ЭФРОИМСОН В.П.
Предлагаем вашему вниманию газетный вариант книги
Педагогическая генетика
Генетика и биология развития могут предложить довольно мощный резерв для перестройки современной педагогики – некую новую область знаний, которую мы назовем педагогической генетикой. Это новое направление основано на двух фундаментальных явлениях – неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества и импрессинге. На этих теоретических основах педагогической генетике может и должна вырасти новая педагогика, способная разрешить тот кризис, перед которым оказалась не только наша страна, но и все человечество.
Несомненно, что многие высказанные ниже положения могут показаться утопическими. Прежде всего утопичным может показаться требование пойти на гигантские вложения материальных средств в педагогику. Эффект этих капиталовложений начнет сказываться через 20–25 лет.
Мы определяем термином педагогическая генетика совокупность сведений, необходимых педагогам любых специальностей для того, чтобы осознать и использовать неизбежность и неизживаемость глубокого разнообразия людей, глубокого разнообразия учеников в любом коллективе, с которым приходится иметь дело.
Знакомство с педагогической генетикой может оказаться небесполезным и для родителей, не только потому, что она может объяснить им, в частности, почему дети так часто не похожи на папу и маму, или подсказать, что нужно делать со своими детьми. Педагогическая генетика демонстрирует значение для развития ребенка малоизвестного фактора – импрессинга, подсказывает родителям, как лучше использовать импрессинг, как стимулировать, в согласии с педагогами, развитие собственных детей.
Одной из важнейших проблем педагогической генетики является раннее обнаружение, стимуляция и реализация творческих способностей ребенка. Сразу же надо отмести ложное мнение, что творческая одаренность – редкое явление.
Нет никакого сомнения в том, что эре Перикла или эпохе Ренессанса вовсе не предшествовал естественный отбор на способных, выдающихся и гениальных людей. Можно утверждать уверенно, что в эти периоды лишь создалась благоприятная социальная среда для реализации тех дарований, которые ценились в Афинах в конце V в. до н.э. или в Италии в XIV–XVI вв. В Афинах после победы при Марафоне (480 г. до н.э.) почти буквально «за одним столом» собирались такие гении, помимо самого Перикла, как Кимон, Фукидид, Анаксагор, Зенон, Сократ, Фидий, Софокл, Эврипид. И даже если Аристофана и Эсхила можно считать пришельцами, то число гениев, родившихся в одном городе-государстве, в самих Афинах, – поражает!
Вспышка гениев – это не продукт отбора, а следствие возможности реализации. Раньше или позднее за пределами Аттики эти дарования не развивались, не стимулировались, не ценились.
Как-то незамеченным остался тот факт, что сотни миллионов детей получили условия, довольно благоприятные для развития, во всяком случае доступные два века назад только единицам. Многие десятки миллионов почти в обязательном порядке получили среднее образование, а десятки миллионов получили высшее образование в объеме, недоступном никому в XIX в. Число же гениев возросло не особенно. Между тем необходимость их не падает, а резко возрастает, несмотря на рост коллективности научных исследований. Не счесть количества нереализовавшихся не только гениев, но и талантов, дарований. Важнейшей становится проблема выявления и развития творческих способностей.
ПРИНЦИП НЕИСЧЕРПАЕМОЙ НАСЛЕДСТВЕННОЙ ГЕТЕРОГЕННОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Предоставим слово Видкунду Ленцу: «Сравнивая друг с другом знакомых нам людей, оглядывая любое собрание, каждый раз мы обнаруживаем одно и то же: ни один не похож на другого. Люди, если не считать однояйцевых близнецов, являются индивидами, которых не спутаешь ни по их внешнему виду, ни по движениям, ни по образу речи, ни по типу восприятия и мышления. Сделать людей одинаковыми давлением извне можно только наружно. Даже если они по прическе, бороде, одежде, религии и политической идеологии конформно следуют моде, решающие различия не стираются.
Что же делает нас индивидами? Является ли это лишь отпечатком личного опыта? Дети тех же самых родителей, в одной и той же детской вырастают в личностей с совершенно разными характерами. Родители не в состоянии сформировать детей по своей воле. Повседневный опыт в своей собственной семье, у друзей и соседей показывает нам, что индивидуальность личности имеет наследственно обусловленную, врожденную основу. Систематическое сравнение наследственно-тождественных однояйцевых близнецов с наследственно-разными двуяйцевыми близнецами дает этому научное подтверждение»!
Откуда же берется это безмерное разнообразие человечества?
Попробуем, разумеется, не экспериментально, а мысленно, расклассифицировать, распределить по группам какую-то более или менее очерчиваемую часть популяции. Например, мы можем распределить в группы, сходные по социальному происхождению, экономическому положению, семейно-бытовым условиям, по тем условиям, в которых проходило их младенчество, по ясельно-детсадовским и школьным условиям, по полу, по типу среднего и высшего образования выборку москвичей 25—45-летнего возраста... Проделав такой мысленный эксперимент, мы несомненно обнаружили бы в каждой из тысяч предельно схожих по своей социальной предыстории групп людей, полярно противоположных друг другу, и гигантское внутригрупповое различие по множеству личностных характеристик
Общепринято все различия валить на микросредовые различия: на семью, двор, улицу, педагогические ошибки. При этом игнорируется, что подросток – это уже существо с интеллектом почти взрослого типа, способное достаточно активно выбирать для себя наиболее подходящую среду, друзей, книги, спорт, личное хобби, занятия школьными предметами или чем-то, что выходит за пределы школьной программы. Подросток сам формирует для себя круг авторитетов, старших по возрасту людей, которым он доверяет, идеалы, шкалу ценностей. Он является существом, способным отчаянно сопротивляться воздействию семьи, одноклассников, педагогов.
Как только речь заходит об индивидуальных психических особенностях, обсуждение неизменно упирается в тупик: роль наследственности и среды. При этом 99% спорящих обычно говорят о всемогущей роли среды, отводя наследственности место на уровне «весь в отца» или «весь в мать», если это слишком уж бросается в глаза (что бывает очень редко).
Эта убежденность во всемогуществе среды неверна, но в очень значительной мере понятна. Изменился мир, изменилась среда – и народности со средневековым уровнем развития (а некоторые – почти первобытным) за одно-два поколения «врастают» в 70-е гг. XX в., причем оказываются «вполне на уровне». Ибо все развитие культуры и цивилизации покоится на социальной преемственности. Так, значит, все-таки целиком среда?
Положительный ответ представляется вполне удовлетворительным большинству социологов, педагогов, психологов, философов, которые привыкли заниматься средой и только средой. Именно такой ответ дали бы и многие нейрофизиологи, так как им прекрасно известно: поместите младенца в превосходные алиментарно-гигиенические условия, но лишите его речевого общения – он вырастет идиотом; лишите его ласки – и через несколько лет неотвратимо предопределится, что он станет бессердечным эгоистом. Настоящие, а не литературные, Маугли и Тарзаны через несколько лет после рождения даже в наилучших условиях питания приобрели бы необратимое слабоумие.
Эти банальные констатации – лишь введение к фундаментальному генетическому факту, к одному из важнейших биологических принципов существования любых видов высших животных, в том числе и человека. К принципу максимальной наследственной гетерогенности.
В начале века Карл Ландштейнер установил, что люди отличаются друг от друга по группам крови системы АВО. В 1930 г. этот крупнейший американский исследователь получил за свое открытие Нобелевскую премию в области медицины. В дальнейшем выяснилось, что установленные Ландштейнером различия наследственны, что в рамках этой системы можно выделить еще и подгруппы. Постепенно обнаружилось, что независимо от генов системы АВО люди разнятся по множеству независимых друг от друга систем антигенов эритроцитов, лейкоцитов, белков плазмы крови, ферментам.
Г.Гаррис, изучая только 10 ферментов, установил, что вероятность сходства двух случайных лиц по всем 10 ферментам составляет 0,5%.
Ясно, что при учете тысяч реально существующих, выявленных различий в среднем любой индивид отличается от другого по многим сотням таких наследственных биохимических особенностей.
Чтобы не отвлекать внимания от самого факта неисчерпаемости этих межиндивидуальных наследственных биохимических различий, лишь очень бегло коснемся их происхождения.
Человек (как и все его предки – позвоночные) окружен бесконечным разнообразием микробных паразитов, постоянно попадающих сквозь кожу и слизистые во внутреннюю среду макроорганизма. Адаптировавшись, эти грибки, бактерии, вирусы и пр. становятся опаснейшими паразитами. Основной путь защиты от них – генетическая дифференциация хозяина. Так, поскольку малярийный плазмодий адаптировался к эритроциту человека в зоне тропической малярии, в человеческих популяциях широко распространились – в результате отбора на устойчивость к малярии! – различнейшие биохимические мутации эритроцитов, зачастую неблагоприятные для человека, но зато лишающие паразитов привычной среды, привычного субстрата.
Касательно биологической значимости описываемого нами явления ограничимся тремя примерами. Лица группы крови О на 40% чаще других заболевают язвой желудка и двенадцатиперстной кишки. Лица группы крови А на 20% чаще, чем лица групп крови О и В, заболевают «главными» формами рака. Лица группы крови О, по-видимому, более восприимчивы к чуме и холере.
Помимо этого, почти каждый человек несет в себе груз других, случайных мутаций, накопленных за 20–30 поколений. Известно, что каждый зародыш «отягощен» в среднем 35-ю новыми мутациями, возникшими в гаметах (половых клетках), из слияния которых зародыш образовался. Это значит, что помимо той системы наследственной гетерогенности, о которой уже было сказано, существует еще генетический груз – около 500–1000 новых мутаций на индивид.
Естественно, в связи с этим возникает ряд вопросов.
Касается ли эта наследственная гетерогенность только таких безразличных педагогике свойств, как строение эритроцитов или электрофоретическое расслоение белков на бумажке, или же она касается и более глубоких особенностей?
Имеется ли среди человечества настолько же значительная наследственная изменчивость таких признаков, как, например, агрессивность, социальность, напряженность интеллектуальных интересов и пр.? Мы ведь не можем выяснить определяемую наследственной компонентой долю этих свойств у наших предков. О ней можно судить по нынешней компоненте наследуемости этих свойств.
Касается ли наследственная гетерогенность лишь таких характеристик психики, как психические дефекты (вроде врожденного слабоумия, при котором человек прежде всего должен «проходить» по ведомству министерства социального обеспечения, а не министерства просвещения)? Или неисчислимое наследственное разнообразие затрагивает также все варианты нормы?
Можно полагать, что вся эта созданная и поддерживаемая естественным отбором система максимальной наследственной гетерогенности не имела бы особенного значения для педагогики, если бы она не распространялась как на умственные способности и интеллект, так и на конституциональные особенности человека.
Взгляды на возможности воспитания и образования варьировали беспредельно.
Гельвеций: «Образование может сделать все».
Джемс Милль: «Если образование не может сделать все, то вряд ли существует что-либо такое, что оно не смогло бы сделать».
К.Пирсон: «Трущобы не столько порождают тупиц, сколько тупицы спускаются в трущобы».
Уотсон: «Дайте мне дюжину здоровых детей и мой собственный мир для их воспитания, и я гарантирую вам, что сделаю любого кем угодно – врачом, юристом, художником, коммерсантом, попрошайкой или вором».
Норвудский комитет (1944) исходил из положения, что дети гораздо сильнее отличаются по качеству способностей, чем по их количеству. На основании этого было предложено три подразделения: литературно-абстрактный тип, подлежащий обучению в классической школе; механико-технический тип для технической школы; конкретно-практический тип для обучения в школе без древних языков.
Но как узнать, кто к чему способен? Необходимо не только раннее тестирование способностей, но и знание того, что и в какой мере докомпенсируемо и доразвиваемо, когда какие способности оценивать, как профилировать, когда начинать профилировать, как прививать интерес к той именно области, в которой есть способности, но еще нет влечения. Опасение, что раннее профилирование приведет к ограниченности, кастовости и т.д., вероятно, преувеличено. Наоборот, успешный специалист обычно характеризуется широтой кругозора и интересов, недостижимых для специалиста заурядного. Причина проста: занятия делом любимым, соответствующим дару, а потому успешным, стимулируют всю творческую активность.
Идея о глубочайшей наследственной неоднородности людей, их не только внешней, но и психической наследственной несхожести с порога представляется совершенно несовместимой с основоположной, этически, политически и педагогически необходимой идеей всеобщего равенства. Но не укладывающаяся ни в какие «прокрустовы ложа» неодинаковость людей есть факт, и никакими обрубаниями конечностей на «прокрустовой ложе» или растягиванием их делу не поможешь. Нужна перестройка сознания, которая, кстати, не требует никаких идейных жертв. Мы – разные. Но человечеству нужны именно разные люди, и совершенно нелепо представлять себе человечество в виде иерархической пирамиды, в которой оптимальные возможности реализации, почет, блага, уважение достаются немногочисленной верхушке за счет обездоленных.
В Американском словаре профессий (1965) имеется 35,5 тысячи профессий, разделенных на 114 групп в 22 областях деятельности. При подборе конкретного кандидата на то или иное место руководствуются пятью характеристиками.
1. Длительность необходимой общеобразовательной и профессиональной подготовки (8 градаций).
2. Способности, оцениваемые в рамках 11 факторов с пятью степенями сложности в каждой; 753 наиболее распространенных профессий объединены в 36 групп, составленных по принципу большего сходства уровня различных способностей в пределах группы.
3. Склонности; сюда относятся любовь к физическому труду (монотонному или разнообразному), контактность, стремление к престижу, тяга к абстрактному мышлению или же стремление к конкретности результатов. Всего имеется 10 групп.
4. Требуемое нервное напряжение, в частности при микросоциальных контактах, при руководстве людьми и т.д. Имеется 12 градаций.
5. Физическое и сенсорное напряжение. 6 градаций.
Все сказанное относится к американской, абсолютно деловой профессиограмме.
Можно, конечно, отвергнуть ее с порога, признав, что она составлялась не на основе «демократических» установок всеобщего равенства-одинаковости. Можно, конечно, деловой подход назвать «деляческим».
Но в любом случае ясно, что 35,5 тысячи профессий (теперь их уже 40 тысяч) с 114 группами, каждая из которых требует невероятного разнообразия личностных свойств, ни в какую пирамиду не уложишь.
Есть, конечно, люди, которые одновременно обладают массой совершенно разных способностей и на очень высоком уровне. Еще до Первой мировой войны один зоркий деятель сказал об императоре Вильгельме II, что тот «хотел бы быть невестой на каждой свадьбе, покойником на всех похоронах, первым любовником в каждом театральном спектакле и главным оратором на всех сборищах». Но такие многогранные стремления сравнительно редки. Добавим тут, что они иногда могут быть и социально опасны, но лишь в том случае, если носители их пребывают в ранге императора, короля, президента, рейхсканцлера, каннибалиссимуса.
Говоря о том, что человечеству нужны тысячи разных дарований, десятки тысяч разных профилей или сочетаний одаренности, вероятно, уместно напомнить о третьем законе Менделя – о независимом друг от друга наследовании разных признаков, о том, что, следовательно, и дарования должны рекомбинироваться в потомстве независимо друг от друга. Напомним и о первом законе Менделя – о доминантности и рецессивности, о том, что как бы мы ни упрощали или усложняли свои представления о наследовании таланта, он может появиться в потомстве совершенно «бездарных» родителей. Об этом упоминается вскользь для того, чтобы не взяли верх перестраховочные настроения: ведь если мы признаем, что люди рождаются с неодинаковыми способностями, да еще в силу неодинаковой наследственности, то нас сразу осудят.
Естественно, возникает сомнение, можно ли считать хоть малую долю этих 40 тысяч профессий хоть сколько-нибудь творческими, тем более в период расцвета конвейеров, поточного производства и автоматических систем управления. Практика, однако, показывает, что с развитием техники появляется потребность во все большем числе индивидуально мыслящих, творческих специалистов. Организация труда, при которой рабочий становится бездумным придатком к конвейеру, вероятно, начинает себя изживать.
ЭЛЕМЕНТЫ ГЕНЕТИКИ ИНТЕЛЛЕКТА
1. Результаты исследований роли генотипа и среды, проведенных на близнецах
Можно составить длинные перечни династий выдающихся музыкантов, артистов, математиков, физиков, инженеров, писателей, но останется неизвестным, унаследованы ли таланты или сыграли свою роль традиция, усиленная с детства окружающей профессиональной средой и направленностью интересов, несравненно большая легкость восхождения по уже проторенной дорожке и т.д. Соотносительную роль наследственности и среды у человека нелегко проследить в отношении множества количественных различий, в большой мере зависящих от среды. Поэтому в генетике психических свойств человека был рано взят на вооружение близнецовый метод.
Этот метод базируется на том, что однояйцевые близнецы (ОБ) генетически совершенно идентичны и все внутри- парные различия вызваны воздействиями внешней среды. Изменение этих различий позволяет измерить роль среды. Двуяйцевые близнецы (ДБ), генетически сходные не больше, чем братья или сестры, в отношении воздействий среды отличаются друг от друга не более, чем однояйцевые партнеры, но кроме того отличаются и наследственно. Средняя разница между большим числом однояйцевых пар, отнесенная к средней разнице между большим числом двуяйцевых пар, позволяет количественно измерить относительную роль наследственности и среды в изменчивости любой особенности, в том числе психической, а объективное тестирование какой-либо особой способности, будь то какой-либо вид памяти, скорость реакции, комбинаторика и т.д., позволяет спустить изучение любого «Божьего дара» на землю.
К сожалению, близнецовые исследования в СССР, когда-то лидера в этом направлении (благодаря работам Медико-генетического института, возглавлявшегося расстрелянным в 1937 г. Соломоном Григорьевичем Левитом), пока единичны.
Каковы же основные результаты в большинстве случаев объективно проведенных близнецовых исследований? Каково соотношение роли наследственности и среды в уровне различнейших способностей и в особенностях нормальной психики?
Предельно кратко они резюмируются следующим образом. Изучая объективными количественными тестами множество психических особенностей одного из однояйцевых близнецов, можно с почти полной точностью предсказать психические свойства его партнера, совместно с ним воспитывавшегося, – они почти совпадают. Если же изучается один из партнеров двуяйцевой пары, мальчиков или девочек, то психические особенности другого партнера оказываются, как правило, достаточно отличными, и разница между двуяйцевыми партнерами, воспитанными в одинаковых условиях, оказывается примерно такой же, как и между однояйцевыми близнецами, рано разлученными и воспитанными в разных условиях, иногда даже контрастных.
Но если при данном, «нормальном» уровне изменчивости средовых условий (а для нас пока более важна именно нормальная рамка, а не резко контрастные экстремальные различия) генотип играет такую роль, то, следовательно, те глубочайшие психические различия, которые обнаруживаются не только между людьми одной социальной прослойки, одного класса, одной нации, но и между братьями и сестрами, между двуяйцевыми близнецами, имеют не только внешнесредовую природу (которую можно вывести за скобки), но и глубокую внутреннюю, эндогенную, врожденную, унаследованную и наследственно детерминированную.
Существует одна характерная ошибка: совершенно очевидно, что и характер информации, воспринимаемой извне, и ее переработка, и реагирование на нее с годами меняются. Нередко думают, что наследственно лишь врожденное, а с годами это врожденное размывается и снимается социальным окружением, которое и определяет смену программ восприятия, переработки и реагирования. На самом же деле врожденное очень часто вовсе не наследственное, тогда как смена программ и характер программ восприятия, переработки и реагирования в высокой мере наследственно детерминировано. Так, в ходе эмбрионального и постэмбрионального развития одни гемоглобины сменяются другими. Но и строение этих сменяемых гемоглобинов, и программа их смены генетически детерминированы. И если в ходе развития младенца, ребенка, подростка происходит перераспределение роли осязательного, слухового, зрительного восприятия, то это означает лишь развертывание генетически заложенных потенций. Это не голословное утверждение: оно базируется на том, что однояйцевые близнецы, резко меняясь психически с возрастом, продолжают сохранять психическое сходство друг с другом.
Конечно, с общенаучной точки зрения представляет большой интерес вопрос о том, насколько расходятся психически однояйцевые близнецы, попавшие с детства в совершенно разные, контрастные условия (например, в условия, стимулирующие или, напротив, гасящие развитие интеллекта). Ответ четок: расходятся очень сильно. Близнец, воспитывавшийся в неблагоприятных условиях, по коэффициенту интеллекта резко отстает от партнера. Но с практической точки зрения важнее вопрос, насколько велики средние интеллектуальные различия между раздельно воспитывавшимися как однояйцевыми, так и двуяйцевыми партнерами, если и в том, и в другом случае развитие шло в рамках, так сказать, «нормальных», обычных условий. Оказывается, что росшие врозь однояйцевые близнецы были почти тождественны как в школьном, так и в студенческом и, наконец, в зрелом возрасте, тогда как между двуяйцевыми близнецами-партнерами, выросшими врозь, обнаруживаются обычно большие различия.
Итак, генотип оказывает мощное влияние на формирование личности. Этот тезис настолько противоречит широко распространенному убеждению в обратном, что необходимо сразу на конкретных примерах раскрыть, каким же образом генотип может определять высшие психические функции человека, его интеллектуальный, творческий уровень.
Д.Оуэн и Дж.Сайнес на 42 парах однополых близнецов установили очень значительную роль наследственности в развитии интеллекта, заторможенности и зрелости мышления.
Чрезвычайно интересные, хотя и недостаточные данные получены по роли наследственности в адаптивной гибкости путем параллельного исследования неотобранной группы близнецов во Флоренции и в Риме. Материал составлял 39 пар однополых близнецов 16–18 лет, 15 пар юношей и 15 пар девушек – ОБ, 14 пар юношей и 15 пар девушек – ДБ. Средний возраст – 17 лет, все – ученики старших классов школы. Было применено два теста.
В тесте Готтштальда («адаптивная гибкость»), заключавшемся в обнаружении более простой фигуры в сложном рисунке, предлагалось 15 разных рисунков. Результаты колебались от 0 до 15 со средней – 7. По данным опыта корреляция внутри ОБ составила 0,86, внутри ДБ 0,35, что, по Хольцингеру, дает коэффициент наследования 0,71 (коэффициент наследования — доля изменчивости, вызванная наследственностью).
Тестирование по шкале Баррон-Уэлша (эстетическая оценка, правильность суждения об эстетической ценности картины, отклонения от ее оценки группой экспертов). Тестируемым предлагается серия рисунков, градуированных по художественному уровню (экспертные оценки). Коэффициент корреляции у ОБ составил 0,53, у ДБ – 0,07. Разница статистически достоверна и указывает на большую роль наследственности, с коэффициентом наследуемости Хольцингера 0,55. Следовательно, можно сказать, что художественная восприимчивость в значительной мере наследственно детерминирована, хотя, конечно, сравнивать можно лишь лиц, не имеющих специальной подготовки (таковая может оказать мощное перекрывающее влияние). Любопытно, что в этом тесте итальянцы явно превзошли американцев!
Интерес представляют также результаты изучения близнецов, участвовавших в конкурсе на получение стипендии по программе «Merit». О самой программе мы расскажем далее, а сейчас приведем лишь данные, относящиеся к близнецам. Среди 600 000 школьников США, у которых для назначения стипендии проверялось богатство словарного запаса, знание математики и ряд других параметров, оказалось почти 700 пар ОБ и почти 500 пар ДБ. Средняя роль наследственности в изменчивости даже среди этой экзаменуемой «элиты» оказалась равной 0,74, хотя из близнецовых пар шли на конкурс оба лишь в том случае, если они оба могли рассчитывать на успех.
В этот тест входило пять субтестов: владение английским языком, математикой, компетентность в общественных и естественных науках, владение словарем при употреблении слов. Факторный анализ показал, что каждый субтест измерял общий фактор интеллекта и какую-либо специальную способность. И в том, и в другом отношении у ОБ выявилось значительно большее сходство, чем у ДБ.
Р.Николс на основании этих тестов пришел к выводу, что наследственность обуславливает около 70% изменчивости как в отношении общей одаренности, так и одаренности специальной. Так как он имел дело с материалом, в котором были представлены преимущественно более одаренные и знающие пары ОБ и ДБ, его выводы имеют хоть и ограниченное значение, но очень важное.
Одним из интереснейших вопросов является вопрос о корреляции между генотипом и школьной успеваемостью. Как его можно решить? Прежде всего следует повторить и воспроизвести на советских школьниках выяснение средней разницы между ОБ- и ДБ-партнерами по успеваемости. Представим себе, в порядке чистого вымысла, что по математике ОБ-партнеры дают гораздо более схожие оценки, чем ДБ. Причем и те ОБ-партнеры, которые воспитываются раздельно друг от друга. По русскому языку и литературе средние отметки ОБ разнятся гораздо больше, почти так же, как и у ДБ. Предварительный вывод – математические успехи гораздо больше зависят от генотипа, чем языково-литературные.
Разумеется, этот вопрос надо изучить по всему спектру школьных предметов, и тогда встанет вопрос о корреляциях.
Опять вымышленный пример: успехи ОБ-партнеров по предметам А и Б коррелируют гораздо сильнее, чем по В и Г, тогда как у ДБ корреляции гораздо слабее. Возникает сразу вопрос об общей наследственной компоненте успехов по А и Б, отсутствии ее по В и Г, и так по паре десятков школьно-вузовских предметов.
Скорее к области педагогики, чем собственно генетики, следует отнести еще, кажется, нигде не начатые эксперименты по проверке на близнецах сравнительной эффективности разных программ и методов обучения.
Нетрудно предвидеть то недалекое будущее, когда будут рядом попарно создаваться классы и даже школы для близнецов несколько привилегированного типа, но с тем, чтобы один партнер посещал одну школу, а другой – школу рядом. Конечно, из-за большого разброса мест жительства пар близнецов придется обеспечивать их доставку в школу и отправление домой специальными автобусами. Конечно, надо будет создать некоторые льготы, иначе родители неохотно пойдут на осложнения, связанные с разделением близнецов на время пребывания в школе. Конечно, встанет вопрос о разделении детских садов для близнецов-партнеров (ОБ и ДБ). Встанет вопрос, какие же периоды воспитания, преподавания и т.д. заслуживают сопоставления (одновременное использование в школах с разделением однояйцевых и двуяйцевых близнецов специальных программ обучения). Программы педагогических исследований такого типа подлежат продумыванию, но они относятся к области чисто педагогического исследования.
Еще один конкретный пример. Рано протестированные однояйцевые близнецы обнаруживают неплохие лингвистические способности. Педагогический эксперимент, при котором одному будут созданы наиоптимальнейшие условия развития именно этих способностей, а другой будет оставлен в «нормальных», обычных условиях, раскроет нам на сотне рано градуированных пар потолки достижения при данном генотипе.
Разумеется, такой же эксперимент нужно произвести в отношении сотни видов дарований, и в любом опыте такого рода наблюдения над парой ОБ считаются эквивалентными наблюдениям над двадцатью парами «неблизнецовых» сверстников. На какие виды способностей – математических, графических, художественных, скульптурных, литературных, поэтических, технических, комбинаторных, на какие виды памяти и в какой очередности надо в первую очередь нацелить экспериментальные разделы педагогической генетики – это, по-видимому, нужно решать отдельно, но с учетом одного специфического фактора. В первую очередь надо изучать потолки развития тех одаренностей, которые имеют высокую долю наследственной детерминации, поддаются раннему тестированию, не могут не раскрыться в обычных домашне-школьных условиях.
2. Принципы тестирования и коэффициент интеллекта (IQ)
Как разобраться в бесконечном разнообразии индивидуальных свойств, бесконечном разнообразии типов, бесконечном разнообразии комбинаций способностей, присущих человечеству в целом? Как определить в каждом конкретном случае, каков тот или иной ребенок?
Для того чтобы понять, к какому конкретному типу из всего этого бесконечного разнообразия принадлежит данный, живой, настоящий, сидящий перед нами или бегающий около нас ребенок, необходимо уметь определить степень развития у него если не всех, то хотя бы основных, наиважнейших, ключевых психологических, психических, физиологических особенностей. Необходимо определить его интеллектуальные особенности, наличие каких-то особо развитых свойств его интеллекта, тех свойств, которые не дотягивают до верхней планки или даже до нормы, выявить отдельные способности или отсутствие каких-то из них.
Уже к концу XIX в. выяснилась настоятельная необходимость разработки методов количественной оценки различных способностей и дарований индивида. Довольно быстро стало понятно, что методы количественной оценки (а они-то и называются собственно тестированием) можно применять для сравнения способностей только в рамках групп населения, примерно однородных по образовательному цензу, сфере интересов, преимущественных навыков. Причем требовалось раздельное определение большого числа способностей – зрительной памяти, слуховой, механической, ассоциативной; умение различать смысл близких по звучанию слов и объединять осмысленно разные предметы в однородные группы, отделять главные признаки от несущественных, устанавливать причинно-следственные связи, оперировать цифрами, формами, цветами, различать высоту и силу звуков, яркость цвета и массу прочих отдельных и не связанных друг с другом свойств.
Изучая отдельные способности и особенности, оценивая их, можно было в ряде тестов прийти к оценке «суммарного интеллекта», или суммарной оценке одаренности. Эта суммарная оценка получила название «Ай-Кью» по первым буквам английских слов Inteigence Quotient – IQ. Среднее значение IQ, выведенное в итоге тестирования огромного количества людей, было принято за 100. 100 – это норма. Максимальные значения не могут превышать 200, обычно предельными являются 160–180. Ниже 80 – это уже умственная отсталость разных степеней. 80 – нижняя граница нормы. За истекшее столетие было разработано бесконечное число тестов, используемых в разных целях.
Тесты могут довольно точно подсказать, где, в какой области можно реализовать себя максимально. Но, кроме того, тестирование, если его проводить во всех слоях общества, может даже из довольно неблагополучных в социальном плане прослоек выделить не слишком обделенную в детстве и подростковом возрасте молодежь, действительно даровитую.
Работы по тестированию способностей в СССР начали развиваться в 20-х – начале 30-х гг. Но они были прекращены в результате «постановления о педологии», которое предшествовало ударам по генетике.
Почему методы тестирования долгое время в нашей стране были под большим подозрением и даже под запретом? Вопрос не праздный, так как у большой массы людей упоминание о тестах очень часто вызывает отрицательные эмоции. С тестами часто связывают какие-то почти не осознанные опасения, страхи и прочее. Вероятно, объективные результаты тестов, не принимающие во внимание ни социальный ранг родителей, ни их положение в иерархии, ни их материальный достаток, делали тесты методом объективной оценки и указывали на необходимость уничтожения некоторых абсолютно несправедливых способов социального подъема.
Если бы объективные оценки тестов лежали в основе восхождения на высшие ступеньки в административном, управленческом аппарате, в получении преимущественных позиций в науке, изобретательстве и прочем, то протекционизм, а попросту «блат», кумовство, взяточничество и прочие способы делания карьеры наряду с отбором на послушание и лакейство не помогали бы занимать не соответствующие места людям, не обладающим для этого нужными качествами.
Дидро как-то сказал: «Гении, вынужденные чувствовать и решать по своему вкусу, по своему отвращению, отвлекаемые тысячью вещей, очень догадливые, мало предвидящие, доводящие до излишеств свои желания, свои надежды, беспрерывно отходящие и возвращающиеся к реальности бытия, представляются мне более подходящими для опрокидывания или создания государств, нежели для их поддержания, более подходящими для установления порядка, нежели для следования ему». Это, пожалуй, можно отнести и к «пассионарным» личностям в смысле Л.Н. Гумилева – Н.В. Тимофеева-Ресовского
Поэтому, к сожалению, мы вынуждены в дальнейшем изложении опираться целиком на зарубежные данные.
Практически общепризнано, что необходимо раннее (по американским данным – к 10 годам) тестирование способностей с тем, чтобы достаточно рано ориентироваться в возможностях подростка и ориентировать его самого. От вопроса о нежелательности однобокого развития можно просто отмахнуться: человек, развивающийся в оптимальном соответствии со своими личными дарованиями, несомненно, получит больше свободного времени для общего развития, нежели человек, вынужденный обучаться тому, к чему он не особенно способен.
Тезис Бингхема – «Гораздо выгоднее выявлять талантливых и даровитых и помогать им, чем выявлять и заботиться о тупых и дефективных» – нужно считать антигуманным, социал-дарвинистическим и жестоким. Но его порочность не в неправильности экономического расчета. Экономически тезис можно было бы обосновать достаточно «легко», точно так же, как и принцип эвтаназии (умерщвления) безнадежно больных. Но кладя на весы сумму страданий нереализовавшихся талантов с их повышенной восприимчивостью и сумму страданий «тупиц и дефективных», трудно определить заранее результат, так как, пренебрегая «тупыми и дефективными», общество неминуемо растеряет огромные моральные ценности, а не дав развиться и реализоваться талантам, общество неминуемо обречет себя на бесчисленные тупики и неразрешимые проблемы, из которых, как показывает история, именно таланты и гениальные личности помогали человечеству всегда и отовсюду выпутываться.
Группа американских психологов и педагогов в 1969 г., изучая причины, определяющие выбор занятия и специальности старшеклассниками висконсинских школ, пришли к выводам, неопределенность которых упоминается здесь лишь для иллюстрации сложности и неизученности проблемы. Семья, наследственность, условия раннего развития, образовательные планы и успехи, предварительный выбор занятий, достижения в этих занятиях, достижения в образовании – ко всем этим факторам нужно прибавить влияние мощных неизвестных факторов. Например, раннее развитие ребенка и его успехи после поступления в школу, особенности его семьи, домашних условий определяют то, чего от него ожидают «значимые лица» (родители, учителя, одноклассники или другие люди, играющие важную роль в его жизни). Уровень образования родителей меньше влияет на коэффициент интеллекта ребенка, нежели его поведение.
Невежественные, необразованные и малоспособные не могут найти работу в технологически передовом обществе, причем грань малой пригодности повышается с усложнением жизни. Считалось, что гранью, отделяющей умственно отсталых от нормальных, является IQ = 70. Несколько лет назад Национальная ассоциация по борьбе с умственной отсталостью подняла грань до IQ = 85. Люди с коэффициентом интеллекта в пределах 70–85 могли относительно неплохо действовать в несложном вчерашнем мире, но не в сегодняшнем.
Д.Уолфл (1960) привел небезынтересные данные о среднем коэффициенте интеллекта у студентов и докторов философии по разным специальностям. Средний IQ для студентов и окончивших колледж – около 124, но для психологов (не потому ли, что они отлично знакомы с тестами?) – около 132, для физиков – 131, гуманитариев – 130, химиков и лингвистов (английский язык) – 128, для агрономов, медиков, филологов, инженеров и биологов – 127, экономистов, геологов, историков, социологов – 125, педагогов – 123, стоматологов, менеджеров и коммерсантов – 122, спортсменов – 115.
Для докторов философии средний уровень – 133, для физиков – 138, психологов – 137 (тот же фактор знакомства с тестами?), химиков – 135, геологов – 134, инженеров – 133, а биологов – 129. Д.Дж. Паттерсон еще в первую мировую войну с группой сотрудников разработал тесты для оптимизации использования призывников в армии под лозунгом «надлежащий человек на надлежащем месте», а после войны продолжал исследования для промышленности и министерства образования. Его работы по тестированию школьников и студентов охватывали целые штаты США. Во время и после Второй мировой войны работы были очень расширены, хотя их эффективность весьма снижалась разными формами дискриминации, а также традиционным честолюбием. Например, оказалось, что старшеклассники с IQ менее 100 почти всегда стремились к наиболее престижным должностям, независимо от того, имелись ли у них способности и интерес к делу. Но уже через 4 года все они оказывались на неквалифицированном или полуквалифицированном уровне деятельности.
Особое стремление малоодаренных с IQ в пределах 80–100 занять наиболее престижное положение обнаруживается почти во всех аналогичных исследованиях. Можно полагать, что интеллектуальная ограниченность повсюду порождает стремление к престижному положению, и очень существенно, насколько этому способствует государственная система выдвижения. Кстати, для одаренной молодежи престижность имеет второстепенное значение.
Общий армейский квалификационный тест, разработанный Бингхеймом, был применен к многим миллионам призывников. В итоге тестирования Вернон четко противопоставляет подростков, выросших в «честолюбивых» семьях, где заботились о школьных успехах, в которых имелись культурные и интеллектуальные интересы, была готовность помогать ребенку думать, обогащаться впечатлениями, учиться, – и подростков из семей, где это отсутствует. Напомним, что Б.Блум пришел к выводу, что внешние условия первых лет детства, даже в рамках «нормы», могут снизить или повысить будущий коэффициент интеллекта на 10 единиц.
Высокий интеллект и творческие способности, прекрасная память и изобретательность – явления связанные, но вовсе не совпадающие, потому что существует два полярных типа мышления. Один, конформный, стремится изучить и запомнить уже известное и все, из него непосредственно вытекающее, другой же тип, критичный, стремится к пересмотру общепринятого, к конструированию нового, необычного, неожиданного. Существуя в каждом индивиде в разных пропорциях, оба они несут в себе положительное, но обычный тест на коэффициент интеллекта высоко оценивает преимущественно первый тип, поэтому некоторые исследователи занимались разработкой методов выявления и оценки второго типа.
Они подвергли особому тестированию длительностью по 20 часов 1513 старшеклассников привилегированной частной школы в состоятельном районе в Чикаго (средний IQ = 132).
Тест на творческий потенциал устанавливал способность изобретательно оперировать с вербальными и числовыми системами символов, с отношениями «объект – пространство». Положительно оценивалась не простая правильность ответа, а число, новизна и разнообразие годных ответов.
Например, в одном из тестов следовало перечислить вербальные ассоциации с предлагаемым словом. В другом тесте измерялась способность восполнить или исправить незаконченный либо искаженный зрительный сигнал.
Третий тест определял способность увидеть многообразие задач, возникающих при предъявлении ряда цифр. Еще один тест требовал опосредованных умных или оригинальных ответов на предъявляемую сложную вербальную ситуацию.
В тесте на вербальные ассоциации требовалось максимальное число определений значений слов «bot», «bark» и др. Если слово «bot» определяли лишь словами «скрепить, закрыть дверь, укрепить», то следовал низкий балл. Высокий балл давал ответ: «скрепить, быстро удрать, быстро подсчитать, пачка одежды, поднявшаяся на дыбы лошадь, удар молнии».
Тест на применение предмета (в данном тесте – кирпича). Банальный ответ («кирпич применяется для строительства») получал низкую оценку. Ответ, что кирпичом можно придержать дверь, он годен как оружие, как пресс-папье, нагретый кирпич годен в качестве грелки, выдолбленный как пепельница и т.д., – получал высокую оценку.
Еще один тест: предъявлялось 18 простых геометрических фигур, к каждой из которых прилагалось по 4 сложных. Требовалось найти простую геометрическую фигуру в сложной.
Предлагалось четыре басни с отсутствующими последними строчками и требовалось каждую закончить тремя вариантами: моральным, юмористическим и грустным.
Предлагалось 4 параграфа с цифровыми данными и требовалось не решение задачи, а формулировка максимального числа задач, решающихся данными цифровыми примерами.
Оказалось, что индивидуальный коэффициент интеллекта очень слабо связан со способностью решать такие задания. Высокий IQ значительно коррелировал со школьными отметками, и группа с наилучшими школьными отметками оказалась по этой новой группе тестов существенно выше средней; но рекордистами по новому тесту оказались те, у кого IQ было на 27 единиц ниже группы с наивысшим IQ (113 против 150). Таким образом, результаты специального тестирования на творческие способности далеко не совпали с результатами тестирования на IQ.
Общий вывод зарубежных исследователей сводится к недостаточности обычных методов тестирования для оценки специально творческих способностей, которые требуют особых методов развития.
Методы развития творческих способностей сведены в следующие десять заповедей.
Школьники должны знать, что от них ожидают творчества и что творчество ценят.
Преподаватели должны возбуждать у школьников инициативу, любопытство и поощрять задавание вопросов.
Преподаватели должны побуждать учеников к самостоятельному учению и самостоятельной работе, помогая им.
Преподаватели должны возлагать больше ответственности на школьников и устранять изоляцию творчески одаренных учеников.
Воспитание как дома, так и в школе должно вестись антиавторитарно, то есть свободно.
Преподаватели должны показывать школьникам ступени творческого процесса, поощрять у них творческую продукцию и обучать осуществлению творческих проектов.
Преподаватели должны побуждать учеников к необычным, нестандартным и экстравагантным решениям.
Нужно развивать у школьников воображение и стремление к играм.
Педагоги должны знать, что творческие способности могут развиваться и усиливаться направленными процессами обучения.
Общество должно знать, что творчество, как и все другие положительные проявления, в своей элементарной структуре строится преимущественно в дошкольном и школьном возрасте, в результате воздействия многосторонних впечатлений, получаемых от окружающего мира, а также благодаря игроподобным ситуациям, создаваемым в ходе обучения и приобретения навыков.
В высшей степени одаренных и гениальных людей можно разделить на две основных группы. Первая – люди, имеющие специфический, рано проявившийся талант. Сюда относятся, как правило, многие математики, художественные гении и изобретатели. Вторая – люди, имеющие многосторонний, сложный, универсальный талант (наиболее яркие представители этой группы – Аристотель, Леонардо, Лейбниц, Гете).
Является ли математический талант, согласно Колмогорову, разложимым на ряд необходимых компонентов или, как считал Пуанкаре, математики одарены одним из двух типов способностей: аналитически-логическим или геометрическим, руководствующимся интуицией, – решить пока трудно. Определенным образом доказано, что вычислительные способности резко отличаются от собственно математических и базируются на прекрасной цифровой памяти и односторонней заинтересованности именно цифрами. Известный вычислитель доктор Рюкле мог правильно повторить после однократного произнесения 25 пятизначных цифр, а при вычислении применял вспомогательные меры, например, разлагая число на сумму или разницу двух цифр либо множители, что позволяло, например, за 40 с правильно перемножить в уме две пятизначные цифры. Но крупные математики могут вовсе не обладать вычислительными способностями и даже затрудняться в вычислениях. С другой стороны, вычислительные способности могут сочетаться с крайне низким общим интеллектуальным уровнем, что явствует из существования имбецилов с большим вычислительным талантом.
В музыке четко различают продуктивно-композиторский и виртуозно-исполнительский талант, в свою очередь разделяемый на исполнительский и дирижерский. Лишь немногие могли сочетать в себе виртуозно-дирижерский и композиторский талант (Вивальди, Малер, Лист). Гораздо чаще гениальные композиторы прекрасно владеют инструментом (Бах, Моцарт, Бетховен, Шуман, Мендельсон, Шопен, Брамс, Барток).
Литературные дарования, по-видимому, едины, а выбор сферы проявления этого дарования зависит скорее от личной направленности (многие классики равно владели всеми видами литературного таланта – лирическим, драматическим, эпическим, поэтическим).
Что касается художников, то и здесь, по-видимому, дарование едино, что следует из многосторонности художников Ренессанса, сочетавших дарования живописца, скульптора, архитектора. Современная специализация скорее определяется односторонностью образования и постановкой задач.
Шахматное дарование связано прежде всего с овладением широкой системой методов мышления и игры, а также с усвоением опыта. Необходимо развитие невербального типа мышления. Математики стремятся к решению проблемы, шахматисты – к победе. Математик стремится к познанию и у него отсутствует характерная для шахматистов агрессивность. То, что в шахматном таланте огромную роль играет врожденная, скажем прямо, наследственная одаренность, видно из того, что она может проявляться необычайно рано. Более того, именно раннему проявлению и стимулированию талантов Советский Союз обязан своим лидерством в шахматах. Вместе с тем среди крупнейших шахматистов, чемпионов мира, необычайно часта психотичность. И если у Стейница психоз был порожден прогрессивным параличом, то у чемпионов мира Мерфи и Пилсбери, по-видимому, – шизофренией, Алехин был алкоголиком.
Естественно-научное дарование требует строгой и точной наблюдательности, способности к эмпирическому, дедуктивному мышлению и особому интересу к явлениям природы. Но химия и физика требуют вдобавок и математического таланта.
Историческое дарование требует фантазии, визионерства, способности вживаться в эпоху, в ее деятелей. Оно родственно писательскому таланту. Недаром Геродот, Тацит, Ренан, Маколей, Дюма, Д.Франс, Сигрид Унсет, А.Н. Толстой обладали в равной мере как способностью понимать эпоху, так и литературным талантом.
Психологический дар связан прежде всего с необычайной способностью к вживанию и сопереживанию, в противном случае клиент или пациент не раскроется полностью, отсюда и родство между психологическим и литературным талантом.
Изобретательский дар, по-видимому, един и своеобразен, весьма специфичен, проявляется очень рано, не удовлетворяется материальными выгодами, направлен лишь на осуществление цели. О роли наследственности здесь могла бы свидетельствовать семья Сименсов (шесть изобретателей!), но при этом мы понимаем, что роль социальной преемственности здесь могла быть тоже очень велика. Техническое дарование связано с особым уровнем технической проницательности, оригинальной творческой фантазией, очень ярко выраженной зрительной памятью, наглядной способностью к аналогиям, с пространственным воображением, с высоким комбинаторным дарованием, способностью использовать все уже сделанное (даже сделанное для других целей), заимствовать «узлы» и принципы.
А.Г. Белл так описывает свое изобретение телефона: «Меня поразило, что кости человеческого уха были действительно чрезвычайно массивны по сравнению с тонкими мембранами, которые двигали их, и возникала мысль, что если такая тонкая мембрана могла двигать относительно столь массивные кости, то почему бы более толстый и прочный кусок мембраны не мог бы двигать мой кусок стали, и телефон был придуман». Мы бы теперь назвали это бионикой.
Развитие талантов (по стратегии, принятой в США) идет в настоящее время в двух направлениях: первое – стремление принять в колледжи как можно больше студентов из национальных меньшинств и проблемных групп населения, несмотря на высокий риск неокончания ими колледжа, и в связи с этим на создание подготовительных отделений и курсов. Второе – применение общенациональных и проводимых в каждом штате тестов для выявления способных старшеклассников, нуждающихся в поддержке для получения высшего образования. Понимая, что тестирование на общий коэффициент интеллекта может «оставить за бортом» юношей и девушек с музыкальными и художественными способностями, что «эффективное выявление и использование таланта качественно страдает из-за слишком узкого определения характера талантов, которые мы хотим распознавать, стимулировать и образовывать», американцы во все большем масштабе проводят работы по совершенствованию и увеличению разнообразия тестов.
3. Программа «Merit»
Одним из следствий осознания значения выявления и развития индивидуальных способностей явилась проводившаяся в США с 1960 г. программа «Merit» («Достоинство») – представление наиболее талантливой молодежи «зеленой улицы» для получения высшего образования, для быстрого занятия ими высших должностей в технике, науке, управлении, что привело к существенному разбавлению плутократии меритократией, отобранной по признакам одаренности. Эти процессы достойны изучения.
Ежегодно около 35 000 человек, т.е. наиболее успевающие старшеклассники из всех, оканчивающих школу (около 3%), проходят специальное тестирование. Тест объемом в 44 страницы выполняется в течение 3 ч. Он составлен таким образом, что быстрая предварительная подготовка ничего не дает.
Интерес могут представить даже негативные результаты теста, потому что они облегчают будущую профессиональную ориентацию молодого человека. Выдержавшие этот первый тест приглашаются к прохождению второго теста, ориентированного на определение специальных способностей. Собираются также их биографические данные и сведения об отметках. Если результаты второго тура подтверждают данные первого, то участники программы обеспечиваются стипендией, размер которой зависит от материального положения семьи. Избранный участником программы университет или колледж получает грант. Из 35 000 участников отбираются таким образом около 10 000 финалистов, тогда как не прошедшие в финал получают рекомендательные грамоты, поощряющие их к получению высшего образования. Большинство выдержавших тест «Merit» становятся лучшими, лидирующими студентами своего курса, а около 80% заканчивают колледж или университет с какой-либо наградой.
Разумеется, программа «Merit» ни в коем случае не снимает проблему социального неравенства и не является панацеей. В частности, можно полагать, что она оставляет за бортом значительную часть той молодежи, которая из-за трущобной жизни и нищеты семьи не смогла достаточно полно развиться к возрасту первого тестирования. Но программа во всяком случае позволяет давать «зеленую улицу» в руководящую элиту (научную, инженерную, менеджерскую, военную) наиболее одаренным из всех юношей и девушек, оканчивающих среднюю школу.
Следует отметить, что прохождение теста, кроме привилегий, позволяет тестируемому выяснить, в каких именно областях он может рассчитывать на максимально доступный ему успех. Налицо, таким образом, возможность получения в высшей степени обоснованной профессиональной ориентации. Впрочем, не забудем, с чего мы начали нашу главу о тестах: считается, что от человека можно ожидать максимальной отдачи тогда, когда он протестирован и профессионально сориентирован уже в возрасте 10 лет.
4. Основные субпсихопатические характеристики
Одной из важных сторон эволюционного процесса является подчинение ряда органов, тканей и клеток организма какой-либо определенной эндокринной железе. Если такая эгида создалась, то ткани-мишени, объединенные подчинением данной железе, начинают реагировать коррелированно в соответствии с усилением или ослаблением активности управляющей системы. Само подчинение идет под влиянием отбора так, чтобы создать выгодные для выживания корреляции.
Применительно к психике человека это означает наличие коррелированных переходов от пониженной до повышенной активности таких желез, как гипофиз, щитовидная железа или различные гормонопродуцирующие ткани надпочечника. Несмотря на то, что вся эндокринная система находится в состоянии гомеостаза, будучи связана прямыми и обратными связями, можно наблюдать весьма широкий размах конституциональной и психической изменчивости, обусловленной в рамках нормы гипо- или гиперфункции той или иной железы внутренней секреции.
Надо сказать, что значение детерминации потенциала способностей при оплодотворении отходит зачастую на задний план по сравнению с фактом гетерогенности психической настроенности, укладывающейся в рамки «нормы», но накладывающей очень резкий отпечаток на личность. Из высокой роли генетической детерминированности и гетерогенности следует, что каждый коллектив (например, школьный класс) состоит из множества индивидуальностей с совершенно разными оптимальными направлениями развития. Важнейшая задача педагога – уметь распознать в ученике субъектные особенности. Рассмотрим основные характерологические типы.
Шизоидность (шизотимия) – способность к уходу в себя, к самоуглублению, к игнорированию внешних событий. Этот тип может оказаться необычайно ценным, характерологические особенности шизоидного типа помогают достичь величайших высот философского, математического, литературного и поэтического мышления. Достаточно назвать таких шизоидов, как Кант, Клейст и Гельдерлин.
Полярный к шизоидному – тип циклотимика-экстраверта, целиком обращенного к окружающему миру. Циклотимики общительны, добры, отзывчивы, порывисты, склонны к увлечениям, быстрой смене настроений. Периоды большого подъема энергии сменяются у них периодами относительной пассивности.
В обоих случаях – и при шизоидности, и при циклоидности – значительную роль играет наследственная компонента. В семьях циклотимиков относительно нередки случаи маниакально-депрессивного психоза, в семьях шизотимиков – нередки аутизм и даже шизофрения.
Третий достаточно нередкий тип – эпилептоидный. Основные черты: необычайная аккуратность и настойчивость, целеустремленность, напористость и при этом вязкость мышления, мелочность, неумение выделить главное, взрывчатость (зачастую по мелким поводам). Роль наследственности демонстрируется не только тем, что в семьях эпилептоидов нередки эпилептоиды же. В этих семьях встречаются случаи эпилепсии, хотя и очень редко; в большинстве семей эпилептоидов клинических случаев эпилепсии все же нет.
К перечисленным выше трем типам следует добавить и истероидный тип (по-видимому, непревзойденно приспособленный к профессиональной деятельности на театральном, политическом и ораторском поприще, и уникальный – для шамана).
Людей вышеназванных групп нельзя назвать ненормальными. К.Леонгард назвал их «акцентуированными личностями», и для нас в данное время очень важно то, что в основе той или иной акцентуации обычно лежит наследственность (пока неважно, какая – доминантная, рецессивная или полигенная).
Численность этих акцентуированных личностей составляет, пожалуй, около 10% всего населения, и проблема их оптимального воспитания, а тем более – оптимальной расстановки в структуре общества, несомненно, гораздо более важна и сложна в эпоху научно-технической революции, чем в недавнем прошлом. Мир стал единым, взаимосвязанным, и прорыв эпилептоида или, например, паранойяльной личности к рычагам управления даже в какой-либо малой стране (едва ли можно отрицать наличие субклинической параноидности у Муссолини и Гитлера) может создать угрозу всей планете.
Понимать, что эпилептоидность, паранойяльность, циклотимичность и истероидность – это наследственно обусловленные свойства, которые не столь легко и просто корригируются средой, должны прежде всего педагоги. Но и философы и социологи, поскольку эти свойства нередко необычайно способствуют стремительному подъему по социальной лестнице, о чем мы поговорим в дальнейшем.
Понимание наследственной гетерогенности человеческих характеров должно войти в мышление педагога не только как итог многолетних личных наблюдений, но как один из исходных пунктов при работе с детским коллективом. В явлении характерологической гетерогенности есть несколько разных аспектов, важных для педагогов: распознание личных особенностей каждого субъекта: подыскание соответствующей характеру личности «ниши»; осторожная, требующая большого такта коррекция и направление на самокоррекцию. Даже наследственно детерминированная характерология поддается самокоррекции. Осознанный личностный дефект может быть преодолен, сведен до минимума. Кроме того, внимательный педагог может найти и средовые причины той или иной акцентуации, поскольку не все 100% характерологических типов всегда определяются прямой унаследованной нормой реакции. И, наконец, еще один аспект: подготовка и ориентация субъекта на тот вид деятельности, к которому характерологически и профильно подходит подросток.
При циклотимическом складе характера, тем более при гипертимной депрессии (вариант нормы), в состоянии депрессии человек должен сознавать то, что его бессилие и бесплодность временны, что они сменятся подъемом, а при приливе энергии – то, что он должен растрачивать очередной период подъема не на пустую суету, а на творчество, на отдачу. И в период депрессии, и в период подъема человек должен сознавать, что он владелец бесценного дара периодической, пусть временной, концентрации и беспредельного напряжения сил. Напоминание об этом должно стать постоянным, главнейшим методом активной психотерапии со стороны врачей и окружающих. Эти окружающие должны понимать, что ненормальная раздражительность в период гипоманиакального возбуждения и довольно постоянная при гиперурикемии (еще один источник повышенной умственной активности) – неизбежная оборотная сторона творческой напряженности и отдачи.
Очень важным условием отдачи при циклотимической возбужденности и шизоидной интровертности является наличие багажа знаний, умений, направленности. Учитывая ту невероятную отдачу, которую дали некоторые гении именно в силу своих пограничных психических особенностей, вероятно, не следует ставить жесткие барьеры при поступлении в вуз и в самом вузе для лиц с не вполне нормальным психическим профилем. Некоторые из них окупят провалы большинства.
5. К подростковой преступности
Можно считать весьма вероятным, что в странах с относительно обеспеченным экономическим уровнем трудового населения и почти отсутствующей стойкой безработицей до 3–4% истинной рецидивирующей антисоциальности и преступности имеют существенную наследственную детерминацию.
Рассмотрим несколько примеров. Остановимся сначала на группе лиц с существенно наследственно предетерминированной антисоциальностью. Сюда прежде всего и бесспорно входят подростки с синдромом Клайнфельтера (аномальный хромосомный набор 47/ХХУ), конституционально высокорослые, физически слабые, вялые, со сниженным интеллектом, очень маленькими семенниками, незавершающимся сперматогенезом, импотенцией и слабоволием. По ряду зарубежных данных, эта группа составляет до 2% туповатых преступников. Фактически же эти врожденно-конституционные аномалы поставляют значительно большую долю подростковой преступности, так как, рано начиная сознавать свою физическую и умственную неполноценность, не будучи способными, как правило, получить среднее образование, уныло влача существование, они относительно легко становятся алкоголиками, пассивными гомосексуалистами и вовлекаются в различные виды пособничества преступлениям. Эта группа составляет около 0,2% населения и требует специального отношения, прежде всего систематической гормонотерапии и тактичной социальной опеки для своевременного приобретения доступной профессии и охраны от обид со стороны сверстников и подчинения активным антисоциалам.
Другую существенную группу конституционально антисоциальных, несравненно меньшую по численности, но зато и личностно более опасную, представляют те хромосомные аберранты 47/ХУУ, которые начинают рано проявлять агрессивность и утрату контроля над своими импульсами. Надо сразу отметить, что, по зарубежным данным, подавляющее большинство этих конституциональных аномалов по социальной опасности не отличаются от нормы, средней для населения, хотя обращают на себя внимание высоким ростом, импульсивностью и некоторыми другими особенностями. Многочисленные дискуссии по поводу социального значения этого синдрома, с учетом упомянутой оговорки, можно резюмировать тем, что в тюремных психиатрических больницах среди высокорослых больных с легкой умственной отсталостью частота лиц с хромосомным набором 47/ХУУ оказалась в 40—50 раз выше, чем среди новорожденных.
В сумме значительно более многочисленны наследственные предрасположения к антисоциальности, обусловленные, например, комплексом эпилепсия – эпилептоидность, обуславливающим, как уже упоминалось, целостную личностную структуру, с неудержимой напористостью, мелочностью, вязкостью, демонстративной «хорошестью», неадекватной злобной вспыльчивостью и т.д.
Повышенную склонность к различным формам антисоциального поведения проявляют неустойчивые в своих намерениях циклотимики, конституционально мало предрасположенные серьезно отвечать за все, затеянное ими. В свою очередь антисоциальность может порождаться у шизоидов их отрешенностью от окружающего, погруженностью в свое дело, доводящей до бесчувственности по отношению к окружающим.
Можно далее перечислить истеричность, синдром тревожности и ряд других акцентуированных характерологий, которые в некоторых профессионально-социальных нишах окажутся чрезвычайно ценными, при очень вероятной дезадаптации, а отсюда и антисоциальность, правонарушения, преступность в других условиях. Но здесь с проблемами характерологии тесно смыкаются проблемы социального подъема, отбора и подбора.
Стойкая антисоциальность, рецидивирующее правонарушение и преступность имеют в своей основе складывающуюся еще в детско-подростковом возрасте установку на самовыражение, самоутверждение.
По-видимому, очень большое значение в устойчивости к криминогенным факторам среды имеет развивающаяся еще в младенчестве и детстве большая привязанность к родителям, братьям и сестрам.
Во всяком случае, отсутствие такой или эквивалентной ранней эмоциональной связи ведет к глубокой социальной дезадаптации, что, кстати, подтвердилось в опытах над молодыми макаками резус, вполне удовлетворительно вспоенных, но не матерями, а чучелами. Способность устанавливать эмоциональные связи в стаде оказалась у них утраченной, как и способность к установлению нормальных гетеросексуальных связей.
ТАЛАНТ, ОДАРЕННОСТЬ, ГЕНИАЛЬНОСТЬ
1. Гениальность как социобиологический феномен
Не вызывает сомнений, что человечеству нужны гениальные люди в массе областей деятельности для решения все новых и новых проблем.
Не вызывает сомнения, что лишь малая часть гениев, рождающихся на свет, действительно проявляет и развивает свою гениальность.
Что же мешает родившимся гениям? Что, когда, как и почему мешает гениальным и сверходаренным людям воплотить их природные задатки? Напомню слова Дидро: «Гений падает с неба. И на один раз, когда он встречает ворота дворца, приходится сто тысяч случаев, когда он падает мимо».
Какие дворцы нужны для гениев? Чтобы ответить на этот вопрос, нам надо опять вторгнуться в область, которую издавна принято обходить молчанием в отечественной науке.
Вопросы взаимоотношения социального и биологического в человеке изучает наука, которую называют «социобиология». Иногда, желая ее разгромить или унизить, эту науку называют «социал-дарвинизм», придавая резко отрицательный оттенок этому названию. Следует разобраться по существу.
Если гениальность (одаренность, высочайшая талантливость) дана от природы, если «гениями рождаются», то мешает реализации гениальности общество. Значит, если в обществе, которое хочет считаться справедливым, не появляется масса гениальных людей, значит, в этом обществе что-то обстоит не лучшим образом. Значит, что-то в этом обществе несправедливо устроено. Вероятно, именно эти логические умозаключения и не позволили советским обществоведам, философам, биологам, педагогам всерьез заняться проблемами социобиологии. Иначе пришлось бы признать, что не все благополучно в нашем королевстве. И вместо серьезного научного анализа, вместо попыток ответить на вопрос, что же мешает реализации гениев, навешивались ярлыки и звучали небезопасные обвинения в переносе на человека законов «звериного мира», в подходе к человеку как к животному, во всех тех несуществующих грехах, в которых социобиологию обвиняют и осуждают десятилетиями.
Несомненно, когда речь заходит о любых свойствах психики, интеллекта, поведения человека, о его наследственности, его биологических особенностях, невозможно уйти от извечной двойственности человеческого существа. С одной стороны, человек – это биологический вид, принадлежащий животному царству, то есть существо, подчиняющееся всеобщим законам живой природы. Но с другой стороны, человек стал человеком именно благодаря своей социальной, общественной природе, и в огромной степени именно социальность человека сформировала его уникальность, выделенность из животного мира, заключенную прежде всего в способности мыслить и говорить. Человек вне общества, вне социума, вне себе подобных не становится человеком в полном смысле этого слова, сохраняя лишь физические свои признаки. Достаточно вспомнить о случаях реальных, не киплинговских «маугли» – детях, которые в младенчестве оказывались в силу тех или иных причин лишенными общения с другими человеческими существами. Они всегда были обречены не только на полную атрофию интеллекта, не только на отсутствие речи, но и на неспособность к самой жизни.
Забвение, недооценка одной из сторон человеческой сущности может привести или к откровенному «биологизаторству», то есть пренебрежению социальной составляющей, уподоблению человека животному, или к догматическому пустословию, «социологизаторству», к отметанию всех тех естественных, природных свойств, которые могут быть вычленены, изучены, поняты. Социологизаторство в своем наиболее убогом, а поэтому и наиболее агрессивном виде вообще отрицает возможность изучения любых наследственных особенностей высшей нервной деятельности, психики, мышления.
Мы в предыдущих разделах коснулись некоторых сторон генетики интеллекта, биологических составляющих в развитии различных проявлений высших психических функций человека и постарались показать правомерность, обоснованность и, главное, практическую значимость биосоциологического подхода. Но когда речь заходит о гениальности, таланте, одаренности, когда возникают вопросы о возникновении эмоций, окрашивающих мир человека в неисчислимую гамму цветов, подчеркивание роли биологической компоненты в этих сторонах человеческого бытия воспринимается особенно остро. И не только догматиками, но и массой просто не очень хорошо понимающих предмет разговора людей.
Действительно, ведь если понять тезис о наследственной природе гениальности (одаренности, таланта) очень односторонне, то сразу же возникают (сознательно, подсознательно или даже бессознательно) мысли о наследственной обреченности, о существовании людей «высших» и «низших», о расизме и прочих диких вещах. Заранее мы должны отмести все эти страхи. «Гений и толпа», «элита и массы», «равноправие и избранность» – все эти противопоставления не должны ни смущать, ни пугать. Надо лишь внимательно присмотреться к тому, что же такое гений, талантливый и одаренный человек, а что понимается под словом «элита». Надо подумать над тем, что такое равноправие, равенство и что такое избранность.
Если мы говорим о том, что гениями рождаются (а это надо повторять несчетное количество раз, чтобы не бродить в социологизаторских потемках), то даже в одном только признании этого факта заключен огромный смысл. А именно: сама природа позаботилась о появлении на свет (пусть и не очень часто) носителей очень нужных человечеству свойств. Именно человечеству, а не конкретному человеку. В ходе биологической эволюции создался мозг с такими гигантскими потенциями, что даже в нашем сверхцивилизованном и требующем большого количества навыков и умений обществе они чрезвычайно редко реализуются.
Это кажется настолько невероятным, что многие все же предпочитают соглашаться с тем, что гении и впрямь «падают с неба». Но элементарные знания истории древнего человека доказывают нам, что ничего невероятного нет в таком запасе прочности интеллекта
Для того чтобы выжить и оставить потомство, наши предки, первобытные люди, должны были уже обладать поистине энциклопедическими знаниями. И не только знаниями – огромными дарованиями, чтобы правильно распределять, систематизировать те или иные явления и события. Они должны были обладать колоссальным резервуаром памяти, так как все полученные знания нужно было запоминать. Но главное – наши предки должны были обладать еще и способностью молниеносно мобилизовать и память, и сообразительность, и знания. Право на ошибку было дано нечасто. Ошибка могла стоить жизни. И стоила ее.
Как победить хищников или ускользнуть от чересчур опасных? Как добывать каждый день пищу, а следовательно, знать, какие растения питательны, какие ядовиты, какие и при каких болезнях целебны? Каковы повадки у сотен видов окружающих животных? Как уберечь и обучить детенышей? Как договориться об общих действиях? Как уберечься от врагов? Как находить днем и ночью правильный путь в джунглях, в лесу, горах? Как делать оружие, сети, удилища, плот или лодку, весло или парус? Как правильно ими пользоваться? Этот «инвентарный список» можно развернуть на сотни страниц, причем утрата или искажение одной строки тогда, в древние времена, означала гибель многих, а добавление хотя бы одного нового слова – спасение или выгоду многих. Одна только необходимость быстрого решения при недостаточной информации, по догадке означала отбор на способность к быстрой сообразительности. Пасущемуся жвачному или быстрому хищнику надо было куда меньше «ворочать мозгами», чем поднявшемуся на задние конечности питекантропу. Отбор на силу интеллекта, память, быстроту соображения шел очень интенсивно, и свидетелем тому является быстрый рост черепной коробки.
Талантливый мозг для дикарей и наших более цивилизованных, но все же очень древних предков был не просто хранилищем информации – это было необходимое средство для выживания.
Приведу несколько примеров из разных времен. По Вавилонскому талмуду видно, что уже в VI в. до н.э. была известна передача гемофилии (несвертываемости крови) через мать и ее сестер, хотя гемофилия – достаточно редкая болезнь.
Крупнейшим достижением психиатрии последнего времени является применение препаратов лития при маниакально-депрессивном психозе. Но оказывается, что древнеримские врачи полторы тысячи лет назад назначали больным пить воду вовсе не из всех источников, а именно из тех, в которых теперь установлено большое содержание лития.
Индейцы Америки до прибытия европейцев не только культивировали кукурузу, бобы и земляные орехи, картофель и батат. От них исходят вклады в фармакопею – помимо хинина они, разумеется, ничего не зная о существовании витамина С, хорошо знали противоцинготные растения, вплоть до некоторых мхов. И только в XX в. оказалось, что мхи особо богаты этим витамином. Они имели собственную, довольно правильную классификацию растений.
Шошоны Невады, жившие на уровне культуры каменного века, ничего не зная о существовании гормонов, применяли литоспермиум для временного предупреждения зачатия. А в XX в. стало известно о противогормональном действии этого растения.
В доисторической Аризоне существовала большая сеть оросительных каналов, а дома строились так, что достигались и кондиционирование воздуха, и экономия топлива.
Календарь майя по точности превосходил европейские календари XVII в. Конечно, примеры можно умножать и умножать почти до бесконечности. Например, мог ли «примитивный» мозг изобрести бумеранг?
О потенциях человеческого мозга мы подробно расскажем в следующих разделах. Сейчас вернемся к гениальности и одаренности. Надо еще раз повторить, что любому гению, чтобы он стал гением, нужны врожденные дарования и способности. Именно уникальное сочетание частных способностей, подкрепленное также врожденными особенностями функционирования мозга (развитие отдельных его зон, скорость протекания нервных процессов) и такими свойствами, как устойчивость, сопротивляемость, иногда чисто физическая выносливость, сила, – все это в комплексе и позволяет при благоприятном воздействии среды развиваться гению.
Еще раз скажем, что эта констатация никак не посягает на равенство людей. Для краткости приведем здесь слова замечательного ученого Феодосия Добржанского – генетика, эволюциониста, родившегося в 1900 г. в России и умершего в 1975 г. в Америке. Он говорил: «Люди вовсе не должны быть однояйцевыми близнецами, чтобы пользоваться равноправием».
Действительно, словами «равенство» и «равноправие» очень часто пытаются замаскировать старую и давно изжившую себя теорию «tabua rasa» (чистой доски), следуя которой считают, что все люди рождаются на свет, наделенные совершенно одинаковыми потенциями, и что воспитанием и образованием можно выписывать на этой «доске» любые, какие угодно письмена. Это нонсенс. Так же, как не бывает двух одинаковых лиц, не бывает и двух одинаковых людей. Каждый человек уникален от рождения. Уникально сочетание всех его свойств – от скорости прохождения через синапсы нервных импульсов и скорости биохимических реакций до видения мира, восприятия звуков, запахов, света, цвета.
Недальновидно всех людей «стричь под одну гребенку». Но ежели речь идет об индивидуальностях уровня Шекспира, Моцарта или Пушкина – это уже не только недальновидно, но попросту преступно.
К каждому человеку нужно подходить с индивидуальными мерками, индивидуальными требованиями и способами воздействия. И этот индивидуальный подход должен начаться сразу же, по рождении.
2. Раннее проявление одаренности и гениальности
Одним из доказательств решающей роли наследственности в существовании тех или иных способностей человека являются случаи крайне раннего проявления таланта.
В частности, В.Освальд (1910) среди десяти наиболее важных характеристик научного гения называет раннезрелость, а Г.Леман показывает, что ранний возраст совершения открытий характерен вовсе не только для прежних столетий, но и для XIX в.
Ограничимся пока минимумом примеров.
Гассенди в 4 года читал на память стихи, в 7 лет он давал астрономические объяснения.
Галлер ребенком толковал Библию.
Ампер, еще не зная цифр и алфавита, вычислял при помощи камушков.
Поль Бурже в 5 лет зачитывался Шекспиром и Вальтером Скоттом. Сен-Санс в 2,5 года читал ноты, в 5 лет сочинял вальсы, в 10 лет дирижировал оркестром.
Ньютон уже в младших классах проявил большие способности в изготовлении воздушных змеев, ветряных мельниц и других игрушек.
Майкл Фарадей, работая в книжной лавке и переплетной мастерской, уже в 14 лет постоянно читал научные труды.
Юстус Либих дома повторял описанные в книгах химические опыты и еще мальчиком достиг знаний на уровне профессора.
Вот список людей (далеко не всеохватывающий), сделавших крупные открытия в возрасте до 21 года.
Мэри Аннинг в 12 лет нашла первый экземпляр ихтиозавра, описанный в науке.
Джейн Остин написала свою лучшую книгу в возрасте 20–21 года.
Антуан Сезар Беккерель в 19 лет заметил, что свет меняет сопротивление селена (ему принадлежат классические труды по фосфоресценции и термоэлектричеству, его сын Александр – один из основоположников теории флуоресценции, а внук Антуан Анри – лауреат Нобелевской премии, открывший естественную радиоактивность солей урана).
Л.Беллини в 19 лет обнаружил, что полоски на разрезе почки – трубочки, а не волокна.
Ж.Бизе написал первую симфонию в 17 лет.
У.Блейк написал первый сборник стихов в 12–20 лет.
Луи Брэйль, ослепший в три года, изобрел свою азбуку для слепых в 20 лет.
Эразм Дарвин написал «Зоономию» в 18 лет.
Лейбниц в 21 год написал важные философские и юридические статьи, Джакомо Леопарди в этом же возрасте написал выдающиеся поэмы, Маркони изобрел метод передачи сигналов по радио, Милле написал две картины, прославившие его.
Мендельсон-Бартольди создал увертюру «Сон в летнюю ночь» в 17,5 года.
Мильтон в 15 лет – автор замечательного гимна.
Мерфи в 12 лет стал чемпионом Нового Орлеана, а в 21 год – чемпионом мира по шахматам.
Джеме Педжет открыл трихины, когда ему не исполнилось еще 21 года.
Блез Паскаль в 19 лет изобрел счетную машину.
У.Г. Перкин в 18 лет, пытаясь синтезировать хинин, открыл первый анилиновый краситель.
Рафаэль в 20 лет создал свою первую знаменитую картину «Брак Богоматери».
Д.Г. Россетти, основатель «братства прерафаэлитов», написал в 19 лет свою лучшую поэму.
Россини написал оперу «Танкред» в 21 год.
Шеллинг первое крупное философское произведение написал в 19 лет.
Шуберт создал музыку первой песни в 17 лет, а знаменитую мелодию на слова «Лесного царя» в 18 лет.
Роберт Бернс лучшие поэмы и песни создал в возрасте 14–21 года.
Де Кандоль в 21 год закончил четырехтомный труд по ботанике, и этот труд получил признание Кювье и Ламарка.
Т.Чаттертон написал свои замечательные поэмы и баллады в 12 лет.
С.Кольт изобрел в 18 лет револьвер, а в 19 сконструировал револьвер и ружье, впоследствии запатентованные.
Первую фармакопею составил в 20 лет В.Кордюс.
Пьер Кюри сделал первые открытия в химии в 20 лет.
Г.Дэви в 20 лет доказал молекулярную теорию тепла.
Де Грааф открыл в двадцатилетнем возрасте, что яйцеклетки возникают в яичниках.
В 20 лет П.Эрлих изобрел метод мазков крови и усовершенствовал методы окрашивания препаратов, Л.Эйлер – опубликовал диссертацию о математическом определении соотношения между длинами волн звуков, Гроттхуз опубликовал теорию электролиза.
Галилей открыл правило колебания маятника в 17 лет.
Галлей обнаружил солнечные пятна и затмения Марса в 19 лет.
Джереми Хоррокс успел за 22 года сделать множество астрономических открытий.
Джоуль сделал свое величайшее открытие – экспериментально обосновал закон сохранения энергии – в 21 год.
Г.Кирхгоф в 21 год установил два правила для электрической цепи, носящих его имя.
В 21 год Рене Леннек написал статью о разнице между перитонитом и энтеритом.
Сваммердам в 19 лет первым описал эритроциты.
Уильям Томсон (лорд Кельвин) к 21 году опубликовал дюжину оригинальных работ по математической физике.
Т.Янг описал механизм аккомодации хрусталика в 19 лет, а в 21 год был избран членом Королевского общества.
М.Ю. Лермонтов – в 15 лет первая редакция «Демона» и «Испанцы», в 16 лет – «Маскарад».
А.С. Грибоедов – в 13 лет окончил университет, второй факультет – к 17 годам.
О раннем Пушкине можно писать тома.
Создатель евгеники английский психолог и антрополог Фрэнсис Гальтон читал книги в возрасте двух с половиной лет. К 4 годам он уже знал таблицу умножения и пятьдесят строк латинской поэзии наизусть, к 5 годам декламировал с выражением поэмы Вальтера Скотта, в 6 – «Илиаду» и «Одиссею». В 8 лет его отдали в школу, в класс, где обучались 14–15-летние мальчики из обеспеченных семей. Он почти всегда был чем-то занят, никогда не бездельничал. Но справедливости ради надо отметить, что у него было семейное окружение, почти идеальное для реализации творческой одаренности.
Французский писатель Франсуа Рене Шатобриан к 13 годам выделялся не только своей страстью к чтению, не только исключительной памятью, но и замечательной трудоспособностью. Его способности были настолько поразительны, что он мог почти дословно повторить многостраничную проповедь, к которой едва прислушивался.
Французский философ Огюст Конт в 15 лет выдержал экзамен в Парижскую политехническую школу, а в 20 стал одним из наипризнаннейших философов своего времени.
Поражал своим рано проявившимся интеллектом французский математик и философ Дан Д’Аламбер, который в 4 года читал и решал сложнейшие задачи, а в десять его перевели из школы в колледж. В 23 года он стал членом академии.
Величайшее открытие Ренэ Декарта – «декартовы координаты» – было сделано им в 17-летнем возрасте. Кстати, в свои 22–23 года, служа в армии, в промежутках между боями и походами он написал несколько блестящих философских произведений.
Среди рано проявивших свою одаренность людей все же поражают примеры английского историка Томаса Маколея и писателя Дж.Стюарта Милля. Маколей чрезвычайно напугал свою мать, когда в 3 года, сохраняя без труда в памяти точную фразеологию, повторил прочитанную им «взрослую» книгу, а посетив музей в том же возрасте, перечислял без запинки все экспонаты в порядке их расположения. Милль читал по гречески классиков в 4 года, а в 8 за один год выучил латынь. Уже в 5 лет он мог обсуждать сравнительные достоинства и недостатки полководческой деятельности Мальборо и Веллингтона.
Можно, конечно, сказать, что если бы такие сверхблагоприятные условия, какие были у большинства перечисленных выше людей, создать всем детям, то и они проявили бы столь же высокие показатели развития. Но, к сожалению, приходится констатировать, что, во-первых, даже в одной семье, где в равных условиях воспитывались будущие гении и их родные братья и сестры, все же именно гении вырвались к вершинам творчества и сумели проявить себя. Во-вторых, и мы об этом уже не раз упоминали, почти поголовное среднее образование, почти в сотни раз чаще получаемое высшее образование, почти в тысячи раз чаще встречающиеся вполне благоприятные условия развития, создаваемые в интеллигентных семьях в XX в., не прибавляют значительно количества гениев. Гениальность остается явлением, в столь же равной степени зависящим как от внешних условий, так и от врожденных особенностей. И лишь совокупность оптимальных внешних условий (включающее не только детский период, но и период дальнейшего развития человека) и врожденной одаренности может дать проявившегося гения.
3. Витальность
Витальность, за неимением более точного термина, является исключительно важным компонентом гениальности. Одним из доказательств его значения является долгожитие многих великих творцов.
Поразительно информативно выступает роль именно витальности в творчестве Тициана. Речь идет не только о жизнелюбии, но и о любви к богатству красок, любви к красоте. Бесспорно унаследовав талант живописца (среди его ближайших родственников было восемь выдающихся художников), при наличии стимулирующей социальной преемственности, благоприятной среды и, вероятно, под воздействием положительного импрессинга Тициан все же довольно поздно, в возрасте около 50 лет, начал свой подлинно творческий путь. Но он жил и с полной силой творил до 99 лет. В 95-летнем возрасте Тициан пишет «Увенчание терновым венцом», продолжает писать все новые картины до своей случайной смерти. Неизвестно, в каком возрасте он утратил бы творческие способности да и самую жизнь по дряхлости, потому что он умер от чумы.
Фактор витальности многих гениев отчетливо выступает в форме их долгожития и устойчивости творчества по отношению к «паспортно-старческому» возрасту.
Софокл написал «Царя Эдипа» в 90 лет.
Фирдоуси слагает «Шехнаме» до самой смерти. Умер он в 85 лет, и смерть его ускорена реальным, тяжелым оскорблением со стороны шаха Магомета.
Микеланджело в 73 года становится архитектором собора Святого Павла.
Монтеверди пишет оперу «Поппея» в 75 лет.
Хокусаи создает свои картины и в 90-летнем возрасте.
В 76 лет Гете начинает вторую часть «Фауста» и заканчивает ее в год смерти.
Верди пишет в 73 года оперу «Отелло», а в 80 лет заканчивает «Фальстафа».
Вагнер к 80 годам создает «Парсифаля».
Беранже пишет стихи до 77 лет.
Лев Толстой творил до 82 лет, И.П. Павлов – до 87, Диоген и Демокрит – и после 80 лет, Б.Шоу – до 94 лет.
Вольтер написал первую поэму четырехлетним, а последнюю – восьмидесятичетырехлетним.
Во всех этих случаях характерно, что старело тело, но творческое начало сохранялось за счет могучих компенсаторных механизмов.
Интересна книга Пауля Херре, который собрал около 1000 биографий высокоактивных наследственных властителей, президентов республик, государственных деятелей и политиков, полководцев и адмиралов, римских пап и высших церковников, композиторов и исполнителей, певцов и артистов, наконец, выдающихся женщин, сохранивших высокую работоспособность в глубокой старости. Эта книга иллюстрирована портретами короля Фридриха II Прусского, Бисмарка, Мольтке, Александра Гумбольдта, Теодора Моммзена, Гете, Листа и некоторых других.
Некоторые интеллектуальные функции даже у долгожителей-творцов, безусловно, слабеют, однако другие достигают высшего расцвета, развивается высшая форма ума – мудрость.
Разумеется, отдельные примеры, даже самые разительные, но отобранные по признаку, роль которого иллюстрируется, малоубедительны. Поэтому мы приведем здесь данные по длительности жизни неотобранной группы творцов по другим источникам. Из бесчисленных примеров творческой сохранности в глубокой старости, убедительнейшего доказательства необычайно стойкого психического здоровья мы ограничимся двумя противоположно-полюсными примерами: математиками и создателями скрипок, отсылая читателя за другими примерами к книге П.Херре.
П.Мебиус в своей книге о математическом даровании показывает, что средняя продолжительность жизни 100 самых крупных математиков, астрономов и физиков-математиков составила 72 года. В связи с генетикой или социальной преемственностью любопытно, что среди этих 100 оказались четверо Бернулли, трое Кассини и двое Кавендишей. Мебиус решительно и документированно отрицает какую-либо повышенную частоту душевных болезней среди крупных математиков. В частности, Ньютон, несмотря на то, что в 1693 г. действительно страдал неврозом и бессонницей, писал в это время свои крупнейшие теологические труды. Не буду добавлять, что написание трудов по теологии в то время никак не могло служить доказательством душевной болезни.
В группе крупнейших мастеров, создававших скрипки, известно несколько знаменитых, в том числе династия Амати, начиная с Андреа (1530–1611), сыновей Андреа Антонио (1555–1633) и Джиролимо (1556–3630) и внука Николо (1596–1684), который был учителем Гварнери и Страдивари. Все представители династии Амати работали на вершинах творчества примерно до 80-летнего возраста. Антонио Страдивари достиг вершин в 1710–1720 гг., когда ему было 65–75 лет, и держался на этой высоте до 85-летнего возраста. Последнюю скрипку Страдивари закончил, когда ему было 92 года
Итак, высокая витальность гениев – факт показательный, более того, он никак не вяжется с часто возникающим вопросом о связи гениальности с психозом, о чем мы поговорим ниже, после того как раскроем некоторые биологические, наследственные механизмы стимуляции интеллектуальной активности.
НЕКОТОРЫЕ НАСЛЕДСТВЕННЫЕ МЕХАНИЗМЫ, СТИМУЛИРУЮЩИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНУЮ АКТИВНОСТЬ
1. Гиперурикемическая (подагрическая) «одержимость» и потенциальное могущество мозга человека
В течение более двух с половиной тысячелетий документированного существования подагры как совершенно особой болезни было накоплено множество данных о том, что эта болезнь «чаще поражает умных, чем дураков», что ею чаще болеют выдающиеся люди: ученые, полководцы, мыслители. Множество забавных характеристик ума и свойств подагриков описывается в десятках книг.
Было также замечено, что подагрики часто задолго до прямых проявлений подагры (очень, кстати, специфичных) отличались характерологическими особенностями – мрачностью, сосредоточенностью, чрезвычайной работоспособностью, раздражительностью, часто доходящей до «безумия».
Долгое время считалось, что это болезнь «знатных» и что вызвана она обжорством, пьянством, неподвижным образом жизни. Подагрики были излюбленным объектом карикатуристов. Но постепенно выяснилось, что подагра развивается и у людей аскетического образа жизни, а также у чрезвычайно подвижных. Первые подлинно убедительные статистические данные об умственном превосходстве подагриков, сказывающемся вопреки большой тяжести и болезненности этого недуга, собрал в 1927 г. Г.Эллис в своей книге «История английского гения».
Изучив биографии отобранных им из Британской энциклопедии 1030 человек, Эллис обнаружил, что среди них оказалось 55 подагриков (5,3%) – гораздо больше, чем, например, больных туберкулезом (40 человек), несмотря на то, что туберкулез был очень распространен, носил почти массовый характер. Г.Эллис опроверг мнение, что подагра порождается сидячим образом жизни, избытком потребления мяса и вина. Он отметил, что даже среди знаменитостей подагрики характеризуются исключительной целеустремленностью и умственной активностью. «Знаменитость этих подагриков столь же замечательна, как и их численность. К ним относятся Мильтон и Гарвей, Сиденгам и Ньютон, Гиббон и Филдинг, Хантер и Джонсон, Конгрив и Питты, Весли и Гамильтон, Дарвин. А Бэконы были вообще подагрической семьей». Может быть, имеет смысл напомнить лишь о том, кто такой Весли – основатель методизма, церкви, насчитывающей сегодня десятки миллионов приверженцев. Он прочитал за свою жизнь около 50 000 проповедей. «Можно добавить, – продолжает Эллис, – что эти гениальные подагрики часто бывали эксцентричны, раздражительны, холеричны и иногда даже душевнобольными».
Прошло, однако, почти 30 лет, покуда это четкое волевое и интеллектуальное превосходство подагриков над неподагричными, эта поразительная частота подагры среди выдающихся людей получила биохимическое объяснение в форме конкретной гипотезы. Часть разгадки принадлежит Е.Оровану, который, учитывая, что подагра вызывается отложением избыточного количества солей мочевой кислоты в тканях, указал на то, что почти у всех млекопитающих мочевая кислота под действием фермента уриказы деградирует до аллантоина и что среди млекопитающих только приматы и, соответственно, человек лишены этого фермента, из-за чего у них мочевая кислота в относительно низкой концентрации сохраняется в крови. Но мочевая кислота по химической структуре чрезвычайно сходна с кофеином и теобромином, известными стимуляторами активности мозга, и обладает сходным возбуждающим действием. Следовательно, происшедшая в ходе эволюционного становления приматов утрата уриказы привела к стимуляции мозговой активности и открытию нового пути дальнейшего эволюционного развития, пошедшего в значительной мере на основе последовательного совершенствования мозговой деятельности. Избыточное содержание мочевой кислоты в крови порождает, с одной стороны, повышенную умственную активность, а с другой – предрасположение к подагре.
Высказанная теория подкупает своей простотой, последовательностью, логичностью. Однако изучение проблемы весьма затрудняется тем, что частота постановки диагноза «подагра» очень сильно меняется из-за непопулярности этой болезни. Например, в США диагноз «подагра» ставится раз в сто реже, нежели в Англии, поскольку она слывет болезнью обжор, пьяниц и распутников, а ходячий рецепт «лечения» был известен издавна: «Зарабатывайте самостоятельно шесть пенсов в день и живите на них».
Но и реальная частота этой болезни сильно колеблется от различных и не всегда известных условий. Предполагается, что в ХVII–ХVIII вв. широкое распространение подагры среди высших классов в Англии было вызвано массовым ввозом портвейна из Португалии, где из-за технологии приготовления в нем были большие примеси свинца. Известны «эпидемии» подагры из-за употребления самогона, перегонявшегося через трубки с примесью свинца. В остальном же роль условий питания и сидячего образа жизни в развитии подагры остается сомнительной.
Существенно, по-видимому, обильное употребление мясной пищи, поставляющей пурины, предшественники мочевой кислоты. Но диета подагриков ограничена лишь запрещением употребления такого мяса, которое избыточно пуринами (почки и немногие другие виды мяса). Как выразился Сиденгам: «Если вы пьете вино, то хватаете подагру, если вы вина не пьете, то подагра хватает вас».
Не вызывается ли подагра интенсивной умственной деятельностью? История и множество наблюдений показывают, что подагра «концентрируется» среди лиц, интенсивно занимающихся умственной деятельностью, потому что неудержимо стремление подагриков именно в сферу напряженного умственного труда.
Но действительно ли у подагриков так много стимулирующего начала в крови? Организм нормального человека содержит 1 г мочевой кислоты, которая оборачивается так быстро, что ежесуточно выводится 0,5 г и соответственно образуется тоже 0,5 г. В организме подагрика содержится не 1 г, а 20–30 г мочевой кислоты, причем уровень ее в крови повышен в 1,5–2 раза против нормы, которая составляет у мужчин 5,1 мг%, у женщин 4,1 мг%. Повышение содержания мочевой кислоты в организме в 20–30 раз, повышение уровня в крови в 1,5–2 раза, поскольку это вещество является аналогом теобромина и кофеина, а кроме того, действительно стимулирует умственную активность, не может не вызывать хронического подъема последней. Во всяком случае, доказательств обратного пока не представлено.
Со второй половины XIX в. вновь входит в употребление колхицин, а затем множество других активных лечебных средств (пробенецид, аллопуринол и др.), препятствующих синтезу мочевой кислоты или способствующих выведению ее из организма. Подагра уже не проявляется особо отчетливо, хотя в литературе отмечаются колебания ее частоты. Может быть, поэтому в XX в. сведения о выдающихся подагриках становятся очень скудными, вернее, подагра остается незарегистрированной. Тем важнее привлечь внимание специалистов (врачей, историков) к этой болезни выдающихся людей, что является одной из задач предлагаемого труда.
Действительно ли подагра резко учащена среди гениев?
Список великих подагриков-англичан Г.Эллиса можно чрезвычайно удлинить за счет не англичан. Характерологически поразительны некоторые кризисные эпохи, когда воля и интеллект способны преодолеть кастовые барьеры, как например, в эпоху Реформации и Контрреформации. Реформацию возглавляют подагрики Лютер и его покровитель и спаситель курфюрст Саксонский Фридрих Мудрый, Томас Мор и Эразм Роттердамский. В Швейцарии духовно покоряет запад Европы Иоганн Кальвин во всей полноте истинно подагрической целеустремленности и жестокости. Главный его противник – демонически энергичный подагрик Карл V.
В Тридцатилетней войне решающие роли выпадают с имперской стороны подагрику Валленштейну, на французской стороне – молодому Конде Великому.
Еще позднее в подготовленных подагриком Мазарини войнах подагрика Людовика XIV, обеспеченных административно-финансовым гением подагрика Кольбера, самым крупным французским полководцем оказывается снова подагрик Конде Великий, а величайшим его противником – подагрик Мальборо.
В Великой Северной войне Польша, Дания, Саксония (с подагриком Августом Сильным), Россия с Петром Великим (почти достоверным подагриком) – имеют дело с незнающим ни страха, ни усталости, бешено активным, неутомимым, предприимчивым и безрассудно настойчивым подагриком Карлом XII.
Непропорционально велико число подагриков среди ученых, художников, врачей. Можно назвать Микеланджело, Рембрандта и Рубенса, Бетховена и Галилея, врачей Амбруаза Паре, Гарвея, Сиденгама, Базедова, величайших ученых Бэкона, Лейбница, Р.Бойля, Мальбранша, Канта (не только философа, но и энциклопедического ученого), Линнея, Дарвина.
Трудно оценить долю подагрических гениев среди великих государственных деятелей и полководцев, но она оказывается, вероятно, на порядок более высокой, чем доля подагриков среди населения. Если обратиться к великим писателям, то среди двух десятков писателей-классиков Франции придется назвать Стендаля и Мопассана и вспомнить, что еще два – Вольтер и Золя – поглощали ежесуточно многие десятки чашек черного кофе (напомним, что кофеин химически и по физиологическому действию является аналогом мочевой кислоты). Среди двух десятков крупнейших немецких писателей первенствует подагрик Гете. В первую десятку русских классиков войдет подагрик Тургенев. Нам трудно ранжировать английских классиков, но подагрики среди них многочисленны. Среди первой двадцатки итальянских классиков окажется подагрик Альфиери.
Исключительно важная роль подагриков в истории, в культуре как бы противоречит слабости корреляции уровня уратов с интеллектуальной одаренностью в среднем у всего населения. Противоречие это, однако, весьма условное и легко разъяснимое: у подагриков уровень уратов столь высок, что вызывает всепобеждающую умственную активность, тогда как среди «здорового» населения в целом межиндивидуальные различия уровня уратов невелики и легко перекрываются в своем эффекте бесчисленными средовыми, социальными и наследственными переменными. Далее, если подагра, или гиперурикемия, несколько поколений наследуется по мужской линии, то подагрические дед и отец подагрика успевают проложить дорогу сыну и отцу. Мы не знаем, наследовал ли Александр Македонский от отца только корону и фалангу или еще и свою подагру, но Александр жаловался, что после отца ему некого будет побеждать.
Канту было 22 года, когда он записал: «Я наметил свой путь и ничто не сможет помешать мне следовать ему». Через треть века, став ученым невероятно широкого кругозора, постигнув почти все естественные науки так, как если бы он объединял в себе целый факультет, он начинает писать «Критику чистого разума».
В рамках нашего труда невозможно показать присущее каждому из названных великих подагриков его исключительное трудолюбие, напряженную энергию, замечательный талант и продуктивность, стойкость, словом, весь поражающий специфический комплекс личностных особенностей. Мы вынуждены были ограничиться лишь немногими примерами.
Но, как можно было видеть по приведенным результатам тестирования и как это ярко бросается в глаза при изучении биографий великих подагриков, основное значение этого биохимического нарушения заключается в усилении мотивации, в усилении рефлекса цели в результате постоянной стимуляции активности мозга. Много это или мало?
Как это отражается на восприятии подагрика окружающими? Как это выглядит извне? Любопытно, что еще Г.Эллис (1927) свидетельствовал о том, что часто гениальные подагрики выглядели как безумцы.
Проведенное нами рассмотрение связи гениальности с подагрой имеет существенное значение для проблемы гения и безумия. Дело в том, что подагрики очень часто, даже типично, проявляют нетерпеливую раздражительность, а их близкие к бешенству вспышки гнева описывались очень часто. Поэтому очень легко усмотреть психическую болезнь, психопатию и патологическую эффективность у высокоодаренных и гениальных подагриков, хотя их ненормальное, гневливо-раздражительное аффективное поведение никак не является ни причиной, ни следствием одаренности, а результатом того, что одаренность–талант–энергия и аффективно-раздражительное поведение имеют общую стимулирующую причину – повышенное содержание мочевой кислоты.
Действительно, если человек безоглядно целеустремлен, и в особенности тогда, когда это не приносит ему особо ощутимой выгоды, люди, не понимающие значения его попыток, цель этих попыток, подлинность сверхзадачи, охотно зачисляют предприимчивого и упорного подагрика, притом раздражительного и вспыльчивого, в разряд если не сумасшедших, то во всяком случае психически ненормальных. И действительно, среди списка великих психопатов нет-нет, но попадаются подагрики, и, следовательно, еще ждут своего выявления те, у кого биографы, как это бывает в большинстве случаев, просто не отметили существовавшую подагру, естественно не придав ей ключевого значения.
Гиперурикемическая (подагрическая) гениальность-психопатичность необычайно информативна для понимания механизмов гениальности в целом. Вскрывается огромное значение биохимически стимулированной активности интеллекта и порождаемой тем самым целеустремленности для реализации способностей, для претворения их в деле, за которое человека относят к гениям или талантам.
Конечно, при отсутствии каких-либо дарований стимуляция интеллектуальной активности мало что даст, но коэффициент, получающийся от деления частоты подагриков среди гениев на частоту подагры среди обычного населения, очень велик. Он показывает, как часто способности не реализуются из-за отсутствия напрягающего стимула. Но отсюда ясно, что в качестве стимула такой же или еще большей мощности могут выступать личностные и социальные факторы от самых низменных до самых возвышенных: благородная жажда знаний, стремление к истине (исторической, социальной, узконаучной, литературной, поэтической, художественной, музыкальной), тщеславное самолюбие или славолюбие, стремление к признанию, господству, богатству, к успеху (в частности, к сексуальному успеху), жажда социальной справедливости или углубления социального неравенства, либо жажда мести, либо национальная, религиозная или социальная убежденность, словом, что-либо, толкающее на предельное напряжение всех сил, всех дарований. Изучение жизни великих людей неизменно обнаруживает у них ту или иную интенсивную страсть. Например, Бальзака, жизнь которого достаточно хорошо изучена и показана, подвигли на сверхчеловеческий подвиг (написание «Человеческой комедии») необычайное тщеславие, стремление добиваться успеха у женщин, притом непременно у женщин-аристократок.
Примеры разнообразнейших захватывающих страстей, требующих полной самоотдачи, неисчерпаемы. Они-то и служат основной причиной гениальной эффективности. Чрезвычайно важна связь коэффициента интеллекта, определяемого в школьно-студенческие годы, с последующей отдачей в виде реальных достижений в избранной сфере творчества. Решающим фактором в отдаче оказывается способность к увлеченности: эта способность является более надежным гарантом отдачи, нежели IQ.
Конечно, такая относительная независимость отдачи от тестируемого интеллекта в большой мере определяется тем, что каждый человек охотнее всего занимается тем, что ему лучше удается, а отсюда возникает и ранняя специализация в областях, соответствующих профилю его способностей, хотя возможны случаи глубокого разрыва между стремлениями и способностями; однако нереализация способностей гораздо чаще идет за счет отсутствия целеустремленности, за счет недостаточного напряжения.
Отсюда следует очень важный вывод: для проявления гениальности или таланта требуется помимо наличия ряда способностей еще и могучий творческий стимул, который, разумеется, может порождаться вовсе не гиперурикемией, а множеством других личностных и социальных факторов, но не вызывает сомнений, что гиперурикемией он порождается.
2. Синдром Марфана
Повышенный уровень мочевой кислоты является лишь одним из раскрытых к настоящему времени наследственных факторов интенсификации умственной активности. В качестве двух других примеров следует рассмотреть факт поразительной интеллектуальной энергии в некоторых случаях доминантно наследуемой болезни Марфана и мономерно наследующейся тестикулярной феминизации (синдром Морриса).
Синдром Марфана помимо «соединительнотканной триады» – гигантизм, арахнодактилия, вывих хрусталика – имеет множество тяжелых проявлений: деформация грудной клетки, порок сердца, аневризма аорты. Эта болезнь, почти всегда полуинвалидизирующая и значительно сокращающая среднюю продолжительность жизни, сопровождается очень сильным выбросом адреналина, поддерживающим у неполных инвалидов высокий психический и физический тонус. Вопреки тяжелому физическому дефекту некоторые больные проявляют удивительные творческие способности, энергию и трудолюбие.
Необычайно показательно и удивительно то, что, несмотря на чрезвычайно редкую встречаемость этого синдрома (один случай на сто тысяч населения), несколько обладателей этого синдрома оставили значительный след в истории и культуре человечества.
Прежде всего следует сказать об Аврааме Линкольне, который в молодости был чемпионом по борьбе и по лесоповалу, а затем стал адвокатом и навсегда остался самым выдающимся президентом за более чем двухвековое существование США. Наличие у Линкольна этой наследственной патологии документировано. Внешность его достаточно характерна: гигантский рост, при относительно малом туловище – огромные руки и ноги, в особенности ступни; необычайно длинные, легко перегибаемые назад пальцы, поразительная худощавость.
Мужество Линкольна можно назвать абсолютным. Он проявлял личный героизм десятки раз; его выдержка и работоспособность были героическими, решения – исключительно глубокими. Когда популярность Линкольна в ходе войны пала предельно низко и возникла мысль выдвинуть в президенты Улисса Гранта, самого лучшего полководца северян, тот ответил, что первым условием победы является переизбрание Линкольна в президенты на новый срок.
Однажды, обходя госпиталь, Линкольн пожал руки огромному числу раненых. «Главный хирург госпиталя забеспокоился. Линкольн улыбнулся и сказал, что мускулы у него крепкие. Он вышел за порог хибарки хирурга, взял топор и принялся рубить дрова так, что щепки летели во все стороны. Передохнул и той же правой вытянутой рукой поднял колун до уровня плеч, при этом рука нисколько не дрожала».
Для обычных мужчин это было бы лишь свидетельством большой физической силы и неутомимости. Но Линкольн был безобразно худощав, у него почти отсутствовала мускулатура, и конвейер рукопожатий, и такая рубка дров, и поднятие колуна – доказательство и следствие мощного выброса адреналина, иллюстрация способности к поразительной мобилизации силы. Что до напряженности его мышления, то во многие хрестоматии вошли слова Линкольна на Геттисбургском кладбище – образец великих мыслей, сжатый в трехминутную речь. Он говорил о «правительстве народа, из народа, для народа». Линкольн выступал почти экспромтом, но дал программу на века.
Перед вторыми выборами, во время войны, Линкольн сказал одной делегации: «Господа, я не считаю себя лучшим человеком в этой стране. Мне только вспоминается старый голландский крестьянин, который сказал своему спутнику: «Не следует менять лошадей как раз тогда, когда переезжают реку». Он всегда умел сказать кратко и убедительно самое главное и делать главное, нужное, реальное.
Синдром Марфана был у Ганса Христиана Андерсена, Шарля де Голля, Корнея Ивановича Чуковского, ихтиолога Г.Никольского. Всех этих людей характеризует исключительные ум, сила воли, энергия, работоспособность, творческая активность, деятельная, несмотря на серьезный недуг, жизненная позиции. Из медицинских и биографических источников мы можем более чем «заподозрить» синдром Марфана у Н.Паганини и В.Кюхельбекера. По поводу Паганини в медицинской литературе уже были высказаны утверждения о наличии у него этого синдрома. Основанием послужило то, что невероятная гибкость суставов позволяла ему вытворять невообразимые вещи, например, он мог над кистью руки (!) дотягиваться большим пальцем до мизинца. Известно, что, играя на скрипке, он мог принимать самые причудливые позы, очень далеко отставляя правое бедро или склоняя голову. Дискутируется, могло ли это быть следствием упражнений, невероятных по трудности, или осуществлялось благодаря характерной для синдрома Марфана повышенной гибкости суставов.
Еще раз повторим: частота встречаемости синдрома Марфана в популяции 1:100 000. При этом даже если не причислять к разряду наиболее выдающихся людей ни Кюхельбекера, ни Чуковского, ни Никольского, то оставшиеся три на триста наиболее знаменитых – это частота в тысячу раз более высокая.
3. Синдром Морриса
В длинном ряду исследований была отмечена исключительная деловитость, физическая и умственная энергия женщин с тестикулярной феминизацией (синдромом Морриса), наследственной нечувствительностью периферических тканей к маскулинизирующему действию мужского полового гормона, вырабатывающегося семенниками. В результате этой нечувствительности дородовое и послеродовое развитие организма, обладающего мужским набором хромосом (46/ХУ) и семенниками, идет в женском направлении. Развивается псевдогермафродит – высокая, статная, стройная, физически сильная женщина, у которой нет матки, влагалище очень мало, не менструирующая, не рожающая, но в остальном способная к сексуальной жизни и нормально влекомая к мужчинам.
В силу бесплодия псевдогермафродитов – носителей мутации – эта аномалия очень редка среди населения (порядка 1:200 000 среди женщин). Псевдогермафродитизм, взятый изолированно, мог бы порождать тягчайшие, инвалидизирующие психические травмы. Тем показательнее поразительная эмоциональная устойчивость этих больных, их жизнелюбие, многообразная активность, которая делает многих из носителей синдрома Морриса выдающимися личностями. Например, по физической силе, быстроте, ловкости они настолько превосходят физиологически нормальных девушек и женщин, что часто становятся спортсменками, показывающими замечательные результаты на женских соревнованиях. Именно поэтому обладательницы синдрома Морриса (легко опознаваемому по отсутствию полового хроматина в мазках слизистой рта) подлежат исключению из женских спортивных состязаний. При редкости синдрома среди населения он обнаруживается почти у каждой сотой из выдающихся спортсменок.
Ярко проявляется превосходство «страдающих» или, быть может, «одаренных» синдромом Морриса в интеллектуальной сфере. Оставили ли женщины с синдромом Морриса в истории след, подобный тому, какой оставили мужчины, носители синдрома Марфана? Гигантизм при Марфане бросался в глаза и прослеживался в потомстве, тогда как тестикулярная феминизация – аномалия очень интимная и больные потомства не оставляют.
Самый убедительный пример – Жанна д’Арк (1412–1431). По описаниям, она была высокоросла, крепко сложена, исключительно сильна и вынослива, но при этом была стройна и имела тонкую женственную талию. Ее лицо было очень красиво. Общее телосложение характеризовалось несколько мужскими пропорциями. Она отличалась большой любовью к физическим и военным упражнениям. Подобно многим девушкам с синдромом Морриса, она любила носить мужскую одежду. Но все эти факты имеют второстепенное значение перед тем обстоятельством, что у нее никогда не было менструаций (французский энциклопедический словарь «Larusse», 1967), что прямо и патогномонично позволяет через пять с половиной веков уверенно ставить диагноз тестикулярной феминизации этой физически исключительно полноценной девушке. Ее энергия, решительность, храбрость, ум, находчивость, героизм, последовательность, упорство и воля поразительны. Если есть в истории такой случай, когда одно-единственное лицо круто изменяет ход событий, то это именно появление Жанны д’Арк к концу уже проигранной Столетней войны. Неоспорима роль воздействия той социальной и общественной обстановки, которая еще в детстве возбудила в девушке «великую жалость к Франции», но разгадка ее неукротимой энергии и активности кроется все же в синдроме тестикулярной феминизации.
Как нам представляется, приведенные цифровые и фактические данные свидетельствуют не только о целесообразности изучения патографии великих ученых и других гениальных деятелей с целью раскрытия других, еще неизвестных механизмов гениальности; наши розыски указывают на то, что в подавляющем большинстве биографий вообще нет данных о том, чем именно в течение жизни болел данный великий деятель. А как оказывается, именно это может привести к разгадке внутренней причины его неустанной активности, и мы рассматриваем свое исследование только как этап для развития работ в направлении изучения биохимической генетики гениальности. Для этого прежде всего нужно создание новой области изучения, которую на первых порах можно было бы назвать исторической генетикой, потому что свои отправные идеи она должна черпать из естественно-научных и медицинских биографий исторических деятелей.
СВЯЗЬ МЕЖДУ ГЕНИАЛЬНОСТЬЮ И ПСИХОПАТИЕЙ
Мало найдется вопросов, постоянно вызывающих так много пустой, дилетантской, псевдонаучной болтовни и писанины, как проблема связи между гениальностью и безумием, психозом, психопатией. Но разительные противоречия несомненно подлежат строго аналитическому разрешению, которое должно прежде всего исходить из того, что гений, творения которого получили социальное признание и реализовались, является создателем гигантских ценностей, независимо от того, можно ли им дать какую-либо экономическую оценку. Продукт его личного, индивидуального творчества эквивалентен продукту труда тысяч и даже сотен тысяч людей. Этот продукт его труда эпохален, и недаром обычно считается, что гений появляется примерно один раз на миллион людей, а то и реже.
Вторым исходным положением является то, что гений может постоянно, до самой смерти, даже в случае успеха, даже став знаменитым, сомневаться в ценности своего творчества, может из скромности, осторожности, такта молчать о значении своего труда, но вместе с тем понимать, что решает или решил сверхзадачу. Но именно сознание громадного значения своего труда, пусть пока не удающегося, не признанного, естественно и неизбежно ведет к тому, что истинный творец не особенно ценит или даже не замечает многое такое, что составляет главную, громадную ценность в глазах совершенно подавляющего большинства других, пусть и одаренных по-своему, но не столь творчески напряженных людей. Работая над произведением (поэмой, оперой, картиной, скульптурой, архитектурным сооружением, математической или физической задачей, прибором, химическим синтезом или анализом, гипотезой или теорией, изобретением или машиной, раскопкой или расшифровкой, планом кампании, похода или сражения, рукописью речи, статьи или книги, интригой или махинацией, сулящей ему нужное решение, а может быть, и признание, славу, власть или состояние) – талантливый человек также естественно пренебрегает всем, не безусловно необходимым, всеми условностями и манерами, как и искатель, напавший на золотую жилу или нефтеносный участок.
Даже неуверенное осознание значения ведет к тому, что истинный творец не считает ни ценным, ни значимым то, что является главным и жизнеопределяющим в глазах и бездарностей, и даровитых, но менее творчески напряженных, менее целеустремленных людей. Пренебрежение повседневностью, «невечными благами» совершенно естественно вытекает из наличия сверхзадачи. Не счесть вполне естественных странных («оригинальных», «эксцентрических») привычек увлеченных своим делом людей. Но не имеет никакого значения для личностной оценки таланта то, что пренебрежение бытом, одеждой и даже общепринятой «аккуратностью» зачастую становилось модой у всех бездельников всех времен и народов и что таким же пренебрежением отличались не только люди сверхзадачи, но и люди опустившиеся, и даже многие подонки.
Отвлекаясь от подобных чисто внешних мелочей, надо сразу подчеркнуть, что давно прошли времена, когда Саламанкский совет мог назвать проект Колумба безумным и заключить, что государству не подобает на него тратить время.
Конечно, память истории хранит предостерегающе-трагический результат приема Наполеоном Бонапартом талантливейшего математика, инженера-артиллериста Фултона, пришедшего с чертежами изобретенной им подводной лодки, торпедоносца и парохода. Наполеон выгнал Фултона, который впоследствии покончил с собой. Но неизвестно, кто же пострадал больше – Фултон или Наполеон, посчитавший Фултона сумасшедшим и упустивший свою мечту – победу над английским флотом.
Сохраняет силу вопрос Нильса Бора, достаточно ли безумна выдвигаемая теория, чтобы оказаться правильной. Но все это редкие исключения. «Безумные» идеи Лобачевского о неэвклидовой геометрии хотя и не получили своевременного признания, все же не привели к госпитализации ученого и не помешали ему сохранить ректорство в Казанском университете.
Всякая творческая работа требует солидного фундамента профессиональных знаний и умений либо широкого кругозора и строгой последовательности мыслей, предусмотрительного отведения основных возражений и т.д.; поэтому подавляющее большинство паранойяльных претендентов на гениальность, талант и изобретательство сразу отпадает по признаку некомпетентности. Напомним, что Давид Бурлюк дня за два смастерил недискутабельно хороший пейзаж для своего отца, заподозрившего было, что кубистические рисунки сына – результат лености и неумелости.
То, что истинные творцы достаточно сознают величие своего дела, значение своего признания, засвидетельствовано достаточно давно и достаточно хорошо. Например, Бенвенуто Челлини, выведенный из себя, никогда не стеснялся заявить о своем мастерстве. А чего стоит ответ Микеланджело на замечание о том, что у его статуй на гробнице Медичи нет портретного сходства: «Кто будет знать через тысячу лет, как выглядели герцоги»? Нет, гении и таланты обычно знали цену своему делу, и естественно, что ко всему остальному, даже житейски важному, они относились как к чему-то второстепенному.
По определению, которое дает Чернышевский, талант должен выразить то, что многие понимали, но не могли сформулировать, гений же должен понять то, что до него не понимали. Для этого, разумеется, наличие способностей является необходимым, но не достаточным условием. Если в явлении скрыта истина, до нее нужно додуматься, ее нужно открыть и показать. Для этого требуется напряжение. Иначе все это уже было бы давно сделано в достаточно впечатляющей форме. Но это напряжение вообще невозможно, если человек не воспринимает поставленную задачу как цель жизни, как нечто такое, по сравнению с чем все остальное неважно, второстепенно. Необходимо само посвящение. Герцен сознательно пожертвовал всем своим огромным влиянием в России, выступив в 1863 г. в защиту непопулярных на его родине польских повстанцев. Тираж «Колокола» упал с тысяч до сотен экземпляров, и Герцен умер почти забытым. Но он спас честь России и русских демократов. Значит, все остальное должно уйти на задний план, стать второстепенным. И в том, что нельзя стать гением, не будучи «беззаветником», не поступая вопреки «здравому смыслу», и таится причина того, почему все время муссируется проблема «гений–безумие».
Однако нет в реальности такой связи, она в действительности отсутствует, потому что настоящая шизофрения, настоящий маниакально-депрессивный психоз, настоящая эпилептоидность в сумме поставляют столь небольшую долю гениев, что она сравнима с количеством этих заболеваний в среднем в популяции. Гении действительно должны отличаться несколько большей возбудимостью или умственной возбужденностью, но зато им необходима исключительная витальность, чтобы выдержать свой изнурительный труд.
Не стоило бы уделять внимания этому вопросу, если бы речь шла только об обывателях. Но с самой седой древности, при самых различных режимах, под разными флагами велась борьба со всеми выдающимися умами, со всеми, не укладывающимися в общепринятый трафарет мышления и поведения. Вполне естественно, что пускается в ход обвинение в колдовстве, в сумасшествии, как это было, например, сделано с Чаадаевым.
Представление о безумности гениев не в малой мере порождено их действительно почти постоянной житейской неудачливостью. Даже самые общепризнанные и успешные творцы зачастую выглядят неудачниками. Как пишет Кречмер, изобретатели делятся на удачливых и неудачливых; последних называют параноиками. С точки зрения житейской – почти все гении неудачливы, следовательно – параноики.
Подлинных гениев и высокоодаренных лиц, как правило, выделяет именно то, что они живут совсем иными оценочными критериями, нежели люди, лишенные больших дарований. Однодумие, скудость житейских интересов объясняется всепоглощающей занятостью своим делом. Повторим еще раз: подлинно творческий человек значение своего труда, своей задачи, конечно, прекрасно осознает, вне зависимости от того, удается ему эту задачу решить или нет. Отсюда проистекает нередко и безразличие к судьбам близких, которое так возмущает всех.
Над всеми гениями самой разнородной этиологии, составляющих подавляющее большинство гениев, как и над подагрическими гениями, неизбежно довлеют призраки «психопатологичности»: для того, чтобы реализоваться в качестве гениев, им необходима такая увлеченность, которая в сочетании со скоррелированными проявлениями неминуемо навлечет на них соответствующее подозрение или даже диагноз, тем более что повышенная возбудимость центральной нервной системы почти неизбежно сочетается с повышенной восприимчивостью, а следовательно, ранимостью.
Мы должны сформулировать четкий вывод: патопсихология гениальности носит чисто поверхностный, конвергентный характер. Гений и талант, как правило, обладают, и это будет показано ниже, повышенной витальностью, а примеры патопсихологии часто поверхностны, они могут обнаруживаться и у людей, вовсе не даровитых, но достаточно сильно занятых делом.
Но, с другой стороны, совершенно ясно, что помимо наследственных патологий, возбуждающих умственную, творческую энергию, не может не существовать большого числа самых разных наследственных или ситуационно возникших «патологий», которые имеют чисто социальный генез, и это можно иллюстрировать множеством примеров; они могут порождаться особыми формами импрессинга – любыми впечатлениями, воспринятыми в чувствительные периоды формирования личности и наложившими отпечаток на все последующее развитие.
Известно, что сверхромантичный Шиллер покрывал оборотные стороны листиков своих лирических стихов подсчетами ожидаемого за них гонорара и весьма трезво обсуждал в письмах к своей невесте и будущей теще свои перспективные заработки и гонорары. Угрозы кредиторов не давали покоя Бальзаку, вынуждая его писать в бешеном темпе один роман за другим, а затем тратить значительную часть гонорара, оплачивая корректурные правки. Карточные долги, вечное безденежье, требования издателей чрезвычайно подгоняли творчество Достоевского. Вспомним трагические переживания Ван Гога, разорившего своего брата.
Что возбудило невероятную творческую энергию и отдачу Пушкина? Лицейское окружение, изумительно стимулирующее умственное развитие и творчество? Литературно-поэтические кружки? Чувственность поэта и стремление стать избранником дам? Оскорбительная дисгармония между знатностью рода и вечным безденежьем? Контраст между самосознанием огромности своего творчества и жалким придворным званием? Разве поразительная талантливость не может сочетаться с бездеятельностью? Не следует обижаться за поэта. Пушкин был первым по времени русским писателем-профессионалом, живущим на гонорары. Его гордость, чувство собственного достоинства не могли не страдать ежедневно при царском дворе и в обществе.
Надо согласиться с тем, что при прочих равных условиях личностные странности могут не только не мешать, но даже способствовать таланту или гению. Более того, известно, что многие подлинные гении и таланты в свое время целенаправленно выкидывали различные шумные шутки якобы для эпатирования мещан (вспомним художников и поэтов различнейших «измов», Есенина с приходом в салоны в лаптях или валенках, Маяковского в желтой кофте).
Все это ничуть не принижает титанов, это лишь показывает обстановку их творчества, показывает, что и им не было чуждо ничто человеческое, а главное, показывает то напряжение, то почти непереносимое давление условий, в которых им необходимо было работать. Бальзак был тщеславным мотом и неудачным дельцом, но ведь это, конечно, обусловилось тем, что ему всю энергию и внимание приходилось расходовать на писательскую деятельность. Золя был, по заключению психологов и психиатров, год интенсивно изучавших его с целью раскрыть на создателе «Жерминаля» секрет гениальности, совершенно нормальным человеком с некоторыми исключительными способностями. Именно исключительность способностей, по-видимому, нередко порождает то патологическое напряжение, тот мощный стимул к реализации, который прослеживается в деятельности почти каждого гения, даже творящего «шутя». Так, в творчестве Лермонтова поражает исключительная напряженность обращенного на себя анализа. Подобно Достоевскому, Лермонтов целиком поглощен своими личными проблемами, почти каждый его персонаж – это он сам, пишет ли он о Печорине или о Грушницком, о Максиме Максимовиче или об Арбенине.
И все же вернемся к трем моментам, к трем исключительным сочетаниям, когда психопатия и психоз действительно положительно коррелируют с гениальностью. Первая из них – эпилепсия-эпилептоидность, связанная, с одной стороны, со способностью бесконечно, методично, назойливо копаться в мелочах, с невероятной настойчивостью. А с другой стороны – с безудержным аффектом и со всепроникающим стремлением к компенсаторному демонстрированию своей хорошести, даже наилучшести. Самой яркой фигурой этого типа является, пожалуй, Федор Михайлович Достоевский, с доминантно-мономерным наследованием комплекса эпилепсия-эпилептоидность не менее чем в трех поколениях, у 8–9 членов его семьи. Возможно, что впоследствии самым крупным и значительным в творчестве Достоевского будет признано то, что этот «жестокий талант» сумел еще в конце XIX в. провидеть и художественно доказать беспримерную опасность для человечества ничем не сдерживаемых аффектов самоутверждения.
Четкая связь между психопатией-психозом обнаруживается и в тех случаях, когда патологическая извращенность мышления или восприятия мира позволяют художнику найти какую-то свою, ни на что не похожую точку зрения, свое совершенно особое видение мира, обладающее интенсивностью «взгляда дикаря». Может быть, сюда относится и акцентированная эротомания больного туберкулезом Обри Бердслея, так ярко выразившаяся в его потрясающих рисунках; и пусть не будет забыто его распоряжение сжечь его архив – распоряжение, написанное «в моей предсмертной агонии».
Может быть, в связи с этим стоит упомянуть, что некоторые крупные художники страдали серьезными дефектами зрения (Сезанн, Уистлер и др.), тоже порождавшими особое видение, но уже не на уровне центральной нервной системы, а со стороны глаз.
В некоторых случаях именно психопатичность дает возможность совершенно по-особому видеть мир, и это видение может стать откровением. Таковы особенности дара Э.Т. Гофмана, Э.П. Чурлениса, Врубеля, Кафки.
Третий вид связанной с психопатией-психозом гениальности (или поразительной талантливости) вызван теми периодическими тягчайшими спадами настроения и резкими подъемами энергии, которые характерны для циклотимии и ее крайнего психотического варианта, гипертимной депрессии. Если «психопат» или даже больной успел обзавестись до развития болезни достаточным арсеналом знаний, понимания и умений, если болезнь или обстановка не слишком разрушительны, то будучи почти бесплодным в периоды депрессии, в период подъема энергии (гипоманиакальности) больной (например, Огюст Конт) именно благодаря огромному вкладу энергии, поразительной напряженности и творческой сосредоточенности может успеть подняться до высочайших вершин человеческого духа. И здесь стоит вспомнить слова Бальзака – «Интенсивность – это все».
Кстати, именно маниакально-депрессивный психоз, то есть именно биполярность, переход от депрессии к возбуждению, обычно наследуется четко мономерно, и здесь следует ожидать в восходящих и нисходящих поколениях случаев выдающейся продуктивности. Но следует четко отличать эти циклические смены депрессии повышенной активностью от односторонних (монополярных) спадо-депрессий, часто имеющих ненаследственную природу (например, инволюционную). Последние встречаются гораздо более часто.
Все изложенное, как нам кажется, достаточно объясняет и естественность возникновения, и ложность посылок, на которых строилось представление о связи гениальности с безумием. Идея отведена на надлежащее, иерархически невысокое место, и показано, в каких направлениях может оказаться плодотворной ее дальнейшая разработка. Несравненно более важной, на основе представления о безграничности потенциальных возможностей человеческого ума, оказывается разработка методов стимуляции этих потенций, методов, базирующихся на принципе импрессинга.
Возможно, что пока наиболее ценным выводом является установление принципов постижимости причин гениальности и множественности ее механизмов. Не менее важно установление глубины нашего незнания того, что необходимо знать о гениях прошлого, а также кое-чего из того, что именно нам нужно узнавать о них и тем более о гениях настоящего времени. Важно установить вновь, что «мы ленивы и нелюбопытны», хотя этот упрек Пушкина по поводу нашего незнания творчества Грибоедова, как заметил В.Б. Шкловский, исправлен Ю.Тыняновым. Становится ясным, что гениев надо не только рано отбирать, но что их становлением можно управлять, что они часто гаснут из-за множества случайностей, из-за отрицательных импрессингов, создающих у них определенные ценностные параметры.
Возникает необходимость в создании исследовательских программ в области, которую можно назвать исторической генетикой – генетикой исторических личностей, отнюдь не только государей и полководцев, но и вообще всех гениев человечества, секреты взлетов и падений которых нужно искать не только в их социальной среде, но и в их личностных особенностях.
Возникает необходимость развития как бы генетической истории, учения о роли наследственных положительных и отрицательных вариантов в истории как одного из факторов ее индетерминированности, как одного из слагаемых ее «случайностей». Ведь оказывается (и в XX в. только неумный догматик может это отрицать), что появление подобных вариантов в какой-то мере закономерно порождается неисчерпаемой наследственной гетерогенностью человечества. К сожалению или к счастью, появление таких вариантов и их влияние на развитие человечества остается непредвиденным.
РАЗВИТИЕ ОДАРЕННОСТИ
Осторожно пока отодвинем на второй план генеалогические исследования. Общепонятно значение профессиональных традиций, окружающей с детства среды для развития одаренности, а примеры исключительно раннего проявления высочайшего таланта и даровитости, которые ни на какую среду не спишешь, пока будем считать мало убедительными именно в силу их исключительности.
Много десятков лет назад весь мир был удивлен неожиданным успехом пяти советских скрипачей в Брюсселе на конкурсе королевы Елизаветы. Одним из лауреатов была Галина Баринова, дочь профессора московской консерватории. Надо полагать, что кроме личного таланта у нее были все условия для раннего распознания и развития этого таланта. Но гораздо информативнее то, что остальные четыре лауреата были евреями, и все – из Одессы. Если даже кто-то способен вообразить, что евреи – особо музыкальная нация, то неужели особенно одарены не какие-либо, а именно одесские евреи?
Ларчик, как все, вероятно, помнят, открывается просто. В Одессе существовала музыкальная школа, в которую, по давней традиции, местные евреи обязательно водили на проверку всех 4–5-летних малышей. Отбирая из тысяч одного, прививая им с детства фанатическую любовь к музыке, профессор Петр Соломонович Столярский и поставил этих четырех лауреатов.
Конечно, без специфического математического, шахматного, лингвистического, музыкального таланта и всего комплекса слуховой памяти, без художественного, скульптурного, архитектурного таланта и всего комплекса зрительной памяти, без рождения поэтом и т.д. так же трудно сделаться гением или выдающимся талантом, как коротконогому подростку с пороком сердца – великим танцором или спринтером.
Если никаких видов одаренности нет (явление, скорее свойственное лицам с субнормальным интеллектом, впрочем, изредка и необычайно одаренным в одной-двух очень узких сферах), то индивид не станет ни гением, ни безумцем, ни даже оригиналом и выпадет из рассмотрения. Следовательно, во всех случаях выдающегося творчества оно прежде всего порождено интенсивностью, напряженностью мышления, его целенаправленной мобилизованностью.
Для того чтобы сориентировать педагогов в столь сложном вопросе как развитие одаренности, необходимо, как нам кажется, напомнить и критически рассмотреть исследования Л.М. Термана и его группы, которые поставили следующий вопрос: «Каковы физические, психические и личностные свойства, характерные для детей с повышенной интеллектуальной одаренностью, и какого рода взрослыми становятся типичные дети этой группы?»
Каждая классная руководительница в калифорнийских городских школах заполнила бланк, в котором нужно было указать трех наиболее способных учеников в классе, которым она руководила в предыдущий год, а кроме того, самого младшего и самого способного ученика. Все отобранные школьники (1528 человек) прошли общеамериканский тест, а выдержавшие его также и полный тест Стэнфорд-Бине. Тестирование в качестве контроля поголовно всех учеников трех калифорнийских школ показало, что принятый метод позволяет выявить около 90% всех одаренных детей, причем наиболее способным, как правило, оказывался самый младший ученик в классе. Этот метод позволил отобрать из почти 160 000 школьников – 661 самых даровитых и, кроме того, в обследование вошло еще 809 одаренных детей, отобранных ранее. В итоге из 250 000 школьников было отобрано 1470 наиболее одаренных, которые подверглись многогранному испытанию, как и контрольная группа школьников. Средний IQ подростков одаренной группы составил 151,0. Хотя Терман и не упоминает о социальной преемственности, ее значение видно из профессионально-социального высокого уровня родителей: 31,4% отцов оказались «professionas», что примерно соответствует специалистам с высшим образованием или людям, занимающимся свободными профессиями; 50% полуспециалистами и коммерсантами и только 12% отцов оказались квалифицированными или полуквалифицированными рабочими.
Данные Термана соответствуют и другим результатам, полученным американскими исследователями, по которым, например, большинство из 885 самых выдающихся ученых США оказались детьми лиц «свободных профессий», преимущественно с высшим образованием. Такое же происхождение имела половина выдающихся американских писателей.
Дети, вошедшие в группу высокоодаренных, в большинстве своем происходили из семей, где было два и более поколений живущих в городах и имевших два поколения с высоким образовательным уровнем. Так, средний образовательный уровень отцов и матерей составлял около 12 лет обучения, а дедов-бабок – 10,5, что на 4–5 лет («классов») превышало средний уровень образования населения США в соответствующие периоды. Проведенная оценка домашних и интеллектуальных условий, внимания родителей к успехам детей, количества книг и т.п. у одаренной группы оказалась, как правило, либо хорошей, либо очень хорошей. Небезынтересно, что из всех семей с одаренными детьми 151 семья дала по два таких ребенка, 20 семей – по три, 9 семей – по четыре и две семьи – по 5, что ярко свидетельствует о семейности одаренности.
одаренные дети физически несколько превышают своих сверстников. Частота психозов и психических расстройств среди близких родственников одаренной группы не превышает среднюю для всего населения. Школьные отметки слабо соответствовали способностям, хотя в общем педагоги довольно правильно оценивали и интеллект и волевые качества своих питомцев. Большинство даровитых школьников по знаниям примерно на 2–3 класса обгоняют то, чему учат в школе, которая в их образовании играет второстепенную роль. Интересы одаренных детей многосторонни и неожиданны.
Чрезвычайный интерес представляет прослеживание интеллектуального уровня даровитых детей спустя 6 лет (1926–1927 гг.), а особенно через 24 года (1945 г.), когда удалось получить информацию о 1320 ранее обследованных. Тестирование интеллекта у взрослых показало довольно высокую корреляцию с результатами тестирования в возрасте 3–13 лет, но со средним IQ = 134 вместо 152, что авторы объясняют экономической депрессией 1930–1932 гг. и войной. Около 88% одаренных поступили в колледжи, 69% окончили его, причем в среднем на год раньше, чем оканчивали колледж студенты из контрольной группы. Окончили колледж с отличием 36% одаренных, а неокончившие колледж или окончившие без отличия причиной считали то, что, получая без труда хорошие отметки в школе, они недооценили трудности получения высшего образования.
45% мужчин работали в качестве специалистов (юристы, преподаватели колледжей или университетов, врачи, химики, писатели, журналисты и т.д.), при средней частоте этого ранга среди населения 5,7%. 27% занимали руководящие менеджерские должности, 20,7% – должности менеджеров и только 6% занимались менее квалифицированной работой. Характерен очень высокий образовательный ценз жен и мужей выходцев из одаренной группы (почти 50% с высшим образованием). Средний IQ у 384 детей одаренных родителей составил 127,7. Частота психозов, как и частота алкоголизма (14 на 1236) точно соответствовала популяционной, а преступность была единичной, 17 человек стали гомосексуалистами, что тоже не превышает среднюю частоту.
Авторы уделили особое внимание судьбе 81 ребенка с IQ=170 и выше (уровень, достигаемый не более чем 3 детьми из 10 000). Оказалось, что эта группа, не выделяясь в других отношениях, научилась чтению на год раньше, на 8 месяцев раньше окончила среднюю школу и годом раньше окончила колледж, чем вся группа одаренных. Они чаще других одаренных были специалистами, но по заработку не превышали их. Терман подтверждает сделанный им 30 годами раньше вывод, что уровень IQ является одной из важнейших характеристик ребенка и имеет высокую прогностическую ценность.
Однако существует чрезвычайно важная и очень трудно учитываемая переменная: громадное значение интенсивности мотивации во время предшествующего развития ребенка. Интенсивность мотивации в большей мере зависит от импрессинга, создающего свойственные индивиду ценностные шкалы. Косвенным образом значение этой переменной объясняет то поразительное обстоятельство, что 81 ребенок с коэффициентом интеллекта, превышающим 170, не очень четко выделился своими достижениями из всей группы одаренных.
Действительно, как мы уже сказали в начале этого раздела, по ряду более поздних исследований установлено, что если IQ превышает 110, т.е. нет существенных дефектов способностей и они в сумме превышают средний уровень, решающее значение приобретает уже не уровень способностей как таковых, а интенсивность мотивации, т.е. волевое напряжение, стремление выдвинуться или совершить нечто ценное. По-видимому, при достаточно сильной мотивации человек с не очень выдающимся средним уровнем способностей выберет себе ту область деятельности, в которой он наиболее одарен. Дальнейшее же определяет целеустремленность, напряженность работы, т.е. волевые факторы, разумеется, если возможности выбора сферы деятельности достаточно широки.
К концу 1945 г. одаренная группа, находившаяся в возрасте около 35 лет, опубликовала 40 книг и монографий, около 150 статей, получила более 100 патентов. По полученным в 1946 г. сведениям, из 760 мужчин 323 служили в вооруженных силах и 41 получили чин капитана, 32 – майора, 23 – подполковника, 2 – полковника, 1 – бригадного генерала. Кроме того, во флоте 40 получили чин лейтенанта, 7 – лейтенанта-коммодора, 4 – коммодора, 1 – капитана. Если учесть, что только 8 одаренных имели военное образование, то эти итоги следует считать выдающимися; впрочем, одаренные, как правило, характеризовались многосторонностью.
Несомненно, что одаренные дети изучаемого уровня по своим возможностям на 2–3 года обгоняют свой класс школы, и это создает существенный барьер для их полного развития. Авторы считают целесообразным там, где нет специальных школ для одаренных детей, продвигать их на 1–3 класса вперед с тем, чтобы они работали с нагрузкой, более соответствующей их возможностям, а главное – чтобы они могли поступать в колледж самое позднее в 17 лет, а лучше – в 16.
Ценность исследований Термана и его сотрудников существенно умаляется тем, что итоги зависят от двух комплексов переменных, от подлинной генетической одаренности детей, отобранных по признаку высокого IQ, и от тех преимуществ, которые они уже детьми имели в силу значительно более высокою интеллектуального статуса семьи и в силу более сильной семейной традиции получения высшего образования, причем повышенная умственная активность подразумевалась как нечто само собой разумеющееся, в таких семьях действуют постоянно бесчисленные импрессинги, которые во много раз усиливают мотивацию по сравнению с менее интеллигентными семьями. Ясно также, что более высокий интеллектуальный, частично также и социальный и имущественный, статус семьи одаренных существенно облегчает им поступление в колледж, окончание его, дальнейшее продвижение и т.д. Ясно, что в других социальных условиях дети, выделенные тестированием как одаренные, могли принадлежать к иным социальным прослойкам, иметь меньше последующих преимуществ. Но разделение роли социального и генетического возможно только при использовании близнецового метода. Поэтому установленный группой Термана факт, что высокий IQ при тестировании младшеклассников имеет большое прогностическое значение, верен только постольку, поскольку тестированием выделяется группа детей, у которых одаренность сочеталась с благоприятными семейно-социальными условиями предшествующего и последующего развития, а также и реализации даровании.
Гораздо более общее значение имеет установленный группой Термана факт полной «нормальности» высокоодаренных детей и их родичей – это снимает ходкую версию о связи одаренности с психопатичностью и психозом. Важно то, что одаренные дети получают свои знания помимо занятий в школе и по знаниям и развитию обгоняют свой школьный класс на 2–3 года. Таким образом, частично они зря теряют время во время школьных занятий.
Если Терман в соответствии с имевшей место 30 лет назад среди американских психологов тенденцией к недооценке социальных факторов, вкрадывавшихся в эксперимент, недостаточно четко разделяет причины и следствия, то все же он отдает должное «случаю», т.е. в конечном счете социальным факторам в реализации таланта: «Многое зависит от мириадов факторов, от случая, от обстоятельств, – пишет Терман, – если бы не колониальная политика Георга III и его кабинета, то Вашингтон мог бы остаться лишь уважаемым плантатором, довольно видным в делах колонии Вирджиния. Мы, вероятно, никогда не услышали бы о Ньютоне, если бы его дядя не дал ему возможность поступить в Кембриджский университет. Мы могли бы ничего не услышать о Фарадее, если бы Гемфри Дэви не открыл бы его талант и не сделал его своим протеже и помощником. Шанс Дарвина стать знаменитостью мог решиться его случайным участием в экспедиции «Бигля».
В своей замечательной книге «Использование талантов» Д.Уолфл приводит интересные данные, в частности, по проекту «Меrit», о связи между уровнем способности, оказываемой молодым людям поддержкой и стремлением к получению высшего образования. Обследование показало, что из 1550 одаренных старшеклассников 1336 получили предложение финансовой помощи для обучения в колледже и только 30 не поступили, тогда как из 209 не получивших ни стипендии, ни предложения финансовой помощи не поступили в колледж 50 человек. Иначе говоря, из получивших финансовую поддержку не поступили 2%, из не получивших ее не поступили 25%. Подчеркивается, что речь идет о высокоодаренных молодых людях. Но автор подчеркивает, что к окончанию средней школы у молодого человека уже создались прочные навыки и любовь или нелюбовь к учению, у него сложились интересы, на него уже оказала свое влияние среда и для полного охвата потенциальных талантов педагогическое вмешательство должно начаться очень рано.
В заключение этого раздела необходимо сказать о некоторых задачах, стоящих в связи с развитием и реализацией талантов перед педагогической генетикой.
Одна из самых больших и, к сожалению, часто случающихся трагедий – выбор специальности не по профилю способностей, не по интересам. Это, в принципе, касается всех – от будущих академиков до чернорабочих. Педагогическая генетика может и должна разрабатывать методы ранней дифференциации. Это не только выявление профиля способностей и дарований. Это создание оптимальных условий воспитания и образования. На сегодняшний день имеется достаточно обширный опыт, который доказывает, что специализированные школы не очень-то успешно «порождают» гениев. Возможно, что создаваемая зачастую в таких школах «тепличная обстановка» оказывается не слишком благоприятной для развития и активизации способностей. Возможно, что в эти школы, например математические, отбираются не наиболее математически одаренные дети, а ученики наиболее одаренных педагогов. Ранний отбор блестяще оправдал себя в музыке, балете, шахматах, но при этом именно в таких областях в высшей степени проявляется однобокость, особая узость развития.
Установление громадной роли генетики в формировании интеллекта указывает на необходимость применения принципиально новых форм массовой стимуляции младенческо-детского умственного развития, раннего отбора и специализированного индивидуального образования, соответствующего безграничному разнообразию индивидуальных дарований. Эта программа чрезвычайно трудна. Но ее постановка затребована научно-технической революцией, ее выполнение надо срочно подготавливать, и надо безотлагательно убирать те барьеры, которые поставлены не только непониманием значения генетики человека, но и той демагогией, которая организована вокруг генетики человека.
Только из-за этой демагогии мы вынуждены здесь упоминать о само собой разумеющихся положениях, что проблемы педагогической генетики и раннего тестирования способностей должны разрабатываться в первую очередь педагогами и психологами, имеющими некоторую генетическую подготовку; медикогенетик может играть только консультативную роль.
Программа исследований должна быть долголетней и может быть введена в практику лишь после апробации на отдельных школах опытно-показательного типа.
Ранний подбор оптимальной специализации, разумеется, должен быть лишен малейших элементов принудительности. Он должен носить характер осторожной подсказки родителям и ребенку.
Но где в СССР разрабатывают и апробируют методы раннего тестирования бесчисленных видов одаренности, которые нужны человечеству? Где те методы прогнозирования реального потолка развития посредственной способности? Где принципы компенсации одной, посредственной, способности другой, выдающейся? Где та концепция выявления и развития способностей ребенка, на которые могла бы опереться современная педагогика, современная семья?
Мы показали, как осуществляется на Западе демократизация капиталистической элиты за счет одаренных выходцев из «низов» – это процесс медленный и далеко не совершенный. Но он идет, а теперь резко ускорился. Множество проектов, массовое тестирование, массовый отбор одаренных, привилегии, создаваемые этой группе, в течение ближайших десятилетий приведут к тому, что во главе всех отраслей знания, науки, техники, искусства капиталистического мира окажутся высокоодаренные люди. Этот процесс затрагивает и руководителей, и администраторов, и менеджеров. Можно, конечно, думать, что этот социальный отбор не уравновесит недостатки капиталистического строя. Но современная, продуманная и взвешенная система социального отбора действует, и это ко многому обязывает.
Мы должны ясно представлять стратегическое значение происходящих радикальных изменений в системе образования и социального отбора в США и союзных с ними странах. Эти изменения вынуждают к радикальным же переменам в странах социализма. И много лучше, если все необходимое будет сказано в жесткой тезисной форме задолго до того, как это же обнаружится в форме лавинообразных неудач.
Для того чтобы вооружить педагогическую генетику методами тестирования способностей, надо не только преодолеть боязнь, испытываемую подавляющим большинством психологов по отношению к тестам, боязнь, порожденную постановлением ЦК ВКП(б) от 1934 г. по поводу педологии (предвестник победы лысенковщины), надо еще их переучить, равно как и психологов-старшекурсников.
Что гораздо важнее, мобилизация этих кадров не покроет и 1% насущной потребности. Следовательно, надо срочно вооружать и студентов педагогических вузов методами тестирования и сделать специальность тестологов-психологов массовой. Но и в ходе этого процесса, сочетающегося со все расширяющимся тестированием школьников, пройдет 10–15 лет, прежде чем система начнет давать достаточно большой выход талантов. Следовательно, руководству образованием надо срочно приступить к необходимым мерам. Эра научно-технической революции неизбежно становится эрой педагогики, распространенной на младенчество и детство, эрой психотестирования.
Задачи педагогической генетики, исследовательские, практические и прикладные, бесконечно разнообразны и, по существу, неисчерпаемы. В период, когда этой науки почти еще не существует, трудно с позиций науки, ее только порождающих, наметить ее цели, задачи и будущую повседневную практику. Ясно, что она смыкается с педагогикой, психологией, даже с психиатрией, с неврологией, генетикой человека, медицинской генетикой. Ее задачи не сводятся лишь к индивидуализации педагогического процесса, к усовершенствованию его рецептурологии. Ее задача шире: как можно более полное воздание должного – среде и должного – генетике.
Стоит ли задумываться над фактом неисчерпаемой наследственной гетерогенности и высокой мерой наследственной, врожденной детерминации бесчисленных видов одаренности? Ведь можно убаюкать себя великолепными цифрами роста среднего и высшего образования в стране. А раз дело обстоит «так благополучно», то нет нужды оглядываться на то, что практичные янки ввели у себя гигантскую систему тестирования, тем более что каждый советский «теоретик» от педагогики тут же добавит, что «у них» 20–30% подростков получают очень скверное образование.
Казалось бы, введение широкого среднего образования, демократизация контингентов поступающих в вузы обеспечивают любую страну неисчерпаемыми фондами талантов и гениев.
В действительности же дело обстоит совсем иначе и лет пять назад сенатская комиссия США, запуганная сообщениями Пентагона об огромных технических успехах СССР, внимательно изучив состояние подготовки кадров, науки и техники Союза, пришла к выводу: наука, техника и преподавание в СССР неплохо организованы для того, чтобы постоянно нагонять США, но очень плохо подготовлены для того, чтобы США обогнать.
И не надо удивляться тому, что подавляющее число зарубежных ученых не испытывают потребности ни в знакомстве с советскими научными работами, ни в знании русского языка. Более того, и советские ученые и ученые, стран социалистического лагеря гораздо интенсивнее изучают западную научную литературу, чем советскую. Конечно, здесь немалую роль играет и практика научных издательств, пожалуй, в последнюю голову озабоченных тем, чтобы выпускаемые ими труды были сделаны «по последнему слову науки». А ведь именно таковым было условие, обязательное для русских издательств периода, предшествовавшего Первой мировой войне. Но прежде всего – уже давно наметившееся реальное отставание в науке, в технологии, во всех областях, в которых требуется приложение высочайших интеллектуальных усилий, в которых необходимы свобода творчества и свобода мысли.
Так что же нужно делать сейчас, чтобы через несколько лет быть вооруженными и подготовленными к неминуемому кризису постановки образования, отбора и реализации талантливой молодежи, чтобы заранее подготовить ответы на вопросы, которые жизнь уже ставит?
Совершенно ясно, что для успешной конкуренции с методами подготовки, отбора одаренных и перспективных молодых людей, которые вливаются ежегодно в науку и технику во всех странах, необходимо разработать и ввести эквивалентную систему отбора и развития талантов.
ИМПРЕССИНГ
1. Общие принципы
Наряду с признанием большого значения наследственной одаренности, в связи с успехами науки о поведении – этологии (напомним, что в 1973 г. Нобелевскую премию по медицине получили австрийские этологи Конрад Лоренц, Карл фон Фриш и голландский этолог Нико Тинберген), стало выясняться огромное значение для развития личности ранних впечатлений. Сначала на животных, потом на младенцах и детях выяснилось, что младенческие и детские, подростковые впечатления определяют не только уровень впоследствии достигаемого интеллекта, но и эмоциональную сущность индивида, его ценностные критерии, причем строго стадийно и нередко необратимо. На смену непроверяемым тезисам фрейдизма пришли пусть недостаточно точные, но в общем убедительные эксперименты, в частности данные, на основании которых Б.Блум выработал свои оценки роли богатства и скудости внешних впечатлений, стимуляции умственного развития или безразличного отношения к нему, для последующего уровня достигаемого интеллекта, причем не в экстремальных условиях депривации или усиленной стимуляции развития интеллекта ребенка, а в условиях, близких к типичной, широко распространенной норме.
Правило Блума гласит, что интеллект ребенка можно в первые четыре года повысить оптимизацией внешних воздействий по контрасту с относительной скудостью их на 10 единиц, оптимизацией в 4–8 лет на 6 единиц, в 8–12 лет – на 4 единицы.
Оказалось, что именно в младенческие и ранне-детские годы накапливается масса информации, сведений (что подметил и Л.Толстой), что детские годы необычайно важны для формирования интеллекта и что уже интеллект девятилетнего ребенка очень точно предсказывает будущий потолок. Мы уже приводили данные об огромной роли наследственности. Но здесь важно подчеркнуть необычайно важную роль детских лет в формировании интеллекта, склонностей, ценностных параметров.
Соответственно, в современном высокотехнизированном обществе необычайно возрастает роль родителей, в особенности матери, роль воспитательниц ясель и детского сада в формировании личности. С необычайной четкостью опыт тестирования выяснил не только значимость общего интеллекта, но и малую зависимость множества частных способностей друг от друга, а также возможность их раннего выявления, и главное – значения их раннего развития. В качестве основной задачи возникает создание раннего оптимального импрессинга, раннего определения способностей и развития тех способностей, которые имеются.
Парадоксально, но понимание того, что именно возраст от 0 до 10 лет является наиболее чутким к влиянию среды в развитии интеллекта, заставляет придавать огромное значение уровню педагогического и родительского воздействия и поощрению любознательности именно на уровне ясельного, детсадовского возраста и первых классов школы. Это вовсе не равнозначно созданию тепличных условий. Наоборот, это означает постановку все новых задач перед детской и подростковой пытливостью.
2. Определение импрессинга. Импрессинги как основные детерминанты пожизненных установок
Подчеркивая громадное значение ранних впечатлений, следует подчеркнуть, что прочно вошедшее в зоопсихологию и этологию понятие импринтинга должно войти и в педагогическую генетику.
Напомним, что вылупившиеся из яйца утята начинают сразу следовать за первым крупным предметом, который они видят. Эта инстинктивная реакция в норме целесообразна, потому что утята следуют за уткой. Но инстинкт эволюционно доведен лишь до практически необходимой точности, и если вылупившиеся утята увидят рядом с собой не утку, а другой движущийся крупный предмет, например человека или собаку, то они и будут месяцами шествовать за человеком или собакой. Врожденный инстинкт, будучи в критический момент обманут, закрепится надолго на ложном объекте.
Явление, сходное с импринтингом, существует и у человека. Оно заключается в наличии очень четких необратимых стадий формирования, стремлений, предпочтений и влечений и означает, что у человека уже в младенчестве, детстве, отрочестве, юности формируются и фиксируются, зачастую пожизненно, те ценностные критерии и подсознательные решения, которыми он будет руководствоваться, несмотря ни на что.
Применительно к человеку сходное с импринтингом явление, которое носит несомненно более сложный, чем у животных, характер, мы назвали словом «импрессинг».
Всего лишь два примера.
Сестра и мать Жака Оффенбаха убаюкивали его в колыбели одним и тем же вальсом. Первые восемь тактов были с ним пожизненно, и, вероятно, поэтому его оперетты так насыщены вальсами. Стал ли Оффенбах таким талантливым, потому что запомнил во младенчестве музыку, потому что у него рано разбудили музыкальную восприимчивость и наклонности? Или он запомнил музыку потому, что был поразительно одарен, независимо от младенческих впечатлений? Создала ли услышанная в младенчестве музыка пожизненную установку? Что это – «импрессинг» или сверхраннее необратимое развертывание генетической информации под влиянием внешнего стимула?
Восьмилетний Артур Комптон однажды пришел к своей матери с толстой тетрадью, в которой, как он сообщил, содержатся почерпнутые из множества книг факты, а также его собственные соображения, доказывающие, что общепринятые представления о трехпалости индийских слонов и пятипалости африканских неверны. По его мнению, имеет место обратное, чему в тетради приведены доказательства.
Мать Комптона чрезвычайно серьезно похвалила его за то, что он так тщательно подошел к изучению этого вопроса. Лет через 30 мать спросила Комптона, уже давно Нобелевского лауреата по физике (1927), помнит ли он этот случай. Сын ответил, улыбаясь, что помнит, конечно, и, если бы мать тогда рассмеялась, то его любовь к исследованиям угасла бы навсегда. Импрессинг?
Зарождение потенциального гения или выдающегося таланта, происходящее во время зачатия, определяется прежде всего генетическими факторами – тем сочетанием генов, которое наделяет оплодотворенное яйцо исключительно благоприятной комбинацией наследственных задатков.
Развитие, развертывание, проявление этих задатков в огромной мере определяется социальными факторами – семьей, условиями младенческого развития, обществом, которые воздействуют на формирование личности.
Но и характер, и результат этого средового воздействия в большой степени зависит опять-таки от наследственных задатков, потому что в случае тех или иных врожденных свойств одно и то же воздействие может привести к совершенно противоположным результатам. Вопрос: «Каким образом воздействует среда на конкретного человека?» – можно переформулировать: «Что из многообразия средовых воздействий может оказаться для данного человека импрессингом?»
Есть животные, чье поведение целиком определяется запрограммированными инстинктами, а есть животные обучаемые. У первых обучение играет второстепенную роль. У вторых (человек относится именно к этой группе) естественный отбор шел в огромной степени на сверхраннюю обучаемость, когда детеныш еще практически беспомощен, несамостоятелен. Это понятно: как только он станет самостоятельным, обучаться станет почти некогда, так как надо будет добывать пищу, заводить брачных партнеров, вынашивать или выкармливать собственных детей.
У человека, так же как и у обучаемых животных, в индивидуальном развитии есть некоторые «критические» моменты, во время которых наиболее сильно, наиболее глубоко производят впечатления (запечатлеваются) определенные воздействия внешней среды, причем если у животных при импринтингах такой критический момент неизменно падает на первые мгновения жизни, то у человека их несколько и приходятся они на разные стадии младенческого, детского и даже подросткового возраста. Для разных людей импрессингами могут служить разные явления, избирательность же событий, могущих быть наиболее яркими импрессингами, определяется конкретным содержанием врожденных свойств человека.
Например, для Софьи Ковалевской таким потрясшим ее впечатлением оказались увиденные ею в три года ряды огромных цифр на стенах, оклеенных какой-то бумагой (в доме готовились к ремонту).
Импрессингом может стать услышанная в «подходящий момент» музыкальная пьеса или какая-нибудь потрясшая душу история, рассказанная няней, или вид несчастного больного, которому не может помочь врач.
Импрессинг иногда пожизненно, но всегда на очень долгий срок определяет многие мотивы деятельности человека, его цели, его ценностную шкалу.
Однако до сих пор не удается вычленить более узких возрастных рамок, периодов, в которые импрессинги действительно оказывают максимальное воздействие. В настоящее время ясно, что в развитии младенца, ребенка, подростка они существуют.
Несомненно, что на долю детей и подростков, по социальным признакам как бы и однородных, выпадают совершенно разные импрессинги, не говоря уже о том, что разные генотипы определяют тот факт, что из одинаковых воздействий среды разные люди воспримут в качестве решающих и основополагающих разные импрессинги, сформируют разные жизненные идеалы, да и устремление к их реализации может принять разный характер и интенсивность.
По-видимому, многие психологические компоненты одаренности и гениальности развиваются лишь при стимулирующих воздействиях в чувствительный младенческо-детский период. Очевидно, что и реализация потенциальной даровитости и даже гениальности в высокой степени зависит от направленности младенческо-детско-юношеских впечатлений.
Весьма вероятно, что значительная часть детей, непрерывно проходивших через обычные ясли и детские сады, к школьному возрасту, точнее, ко второму классу школы, оказались бы вполне подходящими для перевода в школу для умственно отсталых, потому что многие из так называемых «задержек развития» по прохождении необратимых стадий, на которых возможен импрессинг, уже неспособны наверстать упущенное. Однако положение спасает обстоятельство, которое мы временно назовем «принципом надкритической численности». Суть его в том, что с увеличением численности ясельного или детскосадовского коллектива резко и даже катастрофически возрастает вероятность возникновения и распространения инфекции (гриппозной, желудочно-кишечной, даже дизентерийной, и глистной), не говоря уже об обязательных простудах из-за предпрогулочного перегрева детей, одетых первыми и дожидающихся одевания последних. В результате ясли и детские сады приходится временно закрывать, ребенок переходит на попечение своей семьи, и таким образом интеллектуальная и этическая депривация довольно часто прерывается. В противном случае ясельное и детсадовское отставание детей было бы гораздо более резко выражено.
Трагедия воспитания, воспитателей и родителей заключается именно в том, что им не известны ни подлинно импрессинговые факторы, ни те моменты, может быть, годы, месяцы, дни и даже минуты, мгновения, когда конкретная ситуация превратится, окажется для конкретного ребенка истинным импрессингом, способным оказать максимально решающее воздействие. Может быть, именно раскрытие механизма импрессинга существенно снизит роль случайности в обучении и воспитании. Но явление импрессинга, будучи и непознанным, держит истинных педагогов в состоянии непрерывного напряжения, потому что только тактичность, неослабевающее внимание и собранность могут подсказать, когда, какую кнопку педагогического воздействия и в какой мере надо нажать, причем в каждом случае этот «нажим» должен быть предельно индивидуализирован. Даже при «анкетной» однородности детсадовской группы или школьного класса каждый индивид в ней обладает индивидуальной психобиографией, создаваемой присущей ему избирательностью актуальных импрессингов.
Решающие импрессинги чрезвычайно разнообразны. Они могут определять чрезвычайную причудливость индивидуальных этических норм, влечений и ценностных шкал. Раскрытие серий импрессингов, определивших индивидуальную норму, а тем более патологию – неимоверно сложная и благодарная задача психологии и феногенетики психических свойств. Но разрешение этой задачи таит в себе такие же опасности, как и использование кино, радио, телевидения, атомной энергии, как генная инженерия или психофармакотерапия. Познание тайны импрессинга может привести к созданию особой психотехники, способной формировать человеческую психику. И несмотря на все это, создание науки об импрессинге неизбежно.
Относительно немногие, но достаточно весомые примеры той стимуляции умственной энергии, которую дают некоторые аномалии обмена, как бы моделируют возможности стимуляции умственной энергии под влиянием закрепленных импрессингом ценностных шкал. Биохимическая генетика повышенной умственной активности только приподымает завесу над гигантскими потенциальными возможностями мозга. Реализация этих потенциальных возможностей – это область феногенетики, это область социогенетики, потому что аномалии обмена, конечно, могут «фенокопироваться» социальными стимулами.
Потенциальные возможности точного, «прицельного» педагогического воздействия в оптимальные для него периоды, невозможно переоценить. Конечно, Александр Македонский был гением, причем обладал одним из наиболее мощных биохимических эндогенных стимуляторов умственной и физической энергии – гиперурикемическим. Но и учителем его был Аристотель. И этот факт никак не менее важен.
Казалось бы, «ноосфера» (сфера разума, в смысле В.И. Вернадского и Тейяр де Шардена) позволяет сегодня миллионам детей становиться благодаря книгам, радио, телевидению «учениками Аристотеля». Но никакие заочные «аристотели», «песталоцци», «сухомлинские» без тесного общения со своим учеником не смогут правильно подобрать нужные клавиши, тем более исполнить симфонию потенциальных возможностей личности. Ту сложную, много лет развивающуюся симфонию, которая построена на импрессингах, то есть на формировании ценностных шкал, на пробуждении воли, настойчивости, целеустремленности, самоотверженности, альтруизма, социальности, чувства долга. Эволюционная и популяционная генетика человека разоблачает огромный вред нивелирующей массовой продукции, но она же вскрывает наличие почти у каждого юнца огромных потенциальных возможностей. Эволюционная и популяционная генетика, раскрыв неисчерпаемость разнообразия человеческих генотипов и их потенциальных возможностей, тем самым возносит на головокружительную высоту значение Педагога.
3. Импрессннги и значение ранне-детского периода развития
Английский психолог А.Карелл говорил: «Чем моложе индивид, тем легче создаются у него рефлексы. Ребенок может накопить обширные сокровища подсознательных знаний. Он легко обучается. Честность, искренность, храбрость развиваются у него теми же способами, что и умение бегать, карабкаться, плавать, гармонично стоять и падать, точно наблюдать все, говорить на многих языках, нападать и защищаться, повиноваться». Но любое качество в ребенке надо развивать. И эта забота чаще всего ложится на плечи семьи, родителей, в особенности – матери.
О роли матери в становлении и развитии не только и не столько интеллектуальных, сколько эмоциональных, этических, нравственных сторон личности было известно очень давно. Мать – это тот человек, который находится в наибольшей, наитеснейшей связи с ребенком с самого раннего его возраста, с первых минут жизни. И именно мать способна оказать наибольшее, наисильнейшее влияние на ребенка в самом раннем, но во многом и наиболее важном периоде развития.
Еще в XIX в. было сказано: «На кругосветного путешественника меньше повлияют все увиденные им нации, чем его нянька». Нянька часто заменяла мать детям, росшим в обеспеченных семьях, именно в первые месяцы, первые годы развития. Конечно, тут же вспоминается Арина Родионовна и глубочайшая к ней привязанность А.С. Пушкина.
Поэт Ральф Эмерсон говорил: «Большая часть цивилизации создана влиянием хороших женщин». Он, кстати, поведал, что во времена широкого применения детского труда в развивающейся английской промышленности на одной из крупных фабрик директор, прежде чем нанимать ребенка, справлялся о характере его матери, и если сведения были благоприятны, ребенка на работу принимали, так как была уверенность в том, что он будет вести себя как следует. Интересно, что на характер отца при этом внимания не обращали.
Наполеону принадлежит изречение: «Нам нужны матери, которые могли бы сами учить своих детей».
Хорошим подтверждением справедливости этого изречения является судьба Джорджа Вашингтона. Ему было всего одиннадцать лет, когда умер его отец. Мать Вашингтона, исключительно волевая, чрезвычайно деловитая, превосходно управлявшая своим имением женщина, сама учила и воспитывала детей. Джордж Вашингтон получил такое воспитание и образование дома, что впоследствии прославился как безупречный в нравственном и этическом отношении, непоколебимо надежный президент Соединенных Штатов Америки.
Мать и материнская любовь видится нам, впрочем, как и многим, кто занимался рассмотрением этой проблемы, как решающий фактор в развитии гения. Детство и юность гения – это история сдержанности, дисциплины, организации, сформированной в значительной степени именно материнским вниманием.
Невозможно переоценить роль матери в формировании ценностных установок. Как бы ни были убедительны доказательства запрограммированности наших внешних, первичных реакций радости, симпатии, дружелюбия или ярости, агрессии, ясно, что эта природная, инстинктивная запрограммированность объясняет лишь малую часть того, что и почему мы знаем, любим, ненавидим, говорим, делаем, думаем, чувствуем. Наследуемые особенности всех этих видов высшей нервной деятельности являются по преимуществу лишь основой – если их не задействовать, не повлиять на самого человека тем или иным способом, то масса наследственных задатков, заложенных в генотипе, так никогда и не проявится. Ибо именно оптимальное или отрицательное влияние на ребенка или подростка может побудить его интересоваться или пренебрегать знаниями, читать или не читать, заниматься искусством или исключить его из своей жизни. Только то или иное влияние может привить этические или антисоциальные, антиобщественные установки. Только то или иное влияние сформирует понимание того, что считать добром, а что – злом.
Американская исследовательница Джуди Джосслин сформулировала еще в 70-е гг. предположение о наличии у человека внутреннего стремления и способности любить других: биологическая потребность младенца в матери развивается в потребность быть любимым и любить, становится основой чувства безопасности и доверия. В подтверждение этого факта она описывает чувство одиночества у чрезвычайно даровитых детей, «вундеркиндов», которые, рано став самостоятельными, научились обходиться без матери, из-за чего у них не развились ни способность любить, ни чувство привязанности.
Атрофия способности любить обнаруживается и у детей при «госпитальном синдроме». Этим синдромом страдают дети, которые оказываются на долгий срок оставленными в домах младенца или больницах из-за болезни матери или по каким-нибудь другим причинам. Таким детям уделяется мало индивидуального внимания, мало тепла, их мало любят. В результате у них не развивается ответное чувство привязанности, потребность любить другого человека, другое живое существо. Возникают замкнутость и черствость.
Но тесная, нерасторжимая связь матери и ребенка позволяет в наибольшей степени развиться не только эмоциональным, но и интеллектуальным сторонам личности человека. Обучаемость как типично возрастное явление, необычайно быстрый рост знаний в детском возрасте созданы грандиозными силами естественного отбора. Ребенок к восьми годам уже достигает 90% всех своих интеллектуальных возможностей. Если до этого возраста их не задействовать, не развить, не открыть, есть большая вероятность того, что они останутся втуне. Конечно, и все последующее развитие, и «взрослая» жизнь человека важны, а иногда и фатальны. Например, в случаях тяжелого алкоголизма, наркомании, грубых черепно-мозговых травм – в таких случаях все полученное и развитое в детском возрасте может быть стерто, уничтожено. Однако, как правило, в обычном ходе вещей вся остальная жизнь человека – это отделка того здания, которое выстроено в детстве.
Отчасти любознательность, любопытство и исследовательский инстинкт исчезнут с годами как бы сами собой, так как эти явления в высшей степени возрастные. Естественный отбор, творя человечество, неустанно работал над тем, чтобы эти качества наряду с обучаемостью вообще, и с впечатляемостью (импрессинги!) в частности, развивались именно в детском возрасте. Но нужно отметить, что в ясельных, детсадовских, школьных и даже в семейных условиях очень большие усилия взрослых направляются на то, чтобы превратить ребенка в существо минимально неудобное, непроказливое, не надоедливое, поменьше спрашивающее, минимально любопытное, минимально инициативное, максимально инертное. И это вполне понятно, потому что ни в семье, перегруженной повседневными заботами, ни в детских учреждениях, ни в школе нельзя управиться. Почемучка постепенно превращается в существо, принимающее установления и факты такими, какие они есть, и теряющее интерес к причинно-следственным связям – интерес, который впоследствии может понадобиться не только исследователям, изобретателям, новаторам, но и инженерам, врачам, педагогам, экономистам, каждому технику, рабочему, крестьянину.
Сколько гибкости, стойкости надо проявить, сколько энергии надо потратить ребенку, чтобы сохранить все те черты, которые связаны с творческой любознательностью. И тут опять приходится вернуться к тому факту, что и гибкость, и стойкость, и энергия — в огромной мере врожденные свойства. Однако ежели бы прежде всего мать, а также воспитатели и учителя понимали, сколь важно различать в ребенке его особенности и склонности, многие бы чрезвычайно одаренные люди с юности, с детских лет могли бы начать восхождение на доступные им вершины человеческого духа.
Предоставим слово психологам.
Г.Люккерт утверждает, что педагогическая активность должна охватить не только дошкольников, не только возраст детских садов и яслей, но даже и грудных детей. Стало ясно, что уже в первый год происходят гораздо более сложные восприятия и ориентации, чем это думали раньше. Исследования ЭЭГ и ЭКГ показали, что мыслительные процессы начинаются уже в первый месяц после рождения. Уже в это время оптимальным является наличие достаточного диапазона сенсорных восприятий, возможностей и стимулов для обучения. Недостаточно лишь эмоциональной и социальной безопасности, недостаточно лишь полного и постоянного эмоционального контакта с матерью или заботливым персоналом. Более того – чрезмерное оберегание и сверхопека замедляют развитие младенца. Люккерт считает, что для оптимальной стимуляции умственного развития младенцев и детей совершенно недостаточен обычный здравый смысл и имеющиеся научные данные. Нужно и изучать, и переучиваться.
Известно, что любое длительное и значительное безлюбовное отношение к младенцу понижает его устойчивость к болезням, развивает апатию и грусть, задерживает развитие интеллекта. Грудного ребенка, если он не спит, надо почаще брать на руки и слегка укачивать. С самого рождения он должен жить в атмосфере слова: родители, много и о многом говорящие с ребенком, стимулируют его духовное развитие и обогащают его словарный запас. Подобно тому, как чисто эмоциональный контакт с ласковой матерью или другим полноценным заменяющим мать человеком необходим для того, чтобы впоследствии могли образоваться другие эмоциональные связи, тогда как отсутствие ласки в чувствительный период младенчества приводит к необратимой утрате этой способности, отсутствие живой речи в чувствительный период исключает возможность обучения речи в дальнейшем.
Необходимо гимнастически-ритмическое воспитание, причем нацеленное не на атлетизм, а лишь на разнообразие и быстроту обычных движений. Уже в первые месяцы после рождения ребенка его развитие усиливается пением и богатством окружающих красок. Нить с разноцветными бусами или деревянные раскрашенные фигурки, подвешенные к кровати младенца, значительно ускоряют развитие. Присутствие взрослых также стимулирует развитие, причем очень важно обращать внимание маленького ребенка на цветы, на животных, приучать их к участию в повседневных работах.
На вопросы детей необходимо отвечать вдумчиво и приучать доводить однажды начатое до конца. Очень важную роль играет раннее самостоятельное чтение, и среди людей выдающихся оказалось, что поразительно многие научились читать задолго до начала школьного обучения. Однако нужно, чтобы в школе такие дети получали особые дополнительные задания для дальнейшего развития, иначе преимущество будет утрачено. Их особые успехи нужно признавать и поощрять.
Венский исследователь Галлуп, ссылаясь на американские работы, пишет: «Поразительно, в какой мере удается стимуляция творчества у детей».
«В самом раннем возрасте, – пишет Люккерт, – у них часто проявляются такие дарования, которые без систематической тренировки, вероятно, остались бы вовсе не реализованными. Производимые в настоящее время исследования с высокой вероятностью показывают, что большинство высокоодаренных испытали в дошкольном возрасте длительную и интенсивную стимуляцию духовного развития, а частью регулярно обучались в возрасте 4–6 лет. Но даже высокая одаренность обычно не может противостоять отрицательным внешним обстоятельствам».
Ранняя стимуляция и развитие ни в коем случае не истощает преждевременно духовные потенции человека. Наоборот, творческие способности – вообще свойство людей, но они требуют ранней индукции и поощрения, причем важную роль играет использование игрушек как средства обучения.
Хорошо известно, что недоедание матери во время развития плода и недоедание младенца наносят неизгладимый, а иногда даже фатальный ущерб последующему интеллектуальному развитию. В цивилизованных странах достигнуты большие успехи в области обеспечения младенцев доброкачественной пищей. Но проблема отнюдь не ограничивается хорошим питанием. Младенец и ребенок, не получивший вовремя достаточного внимания и ласки от матери, вырастает эмоционально оскуделым эгоистом, не получив достаточного богатства и разнообразия стимулов для развития любопытства, любознательности, теряет возможность дойти до своего потолка.
Существует четкое различие в развитии между «ясельными», «детдомовскими» и домашними детьми, но, несмотря на это, не следует считать обычное домашнее воспитание оптимальным! Далеко не все родители умеют и могут вовремя поощрять любознательность ребенка, отвечать на все вопросы почемучки, выявлять и направлять способности.
Несомненно, что отрывать мать от работы ради ухода за детьми не всегда целесообразно. Мать имеет право на реализацию своего и не материнского призвания. Но тогда надо очень жестко подсчитать, сколько экономится средств на перегрузке яслей и детсадов с малым числом не слишком щедро оплачиваемых и не слишком квалифицированных нянек и воспитательниц и сколько теряется общенационального достояния – интеллекта – из-за полной невозможности уделить каждому ясельному и детсадовскому ребенку индивидуальное внимание. Очень наглядно это сказывается и на такой частности, как овладение иностранными языками. Как известно, «дворянчики и купчики», да и дети из состоятельных интеллигентных семей обычно владели помимо родного, еще одним, а то и двумя иностранными языками. Никто не вообразит, что эти дети были наследственно одареннее нынешних детей. Но проходит критический период легкого овладения чужим языком! Язык, как и музыка, ритмика, физическая сноровка, – легко осваивается именно в детский период.
Вполне вероятно, что существуют периоды особой сверхчувствительности к этическим установкам, к визуальному восприятию, к эстетическому воздействию. Каждый из этих периодов ждет должного импрессинга.
Что особое внимание, уделяемое развитию ребенка, приносит громадные результаты, можно доказать «чистым» опытом. Швейцарская исследовательница Адела Юда, тщательно изучив семьи всех гениев народов германского языка за 400 лет, обнаружила среди них непропорционально высокое число первенцев. Для генетиков аксиоматично, что первенцы и непервенцы имеют совершенно одинаковые шансы на унаследование способностей. Значит, в обилии первенцев играет решающую роль социальный фактор: сын-первенец пользовался особым вниманием и преимуществом.
Повышенная реализация способностей у первенцев, притом не только среди выдающихся людей, но и среди даровитых подростков, причем не только там, где первородство обеспечивало наследование имущества, но и в США, чрезвычайно показательна. Л.Терман, изучая 1000 одаренных детей, с коэффициентом интеллекта 140 и выше, обнаружил среди них явно избыточную долю первенцев. Аналогичные данные получил Альтус (Atus W.D.,1966), изучая в США результаты общенационального соревнования студентов колледжей 1618 вышли в финал, но из 568, происходивших из семей с двумя детьми, не 55%, а 66% оказались первенцами. Из 414, происходивших из семей с тремя детьми, первенцами оказались не 33%, а 52%. Даже среди студентов из семей с четырьмя детьми не 25%, а 59% оказались первенцами. Генетически первенец в среднем одарен не более своих братьев и сестер, и следовательно, превосходство первенцам обеспечивают социальные факторы: может быть, рано возникающее чувство ответственности за младших, может быть, роль лидера и развитие соответствующих качеств, может быть, повышенное внимание родителей и их стремление обеспечить наилучшие условия развития именно первенцу.
Когда человек, в общем-то обладающий нормальным интеллектом, начинает, захлебываясь, рассказывать о никому не интересных поразительных успехах своего маленького ребенка, то он только проявляет родительский инстинкт, созданный естественным отбором на протяжении многих десятков тысяч поколений, отбором, который беспощадно выметает потомство, к которому родители не проявляли максимального интереса и внимания. Только в результате родительского внимания потомство оказывается оптимально развитым интеллектуально и оптимально развитым эмоционально. Это родительское внимание ныне приобретает особое значение из-за малодетности семей, когда развитием ребенка уже не могут заниматься братья и сестры. Фрэнсис Гальтон – гений, притом несомненно наследственный, но теперь можно не сомневаться в том, что вряд ли реализовался ли бы его гениальный генотип, если бы его развитием не занялась старшая сестра.
Луи Пастер – гений, на «лицевом счету» которого добрых полдюжины великих открытий, но стал бы он им, если бы у него не было храбреца отца, за подвиги награжденного Орденом Почетного легиона, если бы у него не было преподавателей и друзей семьи, заботившихся о его развитии? Когда еще безвестный Пастер занялся изучением воздуха в холерных больницах Парижа, кто-то заметил, что для этого нужна смелость. «А долг?» – возразил Пастер. И можно думать, что это чувство заставило его продолжать подвижническую работу и после парализующего мозгового кровоизлияния.
Прослеживая судьбу почти любого гения или таланта, обычно удается найти какой-то очень ранний средовой фактор – импрессинг, который создал и укрепил в нем и этические, и интеллектуальные нормативы, которые помогли ему преодолеть неизбежно предстоявшие невзгоды.
НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И СОЦИОБИОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
Значительная доля рецидивирующей, насильственной преступности исходит из семей с озлобленным отношением друг к другу и к ребенку. Жестокость и несправедливость, в особенности безнаказанная, преломляясь через мощно избирательный аппарат детской восприимчивости, может порождать стойкий эгоцентризм и антисоциальность.
При этом необходимо заметить, что во множестве исследований, занимавшихся преступностью второго поколения (дети преступников) при оценке криминогенности семейно-социальных условий прогноз оправдывается далеко не полностью. Далеко не все социогенно предсказанные преступник и становятся таковыми, а около половины реальных преступников-подростков имеют некриминогенную социобиографию. Но дело в том, что серии отрицательных импрессингов накапливаются не только в социально-неблагополучных семьях, но и в семьях обеспеченных, нераспавшихся. Необычайно пытливый и восприимчивый ум маленького ребенка не может не заметить глубокое социальное неравенство, живет ли он в семье нищей или бедной, или в обеспеченной, даже богатой. В зависимости от последовательности импрессингов и внутренних тенденций в ребенке может развиться и гипертрофироваться вектор социальной справедливости, вектор протеста, бунтарства, революционности, может развиться вектор самоутверждения, вектор потребности пойти по пути в высшее общество, вектор социал-дарвинистического презрения к нищим, бедным, неудачливым, преклонения перед властью, богатством, социальным успехом. И если восторженное отношение к ближайшему первому силачу, забияке, драчуну, хулигану, пожарному, моряку, летчику или врачу, милиционеру, офицеру носит обычно временный характер, устанавливаясь на месяцы или на год, то основная шкала социальных ценностей может закрепляться на десятилетия или пожизненно.
В эпиграфе к книге «Обыкновенный миллионер» стоят слова: «Ничуть не трудно заработать кучу денег, если ничего другого, кроме кучи денег, не нужно». Это вовсе не похвала «обществу всеобщих возможностей» – тому обществу, в котором каждый человек может стать богатым. Это и разоблачение, потому что если единственно важное – завладеть кучей денег, то нужно не только не брезговать любыми средствами, но нужно пренебречь и всем человеческим и человечным. Зрелище всеобщего стяжательства, хищничества, подавления и порабощения может порождать в мальчике и подростке из семьи с повышенным социальным статусом не менее преступные идеалы, чем у мальчика подростка из социально обездоленной семьи. Если считается, что ребенок к 9–10 годам приобретает практически полностью тот интеллект, с которым ему предстоит жить дальше, а в последующем развитии он обогащается только знаниями и умениями, то при этом интеллекте особая детская восприимчивость, ранимость и чрезвычайная, никогда потом не возвращающаяся обучаемость позволяют ему дедуктивно и индуктивно приобрести достаточно стойкие установки, которые только чрезвычайно упрощенно можно назвать асоциальными, антисоциальными или социальными. В действительности картография полюсов совестливости или бессовестности, конечно, несравненно сложнее. Родителям и педагогам, не знакомым с явлением импрессинга с его чрезвычайно индивидуальной избирательностью, остается только недоуменно разводить руками, когда птенец неожиданно уличается в совершении какой-то подлости, грубого правонарушения, преступления. Или удивляться, когда Наташа Ростова заставляет сгрузить с подвод все имущество, приготовленное к вывозу из Москвы, и взять на подводы раненых.
Импрессинг – явление, не ограничивающееся детски-подростковым возрастом. Специфическая восприимчивость появляется и в период полового созревания. Импрессинг первых любовных или сексуальных контактов может сохранять свое действие надолго и определять почти пожизненно установки, устремления, идеалы нормальные, самоотверженные, жертвенные и криминогенные.
Может быть банально прозвучит утверждение, что девушке, женщине самой природой отведена преимущественно жертвенная, самоотверженная роль, тяжесть вынашивания плода, муки деторождения, труды по уходу за ребенком и вместе с тем, в наибольшей мере, все еще трагически непостижимый, но самый важный для человечества труд передачи через поколения эстафеты ласки, внимания, заботы, любви, без которой ребенок вырастает почти неизбежно зверенышем, а с ней, с материнской любовью – криминогенноустойчивым.
Можно полагать, что импрессинг является одним из основных путей воздействия макро- и микросоциума на индивидуальное развитие личности. То есть импрессинг является основным социобиологическим инструментом воздействия на развитие и формирование личности. И в этом смысле, именно здесь биология должна сказать свое слово, даже в большей мере, чем в области генетической предетерминации.
Не сомневаясь, что альтруизм в широком смысле слова имеет биологическую основу, созданную групповым отбором в социальной фазе развития наших предков, мы ограничимся здесь лишь справкой о том, что есть ли такая общечеловеческая генетическая программа этики или нет, она может реализоваться только благодаря воспитанию, под воздействием среды. Высокие коэффициенты интеллекта 10-13-летних подростков гарантируют их умение разбираться в любой фальши.
Из пяти «К», к которым в прошлом была прикована женщина – Kinder, KЃche, Keider, Kirche, Kaiser (дети, кухня, платья, церковь и кайзер) – социальная революция и материальный прогресс освобождают женщину от четырех последних. Но требования современного общества, понимание значения самых ранних детских лет и надлежащего влияния матери должны доставить женщине, воспитывающей маленького ребенка, и надлежащую высочайшую престижность и материальную обеспеченность. В отношении индукции альтруистических эмоций, в отношении импрессинга, как мы уже говорили, мать в первые годы жизни ребенка, по-видимому, почти незаменима.
Массовая, дикая жестокость и бессовестность, с которыми столкнулось человечество в XX в., может быть, частично объясняется тем рационалистическим пренебрежением к семейным условностям, которое развилось в веке предшествующем, а также тем, что гангстеры уголовного и политического типа частично уже с детства формировались и действовали в коррумпированной среде, в отрыве от нормальной семьи или под воздействием отрицательных семейных импрессингов. Мафиози, спекулирующие банкиры и другие деятели этого же типа нередко вырастали в семьях с культом насилия или чистогана.
Гитлер изображал идиллически свое детство, и мало кому известно, что его отец, мелкий служащий и домашний тиран, не только был алкоголиком, но и постоянно избивал свою намного более молодую, напуганную им жену. Итог такого импрессинга общеизвестен, но любопытны мелкие частности: Гитлер абсолютно ни к кому не был привязан, был абсолютно жесток даже к ближайшему окружению. Еще лет за 5–8 до его прихода к власти, Людендорф (инициатор провоза в 1917 г. российских большевиков из Швейцарии через Германию в запломбированном вагоне) писал своим друзьям о том, что Гитлер любого предаст ради своей выгоды.
Понимая основополагающее значение именно ранне-детского периода развития, психологи (Люккерт) сформулировали 10 фундаментальных принципов, которые должны лечь в основу воспитания и образования.
Поощрение образования нужно рассматривать не как одну из многих, а как первоочередную задачу общества.
Развитие одаренности – дело не только школы, но и семьи, и детского сада.
Результаты исследований по обучению и развитию с помощью особых стимулов и рекомендаций позволяют существенно ускорить развитие всех интеллектуальных функций ребенка во всех отношениях.
В образовании и развитии, воспитании и обучении важными являются дошкольный и школьный период.
В первые шесть лет контакты и воспитание формируют не только основные характерологические особенности, но и уровень интеллекта, а также особенности дарования.
Повышение интеллекта имеет теперь – в период растущих школьных и профессиональных требовании – особо большое значение.
Развитие умственных способностей влияет положительно на развитие других свойств личности (например, общую настроенность, готовность помогать, совесть).
Надо побуждать маленьких детей к свободным играм, затем присоединяя обучение и творчество.
В совокупности образовательных мероприятий чрезвычайно важное значение имеет развитие речи. Нужно при каждой возможности побуждать ребенка точно называть предметы и происходящее.
Особое усиление одаренности и образования в дошкольном возрасте дает умение читать. Оно усиливает контакты между родителями и детьми, дифференцирует детское восприятие мира и разнообразит возможности ребенка.
Многие пункты могут представляться нам прописными истинами, но они решительно снимают опасения по поводу сверхраннего развития детей, они отражают понимание значения именно первых детских лет в формировании личности.
Казалось бы, генетика здесь не при чем. Нет, именно она показывает, что безграничная, неисчерпаемая биохимически-антигенная (а отсюда и психическая) разнородность людей диктует необходимость коренной, дорогостоящей, но самоокупаемой перестройки всей системы воспитания и образования, с рождения до формирования личности, причем именно с начальных этапов.
Путаница в педагогике в отношении массы импрессингов, воспринимаемых младенцем, ребенком, подростком, вызвана тем, что все импрессирующие генетически совершенно различны и то, что у одного при данных условиях фиксируется с неоспоримостью категорического императива, у другого (например, даже брата или сестры) пройдет бесследно. Следовательно, возникает задача индивидуального определения периодов импрессинговой восприимчивости.
Если они – эти периоды – есть, то они индивидуально различны в возрастном отношении и поэтому не очень улавливались педагогикой, хотя иногда и замечались наблюдательными родителями.
Возникает фундаментальный вопрос о возрастной шкале раскрытия дарований и еще более важный вопрос о потолках их возможного развития, а также вопрос о развитии этических нормативов. Сколько минут уделяет воспитательница конкретному ребенку? Хватит ли у нее педагогического умения разглядеть и поставить на место забияку, не только защитить обиженного, но и научить его давать сдачи, уметь постоять за себя, привить необходимое мужество, направить его на путь саморазвития? Не экономим ли мы на одном застегнутом государственном кармане десятки миллионов на яслях, детских садах и школах продленного дня, упуская из другого, дырявого, кармана на миллиарды потенциальных талантов?
Имеется богатейший ассортимент игрушек, способных развивать память, сообразительность, интеллект, комбинаторные способности, моторику, координированность движений любого ребенка в критическом возрасте 1–8 лет, и этот ассортимент можно продуманно расширять с прицельным расчетом на развитие эмоциональной и эстетической сферы.
Но есть ли у наших родителей, бабушек, воспитательниц время на то, чтобы не только вместе с ребенком спокойно, медленно подталкивая, наводя его на решения, правильно использовать даже уже существующие игрушки? Есть ли у них время хотя бы похвалить ребенка за успех, ласково пожурить, посоветовать? Есть ли у них в распоряжении телевизоры, переключаемые на детские программы, наборы игрушек, кубиков и конструкторов, наборы лото разной сложности, гимнастический и спортивный инвентарь, игры, развивающие общую и мануальную ловкость, внимание, память? С 4–5 лет должно начинаться игровое обучение чтению, элементам письма, иностранным языкам. Может быть, еще раньше должен начаться пересказ родителям всего увиденного и услышанного за день. Ребенок должен чувствовать, что его любознательность поощряется, а не сдерживается и что на его вопросы отвечают охотно и полноценно.
Очевидно, что это требует и от воспитательниц, и от родителей очень большого труда. Вполне естественно, что все это не актуально, если в детском саду на воспитательницу приходится 30 детей и 30 школьников приходится на одного учителя. Но ведь надо учитывать и перспективные возможности и перспективные потребности. Мы не компетентны в решении, даже теоретическом, того, сколько дополнительных свободных дней в неделю нужно предоставлять матери маленького ребенка, но в ходе осуществления научно-технической революции и в последующую эпоху потребуются молодые люди с гораздо более ранним и индивидуально-специализированным видом обучения, чем это имеет место теперь.
Положение критичнее, чем раньше, в начале века, когда ребенок жил в семейном коллективе, состоящем не только из матери и отца, но и 2–3-х братьев и сестер, нередко занимавшихся, учивших его и дома. Детские садики едва ли могут компенсировать внутрисемейное одиночество. А ведь детские сады и школы готовят не обеспеченных бездельников, а активных будущих тружеников научно-технической революции.
Общество обязано создать для педагогов всех уровней, от детского сада до школ включительно, достаточное материальное обеспечение и высокий общественный статус. Средства преподавания надо максимально разнообразить, исходя из принципа неспособности большинства учащихся усваивать материал только на слух, только на зрительную память, только рационально-ассоциативно, только эмоционально.
Необходимо разработать методики максимально раннего тестирования способностей, проводить это тестирование и консультировать родителей в отношении оптимальной ориентации увлечений подростка.
Конечно, чтобы реально поднять дело, потребуются немалые расходы. Их можно было бы в шутку назвать «подъемными затратами». Но если кому-то придет в голову подсчитывать эти «подъемные затраты», то делать это надо не ведомственно, а общегосударственно, и тогда станет ясно, что любые расходы обернутся большой экономией.
Обратимся к известным западным данным о том, сколько стоит образование и во что это обходится государству.
В США промышленность тратит на повышение квалификации персонала от 4 до 5 млрд долларов ежегодно.
За шестидесятые годы население США выросло на 14%. Число старшеклассников выросло на 55%, число студентов колледжей и университетов удвоилось, а стоимость высшего образования выросла на 186%.
Университеты и колледжи обходятся в 20 млрд долларов ежегодно, и считается, что в 1976–1977 гг. бюджет на высшее образование составит 41 млрд долларов. Теперь почти все девочки и мальчики поступают в старшие классы (High Schoo), и 80% их заканчивают, причем половина юношей и более 40% девушек поступают в колледжи. Число лиц, получающих степень доктора философии, возросло с 7000 в 1950 г. до 27 000 в 1970 г. Нехватка преподавателей в США закончилась, причем треть получивших высшее образование в 1966 г. поглотили школы. Около двух третей получивших в последние годы степень доктора философии работают в колледжах и университетах.
Заслуживает внимания то, что в США безработица наиболее сильна среди наименее образованных, тогда как в Индии 56% специалистов с высшим образованием были либо безработными, либо работали не по специальности. На Филиппинах треть медиков даже не начинала работать врачами, а в Бирме 40% инженеров, окончивших в 1961 г. институты, в течение полутора лет не могли найти себе работу.
Поскольку в 20 млрд долларов, затрачиваемых колледжами и университетами на высшее образование, не входят заработки, которые имели бы 7,5 млн молодых людей, если бы они не учились, а работали, а также некоторые другие расходы, то если учесть все это, стоимость высшего образования в США составляет ежегодно около 75 млрд долларов, то есть 10 000 на одного студента. Но считается, что в среднем человек с высшим образованием имеет заработок более высокий, нежели человек без такового образования. В среднем они зарабатывают дополнительно ежегодно сумму, составляющую 12–15% стоимости своего образования, и это повышение заработка позволяет считать капиталовложение в образование очень выгодным. По другим подсчетам, из 3,7% среднего прироста национального дохода с 1937 по 1957 г. около половины вызвано повышением уровня образования, позволившего лучше организовать работу (сюда входит и среднее, и техническое образование).
Ясно, что больше всего выигрывают от высшего образования наиболее одаренные, потому что в США в силу господствующих критериев успеха заработок, именно долларовая оценка, оказывается наиболее весомым. По другим подсчетам, в США лица с высшим образованием ежегодно возвращали обществу в среднем 25% стоимости своего образования, хотя возврат за среднее образование, в особенности техническое, был гораздо более высоким.
Хотя истинная отдача слабо соответствует заработку, но, в общем, молодые люди США очень выигрывают от получения высшего образования. Однако в колледж поступают те, кто сам хочет этого, плюс те, родители которых на этом настаивают. Поступлению в колледж часто мешает отсутствие средств или другие причины, но главной причиной является все же незаинтересованность.
Если в отношении яслей и детских садов можно и нужно предъявлять и требования, и экономический расчет, то по школе надо срочно начинать изучать. Что?
Принцип наследственной гетерогенности ясно показывает, что любой школьный класс – это 30–40 заведомо разных личностей, и, втискивая их в школьную программу, мы прививаем способным, рано развившимся смертоносную привычку бездельничать, мы гасим стремление ни дня не проводить без роста. Мы расхищаем время, нужное для самостоятельного чтения, мы прививаем привычку пассивно сидеть в классе как на заседаниях. Но мы не умеем даже толком определить спектр способностей и дарований учеников.
Казалось бы, вернейшее средство измерения интеллекта и дарований – школьные отметки. Но что-то не так уж блистательна отдача от первых учеников, которые иногда движимы родительским или собственным честолюбием, добиваются успехов в познании, но не в умении сопоставлять, обобщать, анализировать. Вероятно, не зря практичные янки стали больше опираться на результаты тестирования, а затем принимать во внимание фактор увлеченности.
Но прежде всего нет самых необходимых тестов.
Например, наиболее широко применяемые тесты, такие как Стэнфорд-Бине или «Личностный опросник», не пригодны для установления таких важных особенностей, как творческие способности.
По-видимому, задача индивидуального обучения, личного контакта учителя с учеником, принцип Корчака и Сухомлинского – иметь дело только с личностью, осуществима только при разукрупнении классов порядка 20–22 человек до восьмого класса, с девятого класса – по 15–17 человек. Научно-техническая революция ставит и преподавателей, и учащихся перед задачей научиться не только познавать готовые истины, но сопоставлять и обобщать. Очевидно, что поднятие престижности преподавателей школ, поднятие их квалификации, в частности психологической, неизбежно должны сопутствовать НТР.
Существующие относительно немногочисленные специальные школы, лингвистические и математические, совершенно не соответствуют разнообразию способностей, в развитии которых заинтересовано современное общество. Уже давно стало очевидно, что развитие науки и техники без соответствующего развития гуманистического начала не дает ни гармоничных личностей, ни достаточного числа специалистов, уже школой подготовленных к развитию гуманитарных знаний или к их преподаванию. Отсюда вытекает необходимость расширения разнообразия специальных школ, начиная со столичных и кончая областными центрами. Мы не будем перечислять возможные профили – историко-археологические, географические, литературно-поэтические, лингвистические. Мы считаем нужным только подчеркнуть значение общегуманитарного образования, становящегося, по-видимому, столь же важным, а также то, что образованием, то есть «приданием образа человеческого», надо заниматься с пеленок.
РЕФЛЕКС ЦЕЛИ
Совершенно немыслимо предположить, что мозг, например, гениального подагрика или сверходаренного циклотимика изначально структурно отличался бы от мозга обычного человека. Он как бы лишь функционирует более возбужденно, более стимулированно, более целеустремленно. Но разве стимул должен обязательно исходить от химического возбудителя? Разве таким стимулом не может быть личная творческая настроенность? Разве таким стимулом не может быть среда? Например, кружок людей, объединенных общими интересами, призванием, школой, направлением, идеей? Следовательно, наш нормальный, «обыкновенный», «заурядный» человеческий мозг потенциально способен справляться с громадными задачами. Недостает лишь стимула?
Нет, одного лишь стимула еще недостаточно – ни эндогенного, ни экзогенного. Человек, по-видимому, способен на все, но не ко всему. И если, по-суворовски, «каждый солдат должен знать свой маневр», то «по-генетически», каждый человек должен знать свой талант. Притом, чем раньше – тем лучше. Иначе индивидуальный путь не определится и не возникнет главное, то, что И.П. Павлов обозначил термином «рефлекс цели», то есть целеустремленность, нацеленность, беззаветное стремление к решению поставленной задачи. Импрессинг, которому мы посвятили так много места в предыдущем разделе, собственно говоря, и является тем моментом, который «формирует», указывает, проявляет цель.
Цель – это средовая переменная, которая вносит новый смысл в массу как будто бы противоречивых данных о культурной изменчивости развития интеллекта, а эта средовая переменная в то же время вырастает из нового множества эмпирических данных. Именно цель, намерение является основой действий, чем-то более, нежели возможностью, чем-то менее, чем принуждением. Неврологические исследования Гринфилда (1971) привели его к выводу о правильности наблюдений бихевиористов: люди могут быть «телеологическими машинами», то есть действовать гораздо более эффективно именно благодаря установленной цели.
Гринфилд показал резкое различие в быстроте обучения двух–трехлетних детей таким понятиям, освоение которых вело к цели, и таким, которые к цели (решению задачи) не вели: «Суть в том, что люди, по-видимому, учат то, что им нужно знать для достижения цели, поставленной средой, то есть учатся в том случае, если цель дает необходимую информационную обратную связь для инструментального поведения». Но существо дела в том, что в зависимости от ситуации главной целью ребенка или подростка могут оказаться очень разные вещи – из-за общих внутренних установок и активно или пассивно избираемой господствующей, значащей среды. Целью может быть как умение метко плевать на максимальное расстояние, как умение посмелее и половчее похулиганить, покуражиться, отстоять свою личность от покушающихся или даже не покушающихся на ее права родителей, так и решение математической задачи, понимание и знание поэзии, уединенное чтение очередного романа, обретение друга или подруги.
Наличие той или иной цели или задачи может носить чисто возрастной характер и не иметь особого прогностического значения. Существенно то, что именно на достижении той или иной цели нередко сосредотачивается масса усилий. Добиться смены цели нелегко, тем более что существующие истинные цели не обязательно осознаются или декларируются.
Мотивированность изучения чего-то или «обучения», «целевая структура» среды необычайна важна для развития интеллекта, при этом постоянные неудачи при попытке достижения поставленной цели могут стать (и становятся) очень серьезной помехой для развития интеллекта. Это приводит к сознанию бессилия, к переносу ответственности на внешний мир, к снижению критичности при анализе причин неудач. К решению проблем неудачник начинает подходить с позиций «авось», тогда как анализ связи его собственного поведения с результатом, то есть с неудачей, слабеет, равно как слабеет и стремление предвидеть результат. Исход приложенных усилий начинает рассматриваться как результат случайности.
«Но если люди обычно учат средства, необходимые для достижения желательных целей, то прекращение анализа связи средств с конечным результатом приводит также к прекращению изучения. Таким образом, неуспех планов индивида из-за каких-либо социальных или личных причин не только уничтожает побуждение к учению, но и губит структурные условия, позволяющие учиться».
Гринфилд иллюстрирует свои положения ссылкой на отчет американской группы исследователей, из которого явствует, что «отношение к школьному обучению как у белых, так и у черных детей зависело не от каких-либо объективных условий, как, например, биография ученика, качество преподавания и т.д., а преимущественно от того, сознавал и ощущал ли ребенок, что его дальнейшая судьба зависит от образования. В результате дети, которые постоянно терпели неудачи в своих попытках чего-либо достичь, переставали считать школу тем необходимым этапом, прохождение которого является средством достижения цели».
Это же относится и к влиянию матери на развитие ребенка. Чем больше мать четырехлетнего ребенка считает себя зависящей от внешних условий, тем больше шансов у ребенка иметь низкий показатель интеллекта и тем вероятнее он будет получать плохие отметки в шести-семилетнем возрасте. Особенно опасны в этом отношении следствия урбанизации: дошкольники-горожане получают гораздо меньше знаний о разнообразии мира, чем дошкольники в селах, и это губительно отражается на развитии сознательности, ответственности и инициативы, особенно в необеспеченных семьях.
Развитие детей страдает от отсутствия целенаправленной деятельности. И здесь очень важны наблюдения Зиглера и Баттерфилда (1969), по которым одни лишь мотивационные факторы могут поднять показатель суммарного интеллекта детей из детских садов на 10 единиц. Следовательно, задача педагогов – создавать ситуации, в которых ребенок с малых лет чувствует, что именно от него лично зависит достижение той цели, которую он себе поставит или ему поставят.
Однако в современных школах реально стоящие перед детьми цели становятся все более отдаленными от сиюминутной задачи. «В индустриальном, техническом обществе цепи, ведущие от средства к цели, становятся столь длинными, а средства столь обобщенными и, по-видимости, столь отдаленными от конкретной цели, что последняя легко теряется из виду. Действительно, слишком отдаленные конечные цели легко забываются вообще». В связи с этой констатацией Гринфилд возлагает надежды на реорганизацию образования, которое теснее свяжет обучение с соответствующими целями.
Иными словами, исследования в области экзогенных, средовых факторов развития интеллектуальных способностей ребенка приводят к признанию решающей роли интенсивности мотивации и целеполагания, в связи с чем именно этот аспект воспитания должен стать одним из центральных с самого раннего возраста.
Не исключено, что прежде всего интенсивностью мотивации обусловлена пробивная сила подростков, юношей и девушек, рано познавших нужду и унижения, в частности, массы молодых людей, приехавших в Америку в волнах эмиграции XIX в. и направивших все свои силы на единственную цель – добиться своего места в новой стране. В зависимости от содержания цели следовала «канализация» деятельности – предпринимательство, получение образования, творческая активность или – гангстеризм, мафия, уголовщина.
Сопоставление результатов раннего тестирования, школьных и университетских успехов с последующей отдачей в любых областях творчества показало, что при коэффициенте интеллекта свыше 110 творческая отдача почти одинакова при различных высотах его (130 – талант, 160 – гениальная одаренность). И это понятно. Под итоговым коэффициентом интеллекта 110 может скрываться бездарность в одних отношениях, деловитость в других или равномерно повышенная универсальная, но не слишком высокая одаренность. Решать будет не суммарная одаренность, а целенаправленность, и следовательно – увлеченность, которая, кстати, нередко вспыхивает в том направлении, в котором наиболее одарен индивид. Напряженность работы интеллекта подскажет, в чем он себя может полнее всего проявить.
Поразительная умственная энергия проявляется при наличии рефлекса цели, при упорной мысли однодумов в любой подлинно творческой школе – научной, живописной, скульптурной, литературно-поэтической. Интенсивную умственную деятельность может возбудить не только честолюбие, жажда власти, жажда богатства, почета, политического или сексуального успеха, не только гордость и тщеславие, но и любовь, сострадание, душевное благородство и десятки других альтруистических стимулов.
По словам Ньютона, он пришел к закону всемирного тяготения лишь в результате непрерывного, неотрывного, сосредоточенного размышления над этим вопросом.
Менделеев трое суток размышлял над закономерностями свойств элементов, до того как они у него «сошлись в таблицу».
Дарвин, разрабатывая эволюционное учение, дошел до того, что много лет сознательно отстранял от себя все книги и мысли, не относящиеся к теме его исследования.
Но ясно, что никакое напряжение мысли не создаст крупных ценностей, если отсутствует соответствующая комбинация наследственно детерминированных способностей.
Однако, как сказал Гете:
Что унаследовал от предковСам заслужи, чтобы владеть.
Невероятная, целеустремленная тяга к деятельности во что бы то ни стало более чем что-либо другое характерна для выдающихся людей.
Вероятно, она-то и заставила Наполеона, когда он в качестве друга казненных Робеспьеров остался не у дел, предложить свои услуги русскому царю. Есть версия, что Наполеон вернулся с Эльбы во Францию на «сто дней» после того, как он все возможное на островке уже переделал. Стремление к самопроявлению вовсе не всегда удел лишь безвольных Николаев Кавалеровых. Источником необычайного по своей силе стремления к обретению желанной цели вовсе не всегда является только зависть, честолюбие или желание обрести брачное оперение в любой его форме.
Хорошо известно, что большинство подлинно выдающихся людей обладало весьма ограниченным, узким честолюбием, не стремилось ни к власти, ни к блеску, да и в брачном оперении не нуждалось. Наоборот, для них характерна необычайная концентрированность на внутреннем содержании задачи и чрезвычайная напряженность мышления, отвлеченного от всего внешнего. Именно такую сосредоточенность обыватели зачастую принимают за признак ненормальности гениев.
Очень легко подвести под паранойю то упорство, с которым гений движется к своей цели. Лишь один пример: после выхода из печати книги «Мир как воля и представление» великий философ Артур Шопенгауэр 16 лет терпеливо ждет какого-либо отклика на нее. Затем он узнает от издателя, что тот продал тираж никем не покупаемой книги по цене старой бумаги, то есть сдал в макулатуру. После этого сообщения Шопенгауэр начинает писать вторую часть своей книги.
Паранойяльными можно счесть и те ценностные параметры, те ценностные координаты, которыми руководствуется гений. Гендель о временах своей нищей молодости пишет: «Когда я сидел за своим старым, изъеденным червями клавиром, то не завидовал ни одному королю в его счастье».
Когда Демокрит заявил, что ради нового открытия он отказался бы от персидского трона, это не было пустой фразой, хотя трон этот ему никто не предлагал. А Эмпедокл и Гераклит действительно отказались от царских тронов
Вагнер, нищий и одинокий, записывает: «Ничто не может меня по-настоящему огорчить, ничто не может потрясти. Мое существование совсем не связано со временем и пространством. Я знаю, что буду еще жить, покуда мне надо творить, поэтому я не забочусь о жизни, а творю».
Параноидным можно счесть и отношение гения к окружающему.
Мопассан горестно признается в том, что для него все становится предметом писательского наблюдения и самонаблюдения.
Леонардо да Винчи, работая в течение четырех лет, не мог закончить свою «Тайную вечерю», потому что в своих блужданиях среди преступных кварталов города никак не мог найти подходящую голову для прообраза Иуды Искариота.
Они осуществляют свою задачу неотступно, их не могут остановить никакие препятствия. Рембрандт, постигнув истину и величие простых старых людей, неустанно пишет их и только их, почти нищенствуя, хотя возврат к прежней манере письма сразу обогатил бы его.
Иллюстративна судьба великого английского математика Рамануджана (1887—1920), который на первом курсе Кунбакономского колледжа получил специальную стипендию за особые успехи, но, отдавая все свое время собственным математическим исследованиям, так и застрял на первом курсе, а затем был исключен из колледжа и при следующей своей попытке поступить туда через 6 лет провалился.
Из воспоминаний Рамачандра Рао, основателя Индийского математического общества: «В комнату вошел юноша, довольно полный, небритый и в несколько растерзанном виде, держа в руке потрепанную записную книжку; во всем его облике замечательными были только глаза – казалось, что они светились. Он был невыразимо беден. Он убежал из Кумбаконома в Мадрас, чтобы найти досуг для занятий математикой. Он ничего другого не хотел, не искал ни признания, ни почестей. Он искал досуга, т.е. просил, чтобы его обеспечили простейшей пищей без затраты сил с его стороны, чтобы он мог продолжать свои мечтания. Он открыл свою записную книжку и начал объяснять некоторые свои открытия. Я сразу же увидел, что имею дело с чем-то необычным. Я недостаточно много знал, чтобы понять его. Я попросил его прийти еще раз, и он пришел. Во второй раз он понял, что я мало знаю, и показал мне несколько более простых результатов. Но и эти результаты далеко выходили за пределы известных мне книг, и я уже не сомневался в том, что он – замечательный математик. Я был покорен и спросил его, чего же он хочет от меня. Он ответил, что он просит немного денег, чтобы существовать и заниматься своими исследованиями».
Как пишет В.Левин (1968) в своей книге об этом индийском гении: «Рамануджан имел в своем распоряжении только пару старых элементарных учебников и могучий математический гений». В результате начавшейся затем переписки Рамануджана с крупнейшими английскими математиками он получил с 1 мая 1913 г. от Мадрасского университета специальную стипендию в 45 рупий в месяц на 2 года. В 1918 г. он был избран членом Английского королевского общества, но в 1920 г. умер от туберкулеза. Как впоследствии писал Томас Харди, «судьба Рамануджана – худший известный мне пример вреда, который может быть причинен малоэффективной и негибкой системой образования. Требовалось так мало, всего 60 фунтов стерлингов в год на протяжении 5 лет и эпизодическое общение с людьми, имеющими настоящие знания и немного воображения, и мир получил бы еще одного из величайших своих математиков. Притом Рамануджан был человеком, в обществе которого вы могли получить интеллектуальное удовольствие, с которым вы могли за чашкой чая беседовать о политике или математике, умного человека, который, кроме того, был еще и великим математиком».
Рассказанную историю Рамануджана можно, конечно, толковать произвольно. Поэтому нужно подчеркнуть значение последнего из замечаний: Рамануджан не был «идиотом-ученым», он не был личностью, общая бездарность которой вызвала гипертрофированное развитие единственной способности. Нет, это был человек, у которого наряду с общей одаренностью был еще и специальный талант, и одержимость, совпадавшая по направленности с этим талантом. Точнее – это был гений. Можно, однако, вопрос поставить иначе: реализовался ли бы его гений без одержимости? Надо мысленно представить себе голодную, нищую Индию перед Первой мировой войной. Юноша попадает в колледж и за успехи получает стипендию. «Нормальный» и даже просто даровитый человек стал бы учиться всему, что положено, и переходить с курса на курс. Но гений, которым владеет непобедимый рефлекс цели, оказывается на это неспособным. Он должен всего себя отдать математическим исследованиям. В результате – нищета. Он одарен достаточно разносторонне, он умен, но одержим, т.е. у него свои собственные, господствующие над его жизнью ценностные параметры. В 26 лет к нему приходит некоторая известность, в 31 год его математическая гениальность получает величайшее признание – избрание в члены Королевского общества. Через 2 года он умирает от туберкулеза – почти несомненного следствия многолетней нищеты и лишений.
Но есть и обратные примеры. Гете, Рафаэль, Микеланджело, Веласкес, Тициан, Рубенс, достигнув славы и богатства, не захлебываются в них, но продолжают служить своему делу. Кун-Феликс совершенно прав, утверждая, что гений – это вовсе не результат навязанного извне труда, наоборот: гений сам порождает труд, внутренне вынужденный, постоянный, свойственный великим ученым. Во главе этой плеяды – Галилей, который решил, что лучше остаться живым и работать дальше втайне, чем погибать из-за глупцов.
Иногда цель, к которой призван гений, не сразу оказывается увиденной, вернее – «провиденной». Куда только не заносило будущих гениев непонимание области своей наибольшей отдачи, незнание своей точки, своего рычага: Лессинг изучал теологию и медицину, поэт Клейст – физику и философию, поэт Ленау – пожалуй, все, что угодно. Андерсен – математику, Мольер, Шуман и Сезанн – право, Ницше – филологию, Шопенгауэр – естественный науки, Собинов – юриспруденцию, Чехов, Булгаков – медицину, Ван Гог – миссионерство, Гоген – банковское дело. Но зато, найдя свою дорогу, как упорно шли они по ней до конца!
Примеры обратного рода мы приводили ранее и знаем, как часто у гения непостижимо рано проявляется нечто стержневое и как стойко он удерживается на своем призвании.
Высказывания всех великих людей о себе содержат и сознание своего величия, и сознание своего ничтожества. Именно это противоречие и является тем бичом, который не оставляет их ни на минуту в покое, подвигает на все новые подвиги труда. Обыденному сознанию это раздвоение личности очень легко подвести, точнее – подтянуть, в случае надобности, под шизофрению, равно как и целеустремленность обозвать паранойей или назвать «сверхценной идеей».
А.Эйнштейн («Физика и реальность») пишет: «Наше мышление протекает, в основном, минуя символы (слова) и к тому же протекает бессознательно».
Но какая концентрация мысли и воли нужна для того, чтобы бессознательно, без символов, решать проблемы эйнштейновского уровня? Какая сила художественного напряжения нужна Данте для выбора точных, единственных слов, для дара одухотворяющей детализации, из-за которой мы верим в правдивость образа или стиха?
Одной из самых загадочных сторон творчества многих философов, математиков, натуралистов, художников, поэтов и писателей является их реализм, точнее – сверхреализм. Все внешние впечатления существуют для них лишь в качестве отправных пунктов для перерабатывающего абстрагирования, экстрагирования, идеализирования, деформирования.
Деформация, утрировка, подчеркивание характерного, цветовые контрасты, отход от натурализма, собственное видение – почти обязательны. Можно стоять на позициях романтизма или даже ортодоксальнейшего социалистического реализма, но задача настоящего философа, ученого, художника одна – извлечь из внешних явлений их внутреннюю суть, их формулу, закономерность. А это значит ни много, ни мало раскрыть идею.
Но раскрыть идею – это значит отвлечься от реальности.
Ж.Ж. Руссо: «Мне не только трудно высказать свои представления, мне трудно даже их воспринять».
Таковы были и Клейст, и Гельдерлин. Домье вообще не мог работать с моделью или с природой. Микеланджело и Эль Греко сознательно создавали отклонения от реального, они никогда не портретировали, а создавали символы. Достаточно одного взгляда на «Моисея», чтобы в этом убедиться.
Вольтер: «Работать – значит знать, как радоваться».
Рихард Вагнер: «Я продолжаю заниматься композицией так, как если бы всю жизнь не хотел заниматься чем-либо другим».
Бах, умирая, диктует хорал.
Ван Гог, чувствуя приближение психоза, пишет, что именно его приближение понуждает его работать серьезнее: «Так опасность заставляет шахтера поскорее покончить с заданием».
Демосфен сказал о Филиппе Македонском: «Чтобы захватить корону и власть, он пожертвовал глазом, получил перелом ключицы, ранения руки и обеих ног. Он пожертвовал бы фортуне любую часть тела, которую она бы пожелала, чтобы хоть остаткам досталась честь и слава».
Наполеон по поводу Суворова: «Что можно сказать о полководце, одиннадцать атак которого отбиты и который все же атакует в двенадцатый раз».
Король шведский Карл XII заявил, что решил лишить курфюрста Саксонского польской короны, даже если на это уйдет полтораста лет.
Целеустремленность, одержимость гения, необычность его ценностных координат не укладывается в голове у обывателя. Личность его представляется демонической, потому что, не жалея себя, он не жалеет и других, он их даже не понимает, как Наполеон не мог понять, что его маршалы и генералы – не Наполеоны.
Но, как пишет Тюрк о гениальных людях действия (Александре Македонском, Цезаре, Наполеоне): «Внешне кажется, что эти гении с полным отсутствием сомнений осуществляли свою волю и с величайшей энергией стремились к максимальной власти. Но в действительности эти гении, с одной стороны, обладали самым острым реальным, трезвым пониманием действительности, положения дела, а с другой стороны, целиком жили в идеях и самым бесстрашным образом целиком бросались в борьбу за осуществление своих замыслов, полностью, безраздельно захватывавших их. И эти идеи были высшей, наиболее полной сущностью их личности».
Об Александре Македонском Ранке пишет: «Его влечения были направлены на осуществление столетия назад начатой борьбы, на которой базируется дальнейшее универсальное развитие человечества».
Нам все время приходится подчеркивать фактор целеустремленности, рефлекс цели. Но само собой разумеется, что это порождает гениальность только при наличии больших дарований. Необычайная емкость памяти Наполеона общеизвестна. И он, и Фридрих II, и Суворов были «между прочим» образованнейшими людьми своей эры, все трое обладали необычайной быстротой мышления, блестящими, почти фантастическими комбинаторными способностями. Но что это дало бы без поразительной целеустремленности?
«Гуляка праздный», «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон» – Пушкин не только держал в голове весь словарь русского языка, но и не останавливался ни перед какими усилиями для того, чтобы довести каждую строку, каждую строфу до предельного совершенства, а поэтическая интуиция не избавляла его от необходимости пересмотра огромного количества вариантов, как ясно показывают черновики, хотя они, вероятно, отражают лишь малую долю забракованного еще задолго до переноса на бумагу.
Непрерывно, напряженно мыслящий гений Макиавелли, Достоевский, Кафка становятся провидцами. Эти примеры банальны.
Но вот Микеланджело:
Из новой эры – новые химеры.За будущее чувствую я стыд,Иная, может быть, святая вераОпять всего святого нас лишит.
Чем отличаются гении от «обыкновенных людей», даже от очень одаренных, но все-таки обыкновенных людей? Стремление к конформности, к потребностям жизни превращает кажущегося гениальным ребенка и, конечно же, одареннейшего по таланту в среднего человека, что и отличает его от истинного гения. Последний не поддается, а идет вперед в направлении своего предназначения. У кажущегося гения отсутствует призыв к наивысшему, и он следует мирскими путями.
Потенциально безмерно могущество нормального человеческого мозга. Но свой гений человечество также растрачивает безмерно из-за не вовремя или неправильно поставленной цели, которая одна только, родившаяся и осознанная, может явиться мощнейшим стимулом интеллекта и воли.
Мы уже отмечали на первый взгляд парадоксальный факт: если мозг чуть лучше среднего, уже не так уж и важна величина арифметической суммы способностей. Спектр способностей человека почти беспределен, а число профессий – более 40 тысяч. Следовательно, трудно найти человека (не считая психически больных и умственно отсталых), который не обладал бы потенциально кругом дарований, чрезвычайно важных для той или иной профессии и превращающих ее в творческую. Решающее значение приобретает напряженность его работы, то есть «рефлекс цели». Решает наличие «доминанты Ухтомского», которая постоянно переключает наше сознание на свои каналы, заставляет искать выход своим силам, способностям, стремлению к деятельности.
ПРОБЛЕМА БЕСЧИСЛЕННОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ПИРАМИД
История нашего не такого уж непросвещенного века в немалой мере оказывается определяемой личностными свойствами таких людей, как Адольф Гитлер, Герман Геринг, Геббельс, Пьер Лаваль, Невиль Чемберлен, Гари Трумен и других «акцентуированных личностей» – если называть «героев» лишь из великих держав. Генерал Франко, Салазар, папаша Дювалье, десятки «горилл» Латинской Америки, Черной Африки, Юго-Восточной Азии. Есть и противоположные по знаку, однако столь же могучие по абсолютной величине примеры: воля и ум Ллойд-Джорджа, У.Черчилля, Ф.Рузвельта, Д.Неру, Ш. Де Голля, К.Аденауэра немалое определили в ходе истории. В нашей стране, родине Ленина и большевиков, не следовало бы оспаривать роль личности в ходе истории, какими бы социальными силами эти личности ни манипулировали.
Вероятно, можно было бы продолжить считать особенности этих и миллиардов других личностей всецело результатом воспитания, среды, продуктом производственных и исторических отношений, социальной преемственности по горизонтальной и вертикальной линиям. Действительно, на социальной преемственности по вертикальной линии в неоспоримо-огромной мере базируется прогресс человечества, а преемственность по горизонтали обеспечивает создание ноосферы – объединения человечества как бы в единый сверхмозг с каналами информации, пересекающими временные, пространственные, национальные и языковые границы. Но теперь, когда исследования на близнецах раскрыли роль наследственности в происхождении бездны различий между двумя индивидами по любым физическим, биохимическим, антигенным характеристикам и, что гораздо важнее, по видам одаренности, психическому, интеллектуальному, этическому складу, великий принцип равенства прав и максимальных возможностей нужно сочетать с принципом наследственной гетерогенности людей, наследственной неодинаковости.
Необходимо, наконец, поставить вопрос, почему, по каким биологическим особенностям идет социальный отбор в человеческом обществе, конкретнее – почему на вершине социальной пирамиды во множестве стран так закономерно часто оказываются совершенно бессовестные изверги – Атиллы, Чингисханы, Тамерланы, истребители миллионов людей, чему столько примеров дает нам XX век? Почему такая же закономерность наблюдалась и в прошлом? Почему так успешно продвигается вверх по социальной лестнице параноидальный честолюбец? Почему он так долго удерживает в своих руках власть, будь то Гитлер, Сталин, или папаша Дювалье? Этот вопрос очень важен, тем более что торжество таких параноиков создает в стране совершенно особую систему социального отбора, социальной преемственности, а также зачастую социальные программы, отнюдь не безобидные.
Нужно очень проникнуться духом истории, чтобы отвергнуть, например, представление о том, что только необразованностью или малоумием Николая II можно объяснить роковое всемогущество пьяницы, скандалиста и развратника, неграмотного Григория Распутина. Известно, что даже самые образованные и неглупые люди, заболев раком, бросаются к знахарям за помощью. В царской семье произошло нечто схожее. После четырех дочерей наконец появляется долгожданный наследник Алексей. Но вскоре выясняется, что он болен гемофилией, смертельной в те времена, неизлечимой болезнью, сильно замедляющей свертываемость крови. Каждое кровотечение грозит смертью (потому что избалованный царевич беспокойно мечется на постели и срывает медленно образующийся тромб). Настоящие врачи отказываются лечить, доктор Филипп оказывается шарлатаном. По совету фрейлины Вырубовой (кстати, дочери композитора Танеева) приглашают Распутина, который уверенно успокаивает всех, в том числе и царевича. Кровотечение останавливается, и это повторяется много раз. Могут ли царь и царица смотреть на Распутина иначе как на чудотворца? Могут ли мать и отец, эти две жертвы бесчисленных обманов со стороны придворных, поверить тому, что им говорят об образе жизни Распутина? И они с дочерьми и сыном верят именно Распутину, тем более что он заранее предсказал гибель трона через полгода после его смерти (обычная предосторожность многих астрологов).
Исключительно сложным является вопрос об оценке психического состояния крупных политических деятелей, сыгравших очень большую позитивную или негативную роль в истории. Дело в том, что даже при унаследовании власти только очень целеустремленный деятель может оставить очень большой след в истории, внести в нее что-то личное. Можно напомнить об одном из отвратительнейших, коварнейших и неудачливейших деятелей, хорошо всем памятном по «Тилю Уленшпигелю», – о Филиппе II. Тяжело страдая от подагры уже с 34 лет, он считал, что эта болезнь наслана на него в качестве Божьей кары за распространение ереси в его владениях. Естественно, что он вел борьбу с еретиками с невероятным упорством и истощил в этой борьбе надолго все ресурсы империи, в которой «не заходило солнце», объединявшей огромные владения Испании и Португалии.
Прорыв к власти формально вменяемого и даже одаренного психопата уже не раз приводил к страшным катастрофам, в частности, к предпоследней во всей судьбе человечества: следующая будет последней, потому что человечество перестанет существовать. Во Второй мировой войне можно видеть, каких успехов могут добиться психопаты, какую роль они могут сыграть в истории. Видкун Квислинг, Гитлер, Муссолини – вершины построенных социальных пирамид.
Может быть, у кого-то возникнет недоуменный вопрос, почему мы говорим о проблеме, которая, казалось бы, столь далека и от генетики, и от педагогики.
Но в предыдущих разделах мы несколько раз подходили к абсолютно генетико-педагогической проблеме этического воспитания детей. К проблеме воспитания детей неконформных. К проблеме воспитания нравственных установок и к проблеме коррекции многих врожденных (или даже приобретенных) акцентуаций. Подытожим здесь все сказанное, и нам станет ясно, что подъем по социальной лестнице на вершину пирамиды, сами принципы этого подъема и даже принципы построения социальных пирамид – вопрос, лежащий в сугубо воспитательно-образовательной сфере.
Повторим еще раз: наследственное разнообразие особенностей интеллекта и психики людей бесконечно велико. Поэтому в принципе бесконечно много способов оптимального развития людей. Не будем ставить перед педагогами утопическую, да и не нужную задачу воспитывать каждого ребенка отдельно, изолированно от других. Это не только недостижимо, это было бы грубейшей ошибкой. Общение с другими людьми, со сверстниками, друзьями, единомышленниками, общение в процессе учебы, работы необходимо. Но воспитание, несомненно, должно быть индивидуально, должно быть направлено на конкретного человека. Индивидуально – это значит, что у каждого есть наставник и советчик. Доброжелательный, понимающий, хорошо знающий воспитанника, его возможности, его проблемы. Если говорить о том, кому учить, то это должен быть именно такой Учитель, такой Педагог. И значение настоящего педагога для общества, для страны невозможно переоценить.
Но для того чтобы такие учителя появились, надо прежде всего научить самих учителей. Научить воспринимать принцип неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества на практике. Научить распознавать в детях те различия, на которые и должны опираться воспитание и обучение.
Подчеркивая принцип бесконечного разнообразия человеческих индивидуальностей, мы хотели бы указать на значение компенсационных механизмов, разрушающих те вполне ощутимые даже в детских коллективах иерархии, которые мы называем «социальными пирамидами». Едва ли первый ученик, первый силач или первая красавица будут особенно эксплуатировать свою избранность, если в коллективе будет и первый шахматист, и первый пианист, и первый техник, и лучший литератор-поэт, т.е. установится уважение к чужой личности.
Надо отметить, что в каждом коллективе, даже ясельном, детсадовском, тем более в классе и школе, неизбежно возникает проблема лидерства. Одна из повседневных задач педагога, от воспитательницы до классного руководителя, задача, требующая чрезвычайной тактичности, заключается в том, чтобы лидером становился ребенок, подросток, юноша или девушка, этически наиболее устойчивые. Столь же важно не допустить лидерство несправедливого, заносчивого, хамоватого юноши или девушки. Недопустимо лидерство на основе престижности родителей – надо ясно понимать, что, поддерживая свое чадо, они готовят паразита, который отравит жизнь не только себе, но, в первую очередь, им самим. Величайшую осторожность и зоркость должна соблюдать в этом отношении общественная детская организация, так как дети и подростки ни к чему так не чутки, как к несправедливости.
Одной из фундаментальнейших проблем воспитания и образования, то есть придания образа человеческого, является создание той общечеловеческой шкалы ценностей, которая почти неудержимо восстанавливается из века в век в каждой стране, после любых периодов зверства и кровопролития. Временные, индивидуальные варианты ценностных шкал беспредельно разнообразны, и стоит вспомнить, что Л.Н. Толстой начинал со шкалы «коммильфо». А сколько подростков, молодых и взрослых людей застревают на шкалах приспособленчества, конформности, а точнее говоря, стяжательства, карьеризма?
Кроме вполне ощутимой практической пользы признание изначальной неодинаковости может стать и становилось неоднократно тем фундаментом, на котором рождается истинная социальная справедливость. Все мы по-разному воспринимаем окружающий нас мир, по-разному воспринимаем информацию: одним легче на слух, другим нужно увидеть; у одних темп усвоения высок, у других – низок; у одних память требует строгих определений и «железной» логики, у других – ощущений, образов, ассоциаций и т.д. и т.п. Эти отличия наследуются, и при обучении и воспитании их недопустимо игнорировать. Разные подходы к обучению должны основываться именно на этих различиях. Школа до сих пор имела только один подход, средний.
Не в том ли и состоял легендарный «эффект лицея»? Эффект, который есть не что иное, как воспитание уважения к любой другой личности, признание ее законного права «стать вершиной той пирамиды», в которой ты сам – лишь на первой, изначальной ступени. Не этот ли эффект заставляет поверить в себя, помогает искать и находить в бесконечном множестве человеческих призваний свое, единственное? Почему градации должны быть иерархичны? Почему при слове «разные» тут же начинают сравнивать – «кто лучше». Почему, как правило, педагоги (и не только педагоги) строят только одну пирамиду?
Большие беды во все исторические времена возникали прежде всего от того, что рамки, мерки при возведении единственной пирамиды строители устанавливали сами, исходя из своих идеологических, политических, религиозных и тьмы иных представлений. Исходя из своих сиюминутных целей, сиюминутных задач, своего разумения и предпочтения. Такие строители, как правило, узурпировали право на социальный отбор, объявляя всех равными-одинаковыми, но некоторых «равнее других». Соответственно этому признанию «равенства» в основание единственной пирамиды помещают «всех вообще», а дальше сужают сколоченные рамки к вершине, создают ту воронку искусственного, вернее, «противоестественного» социального отбора, через которую могут просочиться лишь наиболее угодные, наиболее конформные, наиболее послушные, но часто далеко не самые умные, не самые одаренные, не самые талантливые. И уж конечно – не гениальные. Исключение, и к сожалению не столь уж и редкое, это послушные, но умные люди, вполне способные к самостоятельному мышлению. Но они становятся конформистами лишь при дополнительной нагрузке лицемерием. А лицемерие, двуличность, двоемыслие, двоедушие – это непременно и безнравственность, и отсутствие совести. Таким образом наиболее умные из бессовестных, одержимые жаждой власти оказываются на вершине очередной социальной пирамиды.
Педагоги в первую очередь должны научиться увидеть в каждом конкретном ребенке, наделенном человеческим достоинством и равном в этом достоинстве любому другому человеку, то особое, что, может быть, делает его вершиной одной из естественных социальных пирамид. Таких пирамид множество. Вспомните, как часто ошибались в своих оценках учителя, не способные отказаться от стереотипа «одной пирамиды». В истории достаточно тому примеров.
Эдиссон «из-за полной бездарности» был исключен из школы. Кстати, уместно тут же развеять одну из «легенд». Эдисон вовсе не был нищим мальчуганом, жившим продажей газет. Его отец был состоятельным фабрикантом, а мать – хорошо подготовленным, опытным педагогом, которая на дому очень тщательно и многосторонне обучала своего сына. Что касается продажи газет, то Эдисон зарабатывал себе таким образом на покупку химических веществ и других материалов, с которыми хотел работать.
Уинстон Черчилль был хронически предпоследним учеником в школе. Что, кстати, не очень беспокоило его деда, говорившего, что «мальчики начинают хорошо работать только тогда, когда они ясно видят, в чем смогут отличиться». Вероятно, он был прав.
Безнадежным школьником был Альберт Швейцер.
Об «успехах» Эйнштейна все наслышаны.
Юстус Либих – великий химик, открывший явление изомерии, должен был «по неспособности» оставить школу в четырнадцать лет, что не помешало ему в двадцать один год стать профессором в Гиссене.
Неужели кто-либо может сказать, что эти люди были действительно неспособны? Без сомнения, можно утверждать, что они были неспособны учиться в не подходящих для них школах у не понимавших их учителей. Они были неспособны учиться так же, как все остальные. Потому что они очень отличались от остальных. Они были лишены свойства «одинаковости» и не были конформистами. Они были вершинами «других» пирамид.
Человек, находящийся на верхушке пирамиды по художественным способностям, легко может оказаться в подножии пирамиды лингвистических, математических и абстрактно-логических способностей. И если подойти к этой пирамиде с позиций истинных (и, несомненно, совпадающих) интересов общества и индивида, то любая единственная пирамида распадется на тысячи разных, построенных по меркам высокой одаренности в какой-либо одной необходимой и обществу, и каждому человеку сфере. Их чрезвычайно много: музыкальная одаренность, в том числе абсолютный слух, яркость внутреннего зрения, яркость внутреннего воображения, зрительная или слуховая память, математические, лингвистические, художественные способности, быстрота реакции, дар речи, писательский или поэтический талант, физическая сила, выдержка, мобильность физических процессов, психическая устойчивость, умение «держать удар», различнейшие виды аналитических способностей, «золотые руки» – какой словарь дарований пришлось бы написать для этого перечня, на сколько тысяч пирамид распалось бы человечество при таком подходе? Но оптимальный выход дает не наследственная одаренность в одной способности, а комбинация двух-трех из них. Именно при таком подходе становится ясной безграничность разнообразия оптимальных профессиональных и творческих «ниш».
«Нестор» немецкого социализма Моисей Гесс написал о 23-летнем Карле Марксе следующее: «Мой идол, который нанесет последний удар средневековой религии и политике; он сочетает глубочайшую философскую глубину с самым острым умом. Вообразите Руссо, Вольтера, Гольбаха, Лессинга, Гейне и Гегеля в одном лице, соединенных не смешанными, и перед вами – Карл Маркс». Едва ли бы Марксу, всего лишь сыну крестившегося адвоката, не обладай он этими необычайными дарованиями, удалось бы склонить к браку с ним Женни фон Вестфален, одну из знатнейших невест страны, сестру будущего министра.
Есть еще одна сторона в вопросе о социальных пирамидах. Речь идет о том, что обыкновенный человек, занимающийся обычным, «рутинным» трудом, не способен ни к творчеству, ни к яркому проявлению своих дарований. Два десятилетия тому назад «эргоном» Мак-Грегор показал, что ошибочным оказывается подход к человеку как к существу по природе ленивому, избегающему работы и ответственности, трудящемуся поневоле, во избежание нужды, хотя принцип «работы ради заработка» и позволил поднять ежегодную продукцию США до полутора тысяч миллиардов долларов.
Если физиологические нужды человека удовлетворены и человек чувствует себя в безопасности, то в иерархии человеческих ценностей на первое место поднимается чувство коллективности, ценность собственной репутации, самоуважение, потребность в реализации своих потенций. Отсюда следовал вывод: рабочего нельзя рассматривать как простого исполнителя, ему следует доверять, с ним надо советоваться и предоставлять в рамках его работы максимальную свободу, побуждать к обучению других и добиваться того, чтобы он видел в конечном продукте результат своего труда.
Один из моментов, предотвращающий стагнацию общества, затвердевание его в виде какой-либо «нерушимой» структуры в современном, преимущественно западном, мире является его поразительная мобильность. С позиции индивидуума это означает способность менять место работы и профессию, определяемую широтой образования и интересов, гибкостью ума.
Д.Глогер перешел в биологию, получив Нобелевскую премию за работы в области физики.
Жан Пиаже в 15 лет опубликовал научные работы по моллюскам, получил степень доктора философии совсем в иной области, а затем стал одним из самых знаменитых психологов.
Г.Эккенер (вместе с Цеппелином) был создателем первых дирижаблей и воздухоплавателем, но затем получил диплом доктора философии за работы по психологии.
Мобильность территориальная, профессиональная и служебная, очень характерная для США, в гораздо меньшей мере типична для Англии, где система образования очень специализирована, и почти совершенно отсутствует в Японии, где в промышленном и деловом мире молодой человек со средним или высшим образованием поступает пожизненно на работу (в государственную или частную фирму), на которой, постепенно повышаясь по должности и жалованию, он остается до 55 лет, то есть до автоматического перехода на пенсию. Его исходное положение и темпы подъема определяются отметками в колледже и уровнем колледжа, который он окончил. Лишь одна японская фирма, притом специализирующаяся на электронике, стала систематически приглашать к себе на работу особенно способных людей из других фирм на высокие должности. Но основная масса японских предпринимателей пока решительно отвергает такую подвижность.
Существует, однако, мнение, что технологический разрыв между США и Западной Европой как раз и вызван в значительной мере тем, что в США идет гораздо более интенсивный обмен специалистами между лабораториями, между профессиями, между государственными, промышленными и университетскими учреждениями, то есть гораздо больший обмен идеями и людьми и гораздо больший объем междисциплинарной работы. Другой причиной является то, что высокая мобильность обеспечивает чрезвычайно интенсивный отбор по уровню способностей, по предприимчивости.
Особым проявлением мобильности является иммиграция. Уолфл отмечает, что около четверти интернов в США и около трети врачей окончили зарубежные медицинские школы: хотя часть их возвращается на родину, ежегодно в США прибывает 1200 врачей, а в науке и технике иммигрантов, получивших высшее образование в других странах, более 5%. Впрочем, за тот период, когда Соединенные Штаты получили в результате иммиграции 372 000 специалистов и инженеров, Канада приобрела 146 000, а Швеция 90 000. В Швеции иммигранты составили 11,5% лиц с университетским образованием, 13,5% со званием магистра, 19% лиц со званием доктора. Немало хорошо образованных иммигрантов получили Австралия и ФРГ. Израильский министр образования назвал уезжающих из Израиля ученых и инженеров изменниками. Однако исследования показали, что основной причиной эмиграции является невозможность людям с высшим образованием получить ту работу, которую они способны выполнять и в которой нуждалась бы страна. Эмиграция специалистов вызывается не столько поисками работы с большим заработком, сколько стремлением приложить свои силы и знания именно в профессиональной сфере. Установить истину не трудно, но в США до сих пор считается, что главным приобретением для Америки в результате Первой и Второй мировых войн является обретение немецких патентов и импорт немецких ученых.
То, что развязывание индивидуальной творческой инициативы становится основной задачей, очень показательно. Таким образом, именно базис, производство, потребности общества исключают принцип единственной пирамиды, пирамида – будь она даже создана на основании показателей коэффициента интеллекта или его будущих вариантов – оказывается совершенно неудовлетворительной. Обществу нужны не пирамиды и даже не тысячи пирамид, а гораздо более сложная структура с наилучшим человеком на должном месте.
ПРОБЛЕМА СКРЫТОГО ВЫРОЖДЕНИЯ И РЕЗЕРВИРОВАНИЕ МЕТОДОВ ПОДНЯТИЯ НАСЛЕДСТВЕННОЙ ОДАРЕННОСТИ
Основной формой отбора у человека была эффективная плодовитость (число детей, достигших половой зрелости или оставивших потомство).
Невозможно рассчитать тот урон, который понес «совокупный интеллект» человечества из-за того, что массы талантливых людей уходили в монашество и католическое священничество – уходили зачастую потому, что только в церковной иерархии знатность происхождения не играла столь решающей роли. Священничество католиков и монашество обрекало на безбрачие и бездетность. Не исключено, что безбрачие католического духовенства в какой-то мере ответственно за интеллектуальные контрасты между протестантским севером и католическим югом в Европе и Америке.
Церковь действительно умела использовать своих служителей в соответствии с их способностями и внутренней направленностью. Подлинно идейных верующих она направляла в опасные и трудные, героические миссии, карьеристов и интриганов она оставляла в Европе. Примером может служить то, что масса индейцев уцелела лишь в «заповеднике» – иезуитском государстве в Парагвае, в полном подчинении у святых отцов, но зато и в относительной безопасности от набегов бесчисленных хищников.
Несомненно, что еще в средние века число родившихся детей на пару родителей было примерно одинаковым почти во всех классах общества и различия имели место в основном по числу внебрачных детей знати и состоятельных людей и по уровню детской смертности. Среди католического дворянства широко распространился обычай постригать в монахини тех дочерей, для которых не могли собрать достаточного приданого. Начиная примерно с середины прошлого века, быстро возрастая с начала нашего столетия, стало все резче сказываться кастовое и классовое различие в числе детей в семье. Параллельно среди купечества и горожан вообще утвердился обычай ограничиваться лишь одним сыном и одной дочерью: сын для того, чтобы было кому принять на себя семейное дело, а единственность дочери обеспечивала ей большое приданое и тем самым гарантировало социальный подъем. Наконец, расходы на образование нескольких детей стали превышать материальные возможности семьи.
Общественная установка, определявшая критерии ценности личности лишь по материальному уровню, по социально-признанному успеху, вне зависимости от числа детей, тоже способствовала ограничению плодовитости. По существу, именно ограничение числа детей было одним из важнейших условий социального подъема в частнособственническом обществе XIX–XX вв.
Эта же малодетность, минимализация числа братьев-сестер, облегчала зачастую дальнейший социальный подъем последующим поколениям. В ходе истории в ряде стран Востока, Средней и Передней Азии у Чингизидов, Тимуридов, Великих Моголов, иранских шахов, византийских императоров и турецких султанов, у Атридов настоящих и испанских, у Меровингов и Капетингов – словом, почти повсеместно и независимо друг от друга среди владычествующих династий развивалось правило: по возможности еще при жизни отца и почти обязательно после его смерти один из претендентов на престол уничтожал физически, ослеплял, постригал в монахи всех своих конкурентов. Достаточно вспомнить, скольких потенциальных соперников убрал Ричард III. То, что этот обычай далеко не ограничивался владетельными династиями, хорошо знают читатели «Разбойников» Шиллера.
В современном, цивилизованном обществе что-либо подобное почти невозможно, да и бесцельно. Наследовать обычно нечего. Но зато срабатывает иной социальный механизм: прикладное мальтузианство, воздержание от деторождения или ограничение рождаемости. Социальные следствия неисчислимы, и мы начнем с некоторых статистических данных. Так, в 1965 г. у женщин США в возрасте 45–49 лет, т.е. закончивших период размножения, при «беловоротничковой» профессии мужа было 2,2–2,6 ребенка, у промышленных рабочих и фермеров – 3,0–3,1, у батраков – 4,0. В капиталистических странах, например, более длительные сроки получения образования имеют преимущественно дети из обеспеченных семей, с высоким доходом и социальным статусом.
Среди горожан Египта (1960) малограмотные и неграмотные имели в среднем на семью 7,0–7,1 ребенка, лица со средним образованием – 5,9, с высшим – 3,9. В Ирландии в 1946 г. плодовитость замужних католиков «беловоротничковых» профессий была в полтора-два раза выше, чем протестантов. Но при этом «беловоротничковые» сильно отставали по плодовитости от своих соотечественников – «синеворотничковых».
Еще резче проявлялась эта разница в 1960 г. в США. Плодовитость «белых» женщин, окончивших колледж или проучившихся в них, составляла к 45–49-летнему возрасту от 1,2 до 2 детей, среди учившихся когда-то в средней школе она составляла от 2 до 2,5 ребенка, тогда как у занимавшихся лишь в низших школах она составила от 2,5 до 3,8 ребенка. Аналогичные данные были получены и по «цветным» женщинам. При этом общая плодовитость с 1885 по 1965 г. снизилась в США почти в два раза.
Снижение плодовитости в цивилизованных странах имеет несколько причин. Имеются многочисленные данные зарубежных исследователей, свидетельствующие о том, что суммарный коэффициент интеллекта детей четко возрастает с ростом социо-экономического и профессионального уровня их родителей примерно с 95 до 125 (Осборн – США, Максвелл – Шотландия, Заззо – Франция и многие другие). Имеются столь же многочисленные данные о том, что IQ американских негров, даже в прослойках, выравненных с белыми по социально-экономическому или образовательному статусу, примерно на 15 единиц понижено по сравнению с соответствующей группой белых.
Однако лишь единичные зарубежные специалисты пытались использовать эти данные для обоснования теории наследственного превосходства интеллекта «высших» над «низшими», белых над неграми, и все эти попытки «с порога» подвергались уничтожающей критике, сущность которой в основном сводилась к указанию на неприложимость тестирующих методов к лицам из различных субкультур, с совершенно разными кругами интересов. Что касается интеллекта детей одной и той же нации, то обнаружено резкое снижение IQ и других тестовых показателей с повышением числа детей в семье: чем больше сибсов, тем ниже IQ. Основной причиной является, вероятно, связь между многодетностью и малобеспеченностью семьи. На втором месте, вероятно, стоит меньшее внимание, уделяемое родителями ребенку в многодетной семье. Может быть, играет роль еще одна переменная: в многодетной семье сибсы больше времени уделяют общению друг с другом и с друзьями сибсов, нежели развитию тех компонентов интеллекта, которые учитываются при тестировании и которые приобретаются в ходе самостоятельных занятий, чтения, общения со взрослыми.
Повышенная плотность обитания (количество человек на комнату) тоже очень резко и отрицательно коррелировала с результатами тестирования. По Максвеллу (1953), оптимальные результаты дала не минимальная плотность (один и менее человек в комнате), а ситуация, когда в семье двое детей и на комнату приходится больше одного человека. Но уже при наличии троих, а тем более четырех, пяти и шести человек на комнату показатели теста резко снижались. Но и при просторном размещении в комнатах обнаруживается тесная отрицательная корреляция между IQ и числом детей в семье.
Результат: резкое снижение рождаемости в интеллектуально наиболее отдаточной части популяции.
Рассмотрим некоторые известные данные о проблемах в нашей стране. Общепонятно, что хорошее освоение школьного материала, успешное прохождение конкурса при приеме в вуз, обучение и окончание вуза со всеми поправками на роль профессионального и материально-культурного уровня родителей, на доступность репетиторства и т.д. все же требует от самого человека, получающего высшее образование, несколько повышенного уровня способностей, целеустремленности и волевых качеств.
В некоторой мере надо добавить сложное сочетание готовности к материальной нужде с некоторыми формами честолюбия: заранее известно, что мало-мальски квалифицированный рабочий, не «потеряв» на получение высшего образования молодость, зарабатывает куда больше инженера, врача, педагога, гораздо более независим, имеет много больше свободного времени. Поскольку интеллектуальные качества в некоторой мере генетически детерминированы, можно полагать, что так называемая интеллигенция и наиболее квалифицированная прослойка рабочего класса по своей наследственной одаренности несколько превышает среднюю для населения в целом.
Этот вывод особенно справедлив для сформированной после октября 1917 г. прослойки интеллигенции, когда широкий доступ к высшему образованию был открыт всей молодежи, а всеобщий характер этого отбора определился 20–25 лет назад, когда интеллигенция и наиболее технически подготовленная часть рабочих стали составлять значительную часть населения. Но интеллигенция почти не размножается. Можно сколько угодно осмеивать социал-дарвинистические теории о гибели цивилизации из-за бесплодия наиболее одаренных слоев (расплодившихся тогда, когда численность интеллигенции была ничтожна, а подъем в нее крайне затруднен), но наличие этой формы естественного отбора, который в настоящее время проходят почти все культурные страны, отрицать невозможно. Очень трудно оценить его значение. Возможно, что этот процесс отбора пройдет еще десятилетия без ущерба для генофонда человечества, но не исключено, что, например, он уже теперь приносит больший ущерб, чем загрязнение окружающей среды.
Кеттль и другие исследователи пришли к выводу, что из-за дифференциальной плодовитости (меньшая плодовитость в более образованных слоях общества) IQ популяции в целом должно снижаться за одно поколение примерно на 5 единиц. Но эти выводы базируются на крайне неточных данных.
По некоторым данным, IQ, наоборот, повышается. в 1932 г. 87 000 одиннадцатилетних шотландских школьников прошли вербальный тест интеллекта, а 70 000 школьников прошли тот же вербальный тест в 1947 г. Средний показатель в 1932 г. был 34,5, а в 1947 г. – 36,7. Интересно, что у мальчиков подъем составил около единицы, у девочек – около трех единиц.
Другие исследования (Горное Теннесси) дали сходный результат. Однако предельно объективный К.Штерн (1965) склонен отнести этот подъем за счет снижения числа детей в семье, за счет лучшего предварительного знакомства с тестами. Никто не может сказать, не произошло ли это за счет общего повышения экономического и культурного уровня, несомненно отражающегося на показателях тестов. Неизвестно, в какой мере это повышение – следствие всеобщего процесса акселерации. И, наконец, неизвестно, не идет ли все-таки (пока перекрываясь указанными временными факторами) более медленный процесс накопления генов, понижающих интеллект. Кто сможет сказать, случайно ли и какое значение имеет понижение емкости черепной коробки от неандерталя до наших дней на добрую сотню кубических сантиметров?
Причины падения рождаемости понятны. Парадоксальным образом раскрепощение женщин привело к тому, что они наравне с мужчинами стали служить и работать, тогда как домашние обязанности, уход за детьми по-прежнему почти целиком остались за ними. Особенно ограничено деторождение в семьях, где и муж, и жена имеют высшее образование, и это особенно опасно потому, что именно эта прослойка, при всех оговорках и поправках, впитывает в себя наиболее одаренную, умственно-работоспособную часть населения. Покуда эта прослойка была малочисленной, ее низкая рождаемость слабо отражалась на генофонде населения. Но в преддверии научно-технической революции именно в нее оказались втянуты десятки миллионов людей, и очень трудно оценить тот ущерб, который несет генофонд страны из-за падения рождаемости в семьях, в которых оба родителя имеют высшее образование. Ясли и детские сады значительно облегчают положение женщины. Но большое число детей, приходящихся на одну няню и воспитательницу, неизбежно приводит к частым вспышкам инфекций, отрывающих мать от работы. Отсюда, как правило, однодетность.
Это обстоятельство, в частности, не позволяет списать со счетов возможности «позитивной» евгеники, несмотря на все идеологические, психологические и эмоциональные трудности, с этим понятием связанные. Более того, приходится обосновывать новые конфликтные тезисы, так как ни о каком сколько-нибудь существенном для населения в целом применении позитивной евгеники не может быть и речи, пока не будут получены, спустя 15–20 лет, результаты первых наблюдений по применению позитивной евгеники в рамках, ничуть не нарушающих священные права мужчины и женщины.
Патриарх современной генетики, один из величайших ее творцов Герман Джозеф Меллер почти полвека проповедовал идею о необходимости активной евгеники, о том, как важно было бы для человечества получать методом искусственного осеменения большое потомство от истинно великих людей. Конечно, в США, где ежегодно десяток тысяч бездетных женщин искусственно осеменяются спермой неизвестных, анонимных, физически и психически нормальных мужчин и где почти невозможно добыть себе ребенка-приемыша, – эта мысль Меллера звучит не столь дико, как в СССР. Действительно, наши скудные знания по генетике таланта позволяют предполагать, что сын или дочь гениального математика, физика, химика, музыканта, художника, писателя при прочих равных условиях будут иметь в десятки раз больше шансов стать гениями же и во много десятков раз больше шансов стать талантами, чем сын человека, никакими талантами не выделяющегося. Возможно, что и в СССР некоторые бездетные, безмужние женщины, когда исчезнет возможность заполучить приемыша, пожелают иметь ребенка с повышенными шансами на одаренность и огромное количество этико-эстетических проблем, запрещающих ныне этот вид позитивной евгеники, постепенно разрешится. Не исключено даже, что талантливые, высокоодаренные, получившие общественное признание люди, неудовлетворенные тем, что им лично удалось сделать, пожелают иметь это внебрачное потомство как завершителей своего дела, будущих реализаторов неосуществленных потенций. Разумеется, все сказанное никак не стесняет этически основоположное право женщины иметь детей от любимого мужчины, а мужчине иметь детей от любимой женщины, наконец, просто право иметь своих детей, передать им свое, а не чужое «я».
Трудности позитивной евгеники, полная невозможность ее внедрения в условиях несправедливого общества, в котором не соблюдаются права личности, показаны в работах Г.Дж. Меллера, Ланселота Хогбена и Дж.Б.С. Холдейна (1934–1935). Они ясно сформулированы в известном Манифесте генетиков (Reports,1939), кстати, лишь недавно перепечатанном в журнале «Венгерская фармакопея» (1972, № 1/2).
Позитивная евгеника может заключаться не только в материальном облегчении более раннего деторождения, например, более широком предоставлении квартир молодоженам, беременным женщинам (как известно, у женщин, рожающих после 36 лет, с возрастом быстро повышается частота хромосомных аберрантов типа болезни Дауна и Клайнфельтера), но и в более эффективных мерах. Из-за нередких случаев женского одиночества или бесплодия мужей в роддомах имеются длинные списки женщин и супругов, жаждущих взять приемного ребенка, обычно такого, от которого отказывается мать. Не так уж редко такой приемыш впоследствии может оказаться наследственно отягченным; но само существование очередей показывает, как высока потребность иметь ребенка у бездетных женщин. В США, где на одного бессемейного или «лишнего» младенца приходится около полусотни супружеских пар или женщин, желающих иметь приемного ребенка, ежегодно около десяти тысяч матерей рожают детей в результате искусственного осеменения анонимной спермой, и эта цифра, вероятно, занижена из-за интимности дела. Очевидно, что при моральной или некоторой материальной поддержке и в СССР нашлись бы тысячи полноценных женщин, готовых рожать детей при осеменении спермой одареннейшей личности – великого ученого, писателя, художника, музыканта и т.д. В подавляющем большинстве случаев ребенок не унаследовал бы в полной мере дарования отца, но вероятность высокой одаренности его, может быть, оказалась бы в десятки и сотни раз выше, чем у ребенка от обычного брака. Высокий шанс на рождение особо талантливого ребенка – это огромная награда для женщины, оставшейся бездетной.
Очевидно, что сиюминутная пропаганда такого искусственного осеменения сверхпреждевременна: беда человечества не в недостатке наследственных дарований, а в неумении их рано раскрыть и развить. Но значение самого скромного применения метода «размножения талантов» заключается в том, что только таким путем через полтора-два десятка лет удастся выяснить, насколько выше шансы на одаренность у такого потомства.
Сколь ни хорошо бывает отношение мужа и жены к совсем чужим приемным детям, можно уверенно сказать, что подавляющее большинство супругов предпочтут рожать собственных детей, а не инкубированное в матери яйцо гениальной женщины, оплодотворенное спермием соответственно подобранного гения. При современном отсутствии знаний в области генетики таланта, тем более гениальности, вероятность рождения гения или таланта почти непредсказуема, и ни один серьезный специалист по генетике человека ничего, кроме туманного повышения вероятности рождения таланта, предсказать не сможет. Вспомним, как много лет прошло, прежде чем у сельскохозяйственных растений установилось понятие комбинируемости и были подобраны пары линий, обеспечивающие гетерозис.
В конечном счете именно любовь матери и отца к своему ребенку, любовь детей к родителям, любовь к родным является той эволюционной основой, из которой выросли биологические основы альтруизма. Затрагивать эти основы крайне опасно. Более того, наука дает прямые противопоказания «интеллигенезису» в обычных семьях, имеющих или предполагающих иметь собственных детей. В этом нет ни малейшей необходимости.
Однако имеется огромное число женщин, молодых и средних лет, по различнейшим причинам не надеющихся на брак с мужчиной достойного их уровня и относящихся к ним достаточно любовно, т.е. обреченных на безмужие, несмотря на свою физическую и умственную полноценность, притом желающих иметь ребенка. Препятствием к рождению безотцовского ребенка является прежде всего боязнь за его судьбу. Рано или поздно надо начать пропаганду их искусственного осеменения спермой бесспорно выдающихся людей ранга гениев или величайших талантов. Конечно, при этом возникает множество этических трудностей, начиная с получения спермы или с отбора подлинно талантливых. Возникнут трудности при пропагандировании и разъяснении идеи. Но уже сегодня немалое число женщин готово пойти на искусственное осеменение, муки беременности и родов ради рождения обыкновенного ребенка, без всякой побудительной агитации со стороны. Следовательно, надо полагать, что и в СССР нашлось бы немалое число бездетных женщин, готовых пойти на искусственное осеменение при наличии соответствующей информации, тем более агитации. Государственная субсидия, недостаточная для привлечения алчных женщин, но частично компенсирующая материальные затраты на воспитание ребенка, вероятно, существенно повысила бы число таких матерей.
Представим себе, что будущим матерям было бы предоставлено право выбора направления вероятной одаренности или талантливости будущего ребенка, т.е. что его отцом будет неназванный гениальный музыкант, математик или физик, врач или инженер и т.д. Весьма вероятно, что число женщин окажется достаточным, чтобы получить ныне отсутствующие сведения по генетике гениальности, по эмпирической вероятности унаследования таланта, одаренности, гениальности. Конечно, существует риск, что впоследствии внуки и правнуки великого донора, не зная о своем родстве, будут изредка вступать в брак друг с другом, но этому можно помешать, частично рассекретив к 20–25 годам их происхождение. Десяток тысяч детей гениальных доноров не повысят очень существенно частоту гениальности и уровень интеллекта в стране, как показывают элементарные расчеты. Но они дали бы бесценную информацию по генетике одаренности.
Но в любом случае надо уже теперь задуматься над тем, чтобы в ближайшие годы начать разведывательный опыт, результат которого может оказаться жизненно необходимым уже через 20–25 лет.
Не исключено, что в засекреченной форме, благодаря наличию «банков спермы», такой опыт давно уже начали проводить в США без ведения матерей.
Многие угрозы, которые висели над человечеством, отпали. С открытием атомной энергии отпала угроза тепловой смерти вселенной, угроза исчерпания энергетических ресурсов Земли. Угроза загрязнения среды – чисто финансовая и дипломатическая проблема. Угроза голода в значительной мере снята «зеленой революцией», появлением лизинобразующих штаммов, успехами микробиологической промышленности и возможностью использования планктона. Угроза перенаселенности несколько преувеличена: с падением детской смертности отпадает необходимость иметь множество детей для обеспечения старости хотя бы одним сыном («один сын – не сын, два сына – не сын, три сына – сын»). С распространением цивилизации начинает быстро падать рождаемость в бывших колониальных странах. Религиозные запреты оказываются бессильными, и несмотря ни на какие папские буллы, католички США применяют противозачаточные средства столь же широко, как и протестантки. Успешно ведется борьба с высокой рождаемостью в Китае, начинает приобретать значение эта борьба и в Индии.
Однако одна угроза быстро становится всемирной. Все большая часть наиболее умственно одаренной, способной и трудолюбивой прослойки населения уходит в так называемую интеллигенцию и почти прекращает размножение. Пока этот процесс касался относительно небольшой части населения Западной Европы и США, он оставлял гигантские нетронутые генофонды. Но с огромным возрастанием численности интеллигенции и почти полным прекращением ее размножения возникает опасность, которую в настоящее время никто правильно оценить не может. Не исключено, что для истощения генофонда талантов (при всей условности этого термина) понадобится 2–3 поколения или этот процесс окажет существенное действие через 5–10 поколений; возможно, что вообще не имеет места (для любого решения можно подобрать множество доказательств и моделей).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ЗАДАЧИ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ГЕНЕТИКИ
Вопрос о том, привел ли естественный или социальный отбор к дифференциации человечества на нации или классы, различающиеся по наследственной одаренности, получил достаточно четкий и категорический отрицательный ответ, причем не столько со стороны ученых социалистических стран, сколько со стороны «буржуазной» науки (вероятно, именно потому, что они могли беспрепятственно пользоваться генетической аргументацией).
Но вместе с тем открытие импрессинга, обнаружение того, какую важную роль играет благоприятная среда младенчески-детски-подросткового возраста для последующего интеллектуального развития, заставляет заново и по-другому использовать те обширные материалы, сбор которых был начат более полувека назад Л.М. Терманом и его школой. Большие различия в способностях, обнаруженные им у детей из различных общественных прослоек, мы должны интерпретировать как свидетельство роли благоприятных или неблагоприятных ранних условий развития в реализации наследственных дарований. Для нас, впрочем, сохраняется и прогностическое значение общего коэффициента интеллекта (IQ), хотя этот рано определенный коэффициент объясняется, вероятно, не столько наследственной одаренностью, сколько благоприятной средой. Очень приближенно считается, что половина превышения над нормой идет за счет благоприятных условий развития, половина – за счет наследственной одаренности.
Задача школы и вуза дать общеобразовательный и специальный минимум знаний, который все увеличивается, предопределяя удлинение сроков обучения. Но, как мы уже подчеркивали, наука начинает задыхаться от невозможности совместить в одном человеке знания двух дисциплин, необходимые для работы на стыке между ними, хотя уже давно известно, что именно на этих стыках и совершаются наиболее важные открытия. Выход заключается только в дальноприцельной задаче – создании и разработке основанной на генетике педагогики, которая позволит резко сократить индивидуальные сроки обучения, опираясь на неисчерпаемую наследственную гетерогенность, в частности гетерогенность и характерологическую.
Достижения советского балета, музыки, спорта, шахмат, базирующиеся на массовом призыве, раннем отборе и развитии способностей, то есть как раз на тех основоположных принципах, которые мы пытались раскрыть в нашей работе, – очевидны. Нужно придумывать совершенно особые объяснения тому, что поступление в вузы, отбор в науку, технику, литературу, искусство производится вовсе не по признакам одаренности и увлеченности, а на основании особенностей, зачастую совершенно с этими свойствами несовместимых.
Древний Китай отбирал служителей государства, мандаринов, среди молодых ученых, выделявшихся своими успехами во время очень трудных экзаменов, требующих исключительной памяти, но в гораздо меньшей мере сообразительности, догадливости и комбинаторных способностей. К тому же критика текстов означала полный провал экзаменующегося. Это немало способствовало тому, что Китай тысячелетиями пребывал в состоянии застоя.
Основной путь прогресса человечества пролегает сегодня в области позитивной «евфеники» – так утверждал, говоря о неисчерпаемом фонде нереализованных наследственных дарований русского народа, полвека назад профессор Н.К. Кольцов.
«Евфеника» – это, собственно, и есть вся та масса социальных, педагогических и воспитательных воздействий, весь тот комплекс мероприятий, который основывается на проявленных в фенотипах уникальных сочетаниях свойств каждого человека.
«Евфеникой», то есть подбором тончайших педагогических воздействий и разнообразных внешних стимулов, можно и нужно резко повысить «выход» если и не гениев, то хотя бы незаурядных талантов, в которых нынешнее человечество нуждается больше всех предшествующих поколений, вопреки всем утверждениям о снижении значимости индивидуального труда, возрастании роли труда коллективного – кстати, сильные коллективы должны если не организационно, то хотя бы идейно возглавляться талантами, и то потому, что гениев не хватит.
Известно, что умножение и деление при помощи римских цифр требовало от вычислителя чуть ли не высшего образования, тогда как с помощью арабских цифр эти операции доступны и семилетнему ребенку. Сколько таких упрощений предстоит в будущем? Дарвиновская теория естественного отбора, менделевская теория наследственности, хромосомная теория Моргана, теория линейного расположения Стертванта–Меллера, двойная спираль Уотсона–Крика свели к простым закономерностям «монбланы» фактов, Менделееву удалось сверстать необозримое количество фактов в рамки своей таблицы, как и боровской модели атома или квантовой теории, тогда как эйнштейновская формула Е=mc2 свела в несколько типографских знаков переход массы в энергию. Какое же количество фактов в любой области наших знаний ждет гениев, способных путем сверхчеловеческого напряжения мысли упаковать астрономическое разнообразие явлений в общепонятный закон или формулу? Пожалуй, мало найдется таких областей науки или техники, которые не задыхались бы от изобилия необозримых фактов и непереваренной информации, ждущих объединяющих законов или формул с тем, чтобы начать движение с нового трамплина. Резко возросшее значение междисциплинарных исследований требует не только объединения многих специалистов, но и руководителей с сильным, впередсмотрящим интеллектом и широким кругом разнообразных и разнородных знаний.
В своем развитии проблема евфенического формирования талантов и гениев неразрывно сплетается с проблемами педагогической генетики. Уже не как тема для досужих разговоров, в которых «каждый может сметь свое суждение иметь», а как проблема, требующая высокой профессиональной компетенции, поскольку проблема развития и реализации таланта и гениальности приобретает высокое государственное и даже глобальное значение.
Если предлагаемый труд будет способствовать такому пониманию, автор будет считать задачу этой книги выполненной, требуя, однако, чтобы написанное воспринималось не как догма, а как сумма тезисов, каждый из которых достоин опровержения или, в лучшем случае, формулировки антитезы с грядущим синтезом.
Но евфенические мероприятия, как показывают последние исследования, должны начинаться очень рано.
Если стало известно, что именно в первые годы жизни закладываются ценностные критерии, быстрее всего накапливаются знания, то уже научно недопустимо доверять детей в этом решающем возрасте плохо оплачиваемым, непрестижным, во много раз перегруженным, плохо подготовленным воспитательницам и учителям.
Если в вузах основную роль будет играть самостоятельная работа студентов, а в средней школе гораздо более важную роль обретет педагог, то и уровень знаний, и заработная плата, и престижность педагога должны быть резко, решающе повышены, как, впрочем, и требования к знаниям и личностным свойствам абитуриентов при поступлении в педагогические училища и вузы.
Но индивидуализация преподавания, разукрупнение яслей, детских садов и школьных классов требует, разумеется, столь многочисленных кадров, что Революция Педагогики потребует всеобщей перестройки сознания.
Потребовались десятки лет подчеркнутого пренебрежения к интеллигенции, появление образов Васисуалия Лоханкина, Мечика, Николая Кавалерова и им подобных, подчеркнутое отделение «рядовой интеллигенции» от остепененной, создание привилегированных прослоек докторов наук, членов-корреспондентов, академиков множества академий, создание прослойки ездящих за границу и множество других мер, чтобы слово «интеллигент» приобрело свое презрительное звучание, а рядовой преподаватель средней школы попал бы в категорию лиц, которые, по весьма расхожему мнению, «преподают потому, что ни на что больше не годны, а в квалифицированные рабочие не идут только потому, что боятся физического труда», оплачиваемого, кстати, вдвое лучше.
Естественно, что научно-техническая революция в ее демократическом варианте сделает самой массовой, главной и престижной фигурой в обществе – педагога. С престижностью, обратной нынешней, на первое место встанут воспитатели яслей, детских садов, затем – педагоги средних школ и только на третьем месте окажутся преподаватели университетов. Кстати, это будет лучше соответствовать и шкале трудностей, поскольку педагоги нового времени должны будут решать грандиозные задачи, диктуемые абсолютными, жизненно важными потребностями современного общества.
В заключение сформулируем кратко несколько главных выводов из всего изложенного в данной работе. Их можно рассматривать как фундаментальные основы педагогической генетики.
Установление глубочайшей наследственной гетерогенности как одного из основных условий существования любого вида, в том числе и человека, заставляет отказаться от догмы об исходной, врожденной одинаковости людей.
Изучение различнейших видов способностей объективным близнецовым методом показывает, что в нормальных («средних») условиях развития подавляющее большинство способностей имеет важную наследственную детерминанту.
Принцип наследственной гетерогенности человечества и значительная роль наследственности в одаренности не может использоваться для возрождения новейших вариантов расизма и социал-дарвинизма; наоборот, он может использоваться для обоснования принципа предоставления равных возможностей и является основой гуманистического принципа незаменимости каждой человеческой личности, принципа «настоящий человек на настоящем месте», принципа раннего определения личностных особенностей и способностей.
Существование наследственных биохимико-гормональных механизмов резкого повышения умственной активности заставляет нас нацелить пристальное внимание на более глубокое изучение этого вопроса и на поиски практических путей использования этих механизмов.
Общество может и должно создавать множество социальных стимулов для развития интеллектуальных и творческих способностей человека.
Одним из важнейших путей развития педагогической генетики должны стать экспериментальное изучение одно- и двуяйцевых близнецов с установлением соотносительной роли наследственности и среды в детерминации конкретных способностей и реального потолка развития, достижимого при их различных уровнях.
Принцип наследственной гетерогенности человечества и понимание огромной важности такого чисто возрастного явления, как импрессинг, должны стать руководящими, отправными точками при разработке основ теоретической и прикладной педагогической генетики. К ним относятся: методы максимально раннего установления сотни различных видов наследственной одаренности, методы оптимальных и часто индивидуальных способов их максимального развития; прививка ранней склонности именно к тому роду деятельности, которая наиболее отдаточна для данной личности; максимально ранняя коррекция безусловно-отрицательных личностных свойств, приглушение и направление в желательном русле условно отрицательных личностных свойств.
На грани чистой педагогики с педагогической генетикой лежит разработка методов оптимизации импрессингов в возрастном и индивидуальном разрезе. Это означает экспериментальное (опять-таки на близнецах) выяснение того, когда и как можно воздействовать на ребенка или подростка, чтобы возбудить или усилить в нем рефлекс цели, направленный на познание. Если оставаться в рамках чистой педагогики, то это сведется к индивидуальному педагогическому умению и такту, даваемому некоторым педагогам длительным опытом и интуицией.
Учение об импрессинге заслуживает переноса на младенцев, детей и подростков, так как в существовании фаз особой чувствительности, фаз особой восприимчивости можно уже не сомневаться.
Необходимо разрабатывать методы раннего тестирования сотни способностей, методы определения потолка их развития, методы подбора профессии.
Революционные преобразования в подходе к педагогике должны сопровождаться значительным укреплением эмоциональных связей младенца и ребенка прежде всего с матерью. Антигуманные, античеловеческие тенденции, извращение этических норм, эгоцентризм и все разновидности социал-дарвинизма, развивающиеся из эмоциональной холодности, способны породить особенно страшные последствия.
Материнству нужно вернуть его высокую престижность с поправкой на число детей и качество их воспитания (вовсе не тождественное ухоженности).
Человечество тысячелетия мечтало о социальной справедливости, о социализме – библейском, христианском, утопическом или научном. Но если Моисей сорок лет вел свой народ по пустыне, ожидая, покуда вымрет поколение, рожденное в рабстве, то в XX в. значительно больший срок не принес и не несет духовной свободы.
Разгадка частью лежит в игнорировании сущности и механизма развития личности, с пятилетнего возраста чутко улавливающей разрыв между словами и действительностью, как губка впитывающей впечатления, очень рано выводящей свои умозаключения, видящей несправедливость гораздо острее притерпевшегося взрослого. Частью дело в извращении принципов социального подъема.
Но создание истинно справедливого общества требует не столько изобилия (эксплуатация человека человеком, более того – порабощение человека осуществляется и в обществе изобилия), сколько поднятия общественной и личной этики до уровня само собой разумеющегося равенства, свободы, братства и альтруизма. Данные же о неисчерпаемой наследственной гетерогенности психики и о значении импрессинга указывают на то, что решающим звеном является развитие ребенка в младенческо-детско-подростковом возрасте и открытие неограниченных возможностей реализации дарований.
Таков тот путь конкуренции между системами, на котором будет решаться будущее человечества, и это в значительной степени выгоднее всем, так как конкуренция по вооруженности в век научно-технической революции реализуется только в кровопролитных войнах.
Мы закончим нашу книгу словами великого русского врача Николая Ивановича Пирогова:
«Дайте созреть и окрепнуть внутреннему человеку, наружный успеет еще действовать. Выходя позже, он будет, может быть, не так сговорчив и уклончив, но зато на него можно будет положиться: не за свое не возьмется.
Дайте выработаться и развиться внутреннему человеку!
Дайте ему время и средства подчинить себе наружного, и у вас будут и негоцианты, и солдаты, и моряки, и юристы, а главное – у вас будут люди и граждане».