Сказочные повести

Петербургские сновидения
- Есть, Настенька, если вы того не знаете, есть в Петербурге довольно странные уголки. В эти места как будто не заглядывает то же солнце, которое светит для всех петербургских людей, а заглядывает какое-то другое, новое, как будто нарочно заказанное для этих углов, и светит на все иным, особенным светом. В этих углах, милая Настенька, выживается как будто совсем другая жизнь, не похожая на ту, которая возле нас кипит, а такая, которая может быть в тридесятом неведомом царстве, а не у нас, в наше серьезное-пресерьезное время.
Ф.М.Достоевскип. "Белые ночи"

Петербургские сновидения

Санкт-Петербург
Художник Владимир Лань
ISBN 5-85331-006-4
(c) А.В.Гнездилов, 1996 г.
(c) Г.Г.Ябкевич, оформление, 1996 г.
ЧТО ДАРЯТ НАМ ЧУЖИЕ СНЫ...
Не знаю, как Вам, уважаемый читатель, а мне всегда было интересно узнать, какие сны видят другие люди. Но расспросы оказывались чаще всего напрасными. Кто-то говорил, что снов вообще не видит; иные признавались, что к утру забывают сновидения; те, кто помнили, редко могли передать увиденное во сне даже самому внимательному слушателю: при пересказе сновидения теряли всю свою прелесть, превращаясь в мертвых бабочек с поломанными крыльями. И вот - эти истории. Они как живые бабочки. Крылья трепещут и переливаются, а траекторию полета трудно предсказать. Эти истории не подчиняются законам литературы. Притчи ли это, сказки или рассказы - трудно определить, к какому жанру их можно отнести. Увидев, что в этих историях нет канвы житейских событий, ждешь определенности морального урока, присущей сказке или притче, но и ее не находишь. Истины, которые просвечивают сквозь ткань повествования, текучи, неотчетливы, противоречивы. Вначале эта неопределенность смущает. А потом осознаешь, что за ней - опыт живой жизни, воспринятой не логикой и рассудком, а глубинами души. Теми ее слоями, где слиты индивидуальные желания и страхи, общие для многих людей надежды и опасения, сверхличные прозрения и чувства, соединяющие конкретного индивида со сферой трансцендентального бытия. Единство разных уровней отражения реальности сближает истории этой книги со сновидениями, хотя это, конечно, не сны в прямом смысле слова, а сновидения наяву, или грезы. Внимательно всматриваясь в ткань повествования, вслушиваясь в его музыку, мы можем узнать о реальных переживаниях поведавшего их человека: о том, как больно и бесплодно растрачивать душу на дела, чуждые твоей натуре ("Сокровище"); о том, какой соблазнительной и опасной может быть мечта ("Актеон"), о том, что даже семейное счастье может наскучить, если тот, кого любишь, наполнен только тобою ("Выбор"), и еще о многих открытиях в сфере душевной жизни. Многие из этих открытий рождают печаль и тревогу. Но в рассказанных историях есть образы, вселяющие надежду на избавление от разрушительных переживаний. В них показано, как бессильна ревность, даже толкающая на убийство ("Гора"); как самоотверженная любовь способна наполнить смыслом человеческую жизнь, если она милосердна к другим ("Песок пустыни"); как творчество по законам красоты может вернуть гармонию в жизнь ("Старая королева"). Благодарность смерти, избавляющей от страданий, выражена в историях "Черный Принц" и "Сон". Извлеченные из заповедных глубин души автора книги, эти истории будут интересны и полезны многим людям. Ведь душа человека как колодец. Вода, которая его наполняет, есть часть мирового океана. Черпая из колодца, мы получаем возможность не только почувствовать вкус именно этого источника, но и утолить жажду той влагой, которая распространяется по глубоким подземным рекам. В историях, рассказанных автором этой книги, - поддерживающая сила нашего общего источника жизни.
Психолог кандидат педагогических наук О.И.Даниленко
ОТАВТОРА
Думается, мало кто знает, для чего мы живем и что такое сама жизнь. А потому не будет преувеличением сказать, что мы живем среди сказок. Каждый, кто нас учит жизни, рассказывает нам свою сказку и очень надеется, что мы будем ему верить и играть в его игру. И начиная с детства мы все учимся играть в разные игры, а когда вырастаем, в свою очередь учим детей по своим сказкам. Но как разнятся взрослые сказки от детских! Откуда-то в них появляется нетерпимость, злость, ненависть. "Мое видение - единственно верное! Моя - сказка самая лучшая!" Ах, нет, друзья, наш мир не одинаков для всех и глаза каждого открывают свой собственый мир, а душа создает свою собственную сказку... Эта мысль и предлагается читателю, взявшему в руки книгу. Пусть приобщение к сказке побудит его на собственное творчество. Воображение - великая сила. Оно, не насилуя мир, делает Вас свободным от обстоятельств. Создайте свое королевство из окружающих людей и природы. Приделайте драконьи головы Вашим недругам, и сказочная атрибутика сделает их совсем не страшными. Подарите рыцарские доспехи Вашим друзьям, титулы и бархатные наряды - подругам. Жизнь расцветет под лучами Вашей фантазии. И главное, боль не покажется нестерпимой, зло - неискоренимым, а смерть - всевластной. Сказки этой книги не выдуманы. Это скорее были, которым воображение придумало иной конец и смысл. Это судьбы людей, многие из которых ушли из этой жизни, но в памяти осталась их красота, их волшебные превращения... Пусть порой их истории противоречат общепринятому канону: сказки должны иметь счастливый конец. Мы не можем всегда и всюду носить с собой флаг оптимизма. Ведь грусть и утраты нередко делают нас глубже и мягче... Эти сказки наполнены неким символическим смыслом. Он становится понятен по прочтении. В первую очередь они сочинялись для себя, затем были рассказаны людям, находящимся в экстремальных условиях, столкнувшимся с реальной угрозой для жизни. Сказки помогали не уйти от опасности и не отвернуться от нее, но трансформировать себя. Таким образом, психотерапевтический эффект сказки становился ре -альным. Следует отметить, что сказки, это именно сказки,,а не "читки". Они звучали в пространстве, и это пространство было определенным образом организовано. То был психотерапевтический театр "Комтемук " - компанейский театр музыкальных картинок. В нем собирались как больные, так и здоровые люди, переодевались в театральные костюмы и под музыку создавали "живые" картины и портреты. Тогда и звучала сказка, и в ней появлялась Ее Величество Смерть не как пугало и не как трагическая реальность, но как великая возможность смены собственного образа. Встреча с Ней снимала извечный страх и приводила к иному восприятию Ее - не как разрушительницы, а, например, как "сна ", подобного тому, что в "Спящей красавице ". И через переживание сказки приходило сознание истины, реальности, о которой не принято было говорить вслух. И это переживание давало освобождение сознания и возможность "общения" в Духе. Сказки - это возможность вернуться к детству, к нашему детскому "Я", на котором зиждутся все наши чувства, и в первую очередь - чувство тайны и красоты. Так пусть же
этот сборник будет призывом к сказке, к сказочному ощущению мира... Пусть каждый создает свою собственную сказку, сказку своей жизни! Она в каждом дне, в каждой встрече. И на этом пути да будут нам маяками великие творения Андерсена и Гауфа, Гофмана и Музеуса, Топелиуса и братьев Гримм, Одоевского и Бажова, Александра Грина и Толкиена, Льюиса и Перро!... Итак, в старой петербургской мансарде, высоко над городом, по ночам зажигался свет. Там жил человек по имени Балу. Имя ему дали дети, которым он рассказывал сказки. А другое его прозвище Старинный Приятель. Не потому, что его давно знали, а потому, что он знал множество старинных историй, что у него был старинный голос, и жил он в старинном доме, и рядом с ним оживала старинная-старинная жизнь...

ПУТЬ
Самый великий Волшебник живет на Солнце. Там совсем не так жарко, как кажется, и не так ослепительно ярко, как это представляется. У волшебника есть чудесный сад с благоухающими цветами, которые умеют не только разговаривать, но и петь, а порой и танцевать. И вот что там однажды случилось... Накануне великого и совершенного Нового года Волшебник пришел в свой сад и сказал своим цветам:
- Я хочу сделать для Вас подарок. Вы можете загадать любое желание и оно исполнится.
Тогда одни цветы пожелали научиться летать и превратились в бабочек, другие захотели плавать и стали рыбками, третьим надоело быть маленькими, и они выросли такими же громадными, как деревья, сохранив свои волшебные яркие лепестки. Теперь они казались разноцветными фонтанами или фантастическими платьями, выросшими из земли. Но один из цветов сказал Волшебнику:
- О мой повелитель, каждую ночь я вижу одну маленькую волшебную звездочку, которая смотрит именно на меня и улыбается мне. Я хочу попасть на нее.
- Пусть будет так! - ответил Волшебник. - Но в каком виде ты хочешь отправиться в гости?
- Я не смею просить, но мне, конечно же хотелось бы походить на тебя!
- Хорошо! - сказал Волшебник, - но, чтобы походить на меня не только внешне, но и внутренне, ты должен будешь всегда стремиться к чему-то большему, чем то, что имеешь или чем являешься...
И вот цветок очутился на голубой звездочке и принял человеческое обличье. И хотя из памяти его скоро стерся образ Волшебника и Его сада, его собственная природа заставила строить вокруг себя Красоту. Первым делом он стал разводить цветы и среди них воздвиг прекрасный дом на берегу чистого озера, в котором всегда отражалось Небо и Солнце. Долгое время он был удивительно счастлив, но вот однажды черная комета прилетела из межзвездных пространств, буря пронеслась по земле. Дом был разрушен, сад разметало по сторонам, озеро превратилось в зловонную грязную лужу. Горько оплакал свою судьбу человек с душой цветка. Все, что с таким трудом он создавал, было разрушено и уничтожено в одно мгновение.
- Я потерял все, что любил, - сказал несчастный, - и не хочу жить!
"Ищи что-то большее, нежели то, чем ты владел", - шепнул ему внутренний голос, но он не услышал его или не захотел понять. Выбрав самую высокую скалу, он прыгнул с обрыва вниз, думая, что исчезнет так же, как его дом и сад. Но он не исчез, а опять оказался в саду Волшебника. Ни словом не попрекнул его Господин, а когда пришло время Нового года, цветок опять захотел на Голубую звезду. На этот раз он взял с собой солнечные облака, которые могли превращаться в животных. Теперь, если б налетела буря, она не смогла бы уничтожить все. Да, беззащитные растения могли погибнуть, но животные умели передвигаться и наверняка смогли бы убежать от опасности. И вот на Голубой планете появились стройные лошади, быстроногие собаки, миролюбивые коровы, козы и овцы. Снова человек с душой солнечного цветка был счастлив.

Но вот однажды он был голоден и увидел, что молнией убило одну из его овец. Тогда он решил попробовать ее мясо. Оно ему так понравилось, что он стал убивать для себя время от времени одно из животных и есть его. Когда об этом узнали звери, их обуял страх, и хозяин стал мм ненавистен. Они хотели убежать от него, но он выделил собак и обещал не трогать их, а делить с ними свою пищу, если они будут помогать ему. А потом, чтобы угнаться за своими жертвами, он также приручил лошадей... И раздор возник на планете, и однажды случилась великая война, в результате которой остался человек один одинешенек, потеряв все, что имел. И снова, забыв заповедь "искать дальше себя и больше того, что имеешь", он сбросился с обрыва.
В третий раз вернулся он на Голубую звезду. С ним был еще один цветок, который превратился в женщину и увенчал его жизнь любовью. Но увы, на Голубой звезде в противоположность Солнцу, царствовал закон Времени, и Смерть прятала от всех живущих там тайну Вечности. И однажды возлюбленная человека-цветка умерла. Он хотел расстаться с жизнью, но вдруг вспомнил и снова услышал слова Волшебника: "Ищи большего!" Тогда он понял, что за любовью к цветам, дому, животным, к женщине есть что-то еще... чья-то любовь, которая дарила красоту и ему, и тому, что создавали его руки, и всему окружающему. Тогда он пошел искать Это. Солнечные лучи сгустились, образовав в воздухе сверкающую дорожку. Он шел по ней и не падал, а навстречу ему спускалась еще чья-то светящаяся фигура. Они сблизились, и он поклонился встречному, тот также склонил голову, и человек понял, что стоит перед солнечным зеркалом, а в нем отражается Великий волшебник.
- Кто ты? - изумился человек.
- Я - ты, и ты - Я, - ответил голос, - ныне ты достиг того большего, к чему Я тебя звал...
КОРОЛЬ ГРАНАТ
И все же, хотя вода кажется едва ли не самым страшным врагом камня, без нее он теряет половину своей красоты. Ты подумай, на незримых ладонях вечности стихия, изменчивая и капризная, - то ласковая, то грозная, как улыбка женщины, прозрачная подруга света, олицетворяющая жизнь, - ведет бесконечную борьбу с твердыней, превращая ее в песок, растворяя в себе... Но чем тебя так поражают драгоценные камни? Не своим ли приближением к капле воды, отдающей свое тело солнечным лучам? Изумруд, бриллиант, сапфир, топаз... Они гак же прозрачны, и влажный блеск
их, как высший символ отраженности, не есть ли первоначальное свойство воды?
Впрочем, еще в древности существовало мнение, что мир состоит из четырех
стихий, взаимопроникающих друг в друга. И если уж признать, что в огне есть
вода, то "вода в камне" звучит вполне прилично...
Это ужасно - начинать танцевать от печки: желая дать золотой, разменивать
его прежде на медь. Но где истоки наших мыслей?
В тысячах мелочей, окружающих нас. Вот чья-то улыбка, мелькнувшая среди
толпы, вдруг сольется со случайным ароматом цветка - тихо зазвенела одна из
струн души твоей, теплая волна нежности смягчила глаза. И вот - как чудесный узор неожиданно складывается из подброшенных цветных стеклышек - восторг охватил тебя при взгляде на привычную картину жизни. А корни - в этом несущемся потоке мелочей, где все одновременно и хаос, и гармония. Все связано нитями, которых мы не видим, и потому каждое явление приходит как чудо. И уж коли мы заговорили о чудесах, я признаюсь, что мой разговор сводился к тому, чтобы рассказать тебе одну сказку.
А начало ее в самом начале. Ты не забыл еще про камни?
В одной маленькой стране, спрятавшейся от любопытных глаз истории, наступала осень. Ласточки все чаще собирались в стаи и носились над землей, заглядывая в окна старого дворца. Его остроконечные башенки возвышались над густым парком, где притихшие деревья, облачаясь в золотые одежды, с тайной тревогой прислушивались к печальному бою больших дворцовых часов. Скоро северный ветер промчится склоняя их верхушки, срывая богатые уборы беззащитных стволов и ветвей.
- Дорогу Властительнице Снов, несущей покой, - протрубит он. И жизнь с прощальным трепетом замрет в сверкающих оковах зимы.
А во дворце готовились к балу. Он устраивался всего раз в году и был совершенно необыкновенный. Герцог Лионель, правитель страны, доставал из сокровищниц все свои драгоценности и украшал ими гостей.
- Камни должны видеть солнце, чтобы не потерять своей красоты, - говорил он.
И кто еще мог лучше судить об этом? Вряд ли нашелся бы в мире редкий камень, которого не было во дворце. И этому немало способствовали подданные герцога. Причудливые вкусы или странный характер тому причина, но еще с детства он стал покровительствовать уродам, карликам, монстрам, людям отверженным, вынужденным добывать себе кусок хлеба, подвизаясь в роли шутов. Прослышав о доброте Лионеля, эти несчастные толпами приходили в герцогство и селились в нем, отчего оно даже получило название Страны шутов. Здесь никто не смеялся над ними, не требовал веселить себя, и они спокойно могли проводить остаток жизни, чувствуя себя людьми, а не забавой или пугалом. Вельможные соседи герцога смеялись над ним, но он не обращал на них внимания. Зато жители страны платили ему любовью и преданностью. Многие из них, прослужившие при дворах различных государей, приносили в дар Лионелю драгоценные камни. И трудно был о доставить ему большую радость! Он восхишал-ся ими, как влюбленный, и ухаживал за ними, как за цветами.
- У каждого из них своя душа, привычки и свойства, и это - целая наука, - считал он.
- Уж не хочет ли он заняться алхимией и вступить в союз с нечистой силой? - шептали ненавистники.
- Он давно окружил себя ведьмами и колдунами, взгляните на подданных, - отвечали злопыхатели.
Но суеверный страх держал их на почтительном расстоянии от границ Страны шутов. В ней самой было очень тихо. Одно воспоминание о прошлом, наполненном вынужденным кривляньем и смехом, заставляло жителей считать тишину первым законом герцогства. Только перед осенним балом во дворце раздавалась музыка, на стены выходили герольды и трубили в звонкие рога, оповещая подданных о приближении праздника. Сам герцог на белоснежном коне в сопровождении своих рыцарей отправлялся приглашать к себе гостей. Этот праздник больше всего любили дети, и их-то и собирал Лионель в свой дворец. Для каждого он выбирал свой камень, придумывал наряды, так что со стороны его вполне можно было счесть за художника, создающего свое творение не на полотне, а в жизни. Но в его причудливых фантазиях трудно отыскивался истинный смысл. Сам же герцог с улыбкой объяснял близким и друзьям, что красота и безобразие - родные сестры, и для камней нужна оправа из уродства. Из соединения противоположностей рождается наивысшая выразительность... Вот в чем крайности сходятся, как ладони двух рук.
- Впрочем, - заканчивал он свою речь, - можно все понимать наоборот. Однако кому еще так подходят эти драгоценности, как не моим подданным?
И в этот раз маленькая кавалькада всадников медленно двигалась по узкой горной дороге, отбрасывая впереди себя длинные тени. Солнце спешило окунуться в море, а сгрудившиеся у горизонта облака казались сказочными хребтами, тающими в радужном сиянии. Наступил вечер... Прохладный ветерок, напоенный тонким ароматом водяных лилий, пахнул в лицо путникам, и неожиданно дорогу им пересек ручей. Усталые кони остановились, прильнув к воде. Среди деревьев, отражая закат, сверкали стекла небольшого дома, доносился чей-то смех. Герцог тронул поводья и выехал на поляну, заросшую высокой густой травой. У ручья сидела девочка и, бросая в воду желтые листья, смеялась тому, как они возвращались к ней. Услышав шум, она повернула голову, и Лионель увидел чудесное личико, словно созданное из журчания ручейка и нежного благоухания цветов.
"Такое встречается только у фей, да и то во сне, - подумал он, боясь выдохнуть, чтобы не рассеять это прелестное видение. - Может быть, я уже нахожусь не в своей стране?"
Между тем незнакомка с таким же удивлением и восторгом разглядывала его самого. Видно, не каждый день блестящие рыцари сворачивали к лесной хижине. Герцог улыбнулся и вынул из сумки золоченый ключ. Каждому приглашенному на праздник раздавались такие ключи от комнат во дворце, куда они должны были явиться.
- Я приглашаю тебя на бал, - сказал он, протягивая руку.
Но девочка не вставала с места. Ее лучистые глазки потемнели и наполнились слезами. В это время скрипнула дверь, и на пороге дома показались двое уродов: мужчина и женщина. Они испуганно кланялись, приветствуя герцога.
- Анжеллина не может ходить, ваша светлость, - сказал хозяин, тяжело вздыхая... Лионель соскочил с коня и подошел к девочке.
- И все-таки она должна быть на празднике. Я оставляю ключ и на обратном пути заеду за ней. Ты не побоишься ехать со мной, Анжеллина?
- Нет, нет! - торопливо воскликнула девочка, разгоняя сумерки своей улыбкой.
Герцог махнул рукой и скрылся среди деревьев.
"Воистину, судьба непреклонна к моим подданным, - думал он, продолжая путь, - Избавив девочку от уродства родителей, она обрезада крылья ее красоте".

А в домике у ручья не знали, радоваться или печалиться нежданно свалившейся милости. Когда родилась Анжелла, отец и мать не могли нарадоваться ее красоте. Однако, зная, как будет она со временем отличаться от своих сверстников, поселились вдалеке от всех, решив оградить ее от возможной зависти и недоброжелательства. Лес дал им приют, но не уберег Анжеллу от опасности. Однажды ее ужалила змея, и она не смогла больше подняться на ноги. Горько плакала над ребенком несчастная мать, а отец хмуро утешал ее, говоря, что лучше быть такими же, как все, или хуже, чем возвышаться над другими. Все детство Анжеллы прошло у ручья, с которым она подружилась и научилась разговаривать.
- Он рассказывает куда интересней, чем ты, - говорила она отцу.
И действительно, не уходя никуда от дома, она знала, что делается вокруг, едва ли не лучше своих родителей. Ручей раскрывал ей все тайны леса. Проплывающие после грозы щепки сообщали Анжелле о том, что сломался старый дуб, росший далеко от их жилища. Клочки меха, зацепившиеся за тростники, передавали ей, что медведь приходил залить сладкий дикий мед и остудить ужаленную пчелами лапу. И не случалось ни одного события в лесу, о котором бы не поведал девочке ее веселый прозрачный друг.
Теперь же впервые она забыла о его добродушной болтовне и, полная радостной тревоги, мечтала о первом празднике в своей жизни. До этих пор она только слышала о балах от своей матери, и они представлялись ей чем-то волшебным. А родители думали о том, сколько разочарований и огорчений может встретить Анжелла, столкнувшись с людьми, от которых была ограждена с самого рождения. Впрочем, они немного успокоились, когда увидели свою дочь в седле, рядом с герцогом. Она казалась такой счастливой, что даже ручеек, засмотревшись на нее, свернул со своей обычной дороги и чуть не заблудился среди двух молчаливых валунов.
И наступил день праздника. Ярко светило солнце сквозь высокие стрельчатые окна зача. Дети заполнили дворец, и герцог каждому выделил прихотливые наряды и драгоценности. Когда подошла очередь Анжеллы, ее посадили в деревянное кресло с колесиками, украшенное затейливой резьбой, и принесли ей лакированный сундучок. В нем лежало черное газовое платье с бархатными узорами, прошитыми серебряной нитью, и гранатовый браслет. Девочка замерла от восторга, увидав на своей руке тонкий обруч, усыпанный сверкающими красными камешками. В середине браслета темным загадочным пламенем горел крупный гранат, как будто властвовавший над всеми остальными. Вот ударили громадные башенные часы, созывая гостей, и дети вступили в тронную залу.
Да, это было фантастическое зрелище. Самые причудливые маскарады не могли бы сравниться с этим балом, где жизнь, не нуждаясь в подделках, вдруг разом выплеснулась неповторимым сочетанием своих противоположностей. Анжелла с закружившейся головой переводила взгляд с одного лица на другое, не в силах остановиться. Вот у колонны задержался худой, бледный мальчик. Его голубые глаза сияли торжеством, но тонкие яркие губы, скрытые непомерно длинным носом, усмехались слишком мрачно и зло. Он прищелкивал длинными пальцами, на одном из которых красовался опаловый перстень. Рядом с ним присела рыжеволосая девочка без лба в переливающемся всеми цветами радуги платье с изумоудами на тонкой шейке. Смеюшяяся горбунья. играя браслетами из золо
тистых топазов, протягивала обнаженные руки к одноглазому уродцу. Он был одет в фиолетовый шелк и держал шпагу из горного хрусталя. Большеголовая карлица, облаченная в дымчатую тунику, не могла оторваться от зеркала. Лоб ее украшала сапфировая диадема. Из толпы выбежал ребенок с высохшим, стариковским лицом в одежде восточного мага. На его белом тюрбане, подобно капле крови, алел рубин. Хлопая в ладоши и кружась, за ним гналась девочка с очень длинной шеей и крошечным личиком. На ней, ослепляя глаза, вспыхивало бриллиантовое ожерелье. Но всех не перечислишь... И странная гармония существовала между уродами в роскошных одеяниях и драгоценными камнями, как будто, соединившись, они получили законченность, когда-то предусмотренную самой природой.
Меж тем громко пропели трубы герольдов и главный церемониймейстер объявил, что гости должны избрать королеву бала. Дети зашумели и стали оглядываться друг на друга. Анжелла, растерянно притаившаяся в самом дальнем углу, не сразу поняла, что случилось, когда на нее обратились все взоры. Двое карликов в одежде пажей под единодушный крик остальных приблизились к ней и водрузили на голову золотую корону. Дрожащей рукой Анжелла подала знак, и бал начался. Загремела музыка, и дети, подхваченные волной веселья, понеслись в пестром хороводе через бесконечные анфилады комнат в парк. Там они рассыпались по многочисленным дорожкам, играя и танцуя. Их звонкие голоса будили эхо под высокими сводами. Музыка сливалась с ними, и казалось - с лепных потолков низвергается невидимый водопад разбитой навсегда тишины.
Анжелла с жадностью прислушивалась к звукам. Она осталась в зале совсем одна. Ее подданные забыли о ней в ту же минуту, как получили свободу. Пажи, рыцари, герольды - все, окружавшие ее трон, поспешили в сад, где их ждали солнечные лучи и веселые игры. О, если бы кто-нибудь знал, как грустно стало Анжелле! В ту минуту она готова была отдать и корону, и всю свою красоту за возможность последовать за ними. Но вот стемнело, и дети вернулись во дворец. Здесь их уже ждали накрытые столы. Веселье разгорелось с новой силой. Уродцы накинулись на еду, спеша отведать всего, что подавалось. Однако одни блюда сменялись другими, а угощениям не было конца. Анжелла незаметно отъехала в сторону. Еще утром она чувствовала себя такой счастливой, а теперь... Теперь ей становилось даже страшно при взгляде на эти лица, в которых улыбки принимали вид зловещих гримас, а жующие рты напоминали хищных зверей, урча, пожирающих добычу. Девочка подняла голову и увидела на галерее герцога, окруженного какими-то людьми. Он смотрел на пирующих и, казалось, смеялся. Как будто тяжелый камень сорвался с потолка и лег на грудь Анжеллы, слезы потекли из ее глаз. Она схватилась за колеса кресла, спеша прочь из зала. Кресло катилось само, так что девочке почти не приходилось отталкиваться. Вот очутилась она в какой-то комнате, стены которой были обиты узочатым малиновым шелком. Шум праздника не проникал сюда. На столе мирно горели свечи в бронзовом канделябре. Анжелла подъехала к окну. За ним в ночном сумраке раскачивались деревья, как будто пытаясь наклониться и утешить ее. Она вспомнила ручеек и совсем успокоилась.
- Какая я глупая, на моей голове корона, а я еще смею плакать.
Анжелла хотела взглянуть на браслет, как вдруг обнаружила, что он исчез с ее плси. Похолодев от ужаса, она стала его искать на полу, но напрасно. Легкий
шорох за спиной заставил ее обернуться. Перед ней неизвестно откуда появился невысокий странный человек в темно-красном бархатном камзоле. Голову его покрывал пышный белый парик, а на ногах были туфли с высокими каблуками и черными траурными лентами. С плеча незнакомца свисала, переливаясь, серебряная перевязь со шпагой. Он изящно поклонился Анжелле.- Ну как вам нравится бал? - Голос его звучал так забавно, а глаза смотрели на девочку с такой добротой, что она сразу почувствовала к нему доверие.
- Мне стало там страшно. Я представляла бал совсем другим, - прошептала она.
Человек заулыбался, забавно подпрыгнул на одном каблуке и кивнул головой.
- Да, да, сейчас все будет так, как вы хотите.
Он взял ее за руку, и вдруг она встала с кресла и пошла вместе с ним. Это случилось так просто и чудесно, что Анжелла и думать забыла о браслете. Они вступили в тронный зал, и незнакомец вынул осколок зеркала из кармана.
- Смотри! - крикнул он Анжелле и бросил его на пол.
В то же мгновение все преобразилось. Уроды превратились в стройных, прекрасных девочек и мальчиков. Они выстроились парами за Анжеллой и ее спутником. Музыканты заиграли незнакомую, волшебную мелодию, и они плавно закружились в каком-то необыкновенном танце. Ноги легко несли Анжеллу, как будто всегда знали эти замысловатые движения.
Она закрыла глаза и вместе со звуками музыки поднялась высоко-высоко. Сердце ее замирало от восторга и счастья. Ночь осталась где-то далеко внизу. Из-за розовеющих горных вершин выступило солнце и протянуло к девочке свои лучи. И когда танец кончился, заря не исчезла. Утро пришло во дворец. Анжелла опять была в малиновой комнате. Ее кавалер напевал и размахивал руками, дирижируя себе. Вдруг семь раз пробили часы, и откуда-то раздался печальный детский голосок:
- Король Гранат! Король Гранат! Где ваша королева?
Странный волшебник замер. Его доброе лицо исказилось страданием. Слезы потекли по щекам, смывая пудру.
- Где королева? Где королева? - повторяли его губы.
Он схватил канделябр и, толкнув невидимую дверцу в стене, стал спускаться по узенькой лестнице. Анжелла бросилась за ним. Они проходили по темным мрачным подвалам. Человечек открывал крышки окованных железом сундуков и подносил к ним канделябр. Там лежали драгоценные камни, и от их сверкания на стенах появлялись изображения дам и кавалеров. Король всматривался в них, затем с горестным вздохом следовал дальше. С каждым шагом он становился все меньше и двигался медленнее. Наконец он опустился на землю и спрягал свое лицо в ладонях. Рыдания сотрясали его тельце, и Анжелла не знала, как его утешить. Сердце ее вдруг исполнилось отваги и надежды.
- Не плачьте, добрый король, - сказала она. - Клянусь вам, что я не пожалею своей жизни, чтобы найти вашу королеву.
Человечек, как ребенок, вытер слезы и улыбнулся. Они поднялись обратно. Анжелла зажмурилась от яркого солнца, и, когда открыла плаза, короля уже не было, а на руке ее сверкал гранатовый браслет. Бал кончился и дети покинули дворец. Родители девочки не могли прийти в себя от изумления, увидав ее на
для них чудом. О, если бы они видели Анжеллу во время танца с королем Гранатом! Но она молчала. С этих пор девочка стала задумчивой, казалось, даже обретенная способность передвигаться не радовала ее. Часто в темные ненастные ночи, когда разъяренная буря в слепой злобе налетала на лес, ей чудился за окном маленький человечек с канделябром в руке.
- Анжелла, Анжелла! - звал он. - Помоги мне вернуть королеву!
Девочка плакала и мучилась, вспоминая свою клятву и чувствуя свое бессилие.
Так прошло несколько лет. Анжелла выросла, но родители забыли, как она смеется.
- Что с ней случилось? - не понимали они и чуть ли не жалели о том времени, когда она не могла ходить.
Герцог приезжал к ним осенью, чтобы пригласить Анжеллу на бал, но она пряталась от него, боясь встретить короля Граната. Однажды ей приснился страшный сон. Она видела свою мать танцующей среди зеркальных колонн. На груди ее ослепительно горело гранатовое колье. Вдруг оно превратилось в маленькую зеленую змейку, которая обвила шею женщины и впилась в нее. Анжелла закричала и проснулась. Испуганные родители вбежали в комнату. Девушка, плача, бросилась к матери:
- Тебя ужалила змея, мама! Та самая змея, которая приползла и ко мне в детстве.
Женщина странно посмотрела на дочь и почему-то отвернулась.
- Спи спокойно, Анжелла. Утром ты расскажешь свой сон и узнаешь то, что я от тебя скрывала.
На рассвете она вернулась в комнату дочери.
- Анжелла! - сказала она, выслушав все, что произошло на осеннем балу. - Видно, сама судьба не велит мне больше утаивать от тебя свое прошлое. Знай же, что когда-то в молодости я была прекрасна, как ты сейчас, и танцевала так, что люди приезжали издалека взглянуть на меня. Я жила при дворе богатого вельможи, который гордился мной и осыпал меня милостями. Но мне ничего не было нужно, кроме возможности танцевать. Когда звучала музыка, я растворялась в ней. Счастье клубилось под моими ногами, будя радость тех, кто смотрел на меня. За мою легкость и быстроту люди назвали меня Газелью. И вот однажды мы отправились в Хрустальный город. Там на празднике цветов каждый год устраивалось состязание танцовщиц. Лучшая из них получала драгоценный подарок и могла править этим волшебным городом. Я победила почти всех, и только одна соперница оставалась у меня. Ее сравнивали со змеей за странную очаровывающую манеру танца. Смутное предчувствие беды темным облаком повисло надо мной. В день перед поединком я не знала, куда себя деть, и с тоской считала часы. Ко мне подошел влюбленный шут и стал забавлять меня, пытаясь отогнать мрачные мысли. Я не могла улыбнуться. И тогда он поклялся похитить на время драгоценность, которая назавтра должна была увенчать победительницу, и показать ее мне. "Я слышал, - сказал он, - что драгоценный камень, предназначенный для награды, обладает силой помогать танцующим!"
Ночью он постучался в мои покои. В мерцании свечей блеснуло мне прекрасное гранатовое колье с крупным камнем посредине. В таинственной глубине его медленно кружился синеватый огонек
Наутро я победила. Но краткой была моя радость. При выходе из дворца чья-то рука протянула мне букет роз. Я прижала его к своей груди и вдруг увидела зеленую змейку, скользнувшую из него. Очнулась я в карете своего господина. Мы мчались прочь от Хрустального города. Не понимая, в чем дело, я обратилась к нему с вопросом. Он молча протянул мне осколок зеркала, и я не узнала своего лица - оно было обезображено. Кто поверил бы, глядя на него, что жалкая уродина могла потрясти людей своим танцем? Я хотела умереть и, наверное, свершила бы это, но на ближайшей остановке нас нагнал шут. Он видел мой танец, для него я осталась прежней, даже лишившись красоты. Он облегчил мою скорбь своей преданностью и любовью. Это был твой отец, Анжелла!
Девушка, задыхаясь, смотрела на мать.
- Значит, колье осталось у твоей соперницы?
- Да, - отвечала несчастная женщина, - оно должно было принадлежать лучшей танцовщице, и, так как я исчезла, гранат получила она. Может быть, там и заключена тайна пропавшей королевы?
На высоких стеклянных башнях города вертелись хрустальные флюгера, пуская солнечных зайчиков. Легкая, воздушная архитектура домов казалась лишь узорчатой рамой для пышно расцветших садов. Были последние дни праздника цветов. Люди веселились и пели. Множество гостей съехалось посмотреть на искусство танцовщиц, и опять, как прежде, всех покорили танцы Женщины-Змеи. Ее движения завораживали, усыпляли, и зрителям казалось, что они видели сладкие сны, полные неги и дурмана. Никто не мог соперничать с ней. Уже герольды готовились снова объявить ее первой танцовщицей и правительницей города, когда толпу вдруг облетел слух, что откуда-то явилась неизвестная девушка и собирается выступить против победительницы. Судьи вначале не хотели даже слушать ее, видя, что она опирается на палку. Но девушка продолжала настаивать и наконец сказала, что она дочь Газели. Еще жива была память о прекрасной танцовщице, исчезнувшей много лет назад, и некоторые подтвердили их сходство. Но вот все колебания пропали, когда Женщина-Змея сама приняла вызов и назначила условия состязания.
В большом прозрачном зале, окруженном зеркальными колоннами и хрустальной стеной, они должны были танцевать одновременно - каждая свой танец. Зал имел чудесное свойство превращать в музыку человеческий голос, но, подобно струнам арфы, настроенным на определенный лад, в нем могла раздаваться только одна мелодия. Могильная тишина встретила Анжеллу, когда, собрав все свои силы, она отбросила палку и, пошатываясь, вступила в зал. В блестящем, как чешуя, платье против нее стояла Женщина-Змея. Ее красота была холодна и внушала страх, а зеленые глаза проникали в самое сердце. Их взгляд сковывал движения, словно опутывал незримыми сетями. Вот медленно -'Л подняла она руки и, извиваясь, заскользила по кругу. Откуда-то сверху раздался Ц тихий свист, затем дробь барабана, и зал наполнился заунывной восточной мелодией.
Анжелла хотела вспомнить свой ганец на осеннем балу, но не могла. Ноги ее делали неуверенные шаги, руки робко протягивались в пустоту, не находя опоры, мотив застрял в горле. А соперница ее кружилась все быстрее и быстрее, и тело ее становилось все тоньше. Анжелла почувствовала едрбость и приблизилась к колоннам, но зеркала не отразили ее. Отовсюду навстречу ей извивалась
фигура Женщины-Змеи. Девушка беспомощно оглянулась. За прозрачными стенами тысячи глаз видели только волшебный змеиный танец.
Вдруг прозвучал громкий зов рога. Среди толпы появился герцог. В поднятой руке его сверкал гранатовый браслет. Словно разом лопнули путы, связывающие Анжеллу. Она выпрямилась и легко двинулась вперед. Страшная песня змеи оборвалась, и в зале зазвучала чудесная мелодия, под которую Анжелла танцевала во дворце герцога.
Женщина-Змея отпрянула к колоннам и поочередно коснулась их. Из зеркал выступили ее отражения и окружили девушку. Но в то же мгновение Анжелла увидела рядом с собой светящуюся призрачную фигуру, которая вошла в нее. Руки девушки засветились темно-красными лучами, и змеи, тянувшиеся к ней, чтобы ужалить, с шипеньем отдернули головы. Анжелла понеслась так стремительно, что почти не касалась пола. Торжествующая мелодия потрясла стены. Это уже, подобная раскаленному камню, танцевала сама королева Гранат. В ослепительных искрах вспыхнули и сгорели змеи. Крики восторга ворвались в залу. Когда Анжелла вышла, на груди ее дрожало и переливалось гранатовое колье. И снова осень пришла в Страну шутов.
- Анжелла! Анжелла! Знаешь ли ты, что с каждым днем я тускнею? - шепнул король Гранат, - счастье усыпляет меня. Моя любовь нуждается в разлуке. Только слезы сохраняют сверкание камней. Такова судьба гранатов - вечно стремиться друг к другу и бежать, если они окажутся вместе.
- Анжелла! Анжелла! Останься во дворце. Мое сердце полностью принадлежит тебе, - сказал герцог.
- Нет!.. Я уйду с королевой Гранат. Камни должны расставаться, чтобы сохранить свой блеск, люди - любовь. Но во время осеннего бала я буду возвращаться и танцевать вместе с тобой в твоем дворце.
ЗЕРКАЛО
Однажды трое детей забрались на вершину очень высокой горы. Земля осталась где-то далеко внизу. Леса, поля, озера казались нарисованными. Города и замки напоминали игрушечные. Зато небо было так близко, что становилось страшно выпрямиться во весь рост. Того и гляди зацепишься за облака и упадешь вниз. Солнце коснулось горизонта. Синеватая дымка прозрачной кисеей легла на долины. Все остановилось, застыло, и хрупкая тишина охватила землю. - Ну вот, наступил священный час, можно загадывать желание, - прошептал один из мальчиков. Его звали Манг. Он был неказист - худощав, неловок, с большой головой, на лице темнели задумчивые раскосые глазки.
- Ты уверен, что все сбудется? - спросил его товарищ. Он выглядел куда интересней - высокий, стройный, с открытым смелым лицом. У пояса его весела настоящая маленькая шпага, и он придерживал ее за эфес.
- Чего же ради мы забрались сюда, рыцарь Иор, если сомневались, что гора волшебная? - насмешливо спросил первый.
- Наверное и ради красоты! - вмешалась в разговор девочка.
При первом же взгляде на ее нежное личико, длинные золотистые локоны,
тонкую фигурку возникало Представление, что видишь прицессу.Она и была принцессой, причем самой настоящей, и звали ее Гемлой. Верно, нет законов для сердца, особенно детского. Пышному двору своего отца и блестящему обществу вельмож принцесса предпочитала своих простых друзей, которые не могли кичиться знатностью и манерами. Гемле даже нравилось, что они не пытались ей угождать, как все вокруг, а играть с ними было куда интересней, чем с кем-либо другим. Они убегали далеко за стены города, отыскивали пещеры или развалины замков. Иор называл себя рыцарем, а Манг разом взял на себя две роли - королевского советника и шута. Его голова всегда была полна самых невероятных затей и фантазий. Но самое главное - он каждую ночь видел необыкновенные сны. Волшебники, гномы, сокровища, тайны словно только и ждали, когда он закроет глаза, чтобы явиться в его сновидения целой толпой. Это было не хуже сказок! Принцесса и рыцарь, затаив дыхание, каждый день выслушивали все новые и новые истории.
И вот однажды Манг рассказал им о вошебной горе, на вершине которой, в час заката можно загадывать желания, и они исполняются. По его словам, он знал, где находится эта гора, и друзья отправились к ней, чтобы испытать ее чудесную силу. Таким образом они оказались на вершине. И тут обнаружилось, что, хотя они проделали невероятно трудный путь, им и в голову не пришло, что за желание они хотели бы загадать. А время торопило их, и вот принцесса пожелала стать счастливой. Рыцарь Иор захотел прожить без печали, а шут, обделенный вниманием из-за своей нескладной внешности, просил у судьбы подарить ему любовь...
Прошли годы, и они выросли. Старый король предоставил принцессе право самой выбрать себе жениха, а Гемла поставила искателям условие, что ее руку получит тот, кто сможет сделать ее счастливой. Не перечесть, сколько знатных и богатых юношей приходило ко двору! Не рассказать, как они старались завоевать расположение принцессы, но все они не выдерживали одного испытания, которое устраивала им Гемла. А она очень просто спрашивала каждого, кто сулил ей чудесную жизнь, счастлив ли он сам или нет. И если юноша просто отвечал "да", то она пожимала плечами и говорила: "Тогда зачем вам нужна я, если вы и так счастливы?" А если кто-то говорил "нет", то она замечала ему, как же собирается он принести ей счастье, если не может сам стать счастливым?
Меж тем Иор и Манг также не избегли чар принцессы. Оба были влюблены в нее, но Манг стал шутом при дворе и не смел и мечтать о красавице, а Иор, ставший отважным рыцарем, был слишком беден, чтобы решиться предложить себя. Тем не менее он видел, как одного за другим Гемла отвергает своих женихов. У него появилась надежда, хоть он и не знал, что нужно для того, чтобы сделать принцессу счастливой. Не знал этого и Манг. Впрочем, он, казалось, не очень-то страдал. Ему достаточно было своей любви. Он был подле принцессы и большего не желал. Однако, видя, как страдает его друг, шут посоветовал рыцарю еще раз взобраться на гору:
- Если ты загадал жить без печали, а сердце твое изнывает от тоски, то наверное можно пожелать еше раз или напомнить горе свою просьбу.
И вот рыцарь снова залез на вершину. "Если мое желание не исполнится, - подумал он, - то я приду сюда снова, в третий раз, но только затем, чтобы броситься с горы и окончить свои дни."

Солнце скрылось за облаками и вдруг рыцарь увидел в горе расщелину из которой вился легкий дымок. Он подошел ближе и сдвинул камень. В глубь горы вели скользкие ступени, и где-то далеко внизу брезжил огонек. Рыцарь стал спускаться в подземелье. Путь казался бесконечным. Страх закрался в его душу. Он поднял голову, чтобы повернуть обратно, но увидел над собой лишь одинокую звезду в самом отверстии подземелья. Снова Иор опустил глаза. Огонь, к которому он спускался, был совершенно такой же, как наверху. Казалось, он очутился меж двух звезд, бесконечно далеких, посылающих друг другу холодные серебристые лучи.
Сжав зубы, рыцарь продолжал спускаться, и время тянулось бесконечно долго. Глухо гудели каменные ступени под ногами, и ветер леденил его пальцы. Внезапно показалось ему, что чья-то фигура поднимается снизу навстречу ему. Он замирал, и кто-то внизу так же останавливался, как и он. Наконец они сблизились. Иор наклонился, и навстречу ему выступило из мрака бледное от ужаса лицо, в котором он узнал свои собственные черты. Тогда ок протянул руку и нащупал что-то твердое. Это оказалось небольшое овальное зеркало в серебряной оправе, но как странно: от прикосновения, как по воде, по его поверхности разошлись круги. В то же мгновение печаль, страх, отчаяние исчезли из сердца рыцаря. Он рассмеялся и, взяв свою находку, стал подниматься наверх.
Когда он вылез обратно, был вечер и солнце спускалось за горизонт. Рыцарь поспешил к дому. Там его ждало еще одно открытие. Он думал, что его путешествие длилось не более часа, если не считать путь к горе. Неужели за несколько секунд он пережил столь многое? Или это ему померещилось? Но в руках его было волшебное зеркало. Желание рыцаря Иора исполнилось: стоило взглянуть в него, и любая печаль исчезала! Теперь он знал, с чем идти к принцессе.
Она встретила его приветливо, но не сумела скрыть тревоги:
- Значит, и ты, мой верный рыцарь, ищешь моей руки? Скажи мне, избыток ли счастья или недостаток его толкает тебя ко мне?
Рыцарь Иор вместо ответа поставил перед Гемлой свое зеркало и с улыбкой отступил. Заботы,сомнения, колебания мигом исчезли из сердца принцессы. Она сделала свой выбор. Через неделю пышная свадьба ознаменовала соединение принцессы и рыцаря Иора. Теперь он стал принцем, и старый король передал ему свою власть. Поначалу у Иора было много завистников и врагов. Многие считали его выскочкой без роду и племени. Оскорбленные выбором принцессы придворные говорили о перевороте. Но вот в короткое время все изменилось. Все недовольство исчезло. Обиды улетучились. Во дворце стали царить гармония и радость. Воистину, зеркало имело власть над каждым, кто подходил к нему. Самые тяжелые печали рассеивались, как туман от ветра.
И только один человек при дворе отказывался смотреть в зеленоватую глубину зеркала, это был Манг. Трудно понять - причин для печали у него было предостаточно: ведь теперь принцесса все реже призывала его к себе, а его обязанности шута стали такими странными. Вместо того чтобы смешить придворных, как раньше, он приходил напоминать им о грусти. Привыкнув к беззаботной и беспечальной жизни, люди утрачивали вкус и к радости. И вот, слегка погрустив над песнями шута, они вновь обращались к зеркалу и с новой силой предавались веселью.
Прошел год, другой, третий. Счастливое королевство, как его прозвали, стало
приходить в запустеение. Многие жителистали покидать его ,не в силах обьяснить , почему они это делают. А при дворе не замечали ничего неладного. Что ьы ни происходило, вокруг принца Иора и Гемлы светились улыбки, и ни одна морщина не смела опечалить их лиц. Вечная беспечность дарила их вечной молодостью. И лишь принцесса перестала вдруг ощущать свое счастье. Кто был в этом повинен? Наверное, шут Манг. Как бы далеко он ни находился, стоило ему взять в руки лютню и запеть, Гемла слышала его. А в музыке его было столько тоски! И тогда принцессе казалось, что ее жизнь при дворе пуста и искусственна. Радость без переживаний горя потеряла свою ценность. Принц Иор и придворные превратились в улыбающихся бездушных кукол, лишенных живого чувства. И вот однажды Гемла сама пришла к шуту.
- Манг, - сказала она, - я думала, что радость может дать человеку счастье, но я ошиблась. Как странно ты навеваешь на меня печаль, но вместе с тем я словно просыпаюсь от какого-то бессмысленного сна. Ты сохранил мое сердце живым, и твоя безнадежная любовь заставила откликнуться мои застывшие чувства. Лишь с тобой я ощущаю себя живой и счастливой!
Они ушли из королевства. Никто не переживал их отсутствия. Принцу Иору и его придворным неведома стала печаль.
Через год принцесса и шут вернулись, но с трудом нашли дорогу к столице. Все заросло травой. Деревни опустели, поля покрылись сорняками. Сам дворец являл собой печальное зрелище разрушающегося былого великолепия. Краска облезла, стекла покрыл толстый слой пыли. Но по-прежнему в залах звучала музыка и разряженные придворные веселились и танцевали. Глупое самодовольство и пустая радость царили во дворце.
- Надо спасти Иора! - сказала Гемла.
Они встретились. Принцесса и шут тщетно пытались убедить рыцаря-принца уйти вместе с ними.
- Зачем? - отвечал он, смеясь, - я желал жизни без печали, и вот я ее имею и готов дарить то же и другим.
- О, Иор! - наконец воскликнула Принцесса, - вспомни - ты клялся верно служить мне. Исполни же свою клятву и мое последнее повеление. Уничтожь свое зеркало!
Рыцарь задумался.
- Что ж, если ты просишь, обещаю сделать это. Вряд ли теперь хоть что-то может омрачить меня. Сдается мне, мое собственное сердце приобрело те же силы, что заключены в зеркале.
Он ушел и в тот же вечер, взяв меч, нанес страшный удар по зеркалу. Нет! Ни единой царапины не возникло на его гладкой поверхности. Снова и снова он взмахивал мечом, но все было напрасно. Равнодушие принца слегка всколыхнулось, и хоть гнев не смог пробудиться в нем, но достоинство его почувствовало укол.
- Ладно, - сказал он, - я подумаю, что делать, а пока не буду глядеть в тебя!
Накинув черное покрывало на зеркало, он ушел прочь.
День проходил за днем. Сердце Иора стало оживать, но какие страдания наполнили его! Волосы его поседели. Морщины прорезали лицо. Злорадные голоса придворных шептали ему, чтобы он вернулся к своему зеркалу:
- Один взгляд облегчит ваши печали, принц.
Но он, сжав зубы, терпел. Запершись в своих покоях, день и ночь он бродил из угла в угол. Тяжкие шаги его и стоны будили приближенных, и они говорили, что он сошел с ума. Муки его стали невыносимы. Он жаждал утешения принцессы, но не смел ее видеть, так как дал клятву разбить зеркало и не выполнил ее. Наконец однажды утром он исчез из дворца. Солнечные лучи осветили его в последний раз на вершине волшебной горы. Он сдвинул камень и бросился в подземелье. В то же мгновение на тысячи кусков разлетелось зеркало Печали в королевских покоях. Еще мгновение, и они растаяли, как обломки льда.
Гемла и Манг вошли во дворец и, узнав, что принц исчез, поспешили на гору. В глубине расщелины, ведущей под землю, светилась маленькая голубая звездочка.

ЧАЙ
Ворота замка были открыты и подъемный мост спущен... У входа в лунном свете застыл спящий рыцарь, склонив голову к длинному копью. Его черный силуэт отбрасывал неподвижную тень среди бледного сияния камней. За горами в серебряных переливах вставало море, и временами теплый ветер доносил однообразный шум прибоя...
- Почему все так странно знакомо? - подумал Милэн, в который раз протерев глаза и убедившись наконец, что это не снится. Он оглянулся на лес, из которого выбрался, и облегченно вздохнул: - Да, если бы не колокол, пришлось бы мне ночевать в болоте или на каком-нибудь муравейнике.
...Из долины полз туман, и деревья казались погруженными на дно облачной реки... Юноша снова взглянул на замок. Память, подобно водовороту, увлекла его из этой ночи к тем дням, когда он был еще ребенком. Вот после страшного пожара, уничтожившего добрую половину города, среди дымящихся развалин люди нашли маленького мальчика. Он сидел на обгоревшем крыльце и старательно разглядывал какую-то старинную книгу в тисненом кожаном переплете, Бездетная семья горожан взяла его на воспитание. Ребенку подарили множество красивых игрушек, но он больше всего любил свою книгу, с которой никогда не расставался. Приемные родители немало дивились этой привязанности, тем более что книга была написана на совершенно непонятном языке и буквы скорее напоминали замысловатые узоры восточных ковров. Правда, ее украшали чудесные картинки. Одна из них изображала спящего рыцаря у входа в замок. Он опирался на копье, и в лунном свете сверкали его доспехи и шлем, украшенный черными перьями. Этот рыцарь часто являлся мальчику во сне и шептал ему странные слова:
- Я жду тебя... Торопись!
Милэн подрастал, мир вокруг него становился все больше и больше. И все реже протягивал он руку, чтобы перелистать свое единственное наследство. а между тем иногда мальчику казалось, что он понимает язык книги.Как то он| даже записал небольшой отрывок на листке бумаги, но затем потерял его...
Ах, время, время! Оно вело его дальше, в гущу жизни, где сны и предчувствия теряют свое значение, забываясь среди веселого шума быстро меняющихся впечатлений... Небо одарило Милэна прекрасным голосом, и, когда пришла пора проститься с детством, он выбрал путь странствующего менестреля.
Закинув за спину лютню и котомку с пожитками, Милэн отправился бродить по чужим краям, радуя людей своими песнями и ища приключений. Он шел куда глядели глаза, и наконец дорога привела его в темный сырой лес. Наступила ночь, и Милэн заблудился. Вдруг донеслись до него печальные удары колокола, и он поспешил на звуки в надежде встретить какую-нибудь бедную обитель с приветливыми монахами. И вот будто вернулось к нему детство и раскрыло страницу из его книги. В лунном сиянии предстал перед ним замок, и он боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть загадочное видение. Колокол молчал, и ничто не нарушало тишины. Затаив дыхание, юноша двинулся мимо неподвижного сторожа в замок. Внутри ярко горели факелы и канделябры, освещая пышно убранные залы, но ни единого звука не доносилось до Милэна, и замок казался совершенно пустым. Со страхом смотрел путник на бесчисленные зеркала, повторяющие каждое его движение, затем переводил взгляд на узкие картины в золотых рамах, откуда гордые дамы посылали улыбки надменным мужчинам в горностаевых мантиях. Их сменяли настенные гобелены, где мчались всадники и сражались воины. У мраморных колонн сверкали пустые рыцарские доспехи, охраняя молчание, властвующее в замке. Чувство непонятного ожидания охватило юношу, и он прижался к стене не в силах продолжать путь. Легкий ветер пронесся по залам, колебля пламя свечей. Из дальних дверей скользнула тень женщины с беспомощно вытянутыми руками. За ней появилась странная танцующая пара: прелестная девушка с закрытыми глазами кружилась в объятиях высокого кавалера, закутанного в бархатный плащ. Он не отбрасывал тени, призрачно-бледно было лицо его и как будто светилось изнутри. Вот скрылись они в следующей зале, и только жалобный стон отразился под сводами резных потолков. Милэн очнулся от оцепенения и бросился к выходу. У ворот под аркой он заметил.тускло блестевший колокол и, сам не понимая, что делает, рванул за веревку. Густой протяжный звон покачнул темные башни, и лес отозвался печальным эхом. Как гигантская летучая мышь, мелькнул перед юношей всадник в бархатном плаще и растворился в сумраке. Спящий рыцарь не пробуждался, и Милэн, оставив колокол, поспешил прочь.
К утру дорога привела его в шумный приморский город. Уютная круглая бухта казалась зеркалом в зеленой раме обрывистых берегов, и в ней отражались стройные соборы с длинными шпилями, забавные, как будто игрушечные, домики с рдеющей черепицей крыш, причудливые башни королевского дворца, украшенного флагами. Синеватая дымка висела над городом, словно ветер только что задул черные свечи множества кипарисов, растущих по склонам.
Юноша остановился в небольшой таверне рядом с главной площадью. Толстый хозяин вытащил изо рта трубку, и из него, как из переполненного бочонка, хлынули все сведения о городе, жителях, обычаях двора, характере собак, вкусах соседей. К полудню он похудел и умолк, а Милэн почувствовал себя почти старожилом. Из рассказа он узнал, что король этой страны был очень несчастлив... Жена его умерла через год после свадьбы, оставив ему дочь, которую все считали околдованной. Девочка не могла спать с момента рождения. Стоило ей
закрыть глаза, как в нее вселялся злой дух, и она начинала страшно кричать. Король призывал многих лекарей и мудрецов, но долго никто мог исцелить его дочь. Наконец явился какой-то смуглый чужестранец и дал королю волшебный колокол, который должен был отгонять сон от принцессы. Король хотел наградить его, но тот рассмеялся и ушел, напевая песню. Принцессу поселили в замке далеко от города, приставив к ней рыцаря с колоколом, но, видно, проклятие, висевшее над королевским домом, распространялось и на подданных. Рыцарь уснул на страже, а наследницу престола нашли чуть живой на каменных плитах замка. Голова нерадивого слуги слетела с плеч. С каждым следующим сторожем повторялась та же история. Никто не мог справиться со сном... Самые стойкие рыцари выдерживали не больше месяца. Тогда король обещал рыцарский сан и большую награду любому, кто станет на часах в замке. Вначале нашлось немало охотников, но всех постигла печальная участь, и теперь уже почти не осталось смельчаков, желающих испытать свою судьбу.
Милэн с жадностью выслушал эту историю, которая немного пролила свет на его ночное приключение. Сидя за столом, он вновь и вновь припоминал все, что с ним случилось. Между тем на площади послышался шум. В дверях таверны появился раскрасневшийся горожанин.

- Сторож проспал, - крикнул он. - Его ведут на казнь. Хозяин встрепенулся и кивнул Милану:
- Видите, опять место свободно...
Юноша встал и направился к выходу. Он спешил к королевскому дворцу, не думая о смерти. Сердце его было полно жалости и любви к несчастной принцессе.
- На этот раз нам не пришлось долго ждать, - сказал, усмехаясь, старый советник.
Он отвел Милэна во дворец, где сам король посвятил его в рыцари, трижды коснувшись мечом его груди. Затем ему дали доспехи казненного.
- Солнце клонится к закату. Пусть удача сопутствует тебе, - промолвил король, опуская глаза.
Черный конь, украшенный золотой сбруей, высекая искры, понес Милэна из города, и жители испуганно смотрели ему вслед...
И вот потекли ночи стражи. Днем, когда приезжали придворные, Милэн отсыпался. Иногда ехал он в город и бродил по узким улочкам, разглядывая дома, прислушиваясь к беспечному веселью толпы. Но с наступлением темноты юноша опять стоял у ворот, мерно ударяя в колокол... С каждым разом все труднее становилось ему справляться со сном. Незримо подползал он вместе с туманом, погружая весь замок в свои смертельные объятия. Изо всех сил дергал Милэн веревку колокола, но не слышал звона. Только мысли о принцессе оставляли глаза рыцаря открытыми. Однажды, роясь в своих скудных пожитках, Милэн нашел старый, пожелтевший лист бумаги. Развернув его, он с изумлением обнаружил, что это был отрывок книги, переведенный им в детстве. С момента, когда юноша увидел замок и спящего рыцаря, заглянуть в свою книгу являлось самым большим его желанием. Но он оставил ее далеко на родине, и теперь, схватив листок, Милэн искал в нем опоры.
- Вот что спасет меня! - радостно воскликнул юноша.
Когда-то он не придавал никакого значения записанному отрывку. Сейчас же
с тайной надеждой перечитывал он древний рецепт приготовления чая:
"Надлежит готовить напиток в ночь полнолуния на углях соснового дерева. Для этого взять чайник китайского фарфора и, наполнив родниковой водой, ждать, пока луна не утопит свой луч на дне его. Тогда бросить в сосуд горсть драгоценных листьев и нагреть его, пока белизна фарфора не станет желтее шафрана. При этом стоять, обратившись лицом к западу, и, держа в руках янтарные четки, взывать к имени Тао-Лайя. Когда фарфор растворится в лунном свете, бросить янтарь на угли. Ноздрей твоих коснется запах жасмина, а в ушах прозвучит тонкий голос бронзовой птички. Но ты закрой глаза и жди, пока запах расцветающего жасмина трижды не сменится ароматом умирающего гиацинта. Тогда услышишь тихий звон фарфорового колокольчика... Знай, что напиток готов..."
На следующий же день Милан приобрел в городе все, что указывалось в рецепте, и с нетерпением стал ожидать полнолуния. Теперь часы на страже не казались ему такими томительными. Ожидание скрашивало их. Наконец пришла эта ночь, и Милэн стал колдовать над напитком. От нежного благоухания цветов закружилась его голова, а сердце как будто откликнулось на пение бронзовой птички. Свежий ветерок разогнал пелену тумана, ползущего к замку. Юноша собирался уже отведать чай, как вдруг услышал чьи-то шаги. Хотя ворота замка были заперты и ключ висел на поясе рыцаря, но страх коснулся души его. Схватив меч, он подошел к воротам. За тяжелой зубчатой решеткой стоял странник с посохом в руке. Увидев Милэна, он рассмеялся:
- Ты идешь сражаться со мной, рыцарь? Не лучше ли угостить меня чаем, и я немедленно признаю себя побежденным.
Лицо ночного гостя показалось юноше знакомым, но он не мог вспомнить, где видел его. Однако, отбросив недоверие, он отпер ворота.
- Я думаю, мой храбрый Милэн разрешит своему старинному приятелю обнять себя, - произнес странник, входя в замок. Его черные глаза сняли весельем.
Они сели у затухающего костра, в который Милэн подбросил веток. Огонь затрещал, осветив смуглое лицо пришельца.
"Конечно, это мой старый друг, - окончательно уверился Милэн. - Но как же его зовут? Впрочем, потом вспомню".
И остаток ночи прошел незаметно в разговорах и шутках. Перед рассветом странник ушел, обещав прийти на следующую ночь. Никогда еще Милэну не было так легко и весело, как в эту стражу.
- Я принес тебе подарок, - сообщил приятель, появляясь у ворот вместе с темнотой. - Только не расспрашивай, как я достал его. И он протянул юноше его старинную книгу.
- Твое наследство не покидает тебя. >
Милэн бросился на шею другу. И эту стражу они скоротали под уютное бульканье чая, покуривая трубки и ведя бесконечную беседу. И так происходило каждую ночь. Приятель Милэна мог говорить о чем угодно. Казалось, не было на свете вещи, которой бы он не знач. И юноша уже не вспоминал о сне, слушая его.
- Скажи, что заставило тебя прервать свои странствия? - спросил однажды приятель.
- Я полюбил принцессу, - ответил Милэн.
- И ты только раз видел ее?
- Нет, днем, когда приезжает король, я вижу, как она гуляет. Но я еще ни разу не посмел заговорить с ней, - сказал юноша.
- Так что же ты сидишь здесь?.. Ступай к принцессе, а я посторожу за тебя, - воскликнул приятель.
И Милэн, взяв лютню, вошел в замок. Колокол продолжал мерно звучать в тишине, а принцесса бродила по пустым, ярко освещенным залам, с тоской ожидая рассвета, когда солнечные лучи разгонят мрак и она уже не будет зави -сеть от волшебного звона. О, как обрадовалась она юноше, когда он робко склонил перед ней колени!
- Значит, я буду не одна в эту ночь, - прошептала принцесса, положив ему руку на плечо. В ее громадных от вечной бессонницы глазах сверкнули слезы, но она сдержала их, улыбнувшись.
До рассвета счастливый Милэн пробыл с принцессой. Он играл ей на лютне, пел, забавлял фокусами, которым выучился, странствуя по дорогам.
Принцесса и рыцарь с нетерпением ожидали следующей ночи, и она принесла им такую же радость. Король не мог надивиться перемене, происшедшей с дочерью. Словно новая жизнь вселилась в нее, и он заплакал, впервые услышав ее смех.
- О если б ты смог, рыцарь, избавить принцессу от чар, я отдал бы тебе ее в жены, - сказал он Милану в одно из своих посещений замка.
- Я готов отдать свою жизнь ради ее счастья, - ответил юноша, - но где мне найти ключ от тайны, что ведет к спасению принцессы? Король отвернулся и, тяжело вздохнув, отправился к карете.
- Ты меня удивляешь, - сказал старинный приятель. - Я уверен, что в твоей книге есть история короля и его дочери. Ведь именно этот замок изображен на картинке.
- Но я не знаю языка, на котором она написана, - возразил Милэн.
- А как же ты смог приготовить чай? Раз ты читал книгу в детстве, значит, только постарайся вспомнить эти буквы, - ответил его друг и, смеясь, щелкнул рыцаря по лбу.
Они раскрыли книгу, и вот, наклонившись над страницами, Милэн вдруг обрел способность понимать написанное.
"Еще до своего замужества Вивиана подарила свое сердце рыцарю Мервилю. Но, встретив короля, ответила на его любовь. Она согласилась разделить с ним трон. В ночь перед свадьбой Мервиль, продолжавший любить Вивиану, пришел к ней.
- Завтра я надену корону, - сказала Вивиана, - но половина души моей останется с тобой. Являйся ко мне во сне. Ночь равняется дню, и после заката солнца я буду принадлежать тебе.
Лучше бы ей не говорить этих слов... Силою ли своей любви или чарами волшебников, рыцарь перешел в царство сна. Стоило королеве закрыть глаза, как он являлся перед ней, взывая к чувствам, упрекая в неверности, мстя за свою судьбу. Никакие талисманы и заклинания не смогли послать ей других снов. Наконец сердце Вивианы не выдержало одновременной любви короля и рыцаря и разорвалось. Но после смерти королевы Рок сулил ее дочери видеть
29
тот же сон. Призрачный рыцарь пугал принцессу, зовя ее в тот мир, в котором находился сам. И не было для нее пути, кроме как через сон".
Тут строчки поплыли перед глазами Милэна, и опять он не мог прочесть ни слова...
- Ну вот видишь, - сказал приятель, - теперь я знаю, что делать: завтра ночью ты сядешь вместе с принцессой в карету и выедешь за ворота. Я не буду бить в колокол, и вы попадете в мир сновидений. Если тебе удастся сохранить принцессу и к утру вернуться в замок, она навсегда избавится от проклятия, навлеченного королевой.
Когда наступила тьма, Милэн и принцесса помчались в золоченой карете, запряженной шестеркой лошадей, которых привел старинный приятель. Всю ночь гнался за ними призрачный всадник. Страшные видения пытались заставить их свернуть с пути. То рушились на них скалы, то разверзались под ногами бездонные пропасти, но они летели вперед.
Вот забрезжил рассвет. Из шестерки коней остался в упряжке только один. Все медленнее он скакал, а погоня неслась по пятам. Тогда Милэн поцеловал принцессу и, хлестнув коня, сам спрыгнул под копыта преследователя.
Странный звон разбитого стекла раздался в ушах его. На мгновенье он погрузился во мрак. Но затем зрение вернулось к нему. Перед ним возвышался замок. Клочья тумана уползали прочь от стен его, и за ними, закрыв лицо руками, торопился всадник в бархатном плаще. У раскрытых ворот стоял приятель Милэна, держа в руках разбитое зеркало и загораживая собой принцессу.
- Ты победил! - крикнул он юноше. Наступило новое утро.
- Прощай, мне пора, - сказал приятель.
- Раньше ты не прощался. Разве я не увижу тебя больше? - воскликнул Милэн.
- Конечно, увидишь, только приготовь напиток! - рассмеялся тот и двинулся прочь.
- Прости, я забыл твое имя, - крикнул ему вслед рыцарь.
- Меня зовут Чай, - послышался ответ.
Принцесса, улыбаясь, спала на руках Милэна. Он сел около угасающего костра. Над ним посвистывал и булькал чайник, а из долины доносилась веселая песня путника.
30

ЗАВЕТ
ил-был Волшебник. Никто не знал, что над его головой всегда светило солнце, и, наверное, потому в картинах, которые он писал, всегда присутствовал свет. Этот свет создавался не только белыми, красными, желтыми красками, но это был воистину живой источник, благодаря которому сами картины казались окнами, раскрывающимися в иной, но вполне реальный мир. И если там был изображен лес, то из картины неслось пение птиц, шелест листвы, доносились запахи деревьев, трав, грибов, а если то была панорама, то шум прибоя наполнял комнату, влажные соленые капли могли омочить лицо близко подошедшего зрителя, и настоящий ветер носился по комнате, раздувая занавески. И конечно же, в изображенных волшебных домах по вечерам зажигались огни, слышались голоса, звуки музыки, пение. Однако, чтобы увидеть и почувствовать все это, надо было прежде узнать самого создателя картин, полюбить его и самому получить его благословение и дружбу. Впрочем, последнее было не так уж трудно - двери дома художника всегда были открыты для всех, да и сам он не сидел на месте, а разъезжал по свету со своими картинами. А уж сердце его было так щедро и обильно любовью, что скорее его можно было упрекнуть в излишней расточительности...
Друзья его гордились им и во многих домах висели его волшебные картины. Они утверждали, что свет не исчезает и среди самой глубокой и мрачной ночи. Они звали искать и находить его.
Но вот пришло время, и однажды художник-волшебник ушел в тот прекрасный мир, которому служил всю свою жизнь.
И смута поднялась среди его друзей, знакомых. Уже столько людей знало о нем и хотело приобщиться к его волшебству! И конечно же, многие пожелали иметь его картины, забыв о том, что они сохраняли свои волшебные свойства лишь тогда, когда были получены из рук самого художника. Увы, теперь ими распоряжались чужие люди. Теперь они стоили больших денег, и их истинная ценность терялась тем больше, чем значительнее оказывалась их стоимость. Появились разочарованные и недовольные. Одни упрекали художника за то, что слишком много ездил по разным городам и странам и там оставлял свои картины: "Он принадлежал своей стране и своему городу, и все его достояние должно было бы оставаться у нас". Другие подхватывали упреки, но уже заявляли, что художник мог бы давно распродать свои работы и сделаться богатым самому и затем решить проблемы всех своих близких. Третьи роптали на то, что художник, очевидно, скрыл от своих близких тайну, как творить свет.
А меж тем чем больше разгоралось споров и сражений вокруг картин, тем скорее тускнел в них свет, и однажды люди поняли, что картины тяжело больны и могут совсем погаснуть, если какое-либо чудо не спасет их.
И тогда, забыв распри, собрались многие, кто знал и помнил художника. Воззвали они к Небу, куда он ушел, о помощи. И словно сон объял людей, а в нем явился им художник и спросил, что им нужно.
- Птицы перестали петь на твоих картинах, и по вечерам огонь не зажигается в окнах домов, море не шумит, и цветы не благоухают больше... Что нам делать?

I
И улыбнулся им Волшебник.
- Хорошо, - сказал он, - я верну жизнь и свет картинам, но вы должны были понять, что этим же светом и жизнью вы обладаете сами так же, как и я. Я не творил чуда для вас, но утверждал, что вы такие же обладатели волшебных сил. Да, Свет повсюду, но только вы сами можете открыть его в себе, а затем впустить в мир. В этом ваша цель. Ни я, ни самые могучие волшебники не смогут за вас сделать это, лишь каждый должен устремиться в глубь себя и открыть двери своей Души. Там Свет, и Он оживотворит любое ваше дело, так же как этот же Свет освещал мои картины. В этом весь смысл.

КАНДЕЛЯБР
ише, тише, Дана заснула... И люди покинули ее комнату. Тогда она открыла глаза и стала смотреть за окно. Дом почти весь погрузился в темноту, и только в старом флигеле, стоявшем во дворе, горел огонек. Девочка улыбнулась ему как своему доброму приятелю. Она знала, что его свет не погаснет до утра. С тех пор, как Лана заболела, прошло много дней, и она успела подружиться с этим милым огоньком, который не давал ей чувствовать страх и одиночество в длинные бессонные ночи. Интересно, кто же там живет? Как ни напрягала девочка память, она не могла этого вспомнить. Из флигеля днем никто не выходил, и окна его были всегда закрыты.
Тихий стук в дверь прервал ее размышления. Скрипнули половицы, и в комнату вошел странный молодой человек в крылатке, освещая себе путь канделябром. Он сел на кровать и, сняв шляпу, приветливо поклонился:
- Здравствуйте. Меня зовут доктор Пьер Кикколо. Я пришел узнать, долго ли еще вы собираетесь болеть и не спать по ночам?
- Но откуда вы это знаете? - удивилась Лана.
- Вы так старательно смотрите на свет в моем окошке, что свечи в канделябрах начинают гореть с невероятной быстротой и оплывают. Девочка взглянула во двор - флигель был темным.
- Я не хочу болеть, - сказала она, - но у меня так получается.
- А что вы хотите еще, кроме того, что не хотите?
- Море теплое-теплое, а на берегу горы, и чтобы я сто лет каталась на лодке и ела мороженое.
- И только-то? - сказал доктор, хотя он вовсе не был похож на доктора.
Он поставил канделябр к стене, затем вытащил дудочку и заиграл. От горящих свечей скользнули какие-то тени, и вдруг раздался плеск волн, и кроватка Ланы, превратившись в лодку, закачалась. Пьер Кикколо взялся за весла, а перед девочкой оказалась целая груда разноцветных шариков мороженого. Они плыли и плыли. Так долго, что Лана устала. Мороженое не уменьшалось, сколько бы она его ни ела.
- Скоро ли мы приплывем? - спросила она.
- Осталось ровно пятьдесят лет, - ответил доктор, у которого отросла длинная седая борода.
- Какой вы стали смешной, - сказала девочка. - А нельзя ли побыстрей, я
3-22037
33
захотела спать.
- Если бы вы видели себя, то, верно, не очень бы смеялись, - пробурчал Кикколо и причалил к берегу.
Дана уже спала и только утром открыла глаза. Рядом с ней стояла ее тетя и была очень довольна.
- Ну вот. Сегодня у тебя уже совсем другой вид. Ты стала поправляться.
Через несколько дней девочке разрешили выходить во двор. Дождавшись ночи, когда все легли спать, она запихнула в кармашки своего платья конфеты, которые ей приносили взрослые, и направилась к флигелю. Доктор оказался голодным, и сладости пришлись очень кстати.
Пока он ел, Дана с интересом разглядывала комнату. Посредине стоял стол с круглой мраморной доской, расколотой пополам, на нем помещался канделябр. Ветхое кресло с резными ручками было прислонено к стене, конечно из уважения к его годам. В углу находился громадный чайник, без сомнения когда-то принадлежавший великанам. Книги - тоже немалых размеров - оказались прикованными к стене. Вообще это было удобно: не надо искать и можно, сидя в кресле, длинной тросточкой переворачивать страницы, на которых пестрели изумительные картинки. Еще в комнате висела масса ключей, самых разнообразных как по форме, так и по величине. Заметив внимание Даны, доктор пояснил:
- Это от дверей всего города.
- А зачем?
- Ну, когда кто-нибудь из детей заболевает, я же не могу будить взрослых среди ночи.
- А почему вы не ходите днем?
- А потому, что днем мне не хочется, и потому, что я ночной, и еще потому, что я хожу очень редко, когда кому-нибудь уж очень плохо. Но вам пора спать, маленькая гостья.
- Нет, нет, - запротестовала Дана, - очень-очень пожалуйста, позвольте мне с вами остаться. Ведь вы можете превращать минуту в целый год. Кикколо смешно сморщился и приложил палец к губам:
- Тсс... этого никто не должен знать.
И девочка осталась.
Доктор достал дудочку и заиграл. От канделябра отделились светящиеся точки и забегали по пустой стене. Приглядевшись, девочка увидела, что это были паучки. Они как будто подчинялись мелодии Кикколо, и из разноцветной паутинки, которую они ткали, возникали картины. Да еще какие! Если на них оказывались цветы, то они благоухали, если птицы, то пели, если тучи, так из них накрапывал самый настоящий дождь.
- Кто это? - прошептала девочка.
- Это лунные паучки - мои подданные, - ответил доктор, улыбаясь. - Они берут краски у канделябра.
Дана совсем не заметила, как наступило утро. И что же? Картины потускнели и исчезли. Девочка готова была заплакать от огорчения, но сдержалась.
- Значит, вы ничего-ничего не делаете?
- Да, ничего-ничего и в третий раз ничего.
- Вы только играете со светом?

-Да.
- Значит, вы волшебник?
- Очень может быть, - ответил Кикколо и, надув щеки, сделался очень важным.
Ну, теперь Лана от него не отставала. Несколько раз она ходила с Кикколо к больным детям, а по праздникам, когда в ее доме все уезжали, доктор Пьер разрешал ей оставаться у него в гостях на целую ночь.
С кем только она не познакомилась! Побывала в других странах, заглянула в прошлые эпохи и, конечно, наслушалась столько сказок и историй, что иной раз боялась подойти к зеркалу, ожидая увидеть свою голову раздутой, как тыква. Впрочем, интерес ее ничуть не уменьшался, к тому же о некоторых картинах, которые она видела довольно часто, доктор не рассказывал, и они казались особенно таинственными. На них всегда присутствовало изображение самого канделябра. Лане особенно запомнились некоторые.
На одной был выткан старик в монашеском одеянии. Держа в руках канделябр и ключи, он спускался по бесконечным узким каменным лестницам. И девочка могла бы различить его шаги среди сотен. На другой картине ехал всадник с ребенком, и дорогу его опять освещал канделябр. На третьей сидел однорукий турок в чалме и считал деньги. Монеты звенели, и он бросал их в дырявый мешок. Последняя казалась самой интересной. На вершину громадной пирамиды поднималась стройная женщина. Позади падала длинная тень, а впереди, залитый лунным светом, ее ожидал белоснежный аист.
Воистину, стоило над ними призадуматься...
Между тем приближалась осень. Лана вдруг обнаружила, что Пьер Кикколо, которого она считала почти всемогущим, боится ее наступления. Он все реже улыбался, а временами девочка замечала, что у него красные глаза. Тогда на следующий день обязательно шел дождь. Однажды Лана застала его спящим. Кикколо сидел, положив голову на стол. Лицо его было ужасно бледно, а глаза закрыты. Под канделябром застрял желтый листок, занесенный ветром. Почувствовав ее взгляд, доктор проснулся.
- Ах, как чудесно, что Лана пришла ко мне в гости, а мне приснилось, что это Осень.
Тут он заметил желтый лист и замолчал. Лане тоже стало грустно, и она тоже замолчала. Так тот вечер и остался тихим и молчаливым.
- Почему вы не любите Осени? - спросила потом девочка.
- Я люблю ее, но мне в эту пору нужно куда-то уйти, - ответил Кикколо.
- А мне можно с вами?
- Нет, нет, ни в коем случае!
В этот раз картины у него не получились, и они пошли погулять в парк. Пламя свечей в канделябре гак трепетало от сильного ветра, что Лана боялась, как бы оно совсем не потухло. Но Кикколо, видимо, совсем о нем не беспокоился и даже не прикрывал своим плащом. Он к чему-то прислушивался, и тут девочка тоже услышала, будто кто-то играет на скрипке, повторяя те мелодии, которые принадлежали доктору.
- Пойдем-ка домой, - сказал Кикколо, - а то как бы нам не улететь. Когда они выходили из парка, музыка стала еще слышней. Лана оглянулась и увидела, что весь воздух наполнился кружащимися листьями, но они не падали
с деревьев, они поднимались с земли и возвращались обратно на ветки.
А на следующий вечер доктор и вправду ушел: он сидел за столом, но его уже никто не мог разбудить. На мраморной доске было написано: "Это все Лане. Доктор Пьер Кикколо..."
Однако флигель все равно заперли, пока Лана не вырастет. Когда же это случилось, она в тот же день пришла в комнату доктора и зажгла канделябр...
Лунные паучки уже не бегали по стене, а забрались в углы и оттуда смотрели на огонь. Среди ночи в дверь постучали, и вошел монах.
- Это теперь ваш канделябр, дитя мое? Лана кивнула.
- Можно, я посижу немного? На улице такая темень...
- Конечно.
- Вы когда-то очень интересовались моей историей, так что даже отличали мои шаги среди сотен других. Если хотите, я расскажу о себе.
Давным-давно жили два приятеля. Один был красив и богат. Во всем ему везло, и он не знал печали. Другой был неудачник, но зато обладал добрым сердцем. Пришло время, и неудачник полюбил, но его избранница попалась на глаза злому приятелю. Он увез ее, а потом бросил. Доброму ничего не оставалось делать, как стать монахом. Он прославился своими подвигами на стезе добродетели, так же как его приятель на дороге разврата и зла.
Однажды монаха позвали напутствовать какого-то разбойника, приговоренного к казни. Это оказался его соперник. Справедливость восторжествовала. С тайной радостью отправился монах к осужденному. Была ночь, и кто-то дал ему в руки этот канделябр. Войдя в темницу, монах почувствовал, что сердце его внезапно растопилось. Его охватила жалость к сопернику, который в неведенье творил зло и так жадно любил жизнь. "У него еще должно быть время для раскаянья", - подумал он и, отдав свое облачение, сам остался на его месте.
- Значит, вас казнили? - воскликнула Лана.
- Нет, дитя мое, казнили доброго. Но и со мной произошло чудо. Выбравшись на волю, я не смог снять рясу и стал продолжать дело моего спасителя. Если б вы жили в то время, то, наверное, услышали бы про монаха, который несмотря на все запоры уводил из тюрем невинных и раскаявшихся.
...Следующей ночью на свет канделябра явился всадник.
- Я был из герцогского рода, - сказал он, - и меня ожидал престол. Однако мне предсказали, что судьба моя неверна и ей угрожает опасность, которая придет через ребенка. И я возненавидел детей. Однажды нашего короля вместе с наследником осадили в небольшом замке. Среди защитников его зрела измена и я был душою заговора. В ночь накануне приступа король призвал меня к себе и вручил своего сына:
- Замок обречен, но попытайся прорваться и доставить наследника в столицу.
Я задрожал от злобной радости. И поклялся не слезать с коня, пока его сын не очутится там, где ему надлежит быть. Мальчик доверчиво уселся вместе со мною в седло. Я хотел тут же выдать его врагам и захватил первый попавшийся в руки канделябр. Выехав за ворота, я зажег его. Мальчик смотрел на меня молча, и вдруг со мной произошла странная перемена: жизнь его стала для меня дороже собственной... Забыв все свои злодейские планы, я выхватил шпагу и ринулся
через вражеский лагерь. Никто не сумел меня остановить, и мы были в безопасности. Не слезая с седла, я скакал к столице. Но силы мои подходили к концу... Случайно на третий день я уснул, а когда открыл глаза, ребенка в седле не оказалось... Может, он не забыл, как я зажигал канделябр, и убежал от меня. Но с тех пор, терзаемый угрызениями совести, я скитался по стране, разыскивая его. Если бы вы жили в то время, то, наверное, услышали про безумного герцога, который бродил по стране и служил детям...
На третью ночь к Лане постучачся однорукий турок.
- Знаешь ли ты, о госпожа моя, что я родился торговцем? Это была моя страсть, которой я отдавался всей своей душой. Однажды в Стамбул приплыло несколько кораблей морских разбойников. Они привезли богатейшие товары, награбленные у купцов. Я узнал об этом раньше других и купил все, что было. Несмотря на то, что пираты были покладистые и продавали товары втрое дешевле, чем они стоили, я отдал за них все свое состояние. Довольный сделкой, я не вернулся домой, а остался в гавани. В это время приплыл еще один корабль. На нем оказались невольники. Я бросился к капитану, умоляя его подождать с продажей до следующего дня, когда я достану денег. Он нахмурился и ответил, что его судно должно покинуть Стамбул до восхода солнца. Я продолжал молить его. Тогда он рассмеялся и предложил мне уплатить самим собою:
- До утра ты можешь владеть невольниками, но затем должен явиться на корабль и стать моим рабом.
Он, верно, знал о моем богатстве и таким путем хотел заполучить его, но я ощущал такой азарт, что, ослепленный, согласился. Тут же я бросился смотреть свое состояние. Было темно, я разбудил какого-то мелкого лавочника и попросил светильник. Он дал мне этот канделябр. Я до сих пор не понимаю, как случилось, что я отпустил всех пленников на волю. Когда последний скрылся в темноте, моя жадность вернулась, и я отрубил себе руку, которая держала канделябр. К восходу солнца я пришел в гавань, но корабля там уже не оказалось. С тех пор я тратил все свои богатства на рабов, которым тут же дарил свободу...
- Ну, сегодня я узнаю про пирамиду, - решила Лана, зажигая канделябр в четвертый раз.
Но вместо египтянки в дверь вошла девушка с распущенными рыжими волосами. У нее были громадные зеркальные глаза, тело облегало странное платье из желтых и красных листьев, а в руках она держала скрипку.
- Можно мне погреться? - спросила она, умоляюще глядя,
- А кто вы?
- Я Осень, - ответила девушка. Лана нахмурилась:
- Я вас не знаю.
- Прошу вас, не прогоняйте, я все расскажу. И вы меня однажды слышали. Я играла в парке, когда вы гуляли там.
Она села перед канделябром и, переплетя тонкие, прозрачные пачъцы, уставилась, не мигая, на пламя. За дверью жалобно завыл ветер. Гостья грустно улыбнулась.
- Может быть, вы позволите войти и моему спутнику? В то же мгновение дверь распахнулась и вбежала рыжая собака. Поскуливая, она уселась у ног незнакомки. Стало очень тихо.
- Не бойтесь меня. Я не призрак, - начала девушка. - Я родилась в этом веке. С детства во мне находили громадные способности к музыке. Врожденный дар импровизации. Меня окружали красота и богатство, ну а слава, казалось, была впряжена в мою коляску. Я принимала поклонение, но никогда не могла долго оставаться в одном обществе. Мне постоянно требовались перемены, новые люди, обстановка. Однако положение мое обязывало иметь спутника жизни. Среди своих многочисленных поклонников я выбрала одного, чье богатство и внешность помогли мне убедить себя в возникновении нежных чувств. Однажды мой жених устроил бал-маскарад. Замешкавшись с туалетом, я приехала к его дому довольно поздно. Злясь на весь свет, я стала выбираться из кареты и поскользнулась. Ко мне подбежал какой-то юноша, довольно бедно одетый, держа в руках канделябр. Он хотел мне помочь, но случайно наклонил свечи и закапал мое платье воском. Совершенно выведенная из себя и к тому же приняв его за слугу, я оттолкнула его и ударила по лицу. Он выронил канделябр, но тот не успел упасть. Моя рука и одновременно рука моего жениха подхватили его. Что-то кольнуло мое сердце, но я была слишком ослеплена гневом, чтобы осознать, что произошло. К тому же рядом стоял жених, и волну нежности, которая меня вдруг охватила, я отнесла к нему. Между тем юноша странно смотрел на меня и что-то шептал. Я расслышала его слова:
- Разве могут оскорблять эти глаза? Они зеркальны, как застывшие осенние пруды. В них нет жизни. Они отражают все, кроме самих себя. Однако они прекрасны даже в своей пустоте.
Тут он повернулся и ушел. О, как я играла в тот вечер! И что я играла! Толпа буквально утопила меня в цветах, когда я кончила...
- Знаете ли Вы, что передали состояние моей души? - сказал, подойдя ко мне, юноша, которого я ударила.
Я отвернулась от него... Тем не менее слова его мне запомнились. Следующий раз выступая на концерте, я посмотрела на своего жениха, но с ним рядом опять был этот юноша. Импровизация мне удалась, но не так, как я хотела.
"Мне мешает этот растяпа", - подумала я и решила расстроить его дружбу с моим женихом.
- Если ты хочешь, чтобы я осталась твоей невестой, сделай так, чтобы твой приятель больше не присутствовал на моих концертах, - сказала я ему.
И вот мое желание было исполнено... Я вышла на эстраду и, улыбаясь жениху, взмахнула смычком. Жалкий писк раздался вместо музыки. Публика освистала меня. И только тогда я поняла до конца и слова того юноши, и свою способность к импровизации. Я как бы считывала ноты с чужой души. Настроив себя на определенный лад, я играла жизнь, которая кипела в чьем-нибудь сердце. Увы, не в моем. Я сменила много аудиторий, пытаясь заиграть, как прежде, но напрасно. Таким образом, я узнала, что Пьер Кикколо был почти на всех моих концертах, которые приносили мне славу. А после истории с канделябром в моем сердце родилась любовь. Увы, ее мелодия была еще так слаба и несовершенна и так нуждалась в заботливых руках доктора, но я сама прогнала моего возлюбленного, и тщетны были мои попытки найти его и вернуть. Тогда отчаянье охватило меня... Осенью я пришла на берег пруда и стала глядеть на его застывающую воду, пока мои глаза не слились с ней, а тело не погребли падающие листья... Только осенью я просыпаюсь и тогда царю над этим парком и
могу играть. Мой жених не покинул меня, он превратился в Ветер. Собака встала и лизнула руку хозяйки.
- Ну что же, нам пора, - сказала Осень и исчезла в утреннем тумане. Прошло несколько дней.
- Лана! Сегодня волшебная ночь - ночь полнолуния, - произнес голос Египтянки, и его подхватило непонятное эхо. - Когда луна окажется в зените, потуши свечи и протяни канделябр к лунным лучам. Ты увидишь великого Фараона, который создал этот светильник любви. Во имя любви же он нарушил древние обряды и должен был умереть на совете жрецов. Великий оставил этот канделябр мне, чтобы он хранил меня так же, как камни хранили мою улыбку, высеченную его рукой. О возлюбленный Фараон! Ночь осталась со мною, если бы не светильник любви твоей. Но чего стоило сердце женщины, которую ты одарил так безмерно? Оно, о Великий, превратило тебя в аиста, чтобы уберечь от кинжалов убийц, окруживших тебя... Достойна ли я оказалась любви?
Голос ее зазвенел и полетел к небу. Луна ускорила свой путь и стала в зенит. Лана протянула канделябр за окно. Он вспыхнул лунным огнем, и в бледном мерцании явилась перед ней колесница Фараона. Из рук ее он принял волшебный канделябр и улыбнулся ей.
- Ты можешь просить, и твое желание исполнится, - проговорила Египтянка, входя в колесницу. - Торопись, пока руки Великого не превратились опять в крылья аиста.
- Я хочу Кикколо! - закричала Лана.
- Жизнь возвращается только в обмен на другую жизнь, - раздался голос Фараона. - Кто готов принести жертву Богу Смерти?
- Я, - произнес чей-то голос.
Это была Осень. Плащ Фараона покрыл ее, и колесница понеслась к небу. Ветер завыл и смолк. Слезы заволокли глаза Ланы. Когда же она их открыла, то зажмурилась: за окном сверкал снег. Пришла зима... Доктор Пьер Кикколо сидел в кресле и курил длинную трубку. А канделябра, между прочим, уже не было...
ПРЕЙЛИГЛЕН
ил-был один слепой юноша по имени Глен. Может, в утешение природа наделила его удивительной красотой, так что окружающие звали его Принцем. Увы, что толку, казалось бы, в его красоте, если она ничего не могла дать ему самому. Его несчастье скорее усугублялось этим обстоятельством - люди говорили о его внешности, а он даже не понимал, что это значит. Мрак скрывал от него все краски жизни, и он воспринимал одни лишь слова. Многие женщины жалели его и готовы были позаботиться о нем, но он догадывался, что его ждет роль нищего, которого взяли на содержание. Чувство собственного достоинства заставляло его отвергать их предложения. Другие видели в нем лишь его внешность, которая могла бы украсить их самих, а заодно и подчеркнуть их милосердие. Но нет, Принц и здесь отказывался сделать выбор. Ему не хотелось занимать место красивой вещи. И так он жил, не зная, что его

ждет и даже чего он хочет.
И лишь сердце его это знало. Однажды он встретил юную девушку, которая просто полюбила его. И эту любовь он услышал в ее голосе, который явился для него самым добрым голосом в мире. И он принял ее, и душа его радовалась, когда она приходила к нему. Одно тяготило его возлюбленную, которая носила имя Прейли. Она была некрасива и боялась услышать от окружающих, что ее любовь сочтут за попытку скрыть свое несовершенство за идеальным образом Принца. Так или не так, но действительно на людях они являли собой довольно резкий контраст, и это делало Прейли такой несчастной.
И вот, как это бывает в сказках, появился Волшебник и сказал, что может исполнить любое, но только одно желание девушки. "О, я могу захотеть стать такой же красивой, как Глен! - было первой мыслью Прейли. И тогда я смогу с ним соединиться без боязни быть осмеянной". Но вторая мысль была уже о ее возлюбленном и о возможности помочь ему: "Пусть Глену вернется зрение!" - "Остановись, что ты хочешь сделать, безумная. Когда Принц прозреет, он отвернется от тебя и ты потеряешь его любовь!" - закричал ей внутренний голос. "Да, но глаза могут дать ему больше счастья, чем мое сердце", - решила она и попросила Волшебника подарить зрение Принцу.
- Хорошо, - сказал Волшебник, - но только твое желание мы можем исполнить вместе. Касайся оно лишь тебя, мне бы не потребовались твои силы, но оно направлено на другого.
- Что требуется от меня? - спросила Прейли.
- Совсем немного - твоя жизнь!
- Я готова, - ответила девушка с жаром, ведь это отвечало ее внутреннему желанию исчезнуть прежде, чем увидеть разочарование в себе Глена.
- Нет, нет, - сказал Волшебник, - я не собираюсь обрекать тебя смерти. Впервые я встретил такую прекрасную Душу, и мне просто самому понадобится твоя жизнь, ты должна уйти со мной.
Слезы полились из глаз Прейли, но она уже не могла отказываться. Итак, Принц прозрел, а Прейли исчезла. И конечно же, после того как юноша освоился с открывшимся ему миром, он стал искать Прейли. Ничья красота не трогала его. Он искал самый добрый голос в мире. Много испытаний пришлось на его долю, пока он не пришел в царство Волшебника. Увы, он опоздал. Не выдержав разлуки с ним, Прейли умерла. Но еще до того, как это случилось, Волшебник высек из мрамора ее фигуру. Душа Прейли, исполненная любви, наделила ее божественной красотой, которой могла бы позавидовать любая принцесса. Волшебник сумел сохранить в своем замке также эхо голоса Прейли, который пел песни и говорил о ее любви к Принцу. И когда пришел Глен и увидел прекрасное изваяние своей возлюбленной и услышал ее голос, он навсегда остался у Волшебника...
Стоит ли говорить о том, что вскоре и его фигура была высечена из мрамора и также украсила замок, который назвали именами прекрасных возлюбленных - Прейлиглен.
42

ИВА
ольшой старый город медленно засыпал. Небо склонило лицо свое, мерцающее тихими звездами, будто вглядываясь в колыбель смолкшего ребенка. Разжатые ладони гор, на дне которых расположились дома, благоухали цветущим жасмином, и трепетные порывы теплого ветра несли его аромат по извилистым улицам. На ратуше одиноко ударили часы. Словно отозвавшись на их призыв, заскрипела и стукнула дверь веселого кабачка, дававшего приют всем, кто не чтил власть ночи. Молодой художник вышел из него и, не разбирая дороги, побрел по мостовой. Временами он останавливался и к чему-то прислушивался.
- Нет, нет... - бормотал он, - если сегодня мне встретится эта проклятая карета, я не испугаюсь. В конце концов, нельзя же так долго оставаться в плену у своей фантазии. И почему не допустить совпадений? Может быть, это разные кареты, а я их принимаю за одну и ту же. Но отчего тогда они следуют тем же путем, куда бы я ни направлялся?
Позади юноши раздалось цоканье копыт. Безотчетно поддаваясь страху, как и в прошлый раз, он ускорил шаги, а затем побежал. Но напрасно сворачивал художник в первые попавшиеся улицы, напрасно убегал в проходные дворы - карета неотступно двигалась за ним. Наконец силы оставили его и он прижался к стене. "Сейчас она проедет мимо, и ничего не случится". Карета поравнялась с ним. На козлах, согнувшись в неестественной позе, застыла человеческая фигура.
- Эй, остановись! - крикнул юноша.
Лошади продолжали трусить, а возница не шевельнулся. Сам не зная, что делает, художник вскочил на подножку и заглянул внутрь. Там было темно. Он ощупал сиденье - пусто. Юноша уже собирался спрыгнуть обратно, когда встречный фонарь озарил внутренность экипажа. На том самом месте, где только что была его рука, сидела прелестная женщина в сверкающем подвенечном наряде. Пышный белый парик, как облачко, вставал над высоким чистым лбом. Глаза были закрыты, но, казалось, струили тихий свет сквозь длинные пушистые ресницы. Может быть, она и спала, но легкая улыбка ее губ, без сомнения, предназначалась юноше. Пораженный, он соскочил на землю и так и остался стоять посреди улицы, пока карета не скрылась.
Только под утро в глубокой задумчивости он вернулся домой. Самые смутные мысли и чувства обуревали его. Ночная карета, спящий кучер, призрак улыбнувшейся красавицы наполнили душу тревогой и ожиданием. Может, сама судьба подает ему знак того, что он должен скоро умереть? Может, это похоронные дроги являются ему на пути? Юноша вспомнил рассказы своей матери о каком-то древнем проклятии, висевшем над их родом. Постепенно, картина за картиной, встала перед ним вся истории его жизни, в которой он с трудом мог отличить действительность от своих фантазий и ярких сновидений, являвшихся ему с детских лет...
Альфред Корден принадлежал к старинной фамилии, считавшейся основательницей города. Три столетия назад предок Альфреда, прозванный Золотого43
ловым, выстроил на склоне гор замок; чтобы поселиться в этих местах, которые населяли волшебники-друиды, ему пришлось заключить союз с духами природы. Однако, как гласит предание, не все таинственные обитатели этой долины смирились с соседством человека, нарушившего их покой. Чьи-то уста поклялись отомстить Золотоголовому, и, верно, это была не пустая угроза.
Род Корденов всегда отличался смуглой кожей и черными волосами. Но если случалось кому из его представителей родиться светлым, с белокурыми локонами, то его постигала странная судьба. Последний Золотоголовый, прадед Альфреда Артур Корден, считался безумным и пропал без вести. Про него старались не говорить, но Альфред услышал о нем от старого дворецкого.
- Не берусь я судить о рассудке вашего прадеда, - сказал тот, - знаю только, что при нем в замке круглый год благоухали цветы и никто из людей, обращавшихся к нему, не уходил обиженным. Из города поднимались жители, прося его совета и благословения в своих делах. Что же касается последних дней хозяина, то и здесь больше загадочного, чем безумного. Незадолго до того как Артур Корден исчез, он объявил о своем намерении жениться. Невесту его никто не знал, только один раз ночью на балу видели неведомую красавицу, которую он вывел в парк, а оттуда вернулся один. В канун свадьбы собрались гости. Артур приказал зажечь все огни и ожидать прибытия невесты. Уже наступила ночь, а она все не появлялась. Хозяин взял факел и вышел в парк. Гости также хотели последовать за ним, как вдруг налетел страшный ураган, посыпались разбитые стекла окон, в одно мгновение все свечи были задуты, и замок погрузился в темноту. До рассвета царил переполох, слуги нигде не могли достать огня, так как даже угли в каминах потухли.
Артура Кордена нашли в парке у старой ивы, считавшейся священной. Как говорили, она была посажена в тот же день, когда заложили первый камень замка. Хозяин лежал у корней дерева, погруженный в сон или беспамятство. Как только он пришел в себя, то издал страшный крик и затем обратился к священнику, требуя, чтобы тот обвенчал его с ивой. Священник отказался, тогда Артур впервые в жизни обнажил шпагу. Обряд был совершен. Артур надел свое кольцо на ветку дерева и в тот же день пропал. Ива же с того момента стала сохнуть, и мы больше никогда не видели на ней зеленых побегов. Кстати, когда нам было приказано снять обручальное кольцо с дерева, мы его не нашли...
Еще будучи ребенком, Альфред часто ловил на себе тревожные взгляды матери, и все окружающие относились к нему с особым чувством, как будто чего-то ожидая от него.
После рассказа дворецкого мальчик понял причину этого. Среди всех своих братьев и сестер он выделялся именно золотым цветом волос. Старую иву Альфред хорошо помнил. Она стояла на берегу глубокого прозрачного пруда, обвитая плющом так густо, что, хотя своих листьев у нее не было, со стороны она казалась зеленой и цветущей. Ее не срубили в память преданий. Мальчик любил часто сидеть в ее дупле, нависшем над водой, откуда можно было видеть протекавшую мимо замка реку, лес и долину, в которой стоял город.
Иногда Альфред, замечтавшись, засыпал прямо на дереве, и ему снились чудесные дети, которые играли с ним. Он даже узнавал их в следующих снах. Они как будто росли вместе с Альфредом и считали его своим другом. А однажды... однажды он увидел их наяву. Это было в день, когда в замке совершали обряд

очищения. Детям запретили выходить из своих комнат, во всем замке потушили огни, чтобы не привлечь духов. Взрослые собрались в капелле, где приехавшие монахи должны были всю ночь служить молебен. Альфред не мог уснуть. Любопытство разбирало его. Тихонько он выскользнул через окно в парк и побрел к пруду. Внезапно мальчик увидел какие-то мерцающие синие огоньки, замелькавшие в аллеях, и к нему подбежали дети, которые ему снились. Они очень спешили и, подхватив его под руки, заставили бежать с ними вместе к реке. Он помнил, как они умоляли его достать огонь.
- Зачем он вам? - спросил Альфред.
- Мы должны помочь заблудившимся найти дорогу.
- Но ведь у вас есть синие огоньки.
- Это не то, это болотные искры. Они не видны с того берега.
Подул сильный ветер, и дети исчезли. Альфред пошел обратно, но у пруда остановился. Бледное сияние исходило от воды, и старая ива казалась ожившей. Длинные серебристые листья покрывали ее ветви, а из дупла доносились странные звуки, напоминавшие рыдания. Альфред бросился к дереву и потерял сознание. Утром он проснулся в своей комнате и никому не рассказал, что с ним произошло ночью.
...Прошли годы. Альфред вырос и как старший в роду должен был унаследовать замок. Но, видя, что все родные полны недобрых предчувствий и ожидания несчастья, которое было предсказано, он бежал из замка, решив стать художником. Никто из его друзей в городе не знал, что остроконечные башенки, еле различимые в густой зелени, покрывающей горы, служили когда-то ему гнездом. Впрочем, Альфред и сам старался забыть об этом. Где-то в глубине души он страшился назначенной ему судьбы и думал, что избежит ее, покинув замок. И вот теперь вновь неведомый мир встал на его пути, и он не мог отвернуться от него. Прекрасная женщина в карете пленила его мечты. Переборов свой страх, Альфред решил увидеть ее еще раз.
Снова встретив ночную карету, он последовал за ней. Она долго кружила по улицам, затем выехала за город. По неведомой лесной дороге двигались лошади и наконец остановились у громадной скалы, напоминающей сидящего великана.
Альфред увидел, как кучер спустился с козел и помог выйти красавице. Долго она стучала в каменные двери, но никто не отозвался. Они снова заняли свои места и вернулись в город. На окраине, окруженный высокой стеной и садом, стоял ничем не примечательный заброшенный дом. Опять, тяжело вздыхая, возница помог таинственной незнакомке выйти из кареты, и они скрылись за воротами. Лошади сами тронулись, и экипаж растаял в утреннем тумане...
На следующую ночь Альфред проник в дом, но он оказался пустым. Юноша спрятался в дальнем углу и стал ожидать. Под утро явилась красавица и, упав в кресло, замерла. Альфред не мог оторвать взгляда от ее лица. Схватив краски, он хотел запечатлеть ее черты. Сквозь узкую щель в задернутых шторами окнах заглянул тонкий луч встающего солнца. В то же мгновение женщина в кресле исчезла. Вернувшись домой, художник снова взялся за кисть, пытаясь по памяти восстановить лицо призрака. Это удалось, но плохо. И опять, забыв о сне, Альфред караулил незнакомку. На этот раз он решил остаться в доме до вечера. Закат угас, и она появилась в кресле в той же позе. Юноша лихорадочно перено46
сил ее черты на холст, когда чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо. Он обернулся и едва успел отскочить. Острие шпаги оцарапало его лоб, и кровь залила глаза Альфреда. Он бросился на своего противника. Выхватив у него шпагу, он в свою очередь нанес удар. Нападающий застонал и осел на пол. Альфред протер глаза и наклонился к нему. Это был возница. Но каким странным показалось его лицо! Изрезанное глубокими морщинами, оно еще сохранило печать благородства в тонких чертах, однако самое удивительное, что голову его покрывали длинные золотые волосы. Старик открыл глаза и вдруг улыбнулся:
- Благодарю тебя, юноша, ты освободил меня.
- Но кто ты? - прошептал Альфред.
- Я - Артур Корден, - ответил умирающий.
- О Боже, что я наделал! - воскликнул Альфред. - Ведь вы - мой прадед. Старик слабеющей рукой коснулся волос юноши:
- Не отчаивайся, Золотоголовый! Так было нам предсказано - погибнуть от собственной шпаги. Но теперь проклятие болотных Фей исполнилось и дорога свободна. Ты займешь мое место и в ночь очищения доставишь карету в наш замок. Любовь Ивы вознаградит тебя, не забудь только получить благословение Отца Камней.
- Кто это? - спросил Альфред.
- Это дух, заточенный в скалу, к которой мы подъезжали. Когда-то он должен был благословить наш союз и помочь дриаде Ивы остаться среди людей в своем облике и при свете дня. Но благодаря чарам невеста моя заблудилась и не смогла вернуться в замок. Я разделил ее судьбу. Но ты вернешь душу засохшей Иве и сам вернешься в замок.
Старик вздохнул, и глаза его закрылись...
И вот Альфред занял место кучера. Каждую ночь он выходил за ворота и ожидал карету. Вместе с молчаливой дриадой они колесили по темным улицам города. Иногда Альфред пытался свернуть на дорогу, ведущую к замку, но мрак становился гуще, какие-то тени пугали лошадей, и он не мог достигнуть цели. Возвращаясь в дом, юноша в оставшееся время до восхода солнца писал портрет дриады. Но только в канун ночи очищения сумел он закончить его. Страшная непогода разыгралась в горах: то снег, то дождь хлестали карету. Альфред едва отыскал в темноте Отца Камней. В ответ на стук дриады страшный гром прокатился над долиной. Лошади захрапели и стачи на дыбы. Юноша не смог удержать их, и они понесли. Жалобный крик дриады донесся откуда-то издали.
- Возвращайся в город, - злорадно шипели чьи-то голоса в уши Альфреда. - Поворачивай карету, Отец Камней не дал вам благословения.
Но юноша закрыл глаза и, стиснув зубы, предоставил лошадям мчаться по собственной воле.
Опять прогремел гром, и экипаж, свернув в сторону, полетел с обрыва в реку. Течение вынесло карету на берег...
Альфред со слезами на глазах стоял на коленях перед портретом дриады. Солнце выглянуло из-за горы и уничтожило ее изображение на холсте. Юноша в страхе обернулся - перед ним возвышался родовой замок Корденов. Неподалеку громадная ива купала свои серебристые листья в водах пруда. У подножья ее стояла прелестная женщина в подвенечном платье. Пышный белый парик, как
41
облачко, облегал высокий чистый лоб. Глаза были закрыты, но, казалось, струили свет сквозь длинные пушистые ресницы. Может быть, она и спала, но легкая улыбка ее губ, без сомнения, предназначалась юноше.

РЫЖАЯ
берега моря день и ночь шумел прибой, и волны, то большие, то маленькие, пели бесконечную песню. Много людей приходило на берег, но никто не обращал внимания на то, о чем поют волны. И лишь одна маленькая девочка понимала их язык и училась их песням. И конечно же, она была рыжей и не очень счастливой, но судьба ее сложилась совсем необычно и, наверное, стоит о ней рассказать. Отца она почти не знала, мать в бесконечных заботах о хлебе насущном забывала дать дочери самое важное в жизни - любовь и ласку. А этого-то прежде всего и не хватало бедной Рыжке. Впрочем, за ее постоянные песни ее прозывали также Рьгжкой-Мурлышкой, что, конечно, выделяло ее и среди других Рыжек.
И вот Рыжка-Мурлышка стала расти и подрастать, и хотелось ей быть такой красивой, как лунный свет на волнах или закат солнца весной, чтобы люди смотрели на нее и любовались и становились Счастливыми. Но, к сожалению, внешность ее была самая заурядная, да и лет ей было совсем немного, короче говоря, никому она не была нужна. Одно море понимало ее и любило, но Рыж-ке-Мурлышке этого казалось мало. В глубине души она мечтала стать принцессой хоть в самой захудалой и маленькой стране и была согласна всего на одного подданного, пусть только она будет единственной повелительницей в его сердце.
И вот раз шла она по берегу среди шумной и веселой толпы и заглядывала встречным в глаза. Вдруг кто-нибудь заметит ее, улыбнется или скажет что-нибудь хорошее... Но никто не обращал на нее внимания. Звучала музыка, люди переговаривались и были заняты лишь самими собой. И тут ей попался навстречу Художник. Был он слегка навеселе, и громадный берет его сполз на ухо, а в другом ухе болталась настоящая серьга. Борода, усы, лохматые брови - все придавало ему свирепый пиратский вид. Но под мышкой у него был мольберт, а в руке - сложенный зонтик. Он стоял и покачивался в такт прибою. Увидев девочку, он поманил ее пальцем:
- Ну-ка, рыжая, если ты мне не кажешься, помоги мне дойти до дома. Я так устал от самого себя, что не хочу к себе обращаться за помощью.
И конечно, Рыжка-Мурлышка отвела его домой. И восторгу ее не было конца, когда она попала в настоящую мансарду под самой крышей. Столько эскизов, картин смотрело на нее со стен мастерской! Конечно, это было самое настоящее королевство! А Художник между тем усадил ее в кресло и взялся за карандаш. Он рисовал долго, временами засыпал, просыпался и наконец подал ей портрет. С замиранием сердца девочка взглянула на произведение, а там была нарисована кошка. Внизу красовалась подпись: "Это - Рыжка-Мурлышка. С подлинным верно. Великий художник". Заплакала девочка и побежала прочь.
На следующий день пришла она опять на берег. Там за сшяюшми сидели

люди, пили кофе и ели пирожные. И лишь один молодой человек сидел отдельно от других и что-то писал в блокнот, поглядывая на окружающих. Конечно же, это был Поэт. Но самое удивительное, что и он был рыжим. Вдруг глаза его обратились на Рыжку-Мурлышку. Улыбнулся он и стал звать ее:
- Кис-кис-кис...
Хотела девочка обидеться, но он смотрел так ласково на нее, так ласково, что она двинулась к нему.
Еще момент, и она, к собственному удивлению, прыгнула к нему на колени и замурлыкала. Сомнений не было, она и не заметила, что превратилась в кошку. Вот было чудо! И уже через день она научилась сидеть у Поэта на плече, а через два дня уже, набравшись храбрости, замурлыкала, запела, и он, слушая ее, слагал свои прекрасные рифмы. Теперь, на плечах Поэта, она стала такой заметной! Никто не проходил мимо, чтобы не погладить ее или не похвалить ее песенки. Рыжка-Мурлышка была счастлива, но недолго длился ее праздник.
Как-то снова попался ей навстречу Художник:
- Ого-ro, да ты стала такой знаменитой - Поющая кошка! Верно, ты приносишь удачу. Вот твой Поэт благодаря тебе тоже прославился. Но пора бы тебе вспомнить и того, кому ты всем обязана. Пойдем со мной!
Мурлышка испугалась и спряталась. Но Художник не собирался ее упускать. Еще через какое-то время он пришел к Поэту:
- Отдай мне кошку. Она моя.
- И не подумаю! - ответил Поэт.
- Но это же девчонка, которую я сделал кошкой.
- Тем более не отдам.
Они разругались, а затем бросили карты. Увы, Поэт проиграл и должен был уйти. По уговору с Художником он должен был сам прогнать ее, чтобы она не цеплялась за него и смирилась со своей участью.
Прошел год. Поэт где-то в горах написал самое прекрасное свое стихотворение, посвященное Рыжке-Мурлышке, и выстрелил себе в сердце. А Художник все пытался завоевать ее любовь. Она же продолжала любить Поэта и тосковала без него.
Наконец Художник понял, что его надежды никогда не сбудутся: "Ну ладно, раз даже кошка не может полюбить меня, не для чего мне жить!"- решил он. В последний раз взялся он за кисти и написал волшебный портрет красавицы. "Рыжка-Мурлышка! Посмотри на себя моими глазами. Клянусь, теперь никто не устоит перед твоей красотой, которую создала моя мечта" - это он написал на портрете, а потом купил себе много-много вина и пил до тех пор, пока не умер.
Посмотрела на волшебный портрет Рыжка-Мурлышка и превратилась в удивительную красавицу, что изобразил Художник. Только радости ей не прибавилось. Ходила она по берегу, никто глаз от нее не мог отвести, а она никого не замечала и никто ей не был нужен. Думала она только о Поэте и Художнике. И снились они ей каждую ночь, и Поэт читал ей свои стихи, а Художник показывал картины. Какая-то тайна была в их жизни, а смерть увенчала их самыми прекрасными произведениями.
"А что же во мне таится? - думала Рыжка-Мурлышка. - Я уж и не знаю, кто я, кошка или красавица, только друзья мои Поэт и Художник знают это. Пора и
!
50 1

мне за ними".
И вот исчезла Рыжка-Мурлышка. Но остались ее песенки у моря. И когда на закате волны становятся тише и солнце их красит в рыже-золотой цвет, тот, кто живет на берегу, слышит их и думает, как маленькая кошка Рыжка-Мурлышка превратилась в целое море и как славно она мурлычет.
ТРИСТА ЛЕТ
илый мой мальчик! Я рад, что ты не забываешь меня. Часто я думаю о тебе и, зная, как ты любишь бродить вечерами по улицам, втайне надеюсь, что свет моего окна, подобно маяку, привлечет тебя. Не правда ли, в моей мансарде уютно? А когда дождь стучит по крыше и ветер представляется наказанной собакой, скулящей за дверью, вряд ли ты найдешь более пригодный для странствий капитанский мостик, чем мое старое кресло. Итак, зажжем свечи и двинемся в путь. В прошлый раз я обещал рассказать историю, когда-то случившуюся в этой комнате. Признаюсь, она давно ожидает тебя. Помнишь, как впервые ты пришел сюда и сказал, что здесь чувствуешь себя героем сказок Гофмана. И, верно, ты сам не знаешь, насколько твои слова были недалеки от истины. Ведь эти стены оттого и неправдоподобны, что помнят очень странное происшествие, которому трудно найти объяснение. Да, впрочем, стоит ли искать его? "Ловите луну в небесах, а не в озере!" - посоветовал какой-то персидский мудрец своим ученикам. И наши попытки заключить жизнь в узкие рамки логики и понять ее с помощью одного разума вряд ли не нуждаются в подобном наставлении. Пожалуй, только в сказках жизнь и отражается наиболее полно... Так слушай-же петербургскую историю!
Надеюсь, ты согласен с общим мнением относительно фантастичности нашего города. Какие только стили, рожденные разными эпохами и народами, здесь не собраны! Каждый дом имеет свое, особенное лицо, как будто ему страшно потеряться среди других. И весь Петербург придуман с начала и до конца... Может, потому мне кажется порой, что любые истории, сочиненные где-то, непременно находят у нас свое реальное воплощение. Вот одну из них тебе и пора узнать.
• •.Не так уж давно в этой мансарде жил студент. Учился он в университете и собирался стать историком. В то время среди молодежи существовала особая мода устраивать кружки. Верно, программа занятий не могла удовлетворить многочисленные интересы или просто иные головы жаждали поклоняться своему богу, ибо стоило кому проявить в чем-нибудь талант, как немедленно находились восторженные последователи. Среди этой бурлящей массы можно было найти самые удивительные сочетания интересов: от фанатичных поклонников искусства и рассудительных философов до искателей приключений и надо всем смеющихся циников. Умелый игрок в карты пользовался таким же авторитетом, как вдохновенный мистик, рыжеволосый франт, изобретающий способы украсить себя, получал признание вместе с человеком, выучившим наизусть "Илиаду" Гомера. Но попадались и такие компании, где трудно было понять, что связывает людей. Кумиры их бесконечно менялись, они увлекались всем на
свете, не имея склонности что-либо выбрать и остановиться... К одному из таких кружков принадлежал и наш студент. Приятели дали ему прозвище Астролог за его любовь к ночным прогулкам, а также необычный дару угадывать. В самом деле, для него как будто не существовало вопросов в мире, но это было не знание, а просто способность мгновенно найти ответ. Вначале его занимал успех и удивление окружающих, но когда он заметил страх и зависть, то навсегда отказался делать какие-либо предсказания. Однако друзья не отвернулись от него и по старой привычке собирались в мансарде, молча признавая его первенство.
...У Астролога была девушка, которую считали его невестой, хотя их взаимоотношения оставались для всех загадкой. Он познакомился с ней на набережной во время одного из своих ночных блужданий. Звали ее Элли. Оказалось, что она также учится в университете и не уступает ему в романтической склонности к ночным часам. Родителей своих она не знала. Тяжелая болезнь опустила завесу на все ее прошлое. В сознательную жизнь Элли пришла, будучи совсем уже взрослой и находясь на попечении одной из больниц. Однако пробудившаяся энергия ее ума помогла ей самостоятельно пробить дорогу и, быстро получив среднее образование, она выдержала университетские экзамены. Характер у нее был замкнутый и застенчивый. Без всякого сомнения, Элли обладала привлекательной внешностью, но красота ее была как-то уж очень печальной, и темные глаза, казалось, впитали всю грусть осенних дождей - так что она скорее отталкивала, чем притягивала людей...
Астролог стал единственным близким ей человеком. И в то же время между ними существовала какая-то непонятная стена. Подобно ночным птицам, они могли встречаться только после заката, и если им доводилось столкнуться днем, они спешили прочь друг от друга, как заклятые враги...
Как-то после Рождества вся компания сидела у Астролога. Пышность зимних бачов миновала, наступили будни, и уныние постепенно завладело молодыми людьми. Привыкнув к блеску праздников и веселью, еще полные сил и взбудораженных чувств, они с трудом возвращались к обычной жизни, где было далеко до Весны, а Зима уже отдала свои самые прекрасные дни.
- Стоит ли грустить? - заметил хозяин, оценив общее настроение. - Нам никто не мешает выдумать свой праздник, раз Фортуна не хочет позаботиться о нас.
Идея пришлась по вкусу, подстегнув воображение, и друзья решили устроить маскарад и встретиться за городом в одном из старинных домов, покинутых на зиму владельцами. Предлог праздника опять придумал Астролог.
- Мы будем у моря и, нарядившись пиратами, отметим триста лет со дня рождения капитана Кидда.
На этот раз единодушие распалось, Элли нарушила свое обычное молчание.
- К чему тревожить память кровавого злодея? - воскликнула она. - Придумайте что-нибудь другое.
Девушки поддержачи ее, но молодые люди, усмотрев в этом вызов, остались на стороне своего предводителя. Вечер закончился ссорой. Слабая половина компании покинула мансарду, а юноши договорились осуществить праздник только в своем обществе. Накануне назначенного дня Астролог получил записку от Элли, где она умоляла его хотя бы перенести праздник, если он не может

отказаться от него.
- Это уже не в моей власти, - ответил он, боясь поддаться каким-то недобрым предчувствиям, мелькнувшим в его душе.
...Наступила суббота, и студенты, нагруженные припасами, отправились за город. Намеченный дом стоял на опушке леса у самого залива. Его хозяева стремились придать ему сходство с замком, и у каждого угла основного здания возвышались башенки. Окна имели готическую форму и были украшены витражами. Стены просторной гостиной с великолепным камином были обиты темно-синим штофом. Длинный дубовый стол как будто специально был предназначен для пиршества. Над входом висели старинные часы из эбенового дерева, и на бронзовом маятнике улыбалось лицо фавна. Приятели разбрелись по комнатам, разглядывая обстановку. Астролог взялся растапливать камин, в котором, к своему удивлению, обнаружил готовые дрова. Стало совсем темно, когда вся компания, переодевшись, собралась за столом. В камине трещали ярко пылавшие дрова, над дверью громко стучал маятник, и долгое время никто не решался нарушить молчание. Зловещие мысли и фантастические костюмы настолько изменили всех собравшихся, что приятели не узнавали друг друга. Наконец Астролог, чувствуя себя виновником этой затеи, уселся в кресло и подал знак наполнить кубки вином. Роль благородного напитка должен был сыграть кислый квас, содержащийся в паре маленьких бочонков, которые усиливали колорит минувшей эпохи. Астролог сам выторговал их у лавочника. Вместе с жареным поросенком они составляли основную гордость стола.
Первый тост провозглашал вечную память капитану Кидцу. "Пираты" гаркнули "виват" и поднялись со своих мест. Внезапно в конце стола, куда не достигал свет камина и где царил полумрак, чей-то хриплый голос выкрикнул по-английски: "Благодарю!" - и разразился хохотом...
На мгновение сердца юношей замерли, но затем, оценив шутку, они дружно подхватили смех... Только Астролог, выпив весь бокал, вдруг замолчал и стал странно оглядываться. Напиток обжег ему горло. Он мог поклясться, что вино оказалось настоящим. Неужели лавочник ошибся? Но тогда где он мог достать этот нектар, которому только столетия могли придать такой аромат и крепость? Между тем студенты тоже оценили достоинство напитка. Восхщенные взгляды устремились на Астролога.
- Твой сюрприз превзошел все наши ожидания, - выразил общую мысль один из приятелей. - Это напиток Вечности.
...Веселье разгорелось. Сыпались шутки, анекдоты, распевались старинные пиратские песни. Имя капитана Кидда не сходило с уст пирующих. На одном конце стола вспомнили, что пират в течение двадцати лет плавал на шхуне с именем "Маска смерти", но под конец жизни его встречали уже на другом корабле. Завязался спор, почему капитан мог оставить свой корабль, считавшийся самым быстрым в Европе...
- Здесь какая-то тайна, которую может раскрыть только Астролог, - воскликнул сосед юноши.
Все взоры обратились к нему. Он хотел отказаться, но язык помимо воли его стал рассказывать первую пришедшую на ум историю:
- Знаете ли вы, джентльмены, что у капитана Кидда была дочь. Ее звали Эрглэн, и она была так прекрасна и добра, что многие суеверные лкщи считали
ее ангелом, сошедшим на землю, чтобы остановить руку кровавого пирата и заставить его раскаяться. Может быть, и ее отец разделял это мнение, но он настолько погряз в преступлениях, что не верил в прощение Неба. Его любовь к дочери скорее казалась ненавистью. Он как будто пытался запятнать ее душу жестокостью и злобой, клокотавшими в нем самом. Во всех своих дерзких нападениях Кидц не расставался с дочерью и, расправляясь с побежденными, заставлял Эрглэн присутствовать при этом. Ни мольбы, ни слезы несчастной девушки не могли его тронуть. Его дьявольская изощренность доходила до того, что он предлагал ей собственноручно застрелить хотя бы одного человека, обещая сохранить жизнь целому экипажу. Нередко подобные сцены чуть не доводили до бунта на его собственном корабле, но Кидц оставался неумолимым... Однажды в день своего рождения он спустился в каюту, где плакала его дочь, и потребовал, чтобы она приняла участие в пиршестве. Эрглэн отказалась. Ни драгоценности, которые он принес ей, ни угрозы не могли на нее подействовать.
- Отец! Поклянись, что ты в день своего рождения не будешь нападать ни на одно судно. Тогда я выйду на палубу, - наконец сказала она. Кидц не мог сдержать смеха:
- Год станет для меня меньше всего на один день.
И тут же поклялся своим кораблем выполнить условие. Через некоторое время Эрглэн удалось убежать с корабля. Капитан обшарил все море, а затем отметил свой гнев такими преступлениями, что редкое судно рисковало теперь отчалить от берега в одиночку. Целые эскадры пустились на поиски Кидда, и его голову оценили чуть ли не в стоимость короны.
Прошел год. "Маске смерти" везло все реже. Как-то пиратам пришлось уйти далеко от своей стоянки, припасы их кончились, а судно, которое они ожидали, не появлялось. Назревал бунт. Капитан заперся в каюте, собираясь дорого продать свою жизнь. Вдруг с мачты послышался голос матроса:
- Корабль!
Мигом все распри были забыты, и пираты полетели на добычу. Экипаж отчаянно сопротивлялся, но не мог устоять. Кидд сам принял участие в абордаже. С ножом и пистолетом он перепрыгнул на вражеское судно и ворвался в пассажирскую каюту. Там было темно, но Кидд услышал какой-то шорох в углу. Не задумываясь, он кинул нож на звук...
Сражение подходило к концу. Пираты внесли факел в каюту, и капитан увидел на полу распростертое тело своей дочери. День этот был днем рождения Кидца... Вспомнив свою клятву, он скрыл лицо Эрглэн под маской, затем приказал пиратам перейти на захваченное ими судно. Подняв все паруса на "Маске смерти", Кидд закрепил намертво руль и перенес тело дочери на пустой корабль. Вот тайна покинутой шхуны, джентльмены...
Астролог умолк. Странное оцепенение охватило его. Вокруг шумели приятели, но он не разбирал их голосов... Глаза его сомкнулись, а когда он снова раскрыл их, то увидел, что находится в какой-то незнакомой обстановке... Пол под ним покачивался, вместо готических окон в стене были проделаны иллюминаторы. В помещении находились еще двое людей. Один из них, в старинной одежде капитана, громко произнес имя Эрглэн. Прозрачный туман скрывал лицо второй фигуры. Она встала и подошла ближе. Странный взгляд ее скользнул по Астрологу, и бесконечная любовь и сострадание проникли к нему в душу. В
55
одно мгновение мысли его заметались, уловив что-то знакомое в чертах ее, но тщетно. И вот перед ним стали развертываться сцена за сценой все события из его рассказа о капитане Кидде. Но все время Астрологу чудилось, что его незримое присутствие известно Эрглэн. Она протягивала к нему руки, умоляя о спасении, а он был не в состоянии пошевельнуться. Вот пушечный салют разнесся над морем, и пиратская шхуна медленно двинулась навстречу встающему солнцу, унося тело Эрглэн, дочери капитана Кидда... Астролог, сдерживая рыдания, смотрел ей вслед. Сердце его громко билось, и стук его смыл эту последнюю картину.
Вместо солнечного диска он увидел перед собой маятник старинных часов. Он бешено раскачивался, но стрелки на циферблате застыли в неподвижности... За окном по-прежнему была ночь, хотя юноше казалось, что прошло бесконечное количество времени. Комната была полна народу. Радом со знакомыми масками своих приятелей Астролог заметил еще какие-то чужие лица, злобные взгляды, словно команда с пиратского корабля проникла в дом, где они собрались. Невыносимая тоска навалилась на юношу. Ему стало казаться, что ночь никогда не кончится, что властью неведомых чар он обречен навечно быть прикованным к креслу, что страшные призраки, явившиеся на пир, наполняют опустевшие бокалы кровью его друзей...
Но вдруг дверь отворилась. Тонкая фигура девушки, закутанной в черный плащ, легко скользнула в комнату. Лицо ее было скрыто маской. Она медленно прошла среди пирующих и исчезла за камином... Мгновенно стихли все голоса. Стрелки на часах сдвинулись с места. За окнами рассеялась мгла, и бледный рассвет посеребрил стекла. Астролог почувствовал, как неведомая тяжесть спала с его души, и погрузился в спокойный сон, шепча имя Эрглэн, как молитву... Проснулся он от ярких лучей солнца. Приятели его в самых живописных позах расположились на скамейках, на столе и полу. Он с трудом растолкал их. Никто не помнил подробностей ночи, но по тому, как они спешили покинуть дом, Астролог заключил, что страх выпал не только на его долю. У дверей произошла заминка, они были заперты, а ключ лежал в кармане юноши. "Конечно, это было видение", - подумал он об Эрглэн...
Только к вечеру они вернулись в город. Каково же было их изумление, когда они узнали, что их отсутствие длилось три дня и родные собирались уже отправиться на поиски... Трое суток слились в одну ночь. И однако склонные к мистике приятели постарались объяснить происшедшее самыми естественными причинами:
- Мы отравились слишком крепким вином.
Только Астролог хранил молчание. Он странно изменился, почти перестал посещать университет, целыми днями пропадал в архивах и библиотеках, разыскивая малейшие сведения о капитане Кидде. Никто из друзей не мог застать его дома, и однажды он совсем куда-то исчез...
Наступила весна, когда один из приятелей Астролога, случайно проходя мимо мансарды, увидел, что окна в ней распахнуты... Худой, бледный Астролог встретил его у порога. Из отрывочного рассказа выяснилось, что, перерывая старые книги и журналы, юноша случайно наткнулся на маленькую заметку, где сообщалось о старинном иностранном корабле, виденном рыбаками у щного из ос-Финского залива. В других источниках также указывалось"'*!(r) последнис
следы "Маски смерти" терялись у берегов Балтийского моря... Мания найти шхуну Кидда привела Астролога почти к безумию. Зная, что залив покрыт льдом, он решил отправиться на поиски корабля... Можно было только догадываться, сколько трудностей пришлось перенести юноше. В конце пути он попал в пургу и заблудился среди ледяных полей. Сквозь сумерки и слепящий снег Астрологу пригрезилась какая-то женская фигура. Он шел за ней всю ночь и под утро, когда вставало солнце, увидел за нагромождением торосов мачты корабля. Это была "Маска смерти".
- И ты нашел на ней что-нибудь? - спросил приятель.
- Нет, шхуна была пуста.
...Элли! Бедная Элли не находила себе места. В день, когда был назначен маскарад, она тяжело заболела и почти два месяца пролежала без памяти в той же больнице, откуда когда-то вышла. Никто не навещал ее, и вот, оказавшись снова среди людей, она не могла понять, что произошло с окружающими ее друзьями. Компания раскололась. Астролог замкнулся в мансарде и избегал любых встреч. Наконец одна из подруг рассказала ей все, что случилось на празднике и после него.
- Астролог помешался на выдуманной им дочери капитана Кидда, - заключила она повествование. - Оставь его в покое.
- Нет, я должна увидеть его, - ответила Элли.
Под утро Астролог вернулся к себе домой и, не раздеваясь, упал на кушетку. Казалось, он забылся глубоким сном, но легкий шорох заставил его мгновенно открыть глаза. Перед ним стояла девушка, закутанная в плащ, и лицо ее скрывала черная маска. Заметив его движение, она повернулась и подошла к дверям.
- Эрглэн! - крикнул Астролог и бросился за ней.
- Первый раз в жизни ты ошибся, - тихо сказала Элли, снимая маску.
- Нет, - прошептал юноша.
В печальных глазах, устремленных на него, он узнал взгляд той, которую искал так мучительно и упорно. Тихо коснулся он губами высокого чистого лба. Поцелуй проник в нее, внезапно рассеяв мрак, сковывающий память.
...Да, это она была последним сокровищем пиратского корабля. Да, это ее недолгая жизнь была принесена в жертву демоном моря. Да! Ее звали Эрглэн, дочь капитана Кидда.

НИМФА И САЛАМАНДР
ронзительны осенние краски. Ясная голубизна небес сверкает между желтыми и красными листьями осин, берез, тополей, кленов. Они дрожат, трепещут, бьются на ветвях, и потоки света струятся по стволам, делая их то ослепительными на вершинах, то почти прозрачными ближе к корням. Дует ветер, и редеет волшебное кружево на капителях бесчисленных колонн лесного храма. Что ни лист, то птица иль бабочка, в полете к земле выявляющая свой характер. Одни листья падают, кружась словно выбирая место, другие - целеустремленно и прямо, третьи - покачиваясь и меняя направление - и диво для глаз видеть воздушный балет. А когда опадет последняя листва, выступит на сцену уже не одноликий лес, а отдельные деревья, и уже не стволы, а скульптуры, одна выразительней другой. И как среди толпы людей, объединенных общей гармонией, вдруг старики или калеки выделяются своей индивидуальной судьбой, так и среди деревьев притягивают взор своей непохожестью древние иль увечные фигуры. Судьба их запечатлена в корявом стволе, в напряжении застывшей позы. О, жители леса, не в вас ли нисходят после смерти души человеческие, столь сходны ваши торсы с движениями людских чувств и мыслей!
Одинокий путник поднимался к перевалу, спеша до темноты миновать самые опасные места. Горная тропинка змеей вилась над обрывами, и густой кустарник прятал ее от нетерпеливого взгляда. Солнце зашло за горный хребет, и синяя мгла со дна ущелья стала подниматься по склонам вслед за неожиданным гостем. Однако он уже достиг цели. Узкая седловина меж вершинами гор была почти рядом, и теперь можно было позаботиться о ночлеге. Путник нашел небольшую площадку, разложил вещи и поджег сухую корягу, которую нашел где-то по дороге. Крошечное озерко среди камней подарило ему чистейшую прохладную воду. Из скалы выбивался родник, и струйки его падали в озерцо, напевая наивные и прелестные мелодии.
Путник заслушался и не заметил, как догорела его коряга. Искать в темноте дрова было немыслимо. В досаде молодой человек пнул ногой в угли. Одна из тлеющих искр отлетела в сторону и упала в какую-то ямку. Внезапно послышалось шипение, словно кто-то неумело пытался засвистеть, и затем яркий язык голубого пламени вспыхнул почти у самой кромки воды. Подземный газ, пробившийся из самых недр горы, стал пищей для огня. Путник, вначале испугавшийся, быстро пришел в себя и радостно протянул к нему руки. Как и в древние времена, огонь среди мрака ночи был желанным другом любого странника. Благодарная природа стала раскрывать свои таинства. Музыка родника, живое зеркало озера, мириады звездных огоньков, светящихся в небе, - все было исполнено красоты и ожидания чуда. И вот из немыслимых горных глубин выскользнула на поверхность душа игривого юноши-саламандра и соединилась в танце с земным пламенем. Путник собирался было вздремнуть, но, увидев танцующее пламя, застыл в изумлении.
Ни единое дуновение ветерка не тревожило воздух, но огонь на берегу то стлался по земле, то превращался в шар, то распускался раскаленным лотосом,

то вытягивался к небу тончайшим лезвием меча. Он изгибался в такт мелодии, рвался прочь от своего подножья, спиралью нависал над озером. Это был фантастический танец! Путник от восторга забывал дышать.
А в это время еще одна душа восхищалась танцем саламандра. Это была маленькая нимфа родника. Именно под звуки ее пения двигался огненный танцор. Инстинкт внушал нимфе страх. Она знала, что огонь несовместим с водой, что встреча грозит гибелью либо ему, либо ей, если он окажется слишком силен. Но нимфа была так юна, а саламандр так прекрасен! Он не прикасался к ней, но его отражение зажигало свет до самого дна озера. Его восторг рождал в ней то же чувство, она сочиняла все новые мелодии, пела все, что могла припомнить. И всю ночь они были необыкновенно счастливы.
Наутро путник наполнил флягу водой из озера и зажег трубку от огня саламандра. Души природы, которые он случайно соединил, с благодарностью простились с ним. Он ушел, унося с собой их благословение. Теперь его трубка никогда не потухала, даже если в ней не было ни щепотки табаку, а одной капли воды из фляги было достаточно для цветов, чтобы они не увядали целый год.
Ислен - так звали путника - жил в большом шумном городе. Там же жила и Летисса. Это была очаровательная женщина с легкими движениями и глазами ребенка. В них всегда были ласка и тепло. Что же касается ее души, то в ней постоянно жила музыка. С некоторых пор она слышала эту музыку по ночам. Увы, когда утром она просыпалась, то никак не могла вспомнить тех дивных мелодий, что дарили ей сновидения.
У Летиссы было много поклонников, но ее внутренний мир был настолько богат, что она не очень нуждалась в чьем-либо обществе, чтобы чувствовать себя счастливой. Большинство ее поклонников были похожи друг на друга - они осыпали ее комплиментами, старались заинтересовать собой, твердили о своих чувствах, но у всех в глазах таился голодный блеск, и она понимала, что они хотят сделать ее своей собственностью.
Тем не менее некоторые обстоятельства в ее жизни заставили ее более внимательно отнестись к свите поклонников. Все началось с того, что как-то в день рождения она обнаружила в себе способность танцевать. Но самое поразительное, что она не просто могла танцевать,а в тот самый момент, когда она начинала двигаться, подчиняясь внутреннему импульсу, раздавалась откуда-то музыка, которая совпадала с ее танцем и словно аккомпанировала ей. Она узнавала частично мелодии, которые слышала во сне, но, так же, как и во сне, ей не дано было повторить их или записать. Летисса стала искать того, кто сделал ей этот чудесный дар, ведь еще с детства она мечтала стать балериной, но судьба отводила ее с этого пути. Что же произошло теперь? Она чувствовала влияние какой-то силы, но не могла отыскать ее источник.
Пожалуй, единственным, кто отличался от других, был Ислен. Он появлялся на ее пути не часто. Дарил ей цветы и тотчас уходил, словно, кроме этого, ему ничего не было нужно. Его робость или независимость мешали Летиссе узнать его ближе. В последний раз в день ее рождения он подарил ей белую розу, и она, как заговоренная, не меняясь, стояла в вазе. Проходило время, а цветок и не думал увядать. Летиссе казалось порой, что роза искусственная, но вблизи она так нежно благоухала, и когда женщина целовала ее, ей чудилось, что лепестки цветка розовели, и она ощущала ответный поцелуй. Он был столь горячим, словно
внутри розы скрывался уголек.
Как-то Летисса встретила Ислена на улице и, торопясь, стала благодарить его за цветок. Он молча улыбался.
- Кстати, - спросила она его, - не знаешь ли ты той странной музыки, которая звучит, когда я танцую?
- Мне кажется, знаю, - ответил Ислен, - с той поры, как я вернулся с гор, мне каждую ночь снится, что я исполняю какую-то музыку. Не могу вспомнить, сам ли я играю или дирижирую, что за инструменты звучат, но самое печальное, что мелодии, приходящие во сне, наяву полностью исчезают.
Она хотела расспросить его еще, но кто-то подошел к ним, и они расстались. Увы, увы... Все реже случались их встречи. Каждый жил своей жизнью, но в глубине души Летисса угадывала, что только любовь Ислена способна творить чудо и в ней самой. Тайным источником пробивалось ответное чувство.
Все разрешилось однажды самым странным образом. Летисса уже стала известной танцовщицей. Слава и восторги толпы тем не менее не очень задевали ее сердце. Она черпала счастье в самом танце и музыке... И вот однажды цветок Ислена увял и музыка смолкла. Никто не мог слышать ее, даже сама Летисса. Эта новость заставила ее почувствовать всю горечь потери волшебного дара. Обида охватила ее, и она долго не хотела идти к Ислену, слушая свое самолюбие. Затем, преодолевая себя и стыд, отправилась его отыскивать.
- Он был не здоров в последний год и все собирался в горы, - сказали соседи, - уже месяц как уехал.
С трудом узнав, куда отправился Ислен, Летисса бросилась за ним.
Была осень, вечер... Около перевала, где некогда остановился на ночлег одинокий путник, возле крошечного застывшего озерца, рассеивая тьму, ровно сияло синеватое пламя. Летисса вгляделась в него и испуганно отшатнулась. Она увидела юного саламандра с лицом Ислена. Он был задумчив и печален.
- Не бойся, Летисса, это я, - прошелестел тихий голос ее возлюбленного. - Пришло время моего выбора. Смерти нет, я не умер, но ступил на иной путь. Все возможно для человека, если он устремлен к гармонии и добру. Когда-то случайно я соединил в любви сердца духов двух стихий - нимфы и саламандра. В природе они несовместимы, но их чувство могло проявиться через людей. Нимфа подарила мне способность творить музыку. Саламандр через тебя мог воплощать свои танцы. И так же, как мы давали жизнь их любви, так же и они хранили нашу любовь. Теперь случилась беда. Иссяк родник, и нарушилась связь саламандра с подземным миром огня. Когда я пришел сюда, огонь еле дышал и готов был умереть. Я отдал ему себя и превратился в саламандра. Теперь, если ты захочешь сохранить нашу любовь и чувства этих духов, что открыли нам мир музыки и танца, ты можешь последовать моему примеру. Что бы нас ни ожидало, мы не разлучимся.
Летисса радостно кивнула и ступила в озеро. Мгновение, и из скалы снова весело забил родник. Маленькая нимфа, протянув руки к прозрачным струям водопада, извлекала из них чудесную музыку, а саламандр танцевал прямо на воде, и их прикосновения сопровождались не шипением, а чарующими звуками.
СКУЛЬПТУРА

древние времена странные фантазии иной раз овладевали людьми. Так, однажды художники решили состязаться в мастерстве и избрали своей темой Смерть. Уже столько символических скульптур Жизни, Юности, Материнства, Силы и Героизма в самых разнообразных вариантах украшало мир. Но вот задача, достойная не только скульптура, но и философа: как изобразить саму Смерть? Долго бились над решением многие именитые мастера. В то время не было таких строгих различий между художником и поэтом, музыкантом и актером. Каждый мог выразить себя в любой области и владел разными искусствами.
И вот наконец одна из работ была признана самой совершенной. Создала ее девушка с острова Лесбос по имени Ия. Воистину странной и впечатляющей была ее скульптура. Из цельной скалы была изваяна она и являла собой фигуру черного ангела. Непомерно высок был рост его, и располагался он таким образом, что, еще не дойдя до него и не видя самой фигуры, зритель посреди равнинной местности вдруг попадал в странную печальную тень. У основания скалы зиял широчайший проем, и солнечные лучи сияли сквозь него. Но благодаря этому эффекту статуя ангела казалась висящей в воздухе. Она реяла над местностью и в то же время была неподвижна. Людей, подходивших к скульптуре, охватывало жуткое чувство - им казалось, что еще мгновение, и ангел низвергнется, гигантская скала, застывшая в воздухе на немыслимой высоте, рухнет на землю и погребет под собой любопытного путника. И конечно, не только угроза, исходящая от взметнувшегося ангела, впечатляла людей. Сама идея Смертной Тени была достойна восхищения. Ибо увидеть Смерть невозможно, и лишь страшный намек напоминает о том, что весь мир осенен тенью от крыл ангела Смерти. Невольный триумф ваятельницы рождал у многих вопрос: "Что же должна была она перенести в своем сердце, если сумела выразить столь гениально идею смерти?" Никто не мог ответить на это, а сама Ия скрывала свою жизнь. Известно было лишь одно - какая-то утрата заставила ее отвернуться от радостей жизни. И сама победа ее творчества над сотнями талантливейших художников всего мира не пролила и капли света в ее душу. Молча, с грустной улыбкой Ия принимала поздравления и хвалы, слава и богатство не трогата ее. Верно, в любви и красоте могла она обрести счастье, но и эти пути казались ей чужды. Интересно, что юная ваятельница явно не была обижена природой. Грациозная, как все гречанки, она также прошла школу танца, и движения ее чаровали изысканной пластикой. Игра на музыкальных инструментах облагородила ее душу, и глаза ее сияли мудростью и гармонией. Занятия искусством и постоянное стремление выразить гармонию в материале придало ей самой ту величавую пропорциональность черт и уравновешенность форм, которые необходимы для идеала классической красоты. Но вот что было удивительным - прошел год, другой, десять, двадцать, тридцать лет после победы Ии, но ни одна морщинка не легла на ее чело, ни один седой волос не появился в черных, блестящих, как базальт в пене морского прибоя, волнистых прядях. Все также легка была ее походка. И конечно же, множество славных юношей и отважных мужей искали ее бла
госклонного взгляда. Нет, так же, как и раньше, она отвергала их ухаживания. Затворившись в прекрасном дворце, выстроенном на острове после ее триумфа, она создавала одно за другим дивные произведения. Десятки совершенных скульптур выходили из-под ее резца - герои, боги, звери, но ни одна из ее статуй не покидала остров. Целый мир прекрасных форм вырос вокруг Ии. Поэты, писатели, философы приплывали туда искать вдохновения и возвращались домой, полные восторга. Однако то странное обстоятельство, что время словно забыло об Ие, порождало вокруг нее массу фантазий и толков. Одни считали, что в ней воплотилась какая-либо богиня из пантеона олимпийских небожителей. Другие думали, что гениальность, проявившаяся в искусстве, давала Ие власть над временем и своей формой. Так или иначе, по прошествии многих лет уже никто не помышлял о любви к странной волшебнице с острова Лесбос. И конечно же, никому и в голову не приходило, что эта избранница богов могла проклинать жизнь и искать смерти. Сколько раз, взобравшись на скалу, она бросалась вниз, сколько раз осушала чаши с ядом, ступала в огонь. Ничто не могло повредить ей. Рука Смерти берегла Ию, приняв от нее величественный памятник самой себе.
И вот однажды явился на остров знатный патриций Турвон. Был он молод, горяч и вполне соответствовал своему имени, означавшему "вихрь". Под счастливой звездой родился он и всего, чего желал, добивался благодаря своей удачливости и поистине титанической энергии. Уже в юные годы он успел прославиться как полководец и поэт, архитектор и актер. Увидев Ию, он пленился ее красотой, но еще более - ее искусством. Однако не в его правилах было оставаться вторым. Избыток жизни клокотал в нем, как огонь в жерле вулкана. "Я займусь скульптурой и отберу у нее пальму первенства. И только тогда я приду к ней, чтобы получить ее сердце". И вот он бросился в новое для него искусство, как раньше бросался в бой.
Прошло время, и он создал творение, о котором заговорили как о чуде. Это была человеческая фигура, изваянная из какого-то необыкновенного камня. Поверхность ее, отшлифованная до зеркальности, отражала подошедшего зрителя, но странное преображение происходило в скульптуре. Она принимала позу смотрящего, а из ее туманных глубин выступали черты этого человека. Но это не было простое отражение. Каменное изваяние являло каждому живому возможность увидеть себя мертвым. И странный пророческий дар скульптуры подтверждался судьбой людей. Те, кто видел себя стариками, продолжали жить, но тот, кому отражение являлось молодым, вскоре умирал от тех или иных причин.
Да, это было творение, которое превосходило скульптуру Ии. Венец победителя украсил голову Турвона, и он явился к Ие.
- Я пришел узнать, кому принадлежит твое сердце, Ия.
- Оно принадлежит Искусству, оно принадлежит мечте о прекрасной Сафо, чья душа одухотворила когда-то эту землю.
- Но жизнь не может навсегда замереть на одной любви. Ей на смену приходят другие. Я хочу пробудить тебя от твоих снов, прогнать твою печаль и наполнить этот остров новой радостью, - заявил герой.
- Что ж, попробуй! - покорно кивнула Ия.
Пышный праздник увенчал союз Турвона и его избранницы. А ночью налетел страшный ураган и разрушил все творения Ии, кроме черного адаела. От тяжелого сна проснулся Турвон. Много сил отняли у него столетние вина, открытые в честь его победы и брака. С трудом разомкнул он глаза. Вокруг, как после кровопролитной битвы, валялись тела людей и останки разбитых скульптур. Рухнули мраморные колонны прекрасного дворца. И пусто было ложе любви, где еще недавно он сжимал в объятиях Ию. Нигде не мог он отыскать своей возлюбленной.
Одиноким отшельником остался Турвон на острове. Проходив года, а он не старился. Тогда, взяв тяжелый молот, он пришел к своему творению и разнес его по кусочкам. С последним ударом сам он рухнул на землю. Тень черного ангела, созданного Ией, упала на него, и он услышал тихий шепот:
- Спасибо тебе, мой возлюбленный! Ты освободил меня и себя от страшных оков бессмертия.
Каменное изваяние подняло тело Турвона и, оторвавшись от земли, взмыло в глубину небес.
ЛЮБОВЬ
ил-был Волшебник. Могуществу его не было предела. Он мог возводить прекрасные дворцы и разрушать неприступные замки, ему повиновались леса и горы, ветры и дожди. Но чем больше он мог, тем меньше он хотел. Ему достаточно было знать о своей власти, не применяя ее на деле. И все же он творил чудеса. Правда, они были нужны не ему, а тем людям, которых он хотел привлечь к себе. И конечно, же это вызывало удивление. Ну что нужно Волшебнику от простых людей? Что нищие могли дать королю? Оказывается, Волшебнику нужно было восхищение, но еще больше - любовь. И вот он осыпал своих избранников цветами, драгоценными подарками, заставлял танцевать перед ними деревья, повелевал ветрам петь песни, устраивал праздники птиц, балы камней, поединки молний. Но сколько ни завоевывал он сердец, ему все казалось мало. Получив чью-то любовь, он тут же терял к ней интерес и спешил за новой. И так дальше, пока однажды ему не захотелось получить целое море любви. Желания его сбывались, и вот он очутился на берегу, а у его ног, переливаясь радужными искрами, шепча нежнейшие на свете слова, плескалось море любви. Лишь на мгновение Волшебник почувствовал себя счастливым, а затем вновь его сердце охватила пустота и он ощутил себя безжизненной скалой, которой были совершенно безразличны и красота моря, и его ласки, и нежность, и чары. Тогда он заплакал, потому что больше негде было искать любви подобной той, что подарило ему море. Тоска охватила его, и он призвал к себе Смерть. Она не заставила себя ждать:
- Что ты хочешь от меня, о Великий? Твоя власть столь могущественна, что даже я боюсь ее и готова повиноваться.
- Жизнь обманула меня, - ответил Волшебник. - Сердце мое не знает счастья, хотя целое море любви расстилается передо мной. Что мне делать? Скажи! Я готов отдать все свое могущество и даже жизнь, лишь бы не оставаться с той страшной пустотой, которая захватила мою душу. И Смерть засмеялась и, зачерпнув горсть воды из моря, плеснула в лицо
5-22037

Волшебнику:
- Ты жаждал любви, не имея ее в себе, утолить тебя может только собственная
любовь.
Вслед за этими словами капля из моря любви проникла в сердце Волшебника.
Всего лишь одна капля! Но свершилось чудо! Радость и счастье охватили его.
Растерянный, он еще не верил себе и ждал, что душа его снова опустеет. Но она
оставалась полной.
Низко склонился Волшебник перед морем и с улыбкой пошел прочь, отбросив в сторону свой магический жезл.
- Это не я помогла тебе, - крикнула Смерть ему вслед. - Возьми обратно свое могущество и власть. Но он не ответил ей.
- Ему больше ничего не нужно, - шепнула волна, разбиваясь о берег.
МАРКИЗА
Луна озаряет печально карнизы Прекрасного замка умершей маркизы.
илый друг, Вы, верно, улыбнулись бы, если бы увидели меня грызущим перо в безнадежном усилии придумать рифму задуманной поэмы. Я и сам не пойму, откуда эта мысль забрела в мою голову. Никогда не писал стихов, а теперь захотелось передать свои чувства другому, и кажется необходимым обратиться к поэзии. Но не буду мучить себя дальше. Всякое повествование в стихах или прозе в конечном счете сводится к одному - передаче жизни. А она сама не имеет слов. Вот я и доверюсь Вашей чуткости, пренебрегая формой изложения. Хорошо ли Вы помните свою юность, друг мой? Первые ночи, проведенные без сна, первые упреки и слезы, открывающие сердцу тайну любви? Как ни различны люди, в минуту проявления чувства одна весна входит в их души, хрупки и нежны цветы, пробужденные ею. Их аромат дарит мечту о бессмертии. Но если человека постигнет разочарование, то нет мрачнее неба, чем то, которое сдвинется над его головой. И в такие минуты... Впрочем, я лучше начну рассказывать...
Виконт Рамоль на двадцатом году от своего рождения попал из тихого сельского быта в сверкающий водоворот дворцовой жизни. Изысканная фантазия многочисленных художников не знала отдыха, перенося свои грезы в мир, которым жила столица. Когда молод король, весь двор забывает о рассудке. Неповторяющееся великолепие праздников носило едва ли не трагический отпечаток. Каждая затея казалась последней, и затем должно было наступить пресыщение или иссякнуть казна. Но юный владыка страны, околдованный книгами и театром, превративший двор в гигантские подмостки, не ведал пределов и подчинял своему безумию всех, кто с ним сталкивался...
Вот мечты о Востоке захватывали короля. Персидскими коврами застилались дворцовые покои. Ажурные беседки и мечети воздвигались в парках. Гвардия,

взяв в руки кривые ятаганы, пересаживалась на верблюдов. Кавалеры надевали пестрые халаты и объяснялись пышными стихами. Дамы, ослепляя драгоценностями и едва скрываемой наготой, извивались в причудливых арабских танцах. Проходило немного времени, и вместо ковров на пол падали медвежьи шкуры. Суровые рыцарские доспехи сменяли цветастые халаты, черные жертвенники струили в воздух аромат смолы, и по ночам у пылающих костров вершились мрачные северные мистерии. Со всем пылом юности Рамоль окунулся в этот волшебный поток, напоминающий скорее сновидения, нежели действительную жизнь. Но судьба обделила его счастьем, которое щедро сыпалось на короля и его приближенных. Он встретил и полюбил маленькую фрейлину Жийону, обрученную с графом Шаваном. Никто из дам не вызывал столько споров, восторгов и негодования. Изменчивее перламутровых бликов, она как будто была создана для королевских фантазий. Каждый новый наряд перерождал все ее существо. И так правдивы казались перевоплощения Жийоны, что улыбка беспечной амазонки почти вызывала ужас у тех, кто помнил, как вчера она умирала в одеянии египетской жрицы.
- Фрейлина - сама насмешка над искренностью, - считали одни.
- В ней радуга всех человеческих чувств, - говорили другие.
Мог ли виконт иметь надежду на взаимность? В силу своей робости он не был даже представлен Жийоне и потому молча страдал, решив покончить с собой в день ее свадьбы. Праздники, балы, охота потеряли свой смысл для Рамоля. Он принимал в них участие только затем, чтобы издали смотреть на свою недосягаемую возлюбленную. Отчаянье его не рассеивалось ни от мудрых книг, ни от полных бокалов душистого вина.
- Отдай свою тоску маркизе, - посоветовал как-то один из приятелей, заметив его состояние. Виконт молча пожал плечами, приняв это за шутку.
Близился день венчания Жийоны. Рамоль достал яд и перестал выходить из дома. Вечером накануне свадьбы он услышал настойчивый стук в дверь. С досадой Рамоль пошел отворить. Перед ним стояла женщина с лицом, скрытым вуалью.
- Виконт, прежде чем умереть, не могли бы вы оказать услугу даме? - услышал он тихий голос. Удивленный юноша поклонился.
- Тогда седлайте коня и следуйте за мной.
Сам не зная почему, Рамоль подчинился. Всю ночь он скакал по темной дороге за неизвестной каретой и под утро увидел впереди море. На склоне горы меж острыми зубцами скал обрисовывались очертания небольшого замка. Вблизи он совершенно терялся среди густой зелени деревьев. Кусты жасмина росли прямо на его стенах, громадные ивы окутывали стройные башни колеблющейся мантией серебристых листьев. Вокруг замка располагался старый парк, спускавшийся прямо к морю. Молчаливые фигуры античных богинь и героев притаились в уголках тенистых аллей, и прозрачный воздух дрожал от торопливых песенок множества ручьев. Яркие краски разнообразных цветов манили к себе, обещая самые удивительные ароматы.
- Чье это владение? - спросил Рамоль старика-мажордома, встретившего его у крыльца.
- Замок маркизы.

Незнакомка ожидала его в гостиной. Теперь он разглядел ее подробно. Какая-то неуловимая красота сквозила в ее тонких чертах. Тихая улыбка не могла скрыть задумчивой печали темных глаз. Движения были исполнены нежности и доброты.
- Рамолъ, я нарушила ваши планы, но позвольте мне придти к вам на помощь. Смерть никогда не устанет ждать. Подарите мне время, которое вам стало ненужным, и я облегчу ваши страдания!
Виконт прижал руку к сердцу:
- Маркиза, ваше участие в моей судьбе для меня драгоценно, и я приму его, чем бы оно ни кончилось!
На закате она привела юношу на берег моря. Там у самой воды стоял трон, сложенный из камней. Казалось, крепкий удар волны или даже сильный порыв ветра могут разрушить его, но когда Рамоль сел на него, то почувствовал, будто он высечен из цельной скалы. Самые мелкие камешки, ничем не скрепленные, удерживались благодаря своей непонятной тяжести.
Угасающее солнце коснулось горизонта и словно замерло. Синеватые тени легли на землю, невнятный шепот пробежал в кронах деревьев. Из-за дальнего мыса выплыло облачко и стало приближаться. Все отчетливее становилась его форма, пока не приняла вид человеческой фигуры. Виконт затаил дыхание. Склонив голову, вдоль берега медленно двигалась Жийона. Навстречу ей с другой стороны так же тихо шла маркиза. Вот они остановились против трона. Юноша хотел встать, но не мог. Страшная боль пронизала его грудь. Маленькая фрейлина побледнела и исчезла. Маркиза протянула к нему руки, раздался стук падающего камня, и тоска неразделенной любви приоткрыла двери темницы, в которой томилась душа Рамоля.
На следующий вечер они снова отправились к трону и все повторилось. Так продолжалось семь дней. Наконец виконт смог улыбнуться. Мысли о смерти оставили его, и он не знал, как отблагодарить маркизу за свое исцеление. Жизнь опять ждала его, полная надежд и радости, но Рамолю не хотелось покидать замок.
- Могу ли я остаться здесь еще? - спросил он.
- Да, пока вам не надоест, - сказала маркиза.
Наступила осень. Все чаще налетал холодный ветер, закутавшись в серые тучи. Море разгневанно ревело, прощаясь с летними днями. А в небе пролетали караваны птиц.
Как-то Рамоль сопровождал маркизу во время одной из прогулок. Они шли вдоль моря. Громадные валы, курчавясь пеной, опрокидывались на трон. Красноватые отблески солнца, играя на влажной поверхности камней, делали их драгоценными.
"Отчего так непоколебим этот трон?" - подумал Рамоль, любуясь им. Маркиза остановилась и взглянула на него.
- Это камни сердца, виконт! А тяжесть одного из них вам известна.
- Значит, в каждом камне заключено страдание человека? - воскликнул пораженный юноша.
- Да, это так, - кивнула она.
Воспоминания о жизни в столице нахлынули на Рамоля, но он отогнал их. Красота старого парка, таинственное очарование маркизы наполняли душу его
тишиной и покоем. Но вот однажды он увидел, что в замке готовятся к приему гостей. Слуги развешивали на деревьях фонарики, посыпали дорожки серебристым песком. В мраморных бассейнах забили фонтаны.
- Завтра день рождения маркизы, - сообщил мажордом юноше. - Соберутся все, кто хоть раз побывал здесь.
Виконт задумался. У него не было ничего, что бы он мог подарить маркизе. Весь следующий день до вечера Рамоль бродил по парку, ломая голову, когда вдруг заметил в море какой-то корабль. Он бросил якорь прямо против замка.
"Вряд-ли это кто-нибудь из гостей, - подумал виконт. - Подводные рифы помешают лодке приблизиться к берегу. Скорее всего капитан решил просто переждать непогоду".
Сильный ветер дул с моря, а скалы отвечали ему тихим гулом. Как танцующая звездочка, метался среди темных волн одинокий огонек корабля. Странная фантазия овладела Рамолем. Желание добыть подарок навело его на мысль, что судно самой судьбой послано ему для этой цели. Не раздумывая долго, он прыгнул в море и поплыл. Силы оставляли его, когда он наконец уцепился за якорный канат и взобрался на палубу. Она была пуста, и двери в каюты заперты. За стеклами иллюминаторов стоял мрак, еще более густой, чем снаружи. Страх шевельнулся в груди виконта, он не решился звать моряков, а, схватив серебряный фонарь, освещавший судно, поплыл обратно. Буря уже разыгралась вовсю. С громадным трудом Рамоль достиг берега. Фонарь оказался очень красив, с изящными узорами на стеклах и каркасе. Верхнюю раму украшала надпись "Феликс - Счастье". Видно, корабль носил это имя.
Юноша поспешил в замок. Там гремела музыка, и за окнами мелькали тени собравшихся гостей. Рамоль вошел как раз в тот момент, когда маркизе подносили подарки. Он взглянул на стол. Темное пламя рубиновых подвесок перекликалось с мягким светом жемчужных бус. Изумрудное колье тонуло в паутине газовой шали, сапфировые серьги лежали в распустившемся бутоне белой розы. Но рядом с драгоценностями находились и простые, незатейливые вещи. Деревянные браслеты с незамысловатой резьбой, ожерелье из ракушек, медный крест, глиняный кувшин с белыми камешками. Виконт зажег фонарь и протянул его имениннице:
- Дарю вам живое счастье, маркиза! Она улыбнулась:
- А когда огонь догорит?
Юноша смутился и ничего не ответил. Между тем музыканты заиграли менуэт. Рамоль хотел отойти в сторону, но маркиза взяла его за руку:
- Вы не хотите к своему подарку прибавить этот танец?
Они вошли в зал. Как во сне двинулся виконт, чувствуя, что сердце его вновь обретает способность любить. Прикосновение маркизы, ее близость опьяняли его неведомым восторгом, которому он боялся верить, но танец кончился. Рамоль стал около группы кавалеров, еще полный грез. Громкие голоса мужчин вернули его к действительности.
- Да говорю же вам, что маркиза танцевала со мной и я не мог ошибиться! - Почти кричал высокий вельможа.
- А я клянусь честью, что этот танец она была моей дамой, - отвечал ему молодой человек в мушкетерском костюме.
71
- Нет, со мной! - раздались еще голоса.
- Вы забыли, что находитесь в замке, господа! - прервал их мажордом. - Маркиза танцевала с каждым из вас.
Рамоль опустил голову. Значит, его мечты опять обречены на неудачу. Один из гостей, знакомый юноше, подошел к нему:
- Не унывайте, виконт. Может, и к лучшему, что чудеса живут только в этих стенах.
- Почему? - спросил юноша.
- Да знаете ли вы, что не один влюбленный искал руки маркизы, но никто не выдержал испытания.
- Какого испытания?
- Для каждого своего. Некоторые рассказывали, что, стоило маркизе пересечь границу своих владений, красота исчезала с ее лица и вместе с ней угасала любовь ее кавалеров. Даже малейшее колебание не может скрыться от глаз маркизы.
- А я бы не оставил ее, - сказал Рамоль.
- Что ж, попытайте счастья.
Слепой порыв наполнил юношу, и он бросился отыскивать именинницу.
- Маркиза, моя дерзость непомерна, но я прошу вас станцевать со мной одним, - обратился к ней виконт. Она покачала головой:
- Это невозможно.
- Скажите, садились ли вы когда-нибудь сами на трон?
-Нет.
- Что ж, вам не понять меня, - молвил юноша. - Вы вернули мне жизнь, но я вижу, что она мне опять не нужна.
- Безумец! - воскликнула маркиза. - Пусть будет по-твоему, если не найдется у тебя соперника в поисках смерти.
Она позвала мажордома и что-то прошептала ему. Старик поднялся на возвышение.
- Господа! - обратился он к гостям. - Известно ли вам, что этот замок соединен с горой, внутри которой находится лабиринт? Когда-то ветер, попадая в пещеры, извлекал из них странную музыку, так что гору назвали поющей. Эхо мелодий, под которые танцевали духи стихий, и по сей день заперто в лабиринте. Заклятие на дверях, ведущих в гору, гласит, что тот, кто не побоится войти, узнает счастье, хотя и может заплатить за это жизнью. Один раз в год владелица замка может безнаказанно ступить за порог лабиринта. Это день сегодняшний. Кто из вас готов сопровождать ее? Танец подземного ветра будет принадлежать только одному.
Молча отошли гости, с тревогой глядя на маркизу. Рамоль шагнул вперед. Черный проем дверей поглотил их. Из мрака рванулись к ним дикие звуки, в одно мгновение закрутил виконта страшный вихрь и швырнул в воздух. Он успел обхватить маркизу, и вот они понеслись вместе с музыкой в подземных галереях лабиринта. То падали они вниз навстречу ужасу и отчаянью, то взмывали вверх, и Рамоль испытывал чувство бесконечной радости. Ему казалось, что он поднимается к звездам и превращается в звуки. Но, достигнув какой-то точки, они опять летели вниз, не находя цели, выхода. Руки его ослабели, и он стал
изнемогать. Вдруг далекий огонек сверкнул перед глазами, и юноша из последних сил устремился к нему.
Внезапная тишина оглушила его настолько, что он потерял сознание. Очнувшись, виконт увидел, что находится на башне. Фонарь с корабля догорал, слабо освещая полукруглую комнату. За окном стонало море. Юноша забылся тяжелым сном. Только под вечер следующего дня силы вернулись к нему. Он спустится в залы. Праздник кончился, гости разъехались, и замок опять был пуст. Маркиза бросилась к нему с радостью, которой он никогда раньше не замечал в ней.
- Рамоль, Рамоль, - шептали ее губы, не в силах произнести других слов. Они вышли на террасу. Лунный свет привел ее в себя.
- Виконт, ваш фонарь исполнил пожелание! Вы действительно подарили мне счастье! Оно не в горе, виконт, оно в вашем сердце! И имя ему Любовь! Может ли сравниться с ним мое волшебство? Теперь я молю вас: не покидайте замка, я открою вам все его тайны.
Маркиза взяла гладкий камень и приложила его к груди юноши:
- Это камень от трона.
Старыя боль и тоска вернулись к Рамолю. Но в то же мгновенье мраморные фигуры в бассейне шевельнулись и парк ожил. В аллеях замелькали огоньки. Обнаженный мальчик в фонтане заиграл на свирели. Бледные нимфы повернули к нему головы. Ах, лицо одной из них показалось виконту таким знакомым! Маркиза отняла камень, все пришло в прежний вид и застыло. Юноша смотрел на нее с тайным страхом, не смея признаться, что отыскивает в ней черты Жий-оны. Маркиза опустила глаза:
- Нет, нет, я брежу. Нельзя торопить время.
Снова потекли тихие дни в замке, но теперь виконт не чувствовал того очарования и покоя. Страшная тревога наполняла его, и однажды он получил ее объяснение. Мажордом принес ему письмо от друга, который сообщал, что Жийона вместе со своим избранником отправилась в путешествие на корабле "Феликс" и погибла во время бури. Той же ночью Рамоль прокрался к фонтану и приложил к груди камень. Как и в прошлый раз, заиграл мраморный мальчик и нимфы вышли из воды послушать его. Маленькая фрейлина была среди них и улыбнулась ему. С новой силой вспыхнула любовь виконта. Весь дрожа, он приблизился к своей возлюбленной и поцеловал ее. Жалобный крик раздался позади него. Обернувшись, Рамоль увидел маркизу. Он упал перед ней на колени:
- Маркиза, я не волен над своим сердцем, возьмите же мою жизнь, ибо я не знаю, что со мной и чем я могу искупить ту боль, что причинил вам.
- Не надо, - ответила она. - Вы подарили мне надежду на счастье, а для остального у меня есть трон.
Всю ночь виконт провел без сна. Сердце его разрывалось от мучительной двойственности. Утром мажордом сообщил ему, что маркиза ушла к морю. Юноша долго ждал ее, но она не возвращалась. В тревоге Рамоль поспешил на берег. Он был пуст, лишь прозрачные волны перекатывались через остатки рухнувшего трона.
73
УЛЫБКА

у разве можно быть такой капризной? - сказал гном, выглянув из-под кровати и сердито потирая лоб. Он услышал громкий плач Вилы и свалился с картины, за которой так сладко уснул. - И это каждое утро... Ты скоро станешь такой же, как я, продолжал он, вытаскивая зеркальце, чтобы отыскать среди своих морщин шишку.
- Уходи-и-ии, не хочу тебя видеть, - плакала Вила, - ничего не хочу.
- Подожди. А знаешь ли ты, что может сделать улыбка? - спросил гном. Девочка замотала головой.
- Так улыбнись, и я тебе покажу.
- Мне никак, я не умею, - ответила Вила и собралась снова заплакать.
- Ну, я научу тебя, - рассмеялся гном и пустил солнечный зайчик прямо ей в глаза. Она зажмурилась и спрятала лицо в ладошках.
- Раз, два, три... пора! - крикнул гном.
Девочка опустила руки и улыбнулась. За окном послышались чьи-то шаги. Высокий хмурый старик, стуча палкой, проходил мимо. Он был очень занят своими делами и, случайно увидев Вилу, отвернулся.
- Теперь беги за ним, - сказал гном, - только надень мои башмаки, а то ты не успеешь за своей улыбкой.
Вила хотела возразить, что ее ноги не поместятся в таких маленьких башмаках, но они уже сами очутились на ней, и она побежала за стариком. Он был недалеко и почему-то шел гораздо медленнее. Когда Вила поравнялась с ним, то увидела на его лице свою улыбку. Старик остановился около цветочницы и купил букетик ландышей. Теперь он совсем не спешил и даже перестал стучать палкой. Цветы пробудили в нем воспоминания, и он отправился на окраину города, где стоял покосившийся дом под черепичной крышей. Когда-то он был там счастлив.
На балконе в кресле спала некрасивая девушка. Лицо ее казалось бледным и печальным. Ей снилось, что ее знакомый поэт навсегда прощается с ней... Старик долго смотрел на девушку, а затем, встав на цыпочки, бросил цветы прямо ей на колени. Она не проснулась, но на губах ее вдруг появилась легкая улыбка. Старик пошел дальше, а Вила осталась. Молодой человек с толстой тетрадкой постучался в дом. Девушка открыла глаза и увидела ландыши. Улыбка сделала ее такой прекрасной, что, когда она отворила двери, молодой человек не узнал ее. Это оказался поэт. Он всегда был занят своими стихами, считал себя непризнанным и к девушке приходил только затем, чтобы читать свои произведения.
- Спасибо вам, - проговорила она, сжав его руку.
- За что? - спросил поэт, не понимая ее, но девушка решила, что он притворяется.
Она поставила ландыши в стакан и стала смотреть на молодого человека такими сияющими глазами, что он не мог читать стихи и тоже улыбнулся...
- Вот это да! - подумала Вила, узнавая свою улыбку на лице важного министра.

Он торопился на встречу с послом из соседнего государства и чуть не налетел на поэта, который рассеянно шел посреди улицы и улыбался. Министр хотел рассердиться, но не смог и теперь продолжал путь совсем в другом настроении. На переговорах должен был решиться вопрос о войне, но благодаря улыбке Вилы дипломаты договорились и, заключив мир, расстались очень довольные.
Садовник вышел на дорогу, по которой возвращался министр. Голубой флажок трепетал на карете.
- Мир, - облегченно вздохнул садовник и улыбнулся.
Он подошел к яблоне и погладил ее ветви. Белые бутоны потянулись к небу.
- Еще немного солнца, и они распустились бы, - сказал садовник. Облака, нависшие над землей, раздвинулись, и веселые лучи заглянули в сад. Бутоны лопнули, и яблоня расцвела.
- Ну, видела, что может сделать одна улыбка? - сказал гном, когда Вила вернулась.
- Да, - ответила девочка. - Теперь я всегда буду улыбаться. Гном захлопал в ладоши.
- Тогда держи подарок, - и бросил ей большое красное яблоко.
- Это с того дерева? - спросила Вила.
- Не ска-жу! - пропел гном и спрятался.

ИГРА В ЧЕТЫРЕ РУКИ
а юге Германии значительную горную область занимает Шварцвальд - Черный лес. Признаюсь, это название будоражило мою фантазию и влекло меня к себе, хоть я и понимал, что в душе задеты какие-то детские струнки. Черный лес - это мир сказок, где живут гигантские дровосеки и таинственные гномы, принцы, обращенные в оленей, и старые колдуны, которым служат совы и вороны. С этим настроением я и попал однажды к своим друзьям в крошечную деревушку на берегу Рейна. Мои ожидания поначалу показались мне смешными. Приветливые, чистые леса, хотя и несколько хмурые из-за обилия хвойных деревьев, солнечные долины, покрытые пестрым ковром цветов, множество светлых смеющихся ручьев, речушек, живописных озер. Столь мирные картины явно не соответствовали образу, котрый я нарисовал себе. Но вот когда мы стали посещать достопримечательные места в округе, где я увидел каменные замки на вершинах холмов, исполненные грозного величия и былой славы, мои представления возродились. Оказалось, что, хотя многие из этих рыцарских твердынь сохранили лишь свой остов, в других продолжалась жизнь и все реликвии прошлых веков, все предания, традиции новые владельцы тщательно хранили. Более того, в праздничные или памятные дни жители замков и окрестных деревень охотно переодевались в наряды своих предков, звучали охотничьи рога, кавалькады всадников проносились по дорогам, своры редких породистых собак нарушали лаем тишину леса, егеря состязались в стрельбе из луков, и казалось, прошлое возвращает свою власть над временем. Мои друзья, видя мою увлеченность романтической атрибутикой, старались
ццлшЛ1Л1^<т1*"|*ЦЦЦЦшилшт1*^

подарить мне побольше таких впечатлений. Однажды они осторожно спросили, не боюсь ли я привидений. Можете себе представить, с каким пылом я убеждал их в своей храбрости и желании с ними познакомиться.
- Хватит, достаточно уверений, - рассмеялся мой друг, - это маленькая авантюра. Мы сами не знаем, куда вас зовем и что нас ждет. Возможно, что это мистификация.
- Да, но это бывает настолько натурально, что зрители могут получить душевное расстройство от своих впечатлений, - добавила его жена.
- Опасность - лишь дополнительный повод, чтобы участвовать в приключении, - заявил я без колебаний.
И вот в назначенный день мы направились к замку Лоррак. Все казалось настолько обычным, что представлялось фарсом и вызывало желание шутить. Среди немногочисленной толпы людей, собравшихся в руинах некогда величественного замка, наше настроение, пожалуй, могло бы дать право самим выступить в качестве привидений. Однако при входе с нас взяли слово сохранять полное молчание, ибо от этого зависит, состоится ли концерт.
- Концерт? - удивился я, но не стал задавать лишних вопросов. Играющие привидения - это что-то новое...
Мы прошли за стены. На расчищенной террасе, служившей когда-то внутренним садиком, стояло около двух десятков старых дубовых кресел. Перед ними - громадный концертный рояль с парой регулируемых сидений. Три свечи одиноко озаряли эту картину, никак не рассеивая вечерний мрак. Стены Лоррака густо увивали дикие розы, и воздух был напоен тонким ароматом... Мы не могли обмениваться впечатлениями, так как были связаны словом. Но темнота и некоторое пространство между креслами вскоре лишили нас возможности переглядываться. Время потянулось томительно долго.
Нашему ожиданию не гарантировался успех... "Если все обстоятельства совпадут благоприятно, то, может, концерт состоится", - таково было предупреждение, и никто не мог возражать. Если это была реальная встреча с потусторонним миром, то мы имели и так слишком скромные условия. Постепенно задумчивость овладевала собравшимися, вытесняя любопытство. Каждый был предоставлен самому себе и незримому влиянию древних стен. Не знаю, как у других, но мое воображение дорисовало утраченные детали замка и вскоре окружило меня такой картиной, какая была в пору расцвета его жизни. Мне казалось, что вместе с трелями сверчков я слышу шаги железных воинов по каменным плитам, шелест и хлопанье флагов на шпилях высоких башен.
Внезапно я вернулся к реальности. Я не заметил, как у рояля появились две фигуры и замерли перед публикой. Забывшись, я хотел приветствовать их вежливыми хлопками, но, хотя ладони мои коснулись друг друга, звука не последовало... Музыканты продолжали молча стоять, не делая никаких попыток начать концерт. Это была весьма замечательная пара: старик с решительным, волевым лицом, живущим единой страстью к искусству, и девушка с длинными волнистыми волосами. Легкость и воздушность пронизывали всю ее фигуру. Выражение лица было непередаваемо. Оно казалось плывущим отображением какого-то иного лика. Такое впечатление бывает, когда пытаешься уловить свое отражение в ручье. Струи воды размывают четкость очертаний, меняют выражение, и ты не можешь понять, печаль или радость, страх или нежность встречают тебя. Целая
гамма всевозможных чувств полнила ее, и лишь глаза сохраняли какое-то подобие постоянства. Щемящая грусть - вот первое сравнение, которое приходило в голову при взгляде на них.
Да, это впечатление создавал особый блеск глаз девушки, словно подернутых слезами. Но это не было мгновенным настроением, охватившим их владелицу. Она жила этой болью. И вероятно, лишь логика помогала догадаться, что за этой неизбывной тоской живет и что-то положительное. Мы не зря говорим о гримасе боли, маске страдания. Воистину, горе обычно искажает черты, но девушка была прекрасна, и это не скрывала никакая тоска. Верно, "печальная любовь жила в ее глазах", как бы выразился поэт, и это было самым близким к истине. Меж тем к ожиданию людей добавилось ожидание музыкантов. Они как будто искали кого-то среди присутствующих и не могли найти. Тишина становилась все мучительней, и вдруг стало неоспоримо ясным, что для театрализованного представления все происходящее совсем не подходит, что чувства "артистов" неподдельны и тень какой-то древней драмы нависла над нами.
Внезапно скрипнуло не занятое дотоле кресло с готической спинкой, стоящее в стороне от других и напоминающее маленький резной трон. Сквозь тьму проступила третья фигура с бледным лицом. Отблеск свечи отразился в кованом кубке, что держал в руках незнакомец. И уж он-то не был связан здесь никакими условиями.
- Играйте! - прозвучал повелительный голос.
Музыканты поклонились и сели к роялю. Это была игра в четыре руки. Пьеса следовала за пьесой. Пианисты менялись местами - то мелодию вел старик, а девушка аккомпанировала, то наоборот. Я давно оставил тщетные попытки отгадать композиторов. Имена Баха, Шуберта, Шумана, Брамса то всплывали, то исчезали в моей памяти, пока я не остановился на мысли, что это какая-то гениальная импровизация. Верно, поэтому игра их порой казалась ожесточенным сражением за первенство. Каждый ведущий ни разу не повторялся, а словно находил в себе все новые и новые образы, которые тут же вьшлескивал на клавиши. Вот он иссякал, и тотчас противник перехватывал инициативу, и начинала звучать иная мелодия, хоть и связанная с предыдущей. Меня поражало, что, несмотря на борьбу, гармония их творений не нарушалась. Они настолько точно и тонко чувствовали друг друга, что казалось - ими владела единая душа. Она воплощалась то в жесткой и агрессивной мужской ипостаси, то в нежной и мягкой женской. Сшибаясь, они то падали, то взмывали вверх. Вот мгновение - и красота побеждала силу, рыдания и мольбы сменяли уверенный ритм старика. Милосердие даровало ему жизнь, и он вдруг снова находил силы и бросался в атаку.
Жизнь их была вечным боем, а бой - жизнью. Внезапная тишина ударила по нервам слушателей, вызвав полную растерянность. Еще долгое время мы сидели в креслах, не в силах шевельнуться. Свечи догорали. Три таинственные фигуры исчезли с последним звуком.
С трудом придя в себя, мы покинули замок Лоррак. По дороге домой мы услышали историю этой троицы, которая фактически уже была рассказана языком музыки. Вот она.
Альфред Лоррак, сиятельный граф и владелец замка, безумно любил музыку. Лучшие мастера Италии выбирали каррарский мрамор для постройки в саду
79
замка музыкальной капеллы. Резные своды, тончайшие каменные кружева на капителях высоких колонн, редкие греческие скульптуры украшали строение. И конечно же, все известные музыканты приглашались графом давать концерты. Одна странность, правда удивляла людей. Граф не любил публики и предпочитал слушать музыку в одиночестве. Молва характеризовала его как мизантропа и связывала это с тем, что граф никого не любил в своей жизни. Может, здесь была доля истины. Несмотря на зрелый возраст граф был не женат и как будто не помышлял о том.
Впрочем, эти обстоятельства мало смущали музыкантов. Граф отличался щедростью, не говоря уже о том, что в его капелле были собраны уникальные по своему звучанию инструменты известнейших мастеров. Уже одна возможность сыграть на них привлекала любого истинного музыканта.
И вот однажды графу доложили о двух артистах, желающих представить на его суд свое искусство. Граф дал согласие. Вечером состоялся их концерт, и закончился он глубокой ночью. Музыканты играли в четыре руки, и их игра доставила сиятельному графу большое наслаждение.
Дни проходили за днями, а музыканты не покидали замок. Каждый вечер они играли, и графу не надоедало их слушать. Впрочем, секрет этого постоянства вскоре раскрылся. Граф влюбился в Сибеллу - так звали юную ученицу и партнершу старого музыканта Лилльбока. К изумлению и гневу графа, Сибелла не могла ответить на его признания в любви. Заподозрив влияние ее учителя, Альфред Лоррак изгнал его из замка. Однако предвкушение наслаждаться игрой одной Сибеллы не оправдалось. Девушка не могла играть без Лилльбока. Пришлось посылать за оскорбленным музыкантом, но ревнивый граф уже готовил ему жестокую кару. Он решил во что бы то ни стало прервать эту странную связь старика со своей ученицей. Перед концертом он приготовил для старика бокал с отравленным вином. Однако то, что случилось, трудно было предвидеть. Концерт не кончался до утра. Лилльбок играл как одержимый, и Сибелла, подчиняясь ему, не отрывала руки от клавиш. Граф не мог, да и не смел их остановить. Он сидел, словно прикованный к своему креслу, и музыка вовлекала его в безумный водоворот чувств. Лилльбок, казалось, прощался с Сибеллой и вложил всю душу в этот концерт. Наконец музыка прекратилась. Сибелла встала и тут же упала замертво. Сердце ее не выдержало напряжения. Со страшной гримасой старый музыкант подошел к графу и, взяв бокал с ядом, в несколько глотков осушил его. Мгновение постояв и вглядевшись в лицо Альфреда, он махнул рукой и твердой походкой вышел из капеллы. Ошеломленный граф позвал священника и потребовал обвенчать его с мертвой Сибеллой, чтобы иметь право положить ее в семейную усыпальницу. Алчность или страх, жалость к безумцу или промысел иных сил заставили служителя церкви совершить страшный обряд. Вслед за тем Сибеллу положили в склеп.
Совесть укоряла графа еще в одном преступлении. Он думал об отравленном Лилльбоке, который, вероятно, нашел смерть за стенами замка. Однако спустя какое-то время среди ночи кто-то постучал в ворота замка. Граф сам открыл двери. Перед ним стоял старый музыкант.
- Я пришел играть! - молвил он, и граф не смел ему возражать.
Зажгли свечи в капелле, и Лилльбок сел к инструменту. Музыка не шла. С безумной усмешкой старик обернулся к графу:
- Мне нужна Сибелла!
- Но ты сам убил ее своей музыкой! - ответил тот.
- Где музыка, там нет смерти!
- Что ж, попробуй доказать это, - молвил Лоррак.
Лилльбок кивнул и склонился над роялем. Похоронная мелодия марша зазвучала под сводами, но результат ее оказался фантастическим. Двери калеллы отворились, и в проеме их показалась Сибелла... В ужасе граф ринулся прочь и заперся в своих покоях.
Руки старого музыканта привели его в чувство.
- Стыдись, граф, ты отрекаешься от своей жены?
- Нет, - дрожа отвечал Лоррак.
- Тогда идем в капеллу. Мы не можем играть без тебя...
И вот снова эта троица, спаянная страшной судьбой, вошла в капеллу. Музыка звучала в ней до рассвета...
Никто не знает, чем кончил Альфред Лоррак свою жизнь, но раз в году в стенах замка появляются три фигуры и звучит старинный концерт. Любовь или проклятие связали эти три души воедино, но, пожалуй, лишь Всевышний вправе разрушить эти узы. Впрочем, хотели бы они сами лишиться этого плена? Кому ведом более сладостный плен, чем плен искусства?
АКТЕОН
минуту печали кто шепнул мне, что прошлое не умирает, что лишь несовершенство людей не дает им возможности наблюдать параллельные пространства, где продолжает жить все, что когда-либо появилось в мире? Да, воистину в зародыше повторяется вся история жизни на земле, но также не теряется ни кусочка того многоцветного ковра, что ткется каждым существом и всеми вместе, будь то люди, животные, растения или минералы. Как странно нам, привыкшим делить время на прошлое, настоящее и будущее, а мир - на живущих и умерших, вдруг осознать истину, что ВСЕ ЕСТЬ. Все существует в единой цельности и настоящности. И в этой непрерывной ткани жизни время может прихотливым узором возвращать нас из будущего в прошлое, из настоящего куда угодно...
Не существует невозвратных потерь, и желание сердца всегда приводит нас в те долины, над которыми светит звезда любви.
В истории бакалавра неведомых наук Филиппа Тульперуса я спрячу свою боль и грезу, ибо не знаю, какое из сокровищ дороже, а кроме того, разделить их мне не под силу.
...Итак, в старинном городе, прославленном своими колоколами, каждый вечер устраивались звоны. Искуснейшие мастера поднимались на причудливые башенки, заводили механизмы музыкальных часов или звонили сами, но, так или иначе, весь город наполнялся чарующей мелодией. Самое странное, что ни один звонарь не перебивал другого, хотя они могли играть одновременно. Причиной этой гармонии могли быть точно рассчитанные ритмы, которые задавались низкими колоколами, бившими раз в минуту, средние вызванивали в
i 220,37

промежутках между низкими, высокие - между средними. Каждый звонарь четко знал свое место во времени, и потому каждого можно было услышать. Дни недели имели каждый свой звон, так же как для разных месяцев существовали разные звоны. Поэтому прослушать всю программу, узнать все звоны можно было, лишь прожив в этом городе целый год. Кроме постоянно действующих колоколов, существовали и такие, что звучали лишь в Рождество, а были и такие редкие, в которые не решались бить. Действительно, на окраине города стояла звонница, где были когда-то развешаны колокола, найденные при раскопках древних греческих храмов. Наверно, поэтому эту звонницу звали Греческой, а сами колокола составляли коллекционное собрание. Никому не дозволялось подниматься на нее, ибо это грозило несчастьем.
Случилось так, что ранней весной в город забрел странствующий бакалавр. Был вечер, и хрустальные звоны словно повисли в небе незримой сетью. Этого оказалось достаточно, чтобы Филипп решил навсегда остаться в этом чудном месте. Он снял маленькую мансарду и вывесил перед дверью объявление: "Здесь живет бакалавр неизвестных наук Филипп Тульперус, который может дать самые невероятные советы тем, кто в них не нуждается, за самую умеренную плату". Никто не знал бакалавра, и, разумеется, никто не нуждался в его советах, но поскольку это и было оговорено в объявлении, то вскоре к дому Тульперуса один за другим потянулись люди. Пришел сапожник и получил совет закладывать в подошву музыкальные прокладки. В результате в городе появились говорящие сапоги. Одни выговаривали "клик-клак", другие посвистывали, третьи могли произносить при ходьбе "при-вет, при-вет". Пришел трубочист, и вскоре дымки из труб стали складываться в фантастические разноцветные узоры. Шляп-ники после посещения бакалавра стали пристраивать на головы горожан гнезда с певчими птицами. Пирожник обзавелся печкой на колесах в виде железной собачки. Из-под хвоста ее валил дым, а изо рта выскакивали горячие пирожки.
Трудно сказать, стала ли жизнь горожан удобнее, но, несомненно, жить становилось интересней. Особенно удачно получались у бакалавра сновидения. Он научил многих видеть сны по заказу, на определенную тему.
Но вот прошло время. Тульперус обжился, узнал почти весь город, и почти все жители стали его знакомыми. Однако друзей у него не было. Для большинства людей он оставался чудаком. Тем не менее нашлась добродетельная девушка, которую не смутили странности Филиппа. "Сколько наук не знал бедный бакалавр, но одна, известная всем, ему неведома, и я его обучу. Он станет отличным семьянином," - решила она. В один прекрасный день девушка надела алое бархатное платье, которое портной сшил в форме розового бутона и пропитал розовой эссенцией, и явилась к дому Филиппа в карете, на крыше которой рос жасминовый куст, а сама она была увита плющом и терновником. К головам лошадей были приделаны рога, чтобы они походили на единорогов, и конечно же, туфельки ее при хотьбе выговаривали "люб-лю", а со шляпы распевали щеглы. Не отворить двери или отвергнуть столь прекрасную и вдохновленную им самим даму Тульперус не мог и вскоре женился. Тишина и безмятежность исчезли из мансарды, и все чаще бакалавр стал бродить по улицам и дворам города, вглядываясь в окна домов, словно они были глазами на физиономиях этих молчаливых каменных существ...
Однажды Филипп долго бродил по городу и вышел к Греческой звоннице.

Замшелые ступеньки привели его к молчащим колоколам. Была ночь. Лунный свет струился с небес тихим воздушным приливом. Бакалавр осторожно коснулся колоколов, и они ответили ему почти шепотом. Он слегка ударил по ним пальцами, и они зазвенели громче. И столь волшебными показались ему звуки, что он не мог оторваться от колоколов и вновь ударил по холодной бронзе. Подул ветер и стал помогать ему. Внезапно крошечные тени скользнули на звонницу и заплясали в воздухе. Это оказались ночные бабочки. Самое удивительное, что они словно вылетали из самих колоколов, и мелодия заставляла их выстраиваться в какие-то узоры, линии, фигуры. Никогда раньше Филипп не видел таких больших и прекрасных бабочек. У одних крылья были словно сделаны из тончайшей золотистой бронзы, у других - из лунного серебра, у третьих - из темно-синего бархата. Но у каждой можно было различить изображение глаз. Они то складывали, то раскладывали крылышки, и глазки то мигали, то вновь являлись, но возникало странное ощущение, что они вглядываются в юношу. Филипп почувствовал страх и отошел от колоколов. Тишина воцарилась на звоннице, и маленькие летучие балерины тотчас исчезли.
В задумчивости вернулся бакалавр в свою мансарду и ночью увидел чудесный сон, ожививший греческие мифы.
Среди светлых дубрав по склонам гор стремительно двигался юный охотник Актеон. Все дальше и дальше в лес забирался он, и собаки его уже трусили за ним следом, вместо того чтобы бежать впереди. Вряд ли Актеон мог надеяться на удачную охоту, даже если бы он встретил дичь. Незнакомая местность, крутые склоны гор, острые камни на каждом шагу, но ноздри охотника улавливали ароматный дымок, а слух ловил доносящиеся откуда-то издалека мелодичные женские голоса и смех. Еще с берега моря он различил на одной из гор стройные колонны маленького храма, посвященного, как говорили, богине Диане, и теперь он жаждал найти его. Неожиданно он попал в тенистую долину, поросшую оливами. Звуки падающей воды не заглушали тихого звона кифары. Актеон осторожно скользнул вниз. Группа девушек плескалась в маленьком озере. Вот они рассгупились, и стройная юная богиня явилась перед глазами охотника. Легкий хитон из голубой ткани покрывал ее тело. Она была прекрасна, как ожившая мраморная статуя, изваянная великим Фидием. Золотые локоны, извиваясь, падали на грудь, и движения ее завораживали невыразимой гармонией божественной красоты.
Актеон зажмурил глаза. "Бега прочь, несчастный. Ты и так удостоился лицезреть великую Диану!" - прошептал ему внутренний'гол ос. Но он знал, что сейчас богиня сбросит свои покровы, чтобы окунуться в прохладные струи воды. В сердце его вспыхнул отчаянный порыв любви, ради которой он готов был расстаться с жизнью. Охотник разомкнул веки, и тут же его встретил леденящий холод, хлынувший из глаз богини. Он пронзил его ужасом смерти. Еще мгновение - и он превратился в оленя и, ломая кусты, бросился в чащу. Но не стрела Дианы оборвала его жизнь. Его собственные страсти, родившиеся в душе, погубили его. Тело Актеона трепетало от страха и мчалось прочь из священной долины. Душа же рвалась назад, чтобы коснуться ног богини и остаться с ней навсегда. И вот безумие охотника передалось его собакам. Они загнали оленя и, не узнав в нем хозяина, разорвали его.
...Но сила любви не дала ему исчезнуть бесследно. Из горячей плоти, принявшей страшную смерть, вырвались легкокрылые бабочки и, торопясь, полетели обратно в долину. Диана увидела летящие цветы и, подняв лук, стала пускать в них стрелу за стрелой. Тогда их крылышки приобрели бронзовую окраску и слились с цветами и осенними листьями. Стоило стреле богини коснуться бабочки, как раздавался звон и все животные, оповещенные о близости Дианы, бежали прочь от этих мест. Смеясь, Диана опустила лук:
- Так я останусь без дичи. Ты победил, Актеон. Я дозволяю тебе сопровождать меня и видеть мою красоту в любое время дня и ночи.
...Бакалавр проснулся поздно. Вечер приближался, и вновь он прокрался на Греческую звонницу. Сон и явь чередовались перед его глазами до тех пор, пока он не перестал различать их. Судьба Актеона, которую он пережил так ярко, ослепила его своей мечтой. Прошлое повторялось перед ним каждую ночь и властно звало его. Он знал, что может пережить все то же наяву. Он жаждал коснуться тайны прекрасной богини.
- О Диана! Великая охотница! Прими и меня, как Актеона, и пусть в мире станет больше волшебных бабочек, оживляющих древние звоны... - вот каковы были его последние слова.
Он поднялся на звонницу лунной ночью и изо всех сил ударил в колокола. Дивный перезвон поплыл над городом. Люди вскочили и бросились к заветной колокольне. Но там никого не оказалось. Дивные бабочки мелькали в воздухе, а колокола сами раскачивались и били.
...Утром жители сняли с дома табличку, гласившую, что бакалавр неизвестных наук Филипп Тульперус дает невероятные советы тем, кто в них не нуждается.
КАРТИНА
аждый раз, когда я вечером выхожу из этих ворот, я невольно оглядываюсь и чего-то жду. А ведь ждать нечего, и я это прекрасно знаю... Прошел уже год с тех пор, как позади меня раздался тихий голос:
- Доктор, постойте!
И сейчас не могу представить его лица. Обычный мальчик, может, несколько бледнее других... Вот губы его, пожалуй, причудливого рисунка. Верхняя так особенно походила на чайку. Он говорил, и она летела, чуть кренясь и тяжело взмахивая крыльями. Ну и все... Да, кажется, он вначале улыбнулся и попросил меня не стараться его вспомнить.
- Наша первая встреча была так мимолетна, - заметил он, - что вряд ли оставила след у вас в душе, она имела значение только для меня.
Он рассказал, что прошлой осенью лежал в больнице с тяжелым душевным расстройством.
- Знаете ли вы, что такое страх темноты? Когда с заходом солнца никакой иной свет не может рассеять жуткого ощущения тяжести, сдавливающей грудь? Как будто гигантское тело ложится на землю с приходом ночи. Представьте себя муравьем, на котором распластался Демон Врубеля. Раздавленный темной массой, вы еще живете, но горе вам! Вся тоска и злоба низверженного гения, как кровь, сочится через крохотное отверстие, каким стало ваше сердце. Знаете ли

вы, что значит дышать мраком? Когда вы до боли ощущаете его плотность, когда он входит вместе с воздухом в каждую клеточку вашего тела, заполняет его, и вы каменеете... Крик отчаяния застревает в горле, закупоривает его, и нет сил вздохнуть, хотя легкие разрываются. Это сравнимо с самой глубокой впадиной в океане, на дне которой прикован человек, забытый смертью... Вечность, мечта безумцев, является вместе с сознанием одиночества, не имеющего границ; проклятия, утерявшего причину; падения в бесконечном пространстве... Но ужаснее всего мысль, что свет исчез навсегда, солнце потухло и больше не взойдет! Когда наступало утро, я не верил своим глазам, считая это сном, или решал, что этот день - последний. Никто не мог облегчить мою пытку, да и я не в состоянии был рассказать о ней. Мое тело превратилось в камеру с прозрачными стенами, я не вставал с постели, скованный моим кошмаром до полной неподвижности. Никакие средства не помогали.
И вот однажды ночью среди застывших стен я увидал белую фигуру, а затем почувствовал легкое прикосновение к своему лбу. Это была ваша рука! Тепло пальцев такое же, как у всех, но какие чары наделили их силой исцеления! Двери за вами уже закрылись, когда я понял, что неведомые цепи, державшие меня столько времени, лопнули в один миг. Бесшумный взрыв опрокинул мою тюрьму. Слезы прорвались из измученной груди. Я снова родился в этот мир и был спасен... Люди, выслушавшие меня, приписали это моей фантазии.
- Кончилась фаза, и вы поправились.
- Да, предположим, что так. Часы тогда показывали ровно три, и я еще подумал, что стрелки их долго-долго ожидали вас, как будто вы имели тайную власть над временем. Но почему не допустить мысли, что человек может целить собой другого? Гармония существует всюду. Роза увядает, если ее поставить в одну вазу с лилией, но есть маленький цветок, чье присутствие заставляет раскрыться почти засохшие бутоны. Жемчуг тускнеет на шее одних людей и возрождается, когда его носят другие. Так ли уж суеверны древние алхимики, писавшие, что знающий симпатию и антипатию - мудрец и маг? Еще два раза я видел вас в том печальном и страшном доме, где сам воздух пропитан ядом, но не успел обратиться. Не удивляйтесь, вы привыкли ко многому, но ведь известно, что атмосфера больных людей буквально физически ощутима для здоровых. Сколь же она тяжелее и безнадежнее для них самих, когда они находятся вместе? Я, верно, отнимаю у вас время, но вы простите меня. Я собираюсь уехать отсюда и в память нашей встречи хотел бы подарить вам одну старинную картину. Нет, нет, не отказывайтесь, я знаю, вы любите искусство, а я уже с ним простился...
- Разве это возможно? - сказал я.
Он задумался, потом робко взглянул на меня. .
- Прошу вас, зайдемте ко мне домой, это совсем недалеко. Дорогой я расскажу вам еще одну историю. Она уже о картине. Впрочем, не только... С чего начать? Ну ладно. Вы, конечно, сталкивались с молодыми художниками. Знаете, что многие из них совсем не разделяют официальных канонов. Ищут своего, нового. И, может, особенно это выражено у начинающих. Им трудно оценить себя, понять, где они действительно что-то находят, а где это заурядная самодеятельность. А ведь самый больной вопрос - признание. Конечно, нет области, где бы не было искалеченных чужими мнениями, но куда печальнее это зрелище у художников... Вот в этой среде толкался один чудак. Состоял он в каком-то

кружке, руководимом спившимся талантом, но скорее относился к поклонникам искусства, чем к творцам. Приятели звали его Эльфом за невысокий рост, курчавую голову и любовь к цветам. Вот в этом и заключалась его странность. Он никогда не дарил их людям, но приносил и оставлял около картин, которые ему нравились. При этом Эльф совершенно серьезно утверждал, что краски на полотне становятся ярче от соприкосновения с живыми цветами. Работы его тоже имели некоторую претензию на оригинальность: какие-то неземные сферы, мерцающие фигуры, таинственные символы. Интересно, что писал он их по ночам в полной темноте и смотреть на них можно было только в присутствии самого Эльфа. Стоило ему уйти, и картины представлялись сплошной мазней. Впрочем, никого это не смущало. Руководитель кружка держался эпикурейских принципов.
- Главное в жизни - вдохновение, - вещал он. - Огород, вскопанный с удовольствием, прекраснее сада, который вы напишете, стиснув зубы.
Его афоризмы как-то достигли высоких ушей, и в студию назначили комиссию. Узнав об этом, протрезвевший маэстро попытался спасти положение:
- Долой фантазии! К завтрашнему дню нужны готовые работы с натуры!
Ученики растерянно переглянулись и вечером собрались в мастерской на прощальный ужин. Однако его пришлось отложить... Явился их вождь, ведя за собой девушку совершенно удивительной внешности. Такая красота как будто существует вне времени. Она могла служить идеалом в любую эпоху. Очевидно, старый пьяница встретил ее прямо на улице и умолил "принести жертву на священный алтарь искусства".
- Вот вам натура, бездельники! Хотел бы я взглянуть, кого она не устроит!
Художники вдохновились, но плоды их стараний оказались горькими. Действительность не покорилась тем, кто привык служить своему воображению. Молча оглядела незнакомка работы пристыженных авторов и задержалась около Эльфа. Он один не пытался изменить себе и изобразил ее совсем в другой позе. Она стояла спиной к зрителю, держа в поднятой руке фонарь.
- Для кого он? - спросила девушка.
- Для заблудившихся!
...Прошло полгода, как был разогнан кружок. Эльф очень редко брался за кисти. Он обнаружил, что его присутствие непостижимым обраом влияет не только на его произведения, но и на картины других художников. Они словно оживали от его взгляда, особенно по вечерам. Даже бездарные работы, казалось, меняли краски и становились привлекательными. Это открытие поразило не только Эльфа. Многочисленные друзья стали почти с суеверным чувством приглашать его на свои выставки, приписывая ему роль счастливого талисмана. Он мог бы жить припеваючи, если б не мысль, что ему вовсе не дано художественного таланта.
"Я всего лишь садовник картин", - думал Эльф про себя и в конце концов порвал все связи с живописцами. Теперь он увлекался картинами старых мастеров, которые так же реагировали на его приход. Однажды в антикварном салоне выставили для продажи полотно неизвестного итальянского художника. Относили его к эпохе Возрождения, и стоила картина бешеных денег, так что даже музей не мог ее приобрести. На ней была изображена обнаженная молодая женщина, склонившаяся над ручьем. На миг она подняла лицо, ища свое отражение, исчезнувшее вместе с пригоршней воды, которую она держала в ладонях. Ночное небо искрилось звездами, из-за темных стволов на красавицу падал неведомый луч света. Эльф долго стоял перед картиной и на следующий день пришел с розами. У входа перед ним мелькнула знакомая фигура. Он узнал девушку, которая позировала в кружке и радостно приветствовал ее. Но она покачала головой:
- Вы ошиблись, меня никогда в жизни никто не рисовал. Смущенно юноша стал извиняться.
- Ничего, ничего, - прервала она его, - с художниками такое бывает. Кстати, что вы скажете об итальянке?
- У меня нет слов, - ответил Эльф. - Поэтому я принес цветы.
- Верно, нам придется здесь часто встречаться, - сказала девушка, протягивая ему руку, - давайте знакомиться: Альбина.
Они действительно стали видеться чуть не каждый день, встречаясь у картины. Эльфа удивило, что девушка относится к итальянке с пылкостью влюбленной. Временами казалось, что она даже ревнует ее к нему. Это было невероятно... Красота Альбины привлекала к себе столько блестящих поклонников, что ей позавидовали бы маркизы эпохи Людовиков. Жизнь дарила ей все, о чем можно было мечтать. Откуда же бралось это странное чувство к картине, более понятное у обделенных судьбой мечтателей? Была ли то причуда пресыщенной красавицы или мистическая страсть, владевшая когда-то Пигмалионом? Впрочем, не Эльфу было тогда судить об этом. Он сам испытывал непостижимое влечение к итальянке. Ему казалось, что она смотрит только на него и улыбается, когда он приходит. Между прочим, выражение ее лица вызывало особенные споры с Альбиной, которая утверждала, что женщина печальна. Но вот случилось то, чего так боялись соперники: нашелся богатый антиквар, решивший приобрести картину для своей коллекции. С какой болью провожал Эльф свою "возлюбленную", которую уносили за самодовольным жирным стариком. Сердце его разрывалось от негодования...
- Он не имеет права даже смотреть на итальянку. Ее нагота создана не для сластолюбивых взглядов!
Но что он мог сделать? А Альбина? Только теперь Эльф оценил ее привязанность.
- Я отберу картину, даже если мне придется выйти за него замуж, - заявила она.
Трудно поверить, но все вышло так, как она сказала... Старик не устоял перед ее красотой и поплатился буквально на второй день после свадьбы: он умер. Родственники его не могли допустить, чтобы наследство попало в руки "неизвестной авантюристки", и подали в суд.
Пока тянулась юридическая канитель, Альбина жила в доме антиквара и картина висела в ее комнате. Она не забыла своего приятеля и позвала его в первый же удобный вечер. Эльф не замедлил явиться и радостно бросился к итальянке. Альбина подошла вместе с ним, но вдруг побледнела и отшатнулась. Юноша схватил ее за руки, испуганно спрашивая, что с ней случилось. Она долго не отвечала, затем шепнула:
- Ты был прав. Итальянка улыбается. Но эта улыбка тебе... - Непонятная гримаса скользнула по ее лицу, и она попросила потушить свет: - Я не хочу
видеть ее.
Эльф исполнил приказание и собрался уходить, но Альбина остановила его.
- Если хочешь, то можешь провести ночь с итальянкой, - грустно пошутила она.
Он молча кивнул и, подвинув кресло к картине, уселся перед ней. Несколько раз Альбина бесшумно подходила к нему и заглядывала в лицо. Утром девушка была бледна, какая-то мысль тяготила ее, но она не решалась высказаться. Наконец Эльф сам обратился к ней. Альбина взяла его руку.
- Я смеялась, когда твои знакомые художники рассказывали, что ты приносил удачу самым заурядным выставкам, о твоих собственных работах ни один человек не мог сказать ни слова. Сегодня я не спала и слышала журчание ручья, запах болотных цветов наполнял комнату, и над моей постелью мерцали звезды. Теперь я убедилась, что твое присутствие оживляет картины, но знаешь ли ты, что я видела в твоих глазах? В глубине их горела свеча, которая растаяла с наступлением рассвета...
С этого дня Алюбину словно подменили. Прекрасная итальянка потеряла над ней свою власть, зато ее место занял Эльф. Девушка стала следить за каждым его шагом. Она восхищалась его работами, заставляла писать новые, сопровождала по музеям, черпая наслаждение в оживающих картинах и просто близости Эльфа. А он не замечал этого, верный своему фантастическому чувству к итальянке.
Между тем слушание дела кончилось, и суд вынес соломоново решение: брак Альбины признать недействительным, и наследство покойного считать собственностью государства. Картину должны были передать в музей. Эльф тяжело переживал близкую потерю итальянки. Ее не собирачись выставлять в залы, а назначили в запасники.
Накануне расставания юноша опять остался в доме антиквара. Альбина казалась нездоровой, была печальна. Среди ночи она подошла к картине и, вся дрожа, сбросила одежду.
- Скажи, Эльф, разве я хуже итальянки?
Он невольно отвернулся, не смея произнести ни слова. Альбина вдруг рассмеялась:
- Я пошутила, но ответь, чем бы ты пожертвовал ради картины?
- Всем!
- Смотри не пожалей, - прошептала она и впервые поцеловала его.
Наутро они расстались.
Дни проходили за днями, а девушка не показывалась. Эльф бросился разыскивать ее, но тщетно. Альбина исчезла. Однажды вечером в комнату Эльфа постучали. Вошел незнакомый молодой человек, за ним двое рабочих осторожно несли завернутую картину.
- Это вам от Альбины, - сказал гость, подавая письмо.
- Где она?! - закричал юноша.
- Не знаю, я только выполнил ее просьбу.
- А что за картину вы принесли?
- Вашу итальянскую купальщицу. Эксперты установили, что это подделка, и картину вернули в магазин. Оттуда ее вам и доставили. Она не стоит и десятой доли того, что за нее заплатили.
Он ушел, а Эльф судорожно сорвал с картины бумагу. Да, это была итальянка.
Но рядом с ней чуть виднелась фигура другой женщины. Она стояла спиной, и в поднятой руке ее горел фонарь, оттуда лился поток света на красавицу. Сквозь слезы юноша прочел две строчки письма: "Фонарь для заблудившегося".
О, слишком поздно Эльф увидел свой путь, слишком поздно понял, что Альбина для него дороже итальянки. И тогда свеча навсегда потухла в его глазах, поселив в нем ужас перед ночью. Безумие его стало очевидным для окружающих и привело к встрече с вами...
Вот мы и пришли. Заходите сами. В комнате только одна картина. Она - ваша, а я сейчас, на минутку. Только дайте вашу руку, мы ведь должны проститься. Так я сейчас, заходите...
...Больше я его не видел, он не вернулся. Картину я отдал в музей. Итальянка действительно оказалась прекрасна, но второй фигуры, о которой говорил Эльф, не было...

МУЗЫКАНТ
аждый настоящий музыкант слышит и исполняет свою музыку. Вот случилось так, что в одном большом старом городе жил музыкант по имени Пилль. Была у него башня, которая возвышалась над домами, и все ветры, которые только появлялись в тех местах, непременно здоровались с ней. В ответ башня свистела, завывала, стонала всеми своими щелями, и это означало, что она рада приветствиям и что она поет. Может, потому ее следовало бы назвать Эоловой арфой, но, увы, ее звуки никак не подчинялись гармонии, и она получила просто имя Башни Ветров.
Однако все, чего недоставало жилищу, вполне устраивало его хозяина. Он прекрасно разбирался в голосах ветров, и они рассказывали ему истории тех краев, откуда прилетали. Вероятно, потому Пилль никогда не покидал свою башню и все, что происходило где-то в далеких странах, немедленно становилось известным ему. Умение разгадывать звуки передавалось его глазам, и он мог видеть северное сияние над Ледовитым океаном и висящие в воздухе острова близ экватора, китайские пагоды и каменные храмы инков, египетские пирамиды, вознесенные над пустыней, и лазурные купола арабских мечетей.
И конечно же, все это он воплощал в музыке. Надо сказать, что в его доме она звучала особенно волшебно, что в немалой степени было связано с акустическими достоинствами старой башни.
Все было прекрасно. Двери в доме не закрывались, друзья, знакомые, просто любопытные люди стремились попасть в Башню Ветров и пережить там что-то особенное, чего они не встречали нигде на свете.
Но вот однажды пришли люди, которые решили, что башню надо подремонтировать: уж больно стара она стала и как бы не развалилась. Не спрашивая хозяина, они сняли черепицу с крыши и заменили ее железом, а затем проделали еще массу полезных вещей, забыв, что башня держалась не столько на опорах, сколько на своих песнях. Теперь в доме стало значительно спокойней, в редкие щели проникал ветер, и паузы в мелодиях старой башни стали затягиваться.
91
Увы, то же произошло и с Пиллем. Его вольной и радостной жизни пришел конец - в дом вошла хозяйка, которая решила навести порядок среди возмутительного хаоса. О, конечно, Данна, как звали очаровательную леди, была исполнена самых возвышенных намерений и исходила из интересов музыканта. Более того, она была совершенно уверена, что именно он привел ее в свой дом и не смог бы и дня прожить на свете, если б она покинула его. Так или не так, но музыкант потерял всю свою жизнерадостность, гости все реже появлялись в его доме, зато Пилль сам выезжал в город давать концерты и получал за них деньги. К своему собственному удивлению, он, никогда не бравший взаймы, обнаружил, что стал должником. Увы, долг оказался столь велик, что и он сам, и его башня теперь принадлежали леди Данне и обязаны были служить ей до скончания дней.
Но вот как-то зимой, накануне Рождества, к Пиллю подошла женщина и поднесла ему букет чудесных цветов. Музыкант был тронут и спросил, как они называются.
- Вест-индские орхидеи! - последовал ответ.
- Но как они сохранили свою свежесть, краски и аромат, преодолев тысячи миль?.
- Вы ли спрашиваете об этом, господин музыкант, - отвечала дама, - когда в ваших произведениях распускаются столь же прекрасные букеты!
Пилль вгляделся в лицо незнакомки и невольно отвел взор. Он не смог определить ее возраста, ее черты, словно перламутр, менялись в зависимости от ракурса. То она казалась юной девушкой, то умудренной долгой жизнью дамой. Глаза же ее вообще являли собой какую-то немыслимую фантазию. В них можно было узреть и морской горизонт с закатным солнцем, и суровый скалистый пейзаж. Мгновение, и из них настороженно выглядывали пристальные глаза рыси, вот любопытная птица выпорхнула из солнечных бликов и скрылась в тени, изумрудная волна плеснула в собеседника и откатилась в громадные потемневшие зрачки.
Пилль склонил голову:
- Чем я могу вас отблагодарить за эти цветы и ваше внимание?
- Подарите мне вашу сонату, что вы исполняли сегодня.
- Охотно, - воскликнул музыкант, - считайте, что она ваша, и следующий концерт, если вы придете, я посвящу вам.
- Согласна, - кивнула женщина, - кстати, для посвящения вам понадобится мое имя. Меня зовут Гейя.
И вот в следующий раз он уже получил от своей поклонницы букет ослепительных лилий. Зал рукоплескал, и в заключение Пилль хотел повторить ту сонату, которую он исполнял на прошлом концерте. Какой ужас! Он начисто забыл ее. Пальцы его висели над клавишами, но он не мог вспомнить даже первого аккорда. Спасла музыканта лишь его способность к импровизации. Прелестный этюд вылился из его сердца, и он с облегчением встал из-за инструмента. Гейя подошла к нему.
- Я прошу прощения, но я не смог исполнить для вас свою сонату.
- Я уже получила ее, - пожала плечами женщина, - а вы еще столь щедро присоединили к ней весь сегодняшний концерт. Она ушла, а Пилль не мог понять ее слов. А позднее он вдруг обнаружил, что

и этот концерт полностью исчез из его памяти и ни единой ноты из него он не мог повторить. Так происходило и дальше. Стоило музыканту посвятить какое-либо произведение Гейе, как оно исчезало. Хуже всего, что и ноты его также таинственно пропадали. Пиллю приходилось судорожно сочинять все новую музыку.
Данна почувствовала угрозу своему благополучию и бросилась разыскивать таинственную незнакомку. Напрасно. Какая-то фантасмагория творилась вокруг. Она видела Гейю у эстрады и шла к ней, но вдруг оказывалась в каком-то диком лесу. Обезьяны швыряли в нее кожурой от бананов, лианы цеплялись за ее ноги, а из темноты шипели разгневанные змеи. И когда ужас и отчаяние полностью овладевали Данной, она обнаруживала себя у входа в концертный зал, в толпе обычных людей.
Было от чего сойти с ума. Однако этого не случилось. Просто однажды Пилль попросил Гейю рассказать о себе и объяснить, что ей нужно.
- Мне нужны вы, мой милый музыкант, - сказала женщина, - я люблю вас и хочу забрать туда, где живет ваша музыка, которой вы так щедро одаривали меня!
- Я не понимаю, - ответил Пилль, - простите, но я даже не знаю, кто вы! В вас так много образов и лиц, вы кажетесь то волшебницей, то сновидением, но я перестаю понимать, что есть на самом деле...
- Я - необитаемый остров, - промолвила она, - и я - душа острова Гейи. Мне было так одиноко, что я отправилась искать среди людей того, кто мог бы поселиться на мне. Конечно, я искала лучшего для себя, и мои поиски и ожидания длились невероятно долго. И вот я встретила вас и услышала в вашей музыке те мелодии, что раздавались над моей землей. Верно, ветер донес их до вас и вы их поняли.
Не веря своим ушам, Пилль спросил, может ли он увидеть остров Гейи.
- Да, конечно, в любой момент, как вы пожелаете.
И вот он оказался на сказочном острове и увидел леса и луга, где росли чудесные цветы, из которых составлялись букеты для его концертов. Он увидел причудливые скалы, напоминающие замерших великанов, водопады, тихие песчаные отмели, диких животных, играющих на полянах. Но самое необыкновенное, что остров мог менять и свои очертания, и животный мир, и саму природу. Пилль мог встретить здесь и моржей, и белых медведей, и тут же оказывались бегемоты и крокодилы. Джунгли и пустыни, прерии и саванны соседствовали с небольшими дымящимися вулканами.
- Да что же это за чудесный остров! - кричал Пилль.
- Его чудеса рождены музыкой, которую вы мне подарили,- отвечало эхо голосом Гейи.
- А где же вы сами?
- Я не могу быть одновременно и в теле женщины, и в теле острова. Вы должны выбирать, с кем хотите общаться.
И он выбирал и выбирал и был удивительно счастлив. А потом пришло время и он заболел и стал как бы умирать.
- Чего бы ты хотел? - спрашивала его Гейя.
- Я бы хотел вернуться в старую башню... и быть привидением, пока она не разрушится...

И так случилось, как он хотел.
А остров после смерти Пилля очень грустил и таял. Исчезли фантастические горы, затем деревья и животные и, наконец, цветы. Но единственное, что осталось, это была музыка. Моряки, что проплывали мимо этих мест, всегда слышали чудесные мелодии над маленьким пустынным необитаемым островом. И если бы они только знали, что за дивный мир расцвел здесь однажды, воплотив в себе музыку старой башни.
КОЛОКОЛ
транша любовь на Руси! Как звук колокола в предрассветной тишине, она будит сердца, зовет в синие дали, тревожит прекрасной мечтой... Но не найти покоя завороженному страннику, не узнать ни своей грезы, ни самого себя, если даже повезет ему достичь конца пути. Никогда, никому и никак не измерить темной пучины этой любви, что не знает света звезд, не подчиняется разуму и хоть зовется чудом, но улыбается скорее смерти, нежели счастью.
Граф Гольдмунд фон Инстер принял участие в походе Ливонского ордена на Русь. Нет, не было корысти у него, когда он облачался в доспехи и садился на коня. Обширные владения, древний род - все имел гордый рыцарь. Лучшие дворы Европы раскрывали перед ним двери, но он быстро пресыщался великолепием и богатством. Слишком проста и понятна была окружающая жизнь, и с давних пор влекла его к себе тайной сокровенная красота Востока, что пряталась за необозримыми лесами и степями. И воплощала ее диковинная страна, протянувшаяся от южного моря до северного и сама похожая на море, не имеющее постоянных берегов. Не было в ней ни законов, ни порядка. Сокровища земли не делали ее богатой, победы не давали счастья, но единственная среда многих она прозывалась Святой Русью.
Еще в детстве граф слышал протяжные песни русских странников. Сладкой тоской будоражили они душу. А на приморских торжищах взор его всегда притягивали их товары. Пестрота и строгость, чистота и прозрачность красок соединялись в изделиях русичей. И сами они, в длинных кафтанах, с заросшими бородой лицами, со скорбной добротой в глазах и певучей речью, резко выделялись среди толпы приезжих купцов. Было в них что-то и очень близкое, и чужое. Никому не по плечу оказывалась их внезапная удаль, когда все вырученное могли они швырнуть на ветер. Кто из людей Запада был способен попрать богатства, ради которых свершен тяжкий путь, отвернуться от плодов труда, рассеять смехом смысл своих деяний? Дивный народ! Какова же их страна? Вот и решил рыцарь вблизи разглядеть таинственный край. Но не легкой прогулкой обернулся поход на Русь. Численность и мощь рыцарского воинства не давали преимуществ, ибо сама природа оказывалась жестоким противником. Не миловала она и русичей, но, привыкшие к лишениям, они не замечали ее препон. У стен Изборска стала и не могла продвинуться дальше Орденская рать. Ранняя зима отрезала пути назад, и вскоре рыцари почувствовали себя в осаде. Голод и мороз вцепились в войска, сея отчаяние и панику. Русичи же с бессмысленным упорством защищали стены, за которыми не было добра.
Гольдмунд проклинал день, когда, поддавшись причуде, отправился в поход. Теперь жестокая расплата грозила незваным пришельцам. Как-то в поисках дичи граф отъехал от лагеря и завернул в лес. Внезапно услыхал он крики. Пришпорив коня, рыцарь помчался на шум. В крошечной деревушке с десяток ландскнехтов напали на крестьян, пытаясь отобрать у них скудное имущество и пропитание. Несколько стариков оборонялись вилами и топорами, женщины пытались тушить подожженные избы. Сам не зная почему, граф выхватил меч и ринулся на подмогу крестьянам. Неожиданное нападение рыцаря ошеломило воинов, и они, бросив добычу, побежали прочь. Гольдмунд остановился с тяжелым чувством. Теперь возвращение к своим грозило судом и смертью, а остаться у русичей - значило предательство. Тронув поводья, он двинулся прочь по незнакомой дороге, которая ложилась под копыта коня. Она завела его в чащу. Началась пурга, и вскоре пришла ночь, чтобы навек закрыть ему глаза. Обессиленный, замерзший рыцарь склонился к шее коня и погрузился в последний сон. Но срок смерти для него еще не наступил, и судьба послала ему спасение. Конь его, не чуя воли хозяина, побрел в обратный путь и вскоре очутился в деревне. Услышав среди ночи ржание, крестьяне вышли и перенесли рыцаря в избу.
Долгую зиму провел граф среди русичей. Как-то занесло в деревню отряд русских воинов во главе с боярином Зосимой Печерским. Предложили они рыцарю идти с ними против Ордена, но он наотрез отказался. Желая испытать его, накинули ему веревку на шею и зацепили за сук. Ни слова о пощаде не вымолвил рыцарь. Тогда освободили его, и взял боярин Гольдмунда в свой терем. Там нашла его сердце печальная любовь к чужеземной красавице.
Хороша была дочь Зосимы Варенька! От весенних ручьев да тающего снега перешли белизна и прозрачность на ее лицо. В синеве ее глаз само небо зарю встречало. В русые волосы облачко запутаюсь. Только еще лучше голос молодой боярышни. Будто волна из глубин морских рождалась и музыкой звучала. Все вокруг замирало, прислушивалось к ее голосу, а затем подпевать начинало. Садится Варенька за прялку - и тут же из печи огонь гудеть начинает, ветер в щелях посвистывает, половицы скрипят. Мало кто мог остаться равнодушным к ней, что ж говорить об одиноком графе. В чужой стране, среди незнакомых людей и обычаев лишь пение Вареньки делало тише его тоску по родине. Казалось ему, что он возвращается в детство и сквозь сон слышит колыбельные песни. Чудной принцессой заморского царства являлась она для Гольдмунда, но и сам он тронул ее сердце. Чуткое к чужому страданию, оно поначалу отозвалось жалостью, а потом привязалось к рыцарю. Только не было радости в этой любви. Граф Гольдмунд не гостем на Русь пришел, но вместе с врагами ее. Тяжко бороться с сердцем, и лишь когда время разлуки пришло, не выдержала Варенька. Гордость свою сломила, сама к графу пришла, на шею бросилась:
- Увези меня с собой, рыцарь, нет мне без тебя жизни. Слаще меда и пьяней вина были слова Вареньки для Гольдмунда, но разума его не затуманили.
- Кончится война, я приеду за тобой. Не на простом коне повезу в свой замок, а в золоченой карете.
- Не нужна мне ни карета, ни замок, только быть с тобой, сокол ясный. Но рыцарь не мог понять ее и твердил лишь слова прощания.

Вышла провожать его Варенька, на высокую колокольню показала:
- День и ночь буду ждать тебя, с колокольни высматривать, о себе весточки подавать.
"Что за вести? - подумал рыцарь. - Когда лягут меж нами леса и степи, горы и долины, реки и озера?"
Только ошибся Гольдмунд, когда не поверил боярышне. Не знал он, что для сердца нет преграды, коль проснулось оно. Меж тем пошла Варенька к мастерам литейщикам и на свой голос велела отлить колокол, чтобы звон его летел вокруг земли. Вот раздули мехи мастера, бронзу с серебром в печи бросили. Стали формы лепить, звуки отстраивать. Лучшие наряды надела на себя молодая боярышня, золотой кокошник на голове засиял, и пришла она к литейщикам песни петь, чтобы колоколу придать свое звучание. Два дня и две ночи кипела работа, два раза отливали колокола, но не получали от них того звука, что Варенька хотела. Наконец на третью ночь позвали старого кузнеца, что в чародействе толк знал, и отлили чудо-колокол. В нем живой голос Вареньки зазвучал. Зато в тот самый миг лишилась сама боярышня своего дара прекрасного. Онемели уста ее, словно на грудь ее камень тяжкий лег. С понурыми головами разошлись мастера и за работу платы не взяли: "В этот колокол хозяйка свою душу вложила. Нам-то чести здесь особой нет".
В далекой стране среди пиров и балов праздновал свое возвращение домой граф Гольдмунд фон Инстер, когда долетел до него звук колокола. Ни азартная охота, ни верные друзья, ни прекрасные дамы, мечтающие завоевать его сердце, не могли развлечь графа. День и ночь в ушах рыцаря раздавался дальний звук колокола, и ничто на свете не имело сил заглушить его. "Я жду, я жду, я жду..."
- звал голос Вареньки, и душа Гольдмунда откликалась на него тревогой и болью. Хоть и влекла его к себе красота молодой боярышни, но тайный страх удерживал. Чувствовал он в Вареньке силы, с которыми не справиться. С момента их встречи другая жизнь вошла в его собственную и подчинила своей воле.
Прошел год, а на Руси, при дворе Зосимы Печерского, смутно текла жизнь его обитателей. Дочь боярина сжигал тайный недуг, и не находилось лекаря, кто бы мог вернуть Вареньке ее дивный голос. И хоть красота ее не поубавилась и много женихов приходило сватать ее, но боярышня на все предложения молча качала головой да затем уходила на колокольню, где давала волю слезам и своим чувствам. Несся над лесами и полями одинокий звон колокола, и люди крестились, думая, что он возвещает о чьей-то смерти. В ту пору явился как-то к Зоси-ме бродячий гусляр по имени Федор. "Пусть развлечет дочку, - решил боярин,
- коль вылечить ее не суждено". Долго играл и пел Вареньке странник, а затем стал ей сказки рассказывать. Впервые за долгое время улыбнулась боярышня, просветлело лицо ее, и не ушла она, сославшись на болезнь, в свои покои. Целый день слушала его как завороженная. Гусляр же пришел к боярину и просил его оставить на службе у себя. Внимательно посмотрел на него Зосима и только спросил, много ль за службу платить ему.
- За одну улыбку боярышни да за корку хлеба с вашего стола служить стану,
- ответил Федор, тряхнув головой. И опять зазвучала музыка и песни под сводами боярского терема, и от них мрак печали рассеивался больше, чем от солнечных лучей.
Второй год разлуки с графом, подходил к концу, когда на двор Зосимы грянуло посольство. Граф Гольдмунд фон Инстер с богатой свитой прибыл сватать боярышню Вареньку. Хоть и не чаял души отец в дочери, но счастью ее не смел мешать. Три недели шел пир, и наконец пришел час прощания. В дальний край увозила Вареньку золоченая карета.
Больше всех горевал Федор. О землю разбил он гусли: "Больше песни мне никому не петь. Коль ночь в душе, для солнца места не будет". Поднялся он на звонницу, положил крест, на четыре стороны поклонился и хотел уж ступить в проем. В последний момент случайно задел колокол. Зазвенел вдруг над ним голос Вареньки, и тоску его смертную как рукой сняло. "Я жду, я жду, я жду..." Схватил Федор все языки колокольные и ударил праздничным звоном. Отозвались ему леса дремучие, поля на него откликнулись, вся земля дивным гулом пошла. А в карете у Вареньки застучало быстрее сердце и слезы навернулись на глаза, когда она оглянулась назад, на родной дом.
Немного времени прошло, но невмоготу стала Федору жизнь без Вареньки. Перестали его радовать колокольные звоны, которыми он звал ее назад. Выпросил он у Зосимы коня и отправился вслед за боярышней, чтобы в земле чужой ей опорой быть. Долог был путь его, пока не прибыл он к фон Инстеру. Мрачный замок возвышался на крутом берегу реки. Долго стучался Федор, прежде чем угрюмые стражи вышли на стены и удостоили его ответом. Оказалось, что граф уже полгода как перестал выходить из своих покоев и никого не принимает у себя.
- Но я не к графу приехал, а к жене его. Я слуга, гонец от отца боярышни Вареньки!
Но и тут не открылись ворота для Федора. С трудом узнал он от местных жителей, что жена графа фон Инстера в опале. В колдовстве заподозрил ее муж и цепями сковал ее руки. Ходит по замку день и ночь молодая графиня, но выходить наружу ей запрещено.
Гнев и негодование охватили Федора. Погнал он коня к магистру Ливонского ордена и там требовал рыцарского суда:
- Пусть пред Богом ответит граф, вправе ли он карать свою жену, а на ее стороне я готов выступить с мечом в руках.
Не решился магистр нарушать мир с Русью и послал герольдов, чтобы вызвали Гольдмунда на поединок с русичем. Только повелел не давать чужеземцу ни доспехов кованых, ни копья турнирного. Пусть сражается хоть колом деревянным, коль осмелился благородного рыцаря на бой вызвать.
В назначенный день собрались рыцари перед замком графа. Загремели трубы, и Гольдмунд фон Инстер выехал на поле, весь закованный в броню. Лицо забралом скрыто, алый бархатный плащ на плечах, а на шлеме черные перья. Вслед за ним слуги вынесли в кресле графиню и поместили ее рядом с магистром ордена. Смолкли все вокруг, когда магистр поднял свой жезл и задал графу первый вопрос:
- Почему прячете свое лицо под забралом? Или не почитаете суд рыцарский? Глухим голосом ответил фон Инстер, что болезнь понуждает его скрывать свою внешность, а не презрение к суду. И второй вопрос задал магистр:
- В чем, граф, вините свою жену и почему держите ее в цепях? Горьким смехом ответил ему Гольдмунд фон Инстер:
- Спросите об этом мою жену. Пусть ответит она и на первый и на второй вопрос.
Магистр вопросил графиню, и герольды перевели его слова. Но молчала Варенька, не опустила глаз, и магистр понял, что не дождется ответа. Тут выступил Федор и объяснил, что графиня нема и не может быть ответчиком. Тогда, махнув рукой, магистр дал знак начать поединок.
Подъехал Федор к Вареньке:
- Признаешь ли меня, графиня, своим заступником?
"Да", - кивнула она головой. Затем отвернулась и дала знак слугам. Через минуту принесли они для Федора доспехи и копье, и когда облачился русич, гул по толпе прошел. Так же как у графа, его плечи покрьш алый плащ, а на шлеме черные страусовые перья развевались. Не отличить было одного от другого. Запели звонкие рога, и помчались они друг на друга. Долго сражались воины. Наконец один из них нанес страшный удар противнику. Раскололся шлем рыцарский, и опрокинулся воин на конский круп. Ноги его в стременах застряли, и помчал его конь прочь от ристалища. Радостно закричала толпа, узнав в побежденном русича, но, когда победитель откинул забрало и подъехал к магистру, отшатнулись и в испуге смолкли ликовавшие рыцари. Опять из-под шлема явилось взорам толпы лицо Федора. Не осмелились рыцари чинить препятствия. Отдали победителю молодую графиню. Поднял он ее в седло и тронул коня.
- Эй, кто же ты, имя скажи, чтобы знали мы победителя? - закричали ему вслед.
Но ни слова не ответил рыцарь. То ли смертный бой, то ли зарок тайный сомкнули ему уста, и стал он так же нем, как Варенька.
На Святой Руси звонили колокола, а боярин Зосима молодых с иконой встретил. Обвенчали их в церкви на берегу реки, и молился народ за их счастье и здравие. Многие помнили, какими певцами были и Федор и Варенька, и дивно было, что смолкли их голоса навек. Но и без песен своих жили они, горя не ведая. Лишь раз в году поднималась Варенька на звонницу и била в свой чудо-колокол. И на зов его мчался из неведомых краев мертвый рыцарь. Входил он через отпертые ворота в боярский терем. Подходил к столу, уставленному яствами, долго смотрел на своего двойника и на Вареньку. Затем осушал золотой кубок с вином и, кивнув обоим, мчался в ночь, что одна лишь и знала его дорогу.

ВОДОПАД
ам, у водопада, случались еще чудеса: кто мог читать судьбу в его пенистых волнах, кто мечтал и видел свои грезы осуществленными, кому являлись, как в зеркале, лица давно умерших людей, но в ночи полнолуния водопад принадлежал только Магу... И тогда странно преображалось это место. Падение стремительных потоков внезапно замедлялось, словно в их тягучие струи, подобные расплавленному стеклу, кто-то вливал тяжелый свинец. Среди облаков водяной пыли, из клокочущей пены вырастали на длинных стеблях цветы с прозрачными лепестками и сплетались в немыслимое кружево. Стаи хрустальных птиц реяли над ними, то рассыпаясь с мелодичным звоном, то вновь взлетая ледяными брызгами. Хаотический шум, глухое гудение земли сменялись стройным хоралом, распеваемым неведомыми голосами, им вторили водяные арфы, их подхватывало эхо пробужденных камней и замерших деревьев. Ночные ветерки разносили пьянящие ароматы, будто здесь разливалось, веками настоявшееся вино заповедного леса. Бабочки и мотыльки слетались к водопаду, чтобы кружиться белыми хлопьями под его чарующие песни. Холодным серебряным пламенем сверкала стена застывшей в падении воды, и на ней, высекая алмазные искры, металась гибкая женская тень. Из темных недр бездны, куда проваливалась река, несся бешеный перестук копыт незримого скакуна. Его ритму подчинялись движения танцовщицы, а у самого подножия водопада, сливаясь с мраком, чернела каменная фигура сидящего старика. То был сам Маг, вперивший неподвижный взор в беснующуюся стихию. Волны тянулись к нему и лизали его руки и ноги, словно моля благословить их бесконечный путь.
О, сколько лет миновало с тех пор, как Маг впервые ступил на узкие улочки небольшого города, затерявшегося на самой окраине этой страны, забытой Небом и проклятой людьми... Здесь, среди суровых скал и молчаливых озер, лишь изгнанники да потерявшие все надежды могли обрести забвение своих печалей. Для тех же, кто не мог утешиться, этот берег был последним пристанищем в их скорбной жизни.
Мрачная слава земли, где легко умирать, окружала этот край. И в самом деле, среди вечных сумерек, царивших на склонах скалистых гор, редкие проблески солнечных дней не рассеивали, а лишь сгущали чувство обреченности. Жизнь словно останавливалась и медленно истаивала вместе с бледным сиянием морского залива, который глубокими лагунами прильнул к земле, чтобы заключить ее в свои смертельно ласковые объятия. Его призрачная красота под низко нависшими облаками таила в себе обещание великого покоя, и не проходило дня, чтобы кто-либо из усталых от жизни путников, добыв утлый рыбачий челнок, не отплыл к туманному горизонту. В серых облачных одеждах, завороженная молчанием, тихо катилась по жемчужному царству человеческая жизнь к своему концу. Перламутровые волны баюкали лодку с гребцом, пока он не засыпал непробудным сном вечности. И лишь бесчисленные глыбы камней, то выступающих над водой, то рассыпанных на пологом берегу, оставались немыми памятниками ушедшим. Море принимало всех, но не было случая, чтобы оно хоть раз
101
вернуло берегу пловца или его останки.
Те же, кто выбирал жизнь и становился обитателем этого угрюмого края, постепенно исполнялись какой-то дремучей силы, царствующей над мощными стволами деревьев, тяжелыми громадами скал, тоскливой жутью морского простора.
И когда зимний гнет или весенние разливы переполняли меру их терпения, люди сбрасывали с себя чары земли. В диком разгуле их страстей, в слепом безумии, окрашивающем их веселье, они теряли человеческий облик и становились одержимыми духами стихий. Нежданные бури проносились над землей, ломая лес и расплескивая озера, молнии сверкали среди ясного дня, со страшным сухим треском вдруг рассыпались неприступные скалы. И тогда тщетно пытливьш взгляд искал причины в природе - источник этого возмущения рождался в замкнутых жилищах людей, которые скрывались за узкими бойничными окнами и дверьми, окованными железом.
Такова была эта страна, куда однажды судьба занесла Мага. В ту пору его еще знали под именем Мунгра, никто не ведал о его силах и он мало чем отличался от остальных... Одинокий среди одиноких. Глухая молва вещала о том, что он попал в эти края, разыскивая свою исчезнувшую невесту. В апогее любви, на вершине чувств, встречаются пропасти столь же глубокие, что и при утратах. Видно, испытание счастьем не вынесла душа Тулли, как звали возлюбленную Мага. Она бежала от него в день, когда их судьбы должны были соединиться. Следы ее вели в страну Похьеллы и обрывались у одного из водопадов. Долго Мунгр тосковал у его безответных потоков, потом вдруг успокоился, вернувшись в город, приобрел на окраине заброшенный дом и стал в нем жить.
А еще через какое-то время среди людей поползли слухи о волшебном платье, появившемся в жилище Мунгра. Никто из видевших его не мог забыть о нем. Казалось немыслимым, чтобы его могли создать человеческие руки, не говоря о том, что придумать его было не под силу самой богатой фантазии. Сплетенное из бисера и стекляруса, полупрозрачное, с переливающимися узорами цветов, оно являло собой платье-волну из тысячи застывших брызг, встречающих лучл света радужным сиянием. Надетое на фигуру, оно напоминало стеклянную чешую, которая при каждом шаге вызванивала тончайшие мелодии, и в такт им в складках платья рождались маленькие темные омуты, осененные бледным мерцанием водовороты, от которых, как круги на воде, расходились вспененные отблески волн. Одна за другой катились, дрожали, падали с подола неиссякающие капли и струи света. Платье постоянно дышало, текло и пело. Но удивительнее всего, что оно в самом деле было живым и воплощало в себе какое-то свое, особое существование. Всякая женщина, надевшая его, приобщалась к его волшебной красоте, и, казалось, не было ей равных ни на земле, ни в озаренных мечтою небесах. Однако, увы, упоение и восторг новоявленной красавицы порой скрывали от нее грустную истину, а она состояла в том, что, сказочно преобразив тело, платье обнажало ее душу. И тайны, хранившиеся в глубинах сердца, вдруг поднимались на поверхность. Тщеславные становились неотразимы, но были отвратительно красивы, холодные излучали красоту жестокости, красота ревнивых дышала ненавистью, завистливые также облачались в красоту, но она не могла породить ничего, кроме зла. Та или иная, она тем не менее завораживала и давала ощущение непомерной власти, если не ее саму. Но мало кто знал

оборотную сторону этих чар. Платье служило красоте и в то же время превращало в своего раба каждого, кто хоть раз примерил его. Оно снилось по ночам, оно притягивало к себе в дневные часы, о нем мечтали, как о любви, за него предлагали любую цену... наконец, его похищали. Но никто не мог надеть и носить его безвозмездно. Как ядовитый цветок, оно впитывало в себя жизнь и силы носивших его. Женщины умирали в нем, а платье, подобно воде, которую нельзя удержать в ладонях, утекало от них и возвращалось обратно к Мунгру. Только ему оно могло принадлежать, и он молча прятал его в кованый сундук. Проходило немного времени, и незримый магнит красоты начинал притягивать новые жертвы. Они приходили к порогу и стучали в двери подобно нищим, прося единственного подаяния - разрешения надеть волшебное платье. Ни суровый отказ, ни угрозы не действовали на них. На мгновение платье превращало их в королев, исполняло их желание собственной красоты и власти. Они жаждали повторений и в конце концов умирали, проклиная и разом благословляя свою судьбу и Мунгра.
Но вот однажды двери дома отворились перед гостьей, которая вошла так легко и свободно, будто ветерок, не имеющий никаких забот, или случайно залетевшая песня.
Как причудливая океанская раковина, хранящая в своих перламутровых извивах отголоски далекого прибоя, так, казалось, душа этой женщины затерялась в безбрежных просторах, и лишь эхо ее изливалось чарующей музыкой в грациозных жестах и плывущих движениях, в светлой улыбке и цветами распустившихся глазах, которые струили нежнейший в мире аромат. Увы, лишь отблески представляли ее и за молчанием, скрывающим тайную боль души, лежала ночь без звезд, пустыня с заброшенными оазисами и пересохшими родниками.
- Амайя! - произнесла она свое имя.
- Принцесса Амайя, - поправил ее Мунгр. Острая грусть скользнула в улыбке незнакомки.
- Я потеряла свое королевство, вернее, отдала его.
- И вы хотите, чтобы я вернул его?
- Нет. Время лишь раз дарит каждому его сроки. Мои возможности утрачены.
- Зачем же вы пришли? - спросил маг.
- Чтобы увидеть вас. Я знаю, что здесь хранится красота. О вашем платье ходят страшные и чудесные слухи, но мое желание было увидеть его Хранителя. Когда-то в детстве я мечтала встретить принца, друга, который мог бы давать, не ожидая ответных даров. Я сама была такой и искала равного, но жизнь заставила меня слишком долго ждать, и я отдала свое сердце случайному встречному. Увы, он оказался простым ремесленником. Я ждала, что моя любовь совершит чудо, что моя корона, увенчав его голову, превратит его в принца. Но он остался тем же, кем был, а я потеряла самое себя и свой трон.
Амайя подошла к Мунгру, и он ощутил легкое прикосновение ее губ.
- Скажи мне, Маг, в чем моя ошибка? Почему любовь не смогла превратить моего избранника в принца?
- Может, то была лишь жажда любви, а не она сама. И еще, сажая дерево, нельзя ждать плодов, - ответил Мунгр.
- Ах так... - шепнули ее губы, - что ж, спасибо вам и прощайте. Я ухожу. Но Мунгр заслонил ей путь:
- Амайя! Амайя! Нет смысла удерживать вас - вы утеряли свою душу и принца, которого искали всю свою молодость. Но именно потому я хочу, чтоб вы надели мое платье. Клянусь, что оно не принесет вам зла. Вы угадали, что мы сродни друг другу, но, верно, и мое время, как и ваше, миновало. Когда-то я любил, но моя возлюбленная предпочла исчезнуть в волнах водопада, чем лишиться хоть капли того счастья, что пришло к нам. Может, она боялась разочарования, может, не посмела носить венец, который я хотел надеть на нее, как и вы. Я бросился искать ее, но нашел лишь ледяные струи водопада, поглотившие ее короткую, нерасцветшую жизнь. Отчаяние и гнев охватили меня. День за днем я приходил к водопаду. "Неужели разумная воля человека способна уступить слепым духам природы", - думал я. И вот однажды, собрав все силы души своей, я вошел в клокочущий поток и, подняв руки, преградил путь воде. Грозно ревущие волны замедлили свое падение и стали затапливать окрестности. В самом сердце потока, среди слепящей пены я искал душу реки, чтобы вырвать ее и умертвить. Не знаю, что произошло, но в какой-то миг вода вдруг исчезла, словно испарившись, а на руки мне пало волшебное платье. Наденьте его, Амайя! В нем душа водопада, и, может, она заменит вам вашу.
...Дивная музыка взметнулась над домом Мунгра, когда платье легло на плечи принцессы. Радужные сполохи северного сияния озарили спящую страну. Затрепетала грудь Амайи, освободившись от оков печали. Легкие ноги сами понесли принцессу вслед музыке, а руки, превратившись в крылья, затрепетали в воздухе. Странным светящимся цветком распустилась ее красота во мраке ночи. Она напоминала язык пламени, бьющегося за свою жизнь с взбесившимся ветром. Но это пламя не жгло и не опаляло. Это была сама любовь против урагана, сама нежность против бури! Ее красота воплощала красоту танца, красоту души, вернувшейся в зацветающий, покинутый сад вместе с хрустальным звоном фонтана и ожившими ручьями.
И никто, кроме Мага, не видел танца Амайи. Он длился всю ночь, и лишь восход солнца смог остановить ее.
- Амайя! Это платье ничего не изменило в вас, кроме того, что вернуло вам вашу же душу, - сказал потрясенный Маг.
- Да, - промолвила она со слезами, - я не почувствовала его чар. Оно просто помогло мне сбросить путы и обрести легкость и свободу. Оно раздело, меня вместо того чтобы облачить во что-то новое.
- Амайя! Придете ли вы еще? - спросил, прощаясь Мунгр.
- Если вы будете ждать! - ответила она.
И Маг склонил голову и не поднимал ее, пока принцесса не скрылась.
Время остановилось в доме Мунгра, и никакие занятия не могли ускорить его бег, ибо он ждал новой встречи с Амайей. Но в следующий раз пришла не она, а ее принц. Его звали Рилль. Он был молод и прекрасен, но в глазах его царила растерянность.
- Я скорее убью Амайю, чем соглашусь отдать ее тебе! - заявил он.
- Ты уже почти убил ее, присвоив себе ее душу! - ответил Маг. - Скажи, что ты сделал с даром Амайи?
- Я стал принцем!
- Ошибаешься. Ты только украсился короной, но остался самим собой, - грустно сказал Мунгр.
705
- Хорошо! Если ты знаешь все тайны и желаешь счастья Амайе, помоги мне стать настоящим принцем! - промолвил Рилль. Маг молчал.
- Или ты ищешь добычи для себя? Но взгляни в зеркало. Можешь ли ты вернуть себе молодость, чтобы стать рядом с Амайей? Природа каждому предназначает его место. Юности не нужна старость. Твое время миновало, и я подхожу принцессе больше, чем ты! - продолжал юноша.
- Истинный возраст определяет душа, - сказал Маг, - и тебе, чтобы стать принцем, нужно научиться давать. Пока что-либо ждешь или просишь у жизни, ты беден и никогда не поднимешься к трону.
- Значит, ты отказываешься мне помочь? - усмехнулся Рилль.
- Нет, я попробую, - промолвил Мунгр. - Возьми цветок ириса из моего сада. Он еще в бутоне, но, когда он распустится, у тебя будет шанс почувствовать себя настоящим принцем!
И принц, взяв цветок, ушел. Теперь каждый день Мунгр выходил в сад и смотрел, не распустились ли оставшиеся цветы. Наконец они расцвели, и Маг, оседлав коня, отправился в страну Амайи.
Чудный дворец принцессы располагался среди гор. На вершинах семи скал возвышались башенки из белого мрамора, и между ними над фантастическим садом с десятками беседок, гротов, ручьев протянулись висячие мостики. Античные скульптуры охотников, воинов и нимф украшали извилистые дорожки, а из увитых розами пещер в глубь горы вели подземные галереи с зеркальными стенами, так что дневной свет сверкал в самых глубоких залах дворца. Рыцарские доспехи, драгоценное оружие, многочисленные гобелены и ковры дополняли и без того изысканный интерьер королевских покоев.
Воистину дворец Амайи словно воплощал ее мечты о принце. Когда Мунгр прибыл, над парком разносилась тихая музыка, долетавшая из подземных галерей и разряженные гости бродили среди цветников и деревьев, ожидая начала праздника. На башенках дворца развевались шелковые белые флаги, на которых был вышит лиловый цветок ириса. Маг скрыл свое лицо под шляпой с широкими полями и вместе с толпой придворных спустился в тронную залу. Она располагалась у подземного озера. Сотни огоньков плавающих деревянных канделябров тихо скользили по водной глади, подчиняясь едва заметному течению. Их отблески падали на причудливые сталактиты, спускавшиеся с потолка, и разноцветные движущиеся тени создавали впечатление, что сама зала превратилась в корабль и плывет. Принц рядом с принцессой восседал на хрустальном троне, отделанном золотой инкрустацией. В правой руке вместе со скипетром он держал распустившийся цветок ириса, который ему дал Мунгр. Лицо Амайи было печально. Рилль подал знак, и звонкие трубы возвестили начало бала.
- Я хочу, чтобы все веселились в этот день! - провозгласил принц. - В этом дворце нет числа развлечениям и предела красоте. Но пусть еще каждый почувствует себя совершенно свободным. Да будет его выбор выбором сердца, ибо радость нельзя придумать!
Удивленная толпа гостей молча внимала его словам, не узнавая своего повелителя. Он же улыбнулся:
- Я первый должен подать вам пример, а потому отказываюсь от своего права возглавить танец и передаю его принцессе Амайе.
Принцесса встала. Придворные ожидали, что, оценив великодушную вежливость Рилля, она пригласит его, но Амайя, склонясь перед принцем, лишь коснулась губами лилового Ириса. В следующее мгновение она спустилась по ступенькам трона и шагнула в толпу. Гости расступились, а принцесса, взяв за руку Мунгра, вывела его на середину зала. Ропот негодования пронесся среди придворных. Стража схватилась за оружие, готовая броситься на чужеземца, но принц молчал, и никто не посмел остановить Амайю и Мунгра. Торжественный менуэт рассеял тишину, и, взявшись за руки, они двинулись в глубь роскошных покоев дворца. Ни одна пара не последовала за ними, ожидая страшной развязки этой неожиданной и смертельно опасной игры принцессы и незнакомца. В их поведении был вызов всем традициям, устоям и правилам, ибо какие законы могут быть у сердца...
Между тем Мунгр и Амайя, не разжимая рук, обошли все залы и дорожки дворца. Люди шарахались или старались не замечать их. Амайя с тревогой взглянула на Мага:
- О, Мунгр, я не знаю, что происходит со мной. Я иду по своему дворцу не госпожой, а как служанка, меня не замечают. Мне кажется, что я нахожусь в царстве спящих или слепых людей. С тех пор, как я надела корону Риллю и ввела его в эти покои, мне кажется, что мой дворец умер. - Слезы потекли из глаз Амайи. - Верни ему жизнь, Маг! Верни мне радость сердца!
Мунгр достал из-под плаща сверток и протянул его принцессе. Это было волшебное платье Мага. В одно мгновение Амайя облачилась в него, и красота ее засверкала сказочным блеском.
Как вихрь, она бросилась в толпу, заполнявшую залу. И там, где она проходила, людей охватывало веселое безумие. Привычные понятия, серьезные взгляды, строгие устои рушились, как карточные домики. Тяжелый гнет опасности, придавивший гостей в начале бала, вдруг исчез. В конце концов, быть может, все это была только шутка, которую царственная чета решила разыграть перед своими подданными? Ведь сам принц провозгласил свободу и теперь как будто не чувствует оскорбления. А принцесса? От нее и вообще следовало ожидать каких угодно фантазий. И толпа придворных единодушно решила, что это праздник чудачеств. Танец Амайи вернул им ощущение детства, и с беспечной радостью люди последовали за своей принцессой. Очарованная ее красотой, оглушенная звуками незнакомых мелодий, опьяненная весельем, вся толпа, не зная, как танцевать, танцевала, смеялась, не зная чему, и была счастлива, не понимая причины своего счастья.
Солнце поднялось над горами, когда последние звуки праздника смолкли. Уснули утомленные гости, забыв снять свои роскошные наряды, и даже рыцари, стоявшие на страже, склонили головы к длинным копьям, не в силах преодолеть дремоту. Только три человека во всем дворце не спали. Это были Мунгр, Амайя и Рилль.
Принц в задумчивости сидел на троне, и цветок ириса увядал в его руке.
- Скажи, Маг, согласился бы ты отдать свое платье взамен Амайи? Волшебник усмехнулся:
- Чужое достояние не сделает тебя богатым. Ирис увядает, и ты перестаешь быть настоящим принцем!
- Нет, нет! - воскликнул Рилль. - Я испытал за эту ночь и боль и счастье.
707
Я понял твои слова и потому больше ничего не буду просить у тебя или у Амайи. Она свободна и вольна уйти за тобой, если захочет покинуть свой дворец.
Это были слова настоящего принца и Маг испытующе взглянул на Амайю. Она заколебалась.
Принц Рилль сидел на троне, и лицо его было бледнее первых утренних облаков.
- Я... - начала Амайя, но вдруг замолчала.
Всего на миг ее охватило сомнение, а Маг уже исчез.
Прошло еще время, и вновь Амайя постучалась в дом Мунгра.
- Я не смогла не вернуться к тебе! Ирис увял, и Рилль забыл свое великодушие. Теперь он гонится за мною. С ним воины и все те, кого он убедил, что ты черный колдун, посылающий смерть и наваждения. Мы должны бежать.
- Жаль, - ответил Маг, - Рилль был так близок к тому, чтобы остаться настоящим принцем в тот последний миг, если бы ты ушла! Но дорога еще не кончилась. Надень платье и двинемся в путь.
И вот зазвенела волшебная музыка, и двое всадников понеслись в сторону леса.
Долго преследовала их погоня, пока не загнала на скалистую гору. В русле высохшей реки у самого обрыва остановился конь Мага. Амайя обняла его за шею:
- Только не поражение, Мунгр! Только не возвращение!
Он улыбнулся ей в ответ и стегнул коня. Бешеный поток водопада ударился о камни вместо всадников. В одно мгновение к реке вернулась жизнь, и испуганные преследователи бросились врассыпную. Рилль остался один у водопада. В отчаянии сорвал он с головы корону и швырнул ее в волны.
Чья-то рука поймала ее, и через мгновение из кипящей воды вышла прекрасная женщина.
- Кто ты? - воскликнул Рилль, не в силах сдержать удивление и восторг.
- Я - Тулли, мой принц. - отвечала она. - Маг возвращает тебе корону, а мне - жизнь. Теперь от нас зависит стать счастливыми.
Рилль и Тулли вернулись в свою страну и были до конца настоящими принцем и принцессой.
А водопад шумит и по сей день. И в ночи полнолуния... принадлежит только Магу и Амайе.

ДИОСКУРИЯ
ой путь проходил через Клухорский перевал среди грозного величия Кавказских хребтов. Было еще темно, когда я выбрался на узкую тропу и стал подниматься в гору. Облака медленно переползали через каменную преграду, оставляя разодранные клочья своих тел в узких расщелинах. Время от времени перед глазами вставали снежные вершины. Озаренные лунным светом и загадочной тишиной, они казались суровой стражей, закованной в ледяную броню и стерегущей сон Вечности... Невольный трепет охватывал меня по мере того, как я приближался к ним. Но вот густая пелена тумана окружила меня, и я остановился. Минуту назад я шел по краю бездны, и дорогу мне преградила скала. Я не успел заметить, с какой стороны тропинка огибала ее, и теперь от выбора пути зависела моя жизнь. Я сел на землю и погрузился в раздумье: ждать ли, когда облако, окутавшее меня, рассеется? А что, если погода решила испортиться надолго и в конце концов угостит меня снегом?
Взглянув на свои легкие сандалии, я почувствовал холод. Впереди еще долгий путь, в конце которого меня ждала прекрасная Диоскурия...
Совсем недавно я прочел о том, что на дне Сухумской бухты обнаружен затонувший греческий город, образно названный Кавказской Атлантидой. Странный интерес, внезапная нежность и почти непоколебимая уверенность в том, что я знал этот город, возникли во мне в то же мгновение, как я произнес имя Диоскурии. Теперь, спеша к цели моего путешествия, я представил себе весь Пантеон греческих богов, культ которых безвозвратно исчез. Но разве боги могут быть уничтожены? Да, их питала вера людей, потом они были забыты. Но голодные боги все же остаются богами. И здесь, на высоте, они доступней, ибо недаром жили на светлом Олимпе. О, если б кто-нибудь явился указать мне дорогу!
Мой призыв не пропал даром. Лунный серп пробился сквозь облако слева от меня. Я благополучно обошел скалу слева, и тропинка стала ровнее. Опять густой туман ринулся мне навстречу, но перед моими глазами по-прежнему был виден свет. Он не стоял на месте, но двигался вперед, и я, доверяясь ему, шел за ним следом. Пахнуло холодным ветром, и тень моя упала на тропинку. В прорыве облаков засияла луна. Ее лучи отразились на золотом шлеме и острие копья, которое держала в руках стройная женщина. Облаченная в длинную белоснежную тупику, она, не оглядываясь, тихо скользила впереди меня. До самого рассвета, пока острые зубцы хребта не окрасились встающим солнцем в нежно-розовые тона, я шел за моей проводницей. Потом, уже спускаясь с перевала, я стал встречать пастухов. На мой вопрос, не проходил ли здесь кто-нибудь, они утвердительно кившш: "Одна". - Кто она?
Пожатие плечами вместо ответа. Я ускорил шаги, почти бежал. За каждым поворотом напрягал зрение, порой даже слышал шаги. И наконец у подножья одного из водопадов ее руки раздвинули водяные струи, как если бы это была сверкающая бисерная ткань.
709
- Ты хотел меня видеть? - произнес голос, подобный аккордам арфы.
- Да, великая Афина!
Улыбка скользнула по ее прекрасному лицу.
- Ты хочешь узнать свое будущее?
- Нет, - ответил я, - прошлое. Открой мне, жил ли я когда-нибудь раньше и что за странная любовь влечет меня к затонувшей Диоскурии?
Рука ее коснулась моих глаз, и она исчезла... Я с удивлением увидел, что моя одежда превратилась в легкий хитон, расшитый узорами, золоченые сандалии крепились к ногам тонкими ремнями. Кожа на теле стала смуглой, и короткий меч висел у пояса, украшенного зелеными камнями.
- Кадор! - позвал голос богини, и я ощутил, что это мое имя.
На одно мгновение память моя, погружаясь в бездну, пыталась уцепиться за реальность. Кадор - название реки, впадающей в море. Нет, это случилось после. После той истории, которая произошла с юношей Кадором, спустившимся однажды с гор в прекрасную Диоскурию.
...Трудно сказать, кем он был. Поэт ли, художник, скульптор... Все одинаково привлекало его. Рисуя картину, он сочинял стихи, обнимая девушку, запоминал фигуру, чтобы затем изваять ее. Легки были его ноги, приносившие беззаботную радость, нежны руки, превращавшие жизнь в детскую игру, ясны глаза, видящие мечту скорее, чем действительность.
...Ранним утром Кадор ступил в Диоскурию. Все спало, и даже воины у городских ворот застыли, склоняясь к длинным копьям. Юноша шел медленно, разглядывая дома, окруженные цветущими садами, стройные колонны храмов, роскошные дворцы, украшенные статуями героев. Тишина города казалась настолько необычной, что Кадор в конце концов остановился, боясь своими шагами разбудить ее. Море лазурной стеной привстало до самого горизонта, и малейший звук мог обрушить его в ладони гор, на дне которых притаилась Ди-оскурия.

Внезапно странное явление поразило юношу. Он стоял на месте, а улица словно двигалась ему навстречу. Какая-то незримая волна, наступая, преображала дома. Их краски становились ярче, стекла сияли, на мраморных фигурах исчезали все трещины, отвалившиеся капители колонн восстанавливались. На глазах Кадора часть улицы обновлялась, являя первоначальную красоту, а часть, оставшаяся около него, сохраняла свой обычный вид. Волшебная волна остановилась, и юноша почувствовал, что его кто-то разглядывает.
- Кто ты? - шепнул он.
- Кто ты? - ответил другой шепот, и тонкий аромат магнолий коснулся его лица.
Радость охватила Кадора, словно город давно-давно ждал его прихода и вышел его встретить, надев свои лучшие наряды.
- Я знаю тебя, ты - Душа Диоскурии! - И Кадор преклонил колени.
- Душа Диоскурии, - повторил голос.
Солнечные лучи упали на причудливые облака, отразившиеся в море, и первая утренняя волна ударилась о берег. Хрупкие видения покинули спящие дома, и теплый ветер развеял их следы в голубых небесах. Кадор долго не мог очнуться от явившейся ему грезы и, протягивая руки, без конца повторял имя Диоскурии.
Он остался в городе, который полюбил с первого взгляда, и, верно, не было

более пылкого поклонника его красоты, чем Кадор. Получая деньги за свои работы, он тратил их на реставрацию старых домов, украшение храмов, посадку деревьев и цветов, и никто из жителей не осмелился бы назвать его пришельцем. Скульптуры Кадора скоро украсили собой пышные сады горожан. Каждая его новая работа ничем не напоминала предыдущие, и вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, откуда он черпал вдохновение. Много раз юноша пытался снова встретить Душу города. Но неведомые чары усыпляли его так же, как и всех жителей Диоскурии, пока однажды он не нашел способа избежать сна... Поздним вечером Кадор покинул город и за его воротами ожидал первых лучей рассвета. И вот вновь он увидел Диоскурию преображенной... И в тишине вел беседу с Душой города:
- Ты обманул моих гонцов, и они не усыпили тебя, - произнес ее голос.
- Я так хотел тебя видеть, - ответил юноша.
- Но разве ты видишь меня? - рассмеялась Душа.
- Да. И вижу тебя в образе прекрасной богини, чье изваяние стоит в моей мастерской.
- Ну что ж, если оно мне понравится, я, может быть, примерю его.
И на следующую ночь мраморная фигура Диоскурии, в которую он вложил все свои чувства к незримой возлюбленной, сошла со своего пьедестала. Не веря самому себе, Кадор шел по улицам, держа за руку мраморную Диоскурию. Любовь его тронула богиню, и улыбкой она встречала его стихи и песни. Часто, играя с юношей, она воплощалась в другие фигуры, но он узнавал ее по голосу и с детской радостью бросался навстречу. Кому еще из художников, кроме Пигмалиона, выпадало счастье видеть свои работы ожившими!
- Кадор, я хочу чтобы ты стал правителем города, - сказала Диоскурия. - Сможешь ли ты остаться достойным среди опасностей, которые грозят мне?
- Пока ты со мной, я все могу, - ответил юноша,
И вот пришел час испытания. Из далекой Эллады приплыли послы, требуя, чтобы жители города готовились к войне с целью расширения своих владений. Именем великого Зевса, чья фигура возвышалась посреди площади, они звали диоскурийцев выставить войско в поддержку флота, шедшего из Спарты. Смолкли веселые песни, тяжкой заботой омрачились лица. Жители разделились на две партии. Знатные горожане, облачась в сверкающие доспехи, возносили жертвы жаждавшему крови Зевсу. Простой народ глухо роптал, не желая подчиняться воле далеких ахейцев.
- Воздвигни статую Посейдону - богу морей, - сказала Диоскурия скульптору. - Он покровитель города.
И вот однажды утром жители обнаружили, что громадная статуя Зевса исчезла, на ее месте сидел Посейдон, и лицо его было обращено к морю. Кадор стоял у его подножия, убеждая народ:
- Нас кормит море, и великому Посейдону, чьи владения принадлежат всем и никому, ибо их нельзя разделить, посвящен наш город. К чему нам сражаться за земли, которые нужны Спарте? Вода побеждает огонь. И не она ли является вестницей мира? Наш город свободен и счастлив, неужели мы понесем разрушение в земли соседей?
Громкими криками одобрения встретили люди речь Кадора. Венки из цветов были возложены к чудесной статуе. Искусство сохранило честь города.
Но прошло немного времени, и разгневанные спартанцы окружили город. Жестокую кару готовили их военачальники за ослушание, собираясь разрушить и предать огню цветущую Диоскурию.
Жители решили защищаться, выбрав своим вождем Кадора.
В ночь перед приступом Диоскурия явилась скульптору:
- Готов ли ты отдать свою жизнь, чтобы спасти город?
С улыбкой склонился к ее ногам юноша.
Наутро вооруженный народ собрался у статуи Посейдона, чтобы вознести жертву и дать клятву верности своему городу. Вот загремели трубы, приветствуя колесницу Кадора. Но когда она остановилась, люди в смущении замерли. Прекрасная женщина с жезлом вождя вышла из колесницы, и многие затрепетали, узнав в ней ожившую статую скульптора. Но это была не холодная мраморная фигура. Облачась в горячую человеческую плоть, стояла Душа города перед своими жителями!
Запылал жертвенный огонь, и в это мгновение стрелы предателей, открывших ворота врагам, пронзили тело богини. Страшный крик пронесся над толпой. Дрогнул гигант Посейдон. Медленно поднялся он со своего сидения и, взяв в руки тело Диоскурии, тяжелыми шагами двинулся к морю. Земля содрогалась под его ногами, каждый шаг статуи заставлял ее оседать.
Море расступилось перед ним, а затем хлынуло на город, поглотив его.
...Я опять стоял на тропе. Внизу подо мною бурлил горный поток, несущий свои воды к морю. Его назвали Кадор. В подводных глубинах он находит прекрасную Диоскурию.
А я9..
ЧЕРНЫЙ ПРИНЦ
очь была удивительная. Сад благоухал цветущим жасмином, а с моря доносилась неумолчная песня прибоя, ей вторили тонкие трели сверчков. На деревьях горели разноцветные фонарики, а из высоких готических окон замка слышалась музыка и веселые голоса танцующих. Вот из дверей, держась за руки, выскользнула пара и скрылась у подножья старого платана.
- Я люблю вас, я никогда не была так счастлива, как в эту ночь, - прошептала девушка, склонив голову на грудь молодого человека. Он взглянул на нее:
- Звезды побледнели... Жизнь дарит вашим глазам еще один рассвет.
- Нет, нет, - торопливо ответила она. - Звезды сияют ярче., утро еще далеко, я не хочу, чтобы вставало солнце. Оно отнимет у меня этот прекрасный сон. Слышите... Я боюсь утерять даже частичку своего счастья. Мне кажется, пробуждение страшнее смерти...
- Что же, пусть будет так, моя любимая, - произнес юноша и тихо поцеловал ее.
Она закрыла глаза, радостная улыбка осветила лицо ее, трепет пробежал по телу, дыхание прервалось, и смерть остановила ее сердце. Молодой человек осторожно опустил тело на скамью, затем сорвал несколько белых цветов и,
*•• 220.S7 113

положив их на грудь умершей, медленно скрылся в аллее...
Утром испуганные гости, забыв об усталости, толпились кучками в нарядных залах, толкуя о происшедшем. Слуги, сменив праздничные одежды на траурные ливреи, черным крепом закрывали зеркала. Оплывшие свечи в канделябрах продолжали гореть, хотя взошло солнце.

- Я видел, как она танцевала с Черным Принцем, - сказал старый вельможа, покачивая головой, - а это значило, что дни ее сочтены. Люди окружили старика, с удивлением и страхом слушая его слова.
- Кто такой Черный Принц? - спросил маленький паж с заплаканными глазами. - Я убью его.
- Кто он, скажите, - подхватили остальные гости.
- Думаю, он не заслужил вашего гнева, - отвечал вельможа, нахмурившись. - Черный Принц является на балах девушкам, которые должны скоро умереть, и дарит им счастье в последние минуты жизни. Вы все видели улыбку на губах умершей. Я же слышал о Принце еще от своего деда, а он в свою очередь - от своего, так что вы можете судить о том, насколько он древен. Однако судьба к нему милосердна. Он вечно молод и прекрасен, как в день своего совершеннолетия.
О, тогда, конечно, Принц и представить себе не мог, что ожидает его. Он обладал пылким сердцем и веселым нравом. Больше всего на свете он любил балы и маскарады и танцевал так, что никто не мог сравниться с ним. Дамы, которым выпадала честь быть приглашенными Принцем, совершенно серьезно утверждали, что во время танца они как будто летали по воздуху, ни разу не коснувшись пола.
Тот год, когда Принц должен был взойти на престол, казался особенно удачным: земля дала богатый урожай, враги были разгромлены и заплатили большую контрибуцию, придворные выстроили прекрасные дворцы. По всей стране царило веселье. Каждую неделю устраивались праздники и маскарады, и Принц во всем принимал участие.
Однажды осенью на балу он увидел даму, которая сразу покорила его. Ее звали Анджела. Всю ночь Принц танцевал только с ней и под утро, прощаясь, произнес слова любви. Она ушла, унося на своем пальце его перстень... Но напрасно Принц ожидал ее на следующий день, напрасно расспрашивал своих придворных и искал. Анджела исчезла, и никто не мог указать ее следа.
В юности раны заживают быстро... Новый великолепный бал закружил в веселых танцах разряженных гостей. И среди сотен танцующих Принц снова выбрал себе даму. Она танцевала необыкновенно легко. Глаза ее пьянили сильнее столетнего вина, и, забыв обо всем на свете, Принц шептал ее имя - Миральда. И вот, как и в прошлый раз, расставаясь, юноша признался ей в любви. Она улыбнулась ему, и что-то знакомое мелькнуло в ее улыбке. Невольно Принц опустил глаза и вдруг увидел на своей руке старый перстень. Не сознавая, что делает, юноша вновь снял его и подарил Миральде. Она ушла, а Принц в задумчивости возвратился во дворец... И эта девушка больше не появлялась. Опять шли дни, и он не мог найти ее...
На следующем маскараде Принц танцевал с Клориндой. Ее красота казалась волшебной, голос звучал как музыка. Но опять все произошло, как прежде. Вместе с поцелуем красавица получила перстень Принца и также скрылась... Так

V
повторялось еще три раза. Виктория, Сельвина, Орланда, покорив сердце юноши, сменили одна другую и исчезли. Он уже не искал их, но с какой-то мрачной настойчивостью, бросая вызов судьбе, дарил свой возвращающийся перстень каждой новой возлюбленной...
Наконец страх и отчаяние охватили Принца. Он заперся в замке и велел никого не пускать к себе...
Однажды глубокой ночью сопровождаемый несколькими верными придворными Принц покинул дворец и отправился в один из своих уединенных горных замков. Никто не знал, что с ним случилось... Однако слуги шептались, что когда, вернувшись с последнего бала, Принц подошел к зеркалу, то в ужасе отшатнулся: лицо его бороздили глубокие морщины, волосы стали совершенно седыми, а глаза запали и потускнели... Вскоре прошел слух, что Принц отказался от престола в пользу своего младшего брата. Прошло три года, и уже редко кто вспоминал несчастного отшельника... Между тем он одиноко жил в горах, терзаемый своими неразделенными чувствами, разбитыми надеждами и страшным проклятьем, превратившем его в старика.
Как-то ночью Принц услышал топот копыт и кто-то постучал в ворота замка. Слуги спали, и он не мог добудиться их. Взяв канделябр, он спустился к порогу. Налетевший ветер мигом задул свечи, но Принц успел разглядеть во мраке темный силуэт кареты. Он подошел ближе и увидел, что дверцы ее распахнуты, но не внутри, ни наружи никого нет. Странное чувство охватило Принца. Ему показалось, что все это происходит во сне. Поддавшись внезапной причуде, он прыгнул в карету. Тотчас раздался храп лошадей, и они понеслись по неведомой дороге среди скал и обрывов... Вот карета остановилась, и Принц очутился перед своим бывшим дворцом. Ярко горели огни, звучала музыка. Он вошел в залу. Какие-то кавалеры и дамы в блестящих костюмах танцевали, но лица их были бледны и печальны...
На троне сидела прекрасная женщина с маленькой короной на голове. Увидев Принца, она улыбнулась, и что-то знакомое было в ее улыбке. Музыка заиграла новую мелодию, и Принц закружился с королевой бала в танце... Тени танцующих падали на стены, то вырастая, то уменьшаясь в размерах, и мгновениями казалось, что люди в зале исчезают, превращаясь в темные фигуры на гобеленах. Горящие факелы бросали колеблющиеся отблески на лица, и Принцу чудилось, что он видит среди танцующих Анджелу. Но вот за ней он узнал облик Мираль-ды, Клоринда грустно кивнула ему. Виктория, Сельвина, Орланда так же внезапно промелькнули перед ним и исчезли. Принц закрыл глаза, но тогда стал слышать чей-то шепот:
- Взгляните, вот танцует обреченный.
Наконец музыка смолкла. В окна дворца медленно пробивался рассвет. Принц стоял перед своей дамой, опустив голову. Сердце его томилось и болело. Вот рука королевы коснулась его губ, и он с ужасом узнал у нее на пальце свой перстень.
- Почему вы не скажете, что любите меня? - раздался тихий голос.
- Вы знаете это сами, - ответил бледный Принц.
- Да, знаю, но хочу слышать снова.
- Зачем вы мучаете меня? - воскликнул он. - К чему вам любовь старика? Через минуту вы исчезнете, а я состарюсь еще на пятьдесят лет.
Но если я останусь, ты умрешь от первых лучей солнца, - прошептали ее губы. -*-;Да и тогда я не смогу быть с тобой, я могу только провожать! Прииц упал на колени перед дамой:
- Умоляю вас, откройте мне, кто вы! Мне кажется, я давно знаю вас, но не могу припомнить...
- Я - Смерть, и я - твоя возлюбленная, - отвечала королева бала. - Впервые я встретила среди людей одного, кто не отшатнулся от меня, а подарил мне любовь свою. В тот первый праздник среди сотен танцующих дам ты выбрал ту, чья жизнь должна была оборваться на следующий день. Воистину твои глаза остановились на прекраснейшей, ибо в ней уже была я. Вспомни, что умирающие цветы пахнут сильнее. Так же с людьми: перед смертью их красота вспыхивает чудесным огнем... Но немногие могут оценить это. Порой явление Души пугает более, нежели немощи тела. Страх перед могилой отталкивает людей от тонкой красоты умирающих. Они чувствуют мое присутствие и бегут прочь. Ты же, мой Принц, напротив, находил меня среди толпы и выбирал дамой своего сердца. Анджела, Миральда, Виктория, Клоринда, Сельвина и Орланда - ты полюбил их из-за меня. Теперь я хочу, чтобы сердце твое, не страшась, знало ту, которой оно принадлежит. Скоро восход озарит лицо твое и я исчезну. Говорят, что любовь сильнее Смерти. Пусть так, но пусть любовь Смерти сделает тебя вечно юным. Да будешь ты вестником моего прихода для таких же юных, как ты. Мы расстаемся, но ты вновь и вновь будешь искать меня и находить, хотя лицо мое будет всякий раз иным. Моя изменчивость сделает любовь твою постоянной. Твой перстень останется у меня и будет тому залогом. - И она исчезла...
Солнце коснулось лица Принца, и его молодость и красота вернулись. С тех пор его стали видеть на балах и прозвали Черным Принцем. Он празднует вечную свадьбу со Смертью и тех, кто танцует с ним, одаряет счастьем любви в последние минуты их жизни.
...Старик умолк. Гости стояли не шевелясь. Из замковой часовни доносилось печальное пение монахов.
СОН
ому ведомы границы пространств? Где, в каком месте месте кончается север и начинаются владения юга. Откуда отсчитывать мили царств, чтобы найти то тридесятое, что за тридевять земель?.. Четкие грани кристалла дают возможность увидеть его сердцевину, и светом красоты она является миру. Берега морей и рек - чудесная оправа для сокровищ водной стихии. Но по каким признакам можно найти границы стран маленьких и больших, где душа земли связана с душой растений и животных, где люди, взглянув вокруг, чувствуют, что это их край, их родина? "Все, чего достигает взор человека, принадлежит ему", - сказал один мудрец. - "Тогда не гляди на небо".- возразил другой. - "Напротив, - ответил первый, - карта неба накладывается на землю, чтобы люди вырастали до звезд".
Так это или не так, стоит поразмыслить. А пока можно послушать историю, что случилась когда-то и с тех пор повторяется и повторяется.
117

На самом краю поселка протекал ручей, за ним располагалось болото, а за болотом - лес. Узенькая тропинка пролегала от кочки до кочки и затем исчезала среди высоких деревьев. Но вот время или люди осушили болото, ручей измельчал, и только осенью по дну его журчала вода. На торфяной почве ничего не росло, и обширный пустырь разместился между поселком и лесом. Кто-то однажды решил, что это место не должно пропадать, и прямо посреди пустыря выстроил дом. Однако никто из жителей не последовал его примеру, и дом на пустыре - а некоторые называли его домом на болоте - так и остался стоять один. Может, потому судьба тех, кто в нем жил, складывалась необычно.
В самом деле, дом казался маленьким замком, защищавшим дорогу к поселку. Жившие в нем люди первыми встречали опасность, будь то волки, враги или иные неожиданности. Высокий частокол окружал дом, а над ним узкими окончаниями хмурились крепкие башенки. С годами забор разрушился, рыцарская доблесть померкла в сердцах жителей и былая слава обернулась недоброй молвой, что дом на болоте - гиблое место и те, кто живут в нем, прокляты. Может, эти слухи и имели под собой какие-то основания... Раздражение и озлобленность по отношению к обитателям дома время от времени толкали сельчан на крайние меры. То один, то другой, подвыпив, клялся поджечь "пустырников". Выбрав ненастную ночку, отправлялись они на болото, но там пропадали неведомо куда, и никто не мог затем найти их следа.
Ясно, что эти случаи не могли примирить враждующие стороны. Трудно сказать, кто был виноват, что замок на пустыре из друга стал бельмом на глазу поселка.
...И вот как-то в доме родилась одна славная девочка. Назвали ее Талья. Была у нее очень мечтательная головка, и больше всего на свете она любила сказки.
- Что из тебя получится? - горевала ее мать, - Ты всю жизнь готова провести в мечтах.
И впрямь Талья словно грезила наяву. То рассказывала о каких-то чудесных снах, где встречалась с болотными жителями, то уверяла, что слышит по ночам пение деревьев, то видела сражения у замка. Но вот пришла к ней настоящая беда. Она заболела, и вскоре ноги отказали ей. Долгие дни она лежала в постели и сквозь окно смотрела на пустырь. Горько было у нее на сердце. Ничего, о чем она мечтала, не сумело свершиться в ее жизни. Как ненужный сорняк она появилась на свет, и судьба погнала ее обратно в землю, из которой она появилась. Тоска ложилась тяжким камнем на сердце девочки, и горючие слезы не облегчали ее...
Однажды ночью приснилось Талье, что из лесу, куда она так часто глядела, ожидая хоть какого-то чуда, которое спасло бы ее, вдруг появилась кавалькада всадников. Впереди ехал юноша в великолепном бархатном наряде с большими страусовыми перьями на берете. Его сопровождали закованные в броню рыцари с длинными копьями и мечами. Не возникало сомнения, что это был принц, и, забыв о болезни, Талья хотела вскочить на ноги и выбежать ему навстречу. Увы, она не могла сделать ни одного движения. В отчаянии она позвала на помощь, хотя в доме никого не было:
- Эй, эй, эй, помогите мне кто-нибудь!
В печке что-то зашуршало, и вдруг перед ней появилась фигура высокого старика с фонарем в руке. Он был в монашеском облачении, лунный свет
118

отражался на его лысом черепе, и под мохнатыми бровями таинственными зеленоватыми огоньками сверкали какие-то дремучие глаза. Тяжело вздохнув, он протянул к девочке руку.
-Кто ты? - испуганно воскликнула Талья.
- Можешь звать меня отцом Пустырником, - ответил старик, - я - дух этого дома.
- Помоги мне подняться, чтобы встретить принца, если это возможно!
- Все возможно во сне, когда светит луна и ее лучами соткана наша жизнь, - пробормотал он и протянул ей фонарь. - Возьми его и не выпускай из рук, иначе принц не увидит тебя, да и ты можешь заблудиться.
Талья взяла фонарь, и в то же мгновение на ней засверкало раскошное платье из шелка и парчи... Ноги вдруг обрели силу не только двигаться, но и танцевать. Еще несколько мгновений, и она улыбалась стояла перед принцем, а он восхищенно смотрел на нее. Пустырь тоже внезапно преобразился. Посреди него возникло прелестное озеро. Серебристые ивы купали в нем длинные листья. Благоухающий цветами сад окружал их, белоснежные лилии светились в темноте, а на волнах озера среди камыша поднимала голову чудесная виктория-регия. Свита ли принца или подданные отца Пустырника достали музыкальные инструменты, и уже через какое-то время дивная музыка зазвучала над озером. Всю ночь танцевала Талья с принцем, и вслед на ними, кружась, неслись тени каких-то существ. Озеро то сужалось, то расширялось, дорожки вокруг него переплетались, и наконец под утро они оказались перед замком Тальи. Измученная, но счастливая, она поставила фонарь на землю. В то же мгновение все вокруг побледнело и стало исчезать. Еще миг, и она опять оказалась в своей ненавистной постели. Наступил день, а девочка с нетерпением ждала следующей ночи.
И когда она снова наступила, Талье не пришлось разочароваться. Опять все повторялось. Их встречи продолжались, принося столько счастья и радости. Однако каждая разлука становилась все более тяжелой для Тальи.
- Почему вы покидаете меня, добрый принц? Почему Вы не хотите забрать меня в свое королевство, чтобы мы могли не расставаться ни на один час? Принц в удивлении отступил и склонил голову:
- Прости меня, прекрасная принцесса, но, во-первых, я сам хотел спросить, почему вы исчезаете перед наступлением утра? А во-вторых, я должен признаться, что у меня нет никакого королевства, кроме вашего, где мы встречаемся. Я всего лишь больной мальчик. Меня зовут Тон. Я живу далеко-далеко отсюда, за лесом. Но, живи я много ближе, все равно не смог бы приходить к вам, потому что мои ноги давно отказали мне. Я могу передвигаться только на сказочном коне, который является за мной, как только я засыпаю.
- Отец Пустырник! - обратилась Талья на следующую ночь к своему покровителю. - Я не хочу расставаться с принцем. Оставь нас во сне навсегда. Старик испытующе взглянул на нее:
-Да, пожалуй, и впрямь у тебя не осталось времени для жизни, только для сна его будет достаточно.
И на следующую ночь, когда Талья танцевала с принцем, в дом на болоте пришла странная гостья, не пожелавшая открыть лица. Пустырник встретил ее и пригласил к столу.
пп
- Ну что, бросим карты. Ведь ты не хочешь расставаться с этой девочкой, я знаю, - обратилась незнакомка к домовому.
- Ты права, как может быть права одна Смерть,- ответил Пустырник. Они распечатали колоду и стали играть.
-Твоя любовь тебе помогает, - сказала гостья, проиграв партию. - Ты выиграл еще один день для девочки, но я спешу и не могу откладывать свои дела надолго. Жди меня завтра.
На следующую ночь Пустырник выиграл снова. Гостья рассмеялась:
- Не лучше ли тебе загадать желание, пока ты не проиграл?
- Пожалуй, - согласился Пустырник, - я хочу, чтобы Тон и Талья соединили свои судьбы!
- Идет! - кивнула незнакомка.
Третья ночь оказалась ночью полнолуния, и Пустырник выиграл в последний раз.
- Могу поручиться, что больше у тебя ничего не выйдет! - прошептала странная гостья.
- Я знаю это. Могу ли я умереть вместо них? - спросил старик.
-Да, - ответила Смерть, подумав, - но я оставлю их во сне, а ты навсегда перестанешь существовать!
- Я согласен! - ответил Пустырник.
- Тогда иди к ним проститься!
Она поцеловала старика. Он вышел из дома и остановил танцующих.
- Талья! Твое желание исполнится. Ты не будешь больше разлучаться с Тоном.- Старик достал откуда-то корону, усыпанную синими огоньками, и надел на голову девочки.
-- Венчаю тебя принцессой болотного замка. Пусть это будет память обо мне.
Он взял из руки девочки фонарь и швырнул в небо. Тысячами сверкающих искр рассыпался фонарь и огненным дождем пал на землю.
Наутро в доме на пустыре мать не нашла Тальи. И также далеко от этих мест в одном из домов родители не нашли Тона. Они исчезли? Нет. В лунные ночи на пустыре звучит музыка и появляется прекрасный сад, голубые огоньки танцуют среди распустившихся цветов и над поверхностью озера, и тот, кто умеет подсматривать чужие сны, видит счастливых принца и принцессу.
А дом на пустыре сгорел на следующий же день, как исчезла Талья. Может, искорка от волшебного фонаря виновата? Хотя нет, старый Пустырник все равно бы проиграл Смерти в четвертый раз, а без него дом на болоте не мог остаться.
121

КРЕЙСЛЕРИАНА
ак печально на исходе дней открывать истины, которые могли бы подарить тебе свободу еще много дней назад! Но увы, твою юность наполняли чужие мысли, заимствованные мнения, выверенные образцы поведения. С детских лет тебя приучали к клетке и дрессировали, чтобы ты ухватил кусочек счастья.
Ученые невежи вбивали в голову отшлифованные идеи, и ты усваивал, что верить себе нельзя, если кто-либо из окружающих не разделит твои убеждения. "Объективная реальность", "научная обоснованность", "логика фактов"... Сколько же словесной галиматьи придумал наш век разума? О, конечно, не счесть высоких достижений цивилизации, но взгляни вокруг! Вечер человечества, закат скрывает даль горизонта. Холодно в нашем мире, темно от ослепительного света мелочных знаний, пусто от толпы людей, чуждых друг другу... Ибо утрачена живая душа детей Адама...
Не помню, как мне удалось однажды очнуться и сбросить с себя цепи, отказаться от навязанных образцов мыслей и чувств...
Но случилось... Я понял, что рожден быть свободным, что и каждый из людей рождается в своем мире, со своим временем, со своими законами. И мы видим окружающее своими глазами и также слышим каждый свое. И если иметь храбрость и верить себе, то и мир предстанет не старым и седым, но вечно юным и блистающим всеми красками. Только не оглядывайся, не ищи поддержки, объяснений... Вперед, с верой в свой мир!
Пусть тень Иоганнеса Крейслера падет на эти страницы. Пусть чудесный дух музыки сопроводит его явление. Пусть для таких же усталых путников, как я, откроются двери фантазии, ибо жизнью правит Великая игра детей и силы искусства.
А сам Господь даровал каждому возможность быть композитором и создавать свою музыку. Впрочем, тем же талантом наделен и дирижер, и артист, и слушатель, потому что все сопричастны творчеству...
Немало странных людей встречается среди музыкантов. Столь причудлив и необычен их внутренний мир, что порой не с чем его сравнить, а значит, и решить, что считать нормой. Вероятно, так же трудно уследить за постоянно меняющимися границами искусства. То, что вчера было каноном, сегодня устарело, то, что сегодня кажется безумием, завтра может быть сочтено гениальным. Впрочем, если оставить право оценки профессионалам, то все же для нас остается очень важным вопрос: влияет ли музыка на человеческую жизнь, и если да, то как? Ясно, что речь идет не просто о тех или иных настроениях, которые вызываются гармоничным звучанием инструментов. Не может ли быть, что она являет собой воплощенный голос самой Судьбы, тайную силу, которой движется наше существование? Вот рождается тайный посланник Рока и через него мелодия бури входит в сердца людей. Дикое пламя гнева, самолюбия и злобы вливается в них, и, гремя оружием, они идут на войну. Но вот меняется расположение звезд, героике битвы приходит на смену красота грез и чудо гармоний. Дивные мелодии зовут человечество к любви и добру. И вместе с ними являются художники, поэты и архитекторы, чтобы украсить жизнь, воспеть и запечатлеть

8.G
ее на века. Но что говорить, не обращаемся ли мы в храмах к Всевышнему на языке музыки, когда поем молитвы? И не отвечает ли Он нашей душе великими мелодиями, исполненными то радости, то трагизма, когда звучат концерты и симфонии гениальных композиторов? Вопрос в том, как понять этот язык...
В одном старинном городе учились при консерватории трое довольно занятных студентов - Эльва, Вилл и Морилэй. Каждый обладал своеобразным характером, незаурядным талантом, да и внешностью они, пожалуй, выделялись в толпе. Эльва, тонкая, стройная, с лицом итальянской камеи, прозрачной, чуть ли не перламутровой кожей, казалась существом, лишь на мгновение заглянувшим в наш мир. Ее абсолютный музыкальный слух и невероятная чуткость ко всему заставляли ее держаться несколько отчужденно. Никакие грубые материи не должны бьши затрагивать ее жизнь. Она пришла от искусства, воплощала собой гармонию и уже одним своим присутствием украшала любое общество. Что говорить, если она всюду была желанна, всеми любима, и, что бы она ни делана, все казалось совершенством из-за ее удивительной красоты. Впрочем, было бы несправедливо приписывать ее музыкальные достижения эффекту ее внешности. Эльва обладала значительным дарованием, и игра ее на рояле лишена была и тени чьего-либо влияния. Любопытно, что учителя ее сходились во мнении, что она играет необыкновенно правдиво.
Значило ли это точную передачу мысли композитора, искренность исполнения или чистоту души, проявляющуюся в звуках, трудно сказать. Скорее и то, и другое, и третье.
Следующим героем этой истории был Вилл, считавшийся ближайшим другом и женихом Эльвы. Высокий, сильный, жизнерадостный молодой человек, богатый и удачливый. Великолепно владея исполнительской техникой (а он также учился по классу рояля), Вилл, помимо этого, обладал тончайшей интуицией. Трудно сказать, как ему удавалось, но он угадывал, какое исполнение импонирует его учителям и слушателям. Его приводили в пример товарищам, но никто не знач, что, оставаясь один на один с роялем, Вилл становился беспомощнее ребенка. Он привык подслушивать чужие чувства, ему требовалась подсказка, он не понимал, как играть, ибо не знал и боялся себя и потому был пуст. Надо ли объяснять, что Эльва с ее душевными сокровищами была настоящей находкой для музыканта. В ее присутствии он мог создавать шедевры исполнительского мастерства. Кстати, внешне эта пара казалась созданной друг для друга. Благородный рыцарь и неземная принцесса являли настоящий идеал средневековья.
И наконец, последний участник тех событий - Морилэй. Бывают среди людей такие типы, что не вписываются ни в какие определения. В них слишком много качеств и разнообразных талантов, но в то же время ни одно из них не завершено. Будь их способности в чем-то проявлены до конца, они могли бы считаться гениальными. Но нет, это люди намеков. Походя они касаются холста, и зрителю является щель в иной, высший мир. Еще один-два мазка, и дверь оказалась бы отворенной. Но творцы далеко. Они уже забыли о своем открытии, они пробуют себя в поэзии. Гармония их рифм обещает новое направление, переворот в стихотворном искусстве. Новый путь найден, указан. Только иди по нему! Нет, герои уже ползут по отвесным скалам, поражая альпинистов, или одни, на утлой лодчонке, пересекают море и противостоят бурям...
Т)Л
Таков, вероятно, был Морилэй. Ах да, я забыл сказать о его внешности. Случалось ли вам представлять образ сказочника? Вот, вот. Худощавый чудак с большой головой и нелепыми движениями, когда ноги заняты одним делом, руки - другим, шея - третьим. Так же и в жизни. Он казался прирожденным скрипачом, и когда играл, то люди собирались только затем, чтобы увидеть, как он танцует на сцене. Но занимался он фортепьяно. Конечно, за роялем не хватало ему возможности двигаться в разных направлениях, и он напоминал паяца, изображающего вдохновенную игру. Преподавателей порой так захватывала пантомима Морилэя, что они ничего не могли сказать о его игре. А зря... В юноше композиторский дар явно превалировал над исполнительским. Сотни раз слышанные, почти заигранные пьесы он исполнял так, что учителя едва могли узнать их, столь много своего он вносил в произведение. Свои таланты Морилэй нередко являл и своим приятелям. Немало экспромтов он раздаривал студентам, переводя их имена в музыкальное звучание, а затем развивал тему, куда вкладывал выделявшие их черты. Любопытно было слышать их на студенческих вечерах, где в музыкальных картинках публике предлагалось узнать того или иного из знакомых. Поразительной была точность данных им характеристик, ибо никто из присутствующих не ошибался. Образ человека был передан в звуках чуть ли не яснее, чем если б это был живописный портрет. Верно, поэтому Морилэя настойчиво приглашали на композиторский факультет. Никто не верил в его исполнительский дар при столь гротескной экспрессии и нелепой внешности, зато как композитор он мог бы занять должное место среди немногих. Удивительно, но Морилэй решительно отказывался. Затем причины отказа выяснились, и по консерватории пополз слушок, что бедняга страдает помешательством. В самом деле, как можно истолковать зго пренебрежение к композиторам, когда он заявил, что ему нечему учиться у них, поскольку в нем воплотился дух Роберта Шумана?! Подобное утверждение, казалось, многое разъяснило в отношении Морилэя. Репутация безумца оттолкнула от него многих студентов и преподавателей...
Но я возвращаюсь к Эльве и Виллу. Учеба близилась к окончанию, и Вилл все настойчивее говорил о желании соединить свою судьбу со своей избранницей:
- Ты украсишь мою жизнь, и мой талант, опираясь на тебя, сумеет заявить о себе людям.
Вряд ли эти слова сильно вдохновляли Эльву. Старая истина, что в браке двух талантливых людей один должен уступить другому, тревожила ее. Для Эльвы было ясно, что как женщина она должна будет уступить первое место Виллу. Но так ли он талантлив, так ли любит ее, чтобы она принесла ему в жертву свою жизнь? Эльва колебалась. Блистательный жених не давал себя разглядеть, и не странно ли, что девушка порой сомневалась в знании души Вилла. Однажды кто-то из знакомых посоветовал ей сходить в гости к Морилэю:
- Попроси его изобразить портрет Вилла. Ты его тотчас и узнаешь. В своих характеристиках этот безумец никогда не ошибается.
Так Эльва попала к Морилэю. Тот явно не ожидал этого визита и был немало смущен. Долго пришлось девушке упрашивать его, но Морилэй все отказывался. Тогда она попыталась узнать, как он создает свои экспромты...
- Это просто, - ответил тот. - Имена людей нередко соответствуют их внутренней сущности. Когда они представляются, в звучании голоса можно угадать
725
тональность. Впрочем, иногда даже не требуется слышать имя, достаточно одного голоса. Но с именем легче. Это как автограф, когда почерк указывает все, начиная с ощущения себя, преобладающих в тебе чувств и отношения к другим... Есть ведь целая наука - графология, открывающая характер по почерку. Так вот почти то же я могу определить по голосу.
- А если я произнесу имя Вилла с его интонациями, вы сможете раскрыть его суть? - спросила Эльва.
- Вы уже столько раз произносили его, что я и без этого могу сказать, что ваши тональности не совпадают.
- Почему? - удивилась девушка.
- Ну хотя бы потому, что ваша ключевая нота "ми", а его "ми-бемоль". Вы находитесь в диссонансе.
Эльва с интересом пыталась понять его мысли. Чувствуя, что бессилен объяснить лучше, Морилэй сел к роялю. Чарующая музыка зазвучала из-под его пальцев. Это была тема летящего ангела. Вечернее небо, первая звезда, как лампада над могилой солнца. Розовые облака.подобные пышным пионам, берег моря, синеющие вершины гор. Но вот утомленные крылья ангела стали взмахивать все реже и реже, все медленнее, и он опустился к поверхности воды. В ней появилось его отражение... Да, да, эхом, повторяющим полет небесного существа, зазвучали клавиши, и это была уже тема Вилла. Прекрасен ангел, и прекрасно его отражение. Но можно ли между ними ставить знак равенства? Отражение, не имеющее собственной сущности, - какой странный и грустный образ блестящего музыканта! Все ниже летел ангел, и его отражение становилось все отчетливее. Наверное, волны тянули к себе небесного странника. Им казалось, что, слившись с ними, существо будет навсегда принадлежать морю и они отберут у небес их сокровище. И вот ангел рухнул в воду. На мгновение восторг обуял волны. Не зажжется ли в пучине кусочек золотого солнца, каким казался морю дивный ангел? Не осветит ли он мрачное дно своим сиянием? Не приобретет ли стихия воды светозарную душу, каковой владело небо? Тихо погружался в глубины светлый ангел. Безмолвие сомкнуло его уста, и потух его небесный свет.
Морилэй оторвал руки от клавиш. Эльва стояла с мокрыми от слез глазами:
- Я приду к вам еще, можно?
- Лучше не уходить... - вздохнул музыкант. Но она ушла.
Во второй раз они встретились на экзамене. Морилэй играл "Крейслериану" Шумана. Пять частей он исполнил в свойственной ему необычной манере, но все, что он играл, точно соответствовало нотам. Последние же части хотя и звучали в нужной тональности и, несомненно, принадлежали гению Шумана, но были не из "Крейслерианы".
- Что вы сыграли? - изумленно спросил профессор.
- Мою "Крейслериану", - ответил Морилэй.
- Но в нотах такого нет!
- Тем хуже для нот. Это моя последняя редакция, - ответил студент.
Профессор пожал плечами, а безумец молча встал и удалился. На следующий день вся консерватория буквально жужжала о скандале. Вероятно, зашла бы речь о помещении Морилэя в лечебницу, но профессор воспротивился:
- То, что он исполнил, было поразительным. Я знаю всего Шумана, но это
мне совершенно не знакомо. Возможно, это какая-то гениальная импровизация на темы "Крейслерианы".
Эльва, обеспокоенная состоянием Морилэя, пришла к нему домой. Увидев ее, он вдохновился и спросил, не хочет ли она услышать его концерт.
- Конечно, с радостью, если это не будет для вас нагрузкой, - ответила девушка.
- Тогда пойдем в концертный зал, - предложил Морилэй. - Там рояль, который достоин моей игры.
Она не перечила ему. К удивлению, у него оказались ключи. Они вошли в зал и зажгли свечи. Морилэй сел к роялю и стал играть "Крейслериану". Кончив одну часть,он встал.
- А хотели бы вы услышать, как это исполнял маэстро Дюкло?
- Да, - растерянно кивнула Эльва. Морилэй протянул руку в темноту зала:
- Прошу, Вас маэстро! Ваша игра тронула меня.
Послышались шаги, и к роялю подошел человек в старинном камзоле и напудренном парике. Он стал играть, потом сошел вниз и сел в кресло.
В голове Эльвы смешались мысли. Она слышала об этом музыканте, но он жил как минимум, сотню лет назад. Как он мог очутиться здесь по зову Морилэя и играть для них?! А меж тем новый музыкант уже сидел у рояля и снова исполнял "Крейслериану". В окна стал пробиваться рассвет. Девушка боялась оглядываться. Почти весь зал капеллы был наполнен незнакомыми музыкантами. Они играли, затем садились в кресла и молча слушали своих товарищей. Верно, самые выдающиеся пианисты, когда-либо игравшие Шумана, собрались здесь. Их исполнение вызывало самые необыкновенные чувства, рождало новые ассоциации, фантазии, откровения. Целый мир находили они всего в одном произведении гениального композитора. Но, конечно, в центре был Морилэй. К нему общество относилось с удивительным почтением и любовью. Он и закончил концерт исполнением последних частей произведения.
- Господа! - обратился он к присутствующим. - Раньше это цикл я посвящал Шопену, но в этой редакции я посвящаю "Крейслериану" моему великому вдохновителю Эрнсту Теодору Амадею Гофману.
Зал зааплодировал.
Эльва не помнила, как она покинула капеллу и вернулась домой. В этот же день произошло ее объяснение с Биллом.
- Я чувствую, что делаю тебе больно, но нашего союза не будет, - сказала Эльва.
- Как это понимать? - не веря своим ушам, спросил студент. - - Я нашла мир, который мне ближе всех остальных, - ответила она.
- Но как, где?
- В "Крейслериане" Шумана, - тихо сказала Эльва.
Спустя некоторое время она внезапно исчезла. Никто не мог найти ее следа и понять причины исчезновения. Самые фантастические домыслы будоражили умы музыкантов. Вилл, помня их последний разговор, решил пойти к Морилэю. Безумец казался спокойным и радостным. Поняв, что уловки здесь не помогут, Вилл напрямик спросил, не знает ли Морилэй, где Эльва.
- Она в "Крейслериане", - ответил музыкант.
- Что она делает? - вопросил недоумевавший Вилл.
- О, конечно, слушает, играет и учится. Для нее это основная жизнь, и она обрела счастливое завершение своей судьбы.
- Я бы хотел увидеть ее, - заявил бывший жених.
- Хорошо, если ты просишь.
И вот ночью Вилл оказался в капелле, и опять были музыканты и среди них Эльва. Она играла, а глаза ее были устремлены на Морилэя. Вилл не осмелился подойти к ней. С сумасшедшими мыслями и чувствами он вернулся домой. "Крейслериана" звучала в его голове десятками вариантов. Он стал искать ее ноты, и среди сотен листов, которые достались ему от одного умершего коллекционера, он вдруг обнаружил написанные от руки старинные ноты "Крейслери-аны". Сев за рояль, он стал разбирать текст и внезапно опустил руки. Две последние части вовсе не соответствовали известным редакциям, но повторяли тот вариант, что исполнял Морилэй. В конце стояла неразборчивая подпись. Вилл взял лупу. Фамилия переписчика была Р. Шуман. В растерянности Вилл побежал с найденной рукописью к профессору. Тот долго размышлял и разглядывал ноты, сличал почерк с имевшимися образцами и наконец пожал плечами:
- Возможно, это подлинник Шумана, но написан он был в дни, когда мрак окутал его разум и он попал в лечебницу для душевнобольных. Может, поэтому эта редакция "Крейслерианы" осталась неизвестной и неопубликованной.
...Спустя несколько дней Вилл получил странное письмо, написанное почерком Эльвы: "Прости меня, милый Вилл. Я не могла принести тебе счастье и ушла в иной мир. Не ищи меня больше и знай, если тебя это утешит, что мне хорошо и я счастлива. Будь счастлив и ты, мой друг. Клара Шуман".

СТАРАЯ КОРОЛЕВА
ак трудно на склоне дней своих признать идею эволюции! Среди тысяч разбитых иллюзий расставаться с последними особенно горько. Жизнь прошла в трудах и надеждах, что все - недаром; что мир, хоть и мелкими шажками, но улучшается. Каким двусмысленным торжеством звучит афоризм об устах младенца, который глаголет истину. Уходящее поколение склоняет голову пред юностью. Она впереди нас! Она ближе к истине, которая некогда откроется ззору восходящего к неведомой цели человечества! Но проходят годы, и тайный голос из глубины души вдруг шепчет свои сомнения. Да полно! Кем провозглашено это всеобщее развитие? Не мы ли сами в упоении молодых сил придумали прямую линию своей истории? Но, оглянувшись окрест и честно встретившись с самим собой в старости, когда душа устает от лжи, мы нигде не найдем и следа этой прямизны. Солнце, время, жизнь - все движется по кругу.
Отрицая прошлое во имя настоящего, нужно помнить также, что мы готовим будущее, которое не замедлит отринуть сегодняшнее. Но существует ли это разделение в природе или это только дьявольское порождение нашего разума?
...В парадных залах дворца существовала анфилада роскошных комнат, где висели портреты правителей и их приближенных. В этой стране особо почиталась
..'••••'.'•'
' • t*
SI IF
•-.•-. •'•:"
;-. j ; ;.
••," 'r "'У

; : ,; r-v-.-.J.
: : j |/Л)Г
; ! '" "•
I • .'
I i
**"i!
ji

: <***.
; |
'4

22037
история, и искусству надлежало увековечивать каждого, кто ее создавал. Специально для картинной галереи удлиняли крылья дворца, и причудливые флигели полукружьем охватывали весь дворцовый парк.
Среди бесчисленного количества полотен, украшавших стены, привлекал внимание портрет вдовствующей королевы. Написанный в дни ее юности, он настолько живо передавал ее ликующую улыбку, непосредственность позы, воздушную легкость жестов, что совсем не соответствовал монотонному ряду ее предшественниц. Кроме того, он наделял каждого проходящего каким-то особым чувством, которое будило самые сладкие грезы или воспоминания. Об истоках этого воздействия глухо упоминали в своих пересудах придворные, но об этом ничего не было в официальных хрониках. Говорили о каком-то странном художнике, который влюбился в свою царственную модель и вложил в портрет всю свою жизнь. Не в силах создать после этого ничего больше, он то ли покончил жизнь самоубийством, то ли сгинул неизвестно куда, не оставив даже своего имени. Так это или не так, но портрет воистину был написан самой любовью. Покойный король, по слухам, восхищался им более, чем своей супругой, и, отправляясь в походы, всегда брал его с собой.
Быстро миновало время молодости и красоты. Юная наследница взошла на престол, оттеснив свою мать. Брак ее оказался недолговечным, супруга вскоре не стало, а продолжатели династии были еще очень малы. Вся полнота власти перешла в руки молодой королевы Анны, а старая мать, которая носила то же имя, оказалась полностью не у дел.
Трудно сказать, что за причина, но, быть может, стремление самоутвердиться подтолкнуло новую повелительницу к резким переменам. При родителях весь уклад ее жизни подчинялся гармонии, красота служила идеалом, к которому стремились. Теперь же была провозглашена свобода от любых канонов. Жизнь прекрасна во всех своих проявлениях, и направлять ее - значит ее калечить. Увы, в результате этих нововведений в стране вскоре стал воцаряться хаос. Особенно тяжело переживала его старая королева. Прекрасный регулярный парк превратился в запущенный лес; на обширных полях, где, сообразуясь с пейзажем, никогда раньше не возводили построек, выросли торопливые домишки с неопрятными огородами; архитектура городов, подчинявшаяся единому плану, изменилась в мгновение ока. На площадях перед дворцами выросли таверны; безвкусица, созданная на потребу толпе, заслонила шедевры искусства. И главное, почему-то вместе с хаосом повсюду явилась грязь.
Не раз и не два старая королева обращалась к дочери, пытаясь убедить ее в неправоте, но та лишь презрительно хмурила брови:
- Такова жизнь, ваше величество, ваше время миновало, а мы найдем иные ценности!
Но новые ценности не находились, а развал усиливался. Культура, искусство, нравы - все приходило в упадок, а старая королева находилась в опале.
Меж тем не все традиции были преданы забвению молодой правительницей. Считая себя человеком, шедшим в ногу со временем, она захотела украсить галерею своим портретом. Художникам, взявшимся за заказ, было сообщено, что они могут как угодно пренебречь сходством, но произведение их должно быть лучше, чем портрет старой королевы.
Увы, этого условия никто не мог выполнить. Лучшие мастера безуспешно
пытались, пробовали свои силы, но портрет сменялся портретом, а внимание гостей по-прежнему привлекало изображение старой королевы. Было отчего прийти в ярость! И дочь все более отчужденно относилась к матери. Быстро растаяло облачко фрейлин, вившихся около дряхлеющей королевы, никто не звал ее присутствовать на праздничных балах, и, наконец, даже появление ее где-либо, кроме отведенных покоев, вызывало оскорбительные взгляды и вопросы...
Тем временем сердце молодой Анны не находило покоя. Однажды, под предлогом реставрации, она велела снять портрет старой королевы и убрать подальше от глаз. Но и это не принесло ей удовлетворения. В досаде на художников, она решила сама заняться живописью. Как ни удивительно, но с первых же шагов у нее обнаружился немалый талант. В короткое время она сумела овладеть кистью настолько, что работы ее мало чем отличались от работ ее наставников. Но стоило ей взяться за автопортрет, как что-то начинало ей мешать, и ее старания не увенчивались успехом. Решив, что в портрете старой королевы заключена какая-то тайна, она велела принести его. Смущенные слуги сообщили, что, выполняя ее волю, они отдали полотно реставратору.
- Так возьмите у него портрет! - последовал приказ.
- Ваше величество, он унес портрет из дворца, сказав, что это - ваше желание, и мы не знаем, где он теперь находится, - лепетали испуганные слуги.
- Может, старая королева облегчит вашу задачу? - предположил один из стражей, приставленных следить за ней. - С тех пор, как портрет унесли, она очень переменилась. Прежде она была печальна и проводила ночи без сна. Теперь она смеется, с кем-то разговаривает, а порой даже танцует!
- Немыслимо, - проговорила королева Анна. - Вероятно, она сходит с ума от старости, к ней нужно пригласить докторов.
Она сама отправилась в покои матери и невольно протерла глаза. Старая королева встретила ее улыбкой! Нет, ее старость никуда не девалась, но радость души светилась из глаз, и в них угадывалась та же красота, что наполняла портрет. Бросив взгляд в зеркало, где отразились они обе, дочь опустила голову. Ее лицо, искаженное досадой и удивлением, рядом с красотой матери, спокойной и величественной, ставило ее в ряд служанок, а старая Анна оставалась королевой.
- Как вы себя чувствуете, ваше величество? - спросила озадаченная дочь.
- Прекрасно, Анна; я стала видеть чудесные сны, которые заменяют мне жизнь!
Королева промолчала и, не простившись, вернулась к себе. С грустной усмешкой остановилась она перед мольбертом и посмотрела на себя в старинное итальянское зеркало. Что-то шевельнулось в глубине его, словно оно превратилось в поверхность осеннего озера и по нему пробежала рябь. . Анна закрыла глаза, а когда вновь открыла их, пред ней оказался странный человек, опирающийся на хрустальную трость. Лицо его можно было разом счесть и молодым и очень старым. Глаза казались неподвижными, как будто не видели. Седые волосы выбивались из-под широкополой шляпы.
- Кто вы? - испуганно спросила королева.
- Я реставратор, - ответил незнакомец, не кланяясь и не снимая шляпы.
Анна хотела сурово напомнить ему об этикете, который он грубо нарушал, оставаясь с покрытой головой и даже не назвав ее "ваше величество", но вдруг заметила, что ее комната словно озарилась неведомым светом. День был пасмурный, но
131
внезапно солнечные лучи упали на стены. Они струились не из окна, а со старой картины, где был изображен закат на море. Другие вещи тоже словно мгновенно обновились и наполнились красотой в присутствии незнакомца.
- Вы, верно, недурной мастер, если вас чувствуют картины! - в замешательстве произнесла Анна. - Не могли бы вы создать мой портрет?
- Я не беру кисти в руки, - ответил он, - но готов помочь вам, если вы сами возьметесь за дело.
Его глухой голос внушал какой-то страх и уважение. Королева не смела ему приказывать, но была готова подчиниться. Спустя какое-то время Анна обнаружила себя в старинной мансарде со множеством комнат. Самые причудливые веши наполняли ее, но реставратор обещал показать ей живое зеркало, которое поможет ей написать собственный портрет таким, каким она хочет его видеть.
Глубокой ночью реставратор зажег свечи. Они загорелись разноцветными огнями. На зов хозяина вошли музыканты, и заиграла тихая музыка. Взяв Анну за руку, мастер подвел ее к пустой золоченой раме:
- Загляните в нее!
Анна просунула голову внутрь и вдруг увидела череду рам, ограждающих пустоту. Пламя тонкой свечи, как звездочка, появилось вдали и стало приближаться. Пред Анной оказалось изображение молодой женщины. Оно так напоминало портрет старой королевы! Анна покачала головой и попыталась улыбнуться. Отражение ответило ей тем же, и вдруг... легко двинулось по залу в причудливом танце. Что за волшебство таилось в нем - оно словно рождало чудесные пейзажи вокруг себя! Густые леса, прекрасные сады с распускающимися цветами, озера, реки, моря, горы... Все появлялось и исчезало в зыбком тумане. То громче, то тише, то медленнее, то быстрее звучала музыка, и смеющаяся девушка кружилась в волшебном танце. Ее фантазии воплощались вокруг нее. Ночь за ночью приходила очарованная Анна в мансарду реставратора и, торопливо хватаясь за краски, пыталась изобразить красавицу. Сердце ее радостно билось, она верила, что это воздушное создание является ею самой, той самой счастливой девочкой, какой она была когда-то в детстве, а потом потеряла себя и забыла.
И вот наконец портрет был написан и повешен в тронном зале. Королева устроила прием и ждала оценки своему труду. Праздничный бал должен был начаться после того, как с портрета снимут занавес. Анна подала знак. Гости взглянули на произведение.
- О., ваше величество изволили вернуть портрет старой королевы? - улыбаясь спрашивали придворные. - Поверьте, ваше величество, мы оценили вашу шутку.
Загремела музыка, и толпа устремилась танцевать. Одна пара осталась перед Анной. С удивлением она увидела свою мать. Она стояла, опираясь на руку реставратора.
- Мы уходим, Анна, и пришли проститься.
- Куда?.. - пролепетала дочь.
- В те сновидения, которые ты видела.
- Но ведь это - ваше прошлое! - воскликнула Анна.
- Оно было и твоим настоящим, - ответила старая королева.
- Оно еще окажется чьим-то будущим, - добавил реставратор. И они ушли, а Гармония и Красота вновь вернулись в королевство.

ВДИНОРОГ
забыл ту страну, в которой жил один славный человек по имени Готфрид. Наверное, было бы необходимым в таком случае упомянуть время, когда он жил, но и этого я не скажу. Придется вам поверить на слово, что все сказанное - абсолютная правда, если в такой же степени не абсолютная выдумка.
Итак, в одной стране жил Готфрид, и в это самое время жила Барбара. И они любили друг друга и пересылали письма на крыльях маленьких нарисованных ангелов. Надо ли говорить о том, что их письма чудесным образом приходили быстрее всех других писем на свете! И вот наконец они соединились и у них родилась дочка Доротея. У нее была лучезарная улыбка и волшебные глаза. Они меняли свой цвет в зависимости от времени дня, и родители не нуждались в часах. Достаточно было бросить взгляд в глаза Доротеи, чтобы знать самое точное время. Все это приводило в восторг папу Готфрида, и нередко он подбрасывал Доротею в воздух, а мама Барбара ловила ее, и оба смеялись тому, что их дочка гак похожа на тех почтовых ангелов, которых они посылали друг другу. Доротее, видимо, тоже нравилось парить в воздухе, ибо с возрастом она стала мечтать о летающем коне, который помог бы ей домчаться до серебряных звезд, что сияли на небе. Теперь ей приходилось осуществлять свою мечту, сидя на плече Готфрида. Самые прекрасные прогулки для Доротеи бывали по вечерам, когда заходило солнце. Готфрид надевал специальные сапоги с подковами и прикреплял к ним маленькие бубенчики. Доротея садилась на него верхом, и они отправлялись на улицу. Подковки цокали о булыжную мостовую, бубенчики звенели, а Доротея, запрокинув голову, глядела на звезды. Ей казалось, что она парит в воздухе и каждый шаг ее коня приближает ее к серебристой дорожке, спускающейся с небес.
Но вот пришло время, она выросла, и отец уже не мог больше играть с нею в небесную наездницу. Тем более, что Доротея покинула родной город, чтобы научиться жить самой, однако в день ее совершеннолетия свершилось маленькое чудо. Ей приснился волшебный сон. Как будто в ее окно кто-то постучал. Она выглянула и увидела ослепительного белого Единорога. Он кивал ей головой, и его рог стучал по подоконнику. Доротея спустилась к нему, и они помчались по улицам города. Она с удивлением смотрела по сторонам и видела необычные прекрасные дома; некоторые она знала, иные не могла узнать. Всю ночь они кружили по улицам, и дома менялись по мере того, как они их проезжали. Только под утро Доротея поняла, что они путешествовали во времени и она видела, каким был город в прошлом и каким он станет в будущем. Этот сон был самым .дорогим подарком Доротее. И хотя рассудок твердил ей, что все это лишь фантазия, но на самом деле она верила, что теперь у нее появился волшебный друг, который будет помогать ей в жизни...
Наверное, поэтому Доротея решила найти себе работу на ипподроме, куда ее взяли ухаживать за лошадьми. И никто так не любил свое дело, так не восхищался и не ухаживал за своими благородными питомцами!
Меж тем жизнь вела Доротею своими неведомыми путями, и темные стороны ее все чаше туманили сказочные грезы Доротеи. О, какие страсти кипели на ипподроме в дни скачек! Это были ослепительные праздники, но их то и дело
133
омрачали страдания и смерть. То лошади падали, ломали позвоночник, и их пристреливали, то жокеи сводили счеты друг с другом или вымешали свою досаду на несчастных животных. Что могла сделать маленькая Доротея, когда пыталась остановить разъяренного наездника, хлеставшего плетью свою лошадь? Нередко и на ее долю доставались жесткие удары хлыста. Сколько слез она проливала по ночам! О нет, не от боли, которой она не замечала, а от тоски и отчаяния, что она не может облегчить участь лошадей. В иные моменты она готова была отдать свою жизнь за то, чтобы никто больше не посмел мучить и истязать животных. А о том, что происходит и как ведут себя жокеи с лошадьми и при людях, и втайне, она знала больше, чем кто-нибудь другой.
Взять хотя бы Сирилла. Самый замечательный жокей их ипподрома, победитель во множестве состязаний, красавец, баловень женщин и судьбы. Когда он выступал, все ставки делались на него, хотя качество лошадей, на которых он шел в заезд, могло быть и неизвестно публике. И обычно он не подводил и брал приз, приходя к финалу первым. Но какова была цена победы? Доротея была свидетельницей страшной смерти, которая настигала победивших лошадей. Они бились в судорогах, кровавая пена выступала из ноздрей, и почти человеческий стон вылетал из надорванной груди. Что с ними случалось? Это было не раз и не два, и Сирилл отдавал немалые деньги, чтобы судьба лошадей, выигравших заезд, была скрыта от людей. Что же за жуткий секрет знал он, заставший лошадей платить жизнью за скорость и победу? Что за яд вселял немыслимую силу в последние минуты жизни в обреченных животных?
Вероятно, эта тайна все-таки стала известна публике, но Сирилл был достаточно умен, чтобы чередовать свои блестящие победы с единичными поражениями. Впрочем, за них он получал куда большие деньги. Публика, не раздумывая, ставила на фаворита, а он неожиданно проигрывал. Зато немногие, кто знал исход состязаний, получали значительные деньги. В эти-то заезды лошади Сирилла сохраняли свою жизнь. Дни и ночи думала Доротея, как она может спасти лошадей от всадника смерти, как прозвали меж собой конюхи Сирилла.
И однажды вновь приснился ей сказочный Единорог. Снова они странствовали по чудесным землям, и на прощание он оставил ей уздечку, украшенную лунными камнями. Какова же была радость Доротеи, когда, проснувшись, она увидела, что уздечка лежит у нее на подушке! И воистину дар Единорога оказался волшебным. Стоило Доротее надеть эту узду на самого обычного коня, и он обгонял любого самого быстроходного скакуна на ипподроме. Вначале об этом чудо было известно только Доротее, когда она садилась верхом вместе с другими конюхами и ехала на водопой или пробежку лошадей. Но затем о ее талантах прознали и хозяева ипподрома. Хотя женщин выпускать на заезды вместе с мужчинами не принято, но для Доротеи решили сделать исключение и ввели в команду жокеев. Чтобы не вызвать протестов и лишних вопросов, ей дали мужское имя и, пользуясь тем, что в форме жокеев ее мальчишеская фигурка ничем не выделялась, представили публике как самого юного наездника, начинающего свою карьеру.
Вскоре неизменные победы Доротеи в мелких соревнованиях заставили поверить в ее удачливость, и наконец ей было разрешено выступить в грандиозном заезде, где также участвовал Сирилл. Доротея должна была скакать на малоизвестной лошади, и никто не принимал ее всерьез. С бьющимся от волнения сердцем

она надела на лошадь волшебную уздечку. Прозвучал гонг, и всадники понеслись по дорожкам. Круг за кругом мчались наездники, не уступая друг другу-Самые знаменитые скакуны и жокеи боролись за приз. Но на последнем заходе двое всадников вырвались вперед и понеслись к финишу. Одновременно пересекли они заветную черту. Это были Сирилл и Доротея. Но если Доротея оставалась в седле, то Сирилл вынужден был соскочить со своего. Его лошадь пала бездыханной на глазах у всей публики. Приз был вручен Доротее, а толпа освистала Сирилла, который, по общему мнению, загнал лошадь.
Когда Доротея вошла в конюшню, Сирилл уже ждал ее. Губы его дрожали от бешенства. Взмахнув хлыстом, он ударил девушку.
- Ты посмела перейти мне дорогу, я уничтожу тебя! Она побелела, но сдержалась:
- Хорошо! Попробуй! Но сейчас удар за мной, и для этого тебе нужно будет прийти первым. Если я обгоню тебя, ты станешь на четвереньки и проползешь под брюхом лошади. Это будет твой позор и конец твоей карьеры.
- Идет! Но берегись, девчонка: если ты проиграешь, я сорву с тебя одежду и ты голой полезешь под моего коня! - крикнул, задыхаясь, Сирилл.
И снова были скачки. Сирилл выбрал самого лучшего скакуна и не сомневался в победе. Перед выходом он сам дал странное пойло своему коню.
Ударил гонг. Толпа завороженно следила за скачками. В публику уже просочился слух, что хрупкий юноша, бросивший вызов Сириллу, на самом деле женщина, и предчувствие скандала подогревало любопытство. Ставки взлетели до пределов возможного. И опять на последней прямой к финишу понеслись два наездника - Доротея и Сирилл. Доротея видела, как вонзил шпоры в бока своего скакуна ее соперник, так что выступила кровь. Невольно она сжала узду и вдруг увидела, что изо лба ее лошади вытянулся белый, как из слоновой кости, рог. Еще мгновение - и Доротея первой пересекла линию финиша.
...Как в тумане она увидела лицо Сирилла. Он стоял перед ней, опустив голову, и ожидал удара. Она поняла, что вслед за тем он готов лезть под брюхо лошади. Но в ней не было жажды мести. Отвернувшись от жокея, она двинулась в почетный круг победителя. И дальнейшие события казались невероятными... Сирилл раскаялся и на коленях просил прощения у Доротеи. Он клялся ей, что все понял и никогда не посягнет на жизнь ни одного коня. Он перестал выступать в состязаниях и, как преданная собака, следовал за Доротеей. Вначале ей казались дикими его ухаживания, цветы, подарки, покорность. Но чувство гордости победой, не той, что досталась ей в состязании, но победой над злом, которое воплощал Сирилл, постепенно смягчило ее. Она начала привыкать к его присутствию в своей жизни, стала слушать бесконечные слова любви, которая внезапно вспыхнула в сердце жокея, чтобы спасти его от зла. И тем страшней и неожиданней оказался финал их отношений. Из разговоров, а может, догадавшись, жокей узнал тайну Доротеи и похитил ее уздечку.
Она не могла поверить в такое вероломство с его стороны до тех пор, пока не увидела на скачках его имя в числе участников состязания. Теперь ей надлежало скакать без волшебного талисмана, подаренного Единорогом. Сирилл скрывался от Доротеи, но она и не искала его. С решимостью отчаяния девушка шла на состязания даже не думая, на каком коне поскачет. Завистливые жокеи, конюхи с ущемленным мужским самолюбием, непостоянная толпа, жаждущая скандалов,
136
ожидали ее готовя ей унижение и позор. С ехидным смехом ей сказали, что подобрали для нее какого-то старого конягу, для которого эти соревнования, видно, будут единственными и последними в жизни.
Доротея пришла в конюшню прямо перед стартом. Ей указали стойло в самом углу. Там стоял белый, почти серябряный конь, и громадные, умные глаза его смотрели на Доротею с каким-то невыразимым чувством. Этот взгляд казался ей так знаком, как будто она с детства знала его... Но для воспоминаний не было времени. Она села на него и выехала к месту старта. В двух шагах от нее оказался Сирилл. На его тонконогом вороном коне сверкала заветная уздечка Доротеи. Ударил гонг, и лошади понеслись. Доротея с удивлением осознала, что не чувствует ударов копыт о землю. Ее конь словно несся по воздуху, не касаясь дорожки. Еще через мгновение она увидела, как изо лба ее скакуна вытянулся белый рог. Как рыцарь, с копьем наперевес, неслась она к победе, и никто из отставших всадников не мог догнать или опередить ее. Белый Единорог явился на помощь Доротее. Вот финиш, но рев толпы не был кликом восторга, приветствующим победителя. Тайна Доротеи раскрылась, Единорог стал виден всем. Мифическое животное средневековья явилось среди тупой толпы охотников, и теперь тысячи рук жаждали схватить и завладеть им. Жокеи на конях стали окружать Доротею. Служители запирали ворота, чтобы они не смогли улизнуть. Доротея приникла к шее Единорога, и слезы затуманили ее глаза. Меж тем он рванулся вперед и, перелетев через ограду, понесся в поле. До вечера преследовала их погоня, а на закате они поднялись в горы. Звезды протянули им свои лучи. Единорог остановился на скале и повернул морду к Доротее:
- Держись крепче, если ты готова к звездному путешествию, Дороти!
- Я готова, отец! - воскликнула девушка, обнимая шею Единорога.
И они взмыли в небо, оставляя серебристые искры в ночной мгле. Прошло время, но память об этой истории продолжала будоражить умы. Да что память, если сторожа ипподрома клянутся, что в ночь полнолуния в конюшнях появляются белый Единорог и девушка. Он открывает все двери и ворота, а она расчесывает лошадям гривы. Затем весь табун исчезает в море лунного света и лишь под утро возвращается обратно, а люди в наступивший день не могут смотреть в глаза лошадям.
ВСТРЕЧА
а склоне дней ирландский сеттер Гонт встретил очаровательную спаниельку Делли. Оба изрядно устали от многих потерь и разочарований в жизни и потому долго боялись поверить своим чувствам и принять от судьбы дар Любви, время которой, казалось, давно миновало. Верно, не так-то просто отдать свое сердце, израненное в житейских бурях, на волю капризного случая, не зная, чем это в очередной раз кончится. Но наконец их носы соединились и лапы стали оставлять следы на одной дорожке.
Вглядываясь друг в друга, они с удивлением обнаружили, что их чувства куда
старше их встреч. - Я, кажется, только сейчас поняла причину своих давних слез, - сказала
137

Делли. - Некогда, среди благополучия и спокойствия устроенной и сытой жизни, меня вдруг охватывало сознание, что я живу не так, что я делю себя с чужими мне собаками и все вокруг не мое. От безысходности и непонимания я могла только отчаянно выть... и лишь луна, столь же одинокая в небесах, как я на земле, внимала моему горю. Порой в темных пятнах на ее сверкающем диске мне чудились черты чьей-то морды, и я слышала то ли эхо, то ли ответный зов...
- Что ж, - заметил Гонт, - Пожалуй, и я испытывал бессилие и отчаяние, когда, будучи еще в весьма юном возрасте, искал идеал не среди сверстниц, чей легкомысленный нрав выражал себя в пустолайстве, но меж собак нашего теперешнего возраста, с глубокими чувствами и зрелой душой. Может, то было предвидением долгого пути к пересечению наших судеб...
Они пустились в воспоминания, и, странное дело, почти забытые сновидения помогли им разгадать тайну их знакомства больше, нежели события, происходившие в реальности.
- Сегодня я попробую взять тебя с собой в один из своих странных снов, когда я был человеком. Этот сон мне снится ежегодно в течение многих лет, - сказал как-то Гонт.
И вот они превратились в людей и двинулись в незнакомую чудесную страну. Целью их путешествия был волшебный замок, расположенный среди диких и пустынных гор. Это место почиталось святым, ибо в нем даже ночью сохранялся солнечный свет. Каждый закат оставлял свой последний луч в этом замке, и по ночам чудесный светящийся веер раскрывался в небе над причудливыми башнями замка. В нем жила таинственная красавица, обладавшая способностью видеть будущее, и вместе с ней двенадцать благородных рыцарей, которые служили ей и также хранили солнечные закаты. Однако дорога к замку была смертельно опасна. Силы зла и ночи хозяйничали в окрестностях замка, и горе тем путникам, кто до наступления темноты оказывался за воротами. Черные всадники, как стая воронья, налетали на них из мрачных ущелий и гнали без остановки вокруг замка, пока те не падали в изнеможении под копыта железных коней. Спастись удавалось очень немногим, да и то если им на помощь приходили рыцари - хранители закатов...
В числе удачливых был Гонт. Однако его везение заключалось лишь в одном - он сохранял свою жизнь. Ни разу ему не удавалось увидеть волшебную хозяйку замка и узнать свое будущее. Пусто оказывалось ее место в тронном зале, куда он попадал после чудесного избавления от гибели. Молчали двенадцать рыцарей, к которым он обращался с вопросами, и лишь глубокой ночью среди сна неведомая фигура подходила к его постели и, коснувшись его лба легким поцелуем, исчезала...
- И ты не мог разглядеть ее за столько встреч? - удивлялась Делли.
- Нет, - отвечал Гонт, - я же говорил, что каждый раз засыпал, и этот сон во сне так странен, как холодный след привидения, не оставляющий запаха... Наутро я покидал замок с разбитыми надеждами и опустевшим сердцем.
И вот сновидение Гонта привело их в очередной раз в волшебный край. Как и в прошлые сны, путники не успели добраться к замку до заката солнца, и черные всадники погнали их по круговой дороге, окаймляющей древнюю твердыню. Пока они могли двигаться, погоня не настигала их, но вот силы беглецов Гонта и Делли вступили в неравный бой с темным воинством.

Гонт вытащил рог и отчаянно затрубил о подмоге. Увы, молчалив остался замок и не дрогнули высокие ворота.
- Так никогда прежде не было! - в отчаянии крикнул Гонт. - Мы должны проснуться или вернуть свой истинный облик, иначе нас ждет гибель!
Делли повернулась к преследователям. Резкий высокий голос разнесся над окрестностями, внезапно остановив сражение. Пение или вой не замирал ни на мгновение, поднимался все выше и выше, переходя в свист, затем срывался до низкого глухого рычания. Эхо, отражаясь то от одних гор, то от других, возвращалось, наслаивалось на новые звуки, и вот, словно звуковой обвал, загрохотало над долиной немыслимым аккордом. И тогда внезапно распахнулись ворота замка. Солнечные лучи ударили в глаза темных сил, или двенадцать рыцарей в сверкающих доспехах вылетели на врага, который в ужасе отчаяния обратился в бегство.
Через короткое время Гонт и Делли вошли в тронную залу для трапезы.
- Опять хозяйки нет, - вздохнул Гонт, - однако я вижу свое место, но куда сядешь ты?
- Попробую сесть на свободное, - ответила Делли, занимая кресло во главе стола.
В смущении Гонт ожидал протеста обитателей замка, но рыцари молчали. И вот снова остаток ночи Гонт провел в тревожном сне, и под утро таинственная фигура удостоила его поцелуем. С рассветом они должны были покинуть замок.
- Увы, я опять не узнал своего будущего, - печально сказал Гонт.
- Ты в этом уверен? - улыбнулась Делли.
Он, не понимая, взглянул на нее, потом огляделся вокруг и увидел, что рыцари замка преклонили колени перед Делли.
- Боже, - воскликнул Гонт, - как я недогадлив! Ты же и была моим будущим, и уже столько раз твой поцелуй давач мне знак нашей встречи, чего я не понимал!
- Теперь мой черед взять тебя в свой сон, - сказала Делли, когда они вернулись из путешествия. - Не знаю, понравится ли тебе, но нам опять придется превращаться в людей.
- Я готов - ответил Гонт, - хоть и не уверен, почувствую ли себя счастливей, встав с четырех честных лап на две неверные и потеряв свой верный хвост.
И вот оба оказались заброшенными в непроходимые леса Лапландии среди суровой зимы и полярной ночи. Северное сияние указывало им путь, но ледяной холод все крепче сжимал их в своих объятиях. Путь их не имел конца, они кружили по бесчисленным холмам, пересекали замерзшие озера и реки, смертельная усталость смежала их веки и звала броситься в пушистые сугробы, чтобы встретить самый великий сон в их жизни, имя которому Смерть. В конце концов им начало казаться, что среди этого дикого холода лишь их сердца сохранили искорки тепла, которые с каждым мгновением угасали.
И вдруг однажды, когда путь их казался навсегда потерянным, они услышали лай собаки. Сверкающий клубок света возник среди деревьев и покатился к путникам, разметая снежные сугробы, как будто в нем воплотился маленький вихрь. Вот ближе и ближе, и наконец перед ними появился огненный пес. Он горел, не сгорая. Свет, исходящий от него, согревал, не оставляя ожогов. Радость исходила от собаки вместе со светом. К путникам вернулась надежда, они
140
отогрелись и нашли дорогу.
- Мы можем вернуться, - сказала Делли, - на этом мой сон всегда кончался.
- Но разве ты не хочешь узнать, откуда взялся этот волшебный спаситель? - спросил Гонт.
- Хочу! - ответила Делли.
- Идем за ним.
И они двинулись следом за огненным псом. На берегу моря, покрытом вздыбленными торосами льда, возвышалось древнее строение, сложенное из гранитных глыб. Остроконечная башня венчала крышу, и развесистые елки протягивали к ней свои зеленые лапы. Пуст был дом, в который вошли путники, но по всему было видно, что в нем когда-то жил художник. В башне на высоком мольберте стоял чей-то портрет, но лицо было скрыто густой паутиной. Огненный поводырь кинулся к полотну, пелена вспыхнула и сгорела, а перед изумленными пришельцами, как в зеркале, возникло прекрасное лицо молодой женщины, с легкой улыбкой встречающей их взгляды...
- Да, это твое изображение, Делли! - воскликнул Гонт. Они заглянули на оборотную сторону портрета, там была его история и ключ к разгадке их сновидения...
"Однажды молодой человек с пылким воображением возмечтал стать знаменитым художником. Увы, его живописный талант не был особенно велик, так чтобы он мог воплотить свои мечты. Тогда он перенес свою фантазию в мир сновидений. Странная греза овладела им - он захотел изобразить огонь. Долго и упорно он трудился, но никак не мог создать то, что хотел.
"Попробуй разжечь пламя сердца, тогда тебе не нужно будет копировать чужие огни", - дал ему совет внутренний голос. - "А как это сделать?" - спросил мечтатель. - "Ты должен полюбить, ибо суть стихии огня и любви одна и та же".
Но не было у художника той, которая могла бы разбудить его сердце, и снова он решил создать ее в своем воображении. Взяв краски, он написал портрет своей мечты, которую мог бы полюбить. И после того жар его передался рукам, и он нарисовал живой огонь, который воплотился в огненную собаку, что стала служить путникам, попавшим в беду, и спасать погибающих. Сам же мечтатель покинул мир снов и вернулся в действительность... но те, кому он помог, да помянут с благодарностью имя Гонта."
- Ну, теперь я догадываюсь, кому мы обязаны тем, что воплотились в собачьих телах... - промолвила Делли, глядя на Гонта.
- Надеюсь, в твоих словах нет упрека или сожаления?.. Я думаю, наша цель - служение, и на четырех лапах оно выглядит куда естественней, ведь каждого, вставшего на две ноги, подстерегает большее искушение - господствовать и править, - ответил Гонт. - К тому же, дорогая Делли, думаю, вы убедились, что наше воображение может легко переносить нас из мира людей в мир животных и обратно. И уж нам остается только выбирать, какую жизнь считать сновидением...
141
СОКРОВИЩЕ

аждый рождается с сокровищем в душе и затем уже притягивает его извне, как магнит, соответственно своей природе... Принц Феликс не зря носил свое имя, ибо воистину родился счастливым. Он любил красоту, и, вероятно, красота любила его, потому что редчайшие произведения искусства словно искали возможности попасть в его руки. Порой он сам удивлялся, как огромные богатства пришли к нему, хотя он не искал и не стремился добыть их. Но если предположить, что каждая вещь имеет душу, то для нее не безразлично, какие чувства она вызывает. Принц умел так радоваться всему, что его окружало, что, когда он смеялся, его смех заставлял радоваться и сверкать и столы, и стулья, и ножи, и вилки, и посуду, и картины, и все, все, все. Конечно же, и растения, и животные, и люди тоже любили его, ибо он был щедр и великодушен. Словом, он действительно был Принц Счастья, Принц Феликс!
Но вот пришла пора, и во дворце его поселилась прекрасная принцесса Розамунда. В день помолвки, глядя на Феликса влюбленными глазами, она прошептана:
- Я не пожалею сил, мой добрый принц, чтобы прославить ваше имя, а вас сделать самым счастливым в мире человеком!
- О, пожалуйста, не тратьте на это свои силы, - галантно ответил он. - А счастье, к счастью, не покидает меня со дня рождения."
Но принцесса смотрела на веши своими глазами и обладала очень деятельным характером. Вскоре она решила облагодетельствовать своих подданных. Роскошные вазы из китайского фарфора, цветные ковры, гобелены, картины переместились из дворца в хижины. Поначалу народ радовался этим игрушкам, хоть многие и не знали, что делать с добром и куда его приспособить. Ведь ступать из огорода прямо на персидские ковры или находить место в коровнике для мраморной статуи было не очень ловко. Но потом люди начали понимать, что эти забавные вещи стоят больших денег, что это - целое богатство, и началось соперничество в добывании их. Теперь простое счастье - иметь то, что имеешь, - не удовлетворяло, и требовалась роскошь. В безыскусные сердца простых людей вошли зависть, ревность, злоба... И в конце концов основным источником раздражения стал дворец принца, откуда приходило богатство. Теперь Феликса прозывали уже не Счастливым Принцем, а Богатеем.
Принцесса изо всех сил пыталась примирить жителей, и поскольку дворцовые богатства быстро таяли, а за любые услуги подданные стали требовать немалую плату, то принцу надлежало предстать перед всеми самым обычным малым, который может сам обслужить свой дом. И вот Феликс был вынужден освоить профессии истопника, кровельщика, конюха, повара, сапожника и портного. И конечно же, на все это у него не хватало ни сил, ни времени. Главное же - и это очень удивляло принцессу, - богатства, розданные другим, не добавили принцу счастья. Более того, он стал терять и то счастье, которое было у него в душе. В опустошенном дворце рядом с прекрасной принцессой, которая была исполнена забот о ближних, Феликсу почему-то стаю тесно. Из него явно не получился тот идеал, который воплощал бы в себе и кучера, и плотника, и трубочиста, но

зато он почти перестал быть принцем. И вот тогда Феликс ушел из дворца и отправился странствовать по чужим землям.
Однажды он остановился отдохнуть на перекрестке двух дорог и уснул. Во сне ему привиделась фея воздуха Эльфина. Она протягивала ему прозрачные крылышки и предлагала лететь вслед за солнцем, не выбирая иных дорог... Феликс проснулся с радостным чувством, но, оглянувшись, никого не увидел вокруг. Снова пусто стало в его душе. "Куда мне идти? Сама земля движется вслед за солнцем, и если я останусь на месте, это и будет мой путь". И он остался на перепутье и сидел там долго, не двигаясь, так долго, что превратился в камень.
- Какая дивная фигура! - воскликнула королева гномов, случайно выглянув из под земной норы. - О, да это Счастливый Принц! Я хочу, чтобы он был моим супругом. Это так удобно. Молчащий принц будет внушать почтение моим подданным, и, уж конечно, он никогда не будет противоречить мне и спорить со мной. Право же, он сделает меня счастливой.
Сказано - сделано. И в короткое время принц очутился в глубоком подземелье, во дворце королевы гномов. Совсем плохо стало Феликсу, он затосковал о свете. И вот чудо: его сердце тотчас подарило ему утешение. Его каменное тело стало светиться в темноте. Гномов это привело в восторг. В честь принца был устроен великолепный бал, но в конце его кто-то подал идею: почему бы не разбить фигуру на множество кусочков и не пользоваться ими как фонариками? Ведь за светильники приходилось слишком дорого платить Царству Растений.
И вот в одно мгновение гномы забыли о восхищении внешностью своего владыки и о почтении, которое он должен внушать им, и сотни молоточков ударили по его телу и стали дробить его. В последний момент, когда гномы уже добирались до сердца, и исходящий от него свет слепил их все сильнее и сильнее, в подземелье внезапно ворвался ветер. С ним влетела фея воздуха. Схватив сердце принца, она вынесла его на поверхность земли, и принц снова обрел свой прежний облик.
- Чем я могу отблагодарить тебя, милая Эльфина? Ты спасла меня!
- Мне ничего не нужно ни от тебя, ни от твоего счастья, добрый принц, - ответила фея. - Будь свободен и оставайся таким, каков ты есть. Одним этим ты уже доставишь радость мне и всем, кто принимает свою судьбу как дар.
- Боюсь, что мое счастье покинет меня вместе с тобой, прекрасная Эльфина, - промолвил принц.
- Нет, нет. Я подарю тебе способность не растрачивать свое счастье. Ты будешь носить его в себе и дарить его, но оно никогда не иссякнет. Эльфина поцеловала Принца и протянула ему прозрачные крылья:
- Спеши за солнцем, и там, в бездорожье небес, я буду ждать тебя.
Она исчезла, а принца встречали много раз в разные времена. То он являлся кому-то в парке в золотом одеянии, и все, к чему он прикасался, превращалось в золото. Люди бросались к золоту, не веря своим глазам, хватали его, рассовывали по карманам, набивали им мешки, сходили с ума от его блеска. Но вот принц уходил, и сокровища его превращались в осенние листья, и никто не мог понять, как это случалось.
А Феликс уже превращался в серебряного принца, и серебряные снежинки, сопровождающие его появление, дарили окружающим нежный блеск и прохладу. В летнюю пору бронзовые колокольчики наполняли сады и парки мелодичным

звоном, и принц являлся как символ плодородия и изобилия. Весной его видели в цветах, танцующим с феей воздуха, и дивные цветочные ароматы, струящиеся вокруг них, кружили головы и будили радость.
БЕЛАЯ ЛОШАДЬ
е знаю, что за странные связи рождает порой моя душа... В очертаниях ландшафта, прихотливом сочетании воды, камня и леса я вдруг начинал узнавать близкого мне человека. Чем объяснить это? Как лицо, фигура, наконец, дух человека могут отразиться в картине природы, которая существовала еще задолго до его рождения? Мир грез еще способен дарить мечтателю обольстительные тени, поселяя их среди роскошных пейзажей, но они зыбки, расплывчаты и не имеют конкретного выражения. Я же воспринимал самые определенные образы. Я мог явственно ощущать то, что называется "ароматом личности", чуть ли не улавливать дыхание, слышать звук голоса, видеть улыбку или печаль... "Фантазия..." - снисходительно скажут большинство людей, и я не стал бы им возражать, ибо до недавних пор сам относил все эти явления на счет своего воображения. Но вот жизнь моя вошла в русло какой-то поразительной истории, и метаморфозы ее выбили почву из-под ног моего разума, так что я не знаю, что и думать.
В конце лета я скитался по извилистым фьордам Карелии. Красота и необычность природы буквально завораживали. Надо всем царили камни. Суровые громады скал по берегам заливов, остроконечные гряды холмов, покрытые мхом и лишайником ступени террас, упиравшихся в неприступные каменные стены, - вся земля казалась гигантскими укреплениями. Среди этих бесчисленных природных замков и крепостей, окруженных то водами залива, то глубокими рвами с буреломом лесов, охватывало предчувствие тайны. Что за сокровища хранит эта страна, где вечно бегущее небо, дикие ветры, непроходимые леса, ледяные воды озер и вековое безлюдье? Да, в солнечные, ясные дни камни переливались всеми цветами радуги, зелень мха со сверкающей росой казалась драгоценной оправой для темных хвойных лесов, на полянах и в расщелинах камней распускались невиданно яркие цветы. Но ради этих ли богатств земля принимала облик грозного стража? А другая сторона - гнилые испарения болот, непрестанные дожди, туманы, зимой долгие полярные ночи. И все же край этот был заповедным. Мрак гуще всего перед рассветом, пустыни ограждают оазисы, и суровая эта земля представала мостом, ведущим на Другой берег жизни...
Как-то я забрел в глухую местность, где должно было быть, со слов местных жителей, прелестное озеро Рукоярви. Помимо красоты берегов, оно славилось тем, что поросло белыми лилиями и напоминало цветущее поле. Возле него на быстрой узкой речушке располагался водопад, который мог поспорить со знаменитым Кивачом. Я долго шел по заросшей тропинке среди бесконечного чередования холмов, покрытых то деревьями, то луговым разнотравьем. Наконец меня обступил светлый сосновый лес, где возвышались, как жилища гномов, серые гранитные глыбы. Справа шумела невидимая река, слева за деревьями вставал крутой каменистый склон, покрытый разноцветными узорами лишайника
in _>тч7 ' 145
и мха. Трудно передать эту картину, но какие-то особенности ее вдруг заставили меня совершенно четко представить образ Иллы, воплощенный в стройных стволах сосен, радостном трепете света, льющегося сквозь ветви с голубых небес, медовом благоухании цветов и нежном волнении шелковистой травы под коротким вздохом теплого ветерка. Я остановился, пораженный, а затем бросился вперед, словно в объятия любимой, к залитой солнцем поляне. Там стояли развалины старого хутора, окруженного зарослями малины и шиповника. Тропинка, аккуратно выложенная камешками, обрывалась над водопадом. С головокружительной высоты двумя каскадами летел вниз пенящийся поток прозрачной воды, и там, внизу, в сверкающих брызгах, у подножия водопада паслась белая лошадь!.. Наверное, лишь у былинного Сивки-Бурки могла быть такая длинная русая грива, тонкие грациозные ноги, привыкшие скорее к воздуху, чем к земле, изысканные линии туловища, увенчанного удлиненной узкой головой, которая напоминала фантастический цветок и своей белизной соперничала с лилиями. Но более всего поражали ее глаза. Громадные, черные, влажные, исполненные какого-то глубокого чувства, которое, будучи невыразимо звуком, передается взглядом. Это молчаливое слово-взгляд лишь на мгновение коснулось меня и исчезло. Исчезла и лошадь, как тщательно я ни искал ее, спустившись в ущелье. Да может, она мне только померещилась. Но тут моя память с неудержимой силой повлекла меня к моему прошлому, и прежде всего к Илле.
Та первая наша встреча произошла на маскараде. Большой прекрасный город, бывшая столица, прозываемая Северной Пальмирой, принаряжался, готовясь празднично встретить наступление Нового года. Возникнув вначале как мираж в воображении царственного мечтателя, он сохранил в себе эти свойства, особенно в зимнюю пору, когда, засыпанный снегом и скованный льдом, сверкающий среди долгих полярных сумерек тысячами огней, город становился похож на разноцветную елку, украшенную игрушечными домами, людьми и сугробами. Да, да, дух игры, придуманности витал над его площадями и улицами. И среди всех праздников особенно любимы были маскарады. Вот в одном из роскошных особняков на набережной, нанятых на вечер для веселья, собралась разношерстная толпа студентов. Право на вход имел лишь тот, кто имел маскарадный костюм. Я издавна питал слабость к нарядам прошлых веков и воспользовался первой же возможностью покрасоваться в богатом одеянии пиратского адмирала, которое было задумано и сшито к праздникам. Черный бархат с золоченым шитьем и парчовой отделкой, сапоги с отворотами, треуголка с перьями и другие атрибуты морских разбойников - все это делало меня весьма внушительным. Однако и толпа собравшихся поражала великолепием. Многие добыли себе платья в театральных кладовых и выглядели в них не хуже давно забытых щеголей, которым когда-то принадлежали эти наряды. Загремела музыка, захлопали бутылки с шампанским, понеслись в танцах разгоряченные пары, и началось веселье.
В середине программы жюри должно было выбрать два самых лучших костюма, мужской и женский, и сделать их обладателей хозяевами праздника. Задача оказалась невыполнимой - ни одно мнение не совпадало с другим. Тогда, пересчитав присутствующих, жюри собрало несколько карточных колод и, изъяв из них червовых королей и дам, оставило только по одному экземпляру карт этой масти. Карты были перетасованы, и теперь каждый мог тянуть свою удачу, дабы стать властелином вечера. В минуту вся масса людей вытянулась в длинную
146

змею очереди. Я плохо верил в свою удачу и встал в самом конце. Но благодаря капризу случая или воле Рока именно в моих руках оказался червовый король. Меня увенчали бумажной короной из фольги и усадили на трон. Еще через мгновение ко второму трону подвели королеву. Она была в костюме ведьмы. Полупрозрачное лиловое платье, прожженное во многих местах и украшенное бисерными узорами и блестками, подчеркивало ее худощавую, стройную фигурку. В руках была метла, увенчанная головой игрушечной лошадки. Лицо скрывала маска. Густые белокурые волосы перехватывал золоченый обруч, а сзади они образовывали пышный длинный хвост. Нам принесли старинный кубок, наполненный вином, который мы должны были осушить вдвоем. Что за странная смесь содержалась в нем, трудно сказать, но когда мы наконец справились со своей задачей, зал раскачивался перед глазами, уже не слушаясь музыки, и хмельной дурман завладел головой. Отрывочными сновидениями, полными то кошмара, то восторженного взрыва чувств, представали дальнейшие события. Вот обряд шутовского венчания, когда нам, наконец, дозволено было снять маски. Опять кубок с вином над нашими головами, и голос патера, вещающий, что вино необходимо, чтобы мы не пугались друг друга. Обмен поцелуем под долгое "ура" ликующего зала, когда я впервые услышал ее имя - Илла. Думая, что это розыгрыш, я назвался Эном. Наш танец, после которого я потерял свою королеву. Провал памяти. Затем какая-то уединенная комната, обитая малиновым штофом в огнях канделябров. Великолепная старинная мебель, гобелены и громадное окно против камина. Передо мной женщина в наряде ведьмы с маской на лице. Я недоумеваю, где я!!! Смутное сознание обмана отталкивает меня от нее. Лишь одно слово услышал я от своей выдуманной супруги. Она сказала: "Илла", но что за чудное звучание источал ее голос! Как аккорд арфы! А эта женщина говорит совсем другим голосом, смеется другим смехом, хотя внешне очень походит на Иллу.
- Вы не та! - кричу я. - Вы не королева!
Она смолкает, долго смотрит на меня, затем разрывает платье и сбрасывает его.
- Не все ли равно? - шепчут ее губы, подергиваясь гримасой.
- Нет, - отвечаю я, отступив. Она хватает метлу и вскакивает на подоконник.
- Оставайся Эном навсегда! - кричит она.
Вдребезги разлетаются оконные стекла, и она падает в пустоту предрассветных сумерек. В ужасе я выбегаю из комнаты и несусь на улицу. Стекла ранят мне руки, когда я, споткнувшись, падаю на землю. Но вокруг никого. Мои следы единственные под окном на свежевыпавшем снегу. Полный томления и ужаса, я возвращаюсь домой.
Прошло несколько лет с той новогодней ночи, прежде чем я снова встретил Иллу. Как-то мои знакомые, находясь в безвыходном положении, попросили меня подежурить ночь подле тяжелобольной женщины. Дни ее были уже сочтены. Время от времени она впадала в бред, пытаясь вставать, так что помощь была ей необходима. Я вошел в комнату больной поздним вечером. Она спала, но как только я сел в кресло, глаза ее раскрылись.
- Эн, наконец-то вы пришли. Я так ждала вас!
Мыслимо ли передать все те немногие часы, оставшиеся нам для беседы?
Илла рассказала, что в тот новогодний вечер подле нее оказалась женщина, как Две капли воды похожая на нее. Она отнимала у нее всех кавалеров, что жаждали танцевать с королевой бала. Затем взяла за руку и увела с собой. Двойник ее оказался настоящей ведьмой, и Илле пришлось побывать на шабаше, если он ей только не привиделся. В заключение ведьма показала ей в зеркале суженого.
- Я так хотела увидеть Вас, однако это был другой человек, - сказала Илла со слезами.
Кончился вечер, но не кончилось наваждение, Илла долго, напрасно искала меня. Наконец ей встретился человек, которого она видела в зеркале ведьмы. Он стал ее мужем. Что же теперь? Теперь она умирала, но была так счастлива встрече со мной, что я не решался оставить ее даже на минуту. В ночную пору ею овладел бред. Она видела постоянно какую-то белую лошадь, которая плыла по воздуху и рассыпалась тысячами брызг под солнечными лучами. Когда к ее постели подходил муж, она обращалась к нему со словами любви и нежности, которых он никогда не слышал прежде. Придя в себя, она с испугом спрашивала, что она говорила, а потом признавалась, что принимала его за меня. Последние часы ее жизни она слышала музыку и, превозмогая боль, улыбалась мне. Не дай Бог кому-нибудь пережить подобное! Тоска этой улыбки каленой печатью легла на мою душу.
- Ищи меня, любимый, и верь, я не умираю, я только ухожу, - прошептали ее губы с последним вздохом.
Только ухожу! Что значили эти слова? Где я должен был искать Иллу? Может, здесь? За мостом, скалистым, грозным, глухим мостом Карелии, ведущим к заброшенному хутору. Но мог ли здесь быть Тот берег? Впрочем, не все ли равно, что это за место, если я встретил здесь Иллу. Из сказки, преданья иль сновидения пришла она, прошлое вернуло ее или она вернула для себя и меня прошлое - пусть судит кто другой. Я же, не ища объяснений, принимаю эту жизнь, будь она хоть трижды призрачной.
Полный самых невероятных предчувствий и будто уже зная, что меня ожидает, я вернулся в крохотную, доживающую свой век деревушку на берегу Ладоги и стал расспрашивать о хуторе над водопадом. Никто не смог рассказать мне что-либо вразумительное. Я долго бродил по близлежащим селам, пока не оказался случайно на местной свадьбе. Среди гостей обращал на себя внимание слепой старик финн, к которому все относились с особым почтением. Кто-то шепнул мне, что это ведун, который должен был предсказать молодым будущее. Дождавшись момента, когда старик собрался уходить, я вызвался проводить его. Он кивнул головой и подарил меня беззубой улыбкой:
- Пойдем, пойдем, сынок, не пожалеешь, я и тебе сказать могу.
- Мне не нужно знать будущее, дедушка, скажи мне, слыхал ты что о хуторе на Рукоярви?
- Отчего не слыхать, там целая история лежит, - ответил он.
И вот глухой ночью, в тесной избушке, перед потухшим очагом пьяный старик, вперив в стену свои слепые глаза, повел меня по дороге своей сказки иль были. И будто повинуясь его словам, воскресали одна задругой картины странной жизни, которая когда-то распустилась близ чудного водопада, а затем увяла.
- На том месте стояла усадьба, - говорил старик, - а над водопадом мельничное колесо вертелось. Раз вечером забрел туда парень и стал в окна глядеть.
I4Q
Тут хозяин к нему тихо подошел и руку на плечо положил.
- Ты что здесь делаешь, парень? - спрашивает.
- Да вот, хочу на работу наняться, - отвечает.
- Откуда ты и как тебя звать?" - опять спрашивает мельник.
- Из Лелъпельте. А звать меня Эйно, - ответил тот.
- Достаточно будет и просто Эн! - молвил хозяин. - Ну что ж, проходи в дом, работник мне нужен.
Жили они в доме втроем. Сам мельник, жена-молодуха и дочка мельника, оставшаяся от первой жены. День-деньской Эн работал не покладая рук, а вечером ходил к водопаду и играл на самодельной свирели. Мельник вначале сердился на него,а потом рукой махнул: и спалось лучше, и сны хорошие видел под музыку работника. Ему-то сны, а женскому сердцу тревога. Илла, дочка, его стала на Эйно заглядываться. Потом тоже к водопаду пришла и подпевать стала. Дивится Эйно:
- Откуда ты песни эти знаешь?
- А ты откуда?- спрашивает Илла.
- Мне в водопаде слышится! - отвечает парень.
- Вот и мне тоже!
Так до ночи и засиживались. Песни играли, с трудом расходились. Только стал замечать парень, что и хозяйка, жена мельника, на него глаз положила. То здесь зовет помочь, то там, а сама рядится в платья нарядные, словно праздник встречает. Эйно, однако, вида не подает, а сердце его к Илле привязано. Долго ли, коротко ли, стала мельничиха на Эйно покрикивать:
- Ты не смей ходить к водопаду по ночам. Нечего девку смущать. Не про тебя Мельникова дочка. Вот скажу хозяину, он тебя прогонит. Дорогу назад закажет.
Испугался Эйно, что разлучат его с Иллой, а сам не знает, что делать. И видеть ее не смеет, и не видеть уже не может. А то, что ее замуж за него не отдадут, в этом и сомнения не было: беден Эйно, и, кроме рук да сердца, ничего у него не было. Начал он склонять Иллу бежать с мельницы. Она согласна, да только все им мешало. Мачеха словно слышала, о чем они сговариваются. То встанет среди ночи и мельника разбудит, то падчерицу в свою комнату заберет. Совсем измаялись парень и девушка. А тут еще болезнь на Иллу напала, сохнуть стала. Знахарку вызвали. Эйно подстерег ее, когда она обратно шла.
- Что с Иллой, бабушка? Скажи не таясь.
- Да, верно, мачеха ее портит, со света сживает.
Тут уж положил парень как угодно, но украсть любимую. Ночью пробрался под окно Иллы и стал вызывать ее. Только вместо нее вдруг мельник появился с цепом в руках. Бросился Эйно бежать, а хозяин за ним. У самого водопада нагнал и стал охаживать. Чует парень, что смертный час подходит. Вдруг за спиной у мельника фигура встала. Взмахнула косой, и упал хозяин замертво, как сноп свалился и крикнуть не успел. Смотрит Эйно, а перед ним мельничиха.
- Ну что, парень, жить-то слаще, чем смерть принимать? -спрашивает. Он рта открыть не может. "Что же делать?" - думает.
- Уму тебя придется учить, - говорит хозяйка. - Только знай: мне теперь служить будешь, и, коль от воли моей отступишь, я смерть мельника на тебя покажу, и жизни тебе не будет.
Меж тем на следующий день непогода разыгралась, обоз купеческий на мельницу свернул. Хозяйка их в дом не пустила. Мертвого мельника посадила у окна, чтоб видеть его могли.
- Болен хозяин, - говорит возчикам, - только велел передать, чтоб вы здесь не останавливались и спешили дальше. К вечеру распогодится.
Заупрямились обозники, да мельничиха вина им вынесла. Полегчало им, она еще добавила - совсем хорошо! Снялись они в путь, хотя ночь на дворе была. Показала им хозяйка дорогу, а сама вернулась и к зеркалу села. Лучину засветила и шепчет что-то. Вот тучи наползли, гром загремел, буря налетела. Откуда-то издали крики донеслись. Выскочил Эйно во двор и чуть не обмер. Видит: хозяйка за ворота вышла, спиной пятится, в руках зеркало держит, а следом мертвый мельник идет. Глаза закрыты, руки расставил, ногами землю ощупывает.
Под утро прибегает один из обозных, трясется, весь бледный...
- Ну, - говорит, - страху натерпелись. Дорога ваша в чащу завела, буря налетела, под утро хватились добра, а кошели-то все срезаны. Обозники распрягли лошадей, чтоб в погоню идти, да вдруг на вора наткнулись. Идет ваш мельник, а в руках пустой кошель несет. Деньги, видать, припрятал уже. Ну, накинулись на него, а он страшный, холодный. Его и камнем, и кистенем бьют, да лишь остановятся, он снова встает и идти начинает. Тут и ножом его пырнули, а в нем крови-то нет. Видать, колдун настоящий. Связали мы его да в яму бросили, осиновый кол вбили да камень надвинули. Беги и ты, парень. Не будет тебе счастья на колдовском месте
Эйно и рад бы бежать, да видит, что из окна на него мельничиха поглядывает. С тем и остался. Еще время прошло, успокоилось вроде. Зовет мельничиха работника.
- Ну, - говорит, - не век жить в батраках тебе, парень, пора и похозяйствовать. Бери меня замуж, а мельницу в придачу. Парень уперся:
- Нет, не хочу чужого.
- Да это мое, - говорит хозяйка.
- А обозные кошели тоже твои? - спрашивает Эйно.
- А про это тебе знать не надобно. Добром говорю: будешь со мною жить - все твое будет.
- Я Иллу люблю, хозяйка, ты же знаешь это, - возражает парень.
- Ну и люби себе, я не ревнивая. Станешь мужем моим, она в твоей власти будет.
Разошлось сердце у Эйно.
- Ну нет, ведьма, не бывать по-твоему! Отдавай мне Иллу, или силой возьму!
- Да она теперь и взглянуть на тебя не хочет. Как узнала, что ты ее отца убил, так прокляла и сердце отвернула.
- Да это ж ты его убила! - кричит Эйно.
- Полно, парень. У меня и силы-то нет, чтоб с таким медведем справиться. Никто и поверить не сумеет, чтобы я родного мужа прикончила! Да и к чему мне смерть его?
Заплакал Эйно и бежать бросился, сам не зная куда. Добрался до озера. "Нет больше жизни мне!" Ступил в воду и к середине плывет, где омуты самые глубокие. Вдруг слышит голос Иллы. Поет она песню с берега. Повернул он обратно и видит: любимая руки ему протягивает:
- Бежим отсюда, Эйно!
- Бежим, Илла!
Оглянулись они назад и видят: хутор горит. Значит, возвращаться незачем. Взялись за руки и прочь пошли. Вдруг - подводы гремят, лошади топчут. Спрятались на всякий случай.Это погоня за ними. Люди переговариваются:
- Вон как работник мельника извел да хутор спалил, чтобы дочку умыкнуть. Ну ничего, далеко не уйти им. Вот за собаками послали. Загоним как зайцев. Бросились бежать Эйно с Иллой, только погоня опять по пятам идет.
- Нет, не отдам я ведьме своей любви! - молвит Илла. - Спасу тебя, только и ты не оставляй меня!
Сказала и в белую лошадь обернулась. Помчался Эйно быстрее ветра, только след его и видели.
Старик умолк, и голова его, качнувшись, упала на руки. Он заснул. Меня всего трясло с того первого момента, когда ведун произнес имя Иллы. Что же это за сказка? А может, он морочил меня? Прочел мои мысли и навел мороку на мое разгоряченное воображение... так чтоб все рассказаное принял на свой счет. Но что бы это ни было, я вновь отправился на хутор. И вот в версте от него я нашел маленький могильный холм. Тяжелый валун лежал на нем вместо надгробья, а рядом я увидел высохший осиновый кол, вбитый в землю. День за днем бродил я вокруг водопада и наконец в ночь на полнолуние, вспомнив историю Эйно, смастерил из ивы свирель и сел на берегу, прислушиваясь к шуму воды. Долго она ворожила над моей бедной душой, пока я наконец решился поднести свирель к губам, а потом все не мог остановиться, увлеченный игрой. Но вот тоска иль радость, а может, и то и другое вместе сжали мое сердце, свирель выпала из рук. Там, у подножья водопада, раздвинув сверкающие в лунных лучах пенные струи, вновь выступила белая лошадь. Свирели уж не было, но эхо, эхо продолжало звучать, откликаясь на зов мой. Я слышал, как, словно раскачиваясь, то приближаясь, то улетая прочь, плывет над ущельем чудесная песня. Илла! Я ли мог не узнать твой голос, любовь моя!
ВЫБОР
икогда не знаешь, что лучше - принять ли мир как он есть, либо бороться и строить его по своим представлениям. Свела однажды судьба троих людей так, что разойтись оказалось почти невозможно. Один из них, бедный Кавалер, кроме пылкого сердца и отцовской шпаги ничем более не обладал. Второй был музыкантом, которому слава приносила богатство, а богатство, в свою очередь, немало способствовало славе. Третьим лицом, конечно, была Дама. Если б она была просто прекрасна, то историю пришлось бы начать с нее. Но в ней скрывалась тайна, неведомая даже ей самой. Потому досталась ей роль судьбы, ибо двое уже означенных молодых людей любили ее страстно и готовы были вручить ей свои жизни. Как и следовало ожидать от таинственной красавицы, Дама ни одному из них не отдавала предпочтения. Таким образом, в один свободный денек ее поклонники встретились на опушке дремучего леса, чтобы с помощью шпаг выяснить свои отношения

друг с другом. К счастью или к несчастью, в бранном искусстве их способности оказались равными.
Устав от боевых упражнений, они вернулись к словесным доводам.
- Послушай! - сказал Музыкант, - даже если твоя любовь сильнее моей, что вообще-то маловероятно, то подумай о том, сможешь ли ты сделать свою возлюбленную счастливой? Ты не слишком богат, чтобы скрыть свои недостатки. Как ты собираешься выражать свои чувства? Повторять, подобно кукушке, свое "люблю, люблю"? В отличие от тебя я окружу ее роскошью и искусством. Мои чувства будут изливаться на нее водопадом волшебных звуков. Среди зимы я сумею пробудить весну и лето!
Кавалер задумался, и, будто назло, из рощи раздался голос кукушки. Доводы Музыканта показались неоспоримыми. Вложив шпагу в ножны, Кавалер поклонился и, не разбирая дороги, двинулся в глубь леса.
Был вечер, когда Кавалер вышел к большому круглому озеру. В оправе гранитных берегов, порой смягченных песчаными отмелями, оно казалось древним вином, застывшим в кованом кубке неведомого великана. Красноватые отблески закатного солнца реяли над водой, а на противоположном берегу стоял причудливый дом, напоминавший маленький замок. Резные башенки, стрельчатые окна, сияющие нестерпимым огнем. Чудесный сад с кустами роз и лилий и несметным множеством других цветов. Ветер донес до него далекие звуки музыки. О, что это была за мелодия! Нежнейшие на свете пальцы касались его души и исторгали из нее целительные слезы. Уж не сама ли любовь его обрела свой голос и звучала в тишине этого вечера! Очарованный Кавалер поспешил к нездешнему видению. Ночь уже кончалась, когда он наконец остановился. Оглядевшись, он понял, что находится на прежнем месте. Сомнений не было, он трижды, если не более, обошел вокруг озера, но пригрезившаяся усадьба не попалась на его пути. Расстроенный, он решил возвратиться домой. По дороге он расспрашивал окрестных жителей о доме у озера. Никто не мог ему ничего ответить, и лишь один нищий старик, которого считали выжившим из ума, рассказал, что слышал об этой усадьбе. Никто не знает когда и кто ее построил. Немного тех, кто видел ее, однако для них это было грозным предзнаменованием, ибо вскоре они умирали. Были, конечно, и такие, что, любопытствуя, пытались проникнуть в этот дом, но они безвозвратно исчезали.
Получив столь мрачные сведения, Кавалер предался раздумьям: "Что мне теперь жизнь без любви? Знать, что моя Дама счастлива без меня - слабое утешение. Не лучше ли пойти навстречу судьбе, которая уже поманила меня в иной мир?"
И снова он очутился у озера и стал искать свой мираж, но только в ночь полнолуния, когда он переплыл озеро, не спуская глаз со своего видения, он натолкнулся на гранитные валуны, окружавшие дом. Оглянувшись последний раз на озеро, он отметил, что усадьба не отражается в застывшей воде. Лунный свет мерцал, вторя его дыханию.
Кавалер нажал на ручку двери и вошел внутрь дома. Тишина, царствовавшая снаружи усадьбы, вдруг рухнула, как разбитое стекло. В прекрасно убранных залах горели канделябры и звучала музыка. Как и прежде, она задевала самые глубокие и тайные уголки души. Он прошел по причудливым галереям и в последней комнате увидел хозяйку. Прелестная Музыкантша встала от клавесина ему навстречу. Может, фантазия Кавалера подыграла ему, но показалось, что
она так похожа на его возлюбленную Даму. И конечно же, он произнес слова любви, а она ответила ему. Счастью Кавалера, думалось, не будет конца. Его возлюбленная Музыкантша словно подхватывала его чувства и превращала их в звуки музыки. День проходил за днем, ночь за ночью, и опять все повторялось. "Как восхитительна смерть, если я умер!" - думал Кавалер и боялся, что сон его кончится. Но он не кончался. Более того, это состояние полнейшего блаженства стало надоедать ему. Он устал от своих чувств, от музыки, ибо мелодии повторялись. Он не стал упрекать хозяйку, ибо понимал, что он сам тот источник, из которого она черпает вдохновение. Однако неприятная мысль, что его возлюбленная лишена собственной души и лишь отражает его душу, вконец отравила его блаженство.
Все реже звучала музыка в доме, и наконец Кавалер решил вырваться из усадьбы, чего бы это ему ни стоило. Все то, чем он жил до того, как попал в волшебный дом, предстало перед ним как самая желанная греза. Улучив момент, он подошел к дверям и попробовал открыть их. Заперто, они не поддавались его усилиям. Он готов был разрушить весь этот дом, чтобы только вырваться наружу. Тонкая, прозрачная рука протянулась из-за его спины и коснулась дверей - они легко открылись. Он оглянулся. Перед ним стояла его хозяйка. С той же улыбкой, что встретила его, она протянула ему серебряную флейту. Как лепестки цветка, скользнули по его лицу ее губы, и Кавалер очутился на другом берегу озера.
Был вечер, только он не знал, какого года, ибо ему казалось, что он прожил в доме не меньше половины своей жизни. Любопытство или что-то другое повело его к знакомым местам. И первый человек, к которому он отправился, конечно, была его Дама. Странно, она ничуть не изменилась и не высказала никакого удивления по поводу его столь долгого отсутствия. То же самое повторилось и с Музыкантом. Осторожно выбирая слова, Кавалер невзначай справился о времени их последней встречи.
- Не изволите ли вы шутить? Мы расстались с вами три дня назад.
"За три дня мир так изменился, что я едва верю себе, - подумал Кавалер. - Уж не сошел ли я с ума? Надо бы это как-то проверить".
Между тем обстоятельства были как раз подходящие. Музыкант сел к инструменту и подарил Даме изящный менуэт, сочиненный в ее честь.
- Прошу прощения, - обратился Кавалер, - но я хотел бы также выразить свои чувства с помощью благородного искусства музыки.
Он поднял серебряную флейту из озерного дома и стал играть. Все мелодии, что буквально навязли в его ушах, вся память о тех чувствах, что он испытывал к Даме, излились в его игре. Он и сам не знал, как это его пальцы находят нужные ноты. Как его душа могла распуститься музыкальным букетом такого совершенства! Но самое удивительное, что эта мелодия преображала его самого. Его переживания, выражаемые в музыкальных звуках, достигали апогея и исчезали. Он освобождался от своих чувств, не жалея о них и не привязываясь к той, что вызвала их. Эта музыка, эта звучащая любовь делала его свободным.
Кавалер опустил флейту. Его возлюбленная Дама едва держалась на ногах, и восхищенные глаза ее были полны слез. Зато соперник его трясся от ярости.
- Не может быть! - закричал он. - Это игра дьявола! Ты колдун! Выхватив шпагу, он требовал, чтобы Кавалер немедленно защищался.
155

Меж тем тот стоял неподвижно. Любовь Дамы звала его к себе. Ненависть противника угрожала его жизни! Но он был свободен и от того и от другого. Мудрость открыла в нем иные глаза и иные уши, и, боясь искушения, он отбросил волшебную флейту, но тишина его души хранила тысячи новых мелодий. Соперник с яростным криком вонзил в него шпагу, но не убил его. Даже следа от раны не появилось на теле Кавалера. Тихо улыбнувшись, он повернулся и двинулся по пути, ведомому лишь ему одному. Была ночь, но от Кавалера исходил свет. Следом за ним, забыв обо всем, отправилась Дама. Музыкант, опустив голову, также поспешил за тем, кому в одно мгновение открылась истина.
КОРРИДА
те суровые времена Испания была поделена меж вестготскими королями. В каждой области процветали свои обычаи, и хотя христианство было признанной религией, но языческие нравы еще прочно владели людьми. Колдовство, чудеса, гадания заменяли веру в Промысел Всевышнего, и самой добродетели нередко приходилось прибегать к силам языческих богов, которым поклонялись кочевые цыганские племена и мавританские чернокнижники. В скалистых горах Сьерра-Морены, в одном из селений жил пастух по имени Санчо. Родителей он не знал, ибо еще ребенком его привезли и оставили цыгане, сообщив, что нашли его у дороги. Строить догадки о судьбе, постигнувшей отца и мать, - погибли ли они в схватке с разбойниками или сами покончили с собой, не найдя силы жить, - было бессмысленно. Так или иначе, мальчика вырастили добрые люди, а затем определили ходить за стадом.
Одиночество среди пустынных пастбищ и молчаливого скота, скупая красота выжженной земли и каменистых вершин воспитали в нем душу чуткую и своеобразную. Он умел сливаться с окружающим миром настолько, что по целым часам застывал на месте, словно превращаясь в камень; в другое время, напротив, обретал способность к такой подвижности, которая позволяла ему в самые знойные дни бегать от восхода и до заката, не чувствуя усталости. Но наибольшего совершенства достиг он в подражании голосам животных и в игре на свирели. Собрать стадо и управлять им не стоило ему ни малейшего труда - достаточно было издать трубный клич вожака; но он умел еще отогнать волков леденящим рыканьем барса, созвать орлов резкими горловыми вскриками, на его тихий свист могли приползти змеи. Когда же он играл на свирели, горы будто оживали. Овцы, козы, коровы переставали щипать траву, дикие звери спешили поближе к тому месту, где находился Санчо, птицы стаями кружились над пастбищем и садились на окрестные скалы.
Особенно нравилось пастуху играть с эхом. Он начинал мелодию и внезапно замолкал, а когда она возвращалась к нему, он наслаивал на нее уже следующий мотив. Однажды Санчо так заигрался, что, опустив свирель, продолжал слышать какие-то чарующие звуки. Они напоминали эхо, но мелодия была совершенно иной. Санчо вскочил и побежал в ту сторону. Солнце уже опускалось, когда, забравшись на очередную вершину, пастух увидел старика, прислонившегося к скале. Тело его прикрывал плащ из зеленых виноградных листьев, на голове

сверкал золотой обруч, а из-под седых вьющихся волос выступала пара рогов. Глаза старика смотрели спокойно и отрешенно, хотя по лицу скользила усмешка. Мохнатые ноги оканчивались копытами.
- Вечер добрый! - промолвил пастух, от удивления не зная, что сказать еще.
- Добрый, добрый, - ответил старик. - Не меня ли ты искал, Санчо?
- А кто ты?
- Я, как ты, пастух.
- Где же твое стадо?
- А вон оно!
Санчо увидел семерых огромных белых быков невдалеке от старика. Один их них, словно высеченный из мрамора, стоял на самой вершине и, не отрываясь, глядел на заходящее солнце.
- Это священные быки, которых приносят в жертву богам древности, - сказал старик.
- Так это ты играл на свирели? - спросил Санчо.
- Как и ты, - опять усмехнулся старик. - Однако, уже пора возвращаться.
- А куда ж ты пойдешь?
- В ночь, пастух, на темные нивы облаков, что обильнее земных пастбищ. Тут Санчо увидел, как облака и в самом деле спустились к ним и быки медленно ступили в них.
- Прощай, Санчо, возьми свирель и вспоминай Пана, - сказал старик и исчез.
Никому не рассказал пастух об этой встрече. Хоть и верили крестьяне в незримые силы природы, однако сочли бы его за сумасшедшего, узнав, что древний дух земли подарил ему свою свирель. Да, воистину легче было бы пастуху найти язык с животными, чем с людьми. Он и любил, и понимал их больше. Никто не видел, чтобы Санчо когда-нибудь бил животных или ел их мясо. Зато и в селении относились к пастуху отчужденно и считали его чудаком.
Был среди прочих у Санчо заклятый враг по имени Педро - здоровенный молодец, который забивал скот, сдирал шкуры и пускал их в выделку. Чем пастух не угодил ему, трудно сказать, только что бы ни предпринял Санчо, Педро тут же становился ему поперек дороги. Как-то Санчо понравилась девушка из соседнего селенья Микаэла. Достал пастух свою свирель и начал гонять стадо поближе к месту, где жила его избранница. Немного времени прошло, и Микаэла стала печь лепешки и сама относила их на пастбище Санчо. Проведав об этом, Педро тут же начал ухаживать за девушкой. Однажды он похитил ее, а пастуха нашли с пробитой головой. Его еле выходили. Девушка после этого должна была выйти замуж за Педро. Но недолгой оказалась их совместная жизнь, и вскоре болезнь и смерть избавили Микаэлу и от нелюбимого мужа, и от разлуки с Санчо. Что мог сделать пастух? Мстить за потерю? Но верзила Педро мог справиться и с пятью такими, как Санчо, парнями. Подстерегать и бить врага в спину Санчо не умел, и тогда он решил уйти из этих мест, чтобы поискать счастья на чужбине.
Однако не успела еще прокатиться молва об уходе Санчо, как Педро продал свой скот и дом и, забрав пожитки, также отправился в путь.
Долго странствовал Санчо, пока судьба не привела его в Толедо. То была столица государства, и правила им прекрасная королева Тереза. Ее супруг король
Альфонс был прозван Храбрым. Больше всего на свете он любил корриду и сам часто выступал как матадор. Весь его дворец был увешан головами убитых быков. Семь лет назад на пиру король хвастливо заявил, что нет на свете быка, которого бы он не мог свалить. Вскоре на корриде шесть быков подряд пали под ловкими ударами Альфонса, а седьмой вонзил рога прямо ему в грудь. Умирая, король завещал супруге разделить трон с любым матадором, который выиграет ежегодную корриду и поразит подряд семерых быков. Королева Тереза год оплакивала Альфонса, а затем увенчала короной победителя корриды. С тех пор ежегодно лучшие матадоры собираются в Толедо в надежде получить трон и руку доньи Терезы. Увенчанные короли наравне со всеми принимают участие в корриде, но не было случая, чтобы кому-нибудь из них повезло во второй раз. Шесть мужей сошли в могилу вслед за доном Альфонсом, проклиная свою судьбу. Седьмой, процарствовав год, ожидал своей последней корриды.
Санчо прибыл в город как раз к началу корриды. Его поразила празднично разодетая толпа, затем он увидел королеву Терезу, восседающую на троне, и ее красота ослепила его. Она улыбалась толпе, и каждый мог стать ее мужем, стоило ему победить в корриде. Но когда начались схватки с быками, Санчо пришел в ужас. Рев умирающих животных, кровь, крики толпы заставили его содрогнуться. Вдруг среди выступавших матадоров он увидел Педро. Так вот куда судьба привела его врага! И теперь он, быть может, станет королем Толедо и супругом доньи Терезы. Да и судьба, кажется, сулила ему победу! Столько матадоров уже пало под ударами рогов и было растоптано разъяренными быками, и сам король уже свалился на арену, уступая трон другим претендентам, а Педро оставался неуязвимым. Впрочем, коррида должна была продолжаться еще неделю...
Поздно вечером Санчо возвращался в свою таверну. У края дороги он увидел человека, который с жалобным стоном полз по земле. Санчо подошел к нему и узнал матадора, бывшего шестым королем Толедо. Тяжело раненный на корриде, он пытался где-нибудь укрыться.
- Чем вам помочь, сеньор? - обратился к нему пастух.
- Спаси меня, добрый человек, спрячь от королевы Терезы, я боюсь ее, я не хочу умирать на ее руках.
Санчо отнес его в свою комнату. Всю ночь он не отходил от умирающего. Из отрывочных слов матадора прояснилась причина его безумного страха.
- Я проклят, проклят, - стонал умирающий. - Знаешь ли ты, почему дрогнула моя рука? Еще на прошлой корриде, убивая своих семерых быков, я узнал по глазам тех, кто прежде были моими товарищами. Клянусь вечным спасением, я готов назвать их по именам! Они сражались и пали до меня еще год назад. Мог ли я догадаться о страшной участи павших матадоров, которая велит им пополнять стадо королевских быков? В эту корриду я уверил себя, что все это мне мерещилось, и наносил удары без колебаний. Но вот на арену выпустили седьмого быка - такого я никогда еще не видел! Он был огромных размеров, и шкура его была темно-красного цвета, будто он был покрыт запекшейся кровью. Когда я сказал об этом своим помощникам-пикадорам, они очень удивились и поклялись, что видят обычного черного быка, с которым может справиться любой ребенок. Растерянный, я вышел на арену. Взгляд быка парализовал меня. Я узнал в нем по портретам короля Альфонса. О, конечно, до меня доходили слухи
159
о необыкновенном быке-убийце, который живет на свободе и никому не дает носить корону дольше года, но я не верил этому. И вот красный бык убил меня... теперь душа моя войдет в шкуру черного быка, и второй раз я должен буду умереть той смертью, на которую прежде обрекал других. Меня заколет матадор, и новая голова украсит стены королевского дворца. Такова воля Альфонса и мой рок.
Под утро сознание стало покидать несчастного.
- Запри двери! - крикнул он страшным голосом. - За мной пришли! Санчо бросился к дверям, но они распахнулись. На пороге стояла королева, за ней толпились слуги.
- Вот где мой возлюбленный король! - произнесла красавица. - Несите его во дворец.
Под вечер следующего дня Санчо, одолжив коня, выехал за стены Толедо. Он поднялся на вершину ближайшей горы и, достав свирель Пана, приложил ее к губам. Долго пришлось играть ему. Туман стал обволакивать гору, и наконец, когда косые солнечные лучи веером развернулись над горой, смеющийся Пан заковылял ему навстречу.
- Ты хочешь остановить смерть, Санчо? Это никому не удается, даже мне. Однако ее можно отсрочить. Возьми быка из моего стада, который пойдет за тобой. Помни, что ты должен беречь его, так же как он охранит твою судьбу.
Коррида близилась к концу. Имя Педро было у всех на устах. Он единственный оставался на арене, выиграв все сражения. Шесть мощных быков один за другим пали от его ударов. Оставался седьмой, когда королеве доложили, что назначенное для битвы животное исчезло неизвестно куда.
- Пускай возьмут любого быка, который подвернется. Хватит зрелищ!
Загремели трубы. Педро, подбоченившись, стоял на арене, когда из ворот появился белоснежный бык. Пикадоры верхом на быстрых лошадях начали обычную игру, стараясь разъярить быка. Он попятился. Одна, две бандерильи воткнулись в него, не причинив ему вреда. Толпа взревела:
- Торо! Торо!
Матадор двинулся навстречу быку, дразня его красным плащом. Бык стоял, опустив голову и словно ожидая смерти. Внезапно, перекрывая крики трибун, раздался трубный клич. Бык поднял голову, и матадор отпрянул. Снова и снова повторился клич, призывающий к бою. Зрители в изумлении стали оглядываться, ища меж собою быка. Но это был голос Санчо. Педро оглянулся и, казалось, узнал его. Злобной радостью озарилось его лицо, когда он бросился на быка. Бык увернулся. Толпа замерла. Впервые люди увидели все наоборот: разъяренный человек нападал на животное. Это было не сражение, а бойня. Матадор в ослеплении наносил удар за ударом, а бык уклонялся.
Но вот что-то изменилось. Внезапно бык грозно замычал; ноги матадора подкосились, и он бросился прочь с арены. Бык, вместо того чтобы догонять его, ринулся к стенам цирка. Они затрещали. Люди в ужасе повскакивали и ринулись с трибун. Пикадоры и вся прислуга корриды пытались остановить быка, отвлечь, наконец, заколоть его, но тщетно. Под мощными ударами рушились, трибуны. Давя друг друга, толпа рвалась к выходу. Внезапное бешенство перекинулось на людей, и они дрались насмерть, не понимая, что делают. Королева, бледная как снег, вцепилась в ручки трона, кусая губы:
- Не выходить же мне замуж за быка! Пусть тот, кто остановит это безумие, считается победителем!
Цирк был разгромлен и являл собой руины жестокой битвы, когда Санчо усмирил быка, и толпы людей тотчас утихли, словно потеряв силы.
- Итак, ты победитель корриды! - с усмешкой сказала королева. - Послезавтра... - послезавтра на твою голову будет возложена корона и ты станешь моим супругом!
- Мне не нужна твоя корона, донья Тереза, - промолвил Санчо, - но я хочу... - но я хочу, чтобы ты вышла вместе со мной вечером за стены Толедо проводить белого быка в стадо.
Королева, удивленная, молча кивнула пастуху в знак согласия.
На закате следующего дня они двинулись в горы. Глубокая долина пересекла их путь, и белый бык затерялся в густых зарослях. Как ни искали его Санчо и королева, все было тщетно. Синеватая дымка тумана окутала долину, и путники решили подняться на склон ущелья. На узкой тропинке Санчо приложил руки к губам и издал мычание, призывая животное. Не успело затихнуть эхо, как дикий рев потряс горы. Вслед за тем послышался тяжелый топот и навстречу пастуху вылетел красный бык. Голова его была опущена к земле, и кровавая пена хлопьями свисала с морды. Еще мгновение - и он бросился бы на Санчо, но внезапно на тропу посыпались камни, и вслед за ними спустился Педро. Блестящая одежда матадора была изодрана, лицо искажала бессмысленная гримаса, а глаза заволакивало безумие.
- Седьмой! - торжествующе закричал он, размахивая клинком и не видя путников. - Ты мне добудешь корону!
Бык и человек рванулись друг к другу и, сшибясь, полетели в пропасть.
Пастух стал на колени и заглянул в бездну. На дне ее распростерлись два тела. Одно принадлежало Педро, другое, также человеческое, было облачено в королевские одежды. Королева Тереза оперлась на плечо пастуха и склонилась над обрывом. Тяжкий вздох вырвался со стоном из ее сжатых губ.
- Дон Альфонс! - прошептала она, судорожно крестясь.
Они встали с земли. Прохладный ветерок пахнул им в лица и рассеял пелену тумана. Впереди них, на озаренном солнцем склоне, белый бык легко поднимался к вершине. Они двинулись туда же. Там, улыбаясь вечной улыбкой, их ждал старый Пан. В облачной стране его, полной волшебного благоухания цветов, среди звезд и лунных лучей, под чарующие песни древнего бога они провели ночь, с которой не могла сравниться ни одна из ночей жизни. Наутро королева, забыв навсегда свой трон, ушла с пастухом Санчо по неведомым тропам вслед за стадом священных быков бога Пана.
I 1 -22037 . 1Л1

БАЛЛАДА
сенние сумерки, тихие и печальные, все теснее обнимали землю, и лишь высоко в небе гаснущие лучи солнца высвечивали застывшие фигуры розовых облаков. Океаном, опрокинутым ввысь, казалось небо, и на нем вырисовывалась фантастическая страна из светящихся островов, которые уплывали за горизонт, чтобы там опуститься и застыть навеки несбывшимся сном размечтавшегося ребенка.
Старый композитор Дейл Магри ожидал смерти. Это был последний день из всех, что подарила ему судьба, и он не мог обижаться на нее. В самом деле, разве не был он одарен талантом, разве нужда хоть раз стучалась у его порога? Все, чего желал Дейл Магри, он в конце концов получал. И даже сейчас разве воля неумолимого Рока гонит его с этой земли? Нет, он сам выбрал путь... Жизнь завершена и пора с ней прощаться. Он готов... Готов ли? Сердце музыканта сжалось. Кипы исписанных листов, золоченые переплеты его произведений. Как радовали они его, сколько дарили счастья, как тешили честолюбие! Нет, конечно, он не мог причислить себя к тем великим, чьи имена будут сиять в веках, но он тоже вложил свой кирпичик в то грандиозное здание, что растет усилиями тысяч и тысяч вдохновенных музыкантов и создает единую культуру человечества.
Дейл опустил голову и задумался. Успел ли он создать произведение, которое бы выражало самые сокровенные его чувства? Сумел ли он достичь своего идеала, чтобы передать другим?
Сомнения охватили Дейла Магри. Он перебирал одно за другим свои создания и ни на одном не мог остановиться. Да, интересные мысли, чувства, вдохновения... но где среди них то святое, что он захотел бы взять на суд Божий? Порой оправданием человеку служит всего лишь одно деяние, одна, но гениальная мысль, один порыв. Где оно? Где? Отчаяние охватило композитора. Он отшвырнул ноты, и руки его судорожно потянулись к клавишам рояля. "Дейл Магри, ты хочешь, ты должен успеть!.. Пусть ты не окончишь свое творение, но ты найдешь тон, ты заложишь мысль, ты положишь начало, из которого вырастет самое прекрасное дерево твоей души. На нем будут золотые и багряные листья, но ни одна осень в мире не сможет снести их с ветвей, ни один ветер, хоть самый ураганный, не, согнет, не сломит это волшебное дерево, ибо оно впитает жизнь Дейла Магри!" Пальцы музыканта лихорадочно метались по клавишам. Всего одна находка, одна фраза...
"Живут же веками незатейливые и простые, как ключевая вода, мелодии н родных песен... К неграмотным бедным пастухам спускаются они с горных вер-| шин, а ты... Ты - композитор, ты - профессиональный музыкант, всю жизнь! свою отдавший искусству. Неужто ты самозванец и уши твои глухи к высшей гармонии, а сердце ослепло от мелкого успеха, способного обмануть лишь глу-1 пое тщеславие?.."
Слезы заливали лицо Дейла, когда он вдруг вспомнил свою "Балладу". Это было самое первое его творение, но именно его он хотел забыть, уничтожить, отречься! Благословением небес пришло оно Btero страждущую душу и открыло источник Красоты и Гармонии, но миновало время, и оно обернулось прокля
тием, укорами совести, карой, наполнившей горечью и страданием его жизнь. Если б не его отчаянное сопротивление, вытеснившее это событие из сознания, если б не колоссальное воображение, сумевшее построить неприступную стену между ним и его "Балладой", он давно сошел бы с ума или покончил с собой. Впрочем, не было бы это лучшим исходом? Дейл Магри сделал страшное усилие, и пальцы его взяли первый аккорд "Баллады". В пустыне смерти, в беззвездной ночи лишь огонь страдания мог согреть его и осветить ему путь...
Память увлекла его в пору его детства. Вот лесистые холмы, пересеченные оврагами, светлые поющие речушки, дальние предгорья со старыми рассыпающимися скалами, а за ними белоснежные хребты, заслонившие горизонт. В ясные солнечные дни они казались голубыми и напоминали вспененное бурей море, а оно в самом деле было сразу за горами. И прохладный ветер с вершин, казалось, имел соленый привкус волн и нес с собой привет морской стихии, передаваемый через ледяные громады: ведь они разом смотрели и в гладь моря и в глубь материка. А люди, видя их, приобщались к далям недоступного мира. Он чаровал сказкой, и пути к нему когда-то сторожили каменные замки. От многих из них остались лишь руины, но фантазия людей наделяла жизнью полуразрушенные башни, оплетала вместе с плющом их стены чудесными легендами и мрачными историями. Надо ли говорить, как любили эти рыцарские гнезда дети! Как, исполненные тайного страха и непреодолимого влечения, они карабкались по развалинам, пугаясь совы! Летучие мыши по вечерам срывались там с карнизов и бесшумно чертили в воздухе замысловатые узоры, журчал одинокий родник, и ветер долго вздыхал, запутавшись в длинных анфиладах пустых комнат.
Дейл Магри был тогда маленьким трубадуром и служил прекрасной принцессе, которую за ее печальную красоту называли Соль Минор. Они встречались каждое утро в Замке вечернего ветра, играли, пели, путешествовали по окрестностям, и нередко трубадур превращался в тонконогого коня, а хрупкая принцесса - в наездницу. У Магри была старинная лютня, и ее звуки возвращали жизнь замку, а когда тоненький голосок принцессы присоединялся к музыке, солнечные лучи делали их одежды золотыми, в стенах раскрывались сотни глазок и ушей, гномы и эльфы спешили послушать их, праздник и радость приходили в сердца детей.
Однажды Дейл, ползая по подвалам замка, отыскал потемневшее серебряное кольцо. Конечно же, оно тотчас украсило пальчик принцессы. Однако спустя пару недель Соль Минор уронила кольцо в маленький, но глубокий ручей. Сжатый в узком ущелье между двумя скалами, ручей образовывал небольшой водопад. Как раз на дно его и упало кольцо. Самое обидное, что его можно было видеть, когда солнечные лучи заглядывали ненадолго в теснину. Серебро сверкало ответным блеском, но, сколько Дейл ни нырял, он не мог достать до дна и вернуть свой дар принцессе. Она же громко плакала и считала, что это дурной знак и скоро случится какое-то несчастье.
И оно действительно вскоре произошло. Началось с того, что и Соль Минор, и Дейл Магри увидели один и тот же сон. Черный рыцарь выехал из замка и подъехал к водопаду. Острие длинного копья пронзило воду и нашло на дне ручья серебряное кольцо. Жалобный стон пронесся над ущельем, ручей смолк, и водопад внезапно иссяк. Рыцарь взял кольцо и надел его себе на палец. Трубадур преградил ему дорогу:
- Отдай кольцо! Оно принадлежит принцессе Соль Минор!
- Сразись за него! - отвечал мрачный голос. - Но помни, что ты загораживаешь дорогу самому хозяину Замка вечернего ветра. Тебе грозит смерть.
- Я не боюсь тебя! - отвечал юный трубадур, хотя его сердце сжималось от отчаянного страха.
И вот они уже оказались на пустынной дороге, ведущей к замку. Дейл Магри с удивлением увидел на себе прочные латы, а в руках длинное копье. Запели трубы, и он поскакал навстречу Черному рыцарю. Еще мгновение, и Дейл был выбит из седла и распростерся на земле. Сверкающий меч Черного рыцаря взметнулся над ним.
- Остановись! - раздался тоненький голосок принцессы. - Я прошу тебя даровать ему жизнь.
- Ты знаешь цену? - вопросил хозяин замка.
- Да, - ответила Соль Минор, - моя жизнь.
После этого сновидения, которое во всех деталях совпадало у обоих детей, принцесса заболела и стала медленно угасать. Много дней и ночей провел подле нее Дейл Магри. Слова вечной любви утешали принцессу в последние дни ее жизни, и она говорила, что умирает счастливой, ибо любит и любима и смерть не властна над ними. Однажды ночью ее не стало, а утром Дейл увидел ее уже в гробу, и на руке ее было серебряное кольцо. Люди удивились, но никто из окружающих не посмел снять его.
Родители увезли Дейла Магри из этих мест, видя его горе и отчаяние. Годы учения несколько залечили его рану. И тогда в нем открылся дар к музыке. Он жадно учился исполнительскому мастерству, но на композицию решился не скоро. Первым его произведением была "Баллада". В ней он рассказал всю историю своей странной детской любви, в ней он попытался изобразить принцессу Соль Минор. И когда "Баллада" была закончена и он полностью проиграл ее на рояле, то пригрезилось ему, что принцесса Соль Минор услышала его, пришла в его комнату и танцевала под звуки музыки. Но стоило ему оторвать руки от клавиш - видение тотчас исчезло. А потом... потом он понял, что произошло чудо. Каждый раз, когда он играл "Балладу", вновь появлялась Соль Минор и он мог видеть ее... О, как билось его сердце, как горд он был своим творением и силой души! Кто еще, кроме него, мог похвастаться тем, что вернул свою возлюбленную из мира мертвых. Орфей? Но его попытка все-таки не удалась, хотя и не по его вине. Но может, в том мире сокрыта тайна, с которой придется столкнуться и ему, если он захочет полностью вернуть свою Эвридику, Соль Минор, в эту земную жизнь. Дни проходили за днями. Дейл стремился закрепить свой успех и развить его, но, сколько он ни играл, какие бы вариации ни придумывал, стоило ему опустить руки, и его возлюбленная исчезала.
Прошло несколько лет. Музыкант уже превратился во взрослого молодого человека, исполненного сил и мятежных, необузданных страстей. Мог ли он сохранить свою любовь к хрупкой девочке-подростку из своего детства? Помимо этого, еще одно обстоятельство тяготило Дейла Магри. Каждый раз, когда он вызывал принцессу, ему снился навязчивый сон: Черный рыцарь мчался на коне и его копье целило в грудь музыканта.
Незаметно для себя Дейл все реже и реже исполнял свою "Балладу". Другие творения его таланта заняли его воображение и привлекли внимание публики.
165
Он стал известен, женился, погрузился в суету жизни. Вскоре у неш'родился сын. Он перестал исполнять "Балладу" и попытался забыть Соль Минор. Совесть мучила Дейла, но он отгонял ее постоянной деятельностью. Он просто умел так заполнять свое время, что его не оставалось для бесед с самим собой. Увлекающаяся натура музыканта несла его над поверхностью жизни, не давая окунуться в глубину, а он и не пытался сделать это. Он боялся встречи с той, которая заплатила за его жизнь своей собственной и кого он так неблагодарно пытался вычеркнуть из памяти.
И вот однажды Соль Минор вновь стала на его пути. Его сын унаследовал музыкальные способности отца, но, помимо этого, обладал еще и даром живописца. Как-то Дейл обнаружил над кроватью сына его новое произведение. Это был портрет Соль Минор!
- Откуда ты взял это лицо? - почти закричал композитор.
- Я нарисовал его! - ответил младший Магри.
- Я не слепой и не дурак и, наверное, догадываюсь, что ты нарисовал его. Но я спрашиваю, откуда это лицо? Где ты видел эту девушку?
- Во сне, в воображении! - ответил юноша.
Композитор стиснул зубы и вышел. Отныне он ни разу не входил в комнату сына.
Однако прошло время, и он понял, что сын, возможно, обманул его. Слушая его импровизации, он вдруг стал узнавать в них отдельные темы из своей "Баллады". А потом догадался, что сын, очевидно, нашел старые ноты и, проиграв "Балладу", увидел Соль Минор. И не смешно ли, не трагично, что он, Дейл Магри, стал ревновать свое детское увлечение, фантастическую принцессу Соль Минор, от которой давно отрекся, к своему сыну?!
Покой оставил сердце старого музыканта, он жаждал вновь увидеть Соль Минор и боялся. Он не мог понять, почему страдание вошло в его жизнь, забытая любовь и дикая ревность. Что? Юность сына, повторяющая его собственную, внушала ему ужас или зависть? Что, в конце концов? Преодолев себя, он достал ноты и заиграл "Балладу". Ни разу он не оторвал глаз от рояля, чтобы взглянуть вокруг, но чувствовал и слышал присутствие принцессы. И не было гнева в ее душе, не было обиды на него за забвение и измену. Наверное, именно потому чувство стыда захватило Дейла. Ночью ему приснился Черный рыцарь. Но, верно, в недобрую для себя минуту он явился на пути Дейла Магри. Воспоминания, стыд, ревность, тоска вытеснили из души музыканта страх. Он уже не боялся смерти, и весь гнев за свою судьбу обрушил на Черного рыцаря.
Опять сталь доспехов покрыла тело Дейла Магри, и конь понес его навстречу врагу. Они сшиблись, и на этот раз Магри вышел победителем. Соскочив с коня, он подошел к поверженному противнику и откинул с его лица забрало. Перед ним было лицо сына! Он проснулся в холодном поту: он знал, что будет дальше. Действительно, сын его заболел и, гак же как когда-то Соль Минор, стал медленно умирать. В бреду забытья его губы шептали имя принцессы Соль Минор.
Музыкант не мог этого допустить. "Моя жизнь клонится к закату, но, если она хоть что-то значит на весах смерти, пусть она станет выкупом за сына."
Болезнь не отступала. Тогда Магри опять кинулся к своей "Балладе".
- Принцесса! - молил он, - Мой сын бредил вами, и вы должны вернуться
166
в этот мир чтобы спасти его.
Она не ответила ему, но улыбка на губах должна была утешить его и дать надежду. И действительно, наступил кризис и сын Дейла переломил болезнь и стал поправляться. Теперь музыканту следовало платить по счетам. Его сердце надорвалось в дни отчаянной борьбы с самим собой и Роком. Все слабее были его удары, и вот наступила последняя ночь. Свет в небе погас. Старый композитор, откинувшись, лежал в кресле, и руки его тянулись к роялю. Боль все силь-нее'врезалась в его грудь, словно копье Черного рыцаря пронизывало его.
- Трубадур! Я жду тебя. Почему ты медлишь? - раздался голос Соль Минор. Он с удивлением увидел рядом с собой свою маленькую возлюбленную.
- Вы пришли ко мне?
- Да, - ответила она, смеясь.
- А как же мой сын? - прошептал он.
- Пришло время и для Черного рыцаря. Он будет жить в этом мире и продолжит твое дело.
Радость и счастье охватили Дейла Магри. Он протянул руку принцессе. Две светлые детские фигурки скользнули из комнаты и понеслись в пространство вслед за солнцем в ту фантастическую страну, что еще вечером отразилась на небосклоне в лучах заката.
ЗАКЛЯТЬЕ
оздней осенью, среди глубокой ночи принц Аллен возвращался с охоты домой. Полная луна ледяным бутоном нависла над землей. Черные тени казались настоящим миром, а лес и скалы - сновидением. Сотканные из призрачных лучей и облачной ткани, одухотворенные живым сверканием извилистой реки, горы превратились в таинственную, незнакомую страну, в которой не существовало ни входа, ни выхода. Узкая дорога, по которой ехал принц, петляла по склонам горы, как поток, текла под копытами коня и каждую минуту была готова низринуться в бездну стремительным водопадом. Голые стволы деревьев, причудливые камни на обочине дороги, чуткое эхо, выдававшее каждый его шаг холодному и враждебному миру, - все вызывало смутную тревогу в сердце принца и прогоняло сонливость. Он ожидал опасности, сама ночь подстерегала его, и что-то должно было случиться. Этим путем он ехал впервые, а за скалистым хребтом располагались таинственные владения неведомых сил, которых ни он, ни кто-либо другой не знал.
Древнее заклятье провело некогда границу по вершинам самых высоких гор, очертив среди них обширную область, куда попасть было можно лишь по смертельно опасным тропам. Никто и не решался идти в те земли, тем более помня о запрете, ^передававшемся из поколения в поколение. "Ничья нога под страхом смерти да не осмелится ступить по своей воле в заповедную землю горных владык" - так звучал наказ. Но именно в этом краю рождались реки, бегущие в долины, именно там дольше всего задерживались краски зари, именно туда устремляли свой полет странные ночные птицы со светящимися крыльями... Принц задумался и вдруг услышал стук многочисленных копыт и скрип колес.
167

Какая-то карета бешено неслась по дороге, догоняя его. Принц огляделся. Свернуть в сторону не было возможности: с одной стороны отвесные скалы, с другой - обрыв в пропасть. Прежде чем его заметят из-за ближайшего поворота и успеют затормозить, он уже окажется смятым или сброшенным в бездну. Аллен пришпорил коня и попытался ускакать вперед, надеясь где-нибудь найти пологий склон и свернуть с дороги. Но напрасно он спешил, поминутно рискуя свалиться в черную бездну. Карета неумолимо догоняла его. В отчаянии он повернул ей навстречу. Вот в лунном свете, ослепляя глаза своей белизной, из-за поворота вылетела карета, запряженная шестеркой лошадей. Серебряные хвосты и гривы их развевались по ветру, храп вылетал из ноздрей, зубы скрежетали об удила. На козлах восседал возница с бледным застывшим лицом, напоминавшим маску. Принц закричал. Странная гримаса или улыбка мелькнула на губах кучера, он натянул поводья, направляя карету в пропасть, и через минуту Аллен остался на дороге один. От ужаса у него перехватило дыхание. Он некоторое время прислушивался, ожидая грохота разбившегося экипажа и предсмертного ржания лошадей. Все было тихо. Горы, земля, воздух молчали, словно принц проснулся от тяжелого кошмара.
Спустившись наконец с горы в долину, Аллен обследовал всю местность, где могла упасть карета, но ничего не нашел. Полный смутных мыслей и чувств, он возвратился домой.
Его отец Стуббард немало дивился происшествию с сыном.
- Однако я думаю, - заключил он, - что в карете был кто-то из наших подданных. Они узнали в тебе королевского сына и пожертвовали своей жизнью, ради твоего спасения.
Иного мнения были братья Аллена.
- Ты видел духов, - сказал Меллон. - И они не посмели на тебя напасть, раз ты повернулся к ним лицом.
- А я думаю, - промолвил Голлин, - что кучер принял тебя за привидение и, испугавшись, свернул в обрыв.
Прошло немного времени, и Аллен стал забывать о происшедшем, но как-то в ночь полнолуния что-то мешало ему заснуть. Он вышел во двор и, увидев нерасседланную лошадь, решил немного прогуляться. Незаметно он выехал за ворота города и двинулся вдоль берега реки. Легкий туман тянулся от воды, и в его пелене вставали какие-то призрачные видения, напоминающие то фигуры всадников, то фантастических зверей. Внезапно ухо принца уловило звуки конского топота и скрип колес. С изумлением принц опять увидел знакомую карету и шестерку белых лошадей. На этот раз они неслись прямо по руслу реки. Камни и целые фонтаны брызг разлетались в стороны. Возница так же отрешенно смотрел вперед, и застывшее лицо было белее тумана. Карета пролетела мимо Аллена и исчезла. С чувством облегчения принц продолжил свой путь - теперь он уже мог не винить себя в гибели экипажа.
На следующий день он стал расспрашивать людей о таинственной карете. Да, оказалось, что многие встречали ее в ночь полнолуния, но, кому она принадлежит, никто не мог сказать. Лишь какой-то нищий бродяга сообщил, будто карета с упряжкой волшебная, перед ней открыты все пути и она принадлежит владельцам таинственной страны, лежащей за хребтом.
Что может быть притягательней тайны для юного отважного сердца? Спустя
168

месяц три принца на лучших конях ожидали появления кареты. На этот раз она мчалась к горам. Меллон в рыцарских доспехах попытался перегородить дорогу и остановить ее, но был отброшен в сторону, а копье его разлетелось, как гнилая жердь. Голлин накинул аркан на шею коренной лошади, но тут же из охотника превратился. в жертву. Его вырвало из седла и бросило на землю. Один Аллен остался невредим и мчался вслед экипажу, впрочем не надеясь его настигнуть. Меж тем удача сопутствовала принцу. Лошади его братьев, возможно вовлеченные в этот безумный бег, вскоре нагнали Аллена. Теперь он имел запасных лошадей и, когда увидел, что его конь падает от усталости, перескочил на второго скакуна. Под утро, уже не представляя, где он находится, принц без сил свалился на каком-то пригорке. Очнувшись, он увидел цветущую долину, в центре которой, на скалистом утесе, окруженном водой, возвышался незнакомый замок.
Дав отдохнуть лошади, он подъехал к воротам и протрубил в рог. Дико и печально раздалось эхо под сводами, но никто не ответил ему. Подъемный мост не шелохнулся, и на высокой надвратной башне не мелькнули фигуры сторожей. Полный странных домыслов и преодолевая страх, Аллен дождался ночи и, переплыв ров, стал карабкаться на стену. Совсем стемнело, когда он проник во двор. Карета стояла у распахнутых дверей пустой конюшни. Ни одного человека не встретил он, хотя замок не мог быть необитаемым. В самом деле, он видел, что за темными окнами временами появляется свет и продвигается по галереям. С ловкостью обезьяны принц взобрался на балкон и вошел внутрь замка.
Пышное убранство зала поразило даже его, привыкшего к роскоши. Две фигуры медленно двигались по пустынным залам и галереям: мужчина нес в руках канделябр, женщина - книгу. Время от времени они подходили к старинным шкафам, женщина снимала платье и облачалась в новое. Вот часы пробили одиннадцать раз, они подошли к камину и, затопив его, присели в кресла. Теперь принц мог разглядеть их. Мужчину он тотчас узнал. Это был возница. При взля-де на женщину Аллен почувствовал, как сжалось его сердце. Но не изысканно правильный профиль прелестной леди с вьющимися каштановыми локонами, не ясность высокого лба, не мягкость подбородка, не гордая посадка головы на длинной шее поразили юношу. Все ослепительное великолепие красавицы сосредоточилось в ее глазах. Они таили в себе переливы перламутра, в них жили синие огоньки,витающие над озерами, они могли струить туман, в них вспыхивали угольки догорающего костра, улыбка делана их прозрачно-зелеными, как изумруд, печаль окрашивала в цвет сумерек. У нее были опаловые глаза, и никакой другой камень на свете не мог таить больших превращений и совершенств. Возничий, взяв книгу из рук леди, стал вслух читать ей, а она откинулась на спинку кресла, и слезы тихо текли из-под ресниц.
Снова пробили часы, на этот раз двенадцать. Внезапно леди испуганно вскочила на ноги:
- Бежать скорее. Я слышу погоню.
Возница молча поклонился и поспешил во двор. Воздев руки к небу, он произнес какие-то слова. Облака спустились к замку и превратились в тонконогих коней. Леди выбежала из дверей и села в карету. Загремели цепи подъемного моста, через минуту воздушные лошади вынесли карету на дорогу, и еще через мгновение она исчезла.
17П
До утра ожидал их принц. И когда они вернулись, снова все повторилось. Леди беспрестанно бродила по залам в сопровождении своего верного друга, меняла наряды, глядела в пыльные зеркала и казалась ожившим портретом. Наступила ночь, и дикая тревога вновь погнала красавицу в путь.
На третью ночь принц Аллен не выдержал и решил обратиться к леди, чтобы узнать ее тайну. Он вышел из-за колонны навстречу этой печальной паре и чуть не поплатился жизнью за свою дерзость. Возница бросился к нему, выхватив шпагу. Принц не успел остановить его и обнажил свой клинок. Ловкость, сила и молодость были на стороне Аллена, но противник его, хоть и был значительно старше, не отступил. Они сражались, и тени их падали на стены. Внезапно принц увидел, что его тень уменьшается, зато тень противника, напротив, выросла до гигантских размеров. Страх охватил Аллена, Ему показалось, что он превратился в ребенка и борется с великаном. Руки его ослабели, и шпага упала на пол.
- Кто ты такой и что здесь делаешь? - вопросил грозный возница.
- Я принц Аллен и пришел просить руки хозяйки замка, - ответил тот. Леди подошла к ним:
- Вы безумны, принц, и сами не знаете, что ищете. На мне лежит проклятие Луны, и я бегу от своего Будущего к Прошлому. Увы, моя попытка избежать судьбы своей тщетна. Я знаю, что обречена, и только оттягиваю время своей гибели.
- Но я готов на все, чтобы спасти вас! - заявил принц. - Я сын могучего короля Стуббарда, у меня есть братья, и все мы сможем противиться року. Леди с сомнением смотрела на него, хотя его порыв тронул ее сердце.
- Вы отважны, мой принц, и я, может, посещу вас в вашем дворце. Кто знает, на что способно человеческое сердце, если в нем просыпаются чувства...
Возничий печально глядел на нее. Принц прочел тайную боль в его взгляде, но и противник его догадался о мыслях Аллена.
- Да, принц, любовь старого Дрима не смогла спасти леди Лойю, но пусть не станет она препятствием для вашей попытки.
Леди Лойя сдержала слово и в одну из ночей прибыла во дворец короля Стуббарда. И еще два принца, Меллон и Голлин, склонив колени, просили руки красавицы.
- Простите меня, но мое сердце заставляет меня отдать свою руку тому, кто спасет меня, - отвечала леди. - Если хотя бы одну ночь я смогу пробыть в вашем дворце и не выйду за его пределы, мне кажется, это будет моим избавлением.
- Я старший из братьев, - сказал Голлин, - и готов первым испытать судьбу. Скажите, кто преследует вас?
- У него нет имени, это мой ужас, и меня погубит встреча с ним, - ответила бедная леди.
-Хорошо. Пусть будет бал во дворце, а я пойду навстречу вашему преследователю. С какой стороны его ждать? - спросил Голлин.
- Будущее приходит с востока, - ответила леди Лойя.
И вот во дворце загремела музыка, и пышный бал помчал в веселых танцах разряженных гостей. Но среди ночи леди вдруг потеряла сознание, и тотчас раздался тихий стук в двери. Бледная как снег, леди пришла в себя и бросилась к балкону. На мгновение мелькнул за окном сумрачный Дрим, захрапели лошади,
171
и леди исчезла.
Под утро слуги внесли Голлина. Он долго не мог говорить. Волосы его поседели за одну ночь. Наконец, собрав силы, он сказал, что отказывается от леди Лойи. Братья узнали от него, что он стоял на страже у восточных ворот города, когда почувствовал, что его охватывает страх. Он не видел врага и тогда взглянул в зеркало, направив его на восток. По дороге к городу мчалось какое-то существо. Голлин взял наперевес копье, но хотя конь всадника бешено перебирал копытами, тот оставался на одном месте, не приближаясь ни на шаг. Тогда принц сам пошел навстречу врагу, Когда он приблизился, ноги его вросли в землю. Перед ним была леди Лойя. Но в каком образе?! Старческое лицо, обезображенное ужасной гримасой страданий, высохшее тело, скрюченные руки и пустые глазницы, потерявшие свои волшебные опалы. Он не мог выдержать этого зрелища и отвернулся. В то же мгновение всадница обрела способность двигаться и, перескочив через него, помчалась ко дворцу.
Прошел еще месяц и вновь леди Лойя прибыла во дворец:
- Если бы я вернула свое Прошлое, может оно спасло бы меня от Будущего.
На этот раз спасать леди вызвался Меллон, он вскочил на коня и помчался на запад. Увы, и его ожидала неудача. Вначале он слышал только стук удаляющихся копыт, затем взял в руки зеркало. Он увидел всадницу, удалявшуюся прочь от дворца. И это опять была леди Лойя, но в этот раз она была в образе ребенка. Странная девочка с волшебными глазками казалась такой доверчивой и беззащитной, но когда он заговорил с ней, то почувствовал в ней существо совершенно иного мира. Она словно превращала его самого в ребенка и звала в золотое детство.
- Еще мгновение, и я не только не удержал бы ее, чтобы отвести во дворец, но сам готов был следовать за ней куда угодно, - закончил свой рассказ Меллон. - Я отвернулся от нее, и она исчезла.
Аллен внимательно выслушал рассказ Меллона.
- Братья, - сказал он,- каждый раз, как вы встречали леди Лойю в образе то Будущего, то Прошлого, она сама, находясь во дворце, теряла сознание. Душа ее уходила прочь. Я думаю, что она и одухотворяет свой страх и свою надежду. Она не может быть одновременно в трех лицах. Задача в том, чтобы удержать ее в настоящем, пока не пройдет ночь. Тогда она поймет, что ее Прошлое и Будущее - миражи, ибо прошлое, за которым она гонится, завершит круг и догонит ее, а будущее, от которого она бежит, тоже должно нагнать ее.
Третий бал во дворце Стуббарда был самым роскошным из всех. В полночь принц Аллен поклялся, что с леди Лойей не приключится никакой беды, если она соединит свою руку с его и выдержит испытание временем.
- Эта ночь развеет ваш страх навсегда, но каждую секунду вы должны, не отрываясь, смотреть на себя в зеркало. Я буду помогать вам, и это принесет освобождение.
Леди дала согласие. Странная была картина - принц Аллен и леди Лойя молча стояли, держась за руки, перед громадным венецианским зеркалом. Вокруг в тягостном ожидании замерли гости. Среди ночи принц вдруг почувствовал, что рука его сжимает пустоту. Леди исчезла, зато в зеркале появилось изображение страшной старухи. Губы ее беззвучно шевелились, а из пустых глазниц текли слезы. Вот руки ее потянулись к Аллену. "Это сама смерть!" - понял он, но не
шевельнулся и не закрыл глаза. В последний момент Дрим кинулся между принцем и старухой, и как только ее руки коснулись его, он упал, словно яд влился в него из ее скрюченных пальцев. Старуха исчезла, а в руке Аллена вновь была рука леди Лойи.
И вновь пробили часы, и вот уже прекрасное дитя улыбаясь звало Аллена к себе в зеркало. И снова Аллен выдержал и не шелохнулся. Печально махнув рукой, маленькая Лойя исчезла в зеркальном тумане.
- Теперь вы свободны, принцесса Лойя! - возгласил Аллен. Сильный порыв ветра распахнул двери балкона. Над дворцом догорала красная луна. Лучи ее коснулись зеркала, и оно со звоном лопнуло.
- Карету мне! - громко крикнула Лойя.
Облачные кони появились за окном. Сверкающие глаза Лойи устремились на Аллена.
- Дрим исполнил свой долг, а вы, принц?
Он молча кивнул и сел на место возничего. Лошади рванулись и понеслись по тающим лучам прямо к Луне. Люди столпились над телом умирающего Дрима, прислушиваясь к его последним словам:
- В древние года Великий Маг похитил на Луне самые драгоценные из ее камней. Чтобы укрыть их от преследователей, он спрятал их в глазах своей дочери. Увы, это не принесло ей счастья. Луна - владычица прошлого - вечно притягивала ее к себе. Обратная сторона Луны, где царство смерти, гналась за дочерью Мага, не давая ей покоя. Лишь в настоящем могла она обрести счастье, и сила любви помогла ей. Отныне она возвращается в лунное царство не пленницей, но королевой.
- А кто ты сам, Дрим? - спросил король Стуббард, отирая слезы.
- Я тот Маг, что похитил опалы, - ответил старый возничий, и дыхание его навсегда оборвалось.
ПЕСОК ПУСТЫНИ
акую-то странную грусть навевают на меня эти два слова: песок пустыни. Я вижу бескрайние просторы и сухую, безжизненную почву, раскаленные солнцем гряды холмов и звенящий шорох ми-риадов песчинок. Неужели это когда-то была земля или камни? Как случилось, что они умерли, превратившись в желтые массы праха? Конечно, можно представить, как веками волны дробили скалы, как солнце калило их на медленном огне, как ветер обтачивал их друг об друга, но мыслимо ли, что эти стихии, дарующие жизнь всему сущему, столь жестоко отняли ее у этих обездоленных просторов? И когда я сжимаю в ладони горсть песка, мне кажется, что я касаюсь самой смерти. Но что с ним было до этого последнего превращения, какая бурная и прекрасная жизнь, какой долгий, завидный иль странный путь он прошел? О чем он может помнить? Я верю, что в миражах пустыни, как в сновиденьях, встает память о том прошлом, что когда-то она переживала. Волшебные дворцы, полноводные реки, пестрота цветущих садов, стройные колонны храмов... Но я не стал размышлять об этом вслух, если бы не встреча с человеком, который

любил пустыню и вышел из нее с неопаленным сердцем.
Я не помню, когда он появился в нашем городе. Его черный слуга снял какой-то пустой дом на самой окраине и появлялся на людях только затем, чтобы приобрести провизию для своего господина. Расспросы любопытных горожан мало проясняли дело. Негр рассказывал, что они прибыли издалека и его хозяин болен. Это сообщение заметно охладило интерес к чужестранцу, тем более что люди боялись заразы.
Я уже давно интересовался медициной, и некоторые успехи даже создали мне неплохую репутацию, однако не в моих привычках было являться незваным.
И вот как-то, возвращаясь домой, я увидел негра у своих дверей. Не надо было читать мысли, чтобы догадаться о сути дела. Таинственный незнакомец нуждался в помощи. С некоторым трепетом я переступил порог его дома. Его звали Талэм Ибн-Салама, но это имя было им получено на Востоке.
Несмотря на смуглый цвет кожи и слегка раскосые глаза в нем угадывался европеец. Но это не столь важно. Самое главное, что его положение было отчаянно плохим - он умирал и помочь ему было невозможно. Видимо, он и сам понимал это, но хотел удостовериться окончательно.
- Благодарю, что вы пришли, и трижды, что не стали вводить меня в заблуждение. Я прожил одинокую жизнь, смерть для меня не страшна, но бывают причуды в последний час видеть подле себя чье-то участие. Если вы согласитесь провести со мной эту ночь, я расскажу вам про Песок Пустыни.
Вслед за этими словами я словно вошел в страну чудес и пережил его жизнь так, будто она была моей собственной.
Опираясь на мое плечо, умирающий ввел меня в большую пустую комнату. По его знаку негр внес старое зеркало в золоченой раме и шкатулку с простым песком. Заходящее солнце отразилось в потускневшем стекле и словно застыло в нем. Я взглянул на часы и посмотрел за окно. На улице давно стояла непроглядная темень, а в доме Талэм Ибн-Салама из зеленоватых глубин древнего зеркала нам светило отраженное солнце.
С детских лет Талэм питал страсть к путешествиям, но особенно привлекал его Восток. Много дорог прошел он с караванами купцов, и никогда ему не надоедал переливистый звон колокольчиков, мерный шаг верблюдов и бесконечная череда песчаных волн, то нежно-округлых, как человеческое тело, то косматых и грозных, то сглаженных и плоских, зовущих к горизонту своей бесплодной тоской. Однажды караван, с которым ехал Талэм, остановился на ночлег, и путники, окружив себя кольцом костров, стали торопливо передавать друг другу снадобье и читать заклинания, чтобы скорее заснуть. Тал эму объяснили, что это нечистое место, что погонщики верблюдов уже третий день в час заката видят белый караван, который идет где-то рядом, не приближаясь и не удаляясь от них. Это грозит несчастьем. Горе тем, кто окажется в караване димиссов, заключили спутники Талэма, проверяя на себе амулеты, взятые из святых мест.
Талэм сделал вид, что также принимает меры предосторожности, но сам стал ждать, когда караванщики уснут. Звезды засияли над пустыней, когда Талэм услышал звуки зурны и нежный женский голос, едва доносившийся из-за соседних холмов. Он встал и двинулся прочь от каравана. Вскоре он увидел палатки и меж ними белых верблюдов. Но напрасно он заглядывал внутрь палаток. Роскошные ковры, драгоценная утварь, но ни одна душа не попадалась ему на глаза,
ft
и лишь голос пел и плакал вместе со щемящей мелодией зурны. И лишь когда взошел месяц, он увидел неведомую певицу. Она сидела у потухшего костра, и у ног ее бил крошечный родник. Лицо ее было тонким и прекрасным, но любое выражение меняло его настолько, что, казалось, в нем поочередно проявляется не одно, а много разных лиц, а в глазах сияли еще две ночи со своими звездами и еще двумя серебряными месяцами. Талэм не мог сказать, сколько времени он провел рядом с джинной, ибо только духи могли обладать подобным голосом и внешностью. Он плакал и смеялся, тосковал и пел вместе с нею. Наконец она замолчала и поднялась с места. Глаза ее устремились на юношу.
- Мой караван уходит! - сказала она, и он увидел, что действительно палатки свернуты неизвестно кем и погружены на верблюдов.
- Но я не могу без тебя! - воскликнул Талэм. - Возьми меня с собой!
- Зачем? - спросила джинна.
- Я слушал твои песни, я видел тебя, и мое сердце словно раскрылось. В нем любовь, и ради нее я готов отдать свою жизнь!
- Знаешь ли, на что ты обрекаешь себя, юноша? Я - джинна родников и оазисов, но те, кто любит меня, должны всю жизнь находиться в пути и искать меня, не зная следа, не зная, увидят ли меня еще. И если солнце дважды увидит тебя в одном и том же месте, ты навсегда потеряешь меня.
- Пусть так! - проговорил Талэм. - Я готов на все.
Джинна взяла его за руку, и они словно очутились в воздухе. Земля с бешеной скоростью понеслась под ними. Время от времени они останавливались и спускались к оазисам. Среди лазурных мечетей, у прохладных родников он видел плиты с полустертыми именами.
- Взгляни, - шептала джинна, - они любили меня и теперь забыты. Тебя ждет та же участь!
- Я готов! Они были с тобой, и они живы в твоей памяти. Я хочу такого же счастья.
Наконец они вернулись к каравану. Снова джинна взглянула в глаза юноши, и он понял, что выдержал испытание. Радость и счастье сверкали в лице ее.
- Я буду жить твоей жизнью, любимый. Спасибо тебе. Знай же, что только в человеческих руках счастье джиннов. Тронулся в путь караван, и Талэм лишь успел крикнуть вослед:
- Как твое имя, любовь моя?
Словно три камешка один за другим упали в воду с нежным мелодичным звоном:
- Тэ-рэ-лим!
А в руках юноши оказались три голубых цветка.
С тех пор, не зная покоя, двигался Талэм по дорогам. Однажды он вошел в город, обреченный на гибель. В нем кончилась вода, и люди собирались покинуть его. Увидев в руках путника голубой цветок, толпы бросились перед ним на колени. Талэм не понимал, что происходит, пока на главной площади не увидел калифа со свитой, также воздававших ему царские почести.
- О господин! Спаси наш город! Не дай ему погибнуть! Подари нам этот цветок!
Женщины и дети с криком пали на землю, протягивая к нему руки. Талэм отдал им цветок, и, когда он прикоснулся к земле, веселый родник вырвался из
пересохшей почвы и, набирая силу, забил радужным фонтаном. Праздничное ликование охватило город, и калиф заявил, что отдаст ему в жены свою единственную дочь. Напрасно отказывался Талэм. Его отказ был принят как оскорбление. Сам калиф взял его за руку и ввел в тайные покои своего дворца.
- Смотри, от чего ты отказываешься!
Он сдернул узорчатую чадру с лица своей дочери, и Талэм едва не упал: юная дочь калифа как две капли воды походила на джинну. Вернее, на то ее лицо, когда он только увидел ее.
- Оставайся, - шептал калиф. - Не можешь же ты странствовать всю жизнь! И если даже в твоем сердце есть кто-то, моя дочь заставит тебя забыть о ней. Я же оставлю тебе в наследство свой калифат.
- Нет! - ответил Талэм.
- Тогда ты останешься здесь против своей воли! - закричал калиф. - Быть может, ты похитил волшебный цветок и, когда уйдешь, твой родник исчезнет. Я прикажу приковать тебя к столбу около источника.
И он исполнил свою угрозу. Прикованный золотыми цепями, облаченный в драгоценные одежды, стоял у мраморного столба Талэм и с тоской думал только о том, что новый день навсегда лишит его надежды увидеть Тэрэлим еще раз.
На рассвете следующего утра какая-то хрупкая девушка, закутанная с головой, пробралась к нему и, подкупив стражников, перепилила цепь.
Тонконогий жеребец из конюшни самого калифа ждал его. Талэм пришпорил его и помчался прочь из города. Кто была его освободительница? Сама ли джинна или дочь калифа, он не знал. Лишь одно заботило его - он должен быть в пути!
Еще два цветка оставались у него, и они были залогом встречи с джинной.
Но второй свой цветок отдал Талэм Ибн-Салама, наткнувшись на заблудившийся караван. Люди были уже три дня без глотка воды и шли, лишь вдохновляемые миражами. Перед ними маячило озеро со стаей розовых фламинго. Наткнувшись на Талэма, они удивленно стали спрашивать его, зачем он уходит от озера. Затем стали просить его принести воды из него, так как им не донести. Они описывали все детали воображаемой картины. Видели пальмы, цветущий миндачъ, ощущали запах роз. И Талэм не выдержал и отдал им свой второй цветок, хотя знал, что это последний залог его встречи с джинной. Третий цветок должен был быть посажен на его могиле.
Как по волшебству, второй цветок Талэма превратил в явь картину миража. На месте родника расплеснулось озеро и стая фламинго, пролетавших высоко в поднебесье, опустилась к нему.
- Негодяй! - закричали купцы, напившись из озера. - Ты не хотел принести нам воды, хотя до озера было два шага. Мы умирали от жажды, а ты смеялся над нами и убеждал нас, что озеро нам только привиделось. Готовься к смерти! Ты оскорбил послов великого султана.
Если бы Талэм мог показать им свой третий цветок, может, его пощадили бы, но он не сделал этого, боясь, что у него отберут его сокровище. Его избили и отвезли подальше в пустыню, бросили связанным среди дюн. Задул самум, и песчаные волны задымились, задвигались и стали засыпать Талэма. И когда он готов был умереть, белый караван явился ему снова и джинна вновь наполнила Надеждой его отчаявшуюся и измученную душу.
- Я не могу дать тебе новых цветов, любимый, - сказала джинна, прощаясь с Талэмом. - Береги мой последний цветок!
Но и с ним расстался Талэм Ибн-Салама. Как-то разбойники-туареги, спасаясь от преследования могущественного визиря, наткнулись на него. Погоня шла по пятам. Предводитель разбойников подъехал к Талэму:
- Благочестивый путник, вряд ли ты сильно дорожишь своей жизнью. Спаси меня и моего сына, и я клянусь, что начну новую жизнь.
С удивлением Талэм увидел, что разбойник - женщина. В руках ее был спе-ленутый ребенок.
- Что случилось с твоим сыном? - спросил он, видя тревогу женщины.
- Талэм Ибн-Салама! Его отец, мой муж, был оклеветан врагами и вынужден был бежать от двора и стать разбойником. Он погиб и я заняла его место. Теперь расплата должна пасть на меня и на этого невинного ребенка. Если я погибну, погибнет и он.
- Хорошо, - сказал он, - возьми мою одежду, а я поскачу вместо тебя.
Они обменялись костюмами, и Талэм стал во главе туарегов. Погоня последовала за ними, не обратив внимания на женщину с ребенком. К вечеру воины визиря их настигли. Все спутники Талэма полегли в схватке, а сам он был закован в цепи и брошен в тюрьму. Среди глубокой ночи загремел замок и в камеру вошел визирь:
- Я сведущ во многих знаниях, и звезды открыли мне истину. Ты не предводитель разбойников, хотя вьщавал себя за него. Однако я не могу отпустить тебя, не вызвав гнева султана, моего повелителя, и потому тебя должны казнить! Может быть, ты хочешь рассказать о себе?
Талэм чистосердечно поведал ему всю свою историю.
- Да, я верю тебе, - сказал визирь. - Я слышал о джинне родников и видел на закате белый караван недалеко от стен города. Но есть ли у тебя доказательства, что ты связан с джинной?
Талэм показал ему голубой цветок, спрятанный на груди.
- Да, все так, - подтвердил визирь, - но знаешь ли ты, какое несчастье навлекли твои великодушные поступки на джинну? Уже два раза она выручала тебя, сама нарушая закон духов. Если в третий раз она преступит закон, то потеряет навсегда свою силу. Она станет обыкновенной женщиной, и больше не будут зарождаться новые оазисы в пустыне.
Талэм в ужасе отступил.
- Впрочем, тебе не о чем тужить. Ей придется остаться с тобой, - продолжал визирь.
- Нет, нет! - закричал Талэм, падая на колени. - Заклинаю тебя алмазом, скажи, есть ли способ исправить положение?
- Неужели ты готов отказаться от своей любви, которой пожертвовал почти всю свою жизнь? - удивился визирь.
- Да! - ответил Талэм.
- Тогда отдай мне свой цветок, будь свободен и больше можешь не спешить в путь, чтобы солнце не застало тебя на старом месте.
И Талэм отдал свой последний цветок визирю. Привычка или внутренний голос все же погнали его снова в путь. Много лет он странствовал по пустыне, уж не надеясь хоть раз встретить джинну, но продолжал хранить в душе ее образ
и свою любовь. И вот наступил срок его дням, и, почуяв близкий конец, он решил посетить родные края. Здесь мы и встретились с ним.
Талэм закончил свой рассказ, а я не знал, верить ему или нет. Ослабевшей рукой он достал песок из шкатулки и швырнул его в зеркало. Солнце исчезло, словно провалилось. Песок, таинственно шурша, стал засыпать пол. Мрак опутал комнату, и стены исчезли в нем. Я увидел звездное небо, и в его свете бескрайнюю молчаливую пустыню.
Звон колокольчиков нарушил тишину. Белый караван приблизился к нам, и один из верблюдов, поджав ноги, лег подле умирающего. Легкая женская фигура скользнула к нему и помогла взобраться между горбами. В руках его засветился голубой цветок.
- Тэрэлим! - прошептал он, и в ответ раздался нежный голосок:
- Ты остался мне верен, Талэм Ибн-Салама и отныне будешь вечным спутником в белом караване.
Я почувствовал, словно внутри меня зажегся яркий свет. Я вдруг ощутил сердце пустыни, и оно уже не казалось мне холодным и остывшим. Караван ушел. Утро застало меня в пустом доме. На полу рядом со мной лежал небольшой серебряный перстень. Внутри коричневого камешка переливались золотые крупинки. Это был Песок Пустыни.
КРИСТАБЕЛЬ
глядываясь на протекшие дни, я с беспомощной робостью угадываю в событиях моей жизни, сплетенной с жизнью друзей, твердые веления Рока, который, словно забавляясь, давал разгореться во мне иллюзии свободной воли, а затем одним дуновеньем тушил ее, отбрасывая меня на тот путь, что был начертан еще до моего рождения. "Все возвращается на круги своя..." - говорит Библия. И вы, отважные головы, мечтающие построить свой мир в этом мире, вы, юные сердца, зажигающие свои огни среди яркого дня, - тщетны ваши надежды и усилия! Короли и нищие, воины и трусы - все рабы Великого незнакомца, чья игра движет жизнью, а воля определяется как промысел Бога или судьбы.
Да... моя пряжа спрядена, а ваша еще только начинается, и, если вы спросите, какую истину я познал, я скажу - мудрость круга. Пусть не кажется вам отвлеченным и абстрактным это понятие.
Вглядитесь в свою жизнь... Еще в первое семилетие начат и завершен весь путь человеческой души. Все, что предназначено ей, - любовь, становление, утрата, - всего вкусила она. И в новом цикле повторяются те же события, только на другой сцене, с другим действующими лицами. Но драма одна. Так солнце ежедневно зарождается на востоке и, пройдя зенит, спешит к западу, невзирая на то, хмуро или ясно небо. Кружится, кружится вечное веретено парки. Не повернуть его в обратную сторону, не остановить его ход. И лишь поведать о нем могут человеческие уста. Участник ли, свидетель - не имеет значения, я расскажу историю круга, но вы не стремитесь найти меня под теми именами, Которые я открою...

Вместе с меркнущими лучами закатного солнца незваной гостьей скользнула печаль на свадьбу Эдварда Гризли. Алый свет тихим потоком разлился в полукруглой зале и озарил лица людей так, словно зашел и указал на них кому-то, бывшему вне замка: "Вот они!" Растерянные улыбки, сощурившиеся глаза, недовольные гримасы гостей - все это напоминало потревоженный муравейник. В этом неверном и прозрачном озере света каждый ощутил свою наготу, вдруг потеряв маску, оказался самим собой и в страхе желал скорее спрятаться во мраке или убежать прочь. Дрожа и корчась, жизнь и веселье покидали праздничную толпу. И тогда незримый мост спустился из мира ушедших. Портреты вельмож горделиво ступили по нему из золоченых рам, давно умершие красавицы надменно кивнули. Оружие и сверкающие латы на стенах загорелись боевым огнем. Все вещи исполнились тайного величия и смысла, не оставив места для людей. Тщетно пытались музыканты овладеть положением. Их инструменты не могли рассеять тягостной атмосферы. Звонкие голоса фанфар оказались фальшивыми, литавры предвещали грозу, свирели терзали слух. И постепенно те, кто танцевал, также поддались печали. Они испуганно натыкались на причудливую клетку длинных теней, что падали на пол из высоких стрельчатых окон, и тогда им казалось, что зал превратился в шахматную доску, а люди - в деревянные фигурки. И вот быструю жигу сменила унылая павана, светлый гавот уступил место тяжелой аллеманде и грустному миньону. Воздушный шаг полонеза перешел в истомленный беспомощностью жеманный менуэт.
Наконец последние звуки музыки замерли под темным резным потолком. Толпа устремилась к роскошным столам, думая заглушить тревогу хмелем столетних вин. Но и здесь не нашлось спасения. Надежда, светившая сквозь рубиновый хрусталь, разбилась вдребезги о мрачную тоску, заполнившую праздник. Тягостное молчание воцарилось в зале. Никто не понимал, что произошло, и взоры гостей устремились на хозяев, сидевших во главе стола.
Юная невеста Агота Нийола только что встретила девятнадцатый год своей жизни. Она была прелестна и чиста, и в еще детском взоре ее не скрывалось никакой тени, могущей нарушить гармонию. Зато хозяин пира внушал явные сомнения в своей непричастности к происходящему. Окруженный вниманием верных друзей и любовью невесты, Эдвард, однако, выглядел угрюмым и одиноким. Что-то терзало его, и он тщетно пытался побороть себя, прислушиваясь к тяжелым и ритмичным ударам волн. Эхо прибоя гулко отдавалось в бесчисленных пустых комнатах и галереях. И время от времени Гризли, забывшись, раскачивался в такт волнам. Старое кресло с высокой остроконечной спинкой, украшенное львиными мордами, издавало резкий скрип, напоминавший крики чаек. Почувствовав всеобщее замешательство, слуги подбежали к своему господину, ожидая приказаний, но он не заметил их.
Меж тем солнце погрузилось в море, оставив облачные крылья посреди неба. Первая звезда одинокой лампадой повисла над его синей гробницей. Ветер завыл в щелях, требуя впустить его. И вдруг, набравшись сил, гневно распахнул входную дверь. Длинная узкая анфилада заброшенных комнат предстала взору гостей. Они ожидали каких-то страшных знамений, но ничего не случилось. Молния сверкнула, но гром не последовал, и от этого гнет лишь усилился. Полные смутного предчувствия беды, люди, не сговариваясь, тихо поднялись со своих мест и, суетливо раскланиваясь, поспешили прочь из замка.

- Недоброе место - недолгое счастье! - высказал общее мнение кто-то из гостей, и вскоре стук лошадиных копыт замер среди скал, стерегущих долину... Всего два года назад Эдвард Гризли, странствуя вдоль побережья со своим другом Джеймсом Нортоном, наткнулся на древнее гнездо, сохранившееся от былых времен. Мрачная фантазия меланхолика или чья-то преступная совесть, стремясь когда-то укрыться от людских взоров, внушила кому-то идею построить здесь небольшой замок. Архитектура его повторяла рельеф скалистого хребта, замыкающего долину с севера. Там, на вершинах, среди бурого покрывала кустарников, природа прихотливо расположила утесы так, что они напоминали возведенные руками людей башни и зубчатые стены, особенно по утрам, когда туман сползал вниз, а влажные от росы камни сверкали, как огоньки грозной твердыни. Сама долина являла собой свидетельство чудовищной катастрофы или землетрясения. Тысячи гигантских камней и обломков скал когда-то рухнули вниз и замерли на склонах горы и у самого моря. Лес и вода тщетно пытались их скрыть в своих объятиях, мох и лишайник не смягчали их острых очертаний. Стволы деревьев, вырастающих из-под камней, уродливо изгибались, только усугубляя безрадостную картину, а волны у берега покрывались яростной пеной, из которой, как клыки, выступали острые верхушки рифов. Тем не менее причудливый парк, спускавшийся от замка к морю, мог с успехом соперничать своей суровой и изысканной красотой с любым парком мира. Бесчисленные живописные дорожки, извивающиеся вместе с прозрачными горными ручьями между камней, сотни горбатых мостиков, таинственных пещер и гротов, заросших плющом и лишайником. А крошечные озерца с нависшими над ними сталактитами, окруженные кустами диких роз? А многоголосые песни родников, исторгающих откуда-то из глубин земли то приглушенный смех, то рыдания?.. Все это поразило воображение Гризли.
Ветхость и угрюмый вид замка не смогли смутить его, и вскоре он приобрел усадьбу, вложив в ее устройство все свое состояние. И вот теперь жилище рыцарей должно было стать приютом мирного семейного счастья. Пожалуй, оно больше могло служить грезам больного мечтателя, чем целям уюта, но те, кто близко знал Гризли, не удивлялись его капризу. Поэт, влюбленный в мир фантазий, он больше всего в жизни ценил игру. Как мальчик, примеряя маскарадные костюмы, перевоплощается каждый раз в новый образ, так и Эдвард стремился в мир своих грез, иллюстрируя реальную жизнь картинами вымышленной.
Однако мрачный колорит свадьбы не входил в его планы. Грусть и задумчивость как отзвук минорного аккорда,прозвучавшего в час торжества, не покидали Гризли в последующие дни. Поведение его было странным. Он сторонился молодой жены и в бурные ночи выходил с фонарем за ворота, будто кого-то ожидал, хотя вряд ли нашелся бы смельчак, рискнувший спуститься в эту заброшенную долину даже при свете дня. Сама природа произнесла слова проклятия над этим местом, полным опасных обрывов, нежданных лавин, ядовитых колючек кустарника.
Агота Нийола,очнувшись от цветных сновидений, навеянных мечтами о замужестве, тяжело переживала их крушение. Готовая к любви и радости и внезапно отвергнутая за порогом двери, ведущей в Эдем, она не смела роптать, ибо выбор был сделан ею самою...
Еще в детские годы Агота Нийола встретилась с Эдвардом и его неразлучным
спутником Джеймсом. Оба друга оказывали ей внимание, льстившее ее юному сердцу. Однако затем Джеймс, обнаруживший вместе со зрелостью и более практичный подход, решил добиваться благосклонности девушки, чтобы в будущем сделать ее своей женой. Он стал осыпать Аготу цветами, одновременно посвящая ее в планы своей карьеры и ожидающей их счастливой жизни. К его удивлению, она не разделяла его восторгов. Мысли и чувства Аготы были направлены к Эдварду, который оставался в своем замкнутом мире, озаренный ярким огнем воображения и несбыточными мечтами, отблеск которых ослепил глаза девушки. Она сохранила верность своей первой любви даже тогда, когда осознала, что душа Гризли будет ей недоступна. "Пусть ты вкусишь горечь, но она будет из рук Эдварда", - шептала ей самозабвенная юность. И теперь слезы, но не сожаления, а бессилия стояли в глазах Аготы Нийолы.
Соединившись с Гризли, она попала в совершенно новый мир, и от ее неискушенной натуры требовалось умение играть, ибо это удел всех, кому не удается жизнь. Бездумная пора, когда Агота слушалась лишь своего сердца, кончилась. Она вступила во владения королевы Маб, великой покровительницы всех иллюзий, она узнала, что искусство - это высшее проявление игры.
Случай или судьба протянула ей руку помощи. Однажды в отсутствие Гризли Агота Нийола обнаружила в его комнате длинное женское платье. Скроенное из черного бархата, оно словно дымилось, отливая синью, а в прямом свете создавало странное впечатление бездны, мрак которой слепил, вызывая головокружение. Высокий испанский воротник украшало тончайшее кружево, по которому в изобилии был рассыпан мелкий жемчуг. На мантилье и широком поясе сверкали бриллианты, казавшиеся горстями застывших слез. Тонкие ленты из драгоценной парчи оторачивали расходящиеся на локтях рукава, из-под которых воздушным облаком опускался к запястью почти незримый газ. Неожиданная находка не вызвала ревности у Нийолы. Старомодный фасон говорил о вкусах столетней давности и начисто отметал возможность соперницы. Любопытство подтолкнуло женщину примерить платье, но, не найдя зеркала, она вышла из комнаты, чтобы оценить достоинство наряда в сочетании со своими. На полпути ей встретился Эдвард, неожиданно возвратившийся в замок. Увидев ее, он замер, побледнел и протянул к ней руки. Агота Нийола, испуганная впечатлением, которое произвела на мужа, бросилась обратно, срывая на ходу платье.
- Кристабель! - донесся до нее голос Эдварда. - Кристабель!
Нетвердыми шагами он вошел вслед за Аготой, и в глазах его было безумие. Агота Нийола успела переодеться и стояла в углу, прижавшись к колонне. Гризли долго смотрел на нее, затем, не в силах произнести ни слова, дал знак оставить его одного. С того момента все изменилось.
Агота ждача наказания, но вместо него вдруг обрела внимание и нежность Эдварда. Гризли принял ее в свою игру. Поздним вечером того же дня он позвал ее в свои покои и сам одел в старинное платье.
Изумленная женщина наконец дождалась того, о чем мечтала. Муж смотрел на нее с такой любовью и обожанием, что она впервые почувствовала всю радость взаимности, всю полноту счастья. Одна только странность смущала ее: Гризли приказал слугам убрать все зеркала в замке и запереть их в подвале.
Объяснений своим поступкам он никогда не давал, и Агота не пыталась их добиться. "Время все откроет", - думала она, повторяя излюбленную фразу
183
мужа. И была счастлива до тех пор, пока действительно не наступил срок. Накануне ей приснился Эдвард. Одетый в какой-то восточный наряд, он скрестил руки на груди и, склонившись, прошептал: "О, Госпожа! Знай, что наше время миновало и мы перешли предел сна".
На следующий день молодую чету посетил сэр Джеймс Нортон, верный друг Эдварда. Прошлое всегда обладает притягательной силой, даже если оно не содержит ничего значительного. Закон перспективы в психологии едва ли не более выражен, чем в живописи. Чем дальше уходит человек по дороге времени, тем прекраснее рисуются ему покинутые места. Агота Нийола встретила своего бывшего поклонника с чувством куда более горячим, чем она проявляла когда-то. То ли это происходило от сознания какой-то вины перед ним, то ли отвергнутый Джеймс приобрел в глазах женщины ореол мученика, и ее сострадательная душа тянулась обласкать его. Скорее же всего Аготу Нийолу, несмотря на радости семейной жизни, тяготило одиночество. Полнота переживаний требует зрителя, иначе остается незавершенной. Агота рассказала гостю обо всех подробностях своего существования, не умолчав и о неожиданных переменах в своей судьбе. Джеймс внимательно выслушал ее, а затем попросил показаться ему в платье, которое принесло ей счастье.
- Я не могу, - ответила женщина, - Гризли прячет его.
- Если ты исполнишь мою просьбу, я открою тебе тайну, которую скрывает от тебя Эдвард, - сказал Джеймс.
Кто бы на месте Аготы Нийолы устоял против такого предложения? Не видя опасности, забыв о предостерегающем сновидении, она стала ждать подходящей минуты. Через день Гризли устроил в честь гостя охоту. Воспользовавшись азартом, охватившим Эдварда, который напал на след барса, Джеймс незаметно повернул коня и возвратился в замок.
Ловкость и сила его рук легко преодолели старинные запоры, и через несколько мгновений Агота Нийола появилась перед Джеймсом в платье, столь тщательно хранимом ее мужем. Увидев ее, молодой человек изменился в лице и отступил так же, как когда-то на его месте Эдвард. Затем, справившись со своим потрясением, обратился к Аготе:
- Где находятся зеркала?
- В подвале, - ответила женщина, встревоженная его видом и глухим прерывающимся голосом.
Они спустились вниз, и когда Агота Нийола с трепетом подошла к зеркалу, то не узнала себя. В дрожащем свете канделябра перед ней стояла прелестная леди с небольшой головкой, правильными и тонкими чертами лица, ясным лбом и очень нежным и мягким подбородком. Пепельные волосы, пушистые и длинные, перехватывал изящный обруч. Глаза чуть заметно улыбались какой-то очень далекой улыбкой, в которой прятачись слезы.
- Это я? - спросила Агота в недоумении и растерянности, оборачиваясь к Джеймсу.
- Нет! Это леди Кристабель, - ответил он, - двести пятьдесят лет назад этот замок принадлежал юной леди, облик которой ты повторила, надев ее платье. Она была знатна и богата. Король благоволил к представителям ее рода, не раз доказавшим свою честь и храбрость. Однако не было на свете веши, которую бы леди Кристабель не отдала, чтобы обменять свою судьбу на другую. Еще в детстве 1
ей была предсказана скорая смерть, и никто, даже нанятые цыгане, не смогли обмануть или разубедить ее. Черные крылья страха закрыли небо Кристабель. Мысль о гибели отравляла каждую минуту ее жизни. Она не чувствовала вкуса пищи, любые звуки раздражали ее и вызывали слезы. Краски весенних цветов оставляли равнодушной, запахи казались ядовитыми. Находясь среди людей, Кристабель была словно погружена под воду. Ни малейшей возможности спасения не представлялось для несчастной леди. Она изнывала под гнетом своей обреченности. Но вот однажды, в глухую ночь, к ней явился маленький лесной колдун, который обещал помочь:
- Если вы найдете человека, готового подарить вам свою жизнь за десять лет вашей, то в течение этого времени вы сможете быть спокойны. Смерть примет откуп, а я закреплю эту сделку. Но когда срок пройдет, вы умрете вместе с тем, кто принес вам себя в жертву.
Сомнения терзали Кристабель, когда к ней постучался один из ее поклонников. Он был беден и не смел думать о том, чтобы соперничать с гордыми представителями древних фамилий, добивавшихся руки леди, но, избрав ее дамой своего сердца, он собирался отправиться в дальний поход, чтобы в битве умереть во имя своей безнадежной любви. Юный рыцарь зашел проститься с Кристабель, но час разлуки наступил только через десять лет. Была ли счастлива леди в это время, трудно сказать, но, когда срок близился к концу, ужас смерти с новой силой сжат Кристабель в своих объятиях. Красота ее сияла от любви отважного юноши, как драгоценный камень в свете яркого дня. Окружавшие ее люди преклонялись перед ней, трубадуры слагали песни, она знала, что не один пылкий юноша бросит свою жизнь к ее ногам. И вот, презрев клятвы любви, данные десять лет назад, изнемогая от страха перед могилой, Кристабель не пришла разделить холодное ложе смерти с тем, кто, не задумываясь, принес себя ей в жертву. Она заключила новый союз с тем же условием, что и первый. Протекли еще десять лет, и опять все повторилось. Чувствуя себя преступницей, но не смея остановиться, леди каждый раз поддавалась искушению продлить свою жизнь столь дорогой ценой.
И вот протекло двести пятьдесят лет с того момента, когда она должна была умереть, но ее красота и молодость по-прежнему оставались при ней. Красота и молодость! Только они. Ибо совесть не позволяла ей насладиться безмятежностью, хотя она и знала, что впереди очередные десять лет. И вот леди Кристабель, снедаемая тревогой, старалась заглушить ее в постоянном движении. Тайный голос шептал, что, если она задержится более суток в каком бы то ни было месте, смерть догонит ее и отберет тот дар, что принесли ей возлюбленные. А между тем волей судьбы благородным избранникам леди надлежало следовать за ней, даже находясь за гробовой доской. Дни и ночи странствовала несчастная леди, и не было минуты, чтобы она не слышала за собой стука копыт. С полночи и до первых лучей солнца ее кортеж становился виден простому человеческому глазу, и те, кто встречал его, спешил прочь с пути, ожидая несчастья.
Два года назад мы с Гризли набрели на этот замок и решили переночевать в нем. Сон бежал от наших глаз, и мы решили скоротать время за чтением. Роясь ь библиотеке, я наткнулся на фамильную книгу с историей рода Кристабель. На последних страницах описывалась судьба самой леди. Я не поверил ей, сочтя за фантазию, но в полночь кавалькада всадников въехала в замок, и среди толпы
185
молчаливых рыцарей мы увидели Кристабель...
Стоит ли говорить, что Эдвард с радостью готов был отдать свою жизнь леди! Его горячность вызвала во мне целую бурю недобрых чувств. Я всегда стремился к жизни, а он бежал от нее, однако судьба дарила ему счастье, в то время как меня заставляла только мечтать о нем, оставляя с пустыми руками. И вот я решил последовать его примеру или, во всяком случае, перейти ему дорогу. Склонив колено перед Кристабель, я также претендовал на ее благосклонность. Она заколебалась, когда нас окружили рыцари и протянули нам оружие. Только поединок мог разрешить этот спор. Не веря до конца в реальность того, что происходит, мы, однако, облачились в стальные доспехи и сели на коней.
Лунный свет превращал в сновидение длинный двор замка, сверкающие латы рыцарей с опущенными забралами и пышными султанами на шлемах. Нас развели по углам, затем затрубили в рог, и мы понеслись друг другу навстречу, взяв наперевес тяжелые копья. Пять раз мы сшибались, не уступая один другому. Наконец везенье изменило Эдварду и я выбил его из седла. Рука Кристабель принадлежала мне, но ярость охватила меня, когда я увидел слезы на ее глазах, обращенных к Гризли.
Холодным остался и ее поцелуй после обряда венчания в замковой капелле. Наступило утро, звезды бледнели и медленно истаивали. Над горизонтом светящимся веером протянулись солнечные лучи.
Спутники Кристабель стали незримы, сама же она призвала меня сесть на коня, чтобы следовать за ней. И тут все мое существо восстало против этого! Не знаю, прошел ли азарт, страх ли теперь уже известного срока кончины овладел мной, ревность к Эдварду или запоздалое сожаление о своей загубленной судьбе - все нашел я в своей душе, кроме одного, - любви к Кристабель. И вот борьба с самим собой толкнула меня на жестокий и подлый поступок. Я отказался ехать за леди. Напрасно она, полная ужаса, упрекала меня в вероломстве, напрасно заклинала всеми святыми на свете, умоляя покинуть замок хотя бы на день. Я был глух и стоял на своем. Темная мысль о том, что, если Кристабель умрет, мне вернется моя жизнь, укрепляла мою решимость. Тайное чутье подсказало мне, что леди не может без меня отправиться в дорогу.
И вот наступила вторая ночь. Я с трепетом ожидал, что спутники Кристабель, обретя свою земную плоть, потребуют меня к ответу, но вместе с боем часов в зал вошла женщина в монашеском одеянии с глубоким капюшоном, скрывающим лицо. Она подошла к Кристабель и поцеловала ее. Когда же, сбросив капюшон, незнакомка обернулась к нам, то оказалось, что она, словно в зеркале, повторила облик леди. Никто не смог отличить двойника от настоящей Кристабель.
Никто, кроме Эдварда. Когда толпа рыцарей окружила странную гостью, признавая в ней свою повелительницу, а это была сама смерть, он один не покинул истинную Кристабель. Она растаяла в его руках, оставив лишь свое платье. Кошмар этих двух ночей кончился для меня, что же касается Эдварда, то он поклялся в вечной любви к Кристабелъ и, приобретя ее замок, поселился в нем. Теперь ты, Агота Нийола, уподобилась мотыльку и прилетела на огонь, который зажжен не для тебя.
...Джеймс кончил свой рассказ, когда усталый вечерний свет зари спустился по ступенькам подвала и заглянул в темноту помещения, где стояла Агота Нийола

с лицом Кристабель.
- Нам пора уходить. Эдвард скоро возвратится с охоты, а тебе еще надо успеть переодеться,- сказал Джеймс.
- Вы в этом уверены, сэр? - спросила женщина, странно глядя на собеседника.
Он вдруг задрожал и бросился к выходу. Поздней ночью из ярко освещенного замка выехала кавалькада всадников. Их было двадцать восемь. Рядом с леди Кристабель ехал Эдвард Гризли. За ним в первой паре - его друг Джеймс.
Все можно тому, кто дерзает умереть или жить вечно...
ГОРА
ет ничего удивительного, когда человек любит человека. И каждый уважающий себя в какое-то время считает просто необходимым любить или хотя бы думать, что он любит. Но вот однажды родился в самой далекой на свете стране Принц, который любил гору. Гора была очень странной, очень высокой, очень красивой и очень одинокой. Она возвышалась среди равнины, вдали от других гор. На ней не было никакой растительности, кроме чахлых кустарников да травы, а вершину ее венчали мрачные голые утесы, среди которых постоянно клубился туман и застревали низкие облака. Гора напоминала гигантскую волну, которая оторвалась от родной стихии и, заблудившись среди бескрайних просторов земли, вдруг окаменела. Осенью, когда сквозь зыбкую пелену дождя солнечные лучи прорывались к вершине и зажигали пожелтевшие мокрые склоны, гора казалась золотой. И даже сумерки не могли скрыть бледного сияния, которое стекало в воздух и дрожащим потоком оседало на землю. Зимой гора пела то унылые песни метелей, то еле слышные колыбельные родников, спрятавшихся от холода в недра скал. Ветры сдували с нее снег, она дымилась, вскипала, вершина ее пенилась, как гребень настоящей волны. Случались обвалы, и тогда представлялось, что гора рушится, но рассеивались снежные вихри, и она вновь вставала в своем незыблемом величии...
Весной яркий ковер цветов одевал гору. Она дышала, благоухала, цикады неумолчно звенели на склонах ее, пытаясь обучить своим мотивам сотни веселых ручейков, которые журчали от души, нимало не заботясь о нотной грамоте.
Летом гора молчала. Загадочная, призрачная в закатных лучах солнца, она тянулась вверх среди плывущего неба. Росла ли она, вслушивалась или вглядывалась вдаль в непрерывном напряжении, ища и ожидая своих братьев, трудно сказать... Во мраке под ней вспыхивали искорки светлячков, и тогда ее можно было счесть за маяк. Облачные корабли правили по ней курс и рассказывали сказки о море. Никто никогда не поднимался на гору. С одной стороны, на ней нечего было делать. Вдоль и поперек она была открыта взглядам и ничего не утаивала от людского любопытства. С другой стороны, что-то в ней отпугивало. Она казалась невероятно чуткой. Любой шаг по ней отдавался тысячами звуков во всех уголках и расщелинах от подножья по самой вершины. Чудилось, будто ступаешь не по земле, а по живой коже невидимого существа. Звуки нарастали, сливались, будили ветер, и, наконец, еще не дойдя до середины горы, незваный
1Я7
гость мог встретить настоящий ураган, сбрасывающий его обратно к подножью. Но вот появился Принц и почему-то полюбил эту гору. Он тоже не пытался взойти на ее вершину, но постоянно приходил к ней и часами смотрел на нее. В чем тут было дело, не понять. Принц тоже был странный. Он отличался невероятной молчаливостью, и, вероятно, его сочли бы безумным или глухонемым, если б он не обладал удивительной способностью слушать. Люди приходили к нему за советом, рассказывали ему о своих заботах. Он ничего не говорил им, но каким-то образом их проблемы исчезали или сами они вдруг находили ответы на свои вопросы, как если бы обратились к мудрецу и он легко разрешил их недоумение. Слава о чудесном Принце поползла по земле.
Многие приходили к нему, отчаявшись справиться с жестокой судьбой. Некоторых, кого он не мог утешить, он вел в лунные ночи к горе, и они исчезали.
- Он дарит легкую смерть, - шептали придворные, почитавшие своего владыку за чародея.
Может, это было и так. Ведь неспроста на склоне горы вдруг стали появляться причудливые деревья, выраставшие за одну ночь. Но слухи эти не подтверждались. Кое- кто из исчезнувших в ночные часы появлялся при дворе Принца. К ним обращались с вопросами, но они либо молчаливо улыбались, либо отвечали шепотом, будто потеряли свой голос. Но главное, они уже не были теми несчастными, что приходили к нему молить о помощи. Чем-то они становились похожими на Принца, словно были его настоящими подданными.
- Все равно он не любит людей, - говорили завистники... - Он равнодушен к своей судьбе, его трогают разве только чужие страдания.
Но все же они его трогали. Однажды во дворец к Принцу явилась молодая женщина удивительной красоты. Ее звали Вигла, и она просила аудиенции.
- Неужели можно оставаться несчастной с такой внешностью? - поразились придворные. Красавица вошла к Принцу:
- Ваше величество, я слышала, что вы помогаете всем несчастным, которые обращаются к вам. В час моего рождения та, которая дала мне жизнь, умерла. Не вынеся потери, ее возлюбленный, мой отец, покончил с собой. Я была обручена со смертью еще в колыбели. С самых первых дней жизни мной владеет страстное желание умереть.
Меня оградили от самой себя, воспитывали под неусыпным надзором. Мне дали вкусить всех радостей жизни, но это не помогло. Принц! Помогите мне умереть! Сознаюсь, что у меня самой не хватает духа оборвать жизнь. Меня убедили, что моя красота принадлежит миру и я навлеку страшное проклятие на свое имя и память родителей, если что либо сделаю с собой.
И Принц выслушал ее молча и склонил перед ней голову, а в ночь полнолуния отвел ее на гору, указав ей узкую тропинку, ведущую к вершине.
Однако не прошло и месяца, как Вигла вернулась.
- Принц! - прошептала она. - Прекрасно быть деревом на твоей горе. Так сладко вдыхать ароматы, слушать тишину и видеть мерцание звездных лучей, осыпающих серебро на твои ветви. Но я не хочу забвения, мне нужен сон, дай мне смерть.
Но Принц не ответил ей, и она осталась около него, сопровождая его всюду, куда бы он ни направился.

Прошло еще какое-то время. Печаль в глазах Виглы постепенно истаивала, но в словах, обращенных к Принцу, зазвучала угроза.
- Вы спасаете меня, о Принц, но тем самым обрекаете себя на страшную судьбу. Я все равно буду стремиться к смерти, но теперь я не могу быть где-либо без вас. Вы стали между мной и смертью, берегитесь!
Но Принц молчал.
- Я люблю вас, мой принц" - говорила Вигла. - Скажите, что вы любите меня, и, может, это вернет меня к жизни.
- Но Принц молчал. Ведь он любил гору. И красавица вскоре поняла это, как и то, что странная гора тоже любила Принца. Как-то Вигле удалось уговорить Принца уехать прочь от горы к границам страны, откуда она пришла. На много миль вокруг простиралась безмолвная равнина. Каково же было изумление Виглы, когда среди ночи, взглянув в окно, она увидела, что рядом с жилищем, в котором они остановились, высятся злополучные очертания горы Принца. Дикая ревность охватила женщину.
- Я хочу одна владеть Принцем, - решила она. - Я возьму его в страну мертвых, где мы будем вдвоем и он полюбит только меня. О смерть, я приду к тебе не одна, а с любимым, как это случилось с моей матерью.
Они вернулись во дворец. В ночь полнолуния Принц отправился к любимому им месту у подножия горы и Вигла сопровождала его.
- Принц! - заговорила она. - Я стала вашей тенью, но в конце концов вы должны мне помочь, как помогали всем, кто к вам обращался. Если только истинно то, что вами движет любовь, возьмите на себя то бремя, что гнетет меня. Только любви подвластно победить смерть. Подарите мне вашу любовь, и она навсегда рассеет чары смерти.
Принц ничего не ответил, но, встав, обнял Виглу и прижался губами к ее губам. В тот же момент кинжал вонзился в его сердце.
- Теперь моя очередь! - крикнула Вигла, но вдруг ослабела. Желание смерти внезапно исчезло из ее груди. На его месте остался страх. Страх перед небытием и жажда жизни. Смерть приняла Принца как выкуп за ее собственную жизнь.
Вигла погрозила горе:
- Он больше не будет глядеть на тебя. Он мой!
Она опустила голову и вдруг обнаружила, что тело Принца исчезло. На его месте бил родник, и вода его неслась к горе.
Ночь незаметно миновала. Рассвет занялся над горой. У подножия ее чудесным образом образовалось большое полукруглое озеро с прозрачной водой. Как зеркало, оно отражало всю гору до самой вершины. И еще в нем отражался Принц, сидящий на берегу, глаза его были устремлены к вершине.
Увы, только отражение - на цветущих берегах озера было пусто. Долго глядела Вигла в озеро, затем опустила голову и, тяжело ступая, двинулась по тропинке, ведущей вверх. Туда, где у подножия скал шелестели листьями странные деревья, поселившиеся на горе по своему желанию и по воле Принца.

ДОРОГА
днажды в горах встретились два человека. Один был Странник. Странными были его поступки, и вся жизнь его была странной. Он жил, сам не зная зачем, бродил по свету, не выбирая дороги, прислушиваясь лишь к собственному сердцу. Но пожалуй, самым необычным была его способность увлекать за собой в скитания все то, что ему нравилось. Стоило ему прикоснуться к какой-либо вещи, как она обретала способность к движению и начинала странствовать. И вот часто в самых глухих дебрях Странник неожиданно мог встретить дом под черепичной крышей, в котором он когда-то останавливался на ночлег далеко от этих мест. Или в пустыне он вдруг наталкивался на дерево с густой кроной, виденное им где-то в северных краях. Правда, люди не верили в эти чудеса и говорили, что все это являлось Странику во сне. Но согласитесь, видеть такие сны - не чудо ли?
Второй человек был Путник. Он всегда знал цель своих путешествий и, прежде чем отправиться в дорогу, старательно готовился, долго обдумывая каждую мелочь. У него не было потребности в чуде. Все необходимое он нес в своем мешке. Карта и компас были непременными его спутниками, благодаря чему каждый его шаг был выверен. Он чувствовал себя совершенно независимым. Да-да, он был независим и горд. И вот надо же было этим двум столь различным людям встретить друг друга!
Был холодный осенний вечер. Ветер срывал желтые листья с деревьев. Путник с удивлением заметил, что одежда Странника была ветхой и совсем не приспособленной к ночлегу, а за спиной не было вообще никакой поклажи.
- Как ты думаешь провести ночь? - спросил Путник, собираясь разжечь костер.
- Очень просто! - ответил Странник, вглядываясь в сумерки. - Вон там я вижу пещеру, а в ней наверняка есть старинная трубка и душистый табак.
Путник решил, что Странник шутит, но каково же было его изумление, когда, войдя в пещеру, он ощутил едва уловимый запах ароматного табака! Более того, пол пещеры был устлан ковром, а перед очагом стояло красивое кресло старинной работы, украшенное львиными мордами.
- Что за чудеса! - воскликнул Путник.- Или тебе ведомы тайны ворожбы?
- Нет, нет,- рассмеялся Странник. - Просто вещи умеют странствовать не хуже людей, и я часто встречаю в трудную минуту тех, с кем однажды свела меня дорога.
- Поверить в странствующее кресло?.. - пробормотал Путник.
Наутро он впервые в жизни изменил своему правилу идти только заранее намеченным путем и пошел вслед за Странником в горы.
Долго они странствовали в горах, и всюду их сопровождали чудеса. Но вот Странника потянуло к морю.
- Послушай, ты непоследователен, - сказал Путник. - И на что тебе сдалось море, если горы щедро одаривают нас? Почему ты хочешь изменить им?
- Не знаю, - отвечал Странник улыбаясь. - Мне хотелось побывать в горах, а теперь меня зовет море. Я никому не давал слова хранить верность и свободен
идти куда захочу.
Путник совсем не разделял его стремлений, но за время их общих скитаний он успел привязаться к этому чудаку и не мог найти в себе сил расстаться с ним. И вот они пришли к морю, где их, конечно же, ждал старинный корабль - и отправились в синюю даль. Душе Путника открылись иные горизонты.
А потом они снова странствовали по земле, и куда только не приводило их беспокойное сердце Странника! Верный самому себе, Путник следовал за своим приятелем, таща за спиной мешок с поклажей.
Как ни убеждал его Странник идти свободным от лишнего груза, Путник не мог изменить своему правилу. Конечно, он не пользовался своими вещами, но мешок за спиной давал ему чувствовать свое право на независимость. Он по-прежнему оставался гордым Путником. Странник же решил помочь товарищу. Не мог же он идти налегке, когда его приятель надрывается от ноши. Часть поклажи Путника перекочевала на его спину.
с'Ну что ж. Пусть Странник в конце концов почувствует себя хоть за что-то ответственным, - успокаивал себя Путник. - Глядишь, это научит его практической жизни и он станет таким же свободным, как и я".
Увы, эта уступка обошлась им дороже, чем можно было думать. Странствующие вещи почти перестали попадаться им на пути, и чудесам пришел конец. А так как Странник и не думал оставлять дорогу, то и ему пришлось носить за собой все то, что составляло Дом.
И вот Путник вконец устал. Красота мест, где они проходили, уже утомила его. Ему представлялся настоящий, основательный Дом. Но он не мог признаться Страннику, что уже устал от дороги. Ведь тогда он перестанет быть Путником и Странник будет вправе покинуть его. А на это он не согласился бы ни за что на свете: в его сердце родилась любовь. И ему нужен был Странник, но не его бесконечные странствия. Цель Путника была достигнута и шла с ним рядом, ему стало нечего искать на дороге.
- Послушай, - обратился Путник к своему неугомонному возлюбленному, - ты заставляешь меня страдать.
- Каким образом? - изумился Странник.
- Да разве ты не понимаешь? Ты открыл мне целый мир, которого я дотоле не знал. Наконец, ты пробудил в моем сердце любовь. И вот теперь я боюсь, что ты бросишь меня, как те вещи, к которым ты прикасался, и, подобно этим вещам, я буду обречен на вечные скитания.
- Может быть, я и давал свободу вещам, - тихо ответил Странник, - но неужели дар обращает дарящего в должника?
- Если ты бросил семя, ты обязан взрастить его, - отвечал Путник с неумолимой логикой. - А ты заронил в мое сердце любовь...
- Разве любовь исходит из человеческих рук?
- Да, конечно! - твердо сказал Путник.
- Тогда, пожалуй, можно согласиться и с тем, что она превращается в цепи, - прошептал Странник. - Что же я должен сделать, чтобы ты не страдал?
- Дай клятву, что ты будешь любить меня, никогда не покинешь и что мы всегда будем вместе. Я тоже поклянусь в этом, - добавил он.
- Хорошо, - согласился Странник, - но пусть в клятве будет первым то, что нас объединяло, - любовь к дороге.

И они поклялись.
- Послушай, - сказал Путник спустя некоторое время. - Может быть, нам остановиться? Каждое мгновение небо и солнце движутся нам навстречу. Мир меняется с каждой секундой. Чего мы ищем на дороге? Давай научимся видеть эту меняющуюся жизнь вокруг нас. Пусть весь мир странствует мимо нас, и это будет так же, как если бы мы странствовали по миру.
- Мы странствуем не по миру, а вместе с ним, - ответил Странник.
- Я не пойму тебя, - сказал Путник, - но силы мои истощились, и я не могу идти дальше. Помоги мне построить Дом.
И Дом был построен, и Странник хотел идти дальше, но у порога, обернувшись, он увидел Путника. "А клятва любви?" -читалось в его взгляде. И Странник остался...
Прошло некоторое время. Путник был счастлив. Но сердце Странника было исполнено тоской по дороге, и однажды оно остановилось. Долго горевал Путник на могиле своего товарища: "Он умел только странствовать и не смог жить иначе. Я говорил ему о своей любви, а он - о любви к дороге. Но вот я живу без него, а он умер без своей дороги. Каково же это чувство, которым он пожертвовал ради меня, зная, что обрекает себя на смерть?"
Но вот как-то случайная причуда подтолкнула Путника к необдуманному поступку. Он примерил на себя одежду Странника. Она оказалась впору. И вдруг ноги Путника, не выбирая дороги, повели его куда глаза глядят. Он шел и шел вперед. А потом ему стали попадаться странствующие вещи.
Однажды Путник остановился у ручья и в воде увидел, что превратился в Странника. Да-да, в самого настоящего Странника. И только тогда он понял эту странную любовь к дороге. Он понял также, что любовь его друга к нему, Путнику, была следствием той великой любви к странствиям, которая владеет всем миром.
ДВОРНИК
одной небольшой стране был зимний вечер. А в ее самом большом городе падал густой снег.
Все улицы уже были завалены сугробами, но никого это поначалу не беспокоило. И в первую очередь - дворников. Они считали себя обиженными и не собирались работать на весь город. - Нам слишком мало платят за наш тяжелый труд, - говорили они. - Всех детей, кто плохо учится, стращают тем, что они пойдут работать в дворники. Никто не смеет с нас что-то требовать, ведь не мы заказываем погоду. Идет снег или не идет, мы получаем одну и ту же зарплату.
Итак, город засыпало снегом. И лишь на одной улице работал единственный дворник. Он старательно расчищал тротуары, проделывал дорожки среди сугробов и, даже справившись со своим участком, переходил на следующий. Короче говоря, это был дворник-чудак, который умудрялся любить свою работу. И конечно же, он вызывал самые противоречивые чувства. Одни хвалили его, потому что гулять в городе можно было только по его улице, другие, а среди них все

194

остальные дворники, - ругали. Объяснений его поведению находилось множество.
- Чего ж ему не работать, если он побогаче нас с вами? - говорили одни. - Посмотрели бы, как он получает зарплату. Даже не пересчитывает денег, сунет их в карман и идет дальше.
- Да он просто находит деньги на улице. Метет себе тротуар, а там то одна монета, то две, то три. На его улице просто живут рассеянные люди, которые постоянно теряют деньги, - утверждали другие. - Неспроста он завлекает жителей гулять по своей улице. Они гуляют, а денежки у них так и падают, так и падают, - заявляли третьи.
- Да ему больше делать нечего, как работать, - твердили четвертые. - Здоров, всем доволен, самый счастливый. Вот и все дела.
Но самое печальное, что все эти сплетни никто не брался опровергать. Даже те, кто хвалил дворника, в глубине души считали его не вполне нормальным. А может, и впрямь он был чудаком... Ведь когда его спрашивали, он никогда не жаловался на судьбу и считал себя удачливым. Соглашался с тем, что он и самый богатый, и самый здоровый, и самый счастливый человек в городе. Меж тем именно в эту снежную зиму, в этот снежный вечер ему следовало бы помолчать. А он еще мурлыкал песенку, расчищая свою улицу. Вероятно, он рассердил метель, и она не кончалась, чтобы проверить его терпение. Так до утра они и боролись, а в результате весь город засылало снегом до самых крыш.
Люди проснулись поздно и решили, что не пойдут на работу, потому что незачем рисковать здоровьем и жизнью, пробираясь через сугробы. А главное - не их дело расчищать город от снега, а дворников. Так прошел не один день, и жители стали замерзать, голодать. Они умирали, проклиная дворников, но никому не пришло в голову взять лопату и выйти на улицу. Ведь это не их дело.
А дворники в это время прорыли ходы в сугробах и собрались вместе, чтобы составить заговор.
- Пришел наш час! - торжественно решили они. - Весь город и его судьба в наших руках. Всю свою жизнь мы были самыми униженными среди всех сословий. Теперь мы станем выше всех.
И вот они, вооружившись лопатами, добрались до ратуши и потребовали от правительства отдать им всю власть в государстве. Что было делать городским советникам, как не подчиниться? Один за другим откапывали дворники дома и тут же приводили к присяге жителей города, требуя, чтобы те признали их власть.
Первый указ нового правительства гласил, что всем жителям страны вменяется в первейшую обязанность соблюдать чистоту, дабы облегчить работу дворникам. Правда, после этого указа дворникам стало нечего делать, но зато была восстановлена справедливость, которую, по мнению правительства, столь долго попирали. Второй указ был направлен против того чудака, который был бель- ; мом на глазу у всего города. Его лишили звания дворника и заодно той высокой зарплаты, которая отныне вводилась за этот труд. Чудак не противился. Лишь спросил, можно ли ему стать строителем и, получив согласие, удалился из города.
Прошло немного времени. Как-то через эту страну проезжала прекрасная принцесса. Только один взгляд на нее вызывал самые пылкие восторги. Воистину она была удивительной красавицей! Весь город сбежался посмотреть на нее.
- О, если 6 она осталась жить у нас, - говорили люди, - мы могли бы гордиться своей страной. Она прославила бы ее на весь мир!
Да, в присутствии принцессы все ощутили свою бедность. В стране была только чистота, а кроме нее, ничего больше не было. С тех пор, как все стали наводить порядок и заниматься уборкой, государство опустело. Все старое сносили и сжигали. У деревьев обрубали ветви, чтобы от них было меньше листьев и мусора, животных загоняли в специальные сады, дабы они не мешали порядку.
И вот когда принцессе предложили остаться в их стране, она удивленно спросила:
- А что же у вас есть, ради чего можно жить?
Никто не мог ответить на этот вопрос. Для всех это и была бы принцесса. Ради нее они хотели бы жить в своей стране. Вдруг кто-то случайно вспомнил про чудака-дворника. Воистину, только его и могли они показать красавице-принцессе.
- У нас живет самый счастливый человек! - закричали они. - Он единственный в мире, так же, как и вы!
Вспомнив, в какую сторону ушел чудак, они немедленно собрались в путь за ним. И тут уже пришлось удивляться не одной принцессе, но и жителям страны. Оказывается, чудак поселился в самом заброшенном уголке государства, но, став строителем, умудрился выстроить там целый дворец, окруженный лесным парком. Не нужно было задавать вопросов, чтобы увидеть, что чудак опять чувствует себя счастливым. Увидев, что принцесса довольна, люди бросились к нему и предложили немедленно стать принцем.
- А что я должен буду делать? - спросил он.
- Ничего! Ты просто будешь принцем и мужем прекрасной принцессы! - отвечали ему.
- Но я не умею ничего не делать! - заявил чудак.
- Ну... повелевай нами!..
- И этого я не умею.
- Ну, делай что хочешь и еще будь нашим принцем. А мы будем брать с тебя пример.
Чудак еще раздумывал, соглашаться ли на новую должность, но тут принцесса улыбнулась ему и взяла дело в свои руки.
И вот красота и счастье стали править страной. Принц нашел себе дело и заботился обо всех своих подданных. Он вставал раньше всех, брал в руки метлу и шел убирать улицы, а потом начинал строить, а потом делал еще массу дел, и его подданные, видя его заботу, также начинали заботиться друг о друге, и вся страна благоденствовала.
197

ОЗЕРНАЯ ЛЕДИ
самого края леса протекал ручей, такой веселый, что никто из проходивших мимо не мог удержать улыбки. И хоть трудно было сказать, чем он наполнен, кроме прозрачной воды, все же его журчание как-то особенно радовало сердце. Дети очень любили играть около него и нередко приносили домой диковинные цветы, которые плыли по течению. Такие не встречались в этом краю, но люди не удивлялись: уже давно все знали, что ручей этот длиннее иных рек и вытекает из какого-то необыкновенного озера, которое славится чудесами. Озеро же принадлежало Леди, которую так и прозывали - Озерная Леди. Когда-то она жила с братьями в великолепном замке, владела богатыми лесами и угодьями. Но родители ее скончались, а братья, разделив между собой наследство, выделили ей одно лишь озеро. Леди оказалась так бедна, что не могла даже построить дом и жила в рыбачьей хижине.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы она очень горевала. На крошечном клочке земли, который прилегал к озеру и где стояло ее жилище, росла старая раскидистая ива, а у подножья ее цвел нарцисс. У берега стояла изящная лодочка, на носу которой висел резной фонарик. Так что Леди вовсе не считала себя нищей, как говорили о ней соседи. У нее просто было всего понемногу - одно озеро, один дом, одно дерево, один цветок и одна лодочка.
А вскоре ей стали даже завидовать и приходить за помощью. Пожалуй, ни в одном озере на свете звезды не отражались так ярко, а Леди, глядя на них, умела давать самые верные советы. Об этом никто не узнал, если бы не влюбленные. Уж кому-кому, а им просто необходима была помощь Леди. Они приходили к ней по ночам. Она сажала их в лодку, и они плыли по озеру. И те, кто действительно любил, возвращались с сердцами, исполненными красоты, радости и счастья, зато те, которые не подходили друг другу, испытывали ужас и страдания. Потом оказалось, что больные и раненные во время сражений могли обращаться к Леди. Она также заставляла их дожидаться ночи, затем отплывала на середину озера, тушила фонарь и, сбросив одежду, погружалась в воду. Страждущие на берегу также окунались и получали облегчение. Леди могла бы обогатиться или отправиться на костер за колдовство, но она никогда не брала денег за свои труды, а то, что исцеленные оставляли ей, она тут же раздавала беднякам.
Трудно сказать, озеро ли могло творить чудеса или Леди, только слава их обоих росла. Слава-то слава, да Леди почему-то не чувствовала себя счастливой. А порой даже наоборот.
Как-то одного славного юношу обвинили в неслыханном злодействе. Стража гналась за ним по пятам. Изнемогая, он прибежал искать зашиты у Озерной Леди.
- Не бойся ничего, - сказала она. - Я спасу тебя.
Меж тем погоня уже стояла за дверьми. Бедного юношу схватили и заключили в башню. На следующий день его должны были казнить. Ночью Леди села в лодку и запела песню. Погода стояла ненастная, тучи закрывали небо, но над озером засияли звезды, вода пришла в движение, и, вытянувшись, как река, озеро потекло меж холмами к башне, где был узник. В панике бежала стража,

увидав наводнение, а Леди освободила пленника, и опять озеро вернулось на свое место. Через неделю выяснилось, что юноша был действительно не виновен в приписываемых ему преступлениях. Леди с радостной душой ждала его прихода. Что-то еще волновало ее. Но вот он явился поблагодарить Леди не один, а с прелестной юной девушкой, своей невестой. Ничего не сказала Озерная Леди, а, когда они ушли, горько заплакала.
Лунной ночью, распустив волосы, села она в лодку и стала разговаривать с озером:
- О, прости меня, мой добрый друг. Не могу я быть счастлива только радостью других людей. Неужели нет на свете для меня любви?
Молчало озеро, только на противоположном берегу вдруг зазвенела струна лютни, и пригрезился ей всадник на белом коне, который ждал ее, чтобы утешить. Подплыла Леди к берегу, но уже смолкла музыка, и только один белый конь стоял привязанный к дереву. Села Леди в седло, и конь тронулся вокруг озера. Все быстрее и быстрее он скакал, а Леди не узнавала местности, словно попала в чужие края.
Наконец закружилась у нее голова, натянула она поводья и остановилась. Все как будто прежнее и в то же время чужое.
По озеру, прямо по воде, ходил мальчик и, словно цветы, собирал звезды, вернее, их отражения.
Взглянула на него Леди и чуть в ладоши не захлопала. Когда-то в детстве, в день ее рождения, отец устроил чудесный бал. Съехалось столько гостей, и среди них было столько мальчиков и девочек в прекрасных нарядах! Они пели, танцевали и играли. Леди, разгоряченная, прибежала к озеру и вдруг встретила там этого самого мальчика. Он сидел у воды и почему-то был печален.
- Почему ты сидишь здесь один? - спросила Леди.
- Меня никто не приглашал на ваш обед, и, кроме того, у меня нет одежды.
Она пригляделась и увидела, что он прикрыт только плащом из водорослей, зато на голове его светится венок из лилий, а в руках была тростниковая дудочка.
- Ты умеешь играть? - спросила Леди.
- Конечно! - ответил он и заиграл так, что озеро заволновалось, по нему побежали волны и словно стали танцевать. Леди была в полном восторге.
- Я хозяйка бала, и я приглашаю тебя на праздник. Согласен ли ты быть моим принцем?
Мальчик улыбнулся и поцеловал ее. Они взялись за руки и побежали в замок.
Все казалось таким чудесным, и Леди не смущало даже то, что ее странного гостя никто не замечает, словно он для всех, кроме нее, оставался невидимым. А потом, потом явился какой-то старик и, отозвав Леди в сторону, стал показывать занимательные игрушки. Она порывалась вернуться к своему принцу, но старик смеялся над ней:
- На что тебе этот голодранец? Разве он настоящий принц? Хочешь, я покажу тебе тех, кто может встретиться на твоем пути?
И он подошел к большому зеркалу и постучал в него, произнеся странные слова. И вот зал наполнили какие-то незнакомые дети. Они были в драгоценных нарядах, на головах некоторых из них сверкали маленькие короны, а сбоку висели
короткие шпаги. Они наперебой приглашали Леди танцевать, рассказывали о своих владениях и хвастались богатством и отвагой. Ну как могло случиться, что она забыла своего бедного гостя, а когда хватилась, то не смогла найти его?!
И вот теперь он снова ей встретился. Как странно, прошло столько времени, а он ничуть не изменился.
- Принц! - закричала Леди. -Ты еще не забыл меня?
- Конечно нет, Леди! - ответил он.
- Я так рада встрече, - торопливо говорила она, - можно мне любить тебя? Ведь я так виновата, что забыла о тебе на том балу.
- Это вина старика, - ответил мальчик. - Он мой враг. Вот и теперь он следует за мной по пятам и мешает мне. На исходе ночи он появится и разбросает все цветы, что я собрал.
- Но неужели, ты не можешь спрятаться от него?
- Нет! - сказал принц. - Я ведь играю с ним, и он умрет без меня.
- Послушай! Брось свою забаву. Конечно, это прекрасно - собирать отражения звезд, но ты делаешь столько лет одно и то же. Неужели тебе не наскучило? Пойдем со мной в мой дом. Я буду ухаживать за тобой, играть и любить тебя! - воскликнула Леди.
- Нет, нет. Я никуда не пойду, пока не соберу всех моих звезд. Кроме того, если я послушаюсь тебя, то начну расти, а этого я уж совсем не хочу. Старик же в награду дает мне возможность всегда оставаться в золотом детстве. Лучше ты приходи ко мне когда захочешь.
Горько заплакала Леди, поцеловала ребенка и снова села на коня. Опять мчалась она вокруг озера и на рассвете остановилась. На этот раз встретил ее тот самый старик, что когда-то отвлек на балу.
Хотя закован он был в рыцарские доспехи, но что-то жалкое скользило в его облике.
- Я столько лет жду тебя, Леди. Разве можно так задерживаться у прошлого? Скорее поскачем вперед! Тебя ждут почести и слава, столько королевских тронов пустует, ожидая достойной, которая сможет занять их.
И они поскакали по неведомой дороге. Сон ли то был или явь, но они останавливались в прекрасных дворцах, принимали участие в пирах и праздниках. Знатные юноши, грозные монархи, славные рыцари склоняли колена перед Леди, прося осчастливить их, но как только она собиралась дать согласие, появлялся ее суровый спутник.
- Все не то, Леди, - шептал он. Впереди нас ждут еще более великолепные возможности.
И, не в силах противиться ему, она мчалась все дальше и дальше, прельщаемая вечной новизной.
И вот она поняла, что нет конца их пути, что догнать мечту не помогут ей и самые быстрые кони, и Леди вернулась к своему озеру. Отчаяние овладело ею. Дождавшись ночи, она опять вышла на берег и, не входя в лодку, закрыв глаза, бросилась в озеро. Теплая вода вытолкнула ее обратно на поверхность. Леди услышала звон лютни и тихий голос, напевающий песню. Опять на противоположном берегу явился всадник на белом коне. Однако на этот раз он не исчез, когда она приблизилась к нему. Тронув коня, он сам пустился к ней навстречу и поднял ее на руки. Так прекрасно было лицо принца, явившегося ей, так долго
201
она мечтала о нем, что, обняв его за шею, она решила, что только смерть заставит ее разжать руки. Ей казалось, что она узнает в нем того мальчика-принца, что утеряла в детстве, и того старика-рьщаря, что мчал ее за призрачным счастьем. Вся жизнь Леди выливалась в этой ночи.
Озеро пело и будто несло их вокруг земли. На берегах возвышались то горные хребты, залитые лунным светом, то тропические леса, пронизанные ароматами волшебных цветов. Они видели стаи фламинго, несущихся над пустыней, слонов, пробивающих дорогу в джунглях. И все живое - растения, птицы, звери - принимали участие в празднике любви Озерной Леди.
Ночь кончалась, когда Леди и ее принц оказались в прекрасном дворце. Они кружились в ганце, это был свадебный бал, и Леди не хотела останавливаться. Меж тем ее волшебный возлюбленный как-то странно бледнел и словно таял на глазах. Страх охватил Леди, но она не разжимала объятий.
- Я не могу отпустить тебя, - шептала она. - Я боюсь, что ты исчезнешь, и тогда я умру.
Он ничего не отвечал и только улыбался грустной улыбкой.
- Вот она! - закричал чей-то детский голос сквозь толпу, окружавшую их, и Леди увидела мальчика, который бежал к ним. "Пусти меня," - отчаянно молили глаза принца.
- Нет, - отвечала Леди. -Но почему ты боишься этого ребенка?
- Он - прошлое! - ответил юноша.
Чья-то железная рука внезапно остановила их. Старик-рыцарь смеясь стоял перед ними, протягивая кубок с вином.
- Вот мы и все вместе! Выпейте свое счастье, Леди!
Она обернулась и увидела, что тут же рядом стоит мальчик и смотрит на нее.
- Большего в жизни не бывает, - сказал он, - когда прошлое, будущее и настоящее встречаются вместе.
Леди перевела взгляд на своего возлюбленного. Он молчат по-прежнему и только улыбался ей бессильной улыбкой. Она приняла бокал и выпила его до дна. Счастье вспыхнуло в ней, как догорающая свеча, и погасло. Леди потеряла сознание.
Когда она открыла глаза, наступило утро. Рядом с ней были старик и мальчик.
- Где принц? - крикнула Леди, уже поняв, что случилось что-то ужасное и непоправимое.
- Его было не удержать. Он - миг и умирает, если его не остановить, - ответил старик.
- Но ведь мы с тобой! - добавил мальчик.
Сердце Леди осталось пустым и холодным. Когда она сошла к озеру, то увидела, что озеро умерло. Все было в нем как прежде, но Леди знала, что больше не будет чудес и звезды не отразятся в нем с былой яркостью.
Долгое время она еще надеялась на что-то. Днем и ночью она бродила вокруг озера, и в утренние часы ее сопровождал ребенок, а вечером - суровый старик. Наконец однажды она вошла в воды озера и осталась там. Больше никто не видел Леди, но зато к озеру вновь вернулась жизнь. Оно могло творить чудеса для тех, кто верил в них. А в лунные ночи на поверхности воды появлялось отражение Озерной Леди, и лицо ее было таким счастливым, как в ночь, когда она встретила принца.

имя
дивителен мир, созданный Аллахом, ибо каждой твари он предстает подобным ей самой.
И каждому дано его место, и оно есть единственно возможное. И если б воля Единого, предначертанная всему живому, свершалась, то власть времени прекратилась бы и вечное блаженство воцарилось на земле...
Но слушайте, что произошло с одним человеком по имени Селим, и пусть история его послужит вам опорой, как усталому путнику весть о близком оазисе.
Однажды по пустыне из Дамаска шел караван. Среди невольников, закованных в цепи, шел и этот человек. Вся жизнь его была полна неудач. Был дом, и была семья, но болезнь унесла его близких, война разрушила его дом, и сад умер.
Бедняга нанялся конюхом к купцу в Дамаске, но случился пожар, и конюшни сгорели, и злые люди обвинили его в поджоге. Селима приговорили к казни, но .Аллах милосердный чудесным образом спас его. Палач, собиравшийся отрубить ему голову, промахнулся и нанес себе рану. Увидев в этом знак Аллаха, Селима сочли невиновным и отпустили.
Но но о нем пошла дурная молва, будто он такой невезучий, что даже палачу принес несчастье. Никто не хотел иметь с ним дела, а если случалось кому по незнанию приблизить его к себе, то человек тот очень скоро терпел убытки и проклинал день, когда повстречал Селима на своем пути.
Случилось так, что дочь визиря, пожалев его, взяла к себе на службу, и было это накануне ее свадьбы. И вот послала она Селима в горы принести цветов. Когда он возвратился обратно, за чудесные цветы, что он принес, наградила его дочь визиря кошельком золота. Но в одном из букетов спрягалась маленькая змейка. Она внезапно ужалила дочь визиря, и та умерла. А Селима побили камнями и прогнали прочь.
И он пристал к шайке разбойников. В первый же раз, когда они отправились на промысел, их поймали. Когда разбойники предстали перед очами мудрого судьи, то он, узнав их историю, приказал отпустить Селима.
- Благодаря невезению этого человека нам удалось схватить прежде неуловимых. Пусть же его горькая судьба послужит примером людям, забывающим Аллаха, который добр и великодушен и всему назначает свой жребий, - так сказал судья, и Селим вышел на свободу.
Но люди сторонились его. И тогда он сам вознегодовал на свою участь и отправился на базар, решив продать самого себя.
"Нужен ли я кому-нибудь на земле со своим вечным несчастьем?" - думал он.
В конце дня через город проходил караван с рабами. И один из них упал на площади и не мог идти дальше. К нему подошел хозяин каравана и вынул саблю, намереваясь убить несчастного. И Селим бросился к нему и предложил взять себя на место раба, а того отпустить с миром. И хозяин удивился его речи и не хотел верить, что он не шутит. Тогда Селим сказал, что не знает, что с собой
203
делать, ибо всюду его преследует несчастье.
- И сейчас я вижу, - сказал Селим, - что судьба этого человека все же лучше моей.
И тогда купец рассмеялся и велел своим слугам снять цепи с раба и отпустить его, а Селима взять вместо него:
- Смерть моего раба принесет мне больший урон, чем невезение сумасшедшего.
И вот много дней Селим тащился по пустные вместе с рабами. Тело его сожгло солнце, одежду изодрали колючки, и песок засыпал последний родник его надежды изменить свою судьбу.
И однажды на стоянке он скрылся от стражи в пустыню.
''Лишить себя жизни - грех, так пусть же свершится по воле Аллаха то, что суждено. У меня же нет больше сил нести бремя моей жизни" - так думал Селим и брел все дальше и дальше.
И вдруг перед ним на песок упала чья-то тень. Он поднял голову и увидел дервиша. На лице его была улыбка. Селим же заплакал и сказал:
- Аллах обошел меня в своих милостях, и я терплю нужду и поношения, не совершив никакого греха.
Святой человек положил ему руку на голову, молвив:
- Селим, воистину слова твои недостойны тебя, и ты не знаешь, что уготовил для тебя Всемогущий. Только твоя судьба, которую ты клянешь, может привести тебя к счастливому исходу.
Но Селим не слушал его и продолжал стенать. А дервиш подумал, а затем обратился к нему с такими словами:
- Не гневи Аллаха, неразумный, но если хочешь изменить жизнь, измени свое имя, ибо с именем входишь в судьбу свою.
И дервиш стал перечислять ему многие имена, и наконец Селим выбрал имя Альмангур. Старик начертал это имя на песке и, когда Селим опустился на колени, прошептал над ним заклинание.
И вот он забыл прежнее имя, и встал на ноги, и почувствовал великую силу, ибо имя его было именем победителя. С легкостью сорвал он цепи и вернулся к каравану. Хозяин уже разыскивал его и, завидев, бросился навстречу, размахивая саблей. Но Альмангур увернулся от него, а затем ударил хозяина так, что тот выронил оружие и упал на колени. Стража каравана не посмела напасть на Аль-мангура, ибо в глазах у него было столько горделивого мужества, что каждый почувствовал в нем повелителя. Он освободил рабов и продолжал путь, и наконец, они прибыли в богатый столичный город Басру.
А в это время вражеские войска вторглись в пределы той страны. Множество людей бежало от них, и сам султан собирался оставить город и спрягаться в пустыне, ибо его войска не верили своим предводителям.
И вот Альмангур явился на площадь и обратился к людям. Он назвал свое имя и всех убедил, что может разбить врагов. Такая сила прозвучала в его словах, что к воинам и жителям города вернулась надежда. Когда султану доложили, что на площади явился отважный воин, который берется разгромить врагов, Альмангу-ра пригласили во дворец. Там его облекли властью и просили выступить в поход, дабы освободить народ от страха.
И Альмангур исполнил свое обещание, и разгромил врагов, и рассеял их, и
тпл
они бежали, как листья, гонимые ветром. Султан назначил его своим визирем, и не было человека, который не склонил бы перед ним голову. Еще много славных побед одержал Альмангур, и, когда наконец Всемогущий призвал к себе султана (а он оставался бездетным), все до единого признали в Альмангуре своего владыку. И царствовал он справедливо, но праздность дворцовой жизни угнетала его, и он предпочитал проводить время в походах.
Однажды дошла до него весть о красоте египетской царицы, лицезреть которую могли лишь избранные, но и те в ее присутствии теряли язык и разумение. Альмангур собрал богатый караван с дарами и отправил его в Египет. Но послов его не приняли, а дары разбросали толпе. Гневом наполнилось сердце Альман-гура, и он пошел в поход на Египет со своим непобедимым войском. В долине Нила встретился он с неприятелем. Многочисленны были оба войска, и много крови могло пролиться на эту землю. И тогда сомнение овладело Альмангуром: достойно ли приносить многие жизни на алтарь своей любви? И он предложил военачальникам вражеского войска единоборство, которое должно было решить исход их соперничества. Но никто не захотел выйти на поединок, ибо слава о его силе и в этой стране сияла подобно полуденному солнцу. Вместо этого указали ему на гигантскую пирамиду и сказали, что если он сумеет внести последний камень на ее вершину и водрузить его там, то они признают себя побежденными. А надо сказать, что пирамида эта строилась около трехсот лет, и чем выше возносилась она, тем труднее становилось ее заканчивать, но все же почти удалось завершить ее, и только не знали способа, как возложить последний камень. Взойти на самый верх можно было, лишь не останавливаясь ни на миг и не снимая ноши с плеч. Самые могучие мужи Египта пытались это сделать, но, не доходя даже и до половины, не выдерживали, и камень скатывался обратно, увлекая за собой носильщика. И, услышав такой ответ египетских предводителей, Альмангур вновь мысленно представил себе, сколько храбрых воинов может пасть на поле боя, и дал согласие.
Рано утром на глазах у множества народа Альмангур обвязал веревками огромную каменную плиту и велел привязать самого себя к ней, чтобы избавиться от искушения сбросить ее. В молчании замерли люди, когда он сделат первый шаг и поднялся на первую ступень, а всего их было 365. Ноги его дрожали от страшного напряжения, и он остановился. Но тут же почувствовал, что во время остановки камень, как живое существо, тянет его вниз с еще большей силой. И, сжав зубы, сделал он второй шаг. На третьей ступени показалось ему, что он не выдержит, и тогда, почти теряя сознание, вспомнил он, что зовут его Альмангур, вспомнил свои победы, сердце его укрепилось, и он двинулся дальше. На половине пути имя его перестало помогать ему, хотя он шептал его не переставая. И тут ему вспомнилась печальная судьба Селима и та награда, что ожидала его в конце пути. Нет, он не вернется в свою прежнюю жизнь!
Не было предела изумлению египтян, когда они увидели, что Альмангур останавливается на каждой ступени, шатается, готовый рухнуть вниз, а потом все-таки поднимается выше. И когда солнце скрылось за горизонтом, его последние лучи осветили фигуру Альмангура, который завершил пирамиду.
И подвиг его настолько поразил даже врагов, что они ликовали и радовались его победе!
И вот Альмангур явился во дворец, чтобы увидеть царицу. Множество жрецов
205
сопровождали его.
Торжественно гремели барабаны и ревели трубы. Наконец двери растворились, и все пали на колени, не смея поднять глаза. Один Альмангур остался стоять, и навстречу ему вышла женщина удивительной красоты, с лицом, подобным капле росы, отразившей зарождающийся месяц. И она протянула к нему руки, но он отвернулся.
- Молва преувеличила твою красоту, - были его слова.
И жрецы зароптали и долго совещались между собой. А затем они подошли к Альмангуру и просили его милости, говоря, что хотели испытать его. Еще дважды выходили в зал девы, описать которых не в силах язык, но каждый раз Альмангур отвергал их и смеялся. И тогда они поцеловали его одежду и сознались, что царица Египта умерла, узнав о его победе, но они хотели скрыть это.
И Альмангур пожелал удостовериться в их словах, и поздно ночью они провели его в пирамиду, строительство которой он закончил своими руками. Он вошел внутрь, и, когда перед ним раскрыли саркофаг, он убедился, что лежавшая в нем воистину была ни с кем не сравнимой. И если б не ее неподвижность, он не поверил бы смерти. Да, именно ее жаждало и искало его сердце. Три дня и три ночи Альмангур стоял у гроба и хотел умереть вместе с ней. Но затем он вышел наружу, и не было слез в его груди. Все его подвиги, все победы показались ему столь ничтожными, что он променял бы и в тридцать раз большую славу на мгновение жизни прекрасной царицы. Медленно шел он, и воины расступались перед ним, видя его скорбь.
И Альмангур вернулся в пустыню, призывая смерть, и опять ему встретился старый дервиш и предложил Альмангуру выбрать новое имя.
И вот веселый музыкант и певец Джуччи появился на базарах вместо Альман-гура.
Невиданное дело, но сама природа внимала его песням вместе с людьми, ибо даже среди летнего зноя, когда флейта Джуччи посылала жалобные звуки к небу, оно начинало покрываться облаками, а затем шел дождь. Слава певца росла. Музыкант сеял радость, а щедрые дары раздавал бедным и нищим, которые призывали на него благословение Аллаха.
И вот однажды он встретил девушку. Она стала танцевать под музыку его флейты, и люди любовались ею, забывая даже слушать Джуччи. Он сам, как завороженный, не мог оторвать от нее взгляда. И музыка его подчинялась ее танцу. Когда же наконец она остановилась, Джуччи упал к ее ногами и поцеловал перед нею землю. Девушка с улыбкой подняла его, и он полюбил ее великой любовью. Музыкант захотел узнать, кто она, но девушка не ответила и исчезла. А Джуччи стал искать ее и расспрашивать людей, но никто не смог ответить на его вопросы. Сердце его отяжелело от печали, как вызревший плод, и грустными стали его песни.
И снова неожиданно явилась к нему эта пери. И опять танцевала, и он не мог прервать музыку. На этот раз она поцеловача Джуччи и снова исчезла, не сказав своего имени.
Как-то раз во дворце султана собралось великое множество ценителей музыки и знатных людей, чтобы послушать игру Джуччи, и сам султан восседал на коврах, милостиво улыбаясь певцу, а рядом с султаном Джуччи увидел свою возлюбленную пери.
И ваг был подан знак, и Джуччи заиграл. Эхо подхватило звуки его флейты, и он искусно сочетал свою мелодию с тройным отзвуком. Волнение охватило гостей, и еще больше взволновались они, когда по знаку султана пери вышла на ковер танцевать. Легки и плавны были ее движения, и сама она была подобно цветку, колеблемому ветром.
Когда танец кончился, султан обратился к Джучи, спрашивая, какой награды он желает. И певец указал на пери. Но султан разгневался, а девушка рассмеялась:
- О, неразумный, - сказала она, - знаешь ли ты, что я - дочь султана и привыкла жить в роскоши! Неужели ты думаешь, что я разделю с тобой кочевую жизнь?
И она продолжала смеяться над ним и поносить его. Гости же вторили ей, осыпая Джуччи бранью.
Горе ослепило певца, и он вновь заиграл. И дочь султана против своей воли craia танцевать и танцевала до тех пор, пока не упала бездыханной. А Джуччи играл все быстрее и быстрее, и никто не мог его остановить. И музыке Джуччи стало тесно в стенах дворца, и рухнул свод. И лишь тогда смолкла флейта, когда огромное облако пыли встало над руинами...
И только Джуччи остался в живых, но сердце его не могло утолиться местью. Проливая слезы, отправился он в пустыню по следу Смерти.
Но и на этот раз ему преградил дорогу дервиш, и Джуччи выбрал имя Мансур.
Дорога, предопределенная Аллахом, привела его в Индию. Однажды он заночевал в каком-то древнем полуразрушенном храме, где на месте алтаря росло громадное тамариндовое дерево. И Мансуру приснился сон, что явилось пред ним божество этого храма, а был то дух дерева, и он просил о помощи.
"Стань жрецом моим, и сотвори чудеса, и провозгласи тамариндовые деревья священными в этом краю, или гибель грозит всему роду" - так сказал дух дерева.
И, проснувшись, Мансур увидел в руках своих ветку этого дерева и понял, что не сон, а видение посетило его. И он отправился во дворец раджи, и вошел, не кланяясь,и объявил, что он - жрец великого божества. Раджа призвал его к себе и попросил подтвердить слова каким-нибудь чудом. И Мансур коснулся веткой тамариндового дерева головы раджи, и тот вдруг испытал сильнейшую радость, а одежда его стала золотой. И раджа приблизил к себе Мансура и обещал возвеличить его, но прежде просил помощи в своем деле:
- У меня есть четыре дочери, но они враждуют между собой и не имеют ни в чем согласия. Примири их или укажи способ, как это сделать, и я провозглашу тебя своим наследником и исполню любое твое желание.
И Мансур отправился к первой дочери раджи, а звали ее Ялмез. И долго он искал ее, пока не вышел к пещере, откуда шел ход в подземный дворец. Там царствовали молчание и сон, и сама царевна восседала на своем троне подобно луне, покоящейся на облаках. Мансур приветствовал ее, но она не ответила. Тогда он вынул флейту, оставшуюся у него, и заиграл. Вспыхнуло пламя светильников, озарив убранство дворца. Повсюду вдоль стен стояли каменные фигуры, поддерживающие своды. Другие изваяния застыли в причудливых позах, танца, и музыка Мансура пробудила в них движение. Ялмез открыла глаза и улыбнулась:
207
- Входи, о незнакомец, и будь гостем.
Она посадила его рядом с собой и поцеловала. И тотчас усталость смежила его веки, и он увидел прекрасные сны, прервать которые не было ни сил, ни желания. Но кто-то мешал ему полностью отдаться чудесным сновидениям, и внезапно он понял, что это духтамариндового дерева, взывающий к его милосердию и молящий о защите. И тогда Мансур сбросил с себя путы сна и пробудился.
- Зачем ты тревожишь меня? - спросила его Ялмез, когда он вновь заиграл на флейте.
- Я хочу, чтобы ты показала мне свой дворец.
И она нехотя встала, исполняя долг хозяйки, и повела его по подземным залам и галереям. И Мансур увидел удивительные сады из песка, на котором лежали драгоценные камни, и, когда царевна прикасалась к ним, они начинали сиять живым цветом и становились подобны цветам.
- Видишь,как я богата! - говорила Ялмез.
- Отчего же ты не выйдешь на землю и не явишь свои богатства солнечному свету? - спросил Мансур.
- Зачем? Я довольна. Лишь сон дает мне все.
Когда же они вернулись в покои Ялмез, Мансур стал играть, дабы не дать ей уснуть. Глаза царевны сделались большими из-за долгой бессонницы, но она продолжала слушать Мансура. И когда он кончил, она обняла его:
- Останься со мной навсегда, Мансур, и будь моим мужем. Я подарю тебе все, что имею.
Но он попросил простить его и разрешить идти к ее сестрам:
- Если я небезразличен твоему сердцу, то помирись с сестрами, и мое божество может соединить нас, когда дело, порученное мне, успешно завершится.
Царевна опустила голову и пролила слезы, и слезы ее, коснувшись пола, превратились в камешки.
- Я постараюсь сделать для тебя все, что смогу. Возьми мои слезы, и да принесут они тебе счастье в пути.
И она проводила его к выходу и долго смотрела ему вслед.
А Мансур продолжал свой путь и вышел на берег моря, где увидел дворец, напоминавший гигантскую раковину. Стены его были выложены перламутром и переливались в лучах солнца так что казалось, будто он плывет. В этом дворце жила вторая дочь раджи - Ольна. Когда Мансур подходил ко дворцу, ворота его распахнулись, и он увидел царевну, которая неслась на коне в сопровождении свиты.
Увидев спутника, она приветствовала его и пригласила войти:
- Я тороплюсь, мой достойный гость, но я скоро вернусь, а пока - входи сам.
Каково же было удивление Мансура, когда, войдя во дворец, он снова увидел царевну!
- Входи, и располагайся, и рассматривай все, что найдешь интересным. Я же снова должна отправиться в путь.
Непрерывное движение царило в этом чудесном дворце. Били фонтаны, звучала музыка, бесчисленные слуги проносились по залам - все менялось, словно в причудливом танце. Все спешили, и никто не останавливался ни на минуту. И Мансур стал ждать царевну, но она появлялась лишь на мгновение, а затем снова
208
куда-то исчезала. И проходили дни, а он не мог ее остановить. И вот он приложил к груди ветвь тамариндового дерева, испрашивая совета у своего божества.
"Подведи Ольну к зеркалу", - прозвучал голос в его душе.
И когда он сумел сделать это, то увидел, что зеркала не отражают ее. И Ман-сур бросил один из камешков, подаренных первой сестрой, на землю, и он обернулся множеством разноцветных красок. И Мансур написал портрет прекрасной женщины. Когда же царевна явилась к нему, он показал ей портрет и сказал, что это - зеркало, которое хранит ее лик.
- Ты никогда не видела самой себя, и поэтому ты все время стремишься к тому, что имеет лицо. Взгляни же на себя.
И царевна засмеялась, а потом вдруг стала подобна женщине на портрете. И она долго любовалась собой, а затем спросила, не может ли он сделать еще такие зеркала.
И вот каждый день Мансур с помощью волшебных камешков создавал портреты прекрасных женщин, а царевна, глядя на них, становилась подобной им. И вот она уже не исчезала, а сидела и любовалась собой, меняя свои наряды и лица. Наконец Мансур прочел в ее сердце любовь к себе. Но и с ней он простился. И царевна склонилась перед ним, а затем подала ему кувшин с водой:
- Да не будет любовь моя путами на твоем пути! В час нужды ты можешь призвать меня к себе, возьми же с собой мое зеркало, которое сам создал.
И Мансур заглянул в кувшин и вдруг увидел в нем лицо Селима, а за ним - Альмангура и Джуччи. И он понял, что вода, данная ему, является зеркалом правды. Поблагодарил он царевну и двинулся дальше.
Высоко в горах стоял дворец царевны Эльфен. Всеми огнями радуги сверкали грани хрустальных колонн, поддерживающих его своды. Сама принцесса была прозрачней, чем дымок от потухающего кальяна. Глубок, как небо, был взгляд ее синих глаз, и никогда она не смежала ресниц. Белоснежные аисты прилетали к ней один за другим и рассказывали о том, что видели, летя за солнцем.
Когда Мансур обратился к ней, она улыбнулась, но глаза ее смотрели сквозь него.
- Видишь ли ты меня, царевна? - воскликнул Мансур.
- Я здесь, - отвечала она, - и я всюду. Я вижу и слышу все, что происходит на земле.
Каждый раз она исчезала вместе с солнцем, появлялась с его первыми лучами. И Мансур долго пытался привлечь к себе ее сердце, но не мог.
- О царевна, - взмолился он наконец, - сделай мою душу спутницей твоей! Я тоже хочу видеть и слышать все.
И вот, когда наступил вечер, она приковала его руку к своей, и затем они поднялись в воздух и полетели вдоль великого горного кольца, опоясывающего мир. И много чудесного увидел и услышал Мансур. Но когда они вернулись, царевна почувствовала изнеможение, и на безмятежное чело ее упала тень грусти.
- Я никогда не знала, что такое печаль, - сказал она, - но твоя душа открыла мне чувство страха. Не можешь ли ты рассказать мне еще о тайнах ночи, ибо я вижу все в свете дня и знаю лишь одну сторону вещей.
И Мансур дал ей заглянуть в кувшин с водой, отражавшей правду, и глаза Эльфен отразили ее глубину. И жалость охватила Эльфен, а на смену жалости явилась любовь. Она поцеловала Мансура и просила его остаться. Но он ушел,
209
унося подарок - крылья аиста, которые могли поднять его в воздух.
Среди угрюмых скал, поросших красным мхом, стоял бронзовый дворец четвертой царевны - Агни. Еще издалека Мансур услышал звуки дивной музыки. Сама царевна предавалась в упоении танцам и охоте. И всюду ее сопровождал ручной тигр, который не отходил от нее ни на шаг.С робостью в сердце вошел Мансур в ворота дворца. Тигр прыгнул навстречу ему, но, вспомнив Альмангу-ра, Мансур выдержал взгляд зеленых глаз зверя, и он отступил перед ним. Мансур увидел царевну. Она танцевала и не остановилась, чтобы приветствовать его. Тогда он вынул флейту, и зазвучала печальная песнь, и стихла дивная музыка, а царевна обратила на него свои глаза и спросила:
- О чем грустит твоя флейта, путник?
- О тенистых садах, где царит тишина и лотосы покачиваются над легкой рябью озер, - ответил Мансур.
- Я знаю такие сады и сама насаждаю их, но они исчезают, - молвила Агни.
Мансур не поверил ей, и тогда царевна взяла его за руку, и прикосновение ее было подобно раскаленному железу. Они вскочили на коней и понеслись за пределы дворца.
- Закрой глаза, путник! - воскликнула Агни.
И когда Мансур снова открыл глаза, то увидел, что находится в прекрасном саду, напоенном "ароматом неведомых цветов, растущих в тени благородных деревьев. И лицо царевны светилось, когда она склонялась над цветами, сливаясь с ними в поцелуе. А Мансур, опьяненный их ароматом, заснул, а когда проснулся - была ночь. Вдруг тишину нарушил страшный треск. И Мансур увидел тигра, который мчался большими скачками по саду, и топтал цветы, и вырывал кустарник, и ломал молодые деревца. Не успел он опомниться, как за тигром появилась Агни. Глаза ее были закрыты, а в руках сверкала обнаженная сабля - она уничтожала сад, пока не осталась на его месте лишь истерзанная земля.
Наутро Мансур спросил царевну, что она делала ночью. И она рассмеялась и сказала, что спала и ничего не помнит. И тогда Мансур понял, что все прекрасное, что царевна создавала днем, тигр заставлял ее уничтожать ночью.
И он не мог разлучить его с Агни. Но однажды он дал ей крылья аиста, и она оторвалась от земли и стала кружить в воздухе. Тигр не мог последовать за ней и один помчался уничтожать сад, созданный царевной. Она же, увидев это, бросилась на тигра с высоты и поразила его, и он, раненный, с воем убежал в лес. А царевна вернулась во дворец. И Мансур рассказал ей все, что происходило по ночам, и дал ей взглянуть в подтверждение слов своих в живое зеркало правды. И царевна открыла Мансуру двери своего сердца и подарила цветок, который возвращал жизнь. Мансур же простился с ней и отправился в обратный путь - к радже.
- В день весеннего равноденствия я призову твоих дочерей в храм своего божества, раджа, и там они помирятся.
И раджа оказал Мансуру великие почести и пожелал ему свершения всех его желаний...
И вот Мансур отправил гонцов ко всем четырем царевнам, прося их явиться к храму, где росло тамариндовое дерево. И сам поспешил туда и прибыл ночью. Слух его был поражен странными криками. Мансур бросился к храму и увидел, что тамариндовое дерево оплетено лианами и у подножия его тигр рвет когтями
последние корни. Вот дерево рухнуло, а торжествующий тигр повернулся к Ман-суру и напал на него. До самого утра сражались они, пока наконец Мансуру не удалось схватить тигра за горло и задушить. Но и сам он истекал кровью, и смерть стала у него за спиной, ожидая...
А в это время явились четыре царевны. Увидев друг друга, они преисполнились вражды и гнева, но тут взоры их обратились на Мансура, и они забыли свою вражду.
- Цветок! - воскликнула Агни. - Приложи цветок к груди своей! Он спасет тебя и вернет жизнь!
И Мансур пришел в себя от звука ее голоса, и речь ее дошла до его сознания. И, собрав последние силы, он подполз к поверженному дереву. Сестры стояли, не понимая, что он хочет сделать. А он приложил свой цветок к дереву. Раздался шум, и дерево поднялось и вновь встало над землей, обретя жизнь. А у корней его лежал мертвый Мансур.
- Можешь ли ты оживить его? - воскликнули сестры, обращаясь к Агни, но она покачала головой:
- Нет, одна я не в силах.
И вдруг заговорил дух тамариндового дерева и велел им соединить руки на теле Мансура и, изгнав из сердец своих вражду, наполнить своей любовью его сердце. Царевны так и сделали. Когда же Мансур вздохнул и открыл глаза, они безмолвно удалились, не желая, чтобы его любовь к одной из них нарушила их согласие.
Раджа явился к храму и пришел в изумление, увидев, что стены его обновились и сияют неведомым светом, а посреди храма стояло во всей красе и величии тамариндовое дерево. И раджа признал его священным и приказал насаждать тамаринды в своих владениях. Но когда раджа захотел увидеть жреца, то не нашел его.
А Мансур между тем опять направлялся в пустыню.
- Чего ты хочешь? - обратился к нему дервиш.
- Верни мне мое старое имя, ибо я вижу, что ты был прав. Вкусив столько судеб, я не нашел той, которая была бы более моей.
И вот стал он Селимом, и цепи сковали его руки, и снова он шел за караваном в числе невольников. Но сердце его было полно мира и счастья. В звоне цепей ему слышались напевы Джуччи, тюк с товарами, лежащий у него на спине, казался ему пушинкой, когда он вспоминал Альмангура. Песок перед его глазами превращался в драгоценные камни Ялмез, капли пота на ресницах хранили тайну Ольны, небо смотрело на него глазами Эльфен, а солнце пылало, как цветок в ее руках.
Буря налетела на караван, и люди приготовились к гибели, но Селим пошел ей навстречу, и она свернула перед ним. Хозяин, пораженный его силой, приказал снять с него цепи, но Селим отказался.
Новая беда настигла путников - они потеряли дорогу, но и тут их спас Селим. Его невезение оставило его. От всех почестей он отказался и вскоре, оставив людей, ушел в пустыню.
- Святой! - решили про него люди. И я думаю, они не ошиблись....
211
ТУМАН

ыло раннее утро, но солнце не могло пробиться к земле сквозь густую пелену тумана. Бесконечные пряди его белых влажных волос, цепляясь за ветви, бесшумно скользили сквозь частый гребень леса, и лишь вдали у моря слышались глухие стоны и рыданья того, чье тело в клочья разрывали острые верхушки деревьев. Рыцарь Ледмор в канун своего дня рождения проснулся раньше обычного. Странная прихоть заставила его облачиться в стальные доспехи и вооружиться, как если бы он собирался в поход. Ничто не угрожало ему в его собственных владениях. Его доброта и готовность помогать людям давно превратили врагов рыцаря в друзей, и среди подданных не нашлось бы ни одного, кто не любил бы его. Но Ледмор доверял своим предчувствиям. Тихо ступая, он вошел в комнату жены. Она спала, и у изголовья в золоченом бокале стояла красная роза. Он понял, что это был подарок ему, который она хотела поставить в его покои до того, как он проснется. Не желая огорчать ее, он взял цветок с собой и спустился к порогу, еще через несколько минут он вывел коня и выехал из замка. Туман заглушил стук копыт. Рыцарь отправился к берегу моря. Как часто оно утешало его, давало советы, разделяло его чувства больше, чем кто-либо из людей...
"Может, оно поздравит меня первым?" - улыбнулся Ледмор своим мыслям. Меж тем на сердце его было неспокойно. Он вспомнил, что сквозь сон ему слышался какой-то странный голос. Он пел ему песню без слов, но дикая тоска волной поднималась в груди от этих звуков. Ледмор и теперь мог ощутить горечь слез на своих губах. Что вещал ему сон, к чему готовила песня? Внезапно рыцарь натянул поводья и остановился. Тот самый звук, который он только что вспоминал, раздался где-то в глубине долины, пересекавшей его путь. Чистый и высокий голос, казалось, не мог принадлежать человеческому существу. Так могли петь лишь ангелы, но столько скорби он впитал в себя, что немыслимо было сочетать ее с радостью небесных существ. Ледмор повернул коня и неуверенно двинулся навстречу неизвестному. У въезда в долину, где дорога раздваивалась, он услышал новый звук. Кто-то, ломая кусты, несся по лесу. Вот он вылетел на открытое пространство. Это оказался рыцарь в разорванном плаще, покрытом кровью. Увидев Ледмора, он, наставив копье, воскликнул:
- Защищайся, рыцарь, если посмеешь. Твой путь окончится здесь!
Ледмор не успел понять или возразить своему противнику, как тот уже мчался на него. Защищаясь, Ледмор отбил щитом копье нападавшего. Они сцепились, но тут конь и рыцарь пали на землю. Ледмор подошел к своему противнику. Коню его, вероятно загнанному до предела, не суждено было подняться. Покрытый потом и пеной, он издыхал. Не в лучшем виде был и его хозяин. Забрало отлетело от шлема при падении, и глазам Ледмора предстало бледное и измученное лицо юноши. Он с трудом дышал. Ледмор хотел помочь ему, но тот покачал головой:
- Оставь меня и спеши своим путем!
- Нет, - ответил Ледмор, - я не могу оставить тебя без помощи, к тому же я имею право узнать, за что ты напал на меня в моих собственных владениях? Юноша, собрав силы, приподнял голову:

- Ты мне уже не поможешь, благородный рыцарь. Я обречен, и смерть отметила меня во время недавнего боя. Но я еще мог спастись, передав свою смерть кому-нибудь другому. Я скакал всю ночь, разыскивая, кого бы я мог убить, чтобы избежать своей смерти. А она гналась за мной по пятам. Ты встретился на пути, но победил меня. Спеши же прочь, пока судьба тебя не задела.
Ледмор выпрямился и сделал шаг к коню. Поющий голос продолжал звучать в его ушах, но с каждым мгновением приближался.
- Постой, рыцарь, - вскрикнул умирающий, - она рядом! Ты все равно опоздал. Останься со мной. Мне страшно одному.
Этот юноша вдруг показался совсем маленьким мальчиком. Он мог быть сыном Ледмора. Рыцарь сел на землю и положил голову умирающего на колени. Туман вокруг становился все гуще и гуще. Ледмор вытащил свою розу и поднес к лицу юноши, но красные лепестки цветка почернели и осыпались. Таинственный голос приближался, и странная дрема охватила Ледмора. Стволы берез словно раздвинулись, и луч света разрезал молочную пелену тумана. Кавалькада всадников в серебряных доспехах и белых плащах верхом на белых конях вступила на поляну, продолжая петь. Дама в серебряном платье выехала вперед и приблизилась к Ледмору. Он не посмел взглянуть ей в лицо. Ледяные губы коснулись его губ, и он словно полетел в какую-то бездну. Как сквозь сон он видел, что дама протянула руку к поверженному рыцарю. Тот встал, повинуясь ее воле. Мертвый конь его тоже поднялся и, приняв седока, тихо последовал за таинственной кавалькадой.
Ледмор с трудом очнулся. Поляна была пуста, хотя хранила следы боя. Со смятенным сердцем, не веря себе, Ледмор продолжил путь. Конь едва ступал по дороге дрожащими ногами, словно вез на себе огромную тяжесть. Потрогав горящие губы, рыцарь вздохнул: "Увы мне, теперь я обречен и несу с собой смерть".
Путь его казался нескончаемым, а липкий туман продолжал ползти среди леса, скрывая дорогу, путая следы, заводя путника в безвременье. И вот рыцарь внезапно оказался перед воротами замка. Нет, это был не его замок, и он не знал, кому он принадлежит. Монахиня встретила его у порога и помогла спешиться.
- Скорее, скорее, рыцарь! Госпожа умирает. Если вы промедлите хоть минуту, она не дождется вас!
- Это ошибка, - сказал Ледмор. - Я не знаю твоей госпожи, и я не тот, кого она ждет.
- Неважно, рыцарь, кто ошибается, но раз небо посылает помощь в вашем лице, не медлите!
Он последовал в покои хозяйки замка. Радостный, слабый голос раздался ему навстречу:
- Мой Ромдел! Вы вернулись! Бог услышал мои мольбы. Я снова счастлива и могу умереть спокойно! Ну, подойдите ко мне. Рыцарь смущенно подошел к ее ложу.
- Сядьте и дайте мне руку. Вот так. Теперь мне больше ничего не надо, - промолвила леди. - Ваш вид и молчание вначале напугали меня. Я подумала, что обозналась, но вот тепло вашей руки мне так знакомо, что я больше не колеблюсь.
Леди уснула, и он пробыл подле нее долгое время. Губы его продолжали гореть, и он знал: стоит ему поцеловать леди и он избавится от проклятия смерти.
Но нет, он не захотел принести ее в жертву. Счастье любви возобладало над болезнью леди, и смерть отступила от нее. Румянец окрасил бледные щеки. Рыцарь тихо высвободил свою руку и двинулся к выходу. Та же монахиня проводила его до порога:
- Во имя всего святого, рыцарь, вы должны вернуться сюда!
Он молча кивнул: "Если позволит смерть". Он не смог передать ее леди и вновь увозил с собой в туман, который скрывал все дороги.
И был ли то сон без пробуждений, длящийся не один день, не один месяц или год, но рыцарь так и не смог вернуться в свой дом. И в пути ему встретился незнакомый город. Он постучался в первый же дом, чтобы узнать о том, где находится. Юная девушка открыла ему, но, увидев его лицо, отшатнулась. Затем, справившись с собой, пригласила войти. Хозяин дома оказался королевским шутом. Он лежал на постели и с испугом, как и его дочь, смотрел на Ледмора.
- Чем я вас пугаю? - спросил Ледмор.
- Ничем, благородный рыцарь, кроме того, что на вас печать смерти!
- Да, я и впрямь повстречался с ней, - признался Ледмор.
- Тогда, я думаю, вам больше уже нечего бояться и мы можем обратиться к вашей помощи, - сказал шут. - Дело в том, что во дворце составили заговор против короля. В этот вечер королева должна во время бала дать ему отравленное питье. Я был преданным слугой и, узнав тайну заговорщиков, хотел предупредить короля. Увы, меня опередили. Я был схвачен в своем доме и мне переломали ноги. "Теперь ты можешь идти предупредить короля, проклятый шут!" - крикнули мне враги и ушли. - Храбрый рыцарь, наденьте мой наряд и отправьтесь на бал. Вы сможете предотвратить преступление...
И Ледмор, взяв одежду шута и маску, отправился во дворец. На вопросы стражи он отвечал кривлянием, и они пропустили его. Среди веселья и танцев король разгорячился, и королева протянула ему чашу, чтобы утолить жажду. Ледмор бросился вперед и выбил чашу из рук королевы.
- Что это значит, шут? - воскликнул король. - Объясни или тебя отправят к палачу!
- Вас хотели отравить, ваше величество, - молвил Ледмор.
- Бедняга шут слегка помешался! - заявила королева. - Вот в чаше еще осталось вино, и я выпью его, чтобы разубедить вас. Она осушила чашу.
- Как видите, я жива и невредима. Но я прошу помиловать нашего шута. Только рвение и любовь к вашему величеству заставили его, рискуя собой, защищать вас от мнимых врагов.
- В самом деле! Вы правы! - ответил король.
Он снял перстень с руки и протянул Ледмору. Шут принял его с поклоном.
- Целуй руку королю! - раздался за спиной голос королевы. Ледмор коснулся губами пальцев короля, и тот, внезапно вскрикнув, схватился за сердце.
- Вот где истинная измена! - сказала королева. - Слуги, взять шута!
Среди сгрудившихся придворных Ледмор увидел настоящего шута на своих ногах. Да, он был обманут. Им воспользовались как средством убить короля. Меж тем умирающий король потребовал в свои покои убийцу. Ледмор, склонив колени, поведал владыке всю правду о себе.
275
- Я верю тебе, - сказал король, - но это не вернет мне жизни. Прошу тебя об одном одолжении, которое, может, еще спасет тебя. Здесь есть тайный подземный ход. Унеси меня из дворца. Мы окажемся на берегу моря. Я хочу умереть на вольном воздухе, а не в пропитанном ядом дворце.
И Ледмор взял короля на руки и спустился через подземный ход к морю. Снова силы вернулись к нему, ибо он передал проклятие смерти и был свободен от нее. Но там у моря их снова встретил туман. Волны накатывались на берег и обдавали брызгами короля и рыцаря. Снова раздалось пение, и кавалькада серебряных всадников, раздвинув туман, приблизилась к ним. И второй раз смерть поцеловала рыцаря, который не оставил короля умирать одного. И с печатью смерти на губах рыцарь Ледмор продолжал свой путь в тумане...
На этот раз дорога привела его к старому волшебнику Брингиру.
- О, я знаю твое желание! - заявил волшебник, едва встретив рыцаря. - Ты несешь на себе печать смерти и можешь в любой момент умереть, если не успеешь передать ее поцелуй кому-нибудь другому. Я готов помочь тебе и очистить от любого проклятья, но и ты мне должен прежде помочь. В конце моих дней звезды предсказали мне престол в одной волшебной стране. Для этого я должен сочетаться браком с прекрасной королевой. Но я стар и неказист, и мое волшебство не может обмануть придворных королевы, которые могут воспротивиться и помешать мне. Ты должен обвенчаться с ней, принять из ее рук корону, но не надеть ее, а передать мне.
- А что же, сама королева не заметит обмана? - спросил Ледмор.
- Она слепа! - ответил Брингир. - К тому же как только я получу корону, то обрету силу принять любой образ. Так что никто не заметит нашей подмены. Я же верю в твою честь, рыцарь, и предлагаю тебе немалую плату - твою собственную жизнь.
- Я согласен! - кивнул путник.
И в час торжества блестящая толпа собралась в садах Брингира. Наконец приехали гости из волшебной страны. В ярко освещенном дворце соединили руки Ледмора и прекрасной королевы, чье лицо было скрыто густой фатой. По знаку королевы ей подали корону.
- Готов ли ты принять ее? - спросила она Ледмора.
-Да!
- И ты знаешь, что последует за этим?
- Чтобы ни последовало, я готов ко всему, - ответил рыцарь.
- Твоя отвага достойна моей любви! - сказала королева. - Мы должны прежде обменяться поцелуями.
Он повернулся к королеве, но почему-то не смог взглянуть на нее и закрыл глаза. Воздух перед его лицом вдруг заледенел.
- Я уже дважды касалась твоих губ, незнакомец!" - прозвучал голос королевы. - Брингир! Где ты? Подойди сюда, я повелеваю тебе. Дрожащий волшебник приблизился к ним.
- Мне не надо спрашивать тебя, чтобы все узнать. Ты не предупредил этого рыцаря, что тебе была предсказана смерть во время коронации. Ты решил обмануть его и меня. Но напрасно. Я не могу принять за тебя этого человека, так как он уже отмечен моим поцелуем и не передал его никому.
Брингир помутившимися глазами взглянул на Ледмора:
- Рыцарь, не покидай меня в последнюю минуту. Я отдам тебе мою силу, или она не даст мне покоя и в могиле.
Королева надела корону Брингиру. И рыцарь, исполненный сострадания, взял волшебника за руку, и они вместе подошли к плахе, что ожидала увенчанного короля. Через мгновение его не стало, а Ледмор получил третий поцелуй. Всего лишь через одно прикосновение. Он отдал смерть Брингиру, но вновь получил ее из уст самой королевы. И снова Ледмора окутал туман, но на этот раз он нашел дорогу в свой замок. Жена встретила его у порога:
- Где ты был, Ледмор? Твой праздник закончился без тебя, и гости разъехались.
Молча стоял перед ней рыцарь. Она хотела поцеловать его, но он отстранился. Ревность вспыхнула в глазах его жены.
- Ах вот как! Ты изменил мне. Уходи прочь, если в тебе осталась честь и совесть! Твой вид причиняет мне страдание.
Рыцарь молча сел на коня и вернулся в туман. Но путь его все сужался и укорачивался. Он очутился в замке больной леди, которую оставил спящей, и сел на ее ложе. Смертельная усталость смежила его глаза. Леди проснулась и, желая пробудить его, коснулась его губ. Да, горьким было его пробуждение. Леди растаяла в его объятиях, словно была соткана из самого тумана. И замок ее ветер развеял без следа. Ледмор садился на коня, когда к нему подошла монахиня.
- Не собираетесь ли вы вновь вернуться в свой замок, рыцарь?
- Да! - ответил он.
- Тогда не спешите.
- Почему?
- Потому что его уже нет.
- А моя жена?
- Она умерла.
- Не может быть. Я нес только одну смерть и невольно передал ее твоей госпоже, больной леди!
- Разве вы не поняли, рыцарь, что леди и ваша жена - одно лицо, но жившее в разное время?
- Значит, леди - это мое будущее?
- Не все ли равно, Ромдел?
- Мое имя Ледмор.
- Произнесите его с обратной стороны.
Рыцарь, задумавшись, склонил голову: "Я имею еще один дар, которым наградил меня Брингир. Силой его волшебства я возвращаю жизнь моему будущему и прошлому!"
И вновь явился их глазам замок среди тумана.
- А теперь прощайте! - молвил рыцарь. - Я слышу голос. Он поет мне, и я буду следовать за ним, куда бы он ни позвал меня. Туман поглотил его, и никто больше не мог рассказать о нем и его судьбе.
217
ГОЛУБАЯ МЕЧТА

маленькой Голубой стране жила когда-то Голубая принцесса. Она ходила по голубым холмам с голубой травой, собирала голубые цветы, ела голубику, и небо над ней всегда было ясно-голубого цвета. Однажды весной, когда ветер пел таинственные песни в ветвях голубых деревьев и когда любовь неслышными шагами отправлялась странствовать по земле, в ворота Голубого дворца постучался запыленный всадник в роскошном бархатном плаще со шпагой на поясе. Голову его венчал широкий берет со страусовыми перьями, которые скрепляла брошь из изумрудов в форме маленькой короны. Гость был великолепен, и, конечно же, никто не усомнился, что это настоящий принц.
Принц-то принц, да вот беда - в его королевстве все было зеленое. Ему даже светило зеленое солнце. И хотя прекрасный юноша, увидев Голубую принцессу, забыл все на свете, вплоть до цвета своей страны, и хотя он преклонил перед ней колени, умоляя позволить ему остаться и до конца своих дней служить ей, она печально покачала головой.
- Нет, нет, - сказала она, - я благодарю вас за честь, которую оказало мне ваше сердце, но я "Голубая" и буду ждать Голубого принца.
И всадник, еще больше позеленев, но теперь уже от тоски, вскочил на зеленого коня и погнал его прочь от Голубого дворца. А принцесса долго смотрела ему вслед сквозь прозрачные голубые слезы. Однако прошло немного времени, и другой странствующий принц явился к Голубой принцессе. Увы, он был из Желтой страны, берега которой омывало Желтое море. Принц питался одной яичницей, любил луну и страдал от желтой лихорадки. Вне всяких сомнений, он внушал уважение. Но и ему отказала Голубая принцесса.
- Я никогда не смогу купаться в желтой реке! - сказала она, глядя в его глаза цвета измены.
Принц помолчал, пожелтел насколько возможно, сел на коня и уехал. Та же история повторилась с Красным принцем, Коричневым и Фиолетовым. Наконец наступили дни, когда никто не появлялся на дороге, ведущей ко дворцу, и главное, не было Голубого принца, о котором мечтала принцесса. Но однажды ее терпение иссякло и она сама отправилась странствовать в надежде обрести свое голубое счастье.
Как-то беззвездной ночью принцесса заблудилась и попала во владения Черного принца. Во дворце его кипело пышное празднество. Воздух был пропитан ароматом столетних вин. Громкие голоса, смех, музыка будоражили все вокруг.
- Оставайся с нами! - предложил ей хозяин. - Что за глупость - кого-то искать или ожидать! Взгляни, под покровом ночи мы все равны. И тебе не нужен Голубой принц. Ведь и ты сейчас не голубая, а черная.
Десятки сверкающих глаз устремились на принцессу из сумерек, десятки рук смело потянулись к ней, готовые принять ее в свою компанию. Эта бесшабашная толпа, исполненная слепого счастья, звала ее к какому-то хмельному наслаждению, лишенному устремлений, страданий, но также и смысла.
Нет! Принцесса бежала от Черного принца. Снова ей пришлось проделать немалый путь, пока дорога не привела ее к Белому принцу. О нем-то она слышала давно. Самые разноречивые мнения слагались о его владениях и их хозяине.

Одни считали Белого принца выскочкой без роду и племени, не имеющего вообще никакого цвета.
- Подумать только, у него кровь не красная, не синяя, не желтая, а вообще бесцветная, как вода. Он способен только отражать то, что находится с ним рядом. И если около него принцы, то он тоже принц, но с нищими он нищий!
Другие, напротив, говорили о Белом принце как о великом волшебнике,готовом откликнуться на любой зов, прийти на помощь каждому, кто испытывает нужду. Со смешанным чувством страха и надежды Голубая принцесса ступила на порог Белого дворца. Нет, вовсе не был похож на ловкого пройдоху Белый принц, но также нельзя было заподозрить в нем и чародея. Казался он простым и наивным, как ребенок, любил посмеяться и поиграть, а уж фантазии его можно было только позавидовть. Узнав о целях Голубой принцессы, он захлопал в ладоши:
- Ну конечно, Голубой принц существует на свете! Знаешь, мы устроим Бал Неслучившихся встреч. Я уверен, что на него соберутся все принцы и принцессы, какие только есть в мире. И в честь каждого цвета, который они представляют, будет устроен особый праздник, где все присутствующие облачатся в маскарадные костюмы именно этого цвета. Представляете, как прекрасно узнать избранника под маской среди множества съехавшихся гостей! К тому же какой случай проверить свое сердце!
- Вот уж поистине великолепная выдумка, но как бы не ошибиться!" - подумала принцесса.
И вот герольды понеслись на быстроногих конях во все стороны света, оповещая о празднике Неслучившихся встреч. И еще через какое-то время блестящая толпа принцев и принцесс заполнила роскошные залы Белого дворца. День за днем, чередуя цвета, пролетали в веселье, музыке .танцах. Наступил праздник, посвященный Голубому цвету. Голубая принцесса танцевала то с одним кавалером, то с другим. Наконец сердце ее отчаянно забилось, когда к ней подошел стройный юноша в шелковом голубом камзоле и коротком плаще, вышитом сапфирами и бирюзой. Он был одет с таким вкусом, словно всю жизнь провел среди голубого цвета. К тому же в отличие от всех, кого стесняло их одеяние, он держался совершенно свободно и естественно. "Вот он!" - хотела крикнуть принцесса, но вдруг увидела второго кавалера, который был одет с таким же изяществом и держался так же непринужденно, но, помимо всего прочего, выглядел гораздо более голубым, чем первый. Принцесса смешалась и под конец бала выбрала второго юношу. Каково же было ее разочарование, когда, сняв маску, перед ней явился Белый принц.
- Не грусти, - сказал он. - Впереди еще много балов, может под другими цветами вы почувствуете Голубое сердце.
Но бал следовал за балом, а она не находила его. Меж тем ее удивило, что не она одна ошиблась в выборе своей пары. Она встретила Зеленую принцессу и Желтую, и оказалось, что они тоже обознались, но самое удивительное, что и их ввел в заблуждение Белый принц. Странно. Он мог показаться голубее Голубого принца, но почему же он был зеленее Зеленого и желтее Желтого? Не исключено, что он обладает способностью быть краснее Красного, коричневое Коричневого и тогда чернее Черного!
И вот, чтобы проверить это, Голубая принцесса в праздник Лилового цвета
tin
нашла двух самых лиловых кавалеров, но выбрала не того, что был ярче, а второго. Это оказался Лиловый принц, и она отвела его к Лиловой принцессе. А в следующий праздник она также помогла оранжевой паре найти друг друга. Но их благодарность не облегчила ее сердце. Праздники кончались, а она не нашла Голубого принца. В слезах, не простившись с хозяином, она покинула Белый дворец. Кто знает капризы судьбы? Может, чтобы обрести счастье, необходимо пережить отчаяние?! С Голубой принцессой случилось чудо! Она двигалась, не выбирая дороги, и вдруг попала прямо к Голубому принцу. Будь это сказка, тут бы и радостный конец всей истории, но в жизни все происходит намного сложнее. Теперь Голубой принц усомнился в принцессе. Может, в нем сохранилась обида с недавнего бала, когда она отдала предпочтение его сопернику, а может, и на самом деле что-то изменилось и в самой принцессе.
- Послушайте, - сказал он, - в вас действительно много голубого, но отчего в вас еще какие-то цвета? Я вижу что-то зеленое, еще что-то желтое, еще лиловое. Вы, милочка моя, какая-то разноцветная. И я не могу в вас поверить!
Бедная Голубая принцесса покинула Голубой дворец, который так напоминал ей собственный. Вот горе! Что ей оставалось делать, как не вернуться к Белому принцу за советом.
- Меня отвергли, - сказала она, - что делать? Может, я смогу стать Белой принцессой?
- Это трудно, - ответил Белый принц. - Но если очень хотите, можете попробовать. Прежде всего вы должны научиться не отрицать мир тех, кто иной, чем вы. Вам придется посетить королевства всех цветов и найти в них самые драгоценные вещи. Нет большего сокровища, чем истина, потому найдите в каждой стране ее истину и принесите ко мне. В помощь я подарю вам волшебную свечу из своего дворца. При ее свете вы не ошибетесь.
И вот Голубая принцесса отправилась в дальнейшее путешествие. Много стран посетила она и всюду отыскивала истины, о которых говорил Белый принц. Стоило ей среди дня зажечь его свечу, и множество предметов теряло свой цвет, а те, что его сохраняли, и были истинными. И в Желтом королевстве она нашла спелые колосья ржи и ароматный мед, а в Зеленом - траву и листья. Из Красной страны она взяла маки и вино, из Фиолетовой - аметисты, из Сиреневой - сирень. Эти вещи обладали своим цветом изначально и не менялись ни при каких условиях.
- Ну вот, вы многое познали, и теперь вам легче найти счастье! - сказал улыбаясь Белый принц, когда принцесса вернулась.
- Я устала искать, - промолвила она.
- Ну что же, тогда ожидайте его!
И снова весной в Белом дворце был устроен Праздник Неслучившихся встреч. Но на этот раз принцы должны были искать своих принцесс. В день Голубого цвета на первый же танец Голубой принц пригласил Голубую принцессу.
- Нет, нет, - отказалась она. - Поищите еще. Быть может, вы найдете более голубую? А я всего лишь разноцветная.
В смущении отошел от нее принц, шепча, что не видел более голубой, чем она, а принцесса спряталась, вся в слезах, не желая принять свое счастье, которое так долго не давалось ей. А толпа унесла Голубого принца. В заключение праздников был устроен Белый бал. Среди всеобщей белизны, сама того не замечая,
221
выделялась Голубая принцесса. На ее пышном кружевном платье, напоминавшем лебединые перья, лежал восхитительный, неповторимый голубой отблеск ее глаз. Толпа отступила, любуясь ею и недоумевая, почему она нарушает условия бала - быть в чисто-белом наряде. Никто не решался подойти к ней, чтобы пригласить на танец, она одиноко сидела в кресле, и глаза ее были полны слез. Вдруг один из белых кавалеров пересек залу и, подойдя к принцессе, преклонил перед ней колено. Звучала тихая музыка, и они понеслись по зеркальному паркету, пленяя легкостью и грацией движений. Восхищенный шепот побежал среди гостей. Конечно, кавалером Голубой принцессы мог быть только сам хозяин дворца - Белый принц! Никто иной не посмел бы с такой простотой и смелостью восстановить нарушенный этикет Белого бала. Так думала и сама Голубая принцесса. И вот праздник закончился, она благодарно протянула руки своему кавалеру, и он снял маску. Она узнала Голубого принца, Могла ли она еще искушать судьбу? Конечно, нет. Голубая принцесса не стала белой, но, открыв истину каждого цвета, обрела счастье в своем. И в настоящем мире, в лучах настоящего солнца, ее владения были не так уж малы, если вспомнить хотя бы про голубое небо и голубое море...
СОДЕРЖАНИЕ
Что дарят нам чужие сны... ................................................................................... J
От автора............................................................................................................... 6
Путь......................................................................................................................... 8
Король Гранат ....................................................................................................... 10
Зеркало................................................................................................................... 19
Чай......................................................................................................................... 24
Завет ..................................................................................................................... 31
Канделябр............................................................................................................... 33
Прейлиглен ............................................................................................................. 40
Ива......................................................................................................................... 43
Рыжая.................................................................................................................... 48
Триста лет ............................................................................................................ 51
Нимфа и саламандр ............................................................................................... 58
Скульптшура ......................................................................................................... 62
Любовь.................................................................................................................... 65
Маркиза ................................................................................................................. 67
Улыбка.................................................................................................................... 74
Игра в четыре руки ............................................................................................... 76
Актеон ................................................................................................................... 81
Картина................................................................................................................. 85
Музыкант .............................................................................................................. 91
Колокол .................................................................................................................. 95
Водопад................................................................................................................. 101
Диоскурия.............................................................................................................. 109
Черный принц........................................................................................................ 113
Сон........................................................................................................................ 117
Крейслериана......................................................................................................... 122
Старая королева................................................................................................... 128
Единорог................................................................................................................ 133
Встреча................................................................................................................. 137
Сокровище............................................................................................................. 142
Белая лошадь......................................................................................................... 145
Выбор ....................................................................................................................152
Коррида................................................................................................................. 156
Баллада ................................................................................................................. 162
Заклятье ............................................................................................................... 167
Песок пустыни...................................................................................................... 175
Кристабелъ............................................................................................................ 17$
Гора....................................................................................................................... 18',
Дорога ................................................................................................................... 19
Дворник................................................................................................................. 19*
Озерная леди ......................................................................................................... 191
Имя....................................................................................................................... 20.
Туман ....................................................................................................................21.
Голубая мечта.......................................................................................................2L
22.