоззрение, в котором есть место Вселенной как «человекоразмерному» объекту.
Различаются несколько трактовок антропного принципа. «Слабая» формулировка антропного принципа: фундаментальные физические константы «тонко настроены» на возможность появления во Вселенной человека. «Сильная» формулировка: почти креационизм, бог «замыслил» Вселенную с вложением в нее человека. «Сверхсильная» формулировка заключается в следующем.
«Рождение и гибель субвселенных связаны не с возникновением «из ниоткуда» и исчезновением «в никуда» пространства-времени – материи, а со структурной перестройкой и пространственно-временным перераспределением вещества – излучения в процессах космологической квазисингулярности или гравитационного коллапса. Вместе с тем, смертность субвселенных является необходимой предпосылкой обновления качества их энергии и, тем самым, залогом бессмертия Вселенной» . Энтропия субвселенных постоянна, пульсации их бесконечны. Но плотность Метагалактики меньше критической, и поэтому она расширяется. Если и другие субвселенные такие же, то это ведет к гибели Стационарной Вселенной. Вмешаться в этот процесс может сверхчеловек, сверхцивилизация. То есть Вселенная вечна, бесконечна и неисчерпаема благодаря сверхразуму обобщенного человека. Отсюда равенство между человеком и Природой: ни то, ни другое не могут существовать друг без друга, так как они «дополнительны по Н. Бору». «Сильный» антропный принцип прямо и безо всяких обиняков призывает нас признать библейский миф о сотворении мира де-юре и де-факто» (с. 52).
Стало быть, в научном контексте конец ХХ в. показал, что в естествознании и в равной мере в обществознании нет независимого наблюдателя, который был бы пассивен и не вмешивался в процессы природы. Человек как наблюдатель всецело принадлежит окружающей среде и зависит от процессов наращивания знаний и накопления информации. Ибо они только инструмент, поддерживающий метаболизм как оттиск с глобальных процессов преобразования и развития в природе, сопровождающихся перекачкой энергии (и материи) из одного вида в другой, переходами между структурными уровнями разной степени сложности, организации и общности. Социология, антропология, психология, этика и другие науки гуманитарного цикла, «человекоразмерного» плана, выходят на круг проблем, поставленных когда-то в области естественных наук.
Тезис о нейтральности объективного знания, о его ценности в естественных науках конца ХХ века становится размытым и неадекватным дальнейшему развитию познания. Если человек с его качествами, особенностями и функциями включается в эволюцию науки и центральной ее части – естествознания, включается в ход развития многих систем, то это дополнительно гуманизирует и без того гуманистические науки, создаваемые человеком ради человека. Ценностные и когнитивные характеристики научного знания взаимно имплицируются по мере развития современного естествознания.
Но если изучать объект, изолировав его от реального мира, то рано или поздно исследователь начнет сталкиваться с неопределенностями в поведении объекта – на фоне самоупорядоченности субъекта познания, являющегося системой открытой. Мир един во взаимодействиях, и они проявляют себя на любых уровнях организации и изолированности систем. В абстрактных, идеализированных условиях допустимо полагать, что объект развивается автономно; в этом случае возможна теоретическая обратимость времени. Однако «мир, обратимый во времени, был бы миром непознаваемым» . Обратимое время – это нонсенс; обратимое время в специальной и общей теориях относительности, классической механике и во многих других теориях ведет к неустранимым неконструктивным парадоксам. «Мир непознаваем», если в теории, его описывающей, время обратимо. То есть такая теория в конце концов самоустраняется в агностицизм. Это финал любой неадекватной, недоработанной, позитивистской теории. Это финал знания, в фундаменте которого заложены не только принципиальные мировоззренческие и методологические промахи, но и элементарные логические ошибки. Выглядят Харибдой естествознания логическая ошибка и преувеличение роли логики в научном исследовании, но Сциллой является и непомерная гиперболизация интуиции, иррационального и сверхъестественного, потустороннего. Синергетика показывает, что в процессе самоорганизации и развития науки появляющиеся зигзаги, вызванные флуктуациями мышления вблизи точек бифуркации (во время крупных эволюционных перемен и революций), должны рассматриваться с необходимой ответственностью и подвергаться тщательному отбору – оптимальному выбору.
Другого рода неопределенности, возникающие в почти замкнутой системе человек – антропогенная вселенная. Пресловутый «человекоразмерный» фактор в постнеклассической науке рано или поздно исчерпает себя как компонент доминирующей методологии, и тогда естествознание и наука в целом, в которой синтезированы объективные и субъективные начала, предстанут перед новой широкомасштабной катастрофой и чередой разнообразных кризисов. По-видимому, это случится, когда тяжесть и глубина вопроса «Из чего всё, то есть из чего Я?», заданного слившимся с мирозданием субъектом познания, перетянет информативное содержание всей антропогенной вселенной. А пока, на заре XXI века, синергетика рассматривается с надеждой – как панацея. Это очередная панацея, по замыслу ее создателя – человека призванная сгладить и умалить его собственные изъяны мышления. О последнем факторе научных исследований кратко, но от того не менее доходчиво высказался еще Эвбулид: «Я – лжец».
3.6. Увеличение значимости времени и развития
Понятие времени и идея развития неразрывны. Еще Дж. Уитроу, рассмотрев различные ипостаси времени, а именно: параметрическое, математическое, инструментальное, биологическое, психическое время, остановился сначала на законе возрастания энтропии в термодинамике замкнутой системы как отражающем одно из самых значимых физических явлений, на котором можно строить теорию времени, а затем его внимание было сконцентрировано на космологическом процессе расширения Метагалактики. С последним следствием решений уравнений общей теории относительности английский философ связывал понятие стрелы времени. Однако далее Дж. Уитроу нашел более фундаментальный для понимания сущности времени объект исследований – становление . Последний процесс присущ не только явлениям природы, но становление имеет место также в развитии общества и личности; наконец, оно универсально .
Становление диалектически, а точнее – синергетически, то есть системно и с необходимостью сопричастно с общим глобальным процессом коэволюции, должно быть связано с уничтожением и ликвидацией. Если что-то возникает, то это фатально значит, что нечто другое исчезает. Так происходит в конкретике развития материального мира, в мире субъекта и в обществе. Становление и / или гибель одной изолированной системы или индивидуальности, без «содружества» и взаимодействия с другими системами и индивидуальностями, не производит нового, в том числе нового качества, нового знания. Самоорганизация, как и саморазвитие, вообще говоря, немыслимы без взаимодействия с другими системами, являющимися иерархически достаточно близкими к данной системе. Тогда возможна не простая бесследная смена состояний без каких-либо качественных изменений (это тип лапласовской предопределенности), а появление, накопление качественно нового и неизвестного в состоянии системы. В этом альфа и омега синергетики.
Время в классической физике было «геометризованным», по И. Ньютону, «истинным математическим» временем . Ламарк ввел в понятие времени атрибут историцизма и, значит, необратимости. «Реальное время создается в мире движением жизни» (с. 46). Этого тезиса придерживался В.И. Вернадский . Философски понятие времени подготавливалось понятиями о творческой эволюции и «жизненном порыве» . Если в физике понятие времени основано на рассмотрении периодических процессов, то в реальном мире оно обусловлено необратимым ходом жизненных процессов, эволюцией Вселенной. Источник дления – интуитивное ощущение течения жизни, творческая эволюция жизни, в которой функции памяти осуществляют: 1) генетическая наследственность; 2) историческая необратимость явлений.
Время необратимо и асимметрично в согласии с «презумпцией» происхождения жизни. Космические, геологические, биологические и исторические события «идут на фоне этого времени». В.И. Вернадский, указывая на необратимость времени и диссимметрию пространства, считал, что «жизнь неотделима от Космоса и ее изучение должно отразиться на его научном облике» .
Несколько иного взгляда на природу времени придерживается Т.П. Лолаев. Время имеет индивидуальный характер, свойственно каждому объекту . Если объект перестает создавать свое собственное время, он исчезает, воплощаясь в другие объекты с их собственными настоящими временами. Свет от звезд, давно сгоревших, мы видим в настоящем – это реальность. Прошлое нереально [и будущее нереально]. «Физическое значение имеют только промежутки настоящего времени. Поэтому поиски доказательств симметричности времени (в смысле его обратимости) …не могут привести к успеху» . Далее, представление о переходе из прошлого через настоящее в будущее вызвано «эмотивными реакциями индивида на последовательную смену состояний наблюдаемых объектов».
Два следующих друг за другом периода времени (по сверхточным атомным часам – одна минута и одна минута) не должны быть равны в принципе . Субституция, или метаболизм, времени – это его замена, подмена каким-либо естественным процессом. «Субституционное время многокомпонентно» и содержит возможность неравномерного определения глобального мирового времени. Общие свойства субституционного времени должны быть такими: его дискретность и аддитивность.
Гипотеза генерирующего метаболическое время всеобщего мирового временного потока высказывалась Дж. Уитроу , Н.А. Козыревым и М.М. Лаврентьевым с соавторами .
Необратимость времени А.П. Левич связывает с привнесением в антропогенную вселенную потока предчастиц. Это вызывает глобальный временной поток. Таким образом, причина времени вновь ускользает за пределы открытой системы человек – антропогенная вселенная. «Живые организмы есть [сами] источники специфических потоков предэлементов каких-то иерархических уровней строения материи» .
В эволюции естествознания выявляется плодотворность идеи времени, ее активизации. Из механики представления о времени проникли в физику, биологию, геологию и в область социально-исторических наук, а затем в космологию и даже в сферы макроскопической среды обитания человека . Ученые приходят к выводу (см. Дж. Уитроу), что не только жизнь с ее биологическим и психическим временем, а Вселенная вся и в целом имеет историю и время развития. И. Пригожин проводит синтез бытия и становления при решающем факторе времени (становления). Время из субъективного мира человека проникает везде и всюду как одно из условий действенности методологии в познании объективного мира . Философия и физика сегодня синергетически, совместно рассматривают окружающий мир и место человека в нем, рассматривают мир, в котором становление является первичной причиной и главной функцией бытия, – это не монады Пифагора и Лейбница как данность . В отличие от них, существующие элементы мира взаимодействуют, то есть рождаются и уничтожаются. Через свое «Я», через внутренний мир, через психические состояния человек приходит к пониманию глобальности, вездесущности времени. Картина развития Вселенной уже немыслима без ее самой существенной характеристики – времени. Изменение, развитие и время первичны во всем бытии, от микромира элементарных частиц до космических объектов и космологических моделей.
Начиная со Второй революции в естествознании, можно проследить следующие этапы развития естественных наук:
1) в пору расцвета классических воззрений от Ньютона до Менделеева и Берцелиуса наука сконцентрировалась на изучении макроскопической среды и ее равновесных состояний;
2) когда набирало темпы развития неклассическое естествознание, связанное с именами Н. Бора, В. Гейзенберга, П. Дирака и др., внимание переключилось на микромир;
3) в постнеклассической науке, связанной с синергетическими идеями, взор исследователя вновь обращен на макроскопические системы с их самоорганизацией и саморазвитием, целостностью и необратимостью смены состояний, а далее – на мегасистемы ;
Историцизм широко применяется в естественных науках, тем более в квантовой механике. Он интерпретируется в терминах «необратимость», «вероятность», «целостность», «развитие», «возможность» и в рамках понятия о спонтанной генерации новых связей и взаимодействий.
На передний план науки выдвигается ее исторический аспект развития. Эволюционные аспекты доминируют во многих традиционных разделах естествознания и всё чаще – в смежных направлениях научного поиска. Возникают новые дисциплины, лежащие в этой парадигме, например эволюционная химия, занятая разработками в области саморазвития и эволюции открытых каталитических систем. Обоснуется «включение в химическую науку принципа историцизма, с помощью которого только и можно объяснить самопроизвольное (без вмешательства человека) восхождение от низших химических материальных систем к высшим – к тем, которые и составляют «лабораторию живого организма» . По мнению Вайцзеккера, развитие науки испытывает трансформацию в науку о развитии.
Таким образом, естественные науки с наступлением XXI века становятся более диалектическими, а точнее – синергетическими, чем на заре ХХ века. Естествоиспытатели всё более и всё охотнее овладевают прогрессивной методологией, выработанной в лоне философии науки. Это качественное изменение в мышлении ученых вызвано не «указаниями сверху», не диктатом признанных авторитетов в философии и науке, а происходит естественно. То есть всё в окружающей природе и в природе мышления в конце концов вершится именно не метафизически, а диалектически и синергетически, в полном соответствии с законами развития во времени, сообразно времени.
3.7. Математизация естественнонаучных знаний
– возрастание их абстрактности и сложности
Итак, субъективные источники и причины представлений о времени были распространены на весь окружающий мир, на Космос и микросистемы. Отсутствие времени как такового в математике открыл Витгенштейн. Еще ранее Гегель обратил внимание на антиномическую конструкцию пифагоровых числовых монад и связанный с ними опыт по созданию геометрических объектов. Приведем лишь одно замечание философа, показывающее всю сложность и уязвимость умозаключений древнегреческих математиков. «Что линия не состоит из точек, а поверхность не состоит из линий, это вытекает из их понятия, так линия есть скорее точка как сущая вне себя, а именно как относящаяся к пространству и снимающая себя, а поверхность есть точно так же снятая, сущая вне себя линия. Точка представлена здесь как первое и положительное, и мы исходим из нее» .
Но математика также превращается из идеалистической сферы, обслуживающей в количественном и геометрическом отношении существование индивида и общества в ближней окружающей среде, в мощное средство изучения всего мироздания, его моделирования и редукции выводов о его устройстве и прогнозов о его ближайшем будущем на вполне земные нужды человека и человеческой цивилизации. Математика пронизывает всё естествознание и всё более внедряется в сферы гуманитарных наук.
Данная характерная черта естествознания конца ХХ в. и начала XXI в. привела к тому, что оно стало особым, специфическим видом научной деятельности. Не только теоретическая физика, но и математическая экономика, теория игр в геополитике, математические методы в биологии, экологии и химии – важнейшие форпосты математических методов познания. Этому значимому явлению способствуют компьютеризация и возрастание альтернативности исследований, их усложнение и изменение эмпирической компоненты в сторону ее всё возрастающих индустриализации и производственно-промышленного базиса.
Вычислительная математика компенсирует теоретические трудности всё более математизированного естествознания. Она стала автономной частью математики, дающей ответ на многие вопросы непосредственно в числовом виде, понятном все большему коллективу естествоиспытателей. Математическое моделирование сегодня – признак хорошего тона и профессионального владения существом проблем в какой-либо отрасли естествознания. Математическая модель строится гораздо быстрее, чем создается экспериментальная ситуация, имеющая трудоемкую и дорогостоящую промышленную базу. Просчитывать осмысленную модель и получать важные прогнозы можно за считанные минуты, сберегая практическое время и ресурсы. Разработка алгоритмов и программ становится технической подложкой синергетики, обеспечивает ее реальные успехи.
Авторы работы отмечают, что математическое моделирование неравновесных, нелинейных, необратимых в развитии систем помогает определить совокупность объектов, служащих промежуточным звеном между биологическими, живыми и неживыми, объективными системами, связи между проявлениями творческого начала, интуиции, духовной сущности человека и нелинейными, самоорганизующимися, эволюционирующими структурами в окружающем мире.
Е.Л. Фейнберг приходит к выводу, что в развитии математических систем необходимо чередование дедуктивных фаз с этапами, в которых доминируют индуктивные суждения . «Математика лишь «кусочно-дедуктивна», а значит и «кусочно-логична» в традиционных пониманиях логики, что по мнению М. Клайна наносит «сокрушительный удар по всеобъемлющей аксиоматизации» . Эти выводы опять были инициированы осмыслением теоремы Гёделя .
Тем не менее, «относительно простые математические модели содержат сложное, сложный спектр структур-аттракторов… На выделенном классе открытых и нелинейных сред могут возникать и метастабильно поддерживаться сложные спектры нестационарных структур, развивающихся в режиме с обострением. Путь к сложному – это путь к средам с большими нелинейностями и новыми свойствами, с более сложным спектром форм и структур. Это дает основания рассматривать мир как иерархию сред с разной нелинейностью... Сверхсложная, бесконечномерная, хаотизированная на уровне элементов среда (система) может описываться, как и всякая открытая нелинейная среда (система), небольшим числом фундаментальных идей и образов, а затем и математических уравнений, определяющих общие тенденции развертывания процессов в ней. Можно попытаться определить в том числе и параметры порядка мирового развития (к примеру, законы роста населения мира)… [Математическая] асимптотика [сложных процессов] колоссально упрощается» (с. 65), что дает возможность прогноза, исходя из целей, от целого, из идеала.
С точки зрения естествоиспытателя, эволюция в методологии сказывается на мировоззренческих проблемах и философии. Интуиционизм, вытесняя рационализм, всё более вводит в обиход науки рефлексии «правополушарного» сознания. И здесь не без оснований ставится под сомнение адекватность материалистического мировоззрения диалектико-материалистическому миропониманию и объективность диалектической логики.
На этом фоне блекнет также ореол математической логики и ее рекомендаций для выработки правильного мышления (см. высказывание Эвбулида). Формальная логика терпит фиаско перед другими математическими новациями . Информатика, кибернетика, теория информации и математическая лингвистика сводят на нет приоритеты математической логики ; всё большее внимание привлекает направление интуиционизма в математике.
Вместе с тем математика остается самым действенным орудием познания в области формирования естественнонаучных теорий и численного обслуживания эксперимента, оставаясь непревзойденной дисциплиной по эффективности практического применения. На успехи той или иной естественной науки влияют три фактора:
1) зрелость этой естественной науки и ее подготовленность к применению математических методов;
2) специфика естественной науки и особенности применения в ней математики;
3) совершенство математического аппарата и адекватность его применения в данной области естествознания.
При этом за математическими «деревьями» естествоиспытателю необходимо видеть свой «лес» естественнонаучных проблем – «частокол» математических формул не должен затмевать горизонт мышления ученого. Также нельзя упускать из виду, что существуют области исследований, в которых применение математики неправомерно, неполно, несостоятельно и может только усложнить, запутать и нивелировать картину явлений. Это особенно злободневно не в естественных науках, а в сфере духовно-этических, социальных и культурологических исследований.
Потребности развития многих наук, в том числе естественных, привели к созданию новых направлений в математике. Математические методы проникают во все сферы научного исследования. Это вызывает появление и разработку таких дисциплин, как теория массового обслуживания, теория игр, теория информации, теоретическая кибернетика, теория графов, теория оптимального управления и многих других. И успехи в математизации естественных наук связаны, прежде всего, с расширением логических и других формальных систем, с построением новых разделов математики на всё более качественном уровне (топология в геометрии). Огромную роль в становлении математических методов и укреплении их значимости играет создание интуистической логики, разработка принципов и методологии интуиционизма.
«Поскольку [синергетические] тенденции продолжаются в XXI в., мы можем предвидеть в развитии естествознания наступление фазы, когда исследования, пока еще ограниченные рамками научных дисциплин, получат подкрепления посредством математической формулировки трансдисциплинарной динамики, приводящей в движение эволюционные процессы в различных областях наблюдения. Но коль скоро эволюция не будет знать дисциплинарных границ, трансдисциплинарная единая теория, которая непременно возникает, будет описывать различные фазы и грани эволюционного процесса с инвариантными общими законами. Эти законы позволят исследователям описывать поведение и эволюцию квантов, атомов, молекул, клеток, организмов и систем организмов, по непротиворечивой, сформулированной математически и трансдисциплинарной единой схеме, в рамках которой интегро-дифференциальный оператор будет определять универсальную плотность в фазовом пространстве, а переменные – соответствовать обобщенным положениям и импульсам систем из реального мира в фазовом пространстве» . С этим мнением нельзя не согласиться, тем более что интегро-дифференциальное исчисление с успехом было опробовано в механике и физике.
Коэволюция и синергетика. Глобальный эволюционизм
как основа актуальной картины мира
В духе синергетического подхода – объединить в одну методологию идеи системности и эволюции. Синергетика сама развивается; она «неравновесна», «нелинейна», «необратима» и функционирует в содружестве и в объединении различных конструктивистских, интуиционистских, прагматистских, диалектических и иных методологий. На современном этапе развития постнеклассической науки только такой подход может обеспечить успех в дальнейшем изучении природы.
Возникновение эволюционных идей уходит корнями далеко в прошлое, но только в XIX веке они стали широко использоваться в биологии, геологии, климатологии и физической географии, хотя поначалу воспринимались как исключение в системе взглядов на мир, который представлялся как незыблемая данность. В целом же идеи эволюционного развития получили должную оценку только в конце ХХ века, в связи со всё более осознаваемой тупиковой ситуацией в физике, методологическая база которой была создана на основе программы геометризации ее важнейших теорий. Геометрия во все времена и особенно в связи с ее аксиоматической формой построения, появившейся в эпоху Античности, по существу, исключала качественное развитие и, следовательно, плодотворную идею физического времени.
Иная ситуация в термодинамике и теории информации. «Эволюция – негэнтропийная комплексификация системы – начинается, когда критическая флуктуация толкает сильно неравновесную систему еще дальше от теплового и химического равновесия. Новый порядок возникает в ходе взаимодействия критических флуктуаций при резком изменении фазы неустойчивости…
Эволюция есть изучение прогрессирующего и продолжающегося, но не обязательно непрерывного и линейного и заведомо не вполне предсказуемого (хотя и логически объяснимого) изменения, приводящего со статистической необратимостью от зарождения космоса к его нынешним и будущим состояниям (см. , сс. 81 – 83).
К фундаментальным сущностям в вопросе соотношения эволюции и закона возрастания энтропии относятся «время, дальнодействие, стохастичность и его фрактальность» . Закон возрастания энтропии следует из взаимодействий, саморазвития материи. «Понятие энтропии в общем случае физическим не является», но закон имеет «всеобщее значение», определяя «стохастическую природу эволюции». Порядок / беспорядок и сложность оцениваются количественно – через энтропию. Итак, «энтропия – это величина, скорость роста которой характеризует скорость (интенсивность) процессов превращения разных форм взаимодействий друг в друга» (с. 156).
С.Д. Хайтун полагает, что «нефизические поля взаимодействий «сотканы» из физических» – и в этом синергетическая связь присутствует тоже. Как и Штеренберг (см. выше), Хайтун придерживается идеи об «эволюционном принципе минимакса», то есть в конечном итоге придерживается статистической формы причинности и закономерности, которая не прослеживается при наблюдении отдельных событий, зато проявляется на их достаточно больших множествах. Отмечаются «экспансия» и «эффект потряхивания» в органическом мире, «эволюционный катастрофизм» (ср. с бифуркациями). «Не имеет значения, кто как называет фундаментальную сущность эволюции – саморазвитием материи, взаимодействиями, психической энергией, живой силой, универсумом или Богом. Давайте выберем для нее название, устраивающее всех, скажем эволюционная сила. Существенно другое – каковы законы ее проявления» (с. 165).
Концепция глобального эволюционизма реализует в постнеклассической науке разработку мировоззрения, в центре которого – идея универсального эволюционного процесса во Вселенной . С этой точки зрения рассматривается также развитие науки, философии и общества, а не только природы . Сторонником глобализации эволюционизма остается Ю.И. Кулаков, рассмотревший, в частности, следствия возможного синтеза двух не всегда терпимых друг к другу систем: науки и религии . У истоков эволюционистского направления в теории познания стоял Карл Поппер , что говорит о качественных (синергетических) изменениях в философии постпозитивизма и обусловленном всем развитием философской мысли переходе к философии постнеклассической науки. Всё это сопровождается той или иной степенью возврата представителей естественных наук к диалектическому образу мышления, при котором доминирует принцип историзма.
По Ч. Дарвину, эволюция на каждом своем шаге устраняет прежних «победителей», то есть в ней происходит перманентная «переоценка ценностей»; это «метод проб и ошибок» – саморазвивающейся системой на этапе выбора пути развития в точке бифуркации, то есть в критической точке, экстремальной. Особь, как «возникшая структура из хаоса», должна быть активна, в том числе инертна, чтобы уцелеть, выжить. Но это как раз и противоречит идее синергетики, где главными условиями устойчивости и стабильности биосистемы являются ее неустойчивость и нестабильность в смысле изменчивости, скорости реакции на внешние воздействия и приспосабливаемость, в том числе к проявлениям конкурирующих биоструктур . К. Поппер объединил «последовательность нарушения симметрии» [устойчивого, неизменного] с ненаправленной изменчивостью, постулированной дарвинизмом. Но здесь нет саморазвития и самодостраивания при появлении из хаоса, здесь замкнутость хаоса на самом себе. В синергетике развития живого нет места дарвинистской «пассивной удаче», так как всякая сложная подсистема находится в консонансе с саморазвитием универсальной системы, в русле всеобщей коэволюции (в Универсуме), как отмечает Ю.В. Чайковский. К. Поппер и дарвинизм не могут объяснить происхождение жизни .
Естественнонаучные исследования заложили крепкий фундамент в становление универсального эволюционизма как составной части синергетики. Три момента были решающими в этом процессе:
1) теория расширяющейся, развивающейся Вселенной;
2) сама синергетика, ее становление и развитие по всем направлениям – часть синергетики самоорганизуется сопричастно к ее саморазвитию как целого;
3) ранее развитая Ч. Дарвином теория биологической эволюции (в результате естественного отбора) и возникшие на ее основе концепции биосферы и ноосферы.
Глобальный эволюционизм характеризуется следующими составляющими:
1) взаимосвязью самоорганизующихся систем разной степени сложности и объяснением генезиса новых структур;
2) рассмотрением в диалектическом единстве и взаимосвязи социальных, живых и неживых систем;
3) созданием базы для рассмотрения человека как объекта вселенской эволюции, закономерного и естественного этапа в развитии антропогенного мироздания, человека как субъекта, ответственного за мир, в котором он возник и с которым неразрывно связан;
4) основой синтеза знаний в постнеклассической и современной науке;
5) важнейшим принципом исследования новых типов реальности – саморазвивающихся, целостных систем, все более становящихся «человекоразмерными» .
Физики-теоретики издревле пытаются построить одну-единственную картину физического мира, опираясь на синтез квантовых идей и релятивистики, на предположение о возможности увлечения в единые формальные рамки всех фундаментальных взаимодействий. Идентичные по метафизике этих «глобальных» замыслов, появляются «синтетические экстремисты» и в других естественных науках. Это особенно заметно в математике, которую пытаются построить на фундаменте теории множеств, теории метафизической в принципе, а не только ввиду свойств логики homo sapiens, выявленных Эвбулидом и тщательно разобранных другими математиками и философами (см., например, ). В биологии тоже заметны устремления создать целостную и единую теоретическую биологию, на содержательном уровне обеспеченную генетикой, исследованиями на биомолекулярном уровне организации живого и синтетической теорией эволюции.
Одна-единственная, «независимо ни от чего верная» теория всего, построенная в рамках какой-либо конкретной дисциплины, противоречит, однако, всем идеям синергетики.
3.9. Новый гилозоизм
Древние греки, создавая иллюзию всеобъемлющего живого вселенского существа, наделяя окружающую природу «жизненной силой» и приписывая ей атрибуты биологического создания по имени homo sapiens, не знали о современном развитии естественных наук и их результатах – они руководствовались своей способностью к подражанию. Вернее, принцип аналогии, на что обратил внимание еще Кондильяк , стоящий в начале пути в неизвестное, причудливым образом трансформировался в фантазию и руководил субъектом подражания с точностью до наоборот: не субъект подражал падению снега или росту дерева, а природу и непонятные явления в ней изображал в виде человеческих тел и лиц. Но вызревание гилозоизма в античные времена является предвестником актуального мировоззрения: первый осмысленный взгляд на природу чист, а в глубине его искрятся зерна истины.
Природа и истина рассматриваются теперь не как изолированные сущности разного плана, не как побочные продукты механицизма с его сведением всех движений и развития к движению механических тел, а как нечто единое, слившееся в одном организме, именуемом реальностью. Истина теперь в недрах природы, хотя и принадлежит, как понятие, субъекту, а природа – в истине, с которой к ней обращается субъект.
Природа и субъект сливаются в одно «организмическое» целое – для определения истинности такого вселенского организма внутренних, «самоорганизующихся» в замкнутой системе мер уже недостаточно; в замкнутой системе имеют право на существование только тавтологии. Ибо в замкнутой системе, какой являются, например, арифметика и формальная логика, очень «неуютно» настоящей, а не надуманной, относительной, приспособленческой истине. Об этом убедительно заявили сами математики и философы , но это так и в системных организациях различного порядка и уровня , и в математической логике .
Вопроса взаимоотношений объективного мира, наделяемого «жизненной силой», и субъекта познания касается Ю.А. Шрейдер. Вопрос остается достаточно сложным, ибо «исследователь рефлексивной структуры всегда может оказаться объектом ее рефлексии. Это значит, что рассматриваемая структура способна создать образ исследователя, а рефлексия над образом может привести структуру к созданию фиктивного образа самой себя, который она способна передать исследователю» – многоуровневость обратных связей определяется как «рефлексивный полином».
Тем самым объект изучения оказывается одновременно и участником (субъектом) исследования. «Синдром Пигмалиона» двойствен этому принципу, поскольку исследователь всегда должен считаться с возможностью «подменить реальный образ объекта своей рефлексией о нем. Оба принципа показывают ограниченность спинозианского представления об изоморфизме вещественной реальности и создаваемых в сознании исследователя ее моделей», ибо в единстве и «борьбе» противоположностей – субъекта и объекта, интуитивного и рационального, правого и левого «полушарий» нет ни изоморфизма, ни тождества, так как синергетическое взаимодействие сторон предполагает их неустойчивость, необратимость взаимного развития в «содружестве», дополнительности и самодостраивании. Если понятие изоморфизма расширить до понятия корреляции между саморазвивающимися синергетическими системами, то как математическая конструкция классической, до-постнеклассичекой математики оно исчезает в субъективизме и интуиционизме.
В методологии науки и в философии постнеклассической науки предполагается, что на современном этапе развития земной цивилизации крепнут связи между людьми и гармонизируются отношения между ними. Укрепляются связи между человеком и природой, что образует нечто целое и единое. В таком ракурсе человек предстает уже не как «царь природы», не как ее «всемогущий повелитель», а как органическая часть природы, ее гармоническая составляющая. Биосферная (экологическая) этика включает не столько взаимоотношения между людьми, сколько взаимоотношения человека с природой, отношения человека к природе.
В гилозоистской традиции человек неизбежно приходит к выводу, что в живом организме природы все ее «винтики» несут вполне определенные функции, необходимые для поддержания «жизненного тонуса» и приобретения «жизненных сил» не только отдельным субъектом (объектом такой живой машины), но и всей животворящей системой, всей живой Вселенной. Вместе с тем «организацистская познавательная модель задает новую исходную систему отсчета для рассмотрения природной реальности. Здесь уже центральное место занимает принцип органической целостности применительно и ко всей природе, и к ее различным подсистемам. Организм, вид, биоценоз, биогеоценоз – основные формы организации жизни, уровни (стадии) ее организации» .
Кроме констатации древнегреческих корней, можно заметить, что своей разновидности гилозоизма (в более мягких формулировках по отношению к высшей духовности «царя природы»), вслед за Шеллингом и Гегелем, придерживались известные физики-космологи Дж. Уиллер и А.Д. Линде . Гилозоизм чаще всего выражался у них косвенно, в форме антропного принципа.
В.П. Филатов приводит «рассуждения о таинственных космических энергиях, о могущественных, влияющих на человека силах Универсума», ставит вопросы о «космических измерениях человеческого опыта» . Подчеркивается методологический аспект представлений о гармонии Космоса, критически воспринимается его спиритуализация: «В результате этой спиритуализации Космос, гармонией и самодовлеющей красотой которого восхищались античные мыслители, всё более превращался в отражение религиозных и моральных истин, в своеобразную машину гибели и спасения человеческой души…». Отсюда путь к мистицизму и магической практике, сектанству, демонологии, алхимии, астрологии, каббале. Отсюда источники для колдовства, знахарства, ясновидения, прорицания и т. п. Эта причудливая духовная атмосфера устраняла схоластику и способствовала зарождению новой европейской научной мысли, так как мистики и маги, создавая эту атмосферу, среди них Агриппа, Т. Парацельс, Дж. Ди, Т. Кампанелла, пытались одновременно выработать в ее рамках «новые, неизвестные средневековью, техники воздействия на природу, особенно на природу человека – на его тело, здоровье, чувства и разум» (стр. 6).
Вместе с тем сложная картина античного Космоса с его «сферами планет и звезд, круговоротом космических стихий, игрой божественных и демонических сил» уступила место представлениям об однородной бесконечной Вселенной, управляемой механическими силами в абсолютных пространстве и времени, что вытеснило из нее «симпатии» и «антипатии». В новой Вселенной не оказалось места для ангелов, чертей, астральных духов и археев. Космическое миропонимание ушло на задний план, стало маргинальным. Однако Шеллинг и Гегель продолжали космическую традицию в немецкой философии; русский космизм стал явлением в трудах Н.Ф. Федорова, К.Э. Циолковского, А.Л. Чижевского, В.И. Вернадского. Русские естествоиспытатели выдвинули идею «о совместной эволюции космоса, биосферы и человеческого общества».
Мистическое визионерство и астрологические кружки сопутствовали качественным изменениям в течении научной мысли. Догалилеевская интуиция присутствует в образе мыслей Чижевского: «Когда пифагорейцы создавали свою теорию о «гармонии сфер», основываясь на элементарных представлениях о движении планет, они даже не могли представить себе, насколько закономерны в действительности движения планет и насколько чутка и одновременно прочна связь планет во всех направлениях их физической жизни. Подобно тому как физиологи находят в живом организме связь между отдельными его органами, consensus partium [согласие частей], заключающуюся в регулировании и координировании различных частей при помощи нервной и кровеносной системы, так и астрономы, изучающие явления в Солнечной системе, открывают в ней явления, аналогичные с функциями живого организма» . Интуиции Космоса живы и в науке ХХ века, и они возрождаются в постнеклассической науке ХХI века.
В.П. Филатов относит «проявления космического сознания» у человека к остаткам «палеомышления»; человек может вести себя «примитивно» и «культурно», в соответствии с требованиями цивилизованных норм. «Архаические типы поведения у нормального взрослого не только случаются в некоторых экстраординарных ситуациях, но они постоянно присутствуют как базис всего его психического строя, они жизненно важны в этом качестве для функционирования высших форм ментальности» .
«Палеомышление» и рационализм выполняют одну задачу, хотя архаичные формы мышления немы и подсознательны, воплощаясь в конкретном жизненном символизме. Вопреки рационалистическому мышлению, телесная включенность в окружающую среду ведет, создавая «интуитивное мироощущение», к переживанию мира «как живого, отзывающегося на человеческие действия Космоса» . В повседневной деятельности человек руководствуется не законами механики Ньютона, а переживаниями «приобретенной силы», знакомыми еще античным представителям homo, руководствуется импетусом – интуитивной теорией движения» .
Однако современная нейропсихология делает вывод, что архаические корни мышления, служащие источником мифологических, оккультных, космических воззрений, нельзя «оторвать» от сознания современного человека (левое и правое полушария асимметричны по качествам выполняемых ими функций: левое отвечает за рационалистическое, логические мышление, а правое – за интуитивное, иррациональное и эмоциональное восприятие, за целостность и связь с правым полушарием, за процедуру узнавания в сложном и комплексном процессе мышления). Если работает одно полушарие, то оно тем самым «затмевает» активность другого полушария . Хотя два полушария (с логическим, рациональным типом реакций на воздействия окружающего мира и эмоционально-интуитивными типами отражения) противоположны и порою несводимы, по результатам реакций, друг к другу, они сосуществуют, сопричастны один к другому, находятся в «содружестве». В мозгу человека неизбежны перекрестные связи и передача функций управления из одного полушария в другое – сообразно обстоятельствам.
«Космическое сознание» характеризуется тем, что в нем реальный мир воспринимается как живое, эмоциональное, чуткое к вопрошаниям и нуждам человека существо. Подобное восприятие, как говорят данные антропологии и психологии, предшествует объективному восприятию вещей. Это заметно уже в младенческом возрасте, что некоторые ученые считают врожденным качеством . Природа рассматривается как часть общества, а общество включалось в природу издревле. Общество зависело от действия космических сил. Для первобытного человека весь мир живой .
В целом В.П. Филатов рассматривает «космическое сознание», легко воспринимаемое современным человеком при ощущении себя частью могущественного и таинственного круговорота таинственных стихий, как латентный, рудиментарный слой, в виде разнообразной символики проявляющийся при возникновении чувства единства с Космосом, при отношении к антропогенной вселенной как живому, могущественному контрагенту, покровительствующему homo sapiens.
Таким образом, «современный человек обнаруживает себя оторванным от космических начал бытия и всё более погруженным в созданную им самим рационально-технологическую и техническую среду и самодостаточный, не связанный с природой мир социальных отношений. В этом распадении бытия есть что-то ненормальное, а потому естественной реакцией на это многих людей являются поиски более целостных форм духовного опыта, а также растущее недоверие к односторонне-рациональным ориентациям жизни и культуры. Космическое миропонимание, за которым интуиции античной и средневековой ценности, мистики, многих философских систем, открывают большие возможности для таких поисков» .
Протест против однообразия в развитии науки и общества, характерный для второй половины ХХ в., выражается не только в форме отказа от довлеющей рациональности в научных исследованиях, но и осознанием пагубности бюрократизации общества и безудержного бумаготворчества чиновников на всех уровнях общественно-экономического, социально-юридического и военно-политического неблагосостояния и неблагополучия современной цивилизации.
Итак, во «всевеликом организме» рассматривается иерархия наблюдаемых образований – от неорганических до органических образований и человека. Если ранее принцип целесообразности применялся в теории биологической эволюции, то теперь он стал применяться в объяснении самоорганизации сложных систем, природы в целом, в коэволюции.
3.10. Мир в единстве синергетического целого
и меняющегося, хаотичного, неравновесного
Эволюция невозможна без изменений. Саморазвивающаяся целостность мира невозможна без его нестабильности, неустойчивости, без неравновесного, хаосогенного, неопределенного моментов в его становлении, существовании и развитии. Центральные характеристики окружающего мира и сопричастного к нему субъективного мира человека в постнеклассической науке перемещаются, как это и ожидалось, в центр современных исследований. Но это не исключает наличия во Вселенной, включая то ее состояние, из которого всё, из которого возникла антропогенная вселенная, противоположностей.
Неравновесность структур и процессов, нестабильность, неустойчивость сами по себе и их рассмотрение говорят о том, что перед взором ученого мир всё более представляется в его движении, но не как данность, не как застывшее однообразие. Этот момент является важнейшим в постнеклассической науке. Все эти и подобные характеристики бытия доминируют в науке сегодняшнего дня. Без противоречия и неустойчивости, без смены состояний мира, без смены соответствующих им парадигм науки нет развития ни в природе, ни в ее познании . Для исследования саморазвивающегося «организма Вселенной» надо «держать руку на пульсе» сразу в двух его областях как целого. Эти области характеризуются своими противоположностями: порядок и хаос, стабильность и нестабильность, равновесность и неравновесность, детерминированность и неопределенность, обратимость и необратимость. Отсюда вытекает, что обращение к понятиям неустойчивости и нестабильности как к краеугольным основаниям постнеклассической науки нуждается в разработке согласованных с новой парадигмой приемов и методов исследований, неизбежно в своем ядре остающихся диалектическими.
В работе обращается внимание на действие двух факторов. Первый фактор – образование неоднородностей в среде (авторезонансы), их становление, возникновение. Противоположный процесс – размывание неоднородностей в среде, диссипация, диффузия, миграция населения, распространение инфекций, передача знаний, научной информации; процесс рассеяния означает влияние процессов, происходящих на микроуровне, на процессы и эволюцию структур, происходящих на макроуровне; он выступает как фактор когерентности между двумя различными уровнями организации, согласования структур в едином целом, в коэволюционном единстве. Широк спектр конкуренции между этими двумя факторами. В этом возможность существования сложных эволюционирующих систем в двух формах: 1) локализованный процесс, «частица»; 2) «волны охлаждения», расплывание. То есть, с одной стороны, система стремится к единению с другими системами, а с другой стороны – она стремится к «равновесному» хаосу.
Важные мысли по этой проблематике были сформулированы в конце ХХ века крупным специалистом в области синергетики и теории самоорганизующихся систем И. Пригожиным. Если мир нестабилен, то это как раз и дает возможность его познания. Застывший, косный мир познавать некому и незачем. Неустойчивость является условием развития, а не досадной неприятностью. Именно в условиях неустойчивости, смены состояний осуществляются качественные изменения среды, саморазвиваются сложные системы. Нежизнеспособные формы отмирают, на смену им приходят актуальные образования – в этом смысл нестабильности и развития. Порядок и хаос в этой связи выступают как дополнительные, хотя и противоположные режимы развития. Они взаимопроникаются одновременностью, это два аспекта единого целого. Они дают ученому видение мира в его множественности. Но вместе с тем неконтролируемая череда переходов из хаотического состояния в состояние упорядоченности и обратно не дает естествоиспытателю полностью детерминированного описания явлений. Как часть того, что он изучает, ученый находится внутри сложного организма, испытывающего коэволюцию во всех фазах, в том числе на этапе своего космологического развития. Без внешних по отношению к этому цельному организму явлений он обречен на полную замкнутость и самоуничтожение. В таком организме мертвеют даже и прежде всего тавтологии. Открытость же вселенского организма, включающего в себя человека, означает, что существует неантропогенная ипостась материи – собственно материя, мать всего сущего подле индивида и вдали от него, в Далеком Космосе . Нестабильность и живучесть открытого мира вместе с тем диалектически (то есть синергетически) порождают определенную степень его хаотичности, неопределенности, а также порядка и детерминированности, в том числе в ее статистической форме.
Если квантовая механика в микромире имеет дело с вероятностями состояний элементарных частиц, с их нестабильностью и неопределенностью характеристик, то в синергетике весь мир, от поведения человека на природе и в обществе до Универсума в целом, является целостным, единым, но неустойчивым, неравновесным, часто непредсказуемым в своих конкретных состояниях. Поскольку человек живет в том мире, который его породил, а не в другом, то неопределенность, точнее некоторая ее доля, выступает как атрибут и общая характеристика бытия и его бытия в частности. Таким образом с объективных позиций объясняется наличие субъективных неопределенностей и неясностей в познании и существовании человека. Но сама синергетика развивается в согласии с принципами, лежащими в ее основаниях. Она едина сама по себе и едина с миром. Сама «становясь аттрактором с весьма широкой областью притяжения, синергетика рискует стать жертвой моды, если не успеет осмыслить сущность своих собственных проблем» . Рассматривая структуру синергетики, Р.В. Баранцев формирует тройки: интуицио – рацио – эмоцио, открытость – нелинейность – когерентность, холизм – элементаризм – синергизм. Эти тройки подобны триаде стоиков: референт (природа) – идеальное (разум, смысл) – знак (символ, память). Но «когерентность» и «синергизм» занимают в них спорные места. В центре внимания – креативность, что есть следствие открытости мира.
Таково развитие и таково современное состояние постнеклассической науки и ее философии, прошедших этапы классического, неклассического и первой фазы своего становления в конце ХХ и начале XXI веков.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Здесь термин «метафизика» употреблен в том смысле, какой ему придают ученые-естественники, но не базовые философы, хотя некоторые из них связывают этот термин с его пониманием Гегелем.
Второе замечание касается восприятия новых взглядов базовыми философами, заполнившими кафедры философии во всех вузах. Все помыслы большинства таких мудрофилов направлены на защиту диссертаций, а это требует по сложившейся традиции «идти в ногу» с устоявшимся общественно-научным мнением. То есть наукой, в том числе научной философией, такая позиция не является. Это стезя приспособленчества философских работников, не имеющих, по большому счету, собственного мнения.
Третье замечание касается феномена периодичности смены научных парадигм. Еще российский экономист Кондратьев отмечал, что эти циклы имеют период порядка 150 лет и связаны со сменой материально-экономических отношений и с технологическим прогрессом. Если большой цикл солнечной активности имеет период примерно 600 лет, то в нем укладывается четыре цикла Кондратьева. Для сравнения: в радиофизике известна теорема Котельникова – антенна улавливает (поглощает) электромагнитное излучение, если шаг ее сетки не более четверти длины волны периодического сигнала.
СПИСОК ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Платон. Собр. соч., т. 1. – М.: Мысль, 1990.
Платон. Собр. соч., т. 2. – М.: Мысль, 1992.
Аристотель. Соч., т. 1. – М.: Мысль, 1976.
Аристотель. Категории / Соч., т. 2. – М.: Мысль, 1978.
Аристотель. О возникновении и уничтожении. Кн. 1 / Соч., т. 3. – М.: Мысль, 1981.
Аристотель. Физика. Кн. 4 / Соч., т. 3. – М.: Мысль, 1981.
Кузанский Н. Соч. в 2-х тт. – М.: Мысль, 1979 – 1980.
Кондильяк Э.Б. Соч. в 3-х тт. – М.: Мысль, 1980 – 1982 – 1983.
Кант И. Соч., т. 1. – М.: Мысль, 1964.
Кант И. Соч., т. 4, ч. 1. – М.: Мысль, 1965.
Гегель Г. Работы разных лет, т. 2. – М.: Мысль, 1971.
Гегель Г. Энциклопедия философских наук, т. 2. – М.: Мысль, 1975.
Гегель Г. Энциклопедия философских наук, т. 3. – М.: Мысль, 1977.
Кедров Б.М. Диалектическая логика как обобщение истории естествознания / Сб.: Очерки истории и теории развития науки. – М.: Наука, 1969.
Свечников Г.И. Причинность и связь состояний в физике. – М.: Наука, 1971.
Свечников Г.И. Неисчерпаемость материи / Сб.: Структуры и формы материи. – М.: Наука, 1967.
Фурман А.А. Основные проблемы аксиоматического построения физических теорий. – Томск: 1966.
Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: 1996.
Степин В.С. Становление научной теории. – Минск: 1976.
Рузавин Г.И. Проблема бесконечности в математике / Сб.: Бесконечность и Вселенная. – М.: Наука, 1969.
Кармин А.С. Познание бесконечного. – М.: Мысль, 1981.
Наан Г.И. К проблеме бесконечности // ВФ, 1965, 12, с. 59.
Наан Г.И. Понятие бесконечности в математике и космологии / Сб.: Бесконечность и Вселенная. – М.: 1969, с. 77.
Мелюхин С.Т. Проблема конечного и бесконечного. – М.: Госполитиздат, 1958.
Мостепаненко А.М. Пространство и время в макро-, мега- и микромире. – М.: 1974.
Алексеев И.С. Пространство и квантовая механика // Философские вопросы квантовой физики. – М.: 1970.
Алексеев И.С. Детерминизм и реальность / Сб.: Современный детерминизм и наука. – Новосибирск: Наука, 1971.
Пуанкаре А. О науке. – М.: Наука, Физматгиз, 1983.
Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. – М.: Наука, 1990.
Клейн Ф. Сравнительное обозрение новейших геометрических исследований // Об основаниях геометрии. – М.: 1956.
Декарт Р. Избранные произведения. – М.: 1950.
Дирак П.А.М. К созданию квантовой теории поля. – М.: Наука, 1990.
Александров А.Д. О философском содержании теории относительности // Эйнштейн и философские проблемы физики ХХ века. – М.: 1979.
Александров А.Д. Философия математики. – Новосибирск: Изд. НГУ, 1965.
Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. – М.: ИЛ, 1961.
Логунов А.А., Мествиришвили М.А. Основы релятивистской теории гравитации. – М.: 1985.
Лобачевский Н.И. Полн. собр. соч., т. 2. – М.: 1949, сс. 158 – 159.
Спасский Б.И. Физика для философов. – М.: Изд. МГУ, 1989.
Визгин В.П., Смородинский Я.А. От принципа эквивалентности к уравнениям тяготения // УФН, 1979, т. 128, в. 3.
Кузнецов Б.Г. Эволюция основных идей электродинамики. – М.: Наука, 1963.
Аронов Р.А. Театр абсурда: нужен ли он современной физике? // ВФ, 1997, 12.
Аксенов Г.П. О причине времени // ВФ, 1996, 1.
Вяльцев А.Н. Дискретное пространство-время. – М.: Наука, 1965, 399 с.
Жданов Г.Б. О физической реальности и экспериментальной «невесомости» // ВФ, 1998, 2, с.101.
Филатов В.П. Макс Планк: революционер и консерватор // ВФ, 1998, 3, с. 119.
Планк М. Позитивизм и реальный внешний мир // ВФ, 1998, 3, с. 120.
Соболев А.В. О персоналистической гносеологии // ВФ, 1998, 4, с. 121.
Гусейнов А.А. Философский работник и философ (рыцарь мысли) // ВФ, 1998, 3.
Оезер Э. Мозг, язык и мир // ВФ, 1998, 5, с.80.
Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. – М.: ИЛ, 1958.
Витгенштейн Л. Замечания по основаниям математики // Философские работы, ч. 2, кн. 1, сс. 1 – 207.
Витгенштейн Л. Лекции о религиозной вере // ВФ, 1998, 5, с. 122.
Кемеров В.Е. Метафизика – динамика (к вопросу об эволюции метафизики) // ВФ, 1998, 8, с. 59.
Данилов-Данильян В.И. Возможна ли «коэволюция природы и общества?» // ВФ, 1998, 8, с. 15.
Моисеев Н.Н. Еще раз о проблеме коэволюции // ВФ, 1998, 8, с. 26.
Кузин А.М. Духовное начало во Вселенной // ВФ, 1998, 8, с. 167.
Павленко А.Н. Европейская космология: основания эпистемологического поворота. – М.: Интрада, 1997, 256 с.
Нугаев Р.М. // ВФ, 1998, 8, с. 173.
Левин Г.Д. Анализ и синтез в геометрии // ВФ, 1998, 9, с. 92.
Родин А. Теорема // ВФ, 1998, 9, с. 105.
Гутнер Г. Категории модальности и математическое существование // ВФ, 1998, 9.
Нуждин Г. Доказательство // ВФ, 1998, 9, с. 138.
Кант И. Соч., т. 2. – М.: Мысль, 1964, с. 306.
Налимов В.В. Размышления о путях развития философии // ВФ, 1993, 9, с. 85.
Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. – М.: 1989, с. 267.
Поппер К. Теоретико-познавательная позиция эволюционной теории познания // Вестник МГУ. Философия, 1994, 5, с. 18.
Поппер К. Логика и рост научного знания. – М.: 1983, сс. 315 – 316.
Донцов А.И., Баксанский О.Е. Схемы понимания и объяснения физической реальности // ВФ, 1998, 11, с. 75.
Губин В.Б. О связи стилей математического и физического мышления с природой задач математики и физики // ВФ, 1998, 11, с. 142.
Арлычев А.Н. Проблема познания процесса в философии и науке // ВФ, 1999, 3.
Захаров В.Д. Метафизика в науках о природе // ВФ, 1999, 3.
Кулаков Ю.И. Синтез науки и религии // ВФ, 1999, 2.
Лекторский В.А. Теория познания (гносеология, эпистемология) // ВФ, 1999, 8.
Моисеев Н.Н. Логика динамических систем и развитие природы и общества // ВФ, 1999, 4, с. 3.
Носов Н.А. Виртуальная реальность // ВФ, 1999, 10.
Россман В. Разум под лезвием красоты // ВФ, 1999, 12.
Рузавин Г.И. Эволюционная эпистемология и самоорганизация // ВФ, 1999, 11.
Юревич А.В. Психологические особенности российской науки // ВФ, 1999, 4, с. 11.
Балла О.А. – Религия, магия, миф: современные философские исследования // ВФ, 1999, 4, с. 153.
Каариайнен К., Фурман Д.Е. // ВФ, 1999, 11, с. 68.
Колмогоров А.Н. Математика в ее историческом развитии. – М.: 1979.
Чудинов Э.М. Теория относительности и философия. – М.: 1974.
Марков М.А. Размышляя о физике… – М.: Наука, 1988, сс. 134 – 167.
Марков М.А. О природе материи. – М.: 1970, сс. 43 – 45.
Барг О.А. Живое в едином мировом процессе. – Пермь: Изд. ПГУ, 1993.
Стройк Д.Я. Краткий очерк истории математики. – М.: Наука, 1990.
Цехмистро И.З. Диалектика множественного и единого. – М.: Мысль, 1972, 276 с.
Кузнецов Б.Г. История философии для физиков и математиков. – М.: Наука, 1978.
Уитроу Дж. Естественная философия времени. – М.: Прогресс, 1964, сс. 150 – 156, 432.
Асмус В.Ф. Проблема интуиции в философии и математике. – М.: Мысль, 1965.
Пуанкаре А. Избранные труды, т. 2. – М.: Наука, 1972, сс. 989 – 991 / Зорич В.А. Письмо Пуанкаре к Брауэру.
Степин В.С. Философская антропология и философия науки. – М.: 1992.
Казютинский В.В. О бесконечности материального мира и бесконечности Вселенной / Сб.: Бесконечность и Вселенная. – М.: Наука, 1969.
Мостепаненко М.В. Философия и физическая теория. – Л.: Наука, 1969.
Омельяновский М.Э. Диалектика в современной физике. – М.: 1973.
Аристотель. Метафизика. – Ростов н / Д: Феникс, 1999, 608 с.
Шредингер Э. Пространственно-временная структура Вселенной. – Новокузнецк: Изд. НФМИ, 2000.
Feynman R. // Phys. Rev., 1949, 76, 749.
Rabinowitch A.S. // Phys. Ess., 1996, 9, 3.
Popper K.R. // Nature, 1958, 181, 402.
Smouchowski M. // Wien. Ber., 1915, 124, 339.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – М.: Наука, 1988, сс. 13 – 66.
Савельев И.В. Курс общей физики, т. 1. – М.: Наука, 1977, с. 220.
Базаров И.П. Термодинамика. – М.: Высшая школа, 1991, сс. 149 – 156.
Верещагин И.А. Еще раз о парадоксе близнецов // Связь времен, в. 5. – Березники: ПрессА, 1998, с. 24.
Верещагин И.А. Теория множественности и проблема континуума. В сб.: Наука в решении проблем Верхнекамского промышленного региона, в. 2. – Березники: Изд. ПГТУ, 2002, с. 51.
Фесенко О.Г. Континуум Мак-Келлога – электромагнитный эфир. – Белгород: Изд. Дом «Шаповалов», 1997.
Кант И. Критика чистого разума. – Ростов н / Д : Феникс, 1999, 672 с.
Кохановский В.П. Философия и методология науки. – Ростов н / Д : Феникс, 1999, 576 с.
Арнольд В.И. Теория катастроф. – М.: Наука, 1990, 128 с.
Пригожин И. Конец определенности. – М.-Ижевск: РХД, 2001, 208 с.
Эфрос А.Л. Физика и геометрия беспорядка. – М.: Наука, 1982, 176 с.
Китайгородский А.И. Порядок и беспорядок в мире атомов. – М.: Наука, 1984, 176 с.
Блохинцев Д.И. Пространство и время в микромире. – М.: Наука, 1982, 352 с.
Хургин Я.И. Как объять необъятное. – М.: Знание, 1985, 192 с.
Франкфурт У.И., Френк А.М. У истоков квантовой теории. – М.: Наука, 1975, 168 с.
Бердников В.А. Эволюция и прогресс. – Новосибирск: Наука, 1991, 192 с.
Резник С.Е. Раскрывшаяся тайна бытия. – М.: Знание, 1976, 160 с.
Плонский А.Ф. Неисчерпаемое в привычном. – М.: Сов. Росс., 1973, 224 с.
Кернер Б.С., Осипов В.В. Автосолитоны. – М.: Наука, 1991, 200 с.
Незлин М.В., Снежкин Е.Н. Вихри Россби и спиральные структуры. – М.: Наука, 1990, 240 с.
Платон. Диалоги: Федон, Пир, Федр, Парменид. – М.: Мысль, 1999, 528 с.
Рейф Ф. Берклеевский курс лекций. Статистическая физика. – М.: Наука, 1976, 336 с.
Еремин Е.Н. Основы химической термодинамики. – М.: ВШ, 1974, 341 с.
Полторак О.М. Термодинамика в физической химии. – М.: ВШ, 1991, 319 с.
Гросберг А.Ю., Хохлов А.Р. Физика в мире полимеров. – М.: Наука, 1989, 208 с.
Розенталь И.Л. Элементарные частицы и структура Вселенной. – М.: Наука, 1984, 112 с.
Барашенков В.С. Вселенная в электроне. – М.: ДЛ, 1988, 287 с.
Климонтович Ю.Л. Турбулентное движение и структура хаоса. – М.: Наука, 1990, 320 с.
Уиттекер Э. История теории эфира и электричества. – М.-Ижевск: РХД, 2001, 512 с.
Филиппов А.Т. Многоликий солитон. – М.: Наука, 1990, 288 с.
Степин В.С., Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. – М.: 1994.
Аронов Р.А. // ВФ, 2003, 4, с. 77.
Сурмава А.В. К теоретическому пониманию жизни и психики // ВФ, 2003, 4, с. 119.
Норман Г.Э. // ВФ, 2003, 5, с. 97.
Овчинников Н.Ф. Парменид – чудо античной мысли, и непреходящая идея инвариантов // ВФ, 2003, 5, с. 81.
Уёмов А.И. Свойства, системы и сложность // ВФ, 2003, 6, с. 96.
Самсонов А.Л. Человек и биосфера – проблема информационных оценок // ВФ, 2003, 6, с. 111.
Октябрь 2000 – сентябрь 2004
Доработано: январь 2012
Научное издание
Верещагин Игорь Алексеевич
МЕТАФИЗИКА ТОЧНЫХ НАУК. СИНЕРГЕТИКА
Редактор Е. К. Шамшурина
Художественный редактор Т. В. Керберг
Технический редактор С. И. Орехова
Корректор Е. А. Минералова
ЛР № 010296
Сдано в набор __30.09.2003__ Подписано к печати __ 17.08.2004 – 2012 ___________
Формат _64х84_1/16_ Бумага _журнальная_ Усл. печ. листов ______________
Уч.-изд. листов ______________ Тираж ___ 1000 _____ Заказ ____ 1164 _____
Набор и верстка в БФ ПГТУ, г. Березники, ул. Тельмана 7
Печать: Россия, 618400, г. Березники, ДС Сфера
Аристотель. Метафизика. – Ростов н / Д: Феникс, 1999. С. 5.
Аронов Р.А., Шемякинский В.М. Логико-гносеологические патологии и амбивалентность физического познания // Вопросы философии, 2002, 1. С. 90.
Аристотель. – Там же, с. 80.
Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. – М.: Прогресс, 1985.
Маркс К. Так называемое первоначальное накопление / Капитал. Гл. 27.
Аристотель. Метафизика. – Ростов н / Д: Феникс, 1999. С. 11.
Надточаев А.С. Философия и наука в эпоху античности. – М.: Изд. МГУ, 1990. С. 98 – 99.
Целлер Э. Очерк истории греческой философии. – М.: Канон, 1996. С. 285.
Potini. Opera. Oxonii. – 1987. P. 109.
Целлер Э. Очерк истории греческой философии. – 1996. С. 282 – 306.
Ситников А.В. Философия Плотина и патристика о происхождении Космоса // Вопросы философии, 2000, 8. С.117.
Декарт Р. Сочинения в 2-х тт. – М.: 1989 – 1994.
Спиноза Б. Избр. произв. – М.: 1957. С. 388.
Гейне Г. Собр. Соч. в 10 т. – М.: 1958. Т. 6, с. 74.
Спиноза Б. Основы философии Декарта, доказанные геометрическим путем. Приложение, содержащее метафизические мысли. Этика, доказанная в геометрическом порядке / Избранное. – Минск: Попурри, 1999.
Бруно Дж. О причине, начале и едином. – Минск: Харвест, 1999. С. 407 – 408.
Спиноза Б. Избранное. – Минск: Попурри, 1999. С. 13. На стр. 109 – 110 здесь же найдем Аксиому 4: «О существовании вещей, не имеющих между собой ничего общего» и Теорему 2: «Об отсутствии взаимосвязи между различными субстанциями».
Инфельд Л. // Успехи физических наук, 1956, т. 59, в. 1. С. 144.
Einstein A. Comment je vois e monde. – P.: 1934. P. 38. Цит. по 25.
Кузнецов Б.Г. Эйнштейн. Жизнь, смерть, бессмертие. – М.: Наука, 1980. С. 424.
Кузнецов Б.Г. – Там же. С. 432.
Модальная логика включает в себя вероятностную логику с ее значениями «достоверно», «невероятно» и т.д. Вероятностные предикаты появляются в суждениях тогда, когда субъект познания не имеет достаточно полной информации о процессах, явлениях, событиях.
Математика относится к естественным наукам, поскольку основана на понятиях числа, отношения, изучая бытие в количественно-множественном аспекте. Хотя она многими считается только ‘удобным языком’, математика является достаточно прямым порождением явлений физического мира, «оснащенном» способом субъективного отражения объективной реальности.
Для хлорофилла усваивать солнечную энергию – истина, но ложь – быть съеденным вместе с зеленой массой травоядным животным. Для последнего истиной является пожирание травы, но ложью – стать жертвой хищников. Для волка истинна туша убиенного им животного, но ложна картечь охотника. Для человека истинно то, что ему подвластно, но ложью являются микробы, которые пожирают всё. И так далее. То есть статус истины в круговороте отношений и действий, во-первых, функционально-целевой, во-вторых, относителен. Однако солнечная энергия, как начало метаболической цепочки, создается творением материей «ощущаемой» материи из материи, скрытой от непосредственных «ощущений» органами чувств человека.
По Аристотелю, идеализм – безосновательное удвоение сущностей (идея вещи существует независимо от вещи). Не нужно умножать сущности – «бритва Оккамы».
По Фрейду, религиозность – это разновидность инфантилизма.
В неисчерпаемом материальном мире человек – существо конечное, обладающее небольшим набором органов чувств, которые к тому же имеют весьма ограниченные диапазоны функционирования. Поэтому человек и «ощущает» далеко не всё, а лишь бесконечно малую часть материального мира. Но Вселенная вечна, бесконечна и неисчерпаема, всегда изменяется, всегда новая, будучи самой собой и сама собой. Отсюда открытость материального мира в познании, его сложность и непредсказуемость для конечного существа – человека и даже для планетарного организма – ноосферы.
Особенно многозначительна эта абстракция в выводах математических неопозитивистов, когда они рассматривают бесконечность как расходимость в их умопостроениях или расходимость в сингулярной точке, например такой: EMBED Equation.DSMT4 при r = 0, из которой, в их понимании, возник весь мир. К такому выводу пришли, в частности, релятивисты. Однако, написанная на бумаге, эта формула никак не связывается с реальным физическим процессом устремления радиуса к нулю, но воспринимается также умозрительно, только как абстракция.
Аристотель. Соч. в 4-х тт. – М.: Мысль, 1978, т. 2. С. 593.
Платон. Соч. в 4-х тт. – М.: Мысль, 1968, т. 1. С. 191 – 193.
Платон. Соч. в 4-х тт. – М.: Мысль, 1970, т. 2. С. 404 – 415.
Бирюков Б.В. Жар холодных чисел и пафос бесстрастной логики. – М.: Знание, 1985. С. 22.
Там же. С. 30 – 31.
Кант И. Соч. в 6-ти тт. – М.: Мысль, 1966, т. 6. С. 59.
Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. – М.-Л.: ИЛ, 1958.
Витгенштейн Л. Замечания по основаниям математики / Философские работы, ч. 2, кн. 1. С. 1 – 207.
Gode K. Uber forma unentscheidbare Satze der Principia Mathematica und vervandter Systeme. I. – Monatshefte fur Mathematik und Physik, Bd. 38, 1931. S. 173 – 198.
Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук. – М.: 1948.
Успенский В.В. Теорема Гёделя о неполноте. – М.: Наука, 1982. С. 4 – 11.
Bochenski J.M. Formae Logik. – Freiburg – Munchen: 1970. S. 150 – 153.
Паршин А.Н. Размышления над теоремой Гёделя // Вопросы философии, 2000, 6. С. 92.
Гутнер Г. Категории модальности и математическое существование // Вопросы философии, 1998, 9. С. 120.
Маркова Л.А. Нетождественное мысли бытие в философской логике (В.С.Библер и Ж.Делез) // Вопросы философии, 2001, 6. С. 159.
Тощенко Ж. Кентавр-проблема как особый случай парадоксальности общественного сознания // Вопросы философии, 2001, 6. С. 29.
Кондильяк Э.Б. де. Соч. в 3-х тт. – М.: Мысль, 1982, т. 2. С. 520.
Кузанский Н. Соч. в 2-х тт. – М.: Мысль, 1980, т. 2. С. 65 – 67.
Колмогоров А.Н., Драгалин А.Г. Математическая логика. Дополнительные главы. – М.: Изд. МГУ, 1984. С. 22 – 23.
Zermeo E. Untersuchungen uber die Grundagen der Mengenehre, 1. – Math. Ann., 1908, 65. S. 261 – 281.
Мендельсон Э. Введение в математическую логику. – М.: 1971, С. 7 – 11.
Кусраев А.Г., Кутателадзе С.С. Нестандартные методы анализа. – Новосибирск: 1990. С. 54.
Платон. Диалоги: Федон, Пир, Федр, Парменид. – М.: Мысль, 1999. С. 346 – 412.
Колмогоров А.Н., Фомин С.В. Элементы теории функций и функционального анализа. – М.: Наука, 1989. С. 32 – 34.
Верещагин И.А. Теория множественности и проблема континуума / Наука в решении проблем Верхнекамского промышленного региона, в. 2. – Березники: Изд. ПГТУ, 2002. С. 51.
Зенкин А.А. Ошибка Георга Кантора // Вопросы философии, 2000, 2. С. 165.
Зенкин А.А. Новейший подход к анализу проблемы парадоксов // Вопросы философии, 2000, 10. С. 79.
Гильберт Д. Основания Геометрии. – М.-Л.: 1948. С. 491 / Цит. по А.А.Зенкину.
Френкель А.А., Бар-Хиллел И. Основания теории множеств. – М.: 1966.
Александров А.Д. Лекции по философии математики. – Новосибирск: 1964.
Шрамко Я. Ошибка Георга Кантора? // Вопросы философии, 2001, 9. С. 154.
Keene S.C. Introduction to Metamathematics. – Amsterdam, 1952 / Цит. по Я.Шрамко.
Зенкин А.А. Infinitum Actu Non Datur // Вопросы философии, 2001, 9. С. 157.
Погорелов А.В. Основания геометрии. – М.: Наука, 1979. С. 22.
Погорелов А.В. Там же. С. 42.
Лелон-Ферран Ж. Основания геометрии. – М.: Мир, 1989. С. 22.
Свечников Г.А. Причинность и связь состояний в физике. – М.: Наука, 1971. С. 61.
Лобачевский Н.И. Геометрические исследования по теории параллельных линий / Собр. соч. – М.-Л.: 1946, т. 1.
Александров А.Д., Нецветаев Н.Ю. Геометрия. – М.: Наука, 1990. С. 153.
Гильберт Д., Кон-Фоссен С. Наглядная геометрия. – М.: Наука, 1981. С. 64 – 101.
Сигал И. Математические проблемы релятивистской физики. – М.: Мир, 1968.
Энгельс Ф. Диалектика природы. – М.: Политиздат, 1987. С. 230.
Родин А. Теорема // Вопросы философии, 1998, 9. С. 105 – 111.
Левин Г.Д. Анализ и синтез в геометрии // Вопросы философии, 1998, 9. С. 92.
Кусраев А.Г., Кутателадзе С.С. Нестандартные методы анализа. – Новосибирск: Наука, 1990. С. 28 – 32.
Гильберт Д., Бернайс П. Основания математики. – М.: Наука, 1979. С. 40.
Даан-Дальмедико А., Пейффер Ж. Пути и лабиринты. Очерки по истории математики. – М.: Мир, 1986. С. 315.
Шафаревич И.Р. Основы алгебраической геометрии, в 2-х тт. – М.: Наука, 1988;
Апанасов Б.Н. Геометрия дискретных групп и многообразий. – М.: Наука, 1991.
Колмогоров А.Н. Общая теория меры и исчисление вероятностей // Труды Коммунистической академии. Математика. – М.: 1929, т. 1. С. 8 – 21.
Митюгов В.В. Дерево парадокса // Успехи физических наук, 1993, т. 163, в. 8. С. 103.
Соболев В.Л. Вера. – Пермь: Изд. ПГУ, 2000.
Платон. Диалоги: Федон, Пир, Федр, Парменид. – М.: Мысль, 1999. С. 390 – 393.
Матвиевская Г.П. Рене Декарт. – М.: 1976.
Гюйгенс Х. Трактат о свете. – М.-Л.: 1935 / Сноска по 162.
Погребысская Е.И. Оптика Ньютона. – М.: 1981.
Голин Г.М., Филонович С.Р. Классики физической науки. – М.: ВШ, 1989. С. 538 – 561.
Цехмистро И.З. Диалектика множественного и единого. – М.: Мысль, 1972. С. 197 – 199.
Цехмистро И.З. Там же. С. 196.
Клышко Д.Н. // Успехи физических наук, 1989, т. 158, в. 2. С. 327.
Санников С.С., Уваров И.И. Нестандартные представления алгебр Гейзенберга и скрытые параметры // Проблемы ядерной физики и космических лучей. – Харьков: Изд. ХГУ, 1989, в. 32. С. 31.
Климонтович Ю.Л. // Теоретическая и математическая физика, 1993, т. 97, 1. С. 3 – 26.
Демуцкий В.П., Половин Р.В. // Успехи физических наук, 1992, т. 162, 10. С. 93 – 180.
Белинский А.В. Парадоксы Белла без введения скрытых параметров // Успехи физических наук, 1994, т. 164, 4. С. 435 – 442.
Кондратьев Б.П., Антонов В.А. Решение парадокса кошки Шрёдингера. Опыт создания нелинейной квантовой механики. – Ижевск: Изд. УдГУ, 1994.
Фок В.А. // Вопросы философии, 1961, 12.
Боголюбов Н.Н., Ширков Д.В. Введение в теорию квантованных полей. – М.: ГИТТЛ, 1957. С. 147, 198, 229, 260 – 266, 430.
Ge-Mann M., Low F. Phys. Rev., 1954, 95. P. 1300.
Прохоров Ю.В., Розанов Ю.А. Теория вероятностей. – М.: Наука, 1987. С. 144 – 254.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Квантовая механика. – М.: Наука, 1989. С. 137 – 141.
Блохинцев Д.И. Основы квантовой механики. – М.: ВШ, 1963. С. 576 – 593.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Механика. – М.:Наука, 1988. С. 14 – 15.
Черенков П.А. Видимое свечение чистых жидкостей под действием (-радиации // ДАН СССР, 1934, т. 2, в. 8. С. 451.
Молчанов Ю.Б. Сверхсветовые скорости, принцип причинности и направление времени // Вопросы философии, 1998, 8. С. 153.
Терлецкий Я.П. Принцип причинности и второе начало термодинамики // ДАН СССР, 1960, т. 133. С. 329.
Рыбаков Ю.П. Электродинамика сплошных сред. – М.: 1988.
Гришин В.Г. Множественное рождение частиц в адрон-адронных взаимодействиях при высоких энергиях // ЭЧАЯ, 1976, т. 7. С. 596.
Тяпкин А.А. К статистической теории множественного рождения адронов // ЭЧАЯ, 1977, т. 8. С. 544.
Вольф де Э.А., Дремин И.М., Киттель В. Поведение корреляций и флуктуаций в процессах рождения адронов при высоких энергиях // Успехи физических наук, 1993, т. 163, в. 1. С. 3.
Нелипа Н.Ф. Физика элементарных частиц. – М.: ВШ, 1977. С. 602.
Термин «виртуальный» означает, что нечто мерещится, или изображается, оставляет в-печат-ление в мозгу человека, сообразное его абстрактным или иным представлениям, комплексу идей; «виртуальное», построенное на принципе аналогий, дополняет идеализированную картину действительных явлений до логически приемлемой картины. То есть «виртуальное», вообще говоря, является разновидностью лжи.
Мякишев Г.Я., Буховцев Б.Б. Физика (11). – М.: Просвещение, 1991. С. 139 – 226.
Савельев И.В. Курс общей физики, т. 1. – М.: Наука, 1977. С. 226 – 227.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – М.: Наука, 1989. С. 22.
Из переписки Эйнштейна / Эйнштейновский сб. – М.: 1967. С. 15.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – М.: 1988. С. 23.
Скобельцын Д.В. Парадокс близнецов в теории относительности. – М.: Наука, 1966. С. 167, 126 – 131.
Мандельштам Л.И. Пол. собр. трудов, т. 5. – М.: Изд. АН СССР, 1950. С. 233.
Лефферт К., Донайе Т. // Успехи физических наук, 1959, т. 19, в. 1. С. 34.
Базаров И.П. Термодинамика. – М.: Высшая школа, 1991. С. 256.
Стрельцов В.Н., Хвастунов М.С. Инвариантность интервала и длина в теории относительности // Изв. вузов. Физика, 1995, 2, с. 125.
Планк М. Позитивизм и реальный внешний мир // Вопросы философии, 1998, 3, с. 120.
Новиков И.Д. Парадокс времени / Физическая энциклопедия. – М.: Изд. «Большая Росс. энц.», 1992, т. 3. С. 529.
Вяльцев А.Н. Дискретное пространство-время. – М.: Наука, 1965. 399 с.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – М.: Наука, 1989. С. 17 – 22.
Пригожин И. Конец определенности. Время, хаос и новые законы природы. – М.: 2001. С. 18.
Bergson H. Oeuvres. – Paris: Press. Univ. de France, 1959. P. 1331 / Сноска по 193.
Цзю Х., Гоффман В. // Гравитация и относительность. – М.: Мир, 1965. С. 17 – 18.
Eotvos L. von, Pekar D., Fekete E. Ann. Phys., 1922, 68. P. 11.
Фок В.А. Теория пространства, времени и тяготения. – М.: Гостехиздат, 1955.
Рабинович А.С. По подсказке Лобачевского // Свет, 1995, 10. С. 22.
Rabinowitch A.S. Physics Essays, 1996, v. 9, 3.
Верещагин И.А. Биоктетная физика и космология / Фридмановские чтения. – Пермь: Изд. ПГУ, 1998. С. 19.
Санников С.С. // Изв. вузов. Физика. 1995, 2. С. 106; 1996, 8. С. 72.
Вебер Дж. Общая теория относительности и гравитационные волны. – М.: ИЛ, 1962. С. 59, 75.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – С. 386 – 395.
Зельников М.И., Муханов В.Ф. Спектр гравитационных волн в сценарии двойной инфляции // Письма ЖЭТФ, 1991, т. 54, в. 4. С. 201 – 204.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – М.: Наука, 1988. С. 312.
Грищук Л.П. // Успехи физических наук, 1988, т. 156, в. 2. С. 297.
Логунов А.А., Чугрееев Ю.В. // Успехи физических наук, 1988, т. 156, в. 1. С. 137.
Зельдович Я.Б., Грищук Л.П. // Успехи физических наук, 1986, т. 149, в. 4. С. 695.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – М.: Наука, 1988. С. 366.
Roseveare N.T. Mercuru’s periheion from Le Verrier to Einstein. – Oxford: Carendon Press, 1982. P. 9, 59, 173 – 194, 216.
Иванов Ю.А. Физика массы. – Ижевск: 2002.
Блохинцев Д.И. Пространство и время в микромире. – М.: Наука, 1982. С. 250, 256, 275 – 282.
Захаров В.Д. Метафизика в науках о природе // Вопросы философии, 1999, 3. С. 99.
Пуанкаре А. О науке. – М.: 1983.
Аронов Р.А., Шемякинский В.М. Логико-гносеологические патологии и амбивалентность физического познания // Вопросы философии, 2002, 1. С. 90.
Бруно Дж. Изгнание торжествующего зверя. О причине, начале и едином. – Минск: Харвест, 1999. С. 139.
Троицкий В.С. Экспериментальные свидетельства против космологии Большого взрыва // Успехи физических наук, 1995, т. 165, в. 6. С. 703.
Ланлау Л.Д., Лифшиц Е.М. Теория поля. – С. 457 – 478.
То, что справа от знака равенства – нуль, Дж. Вебер называет «вакуумом»: Вебер Дж. Общая теория относительности и гравитационные волны. – С. 84.
Крауфорд Ф. Волны. Берклеевский курс физики, т. 3. – М.: Наука, 1976. С. 484 – 486.
Блохинцев Д.И. Пространство и время в микромире. – С. 256 – 269.
Рожков С.С. // Успехи физических наук, 1986, т. 149, в. 2. С. 259.
Мостепаненко М.В. Философия и физическая теория. – Л.: Наука, 1969.
Штейнман Р.Я. Пространство и время. – М.: Наука, 1962.
Галочкин А.И., Нестеренко Ю.В., Шидловский А.Б. Введение в теорию чисел. – М.: Изд. МГУ, 1984. С. 34, 45.
Аронов Р.А. Пифагорейский синдром в науке и философии // Вопросы философии, 1996, 4. С. 134 – 140.
Аронов Р.А. Театр абсурда: нужен ли он современной физике? // Вопросы философии, 1997, 12. С. 40 – 45.
Аронов Р.А., Шемякинский В.М. // Вопросы философии, 2002, 1. С. 90.
Верещагин И.А. Физическая теория и гравитация над квазигруппами / Труды Международного Конгресса «Фундаментальные проблемы естествознания и техники». – СПб.: Изд. СПбГУ, 2002, ч. 1. С. 31.
Олемской А.И., Флат А.Я. Использование концепции фрактала в физике конденсированной среды // Успехи физических наук, 1993, т. 163, в. 12. С. 1 – 50.
Фелд Б. Модели элементарных частиц. – М.: Мир, 1971. С. 25, 119.
Ge-Mann M. // Phys. Letters, 1964, 8. P. 214.
Zweig G. // CERN Reports, 1964, TH 401, 412.
Новожилов Ю.В. Введение в теорию элементарных частиц. – М.: Наука, 1972. С. 275.
Окунь Л.Б. Физика элементарных частиц. – М.: Наука, 1988. С. 64 – 71.
Паркер Б. Мечта Эйнштейна. В поисках единой теории строения Вселенной. – М.: Наука, 1991. С. 5, 217, 221.
Кондильяк де Э.Б. Соч. в 3-х тт. – М.: Мысль, 1982, т. 2. С. 274.
Кондильяк де Э.Б. Соч. в 3-х тт. – М.: Мысль, 1980, т. 1. С. 69.
Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. – М.: Политиздат, 1991. С. 134 – 160, 172 – 174, 27 – 40, 327 – 335.
Нугаев Р.М. Смена развитых научных теорий: ценностные измерения // Вопросы философии, 2002, 11. С. 124.
Степин В.С. Становление научной теории. – Минск: Изд. БГУ, 1975.
Гудстейн Д. Обман в науке // Успехи физических наук, 1993, т. 163, 1. С. 93.
Кант И. Критика чистого разума. – Ростов н / Д : 1999, 672 с.
Шеллинг Ф. В. Й. Соч. в 2-х тт. – М.: 1987, т. 1.
Гегель Г. / Энциклопедия философских наук, т. 2. Философия природы. – М.: Мысль, 1975.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. – Т. 21, сс. 304 – 305.
Эйнштейн А. Физика и реальность. – М.: 1965, с. 17.
Ровинский Р.Е. Самоорганизация как фактор направленного развития // Вопросы философии, 2002, 5, с. 67.
Борн М. Физика в жизни моего поколения. – М.: 1963, с. 81.
Муравьев В.Н. Всеобщая производительная математика // Русский космизм: Антология философской мысли. – М.: Педагогика – Пресс, 1993, сс. 195 – 196.
Федоров Н.Ф. Философия общего дела // Русский космизм…, сс. 77 – 78.
Бердяев Н.А. Человек. Микрокосм и макрокосм // Русский космизм…, сс. 174 – 175, 182 – 183.
Циолковский К.Э. Космическая философия // Русский космизм…, с. 281.
Вернадский В.И. Несколько слов о ноосфере // Русский космизм…, сс. 307 – 309.
Чижевский А.Л. Колыбель жизни и пульсы Вселенной // Русский космизм…, сс. 319, 321 – 326.
Огурцов А.П. Тектология А.А. Богданова и идея коэволюции // Вопросы философии, 1995, 8, с. 31.
Вернадский В.И. Научная мысль как планетарное явление // Размышления натуралиста. – М.: 1977, 2, с. 15.
Синергетике – 30 лет. Интервью с профессором Г. Хакеном // Вопросы философии, 2000, 3, с. 53.
Майнцер К. Сложность и самоорганизация // Вопросы философии, 1997, 3, с. 48.
Кудрявцев И.К., Лебедев С.А. Синергетика как парадигма нелинейности // Вопросы философии, 2002, 12, с. 55.
Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: 1996.
Григорьева Т.П. Синергетика и Восток // Вопросы философии, 1997, 3, с. 90.
Юревич А.В., Цапенко И.П. Функциональный кризис науки // Вопросы философии, 1998, 1, с. 17.
Андерсон Ф., Селесник Ш. Человек и его душа. – М.: 1995, с. 524.
Арлычев А.Н. Об иррационализме как философии изменчивости // Вопросы философии, 1998, 6, с. 133 – 139.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Антропный принцип в синергетике // Вопросы философии, 1997, 3, с. 62.
Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. – М.: 1990, сс. 53 – 96.
Николис Дж. Динамика иерархических систем. Эволюционное представление. – М.: 1989 / Сноска по Е.Н. Князевей и С.П. Курдюмову.
Рузавин Г.И. Эволюционная эпистемология и самоорганизация // Вопросы философии, 1999, 11, с. 90.
Гайденко П.П. Время и вечность: парадоксы континуума // Вопросы философии, 2000, 6, с. 110.
Верещагин И.А. Физическая теория и гравитация над квазигруппами / Труды Всемирного Конгресса «Фундаментальные проблемы естествознания и техники», ч. 1. – Санкт-Петербург: Изд. СпбГУ, 2002, с. 31.
Степин В.С. Становление научной теории. – Минск: 1976.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. – М.: !986.
Пригожин И., Стенгерс И. – Там же, сс. 140, 320.
Кохановский В.П. Философия и методология науки. – Ростов н / Д : 1999, с. 349.
Никулин Д.В. Основоположения новоевропейской рациональности и проблема времени / Исторические типы рациональности. – М.: 1996, с. 104.
Гайденко П.П. От онтологии к психологизму: понятие времени и длительности в XVII – XVIII вв. // Вопросы философии, 2001, 7, с. 77.
Степин В.С., Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. – М.: 1994.
Прытков В.П. Оправдание синергетики // Вопросы философии, 2001, 4, с. 146.
Моисеев Н.Н. Естественнонаучное знание и гуманитарное мышление // Общественные науки и современность. – М.: 1993, 2, с. 66.
Вернадский В.И. О науке, т. 1. – Дубна: 1997, сс. 149 – 150.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Антропный принцип в синергетике // Вопросы философии, 1997, 3, с. 62.
Там же, с. 69.
Там же, сс 69 –70.
Вернадский В.И. – Там же, с. 398.
Спенсер Г. Принципы социологии / Мистика. Религия. Наука. Антология классиков мирового религиоведения. – М.: Канон+, 1998, с. 3.
Bergson H. Oeuvres. – Paris: Pres. Univer. de Fr., 1959, p. 1331.
Пригожин И. Конец определенности. Время, хаос и новые законы природы. – М.-Ижевск: РХД, 2001, 208 с.
Пригожин И., с. 19.
Князева Е.Н. Сложные системы и нелинейная динамика в природе и обществе // Вопросы философии, 1998, 4, с. 138.
Майнцер К. // ВФ, 1997, 3, с. 51.
Штеренберг М.И. Синергетика и биология // Вопросы философии, 1999, 2, с. 95.
Арнольд В.И. Теория катастроф. – М.: Наука, 1990, 128 с.
Носов Н.А. Виртуальная реальность // Вопросы философии, 1999, 10, с. 152.
Моисеев Н.Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы. Эколого-политологический анализ // Вопросы философии, 1995, 1, с. 3.
Философия природы: коэволюционная стратегия. – М.: 1995.
Моисеев Н.Н. Вернадский и современность // Вопросы философии, 1994, 4, с. 3.
Моисеев Н.Н. – Там же, с.6.
Чайковский Ю.В. Ступени случайности и эволюция // Вопросы философии, 1996, 9, с. 69.
Николис Дж. Хаотическая динамика лингвистических процессов и образование паттеров в поведении человека // Вопросы философии, 1997, 3, с. 89.
Чайковский Ю.В. – Там же, с. 79.
Моисеев Н.Н. – Там же, с. 13.
Кассирер Э. Эссе о человеке / Мистика. Религия. Наука. Антология классиков мирового религиоведения. – М.: Канон+, 1998, с. 380.
Яковленко С.И. Философия незамкнутости // Вопросы философии, 1996, 2, с. 41.
Есенин-Вольпин А.С. Об антитрадиционной (ультраинтуиционистской) программе оснований математики и естественнонаучном мышлении // Вопросы философии, 1996, 8, с. 100.
Налимов В. В. Размышляя о путях развития философии // Вопросы философии, 1993, 9, с. 98.
Митюгов В.В. Дерево парадокса // Успехи физических наук, 1993, т. 163, в. 8, с. 103.
Налимов В.В. – Там же, с. 88.
Смирнов В.А. К. Поппер прав: диалектическая логика невозможна // Вопросы философии, 1995, 1, с. 148.
Васильев Н.А. Воображаемая логика. – М.: 1989.
Рузавин Г.И. Самоорганизация и организация в развитии общества // Вопросы философии, 1995, 8, с. 63.
Хакен Г. Синергетика. – М.: 1980.
Рузавин Г.И., с. 65.
Россман В.И. Разум под лезвием красоты // Вопросы философии, 1999, 12, с. 52.
Андерсон Ф., Селесник Ш. Человек и его душа. – М.: 1995, с. 527.
Suzuki D.T. Zen Buddism. – N.Y.: 1956, pp. 52, 84, 92 – 108 / Сноски по Ф. Александеру и Ш. Селеснику.
Александер Ф., Селесник Ш. – Там же, с. 529.
Григорьева Т.П. Синергетика и Восток // Вопросы философии, 1997, 3, с. 91.
Налимов В.В. Размышления на философские темы // Вопросы философии, 1997, 10, с. 58.
Вернадский В.В. О науке, т. 1, с. 464.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Интуиция как самодостраивание // Вопросы философии, 1994, 2, с. 110.
Гельмгольц Г. Как приходят новые идеи / Психология мышления. – М.: 1981, с. 366.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П., с 110.
Там же, с. 113.
Кернер Б.С., Осипов В.В. Автосолитоны. – М.: Наука, 1991, 200 с.
Арнольд В.И. Теория катастроф. – М.: Наука, 1990, 128 с.
Чешков М.А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира // Вопросы философии, 1995, 4, с. 24.
Сачков Ю.В. Полифункциональность науки // Вопросы философии, 1995, 11, с. 47.
Сачков Ю.В. Там же, с. 57.
Романовская Т.Б. Рациональное обоснование вненаучного // Вопросы философии, 1994, 9, с. 36.
Фейнберг Е.Л. Эволюция методологии в ХХ веке // Вопросы философии, 1995, 7, с. 43.
Кнабе Г.С. Строгость науки и безбрежность жизни // Вопросы философии, 2001, 8, с. 113.
Кохановский В.П., сс. 359 – 360.
Степин В.С. Философская анропология и философия науки. – М.: 1992.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса…, с. 84.
Кохановский В.П., с. 361.
Гивишвили Г.В. Принцип дополнительности и эволюция природы // Вопросы философии, 1997, 4, с. 72.
Гивишвили Г.В. О «сверхсильном» антропном принципе // Вопросы философии, 2000, 2, с. 43.
Пригожин И. Конец определенности. Время, хаос и новые законы природы. – М.-Ижевск: РХД, 2001, с. 135.
Еремин Е.Н. Основы химической термодинамики. – М.: ВШ, 1974, 341 с.
Полторак О.М. Термодинамика в физической химии. – М.: ВШ, 1991, 319 с.
Уитроу Дж. Естественная философия времени. – М.: Прогресс, 1964, 432 с.
Солодухо М.Н. Бытие и небытие как предельные основания мира // Вопросы философии, 2001, 6, с. 176.
Аксенов Г.П. О причине времени // Вопросы философии, 1996, 1, с. 42.
Ламарк Ж.Б. Аналитическая система положительных знаний человека / Избран. Произведения. – М.: 1959, т. 2, с. 379.
Вернадский В.И. О жизненном (биологическом) времени // Философские мысли натуралиста. – М.: 1988, с. 332.
Бергсон А. Длительность и одновременность. – Пг.: 1922 / Цит. По Г.П. Аксенову.
Вернадский В.И. Изучение явлений жизни и новая физика // Труды биогеохимической лаборатории, т. 16. – М.: 1980, с. 276.
Лолаев Т.П. О «механизме» течения времени // Вопросы философии, 1996, 1, с. 51.
Лолаев Т.П. – Там же, с. 56.
Левич А.П. Субституционное время естественных систем // Вопросы философии, 1996, 1, с. 57.
Уитроу Дж. Естественная философия времени. – М.: Прогресс, 1964.
Козырев Н.А. Время как физическое явление / Моделирование и прогнозирование в биоэкологии. – Рига: 1982, сс. 59 – 72.
Лаврентьев М.М. и др. О регистрации реакции вещества на внешний необратимый процесс // Докл. РАН, 1991, т. 317.
Левич А.П. Теоретическая биология: поиск уравнений обобщенного движения и источников неравновесности живой материи // Изв. РАН. Биология, 1993, 2.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса…, с. 277.
Гайденко П.П. // Вопросы философии, 2001, 7, с. 77.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса…, с. 375.
Кузнецов В.И. Общая химия. Тенденции развития. – М.: 1989, с. 214.
Кузнецов В.И. Там же, с. 169.
Гегель Г. / Энциклопедия философских наук, т. 2. Философия природы. – М.: Мысль, 1975, с. 48.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение. Диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии, 1992, 12, с. 19.
Фейнберг Е.Л. Эволюция методологии в ХХ веке // Вопросы философии, 1995, 7, с. 38.
Клайн М. Математика. Утрата определенности. – М.: 1984.
Gode K. Uber forma unentscheidbare Satze der Principia Mathematica und vervandter Systeme. I. – Monatshefte fur Mathematik und Physik, Bd. 38, 1931, ss. 173 – 198;
Вригт Г.Х. фон. Логика и философия в ХХ веке // Вопросы философии, 1992, 8, с. 89.
Вригт Г.Х. фон. Витгенштейн и двадцатый век // Вопросы философии, 2001, 7, с. 33.
Ласло Э. Основания трансдисциплинарной единой теории // Вопросы философии, 1997, 3, с. 83.
Ласло Э. Основания трансдисциплинарной единой теории // Вопросы философии, 1997, 3, с. 80.
Хайтун С.Д. Фундаментальная сущность эволюции // Вопросы философии, 2001, 2, с. 152.
Моисеев Н.Н. Еще раз о проблеме коэволюции // Вопросы философии, 1998, 8, с. 26.
Кемеров В.Е. Метафизика – динамика (к вопросу об эволюции метафизики) // Вопросы философии, 1998, 8, с. 59.
Данилов-Данильян В.И. Возможна ли «коэволюция природы и человека»? // Вопросы философии, 1998, 8, с. 15.
Кулаков Ю.И. Синтез науки и религии // Вопросы философии, 1999, 2, с. 142.
Поппер К. Теоретико-познавательная позиция эволюционной теории познания // Вестник МГУ: Философия, 1994, 5, с. 18.
Чайковский Ю.В. Об эволюционных взглядах Карла Поппера // Вопросы философии, 1995, 12, с. 50.
Чайковский Ю.В. – Там же, с. 54.
Кохановский В.П., сс. 367 – 368.
Зенкин А.А. Ошибка Георга Кантора // Вопросы философии, 2000, 2, с. 165.
Кондильяк Э.Б. де. Соч. в 3-х тт. – М.: Мысль, 1980 – 1983.
Успенский В.В. Теорема Гёделя о неполноте. – М.: 1982, сс. 4 – 11.
Паршин А.Н. Размышления над теоремой Гёделя // ВФ, 2000, 6, с. 92.
Gode K. Uber forma unentscheidbare Satze der Principia Mathematica und vervandter Systeme. I. – Monatshefte fur Mathematik und Physik, Bd. 38, 1931. S. 173 – 198;
Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук. – М.: 1948.
Шрейдер Ю.А. Искусственный интеллект, рефлексивные структуры и антропный принцип // Вопросы философии, 1995, 7, с. 163.
Розов Г.А. Проблемы эмпирического анализа научных знаний. – Новосибирск: Наука, 1977.
Кохановский В.П., с. 369.
Линде А.Д. Физика элементарных частиц и инфляционная космология. – М.: 1990, 280 с.
Филатов В.П. Живой Космос: человек между силами Земли и Неба // Вопросы философии, 1994, 2, с. 3.
Чижевский А.Л. Земное эхо солнечных бурь. – М.: 1973, сс. 82 – 83.
Werner H. Comparative psychoogy of menta deveopment. – N.Y.: 1948, p. 4 / Цит. По В.П.Филатову.
Филатов В.П., с. 8.
Мак-Клоски М. Интуитивная физика // В мире науки, 1983, 6, сс. 90 – 91.
Саган К. Драконы Эдема. Рассуждения об эволюции человеческого разума. – М.: 1986, сс. 176, 247.
Найссер У. Познание и реальность. Смысл и перспективы когнитивной психологии. – М.: 1981, с. 201.
Франкфорт Г. и др. В преддверии философии. – М.: 1984, сс. 25 – 26.
Филатов В.П., с. 12.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение. Диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии, 1992, 12, с. 11.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Антропный принцип в синергетике // Вопросы философии, 1997, 3, с. 62.
Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии, 1991, 6.
Баранцев Р.В. Имманентные проблемы синергетики // Вопросы философии, 2002, 9, с. 91.
150
52