Джеймс Редфилд
Селестинские пророчества
Посвящаю Саре Вирджинии Редфилд
И смыслящий просветлятся аки светлость тверди, и от праведных многих аки звезды во веки и еще. Ты же, Данииле, загради словеса сии и запе чатай книги до времене скончания, дондеже на учатся мнози, и умножится ведение.
Дан. 12:3, 4.
o "3-3" h z "" От автора h 1
"" Критическая масса h 2
"" Длительное настоящее h 8
"" Энергия h 16
"" Битва за власть h 27
"" Мистическое озарение h 37
"" Исследование своего прошлого h 49
"" Вступление в поток h 60
"" Этика человеческих отношений h 72
"" Новая духовная культура h 87
Столь многие способствовали появлению на свет этой книги, что перечислить всех невозможно. Но вот те, кому я обязан особой благодарностью: Алан Шилдс, Джим Гембл, Марк Лафоунтейн, Марк и Дебра Макелейни, Дэн Куэстен-берри, Б. Дж. Джонс, Бобби Хадсон, Джой и Боб Куопьен, Майкл Раис, автор серии аудиозаписей «Почему это снова происходит со мной», — и, главное, моя жена Сара.
От автора
Вот уже лет пятьдесят, как в нашей жизни стали за метны пробивающиеся ростки нового самоощущения. Его можно назвать осознанием духовности, выводящим за пре делы обыденной жизни.
И раз уж Вы читаете эту книгу — значит, и Вы почувствовали, что в Вашей внутренней жиз ни произошел некий сдвиг.
Для начала мы догадываемся, что наша жизнь имеет направление и смысл. Случайно, казалось бы, но, как раз, в нуж ный момент, происходит какое-нибудь событие или неожи данное знакомство, и в жизни появляется новое содержание и цель.
Возможно, именно люди нашего времени острее, чем кто-нибудь в прошлом, прозревают высший смысл этих та инственных случайностей.
Мы начинаем постигать, что жизнь каждого из нас — это духовное самораскрытие, природу которого до конца еще не удалось объяснить ни науке, ни философии, ни религии.
Мы понимаем, что, научившись осознавать и осмысливать этот процесс, придав ему должное значение, человече ство совершит прорыв к совершенно новому образу жизни.
Все лучшие традиции человечества найдут свое выражение в новой культуре — той самой, которая и была изначально целью истории.
Цель настоящей книги — способствовать углублению нового сознания.
Если мой рассказ заденет Вас за живое, если книге этой удастся изменить и углубить Ваше воспри ятие жизни, — передайте Ваше понимание другим, ибо, я думаю, что новое осознание духовности распространяет ся именно так: не насилием авторитета или моды, но че рез личное общение, от человека к человеку, подобно, своего рода, благотворной психической инфекции.
Не так уж много требуется от каждого из нас — сосредоточить внимание, отложить на время сомнения и... чу десным образом овладеть новой реальностью.
Критическая масса
Я подъехал к ресторану, припарковал машину и откинулся на сиденье, чтобы немного поразмыслить. Чарлина, должно быть, уже на месте и ждет меня внутри. Что бы это значило?
Несколько лет от неё не было ни слуху ни духу, а именно сейчас, когда я уединился в своем лесном доме и целую неделю прожил затворником, раздался ее звонок.
Я вылез из своего фургончика и пошел к ресторану. Пос ледние лучи заходящего солнца бросали янтарно-золотистые отблески на мокрый асфальт парковочной площадки.
Ещё час назад бушевала гроза с обильным летним ливнем, но теперь небо очистилось, и обновленный, дышащий прохладой воз дух, закатный полумрак и низко висящий полумесяц создава ли какое-то странное, почти фантастическое впечатление.
Я шел и вспоминал Чарлину. Как изменили ее годы? Ос талась ли она такой же красивой, такой же впечатлительной? И что за Рукопись она упомянула — найденную в Южной Америке Рукопись, о которой ей не терпится мне рассказать?
— Я в аэропорту, — сказала она по телефону, — у меня два часа до вылета, хочешь, пообедаем вместе? Рукопись приведет тебя в восторг, ты же любишь такие тайны.
Какие тайны? О чем это она?
Ресторан был полон, несколько пар ждали, когда освобо дятся места за столиками. Я обратился к официантке. Она сказала, что Чарлина ждет меня в галерее, расположенной над главным обеденным залом.
Я поднялся по лестнице, и увидел, что возле одного из столиков столпились люди, в том числе двое полицейских. Внезапно полицейские повернулись и побежали мимо меня вниз по лестнице.
Люди стали расходиться, и я увидел жен щину, находившуюся в центре внимания. Она сидела за сто ликом. Это была Чарлина! Я подбежал к ней.
— Чарлина, что случилось?
Она вскинула голову с шутливой гримаской гнева и вста ла, сияя знакомой улыбкой. Прическа была другая, но лицо не изменилось: тонкие черты, крупный рот, громадные си ние глаза.
— Ты не представляешь! — воскликнула она, дружески обняв меня. — Я выходила в дамскую комнату, и, пока я ходила, кто-то украл мой портфель!
— Что в нём было?
— Ничего особенного! Книги, журналы, которыми я запаслась для полета. Глупость какая-то! Те, кто сидел за соседними столиками, говорят, что какой-то человек просто-напросто подошел, взял портфель и спокойно удалился. Они описали его полицейским, и те пошли прочесать окрестности.
— Хочешь, я пойду, помогу им?
— Нет, нет! Не будем об этот думать. У меня не так много времени, я хочу поговорить с тобой.
Я кивнул, и Чарлина пригласила меня сесть. Подошел офи циант, и мы, заглянув в меню, сделали заказ. Следующие де сять или пятнадцать минут мы просто болтали.
Мне хотелось замять тему моего добровольного затворничества, и Чарли на сразу почувствовала, что я чего-то недоговариваю. Она склонилась ко мне и снова одарила меня широкой улыбкой.
— Ну-ка рассказывай, что с тобой происходит?
Я заглянул ей в глаза. Она ответила своим обычным вни мательным взглядом.
— Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас всё-всё тебе рассказал?
— Обязательно!
— Ну, если хочешь знать, я взял отпуск и поселился у озера. Я много работал последнее время, и мне захотелось пожить совсем по-другому.
— Да, помню, ты говорил об этом озере. Вы с сестрой, кажется, хотели продать его?
— До продажи пока не дошло, хотя налоги на недвижи мость замучили. С каждым годом приходится платить всё больше, участок-то почти пригородный.
Она кивнула.
— И что ты думаешь делать?
— Пока не решил. Хочется чего-нибудь новенького.
Она бросила на меня загадочный взгляд.
— Похоже, тобой овладело всеобщее беспокойство.
— Наверное, — ответил я. — А что?
— Вот об этом и говорится в Рукописи.
Наступила тишина, и я в свою очередь внимательно по смотрел на нее.
— Ну, рассказывай, что за Рукопись!
Она откинулась на стуле, словно собираясь с мыслями, и снова посмотрела мне в глаза.
— Я ведь уже говорила тебе по телефону, что несколько лет назад бросила газету. Теперь я работаю в исследователь ской фирме на службе ООН.
Они изучают динамику культурных и демографических процессов в мире. Недавно мне пришлось по заданию моей фирмы побывать в Перу.
Я там проделала кое-какие разыскания в Лимском универ ситете. За время работы мне несколько раз доводилось ус лышать о находке некоей старой Рукописи. Я заинтересова лась, но не смогла узнать никаких подробностей.
Даже на археологическом и антропологическом факультетах ничего не знали. Я обратилась в правительственные учреждения, но там заявили, что слыхом не слыхали ни о какой Рукописи.
До меня дошли слухи, что правительство, по каким-то причинам, намеревается засекретить этот документ. Но точ ных сведений ни у кого не было.
Ты ведь меня знаешь, — продолжала она. — Я очень лю бопытная. Покончив со своим заданием, я решила задер жаться на несколько дней и попробовать что-то разузнать. Поначалу все мои расспросы натыкались на глухую стену.
Но однажды, завтракая в одном кафе неподалеку от Лимы, я за метила, что на меня глядит какой-то священник. Он подошел ко мне и объяснил, что случайно услышал, как я спрашива ла у кого-то о Рукописи. Он не пожелал назвать свое имя, но согласился ответить на мои вопросы.
Чарлина слегка замялась, но, справившись с колебанием, продолжала, по-прежнему пристально глядя на меня.
— Он сказал, что Рукопись создана за шесть веков до нашей эры. Она предсказывает радикальные перемены в жиз ни человечества.
— И когда они начнутся? — поинтересовался я.
— В конце двадцатого столетия.
— То есть, сейчас?
— Вот именно!
— И что же это за перемены?
Чарлина ответила не сразу. Когда она заговорила, ее сло ва звучали медленно и выразительно.
— Священник сказал, что сутью перемен будет возрождение сознания, очень медленное. Это духовный процесс, но с религией он не связан.
Нам откроется новое знание о человеческой жизни на этой планете, о смысле нашего существования. Этот священник считает, что знание смысла жизни полностью преобразит наше общество.
Она снова помолчала, потом добавила:
— Дальше он рассказал, что рукопись делится на разделы, или главы, и каждый раздел посвящен какому-то откровению о жизни.
Рукопись предсказывает, что, в наше время, люди начнут последовательно постигать эти откровения, одно за другим, переходя, тем самым, от нашего теперешнего состояния к совершенно новой духовной культуре.
Я не сдержался и недоверчиво покачал головой.
— Неужели ты этому веришь?
— Как тебе сказать...
— Ты погляди вокруг, — перебил я, указывая вниз, на многочисленных посетителей ресторана, обедающих за столиками в зале. — Вот она, реальность. Ты замечаешь в ней ка кие-нибудь перемены?
Не успел я договорить, как из-за столика в отдаленном углу зала раздался гневный выкрик. Слов я не разобрал, но кричали так громко, что все головы повернулись туда.
Я по думал даже, не ограбили ли кого-нибудь снова, но оказа лось, что это обычная ссора. Женщина лет тридцати пяти вставала из-за стола, гневно глядя на сидящего напротив мужчину.
— Не в этом дело! — воскликнула она. — А в том, что меня не удовлетворяют наши отношения! Понимаешь ты это? Не удовлетворяют! — Она овладела собой, бросила на стол салфетку и бросилась вон.
Мы с Чарлиной посмотрели друг на друга. Мы оба были поражены тем, что эта гневная вспышка разразилась как раз в ту минуту, когда разговор зашел о людях в нижнем зале. Нако нец, Чарлина кивнула в сторону столика, за которым мужчина продолжал в одиночестве доедать свой обед, и сказала:
— Да, это реальность, и она преображается.
— Но как? — воскликнул я, еще не придя в себя.
— Преображение совершается, по мере восприятия Первого откровения. Правда, по словам священника, поначалу человек его не осознает и ощущает только глубокую неудовлетворенность и жажду перемен.
— Перемен?
— Да.
— Каких же?
— В том-то и дело, что, поначалу, мы сами этого не знаем. Согласно Рукописи, мы, на какие-то мгновения, постигаем иное самоощущение... Более глубокое. Мы испытываем вдох новение.
Но его природа нам непонятна, и продлить его мы бессильны. Когда оно уходит от нас, мы чувствуем неудовлетворенность, недовольство жизнью. Она кажется нам слишком тусклой, слишком обыденной.
— И ты думаешь, что эту женщину именно неудовлетво ренность заставила вспылить?
— Думаю. Эта женщина такая же, как и мы все. Всем нам хочется найти себя, реализовать свои возможности, и мы не желаем мириться с тем, что нас сковывает. Это беспокойное стремление к самореализации — причина эгоцентризма, распространившегося в последние десятилетия. Ему подвержены все, от финансистов до уличных хулиганов.
Она просмотрела мне в глаза.
— И потому-то мы делаемся так требовательны, когда строим отношения с другими. Из-за этого наши привязан ности так непрочны!
Ее слова заставили меня вспомнить два своих последних романа. Оба начинались очень бурно, но ни один не про длился и года. Чарлина терпеливо ждала, когда мое внима ние снова обратится к ней.
— Расскажи-ка об этом подробнее, — попросил я.
— Об этом мы долго говорили со священником, — ответила она. — Он объяснил, что, когда оба партнера слишком требовательны, когда каждый ждет, что другой будет жить только его интересами, всегда будет под рукой, чтобы делать то, чего хочется другому, обязательно возникают столкновения.
Ее слова попали в цель. Действительно, оба моих романа погубило стремление диктовать другому свою волю. У нас постоянно возникали стычки из-за распорядка дня.
При высоком темпе жизни нам катастрофически недоставало времени, чтобы согласовать наши планы — куда идти, что делать, чем заниматься. И, в конце концов, вопрос, кто будет решать такие вещи, становился неразрешимой трудностью.
Вот из-за этой-то битвы за власть, — продолжала Чарлина, — нам и трудно долго оставаться с одним человеком. По крайней мере, так написано в Рукописи.
— Не вижу, при чём тут духовность, — заметил я.
— Вот и я сказала священнику то же самое, — ответила Чарлина. — Важно помнить, ответил он, что, хотя многие современные болезни общества можно объяснить беспокойством и неудовлетворенностью, это проблема временная, она раз решится сама собой.
Рано или поздно, мы поймем, чего нам недостает и в чём состоит новое осознание жизни. Тогда можно будет считать, что Первое откровение усвоено нами.
Принесли наш обед, и разговор прервался. Официант налил вина. Мы таскали кусочки друг у друга с тарелки. Про тянув руку через стол, чтобы подцепить ломтик моего лосо ся, Чарлина сморщила нос и хихикнула, а я подумал: «До чего же с ней легко!»
— Ну, хорошо, — сказал я, — так чего же, всё-таки, нам не достает? В чём состоит это твое Первое откровение?
И снова Чарлина помолчала, подыскивая нужные слова.
— Это трудно объяснить, — произнесла она наконец. — Но, священник выразил это так: Первое откровение будет усвое но, когда мы осознаем значение совпадений в нашей жизни.
Она наклонилась ко мне.
— Случалось ли тебе когда-нибудь предвидеть свое будущее? Какая-то интуиция, какой-то нутренний голос подсказывал тебе, что ты будешь делать, чему посвятишь жизнь.
Тебя это удивляло? Потом, когда ты успевал забыть об этом и строил совершенно другие планы, ты вдруг встречался с кем-то, или что-то читал, или попадал в какое-то место — и это приводило, как раз, к тому будущему, которое ты предви дел когда-то.
Так вот, этот священник убежден, что такие совпадения происходят с людьми всё чаще — и, в конце концов, мы по нимаем, что это не может быть простой случайностью. В этом чувствуется судьба!
Мы осознаём, что наша жизнь на правляется какой-то силой. Мы соприкасаемся с тайной, чувствуем вдохновение, ощущаем полноту жизни!
Священник говорил, что, испытав это ощущение на ка кое-то время, мы будем стараться сохранить его постоянно. Всё больше людей с каждым днем убеждаются, что эта таин ственная сила вполне реальна и, значит, что-то неизвестное нам сокрыто за повседневной жизнью. Вот осознание этого и есть Первое откровение.
Она посмотрела на меня, ожидая ответа. Но я промолчал.
— Разве ты не понимаешь? — огорчилась она. — Усвоить Первое откровение — значит признать существование тай ны, окружающей жизнь каждого из нас на этой планете. С нами происходят таинственные совпадения, и, хотя мы их не понимаем, мы знаем, что они реальны.
Мы снова чувствуем, как в детстве, что какая-то сторона жизни скрыта от нас, что нам многое предстоит узнать, что самое важное скрыто от нас за кулисами. Чарлина говорила увлеченно, наклонившись ко мне и же стикулируя.
— Похоже, ты очень увлеклась всем этим, — заметил я.
— Я помню времена, — резко сказала она, — когда ты сам говорил о таких вещах.
Ее слова встряхнули меня. Она была права. В моей жизни был период, когда я действительно интересовался подобны ми значимыми совпадениями и даже пытался истолковать их психологически. Но, впоследствии, мои взгляды измени лись.
По какой-то причине я стал считать свои прежние интересы фантазиями, недостойными зрелого человека, и вообще, перестал обращать внимание на какие бы то ни было совпадения. Я почувствовал потребность оправдаться.
— Что же, видно, я тогда увлекался восточной философией или христианской мистикой, а ты и запомнила. И, в любом случае, согласись, Чарлина, о том, что ты называешь Первым прозрением, написано немало книг.
Что нового со общает твоя Рукопись? Даже если согласиться, что в совпа дениях есть нечто таинственное, каким образом это может привести к преображению жизни?
Чарлина на мгновение опустила глаза.
— Пойми меня правильно, — сказала она. — Конечно, это осознавалось раньше и написано об этом много. Священник особо подчеркнул, что Первое откровение не ново.
Он ска зал, что во все времена отдельные люди понимали значение совпадений, что это легло в основу многих религий и фило софских построений.
Новизна заключается в количестве таких людей. Преображение совершается сейчас, в наше время, потому что, очень много людей одновременно осоз нали одно и то же.
— Что же это все-таки значит? — упорствовал я.
— По словам священника, в Рукописи говорится, что число людей, сознающих важность совпадений, резко возрастёт, когда двадцатый век перевалит за свою половину. Это число будет расти примерно до начала следующего столетия, когда его значение дойдет до некоей величины. Иными слова ми, будет достигнута критическая масса.
В Рукописи содержится предсказание: когда мы достиг нем этой критической массы, тут уж всё человечество пой мет важность значимых совпадений. Большинство из нас всерьез задумается о таинственном процессе, который ле жит в основе человеческой жизни на нашей планете.
И ког да этими вопросами задастся одновременно достаточное количество людей, в их сознание смогут проникнуть и сле дующие откровения, потому что, согласно Рукописи, когда очень много людей начинает всерьез спрашивать себя о смысле жизни, они непременно получают ответы.
Осталь ные откровения явят себя... одно за другим. Чарлина сделала паузу и занялась едой.
— И что же, — спросил я, — когда мы получим следующие откровения, вся наша жизнь преобразится?
— Так говорил священник.
Я смотрел на Чарлину некоторое время, обдумывая идею «критической массы», потом сказал:
— Знаешь, а не кажется тебе всё это слишком уж замысловатым для Рукописи, написанной за шесть веков до нашей эры?
— Согласна, — ответила она. — Я сама об этом заговорила. Но священник заверил меня, что ученые, которые первыми переводили Рукопись, нимало не сомневались в ее подлинности. Дело в том, что она написана на арамейском, как и большинство книг Ветхого Завета,
— Арамейский в Южной Америке? Как же он проник туда за шестьсот лет до Рождества Христова?
— А вот этого священник не знал.
— А церковь как относится к Рукописи? Признает?
— Нет. Он говорил, что большинство духовенства изо всех сил старается замолчать или запретить Рукопись. По этому, он и отказался назвать мне свое имя. Очевидно, разговор со мной представлял для него немалую опасность.
— А почему большая часть духовенства настроена против Рукописи, он объяснил?
— Объяснил. Она заставляет усомниться в полноте религии.
— Каким образом?
— Я не совсем поняла. Он мало говорил об этом. Очевидно, дальнейшие откровения развивают и дополняют некоторые традиционные представления, а это пугает церковных пастырей. Они считают, что их представления в дополнени ях не нуждаются.
— Вот оно что!
— Сам-то он считает, — продолжала Чарлина, — что Рукопись ничуть не противоречит церковным основам. Скорее, она проясняет то, что подразумевают духовные истины. Он уверен, что пастыри церкви убедились бы в этом, если бы вспомнили, что жизнь — великая тайна, и испытали бы последующие откровения.
— А сказал он тебе, сколько всего этих откровений?
— Нет. Он только упомянул Второе. Он сказал, что оно объясняет события недавней истории и уточняет смысл пре ображения.
— А подробнее он не говорил?
— Нет, не успел. Он сказал, что ему надо идти, что у него дело. Мы договорились встретиться у него дома через не сколько часов. Когда я пришла, он еще не вернулся. Я про сидела там три часа, но так его и не дождалась. В конце кон цов, мне пришлось уйти, чтобы не опоздать на самолет.
— И что же, ты так и не говорила с ним больше?
— Нет. Мы больше не виделись.
— А официальные инстанции не подтвердили существования Рукописи?
— Нет.
— И когда это всё было?
— Около полутора месяцев назад.
Несколько минут мы ели в молчании. Наконец Чарлина подняла глаза и спросила:
— Ну, так что ты об этом думаешь?
— Не знаю, что и думать, — честно ответил я. Мне трудно было поверить в то, что люди могут радикально изменить ся. С другой стороны, меня потрясла мысль, что может существовать Рукопись, толкующая о таких вещах.
— А он не показал тебе списка или хотя бы выдержек?
— Нет. У меня нет ничего, кроме собственных записей. Мы снова помолчали.
— Послушай, — сказала она, — а ведь я думала, что ты придёшь в восторг от этих мыслей.
Я посмотрел на нее.
— Видишь ли, без доказательств поверить в такое трудно. Она снова широко улыбнулась.
— В чем дело? — спросил я.
— Дело в том, что я сказала то же самое.
— Кому, священнику?
— Да.
— И что он ответил?
— Он сказал, что доказательство состоит в переживании.
— Что бы это значило?
— Это значит, что истинность Рукописи подтверждается нашим собственным внутренним опытом. Когда мы глубоко погрузимся в себя и осознаем, как протекает наша жизнь в данный исторический момент, мы сразу увидим, что идеи рукописи осмысленны и справедливы. — Она поколебалась. — Ты согласен, что в этом есть смысл?
Я задумался. Есть ли в этом смысл? Действительно ли каж дый испытывает ту же неудовлетворенность жизнью, что и я, и верно ли, что наша неудовлетворенность проистекает из простого озарения, простого осознания, появившегося за последние тридцать лет, — осознания того, что жизнь — это нечто большее, чем мы думаем, нечто выходящее за преде лы повседневного опыта?
— Не знаю, — ответил я, наконец. — Думаю, мне нужно время, чтобы осмыслить это.
Я спустился в сад, разбитый перед рестораном, и стал позади кедровой скамейки, обращенной к фонтану. Справа от меня загорались и гасли огни аэропорта, ревели двигате ли реактивного самолета, готового взлететь.
— Какие красивые цветы! — проговорила Чарлина у меня за спиной. Я повернулся и увидел, что она подходит ко мне по дорожке, любуясь петуниями и бегониями, окаймляющими площадку со скамейками.
Она остановилась рядом, и я притянул ее к себе. Я вспоминал... Несколько лет назад, когда мы оба жили в Шарлотсвилле, штат Вирджиния, мы часто проводили вечера за разговорами — в основном обсуждали научные теории и проблемы психологического роста.
Мы любили эти разговоры и нравились друг другу. Но наши отношения так и остались платоническими, и сейчас я удивлялся этому.
— Я просто выразить не могу, — сказала она, — до чего приятно снова тебя видеть!
— Мне тоже, — ответил я. — Так многое вспоминается.
— Как ты думаешь, почему мы потеряли друг друга из виду? — спросила она.
Ее вопрос пробудил во мне воспоминания о нашей пос ледней встрече. Мы стояли у моей машины и прощались. Я возвращался в свой родной город, меня переполняли замыс лы. Меня ждала новая работа: я собирался заниматься с деть ми — жертвами жестокого обращения.
Мне казалось тогда, что я знаю, как помочь этим детям выйти из замкнутого кру га воспоминаний и реакций на пережитое, которые меша ли им жить. Но время показало, что я не смог ничего добить ся. Пришлось мне признать свою беспомощность.
Я и до сих пор не знаю, как может человек преодолеть свое прошлое. Это было шесть лет назад. Думаю, что полученный опыт пошёл мне на пользу. Но я чувствовал потребность идти дальше. Только вот куда? Для чего?
Изредка я вспоминал Чарлину — мои тогдашние представления о природе детской травмы многим были обязаны ей. И вот, она снова была ря дом, и беседовать с ней оказалось так же интересно, как раньше,
— Наверное, потому, что я был полностью поглощен работой, — ответил я.
— Я тоже. Работая в газете, не соскучишься. У меня про сто не было времени на воспоминания.
Я сжал ее плечо.
— Знаешь, Чарлина, я ведь успел забыть, как чудесно с тобой разговаривать, как легко и непринужденно чувствуешь себя с тобой!
Она улыбнулась и кивнула.
— Да, — сказала она, — а я, поговорив с тобой, всегда чувствовала прилив энергии!
Я собирался ответить, но тут заметил, что побледневшая Чарлина обратила тревожный взгляд в сторону ресторана.
— Что с тобой? — спросил я и тоже посмотрел туда. Не сколько человек, беседуя, шли к стоянке автомобилей. Ничего необычного я не заметил. Я снова повернулся к Чарлине. Она казалась встревоженной и смущенной.
— Что с тобой? — повторил я.
— Там, за первым рядом автомобилей... Видишь человека в серой рубашке?
Я снова посмотрел на стоянку. Из ресторана вышло еще несколько человек.
— Которого?
— По-моему, его уже там нет, — сказала она, вглядевшись. — Те люди, за соседним столиком, которые видели вора, укравшего мой портфель, сказали, что он был с бородкой, лысоватый и в серой рубашке. По-моему, я видела его только что у автомобилей. Он смотрел на нас.
Тревога Чарлины передалась мне. Сказав, что сейчас вер нусь, я подошел к стоянке, стараясь не отходить слишком далеко. Никого подходящего под описание предполагаемо го вора я не увидел.
Когда я вернулся к скамейке, Чарлина наклонилась к мо ему уху и почти прошептала:
— Послушай, а вдруг всё дело в Рукописи? Может, этот человек решил, что я вывезла из Лимы копию, и взял мой портфель, чтобы ее вернуть?
Мы возвратились в ресторан и вызвали полицию. Маши на явилась очень быстро, и мы рассказали, что произошло. В течение двадцати минут полицейские проверяли все авто мобили, а потом сказали, что у них больше нет времени. Зато они пообещали проверить всех пассажиров на борту Чарлининого самолета.
Когда полицейские уехали, мы с Чарлиной вернулись к фонтану.
— О чем мы говорили, — спросила она, — перед тем, как я увидела этого человека?
— О тебе и обо мне, — ответил я. — Чарлина, почему ты решила увидеться со мной и рассказать обо всем этом? Она, кажется, растерялась.
— Понимаешь... Там, в Перу, когда священник рассказывал о Рукописи, мне почему-то всё время вспоминался ты.
— Неужели?
— Тогда я как-то не задумалась об этом, — продолжала она, — но и позже, когда я вернулась в Вирджинию, ты приходил мне на ум каждый раз, когда я размышляла о Рукопи си. Я не раз хотела тебе позвонить, да так и не собралась.
Я сейчас лечу в Майами, получила туда назначение. И вот, представь себе, уже в самолете я узнала, что здесь будет двух часовая посадка. Ну, тут уж я позвонила сразу, как только мы сели.
Прослушала твой автоответчик — ты, правда, просил звонить на озеро лишь по важным делам, но я всё-таки, ре шила рискнуть.
Я смотрел на нее, не зная, что думать.
— Конечно, — сказал я наконец, — я рад, что ты позвонила.
Чарлина посмотрела на часы.
— Уже поздно. Мне пора возвращаться в аэропорт.
— Я тебя отвезу, — предложил я.
Мы подъехали к главному зданию аэровокзала и подошли к месту посадки. Я внимательно смотрел по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Посадка в самолет уже началась, и один из тех полицейских, что приезжали в рес торан, внимательно наблюдал всех пассажиров.
Мы подо шли к нему, и он сказал, что видел всех пассажиров с биле тами, и среди них нет никого, отвечающего описанию вора. Мы поблагодарили его, и когда он ушел, Чарлина с улыб кой повернулась ко мне.
— Ну что же, мне пора. — Мы обнялись. — Вот мой телефон. Давай на этот раз поддерживать связь.
— Послушай, — сказал я. — Я хочу, чтобы ты была поосторожнее. Если что, сразу зови полицию.
— Не беспокойся обо мне, — ответила она. — Всё будет хорошо.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
— Что ты думаешь делать по поводу Рукописи? — спросил я.
— Не знаю. Следить за новостями, наверное. Может, что-нибудь просочится.
— А если ее скроют?
Она снова широко улыбнулась.
— Так я и знала! Ты уже на крючке. Я же говорила — это то, что тебе нужно. Что будешь делать?
Я пожал плечами.
— Наверное, попробую что-то разузнать.
— Ладно. Если что-то выяснишь, сообщи мне.
Мы попрощались еще раз, и она зашагала прочь. Я смот рел ей вслед. Один раз она обернулась и помахала мне, по том исчезла в коридоре, ведущем на посадку. Я вернулся к машине и поехал прямиком к себе на озеро — правда, при шлось по дороге остановиться для заправки.
Дома я немного посидел в качалке на крыльце. Пели ци кады, квакали древесные лягушки, а в отдалении слышался голос козодоя. Лунный серп почти касался воды, и колеблю щаяся на воде серебристая дорожка тянулась прямо ко мне...
Да, рассказ Чарлины меня заинтересовал. Только вот по верить в скорое преображение человечества мне было труд новато. В свое время я, как и многие другие, отдал дань со циальным исканиям шестидесятых и семидесятых годов, да и духовные интересы восьмидесятых не оставили меня рав нодушным.
И всё же, судить о происходящих в обществе пе ременах мне было нелегко. Возможно ли, чтобы какие-то новые сведения могли разом изменить весь человеческий мир? Вряд ли, неправдоподобно как-то.
В конце концов, че ловечество существует на этой планете много веков — поче му вдруг именно сейчас мы получим какое-то откровение?
Я ещё посидел, посмотрел на воду с лунной дорожкой, потом выключил лампочку и отправился в спальню, намереваясь почитать перед сном.
Утреннее пробуждение было внезапным. Только что ви денный сон отчетливо запечатлелся в памяти. Несколько минут я смотрел на потолок моей спальни, перебирая в уме подробности.
Я что-то искал. Передо мной тянулся густой, красивый лес, и я брел по нему, погруженный в поиски. Шёл я долго, сбивался с пути и не раз терялся, не зная, куда поворачивать.
Но, как ни поразительно, каждый раз неведомо откуда появ лялся какой-то человек и указывал мне дорогу. Если во сне я и знал, что ищу, то, проснувшись, забыл, но уверенность в себе и бодрость остались.
Я сел в постели. Через всю комнату тянулся от зашторен ного окна солнечный луч, и в нем плясали сверкающие пы линки. Я подошел к окну и отдернул занавеску. За окном сиял ясный день.
Довольно сильный ветер раскачивал верхушки деревьев. Поверхность озера, должно быть, покрыта рябью, на которой пляшут солнечные отблески, а выходить из воды холодно — ветер обдувает мокрую кожу.
И всё же, я вышел из дому и бросился в воду. Нырнул, вы нырнул и поплыл на середину озера, где привык, лежа на спине, глядеть на знакомые горы. Озеро лежало в глубокой долине, где сходились три горных кряжа. Это восхититель ное место обнаружил мой дед в молодости.
Добрая сотня лет миновала с тех пор, как он впервые взо шел на эти вершины — малолетний исследователь, чудесно одаренный мальчик, растущий в мире, где еще водились ди кие звери — горные львы, кабаны, — где на северном скло не горы еще стояли индейские хижины.
Он поклялся тогда, что в один прекрасный день поселится здесь, в этой живо писной долине, поросшей вековыми деревьями и орошае мой семью ручьями, — и сдержал клятву, построил домик и исходил окрестности множество раз вместе с внуком.
Я-то, правда, никогда не разделял его влюбленности в этот гор ный край, но всё же, не спешил расстаться с землей и домом, даже когда цивилизация вторглась в эти места и окружила мой участок.
С середины озера мне была видна скала, вздымающаяся на самой вершине северного кряжа. Вчера я, следуя ритуалу, установленному дедом, взобрался туда — ради душевного покоя и мира, который несли вид на долину, запах листьев и шум ветра в верхушках деревьев.
И пока я там сидел, глядя на озеро и его зеленые берега, мне делалось всё лучше и луч ше, словно красота и величие природы развязывали какой-то болезненный душевный узел. А через несколько часов я встретился с Чарлиной и услышал о Рукописи.
Я доплыл до берега и растянулся на деревянных мостках перед домом. Нет, услышанному невозможно поверить. Слишком уж невероятно такое совпадение: стоило мне ук рыться в горах, утратив радость жизни, и тут же, как по за казу, появляется Чарлина и объясняет мне причину моей тревоги, цитируя старинную Рукопись, обещающую рас крыть тайну человеческого существования.
Но, ведь в Рукописи, как раз, и говорится о таких совпаде ниях, как появление Чарлины, — слишком маловероятных для простой случайности. Неужели этот старинный доку мент содержит истину?
Неужели, вопреки всеобщему скептицизму и безверию, число людей, сознающих важность совпадений действительно приближается к критической массе?
Возможно ли, что люди теперь окажутся способны понять природу этого явления и, тем самым, приблизиться к новому пониманию смысла жизни?
И каким же, недоумевал я, будет это новое понимание? Может быть, последующие откровения Рукописи, как раз, и содержат объяснения? Ведь именно это говорил Чарлине священник.
Надо было решаться. Благодаря Рукописи, моя жизнь уже обрела некий новый смысл и цель. Вопрос был в том, что делать сейчас. Я мог оставаться на месте, а мог отправиться на поиски знания.
В голову мне пришла мысль о возможной опасности. Кто украл портфель Чарлины? Для чего? Чтобы скрыть Рукопись? Неизвестно.
Я хорошенько подумал, взвешивая возможный риск, и решил, наконец, что особенно бояться нечего, если соблю дать осторожность и избегать опрометчивых шагов. Я поли стал желтые страницы телефонного справочника и, выбрав бюро путешествий с самым заметным объявлением, позво нил.
Служащий, подошедший к телефону, сообщил, что по пасть в Перу легче легкого. Оказывается, кто-то в последний момент отказался от путевки, которой я и могу воспользо ваться — билет на самолет заказан, гостиничный номер в Лиме забронирован.
Всё это будет моим и даже со скидкой, если... если я смогу собраться немедленно, самолет вылета ет через три часа! Успеваю?
Длительное настоящее
Поспешно собравшись, я домчался до аэропорта как раз вовремя, чтобы подхватить свой билет и сесть на самолет, летящий в Перу. Едва я вошел в хвостовой салон и занял ме сто у окна, азарт бешеной гонки оставил меня и я почувство вал, что безумно устал.
Я решил немного вздремнуть, вытянул ноги, закрыл гла за, и тут оказалось, что сна нет ни в одном глазу. Меня опять охватила тревога. Зачем я, собственно, пустился в путь — ничего не продумав, не подготовившись? Ну не глупо ли это? Куда я пойду в Перу? К кому обращусь?
Уверенность, которую я чувствовал на озере, испарилась, и прежние сомнения вернулись ко мне. И Первое открове ние, и обещание нового мироощущения снова стали казать ся далекими от жизни фантазиями.
Да и Второе откровение слишком напоминало досужий вымысел. Какое новое истол кование событий истории может заставить людей ясно по нять значимость совпадений?
Я потянулся и глубоко вздохнул. Что же, подумал я, поез дка, конечно, окажется бесполезной, ну и ладно. Проведу в Перу несколько дней и вернусь домой. Лишняя трата денег, но, в общем, ничего страшного.
Самолет дернулся и побежал по взлетной полосе. Я зак рыл глаза, почувствовав легкое головокружение, когда наш лайнер, набрав скорость, оторвался от земли и погрузился в гущу облаков.
Только когда мы достигли расчетной высоты, напряжение, наконец, меня отпустило и я задремал. Минут через сорок началась болтанка, я проснулся и решил прогу ляться в туалет.
Пробираясь через салон, я заметил стоящего у окна вы сокого человека в круглых очках, темноволосого, лет соро ка пяти. Он беседовал со стюардом и мельком взглянул на меня, не прерывая разговора.
Сначала он показался мне зна комым, но, приглядевшись, я понял, что ошибся. До меня долетело несколько слов.
— Всё равно, спасибо, — сказал он. — Я просто подумал, что раз уж вы часто бываете в Перу, вы могли что-то слышать о Рукописи.
Он повернулся и пошел в передний салон.
Я был поражен. Неужели он говорил о той самой Рукопи си? Войдя в туалет, я стал думать, что делать. Больше всего мне хотелось забыть об услышанном разговоре. Мало ли о какой рукописи мог говорить этот человек!
Вернувшись на свое место, я снова закрыл глаза, решив выбросить из памяти подслушанный обрывок разговора. Хорошо, что я не вмешался и не попросил разъяснений. И тут мне вспомнился энтузиазм, охвативший меня на озере.
А вдруг у этого человека были какие-то сведения о той самой Рукописи? И я, выходит, упустил драгоценную возможность что-то узнать!
Поколебавшись еще некоторое время, я встал и прошел в носовую часть самолета. Человек в очках сидел в центре салона, и непосредственно за ним было свободное место. Я вернулся, сказал стюарду, что хочу пересесть, собрал вещи и сел туда. Через несколько минут, я решился прикоснуться к его плечу.
— Извините, — сказал я, — я случайно услышал, что вы упомянули какую-то рукопись. Вы говорили о перуанской находке?
Его удивление сменилось настороженностью.
— Да, — нерешительно сказал он.
Я представился и поспешил объяснить, что слышал о Ру кописи от приятельницы, недавно побывавшей в Перу. Ему явно стало полегче. Он тоже представился — Уэйн Добсон, преподаватель истории из Нью-Йоркского университета.
Тут я заметил, что наш разговор вызывает явное раздра жение у господина, сидящего рядом со мной. Он откинулся на сиденье, намереваясь поспать, а мы ему мешали.
— А вы видели Рукопись? — спросил я историка.
— Только отрывки, — ответил он. — А вы?
— Нет. Но моя знакомая рассказала мне о Первом откровении.
При этих словах мой сосед заворочался в кресле.
— Извините, сэр, — обратился к нему Добсон. — Мы вам, наверное, мешаем. Может быть, вы не сочтете за труд поменяться со мной местами?
— Не сочту, — буркнул тот. — И даже рад буду.
Мы вылезли в проход, и после пересадки я сел у окна, а Добсон устроился рядом со мной.
— Расскажите, что вам известно о Первом откровении, — попросил он.
Я немного помолчал, собираясь с мыслями.
— Я так понял, что Первое откровение — это постижение, смысла таинственных совпадений, которые меняют нашу жизнь. Это осознание того, что нас что-то направляет.
Говоря это, я чувствовал себя довольно глупо. Мое замешательство не укрылось от Добсона.
— А сами вы, что об этом думаете?
— Не знаю, что и думать.
— Это ведь противоречит расхожим взглядам, верно? Вам, наверное, легче бы было отбросить эти мысли и вернуться к своим повседневным делам?
Я засмеялся и кивнул.
— Вот так и все реагируют. Даже если мы временами ясно видим, что наше понимание жизни неполно, мы обычно на поминаем себе, что смысл существования всё равно непознаваем, и решаем не задумываться.
Поэтому, и необходимо Второе откровение. Как только наше осознание глубинного смысла совпадений будет подтверждено историческими данными, оно укрепится.
Я кивнул.
— Значит, вы, историк, полагаете, что предсказание Рукописи о преобразовании жизни сбудется?
— Да.
— Именно, как историк?
— Именно! Только историю надо правильно понимать. — Он глубоко вздохнул. — Поверьте мне, я это говорю, как че ловек, много лет изучавший и преподававший историю с ложной точки зрения. Я обращал внимание главным образом на технические достижения цивилизации и на великих людей, двигавших прогресс.
— Что же тут неправильного?
— Да нет, это правильно. Только это не самое главное в истории. Гораздо важнее внутренний мир людей — то, что они чувствуют и думают. Я понял это далеко не сразу. Исто рия должна, как можно подробнее описывать фон, на котором протекает человеческая жизнь, но ее должна занимать не столько эволюция техники, сколько эволюция мысли.
Поняв, как жили люди раньше, мы поймем, как развивался наш теперешний взгляд на мир и в каком направлении дол жен развиваться прогресс. Мы можем осознать цель, к кото рой движется наша цивилизация, и соответственно понять, далеко ли нам еще до нее.
Он сделал паузу и заговорил дальше.
— Смысл Второго откровения состоит в том, что оно показывает нам историческую перспективу, по крайней мере, с точки зрения западной мысли. Оно помещает пророчества Рукописи в нужный контекст, и они начинают казаться не просто правдоподобными, но точными и закономерными.
Я спросил, сколько откровений известно Добсону. Он ответил, что успел познакомиться только с двумя первыми. Три недели назад он, услышав о Рукописи, совершил краткий вояж в Перу и ему удалось найти текст двух откровений.
— Появившись в Перу, — сказал он, — я встретился с не сколькими людьми, которые подтвердили, что Рукопись существует, но до смерти боялись распространяться на эту тему. Похоже, власти словно белены объелись и под страхом тяжелого наказания запретили делать копии Рукописи и распространять сведения о ней.
— Он посерьезнел. — Я забеспокоился. А потом официант в моей гостинице рассказал об одном священнике. Этот священник решил не позволить властям утаить Рукопись. Он считал, что о ней должно узнать как можно больше народа. Я узнал адрес одного частного дома, где его можно было застать, и решился пойти туда.
Мое лицо, должно быть, выразило удивление, потому что Добсон спросил:
— В чем дело?
— Видите ли, приятельница, которая рассказала мне о Рукописи, как раз узнала о ней от одного священника. Он не назвал себя, но она имела с ним длинный разговор о Пер вом откровении. Она должна была встретиться с ним еще раз, но он не появился.
— Это, скорее всего, тот же самый, — решил Добсон. — По тому что я тоже не смог его разыскать. Дом оказался заперт. У меня сложилось впечатление, что жильцы его покинули.
— И вы так и не увидели священника?
— Нет. Но я решил осмотреться. За домом стояло старое складское помещение, которое оказалось незапертым, и меня почему-то потянуло там порыться. За кучей мусора я нашел тайник — одна доска отставала от стены. Там оказал ся перевод Первого и Второго откровений.
Он значительно поглядел на меня.
— Значит, вы нашли откровения по чистой случайности?
— Да.
— И этот перевод с вами?
Он покачал головой.
— Нет. Я оставил его у одного коллеги. Решил, что потом, на досуге, тщательно его изучу.
— Не могли бы вы рассказать мне подробнее о Втором откровении? — попросил я.
После долгой паузы Добсон улыбнулся и кивнул.
— Похоже, для этого мы и встретились... Второе открове ние, — начал он свой рассказ, — помещает наше новое осознание в широкую историческую перспективу. В, конце кон цов, близится не просто конец века, но конец тысячелетия. Завершается второй миллениум.
— Для того чтобы уяснить себе наше место в мире и цель существования, надо хорошенько осмыслить всё, что происходило за последнюю тысячу лет.
— И что же сообщает по этому поводу Рукопись?
— Там говорится, что с исходом второго тысячелетия — то есть, сейчас — мы получим возможность обозреть этот исторический период в целом и поймем природу озабоченности, овладевшей людьми во второй половине тысячелетия, в, так называемое, Новое время. То, что мы начинаем замечать значимые совпадения, означает пробуждение от этой озабо ченности.
Что же это за озабоченность?
Он лукаво улыбнулся.
— Ну, как, вы готовы заново прожить последнюю тысячу лет?
— Да, валяйте!
— Нет, просто рассказать об этом мало. Вспомните то, что я уже говорил: чтобы понять ход истории, надо ощутить, как менялись представления о мире обычных людей — ведь наша картина мира складывалась из жизненных впечатлений множества людей, живших до нас.
Современные представления о природе вещей развивались тысячу лет, и чтобы понять, почему они именно такие, вам придется вернуться на тысячу лет назад и затем двигаться через весь миллениум, словно вы дей ствительно проживаете сами все эти годы.
— Как же я смогу это сделать?
— Я буду вашим проводником.
Некоторое время я колебался, глядя в окно на расстилаю щуюся внизу землю. Время стало ощущаться как-то по-новому.
— Я попробую, — решился я, наконец.
— Хорошо. Представьте себе, что вы живете в тысячном году. Мы называем это время Средневековьем. Первое, что вам следует уяснить: основные черты тогдашней картины мира определяются господствующей церковью, имеющей колоссальное влияние на умы простых людей.
И главная реальность, по мнению церкви, духовна. В основе всех событий лежит, как считается, Божий промысел, определяющий ход человеческой жизнь.
Представьте себе это хорошенько, — продолжал он. — Вы принадлежите к тому же сословию, что ваш отец, будь он вельможа или простой землепашец, и знаете, что останетесь в этом сословии до конца жизни.
Но, независимо от того, в какой семье вы родились и чем призваны заниматься, вы вскоре поймете, что сословные различия не имеют большо го значения перед лицом духовной реальности, о которой учит церковь.
Вы узнаете, что жизнь — это некое духовное испытание. Священники объяснят вам, что Бог поместил людей в центр мироздания и что жизнь человека оценивается лишь по одному мерилу: спас он свою душу или погубил.
Вас испыты вают, а вы должны сделать верный выбор между двумя сила ми: волей Бога и всюду подстерегающими вас сатанински ми искушениями.
Далее, важно понимать, что в этом испытании вы отнюдь не предоставлены самому себе. Больше того — вам, как ин дивидууму и не по чину решать за себя самому.
Это преро гатива священства — только служители церкви могут толко вать Священное Писание и говорить вам, на какой вы дороге, покорны ли вы Богу или поддались на уловки сатаны.
Если вы будете выполнять их наставления, вам обеспечена награ да в будущей жизни. Если же вы отклонитесь от предначер танного пути, — что же, вас отлучат от церкви, а душу вашу ждет вечное проклятие. Добсон внимательно посмотрел на меня.
— В Рукописи говорится, что самая характерная черта Средних веков — то, что всё рассматривается с точки зрения потусторонней причины. Все события, от случайной грозы, землетрясения до обильного урожая или смерти близкого человека, приписываются либо Божьей воле, либо проискам сатаны.
Никто не имеет понятия о метеорологических закономерностях, геологических процессах, законах агрономии или об инфекциях. Всё это появится позже. А пока что вы полностью верите священникам и считаете само собой разумеющимся, что миром управляют духовные силы. Он посмотрел на меня.
— Вы следите за моей мыслью?
— Да, я представил себе всё это.
— А теперь представьте себе, что эта картина мира начинает трещать по всем швам.
— В каком смысле?
— Средневековые представления о мире, к которым вы успели привыкнуть, изживают себя в четырнадцатом — пят надцатом веках. Сначала вы замечаете, что некоторые слу жители церкви ведут себя неподобающим образом — не со блюдают обет целомудрия, например, или из корыстных соображений смотрят сквозь пальцы на нарушение запове дей сильными мира сего.
Вас это тревожит — ведь священнослужители внушили вам, что они суть единственные посредники межу вами и Богом. Они присвоили себе исключительное право толковать Писание и судить о том, можно ли вам надеяться на спасение.
И вот поднимается открытый мятеж. Приверженцы Мар тина Лютера требуют разрыва с католической церковью, возглавляемой Римским папой. Они заявляют, что священни ки корыстны и развращенны, что владычеству церкви над умами должен быть положен конец.
Они основывают новую церковь, все члены которой имеют право сами читать и тол ковать Священное Писание, не нуждаясь в посредниках.
К вашему удивлению, этот мятеж кончается удачей. Цер ковь сдает одну позицию за другой. Веками эти люди реша ли, во что вам верить, и вот они теряют авторитет. Теперь вопрос о природе реальности стоит перед всем обществом в целом.
Бывшее некогда всеобщим, представление о сущно сти мира и месте в нем человека, основанное на церковном авторитете, поколеблено, — и вы, вместе со всем западным миром, потеряли почву под ногами.
Вы ведь привыкли дове рять решение мировоззренческих вопросов внешнему авто ритету, а теперь этого авторитета лишились. Вы растерянны, вы потеряли ориентацию. Если уж учение церкви оказалось ложным, говорите вы себе, то, что же тогда истинно?
Он помолчал.
— Чувствуете ли вы растерянность, охватившую людей того времени?
— Да, должно быть, им было не по себе, — согласился я.
— Не то слово! Это было ужасное потрясение. Старые представления об устройстве Вселенной отжили свое. К на чалу семнадцатого века астрономы неопровержимо доказали, что Солнце и звезды не обращаются вокруг Земли, как утверждала церковь.
Земля оказалась всего лишь небольшой планеткой, обращающейся вокруг третьестепенной звезды в галактике, содержащей миллиарды таких звезд. Он наклонился ко мне.
— Вдумайтесь, это очень важно! Человечество лишилось центрального места в Божьем мире. Представляете, что это значило? Теперь все природные явления — погода, урожай, внезапная смерть — заставляют вас недоумевать.
Раньше всё было так просто: Божья воля или происки дьявола. Но, с кру шением средневековой картины мира, уверенность исчезла. Всё, что ранее казалось незыблемым, теперь требовало нового осмысления — и, прежде всего, природа Бога и нашего отношения к Нему.
Вот с начала этого осмысления, — продолжал историк, — и начинается Новое время. Зарождается дух демократии, и вместе с ним — массовое недовольство папской и королев ской властью. Картина мира, основанная на чистом умозре нии или Священном Писании, никого больше не удовлетво ряет.
Ценой сомнений и неуверенности, мы добились свободы мысли и не хотим, что какая-нибудь новая группа людей контролировала наше мировоззрение, как прежде — церковь. Если бы вы действительно жили в то время, вы тоже участвовали бы во вручении полномочий науке.
— В чём-чём?
Добсон засмеялся.
— Вы посмотрели бы на этот громадный непонятный мир и подумали бы, как и думали мыслители того времени, что нужен какой-то строгий, общезначимый метод отыска ния истины. Этот новый метод исследования реальности вы назвали бы научным методом.
Он состоит в том, чтобы экс периментально проверять догадки об устройстве мира, стро ить гипотезы и согласовывать их с другими гипотезами.
Потом, вы бы подготовили исследователей, изучающих мир, пользуясь научным методом. Вы бы дали им историчес кую миссию: изучите Вселенную, познайте ее законы, най дите смысл нашего бытия в мире.
Вы утеряли уверенность в том, что Вселенная управляет ся Богом и, следовательно, лишились представления о при роде Самого Бога.
Зато, у вас есть метод установления обще значимых истин, с помощью которого можно исследовать абсолютно всё — законы природы, сущность Бога, смысл человеческой жизни на Земле. И вот вы посылаете исследо вателей, чтобы они выяснили смысл бытия и доложили вам.
Он остановился и посмотрел на меня.
— Рукопись говорит, что тут-то и появилась озабоченность, от которой мы пробуждаемся только сейчас. Мы выслали исследователей с заданием разобраться во всем и вернуться с объяснением смысла жизни, но это задание оказа лось настолько трудным, что они до сих пор не вернулись.
— Что же это за озабоченность такая?
— А вы вернитесь в то время. Появление научного метода не избавило западный мир от колебаний и неуверенности. Вопросы о Боге и смысле жизни продолжали нас тревожить, но ответов не было, и мы решили взамен этого, получить кое-что другое.
И мы пришли к довольно логичному решению. Мы переглянулись и сказали: «Ладно, раз наши исследователи еще не вернулись с решениями загадок бытия, почему бы нам, пока мы ждем, не заняться собственным благоустройством в этом новом мире? Давайте займемся повышением жизненного уровня и безопасности, уж на это-то наших знаний хватит!»
Он широко улыбнулся.
— Сказано — сделано! Вот уже четыреста лет, как мы, постаравшись избавиться от растерянности, взяли жизнь в свои руки, занялись покорением природы. Мы пользовались всеми возможностями скрасить и облегчить себе жизнь. И только сейчас, приближаясь к концу тысячелетия, мы видим, что же произошло.
Озабоченность, о которой я говорил, родилась из наших новых стремлений. Мы были полностью поглощены земными заботами, экономическим благосостоянием, физической безопасностью — всё это взамен духовной уверенности, которую потеряли. И вопрос о смысле жизни, о духовных законах бытия был сначала отодвинут на задний план, а потом и вовсе забыт.
Он внимательно посмотрел на меня и добавил:
— Стало казаться, что погоня за жизненными удобствами и составляет смысл жизни. Да, собственно, мы вообще перестали о нем думать. Мы забыли, что до сих пор так и не знаем, зачем живем на свете.
Далеко внизу раскинулся большой город. Прикинув наш маршрут, я решил, что это Орландо, штат Флорида. Я залюбовался четкими геометрическими очертаниями улиц и проспектов, ясной и отчетливой планировкой этого дела человеческих рук. Я взглянул на Добсона.
Он, кажется, спал, глаза были закрыты. Он толковал мне Второе откровение еще около часа, потом принесли обед, за которым я рассказал ему о Чарлине и о своем скоропалительном решении отправиться в Перу. А потом мне уже хотелось только глядеть в окно на облака и обдумывать его рассказ.
— Ну, что скажете? — Добсон внезапно повернулся ко мне, раскрыв заспанные глаза. — Усвоили Второе откровение?
— Не совсем.
Он кивнул на остальных пассажиров.
— А разве ваше представление о человеческом обществе не прояснилось? Посмотрите, как озабочены все эти люди. То, что я вам изложил, многое объясняет. Прикиньте, сколько среди ваших знакомых «трудоголиков», полностью поглощенных своей работой, вечно спешащих, страдающих от стресса, сердечников и язвенников?
Они не могут и не хотят остановиться и задуматься о смысле жизни, отгородившись от этих раздумий повседневными практическими заботами.
Второе откровение расширяет наше представление об историческом времени. Оно учит нас оценивать наш образ жизни не только с сиюминутной точки зрения, но в перспективе всего тысячелетия.
Оно показывает нам нашу озабоченность и, тем самым, приподнимает нас над нею. Вы только что пережили длительный отрезок истории. Вы живете теперь в продлённом настоящем.
Теперь, когда вы смотрите на человеческий мир, вы должны явно видеть эту нашу озабоченность, чрезмерную увлеченность техничес ким прогрессом.
— Но что в этом плохого? — возразил я. — Ведь именно благодаря техническому прогрессу Запад построил великую цивилизацию.
Историк от души расхохотался.
— Ну, конечно, вы правы. Никто и не говорит, что это плохо. Больше того, в Рукописи сказано, что озабоченность практическими нуждами — необходимая ступень развития, закономерная стадия в человеческой эволюции. Но не слишком ли много времени мы посвятили обустройству жизни?
Пора бы уж проснуться от озабоченности и вспомнить ос новной вопрос. Что означает жизнь? Зачем мы здесь?
Довольно долго я просто смотрел на него. Потом спросил:
— И вы надеетесь, что следующие откровения ответят на этот вопрос?
Добсон наклонил голову.
— Я думаю, что стоит на них посмотреть. Остается надеяться, что никто не успеет уничтожить Рукопись прежде, чем мы ее увидим.
— Неужели перуанские власти воображают, что могут уничтожить такой важный документ и это сойдет им с рук?
— Они надеются, что никто об этом не узнает. По официальной версии никакой Рукописи не существует.
— Но куда же смотрит научное сообщество? Надо протестовать!
Он посмотрел на меня со смелой решимостью.
— Конечно! Именно поэтому я возвращаюсь в Перу. Я еду, как представитель десяти выдающихся ученых, которые требуют предоставить оригинал Рукописи для изучения. Я послал письмо в соответствующий правительственный департамент с сообщением о своем приезде. Написал, что рассчитываю на их сотрудничество.
— Интересно, что они ответят.
— Откажут, скорее всего. Но всегда лучше начать с официальных шагов.
Он опустил голову, поглощенный своими мыслями, а я снова повернулся к окну. Неожиданно мне пришло в голову, что самолет, на котором мы летим, напичкан техникой, явив шейся в итоге четырехсотлетнего развития. Что и говорить, мы научились использовать ресурсы нашей планеты.
Сколь ко же людей, сколько времени, трудов, размышлений потре бовалось, чтобы эта сложная машина смогла подняться в воздух. И сколько человек посвятили всю жизнь какой-то одной необходимой мелочи, одной детали, не поднимая го ловы и не думая ни о чем другом!
И в этот самый миг весь исторический период, который мы обсуждали с Добсоном, полностью вошел в моё сознание. Я видел всё тысячелетие так ясно, словно сам целиком прожил его. Тысячу лет назад мы жили в мире, где Бог и челове ческая духовность были ясно определены.
А потом, мы уте ряли определенность или, вернее, решили, что это ещё не всё. Мы возложили надежды на науку, отрядили исследова телей, чтобы они узнали полную истину, а поскольку они слишком долго не возвращались, мы занялись мирскими делами, обустройством, достижением комфорта.
Что же, мы действительно, обустроились. Мы обнаружи ли, что металлические руды можно плавить и изготовлять из них самые различные орудия. Мы нашли источники энер гии, сначала пар, затем нефть, электричество и, наконец, ядерную энергию.
Мы рационализировали земледелие, на ладили массовый выпуск продукции и теперь имеем в сво ем распоряжении обширные запасы материальных ресурсов и широкую сеть распределения.
Всё это стимулировалось тягой к прогрессу и человечес ким желанием добиться безопасности и достижения личных целей в ожидании полной истины.
Мы решили построить более удобную и приятную жизнь для себя и своих детей, и за какие-то четыреста лет наша озабоченность этими целя ми создала мир, в котором можно жить вполне благополуч но.
Беда в том, что наша всепоглощающая тяга к завоеванию природы и получению всевозможных удобств, привела к заг рязнению окружающей среды, от которого недалеко и до глобальной катастрофы. Этот путь исчерпал себя.
Добсон прав, и Второе откровение истинно — нам дей ствительно необходимо новое сознание. Западная цивилиза ция достигла поставленных целей, совокупная деятельность человечества принесла чаемые результаты, и поскольку эта за дача завершена, наша озабоченность кончается, и мы пробуж даемся для нового сознания.
Я почти воочию видел, как при приближении к концу тысячелетия импульсы, двигавшие людьми Нового времени, ослабевают. Четырехсотлетняя це леустремленность принесла плоды, мы обеспечили себя с материальной точки зрения. Теперь мы, наконец, готовы заду маться о том, для чего же, собственно, мы живем.
В лицах пассажиров я различал старую озабоченность, но, как мне казалось, и проблески осознания. Сколько из них, задумался я, уже обращают внимание на значимые со впадения?
Самолет накренился вперед и пошел на спуск. Стюард объявил, что вскоре мы приземлимся в Лиме.
Я сообщил Добсону название своей гостиницы и спросил, где думает остановиться он. Оказалось, что его отель всего лишь в двух милях от моего.
— Какие у вас планы? — спросил я.
— Я как раз их обдумывал, — ответил он. — Видимо, прежде всего надо сходить в американское посольство и рассказать, зачем я сюда приехал, чтобы официально отметиться.
— Хорошая мысль.
— После этого, буду разговаривать с перуанскими учеными, со всеми подряд. В Лимском университете мне уже сказали, что ничего о Рукописи не знают, но есть ученые и помимо университета, есть археологи, ведущие раскоп ки, — может, они что-то расскажут. А вы? Что вы собираетесь делать?
— У меня нет планов, — ответил я. — Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
— Ничуть, я как раз хотел это предложить.
Самолет приземлился, мы получили багаж и договори лись встретиться в гостинице Добсона попозже. Я вышел на улицу, подозвал такси. Близился вечер, над городом сгуща лись сумерки. Воздух был сух, дул сильный ветер.
Когда мое такси тронулось с места, я заметил другое так си, вырулившее следом за нами и пристроившееся позади. Через несколько поворотов оно по-прежнему держалось за нами. Я рассмотрел внутри высокого человека в чёрном. От волнения у меня сжались внутренности.
Я попросил водите ля, который понимал по-английски, не ехать прямо в гости ницу, а поездить по улицам — мне-де хочется прокатиться и посмотреть город. Его это ничуть не удивило. Второе такси неотступно следовало за нами. Что бы это значило?
Когда мы подъехали к гостинице, я попросил водителя не выходить из машины, а сам открыл дверь и притворился, что расплачиваюсь. Преследовавшая нас машина остановилась у края тротуара, человек в черном вышел и медленно напра вился к гостиничному входу.
Я быстро вскочил на сиденье, захлопнул дверь и велел водителю ехать. Человек в черном сошел с тротуара и смот рел нам вслед, пока мы не скрылись из виду. В зеркале зад него вида я увидел лицо своего водителя, который присталь но и подозрительно разглядывал меня.
— Извините, что так вышло, — сказал я, — я просто пере думал останавливаться в этой гостинице.
Я постарался улыбнуться, а потом дал ему адрес гостини цы Добсона, хотя мне больше всего хотелось вернуться в аэропорт и первым же самолетом вылететь назад в Штаты.
За полквартала до места назначения я попросил водителя остановиться и подождать меня, пообещав быстро вернуться,
На улицах было много народу, в основном местные, но европейцы и американцы тоже попадались. При виде тури стов я почему-то почувствовал себя спокойнее. Не дойдя до гостиницы шагов пятьдесят, я остановился — что-то меня насторожило.
Внезапно раздались выстрелы и крики прохо жих. Люди передо мной бросились на землю, и я увидел тро туар. Добсон, насмерть перепуганный, бежал ко мне. Его преследовало несколько человек. Один из них выстрелил в воздух и приказал ему остановиться.
Подбежав ближе, Добсон заметил меня.
— Бегите, — крикнул он, — ради Бога, бегите!
Я повернулся и в ужасе бросился прочь по узкой улочке, натолкнулся на шестифутовый деревянный забор, изо всей силы подпрыгнул, ухватился за край и занес ногу. Перевали ваясь через забор, я на мгновение оглянулся. Добсон отчаян но бежал. Грянули еще выстрелы. Добсон упал.
Я бросился вперед, перепрыгивая через кучи мусора и наваленные картонные коробки. Не знаю, гнался ли кто-нибудь за мной, не послышался ли мне топот преследовате лей — я бежал без оглядки. Переулок вышел на широкую ули цу, полную прохожих, спокойно идущих по своим делам. Только тут я осмелился с колотящимся сердцем оглянуться.
Никто за мной не гнался. Я поспешно повернул направо и пошел по тротуару, стараясь слиться с толпой. «Почему Доб сон бежал? — спрашивал я себя. — Жив ли он?»
— Постойте-ка, — громко прошептал кто-то совсем рядом. Я рванулся было, но незнакомец удержал меня за плечо.
— Пожалуйста, подождите минутку, — сказал он. — Я видел, что случилось. Я хочу вам помочь.
— Кто вы? — спросил я дрожа.
— Меня зовут Уилсон Джеймс,— ответил он. — Я всё вам объясню, но, прежде всего, надо уйти отсюда подальше.
Его голос и поведение слегка успокоили мой страх, и я решил довериться ему. Он привел меня в расположенный чуть дальше по этой же улице магазин, где торговали сумка ми и чемоданами.
Кивнув продавцу, Джеймс провел меня в заднюю дверь, за которой оказалась душная каморка, зава ленная товаром. Мой провожатый плотно затворил дверь и задернул шторы.
Ему явно шел седьмой десяток, хотя глаза у него были совсем молодые, с живым блеском. Он был темноволос и очень смугл — перуанец, по-видимому, хотя по-английски говорил почти, как американец. На нем была синяя футбол ка и джинсы.
— Пока что вы здесь в безопасности, — сказал он. — Почему они за вами гнались?
Я не ответил.
— Вы ведь здесь из-за Рукописи? — спросил он.
— Откуда вы знаете?
— И тот человек, он тоже тут из-за нее?
— Да. Его фамилия Добсон. Откуда вы знаете, что мы были вместе?
— Мои окна выходят в переулок. Я видел в окно, как они гнались за вами.
— Его подстрелили?— спросил я, боясь услышать ответ.
— Не знаю, не рассмотрел. Но когда увидел, что вы усколь знули от погони, я сбежал по задней лестнице, чтобы увести вас. Решил, что могу помочь.
— Почему?
Он помолчал, словно не зная, что ответить. Потом его глаза потеплели.
— Не знаю, поймете ли вы меня. Я стоял у окна и вспоминал старого друга. Он приходил ко мне туда. Его уже нет в живых. Он умер, потому что думал, что люди должны знать о Рукописи. И когда я увидел, что происходит в переулке, я решил вам помочь.
Он был прав, я действительно не понял. Но я чувствовал, что он говорит правду. Я собирался задать вопрос, но он меня опередил:
— Мы поговорим об этом позже. А сейчас лучше пере браться в более безопасное место.
— Погодите минуту, Уилсон, — сказал я. — Всё, чего я хочу, это как-нибудь вернуться в Штаты. Как бы мне это сделать?
— Называйте меня Билл, — ответил он. — Думаю, что пока вам нельзя показываться в аэропорту. Там вас будут поджидать — если, конечно, вас еще ищут. У меня есть друзья, которые живут за городом, можно переждать у них. Страну можно покинуть несколькими способами, выбор будет за вами. Когда вы будете готовы, вам помогут выбраться.
Он открыл дверь, проверил, нет ли посторонних в мага зине, потом вышел наружу и осмотрелся на улице. Вернув шись, он поманил меня за собой. На улице он подвел меня к синему джипу.
Залезая в машину, я заметил, что на заднем сиденье аккуратно уложены пакеты с продуктами, несколь ко палаток, дорожные сумки — словно хозяин собрался в далекий путь.
Мы ехали в молчании. Я откинулся на спинку пассажирс кого сиденья и задумался. Такого я не ожидал. Что, если меня арестуют и бросят в перуанскую тюрьму или просто при стрелят?
Следовало, прежде всего, оценить мои возможнос ти. Багажа я лишился, даже смены одежды не было, но день ги и кредитная карточка были со мной. Кроме того, я по какой-то причине доверял Биллу.
— А что же вы такого сделали с этим вашим — Добсоном, что ли, что они напали на вас? — внезапно спросил он.
— Ровным счетом ничего, насколько я могу судить. Мы познакомились в самолете. Он историк и прибыл сюда, чтобы официальным путем добиться возможности ознакомить ся с Рукописью. Он представлял группу ученых. Билл удивился.
— И властям было известно о его приезде?
— Да, он писал и просил содействия. Не могу поверить, что его хотели арестовать, ведь у него даже не было с со бой копий.
— У него есть копии Рукописи?
— Только начало, первые два откровения.
— А я и не знал, что копии попали в Соединенные Штаты. Откуда они у него?
— В свой прошлый приезд Добсону рассказали об одном священнике, знатоке Рукописи. Он не сумел его разыскать, зато нашел копии, спрятанные за его домом.
Билл опечалился.
— Хосе!
— Кто-кто?
— Это тот самый друг, о котором я вам говорил. Его убили. Он твердо решил, что о Рукописи должно узнать как можно больше людей.
— Что с ним случилось?
Убили. Мы не знаем, кто. Его тело нашли далеко от дома, в лесу. Думаю, что к этому приложили руку его враги.
— Из правительства?
— Кое-кто из правительства или — из церкви.
— Неужели католическая церковь способна на такое?
— Не исключаю. Об этом громко не говорят, но Церковь настроена против Рукописи. Отдельные священники пони мают ее значение и потихоньку рассказывают о ней, но им приходится соблюдать большую осторожность.
Хосе говорил об этом открыто со всеми, кто хотел слушать. Еще за несколько месяцев до его гибели я предостерегал его. Просил быть поосторожнее и не раздавать копии всем подряд. Но он сказал, что выполняет свой долг.
— А когда обнаружили Рукопись?— спросил я.
— Первый перевод появился три года назад. А вот когда нашли оригинал, никто не знает. Он многие годы хранился у индейцев, мы думаем, пока его не увидел Хосе. Он нашел знатоков, заказал перевод, всё сам организовал.
Конечно, когда церковные власти узнали о содержании Рукописи, они всячески постарались ее засекретить. Но теперь у всех нас есть копии. А оригинал, скорее всего, уничтожен.
Билл выехал из города, держа путь на восток, и теперь ехал по узкой двухрядной дороге среди обильно орошаемых полей. Мы проехали несколько убогих дощатых хижин, а затем большое пастбище с дорогим ограждением.
— Добсон рассказал вам о первых двух откровениях? — спросил Билл.
— Он говорил о Втором, — ответил я. — О Первом я ус лышал от одной своей приятельницы. Она как-то разговаривала с одним священником — видимо, это был Хосе.
— И вы поняли эти два откровения?
— Да вроде бы.
— И вы понимаете, что случайные совпадения имеют зачастую глубокое значение?
— Сдаётся мне, — ответил я, — что вся моя поездка состоит из сплошных совпадений.
— Это начинает случаться, когда вы начеку и подключены к энергии.
— Подключен?
Билл улыбнулся.
— Об этом говорится дальше в Рукописи.
— Расскажите!
— Поговорим об этом позже. — И он кивнул в сторону посыпанной гравием дороги, на которую как раз сворачивал с шоссе.
Впереди, шагах в тридцати, стоял скромный деревянный дом. Билл обогнул его справа и остановил джип у большого дерева.
— Мой приятель работает у владельца большого поместья, которому принадлежит большая часть земель в этой ме стности. Этот дом тоже он предоставил. Это влиятельный человек, и втайне он поддерживает Рукопись. Здесь вам ничто не угрожает.
На пороге зажегся свет, и низкорослый приземистый че ловек, по виду перуанец, выбежал нам навстречу, широко улыбаясь и что-то горячо восклицая по-испански. Билл по просил его говорить по-английски, потом познакомил нас.
— Нужно немного помочь человеку, — сказал Билл. — Он хочет вернуться в Штаты, но должен быть очень осторожен. Я его, пожалуй, оставлю у тебя.
Хозяин испытующе поглядел на Билла.
— А ты небось снова пустишься искать Девятое откровение?
— А как же, — ответил Билл, вылезая из джипа.
Я открыл другую дверцу и обошел машину. Билл с другом шли к дому. О чем они разговаривали, я не слышал. Когда я подошел ближе, приятель Билла сказал:
— Пойду-ка я подготовлюсь!
Он исчез за домом. Билл повернулся ко мне.
— О чем он говорил, — спросил я, — что за Девятое от кровение?
— Это часть Рукописи, которую еще никто не видел. В найденном тексте было только восемь откровений, но упо миналось и Девятое. Многие его ищут.
— А вы знаете, где искать?
— Да нет, откуда?
— Как же вы надеетесь найти?
Билл улыбнулся.
— Да так же, как Хосе нашел первые восемь. Так же, как вы нашли первые два, а потом случайно встретили меня. Если подсоединиться и накопить побольше энергии, случайности происходят постоянно.
— А как это сделать, расскажите!— попросил я. — В каком это откровении?
Билл посмотрел на меня, словно оценивая мой уровень понимания.
— О том, как подключаться к энергии, говорится не в ка ком-то одном откровении, а во всех. Помните, во Втором говорилось, что люди отправят исследователей, чтобы те, пользуясь научным методом, нашли смысл человеческой жизни на этой планете? Но они вернутся не скоро.
— Помню.
— Ну вот, а остальные откровения и сообщают начинающие поступать ответы. Но они исходят не от официальной науки. Ответы, о которых я говорю, поступают из многих областей исследований. Открытия физики, психологии, мистики и религии — всё это излагается вместе и сливается в новый синтез, основанный на осознании совпадений.
Мы в подробностях изучаем природу совпадения, его дей ствие — и, тем самым, конструируем новую картину мира, откровение за откровением.
— Тогда я хочу узнать о каждом откровении, — заявил я. — Можете вы рассказать мне о них до своего отъезда?
— Нет, я давно уже понял, что простой пересказ откровений ничего не дает. Вы должны открыть каждое из них по-своему.
— Каким образом?
— Просто это случится с вами. Ничего не выйдет, если я просто возьму и расскажу вам все. Вы получите информацию об откровениях, но не усвоите их. Вы сами должны открыть их в ходе собственной жизни.
Мы посмотрели друг на друга, помолчали. Билл улыбнул ся. Разговаривая с ним, я чувствовал невероятный подъем сил.
— А почему вы именно сейчас отправляетесь на поиски Девятого откровения? — спросил я.
— Потому что время пришло. Я работал здесь проводником, знаю местность, усвоил предыдущие восемь откровений. Еще когда я стоял у окна, выходящего в тот переулок, и думал о Хосе, я уже решил снова отправиться на север.
Девятое откровение где-то там. Я знаю это. И я ведь не молодею. Я знаю, что найду его и смогу усвоить — я видел это. Я знаю, что это самое важное из всех откровений. Оно бросает правильный свет на все остальные и дает жизни истинную цель.
Внезапно он замолчал. Лицо его стало очень серьезным.
— Я бы пустился в путь на полчаса раньше, но меня тревожило чувство, что я что-то забыл. — Он снова помолчал.
— Тут-то вы и появились.
Мы долго смотрели друг на друга.
— Вы думаете, что мне предназначено присоединиться к вам? — спросил я.
— А вы как думаете?
— Не знаю!
Я растерялся. Всё, связанное с моим полетом в Перу, мель кало у меня в голове: разговор с Чарлиной, Добсон, теперь Билл. Меня привело сюда простое любопытство, даже не особенно сильное, а теперь я оказался в бегах неизвестно от кого.
Но, как ни странно, я чувствовал не страх, а радостное возбуждение. Мне полагалось бы сейчас всеми силами стре миться домой, а вместо этого меня так и подмывало отпра виться с Биллом — а ведь там наверняка меня поджидали еще большие опасности.
И тут я понял, что, размышляй не размышляй, а выбора у меня просто-напросто нет. Усвоив Второе откровение, я лишился возможности вернуться к прежней жизни. Если я не хочу отказаться от осознания, надо идти вперед.
— Я собираюсь здесь переночевать, — сказал Билл. — У вас есть время до утра, чтобы решиться.
— Я уже решился, — ответил я. — Еду с вами.
Энергия
Мы поднялись на рассвете, и всё утро ехали на восток, почти не разговаривая. Еще накануне Билл сказал мимохо дом, что мы перевалим через Анды и направимся в места, которые он называл Высокой Сельвой — холмистый край, поросший лесом. Это и всё, что я знал.
Я пытался расспросить Билла и о нём самом, и о цели нашего путешествия, но он вежливо пресек разговор, сказав, что должен следить за дорогой. Наконец я прекратил попыт ки завязать беседу и погрузился в созерцание природы — красота гор превосходила всякое воображение.
Около полудня, добравшись до последнего перевала, мы остановились на небольшом плато, чтобы перекусить бутерб родами, не выходя из машины. Перед нами лежала широкая пустошь, за ней простирались холмы, покрытые густой зеле нью.
За едой Билл сказал, что мы проведем ночь в усадьбе Висьенте, старинном, прошлого века поместье, бывшем некогда собственностью испанской католической церкви. Теперь усадьба принадлежит одному его другу, пояснил он, и исполь зуется для проведения деловых и научных конференций.
Мне пришлось удовольствоваться этими краткими пояс нениями, после чего мы пустились в путь и снова замолча ли. Через час показалась усадьба. Мы въехали в широкие ка менные ворота с чугунной решеткой и покатили дальше на север по узкому гравиевому проезду.
Я попробовал еще рас спросить о поместье и о том, для чего мы сюда явились, но Билл по-прежнему не поддержал разговора. На этот раз он прямо сказал мне, чтобы я любовался видом и помалкивал.
Красота поместья меня очаровала. По обеим сторонам дороги раскинулись цветущие луга и фруктовые сады. Трава здесь казалась необыкновенно сочной и яркой.
Она густо росла повсюду, даже под громадными дубами, растущими на лугах через каждые тридцать шагов. В этих деревьях была какая-то непонятная, за душу берущая прелесть.
Примерно через милю дорога свернула на восток и по шла слегка в гору. На вершине холма я увидел большой дом в старинном испанском стиле, из дерева и серого камня. На глазок в нем было не меньше пятидесяти комнат. Громадная веранда протянулась во всю южную стену.
Во дворе тоже росли громадные дубы и были разбиты клумбы с экзотичес кими растениями. Красивейшие цветы и папоротники окай мляли дорожки. Всюду были люди — одни прохаживались, беседуя, среди деревьев, другие сидели на веранде.
Мы вышли из машины. Билл помедлил, рассматривая вид. К востоку от поместья склоны сглаживались, а дальше шли ровные долины и леса. Следующая гряда холмов голубела вдали.
— Пройду-ка я, пожалуй, вперед, погляжу, есть ли для нас место, — решил Билл. — А вы можете пока прогуляться. Вам тут должно понравиться.
— Не сомневаюсь! — ответил я.
Уже уходя, он повернулся и добавил:
— И обратите внимание на опытные участки. Увидимся за обедом.
У Билла, без сомнения, были причины оставить меня од ного, но они не так уж волновали меня. У меня было превос ходное настроение и — ни малейших дурных предчувствий.
Я уже знал от Билла, что, поскольку Висьенте добывает для страны немало полновесных туристских долларов, прави тельство глядит сквозь пальцы на то, что здесь происходит, хотя тут нередко обсуждается Рукопись.
Мой взгляд привлекла живописная купа деревьев, распо ложенная чуть южнее, и ведущая к ним петляющая тропка. Я не спеша направился туда. Дойдя до деревьев, я увидел, что тропка выходит к небольшим чугунным воротцам, а даль ше каменные ступени ведут вниз, к поросшему полевыми цветами лугу.
За лугом виднелся фруктовый сад, ручей, а вдалеке простирался лес. Дойдя до ворот, я остановился и сделал несколько глубоких вдохов, любуясь окружающей меня красотой.
— Правда, тут чудесно? — спросил чей-то голос у меня за спиной.
Я повернулся и увидел женщину лет под сорок с рюкза ком за спиной.
— Замечательно! — ответил я. — В жизни не видел такой красоты!
Какое-то время мы оба молча созерцали широкий луг и тропические растения, свисающие с клумб, расположенных каскадом по обе стороны каменной лестницы. Потом я спросил:
— А вы случайно не знаете, где здесь опытные участки?
— Как же, — ответила она, — я как раз туда иду. Я вам покажу.
Мы представились друг другу и, спустившись по каменным ступеням, зашагали по исхоженной тропке на юг. Мою спут ницу звали Сара Лорнер. У нее были рыжеватые волосы и синие глаза. Она казалась бы совсем девчонкой, если бы не солидная манера держаться. Несколько минут мы шли молча.
— Вы здесь в первый раз? — спросила она.
— Да, — ответил я, — и мало что знаю об этом месте.
— А я тут почти год с перерывами, так что могу сообщить вам кое-что. Лет двадцать назад эта усадьба приобрела изве стность, как место международных научных встреч. Тут собирались, в основном, биологи и физики из разных организаций. И вот несколько лет назад...
Она поколебалась и взглянула на меня.
— Вы что-нибудь слышали о Рукописи, найденной здесь, в Перу?
— Да, слышал, — ответил я. — Я знаком с первыми двумя откровениями.
Я хотел, было, рассказать ей о том, как увлекся Рукописью и примчался сюда ради нее, но удержался, не зная, можно ли ей довериться.
— Я так и думала, — сказала она. — Видно, что вы заряжаетесь энергией.
Мы в это время шли через ручей по деревянному мостику.
— Какой энергией? — удивился я.
Она остановилась, прислонясь к перилам моста.
— А вы знаете о Третьем откровении?
— Нет, ничего.
— Оно дает новое понимание физического мира. Мы, люди, сообщается там, научимся пользоваться некой энергией, которой дотоле не замечали. В последнее время сюда стали съезжаться ученые, желающие исследовать и обсудить это явление.
— Выходит, ученые признают существование этой энергии?
Сара повернулась и пошла по мосту.
— Не все, — сказала она. — И нам приходится нелегко.
— Вы, значит, тоже ученый?
— Преподаю физику в небольшом колледже в штате Мэн.
— И почему же другие ученые не согласны с вами?
Она помолчала, слегка задумавшись.
— Чтобы понять это, вам придется немного вникнуть в историю науки. — Она посмотрела на меня, как бы спрашивая, хочу ли я углубляться в эту тему. Я кивком попросил ее продолжать.
— Вспомните Второе откровение. После крушения средневековых взглядов мы, на западе, внезапно осознали, что мир, в котором мы живем, нам непонятен. Пытаясь проникнуть в законы природы, мы решили для начала хотя бы отделить факты от суеверий и предрассудков.
Для этого мы, ученые, заняли позицию, получившую название научного скептицизма. Он сводится к тому, что каждое предположение об устройстве мироздания должно быть подкреплено вескими доводами. Мы не верим ничему без видимых и осязаемых доказательств. Любая идея, не подкрепленная физическим опытом, отвергается.
Невозможно отрицать, — продолжала она, — что этот принцип хорошо послужил науке, пока речь шла о простых, очевидных вещах — камнях, деревьях — объектах, которые легко рассмотреть любому скептику.
Мы быстро продвига лись вперед, давая названия различным явлениям материаль ного мира и пытаясь постичь законы природы. В конце кон цов, мы пришли к заключению, что всё, происходящее в мире, познаваемо и закономерно, что каждое событие имеет физи ческую, поддающуюся пониманию причину. — Она хитрова то улыбнулась.
— Понимаете, ученые, в конце концов, мало чем отличаются от остальных людей нашего времени. Мы решили освоить мир, в котором живем. Была поставлена за дача: понять устройство мироздания, чтобы сделать жизнь безопасной и подчинить себе природу.
Научный скептицизм позволил нам сосредоточиться на конкретных задачах, реше ние которых давало нам безопасность и уверенность в себе. Мы шли по петляющей тропке от моста через лужок к небольшой рощице.
— Таким образом, — продолжала Сара, — никаким таинственным силам, никаким представлениям о потустороннем не оставалось места в научной картине мира. Возобладала точка зрения Исаака Ньютона: мироустройство предсказуемо, оно подобно громадному механизму.
И ведь долгое время такой подход оправдывался. Если события, не связанные причинно-следственной связью, происходили одновременно, это считалось случайным совпадением.
Затем, произошли два события, которые снова заставили нас считать законы природы загадочными. За последние десятилетия много писали о революции в физике, но, на са мом деле, наши взгляды изменили два открытия — квантовая механика и работы Альберта Эйнштейна.
Труды Эйнштейна показали: то, что мы воспринимаем как твердые тела, на самом деле — просто пустота, пронизанная энергией. В том числе и мы сами. А квантовая физика, изуча ющая проявления энергии в микромире, получила совершен но невероятные результаты.
Экспериментами обнаружено, что, когда малые количества материи-энергии разбиваются на части, которые мы называем элементарными частицами и пытаемся изучать их, сам факт наблюдения изменяет результа ты, словно на элементарные частицы оказывают влияние ожидания экспериментатора.
При этом, поведение частиц способно нарушать уже, казалось бы, известные законы при роды: частица может появиться в двух местах одновременно, перемещаться назад или вперед во времени и тому подобное.
Сара остановилась и посмотрела на меня.
— Иначе говоря, получается, что первоматерия Вселенной, самая ее сердцевина, есть чистая энергия, воспринима ющая намерения и ожидания человека. А это просто лишает смысла прежнюю механическую модель Вселенной.
По хоже, наши ожидания каким-то способом порождают энер гию и влияют на другие энергетические системы. Но ведь это, собственно, и есть содержание Третьего откровения. Она покачала головой.
— К несчастью, большинство ученых не приняли эту идею всерьез. Они предпочли сохранить скептическую позицию и ждать доказательств.
— Эй, Сара, мы здесь! — крикнул кто-то издали. Справа за деревьями, шагах в пятидесяти, кто-то махал рукой.
Сара посмотрела на меня.
— Меня ждут, я отойду ненадолго. У меня перевод Третьего откровения с собой, можете пока устроиться где-нибудь и почитать, если хотите.
— Конечно, хочу! — обрадовался я.
Она достала из рюкзака стопку бумажных листков в пластиковой папке и протянула мне, а сама ушла.
Я взял бумаги и оглянулся, ища места, где сесть. Здесь рос густой подлесок и было сыровато, но чуть восточнее виднел ся небольшой холм. Я решил подняться повыше и поискать сухого местечка.
Поднявшись на холм, я ахнул от удивления. Здесь был просто неправдоподобно красивый уголок. Узловатые дубы росли шагах в двадцати друг от друга, и их густые ветви со вершенно смыкались у вершин, образуя густую завесу над головой.
У подножия деревьев росли широколистые тропи ческие растения высотой по плечо. Эти растения перемежа лись папоротниками и кустами, обильно покрытыми белы ми цветами. Я выбрал сухое место и сел, вдыхая пряный запах зелени и цветов.
Я раскрыл папку и обратился к началу перевода. Краткое вступление объясняло, что Третье откровение дает новое понимание физического мира. Это было примерно то же, о чем говорила Сара. Где-то к концу тысячелетия, предсказы валось там, люди откроют новую энергию, которая является основой всех тел, в том числе и наших, и излучается ими.
Обдумав это, я стал читать дальше и с первых слов пора зился: оказывается, восприятие этой энергии начинается с обостренного чувства прекрасного. Пока я раздумывал над этим, на тропинке послышались шаги. Это была Сара, кото рая как раз в этот миг подняла глаза к вершине холма и уви дела меня.
— Чудное местечко, — сказала она, подойдя ко мне. — Вы уже дошли до чувства прекрасного?
— Да, — ответил я. — Но мне это не совсем понятно.
— Дальше Рукопись говорит об этом подробнее. Но я кратко объясню. Чувство прекрасного — это род барометра, указывающий каждому из нас, насколько мы близки к восприятию энергии. Это ясно из того, что, начиная воспринимать энергию, мы видим, что она и красота — в сущности, происходят из одного источника.
Вы так говорите, словно видите энергию, — заметил я.
Она посмотрела на меня без малейшего смущения.
— Я действительно ее вижу. Но начиналось это у меня с углубленного ощущения красоты.
— Но, как это может быть? Ведь Красота — это дело вкуса!
Сара покачала головой.
— Как ни различны вкусы у разных людей, все мы приписываем красоте одни и те же характеристики. Подумайте об этом. Почему что-то кажется нам прекрасным? Тут всё дело в совершенстве формы и чистоте цвета, верно? Эта вещь находится перед нами и сияет. Она прямо лучится, как радуга, на фоне обычных, тусклых, некрасивых вещей.
Я кивнул.
— Возьмем хоть это место, — продолжала Сара. — Я знаю, что его красота поразила вас, она нас всех поразила. Красота здесь бросается в глаза, формы и краски кажутся необычайно выразительными. А следующий уровень восприятия — когда вы видите энергетическое поле, окутывающее все вещи.
У меня, должно быть, был глупый вид, потому что она рассмеялась. Потом сказала очень серьезно:
— Давайте пройдемся по нашим делянкам. Это в полумиле к югу отсюда. Думаю, вам это будет небезынтересно.
Эта женщина объясняла мне, незнакомому человеку, Ру копись, а теперь предлагала показать мне Висьенте. Я Побла годарил ее. Она только пожала плечами.
— Вы ведь, кажется, сочувствуете нашим усилиям. А мы хотим распространять наше знание. Для того чтобы наши исследования могли продолжаться, надо, чтобы о нас узнали в Соединенных Штатах и во всем мире. Местные власти нас еле терпят.
Внезапно позади нас раздался голос
— Извините, пожалуйста!
Мы оглянулись и увидели, что по тропинке к нам дут трое мужчин. Им было под пятьдесят, и все они были одеты в дорогие костюмы.
— Не знаете ли вы, где находятся опытные участки? — спросил тот из них, кто был повыше ростом.
— А зачем вам они? — спросила Сара в свою очередь.
— У нас с коллегами есть разрешение владельца имения осмотреть участки и поговорить с кем-нибудь о так называемых исследованиях, которые там проводятся. Мы из университета Перу.
— Похоже, вы не признаете наших открытий. — Сара произнесла это шутливо, пытаясь смягчить атмосферу.
— Категорически не признаем! — вмешался другой из пришедших. — Нелепые претензии на открытие какой-то неведомой энергии! Да ещё, видимой!
— А вы пытались ее увидеть? — спросила Сара. Проигнорировав вопрос, мужчина повторил:
— Так вы можете сказать нам, где эти участки?
— Да, разумеется. Шагов через сто тропинка повернет к востоку. Идите туда и примерно через четверть мили вы их увидите.
— Благодарю вас, — произнес высокий мужчина, и все трое энергично зашагали в указанном направлении.
— Вы ведь их не туда послали! — заметил я.
— Да нет, там тоже есть делянки, только другие. И люди там более подготовлены к общению с подобными скептика ми. Мы, время от времени, допускаем туда недоверчивых посетителей, и не только ученых, но и просто любопытствующих. Тех, кто совершенно не понимает природы наших исследований. И, кстати, ученым понять это еще труднее, чем всем остальным.
— Как это? — удивился я.
— Как я уже говорила, научный скепсис давал хорошие результаты, пока речь шла об изучении несложных и очевидных природных явлений — растений, солнечного света, грозы.
Но существует другой вид феноменов, более сложной природы, и вот их-то не только изучать, но и просто заметить невозможно, не отрешившись от скепсиса. Для начала надо получить о них какое-то представление, ну а потом уже можно тщательно их изучать.
— Интересно! — воскликнул я.
Мы вышли из рощи, и я увидел несколько возделываемых делянок. На каждой выращивался свой вид растений. По боль шей части растения были съедобные, от бананов, до шпина та.
Восточные границы всех участков соприкасались с широ кой гравиевой дорожкой, выходящей на проезжую дорогу, расположенную севернее. Вдоль дорожки стояли три метал лических сарая. У каждого работало четыре-пять человек
— А вот и мои друзья! — Сара показала на ближайшее строение. — Пойдемте туда, я хочу вас познакомить.
Сара познакомила меня с тремя мужчинами и одной жен щиной. Все они занимались исследованиями. Мужчины, об менявшись со мной несколькими словами, вернулись к ра боте, но женщина — биолог по имени Марджори — имела, видимо, время для беседы. Я встретился с ней глазами.
— В чём же, собственно, состоят ваши исследования? — спросил я.
Вопрос, кажется, застал ее врасплох, но она улыбнулась и, помедлив, ответила:
— Трудно так прямо объяснить. Вы знакомы с Рукописью?
— Я знаю начало. Теперь начал знакомиться с Третьим откровением.
— Ну, так вот этим мы и занимаемся. Пойдемте, я вам по кажу.
Мы прошли за металлическое строение к делянке, где росли бобы. Мне бросилось в глаза, что все растения исклю чительно здоровы — ни пожелтевших, ни источенных насе комыми листьев.
Почва была разрыхленная, насыщенная удобрениями, растения не теснились, и, хотя росли доволь но близко друг к другу, их листья не соприкасались. Марджори указала на ближайшую грядку.
— Мы стараемся смотреть на эти растения, как на энергетические системы и думать обо всём, что нужно им для полноценного роста и плодоношения — почве, удобрениях, орошении, освещении. Мы установили, что экосистема вокруг каждого растения представляет собой единый живой организм. И здоровье каждой его части влияет на здоровье целого.
После колебания она добавила:
— И вот что важнее всего: как только мы стали думать об энергообмене в экосистеме растения, мы получили потря сающие результаты. Наши опытные растения ненамного крупнее обычных, но по питательным свойствам они намного сильнее.
— А как это измеряется?
— Они содержат больше белков, углеводов, витаминов, минеральных веществ.
Она посмотрела на меня с ожиданием.
— Но это еще не самое поразительное! Мы обнаружили, что самые сильные растения — те, которые получают боль ше чисто человеческого внимания.
— Какого внимания? — удивился я.
— Мы подходим к ним каждый день, осматриваем, разрыхляем почву. В этом роде. Мы провели эксперимент с конт рольной группой: одним уделяли особое внимание, другим нет. Наше открытие подтвердилось. И больше того — мы усовершенствовали процедуру: исследователь не просто осматривал растение, но мысленно просил его лучше расти. Человек просто садился рядом, сосредоточив всё свое внимание и заботу на его росте.
— И они лучше росли?
— Да, очень заметно, и к тому же, быстрее.
— Это невероятно!
— Согласна...
Она внезапно замолчала. К нам подходил пожилой, лет шестидесяти, человек.
— Это микродиетолог, профессор Хейнс, — прошептала она. — Впервые он появился здесь год назад и сразу же взял отпуск в Государственном университете штата Вашингтон, чтобы поработать у нас. Он проделал замечательные исследования.
Профессор подошел, и Марджори нас познакомила. Это был человек крепкого сложения, темноволосый, с седыми висками. Марджори задала несколько наводящих вопросов, и он стал рассказывать о результатах своих опытов.
Его ин тересовало, сообщил он, функционирование органов чело веческого тела, в зависимости от характера питания. Жизне деятельность органов измерялась высокочувствительными анализами крови.
Он рассказал, что больше всего его заинтересовали ре зультаты одного исследования, которое показало, что такие здоровые и питательные растения, которые выращивались в Висьенте, чрезвычайно повышали все жизненные показа тели человеческого организма — намного больше, чем во обще считалось возможным при современных взглядах на физиологию питания. Необъяснимый эффект создавался какими-то изменениями в структуре растений.
Я взглянул на Марджори и спросил.
— Значит, растения, которым уделялось повышенное внимание, повышают человеческие силы, когда их употребят в пищу, я правильно понял? И что же, это — та самая энергия, о которой говорит Рукопись?
Марджори в свою очередь поглядела на профессора. Он едва заметно улыбнулся.
— Этого я еще не знаю, — ответил он.
Я спросил о его планах, и он рассказал, что хочет разбить такой же участок у себя, в штате Вашингтон, и провести дол госрочные исследования, чтобы проверить, надолго ли ос танутся более сильными и здоровыми люди, питающиеся такими растениями.
Во время его рассказа, я то и дело неволь но поглядывал на Марджори. До меня не сразу дошло, что девушка необыкновенно красива. Даже в мешковатых джин сах с просторной футболкой, она казалась высокой и строй ной. Ее темно-карие глаза блестели, а каштановые волосы вились кольцами вокруг лица.
Я почувствовал, что меня тянет к ней со страшной силой. В тот самый миг, когда я осознал это, она повернулась ко мне и наши взгляды встретились. Она отступила на шаг.
— Мне нужно повидать кое-кого, — сказала она. — Возможно, еще увидимся.
Попрощавшись с Хейнсом и бросив на меня беглый взгляд, она удалилась по тропинке, огибающей металлический сарай.
Поговорив с профессором еще немного, я пожелал ему успехов и вернулся туда, где стояла Сара. Она оживленно беседовала с исследователями, но видела, что я подхожу. Когда я подошел, ее собеседник улыбнулся, сложил в планшет свои бумажки и ушел в здание.
— Ну, как, узнали что-то новое? — спросила Сара.
— Да, — рассеянно ответил я, — очень интересно. Я смотрел себе под ноги.
— А куда подевалась Марджори? Сарины глаза смеялись.
— Сказала, что ей надо повидать кого-то. Сара широко улыбнулась.
— А не вы ли ее спугнули?
— Боюсь, что да, — со смехом признался я. — Но я ничего такого не говорил.
— В этом не было нужды. Марджори, наверное, просто увидела изменения вашего поля. Это очень заметно, я отсюда разглядела.
— Изменения чего?
— Поля, энергетического поля вокруг вашего тела. Большинство из нас научились видеть эти поля — во всяком случае, при определенном освещении. Когда человек испытывает сексуальное возбуждение, в его поле появляются вихри и оно вытягивается в сторону того, кто это возбуждение вызвал.
Мне это показалось совершенно фантастическим. Отве тить я не успел, потому что в это время из металлического сарая вышло еще несколько человек.
— Будем упражняться в энергопроекции, — сказала Сара. — Пойдемте, вам будет интересно.
Мы прошли вслед за четырьмя молодыми людьми — по всей видимости, студентами — к кукурузной делянке. Подой дя ближе, я заметил, что делянка состоит из двух отдельных участков, каждый примерно три метра на три. На одном из них ростки кукурузы не доходили до колена, на другом были почти в два раза выше.
Молодые люди подошли к участку с высокими ростками и уселись по углам. По данному знаку они стали смотреть на растения во все глаза. Предвечернее солнце светило мне в спину, заливая участок мягким янтар ным светом, а далекий лес уже погрузился в темноту. Учас ток и сидящие фигуры отчетливо вырисовывались на тем ном фоне.
Сара стояла рядом со мной.
— Просто замечательно! — прошептала она. — Вы только посмотрите. Вам видно?
— Что?
— Они излучают энергию на растения!
Я всматривался изо всех сил, но ничего необычного не заметил.
— Нет, не вижу!
— А вы присядьте на корточки и смотрите повнимательнее — вот оно, между людьми и растениями.
Я последовал ее совету, ила мгновение мне показалось, что я действительно разглядел какое-то светящееся мерцание, но оно немедленно исчезло, и я решил, что мне показалось. Я приглядывался еще некоторое время, но безрезультатно.
— Нет, ничего не вижу! — Я выпрямился. Сара потрепала меня по плечу.
— Не огорчайтесь, лиха беда начало. Придется вам поучиться фокусировать взгляд.
Один из медитирующих молодых людей укоризненно взглянул на нас и поднес палец к губам. Мы пошли назад к сараю.
— Надолго вы сюда? — спросила Сара.
— Скорее всего, нет. Я тут не один. Мой спутник хочет отправиться на поиски последней части Рукописи.
— А я думала, что Рукопись известна нам целиком! — удивилась Сара. — Правда, я-то изучала в основном то, что имеет отношение к моим занятиям, а в остальное особенно не вчитывалась.
Я вдруг испугался, что потерял Сарины бумаги с перево дом, и схватился за карман. Они были там, свернутые в ру лончик.
— Что интересно, — сказала Сара, — оказывается, энергетическое поле лучше всего видно на рассвете или на закате. Если хотите, мы можем встретиться завтра с восходом солнца и попробовать еще раз.
Она протянула руку за своими бумагами.
— А я за это время успею сделать для вас копию перевода. Возьмете ее с собой.
Я подумал. Почему бы не попробовать, хуже не будет.
— Ладно. Только я спрошу у своего спутника, есть ли у нас время. — Я улыбнулся. — А почему вы думаете, что у меня получится увидеть эту вашу энергию?
— Предчувствие!
Мы договорились, что встречаемся на холме ровно в шесть утра, и я в одиночестве пошагал к дому. До него было около мили. Солнце уже закатилось, но края серых облаков, скопившихся у горизонта, еще полыхали багрянцем. Было прохладно, но безветренно.
В обширном обеденном зале я увидел скопившуюся у раз даточной стойки очередь. Почувствовав пробудившийся аппетит, я пристроился к ее началу, чтобы посмотреть, что дают на обед. И тут я увидел непринужденно болтающих Билла и профессора Хейнса.
— Привет! — сказал Билл. — Ну, как день прошел?
— Просто здорово!
— Вот, познакомьтесь, это Уильям Хейнс.
— А мы уже познакомились. Профессор приветствовал меня кивком.
Я рассказал о назначенной на завтрашнее утро встрече, и Билл ответил, что я вполне успею сходить на делянку, по тому что ему надо будет еще кое с кем встретиться, так что раньше девяти мы всё равно не уедем.
Очередь продвигалась. Я хотел уйти в хвост, но стоящие за нами предложили мне присоединиться к друзьям. Я встал рядом с профессором.
— Ну, как вам наши опыты? — спросил он.
— Еще не знаю, — искренне ответил я. — Всё это очень нео бычно. Об энергетических полях я вообще впервые услышал.
— О них мало кто слышал. А ведь что интересно: эта энер гия — как раз и есть то, что наука всегда усердно искала, — пер вооснова материи. Со времён Эйнштейна одной из главных задач физики считается построение единой теории поля. Не знаю, удастся ли решить эту задачу нам, но, во всяком случае, Рукопись дает очень интересные подсказки.
— А что нужно, чтобы ученые единодушно признали новую энергию?
— Нужно научиться ее измерять. Само по себе ее существование, в конце концов, не такая уж новость. Мастера карате, например, называют ее «ци». Именно с ее помощью они проделывают свои невероятные трюки — разбивают кирпичи ребром ладони или, например, один человек усаживается на месте и четверо не могут его столкнуть. Да и наши, западные спортсмены — все мы видели прыжки, повороты и воздушные полеты, которые бросают вызов земному притяжению. Всё это примеры того, на что способен человек, когда получает доступ к скрытой в его организме энергии. Наука, конечно, не примет эти идеи, пока все не научатся это видеть.
— А сами вы видели? — спросил я.
— Видел кое-что. Немного. Эта способность вообще-то зависит от того, что мы едим.
— Правда? А как?
— Здесь, в Висьенте, например, люди, способные видеть поле, питаются, в основном, овощами, но не любыми, а теми высокоценными, которые сами тут выращивают.
Он кивнул на стойку.
— Вот и здесь подают блюда из этих овощей, хотя, слава Богу, есть у них и курица с рыбой для неисправимых мясоедов вроде меня. Но если я принуждаю себя к вегетарианской пище, то и я вижу кое-что.
Я спросил, почему он тогда не переходит на овощную диету окончательно.
— Да я и сам не знаю, — ответил он. — Привычка — вторая натура.
Подошла наша очередь, и я взял себе овощи. Мы присели втроем к большому столу, где уже обедала другая компания, и целый час проговорили. Потом мы с Биллом пошли заб рать из джипа вещи.
— А вы-то видели эти энергетические делянки? — спросил я. Он улыбнулся и кивнул.
— Моя комната на первом этаже, — сообщил он. — Ваша на третьем, номер триста шестой. Ключ можете взять у служащего, в холле.
Телефона в моей комнате не было, но служащий усадьбы, с которым я поговорил в холле, твердо пообещал, что ровно в пять утра меня разбудят. Я забрался в постель и немного еще поразмыслил.
День выдался длинный и полный впечатлений. Я понимал теперь, почему Билл не стал рассказывать о Тре тьем откровении. Он хотел, чтобы я пережил его на свой соб ственный лад. Потом я провалился в сон.
Меня разбудил громкий стук в дверь. Я схватился за часы — ровно пять утра. Я крикнул стучащему «Спасибо!», встал и подошел к небольшому окну. Было ещё совсем темно, но на восточном краю неба уже занялась бледная полоска света.
Я сходил в ванную и принял душ, быстро оделся и спус тился вниз. Столовая была уже открыта, несмотря на ранний час, и там завтракало на удивление много народу. Я ограни чился фруктами. Потом я поспешил на улицу.
Предутренний туман стелился над землей, укутывал отда ленные луга. Птицы на ветвях уже начали утреннюю пере кличку. На горизонте показался край солнечного диска, жи вописно окаймляя глубокую небесную синеву ярко-розовым свечением.
Я явился к месту встречи на пятнадцать минут раньше условленного часа, сел, прислонясь к стволу могучего дере ва и залюбовался густым шатром ветвей над головой. Через несколько минут на тропинке послышались шаги и я повер нулся туда, ожидая увидеть Сару.
Но оказалось, что там идет незнакомый человек лет сорока пяти. Он шел в мою сторо ну, не замечая меня, а когда, наконец, меня увидел, вздрогнул от неожиданности, заставив меня тоже вздрогнуть.
— О, привет! — произнес он с характерной бруклинской интонацией. Он был одет в джинсы и крепкие туристские ботинки и, судя по виду, находился в превосходной спортив ной форме. Его курчавые волосы на макушке уже поредели.
Я кивнул.
— Извините, что я так внезапно на вас наскочил.
— Пустяки!
Он представился — его звали Фил Стоун. Я, представив шись в ответ, объяснил, что жду здесь знакомую.
— Вы, наверное, тоже заняты тут какими-нибудь исследованиями? — спросил я.
Да нет. Я из университета Южной Калифорнии, наша группа работает в другой части Перу. Мы занимаемся про блемами защиты сельвы от истребления. А сюда я при каж дой возможности приезжаю отдохнуть. Мне нравится, что тут леса совсем другие.
Он посмотрел по сторонам.
— Вы знаете, что тут некоторым деревьям чуть ли не по пять сотен лет? Это настоящий девственный лес, такие сейчас не часто встретишь. Идеальное экологическое равновесие: большие деревья затеняют подлесок, давая возможность буйного роста многочисленным видам тропических растений.
В сельве тоже есть старые деревья, но там всё по-другому. Сельва — настоящие джунгли, а здесь скорее похоже на леса умеренного климата, как в Штатах.
— Я таких лесов не видел никогда.
— Понятно, их совсем мало осталось. Большинство из тех, которые я знаю, правительство продало на нужды лесозаготовки. Для них лес — всего лишь источник древесины. Будет ужасно жаль, если и эти места загубят. Посмотрите, какая здесь энергия!
— А вы ее видите? — спросил я.
Он пристально посмотрел на меня, решая, стоит ли раз говаривать со мной об этом.
— Да, вижу, — сказал он наконец.
— А у меня никак не получается, — пожаловался я. — Я пробовал вчера, когда здешние ребята занимались медитацией на делянке.
— Ну, у меня поначалу тоже не особенно получалось. Пришлось начать с созерцания собственных пальцев.
— Пальцев?
— Пройдемте-ка вон туда, — он показал на более открытое место, где сквозь листву просвечивала небесная синева. — Я вам покажу.
Мы перешли туда, и Фил начал урок.
— Откиньтесь назад и соедините кончики указательных пальцев. Держите руки так, чтобы видеть пальцы на фоне неба. Теперь слегка разведите пальцы и смотрите между ними. Что-нибудь видите?
— Какие-то мурашки в глазах.
— Не обращайте на это внимания. Расфокусируйте взгляд, сведите снова кончики пальцев, потом опять разведите.
Я слушал его и шевелил пальцами, не совсем понимая, что значит расфокусировать взгляд. Рассеянно взглянув на про межуток между кончиками пальцев, я вдруг увидел, что их очертания стали размытыми и от пальца к пальцу тянется нечто вроде струйки дыма.
— О Боже! — воскликнул я и поторопился рассказать Филу об увиденном.
— Вот-вот, это оно самое, — обрадовался он. — Ну, теперь потренируйтесь немного.
Я стал сводить и разводить пальцы, ладони, запястья. И каждый раз мне удавалось увидеть струйку энергии между ними. Наконец я опустил руки и посмотрел на Фила.
— А, вы хотите на мою энергию взглянуть? — понял он. Он отошел на несколько шагов и встал так, чтобы я видел его на фоне неба. Я стал в него вглядываться, но тут за спиной у меня послышались шаги, и я отвлекся. Я оглянулся и увидел Сару.
Фил шагнул ей навстречу, широко улыбаясь.
— Ах, вот, значит, кого вы ждали!
Сара тоже улыбалась.
Привет, я тебя знаю! — сказала она Филу. Они тепло обнялись. Сара повернулась ко мне.
— Извините, что запоздала. Внутренний будильник почему-то сегодня не сработал. Только, кажется, я знаю почему — чтобы вы с Филом смогли познакомиться и пообщаться. Чем занимались?
— Он научился видеть энергетическое поле между паль цами, — доложил Фил.
Сара посмотрела на меня с одобрением.
— В прошлом году мы с Филом учились тому же на этом самом месте. Фил, давай-ка станем спиной друг к другу, может, он увидит поле между нами.
Они встали спина к спине. Я попросил их подойти побли же ко мне. Они понемногу придвигались, пока между нами не осталось и двух шагов. На глубокой синеве неба, которое еще не успело посветлеть в этом направлении, четко выде лялись их фигуры, а между ними, к моему удивлению, воздух засветился нежным желтовато-розовым мерцанием.
— Он видит! — воскликнул Фил, поняв все по выражению моего лица.
Сара, взяв Фила за руку, отвела его от меня на пару шагов подальше. Их головы и плечи окутало явственно видимое бело-розовое энергетическое поле.
— Прекрасно! — Сара была очень серьезна. Она подошла ко мне и присела на корточки рядом. — А теперь посмотрите, какая красота вокруг.
И тут я испытал настоящее потрясение. На меня нахлы нули цвета и формы окружающих растений. Каждый из ги гантских дубов воспринимался мною целиком и во всех подробностях, я видел неповторимую форму каждой ветви.
Переводя взгляд от одного дерева к другому, я впитывал их глазами, и мне казалось, что я вижу их в первый раз, впер вые ощущаю их присутствие.
Потом мое внимание привлек пышный подлесок с его яр кой тропической зеленью. И снова я видел всё вместе и каж дое растение в отдельности, в его неповторимой индивиду альности.
Я заметил, что растения определенных видов тянутся друг к другу, образуя маленькие сообщества, — например, вок руг высоких пальмовидных растений, похожих на бананы, собирались небольшие филодендроны, под которыми, в свою очередь, селились низкие, но пышные папоротники. И ни одна форма листа, ни один изгиб ветви не повторялись.
Мне бросилось в глаза растущее в трех шагах от меня листопадное растение. Это был пестролистый филодендрон, я держал такие дома, но впервые видел такой совершенный, пышущий здоровьем и жизненной силой, так широко рас кинувший ярко-зеленые листья экземпляр.
— Ну-ка, сосредоточьтесь на нем, — велела Сара. — Только не напрягайтесь.
Глядя на филодендрон, я экспериментировал с тем, что Фил назвал фокусировкой взгляда. Когда я попробовал сосре доточиться на пространстве в пределах пятнадцати сантимет ров от листьев, я понемногу стал различать мерцающий свет — и вдруг, удачно направив взгляд, я разом увидел молочно-бе лый светящийся ореол, окутывающий все растение.
— Вот теперь я что-то вижу, — объявил я.
— А теперь посмотрите вокруг, — предложила Сара.
Я шагнул назад и остолбенел. Абсолютно каждое растение было окружено светлым ореолом, ясно видимым, но совер шенно прозрачным, не мешающим смотреть. Эти ореолы только усиливали ощущение неповторимой красоты каждо го куста, дерева, травинки.
Получалась такая лестница восприятия: сначала я просто видел растения. Потом я ощутил живое присутствие и непов торимость каждого. А когда я приблизился к восприятию чистой красоты их физического облика, мне оставался толь ко шаг до того, чтобы увидеть энергетические поля.
— Попробуйте посмотреть сюда, — сказала Сара.
Она села на землю между мной и филодендроном лицом к растению. Светящееся белое облачко, окружающее ее, по далось вперед и окутало филодендрон. Собственное поле растения при этом заметно расширилось
— Ну и ну! — воскликнул я. Мои друзья рассмеялись. Через минуту я и сам хохотал. Я отчетливо понимал необычайность происходящего, но чувствовал себя легко и свободно — а ведь я только что видел воочию вещи, в реальность которых не верил еще полчаса назад.
Как ни странно, зрелище энергетических полей не превращало окружающее в фантасмагорию, а, наоборот, усиливало ощущение прочной реальности.
Но в то же время всё вокруг преобразилось. Я мог срав нить это только с кинофильмом, где, показывая лес, усили вают насыщенность и контрастность цвета, чтобы создать впечатление таинственности.
Стволы, зелень, небо казались ярче, рельефнее, слегка подрагивали — всё казалось живым и даже обладающим сознанием, противореча обыденным представлениям. Я знал, что больше никогда не смогу сколь зить по лесу равнодушным взглядом.
Я посмотрел на Фила.
— Попробуйте теперь вы присесть и направить свою энергию на этот филодендрон, — попросил я. — Хочу сравнить.
Моя просьба его смутила.
— У меня не получится, — сказал он. — Сам не знаю почему.
— Это не у всех получается, — вставила Сара. — Мы еще не всё понимаем. Марджори отбирает из своих студентов тех, кто на это способен. Наши психологи пытаются как-то связать эту способность со свойствами характера, но пока безуспешно.
— А ну-ка я попробую! — решился я.
— Валяйте! — согласилась Сара.
Я сел лицом к филодендрону. Сара и Фил стояли по обе стороны от меня.
— С чего начинать?
— Просто нацельте свое внимание на растение и попытайтесь наполнить его своей энергией — словно надуваете воздушный шарик.
Я уставился на филодендрон, представляя себе, как внут ри его расширяется облако энергии. Через несколько минут я поднял глаза к своим друзьям.
— Как ни жаль, — сказала Сара с усмешкой, — вы, очевидно, не принадлежите к избранным.
Я поглядел на Фила с шутливым отчаянием.
Тут до нас долетели негодующие восклицания снизу, от тропинки, и наш разговор прервался. Из-за деревьев мы ви дели, как мимо прошло несколько человек, сердито перего вариваясь.
— Кто это такие?,— спросил Фил.
— Понятия не имею, — ответила Сараи — Видимо, очередные наши критики.
Теперь лес казался мне совершенно обыкновенным. Я испугался.
— Послушайте, я больше не вижу полей! — воскликнул я.
— Вас, видимо, приводит в уныние человеческая злоба, верно?— заметила Сара
Фил с улыбкой потрепал меня по плечу.
— Не расстраивайтесь, увидите, когда захотите. Это всё равно, что научиться ездить на велосипеде, — уже не разучишься. Начните с созерцания красоты, и все вернется.
И тут я вспомнил о времени. Солнце уже поднялось вы соко, и легкий утренний ветерок раскачивал верхушки дере вьев. Я взглянул на часы. Без десяти восемь.
— Мне, пожалуй, пора.
Сара и Фил решили меня проводить. Когда мы вышли на дорожку, я оглянулся на поросший лесом склон холма.
— Чудесное место! — сказал я. — Жаль, что в Штатах таких больше не осталось.
— Когда вы научитесь видеть энергию повсюду, — ответил Фил, — вы поймете, сколько жизни и движения в этом лесу. Взять хоть эти дубы. Их почти не осталось в Перу, а здесь, в Висьенте, они растут. В промышленном лесу — особенно если, гонясь за выгодой, вырубают лиственные породы, оставляя одни сосны, — уровень энергии очень низок. А в городах она вообще совсем другая, если не говорить о людях.
Я пробовал созерцать растения по сторонам дороги, но на ходу это делать не удавалось, внимание рассеивалось.
— А вы уверены, что я снова смогу видеть поля? — спросил я.
— Совершенно уверена, — ответила Сара. — Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь, уже обнаруживший эту способность, потом ее лишился. У нас тут побывал один офтальмолог. Он пришел в полный восторг, когда увидел поля в первый раз.
Оказалось, что он занимался аномалиями зрения, в том числе, некоторыми видами дальтонизма, и пришел к выводу, что у некоторых людей глазные рецепторы слишком, как он это называл, «ленивые».
Ему удавалось научить своих пациентов видеть цвета, которых они до того не восприни мали. Он считал, что для того, чтобы видеть энергию, нужно фактически сделать то же самое — расшевелить спящие рецепторы. Теоретически это доступно всем.
— Хотел бы я жить поблизости от такого места! — вздохнул я.
— Кто бы не хотел! — отозвался Фил. — Сара, а Хейнс еще здесь?
— Здесь, — ответила Сара. — Куда же он от нас денется! Фил повернулся ко мне.
— Вот, между прочим, кто проводит интереснейшие опыты с энергией. Оказывается, она может произвести на человека удивительное действие.
— Я знаю, — сказал я, — я с ним вчера разговаривал.
— Когда я тут был в прошлый раз, — продолжал Фил, — он мне рассказывал, что задумал серию опытов, чтобы узнать, как действует на человека простое пребывание в месте с сильным энергетическим зарядом, например, в этом лесу. Он собирался применить свою прежнюю методику оценки жизнедеятельности органов по анализам крови.
— А я и так знаю, каким окажется это действие, — вставила Сара. — Как только я приезжаю в Висьенте, сразу начинаю лучше себя чувствовать. Все способности обостряются. Прибывает сил, думать начинаю яснее и быстрее. И потрясающе обостряется интуиция, а это так важно для моих физических исследований.
— А над чем вы работаете? — спросил я.
— Помните, я вам рассказывала о поразительных явлениях микрофизики, когда элементарные частицы оказывают ся именно там, где их ожидает увидеть экспериментатор?
— Помню, конечно.
— Ну вот, а я поставила серию опытов при более общей постановке вопроса. Меня, в данном случае, интересует не решение чисто физических задач, которыми занимаются мои коллеги-атомщики, а проблема, о которой я вам уже говорила: в какой степени физический мир, как целое, — мир, первоосновой которого является все та же энергия, — способен откликаться на наши ожидания? Другими словами, в какой степени наши ожидания формируют окружающую нас действительность?
— Вы имеете в виду значащие совпадения?
— Да! Переберите-ка события собственной жизни. В на шем обществе господствует ньютоновский принцип — все совпадения, не обусловленные причинно-следственной связью, чисто случайны. Можно быть готовым к случайностям и принимать разумные решения, но связи между случайными событиями и нашими чувствами и мыслями никакой нет.
Но, открытия, сделанные в физике за последние годы, дают нам основание спросить себя: а не является ли Вселен ная более живой и сложной, чем мы считаем? Возможно, что механистический взгляд на связь событий — только первое и грубое приближение, а существует еще тонкое реагирова ние на проявления нашей ментальной энергии?
Что, соб ственно, тут невозможного? Если мы можем заставить рас тения быстрее расти, почему мы не можем ускорять ход других событий? Или, наоборот, замедлять, если нужно?
— А Рукопись что-нибудь говорит об этом? Сара улыбнулась.
— А как же! Все наши идеи оттуда.
Она на ходу порылась в рюкзаке и извлекла оттуда стоп ку бумаги.
— Вот, я сделала для вас копию.
Мельком взглянув на бумаги, я сунул их в карман. Мы шли через мост, и я на минуту задержался, разглядывая буйную зелень. Правильно сфокусировав взгляд, я немедленно уви дел энергетические поля, окутывающие всё вокруг меня. У Сары и Фила они светились зеленовато-желтым светом, хотя в Сарином поле время от времени появлялись нежно-розо вые вспышки.
Внезапно оба они остановились, настороженно глядя перед собой. Впереди показался мужчина, размашисто ша гающий в нашу сторону. Несмотря на охватившую меня не понятную тревогу, я старался удержать восприятие энергии.
Когда он подошел поближе, я его узнал: это был один из представителей Перуанского университета — тот из троих, что был повыше, — которые вчера искали опытные делян ки. Его поле было окрашено в багровые тона.
Подойдя к нам, он высокомерно обратился к Саре:
— Вы, как я понимаю, тоже имеете отношение к науке?
— Да, — коротко ответила она.
— Тогда как вы терпите эти, с позволения сказать, исследования? Был я на этих делянках — поразительно неряшливые опыты! Всё пущено на самотек. Некоторые растения действительно крупнее других, но это может объясняться десятком причин. А у вас только одна контрольная группа!
— Нам этого пока хватает, ведь мы изучаем только общие тенденции, — ответила Сара. Я заметил, что она старается сдерживаться, но голос ее подрагивал от скрытого раздражения.
— Вы постулируете наличие какой-то якобы визуально наблюдаемой энергии, лежащей в основе биохимических процессов — экая чушь! У вас нет доказательств.
— Мы их ищем.
— Как же можно говорить о существовании чего бы то ни было, не имея доказательств! Это ненаучно!
Оба были уже порядком рассержены. Я, однако, слушал их вполуха — моё внимание было занято изменениями в энер гетических полях спорщиков. С началом дискуссии мы с Филом отошли в сторонку, а Сара и ее оппонент стояли ли цом к лицу на расстоянии двух шагов друг от друга,
И немед ленно их поля усилились и завибрировали, а во время спо ра стали смешиваться, проникая одно в другое. Когда один из противников подавал реплику, его поле втягивало в себя, словно засасывая, поле противника, а когда тот возражал, процесс шел в другую сторону. Создавалось впечатление, что целью спора является захват чужого поля.
— А кроме того, — говорила Сара, — мы ведь наблюдали явления, которые исследуем!
— Значит, вы не только никудышные ученые, а еще и не нормальные вдобавок!
И, окинув Сару презрительным взглядом, он пошел прочь.
— А вы просто динозавр! — крикнула Сара ему вслед. Мы с Филом рассмеялись, но Сара разъярилась не на шутку.
— Не выношу подобных людей! — воскликнула она, когда мы пошли дальше.
— Остынь! — сказал Фил. — Такие люди были и будут, ничего не поделаешь.
— Но почему их так много! — не унималась она. — Почему они на каждом шагу!
Мы подошли к дому. Билл уже стоял подле джипа. Дверцы машины были распахнуты, на капоте разложены инструмен ты. Билл сразу заметил меня и замахал мне рукой, подзывая.
— Ну что же, мне пора! — сказал я своим спутникам.
Это были первые слова, произнесенные после десятими нутного молчания, которое воцарилось после того, как я попытался описать то, что видел во время спора. Видимо, мне это плохо удалось, потому что Сара и Фил ответили мне только непонимающими взглядами и погрузились в соб ственные мысли.
— Рада была с вами познакомиться, — сказала Сара, протянув руку.
Фил смотрел на джип.
— Это кто там, не Уилсон ли Джеймс? — спросил он. — Это с ним вы едете?
— Да, а что?
— Просто спрашиваю. Я его и раньше видел. Он друг здешнего владельца и одним из первых заговорил об энергетических полях.
— Пойдемте, я вас познакомлю, — предложил я.
— Да нет, мне уже пора. Мы, конечно, еще увидимся. Вас обязательно потянет вернуться сюда.
— Не сомневаюсь!
Сара тоже заторопилась идти. Если она мне понадобится, сказала она, всегда можно будет ей написать на адрес помес тья. Я ещё раз поблагодарил обоих за полученные уроки.
На прощание Сара очень серьезно сказала:
— Способность видеть энергию — и, следовательно, по-новому воспринимать окружающее — передается от человека к человеку, подобно инфекции. Мы не понимаем, как это происходит, но тот, кто общается с видящими, и сам, как правило, начинает видеть. Поэтому, постарайтесь обучить этому других.
Я кивнул и поспешил к джипу. Билл встретил меня улыбкой.
— Ну, как, вы готовы? — спросил я.
— Самая малость осталась. Как провели утро?
— Было очень интересно. Я многое хочу обсудить с вами.
— Только не сейчас, — ответил он. — Надо уносить отсюда ноги. Дела обстоят не лучшим образом.
Я подошел ближе.
— Случилось что-нибудь?
— Да нет, пока ничего страшного. Я потом расскажу. Идите за вещами.
Я поднялся на третий этаж и взял из своей комнаты то немногое, что у меня с собой было. Билл говорил, что мы — личные гости хозяина и платы с нас не возьмут, поэтому я просто вернул на пост ключ и направился к джипу.
Билл, ковыряющийся в двигателе, захлопнул при моем приближении крышку капота.
— Ну, вот и всё, — сказал он. — Поехали!
Мы вырулили со стоянки и покатили по гравию к глав ным воротам усадьбы. Вслед за нами отъехало еще несколь ко машин.
— Что же всё-таки случилось? — спросил я.
— Это всё местные чиновники! — ответил он. — Да еще какие-то шишки из научных кругов. Накатали жалобу на здешних исследователей. Прямых обвинений в нарушении закона нет, но они утверждают, что здесь толчется нежелательная, как они выражаются, публика, шарлатаны от науки. Это может сильно повредить исследованиям. Не исключено, что усадьбу вообще прикроют.
Я смотрел, ничего не понимая. Он продолжал:
— Видите ли, тут ведь много ученых собирается, и только малая часть имеет отношение к Рукописи. Остальные занимаются своим, сюда их привлекает просто приятная обстановка. А если власти начнут совать сюда нос; никто не захочет приезжать.
— Но вы же говорили, что Висьенте — источник валютных поступлений и властям это выгодно, поэтому они не вмешиваются.
Так оно и было. А теперь не знаю — очень уж они задергались из-за Рукописи. Кому-то она здорово мешает.
На делянках что-нибудь заметили?
— Нет, просто там немного удивляются, что вдруг появилось сразу столько злобных критиков.
Билл замолчал. Мы выехали из ворот усадьбы и поверну ли к юго-востоку. Проехав около мили, мы свернули на дру гую дорогу, ведущую прямиком на восток, к далеким горам.
— Сейчас будем проезжать мимо опытных делянок, — сообщил Билл.
Показался первый из знакомых металлических сараев. Когда мы поравнялись с ним, дверь его открылась и в выхо дящей женщине я узнал Марджори. Наши глаза встретились, она улыбнулась. Мы с ней смотрели друг на друга, пока джип не проехал.
— Кто это? — спросил Билл.
— Мы с ней вчера познакомились, — ответил я, слегка смутившись.
Билл кивнул и заговорил о другом.
— Ну, как, вы познакомились с Третьим откровением?
— У меня даже есть экземпляр, — похвастался я.
На это он ничего не ответил и погрузился в свои мысли. Я вытащил перевод и нашел место, на котором остановил ся. Там говорилось, что ощущение прекрасного является для людей ключом к созерцанию энергетических полей. А пос ле этого, наше восприятие материального мира полностью преображается, изменяя и образ жизни.
Например, мы начинаем предпочитать «живые», насы щенные энергией продукты. Мы начинаем отличать богатые энергией местности — те, где природа сохранилась нетро нутой, особенно леса. Мне осталось всего несколько стра ниц, когда Билл неожиданно заговорил.
— Расскажите, что вы видели на участках.
Я пересказал ему всё, что произошло за эти два дня, ста раясь припомнить все подробности. Описал всех своих но вых знакомых. Когда я описывал встречу с Марджори, он заулыбался.
— А о других откровениях не заходил разговор? — спросил он, когда я кончил свой рассказ. — И о том, как опыты на участках связаны с Первым и Вторым откровениями?
— Нет, я вообще о них ничего не говорил. Сначала я помалкивал из осторожности, а потом решил, что уж эти-то люди наверняка знают больше меня.
— Мне кажется, если бы вы не осторожничали, вы бы могли сообщить им нечто очень важное.
— Я? Важное? Но что же?
— Вам лучше знать. — И он тепло улыбнулся.
Не зная, что сказать, я повернулся к окну. С приближени ем гор местность становилась более каменистой. По обеим сторонам дороги возвышались гранитные валуны.
— А как вы думаете, почему нам встретилась Марджори, когда мы проезжали мимо участков?
Я уже открыл рот, чтобы ответить: «Это простое совпаде ние», но осекся и сказал:
— Не знаю. А вы как думаете?
— Я думаю, что бессмысленных случайностей не бывает. По-моему это значит, что вы не успели что-то сказать друг другу.
Я и обрадовался, и огорчился. Меня всю жизнь упрекали в излишней замкнутости, скованности. Разговаривая с людь ми, я интересовался их мнением, но слишком часто умалчи вал о собственном. И вот теперь слова Билла снова застави ли меня пожалеть о своей скованности.
Я заметил к тому же, что с отъездом из Висьенте мое на строение изменилось. Там я чувствовал отвагу и уверенность в своих силах, а теперь ко мне вернулось мое прежнее уны ние и беспокойство.
— Вы меня огорчили, — пожаловался я. Билл засмеялся.
— Дело не во мне, — сказал он, — это на вас действует расставание с усадьбой. Там вы испытывали подъем благодаря высокой энергетике этого места. Не зря же люди туда стремятся. Все эти ученые — они даже не понимают, почему их так тянет туда. — Он заглянул мне в глаза. — Но мы-то с вами понимаем, в чем дело, верно?
Он посмотрел на дорогу и снова заботливо взглянул на меня.
— Уезжая из такого места, надо хорошенько зарядиться энергией.
Я ответил ему недоумевающим взглядом. Он ободряюще улыбнулся. Какое-то время мы молчали, потом он попросил:
— Расскажите еще об участках.
Я продолжал свой рассказ. Когда я дошел до того, как смог, наконец, увидеть энергию, Билл явно удивился, но промолчал.
— А вы видите поле?
— Вижу, — коротко ответил он. — Рассказывайте дальше. Он слушал не перебивая, пока я не дошел до Сариной стычки с перуанским ученым. Я описал, как менялись их поля во время спора.
— А что Сара и Фил говорят об этом? — спросил он.
— Ничего. Они как будто даже не поняли, о чём я толкую.
— Думаю, дело в том, что они полностью захвачены Третьим откровением и пока остановились на нем, а схватки за энергию — это содержание Четвертого откровения.
— Схватки за энергию? — удивился я.
Он молча улыбнулся и кивнул на бумаги, лежащие у меня на коленях. Я нашел место, на котором остановился, и стал читать дальше. А дальше как раз и излагалось Четвертое откровение.
Там говорилось, что люди научатся видеть мир таким, каков он есть — состоящим из динамической энергии, которая яв ляется источником наших сил и реагирует на наши ожида ния и надежды.
Мы поймем также, что сами отсоединили себя от главных источников этой энергии, и именно поэто му так слабы, не уверены в себе и беспокойны.
А поскольку каждый из нас бессознательно ощущает не достаток энергии, мы пытаемся его восполнить. Но умеем мы это делать единственным способом: похищать чужую энергию. Подспудная основа всех человеческих конфликтов — это схватка из-за энергии.
Битва за власть
Джип тряхнуло на выбоине проселочной дороги, я проснулся и посмотрел на часы. Было три часа дня. Я как следу ет потянулся, чтобы проснуться окончательно, и у меня за ломило в пояснице.
Дорога вымотала все силы. Весь вчерашний день мы еха ли не останавливаясь и часто меняли направление, словно Билл искал какого-то знака или приметы, которая указала бы путь.
Ночь мы провели в маленькой гостинице, где постели оказались жесткими, с какими-то комками в матрасах, и я почти не сомкнул глаз. И теперь, когда второй день путеше ствия оказался ничуть не лучше, я готов был возроптать.
Я взглянул на Билла. Всё его внимание было устремлено на дорогу, смотрел он сурово, и я решил его не отвлекать. Он был настроен столь же серьезно, как и несколько часов на зад, когда вдруг остановил машину и сказал, что у него есть ко мне разговор.
— Помните, я говорил, что откровения надо усваивать постепенно, одно за другим? — начал он.
— Конечно!
— И вы верите, что каждое само явит себя в свой срок?
— Во всяком случае, до сих пор так оно и было, — весело, почти легкомысленно ответил я.
Но Билл глядел очень серьезно.
— Третье откровение далось вам очень легко — чтобы по лучить его, оказалось достаточно явиться в Висьенте. А вот дальше дело может оказаться намного сложнее.
Он помолчал.
— Я думаю, что нам надо ехать на юг, в одну деревушку поблизости от Килабамбы. Она называется Кула. Там тоже растет девственный лес, в котором вам наверняка стоит побывать. А теперь самое главное.
Вам придется — и это, имейте в виду, для вас жизненно важно — всё время быть настороже. Совпадения будут происходить постоянно, и ваша за дача — не пропускать их. Вам понятно, о чём я?
Я ответил, что, по-моему, понимаю его и постараюсь за помнить его слова. Мы поехали дальше молча, и меня одо лел глубокий сон, о чем я сейчас весьма жалел, потому что поясницу ломило нестерпимо — видимо, я спал в неудобном положении. Я снова потянулся, и Билл искоса глянул на меня.
— Где мы? — спросил я.
— Снова в Андах.
Вместо прежней холмистой равнины нас окружали гор ные кряжи, разделенные долинами. Растительность была довольно скудная, деревья чахлые. Сделав глубокий вздох, я заметил, что воздух туг разреженный и холодный.
— Вот, наденьте-ка куртку. — Билл достал из дорожной сумки коричневую хлопчатобумажную штормовку. — Ближе к вечеру будет совсем холодно.
Впереди, за поворотом, нашу дорогу пересекала другая, поуже. На перекрестке расположились заправочная станция и скромный магазинчик с белыми стенами. В сторонке сто ял автомобиль с поднятым капотом, на крыле его была рас стелена тряпица с инструментами.
Мы как раз проезжали мимо магазина, когда оттуда вышел человек, бросивший бег лый взгляд на нашу машину. Он был светловолосый и круг лолицый, в очках с массивной темной оправой.
Я присмотрелся к нему, и в голове у меня всплыли воспо минания пятилетней давности.
— Знаете, — сказал я Биллу, — этот человек ужасно напоминает мне одного старого друга. Хотя это, конечно, не он. Просто я его пять лет не вспоминал, а тут вспомнил. Мы работали когда-то вместе.
Я заметил, что Билл пытливо смотрит на меня.
— Я же говорил, что надо быть настороже. Давайте-ка вернемся. Может быть, этому парню не помешает наша помощь. Он вроде бы не местный.
Проехав чуть подальше, мы нашли место, где можно было развернуться, и вернулись к перекрестку. Очкарик возился с двигателем. Билл подъехал поближе и высунул голову из окна.
— Вам помочь?
Незнакомец поправил сползшие на кончик носа очки. Точно так же, тыльной стороной ладони, поправлял свои окуляры мой давний друг.
— Видите ли, — был ответ, — я где-то потерял водяной насос, и это создает неудобства.
Он был невысок и худощав, лет сорока на вид. Его англий ские фразы были построены слишком тщательно, и говорил он с французским акцентом.
Билл немедленно вылез из машины и приступил к зна комству. Улыбка и рукопожатие блондина тоже показались мне очень знакомыми. Его звали Крис Рено.
— Судя по вашей речи, вы, должно быть, француз, — заметил я.
— Так и есть, — ответил он. — Я работаю в Бразилии, преподаю психологию. А сюда, в Перу, я приехал в поисках информации об одном старинном документе, который тут был обнаружен. Это некая Рукопись.
Я немного поколебался — можно ли ему довериться? — но всё же решился.
— Мы тоже здесь из-за нее.
На его лице отразился неподдельный интерес.
— Что же вы о ней знаете? Список у вас есть?
Тут из магазина вышел Билл, хлопнув стеклянной дверью.
— Нам, считай, повезло, — сообщил он. — Хозяин предоставляет место для палаток. Горячая еда тоже есть. Вполне можем тут переночевать. — Он повернулся к Рено и вопро сительно посмотрел на него. — Если вы, конечно, не возражаете против нашего общества.
— Конечно, конечно, — заверил тот, — я очень рад. Новый насос доставят только завтра.
Тут они погрузились в обсуждение технических характе ристик и достоинств внедорожника, принадлежащего Рено. Я, тем временем, прислонясь к джипу, грелся на солнышке, погрузившись в приятные воспоминания о старом друге, которого мне напоминал новый знакомый.
Друг этот был остроглазый и любознательный — каким и француз мне по казался — и большой любитель чтения, Он всегда был готов обсудить какую-нибудь новую теорию. Только вот подробностей наших разговоров я, за давностью времени, припомнить не мог. Билл хлопнул меня по спине.
— Ну, пошли разбивать лагерь!
— Иду, иду! — рассеянно отозвался я.
Он вытащил через заднюю дверь палатку и спальные мешки и сунул их мне, а сам захватил брезентовый мешок с теплой одеждой. Рено запирал свою машину. Мы обошли магазин и стали спускаться по каменным ступенькам.
Спра ва был крутой каменный обрыв, а налево вела узенькая тро пинка. Пройдя немного по ней, мы услышали шум горного водопада. Было прохладно и пахло мятой.
Мы вышли на ровный участок с небольшим озерцом. Кто-то уже расчистил место для палатки, выложил из плоских камней основание для костра и даже сложил у ближайшего дерева небольшую поленницу.
— Отлично! — обрадовался Билл и начал раскидывать большую четырехместную палатку. Правее стал устраиваться Рено со своей палаткой, поменьше.
— Вы с Биллом научные работники? — поинтересовался Рено. Билл к этому времени закончил ставить палатку и по шел узнать насчет обеда.
— Уилсон работает проводником. А я, в данное время, во обще не имею определенных занятий.
Рено захлопал глазами. Я улыбнулся и спросил:
— Вы уже успели ознакомиться с Рукописью, хотя бы частично?
— Я знаю Первое и Второе откровения, — тихонько сказал он, подходя поближе. — И знаете, что я вам скажу? То, что говорится в Рукописи, — чистая правда. Мы действительно начинаем видеть мир по-другому. Будучи психологом, я это ясно вижу.
— Что же именно вы видите? Он перевел дыхание.
— Моя специальность — межличностные конфликты. Я стараюсь понять, почему в человеческих отношениях столько насилия и агрессии. Давно известно, что агрессия порождается стремлением к господству над людьми, желанием подчи нить их своей воле, но только в последнее время мы, конф ликтологи, стали изучать это явление изнутри, с точки зрения индивидуальной психики.
Мы спросили себя: откуда же воз никает в человеке эта страсть к господству над другими, что ее порождает? И вот что выяснилось. Предположим, один человек подходит к другому и вступает с ним в разговор.
Это случается каждый день, миллиарды раз, во всём мире. И ока зывается, что, в зависимости от того, как протекает общение, человек этот к концу разговора будет чувствовать себя либо набравшимся сил, либо, наоборот, ослабевшим.
По выражению моего лица он догадался, что я ничего не понял, и смутился, решив, что мне неинтересна длинная лекция на столь специальную тему. Но я попросил его про должать.
Именно поэтому, — стал он объяснять дальше, — нам так важно обернуть каждый разговор к своему возвышению над собеседником. Независимо от содержания беседы, мы стремимся одержать в ней верх, навязать свою точку зрения. Если это удаётся, мы чувствуем, что одержали психологичес кую победу.
Следовательно, из каждого акта общения люди стремят ся извлечь выгоду — я имею в виду не материальную выгоду, а психологическую. Именно в этом и заключается причина такого множества конфликтов, совершенно неоправданных с точки зрения здравого смысла, — и не только в индивиду альном общении, но и в международных отношениях.
Специалисты в области психологии общения считают, что, как раз сейчас, всё более широкий круг людей начинает это понимать. А если человек осознает свое подспудное стремление навязывать всем подряд свою волю, он может переосмыслить свое поведение.
Думаю, что в этом переосмыслении и состоит преображение общественного созна ния, о котором говорится в Рукописи.
Наш разговор прервал подошедший Билл, — Там уже накрывают на стол, — объявил он. Мы поспешили к дому. На первом этаже находились жи лые комнаты хозяев. Миновав гостиную, мы прошли в столовую. На столе уже стояли тарелки с тушеным мясом, кар тошкой и салатом.
— Прошу садиться, — приговаривал по-английски хозяин, суетясь вокруг стола. Тут же находилась средних лет женщина — видимо, его жена, — и девочка лет пятнадцати.
Садясь за стол, Билл нечаянно смахнул вилку, и она шум но свалилась на пол. Хозяин бросил быстрый взгляд на жену, а та, в свою очередь, сердито прикрикнула на девочку — ви димо потому, что та не бросилась сразу же за чистой вилкой.
Девочка поспешила в соседнюю комнату, принесла вилку и робко протянула ее Биллу. Ее рука дрожала, сама она сутули лась. Я переглянулся с Рено.
— Приятного аппетита, — сказал хозяин, ставя передомной тарелку.
За обедом Билл толковал с Рено о превратностях акаде мической жизни, сложности преподавания и проблемах с публикациями. Хозяин удалился, но его жена осталась сто ять на пороге.
Когда пришло время десерта и они с девочкой подавали каждому из нас по тарелке с куском пирога, девочка задела локтем мой стакан и вода выплеснулась на стол. Женщина свирепо накинулась на нее, громко крича по-испански, и оттолкнула ее от стола.
— Ах, извините, извините!— приговаривала она, вытирая воду. — Эта девчонка такая неуклюжая!
Девочка, вспыхнув от ярости, швырнула в мать остатками пирога. Она, к счастью, промахнулась, и ошметки пирога и осколки разбившейся тарелки усеяли стол. В эту минуту во шел хозяин.
Он рявкнул, и девочка выбежала из комнаты.
— Извините! — произнес он, подбегая к столу.
— Пустяки! — поспешил я ответить. — Не ругайте слишком вашу дочку.
Билл уже встал. Мы расплатились и поспешили уйти. Не проронивший до этого ни слова Рено заговорил, когда мы шли по ступенькам к своим палаткам.
— Вы рассмотрели эту девочку? — спросил он у меня. — Вот вам классический пример психологической агрессии. Вот к чему приводит стремление подавлять и господство вать. Родители полностью подчинили себе девочку. Поэто му, она такая нервная, поэтому и горбится.
— Да, — ответил я. — Но, кажется, у нее кончилось терпение.
— Вот именно. Родители всё время понукают и пилят ее, а она не знает других способов самозащиты, кроме вспышек ярости. Только эти вспышки и позволяют ей ощутить, что она — не пустое место.
К сожалению, когда она вырастет, она будет обращаться со всеми, кто от нее зависит, и в первую очередь со своими детьми, так же, как обращались с ней самой. Она будет думать, что для людей естественно подавлять друг друга. Детские травмы оставляют неизгладимый след.
Я уверен, что и ее родители в детстве испытывали такое же обращение. Они придираются к дочери, потому что их собственные родители, в свое время, придирались к ним. Вот так-то и передается от поколения к поколению механизм психологической агрессии.
Рено внезапно остановился.
— Я забыл спальный мешок в машине, — сказал он. — Сей час вернусь.
Я кивнул, и мы с Биллом пошли дальше, к палаткам.
Вы много разговариваете с Рено, — заметил он.
Да.
Билл улыбнулся.
— Вот только говорит-то по большей части он. Вы слушаете, задаете вопросы. А вам самому что же, нечего рассказать?
— Просто мне интересно было послушать его. — Снова мне приходилось оправдываться из-за своей скованности!
Билл продолжал, не реагируя на мой тон:
— Вы обратили внимание на энергообмен между членами этого семейства? Отец с матерью буквально высасывали энергию из ребенка. Девочка истощена до полусмерти.
— Я и забыл следить за их полями, — признался я.
— А как вы думаете, Рено интересно было бы это увидеть? И что вы, кстати, думаете о нашей с ним встрече?
— Да ничего особенного не думаю.
— А вам не кажется, что в ней есть значение и смысл? Вспомните: мы едем по дороге, вы замечаете человека, который напоминает кого-то из ваших старых друзей, и когда мы завязываем с ним знакомство, оказывается, что он тоже ин тересуется Рукописью. Как, по-вашему, похоже это на про стую случайность?
— Думаю, нет.
— Не исключено, что он встретился вам, чтобы сообщить нечто такое, из-за чего вам придется пробыть в этой стране подольше, И думаю, у вас есть что рассказать ему взамен.
— Может, и так. А что, по-вашему, я ему должен рассказать?
Билл посмотрел на меня со своим обычным выражением заботливого участия.
— Правду, — коротко ответил он.
Прежде чем я успел что-то сказать, на тропинке появил ся Рено и устремился к нам.
— Я прихватил с собой фонарик — вдруг понадобится, — объявил он.
Только сейчас до меня дошло, что вечер уже наступил. Я поднял глаза. Солнце уже село, но вся западная сторона неба еще полыхала алым огнем, а немногочисленные облачка отсвечивали темным багрянцем. Мне показалось, что я вижу белое свечение вокруг ближних растений, но это длилось всего мгновение.
— Красивый закат! — заметил я.
Билл скрылся в палатке. Рено извлекал из чехла свой спальник.
— Да, очень, — рассеянно ответил он, не поднимая головы. Я подошел к нему. Он поднял ко мне глаза.
— А я ведь так и не спросил вас — какие откровения ус воили вы?
— Первые два я узнал с чужих слов. Потом мы двое суток пробыли в усадьбе Висьенте, я познакомился с тамошними исследователями, и мне дали перевод Третьего. Оно просто поразительно!
— У него загорелись глаза.
— И этот перевод у вас с собой!
— Да. Хотите почитать?
Он радостно схватил бумаги и немедленно отправился в свою палатку их читать. При помощи нескольких спичек и обрывка старой газеты я разжег костерок. Когда он весело запылал, Билл вылез из палатки.
— А Рено где? — спросил он.
— Читает перевод, который мне Сара дала.
Билл удобно уселся на толстое ошкуренное бревно, кото рое кто-то заботливо положил недалеко от костра. Я присое динился к нему. Уже совсем стемнело, и видны были смутные очертания деревьев слева от нас, неяркие огни автозаправки за спиной да слабо светился фонарь в палатке Рено.
Лес был наполнен звуками, многие из которых были мне незнакомы. Через полчаса Рено вышел из палатки с фонариком в руке. Он подошел и сел слева от меня. Билл сладко зевнул.
— Потрясающее откровение! — произнес Рено. — Но неужели кто-нибудь из вас действительно видел энергетические поля?
Я рассказал ему о своих наблюдениях, начиная с прибы тия в Висьенте и кончая моментом, когда я впервые разгля дел энергию. Некоторое время он молча переваривал мой рассказ, по том спросил:
— И что же, им действительно удается заставить растения быстрее расти, просто глядя на них?
— И не только быстрее расти, но и становиться более питательными.
— Но всё-таки, содержание откровения намного шире, — задумчиво произнес он, обращаясь скорее к самому себе. — Третье откровение состоит в том, что вся Вселенная построена из энергии, и мы можем влиять не только на растения, но и на многое другое.
Для этого нам надо научиться управлять нашей собственной энергией, той, которая находится в нашем распоряжении. — Он снова замолчал на минуту. — Интересно, как наша энергия влияет на других людей.
Билл с улыбкой взглянул на меня.
— Могу рассказать вам, что я видел, — предложил я. — Я наблюдал, что происходило с полями двоих людей во время спора. Это было поразительно!
Рено поправил сползшие очки.
— Да, пожалуйста, расскажите! Билл поднялся с бревна.
— Отправлюсь-ка я на боковую: — сказал он, зевая. — Что-то я малость притомился.
Мы пожелали ему доброй ночи, и он ушел в палатку. А я стал, как мог, рассказывать о стычке Сары с перуанским уче ным и о том, как вели себя при этом их поля.
— Подождите, подождите! — воскликнул Рено. — Вы что же, действительно видели, как поле каждого из них пыталось поглотить чужое во время спора?
— Вот именно!
Он задумался.
— Это надо как следует проанализировать. Итак двое спорят о том, кто из них более правильно оценивает некую ситуацию. Каждый желает доказать свою правоту, доказать, что другой неспособен к верным оценкам. Каждый хочет поколебать уверенность другого, при этом, они доходят до самой настоящей брани. Так, так...
После недолгого размышления он радостно воскликнул:
— Есть! Мне теперь всё понятно!
— Что именно? — удивился я.
— Наблюдения за человеческим энергообменом помогут нам понять, чего мы на самом деле домогаемся, когда спорим, бранимся и нападаем друг на друга. Подчиняя себе кого-то, мы отбираем его энергию.
Мы, так сказать, заряжаемся за чужой счет. Это и есть мотив всех конфликтов! Послушайте, мне просто необходимо научиться самому видеть энергию. Где находится это самое Висьенте? Как туда доехать?
Я смог объяснить это только приблизительно, но сказал, что Билл, без сомнения, даст ему точные указания.
— Непременно утром его расспрошу, — решил психолог. — А пока что, пойду посплю. Завтра отправлюсь в путь как мож но раньше.
Попрощавшись, он исчез в своей палатке. Я остался в оди ночестве и долго ещё смотрел на потрескивающий костер и слушал звуки ночного леса.
Когда я проснулся, Билла в палатке не было, а от костра доносился запах горячей овсянки. Я выбрался из спальника и выглянул наружу. Билл держал над огнем котелок. Рено отсутствовал, и его палатка тоже.
— А сосед наш куда делся? — спросил я, подходя к огню.
— Собрал вещички и ждет у машины. Хочет уехать сразу, как ему доставят насос.
Билл протянул мне миску с кашей, и мы расположились на бревне, чтобы позавтракать.
— Долго вы вчера еще сидели? — спросил Билл.
— Да нет, не очень. Я рассказал ему всё, что знаю.
На дорожке послышались шаги. Это Рено поспешно спус кался к нам.
— У меня всё готово, — сказал он. — Пришел проститься. Мы поговорили несколько минут, и он отправился своей дорогой.
Мы с Биллом по очереди приняли душ и побрились в хозяйской ванной, уложили вещи, заправились и тоже пока тили. Наш путь лежал на север.
— Далеко до Кулы? — спросил я.
— Если повезет, доберемся до темноты, — ответил Билл и в свою очередь спросил: — Ну как, вы услышали от этого парня что-нибудь новое для себя?
— Я посмотрел на него — он явно хотел какого-то опреде ленного ответа, а я не знал что сказать.
— Да вроде нет, не знаю...
— Но он же что-то объяснял вам?
— Он считает, что люди бессознательно стремятся под чинить себе других, чтобы завладеть их энергией. Энергия накапливается, и мы испытываем подъём сил.
Билл смотрел на дорогу не отрываясь и, казалось, думал о чем-то своём.
— А почему вы спрашиваете? Это что, и есть Четвертое откровение?
Теперь он повернулся ко мне.
— Не совсем ещё. Вы видели, как энергия переходит от человека к человеку. Но вряд ли вы представляете себе, что при этом чувствуют те, с кем это происходит.
— Ну, так расскажите мне! — воскликнул я, начиная сердиться. — Вы упрекаете меня в том, что я ничего другим не рассказываю, а из вас самого надо каждое слово клещами тянуть! Я с первого дня прошу вас рассказать о том, как вы постигали Рукопись, а вы ничем не желаете со мной поде литься! Вы не отвечаете на мои вопросы!
Его это насмешило. Потом он одарил меня дружелюбной улыбкой.
— А ведь мы с вами договорились, забыли уже? Я ведь не зря ухожу от ответов на ваши вопросы. Одно из откровений учит толковать события своего прошлого. Занимаясь этим, вы поймёте, кто вы такой и в чём ваше жизненное назначение. Вот когда мы с вами доберёмся до этого откровения, тогда я и расскажу о своем прошлом. Идёт?
Я улыбнулся: ничего не скажешь, этот человек умел заин триговать собеседника.
— Ладно!
И весь остаток утра мы ехали молча. День был ясный и солнечный. Когда мы поднялись выше в горы, нам случалось нырять в густые облака, улегшиеся прямо на дороге, и после этого, на ветровом стекле оставались водяные капли. К полу дню мы добрались до перевала, откуда открывался дивной красоты вид на горы и лежащие к востоку долины.
— Как насчет перекусить? — предложил Билл.
Я кивнул. Он потянулся к заднему сиденью, извлек из сум ки два аккуратно завернутых бутерброда и протянул мне один.
— Нравится вам этот вид?
— Очень красиво! — искренне восхитился я.
Он слегка улыбнулся, продолжая смотреть на меня. Мне пришло в голову, что, возможно, он рассматривает мое энер гетическое поле.
— Что вы так на меня смотрите? — спросил я.
— Да так просто. Горные вершины — не простые места, на них можно зарядится энергией очень основательно. А у вас такой вид, словно вы сродни этим горам.
Я рассказал Биллу о горной долине своего деда, о глядя щихся в озеро вершинах и о том, как их вид наполнил меня бодростью и жизненной силой в тот день, когда мне позво нила Чарлина.
— Вполне возможно, — задумчиво сказал он, — то, что вы выросли в горах, подготовило вас к этому путешествию.
Я хотел расспросить его о том, как заряжаться в горах энергией, но он продолжал:
— А если в горах к тому же растет девственный лес, энергия ещё выше.
— Мы и едем к такому лесу? — спросил я.
— А вы не спрашивайте, вы смотрите. Вы же видите.
Он указал на восток. Я увидел вдали два горных кряжа. Они тянулись параллельно друг другу на несколько миль, а потом сходились, образуя гигантское V. Между ними я рас смотрел небольшой городок. Там, где кряжи сходились, вздымался высокий пик — выше, чем то место, где мы нахо дились. У его подножия зеленели густые заросли.
— Вы про эту зелень?
— Да, — ответил Билл. — Это место похоже на Висьенте, только еще сильнее. Оно действует по-особому.
— Как же?
— Оно помогает усвоить одно из откровений.
— Но как? — повторил я.
Билл завел мотор и съехал на дорогу.
— Спорю, — сказал он, — что вы сами это поймете. Около часа мы почти не разговаривали. Потом я заснул.
Проснулся я оттого, что Билл тряс меня за плечо.
— Пора просыпаться, — сказал он. — Въезжаем в Кулу.
Я выпрямился на сиденье. Перед нами лежала долина, где сходились две дороги, а в ней раскинулся городок. Это был тот самый, который я видел с перевала. По обе стороны до лины высились горы. Деревья, растущие на их склонах, на помнили мне дубы из Висьенте. Их листва ярко зеленела.
— Прежде чем мы въедем в город, я хочу кое-что сказать вам, — начал Билл. — Несмотря на высокий уровень энергии, здесь гораздо меньше цивилизации, чем в других районах Перу. Именно здесь можно многое узнать о Рукописи.
Правда, когда я был тут в последний раз, тут вертелось слишком много жадных людишек — из тех, что ни энергии не ощущают, ни откровений понять не могут, но очень желают добиться денег и славы, найдя Девятое откровение.
Я посмотрел на городок. Скорее, это была деревня — все го четыре или пять улиц. Две из них, главные, пересекались в центре и были застроены большими каменными домами, зато остальные были узенькие — не улицы даже, а переулки, — и дома, стоящие на них, тоже можно было назвать скорее хижинами.
На пересечении двух главных улиц была неболь шая площадь, и там стояло с десяток машин — внедорожни ки и грузовики.
— Что это тут машины собрались? — спросил я.
— Да просто дальше в горах уже будет негде заправиться или достать припасов.
Мы медленно проехали по улице и остановились перед одним из крупных строений. Там был магазин. Надпись на вывеске была по-испански, ее я прочесть не смог, но, судя по витрине, здесь торговали бакалеей и скобяными изделиями.
— Подождите меня здесь, — сказал Билл, — а я схожу запасусь кое-чем.
Я кивнул, и он скрылся в дверях магазина. Я стал глядеть в окно. На противоположной стороне улицы остановился подъехавший грузовик. Из него вышло несколько человек. Среди них была темноволосая женщина в простой брезентовой куртке.
Каково же было мое изумление, когда я узнал в ней Марджори! Вместе с молодым человеком, которому было едва за двадцать, она перешла улицу и остановилась прямо перед моим джипом. Я поскорее выскочил из машины.
— Марджори! — завопил я.
Она недоуменно оглянулась и, заметив меня, улыбнулась.
— Привет! — Она сделала шаг ко мне, но молодой человек схватил ее за плечо.
— Роберт приказал не вступать ни с кем в разговоры, — проговорил он вполголоса, чтобы я не расслышал.
— Всё в порядке, — ответила она, — это мой знакомый. Сходи пока в магазин.
Паренек окинул меня недоверчивым взглядом, но по слушно повернулся и вошел в магазин. Я начал сбивчиво извиняться за свое поведение на делянке. Она рассмеялась и объявила, что они уже обсудили этот случай с Сарой. Она хотела что-то добавить, но тут из магазина вышел Билл с охапкой свертков в руках.
Я познакомил их, и мы обменивались какими-то словами, пока Билл укладывал купленные припасы на заднее сиденье.
— Есть идея! — сказал Билл. — Почему бы нам не перекусить вместе? Вон там, напротив.
Я поглядел через улицу и увидел закусочную.
— Не возражаю!
— Я, пожалуй, не смогу, — сказала Марджори, — некогда, машина ждет.
— Куда вы едете? — спросил я.
— Недалеко, всего пара миль к западу. Я гощу там на ферме. Там сейчас живут люди, целая группа, которые занимаются Рукописью.
— Мы можем вас подвезти после обеда, — предложил Билл.
— Ну, тогда, я думаю, можно. Билл посмотрел на меня.
— Я забыл еще кое-что купить. Идите пока, заказывайте себе, а я скоро подойду.
И он направился куда-то по улице. Мы с Марджори жда ли у края тротуара, пока по улице проезжало несколько гру зовиков. Тут из магазина выскочил парень, с которым при ехала Марджори, и подбежал к нам.
— Куда это вы собрались? — грозно вопросил он, хватая ее за руку.
— Я же тебе сказала, это мой знакомый. Мы пообедаем, а потом он меня отвезет.
— Послушай, ты же знаешь, что никому здесь нельзя доверять. Роберт будет очень недоволен.
— Не будет.
— А ну-ка, пошли со мной!
Я взял его за плечо и отодвинул от Марджори.
— Вы что, не слышали, что девушка говорит?
Он послушно отошел, сразу утратив весь свой воинствен ный задор, и пошагал назад в магазин.
— Пошли! — сказал я.
Мы пересекли улицу и вошли в закусочную. Вся она со стояла из одного небольшого зальца, столиков на восемь. В воздухе стоял чад и запах жира. Слева от входа обнаружил ся незанятый столик. Несколько пар глаз внимательно огля дели нас.
Официантка по-английски не понимала, но Марджори знала испанский и сделала заказ для нас обоих, после чего та удалилась. Мы сидели и улыбались друг другу.
— Что это за парнишка с вами?
— Это Кении. Не знаю, что на него нашло. Спасибо, вы меня просто выручили.
При этих словах она посмотрела мне в глаза, и я почув ствовал себя на седьмом небе.
— А что это вообще за люди? Откуда вы их знаете?
— Это все Роберт. Роберт Дженсен, археолог, он собрал несколько человек, они изучают Рукопись и ищут Девятое откровение. Он приезжал в Висьенте месяца полтора назад, и на днях тоже. Я... видите ли...
— Да?
— Понимаете, там, в Висьенте был Один человек... Наши отношения меня тяготили. Потом я встретила Роберта, он был так мил. И меня очень интересовало то, чем он занимается. Он убедил меня, что наши опыты на делянках очень продвинутся, если мы узнаем Девятое откровение, а он вот-вот найдет его.
Он сказал, что поиски откровения — самое увлекательное занятие на свете. Когда он предложил мне вступить в его команду на несколько месяцев, я решила согласиться... Она замолчала и опустила глаза. Я решил проявить дели катность и сменил тему:
— Сколько же откровений вы успели прочесть?
— Только те, что были в Висьенте. У Роберта есть и другие, но он считает, что они ничего не дадут тем, кто сохраняет традиционные представления. Он предпочитает сам ра столковывать основные принципы. Я, должно быть, нахмурился, потому что она быстро спро сила:
— Вам это не нравится?
— Мне эта позиция кажется сомнительной. Марджори посмотрела на меня внимательным взглядом.
— Я тоже не уверена, что он прав. Может быть, вы Поговорите с ним, когда отвезете меня? Потом расскажете мне, какое у вас сложится впечатление.
Появилась официантка с нашим заказом. Стоило ей отой ти, как в дверях появился Билл. Он поспешно подошел к нам.
— Мне тут надо кое с кем повидаться, — сказал он. — Это около мили к северу отсюда. Так что я отлучусь часа на два, а вы берите джип и доставьте Марджори. А меня подвезут. — Он сверкнул на меня улыбкой. — Увидимся здесь же.
У меня мелькнула мысль, не рассказать ли ему теперь же об этом Роберте Дженсене, но я решил, что не стоит.
— Договорились! — ответил я. Он посмотрел на Марджори.
— Рад был с вами познакомиться. Жаль, что приходится спешить, не успели толком поговорить.
Она застенчиво улыбнулась ему.
— Как-нибудь в другой раз!
Билл кивнул, бросил мне ключи от машины и вышел. Какое-то время мы ели молча, потом Марджори сказала:
— Ваш друг, по-моему, очень решительный человек, и целеустремленный. Как вы познакомились?
Я рассказал ей о том, что случилось в день моего появле ния в Перу. Она слушала очень внимательно, и это пробуди ло во мне дар рассказчика — я говорил с выразительными подробностями, живо и увлекательно. Марджори смотрела на меня во все глаза, ловя каждое слово.
— Боже мой! — воскликнула она, когда я дошел до выстрелов. — Как вы думаете, вы и сейчас в опасности?
— Вряд ли, — ответил я. — В Лиме — может быть, но сейчас мы слишком далеко оттуда.
Она ждала от меня продолжения, и я, пока мы приканчи вали наш обед, рассказал ей, что было дальше, как мы появи лись в Висьенте, — словом, всё вплоть до того момента, ког да Сара привела меня на делянку.
— И там я встретил вас, — сказал я в заключение. — А вы от меня убежали.
Она смутилась.
— Ну что вы, не убежала, а просто... Я ведь вас совсем не знала, поэтому, когда увидела, что вы чувствуете, решила, что мне лучше уйти.
— Что же, — сказал я, невольно фыркнув от смеха, — прошу извинить разнузданное поведение моего невоспитанного поля.
Марджори посмотрела на часы.
— Мне, пожалуй, пора, а то они будут беспокоиться.
Я оставил на столе несколько бумажек — по моим подсче там, этого должно было хватить, и мы отправились к Биллову джипу. Вечер был холодный, даже пар шел изо рта. Мы сели в машину. Марджори показала, куда ехать.
— Сначала на север, по этой дороге. Потом я скажу, когда надо будет свернуть.
Я кивнул, развернулся и покатил в указанном направлении.
— Расскажите про ферму, куда мы едем, — попросил я свою спутницу.
— Кажется, Роберт ее арендует. Во всяком случае, его команда давно уже там расположилась, с тех самых пор, как он изучает откровения. А всё время, что я там пробыла, они запасались продуктами, приводили в порядок машины... На род они грубоватый — кое-кто, во всяком случае.
— А вы ему зачем?
— Он говорит, что я ему понадоблюсь для истолкования Девятого откровения, когда оно найдется. То есть, это он го ворил в Висьенте. А здесь разговоры идут только о продо вольствии и подготовке к поездке.
— И куда же он собирается ехать?
— Не знаю. Я спрашивала, но он молчит.
Мили через полторы она попросила свернуть налево, на узкую каменистую дорогу. Попетляв в горах, дорога приве ла в долину. Показался бревенчатый дом, окруженный сара ями и прочими хозяйственными постройками. С огорожен ного луга на подъезжающую машину смотрели три ламы.
Затормозивший джип обступило несколько человек хму рого вида. Возле дома урчал электрогенератор на бензине. Распахнулась дверь, и на крыльцо вышел высокий темново лосый человек с волевым худощавым лицом.
— Вот Роберт, — шепнула Марджори.
— Отлично! — отозвался я. Я был спокоен и уверен в себе. Мы вышли из машины. Подошедший Дженсен обратился к Марджори.
— Я беспокоился о тебе. Ты вроде встретила знакомого? Я представился. Он крепко пожал мою руку.
— Роберт Дженсен. Рад, что с вами ничего не случилось. Заходите.
В доме кипела подготовка к путешествию. Кто-то таскал палатки и снаряжение в задние комнаты. Через раскрытые двери столовой я увидел двух перуанок на кухне — они ук ладывали припасы. Дженсен привел нас в гостиную, сел на стул и кивком указал нам на два других.
— А почему вы боялись, что с нами что-то случится? — спросил я.
Он наклонился ко мне и ответил вопросом на вопрос
— Вы давно в этих краях?
— Только сегодня днем приехал.
— Тогда вы просто не знаете, как тут опасно. Люди, случается, исчезают. Вы знаете о Рукописи? И о недостающем Девятом откровении?
— Знаю. И больше того...
Он перебил меня.
— Тогда, тем более, вы должны понимать, что происходит. За Девятое откровение идет борьба. К поискам подключи лись опасные люди.
— Кто именно?
— Люди, которых не волнует историческая ценность Рукописи. Они преследуют собственные цели.
В комнату вошел бородач с широченными плечами и обширным брюхом. Он протянул Дженсену какой-то список. Они коротко переговорили по-испански, после чего Джен сен снова повернулся ко мне.
— А вы что, тоже ищете Девятое откровение? Вы хоть отдаете себе отчет, во что ввязались?
Мне стало неуютно, и я с трудом нашел, что ответить.
— Меня, собственно, больше интересует Рукопись в целом. Я еще недостаточно с ней знаком.
Он выпрямился на стуле.
— А вы понимаете, что эта Рукопись — собственность государства и на изготовление копий требуется разрешение?
— Понимаю. Но ученые протестуют против этого. Они считают, что государство скрывает важную ин...
— А вам не кажется, что народ Перу вправе сам распоряжаться своим национальным достоянием? Властям известно о вашем прибытии?
На это мне нечего было отвечать. Неуверенность и тре вога снова охватили меня.
— Поймите меня правильно. — Теперь он улыбался. — Я на вашей стороне. Если вас поддерживают какие-то научные круги за пределами страны, так и скажите. Просто мне по казалось, что вы пустились в это приключение на свой страх и риск.
— Примерно, так и есть, — признался я.
Я заметил, что Марджори больше не смотрит на меня. Все ее внимание было обращено на Дженсена.
— Что, ты считаешь, ему надо делать? — спросила она.
Дженсен, по-прежнему улыбаясь, встал со стула.
— Возможно, для вас нашлось бы место в моей команде. Мне нужны люди. Там, куда мы отправляемся, довольно безопасно. В крайнем случае, вы вернетесь домой с дороги.
Его глаза сузились.
— Но только вам придется во всём мне повиноваться. Во всём. И всегда.
Я бросил взгляд на Марджори, но она смотрела только на Дженсена. Я был растерян. «Может быть, действительно сто ит принять его предложение, — подумал я. — Если он дей ствует с разрешения правительства, то, может быть, только с его помощью я смогу легально вернуться в Штаты. Возмож но, я действительно вёл себя глупо и ввязался в историю, ко торая выше моего понимания».
— Думаю, вам стоит прислушаться к Роберту. — Марджори, наконец, подала голос. — В этих местах страшно остаться одному.
Я понимал, что она, возможно, права. И всё же, я верил в Билла и в наши с ним замыслы. Я хотел сказать им об этом, но оказалось, что мне недостает слов, чтобы выразить свою мысль. В голове стоял туман, мысли мешались.
Плечистый бородач снова появился в комнате. На сей ра,з он пошел к окну. Дженсен опередил его, выглянул наружу и с деланной небрежностью обратился к Марджори.
— Кто-то подъехал. Позови, пожалуйста, Кении. Марджори кивнула и вышла. Из окна мне были видны огни приближающегося грузовика. Он остановился у забо ра, в двадцати шагах от дома.
Дженсен открыл дверь. Я услышал, что кто-то произнес мое имя.
— Кто приехал? — с трудом спросил я.
Дженсен бросил на меня зоркий взгляд.
— Сидите тихо! — приказал он и вышел. Бородач последовал за ним, плотно прикрыв за собой дверь. В свете фар подъехавшего грузовика мне был виден силуэт высокой мужской фигуры.
Поначалу я собирался оставаться на месте — Дженсену удалось напугать меня. Но фигура у грузовика показалась мне знакомой. Я раскрыл дверь и вышел из дому. Дженсен сразу заметил меня и пошел мне наперерез.
— Вы что здесь делаете? А ну назад, в дом!
Мне опять показалось, что кто-то называет мое имя.
— В дом, сию же минуту! — крикнул Дженсен. — Это ловушка, поймите! — Он стоял прямо передо мной, загораживая от меня грузовик. — Немедленно возвращайтесь в дом!
Охваченный страхом и растерянностью, я не знал, на что решиться. Но тут человек, освещенный фарами, подошел бли же и стал мне виден из-за Дженсенова плеча. Я ясно расслы шал свое имя и слова: «Идите сюда, надо поговорить!» И тут у меня прояснилось в голове. Это был Билл. Я бросился к нему.
— Что с вами? — быстро спросил он. — Надо скорее выбираться отсюда.
— А как же Марджори?
— Сейчас мы ничем не можем ей помочь. Надо уносить ноги.
Мы пошли к машине. Дженсен прокричал нам вслед:
— Советую вернуться! Ничего у вас не выйдет.
Я оглянулся. Билл остановился, глядя на меня. Я понял, что он предоставляет мне решить — ехать или оставаться.
— Поехали! — решил я.
Проходя мимо грузовика, на котором приехал Билл, я заметил там двоих мужчин на переднем сиденье. Мы дошли до джипа, я отдал Биллу ключи, и мы поехали. Грузовик с друзьями Билла следовал за нами. Билл повернулся ко мне,
— Этот Дженсен сказал, что вы решили остаться с ним. Как было на самом деле?
— Откуда вы знаете его имя? Как вы меня нашли? — Я говорил с трудом, заикаясь.
— Я об этом типе немало слышал, — объяснил Билл. — Он работает на правительство. Он действительно археолог. Он дал обязательство хранить всё в тайне в обмен на исключительное право изучать Рукопись. А вот искать недостающее откровение ему не полагалось. Видно, он решил нарушить все свои соглашения. Говорят, он вот-вот отправ ляется за Девятым.
— Ну и вот. А когда я узнал, что Марджори работает с ним, я решил, что лучше мне подъехать сюда без промедления. Что он вам говорил?
— Сказал, что я в опасности и что, если я присоединюсь к его команде, он поможет мне вернуться домой, когда я захочу.
Билл покачал головой.
— Да, крепко он вас зацепил!
— То есть?
— Видели бы вы свое поле! Он втянул его в себя почти полностью.
— Не понимаю...
— А вы вспомните, как Сара ссорилась с тем ученым в Висьенте. Когда кто-то из них подавал удачную реплику, лишая собеседника уверенности, часть энергии побежденного переходила к победителю. В итоге, побежденный чувствовал слабость, растерянность, у него мешались мысли. То же было в том перуанском семействе, помните? И то же самое, — тут Билл улыбнулся, — произошло сейчас с вами.
— И вы это видели?
— Видел. И знали бы вы, какого труда стоило мне заставить вас опомниться и собраться с силами. Мне уж показалось, что вы так там и останетесь.
— Боже мой! — воскликнул я. — Какой же он негодяй!
— Да нет, не обязательно. Скорее всего, он сам не до конца понимает, что делает. Он считает, что командует по праву, а опыт давно научил его эффективным приемам командования. Сначала он прикидывается вашим другом, потом, находит слабости в вашей позиции.
В данном случае он играл на угрожающей вам опасности. В конце концов, вы полностью теряете уверенность в себе и верите только ему. И всё, вы у него на крючке.
Билл поглядел на меня.
— И это только один из многих способов отбирать чужую энергию. О других способах вы узнаете, когда дойдёте до Шестого откровения.
Но я уже перестал его слушать: я думал о Марджори. Мне очень не нравилось, что мы оставили ее у Дженсена.
— Как вы считаете, стоит попытаться выручить Марджо ри? — спросил я.
— Только не сейчас. Пока, я думаю, ей опасность не грозит. Завтра, перед отъездом попробуем заехать туда и поговорить с ней.
Помолчав немного, Билл спросил:
— Вы поняли меня, когда я сказал, что Дженсен не вполне понимает, что делает? Он не слишком отличается от большинства. Он просто ведет себя так, чтобы всё время чувствовать свою силу и превосходство над остальными.
— Нет, мне это не совсем понятно. Билл задумался.
— Это относится к бессознательным основам поведения. Мы чувствуем свою слабость и замечаем, что, когда мы подчиняем себе кого-то, слабость уходит и нам лучше. Мы не понимаем того, что этот прилив сил происходит за чужой счет. Мы похищаем чужую энергию. Многие люди всю свою жизнь посвящают охоте за энергией своих ближних.
Тут он посмотрел на меня, и его глаза засветились лукав ством.
— Но, случается и наоборот. Бывает, что кто-то по доброй воле отдает нам свою энергию, хотя бы на время.
Вы на что-то намекаете? — удивился я.
— А вы вспомните этот обед с Марджори. Помните, как я вошел в кафе?
— Ну и что же?
— Не знаю уж, о чем вы толковали, но ее энергия изливалась в вас потоком. Я это ясно видел. Скажите-ка мне, как вы себя тогда чувствовали?
— Чувствовал я себя прекрасно, — вспомнил я. — Мысль работала четко, речь лилась свободно. В общем, было хорошо. И что это значит?
Билл улыбнулся.
— Человек может иногда добровольно отдать нам энер гию, чтобы мы поняли, как он к нам относится. Вот Марджо ри это самое и сделала. Мы тогда чувствуем свою силу. Но только это не может долго продолжаться.
Большинство лю дей — и Марджори в том числе — недостаточно сильны, что бы отдавать энергию постоянно. Поэтому-то наши отноше ния и перерождаются со временем в битву за власть. Люди оказываются связанными общим запасом энергии и начина ют бороться за свою долю. И, как всегда, проигравший платит.
Он помолчал немного.
— Ну, как, усвоили вы Четвертое откровение? Вспомните еще раз, что с вами происходило. Вы видели, как энергия переходит от одного спорщика к другому, но ещё не пони мали, что это значит. Потом вам встретился Рено и расска зал, что психологи, как раз, задумались о причине, заставля ющей людей искать господства над себе подобными.
Потом, мы наблюдали битву за энергию на примере той перуанской семьи. Вы видели, что тот, кто главенствует в отношениях, чувствует себя умным и могущественным, но, при этом, отбирает жизненную энергию у того, кто подчи няется.
Конечно, тот, кто подчиняет себе другого, может го ворить, что делает это для его же блага, что родители и дол жны распоряжаться детьми, — это не меняет сути дела. Забирая у человека энергию, мы причиняем ему вред.
И вот, наконец, вы встречаетесь с Дженсеном и на себе убеждаетесь, что это значит. Испытывая психологическое насилие, мы, в буквальном смысле, отдаем насильнику свой разум. Дело ведь было не так, что у вас был интеллектуаль ный спор, и вы проиграли.
Нет, у вас просто не было ни сил, ни ясности ума для спора. Вся сила вашего ума перешла к Дженсену. К сожалению, психологическая агрессия — обыч ное дело в человеческих отношениях. Так было всегда, на протяжении всей истории. Причём, сознательные намерения агрессора могут быть и добрыми.
Мне оставалось только согласиться с Биллом. Он очень точно описал всё, что было.
— Постарайтесь осознать Четвертое откровение во всей его полноте, — продолжал Билл. — Посмотрите, как оно согласуется со всем, что вы успели узнать раньше. Вспомните: Третье откровение заставило вас понять, что материальный мир есть, не что иное, как огромная энергетическая система.
А Четвертое добавляет к этому, что люди, сами того не сознавая, испокон века вступают в схватки за ту единственную часть энергии, которая им доступна, — ту, что перетекает от человека к человеку.
И в этом, и только в этом стимул и причина всех человеческих конфликтов — от мелких семейных стычек, от склок на рабочем месте, до кровопролитных войн.
Любой конфликт возникает из-за того, что человек испытывает слабость и неуверенность в себе и только заряд чужой энергии дает ему возможность почувствовать себя лучше.
— Подождите-ка! — воскликнул я. — А как же справедливые войны? Бывают случаи, когда люди просто обязаны воевать.
— Бывают, конечно, — согласился Билл. — Но ведь причина таких войн в неразумном поведении противника, иначе, конфликт можно было бы легко уладить мирным путем. А противник ведет себя неразумно именно потому, что ему нужна ваша энергия.
Тут Билл что-то вспомнил и принялся рыться в сумке. Наконец он извлек оттуда стопочку бумаг, соединенных скрепкой.
— Чуть не забыл! Вот, я достал список Четвертого откровения.
Вручив мне бумаги, он замолчал. Теперь он смотрел толь ко на дорогу. Я достал из-под сиденья небольшой фонарик и погрузил ся в чтение. Эта глава была коротенькой, я одолел ее за двад цать минут. Человеческое общество, говорилось там, — арена борьбы за энергию и, тем самым, за власть.
Но, сообщало откровение, как только люди это осознают, они смогут стать выше этой борьбы. Мы перестанем вступать в схватки из-за чужой энергии... почему? Да потому, что по лучим доступ к неограниченным ее запасам. Мы найдем но вый источник энергии!
Я повернулся к Биллу.
— Какой новый источник? — спросил я.
Но Билл только улыбнулся в ответ.
Мистическое озарение
На следующее утро я проснулся, услышав, что Билл уже поднимается с постели. Мы провели эту ночь в доме одного его знакомого. Билл сидел на раскладушке, торопливо на тягивая одежду. За окном было еще темно.
— Давайте-ка быстро собираться, — прошептал он.
Мы уложились и в несколько ходок перетащили в джип запас еды в дорогу — всё, что Билл успел закупить накануне.
Мы находились менее чем в километре от центра город ка, но огней на улице почти не было. Заря едва занялась, и только редкие голоса приветствующих приближение утра птиц нарушали тишину.
Когда со сборами было покончено, я сел в машину. Билл коротко переговорил со своим приятелем, который, позевы вая, вышел на крыльцо нас проводить. Внезапно раздался шум моторов, и мы увидели огни трёх грузовиков, которые подъехали к центральному перекрестку и остановились там.
— Не Дженсен ли пожаловал? — заметил Билл. — Ну-ка, сходим поглядим, что там такое! Только осторожно.
Кружным путем, через несколько улиц мы вышли в узкий переулок, глядящий прямо на центральную площадь. До гру зовиков было шагов тридцать. Два из них как раз заправля лись, а третий ждал своей очереди перед зданием магазина.
Несколько человек стояли рядом. Я увидел Марджори — она вышла из магазина и положила что-то на сиденье грузови ка, потом стала прохаживаться, разглядывая витрины. Она подходила все ближе к нам.
— Пойдите к ней, — шепнул Билл. — Попробуйте уговорить ее ехать с нами. Я буду ждать здесь.
Я скользнул за угол, сделал несколько шагов и остановил ся, как громом пораженный. Только сейчас я заметил, что стоящие у магазина люди Дженсена вооружены автоматами. И, к вящему моему испугу, на противоположной стороне улицы показался отряд вооруженных солдат, крадучись под ступавших к грузовику.
Дальше всё происходило одновременно: Марджори заме тила меня, люди Дженсена заметили солдат и рассыпались. Тишина взорвалась автоматными очередями. Марджори смотрела распахнутыми в ужасе глазами.
Я подскочил и схватил ее за плечо. Мы нырнули в ближайшую боковую улочку. Сзади раздавались выстрелы, кто-то кричал по-ис пански. Мы споткнулись о кучу картонных коробок и упали, едва не столкнувшись лбами.
— Бежим! — крикнул я, поспешно вскакивая. Марджори, едва приподнявшись, снова опустилась на землю, кивком указывая вперед.
В конце переулка, спиной к нам, стояли двое вооруженных мужчин, оглядывая следующую улицу. Они явно пытались скрыться от солдат. Мы замерли на месте. Наконец, мужчины решились перебежать улицу и помчались в сторону ближнего леса.
Я понимал, что нам надо пробираться к дому Биллова при ятеля, где остался джип. Билл, конечно, тоже придет туда. Мы прокрались к углу. Справа раздавались крики и выстрелы, но дома загораживали от нас схватку. Я взглянул налево — нико го не видно. Где Билл? Наверное, успел убежать.
— Побежали к лесу! — сказал я Марджори, которая успела немного оправиться от испуга. — Там пойдем вдоль опушки. Как раз выйдем к нашему джипу.
— Хорошо! — согласилась она.
Мы перебежали улицу и краем леса подобрались шагов на тридцать к дому. Джип стоял на месте, но Билла не было. Мы приготовились к последней перебежке, но тут из-за угла вывернулась машина с солдатами и поползла к дому.
Откуда ни возьмись появился Билл, бросился через двор к джипу, вскочил в кабину, завел двигатель и помчался прочь. Маши на пустилась за ним.
— Ах ты, черт! — вырвалось у меня.
— И что теперь делать? — спросила Марджори, побледнев от страха.
За спиной у нас снова раздалась автоматная очередь. Те перь стреляли гораздо ближе. Прямо перед нами темнел лес, покрывающий горный склон. Это был тот самый кряж, ко торый я видел, когда мы с Биллом подъезжали к Куле. Он нависал над деревней, простираясь с юга на север.
— Вперед! — крикнул я. — Скорей!
Мы вскарабкались по косогору на сотню метров. Добрав шись до ровного места, мы остановились и оглянулись. По улицам городка разъезжали военные машины, и солдаты обходили улицы, заглядывая в каждый дом. От подножия склона, где мы только что были, доносились голоса.
У нас не было выбора. Мы бросились наверх. Всё утро мы шли на север вдоль гребня, почти не останав ливаясь и только припадая к земле, когда на дороге, шедшей по второму, параллельному гребню показывалась машина.
В основном, это были всё те же серые военные джипы, но по падались и легковушки. Отойти подальше от дороги мы не решались, так как она, будучи источником опасности, служи ла в то же время единственным ориентиром. Я боялся заб лудиться в густой чаще, покрывающей гору.
Впереди, на месте схождения двух гребней, вздымалась каменистая вершина. Острые выступы скал нависали над долиной. Неожиданно мы увидели едущий по второму греб ню навстречу нам джип, чрезвычайно похожий на Биллов. Мелькнув перед глазами, машина быстро свернула на боко вую дорогу, спускающуюся, петляя, в долину. Немного про ехав, она остановилась.
— Это не Билл ли там? — воскликнул я, всматриваясь изо всех сил.
— Пошли скорее вниз! — обрадовалась Марджори.
— Подожди! А что, если это ловушка? Вдруг они захватили Билла и используют его машину для приманки?
Ее радость вмиг испарилась.
— Оставайся здесь, — решил я. — Я спущусь, а ты смотри, что будет. Если всё нормально, я тебе махну рукой.
Она нехотя согласилась. Я стал спускаться по крутому склону. Сквозь листву я смутно различал вышедшего из ма шины человека, но разглядеть его не удавалось. Я пробирал ся кустарником, огибая каменистые выступы и время от вре мени поскальзываясь на перегнившей опали.
Наконец, я подошел к машине на расстояние сотни мет ров. Нас разделял только неширокий овраг. Рассмотреть водителя, стоявшего, прислонясь к заднему колесу, по-прежне му не удавалось. Я отошел поправее, откуда было лучше вид но. Да, это был Билл!
Радостно вскрикнув, я бросился бежать и вдруг поскользнулся и поехал вниз. В последний момент я схватился за ствол дерева и сумел подняться. Сердце у меня на мгновение остановилось от испуга — я был на краю круто го обрыва высотой не меньше десяти метров. Упав туда, я бы, конечно, разбился насмерть.
Всё еще держась за спасительный ствол, я замахал Биллу. Он обводил взором гребень горы над моей головой. Нако нец он опустил глаза и заметил меня. Вздрогнув, он бросил ся ко мне через кусты. Я указал на край обрыва. Он осмотрел овраг и сказал:
— Здесь не перебраться. Придётся вам спуститься в доли ну и обойти кругом.
Я уже собирался подать знак Марджори, когда услышал отдаленный шум приближающейся машины. Билл вскочил в джип и поспешил вернуться на главную дорогу. Я заторо пился наверх. Сквозь листву я видел Марджори, пробираю щуюся мне навстречу.
Неожиданно у нее за спиной раздались громкие крики и топот шагов. Кричали по-испански. Марджори нырнула под выступ скалы. Я повернул и, стараясь двигаться быстро, но бесшумно, стал отходить влево. При этом я всё время обво дил глазами деревья, чтобы вовремя увидеть Марджори.
И увидел — она кричала, а двое солдат, схватив ее за руки, под нимали с земли. Я побежал дальше по склону, поднимаясь всё выше, с ко лотящимся сердцем, не помня себя от страха. Добравшись до гребня, я пустился на север.
Пробежав около мили, я остановился и прислушался. Всё было тихо. Бросившись навзничь на землю, я старался отды шаться и обдумать положение, но ничего не получалось: ужасная сцена пленения Марджори неотступно стояла перед глазами. Как я мог оставить ее одну? Что теперь делать?
Я сел на землю, сделал глубокий вдох и посмотрел на со седний гребень. Пока я бежал, я не видел там ни одной ма шины. Я еще раз внимательно прислушался: ничего, кроме обычных лесных звуков. Постепенно спокойствие стало воз вращаться ко мне.
Возможно, Марджори не причинят вреда, Она ведь не нарушила никаких законов, всего лишь убегала от выстрелов. Возможно, ее задержат для установления лич ности — что же, она ученый, в стране находится легально. В чём ее могут обвинить?
Я отправился дальше на север. Я устал и перепачкался, желудок подвело от голода, поясницу ломило. Тупо, ни о чём не думая, я шел около двух часов, никого не встретив.
Внезапно на склоне, опускающемся вправо, послышался топот бегущих ног. Я замер и прислушался. Тишина. Здесь деревья были повыше, они затемняли землю, и подлесок был не такой густой, так что метров на пятьдесят лес просматри вался. Я не увидел никакого движения.
Стараясь двигаться как можно тише, я зашел за купу деревьев, растущих у большого валуна. Впереди торчали три скалы. Я прошел мимо двух, и когда добрался до третьей, за моей спиной хрустнула ветка. Я медленно повернулся.
У одной из скал стоял толстый бородач, которого я видел на ферме Дженсена. В его глазах был безумный страх. Дро жащими руками он направил автомат прямо мне в живот. Мне показалось, что он готов узнать меня.
— Не стреляйте! — с трудом произнес я. — Я знакомый Дженсена.
Уставившись на меня, он медленно опустил оружие. Сзади, в лесу, послышался звук шагов. Бородач пустился бежать к се веру, мимо меня, держа автомат в одной руке. Я без размышле ний побежал тоже. Мы мчались во весь дух, цепляясь за ветки и спотыкаясь о камни и время от времени оглядываясь.
Через несколько минут он споткнулся, и я вырвался впе ред. Увидев расщелину, я бросился туда, чтобы перевести дух и оглядеться. Я увидел солдата, который целился из винтов ки в толстяка, который как раз поднялся с земли.
Я хотел закричать, предупредить его, но не успел. Грянул выстрел. Пули прошили грудь бородача, брызги крови долетели до меня. Громкое эхо прошумело в горах. Какое-то мгновение он стоял неподвижно, с остекленев шими глазами, потом рухнул на землю.
Не чуя под собой ног, я бросился вперед, подальше от солдата с ружьем, надеясь, что деревья заслонят меня от пули. Мой путь забирал всё круче вверх, камней и скал становилось всё больше.
Дрожа от страха и усталости, я протискивался между ска лами. В какой-то миг, поскользнувшись, я решился бросить взгляд назад. Солдат подходил к поверженному телу. Мне удалось скрыться за каменным выступом прежде, чем он поднял глаза, глядя в мою сторону.
Прижавшись к земле, я пополз среди скал. Дальше шло ровное место, где мой пре следователь уже не мог меня увидеть, и я снова вскочил на ноги и побежал. В голове не было ни одной мысли. Я чув ствовал только одно желание: убежать, скрыться. Я боялся оглянуться. В ушах звенело, и я был уверен, что слышу шаги бегущего за мной солдата.
Впереди снова был крутой склон. Я вскарабкался вверх, чувствуя, что силы мои на исходе. Дальше опять пошло ров ное место, поросшее деревьями с густым подлеском. А потом передо мной оказалась отвесная скала. Осторожно, хватаясь за выступы и ставя ноги в углубления, я кое-как влез на нее и с упавшим сердцем увидел перед собой крутой тридцати метровый обрыв. Дальше было не пройти.
Это был конец. Я слышал, как осыпались камни под ногами моего преследователя. Он приближался. Я упал на колени. Сил больше не было. Я глубоко вздохнул, отказываясь от дальней шей борьбы. Мне оставалось только смириться с моей участью и ждать выстрела.
Как ни странно, смерть, означающая конец этого ужаса, казалась желанным избавлением. Я ждал, и в голо ве мелькали картины детства, воскресного богослужения. Как искренне я думал о Боге в те дни! Какой она будет, смерть? Я старался подготовиться к последнему испытанию.
Шло время. Не знаю, долго ли я ждал, но, наконец, осознал, что ничего не происходит. Я посмотрел вокруг и впервые заметил, что нахожусь на самой вершине горы. Оба хребта тянулись гораздо ниже, и передо мной открывалась широ кая панорама местности.
Мой взгляд уловил какое-то движение. Там, далеко внизу, на склоне, вразвалку уходил прочь солдат, повесив на плечо автомат убитого. Мне стало жарко, Я трясся от беззвучного хохота.
Я жив и буду жить! Я сел на землю, скрестив ноги, наслаждаясь опь яняющим чувством свободы и безопасности. Стоял чудес ный ясный день, и солнце сияло в лазурном небе.
Я обратил внимание на синеющие вдалеке холмы. Каким-то образом мне казалось, что они совсем рядом. Над голо вой ползли белые ватные облака, и мне чудилось, что я могу дотянуться до них рукой.
Я поднял кверху руку. Я ощущал свое тело совершенно по-новому и очень необычно. Рука скользнула вверх с удивившей меня свободой и легкостью. Я держал спину, шею и голову со вершенно прямо без малейшего усилия. Мне захотелось встать, и я мгновенно встал, без всякого усилия и, не опираясь руками о землю. Мне казалось, что мое тело ничего не весит.
Глядя вдаль, я увидел опускающуюся за горной грядой бледную дневную луну. Она была в первой четверти и висе ла над горизонтом, как опрокинутая чаша. Я мгновенно по нял, почему у нее такая форма.
Солнце, висящее в небе за миллионы миль от меня, освещало только макушку заходя щей луны. Я ощутил прямую линию, ведущую от солнца к лунной поверхности, и это позволило моему осознанию окружающего расшириться ещё дальше.
Я представил себе луну, опустившуюся за горизонт, и зер кально отраженную форму, которой она представится тем, кто живет дальше к западу и будет видеть ее и тогда. Потом я представил себе, что луна находится по другую сторону земли, в точности напротив того места, где я стою. Тамош ним жителям она будет казаться полной, потому что стоящее над моей головой солнце осветит ее целиком.
По спине у меня прошла дрожь восторга, и я еще шире расправил плечи. Я понял — нет, я ощутил, что небесное про странство, которое я привык созерцать над головой, прости рается и у меня под ногами, по другую сторону земного шара. Впервые в жизни я не просто головой знал, что земля круглая, но всеми чувствами ощущал это.
Я чувствовал возбуждение и восторг и, в то же время, но вые ощущения казались мне совершенно естественными. Мне хотелось только одного — полностью погрузиться в ощущение парения в безграничном, простирающемся во всех направлениях пространстве.
Мне уже не казалось, что я стою, упираясь ногами в землю и сопротивляясь ее притя жению, — нет, я чувствовал, что какая-то сила тянет меня вверх, словно воздушный шар, наполненный гелием, и я парю, едва касаясь ногами земли.
Спортсмен, находящийся в превосходной форме после года утомительных трениро вок, не ощущает такой легкости и согласованности всех дви жений, как я в тот миг.
Я присел на камень. По-прежнему всё казалось мне уди вительно близким — и изломанная граница горы, и высокие деревья на склоне, и синеющие на горизонте вершины. Гля дя на раскачивающиеся по ветру ветви деревьев, я не просто видел, я ощущал, как свои, их движения, словно не листву шевелил ветер, а мои собственные волосы.
Всё окружающее я воспринимал, как часть самого себя. Я сидел на самой верхушке горы, созерцая далекие просторы, и то, что я привык считать своим телом, казалось мне толь ко головой какого-то другого, громадного тела, включающе го в себя весь видимый мир. Я ощущал, что вся бескрайняя Вселенная глядит на себя моими глазами.
Это ощущение всколыхнуло воспоминания. Моя память устремилась к давнему прошлому, до поездки в Перу, до мо его детства, — до моего рождения. Я сознавал, что моя жизнь началась не в момент рождения, не в момент зачатия — нет, намного раньше. Она началась, когда зародилось мое тело — мое настоящее тело, вся Вселенная.
Теория эволюции, когда приходилось изучать ее в школе, всегда казалась мне скучной. Но теперь, когда память воскре шала мою прошлую жизнь, мне вспомнилось всё, что я чи тал на эту тему. Вспомнились и беседы с моим другом — тем, которого напомнил мне Рено. Вот о чем, оказывается, мы с ним рассуждали — об эволюции.
То, что я знал из книг, смешивалось с моими собственны ми воспоминаниями. И воспоминания позволили мне те перь представить себе эволюцию совершенно по-новому.
Вот произошел первоначальный взрыв и образовалась Вселенная. Я ощутил правоту Третьего откровения — непроницаемой, твердой материи не существует.
Материя — это просто энергия с определенным уровнем колебаний, и вна чале она существовала только на простейшем колебатель ном уровне, в виде элемента, который мы называем водоро дом. Больше ничего не было во Вселенной, один водород.
Далее, я наблюдал, как атомы водорода стали притягивать ся друг к другу, словно бы материей руководило стремление обрести более сложную форму. И когда скопление водоро да достигало достаточной плотности, оно воспламенялось — возникало то, что мы называем звездой.
В звездных недрах атомы водорода сплавлялись в огне и возникали элементы с более высоким уровнем колебаний.
Я видел, как звезды, постепенно старея, наконец, взрыва лись, остатки водорода и новые элементы разлетались в про странстве и всё начиналось сначала. Снова собирались вме сте атомы, скопление разогревалось, и когда температура повышалась достаточно, рождалась новая звезда.
Новые, более сложные элементы сплавлялись в ней, порождая ещё более высокие вибрации вещества. И так далее. В каждом новом поколении звезд появлялись атомы, не существовавшие прежде, пока не возник весь на бор элементов и не рассеялся по космосу.
Материя, в своем развитии, прошла путь от водорода — простейшей формы вещества с самыми низкими колебаниями — до углерода, элемента, чей уровень колебаний во много раз выше. Всё было готово для следующей стадии эволюции.
Когда образовалось наше Солнце, некоторые скопления вещества стали обращаться вокруг него. Одно из них — наша Земля — обладало всем набором новосозданных элементов, включая углерод.
По мере того, как Земля остывала, газы, ра створенные в полужидкой магме, поднимались к поверхнос ти и, собираясь в скопления, образовали тучи, из которых полились обильные дожди. Так возникли океаны.
А когда воды покрыли большую часть поверхности нашей планеты, небо очистилось, и ярко пылающее Солнце обрушило на новорож денный мир потоки света, тепла и радиации.
И вот, в неглубоких водоемах, под действием солнечного излучения и многочисленных бурных гроз, бушующих в небе планеты, вещество перешло от колебательного уровня углерода к еще более высокому — возникли аминокислоты.
Поскольку новое состояние материи было чрезвычайно сложным, его уровень — такая ситуация возникла впервые — не мог поддерживаться сам собой.
Новая материя должна была постоянно поглощать другую материю, чтобы сохра нять уровень своих колебаний. Другими словами, она долж на была питаться. Так новый виток эволюции создал жизнь. Я видел, как жизнь, существующая пока только в водной среде, разделилась на две формы.
Одна из этих форм — та, которую мы называем растительной — питалась неоргани ческой материей, превращая ее элементы в свою пищу с помощью двуокиси углерода, поступающей из атмосферы, которая имела, в те времена, не такой состав, как сейчас.
По бочным продуктом этого процесса явился свободный кис лород, которым растения стали насыщать атмосферу. Расти тельная жизнь постепенно распространилась в океанах, а затем вышла и на сушу.
Другая форма жизни — животная — нуждалась для под держания своих колебаний в органической пище. Я видел, как животные плодятся в океанах. Это была эпоха рыб. За тем, когда растения достаточно обогатили атмосферу кис лородом, животные стали появляться и на суше.
Сначала это были амфибии — наполовину рыбы, наполо вину нечто новое. Покинув воду, они стали дышать воздухом при помощи нового органа — легких. Затем возникла новая форма жизни: появились рептилии и заполнили Землю. На чалась эпоха динозавров.
Ещё позже стали появляться всё в большем количестве теплокровные животные. И каждая но вая форма жизни имела более высокий уровень колебаний, по сравнению с предыдущей. И, наконец, как вершина жиз ненных форм эволюции, появился человек.
Человек... На этом мое видение завершилось. В один крат кий миг передо мною прошла вся великая история эволю ции — возникновение материи, ее развитие в согласии с не ким грандиозным планом, повышение ее колебательного уровня, подготовившее появление человека... каждого из нас.
Сидя на вершине горы, я почти осознал и дальнейший ход эволюции, предметом которой стала теперь жизнь человека. Орудием эволюции стали теперь значимые совпаде ния, случающиеся с людьми.
В жизни каждого из нас проис ходят события, дающие нам новый жизненный толчок и создающие для нас новый уровень колебаний. Эволюция продолжается. И всё же, как я ни пытался ясно представить себе, как это происходит, я не смог.
Я долго сидел на камне, поглощенный ощущением душев ного мира и полноты жизненных сил, и не сразу заметил, что солнце уже клонится к западу. Еще я заметил, что в миле от меня к северо-востоку лежит какой-то город. Я различал очертания крыш. Дорога на западном гребне после несколь ких поворотов подходила прямиком туда.
Я начал спуск среди скал. Меня обуревал радостный смех. Я всё еще ощущал кровную связь с ландшафтом, словно сту пал по своему собственному телу, исследуя и изучая его. Это ощущение переполняло меня радостью.
Спустившись с обрыва, я вошел в лес. Удлинившиеся тени деревьев свидетельствовали о скором наступлении вечера. На полпути вниз я забрел в густую, высокую чащу. Чувство легкости и свободы движений усилилось. Я остановился и обвел взглядом деревья и кусты, любуясь их красотой. Я уви дел розоватое свечение, перемежающееся белыми вспышка ми света вокруг каждого растения.
Я пошел дальше. На моем пути оказался ручей, от которо го исходило голубое мерцание, наполнившее меня неизъяс нимым покоем. Я даже почувствовал легкую сонливость. Наконец я пересек долину и поднялся на соседний гребень. Там шла гравиевая дорога. Я зашагал на север.
Впереди, у поворота, я увидел человека в одежде священ ника. Охваченный радостью, без всякого страха, я ускорил шаг, решив заговорить с ним: Я еще не знал, что скажу ему, но не сомневался, что нужные слова придут сами собой. Я чувствовал себя великолепно.
Вдруг, к моему крайнему удив лению, священник пропал из глаз. В этом месте от дороги отходило ответвление, ведущее вниз, в долину, но там я ни кого не увидел. Я пустился бежать по главной дороге. Впере ди не было никого.
Я подумал, не вернуться ли, чтобы всё-таки поискать его на дороге, ведущей вниз, но, поскольку город лежал впереди, я решил идти туда. И все же дорога в долину продолжала занимать мои мысли.
Шагов через сто, добравшись до следующего поворота, я услышал урчание двигателей. За деревьями показалась колон на армейских машин. Они быстро приближались. Какое-то время я колебался — мне казалось, что я справлюсь с любой ситуацией. Потом я вспомнил ужас, пережитый на склоне.
Времени хватило только на то, чтобы скатиться с дороги и замереть. Мимо пронеслось не меньше десятка джипов. Я лежал на открытом месте — мне оставалось только надеять ся, что никто не взглянет в эту сторону. До меня донеслась удушливая волна выхлопных газов — машины проезжали в каких-нибудь шести-семи метрах, я отчетливо различал лица солдат.
К счастью, никто меня не заметил. Когда колонна скры лась, я заполз за толстое дерево. Руки дрожали. От ощущения душевного мира и сопричастности природе ничего не оста лось, прежний страх снова сковал движения.
Наконец, я снова вскарабкался на дорогу. Снова послы шался шум машин, снова я бросился с дороги вниз. На этот раз проехало два джипа. Меня тошнило.
Больше я на главную дорогу не вернулся. Вместо этого, я осторожно пробрался по склону назад, к оставленной поза ди дороге в долину. Но и на нее я побоялся выйти. Ловя каж дый звук, я решил пробираться в долину лесом, вдоль Доро ги. Мое тело снова было сковано тяжестью, движения давались с трудом.
Что же я наделал, спрашивал я себя, зачем я потащился на эту дорогу? Должно быть, я был одурманен эйфорией, последовавшей за пережитым шоком и неожи данным спасением. Опомнись, вернись-ка к реальности, приказал я себе. Осторожность прежде всего! Любая ошиб ка может стоить тебе жизни.
И тут я замер на месте. Впереди, в нескольких десятках метров перед собой, я увидел того самого священника. Он сидел под сенью большого дерева, окруженного скалами. Я уставился на него. Он открыл глаза, и наши взгляды встре тились. Я вздрогнул. Он улыбнулся и жестом пригласил меня подойти.
Я нерешительно подошел. Он сидел не двигаясь — худой, высокий, лет пятидесяти, с коротко остриженными темны ми волосами и карими глазами.
— По-моему, вам нужна помощь, — произнес он. Его английский был превосходен.
— Кто вы? — спросил я.
— Меня зовут отец Санчес. А вас?
Я назвался, сказал, кто я такой и откуда. Ноги не держали меня. Я опустился на одно колено, потом сел.
— Вы имеете отношение к тому, что случилось в Куле?
— А вам что об этом известно? — Я решил проявить осторожность. Можно ли ему довериться? Я не знал.
— Я знаю, что кое-кто наверху сильно разгневан. Они не хотят, чтобы о Рукописи знали.
— Но почему?
Он встал, глядя на меня сверху вниз.
— Может быть, вы пойдете со мной? До нашей миссии каких-нибудь полмили. У нас вам ничего не угрожает.
Я понимал, что выбора у меня нет. С трудом поднявшись на ноги, я кивнул. Мы медленно зашагали по дороге. Его речь была вежли ва и нетороплива, каждое слово обдумано.
— Солдаты ещё ищут вас? — спросил он среди разговора.
— Не знаю.
После недолгого молчания он задал еще один вопрос:
— Вы ищете Рукопись?
— Уже нет. Сейчас у меня одна задача: остаться в живых и вернуться домой.
Он сочувственно покивал. Я начинал проникаться к нему доверием. Его заботливость и доброта располагали к нему. Он напомнил мне Билла.
Миссия представляла собой скопление набольших доми ков, глядящих во двор скромной церкви. Место тут было очень красивое. Во дворе было несколько человек в рясах.
Отец Санчес что-то сказал им по-испански, и они мгновен но ушли. У меня не было сил даже посмотреть им вслед, я валился с ног от усталости. Священник привел меня в один из домиков.
Внутри оказалась небольшая гостиная и две спальни. В печке горел огонь. Вскоре другой священник принес поднос с хлебом и супом. Я устало хлебал суп, а отец Санчес вежли во ждал, сидя рядом. Потом он предложил мне располагать ся на одной из кроватей. Я растянулся в постели и провалился в глубокий сон.
Когда я утром вышел во двор, прежде всего мне бросились в глаза безукоризненный порядок и чистота. Гравиевые до рожки обрамлялись ровными рядами кустов. Их естествен ные очертания не были искажены стрижкой.
Я потянулся, чувствуя прикосновение накрахмаленной ру башки. Она была из грубоватой хлопчатобумажной ткани, и воротник слегка натирал шею. Зато, рубашка была чистая и свежевыглаженная. Когда я проснулся, двое незнакомых свя щенников натаскали в корыто горячей воды и дали мне смену одежды.
Помывшись и одевшись, я вышел в комнату и обнару жил на столе горячие оладьи и вяленые фрукты. Я жадно на бросился на еду, а священники стоя ждали. Когда я поел, они ушли, а я вышел во двор и вот теперь стоял, осматриваясь.
Я присел на каменную скамейку. Солнце стояло невысо ко над верхушками деревьев и согревало мне лицо.
— Как спали? — раздался голос у меня за спиной. Я повернулся и увидел отца Санчеса. Он стоял, держась очень прямо, и улыбался.
— Спасибо, прекрасно.
— Можно присесть с вами?
— Конечно!
Несколько минут мы молчали, мне даже стало неловко. Я посматривал на него и несколько раз собирался что-то ска зать, но он смотрел на солнце, откинув голову и сощурив глаза. Наконец, он заговорил первый:
— Славное местечко вы выбрали.
Я не сразу понял, что он имеет в виду эту скамейку.
— Послушайте! — начал я. — Мне нужен совет. Есть ли безопасный способ вернуться в Соединенные Штаты?
Он серьезно поглядел на меня.
— Не знаю. Смотря по тому, насколько опасным считает вас наша власть. Расскажите, как вы оказались в Куле.
Я рассказал ему всё, начиная с того дня, когда впервые услышал о Рукописи от Чарлины. Дойдя до радостного воз буждения, охватившего меня на вершине, я скомкал рассказ, считая то, что там происходило со мной, плодом самомне ния и фантазии. Но Санчес очень заинтересовался этим эпи зодом и засыпал меня вопросами.
— Что же вы делали после того, как солдат ушел, не заметив вас?
— Просто сидел там пару часов. Чувствовал облегчение. Хотел отдышаться.
— А что вы чувствовали, кроме облегчения?
Мне не хотелось рассказывать, но я всё же, попытался.
— Это нелегко описать. Я чувствовал радость и родство со всем окружающим, безопасность и уверенность в себе. Усталости совсем не было.
Он улыбнулся.
— У вас было мистическое переживание. Есть немало людей, ощутивших нечто подобное на той вершине.
Я неуверенно кивнул. Он повернулся на скамье. Теперь он глядел мне прямо в глаза.
— Сходные переживания описываются мистиками всех религий. Вам приходилось читать что-нибудь о подобных вещах?
— Кое-что читал, но давно. Несколько лет назад.
— Но испытать самому до вчерашнего дня не довелось?
— Вроде нет.
К скамейке приблизился совсем молоденький священ ник, поздоровался со мной и что-то шепнул Санчесу. Тот кивнул, и молодой священник сразу отошел от нас. Санчес провожал его взглядом. Юноша пересек двор и оказался в расположенном дальше парке.
Только сейчас я обратил на этот парк внимание. Он был очень чистый, ухоженный и зеленый, полный разнообразных растений. Молодой свя щенник ходил там, время от времени останавливаясь, словно искал что-то. Наконец он сел. Похоже было, что он за нялся каким-то упражнением.
Санчес удовлетворенно улыбнулся и снова повернулся ко мне.
— Я думаю, что пока вам не стоит пытаться выбраться из страны, слишком опасно. Я попробую разузнать, как обстоят дела и не слышно ли чего о ваших друзьях. — Он встал со скамьи. — Мне сейчас надо кое-чем заняться. Не сомневайтесь, что мы поможем вам во всём, что в наших силах. Надеюсь, вам будет у нас хорошо. Отдыхайте пока, набирайтесь сил.
Я кивнул. Он достал из кармана бумаги и протянул мне.
— Вот текст Пятого откровения. Здесь как раз описывается нечто подобное тому, что вы испытали на горе. Вам, наверное, будет интересно.
Я нехотя взял бумаги.
— Как вы понимаете последнее из усвоенных вами откровений? — спросил он.
Я ответил не сразу. Мне сейчас не хотелось думать ни о каких рукописях с откровениями.
— Люди постоянно вступают в схватки из-за энергии, — наконец произнес я. — Когда кому-то из нас удается навязать другому свою точку зрения, а тот подчиняется, мы заряжаемся его энергией и испытываем прилив сил.
Он улыбнулся.
— Беда, следовательно, в том, что энергии не хватает на всех, так? Ведь мы охотимся за чужой энергией, потому что ощущаем недостаток собственной, верно?
— Именно так.
— Но можно поправить дело, обратившись к другим источникам энергии, правильно?
— Так там написано.
Он кивнул и неторопливо направился к церкви. Я сидел, опустив голову и упираясь локтями в колени и не спешил заглядывать в бумаги. Мне просто не хотелось их читать. События последних двух дней охладили мой пыл. Меня теперь интересовала не столько Рукопись, сколько возвращение домой.
Молодой священник тем временем поднялся на ноги, неспешно перешел в другой уголок парка и снова сел, как и в тот раз, лицом в мою сторону.
Мне стало любопытно, чем он там занят. Я подумал, что, возможно, узнаю об этом из Рукописи. Я взял первый из дан ных мне листков и начал читать.
Там давалось новое объяснение феномену, известному издавна под названием мистического озарения. В последние десятилетия двадцатого века, говорилось там, подобные оза рения, достигающиеся эзотерической практикой многих религий, станут доступны многим.
Для большинства эти оза рения останутся всего лишь умственным представлением, темой для разговоров и дискуссий, но всё большее число людей начнет познавать их на собственном опыте. Для них это будут реально переживаемые вспышки особого созна ния.
Эти озарения, утверждала Рукопись, помогут покончить со всеми человеческими конфликтами, потому что во вре мя прозрений людям станет доступен иной источник энер гии — и постепенно они научатся пользоваться им в любое время по своему усмотрению.
Я поднял глаза и снова взглянул на молодого священни ка. Его глаза были открыты и обращены, кажется, в мою сто рону. Я не различал выражения его лица, но на всякий слу чай кивнул. К моему удивлению, он кивнул в ответ и слегка улыбнулся.
Потом он встал и, не глядя на меня, вышел из парка, прошел через двор и скрылся в одном из домиков. Сзади послышались шаги. Я повернулся и увидел выходя щего из церкви Санчеса. Он подошел ко мне с улыбкой.
— Быстро отделался, — заметил он. — Не хотите ли не много прогуляться?
— С удовольствием, — ответил я. — Расскажите мне, что у вас тут за парк. — И я указал на место, где сидел молодой священник.
— Пойдемте, поглядим, — предложил Санчес.
Пока мы шли через двор, Санчес успел рассказать мне, что этой миссии более четырехсот лет. Ее основателем был один выдающийся испанский миссионер. Он был един ственным, кто считал, что обращать индейцев в католичество следует не силой оружия, а убеждением, обращаясь к их сердцам.
Он действовал, по словам Санчеса, весьма успеш но, и отчасти поэтому, отчасти же потому, что он выбрал для своей проповеди такую удаленную местность, его оставили в покое и позволили действовать, как он хотел.
— Мы следуем его традиции и ищем истину в сердце, — сказал Санчес.
Парк содержался в образцовом порядке. Примерно пол гектара леса расчистили и засадили цветами и красивым кустарником, проложили дорожки, посыпанные речной галькой. Растения здесь не теснились, каждое свободно рос ло, выявляя свою неповторимую форму.
— Где бы вы хотели присесть? — спросил Санчес.
Я осмотрелся. Вокруг было несколько уютных уголков, и каждый сам по себе закончен и красив. В каждом были и от крытая площадка, и цветы, и камни, и большие деревья са мой разнообразной формы. В одном из них, слева, там, где сидел молодой священник, камней было больше.
— Пожалуй, вот здесь, — решил я.
Санчес одобрительно кивнул. Мы прошли туда и сели. Несколько минут он молчал, глубоко и равномерно дыша, потом посмотрел на меня.
— Расскажите мне еще о своих переживаниях на горе, — попросил он.
Мне не хотелось об этом говорить.
— Да я уж всё, кажется, рассказал. Это продолжалось не долго.
Священник посмотрел сурово.
— То, что это переживание испарилось, когда вы снова испугались, не значит ведь, что оно потеряло значение. Возможно, оно еще вернется к вам.
— Возможно, — ответил я. — Но мне трудно сохранять космическое сознание, когда меня пытаются убить.
Он засмеялся и бросил на меня сочувственный взгляд. А вы здесь, в миссии, изучаете Рукопись? — спросил я.
— Да. Мы учим людей достигать того состояния, в котором вы находились на горе. Ведь вам хотелось бы снова испытать такое, разве нет?
Наш разговор прервался: со двора кто-то окликнул Санчеса. Он, извинившись, встал и пошел поговорить со священ ником, который его позвал. Я в это время, слегка запрокинув голову, смотрел на окружающие меня растения и камни, рас фокусировав взгляд.
Мне удалось рассмотреть легкое мерца ние вокруг ближайшего куста, но когда я перевел глаза на камни, ничего не получилось. Вернулся Санчес.
— Мне нужно ненадолго отлучиться, — сказал он. — Я встречусь кое с кем в городе. Заодно попытаюсь что-нибудь разузнать о ваших друзьях. Во всяком случае, узнаю, насколько безопасно для вас передвигаться.
— Да, пожалуйста. Вы сегодня вернетесь?
— Вряд ли. Скорее всего, завтра утром.
Должно быть, у меня на лице отразилась тревога, которую я испытывал, потому что он подошел ближе и положил мне руку на плечо.
— Не волнуйтесь. Вы здесь в полной безопасности. И пожалуйста, чувствуйте себя как, дома. Походите, осмотритесь. Пообщайтесь со священниками. Только учтите, что не все они одинаково продвинуты. Одни смогут понять вас лучше, чем другие.
Я кивнул. Он улыбнулся и, обогнув церковь, сел в старенький гру зовичок, которого я раньше не заметил. После нескольких бесплодных попыток Санчес, наконец, завел двигатель и вы ехал мимо церкви на дорогу, ведущую к гребню.
Я оставался в парке еще несколько часов, приводя в по рядок мысли. Я думал о Марджори — как там она, обошлось ли?— и о Билле — удалось ли ему уйти от погони? Несколь ко раз передо мной возникал образ убитого человека с бо родой, но я боролся с этими воспоминаниями, чтобы сохра нить душевное равновесие.
Около полудня я заметил, что священники поставили посреди двора длинный стол и носят на него блюда с едой. Когда стол был накрыт, к ним присоединилось еще несколь ко человек в рясах.
Они клали на тарелки свои порции и, присаживаясь на скамьи, ели. Священники ласково улыбались друг другу, но почти не разговаривали. Один из них заметил меня и приглашающе кивнул, указывая на еду.
Я подошел и положил себе вареной кукурузы и бобов. Я ловил на себе взгляды обедающих, но никто не пытался за говорить со мной. Я сам попробовал завязать разговор, сде лав несколько замечаний по поводу еды, но мне отвечали только улыбками и вежливыми кивками.
Тогда я в одиночестве уселся на одну из скамей и принял ся за еду. Овощи и бобы были не посолены, но приправлены травами. Когда обед закончился и все вернули посуду на стол, из церкви вышел еще один священник и поспешно наполнил свою тарелку.
Потом он оглянулся, ища куда бы присесть, и наши глаза встретились. Он улыбнулся. Я узнал того самого юношу, который утром медитировал в парке. Я улыбнулся в ответ. Он подошел и заговорил на ломаном английском.
— Можно мне сесть с вами?
— Да, пожалуйста!
Он сел и начал есть, очень медленно, тщательно всё раз жевывая и время от времени улыбаясь мне. Был он невысок, с худощавой, гибкой фигурой и угольно-черными волосами. Глаза были светло-карие.
— Вам понравился обед? — спросил он.
Тарелка лежала у меня на коленях, и в ней оставалось не много кукурузы.
— Да, очень, — ответил я и положил в рот кусочек. Заметив, как медленно и тщательно он жует, я постарался есть так же. Тут я сообразил, что так ели все они.
— Вы тут, в миссии, сами выращиваете овощи? — спросил я. Он помедлил с ответом, дожевывая очередной кусочек.
— Да. Ведь очень важно, что есть.
— А вы медитируете над растениями? Он поглядел на меня с удивлением.
— Вы читали Рукопись?
— Да, первые четыре откровения.
— И вы тоже выращиваете овощи?
— Нет, нет. Просто я интересовался этим.
А вы видите энергетические поля?
— Иногда.
Мы помолчали. Он съел еще несколько кусочков.
— Энергия поступает прежде всего с пищей, — заметил он. Я согласно кивнул.
— Но чтобы усвоить энергию, надо ценить пищу и... Он, видимо, подыскивал нужное английское слово. Наслаждаться вкусом, — произнес он, наконец. — Надо ценить вкус пищи, это ключ ко всему.
Для этого и нужна молитва перед едой. Мы не просто выражаем благодарность за дарование пищи, мы освящаем процесс еды. Тогда энергия наполнит наше тело.
Он внимательно посмотрел, чтобы понять, уяснил ли я его слова. Я молча кивнул. Он задумался. Я тоже размышлял над сказанным. Значит, думал я, обы чай возносить благодарственную молитву перед едой служит тому, чтобы заключенная в пище энергия лучше усваивалась,
— Но брать энергию из пищи, — снова заговорил юноша, — это только первый шаг. Накопив немного энергии, мы начинаем замечать ее повсюду... и тогда можно усваивать ее иначе, без еды.
Я снова кивнул.
— Всё вокруг нас, — продолжал он, — наполнено энергией, только по-разному. Поэтому, в одних местах можно зарядиться лучше, чем в других. Всё зависит от того, насколько вы сродни этому месту.
— Вы именно это и делали утром в парке? — спросил я. — Заряжались энергией?
Он кивнул, очень довольный.
— Да.
— А как это делается?
— Надо открыться, почувствовать родство со всем вокруг, оценить красоту. Словом, всё так, как при созерцании энергетических полей. Только надо сделать еще один шаг — ощутить, что энергия наполняет вас.
— Не совсем вас понимаю.
Он нахмурился, огорченный моей непонятливостью.
— Хотите, пойдем вместе в парк? Я покажу вам.
— Пошли, — согласился я.
И я отправился следом за ним в парк. Там он остановил ся и осмотрелся, словно ища что-то.
— Пойдемте туда, — сказал он, показывая на местечко у границы густого леса.
Мы пошли по дорожке, петляющей среди деревьев и кус тов. Мой спутник выбрал место под высоким деревом, узло ватый ствол которого вздымался из груды валунов. Корни обвивались вкруг камней, прорастали сквозь них, добираясь до земли.
Впереди полукругом стояли кусты, усыпанные жел тыми цветами, и до меня долетал их незнакомый сладкий запах. А дальше зеленой стеной возвышался лес. Юноша предложил мне сесть на прогалинку среди кустов, лицом к дереву, и сам сел рядом.
— Как по-вашему, это дерево красиво? — спросил он.
— Да.
— Ну, так почувствуйте... мм...— Он снова не мог найти нужное слово. Подумав, он сказал: — Отец Санчес говорил, что у вас было прозрение там, на вершине. Вы можете припомнить, что чувствовали тогда?
— Легкость. Безопасность. Причастность.
— Причастность к чему?
— Это очень трудно описать. Как будто вся природа была частью меня самого.
— Да, но как именно вы это ощущали?
Я задумался. Как же я это ощущал? Потом нужное слово пришло.
— Я любил! — воскликнул я. — Я чувствовал всеобъемлющую любовь.
— Именно так. Любовь. Полюбите это дерево!
— Но как? — удивился я. — Ведь любовь приходит сама. Как можно полюбить по заказу? Я не могу заставить себя любить.
— Не надо заставлять себя. Позвольте любви войти в вас. Для этого надо вспомнить, как это было тогда и постараться, чтобы это ощущение вернулось.
Я смотрел на дерево и старался припомнить то, что пе реживал на горной вершине. Постепенно я начинал прони каться красотой дерева и обостренным ощущением его при сутствия. Я восхищался этим деревом и действительно начинал его любить.
Я любил его так, как когда-то в детстве любил свою мать, а позже, подростком, — одну девочку. Я смотрел на дерево и любил его, это чувство переполняло мое сердце и распространялось на всё окружающее. Молодой человек отошел на несколько шагов, не отрывая глаз от меня.
— Хорошо! — прошептал он. — Вы наполняетесь энергией. Я заметил, что его взгляд расфокусирован.
— Откуда вы знаете?
— Я вижу, как ваше поле расширяется.
Я закрыл глаза, стараясь достичь такой же силы и глуби ны чувства, как тогда, на вершине. Но нет, то, что было, не повторилось. Всё было похоже, но гораздо слабее. Неудача заставила меня усомниться в себе.
— Что случилось? — удивился мой спутник. — Ваше поле ослабевает.
— Сам не знаю, — ответил я. — Мои чувства слабее, чем тогда. Не могу их усилить.
Ему кажется, показалось это забавным. Он сказал с легким нетерпением:
— То, что вы испытали на горе, было даром, прорывом, указанием нового пути. Теперь вы должны научиться сами достигать такого состояния. Это не может получиться сразу.
Он сделал шаг назад.
— Попробуйте еще раз.
Я закрыл глаза, стараясь переживать свое состояние, как можно глубже. Наконец, чувства снова нахлынули на меня. Я удерживал их и, не отводя взгляда от дерева, старался понем ногу усиливать.
— Вот сейчас очень хорошо, — сказал внезапно священник. — Вы и получаете энергию и отдаете ее дереву.
— Я посмотрел на него, ничего не понимая.
— Отдаю дереву?
— Когда вы восхищаетесь красотой и неповторимостью чего-то, — объяснил он, — вы получаете энергию. Но когда ваше чувство поднимается до истинной любви, вы можете, если пожелаете, вернуть энергию.
Я долго просидел перед деревом. Чем внимательнее я смотрел на него, чем больше росло мое восхищение его красотой, тем больше любви ко всему вокруг я испытывал. Это было поразительное ощущение.
Я представлял себе, как моя энергия подплывает к дереву и наполняет его, но увидеть это так и не смог. Краем глаза я заметил, что молодой священ ник встал и хочет уйти.
— А как выглядит переход моей энергии к дереву? — спро сил я.
Он подробно описал мне, что видел, и я узнал то самое явление, которое наблюдал, когда Сара передавала энергию филодендрону в Висьенте. У Сары это получалось, хотя она не знала, что для передачи энергии нужно испытывать лю бовь. Видимо, для нее ощущение любви было настолько ес тественно, что она даже не сознавала его.
Священник направился к домам, и я потерял его из виду. Сам я оставался в парке до темноты. Я вошел в дом, и двое священников вежливо кивнули. Ве чер был прохладный, но в печке полыхал огонь, несколько масляных ламп ярко освещали комнату.
Пахло овощным или, может быть, картофельным супом. На столе стояла гли няная миска и тарелка с четырьмя ломтями хлеба, лежали ложки.
Один из священников тут же повернулся и, не глядя на меня, вышел. Другой, опустив глаза, кивнул мне на чугунок, стоящий на печи рядом с огнем. Из-под крышки торчала ручка половника.
— Вам нужно что-нибудь еще? — осведомился священник,
— Пожалуй, нет, — ответил я, — спасибо. Попрощавшись кивком, он тоже ушел. Я остался один.
Поднял крышку чугунка — картофельный суп! Запах от него шел восхитительный. Я наполнил миску, сел за стол и, выта щив пятую главу Рукописи, которую дал мне Санчес, поло жил ее рядом, намереваясь почитать за едой.
Но суп оказал ся таким вкусным, что я полностью сосредоточился на еде. Покончив с супом, я сложил посуду в таз и долго, как зача рованный, смотрел на огонь, пока печка не прогорела. Тог да я привернул фитили у ламп и отправился в постель.
Проснулся я на заре, великолепно выспавшись. За окном стоял утренний туман. Я подложил в печку угля, добавил щепок и раздул огонь, после чего собрался пошарить на кух не в поисках чего-нибудь съедобного. Но тут послышалось тарахтенье Санчесова грузовичка.
Я вышел во двор и увидел, что Санчсс выходит из-за церк ви с мешком в одной руке и несколькими свертками в другой.
— Я привез кое-какие новости, — сказал он, проходя в дом. Я последовал за ним.
Немедленно появилось несколько святых отцов с кукуруз ными лепешками, овсянкой и вялеными фруктами. Выложив всё это на стол, они молниеносно удалились. Мы с Санчесом сели.
— Я встретился кое с кем из Южного совета церквей, — начал он. — Мы собрались, чтобы потолковать о Рукописи. Вернее, об агрессивном поведении власть имущих. Впервые группа священников открыто собралась, чтобы высказаться в поддержку этого документа. Только мы начали обсуждение, как явился некий правительственный чин и потребовал, что бы мы допустили его на заседание.
Положив себе на тарелку немного еды, он на время за молчал и, тщательно, как всегда, пережевывая, съел несколь ко кусочков.
— Этот господин, — продолжал он, — всячески уверял нас, что единственная цель правительства — не допустить, чтобы чуждые элементы спекулировали на Рукописи. Граж дане Перу должны получить разрешение на хранение копии.
Он заявил, что понимает нашу озабоченность, но требует, чтобы мы подчинились требованиям закона и сдали свои копии, а правительство, якобы, немедленно предоставит нам официально изготовленные экземпляры.
— И вы сдали? — перебил я.
— Еще Чего!
Несколько минут мы молча ели. Я старался хорошо же вать и наслаждаться вкусом.
— Мы подняли вопрос о стрельбе в Куле, — продолжал Санчес. — Он ответил, что эта акция была необходима. Она была направлена против человека по имени Дженсен. Якобы, несколько его людей были вооруженными иностранными агентами и собирались завладеть не обнаруженной до этого частью Рукописи и вывезти ее из Перу. Поэтому, у пра вительства не было иного выхода, кроме как немедленно арестовать их. Ни о вас, ни о ваших друзьях он не упомянул.
— И вы ему поверили?
— Естественно, нет. После его ухода мы продолжали обсуждение. Все согласились действовать методом мирного сопротивления. Мы по-прежнему будем делать списки и, соблюдая осторожность, их распространять.
— А как на это посмотрит ваше церковное начальство?
— Трудно сказать. Вообще-то оно настроено против Рукописи, но пока что ничего не предпринималось против тех, кто ею занимается. Главным образом, нас беспокоит один кардинал, чья епархия лежит дальше к северу, — кардинал Себастьян.
Это очень влиятельный иерарх. Он выступает против Рукописи громче всех. Если он подвигнет руковод ство церкви на решительные меры, нам придется крепко подумать, что делать дальше.
— А почему он выступает против Рукописи?
— Боится.
— Но чего же?
— Я давно с ним не виделся, а о Рукописи мы с ним вообще никогда не говорили. Похоже, он думает, что человек должен жить одной верой и не нуждается в духовных знаниях. Он боится, что знакомство с Рукописью приведёт к потря сению основ, к крушению церковного авторитета.
— Каким образом?
Санчес наклонил голову с едва заметной улыбкой.
— Кто обладает истиной, тот свободен.
Я смотрел на него, доедая хлеб и фрукты, и пытался по нять его слова. Он съел еще несколько кусочков и встал, ото двинув стул.
— А у вас вроде сил прибавилось, — заметил он. — Общались с кем-нибудь без меня?
— Да. Я научился подключаться к энергии у одного священника — не знаю, как его зовут. Он медитировал в парке вчера утром, когда мы сидели на скамье, помните? Потом я с ним разговорился, и он научил меня впитывать энергию и отдавать ее.
— Это Джон, — вставил Санчес и кивнул мне, чтобы я про должал.
— Это было необыкновенное переживание. Я вызвал в себе любовь и раскрылся. Я просидел там целый день, упиваясь этим состоянием. Было не так, как на горе, но очень близко к тому.
Санчес посерьезнел.
— Смысл и действие любви долгое время понимались совершенно неверно. Предполагалось, что мы должны стремиться к любви, чтобы стать лучше самим или чтобы мир стал лучше, — из некоего абстрактного морального долга или чтобы избавиться от эгоистического стремления к наслаждениям.
Когда мы подключаемся к энергетическому полю, мы испытываем возбуждение, радостный восторг и, наконец, любовь. Если у нас будет достаточно энергии, что бы сохранить переживание любви, то и мир, конечно, станет лучше, но, в первую очередь, это идет на пользу нам самим.
Это и есть высшее наслаждение. Я согласился. Тут я заметил, что он отодвинулся со стулом на несколько шагов и смотрит на меня расфокусированным взглядом.
— И как же выглядит мое поле?
— Оно расширилось. Вы, наверное, хорошо себя чувствуете?
— Очень.
— Прекрасно! Вот этим мы тут и занимаемся.
— Расскажите, пожалуйста, об этом.
— Мы обучаем священников, которым предстоит проповедовать индейцам в горах. Им там приходится полагаться только на собственные силы, а это нелегко. Мы тщательно отбираем пригодных для такой работы людей, и все они имеют нечто общее — каждому довелось пережить мистическое озарение.
Я занимаюсь изучением мистического опыта уже много лет, — продолжал он. — Когда я начинал, Рукопись еще не была обнаружена. Я уверен, что человеку, знакомому с мис тическими переживаниями, гораздо легче достичь состоя ния, нужного для подключения к энергии.
Остальным это тоже доступно, но дается гораздо труднее и времени требу ет больше. Думаю, вы на собственном опыте убедились, что воспоминание о пережитом облегчает обретение нужного настроя. Не сразу, но он возвращается.
— И что тогда происходит с собственным полем?
Оно расширяется и изменяет цвет.
— Как?
— Как правило, тускловато-белое свечение сменяется зеленым и голубым. Но главный признак — расширение поля. У вас, например, во время вашего озарения на вершине горы поле расширилось настолько, что охватило всю Вселенную. Вы поглощали энергию бескрайнего космоса и, в свою очередь, изливали ее на всё его пространство. Вы помните, что тогда испытывали?
— Да. Я ощущал всю Вселенную, как собственное тело, а сам я был лишь головой или, вернее, глазами.
— Вот именно. В ту минуту вы объединили свое поле с полем вселенским, и Вселенная поистине была вашим телом.
— И с памятью моей, — добавил я, — происходило нечто странное. Я ясно помнил, как развивалось это мое громад ное тело, Вселенная. Я видел, как из водородных скоплений возникали первые звезды и как потом сменялись поколения звезд и возникала более сложная материя.
Правда, я не видел никакой материи — только колебания энергии, которая развивалась и усложнялась, переходя ко всё более высокому уровню колебаний. А потом... потом возникла жизнь и ее эволюция привела, наконец, к появлению человека...
Внезапно я замолчал. Мое настроение изменилось, и Сан чес это заметил.
— Что с вами?
— На этом поток воспоминаний оборвался, — объяснил я. — Я чувствовал, что эволюция должна продолжаться и дальше, но как именно — не ощутил.
— Да, — подтвердил священник, — эволюция действительно продолжается. И продолжают ее люди. Именно они призваны поднять Вселенную до высочайшего колебательного уровня.
— Каким образом?
Он улыбнулся, но оставил мой вопрос без ответа.
— Поговорим об этом позже. Сейчас мне надо заняться кое-какими делами. Увидимся через час-другой.
Я кивнул. Он ушел, прихватив со стола яблоко. Я вышел было во двор вслед за ним, потом вспомнил про оставшу юся в спальне пятую главу Рукописи и вернулся за ней. Еще раньше мне вспомнился лес, где я впервые увидел Санчеса.
Как ни был я измучен и напуган тогда, я не мог не заметить необыкновенной красоты этого уединенного уголка, куда я сейчас и решил отправиться. Идущая на запад дорога при вела меня прямо к тому месту, где сидел тогда Санчес. Там я и устроился.
Прислонившись спиной к дереву, я некоторое время смотрел вокруг, ни о чем не думая. Утро было ясное и ветре ное, и я смотрел на колеблющиеся над головой верхушки деревьев, глубоко дыша чистым, прохладным воздухом.
Под шорох ветра я вынул бумаги и стал искать место, на котором остановился. Но раньше, чем я смог его найти, до моих ушей донесся шум машины.
Я лег на землю у подножия дерева и попробовал опреде лить, с какой стороны она приближается. Звук шел со сто роны миссии. Потом машина показался на дороге, и я узнал грузовик Санчеса. Сам он сидел за рулем.
— Я так и думал, что вы здесь, — сказал он, подъехав ко мне. — Садитесь, надо уезжать.
— Что случилось? — спросил я, взбираясь на сиденье. Он выехал на главную дорогу.
— Один из наших священников рассказал мне о разговоре, который он случайно услышал в деревне. Туда явились какие-то официальные лица с расспросами обо мне и о на шей миссии.
— И что им нужно, как вы думаете?
Во взгляде Санчеса не было ни тревоги, ни страха.
— Не знаю. Но у меня больше нет уверенности, что они оставят нас в покое. Думаю, что в качестве предосторожно сти нам стоит перебраться повыше в горы. Там, поблизости от Мачу-Пикчу, живет один из наших священников, отец Карл. У него в доме мы будем в безопасности, а тем временем, разузнаем что можно. — Он улыбнулся. — В любом слу чае, вам стоит взглянуть на Мачу-Пикчу.
Внезапно меня охватило страшное подозрение: а вдруг Санчес уже договорился с властями и собирается сдать меня им в руки? Я решил быть очень осторожным и оставаться начеку, пока дело не разъяснится.
— Вы уже дочитали перевод? — спросил Санчес.
— Совсем немного осталось.
— Вас интересовала эволюция человека. Вы прочли место, где говорится об этом?
— Нет.
Он отвел глаза от дороги и пытливо взглянул на меня. Я сделал вид, что ничего не замечаю.
— Что с вами? — спросил он.
— Ничего, всё в порядке. До Мачу-Пикчу далеко ехать?
— Часа четыре.
Я предпочел бы помолчать — пусть говорит Санчес. Я на деялся, что он как-нибудь проговорится о своих замыслах. Но любопытство всё-таки пересилило, и я спросил:
— Так как же люди эволюционируют? Он бросил на меня быстрый взгляд.
— А вы сами что об этом думаете?
— Я не знаю, — ответил я, — но там, на горе, у меня мелькнула мысль, что это имеет отношение к тем значимым совпадениям, о которых толкует Первое откровение.
— Это так и есть. Ведь это согласуется со следующими откровениями, верно?
— Я растерялся. Я почти понял, о чём он говорит, но не до конца, и, потому, промолчал.
— Посмотрите, как откровения естественно вытекают одно из другого, — продолжал Санчес. — Первое говорит о совпадениях — мы должны относиться к ним серьёзно. Эти совпадения заставляют нас осознать, что за событиями на шей жизни скрывается некая духовная сила.
Второе откровение придает этому осознанию реальное содержание. Мы понимаем, что всё наше внимание было отдано материальному выживанию. Мы познавали мир по стольку, поскольку это нужно было для нашей безопасности. Теперь же, с осознанием действия духовных сил, мы при ближаемся к истинному постижению мира.
Третье откровение позволяет нам взглянуть на жизнь со вершенно по-новому. Мы узнаём, что материальный мир построен из чистой энергии, которая способна откликать ся на наши мысли и чувства.
Четвертое откровение объясняет людям их привычку от нимать у других энергию, подавляя их, порабощая их разум. Это — преступление, совершать которое нас заставляет не достаток собственной энергии, который мы ощущаем, как упадок жизненных сил.
Однако, этот недостаток можно вос полнить, подключаясь к иным источникам энергии. Вселен ная даст нам всё, в чем мы нуждаемся, если мы сумеем от крыться ей. И это является содержанием Пятого откровения.
Возьмем ваш случай, — продолжал священник. — Вы испытали мистическое озарение, которое помогло вам по нять, какие громадные запасы энергии могут стать доступ ны человечеству. Можно сказать, что вы совершили некий прорыв, скачок в будущее, опередив остальных.
Такое пере живание не может долго длиться. Как только мы начинаем общение с кем-то, кто находится в обычном состоянии со знания, как только мы возвращаемся к жизни в мире, где продолжаются конфликты и стычки, нас мгновенно отбра сывает в прежнее состояние.
И вот теперь, вашей задачей является медленное и посте пенное овладение тем, что явилось вам мгновенным про блеском. Вы должны начать медленное и упорное восхожде ние к высшему сознанию.
Но, для этого следует научиться сознательно усваивать энергию, потому что, именно запас энергии увеличивает число значимых совпадений, тех собы тий жизни, которые и помогут нам сделать новое состояние сознания постоянным.
У меня, видимо, был очень озадаченный вид, потому что Санчес добавил:
— Обдумайте это и постарайтесь понять. Когда случает ся маловероятное событие, придающее нашей жизни новое направление, человек, как бы, находит, реализует себя. Он чувствует, что исполняет свое предназначение. И тот энергетический уровень, который позволяет происходить таким событиям, становится для него естественным.
Он, конечно, может потерять его, сбиться на более низкий уровень при сильном испуге, но это временно. Ему будет нетрудно вер нуться на уже достигнутый ранее высокий уровень. Он уже другой человек, существующий на более высоких энергиях. Поймите это! Он перешел на новый уровень колебаний.
Вы поняли суть? Мы наполняемся энергией, растём, сно ва наполняемся и снова растём. Именно так мы, люди, про должаем эволюцию Вселенной — переходя ко всё более вы соким колебательным уровням.
Санчес замолчал, а потом, как будто, вспомнил что-то и добавил:
— Этот процесс шёл на всем протяжении человеческой истории, только мы его не сознавали. Этим объясняется и прогресс цивилизации, и то, что люди становились выше ростом, жили дольше и так далее. А теперь, мы начинаем осо знавать это. И в Рукописи говорится об этом. Духовное осознание распространяется по всему миру.
Я внимательно слушал. Слова Санчеса произвели на меня большое впечатление.
— Значит, основная наша задача — усвоить побольше энергии? Так, как научил меня Джон? И тогда частота значимых совпадений увеличится?
— В общем, так и есть, только, всё-таки, это не так просто, как вам кажется. Прежде чем мы сможем перейти на новый энергетический уровень — не на краткое время, а прочно — придётся преодолеть еще один рубеж. Об этом говорится в Шестом откровении.
— Что же это за рубеж?
Священник заглянул мне в глаза.
— Каждый из нас подчиняет себе других на свой, особый лад. И вам придётся изучить себя, чтобы понять, какой способ доминирования присущ именно вам. Вы помните, что в Четвертом откровении говорится, что люди, постоянно ощущая нехватку энергии, стремятся навязать другим свою волю и точку зрения, чтобы отобрать их энергию.
Пятое же откровение учит нас извлекать недостающую энергию из другого источника. Но дело в том, что мы не сможем постоянно под питываться из этого источника, пока не преодолеем привыч ку подчинять других именно своим, индивидуальным спосо бом. Потому что, если мы опять начнем это делать, то сразу отключимся от источника.
А преодолеть эту привычку нелегко по той причине, что мы тут действуем бессознательно. Следовательно, мы долж ны осознать, во-первых, что мы постоянно стремимся к подчинению себе своих ближних и, во-вторых, что мы это делаем каждый по-своему — тем способом, который мы ус воили еще в детстве, чтобы привлечь к себе внимание и за рядиться энергией.
Усвоив свой стереотип, мы повторяем его снова и снова. Я называю это нашим бессознательным сценарием борьбы за власть.
Я выбрал слово «сценарий», потому что это действитель но напоминает кино, где повторяется одна и та же ситуация, в которой мы действуем по сценарию, написанному нами самими в начале жизни. Мы проигрываем этот сценарий снова и снова, не сознавая этого.
Всё, что мы осознаем, — это то, что в нашей жизни постоянно возникают сходные ситу ации. Мы зацикливаемся на них, и тогда кинофильм нашей жизни не может продолжаться, и для волнующих приключе ний, к которым могли бы привести значимые совпадения, просто не остается места. Мы сами его останавливаем, буду чи в плену своего сценария, своего стереотипа битвы за власть.
Санчес убавил скорость, чтобы осторожно миновать глу бокие выбоины на дороге. Я чувствовал усталость и тоску. Его рассуждения о сценарии остались мне непонятны. Я хотел пожаловаться ему, но не смог. Недоверие отдаляло меня от него, и открывать душу не хотелось.
— Вы меня поняли? — спросил он.
— Не знаю, — коротко ответил я. — По-моему, у меня нет никакого сценария.
Участливо взглянув на меня, он фыркнул от смеха.
— Неужели? — произнес он. — Откуда же тогда ваша всегдашняя замкнутость?
Исследование своего прошлого
Дорога впереди сужалась, круто огибая каменный выступ горы. Грузовик осторожно повернул, подскакивая на круп ных камнях. Вокруг нас Анды вздымали свои могучие серые вершины, окутанные белоснежными облаками.
Я поглядел на Санчеса. Он внимательно вёл машину, скло нившись к рулю. Уже несколько часов мы с трудом одолева ли тяжелую, с крутыми подъемами дорогу. Временами и без того узкий проезд загромождался завалами камней.
Мне хо телось возобновить разговор о сценариях, но время для это го было явно неподходящее — всё свое внимание Санчес должен был уделять дороге. Да, к тому же, я и сам, собствен но, не знал, о чём хочу спросить.
Я дочитал Пятое открове ние, и прочитанное близко перекликалось с рассказом свя щенника. Конечно, неплохо было бы избавиться от сценария борьбы за власть, особенно если бы это ускорило мою эво люцию, но я так и не понял, что это за сценарий и как он действует.
— О чем задумались? — неожиданно спросил Санчес.
— Я дочитал Пятое откровение, — ответил я. — И всё думаю об этих ваших сценариях. Вы, кажется, считаете, что мой сценарий, как-то мешает мне быть раскованным?
Он не ответил. Его глаза были прикованы к дороге. Мет рах в тридцати перед нами стоял, загораживая путь, крупный внедорожник. Неподалеку, у края скалистого обрыва, стояли мужчина и женщина. Они тоже увидели нас.
Санчес, остановив грузовик, вгляделся в них и улыбнулся.
— Я знаю ее, — сказал он. — Это Хулия. Всё в порядке. Надо с ними поговорить.
Оба они были темноволосые и смуглые — видимо, перу анцы. Женщина была постарше, на вид лет пятидесяти, муж чине можно было дать лет тридцать.
— Отец Санчес! — воскликнула она, подходя.
— Привет, Хулия!
Они обнялись, Мы перезнакомились. Мужчину звали Роландо.
Хулия и Санчес молча повернулись и подошли к краю обрыва, где она до этого стояла с Роландо. Роландо внима тельно приглядывался ко мне. Мне стало неловко, И я ото шел, приближаясь к тем двоим.
Роландо последовал за мной, глядя так, словно чего-то хотел от меня. Несмотря на моло дость, лицо его было грубым и обветренным. Я ощутил не понятную тревогу.
Пока мы шли к обрыву, он несколько раз хотел загово рить, но я отводил глаза и убыстрял шаг. Так он и не произ нес ни слова. Дойдя до края, я сел на узкий выступ скалы так, чтобы он не смог пристроиться рядом. Хулия и Санчес рас положились немного поодаль и повыше, сидя рядышком на большом валуне.
Роландо выбрал место как можно ближе ко мне. Мне было не по себе от его пристального взгляда, и в то же время его явный интерес ко мне пробудил во мне любопытство.
Поймав наконец мой взгляд, он спросил:
— Вы здесь из-за Рукописи?
Я ответил не сразу.
— Я слышал о ней.
Он, кажется, удивился.
— Но вы ее видели?
Какие-то отрывки, — осторожно ответил я. — А вы имеете к ней отношение?
— Интересуюсь, — сказал он. — Но пока что мне не попался ни один список.
Мы помолчали.
— Вы из Соединенных Штатов?
Этот вопрос мне не понравился, и я решил промолчать. Вместо ответа я спросил:
— А храмовые развалины в Мачу-Пикчу как-то связаны с Рукописью?
— По-моему, нет. Правда, она создавалась примерно тогда же, когда возводились эти храмы.
Я замолчал, любуясь величественной красотой гор. Я рас судил, что, если я буду молчать, он рано или поздно сам выложит, что они с Хулией тут делают и при чем здесь Рукопись. Так мы и промолчали минут двадцать.
Наконец Роландо встал и медленно двинулся туда, где разговаривали Санчес и Хулия. Я не знал, что делать. Мне не хотелось идти туда, потому что Санчес с Хулией явно хотели побеседовать наедине.
Еще примерно полчаса я сидел на том же месте, глядя на скалис тые вершины и безуспешно напрягая слух, чтобы услышать хоть что-то из разговора. Никто не обращал на меня ни ма лейшего внимания.
Наконец я решил присоединиться к ос тальным. Но, прежде чем я успел встать на ноги, вся троица спустилась и направилась к машине Хулии. Я полез через нагроможденные камни туда же.
— Им надо ехать, — сообщил Санчес, когда я подошел.
— Жаль, что мы не успели поговорить, — обратилась ко мне Хулия. — Надеюсь, мы еще увидимся. — Она смотрела на меня с выражением теплой заботы — таким же, какое я часто видел на лице Санчеса. Я кивнул, и она, склонив го лову набок, добавила: — Скажу больше, я уверена, что мы увидимся очень скоро.
Я чувствовал, что на это надо что-то ответить, но ничего не придумал. Дойдя до машины, Хулия только кивнула и ско роговоркой простилась. Она села за руль, Роландо — рядом, и они покатили на север, туда, откуда приехали мы с Санчесом. Весь эпизод оставил у меня чувство недоумения.
Когда мы вернулись в свою машину, Санчес спросил:
— Роландо рассказал про Билла?
— Нет! А что, они его видели?
Санчес, кажется, смутился.
— Да, они встретились с ним в одной деревеньке, за сорок миль к востоку отсюда.
— Билл что-нибудь говорил обо мне?
— Он только сказал, по словам Хулии, что вам с ним пришлось разделиться. Она говорит, что он больше общался с Роландо. Вы ему что-нибудь рассказали о себе?
— Нет. Я не знал, можно ли ему доверять. Санчес смотрел на меня в полном недоумении.
— Я же сказал вам, что всё в порядке! Я знаю Хулию много лет. Она из Лимы, у нее там дело, но с тех пор, как стало известно о Рукописи, она занимается поисками Девятого от кровения. Неужели бы она стала разъезжать с человеком, которому нельзя доверять! Никакой опасности не было, а вы упустили случай узнать ценную информацию.
Санчес глядел на меня с очень серьезным выражением.
— Вот, — продолжал он, — прекрасный пример того, как сценарий вмешивается в жизнь. Из-за вашей отчужденности совпадение, которое могло произойти, не произошло.
Поняв по моему лицу, что я собираюсь оправдываться, он добавил:
— Ну ладно, что поделаешь! У всех нас свои сценарии. Нет худа без добра — по крайней мере, вы поняли, как действует ваш.
— Ничего я не понял! — воскликнул я. — Как он действует?
— Ваш способ использовать людей и обстоятельства с целью зарядиться энергией, — начал объяснять Санчес, — состоит в том, что вы, согласно написанному вами сцена рию, замыкаетесь в себе, ведете себя загадочно, скрытничаете.
Себя вы убеждаете в том, что это разумная предосторожность, на самом же деле, вы надеетесь, что кто-нибудь втянется в ваш сценарий и станет пытаться разгадать ваши загадки. Когда так и происходит, вы стараетесь, ничего не объясняя, вынудить этого человека расспрашивать вас, теряясь в догадках о ваших истинных чувствах.
Тем самым, вы полностью приковываете к себе внимание этого человека, и его энергия поступает к вам. Чем дольше вы поддерживаете его неудовлетворенный интерес к себе, тем больше энергии вам достаётся.
Беда только в том, что, изображая необщительность, вы искусственно замедляете ход своей жизни, потому что, одно и то же повторяется в ней раз за разом. Если бы вы держались с Роландо более откры то, ваша жизнь уже сегодня получила бы новое, важное для вас направление.
Мне стало горько. Ведь и Билл говорил мне что-то похожее, когда заметил, что мне не хочется делиться сведениями с Рено. Это была чистая правда — я действительно предпочитал утаи вать свои мысли.
Я выглянул в окно — дорога шла в гору, вок руг вздымались острые скалы. Санчес сосредоточился на вождении, чтобы не слететь с обрыва. Когда мы выехали на ров ный участок, он повернулся ко мне и сказал:
— Чтобы нейтрализовать свой сценарий, каждый из нас должен, в первую очередь, полностью осознать его. Никакой прогресс невозможен, пока мы полностью не уясним себе наши личные приемы добывания энергии. Это только что произошло с вами.
— А дальше что делать? — спросил я.
— Дальше нужно вспомнить свое прошлое, вплоть до раннего детства, и понять, как именно сформировались ваши привычки. Когда мы доберемся до их истока, поймем, как зародился наш сценарий, мы уже не сможем следовать ему бессознательно.
Помните, что наши родные, когда мы были детьми, пытались заполучить нашу энергию, следуя собственному сценарию, и именно в ответ на это сформировался наш собственный. Мы же нуждались в какой-то стратегии, чтобы отвоевать энергию.
Мы пишем сценарий, в зависимости от по ведения наших родных. Но когда мы начинаем осознавать, что в действительности за этим стоит битва за энергию, мы уже не нуждаемся в сценарии, мы видим суть дела.
— Какую суть?
— Человек должен вспомнить свое детство и понять его, с точки зрения эволюции, духовной реальности. Тогда он поймет, кто он такой на самом деле. Тогда сценарий уходит в прошлое, и мы живем своей, настоящей жизнью.
— С чего же мне начать?
— Надо понять, как создавался ваш сценарий. Расскажи те мне о своем отце.
— Он хороший человек. Любит пошутить. Способный. Но... — Я колебался. Мне не хотелось показаться неблагодарным сыном.
— Но что?
— Ну, в общем... Он всегда критиковал меня. Всё, что я делал, было неправильно.
— Как именно он критиковал?
Я вспомнил своего отца, когда он был молод и силен.
— Он расспрашивал меня. И мои ответы никогда ему не нравились.
— И что происходило с вашей энергией?
— Думаю, она выходила из меня. Поэтому я старался ничего ему не рассказывать.
— Я так понимаю, что вы старались отвечать ему уклончиво, неопределенно, чтобы привлечь его внимание и в то же время не раскрыться, не дать ему возможности критиковать вас. Он был «следователем», вы же пытались уйти от допроса. Вы культивировали «замкнутость».
— Да, наверное... Что значит был «следователем»?
— Быть «следователем» — это особый сценарий. Люди, пользующиеся этим способом получения энергии, всегда расспрашивают человека, чтобы проникнуть в его внутренний мир исключительно с целью отыскать его погрешности и недостатки.
Когда это удается, они указывают на эти погрешности, критикуют собеседника. При успехе такой стратегии, критикуемые втягиваются в этот сценарий.
Помня о присутствии «следователя», они теряют самостоя тельность и уверенность в себе и думают только о том, чтобы не сделать ошибки, не навлечь на себя критику. Их психологическая зависимость и дает «следователю» энергию, которая ему нужна.
Вспомните, как вы вели себя в присутствии таких «следо вателей»? Разве вы не втягивались в их сценарий и не вели себя так, чтобы избежать критики?
Эти люди заставляли вас смотреть на себя их глазами и поглощали вашу энергию. Всё дело было в том, что вы сами начинали судить себя по тому, что они о вас думали.
Мне вспомнился эпизод с Дженсеном. Всё было именно так, как описал священник.
— Значит, мой отец был «следователем»? — спросил я еще раз.
— Похоже на то.
На мгновение я задумался о своей матери. Какой сцена рий был у нее? Санчес спросил, о чём я думаю.
— О сценарии своей матери. Сколько всего разновидностей существует?
— Сейчас я вам расскажу, какая классификация сценариев дается в Рукописи. Энергию можно добывать или агрессивно, силой подчиняя себе людей, или пассивно, играя на чужом сочувствии или любопытстве с целью привлечь к себе внима ние.
Например, если кто-то угрожает вам, будь то действия ми или словами, вы поневоле, из осторожности или страха, отдадите ему свое внимание и, следовательно, энергию. Тот, кто угрожает вам, вовлекает вас в самый агрессивный сцена рий. В Рукописи такая разновидность называется «пугало».
С другой стороны, если кто-то упорно рассказывает вам о своих несчастьях, рассчитывая на вашу отзывчивость, да вая понять, что, если вы ему не поможете, он станет еще не счастнее, то такой человек достигает своих целей на самом пассивном уровне, действуя по сценарию, который в Руко писи называется «бедняжка».
Припомните-ка, не попадался ли вам когда-нибудь человек, в присутствии которого вы всегда чувствовали себя виноватым без всяких на то причин?
— Случалось.
— Так вот, это значило, что вы оказывались втянуты в сценарий этого «бедняжки». Что бы вы ни делали, что бы ни говорили, вам постоянно приходилось оправдываться в том, что вы мало делаете для него. Уже одно его присутствие заставляло вас чувствовать себя виноватым.
Я кивнул.
— Все остальные сценарии, — продолжал Санчес, — располагаются по шкале агрессивности где-то между этими двумя. Если у человека более тонкая агрессия, чем у «пугала», если он вторгается в ваш мир исподволь, разрушая его критикой, как ваш отец, — то это «следователь».
Ваш сценарий «замкнутого» несколько менее пассивен, чем у «бедняжки». Другими словами, порядок по мере убывания агрессивности будет такой: «пугало», «следователь», «замкнутый», «бедняжка». Ну, как, вы находите в этом смысл?
— Пожалуй. И что же, каждый пользуется одним из этих сценариев?
— Именно так. Правда, некоторые люди могут пользоваться разными сценариями, в зависимости от обстоятельств, но у большинства из нас — один сценарий, который мы проигрываем множество раз. А выбор его определяется тем, какой из них помогал нам в детстве, при столкновениях с родными.
Тут меня осенило: моя мать вела себя со мной так же, как и отец. Я посмотрел на Санчеса.
— Моя мать... Я знаю, кем она была. Тоже «следователем».
— Значит, вам досталось вдвойне. Тут уж не приходится удивляться вашей скованности. Но, по крайней мере, они не запугивали вас. Вам хотя бы не приходилось опасаться за свою безопасность.
— А что было бы в этом случае?
— Тогда у вас был бы сценарий «бедняжки». Понимаете, как это происходит? Предположим, вы ребенок, из которого выкачивают энергию путем угроз — например, угрожая побоями. В этом случае, никакая замкнутость вам не поможет.
Никого не волнует, раскованны вы или, наоборот, застенчивы и, вообще, что там у вас на душе. Ваши угнетатели слишком агрессивны. И тогда ваш единственный выход — выбрать самую пассивную роль, роль «бедняжки», в надежде вызвать жалость к себе и чувство вины у ваших угнетателей.
Но если эти надежды оказываются тщетными, то есть, сценарий «бедняжки» не срабатывает, тогда вы, когда подра стете, сами начнете прибегать к насилию и на агрессию от вечать агрессией. — Санчес помолчал. — Как та девочка-пе руанка, о которой вы мне рассказывали, помните?
Ребенок делает всё возможное, чтобы добиться внимания членов своей семьи и получить энергию. И сценарий, кото рый ему в этом помогает, остается с ним на всю жизнь и проигрывается каждый раз, когда он, нуждаясь в энергии, хочет получить ее у кого-то.
— Я понял, как формируется «пугало», — сказал я, — а как возникает сценарий «следователя»?
— Представьте себе ребенка, родители которого не замечают его, не обращают на него внимания — например, по тому, что заняты своей карьерой или еще чем-нибудь. Что бы вы делали на месте такого ребенка?
— Не знаю.
— Давайте подумаем. Замкнутость не поможет — они ее и не заметят. Они сами замкнуты для вас. Наверное, вы по пытались бы разузнать побольше об этих холодных, отчужденных людях, поискали бы, к чему в них можно придраться, найти за ними какую-нибудь вину, чтобы обратить на себя внимание, добиться энергии. Вот и вышел бы из вас «следователь». Меня осенило.
— Значит, «замкнутые» создают «следователей»!
— Вот именно.
— А «следователи» вынуждают детей становиться «замкнутыми». А «пугала» формируют у детей сценарий «бедняжки», а если он не помогает, ребенок сам вырастает «пугалом».
— Совершенно верно. Таким образом, сценарии битвы за энергию и переходят из поколения в поколение. Причём, заметьте, можно ясно видеть один из этих сценариев у других, но себя полагать свободным от этих стереотипов. Эту иллюзию следует полностью преодолеть, если мы хотим продвинуться вперед.
Почти все привязаны к какому-то сценарию — во всяком случае, большую часть времени, — и надо вспомнить прошлое и повнимательнее заглянуть в себя, чтобы распознать свой. Я долго молчал. Потом повернулся к Санчесу и спросил:
— А когда мы узнаем свой сценарий, что делать потом?
Санчес специально притормозил, чтобы заглянуть мне в глаза.
— У нас есть выбор. Мы можем подняться над ролью, которую бессознательно усвоили. Я уже говорил, мы можем найти более высокий смысл в своей жизни и истинную, духовную причину того, что родились именно в таких семьях. Мы можем понять, кто мы такие.
Мы почти приехали, — сообщил Санчес. Дорога достигла своей высшей точки между двух острых вершин. Когда мы миновали один огромный пик, я увидел впереди небольшой домик, прижавшийся к другой величавой громаде.
— А его грузовика нет на месте,— заметил Санчес.
Мы вылезли из машины и подошли к дому. Санчес без це ремоний отворил дверь и вошел, а я остался снаружи, глубо ко вдыхая холодный разреженный воздух. Небо было покры то темно-серыми тучами. В любую минуту мог пойти дождь. Санчес вышел из дома.
— Никого нет. Наверное, он на развалинах,
— А как туда попасть?
И тут я увидел, что священник еле держится на ногах от усталости.
— Еще полмили по дороге, — произнес он, протягивая мне ключи от машины. — До следующего перевала и чуть за него. Развалины пониже, вы их увидите. Садитесь в грузовик и поезжайте, а я останусь здесь. Хочу заняться медитацией.
— Ладно! — И я пошел к машине.
Я пересек небольшую долину и добрался до перевала, рассчитывая на очередной потрясающий вид. Мне не при шлось разочароваться. С перевала я мог видеть знаменитые развалины Мачу-Пикчу во всей их красе: храмовый ан самбль, сложенный из массивных, тщательно обработанных многотонных каменных глыб, громоздящихся друг на дру га.
Даже в такой тусклый пасмурный день невозможно было оторвать глаза от этого чуда. Я остановил грузовик и подышал, набираясь энергии, де сять или пятнадцать минут. Внизу, среди развалин, ходили люди.
Я увидел человека в стоячем воротничке священника, который вышел из одного разрушенного здания и пошел к грузовику, стоящему неподалеку. Но он был далеко, да и одет был всё-таки не в рясу, а в кожаную куртку с брюками, так что никакой уверенности, что это и есть отец Карл, у меня не было.
Я снова завел машину и подъехал ближе. Услышав шум мотора, он поднял глаза и улыбнулся, оче видно узнав Санчесов грузовик. Тут он увидел меня, заинте ресовался и подошел ближе.
Он был невысокий, приземис тый, с тускло-коричневыми волосами, пухлолицый. Глаза были ярко-синие. Ему могло быть лет тридцать.
— Я друг отца Санчеса, — отрекомендовался я, вылезая из машины. — Он остался в вашем доме.
Он протянул мне руку.
— Я отец Карл.
Я посмотрел на развалины. Вблизи они производили еще более внушительное впечатление.
— Вы тут впервые? — спросил отец Карл.
— Да. Я много слышал об этом месте, но не представлял себе такого.
— Это одно из самых богатых энергией мест в мире.
Я пригляделся к нему. Очевидно, он говорил об энергии в том же смысле, что и Рукопись. Утвердительно кивнув, я сказал:
— Я уже достиг стадии, когда учусь сознательно впитывать энергию, и разобрался со своим сценарием.
При этом, я чувствовал некоторую неловкость от своей откровенности, но и удовольствие — я говорил искренне и открыто.
— Вы не кажетесь слишком замкнутым, — заметил он. Я поразился.
— Откуда вы знаете, какой у меня сценарий?
— У меня развилось чутье на такие вещи. Потому я и здесь.
— Вы помогаете людям определять свои сценарии?
— Да. И узнать свою истинную природу тоже.
Его глаза сияли искренностью. Он раскрывался перед впервые встреченным человеком без малейшей неловкости или смущения.
Я молчал. Он спросил:
— Вы усвоили первые пять откровений?
— Я прочел почти всё, — ответил я, — и, кроме того, разные люди объясняли мне их.
Не успел я это сказать, как понял, что опять отвечаю слишком уклончиво.
— Думаю, что я усвоил первые пять, — поправился я. — А вот шестое мне не совсем понятно.
Он кивнул и сказал:
— Большинство людей, с которыми я общаюсь, даже не слышали ничего о Рукописи. Они приезжают сюда и впадают в восторг от наплыва энергии. Это одно заставляет их переосмыслить всю свою жизнь.
— А как вы встречаетесь с ними?
Он многозначительно посмотрел на меня.
— Они как-то находят меня.
— И вы говорите, что помогаете им узнать свою истинную природу? А как?
Он сделал глубокий вдох.
— Есть только один способ. Нужно вернуться в начало жизни, к детству и прожить его заново. Когда мы осознаем свой сценарий битвы за энергию, мы должны задуматься о высшей истине нашей семьи.
Ведь, кроме схваток за энергию, там было и другое, хорошее. Когда мы обретём эту истину, наша жизнь наполнится энергией, потому что мы будем знать, кто мы такие, на какой дороге, в чём наше назначение.
— Санчес тоже говорил об этом, — ответил я. — Я хочу знать, как найти эту истину.
Близился вечер, становилось холодновато. Отец Карл за стегнул «молнию» на своей куртке.
— Надеюсь, что у нас будет возможность поговорить об этом, — сказал он. — А сейчас мне не терпится увидеть отца Санчеса.
Я снова бросил взгляд на развалины, и он добавил:
— Пожалуйста гуляйте здесь, сколько хотите. Увидимся позже у меня дома.
Я прогуливался вокруг древних развалин еще часа полто ра. В некоторых местах я задерживался, чувствуя там особен ный прилив сил. Я пытался представить себе цивилизацию, возводившую такие храмы.
Как им удалось поднять эти кам ни на такую высоту и взгромоздить их один на другой? Мне казалось, что это превосходит человеческие силы.
Но постепенно мой интерес к развалинам угас, и я снова задумался о своем положении. Хотя оно за последние часы, собственно, не изменилось, я больше не испытывал страха. Доверие к Санчесу полностью вернулось — глупо было с моей стороны сомневаться в нём. И мне сразу понравился отец Карл.
С наступлением темноты я вернулся к грузовику и пока тил назад, к дому Карла. Подъехав, я увидел в окно обоих отцов — они стояли рядышком. Еще с порога я услышал рас каты смеха.
Они, оказывается, были на кухне — готовили вдвоем обед. Отец Карл приветствовал меня и торжествен но проводил к стулу. Я лениво расселся перед огнем, ярко горящим в камине, и огляделся вокруг.
Комната была просторная, обшитая широкими деревян ными панелями, протравленными морилкой. Через открытые двери мне были видны еще две комнаты — видимо, спальни — соединенные узким коридорчиком. Освещался дом электрическими лампочками, не слишком мощными, — до меня доносилось гуденье генератора.
Когда обед был готов, меня позвали к грубо сколоченно му столу. Санчес прочел короткую молитву, и мы поели. За едой священники продолжали свою беседу. Потом мы втро ем сели у огня.
— Отец Карл разговаривал с Биллом, — сообщил Санчес.
— Когда? — воскликнул я, волнуясь.
— Мы повстречались несколько дней назад, — ответил Карл. — Я с ним познакомился в прошлом году. А сейчас он специально заехал ко мне, чтобы рассказать новости. Он говорит, что, кажется, выяснил, кто вдохновляет действия властей против Рукописи.
— Кто же?
— Кардинал Себастьян, — вставил Санчес.
— Каким образом?
— У меня такое впечатление, — ответил Санчес, — что он использует свое влияние в правительстве, чтобы натравить на нас военных.
Он всегда предпочитал действовать тихой сапой в правительственных коридорах, ничего не обсуждая на церковных советах, чтобы не спровоцировать раскола. Сейчас он перешел к энергичным действиям. Увы, они могут увенчаться успехом.
— То есть?
— За исключением нескольких пастырей из Северного совета, да еще трех-четырех человек вроде Хулии и Билла, ни у кого не осталось копий Рукописи.
— А ученые из Висьенте? — напомнил я.
Наступило молчание. Наконец Карл ответил мне.
—Билл рассказал, что Висьенте прикрыли. Ученые арестованы, материалы опытов изъяты.
— Неужели научное сообщество это потерпит?
— А что они могут поделать? — спросил Санчес. — В конце концов, большая часть ученых не признавала этих опытов-. По официальной версии, исследователи из Висьенте нарушили закон.
— Не может быть, чтобы правительству это сошло с рук.
— Похоже, что уже сошло, — заметил отец Карл. — Я тут звонил в несколько мест, и все рассказывают одно и то же. Надо думать, власти собираются под сурдинку прикрутить гайки.
— И что же теперь будет?
Карл только пожал плечами, а Санчес сказал:
— Что будет, я не знаю, но не исключаю, что исход зависит от того, найдет ли Билл то, что ищет.
— А при чем тут это?
— Билл ведь ищет недостающую часть Рукописи, Девятое откровение. Интерес к такой находке может быть настолько велик, что в дело вмешается мировая общественность.
— А Билл говорил, куда направляется? — спросил я у отца Карла.
— Он и сам этого не знал. Сказал только, что интуиция подсказывает ему двигаться на север, поближе к Гватемале.
— Интуиция?
— Да. Когда вы разберетесь в себе и познакомитесь с Седьмым откровением, вам это станет понятно.
Меня поражало безмятежное спокойствие моих собесед ников.
— Как вы можете так спокойно рассуждать об этом? — не выдержал я. — А если сейчас вломятся солдаты и арестуют нас всех?
Они смотрели на меня все с тем же спокойствием и тер пением. Ответил мне отец Санчес.
— Спокойствие не означает беззаботности. Человек спокоен и невозмутим настолько, насколько он подключен к энергии. Мы сохраняем нашу связь с источником энергии, потому что это наилучший способ поведения, независимо от обстоятельств. Вам ведь это понятно?
— Да, конечно. Дело, наверное, в том, что мне самому это плохо удается.
Священники улыбнулись.
— Сохранять связь с источником, — сказал отец Карл, — будет намного легче, когда вы разберётесь в себе.
Тут отец Санчес встал и отправился на кухню — мыть по суду, как он объявил. Я посмотрел на отца Карла.
— Ну, так как же надо разбираться в себе? С чего начать?
— Отец Санчес говорит, что вы уже поняли, какие сценарии были у ваших родителей. Верно?
— Верно. Оба они были «следователями», и оттого я стал «замкнутым».
— Ну вот. А теперь, оставив в стороне борьбу за энергию, поищите истинную причину своего появления на свет именно в вашей семье.
Я ответил ему недоумевающим взглядом.
— Для того, чтобы осознать свою истинную, духовную личность, надо понять сюжет своей жизни, выявить ее смысл и значение. И начать надо с вопроса: почему я родился именно в этой семье, у этих родителей? Зачем я появился на свет?
— Не знаю!
— Ладно. Ваш отец был «следователем». Кем ещё? Как бы вы его охарактеризовали?
Вы имеете в виду его взгляды?
Да.
Я задумался.
— Ну, он считает, что надо радоваться жизни. Что жить надо честно, но в свое удовольствие. В общем, что надо жить полной жизнью.
— И ему это удалось?
— Более или менее. Правда, всегда выходило так, что удача изменяла ему в последний момент, когда он думал, что трудности кончились и остается жить да радоваться.
Отец Карл задумчиво прищурился.
— Значит, он считает, что жизнь дана для радости и удовольствий, но на деле у него так прожить не получилось?
— Ну да.
— А почему так, вы задумывались когда-нибудь?
— Не знаю. Я обычно считал, что ему не повезло.
— Может быть, он просто не знал, как этого добиться?
— Может быть.
— А что вы можете сказать о вашей матушке?
— Ее уже нет в живых.
— Как вы могли бы описать ее жизнь?
— Ее жизнь была посвящена церкви. Она была ревностной христианкой.
— В чём это выражалось?
— Она считала, что надо служить ближним и соблюдать заповеди.
— И она их соблюдала?
— И очень строго. Во всяком случае, так, как ее учили в церкви.
— А вашего отца она убедила, что надо так жить?
Я даже засмеялся.
— Вот уж нет! Мама хотела, чтобы он ходил в церковь каждое воскресенье и принимал участие в благотворитель ных делах. Но он был слишком большим вольнодумцем для этого.
— Ну и как это всё отразилось на вас?
Я удивился.
— Никогда об этом не задумывался.
— Но ведь, наверное, каждый из них хотел сделать вас своим союзником? Может быть, потому они и «допрашива ли» вас? Ни один из них не хотел, чтобы вы усвоили ценности другого, верно? Каждый хотел, чтобы вы были на его сто роне, разве не так?
— Должно быть, вы правы.
— И как вы реагировали?
— Я не хотел становиться ни на чью сторону.
— Каждый из них тащил вас в свою сторону, и, в итоге, вы стали «замкнутым».
— Похоже на то.
— Что случилось с вашей матушкой?
— Она страдала паркинсонизмом, долго болела.
— Но веру свою она сохранила?
— О, да! До самого конца.
— Ну, так каким же смыслом она наделила вас?
— Что-что?
— Вам нужно понять, какой смысл заключен в ее жизни — именно для вас. Вы должны понять, почему родились именно у нее, чему вы должны были у нее научиться.
Любой из нас, независимо от того, сознает ли он это, своей жизнью демонстрирует собственное понимание того, как должен жить че ловек.
Вы должны понять, чему учит вас жизнь вашей матери, и, в то же время, уяснить, что можно было бы исправить в ее жизни. Это непременная часть вашей жизненной задачи.
— Почему только часть?
— Потому что у вас был еще и отец. Понять, что можно было бы поправить в жизни отца, — это вторая часть.
Я всё еще ничего не понимал. Он положил руку мне на плечо.
— Мы ведь не только физически происходим от своих родителей. Мы и в духовном смысле — их создания. Вы родились у этого мужчины и этой женщины. Их жизнь оставила неизгладимый отпечаток на вашей личности.
Чтобы добраться до своей истинной сути, надо начать с уяснения того, что эта суть — ваше истинное «я» — зародилась между правдой отца и правдой матери. И родились вы у них именно для того, чтобы подняться выше и увидеть каждую из этих правд в более широкой перспективе.
Ваша жизненная цель — найти правду, которая объединила бы их верования, подняв их на более высокий уровень.
Я кивнул.
— Ну, так как бы вы сформулировали то, чему учили вас родители?
— Это нелегко сделать.
— А вы попробуйте.
— Отец считал, что надо жить «на полную катушку», быть самим собой и радоваться этому. Во всяком случае, он стремился к такой жизни. Мама считала, что надо жертвовать собой, жить для ближних. Отречься от себя. Она так пони мала Писание.
— Ну а сами вы что чувствуете?
— Я не знаю.
— Какую точку зрения вы предпочитаете, отцовскую или материнскую?
Ни ту, ни другую. Я считаю, что всё не так просто.
Карл засмеялся.
— Снова уклоняетесь от ответа!
— Да нет, я просто не знаю.
— Но, если бы вам пришлось выбирать одно их Двух?
Я колебался, подыскивая самый честный ответ. Наконец меня осенило:
— Они оба правы, — сказал я. — И, в то же время, не правы.
Глаза священника просияли.
— Каким образом?
— Сам не знаю. Но правильная жизнь должна сочетать обе точки зрения.
— Вот. Ваша задача и состоит в том, чтобы понять, как их можно объединить. От вашей матушки вы унаследовали убеждение, что смысл жизни в духовности. От отца вы узна ли, что жизнь — это самовыражение, веселье, приключение.
— И значит, моя жизнь должна как-то объединить эти два подхода?
— Да. Для вас главное в жизни — духовность. Ваша жизненная задача — в обретении духовности, в которой вы мог ли бы углубить и выразить свою личность. Вашим родителям не удалось решить эту задачу, они оставили ее вам. В этом и должна состоять цель вашего жизненного странствия, вашей личной эволюции.
Я погрузился в глубокие размышления. Отец Карл ещё что-то говорил, но я уже не мог сосредоточиться на его сло вах. Огонь в камине догорал. Я понял, что очень устал. Отец Карл выпрямился на стуле и сказал:
— Думаю, вы на сегодня истощили свой запас энергии. Позвольте сказать вам на прощанье только одно. Вы можете пойти спать и больше никогда не вспомнить о нашем разговоре.
Вы можете вернуться к своему сценарию или, наоборот, проснуться завтра с новым пониманием себя и своей жизненной задачи. И в этом случае, вы, возможно, сделаете еще один шаг вперед — вспомните всё, что случалось с вами в жизни с самого рождения.
Если вы рассмотрите свою жизнь, как развитие единого сюжета — с рождения и до на стоящей минуты, — вы увидите, что именно разрешением этой задачи и были всегда заняты. Вы поймете, что привело вас в Перу и что вам делать дальше.
Я кивнул и внимательно посмотрел на него. В его глазах я прочел заботу и участие — то же выражение, которое я так часто видел на лицах Билла и Санчеса.
— Спокойной ночи! — И отец Карл удалился в спальню, закрыв за собой дверь.
Я расстелил на полу спальный мешок, залез в него и мо ментально заснул.
Когда я проснулся, моя первая мысль была о Билле. Мне захотелось подробнее расспросить о его планах отца Кар ла. Пока я лежал и думал, всё еще в спальнике, в комнату ти хонько вошел отец Карл и начал растапливать камин.
Я расстегнул «молнию» на спальном мешке, и он, услышав этот звук, обернулся.
— Доброе утро! — сказал он, — Как спали?
— Нормально! — бодро ответил я, вставая.
Он положил на угли горку щепочек, а на них поленья покрупнее.
— Что Билл думает сейчас делать, говорил он? — спросил я.
Карл выпрямился и поглядел на меня.
— Он сказал, что заедет к одному своему другу, чтобы подождать каких-то вестей. Видимо, сведений о Девятом от кровении.
— А еще что он говорил?
— Он считает, что кардинал Себастьян сам хочет найти это откровение. Похоже, что он близок к цели. Билл считает, что от человека, в чьих руках окажется последнее откровение, зависит судьба всей Рукописи — получит ли она распространение, поймут ли ее.
— А почему?
— Я точно не знаю. Билл был один из первых, кому удалось собрать и прочесть все откровения. Возможно, он понимает их лучше, чем кто бы то ни было. Ему, по-моему, кажется, что с последним откровением все предыдущие станут понятнее, их будет легче усвоить.
— Вы думаете, он прав?
— Не знаю. Он лучше меня разбирается в этом. Я усвоил только то, что входит в мою задачу.
— То есть?
Он ответил не сразу.
— Как я уже говорил вам, моя задача состоит в том, чтобы помогать людям найти свою истинную суть. Мне стало это ясно, когда я прочел Рукопись. Для меня в ней главное откровение — Шестое.
Моя истина в том, чтобы помогать людям освоить именно это откровение. Мне это удается, потому что я сам проделал весь процесс самопознания.
— И какой был у вас сценарий? — поинтересовался я.
Его глаза весело сверкнули.
— Я был «следователем».
— Вы подчиняли себе людей, находя в их жизни ошибки и недостатки? — поразился я.
— Вот именно. Мой отец был «бедняжкой», а матушка — «замкнутой». На меня они не обращали внимания. Един ственным способом добыть энергию для меня было придираться к их поступкам и выискивать у них недостатки.
— И как давно вы это преодолели?
— Около полутора лет назад. Я повстречал отца Санчеса и начал изучать Рукопись. Когда я всерьез задумался о своих родителях, я понял, чему должен послужить опыт, который я вынес из общения с ними.
Понимаете, мой отец считал, что необходимо добиваться успеха во всем, что делаешь. Он был очень целеустремленный человек. Он распределял свое вре мя до минуты и оценивал себя по тому, чего ему удалось добиться.
А матушка была мистически настроенным челове ком и полагалась на интуицию. Она считала, что каждому из нас ниспослано духовное руководство и главная задача жиз ни — ему следовать.
— А что ваш отец думал об этом?
— Считал это бреднями.
Я улыбнулся, но промолчал.
— Понимаете, как это на меня повлияло? — спросил отец Карл.
Я покачал головой — я всё-таки ещё не до конца всё понял.
— Благодаря отцу, — продолжал священник, — я усвоил мысль, что в жизни необходимо добиваться какой-то цели, ставить себе задачи и не успокаиваться, пока их не решишь. Матушка же приучила меня полагаться на духовное руководство, внутренний голос.
Я понял, что моя жизнь должна сочетать обе точки зрения. Я пытался понять, каким образом духовное руководство подвигает человека на цель, достичь которой должен именно он, и никто другой. Я понимал, что важнее всего в жизни именно стремление к этой цели, толь ко тогда возможно ощущение счастья и полноты жизни.
Я кивнул.
— Поэтому, как вы понимаете, именно Шестое откровение произвело на меня самое сильное впечатление. Как только я с ним познакомился, я сразу понял, что моя миссия в жизни состоит именно в этом — помогать людям разобраться в себе и найти свою цель, свою жизненную задачу.
— А вам известно, как Билл пришел к тому, чем он сейчас занят?
— Да, он мне кое-что рассказывал. Он был «замкнутый», как и вы. А его родители тоже, как и у вас, были «следователями», и каждый из них имел вполне определенные взгляды, которые желал внушить ребенку. Его отец был немецким писателем.
Он считал, что род человеческий нуждается в совершенствовании. Он-то был гуманистом, но нацисты ухватили идею совершенствования, чтобы оправдать истребление, так называемых, низших рас.
Такое искажение его мыслей было страшным ударом для старика. Он эмигрировал в Южную Америку с женой и сы ном. Его жена была перуанка, но выросла и получила обра зование в Соединенных Штатах.
Она тоже была писательни ца, но придерживалась восточной философии. Она считала, что главное в жизни — достичь внутреннего просветления, высшего сознания, главные признаки которого — душевный мир и отречение от всего мирского.
Целью жизни, по ее мнению, было не совершенствование, а устранение нужды в любом совершенствовании, в любом продвижении... Как это, по-вашему, должно было повлиять на Билла?
Я покачал головой.
— Он оказался, — продолжал отец Карл, — в затрудни тельном положении. Его отец был сторонником западной идеи прогресса, а мать была сторонницей восточного принципа, по которому жизнь дана нам всецело для достижения душевного мира.
Взгляды родителей подготовили Билла к стремлению со четать основные черты восточной и западной культур, хотя он далеко не сразу это понял. Сначала он стал инженером и трудился ради прогресса, а потом — простым проводником, который показывает людям прекрасные, трогающие душу места этой страны, сам обретая, при этом, душевный мир.
Но Рукопись помогла ему понять себя. В откровениях нашелся ответ на его главный вопрос, и он понял, что запад ная и восточная мысль действительно могут объединиться в некоей истине высшего порядка.
Из откровений следова ло, что Запад прав в том отношении, что действительно в жизни должен быть прогресс, совершенствование, стремле ние к лучшему. Но и Восток прав, потому что для совершен ствования нужно отрешиться от эгоизма.
Ограничиваясь только логикой, усовершенствоваться нельзя. Надо достичь полноты осознания, внутренней связи с Божеством, потому что только тогда эволюция будет направляться лучшими, высшими сторонами нашей личности.
Когда Билл начал постигать откровения, в его жизни уча стились важные события. Он встретился с Хосе — священни ком, который первым обнаружил рукопись и нашел для нее переводчиков.
Вскоре после этого он познакомился с вла дельцем Висьенте и положил начало исследованиям, прово дившимся в поместье. Примерно в то же время он повстречал Хулию, которая помимо собственного дела тоже работала проводником, сопровождая туристов в девственные леса.
С Хулией у них обнаружилось много общего. Общность целей сблизила их, и они быстро подружились. Отец Хулии тоже любил потолковать о духовности, но на фантастичес кий, причудливый лад.
А ее мать преподавала риторику в колледже, была завзятой спорщицей и превыше всего цени ла ясность мысли. В итоге, Хулия чувствовала тягу к духовно сти, но не терпела расплывчатости и высокопарной туман ности выражений.
Билл искал синтеза западного и восточного понимания духовности, а Хулия стремилась выразить это понимание, как можно более четко и ясно. Каждый из них нашел в Рукопи си то, что искал.
— Завтрак готов! — крикнул Санчес из кухни.
Я повернулся к двери, удивленный — я думал, что он еще спит. Отложив беседу, мы с отцом Карлом двинулись на кух ню, где нас ждали фрукты и овсянка. После еды отец Карл предложил мне прогуляться с ним к развалинам.
Я с радостью согласился — меня очень тянуло туда. Мы одновременно взглянули на отца Санчеса, но он вежливо отказался. Ему надо было спуститься в долину и позвонить кое-кому, объяснил он.
Небо сияло чистейшей голубизной, и солнце золотило вершины гор. Мы бодро зашагали по дороге.
— Интересно, можно как-нибудь связаться с Биллом? — спросил я.
— Вряд ли. Я даже не знаю, кто эти друзья, к которым он поехал. Что-нибудь разузнать о нем можно было бы в Икитосе — это пограничный городок на севере, — но ехать сей час туда, боюсь, небезопасно.
— А почему в Икитосе?
— Он говорил, что, наверное, поиски приведут туда. Там много развалин поблизости. И миссия кардинала Себастья на там же.
— Как вы думаете, найдет Билл Девятое откровение?
— Не знаю.
Несколько минут мы шли молча, потом отец Карл снова заговорил:
— Ну, как, вы выбрали свой путь?
— То есть?
— Отец Санчес мне рассказал, что первое время вы могли думать только о возвращении в Штаты, но потом заинтересовались откровениями. А сейчас что вы чувствуете?
— Сомнения и страх, — честно ответил я. — И всё же, меня почему-то тянет остаться.
Помнится, у вас на глазах убили человека?
Да.
— И всё-таки, вы хотите остаться?
— Нет! Я хочу бежать отсюда, спасаться... Но не уеду.
А почему, как вы думаете?
Я заглянул ему в глаза.
— Не знаю сам. А вы знаете?
— Помните, на чем мы остановились вчера вечером?
Я помнил очень хорошо.
— Мы обсуждали жизненную задачу, которую я получил от родителей: найти такую духовность, которая поможет моему самовыражению, даст мне переживание приключений и ощущение жизненной полноты. И еще вы сказали, что надо рассмотреть свою жизнь, с точки зрения этой моей эволюционной задачи и тогда станет ясным смысл происходящего сейчас.
Он загадочно улыбнулся.
— Да, если верить Рукописи, так и будет.
— Как это произойдет?
— Каждый из нас должен вспомнить поворотные пункты своей жизни и понять, какое отношение они имеют к эволюционной задаче.
Я потряс головой, ничего не понимая.
— Вспомните, чем вы всерьез интересовались, с кем дружили, какие значимые совпадения с вами случались. Какова их взаимосвязь? В какую сторону они вас подталкивали?
Я подумал о том, что со мной происходило с самого дет ства. Нет, я не мог уловить осмысленного узора в пестрой череде событий.
— Как вы проводили время подростком?
— Ну, как вам сказать? В общем, я был обычным мальчишкой. Читать очень любил.
— Какие книги вам нравились?
— Детективы в основном, потом научная фантастика, про призраков еще... Всякое такое.
— Что происходило с вами в те годы?
Я вспомнил, какое влияние оказывал на меня дед, и рас сказал отцу Карлу о нашем озере и горах. Он понимающе кивнул.
— А потом, когда вы выросли, что было?
— Поступил в колледж. Меня не было дома, когда умер дед.
— Что вы изучали в колледже?
— Социологию.
— Почему именно ее?
— Я случайно познакомился с одним преподавателем, и мне очень понравилось, как он разбирается в человеческой природе. Мне стало интересно, и я решил заниматься у него.
— Дальше что было?
— Дальше я получил диплом и поступил на работу.
— Работа вам нравилась?
— Да. И довольно долго.
— А потом?
— Потом я понял, что она почти не приносит результатов. Я работал с трудными подростками — жертвами жестокого обращения. У них были всякие эмоциональные нарушения, комплекс жертвы, отклонения в поведении. Я думал, что смогу по мочь им преодолеть прошлое и построить свою жизнь заново. Но потом я убедился, что в моем подходе чего-то недостает.
— И что произошло?
— Я оставил работу.
— А потом?
— А потом одна моя старинная приятельница позвонила мне и рассказала о Рукописи.
— И тогда вы решили лететь в Перу?
— Да.
— Что вы думаете о пережитом здесь?
— Думаю, что я с ума спятил. Дождусь, что меня подстрелят.
— Я имею в виду, как вы оцениваете свою личную эволюцию за время, проведенное здесь?
— Не понимаю вас!
— Когда отец Санчес рассказывал мне о ваших приключениях в Перу, я поразился последовательности, в которой выстраивались значимые совпадения для того, чтобы познакомить вас с очередным откровением Рукописи как раз тогда, когда вы в нем нуждались.
— И что это должно значить?
Он остановился и, став передо мной, испытующе посмот рел на меня.
— Это значит, что вы готовы. Вы стоите там же, где и мы. Другими словами, вы дошли до рубежа, где вам понадобится Рукопись, чтобы ваша эволюция продолжалась.
Подумайте только, как взаимосвязаны все события вашей жизни! С детства вас интересует всё таинственное, загадоч ное. Это естественно привело вас к изучению человеческой природы.
Как вы думаете, почему вам повстречался именно этот преподаватель? Благодаря ему, ваш интерес к загадкам и тайнам сосредоточился на величайшей тайне из всех: при роде человека, его месте в мироздании и смысле жизни.
При этом, вы, до определенной степени и тогда понимали, что осознание смысла жизни требует переосмысления своего прошлого, избавления от груза приобретенных стереотипов и продвижения вперед. Именно поэтому вы и работали с трудными ребятишками.
Но, как вы теперь понимаете, вам нужны были открове ния, чтобы разобраться, чего же вам недоставало в вашей работе с детьми.
Для того, чтобы дети с эмоциональными нарушениями могли развиваться, они нуждались в том же, в чём нуждаемся и все мы: им нужен был доступ к энергии, без которой они не могли понять свои сценарии и, как вы гово рите, преодолеть свое прошлое, чтобы далее продолжать процесс духовного развития — тот самый процесс, который вы всё это время пытаетесь осознать.
Рассмотрите эти события в правильной перспективе. Все интересы, управлявшие вашим поведением в прошлом, все фазы вашего развития приготовили вас к появлению здесь, к восприятию откровений.
Вы искали путей продвижения к духовности, развивающей и утверждающей вашу личность, всю жизнь. Энергия, полученная вами в том уголке приро ды, где вы выросли, — энергия, к которой приобщил вас ваш дед, — дала вам смелость для появления в Перу.
Вы здесь, потому что вам надо быть здесь, чтобы эволюционировать дальше. Вся ваша жизнь была одной длинной дорогой сюда.
Он улыбнулся.
— Когда вы полностью усвоите этот взгляд на свою жизнь, вы обретете то, что Рукопись называет ясным осознанием своего духовного пути. Здесь нельзя торопиться — Рукопись учит нас посвящать исследованию своего прошлого столько времени, сколько понадобится.
Большинство из нас следует своему сценарию битвы за энергию, который надо преодо леть, но после этого мы можем понять высший смысл наше го рождения у своих родителей и осознать значение всех событий своей жизни.
Каждый из нас имеет свою духовную цель, свою миссию, которую мы стремились исполнить, даже не осознавая этого. Но, как только мы овладеем полным осоз нанием своей миссии, наша жизнь стремительно двинется вперед.
Вы уже поняли свою миссию. Теперь вы должны идти впе ред, позволяя значимым совпадениям направлять вас. Они укажут вам, что вы должны сделать здесь, в Перу. До сих пор вы пользовались энергией Билла и отца Санчеса. Пришло время научиться развиваться самостоятельно и сознательно.
Он хотел еще что-то сказать, но мы оба отвлеклись, зави дев на дороге догоняющий нас грузовик Санчеса. Когда ма шина остановилась и Санчес опустил стекло, Карл спросил:
— Что случилось?
— Мне нужно немедленно собраться и вернуться в миссию, — ответил Санчес. — Там солдаты... и кардинал Себастьян.
Мы вскочили в грузовик, и Санчес отвез нас назад, к дому отца Карла. По дороге он рассказал, что солдаты вломились в миссию, чтобы отобрать все копии Рукописи. Не исключе но и то, что миссию совсем закроют.
Подъехав, мы торопливо вбежали в дом. Отец Санчес сра зу бросился собирать свои вещи. Я стоял в сторонке, не зная, на что решиться. Отец Карл подошел к собрату и заявил:
— Думаю, мне надо поехать с вами.
— Вы уверены? — спросил Санчес.
— Да. Это мой долг.
— Но чем вы можете нам помочь?
— Еще не знаю.
Санчес посмотрел ему в глаза и вернулся к своим сборам, сказав только:
— Что ж, если вы думаете, что так лучше...
Я стоял, прислонившись к дверной раме.
— А мне что делать?— спросил я.
Оба оглянулись на меня.
— Это вам решать, — сказал отец Карл.
Я молчал.
— Вы должны сами принять решение, — эхом отозвался Санчес.
Я не верил своим ушам. Неужели им совершенно безраз лично, что я буду делать? Если я поеду с ними, солдаты, без сомнения, арестуют меня. Но и остаться тут одному было невозможно.
— Послушайте, — сказал я, — я просто не знаю, что делать. Вы должны мне помочь. Есть тут кто-нибудь, у кого я мог бы укрыться?
Священники переглянулись.
— По-моему, нет, — ответил Карл.
Я беспомощно смотрел на них. Меня терзал страх. Отец Карл улыбнулся.
— Ну же, — проговорил он, — соберитесь! Вспомните, кто вы такой.
Санчес вынул из дорожной сумки папку с листами бумаги.
— Вот вам список Шестого откровения. Возможно, он подскажет вам решение.
Я взял бумаги. Санчес спросил у Карла:
— Когда вы сможете отправиться?
— Мне нужен еще час. Надо кое с кем связаться.
Санчес посмотрел на меня.
— Почитайте пока, подумайте. Потом поговорим.
Они снова занялись приготовлениями к отъезду, а я вы шел из дома, сел на валун и достал бумаги. То, что я прочел, уже было мне знакомо из разговоров с Санчесом и Карлом. Исследование прошлого необходимо для осознания своего индивидуального способа отбирать чужую энергию.
Этот способ усваивается нами в детстве. Преодолев этот стерео тип, мы сможем найти свое высшее «я» и подняться на лест нице эволюции. Я прочел всё меньше чем за полчаса.
Я понял главное со держание откровения: прежде чем мы сможем полностью овладеть тем особым состоянием сознания — это состояние знакомо многим по мгновенным проблескам, — при кото ром мы ясно видим, что идем по жизни, направляемые таин ственными совпадениями, мы прежде всего должны понять свою истинную сущность.
И тут, как раз, отец Карл, выйдя из-за угла дома, увидел меня и подошел.
— Дочитали?
Он говорил тепло и дружески, как всегда.
— Да.
— Не возражаете, если я посижу тут с вами немного?
— Мне этого очень хочется.
Он пристроился на валуне у моего правого бока и, помол чав, спросил:
— Вы понимаете, что сейчас стоите на пути познания?
— Да, наверное, но делать-то что?
— Нет, вы должны сначала поверить до конца.
— Не могу, мне очень страшно.
— Поймите, как важно принять правильное решение. Ведь истина, которую вы ищете, так же важна, как эволюция всего мироздания. Потому что эту эволюцию совершаем мы.
Неужели вам непонятно? Отец Санчес рассказал мне о вашем прозрении на вершине горы. Вы видели, как развива лась материя — от водорода с его простейшими колебания ми до человека. Тогда вы еще не знали, как люди продолжа ют эволюцию. Теперь вы это знаете.
Люди рождаются — каждый на своем месте, в свое время, в своей исторической обстановке. Они вступают в союз с другими людьми, нашедшими свою цель.
Ребенок, родившийся от такого союза, примиряет пози ции своих родителей в некоем высшем синтезе. Ему помо гают в этом значимые совпадения.
Я не сомневаюсь, что вы поняли Пятое откровение: каждый раз, как мы, впитав энер гию и встретив нужное совпадение, продвигаемся вперед, мы повышаем свой энергетический уровень и остаемся на нем.
Наши дети наследуют у нас уровень колебаний и в собствен ной жизни повышают его дальше. Эволюция совершается нами, людьми.
Наше время внесло в этот процесс нечто новое. Мы гото вы осознать эволюционный процесс и, тем самым, его уско рить. Страшно вам или нет — это не имеет значения, у вас нет выбора.
Раз уж вы поняли, в чём смысл вашей жизни, вы не можете утратить это знание. Если вы попробуете напра вить вашу жизнь в другую сторону, вы останетесь с ощуще нием урона, неполноты. Вы лишитесь самого главного.
— Но сейчас-то мне что делать?
— Не знаю. Это знаете только вы. Я могу только посоветовать вам набрать побольше энергии.
К нам присоединился отец Санчес. Он подошел как мож но тише и незаметнее, отводя глаза, словно боялся нам по мешать. Я попытался сосредоточиться, сфокусировав внима ние на окружающих дом скалах.
Сделав глубокий вдох, я понял, что с той минуты, как вышел из дома, был полностью поглощен собой, ничего вокруг не замечая. Я отсек себя от красоты и величия гор.
Глядя вокруг и пытаясь проникнуться окружающей кра сотой, я снова, как бывало, ощутил свою причастность ко всему, что вижу. Всё вокруг стало близким, реальным, всё зас ветилось. Я снова ощутил свое тело легким и полным сил.
Я посмотрел сперва на отца Санчеса, потом на отца Кар ла. Оба внимательно глядели на меня, и я понял, что они видят мое энергетическое поле.
— Как я выгляжу? — спросил я.
— Вроде бы получше, — ответил Санчес. — Побудьте здесь, наберите энергии как можно больше. Мы соберемся через двадцать минут.
Он улыбнулся — чуть-чуть лукаво.
— И вы, — добавил он, — будете готовы начать
Вступление в поток
Священники вернулись в дом, а я провел еще несколько минут, любуясь горами и пытаясь набрать побольше энер гии. Но потом я, утратив сосредоточенность, задумался о Билле. Где он? Удастся ли ему найти Девятое откровение?
Мне представилась картина: он бежит через сельву с от кровением в руке, спасаясь от преследующих его солдат. Я подумал о кардинале, отправившем солдат в погоню.
В этом сне наяву мне было ясно, что Себастьян, несмотря на свою власть и авторитет, не прав, что он неверно, представляет себе влияние откровений на человеческие души.
Мне пока залось, что его можно было бы переубедить, если бы только мы поняли, какая именно часть Рукописи его напугала.
Среди этих размышлений мне вспомнилась Марджори. Где она, что с ней? Я представил себе нашу встречу. Где и когда это случится?
Хлопнула входная дверь, и я вернулся к действительнос ти. Я снова ощутил свою слабость, свой страх. Санчес обо гнул дом и подошел ко мне быстрым, уверенным шагом.
Он присел рядом и спросил:
— Вы приняли решение?
Я покачал головой.
— Судя по вашему виду, вы не набрались сил.
— Нет, скорее, я чувствую слабость.
— Мне кажется, вы не выработали верной последователь ности действий при насыщении энергией.
— Как это?
— Позвольте, я объясню вам мой личный метод впитывания энергии. Может быть, это поможет вам найти собственный.
Кивком головы я попросил его продолжать.
— В первую очередь, — начал он, — я стараюсь сосредоточиться на том, что меня окружает. Думаю, что и вы начинаете с этого. Потом я стараюсь припомнить, как выглядит это всё, когда я переполнен энергией.
Я вспоминаю свое ощущение живого присутствия всех предметов, неповтори мой красоты и формы каждого, особенно растений. Вспоми наю, как все краски делаются ярче, как всё начинает мерцать и светиться. Это всё вам понятно?
— Да, так же и я делаю.
— Затем я стараюсь вернуть чувство близости и причастности всему, когда мне кажется, что я могу коснуться самых удаленных предметов. Потом я делаю вдох и вбираю в себя всё это.
— Как вбираете?
— А разве отец Джон не объяснил вам этого?
— Нет!
Санчес смутился.
— Наверное, он собирался вернуться и рассказать вам об этом попозже. У него есть пристрастие к сценическим эффектам. Он уходит в середине урока, оставляя учеников по размыслить над тем, о чем он говорил.
Потом он является снова, в самый нужный момент, чтобы добавить что-нибудь к своему наставлению. Наверняка он и к вам хотел вернуться, но не успел, мы слишком скоро уехали.
— Я хотел бы узнать об этом, — сказал я.
— Вы помните ощущение радостного восторга, которое испытали там, на горе?
— Еще бы!
— Чтобы вернуть себе подобное ощущение, я на вдохе втягиваю в себя энергию, к которой подключился.
Слушая Санчеса, я пытался проделать то, о чём он гово рил. При его описании я ощутил, что моя причастность к окружающему увеличивается. Всё вокруг меня, как бы, высту пило из тумана, всё стало прекрасным.
Даже камни обрели беловатое свечение. Энергетическое поле Санчеса расшири лось и поголубело. Он дышал глубоко и медленно, делая после каждого вдоха пятисекундную паузу. Я последовал его примеру.
— Если представить себе, — сказал он, — что каждый вдох наполняет нас энергией, что мы раздуваемся от нее, как воз душный шар, мы и на самом деле впитаем ее больше. Мы будем чувствовать легкость и восторг.
После нескольких вдохов я почувствовал, что он прав.
— Наполнившись энергией, — продолжал Санчес, — я начинаю следить за своими эмоциями. Я уже говорил вам: по тому, что я чувствую, я сужу, подключился ли я по-настоящему.
— Вы говорите о любви?
— Именно о ней. Помните наш разговор в миссии? Лю бовь — не абстрактное понятие и не моральный долг. Лю бовь — эта та эмоция, которая охватывает нас, когда мы под ключаемся к энергии мироздания, — а это, конечно, энергия Бога.
Отец Санчес смотрел на меня, слегка расфокусировав взгляд.
— Вот теперь, — сказал он, — у вас получается. Вот этот уровень энергии вам и нужен. Сейчас я немножко помог вам, но впредь вы сможете достигать его самостоятельно.
— Как именно вы мне помогли?
Священник махнул рукой.
— Это сейчас неважно. Вы узнаете об этом позже, когда дойдете до Восьмого откровения.
Из-за угла дома вышел отец Карл. Он посмотрел на нас и, кажется, остался доволен. Подойдя, он обратился ко мне с вопросом:
— Ну, как, вы пришли к какому-нибудь решению?
Мне уже надоел этот вопрос. Я почувствовал раздражение и едва не начал терять энергию.
— Вы снова впадаете в свой сценарий, — заметил отец Карл. — Но уйти от выбора вам всё равно не удастся. Что по вашему мнению, вам надо делать?
— Нет у меня никакого мнения! — признался я. — В этом-то вся проблема.
— Вы уверены, что нет? Когда человек подключается, иной раз у него появляются неожиданные мысли.
Я ответил на это недоумевающим взглядом.
— Когда мы пытаемся управлять событиями при помощи логики, — объяснил он, — у нас в голове вертятся одни и те же привычные мысли. Но когда мы отрешаемся от своих сте реотипов, эти мысли уходят.
Когда вы наполняете себя энер гией, у вас появляются новые мысли, внушенные лучшей, высшей частью вашего «я». Их можно назвать интуитивными про зрениями. Их не спутаешь с теми, другими.
Они просто появ ляются у вас, иногда принимая форму сна наяву или видения. Они приходят, чтобы направить вас, указать вам путь. Я всё еще не понимал.
— Расскажите, о чем вы думали, когда сидели тут один.
— Да мне всего и не вспомнить!
— А вы попытайтесь.
Я стал припоминать.
— Я думал о Билле. О том, удастся ли ему найти Девятое откровение. О Себастьяне, вдохновляющем борьбу с Рукописью.
— Еще о чем?
— Потом я вспомнил Марджори и стал думать, где она и что с ней... Но я не понимаю, как это поможет мне понять, что делать!
— Позвольте, я объясню, — сказал отец Санчес. — Впитав достаточно энергии, вы начинаете сознательно двигаться по пути эволюции. Вы заставляете учащаться совпадения, которые помогают вашему продвижению. Вы идете по собственному пути, предназначенному только вам, и никому другому.
Сначала, как я уже сказал, вы впитываете энергию, потом вспоминаете свою главную задачу, жизненную цель — ту, которой вас наделили родители, — потому что эволюционировать вы можете только на пути к этой цели.
Далее вы должны выбрать путь, для чего надо ответить на те вопросы, которые стоят перед вами в данную минуту. Эти вопросы всегда имеют отношение к вашей главной жизненной задаче и определяют, далеко ли вы продвинулись в ее решении.
Когда вы четко сформулируете для себя эти вопросы, ваша интуиция обязательно подскажет вам, что делать и куда направиться. Вы сразу поймете это. Иначе и быть не может.
Понимаете, главная жизненная трудность не в том, чтобы получить ответ, а в том, чтобы суметь задать нужный вопрос. Когда вопрос сформулирован правильно, ответ не замедлит.
А когда ответ будет получен и вы узнаете, что надо де лать, — продолжал он, — ваша дальнейшая задача — посто янно быть настороже и не пропустить совпадения, которое, рано или поздно, произойдет и поможет вам продвинуться на пути, указанном интуицией. Это вам понятно?
— Кажется, да.
— Так вот, не кажется ли вам, что мысли о Билле и Марджори появились у вас не зря? Чтобы понять, почему они к вам пришли, вы опять должны вспомнить главные обстоятельства своей жизни.
Вы помните, что родились у ваших родителей для того, чтобы обрести такую духовность, которая разовьет, утвердит вашу личность и станет радостным приключением. Это так?
— Да.
— Поэтому, вы, будучи ребенком, интересовались загадками и тайнами, а когда выросли, изучали социологию и ра ботали с трудными детьми. При этом, вы не сознавали причину, по которой поступаете именно так. Затем, когда вы стали пробуждаться, вы услышали о Рукописи и прилетели в Перу.
Здесь вы стали одно за другим постигать откровения, и каждое из них что-то сообщало вам о той духовности, которую вы ищете. Теперь, когда вы многое уяснили, вы можете стать на путь осознанной эволюции, для чего вам надо сформулировать стоящие перед вами вопросы и услышать ответы, которые будут вам даны.
Я молча смотрел на него.
— Какие вопросы стоят перед вами? — спросил он.
— Ну… Я хочу узнать остальные откровения. Особенно хочу знать, найдет ли Билл Девятое. Хочу узнать о Марджори. Еще... хочу узнать о Себастьяне.
— И что вам отвечает интуиция?
— Не знаю. Я представлял себе встречу с Марджори. Представлял, как Билл убегает, а солдаты за ним гонятся. Что это значит?
— А где вам представился Билл?
— В сельве.
— Возможно, это указание, куда вам ехать. Икитос как раз окружен сельвой. А как вы видели Марджори?
— Мне просто представилась наша встреча.
— А Себастьян при чем?
— Мне пришло в голову, что он борется с Рукописью, потому что неверно ее истолковал, и что его можно переубедить, если понять, чего именно он в ней боится.
Священники обменялись удивленными взглядами.
— Что это всё значит? — спросил я.
Отец Санчес ответил вопросом па вопрос.
— А вы как думаете?
Впервые после памятного приключения на верху горы я чувствовал себя наполненным энергией, сильным и уверен ным в себе. Я поднял глаза и твердо сказал:
— Думаю, это значит, что мне надо отправиться в сельву и постараться узнать, что именно в Рукописи пугает церковные власти.
Отец Карл улыбнулся.
— Замечательно! Можете взять мой грузовик.
Я кивнул. Мы обогнули дом и пошли к машинам. Все мои вещи вместе с запасом еды и питья уже лежали в грузовике отца Карла. Свои вещи священники погрузили в машину Санчеса.
— Вот что я хочу вам сказать на прощанье, — проговорил Санчес. — Не забывайте почаще останавливаться, чтобы возобновить запас энергии. Ощущайте полноту, ощущайте любовь. Помните, что если вы ощущаете любовь, ничто и никто не сможет отобрать у вас энергию.
Если вы и отдадите энергию кому-то, то сможете ее восстановить. В действительности, поток отдаваемой вами энергии тут же создаст встречное течение, направленное к вам, так что ваша энергия никогда не иссякнет. Всё, что требуется, — это полное осознание обоих потоков. Особенно это важно, когда вы общаетесь с людьми.
Он замолчал, и тут же, словно по данному знаку, подошел и заговорил отец Карл.
— Вы изучили все откровения, кроме двух, — Седьмого и Восьмого. Седьмое учит нас сознательной эволюции — нужно быть начеку и замечать каждое значимое совпадение, каждый ответ, который посылает нам Вселенная.
Он протянул мне небольшую папку.
— Это — Седьмое. Оно недлинное и носит общий характер. Оно учит нас помнить, что вещи, которые бросаются в глаза, и приходящие в голову мысли могут быть посланы нам, как ответы на наши вопросы.
Что касается Восьмого, то вы познакомитесь с ним, когда придет время. Оно учит нас по могать людям дать нам нужные ответы. А дальше оно описы вает новую этику человеческих отношений. Мы узнаем, как люди должны относиться друг к другу, чтобы каждый мог без помех эволюционировать,
— А почему вы сразу не дадите мне Восьмое откровение? — спросил я. Отец Карл, улыбнувшись, положил руку мне на плечо.
— Потому, что мы чувствуем, что этого делать не надо. Мы ведь тоже должны прислушиваться к своей интуиции. Не сомневайтесь, вы получите Восьмое, — когда зададите нужный вопрос.
Я сказал, что всё понял. Друзья обнялись со мной и поже лали мне удачи. Отец Карл еще раз заверил меня, что мы скоро увидимся и что я обязательно узнаю всё, ради чего прилетел в эту страну.
Мы уже собрались сесть по машинам, когда Санчес нео жиданно снова повернулся ко мне.
— Интуиция велит мне сказать вам еще одну вещь, которую вы поймете позже. Определяйте путь по красоте и радужному свечению. Места и люди, которые несут вам ответы, будут сиять и радовать глаз.
Я кивнул и сел в грузовик отца Карла. Мы тронулись — друзья мои впереди, я за ними. Так мы ехали по каменистой дороге несколько миль, до развилки, а там Санчес помахал мне рукой из окна и свернул с отцом Карлом на восток. Я проводил их взглядом и направил ветхий грузовичок на се вер, к бассейну Амазонки.
Я начинал терять терпение. Проделав с хорошей скорос тью трехчасовой путь, я застрял на развилке, не зная, на что решиться.
Можно было свернуть налево. Судя по карте, эта дорога, шедшая вдоль горного хребта, вела к северу на сотню миль, а потом резко сворачивала к востоку — к Икитосу. Путь на право уводил сразу на восток, в сельву, и шел к Икитосу пря миком.
Я сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться и сосредото читься. Бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида — до рога была пустынна. Мне вообще уже больше часа не попа дались ни машины, ни бредущие по обочине местные жители. Я постарался стряхнуть беспокойство, понимая, что надо подключиться к энергии, чтобы принять правильное решение.
Я сосредоточился на окружающем. Дорога, ведущая на право, проходила мимо купы высоких деревьев и углубля лась в лес. У подножия деревьев громоздились валуны, окру женные пышными тропическими кустами. Другая дорога шла среди голых скал, меж которых еле пробивалась скуд ная растительность. Одно дерево, впрочем, виднелось и в той стороне.
Я перевел взгляд направо и попытался пробудить в себе любовь к тому, что вижу. Кусты и деревья покрывала яркая, сочная зелень. Потом я посмотрел налево и тоже попробо вал полюбить увиденное. И сразу мне бросилась в глаза тя нущаяся вдоль дороги полоска травы с цветами.
Трава была чахлая, с пожухлыми листьями, но белые цветы создавали неповторимо красивый узор на этой убегающей вдаль по лоске — я удивился, как мог сразу не заметить их. Они пря мо-таки светились.
Я постарался охватить взглядом всё, что лежало в этом направлении, и поразился, как красочны и выразительны серые камни и коричневые пятна гравия, рас цвеченные янтарными, фиолетовыми и багровыми оттенка ми цвета.
Я снова повернулся направо, к кустам и деревьям. Как ни были они прекрасны, их красота побледнела по сравнению с тем, что я видел на другой дороге. Я не мог понять, почему это случилось, ведь сначала именно правая дорога казалась мне гораздо красивее. Моя интуиция явно влекла меня нале во, прельщая красотой цвета и формы.
Моим колебаниям пришел конец: я знал теперь, куда ехать. Я завел грузовик, и он покатил налево, подскакивая на камнях и ухабах. Я же, сидя на трясущемся сиденье, чувствовал себя легким и сильным. Шея и спина безо всякого усилия распря мились, руки твердо держали руль, не опираясь на него.
Проехав около двух часов без приключений, я перекусил из корзинки, заботлива положенной на сиденье отцом Кар лом, и пустился дальше. Пустынная по-прежнему дорога пет ляла, то поднимаясь, то опускаясь, от холма к холму.
И вдруг Я заметил на вершине одного из холмов два автомобиля, довольно ветхих. Они стояли под деревьями у самой обочи ны. Людей не было видно, и я заключил, что эти машины просто брошены здесь.
Впереди дорога делала резкий пово рот и, описав широкую дугу, спускалась в долину. С высоты, на которой я находился, местность просматривалась на не сколько миль вокруг.
Я резко затормозил. Внизу, в долине, у обеих сторон до роги стояли военные джипы. Несколько солдат прохажива лось поблизости. Дрожь пробежала у меня по спине — доро га была перекрыта.
Я подал назад, укрыв свой грузовик за двумя крупными скалами. Выйдя из машины, я вернулся к вершине холма, чтобы посмотреть, что делается внизу. Один из джипов медленно удалялся.
Внезапно я услышал шум за спиной. Мгновенно обернув шись, я увидел Фила — эколога из Висьенте. Он был поражен неожиданной встречей не меньше меня.
— Что вы тут делаете? — воскликнул он, подбегая ко мне.
— Пытаюсь добраться до Икитоса.
Он тревожно озирался по сторонам.
— Мы тоже. Власти просто беснуются из-за Рукописи. Мы вот думаем, стоит ли попытаться тут проскочить. Нас четверо.
Он кивнул налево. Я увидел за деревьями несколько че ловек.
— А зачем вам в Икитос? — спросил он.
— Я ищу Билла. Нам пришлось разделиться в Куле, но я слышал, что он, возможно, направится в Икитос. Он ведь ищет конец Рукописи.
Фил испугался.
— Зачем он это делает! Военные власти изымают у всех копии! Вы разве не знаете, что произошло в Висьенте?
— Я слышал, но не знаю подробностей.
— Меня там не было в это время. Говорят, они вломились в усадьбу и арестовали всех, у кого были копии, а остальных задержали и допросили. Хейнса и еще несколько человек куда-то увезли, и никто не знает, что с ним.
— А вы знаете, почему власти так ополчились на Рукопись? — спросил я.
— Понятия не имею! Но когда я понял, какой опасности подвергаюсь, я решил вернуться в Икитос, забрать свои материалы и уехать из страны.
Я рассказал ему о том, что случилось со мной и Биллом после отъезда из Висьенте, и подробно описал убийство, виденное мною на горе.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Неужели вы и после этого не бросили эти игры?
Его слова слегка поколебали мою уверенность, но я воз разил:
— Послушайте, если мы смиримся, то Рукопись просто будет уничтожена. Мир не узнает о ней. А я считаю, что ее откровения очень нужны людям.
— И стоят того, чтобы за них умереть?
Я не успел ответить — раздался шум двигателей. Машины ехали по долине в нашу сторону.
— О, черт! — воскликнул Фил. — Они идут на нас!
Не успел он договорить, как мы услышали, что и с другой стороны приближаются машины.
— Мы окружены! — Фил был в ужасе.
Я подбежал к своему грузовику, поспешно положил кор зинку с едой в сумку и туда же запихнул листы с откровени ем. Потом передумал и сунул бумаги под сиденье.
Машины приближались. Я побежал через дорогу напра во, вслед за Филом. Я увидел его ниже на склоне — он и еще несколько человек притаились за нагромождением камней. Я присоединился к ним.
У меня еще оставалась надежда, что машины пройдут, не остановившись. Мой грузовик был с дороги не виден. Что касается тех, старых машин, то я наде ялся, что они, как и я, решат, что их бросили здесь давно.
Джипы с солдатами, едущие с юга, появились первыми и, к моему ужасу, остановились поблизости от брошенных машин. Раздался голос:
— Не двигаться! Полиция!
Мы в ужасе застыли. На склоне появилось несколько во оруженных до зубов солдат. Они двигались, внимательно оглядывая местность, и, конечно, заметили нас. Подойдя к нам, они нас обыскали, отобрав всё, что было у нас в карманах, и повели к дороге.
Там уже собралось несколько десят ков солдат. Они обыскивали машины. Фила со спутниками погрузили в один из джипов, который тут же уехал. Я успел бросить последний взгляд на Фила — он был смертельно бледен.
Меня привели к вершине холма и велели сесть на землю. Вокруг толпились солдаты — у каждого был автомат на пле че. Наконец появился офицер. Он бросил на землю к моим ногам папку с седьмой главой Рукописи. За ней на землю полетели ключи от грузовика отца Карла.
— Это ваши бумаги? — спросил офицер.
Я молча смотрел на него.
— Эти ключи отобрали у вас, — продолжал он. — Бумаги найдены в вашей машине. Я еще раз спрашиваю: они ваши?
— Я буду отвечать только в присутствии адвоката, — пробормотал я. На эту сакраментальную фразу офицер ответил саркастическим смешком. Солдаты подвели меня у джипу и усадили на переднее сиденье, рядом с местом водителя.
Двое из них уселись сзади, держа оружие наготове. Во второй джип село еще несколько человек. Помедлив несколько ми нут, обе машины двинулись к северу, в долину.
Беспокойные мысли теснились у меня в голове. Куда меня везут? Как я оказался в таком положении? Священники так старались подготовить меня — и вот, меня и на один день не хватило.
Там, на развилке, я был совершенно уверен, что выб рал правильный путь. Именно эта дорога «сияла и радовала взгляд», сомневаться не приходилось. В чём же я ошибся?
Я сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Что будет со мной? Я решил изображать безобидного туриста. Скажу, что ничего не знаю, ничего не видел, какие-то люди сбили меня с толку, заблудился в горах, хочу домой.
Я зажал руки коленями, стараясь унять дрожь. Один из сидящих сзади солдат протянул мне фляжку с водой; я взял ее, хоть и не хотел пить. Солдатик был совсем молоденький, и когда я протянул ему фляжку назад, он улыбнулся мне от крыто и дружелюбно. Я вспомнил ужас на лице Фила. Что с ним сделают?
Тут мне пришло в голову, что встреча с Филом на верши не холма была совпадением. В чем его значение? О чем мы говорили бы, если бы нам не помешали?
Я успел высказать свою убежденность в важности Рукописи, а он успел предуп редить меня об опасности и посоветовал исчезнуть, пока меня не поймали. К сожалению, его совет запоздал.
Несколько часов мы ехали в полном молчании. Вокруг была ровная местность, разреженная атмосфера гор смени лась теплым воздухом долины.
В какой-то момент молодой солдат протянул мне открытую консервную банку с солдат ским пайком — говяжья тушенка, кажется, — но есть я не мог. С заходом солнца мгновенно наступила темнота.
Я ни о чем не думал и тупо смотрел вперед на освещен ный фарами участок дороги. Потом меня одолела беспокой ная дремота. Мне снилось, что я убегаю от кого-то. Я бежал изо всех сил, а вокруг горели костры, сотни костров.
Я знал, что где-то должен быть ключ, который откроет мне дверь к познанию, и я спасусь. И вот, в самом центре одного из пы лающих костров я увидел этот ключ! Я бросился к нему...
Я вздрогнул и проснулся, обливаясь потом. Солдаты смот рели на меня с недоумением. Я встряхнулся и прислонился головой к дверце машины.
Глядя в окно на неопределенно-черные формы бегущего навстречу ландшафта, я боролся с подступающим ужасом. Я был один рядом со своими стра жами, меня везли куда-то в темноту, и никого не интересо вали мои кошмары.
Около полуночи мы подъехали к большому, слабо осве щенному строению из тесаного камня. В нем было два эта жа. Меня провели мимо главного входа в боковую дверь. От нее вели ступеньки в узкий коридор.
Внутренние стены тоже были сложены из камня, а потолок был деревянный — тол стые балки и грубо оструганные доски. Путь нам освещали свисающие с потолка электрические лампочки без абажуров.
Мы вошли еще в одну дверь. Там оказалось помещение, раз деленное на несколько камер. Один солдат, который по дороге отстал, теперь догнал нас, распахнул дверь одной из камер и знаком приказал мне войти.
Внутри стояли три койки и деревянный стол с цветочной вазой. К моему удивлению, в камере было очень чисто. Вой дя, я увидел там молодого перуанца, лет восемнадцати-девят надцати. Вид у него был кроткий.
Солдат запер дверь и уда лился. Я сел на одну из коек. Юноша повернул фитиль масляной лампы, чтобы она горела ярче. Когда свет упал на его лицо, я разглядел, что он индеец.
— Вы говорите по-английски? — спросил я.
— Да, немного.
— Где мы находимся?
— Поблизости от Пулкупы.
— Это что, тюрьма?
— Нет. Здесь держат тех, кого допрашивают о Рукописи.
— Вы давно тут?
— Он обратил на меня мягкий взгляд карих глаз.
— Два месяца.
— Как с вами обращаются?
— Убеждают не верить Рукописи и сказать, у кого есть копии.
— Как убеждают?
— Просто уговаривают. Словами.
— А не угрожают?
— Нет.
— Я замолчал. Он вопросительно глядел на меня.
— У вас обнаружили копию Рукописи? — спросил он наконец.
— Да. А у вас?
— Тоже. Я живу тут поблизости, в сиротском приюте. Наш директор объяснял нам Рукопись. Он разрешал мне рассказывать о ней детям. Ему удалось скрыться, а меня поймали.
— Сколько вы знаете откровений?
— Все, что найдены. А вы?
— Я... Я видел все, кроме Седьмого и Восьмого. Седьмое было у меня с собой, но я не успел его прочесть — солдаты помешали.
Юноша зевнул.
— Ну что, будем спать?
— Да, — рассеянно ответил я, — конечно.
Я улегся на койку и закрыл глаза. Мысли путались. Что делать? Как я позволил себя схватить? Можно ли будет убе жать? Несколько вариантов развития событий успели про мелькнуть у меня в голове. Наконец, я заснул.
Мне снился сон, живой и яркий. В поисках того же самого ключа я блуждал теперь в дремучем лесу. Я метался то туда, то сюда, надеясь на какой-нибудь знак, который укажет верную дорогу. Потом разразилась гроза с обильным ливнем.
Стреми тельно мчащийся поток захватил меня и вынес в бурную реку. Накатывающиеся волны едва не погребли меня под водой. Я изо всех сил боролся с течением. Мне казалось, что это про должается долго, несколько суток.
Наконец, мне удалось при биться к скалистому берегу. Я кое-как выбрался на камни и стал карабкаться вверх, цепляясь за уступы скал. Подъем ста новился всё круче и опаснее. Я собрал всю свою волю и осто рожно продвигался вверх, но, наконец, беспомощно прижал ся к каменному откосу, боясь пошевелиться.
Я взглянул вниз и с отчаянием увидел, что река, из которой я выбрался с таким трудом, подвергаясь такой опасности, течет дальше спо койно и плавно среди отлогих зеленеющих берегов. И там, на лугу, среди цветов лежал в траве мой ключ. Тут мои руки со рвались, я с криком упал в воду и пошел ко дну...
Я рывком сел, глотая воздух. Молодой индеец, который, видимо, уже не спал, подошел ко мне.
— Что с вами? — спросил он.
Слегка отдышавшись, я огляделся вокруг и вспомнил, где нахожусь. Только сейчас я заметил, что в камере есть окно — правда, с решеткой. На улице было уже совсем светло.
— Дурной сон приснился, — объяснил я.
Он улыбнулся, словно ему это понравилось.
— Плохие сны зачастую несут важные сообщения, — за метил он.
— Какие сообщения? — спросил я, вставая и надевая рубашку.
Он помолчал, подыскивая нужные слова.
— Про сны объясняется в Седьмом откровении, — сказал он, наконец.
— Что же там говорится?
— Откровение учит... м-м... как бы это сказать...
— Толковать сны?
— Да, вот именно! Толковать.
— А как это делать?
— Там говорится, что надо сопоставить то, что происходило во сне, с тем, что случилось с вами наяву.
— Я задумался, не уверенный, что правильно его понял.
— Что значит «сопоставить»?
— Юноша словно бы не смел заглянуть мне в глаза.
— Хотите, истолкуем ваш сон?
— Я кивнул и рассказал ему всё, что видел. Он слушал очень внимательно.
— А теперь сопоставим это с жизнью.
Я смотрел недоуменно.
— Как? С чего начинать?
— С самого начала. Что вы делали в начале сна?
— Ходил по лесу и искал ключ.
— Как вы себя ощущали?
— Потерянным. Я заблудился и не знал, в какую сторону идти.
— Сопоставим это с тем, что происходит с вами наяву.
— Ну, может, и правда есть какая-то связь. Я ищу ответа на некоторые вопросы, связанные с Рукописью, и, в каком-то смысле, действительно заблудился.
— Еще что с вами происходит?
— Вот, поймали меня. Как я ни старался уйти от них, но попался и теперь сижу под замком. Вся надежда на то, что уговорю их меня отпустить.
— А вы старались избежать ареста?
— Естественно!
— Что дальше было во сне?
— Я боролся с течением.
— Почему?
— До меня постепенно стало доходить, к чему он клонит.
— Потому что боялся утонуть.
— А если бы не боролись?
— Меня вынесло бы в тихое место, и я нашел бы ключ. То есть, вы хотите сказать, что если бы я безропотно подчинил ся событиям, у меня уже были бы все ответы?
Он опять застенчиво отвел глаза.
— Это ведь не я говорю, а ваш сон.
Я задумался. Неужели мы правильно истолковали сон? Юноша поглядел на меня и спросил:
— Если бы ваш сон повторился, как бы вы вели себя теперь?
— Я бы не сопротивлялся течению, не боялся утонуть. Я понимал бы, что оно вынесет меня, куда надо.
— А сейчас вы чего боитесь?
— Боюсь солдат. Боюсь, что меня не отпустят.
Так. И что советует вам этот сон?
— Вы думаете, сон намекает на то, что мой арест окажется к лучшему?
Юноша молча улыбнулся.
Я сидел на койке, прислонясь спиной к стене. Истолкова ние сна придало мне бодрости. Если оно было верным, то, значит, я не совершил ошибки тогда, на развилке. Значит, всё шло так, как надо.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Пабло.
Я улыбнулся юноше и назвал себя. Потом я кратко расска зал ему историю своего появления в Перу и всё, что случи лось потом. Пабло сидел, упершись локтями в колени. Он был невысокий, черноволосый и щупленький.
— А в эти места зачем вы поехали? — спросил он.
— Из-за Рукописи.
— А точнее?
— Чтобы узнать Седьмое откровение. Кроме того, мне надо разузнать о моих друзьях, Билле и Марджори. И потом еще... я хочу понять, почему церковь настроена против Рукописи.
— Здесь много священников, можно поговорить с ними, — заметил он.
Я помолчал, подумал. Потом спросил:
— Что еще говорится в Седьмом откровении насчет снов?
Пабло стал рассказывать, что сны являются, чтобы обратить наше внимание на возможности, которые мы упускаем. Он говорил что-то еще, но я уже не слушал: я задумался о Марджори. Мне ясно представлялось ее лицо. Где она? Потом мне представилось, что она, улыбаясь, подбегает ко мне.
Внезапно я заметил, что Пабло молчит.
— Извините, я отвлекся, — сказал я.
— Ничего, — ответил он. — О чем вы задумались?
— Да так, об одной приятельнице. Ничего особенного.
Он, кажется, хотел расспрашивать дальше, но тут в кори доре послышались приближающиеся к нашей двери шаги. Через решетку в дверном отверстии мы увидели солдата, отодвигающего засов.
— Пора завтракать, — заметил Пабло.
Солдат открыл дверь и кивком головы велел нам выхо дить из камеры. Я пошел вслед за Пабло по мощеному кам нем коридору. Дойдя до лестницы, мы поднялись на один пролет и оказались в небольшой столовой.
По углам стояли солдаты. Двое мужчин и одна женщина выстроились в оче редь за своими порциями. Я замер на месте, не веря своим глазам: передо мной была Марджори! В ту же минуту и она меня заметила.
Ее глаза широко раскрылись от удивления, и она прикрыла рот ру кой, чтобы удержать готовое вырваться восклицание.
Я оглянулся на солдата, который нас привел. Он направ лялся, к своим товарищам в углу, беспечно улыбаясь и что-то говоря по-испански. Мы с Пабло заняли место в очереди.
Двое мужчин, взяв свои подносы, сели за один столик, продолжая беседовать. Марджори несколько раз перегляды валась со мной, борясь с желанием что-то сказать. Пабло сразу догадался, что мы с ней знакомы, и бросил на меня вопросительный взгляд.
Марджори села за свободный столик. Мы с Пабло, полу чив свои порции, подошли и сели с ней. Солдаты не обра щали на нас внимания, занятые своим разговором.
— Господи, до чего же я рада тебя видеть! — воскликнула она. — Как ты здесь оказался?
— Я укрывался некоторое время у священников, — сказал я. — Потом поехал искать Билла. Вчера меня арестовали. Ты, давно здесь?
— С тех самых пор, как меня схватили тогда, на склоне. Пабло не сводил с нас глаз. Я представил его Марджори.
— Я так и знал, что это вы, — сказал он.
Они обменялись несколькими словами, а потом я спросил:
— Что было после того, как тебя схватили?
— Ничего особенного. Я, собственно, не понимаю, почему меня не отпускают. Каждый день меня водят на допрос, то к одному из священников, то к какому-нибудь офицеру. Они хотят знать, с кем я общалась в Висьенте и где у меня остальные экземпляры Рукописи. Каждый раз одно и то же!
Марджори улыбнулась. Она казалась такой хрупкой и без защитной! Меня снова потянуло к ней. Она метнула на меня быстрый взгляд, и мы тихонько рассмеялись. Потом мы за нялись едой.
Раскрылась дверь, и в столовую вошел священнослужи тель в полном облачении. Его сопровождал какой-то, судя по виду, высокий военный чин.
— Это у них самый главный, — прошептал Пабло.
Военный что-то приказал солдатам, мгновенно ставшим по стойке смирно, и они со священником пошли в сторону кухни. Священник взглянул на меня, и наши глаза встрети лись на миг, который показался мне очень длинным.
Я отвел взгляд и откусил кусочек хлеба, не желая привлекать к себе внимание. Эти двое прошли через кухню и вышли в другую дверь.
— Этот тоже тебя допрашивал? — спросил я.
Нет, — ответила Марджори, — я его впервые вижу.
— Я знаю, кто это, — сказал Пабло. — Он приехал вчера. Это кардинал Себастьян.
Я поразился.
— Так это и есть Себастьян?
— А ты что, слышал что-нибудь о нем? — удивилась Мар джори.
— О, да! Это он — вдохновитель всех гонений на Рукопись! А я думал, что он сейчас в миссии отца Санчеса.
— Кто такой отец Санчес?
Я готов был начать рассказ, но тут к нам подошел конво ир и приказал мне с Пабло двигаться за ним.
— Время прогулки, — пояснил Пабло.
Мы с Марджори посмотрели друг другу в глаза. В ее взгля де я прочел беспокойство.
— Не надо тревожиться!— сказал я. — Встретимся за обедом. Всё будет хорошо!
Правда, сам я не до конца разделял собственный опти мизм. Эти люди могли поступить с нами, как угодно. Кто мог поручиться, что мы не исчезнем без следа?
Солдат провел нас недлинным коридором к лестнице, которая вела во двор, окруженный высокой каменной сте ной. Мы с Пабло начали раз за разом обходить его по пери метру, в то время как солдат стоял у двери. Во время прогул ки Пабло несколько раз наклонялся, чтобы сорвать цветок с клумбы.
— Что еще говорится в Седьмом откровении? — спросил я. Пабло снова нагнулся за цветком.
— Что не только сны направляют нас, но и картины, которые представляются нам наяву.
— Да, отец Карл тоже это говорил. Расскажите подробнее!
— Нам представляется какая-то сцена, какое-то событие в знак того, что это действительно может произойти. Если мы не пропустим это указание, то, когда событие действительно произойдет, мы будем к нему готовы.
Я взглянул на юношу.
— А знаете, Пабло, мне ведь представлялось, что мы с Марджори встретимся. Вот и встретились.
Он улыбнулся.
По спине у меня пробежала дрожь. Так, значит, я действи тельно попал туда, куда надо! Моя интуиция не обманула меня! Я несколько раз думал о том, как бы найти Марджори. И вот, я ее нашел. Нужное совпадение произошло. Мне ста ло легко.
— Но меня не часто посещают вещие мысли, — заметил я.
Пабло, по своему обыкновению, отвел глаза.
— В Седьмом откровении говорится, что мы просто часто не замечаем таких мыслей. Чтобы не пропускать их, мы должны занять позицию наблюдателя. Когда к нам в голову приходит какая-то мысль, надо всегда спрашивать себя: зачем она пришла?
Почему меня посетила именно в эту мину ту именно эта мысль? Какое отношение имеет она к моей жизненной задаче? Позиция наблюдателя позволяет нам контролировать течение событий. Она помещает нас в по ток эволюции.
— А как же негативные мысли? — спросил я. — Представления о несчастьях, неудачах? Скажем, нам представляется, что что-то плохое происходит с тем, кого мы любим, или что нам не удается что-то очень для нас важное.
— Очень просто, — ответил Пабло. — Седьмое откровение учит, что плохие мысли надо останавливать при появлении. А когда представляется что-то хорошее, надо ввести это в сознание усилием воли. Тогда плохие мысли перестанут нам являться. Наша интуиция должна быть направлена на позитивные вещи.
Но если негативное представление упорно возвращается, то, говорит Рукопись, к нему надо отнестись очень серьезно и сделать выводы. Например, если вам приходит мысль об автомобильной катастрофе, а кто-то предлагает вас подвезти, откажитесь.
Мы как раз, описав полный круг, приближались к солда ту, поэтому замолчали. Пабло нагнулся за цветком, а я сде лал глубокий вдох. Было тепло и сыро. За стеной нашей тюрьмы пышно росли тропические растения. Я заметил ле тающих москитов.
— Пошли! — неожиданно крикнул солдат.
Он провел нас к дверям камеры. Пабло вошел первым, я собирался пройти за ним, но конвоир преградил мне путь.
— Вам не сюда! — произнес он и знаком приказал мне следовать за ним. Мы прошли в коридору, поднялись по лестнице и вышли в ту боковую дверь, через которую вчера попали в здание. На парковочной площадке я заметил кардинала Себастьяна.
Он садился на заднее сиденье длинного автомобиля. Водитель закрыл за ним дверь. В последний момент Себастьян снова встретился со мной глазами, потом отвернулся и что-то сказал шоферу. Машина быстро снялась с места.
Солдат подтолкнул меня к центральному входу, и мы сно ва вошли в здание. Там он привел меня в какой-то кабинет.
Мне было приказано сесть на стул, стоящий перед металли ческим, выкрашенным белой краской столом. Через не сколько минут, в комнату вошел невысокий светловолосый священник лет тридцати и уселся за стол, делая вид, что не замечает моего присутствия.
Какое-то время он молча лис тал бумаги, потом, наконец, поднял на меня глаза. Его лицо показалось мне умным — возможно, благодаря круглым оч кам в золотой оправе.
— Вы были арестованы за незаконное обладание документом государственной важности, — спокойно проговорил он. — Моя задача — решить, будет ли вам предъявлено официальное обвинение. Рассчитываю на ваше сотрудничество.
Я кивнул.
— Кто дал вам перевод?
— Я не понимаю, — сказал я, — почему законом запрещено иметь копию этого документа.
— Правительство Перу имеет на то причины, — сказал он. — Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
— А почему в это вовлечена церковь? — снова спросил я.
— Потому что Рукопись ниспровергает наши религиозные традиции. Она дает искаженное понимание духовной природы человека. Кто дал вам...
— Послушайте!— перебил я. — Я просто пытаюсь понять, что происходит. Я турист. Я заинтересовался Рукописью, но я ни для кого не опасен. Я просто хочу знать, что вы в ней видите такого страшного.
Он, кажется, был озадачен и не сразу понял, какой такти ки со мной придерживаться. Я же нарочно упрямился, пыта ясь сориентироваться.
— Церковь считает, что Рукопись может сбить наш народ с толку. — Он явно старался тщательно формулировать свои утверждения. — Она учит людей самостоятельно управлять своей жизнью, без оглядки на Писание.
— В чем же Рукопись противоречит Писанию?
— Ну, например, заповеди «Почитай отца своего и мать свою».
— В чем же противоречие?
— Рукопись обвиняет родителей в трудностях, с которы ми сталкиваются дети. Это принижает семейные отношения.
— А я понял так, что, наоборот, Рукопись помогает загладить старые обиды и увидеть всё хорошее, что было в детстве.
— Нет, — упрямо повторил он. — Она сбивает с толку. Никаких обид вообще не должно быть.
— Разве родители не могут ошибаться?
Родители всегда желают ребенку добра. Дети должны их прощать.
— Но ведь об этом Рукопись и толкует! Разве мы не простим их, если положительно оценим свое детство?
— Но от чьего имени вещает эта ваша Рукопись? — Его голос задрожал от гнева. — Почему мы должны ей доверять?
Он вскочил с места и склонился над моим стулом, гнев но воззрившись на меня.
— Вы не понимаете того, о чем беретесь судить! Вы что, изучали богословие? Нет, конечно! У вас перед глазами примеры раскола и беспорядка, которые принесла эта Рукопись! Разве вы не понимаете, что только закон и власть поддерживают порядок в мире? Как вы смеете подвергать сомнению действия властей в таком важном деле!
Я молчал, отчего он разъярился еще больше.
— К вашему сведению, — продолжал он, — за преступление, которое вы совершили, вам полагается несколько лет тюремного заключения. Вы когда-нибудь бывали в перуанской тюрьме? Я знаю, что все янки любопытны, — вам интересно там побывать? Могу вам это устроить! Вы поняли? Я могу устроить вам долгую-долгую экскурсию в нашу тюрьму!
Он закрыл глаза рукой и помолчал, глубоко дыша и, по всей видимости, стараясь успокоиться.
— Я должен узнать, откуда у вас копия, кто их распространяет. Спрашиваю в последний раз: кто дал вам ваш перевод?
Его вспышка испугала меня. Выходит, я своими упрямы ми вопросами только навредил себе. Что он сделает, если я не отвечу на его вопросы? Но не могу же я выдать Билла и отца Санчеса!
— Прежде чем я вам отвечу, мне надо подумать.
На мгновение мне показалось, что он опять разразится гневной вспышкой. Но ему удалось справиться с раздраже нием. Внезапно я понял, что передо мной смертельно устав ший человек.
— Я дам вам время до завтрашнего утра, — проговорил он и сделал знак стоящему в дверях солдату увести меня. Тот отвел меня назад в камеру.
Я молча лег на койку, тоже чувствуя себя совсем обесси ленным. Пабло стоял перед зарешеченным окном.
Вас допрашивал кардинал Себастьян? — спросил он.
— Нет, другой. Он всё допытывался, кто дал мне перевод, который у меня нашли.
— А вы что сказали?
— Ничего! Сказал, что мне надо подумать. Он дал мне время до завтра.
— А про Рукопись был разговор?
Я посмотрел на юношу, и на этот раз он не опустил взгляда.
— Да, он сказал, что Рукопись подрывает традиционные авторитеты. А потом разъярился и начал мне угрожать.
Пабло очень удивился.
Он светловолосый? В круглых очках?
Да.
— Это отец Костос. Что ещё он говорил?
— Я стал возражать. Сказал, что Рукопись не подрывает никаких традиций. А он грозился упечь меня в тюрьму. Как вы думаете, он это серьезно?
— Не знаю.
Пабло сел на свою койку, которая стояла напротив моей. Я чувствовал, что его мысли чем-то заняты, но усталость и страх заставили меня закрыть глаза. Я уснул. Проснулся я оттого, что Пабло тряс меня за плечо.
— Обедать пора!
Уже другой солдат проводил нас в столовую, где мы по лучили по тарелке хрящеватого мяса с картошкой. Двое муж чин, которых мы видели за завтраком, вошли следом за нами, но Марджори не было.
— А где Марджори? — спросил я у них, стараясь говорить как можно тише. Их, казалось, до смерти напугало мое к ним обращение, а солдаты подозрительно уставились на меня.
— Они, должно быть, не понимают по-английски, — сказал Пабло.
— Куда она подевалась? — повторил я.
Пабло что-то говорил, но я перестал его слушать. Мне представилось, что я бегу. Перед моим умственным взором явилась улица, я бегу по ней, влетаю в какую-то дверь — и я свободен!
— О чем вы задумались? — спросил Пабло.
— Да так, фантазирую. Представил себе, что убегаю. Что вы говорили?
— Погодите-ка! — сказал он. — Задержитесь на этой мысли. Не исключено, что это очень важно. Как вы убежали?
— Я просто представил себе, что бегу по какому-то переулку или улице, а потом врываюсь в какую-то дверь. И у меня было впечатление, что мне удалось освободиться.
— Что вы думаете об этом?
— Не знаю. Во всяком случае, это не имеет отношения к тому, о чём мы разговаривали.
— А вы помните, о чём мы говорили?
— Да. Я спрашивал, куда девалась Марджори.
— А то, что вам представилось, по-вашему, не имеет отношения к Марджори?
— Не вижу никакой связи. При чем тут она? Или вы дума ете, что она убежала? Он задумался.
— Вам, значит, представилось, что вы бежите...
— Ну да! Может, я бегу один...— Я посмотрел на него. Меня осенило. — Может быть, мы бежим с ней вместе!
— Вот и я так думаю.
— Но где же она?
— Не знаю.
Мы покончили с обедом в молчании. Мне хотелось есть, но мясо показалось слишком тяжелым. Почему-то я чувство вал утомление и слабость. Аппетит быстро улетучился.
Я заметил, что Пабло тоже плохо ест.
— Пошли назад, в камеру!— предложил он.
Я согласился. Мы сделали знак солдату, чтобы он отвел нас. В камере я сразу растянулся на койке, а Пабло сел рядом.
— Вы, похоже, растеряли энергию, — заметил он.
— Да, кажется. Не пойму, в чем дело.
— А вы пробовали подзарядиться?
— Да нет, где уж тут. И пища не такая, как надо.
— Но вам не потребуется много пищи, если вы зарядитесь энергией отсюда, — он провел рукой по воздуху.
— Я знаю. Только мне трудно ощутить любовь ко всему окружающему, сидя в камере.
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Но, ведь иначе, вы причините себе большой вред!
— Как это?
— Ваше тело имеет определенный колебательный уровень. Если ваш запас энергии заметно уменьшится, тело будет страдать. Именно поэтому стресс приводит к болезням. Испытывая любовь, мы повышаем уровень колебаний. Это делает нас здоровее. Это очень важно.
— Подождите несколько минут, — попросил я.
Я стал действовать по методу отца Санчеса. Мне сразу ста ло лучше. Вещи вокруг меня обрели выразительную форму, краски, красоту. Я закрыл глаза и сосредоточился на любви.
— Хорошо! — сказал Пабло.
Открыв глаза, я увидел, что юноша улыбается. Его фигур ка оставалась тщедушной и лицо мальчишеским, но в глазах светилась мудрость.
— Я вижу, как вы набираетесь энергии, — сказал он.
Сам он был окружен зеленоватым сиянием. И цветы, ко торые он принес с прогулки и поставил в вазу, излучали свет.
— Чтобы усвоить Седьмое откровение и твердо стать на путь эволюции, — добавил он, — надо все предыдущие от кровения претворить в образ жизни.
Я промолчал.
— Расскажите, как изменился для вас мир после того, как вы познакомились с откровениями.
Я подумал немного.
— Я, как бы, проснулся и увидел, что мироздание — это тайна, что оно даст нам всё, в чем мы нуждаемся, если мы, прояснив своё сознание, станем на правильный путь.
— И что дальше?
— Дальше мы вступаем в поток эволюции.
— Как именно?
Я еще немного подумал.
— Мы должны всегда твердо помнить стоящие перед нами в данный момент жизни вопросы. И не упускать указа ний, которые посылаются нам в сновидениях, или в интуи тивных прозрениях, или в обращающих на себя внимание подробностях окружающего.
Я снова помолчал, пытаясь собрать воедино всё, что ус воил из откровений. Потом добавил:
— Мы должны набраться энергии и сосредоточиться на своих вопросах — и тогда придет ответ. Мы получим духов ное прозрение и будем знать, куда идти и что делать. Произойдет значимое совпадение, которое направит нас на правильный путь.
— Да, да! — радостно подтвердил Пабло. — Именно так! И каждый раз, как совпадение позволяет нам совершить шаг вперед, мы растем, полнее обретаем свою личность, повышаем колебательный уровень.
Он склонился ко мне. Его поле невероятно расширилось, он излучал свет. Ничего в нём не осталось от застенчивого юноши, сила переполняла его.
— Пабло, что произошло с вами? — спросил я, пораженный. — Когда я впервые вас увидел, вы были совсем не таким. Вы сейчас такой уверенный, мудрый! Вы достигли совершенства?
Он рассмеялся.
— Когда вы здесь появились, я специально позволил своей энергии рассеяться — я думал, что вы поможете направить встречный поток. Но потом я понял, что вы этого еще не умеете. Этому учит только Восьмое откровение.
Я не понял, о чём он.
— Чего, вы говорите, я не сумел сделать?
— Вам нужно понять, что все ответы, которые таинствен ным образом посылаются нам, исходят от других людей. Вспомните всё, что вы узнали здесь, в Перу, — ведь вы узна ли это от людей, которые, благодаря значимым совпадени ям, встречались вам.
Я обдумал его слова. Он был прав. Я «случайно» встречал нужных людей в нужную минуту: Чарлину, Добсона, Билла, Хейнса, Марджори, Фила, Рено, отца Санчеса и отца Карла. Теперь вот, встретил Пабло.
— Ведь и самоё Рукопись написал какой-то человек, — продолжал он. — Но далеко не все из встреченных вами людей имеют нужный запас энергии и ясность сознания, что бы донести до вас свое сообщение. Вы должны помочь им собственной энергией. — Он помолчал. — Помните, вы рассказывали мне, что научились посылать свою энергию растению, сосредоточившись на его красоте?
— Да
— Вот, точно так же, надо поступать и с людьми. Получив от вас заряд энергии, они узрят собственную истину и смогут сообщить ее вам.
— Вот, например, отец Костос. У него было для вас важное сообщение, но вы не помогли ему и потому, ничего не узна ли. Вы засыпали его вопросами, и ваш разговор превратил ся в схватку за энергию. Он почувствовал это и обратился к своему сценарию «пугала».
— А что же я должен был говорить?
Пабло не успел ответить. В коридоре раздались шаги.
В камеру вошел отец Костос.
Он кивнул Пабло, чуть заметно улыбнувшись. Пабло ра достно улыбнулся в ответ. Похоже было, что он искренне рад видеть священника. Отец Костос повернулся ко мне, и лицо его сразу стало суровым. У меня сжалось сердце от дурного предчувствия.
— Вас желает видеть кардинал Себастьян, — объявил священник. — Вас препроводят в Икитос нынче после обеда. Я советовал бы вам ответить на все его вопросы.
— Зачем я ему понадобился? — спросил я.
— Грузовик, на котором вы ехали, принадлежит одному из наших священников. Мы предполагаем, что и копию Рукописи вы получили от него. Когда церковный пастырь на рушает закон — это очень серьезно.
Взгляд отца Костоса был суров и непреклонен.
Я поглядел на Пабло. Он кивнул мне, чтобы я не молчал.
— Вы действительно думаете, что Рукопись подрывает основы вашей религии? — мягко спросил я.
Священник поглядел на меня снисходительно.
— Не только нашей, но и любой религии. Вы что же думаете, мир возник сам по себе? Всем управляет Бог, Он ре шает нашу участь. Наша обязанность — повиноваться Его за конам. Эволюция — это миф. Только Бог решает, каким будет будущее.
А если люди способны сами вершить свою эволюцию, то Бог, получается, ни при чём! Такие представления толкают людей к эгоизму, к обособленности. Они начинают думать, что их эволюция важнее Господних замыслов. Они станут обращаться друг с другом еще хуже, чем сейчас.
Я не знал, что еще у него спросить. Священник, поглядев на меня, добавил почти ласково:
— Я надеюсь, что вы найдете общий язык с кардиналом Себастьяном.
Он повернулся к Пабло, очевидно, довольный тем, как ответил на мой вопрос. Пабло только улыбнулся ему и сно ва кивнул. Священник вышел. Солдат запер на засов дверь камеры. Пабло наклонился ко мне, по-прежнему окружен ный сиянием, преображенный, могучий.
— Я не мог не улыбнуться ему.
— Как по-вашему, что сейчас произошло? — спросил он. Мне захотелось пошутить.
— Я узнал, что мое положение еще хуже, чем я думал. Он засмеялся.
— А ещё что?
— Не понимаю, к чему вы клоните!
— Какие задачи стояли перед вами, когда вы появились здесь?
— Я хотел найти Марджори и Билла.
— Что же, Марджори вы уже нашли. Еще?
— У меня была догадка, что церковные власти воюют с Рукописью не со зла, а просто потому, что не понимают ее. Я хотел узнать их доводы против нее. Мне почему-то каза лось, что их можно переубедить.
И тут, я внезапно понял, что хочет сказать Пабло. Я ведь услышал от Костоса, почему он борется с влиянием Руко писи!
— Какое сообщение вы получили? — продолжал он.
— Сообщение?
— Да, сообщение!
Я недоуменно посмотрел на него.
— Их больше всего смущает идея эволюции, да? Вы об этом?
— Да, — просто ответил он.
— Да, пожалуй, так и есть. Уже идея физической эволюции была для них мало приемлема, но распространить понятие эволюции на обыденную жизнь, на наши личные решения, на историю — это просто немыслимо! Они думают, что человечество просто помешается на эволюции, что это разрушит все связи между людьми... Неудивительно, что они реши ли помешать распространению Рукописи!
— Вы могли бы убедить их, что они ошибаются?
— Нет... Не думаю, я сам ещё так мало знаю!
— А что нужно, чтобы их убедить?
— Для этого нужно владеть истиной. Надо знать, какими стали бы человеческие отношения, если бы все овладели откровениями и стали на путь эволюции.
Пабло выглядел очень довольным.
— Чему вы радуетесь? — спросил я, тоже невольно улыбаясь.
— Дело в том, что отношения между людьми рассматриваются в Восьмом откровении. Смотрите: вы получили ответ на вопрос, почему церковь борется с Рукописью, и он сразу породил новый вопрос.
— Вы правы, — ответил я, задумавшись, — мне необходимо познакомиться с Восьмым откровением. Надо как-то вы бираться отсюда.
— Только не торопитесь! — предостерег Пабло. — Не спешите двигаться дальше, пока полностью не усвоите Седьмое.
— А как вы думаете, усвоил я его? Я уже вошел в поток эво люции?
— Войдёте, если всегда будете помнить свои задачи. Даже те, кто ещё не достиг полного осознания, могут найти отве ты — вернее, случайно натолкнуться на них. Только совпаде ния они замечают задним числом.
Овладеть Седьмым откро вением — значит сразу замечать, как совпадение отвечает на наши вопросы. При этом, всё, что происходит с человеком, наполняется глубоким смыслом.
Он был прав. Но ведь, если я получаю ответы и поднима юсь на новый уровень, то, значит, и с Пабло происходит то же самое.
Внезапно мы услышали чьи-то шаги в коридоре. Пабло серьезно взглянул мне в глаза.
— Послушайте меня, — сказал он, — и запомните мои слова. Восьмое откровение ждет вас. В нем идет речь об этике человеческих отношений. О том, как люди должны относиться друг к другу, чтобы получать и передавать сообщения. Но не спешите! Твердо знайте, где вы стоите каждую минуту. Какие сейчас перед вами задачи?
— Я должен узнать, где Билл. Найти Восьмое откровение. Найти Марджори.
— Что подсказывает ваша интуиция относительно Марджори?
Я подумал.
— Что я убегу... Нет, что мы убежим вместе.
Кто-то подошел к двери.
— А я принес вам какое-то сообщение? — спросил я.
— А как же! До вашего появления я не знал, зачем я здесь. Я понимал, что это имеет отношение к передаче Седьмого откровения, но сомневался в своей способности учить ему. Я думал, что моих знаний недостаточно. А благодаря вам, я понял, что способен на это. Это одно из сообщений, которые вы принесли мне.
— Так было и еще одно?
— Да. Ваше интуитивное прозрение, что служителей церкви можно переубедить — доказать, что они неверно судят о Рукописи, — тоже явилось сообщением для меня. Теперь я думаю, что моя задача — убедить отца Костоса. С его последними словами открылась дверь, и солдат зна ком приказал мне следовать за ним. Я посмотрел на Пабло.
— Я хочу сказать вам ещё одну вещь. Это тоже из Восьмого откровения...
Но солдат схватил меня за руку, вывел за дверь и задвинул засов. Он уже уводил меня, когда лицо Пабло показалось за решеткой дверного отверстия.
— Восьмое откровение предупреждает... — проговорил он мне вслед. — Ваш рост может остановиться. Это случит ся, если вы станете слишком зависеть от кого-то.
Этика человеческих отношений
Солдат провел меня по лестнице к выходу. Стоял ясный солнечный день. Предупреждение Пабло эхом повторялось у меня в голове. Слишком зависеть от кого-то? Что он хотел сказать? В каком смысле зависеть?
На парковочной площадке нас ждали еще два солдата, стоящих у военного джипа. Они внимательно смотрели, как мы приближаемся. Подойдя к джипу поближе, я заметил, что на заднем сидении уже кто-то сидит. Марджори! Она была бледна и взволнована.
Прежде чем я успел поймать ее взгляд, мой конвоир схватил меня за руку и втолкнул в машину. Я оказался рядом с ней. Двое солдат сели спереди. Тот, что за нял место водителя, обернулся и бросил на нас беглый взгляд. Машина тронулась. Мы отправлялись на север.
— Вы говорите по-английски? — спросил я у солдат.
Крепыш, сидящий рядом с водителем, равнодушно взгля нул на меня, что-то пробормотал по-испански и тут же от вернулся.
Теперь ничто не отвлекало меня от Марджори.
— Ну, как ты? — прошептал я.
— Я... да вот... — ее голос задрожал, и по щекам покатились слезы.
— Всё будет хорошо! — сказал я, обнимая ее. Она подняла глаза, с трудом улыбнулась и опустила голову мне на плечо. Я сидел не шевелясь, взволнованный ее прикосновением.
Машину встряхивало на немощёной дороге. Мы ехали около часа, и растительность вокруг делалась всё пышнее и необузданнее. Наконец, за очередным поворотом сельва рас ступилась и мы въехали в небольшой городок. По обеим сто ронам дороги теснились аккуратные деревянные дома.
В сотне метров впереди стоял, преграждая нам путь, ог ромный грузовик, окруженный солдатами. Они сделали нам знак остановиться. Дальше на дороге стояли другие машины, некоторые с желтыми мигалками. Я встрепенулся.
Мы остановились, подошел солдат и что-то прокричал по-испан ски. Я разобрал только слово «бензин». Наши стражи вышли из машины и вступили в оживленную беседу с патрульными, не забывая время от времени поглядывать на нас. Они были вооружены.
Я заметил уходящую налево узкую улочку. Глядя на двери домов и витрины скромных магазинчиков, я заметил, что мое восприятие изменилось. Форма и цвет домов проясни лись, они рельефно выступили, притягивая взгляд.
Я шепотом позвал Марджори. Она подняла глаза, но ни чего не успела сказать — страшной силы взрыв сотряс нашу машину. Перед нами взвился столп огня, солдаты рухнули на землю. Улицу окутал дым и пепел.
— Бежим! — закричал я и рывком вытащил Марджори из машины. Незамеченные в общем смятении, мы побежали по узкой улице, которую я перед этим рассматривал. За нашей спиной раздавались крики и стоны. Мы пробежали в дыму шагов пятьдесят. Внезапно мне бросилась в глаза одна дверь, слева.
— Сюда! — воскликнул я. Дверь была не заперта, мы вбежали в дом. Я привалился к двери и плотно прикрыл ее. Обернувшись, я увидел женщину средних лет, внимательно глядящую на нас. Мы вломились в чей-то дом.
Я попытался изобразить улыбку. К моему удивлению, жен щина не казалась ни испуганной, ни рассерженной — а ведь двое незнакомцев влетели к ней в дом после взрыва. Наше появление, скорее, вызвало у нее улыбку вместе с легким вздохом, словно она нас ждала и вот теперь должна будет, оставив свои дела, заниматься нами. Рядом с ней на стуле |сидел а девчушка лет четырех.
— Быстро! — сказала женщина по-английски. — Вас будут искать.
Она провела нас через скромно обставленную жилую комнату в коридор и оттуда по деревянной лестнице в длин ный погреб. Девочка шла с нею рядом. Быстро пройдя по греб, мы поднялись по другой лестнице к двери, которая выходила в переулок.
Там стояла малолитражка. Женщина отперла ее и велела нам быстро лечь на заднее сиденье. Набросив на нас какое-то одеяло, она села за руль и повела машину, насколько я мог судить, в северном направлении.
За всё время я не проронил ни слова и только подчинялся ее указаниям. Когда я осознал, что произошло, меня переполнила радость. Мое интуитив ное прозрение оказалось истинным: мы убежали!
Марджори лежала рядом со мной, закрыв глаза.
— Ты как, ничего? — прошептал я.
Она посмотрела на меня и кивнула. Глаза ее были полны слез.
Минут через пятнадцать женщина сказала:
— Теперь можете сесть.
Я отбросил одеяло и посмотрел в окно. Мы были, вроде бы, на той же дороге, по которой ехали до взрыва, только даль ше к северу.
— Кто вы? — спросил я.
Она повернулась, глядя всё с той же полуулыбкой. Ей было лет сорок — стройная, хорошо сложенная, с черными волосами до плеч.
— Меня зовут Карла Деэс. А это моя дочь Марета.
Девчушка улыбалась, глядя на нас громадными любопыт ными глазами. У нее тоже были длинные смоляно-черные волосы.
Я представился, назвал Марджори. Потом спросил:
— Как вы догадались, что нам нужна помощь? Карла улыбнулась пошире.
— Вы же убежали от солдат. Это всё из-за Рукописи, правда?
— Да, но вы-то, откуда это знаете?
— Я ведь, тоже читала Рукопись.
— Куда вы нас везете?
— Этого я еще не знаю. Вы мне сами скажете.
Я поглядел на Марджори. Пока я говорил, она не отрыва ла от меня глаз.
— В настоящую минуту я не знаю, куда мне нужно, — проговорил я. — Когда меня арестовали, я собирался в Икитос.
— Почему именно туда?
— Мне нужно разыскать друга. Он ищет Девятое откровение.
— Опасное дело!
— Знаю.
— Ну, так мы туда вас и отвезем. Правда, Марета? Девочка прыснула от смеха и ответила не по-детски со лидно:
— Обязательно.
— А что это был за взрыв? — спросил я.
— Должно быть, грузовик вез баллоны с газом. Один несчастный случай из-за утечки уже был не так давно.
Меня продолжала удивлять мгновенная готовность, с ко торой Карла пришла нам на помощь, и я решился расспро сить ее об этом поподробней.
— Как вы всё-таки узнали, что мы бежим от солдат?
Она глубоко вздохнула.
— Вчера на север проехало много машин с солдатами. Такое тут нечасто бывает. Два месяца назад забрали моих друзей. Мы с ними вместе изучали Рукопись. Я сразу их вспомнила. Кроме нас, ни у кого в нашей деревне не было всех восьми откровений. Явились солдаты и увезли их, и с тех пор я ничего о них не слышала.
А вчера, когда я смотрела на проезжающие машины, я поняла, что охота за копиями Рукописи продолжается, что есть люди, подобные моим друзьям, и они нуждаются в по мощи. Я размечталась о том, как я помогла бы таким людям, если бы представился случай.
Естественно, я сразу заподоз рила, что эти мысли не случайно появились у меня именно в этот день. Потому я и не удивилась, когда вы ворвались в мой дом. Помолчав, она спросила:
А с вами такое случалось?
Да.
Карла притормозила. Мы доехали до развилки.
— Наверное, надо свернуть направо, — сказала она. — Здесь будет подлиннее, зато безопаснее.
Карла резко, повернула направо, и Марета, не удержав шись на сиденье, ухватилась за него руками. Это ее насме шило. Марджори поглядела на девочку с симпатией.
— Сколько Марете лет? — спросила она у Карлы.
Карла была недовольна вопросом, но ответила мягко:
— Пожалуйста, .не надо говорить о девочке, словно ее здесь нет. Ведь будь она взрослой, вы обратились бы к ней!
— Ох, конечно, извините!
— Мне уже пять! — гордо сообщила Марета.
— Вы изучали Восьмое откровение? — спросила Карла.
— Нет, я читала только Третье, — ответила Марджори.
— Я дошел до Восьмого, — сказал я. — У вас есть список?
— Нет, все списки отобрали солдаты.
— А что, Восьмое учит обращаться с детьми?
— Да, там речь о том, как люди, в конце концов, научатся относиться друг к другу. Там и еще о многом говорится — например, как делиться энергией и как избегать чрезмерной зависимости от других.
Снова это предупреждение! Я собрался подробнее рас спросить Карлу об этом, но тут опять заговорила Марджори.
— Расскажите нам о Восьмом откровении!
— Оно о том, как по-новому применять энергию, обща ясь с людьми — всеми людьми, вообще, но начинается это с самого начала, с отношения к детям.
— Как же надо к ним относиться? — спросил я.
— Мы должны, прежде всего, понять, что дети — это стрелки, указывающие направление эволюции. Но, чтобы они могли развиваться, мы должны отдавать им энергию, постоянно, не требуя ничего взамен. Худшее, что можно сделать с детьми — это выкачивать из них энергию под предлогом воспитания.
Из-за этого, они подпадают во власть своих сценариев, как вы уже знаете. Но сценарий не сформируется, если взрослые будут отдавать им энергию — всегда и при любых обстоятельствах.
Поэтому, дети всегда должны участвовать в разговоре, особенно если речь о них. И детей должно быть ровно столько, сколько вы можете охватить постоянным вниманием и заботой, ни в коем случае, не больше.
— И всё это написано в Рукописи? — удивился я.
— Да. Причём, вопросу о числе детей придается большое значение.
— А почему это так важно?
Она на мгновение оторвала глаза от дороги и посмотре ла на меня.
— Потому, что ни один взрослый не может одновременно уделять внимание нескольким детям — только одному. Если детей больше, чем взрослых, то взрослые утомляются и уже не могут дать им энергии сколько надо. Дети начина ют соревноваться из-за внимания взрослых, то есть, из-за энергии.
— Братья-соперники, — произнес я.
— Да, только Рукопись учит, что эта проблема гораздо важнее, чем мы привыкли думать. Нам нравится представ лять себе большие семьи, где дети растут вместе. Но дети учатся познавать мир от взрослых, а не друг от друга. Дети не должны сбиваться в стаи, как, к сожалению, бывает во многих странах.
Люди постепенно поймут, говорится в Ру кописи, что нельзя заводить детей, если нет, по крайней мере, одного взрослого, который будет уделять свое полное, нераздельное внимание каждому ребенку каждую минуту.
— Позвольте, — возразил я, — ведь нередко бывает так, что и мать и отец вынуждены работать ради хлеба насущно го. Что же им, оставаться бездетными?
— Не обязательно, — ответила Карла. — Там сказано, что люди будут жить большими семьями — в них войдут не только кровные родственники. И если родители заняты, кто-то другой уделит ребенку внимание.
Ведь ребенку не обязательно нужна именно родительская энергия. Собственно, даже лучше получать ее от чужих. Но кто бы ни заботился о детях, всегда должно сохраняться это соотношение: один взрослый — один ребенок.
— Ну, — сказал я, — у вас с этим явно всё в порядке. Маре та у вас очень развитая девочка.
Карла нахмурилась.
— Скажите это ей, а не мне.
— Ах, ну да! — Я повернулся к ребенку. — Ты прямо как взрослая, Марета.
Девочка застенчиво отвернулась, но справилась со сму щением и ответила:
— Спасибо!
Карла с любовью обняла дочку и с гордостью повернулась ко мне:
— Вот уже два года, как у нас с Маретой всё строится по указаниям Рукописи, правда, Марета?
Девочка с улыбкой кивнула.
— Я отдаю ей энергию и всегда говорю только правду, о чём бы ни зашла речь, — конечно, на языке, который она в состоянии понять. Она, как все дети, задает много вопросов, и ко всем ее вопросам я отношусь очень серьезно, никогда не отделываюсь шуточками, как это принято у некоторых.
Я улыбнулся.
— То есть, вы ей не рассказываете, например, что детей приносят аисты?
— Не рассказываю. Хотя про аистов — это как раз не страшно. Это старая, традиционная шутка, и дети очень быстро разбираются, что к чему. Гораздо хуже басни, которые родители изобретают на месте — ради смеха или потому что они думают, что правда будет непонятна ребенку. Но это не так: любую правду всегда можно сказать так, что ребенок ее поймет. Надо только подумать немножко.
— А что в Рукописи говорится по этому поводу?
— Так и говорится: найти слова, чтобы сказать ребенку правду.
— Мне не очень хотелось с ней соглашаться. Я как раз из тех, кто любит пошутить с детишками.
— Но разве дети не понимают, что взрослые просто шутят? Нельзя же всегда быть серьезными! Иначе, дети слишком быстро повзрослеют. Зачем лишать их детства?
Карла поглядела сурово.
— Марета — очень веселая девочка. Мы с ней бегаем, играем в прятки, сколько угодно фантазируем. Но только она отличает фантазии от правды.
— Я кивнул — что тут возразишь!
— Марета так уверена в себе, — продолжала Карла, — потому что я всегда рядом. Ей принадлежит мое безраздельное внимание. А если мне нужно уйти, то моя сестра — она живет в соседнем доме — побудет с ней. Рядом с ней всегда находится взрослый человек, который ответит на любой ее вопрос.
А раз она всегда чувствует себя в центре внимания, ей и в голову не приходит кривляться или притворяться. Она никогда не испытывала недостатка в энергии и поэтому ве рит, что так будет всегда, а с такой уверенностью гораздо легче научиться впитывать энергию Вселенной. Мы с ней уже начинаем поговаривать об этом.
Я посмотрел в окно. Нас окружала сельва. Солнца я не видел, но знал, что оно опускается.
— Успеем сегодня добраться до Икитоса? — спросил я.
— Нет, — ответила Карла. — Но я знаю дом, где можно заночевать.
— Это близко?
— Да. Там живет один мой друг. Он работает в природоохранной организации.
— Это правительственная организация?
— Да, часть бассейна Амазонки находится под охраной. Мой друг — местный представитель этой службы и довольно влиятельный в здешних краях человек. Его зовут Хуан Хинтон. И не тревожьтесь, он тоже изучает Рукопись, хотя его ни разу из-за этого не побеспокоили.
К дому Хинтона мы подъехали, когда уже совсем стемне ло. Вокруг простиралась сельва и слышались обычные зву ки ночного леса. Воздух был влажный, душный. Деревянный дом, стоящий в конце просеки, светился огнями.
Рядом воз вышались два больших строения, стояло несколько джипов. Еще одна машина висела на блоках, и два механика возились с нею при свете мощной лампы.
Карла постучала, и дверь открыл худощавый перуанец в дорогом костюме. Он широко улыбнулся гостье, но тут заме тил на ступеньках Марджори, Марету и меня, и приветливое выражение лица сменилось у него недовольной гримасой.
Он раздраженно проговорил что-то по-испански. Карла го ворила с просительными интонациями, но по его тону было ясно, что он не желает пускать нас в дом.
В дверной просвет я заметил стоящую в вестибюле оди нокую женскую фигуру. Я сделал шаг в сторону, чтобы луч ше рассмотреть ее лицо. Это была Хулия. Почувствовав мой взгляд, она повернулась и, увидев меня, очень удивилась и бросилась к двери.
Она положила руку на плечо стоящего на крыльце человека и что-то тихонько сказала ему. Он кивнул и, вздохнув, как бы покоряясь неизбежному, распахнул дверь. Карла нас представила. Хинтон пригласил нас в гостиную.
— Вот мы и встретились, — сказала Хулия, посмотрев на меня. На ней были брюки цвета хаки с большими кармана ми и ярко-красная футболка.
По дороге Хинтона остановил слуга-перуанец и, обменяв шись несколькими словами, они вдвоем удалились куда-то в другую часть дома. Хулия опустилась в кресло у кофейного столика и жестом пригласила нас садиться на стоящий на против диван.
Марджори, чем-то очень напуганная, не сводила с меня глаз. Карла тоже заметила ее состояние. Она подошла и взя ла девушку за руку.
— Пойдемте-ка чайку горячего попьем, — предложила она.
Уходя, Марджори бросила на меня растерянный взгляд. Я улыбнулся и провожал их глазами, пока они не свернули по коридору в кухню. Потом повернулся к Хулии.
— Ну, что, по-вашему, это значит? — спросила она.
— Что именно? — не понял я.
— То, что мы снова случайно увиделись.
— А... Не знаю.
— Как вы встретились с Карлой и куда направляетесь?
— Она спасла нас. Меня с Марджори держали под арестом военные. Когда мы убежали, она укрыла нас и привезла сюда.
Хулия внимательно глядела на меня.
— Расскажите мне, что с вами было.
Я откинулся на спинку стула и рассказал ей всё, начиная со своего отъезда на грузовике отца Карла и кончая бегством.
— И Карла согласилась отвезти вас в Икитос? — уточни ла Хулия.
— Да.
— А зачем вам туда?
— Билл говорил отцу Карлу, что направляется в эти края. Видимо, он рассчитывал именно здесь найти Девятое откро вение. К тому же и кардинал Себастьян здесь.
Хулия кивнула.
— Да, у Себастьяна миссия поблизости. Он широко известен, как проповедник, много работает с индейцами.
— Ну а вы? — спросил я. — Что вы здесь делаете?
— Хулия стала рассказывать, что тоже искала Девятое откро вение, но до сих пор безуспешно. А в этот дом она явилась, потому что с какого-то времени ей настойчиво стал вспоми наться Хинтон, ее старинный друг.
Я почти не слушал ее. Марджори с Карлой вышли из кух ни и разговаривали, стоя в коридоре и держа в руках чашки. Марджори поймала мой взгляд, но ничего не сказала.
— Она много прочла из Рукописи? — спросила Хулия, кивком указывая на Марджори.
— Только третье откровение, — ответил я.
— Мы, наверное, сможем вывезти ее из Перу, если она, конечно, захочет.
Я повернулся к ней.
— А как?
— Роландо завтра отправляется в Бразилию. У нас там есть друзья в американском посольстве. Они смогут доставить ее в Штаты. Нам уже случалось помогать американцам вернуться домой.
Я неуверенно кивнул. Ее предложение вызвало у меня смешанные чувства. Я понимал, конечно, что Марджори луч ше покинуть Перу. Но, в то же время, я хотел, чтобы она оста лась — осталась со мной. Когда она была поблизости, я чув ствовал прилив сил и бодрости.
— Я поговорю с ней, — наконец ответил я.
— Да, конечно, — согласилась Хулия. — Вернемся к этому разговору позже.
Я встал со стула. Карла направлялась обратно на кухню. Марджори, завернув за угол, оказалась в неосвещенном угол ке коридора. Я подошел к ней. Она стояла, прислонившись к стене.
Я обнял ее, весь дрожа.
— Чувствуешь энергию? — прошептал я ей на ушко.
— Да, невероятно! — шепнула она. — Что это значит?
— Не знаю. Что-то нас связывает.
Я оглянулся. Никто нас не видел. Мы пылко поцеловались.
Когда я оторвался от нее и заглянул ей в лицо, она уже не выглядела растерянной или напуганной — наоборот, она казалась полной сил, и я вспомнил нашу первую встречу в Висьенте и обед в Куле. В ее присутствии, и особенно когда она прикасалась ко мне, я чувствовал невероятный прилив энергии.
Она обняла меня.
— С того самого дня в Висьенте, — сказала она, — я хоте ла быть с тобой. Тогда я просто не знала, что думать об этом, но сейчас... Прилив энергии просто потрясающий. Никогда со мной такого не было.
Краем глаза я заметил, что к нам подходит, улыбаясь, Кар ла. Она сообщила, что обед готов. Мы отправились в столо вую и обнаружили там буфетную стойку со свежими фрук тами, овощами и хлебом разных сортов. Все накладывали еду себе на тарелку и рассаживались вокруг большого стола.
Марета прочла молитву, и мы принялись за еду и разговоры. Это продолжалось часа полтора. Хинтон успокоился и под держивал за столом непринужденную беседу, заставившую нас забыть волнения минувшего дня. Марджори весело бол тала и смеялась рядом со мной, и любовь к ней согревала мое сердце.
После обеда мы вернулись в гостиную, куда принесли де серт с ликером. Мы с Марджори устроились на диване и по грузились в долгий разговор — каждый рассказывал о себе, о важных и значительных событиях своей жизни.
Мы станови лись все ближе друг другу. Единственное, что, как оказалось, нас разделяло, было то, что она жила на западном побережье, а я на юге, да и это, как под конец заявила, рассмеявшись, Мар джори, было не Бог весть каким препятствием.
— Не могу дождаться, когда мы наконец вернемся в Штаты! — воскликнула она. — Будем ездить друг к другу, вот уж покатаемся!
С меня сразу слетело веселое настроение.
— Хулия говорит, что может помочь тебе вернуться до мой, — сказал я.
— Ты хочешь сказать, нам обоим?
— Нет. Видишь ли... я пока не могу возвращаться.
— Почему? Я без тебя не поеду! Но и здесь я оставаться больше не могу, я с ума сойду!
Придется тебе поехать одной. Я тоже скоро вернусь.
Нет! — воскликнула она. — Этого не будет!
В это время в кабинет вернулась Карла — она укладывала Марету спать. Она бросила на нас быстрый взгляд и сразу отвернулась. Хинтон и Хулия были заняты разговором и, по-видимому, не обратили внимания на вспышку Марджори.
— Ну, пожалуйста! — продолжала она. — Поедем вместе!
Я отвел взгляд.
— Ах, так? Ну ладно, можешь оставаться! — Она резким движением встала и бросилась прочь.
Я смотрел ей вслед, и сердце мое сжималось. Вся обретен ная рядом с ней энергия улетучилась, я чувствовал слабость и растерянность. Я попробовал уговорить себя, что ничего страшного не произошло. В конце концов, говорил я себе, мы знакомы очень недолго.
Но тут же мне пришла в голову мысль, что она, возможно, права. Не поехать ли мне, действи тельно, домой? Чего я тут смогу добиться? Дома я, пожалуй, скорее мог бы организовать какие-нибудь действия в под держку Рукописи — и, кстати, в полной безопасности.
Я уже встал, чтобы идти догонять Марджори, но что-то заставило меня снова опуститься на диван. Я не знал, на что решиться. Внезапно рядом оказалась Карла. Я и не заметил, как она подходила.
—Можно посидеть с вами?
— Конечно!
Она села и заботливо посмотрела на меня.
— Я невольно услышала ваш разговор, — сказала она. — И я подумала, что вам, прежде чем принимать какое-то решение, стоит узнать, что говорит Восьмое откровение о нашей зависимости от других.
— Да, пожалуйста, я давно хотел об этом узнать.
— Случается, что человек с проясненным сознанием вступает на путь эволюции, но продвинуться по нему не в состоянии. Ему мешает зависимость от другого человека.
— Вы намекаете на нас с Марджори, правильно я вас по нимаю?
— Позвольте, я расскажу вам, как это бывает, а там уж судите сами.
— Ну ладно.
— Для начала, скажу вам, что мне очень тяжело давалась эта часть откровения. Возможно, я так и не смогла бы усвоить это, если бы не повстречалась с профессором Рено.
— Рено? — воскликнул я. — Я его знаю! Мы познакомились, когда я изучал Четвертое откровение.
— А я, — продолжала она, — встретилась с ним, когда мы оба дошли до Восьмого. Он провел несколько дней в моем доме.
Я всё не мог оправиться от удивления.
— И он сказал, что идеи Рукописи о зависимости от другого человека помогают понять, почему схватки за власть возникают у людей, переживающих самые романтические любовные истории.
Действительно, люди испокон веков удивлялись тому, что восторг и упоение любви сплошь и рядом внезапно сменяются ссорами и взаимным недоволь ством. Но теперь мы знаем, отчего так бывает.
Когда двое полюбят друг друга, они, не сознавая этого, делятся энергией. Поэтому, оба чувствуют подъем сил и вос торг. Это радостное ощущение и называется влюбленностью. Но, к сожалению, каждый из них привыкает ждать энергии от другого, и они отсекают себя от главного источника — от энергии Вселенной.
Тогда, рано или поздно, наступает мо мент, когда им начинает недоставать энергии, и они возвра щаются к своим, сценариям, пытаясь подчинить себе люби мого человека, чтобы завладеть его энергией. Влюбленность переходит в обычный конфликт — схватку за энергию.
Она помолчала немного, давая мне время обдумать то, что я услышал.
— Рено говорил мне, что нашу склонность впадать в зависимость от другого можно объяснить психологически. Возможно, это поможет вам лучше понять, что происходит.
Она вопросительно поглядела на меня, и я кивнул, чтобы она продолжала.
— Рено считает, что корни конфликта уходят в наше раннее детство. Из-за того, что борьба за энергию начинается уже тогда, никто из нас не способен сделать один важный шаг в своем психологическом развитии. Мы не можем вклю чить в состав своей личности компоненту противоположно го пола.
— Что-что?
Вот я, например, не сумела справиться со своим мужским началом. А вы не смогли подчинить себе свою женскую сторону. Мы впадаем в зависимость от человека противоположного пола, потому что не научились до того получать энергию этого пола из универсального источника.
Впоследствии, мы найдем к ней доступ, но когда мы только становимся на путь эволюции, надо вести себя с осторожностью. Раз витие личности требует времени. Если мы впервые получаем энергию противоположного пола от человека, мы, тем самым, закрываем себе доступ к универсальному источнику.
Я ничего не понял и так ей и сказал.
— Подумайте, как должна бы развиваться личность при идеальных семейных отношениях, и вы поймёте, что я пытаюсь объяснить. В любой семье ребенок сначала получает энергию только от взрослых.
Обычно, он идентифицирует себя с родителем своего пола, поэтому усвоение энергии этого родителя не составляет труда. А вот получить энергию другого родителя ему сложнее из-за разницы полов.
Возьмем в качестве примера девочку. Когда маленькая девочка пытается овладеть своим мужским началом, она вос принимает это, как повышенную тягу к отцу. Она всё время хочет быть рядом с ним.
Дело в том, и Рукопись это объяс няет, что она нуждается в мужской энергии — чтобы вклю чить в состав своей формирующейся личности мужскую компоненту, в дополнение к женской, которая, естественно, будет преобладать.
Мужская энергия дает ей радостное чув ство полноты личности. Но девочка ошибочно считает, что ей необходима для этого физическая близость с отцом, «об ладание» им.
При этом, что интересно, она интуитивно чувствует, что имеет право на эту энергию, на распоряжение ею — и начи нает командовать отцом, словно он полностью принадлежит только ей. Она считает его добрым и всемогущим волшебником, способным исполнить любое ее желание.
И если семья не слишком приближается к идеалу, начинается схватка за власть между этой крошкой и ее папочкой. Постепенно она обнаруживает приемы, помогающие ей манипулировать от цом и брать у него энергию, — у нее формируется сценарий.
Но в идеальной семье, отец не будет вступать с дочкой в схватку за энергию. И хотя он и не будет исполнять все при хоти девочки, энергию он будет отдавать ей добровольно, не требуя ничего взамен.
При этом, отец всегда будет открыт для нее и готов к общению. Это очень важно. Девочка считает его всемогущим, а он честно объяснит ей, что он может, чего не может, какой он вообще человек.
Тогда, с одной стороны, девочка начнет видеть отца в более реалистическом свете, а с другой — она усвоит себе главные черты его личности, как часть своей собственной. В итоге, она будет видеть в отце не волшебное существо, а человека со своими достоинствами и недостатками.
И тогда, девочке уже будет легко научиться получать мужскую энергию не от отца, а из универсального источника, где она смешана с женской.
Беда в том, — продолжала Карла, — что большинство роди телей вступает с детьми в схватки за энергию. Во всяком слу чае, так было до сих пор, и это оставило отпечаток на любом из нас.
Мы не научились получать энергию противоположно го пола от Вселенной, мы застряли на той стадии, когда она может быть получена только от другого, от человека противо положного пола, — и мы считаем его всемогущим волшебни ком и стремимся к обладанию им. Понимаете, в чем дело?
— Да, кажется, я понял.
— Такое положение вещей опасно, если мы хотим сознательно эволюционировать. Как я уже говорила, Восьмое откровение учит, что на пути эволюции мы автоматически получаем энергию противоположного пола, как часть обще го энергетического потока.
Это — энергия Вселенной, которую мы научились усваивать. Но если на нашем пути возникает человек, который добровольно отдает нам свою энергию, мы можем закрыть себе доступ к истинному источнику... и перестанем расти. — Она усмехнулась.
— Что вас насмешило? — спросил я.
— Рено придумал такую аналогию. Пока мы не научимся избегать такой зависимости от другого, мы будем напоминать недоконченный круг. Понимаете, мы похожи на букву С. Мы тянемся к человеку противоположного пола, который тоже похож на С.
Мы сближаемся, получается полный круг, мы счастливы и переполнены энергией, мы чувствуем восторг и полноту — в точности, как при подключении к вселенскому источнику.
На самом же деле мы, со своей недоразвившейся личностью, попали в зависимость от другой недоразвившей ся личности, как и она стала зависеть от нас — вместо того, чтобы самостоятельно развиться до полноты.
Рено говорит, что это классическая схема взаимозависи мости, чреватая неприятностями, которые немедленно и возникают.
Карла сделала паузу, словно ожидая от меня реплики, но я только кивнул.
Понимаете, чем плохо это «О», получившееся у нашей пары? Им кажется, что они достигли полноты и завершенности, но это не так. Эта кажущаяся полнота составлена из двух половинок, из двух людей, один из которых дает мужскую энергию, а другой женскую.
Получилась двухсоставная, двухголовая личность. При этом, оба они хотят управлять этой созданной вдвоем личностью, и, в итоге, каждый, как в детстве, стремится управлять другим, словно тот полностью принадлежит ему. Иллюзия полноты всегда приводит к схваткам за власть.
Каждый стремится распоряжаться другим, каждый хочет, чтобы другой шел за ним повсюду. Естественно, ни одному не удается этого добиться — во всяком случае, в наше время.
В прошлом случалось, что один из партнеров добровольно подчинялся во всём другому — обычно женщина, но случалось, что и мужчина. Но мы просыпаемся. Никто больше не хочет кому-то повиноваться.
Я подумал, что еще в Первом откровении говорилось о борьбе за власть между близкими людьми. Мне вспомнилась та женщина из ресторана, где я был с Чарлиной.
— Да, — сказал я, — вот вам и романтика!
— А романтика никуда не денется, — возразила Карла. — Просто сначала мы должны сами довершить свой круг. Нужно наладить постоянную, прочную связь со вселенским ис точником энергии.
На это потребуется время, но зато потом, мы сможем смело вступать в союз — в сверхсоюз, как это на зывается в Рукописи. Наша завершенная личность соединит ся с другой такой же, и получится сверхличноеть... И это не помешает нам двигаться по пути индивидуальной эволюции.
— А что, по-вашему, сейчас происходит между мной и Марджори? Неужели каждый старается столкнуть другого с пути?
— Вот именно.
— Что же делать?
— Когда приходит «любовь с первого взгляда», нужно какое-то время ей сопротивляться. Важно уметь поддерживать платонические отношения с противоположным полом. И помните, как развиваются отношения.
Нужно поддерживать их только с теми людьми, кто открыт перед вами, кто честно всё о себе рассказывает — как отец маленькой девочке в идеальной семье, о которой я говорила.
Нужно, чтобы мы общались с реальным человеком, а не с тем фантастическим образом, в который сложились наши представления о противоположном поле. Только тогда мы сохраним свою подключённость ко Вселенной.
Не забывайте, что вам будет нелегко — особенно если придется рвать уже сложившиеся отношения взаимозависи мости. Это прерывает энергетический поток. Это больно. Но это необходимо.
Взаимозависимость — это не болезнь, ко торой одни заразились, а другие нет. Это наша общая беда, мы все взаимозависимы. Но пришло время пробуждения.
Нужно культивировать в себе то ощущение восторга и пол ноты, которое мы испытываем при начале взаимозависимых отношений, — только нужно испытывать его одному, само стоятельно.
То, чего вам не хватает, чтобы ощутить полноту, нужно взрастить у себя внутри. Тогда вы будете эволюциони ровать. А потом уж можно вступать в романтические отноше ния с человеком, который тоже стоит на пути эволюции.
Она помолчала.
— И кто знает, если и вы, и Марджори продвинетесь, каж дый на своём пути, то может быть, и обнаружите, что созданы друг для друга. Но сейчас, поверьте мне, ваши отношения ведут в тупик.
Нашу беседу прервал подошедший Хинтон. Он сказал, что идет спать и что для нас приготовлены комнаты. Мы побла годарили его за гостеприимство, и он ушел. Карла сказала:
— Я, пожалуй, тоже пойду спать. Ещё успеем поговорить.
Я кивнул и проводил ее взглядом. Кто-то положил мне руку на плечо. Я повернулся. Это была Хулия.
— Я иду к себе, — сказала она. — А вы найдете свою комнату? Могу вас проводить.
— Да, пожалуйста! — сказал я и добавил как бы невзначай: — А где комната Марджори?
Она улыбнулась, вывела меня в коридор и показала на одну из дверей.
— Вот ваша, — сообщила она. — А ее комната далеко от сюда. У мистера Хинтона консервативные взгляды.
Я улыбнулся в ответ и пожелал ей спокойной ночи. Вой дя в комнату я немедленно лег, но уснуть удалось далеко не сразу. Меня мучило желание.
Проснувшись, я ощутил восхитительный аромат кофе, несущийся по дому. Я оделся и явился в гостиную. Пожилой слуга предложил мне стакан свежего виноградного сока, который я с удовольствием выпил.
— Доброе утро! — раздался у меня за спиной голос Хулии.
Я повернулся.
— Доброе утро.
Пристально глядя мне в глаза, она спросила:
— Ну, как, вы поняли, зачем мы снова встретились?
— Нет, — ответил я, — у меня не было времени об этом подумать. Я размышлял о зависимости.
— Я видела, — ответила она.
— Что вы хотите сказать?
— Мне всё было видно по вашему энергетическому полю.
— И как же оно выглядело?
— Ваша энергия и энергия Марджори соединились. Когда вы сидели здесь, а она была в другой комнате, ваше поле протянулось туда и слилось с ее полем.
— Я изумленно потряс головой.
Хулия улыбнулась и положила мне руку на плечо.
— Вы утратили связь со Вселенной. Вы пользуетесь взамен энергией Марджори. В этом суть любой зависимости — мы пытаемся кем-то или чем-то заменить связь со Вселенной.
Чтобы преодолеть зависимость, надо собрать всю свою энергию и сосредоточиться на главной задаче, ради которой вы явились сюда.
Я кивнул и вышел из дому, а она осталась ждать меня в го стиной. Минут десять я впитывал энергию методом, которо му меня научил Санчес. Постепенно всё вокруг засияло кра сотой, а я почувствовал себя много лучше. Я вернулся в дом.
— Ну вот, совсем иначе выглядите! — встретила меня Хулия.
— И чувствую себя иначе! — бодро ответил я.
— Итак, какие перед вами стоят задачи?
Я подумал. Марджори я уже нашел — эта задача отпала. Но мне еще нужно было найти Билла. И я по-прежнему хотел узнать, какими станут отношения между людьми, ког да все будут следовать откровениям.
Если перемены, при несенные Рукописью, будут только к лучшему, то Себасть ян и остальные служители церкви могут успокоиться и прекратить гонения.
Я посмотрел на Хулию.
— Мне нужно усвоить Восьмое откровение до конца. И Билла я должен найти. Может быть, Девятое уже у него.
— Я завтра еду в Икитос, — сказала она. — Хотите со мной?
Я не знал, что сказать.
— Я уверена, что Билл там, — добавила она.
— Откуда вы знаете?
— Я думала о нём прошлой ночью.
Я молчал.
— О вас я тоже думала. О том, как мы вдвоем едем в Икитос. Вы как-то участвуете в этом.
— В чём?
Она широко улыбнулась.
— В том, что мы должны сделать. Надо найти Девятое откровение прежде, чем его найдет Себастьян.
Пока она говорила, мне представилось, как мы с ней при езжаем в Икитос, но там почему-то решаем разделиться. У меня была какая-то цель, но какая — я не смог бы объяснить.
Я снова посмотрел на Хулию. Она посмеивалась.
— Где вы были? — спросила она.
— Извините, я отвлекся. Задумался.
— О чём-то важном?
— Не знаю. Мне подумалось, что в Икитосе мы с вами раз делимся.
В комнату вошел Роландо.
— Я привез продовольствие, которое вы заказывали, — сказал он Хулии. Увидев меня, он вежливо поздоровался.
— Хорошо, спасибо, — ответила Хулия. — Солдат много попадалось?
— Ни одного не видел.
В комнату вошла Марджори, и я перестал слушать их раз говор, но краем уха всё же уловил, как Хулия говорила, что Марджори, вероятно, захочет поехать с ним в Бразилию, а оттуда вернется в Штаты.
Я подошел к Марджори.
— Как спала?
Она посмотрела так, словно не знала, сердится она на меня или нет.
— Не очень хорошо, — ответила она. Я кивнул в сторону Роландо.
— Это друг Хулии. Он сегодня отправляется в Бразилию. А оттуда ты с его помощью сможешь вернуться домой.
Она, кажется, испугалась.
— Не бойся, всё будет хорошо. Они уже помогали вернуться американцам. У них есть знакомые в нашем тамошнем посольстве. Ты не успеешь оглянуться, как окажешься дома.
— Я не о себе беспокоюсь, а о тебе.
— Со мной ничего не случится. Не волнуйся. Как вернусь в Штаты, сразу тебе позвоню.
За спиной у меня раздался голос Хинтона, приглашающе го нас завтракать. Мы отправились в столовую. После завтрака Хулия и Роландо заторопились. Хулия объяснила, что Роландо и Марджори придётся ехать весь день, и важно, чтобы они засветло добрались до границы.
Марджори уложила кое-какую одежду, которой ее любез но снабдил Хинтон. Когда сборы были закончены и Хулия с Роландо обменивались прощальными фразами на пороге, я отвел девушку в сторонку.
— Не беспокойся ни о чем, — сказал я. — Будь внимательна, и, может быть, тебе будут явлены новые откровения.
Она молча улыбнулась. Хулия и Роландо помогли отнес ти ее вещи в машину. Наши глаза встретились в последний раз, и они укатили.
— Как вы думаете, они благополучно доедут? — спросил я.
Хулия подмигнула мне.
— Ну конечно! А теперь нам тоже пора в путь. Я принесла вам кой-какую одежду.
Она протянула мне пакет. Мы снесли его и несколько ко робок с продуктами в пикап. Простившись с Хинтоном, Кар лой и Маретой, мы направились на север, в сторону Икитоса.
Лес, окружающий дорогу, делался всё гуще, а людей мы почти не встречали. Я задумался о Восьмом откровении. Понятно, что оно учило строить отношения с людьми, но хотелось узнать об этом подробнее.
Карла рассказала, как надо относиться к детям, и о том, как опасно зависеть от кого-то. Но и Пабло и Карла говорили еще о возможности сознательно посылать энергию другим, а этого я совсем не понимал.
Встретившись глазами с Хулией, я сказал:
— Я всё-таки не до конца усвоил Восьмое откровение.
— Наше отношение к людям зависит от того, быстро ли мы эволюционируем, быстро ли решаем свои жизненные задачи.
— И что получается?
— Давайте посмотрим на вашем примере. Как вы получали ответы на свои вопросы?
— Их сообщали мне люди, которых я встречал.
— Вы сразу воспринимали сообщения?
— Нет. Я был отчужден, слишком замкнут.
— А тех людей, которые приносили вам сообщения, это обижало? Они отворачивались от вас?
— Нет. Все они держались открыто и дружелюбно. Они... — Я не знал, как выразить то, что имел в виду.
— Они помогали вам раскрыться? — продолжала спрашивать Хулия? — Общаясь с ними, вы чувствовали тепло и при лив энергии?
Ее слова вызвали поток воспоминаний: как успокаивал меня Билл в Лиме, когда я был вне себя от страха, вспомнил доброту и гостеприимство отца Санчеса, заботливость отца Карла, участие Пабло, отзывчивость Карлы. Посмотрел на Хулию. У всех у них в глазах было одно и то же выражение.
— Да, — ответил я. — Вы все помогали мне.
— Правильно. Мы помогали вам сознательно — так, как учит Восьмое откровение. Мы помогали вам раскрыться и, тем самым, находили свою истину, то сообщение, которое вы приносили нам. Понимаете? Давая вам энергию, мы и себе делали лучше.
— Что именно говорится об этом в Рукописи?
— Там сказано, что у любого человека, встреченного нами на пути, обязательно есть для нас сообщение. Случайных встреч вообще не бывает. А вот сумеем ли мы получить и прочитать это сообщение, зависит только от нас.
Если мы, поговорив с этим человеком, не заметим никакого сообщения, относящегося к нашим текущим задачам, это не значит, что его нет. Это значит только одно: мы по какой-то причине его не заметили.
Она задумалась на минуту, потом продолжала:
— Бывало с вами когда-нибудь такое: вы случайно встречали какого-нибудь старого знакомого или друга, обменивались с ним парой фраз и шли дальше, а потом он снова встречался вам, в тот же день или на следующий?
— Бывало, и не раз.
— И что вы говорили в таких случаях? Наверное что-нибудь вроде «надо же, опять тебя вижу!», смеялись и расходились опять.
— Вроде этого.
— В Рукописи говорится, что, в таких случаях, мы должны оставить то, чем заняты, что бы это ни было, и выяснить, какое сообщение несет нам этот человек и какое сообщение мы несём ему. Откровение предсказывает, что, когда все по-настоящему это усвоят, человеческие отношения будут бо лее глубокими, не такими поверхностными и торопливыми, как сейчас.
— Но ведь это не так-то просто! Особенно если встреченный нами человек вообще не понимает, о чем речь.
— Да, но Рукопись учит, как поступать в таких случаях.
— То есть, там подробно описывается, как вести себя с людьми?
— Именно так.
— И что же там сказано?
— Помните Третье откровение? Там говорится, что чело век — единственное создание этого мира, которое может сознательно отдавать энергию?
— Помню.
— А помните, как это делается?
Я вспомнил уроки молоденького отца Джона.
— Да. Для этого надо восхищаться красотой находящего ся перед нами предмета, пока мы не почувствуем прилив любви. После этого мы можем направить на предмет нашу энергию.
— Правильно. Вот и с людьми надо поступать точно так же. Мы должны сосредоточиться на человеке, заметить его красоту. И когда мы увидим его ясно и отчетливо, во всей неповторимости его облика и поведения, мы сможем поде литься с ним энергией.
Конечно, для этого нужно, чтобы наш собственный энер гетический уровень был достаточно высок. Тогда мы сможем направить на себя поток энергии из Источника, а потом, через нас и с нашей помощью, эта энергия вольется в дру гого.
Чем лучше мы ощущаем его целостность и внутреннюю красоту, тем больше энергии придет к нам и, соответствен но, достанется ему.
Она засмеялась.
— Это можно назвать здоровым эгоизмом. Чем больше мы любим и ценим других, тем больше энергии получаем сами. Поэтому, лучшее, что мы можем сделать для себя, — это любить ближних и давать им энергию.
— Я уже слышал это, — заметил я. — Отец Санчес часто это повторяет.
Я внимательно посмотрел на Хулию и почувствовал, что впервые вижу ее по-настоящему, во всей ее целостности и глубине. Она ответила мне таким же глубоким взглядом и снова сосредоточилась на дороге.
— Эти энергетические потоки очень влияют на людей. Например, сейчас я чувствую, что вы наполняете меня энер гией. Это придает мне сил, проясняет сознание и помогает чётче формулировать мысли.
Благодаря тому, что вы повышаете мой энергетический уровень, я лучше вижу свою истину и охотнее делюсь ею с вами. А вы яснее осознаете то, что заложено в моих словах.
Тем самым, вы прозреваете мое высшее «я», сосредоточивае тесь на нём, лучше видите его красоту и даете мне ещё боль ше энергии, я еще лучше постигаю истину — и всё повторя ется по кругу, но уже на более высоком уровне.
Таким образом, люди могут достичь невероятных высот в общении, подпитывая и подкрепляя друг друга. Важно понимать, что это ничего общего не имеет с отношениями взаимозависи мости, о которых мы говорили раньше.
Там поначалу про исходит нечто схожее, но уровень энергии изначально огра ничен, потому что доступа ко вселенскому источнику нет — и вместо взаимной подпитки в конце концов получается схватка за энергию. Мы же, не зависим друг от друга, ничего не требуем — мы просто хотим получить предназначенное нам сообщение.
Тут я вспомнил слова Пабло. Он говорил, что при первой встрече с отцом Костосом я не смог получить сообщение, которое он мне нес, из-за того, что заставил его проиграть свой сценарий.
— А что делать, — спросил я Хулию, — если наш собеседник погружен в свой сценарий и пытается и нас втянуть в него?
Хулия ответила не задумываясь:
— Рукопись учит, что, если мы сами не начнем проигрывать собственный сценарий, собеседнику тоже придется выйти из своего.
— Не понимаю.
Хулия задумалась, глядя на дорогу
— Тут подальше должен быть дом, где можно заправиться. Я посмотрел на индикатор. Судя по его показаниям, бак был наполовину полон.
— У нас еще много бензина.
— Да, я знаю. Но раз мне пришла мысль остановиться для заправки, значит, скорее всего, так и надо сделать.
— Ах, ну да, конечно.
— Это здесь, — сказала она, показывая на ответвление дороги, идущее направо.
Мы свернули и проехали около мили среди сельвы. Нако нец, показалось строение, служащее, по-видимому, опорной базой для рыбаков и охотников. Рядом протекала река и у причала колыхалось несколько привязанных лодок. Мы ос тановились у ржавой колонки, и Хулия отправилась в дом разыскивать хозяина.
Я вышел из машины, потянулся и прошёлся, обогнув дом, к воде. Воздух был очень влажный. Густые древесные кроны загораживали солнце, но я не сомневался, что оно стоит почти в зените. Скоро станет нестерпимо жарко, подумал я.
Внезапно у меня за спиной кто-то сердито заговорил по-испански. Обернувшись, я увидел низкорослого, но крепко го перуанца. Злобно глядя на меня, он опять что-то сказал.
— Я вас не понимаю.
Он перешел на английский.
— Ты кто такой? Что здесь делаешь?
Я постарался сделать вид, что не заметил его враждебно сти.
— Мы только хотим заправиться. Уедем через несколько минут. — И я снова повернулся к воде, надеясь, что он оставит меня в покое.
Но он, наоборот, подошел и стал рядом.
— А ну говори, янки, кто ты есть!
Я поглядел на него — он явно не шутил.
— Я американец, — внятно проговорил я. — Куда еду, еще сам точно не знаю. Я не один, со мной приятельница.
— Заблудился, американец? — прорычал он.
— Да, — коротко ответил я.
— А зачем ты сюда явился? Ну, говори!
— Мне ничего от вас не нужно, — сказал я, бочком пробираясь поближе к машине. — Я вам ничего не сделал. Оставьте меня в покое!
Тут я заметил, что Хулия уже стоит возле машины. Когда я повернулся к ней, перуанец тоже повернулся и увидел ее.
— Пора ехать, — сказала она. — Они больше не торгуют бензином.
— Кто ты такая? — спросил перуанец по-прежнему враждебно.
— А вы почему такой сердитый? — ответила она вопросом на вопрос.
Он чуть-чуть успокоился.
— Потому что я охраняю это место. Это моя работа, — проворчал он.
— Вы с ней хорошо справляетесь. Только с вами трудно разговаривать, очень уж вы путаете людей.
Он тупо смотрел, стараясь понять, что она говорит.
— Мы едем в Икитос, — продолжала Хулия. — Хотим разыскать отца Санчеса и отца Карла. Вы их знаете?
Он покачал головой. Всё же, упоминание двоих священни ков совсем его успокоило. Он кивнул на прощанье и убрался.
— Поехали! — сказала Хулия.
Мы сели в пикап и покатили. Только тут я осознал, как меня взволновал и встревожил этот грубый сторож. Я поста рался стряхнуть напряжение.
— Ну что, произошло что-то в доме? — спросил я.
Хулия недоумённо посмотрела не меня.
— То есть?
— Я хочу сказать: произошло ли там, в доме, что-то, что объяснило, почему вам пришла мысль здесь остановиться?
Она рассмеялась.
— Нет, всё действие разворачивалось снаружи!
— Теперь я пришел в недоумение.
— Вы что же, ничего не поняли?
— Нет, — ответил я.
— О чём вы думали, когда мы сюда подъезжали?
— Что хочу расправить ноги и потянуться.
— Да нет, до этого! О чем был ваш последний вопрос, когда мы разговаривали?
Я стал припоминать. Мы говорили о сценариях. Вспомнил!
— Мне была непонятна одна вещь. Вы сказали, что человек не сможет проигрывать перед нами свой сценарий, если мы не погрузимся в собственный. Почему это так, я не понял.
— А сейчас понимаете?
— Нет... Что вы хотите сказать?
— Сцена, разыгравшаяся перед домом, наглядно продемонстрировала, что получается, когда мы начинаем действовать по своему сценарию.
— Каким образом?
Она бегло взглянула на меня.
— Какой сценарий у этого сторожа?
— «Пугало», очевидно.
— Правильно. А вы кого играли?
— Я никого не играл, я просто старался от него отделаться.
— Да, конечно, но всё-таки, какой сценарий вы проигрывали?
— Так... — задумался я. — Начал я со своей привычной замкнутости, но он продолжал на меня наседать.
— И тогда?
— Мне не нравился этот разговор, но я постарался внутрен не собраться и овладеть собой.
— Кажется, я начал превращаться в «бедняжку».
Хулия улыбнулась.
— Совершенно верно!
— А вы вот, сразу с ним справились, — заметил я.
— Потому что, я не стала в ответ обращаться к сценариям, привычным для этого человека. Вы помните, что наши сценарии формируются в детстве, в ответ на сценарии родителей.
Тем самым, каждому из нас, чтобы развернуться в рамках своего сценария, нужно, чтобы партнер проигрывал свой, соответствующий нашему.
Один сценарий нуждается в другом, ответном, иначе его трудно разыгрывать. «Пугалу», чтобы по лучить энергию, нужен или «бедняжка», или другое «пугало».
— А вы как действовали? — спросил я, всё еще ничего не понимая.
— Согласно моему собственному сценарию, я должна была бы играть «пугало», стараясь переиграть в этом его. Не исключено, что дело кончилось бы дракой. Но я сделала то, что советует делать Рукопись. Я открытым текстом назвала его сценарий.
Любой сценарий есть бессознательный стереотип поведения, помогающий отбирать чужую энергию. Он, согласно своему стереотипу, запугивал вас, чтобы отобрать у вас энергию. Когда он попытался проделать это и со мной, я тут же сказала ему, что он делает.
— Вы спросили, почему он такой сердитый.
— Совершенно верно. В Рукописи говорится, что бессознательные уловки получения энергии исчезнут, если вы их осознаёте, указываете на них и называете по имени. Они действуют только тайно, исподтишка. Это очень простой метод. Человек, которому назвали его сценарий, вынужден действовать более открыто и честно.
— Да, похоже на правду, — согласился я. — Я, наверное, и раньше иногда так поступал — замечал и называл чужие сце нарии, — только сам этого не понимал.
— Наверняка! Каждому из нас доводилось это делать. Но только сейчас мы начинаем понимать суть того, что при этом происходит. А главное — нужно, отбросив сценарий, видеть самого человека, стоящего перед нами, видеть его сущность.
И, по возможности, нужно послать ему побольше энергии. Тогда он поймет, что ее можно получить и без сце нария, и ему легче будет от него отказаться.
— Но что вы могли оценить и полюбить в этом типе?
— Я видела в нем напуганного ребенка, отчаянно нужда ющегося в энергии. А кроме того, он ведь принес вам очень своевременное сообщение, верно?
— Я вытаращил глаза. Она чуть не расхохоталась.
— Вы хотите сказать, что мы остановились там для того, чтобы я научился обращаться с человеком, проигрывающим сценарий?
— Но вас ведь именно это интересовало?
Я улыбнулся. Хорошее настроение возвращалось ко мне.
— Да, — согласился я. — Меня интересовало именно это.
Разбудил меня москит, вьющийся, жужжа, над лицом. Я посмотрел на Хулию. Она улыбалась, словно вспомнила что-то смешное. Со встречи с сердитым сторожем прошло уже несколько часов, и всё это время мы ехали молча, жуя что-то из захваченных Хулией припасов.
— Проснулись?
— Проснулся. Далеко еще до Икитоса?
— До города еще миль тридцать, но Стюарт Инн совсем близко. Это небольшая гостиница с охотничьим привалом. Хозяин — англичанин и приверженец Рукописи. — Она снова улыбнулась. — Мы с ним немало встречались и славно раз говаривали. Если ничего не случилось, он должен быть на месте. Я рассчитываю там узнать что-то про Билла.
Остановившись на обочине дороги, она повернулась ко мне.
— Нам с вами нужно сосредоточиться на своих задачах. До встречи с вами я колебалась — мне хотелось искать Де вятое откровение, но я не имела понятия, где оно может быть. Потом я заметила, что мне всё время приходит в голо ву Хинтон.
Я приехала к нему, и вот пожалуйста — я встретила вас там же, и оказалось, что вы ищете Билла, а он, ско рее всего, в Икитосе. Интуиция подсказывает мне, что мы с вами оба будем причастны к находке откровения, а вам — что мы в какой-то момент разделимся. Правильно?
— Да.
— Вот. А после этого, я стала думать о Вилли Стюарте и его гостинице. Что-то там должно произойти.
— Я кивнул.
Мы поехали дальше. Когда машина описала поворот, Хулия сказала:
— Вот и гостиница.
В паре сотен метров перед нами, там, где дорога снова круто заворачивала направо, стоял двухэтажный дом в вик торианском стиле.
Мы заехали на гравиевую стоянку. На веранде разговари вали несколько человек. Я открыл дверцу и собирался вый ти из машины. Хулия прикоснулась к моему плечу.
— Помните, — сказала она, — случайных встреч не быва ет. Будьте внимательны и ожидайте сообщений.
Мы поднялись на веранду — Хулия впереди, я следом. Бе седующие мужчины, все перуанцы представительного вида, рассеянно кивнули, когда мы проходили мимо. Мы вошли в дверь и оказались в просторном холле. Хулия, показав мне вход в ресторан, попросила занять столик и подождать ее там, пока она поищет хозяина.
Я окинул взглядом помещение ресторана. Там было око ло дюжины столиков, стоящих в два ряда. Я выбрал один, в центре, и сел лицом к залу. Следом за мной вошел человек, занявший место в нескольких шагах. Он сел вполоборота ко мне. Судя по его виду, я решил, что он не местный — возмож но, европеец.
Вошла Хулия и сразу заметила меня. Она села лицом ко мне.
— Хозяина нет, а портье ничего не знает про Билла.
— Что будем делать? — спросил я.
Она пожала плечами.
— Не знаю. Будем надеяться, что у кого-то здесь есть для нас сообщение.
— А у кого, как вы думаете?
— Не знаю.
— Откуда же вы знаете, что будет сообщение? — усомнил ся я. Несмотря на то, что с момента моего прибытия в Перу совпадения происходили со мной постоянно, мне всё еще трудно было поверить в то, что они будут происходить каж дый раз, как нам это понадобится.
— Не забывайте Третье откровение, — ответила Хулия. — Вселенная состоит из энергии, которая реагирует на наши желания и нужды. А ведь люди тоже состоят из энергии. Раз нам нужен ответ на какой-то вопрос, обязательно появится тот, кто даст нам этот ответ.
Она обвела глазами сидящих.
— Я не знаю, кто эти люди, но уверена, что, если бы поговорить с ними, рано или поздно они сообщили бы нам ис тину, в которой мы нуждаемся.
Я ответил ей недоверчивым взглядом. Она наклонилась ко мне через стол.
— Вы должны твердо запомнить: каждый, кого мы встречаем на нашем пути, несет нам какое-то сообщение. Иначе мы бы разминулись с этим человеком. Раз эти люди находят ся здесь, значит, это для чего-то нужно. Я продолжал молча смотреть на нее. Мне не верилось, что всё так просто.
— Трудность в том, — продолжала она, — что может потребоваться долгий разговор, а ведь со всеми подряд гово рить не станешь. Надо выбрать кого-то.
— Как?
— В Рукописи говорится, что должны быть знаки.
Продолжая слушать, что говорит Хулия, я почему-то по смотрел направо — туда, где сидел человек, вошедший сле дом за мной. В эту же минуту повернулся и он. Наши взгля ды встретились, но он тут же отвернулся к своей тарелке. Я тоже отвернулся.
— Какие знаки? — спросил я.
— Вот такие, например.
— Какие?
— Такие, как сейчас. — Она кивнула направо.
— То есть?
Хулия снова наклонилась ко мне.
— В Рукописи говорится, что, если двое случайно встречаются взглядами, это верный знак, что им надо поговорить.
— Но ведь это случается на каждом шагу, — возразил я.
— Правильно. И оба обычно тут же забывают об этом и возвращаются к тому, чем были заняты. А зря.
Я кивнул.
— А ещё, какие бывают знаки?
— Например, вы точно знаете, что никогда не видели человека, и, в то же время, он кажется вам знакомым, кого-то напоминает.
Тут мне вспомнились Добсон и Рено. Оба при первой встрече показались мне знакомыми.
— А в Рукописи объясняется, почему эти люди кажутся знакомыми?
— Очень кратко. Там говорится, что бывают люди со сходными мыслями. Это те, чья эволюция протекает в одном направлении. А раз мысли схожи, то и внешний вид, и выражение лица будут схожи. Мы интуитивно узнаем людей, чьи мысли сходны с нашими, и очень часто, у них оказывается для нас сообщение.
Я снова взглянул на мужчину, сидящего справа. Он дей ствительно кого-то мне напоминал. Почувствовав мой взгляд, он снова повернулся, и мы встретились глазами. По раженный, я поспешно отвернулся к Хулии.
— Вам обязательно надо с ним поговорить, — решила она.
Я молчал. Мне казалось невозможным просто подойти и заговорить с незнакомым человеком. Мне захотелось скорее покинуть гостиницу и ехать дальше в Икитос. Я собирался предложить это Хулии, но она заговорила первой.
— Пока что, наше место здесь, — сказала она, — а не в Икитосе. Мы должны довести до конца то, что начали. Беда в том, что вам трудно подойти к нему и заговорить.
— Как вам это удалось? — спросил я, изумленный.
— Что именно?
— Прочитать мои мысли!'
— Никакой загадки в этом нет — я просто внимательно наблюдала за выражением вашего лица.
— И что же?
— Когда мы видим самую суть человека, мы проникаем за всё, что может быть обманчивого в его внешности. Если хорошо сосредоточиться на ком-нибудь, можно действительно читать его мысли по самым легким изменениям в выра жении лица. Ничего сверхъестественного!
— Какая-то телепатия! — сказал я.
Она засмеялась.
— В телепатии тоже нет ничего сверхъестественного.
Я снова взглянул направо. На этот раз сосед не обернулся.
— Вы бы лучше подкопили энергии и заговорили с ним, — предложила Хулия. — А то ещё упустите возможность.
Я сосредоточился и попытался набраться энергии. Когда это мне удалось и я почувствовал прилив сил, я спросил:
— Ну, и что мне ему сказать?
— Правду. Скажите ему правду в той форме, в которой, по-вашему, он ее воспримет.
— Ну ладно.
Я поднялся со стула и подошел к этому человеку. Он казал ся нервным и застенчивым — примерно так же выглядел Пабло в первый вечер, когда я его увидел. Я попробовал заглянуть в глубь его личности, и мне показалось, что на его лице мель кнуло другое выражение, более твердое и уверенное.
— Здравствуйте! — сказал я. — Вы, кажется, не перуанец? Не можете ли вы мне помочь? Я разыскиваю своего друга. Его зовут Билл Джеймс.
— Присаживайтесь! — ответил он со скандинавским акцентом. — Я профессор Эдмонд Коннор.
Мы обменялись рукопожатием, и он добавил;
— Но я, к сожалению, не знаком с вашим другом Биллом.
Я представился и на всякий случай объяснил — у меня вдруг мелькнула надежда, что для него это будут не пустые слова, — что Билл ищет Девятое откровение.
— Я знаком с Рукописью, — сообщил он. — Я приехал сюда, чтобы убедиться в ее подлинности.
Вы один?
— Я должен был встретиться с неким профессором Добсоном. Но он так и не появился. Не понимаю, что могло его задержать. Он уверял, что встретит меня здесь.
— Как! Вы знаете Добсона?!
— Да. Он один из пионеров научного исследования Ру кописи.
— Так с ним всё в порядке? Он сюда приедет? Профессор удивленно взглянул на меня.
— Так мы договаривались. А разве что-то случилось?
Энергия отхлынула от меня. Всё ясно, Добсон встречался с Коннором до его ареста.
— Я встретился с ним в самолете, — объяснил я, — когда летел в Перу. Его арестовали в Лиме. Я понятия не имею, что было дальше.
— Арестовали! Господи Боже!
— Когда вы разговаривали с ним в последний раз?
— Несколько недель назад. Но мы твердо договорились встретиться здесь. Он обещал позвонить, если что-то изменится.
— А почему вы решили встретиться здесь, а не в Лиме?
— Он сказал, что поблизости отсюда есть развалины и он рассчитывает увидеться здесь с другими учеными.
— А где именно, не помните? Где он думал увидеть этих ученых?
— Он говорил... дайте припомнить... В Сан-Луисе, кажется. А что?
— Да так... Я просто спросил.
И тут случились две вещи одновременно. Во-первых, мне пришла мысль о Добсоне — о том, что я обязательно его уви жу снова. Мне представилось, что мы встречаемся на какой-то дороге, по сторонам которой растут высокие деревья.
И тут же, выглянув в окно, я, к своему крайнему удивлению, увидел отца Санчеса. Он поднимался по ступенькам на ве ранду. Он выглядел усталым, одежда была в грязи. На стоян ке у старого автомобиля стоял еще один священник.
— Кто это? — спросил Коннор.
— Отец Санчес! — ответил я, не в силах побороть волнение.
Я повернулся к Хулии, но ее уже не было за столиком. Я встал, и в эту минуту Санчес вошел в ресторанный зал. Уви дев меня, он удивился и замер на месте, но тут же подбежал ко мне. Мы обнялись.
— Ну, как вы? — спросил он.
— Всё в порядке! — ответил я. — Что вы тут делаете? Несмотря на усталость, он рассмеялся.
— А мне больше некуда было ехать. Я и сюда-то еле добрался. Дорога забита военными.
— Зачем военные едут сюда? — спросил Коннор, подходя к нам.
— Извините, — ответил Санчес, — я не знаю, что у них на уме. Я знаю только, что их очень много.
Я представил их друг другу и объяснил Санчесу, что дела ет здесь Коннор. Последний был очень напуган новостями.
— Мне надо немедленно уезжать! — объявил он. — Только у меня нет водителя.
— Там, у машины, стоит отец Пол, — ответил Санчес. — Он сейчас едет в Лиму. Если хотите, поезжайте с ним.
— Конечно, хочу!
— Не думаю, что отца Пола задержат, — заметил Санчес. — Его никто не знает.
Тут вернулась Хулия, увидела Санчеса и бросилась его обнимать. Я познакомил ее с Коннором. Его испуг рос с каждой минутой. Наконец, Санчес объявил, что отцу Полу пора ехать. Коннор быстро сбегал в свою комнату за вещами.
Санчес с Хулией проводили его к машине, а я, попрощавшись с ним, остался ждать за столиком. Я не сомневался, что встре ча с Коннором не случайна и что отец Санчес тоже не зря появился именно сейчас, но что это всё значит, догадаться не мог.
Скоро вернулась Хулия.
— Я говорила вам, что нас ждут здесь важные события! — сказала она. — Не остановись мы здесь, не встретили бы Санчеса, да и Коннора, коли на то пошло. Кстати, что вы узнали от Коннора?
— Еще не понял, — ответил я. — Где отец Санчес?
— Снял номер и пошел немного отдохнуть. Он не спал двое суток.
Я отвел глаза. Я понимал, что Санчес валится с ног, и всё же, меня расстроило, что я не могу немедленно поговорить с ним. Мне очень хотелось услышать, что он думает о про изошедших событиях, особенно о нашествии солдат. Мне было не по себе, и какой-то частью души я не прочь был бы убраться отсюда вместе с Коннором.
Хулия сразу поняла, что у меня на душе.
— Не надо волноваться, — сказала она. — Успокойтесь. Лучше расскажите мне, что вы успели усвоить из Восьмого откровения.
Я поглядел на нее и постарался сосредоточиться и со браться.
— Не знаю, с чего начать.
— Просто скажите, как вы понимаете содержание откро вения.
Я подумал.
— Оно о том, как относиться к людям — к детям и взрос лым. О том, что, сталкиваясь со сценарием, надо называть его по имени и преодолевать. О том, как, сосредоточившись на человеке, посылать ему энергию.
— Ещё о чем?
Я сосредоточился на ее лице и сразу понял, чего она до бивается.
— И что мы, если будем наблюдательны и правильно выберем собеседника, получим сообщения, которые помогут решить стоящие перед нами задачи.
Хулия широко улыбнулась.
— Ну, как, усвоил я откровение? — спросил я.
— Почти. Осталось еще одно. Вы поняли, как один человек может прибавить сил другому. Вам еще нужно увидеть, что происходит в группе людей, где все этому обучены.
Я вышел на веранду и сел на один из крашеных железных стульев. Через несколько минут ко мне присоединилась Ху лия. После неспешно съеденного обеда, за которым мы мно го разговаривали, мы решили посидеть на свежем воздухе, подышать вечерней прохладой.
С тех пор, как Санчес уда лился в свой номер, прошло три часа, и я изводился от не терпения. Велико было мое облегчение, когда он вышел на веранду и сел рядом с нами.
— Вам удалось что-нибудь разузнать про Билла? — первым делом спросил я.
Санчес поставил свой стул так, чтобы сидеть лицом и ко мне, и к Хулии. Я заметил, что при этом он специально по старался устроиться на одинаковом расстоянии от нас.
— Да, — наконец ответил он. — Удалось.
Он снова замолчал, задумавшись, а меня снедало нетер пение.
— Что же вы узнали?
— Давайте-ка я расскажу вам всё по порядку, — начал он. — Когда мы с отцом Карлом ехали в мою миссию, мы думали, что застанем там Себастьяна и военных. Мы были готовы подвергнуться допросу. Но когда мы явились туда, оказалось, что и Себастьян, и военные срочно отбыли за несколько часов до этого, получив какое-то известие.
Целые сутки мы были не в курсе происходящего. Но вче ра нас посетил отец Костос, с которым, как я понял, вы встре чались. Он объявил, что приехал по совету Билла Джеймса.
Билл, очевидно, узнал о местонахождении моей миссии из прежнего своего разговора с отцом Карлом, и интуиция подсказала ему, что для нас будет важно узнать то, что может рассказать отец Костос. Дело в том, что отец Костос решил примкнуть к сторонникам Рукописи.
— А почему Себастьян так внезапно уехал? — спросил я.
— Он решил поскорее осуществить свой замысел. Известие, которое он получил, состояло в том, что отец Костос готов объявить публично, что Себастьян хочет уничтожить Девятое откровение.
— Неужели Себастьян его нашел?
— Пока нет, но вот-вот найдет. Обнаружился какой-то документ с указанием, где оно находится.
— И где же оно? — спросила Хулия.
— В Селестинских развалинах.
— А где это? — спросил я.
Ответила мне Хулия:
— В шестидесяти милях отсюда. Там ведутся раскопки, но, допускают туда только перуанских ученых и результаты держатся в тайне. Там лежат развалины древних храмов в нескольких слоях — есть слой майя, а сверху слой инков. Ви димо, для обеих цивилизаций это место было священным.
Неожиданно я понял, что Санчес необычно сосредоточен на нашей беседе. Когда я что-то говорил, он поворачивался ко мне и неотрывно смотрел на меня. Когда реплику пода вала Хулия, он уделял всё свое внимание ей.
Было видно, что он глубоко продумывает каждое произнесенное слово. Я за думывался, что бы это значило, и как раз в эту минуту в раз говоре возникла пауза. Я увидел, что оба смотрят на меня с ожиданием.
— В чем дело? — спросил я.
Санчес улыбнулся.
— Ваша очередь говорить.
— Мы что, по очереди говорим? — удивился я.
— Нет, — ответила Хулия. — Но мы ведем осознанную беседу. Каждый собеседник говорит, когда энергия перемеща ется к нему. Мы видим, что сейчас она у вас.
Я не знал, что сказать. Санчес посмотрел на меня с теплым участием.
— В Восьмом откровении есть место, где говорится о ведении осознанной беседы. В ней принимает участие несколько человек. Смущаться не надо, просто постарайтесь понять, как это происходит.
Когда беседуют несколько чело век, то в каждую минуту только один из них может сказать нечто такое, что именно в этот момент важнее всего.
Если остальные сосредоточены на разговоре, они чувствуют, кто сейчас должен заговорить, и они, фокусируя внимание на этом собеседнике, посылают ему энергию, помогая ему вы разить свою мысль со всей возможной ясностью.
Потом важная мысль появляется у кого-то другого, и все уделяют внимание и энергию ему. И так далее. Если вы сосре доточены на разговоре, вы чувствуете, когда приходит ваша очередь говорить. Вам в голову приходит важная мысль.
Санчес повернулся к Хулии, и она спросила у меня:
— О чем вы думали, когда мы замолчали?
Я стал припоминать.
— Я удивлялся, почему отец Санчес так пристально смот рит на того, кто сейчас говорит. Я не понимал, что это значит.
— Главное, чему надо научиться, — сказал Санчес, — это говорить, когда настает ваша очередь, и посылать энергию другому, если говорить надо ему.
— Многие ведут беседу неправильно, — сказала Хулия. — Участие в беседе наполняет их восторгом. Им приходит в голову замечательная мысль, они ее высказывают, и прилив энергии так им приятен, что они говорят и говорят, когда на самом деле, давно пора отдать энергию другому. А они пы таются завладеть разговором.
Другие, наоборот, слишком сдержанны. Даже чувствуя, что им пришла в голову хорошая мысль, они не решаются ее высказать. Это плохо, потому что беседа распадается и дру гие участники не получают всех сообщений, адресованных им.
То же самое происходит, когда некоторые участники беседы не приемлют других. Тогда они не посылают им энергию, и из-за этого опять может случиться, что важное сообщение не дойдет до адресата.
Хулия умолкла, и мы оба обратили глаза к Санчесу, кото рый перевел дыхание и в свою очередь заговорил:
— Важно знать, что бывает, когда мы кого-то не прием лем. Если какой-то человек нам не нравится или мы чувствуем исходящую от него угрозу для себя, мы невольно концен трируем внимание на тех его чертах, которые нас раздража ют.
К сожалению, при этом, мы — вместо того, чтобы увидеть внутреннюю красоту этого человека и послать ему энергию, — отбираем энергию у него и, тем самым, причиняем ему вред.
Сам этот человек при этом чувствует, что вдруг он мгновен но подурнел и утратил уверенность в себе, — а дело всё в том, что у него отобрали энергию.
— Поэтому, — заговорила Хулия, — так важно уметь вес ти осознанную беседу. Люди и старятся так быстро потому, что теряют энергию в яростном соперничестве.
— Но помните, — добавил Санчес, — что при правильном ведении беседы всё должно быть наоборот: энергия каждого собеседника должна возрасти благодаря вкладу всех остальных. При этом, индивидуальные энергии всех участников смешиваются, образуя один общий запас.
Получается, как бы, одно тело с несколькими головами. То одна голова говорит от имени тела, то другая. При этом, каждый знает, когда ему говорить и что сказать, потому что его осознание жизни проясняется.
Это и есть сверхличность, о которой Восьмое откровение говорит в связи с романтическими отношениями между мужчиной и женщиной, но которая может возникнуть и в групповой беседе.
Слова отца Санчеса заставили меня вспомнить отца Костоса и Пабло. Не могло ли быть заслугой Пабло то, что отец Костос изменил свое отношение к Рукописи и стал ее сто ронником? Не мог ли Пабло переубедить его благодаря Восьмому откровению?
— А где сейчас отец Костос? — спросил я.
— Вопрос этот, кажется, удивил моих собеседников, но отец Санчес немедленно ответил:
— Он отправился в Лиму вместе с отцом Карлом. Они за думали поговорить с церковными властями о замыслах кар динала Себастьяна.
— Я думаю, отец Карл именно поэтому настоял на том, чтобы ехать в миссию вместе с вами. Он знал, что там его ждет важное дело.
— Именно так, — подтвердил Санчес.
Разговор на мгновение прервался, и каждый из нас по смотрел на остальных, ожидая новых мыслей.
— Сейчас надо решить, — сказал наконец Санчес, — что делать нам?
Заговорила Хулия.
— Ко мне давно уже приходят мысли о Девятом открове нии, о том, что я буду как-то вовлечена в его обнаружение... Но всё это я вижу как-то неясно.
Мы с Санчесом внимательно смотрели на нее.
— Мне представляется место, где это случится... — продолжала она. — Подождите-ка! Это место... Это на развалинах. Да, это на Селестинских развалинах, среди храмов. Я чуть не забыла! — Она торжествующе посмотрела на нас. — Вот куда мне надо отправиться! Я еду к Селестинским развалинам!
Хулия договорила, и они с Санчесом повернулись ко мне.
— Я не знаю... — проговорил я. — Меня очень интересовало, почему Себастьян и иже с ним так настроены против Рукописи. Потом я понял, что их пугает идея внутренней эво люции... Но сейчас я не знаю, куда мне податься.
Солдаты едут сюда... И похоже, что Себастьян найдет Девятое откровение раньше нас... Не знаю. Мне отчего-то кажется, что моя задача — уговорить его не уничтожать откровение.
Я замолчал. Мне пришел на мысль Добсон, а потом — Де вятое откровение. Внезапно меня осенило, что в Девятом откровении будет объяснена цель эволюции. Перед этим я всё размышлял, как люди будут относиться друг к другу под влиянием Рукописи.
Восьмое откровение ответило на этот вопрос. А вслед за ним, логично возникал следующий: куда приведет нас эволюция, какие общественные перемены воз никнут в результате? Следующее откровение и должно было прояснить это.
Каким-то образом я понял, что именно это знание долж но помочь развеять страхи Себастьяна перед эволюцией... Если он только захочет слушать.
— Я по-прежнему думаю, что кардинала Себастьяна можно убедить поверить в Рукопись, — твердо сказал я.
— И вы думаете, что именно вы его убедите? — спросил Санчес.
— Нет... Нет, не совсем... Я буду не один. Я буду с кем-то, кто может пробиться к нему... Кто знает его и говорит с ним на одном языке.
— При этих словах, мы с Хулией дружно повернули головы к отцу Санчесу.
Он попытался улыбнуться. Потом покорно заговорил:
— Мы с кардиналом Себастьяном долгое время избегали разговоров и споров о Рукописи. Я долго служил под его началом. Он покровительствовал мне, и я, должен признаться, смотрел на него снизу вверх.
Но, пожалуй, я всегда знал, что этим кончится. Как только вы заговорили об этом, я сразу понял, что убеждать его придется мне. Вся моя жизнь подготовила меня к этой задаче.
Он внимательно посмотрел на нас и продолжал:
— Моя мать была свободомыслящей христианкой. Она терпеть не могла, когда людей обращали в веру принуждением или угрозами. Она считала, что людей должна приводить к религии любовь, а не страх.
А мой отец был строгий и суровый человек. Впоследствии он стал священником. Как и Себастьян, он убежденно ратовал за подчинение традициям и авторитету власти. Поэтому я, как их сын, хочу оставаться в рамках церковной организации, но, в то же время, смягчать ее суровость и стремиться к высшему духовному опыту.
Разговор с Себастьяном станет моим следующим шагом. Не хотелось мне этого делать, но я, как теперь знаю, должен отправиться в Икитос, в миссию Себастьяна.
— Я еду с вами, — сказал я.
Новая духовная культура
Дорога на север вилась среди густой сельвы, пересекая не однажды полноводные реки — притоки Амазонки, как объяснил мне отец Санчес. Мы встали на рассвете, наскоро попрощались с Хулией и пустились в путь на машине, кото рую отец Санчес одолжил у одного друга. Это был мощный грузовик-внедорожник с громадными шинами. Дорога шла слегка в гору. Здесь деревья росли посвободнее и были выше и стройнее.
— Напоминает окрестности Висьенте, — заметил я.
Санчес улыбнулся и ответил:
— Мы сейчас находимся на особой земле, где энергетический уровень чрезвычайно велик. Этот участок — пример но пятьдесят миль на двадцать — тянется до самых Селестинских развалин, а со всех сторон его окружает дикая сельва.
Далеко справа, на границе сельвы, показалась полоса рас чищенной земли.
— А это что? — спросил я.
— Ах, это? Это наше правительство так представляет себе развитие сельского хозяйства.
Деревья были повалены бульдозерами и кое-как свалены в кучи, часть стволов была обуглена. На обнаженной почве, поросшей дикой травой, паслось стадо. Несколько коров под няли головы на шум мотора и проводили нас равнодушным взглядом.
Дальше я заметил участок, где деревья повалили совсем недавно, — и понял, что, если так и пойдет, бульдозе ры скоро доберутся до тех стройных красавцев-деревьев, мимо которых мы проезжали.
— Какой ужас! — воскликнул я.
— Да, — ответил Санчес. — Даже кардинал Себастьян не одобряет этого.
Я вспомнил Фила — может быть, именно эти места он ста рался защитить. Что с ним, где он? И тут мне опять неожи данно вспомнился Добсон. Коннор говорил, что Добсон обещал приехать в гостиницу.
Явно неспроста я получил от Коннора это сообщение. Где сейчас Добсон? Держат его под замком или выслали из страны? От моего внимания не ускользнуло, что мысль о Добсоне явилась мне сама собой, стоило мне подумать о Филе.
— Далеко отсюда миссия Себастьяна? — спросил я.
— Около часа езды, — ответил Санчес,— Как вы себя чувствуете?
— В каком смысле?
— Я имею в виду энергетику.
— По-моему, уровень достаточно высок. Еще бы, такая красота вокруг!
— Что вы думаете о нашей вчерашней беседе втроем?
— Это было удивительно!
— А вы хорошо поняли, что там происходило?
— Вы имеете в виду то, что идеи появлялись у нас по очереди?
— Это само собой, но я имею в виду высший смысл всего этого.
— Я вас не понимаю.
— Я как раз об этом думал. По-моему, такое осознанное общение, когда каждый не стремится подчинить себе остальных, а, наоборот, помогает им проявить всё лучшее, что в них есть, — это модель отношений, которую со временем усвоит всё человечество. Подумайте только, как это подни мет всеобщий энергетический уровень и ускорит эволюцию.
— Вот именно, — подхватил я, — я тоже размышлял, к чему придет наша цивилизация, когда повысится общий уровень энергии.
По его взгляду я понял, что попал в точку.
— Это и я хотел бы знать!
Наши взгляды встретились, и я понял, что мы оба ждем мысли, что придет кому-то из нас. Наконец он сказал:
— Ответ на это должен быть в Девятом откровении. Оно объяснит, куда приведет нас эволюция.
— Я тоже так думаю.
Санчес затормозил. Мы приближались к развилке, и он, кажется, был не совсем уверен, куда нам сворачивать.
— А Сан-Луис нам не по дороге? — спросил я.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Только если мы свернем налево. А что?
— Коннор говорил, что Добсон собирался проезжать Сан-Луис по пути в гостиницу. Я думаю, это было сообщение для меня.
Мы продолжали смотреть друг на друга.
— Вы ведь притормозили перед этой развилкой, — ска зал я. — Почему?
Он пожал плечами.
— Сам не знаю. Самый короткий путь на Икитос — прямо. А я вдруг заколебался почему-то.
У меня дрожь пробежала по телу. Санчес поднял бровь и широко улыбнулся.
— Пожалуй, придется ехать через Сан-Луис, а?
Я кивнул и ощутил прилив энергии. Теперь я видел, что остановка в гостинице и встреча с Коннором наполняются глубоким смыслом. Санчес свернул налево и покатил в сто рону Сан-Луиса, а я смотрел на дорогу и чего-то ждал.
Мы уже проехали тридцать или сорок миль, и ничего не про изошло. Потом внезапно раздался гудок, и мы увидели дого няющий нас серебристый джип. Водитель изо всех сил ма хал нам. Мне он показался знакомым.
— Это Фил! — воскликнул я.
Мы подъехали к обочине. Фил выскочил из джипа, под бежал к нашему грузовику и схватил меня за руку, кивнув Санчесу.
— Не знаю, куда и зачем вы едете, — сказал он, — но дорога впереди забита солдатами. Вам лучше вернуться и пе реждать с нами.
Откуда вы узнали, что мы тут проедем? — спросил я.
— Я не знал этого! Я просто случайно взглянул на дорогу и увидел вас. Мы в полумиле отсюда. — Он посмотрел вокруг и добавил: — Лучше побыстрее съехать с этой дороги.
— Мы поедем за вами, — сказал отец Санчес.
Мы развернулись вслед за Филом и поехали назад. Он свернул на другую дорогу, отходящую на восток, и вскоре остановился. Из-за купы деревьев навстречу нам вышел че ловек. Я не верил своим глазам — это был Добсон! Я вылез из грузовика и побежал к нему. Он был удивлен не меньше меня. Мы обнялись.
— Как здорово, что я снова вас вижу! — воскликнул он.
— Взаимно! — ответил я. — Я думал, вас убили.
Добсон похлопал меня по спине и сказал:
— Убить не убили, но перетрусил я здорово. Меня просто задержали. Но и среди чиновников кое-кто почитывает Руко пись, — меня потихоньку отпустили. С тех пор я в бегах. — Он помолчал, улыбаясь мне.
— Я рад, что с вами ничего не случилось. Когда Фил мне рассказал, что видел вас в Висьенте, а потом вас схватили вместе с ним, я не знал, что и думать. А ведь мне следовало бы знать, что мы еще встретимся. Куда вы направляетесь?
— Хотим встретиться с кардиналом Себастьяном. Мы пред полагаем, что он хочет уничтожить последнее откровение.
Добсон кивнул и хотел что-то сказать, но тут подошел отец Санчес. Я быстро представил их друг другу.
— Кажется, я слышал ваше имя, — сказал Добсон. — В Лиме говорили об аресте двух священников.
— Отца Карла и отца Костоса? — спросил я.
— Да, кажется, так их звали.
Санчес только покачал головой. Потом мы с Добсоном стали рассказывать друг другу наши приключения. Он похвастался, что усвоил все восемь откровений. Ему не терпелось еще о чем-то рассказать, но я его перебил, вспомнив про Коннора. Я рассказал, как встретился с ним и как он уехал в Лиму.
— Боюсь, там-то его и арестуют, — сказал Добсон. — Очень жаль, что я вовремя не попал в эту гостиницу, но мне надо было заехать сначала в Сан-Луис, чтобы встретиться еще с одним ученым. Правда, я его там не нашел, зато увидел Фила, и...
— И что? — спросил Санчес?
— Вы лучше сядьте, — сказал Добсон. — Вы не поверите. Фил нашел список части Девятого откровения!
Мы застыли на месте.
— Это перевод? — спросил отец Санчес.
— Да.
Фил, который всё это время возился с чем-то в джипе, подошел к нам.
— Так вы нашли часть Девятого откровения?! — воскликнул я.
— Не совсем так. Я не сам ее нашел, а мне дали. После того как нас с вами арестовали, меня привезли в какой-то другой город, не знаю, как он называется. Через некоторое время его посетил кардинал Себастьян. Он всё расспрашивал меня о Висьенте и о моей деятельности в защиту леса.
Я не понимал, почему это его интересует. И вдруг надзиратель приносит мне часть Девятого откровения! Он стащил ее у кого-то из людей Себастьяна, который, видимо, только что закончил ее переводить. Там говорится об энергии старых лесов.
— А что именно? — спросил я.
Он задумался, вспоминая, и Добсон снова предложил нам сесть. Он привел нас на прелестную полянку, в центре кото рой был расстелен брезент. Там было очень красиво. Полян ка имела около десяти метров в диаметре и была со всех сто рон окружена высокими деревьями.
На ней росли кусты с ароматными цветами и папоротники — такой яркой зелени я никогда раньше не видел. Мы сели в кружок. Фил посмотрел на Добсона. Добсон обвел взглядом нас всех и начал:
— Девятое откровение рассказывает, как изменится человеческая цивилизация в следующем тысячелетии в результате сознательной эволюции. Там описывается новый образ жизни.
Например, Рукопись предсказывает, что мы добровольно сократим рождаемость и население земли уменьшиться, так что все смогут жить в самых красивых и богатых энергией уголках планеты.
Причём заметьте, что тогда красивых мест станет намного больше: мы перестанем вырубать леса, и они будут спокойно расти, накапливая энергию.
Согласно Девятому откровению, в середине следующего тысячелетия все люди будут жить среди пятисотлетних ле сов и тщательно ухоженных садов, но, при этом, вблизи от городов, наполненных невероятно сложной техникой.
К тому времени всё, что человеку нужно для жизни — еда, одежда, средства передвижения, — будет изготовляться автоматически и в таких количествах, что их хватит на всех.
Все наши потребности будут полностью удовлетворяться безо всякой необходимости в каких-то денежных расчетах — но без излишеств и потворства лени.
Руководствуясь интуицией, мы будем точно знать, что и когда следует делать, и наши действия всегда будут согласо ваны с действиями остальных.
Потребление не превзойдет разумных пределов, потому что мы изживем слепую страсть к обладанию вещами, и чрезмерная забота о своей безопас ности тоже отойдет в прошлое. В следующем тысячелетии нас будут заботить совершенно другие вещи.
Согласно Рукописи, — продолжал Добсон, — все наши стремления сосредоточатся на собственной эволюции — каждому будут доставлять огромную радость интуитивные прозрения и их осуществление в его судьбе.
Не будет боль ше безумной спешки и бега на месте, и все мы будем осоз нанно ждать значимых совпадений. Мы будем знать, что эти совпадения могут произойти где угодно — на лесной троп ке, например, или на мосту через горное ущелье.
Представьте себе, как человек встречается с человеком и эта встреча исполнена смысла и значения! Вот двое — они видят друг друга впервые. Для начала каждый из них увидит энергетическое поле другого и убедится в его открытости и искренности.
Потом, они поведают друг другу истории сво ей жизни, и каждый из них радостно встретит сообщения, которые принес ему другой. А после этого оба пойдут даль ше своим путем, но совершившаяся встреча оставит в них важные перемены.
Их колебательный уровень станет выше, и они смогут общаться с людьми при следующих встречах еще глубже и осознаннее, чем до этого.
Получая нашу энергию, Добсон говорил об обществе бу дущего с возрастающим вдохновением и красноречием. Его слова дышали истиной. Я, например, нимало не сомневался в возможности таких достижений.
Но я знал также, что на протяжении человеческой истории многие провидели по добное будущее — Карл Маркс, например, — но никто не знал, как подступиться к осуществлению утопии. Коммунизм обернулся трагедией.
Даже усвоив первые восемь откровений, я не мог вообра зить себе, каким же образом человечество достигнет высот, описанных в Девятом. Дождавшись, когда Добсон умолкнет, я высказал свои сомнения.
— Рукопись говорит, что извечное человеческое стремление к истине поддержит нас на пути, — ответил он, улыбаясь мне. — Но чтобы лучше понять, как произойдут перемены, наверное, стоит яснее представить себе будущее тысячелетие — так же, как мы с вами тогда, в самолете, представили себе нынешнее, помните? Так, словно вы сами про жили его от начала до конца.
Добсон коротко рассказал остальным о нашей беседе в самолете, а потом продолжал:
— Подумайте сначала о том, что происходило за последнюю тысячу лет. В средние века мы жили в простом и понятном мире, где церковь учила нас, что есть добро и что зло. Но в эпоху Возрождения мы освободились от диктата церкви. Мы поняли, что мир устроен сложнее, чем думали священники, и захотели сами добраться до истины.
Мы поручили науке разведать, что же творится во Вселен ной на самом деле, но, когда наука замедлила с ответами, которые были нам насущно необходимы, мы решили занять ся своим благоустройством в мире, и так возникла современ ная этика труда, породившая озабоченность мирскими дела ми и отодвинувшая внимание к духовности на второй план.
Но сейчас, мы прозреваем природу этой озабоченности, мы видим истинную причину того, что пять столетий были по священы созданию материальных удобств и ресурсов, — это нужно было, чтобы создать условия для другой, новой жиз ни — жизни, в которой тайны духовности возвращают свое значение.
Все сведения о мире, которые мы получили, пользуясь научным методом, указывают на то, что целью существова ния человечества на этой планете является сознательная эволюция. И когда каждый начнет продвижение на собствен ном пути, постигая истину за истиной, — тогда, предсказы вает Девятое откровение, вся наша жизнь изменится корен ным образом.
Он сделал паузу, но все молчали. Нам хотелось и дальше слушать его.
— Как только наше число достигнет критической массы, — продолжал Добсон, — и откровения распространятся по все му миру, человечество впервые в истории переживет период сосредоточенного созерцания.
Мы поймем, наконец, как пре красен окружающий мир и сколько в нём духовности. Мы поймем, что деревья, реки и горы — это могучие святыни, достойные восторженного поклонения. Мы потребуем пре кратить всякую хозяйственную деятельность, губительную для природы.
Люди, близкие к проблемам загрязнения окружаю щей среды, найдут новые и действенные средства решения этих проблем, ибо, как только они станут на путь эволюции, их интуиция подскажет им, что надо делать. Таково будет начало великих перемен.
Для многих и мно гих из нас это будет нелёгкое время, потому что, когда ин туиция подскажет человеку, кто он на самом деле такой и чем должен заниматься, многие поймут, что делают не то, что надо, что их работа противоречит их призванию, и захотят изменить ее.
В этот период, говорит Рукопись, люди неред ко будут менять профессию и род деятельности несколько раз на протяжении жизни.
Следующим важным сдвигом будет переход к автоматиза ции производства. Для людей, занимающихся этим уже сейчас, для инженеров и техников, автоматизация означает переход к более эффективной экономике.
Но когда их осознание прояс нится, интуиция подскажет им, что это лишь средство высво бодить людям время для более важных устремлений.
Остальные из нас, тем временем, будут следовать указани ям собственной интуиции, заниматься своим делом. Для это го нам будет требоваться всё больше свободного времени.
Мы поймем, что наше истинное призвание слишком важно, чтобы тратить время на рутинную работу. Мы найдем спо соб сократить рабочее время, чтобы посвятить себя поискам собственной истины.
Два-три человека будут делать на рабо те то, что раньше делал один. И поэтому тем, кому раньше автоматизация грозила потерей работы, будет обеспечена хотя бы частичная занятость.
— А как же деньги? — спросил я. — Неужели кто-то добровольно пойдет на сокращение доходов?
— А они не сократятся, — ответил Добсон. — В Рукописи говорится, что наши доходы останутся стабильными, потому что люди будут давать нам деньги взамен откровений.
Я чуть не расхохотался.
— Что-что?
Он улыбнулся, глядя на меня.
— В Рукописи говорится, что, когда мы глубже проник нем в энергетические процессы, идущие во Вселенной, мы поймем, что на самом деле происходит, когда мы что-то отдаем кому-нибудь. Сейчас существует только одно представление о духовной сущности дарения — понятие церковной десятины.
Он повернулся к отцу Санчесу.
— Как вы знаете, понятие церковной десятины обычно толкуется весьма узко — как обязанность отдавать церкви десятую часть своих доходов. Предполагается, что отданное вернется к нам сторицей.
Но Девятое откровение разъясняет, что дарение — универсальный принцип помощи не только церкви, но каждого каждому. Когда мы отдаем, мы сторицей получаем взамен, потому что в этом и состоит сущность вселенского энергообмена.
Вспомните, когда мы отдаем кому-то энергию, образовавшаяся в нас пустота немедленно восполняется из вселенского источника, если мы к нему подключены. Но ведь и с деньгами то же самое. В Девятом откровении говорится, что, когда мы начнем постоянно от давать, к нам будет возвращаться гораздо больше — столько, сколько мы и не сумеем истратить.
И наши дары, — продолжал он, — будут предназначены тем, от кого мы получаем духовные истины. Людей, которые появляются в нашей жизни, как раз в нужный момент, чтобы принести сообщение, дать ответ на наш насущный вопрос, мы должны будем отдарить деньгами.
За счёт этого, наши доходы останутся на прежнем уровне и мы сможем освобо дить часть рабочего времени. И чем больше людей будет вовлечено в эту духовную экономику, тем скорее мы перей дем к цивилизации следующего тысячелетия.
Вслед за периодом, когда каждый становится на путь сознательной эволю ции, настанет период, когда каждый будет получать деньги за то, что он свободно эволюционирует и сообщает другим добытые им истины.
Я посмотрел на Санчеса. Он внимательно и радостно слушал.
— Да, — сказал он Добсону. — Я ясно вижу, что так и будет. Если все будут в этом участвовать, все мы будем постоянно отдавать и получать. Этот взаимообмен, взаимопередача информации и станет нашей новой работой, нашей новой экономической ориентацией.
Нам будут платить люди, на которых мы окажем духовное воздействие. Это позволит полностью автоматизировать всё, что относится к материальным ресурсам жизни, потому что у нас не будет времени этим заниматься.
Управление производством ста нет автоматическим, как машинная программа. Мы, возможно, вложим в него деньги, а сами будем развивать то, за что наше время получило название «века информации».
Сейчас для нас самое важное — понять, к чему мы идем. До сих пор мы не могли спасти от загрязнения окружающую среду, демократизировать весь мир и накормить всех голод ных, потому что отдавать нам мешал страх бедности и же лание властвовать.
Мы не могли от них избавиться при гос подстве старых взглядов на жизнь. Но теперь можем!
Он поглядел на Фила.
— Но ведь нам понадобятся дешевые источники энергии?
— Ядерная энергия, сверхпроводимость, искусственный интеллект, — сказал Фил. — Недалеко и до полной автома тизации, раз уж мы теперь знаем, зачем она нужна.
— Это так, — сказал Добсон. — Главное — понять справедливость и неизбежность нового образа жизни. Мы живем не для того, чтобы копить богатства и усиливать власть, а ради эволюции.
Преображение начнется с того, что мы будем платить за откровения, а затем, с ростом автоматизации, деньги вообще исчезнут. Они нам не понадобятся. Следуя своим интуитивным прозрениям, мы будем брать только то, в чем действителено нуждаемся.
— И мы поймем, — вставил Фил, — что надо лелеять и за щищать природу, потому что это невероятной силы источ ник энергии.
Когда Фил заговорил, наше общее внимание обратилось на него, и он, казалось, удивился немедленному подъему сил, последовавшему за этим.
— Я не успел изучить все откровения, — продолжал он, глядя на меня. — После того, как тюремный надзиратель по мог мне убежать, я, возможно, и не сохранил бы эту часть Де вятого, если бы ранее не встретился с вами.
Я вспомнил, что вы говорили о великом значении Рукописи. Но даже и не оз накомившись с остальными откровениями, я понимаю важность того, чтобы автоматизация находилась в гармонии с энергообменом на земле.
Меня всегда интересовали леса и их экологическая роль. Теперь я понимаю, что этот интерес уходит корнями в детские годы. Девятое откровение учит, что, став на путь духов ной эволюции, человечество добровольно сократит свою численность до величины, необременительной для нашей планеты.
Мы будем жить в равновесии с природной энерго системой. Сельское хозяйство будет автоматизировано, если не говорить о съедобных растениях с высокой энергетикой, которые кто-то захочет вырастить для себя.
Лес, необходи мый для промышленности, будет выращиваться в специаль но отведенных для этого местах. Это позволит оставшимся на земле природным лесам спокойно расти, накапливая энергию.
В конце концов, природные леса будут повсюду, и люди будут жить рядом с ними, пользуясь их энергией. Подумай те, как будет наполнен энергией мир, в котором мы заживем!
— Это повысит энергетический уровень всех людей без исключения! — вставил я.
— Да, конечно, — рассеянно проговорил Санчес. Он, ви димо, успел забежать мыслью далеко вперед, рисуя себе по следствия энергетического изобилия.
Все ждали, что он еще скажет.
— Процесс нашей эволюции, — произнес он наконец, — тем самым ускорится. Чем больше энергии впитает каждый из нас, тем таинственнее будут встречи с людьми, которых Вселенная посылает к нам с сообщениями в ответ на наши вопросы, — Он снова ненадолго задумался. — И с каждым новым интуитивным прозрением, с каждой новой таин ственной встречей, ускоряющей наше продвижение, наш ко лебательный уровень будет повышаться.
...Вперед и всё выше! — пробормотал он, как бы говоря сам с собой. — Если история будет продолжаться...
— То мы будем переходить на всё более и более высокий энергетический и колебательный уровень, — договорил за него Добсон.
— Да, — подтвердил Санчес, — именно так. Извините меня, я через минуту вернусь. — Он встал, отошел за деревья и сел там в одиночестве.
— О чем еще говорится в Девятом откровении? — спросил я у Добсона.
— Неизвестно, — ответил он. — На этом та часть, которая у меня есть, заканчивается. Хотите поглядеть на нее?
Я ответил утвердительно, и он, сходив к своему грузови ку, принес папку, в которой было около двадцати машино писных листов. Я быстро прочел их, удивляясь тому, как глу боко и ясно изложили Добсон и Фил содержание Рукописи.
Дойдя до последней страницы, я убедился, что передо мной действительно только часть откровения, — текст неожидан но обрывался на полуслове.
За словами о преобразовании планеты, которое положит начало новой духовной культуре и поднимет людей к новым колебательным уровням, следо вало утверждение, что этот процесс приведет еще и к... но к чему — так и осталось неизвестным.
Прошло около часа. Санчес встал и подошел ко мне. Я так и просидел это время в окружении растений, рассматривая их могучие энергетические поля. Добсон и Фил, погружен ные в беседу, стояли у своего джипа.
— Пожалуй, нам пора в Икитос, — сказал мне Санчес.
— А как же солдаты?
— Рискнем! Меня сейчас посетила мысль, что мы проско чим, если выедем немедленно.
Я согласился положиться на его интуицию, и мы пошли к Филу и Добсону, чтобы поделиться своими планами. Они поддержали наш замысел. Добсон сказал:
— Мы сейчас тоже решали, что нам делать. Мы едем пря мо на Селестинские развалины. Вдруг удастся спасти и ос тавшийся текст Девятого откровения.
Простившись с друзьями, мы с отцом Санчесом отправи лись на север.
— О чем вы думаете? — спросил я своего спутника после долгого молчания.
Отец Санчес немного притормозил и посмотрел на меня.
— О кардинале Себастьяне и о ваших словах. Вы говорили, что он прекратит борьбу с Рукописью, если мы сумеем всё объяснить ему.
Слушая Санчеса, я представил себе встречу с Себастьяном. Мы находились в каком-то парадном помещении, и карди нал был суров и высокомерен. У него была возможность уничтожить Девятое откровение, а мы изо всех сил стара лись переубедить его, пока не поздно.
Опомнившись, я увидел, что Санчес с улыбкой смотрит на меня.
— Что вам привиделось? — осведомился он.
— Я думал о Себастьяне.
— И что же?
— Я ясно видел нашу встречу. Он хотел уничтожить откровение, а мы уговаривали его этого не делать.
Санчес глубоко вздохнул.
— Похоже, что только от нас зависит, станет ли известной оставшаяся часть откровения.
У меня сжалось сердце.
— Что же мы ему скажем?
— Еще не знаю. Надо убедить его, что Рукопись не противоречит истинам нашей церкви, а лишь проясняет их. Я уверен, что и неизвестная нам часть откровения подтвердит это.
Мы ехали молча около часа по пустынной дороге. Я мыс ленно перебирал все события моего пребывания в Перу. Я знал, что откровения Рукописи глубоко усвоены мною. Я подмечал значимые совпадения, таинственно меняющие жизнь, как о них рассказывало Первое откровение.
Я пони мал, что множество людей осознают эту тайну, что форми руется новое отношение к жизни, — как сообщало Второе откровение.
Третье и Четвертое научили меня тому, что наша Вселенная представляет собой гигантскую энергетическую систему и что человеческие конфликты возникают из-за нехватки энергии и борьбы за овладение ею.
Пятое откровение показало, что можно положить конец всем конфликтам, если приобщиться к высшему источнику энергии. Я научился подключаться к этому источнику — это уже стало для меня почти привычным.
Шестое откровение я тоже постоянно держал в памяти — оно давало знание о привычных сценариях схваток за энергию и учило преодо левать эти сценарии.
Седьмое помогало обнаружить свое истинное «я» и стать на путь эволюции, для чего следовало четко формулировать насущные вопросы, доверять интуи тивным прозрениям и получать ответы. Только на этом пути человек мог быть по-настоящему счастлив.
Восьмое учило правильному отношению к людям. Надо видеть и укреплять лучшее, что есть в каждом из них, и тог да они принесут нам сообщение с ответами на насущные, вопросы.
Объединившись в одно целое, все откровения помогали поддерживать состояние высокой осознанности и ожида ния. Оставалось ещё Девятое. Оно рассказывало о том, куда приведет человечество эволюция. Часть этого откровения нам уже известна. А остальное?
Отец Санчес остановил грузовик у обочины.
— До миссии кардинала Себастьяна осталось меньше четырех миль, — сказал он. — Нам надо поговорить.
— Хорошо.
— Не знаю, что будет, но думаю, что надо ехать прямо туда.
— Миссия большая?
— Большая. Он трудился над ее созданием двадцать лет. Это удаленное место он выбрал, чтобы быть поближе к глу хим индейским деревням, которым, как он чувствовал, уделялось мало внимания. Теперь же, сюда съезжаются со всей страны, чтобы поучиться у него.
Он участвует в церковном управлении и потому должен часто бывать в Лиме, но эта миссия — его любимое детище. Он предан ей всем сердцем. Санчес заглянул мне в Глаза.
— Будьте начеку. Может наступить момент, когда одному из нас понадобится помощь.
И мы поехали дальше. Проехав еще несколько миль по пустынной дороге, мы увидели у правого края дороги два военных джипа. В них сидели солдаты, проводившие нас внимательными взглядами.
— Так, — сказал Санчес, — теперь они знают, что мы здесь.
Еще через милю мы увидели въезд в миссию. За больши ми чугунными воротами тянулся мощеный проезд. Ворота были открыты, но джип с четырьмя солдатами загораживал путь. Нам подали знак остановиться. Один из солдат что-то сказал в рацию.
Санчес улыбнулся подошедшему солдату.
— Я отец Санчес, приехал к кардиналу Себастьяну.
Солдат внимательно оглядел его, потом меня. Потом он отвернулся и подошел к тому, у которого была рация. Они коротко переговорили, не сводя с нас глаз. Через несколько минут солдат вернулся и приказал следовать за ними.
Вслед за джипом мы проехали по трехполосной дороге еще несколько миль и, наконец, увидели миссию. Большая церковь из тесаного камня могла вместить, как я прикинул, не меньше тысячи человек. По обеим ее сторонам стояли четырехэтажные дома — видимо, школьные здания.
— Выглядит внушительно, — заметил я.
— Да, но люди-то все где? — удивился Санчес.
На дорожках никого не было.
— Это знаменитая школа Себастьяна, — объяснил Сан чес, — но куда же подевались ученики?
Военный джип остановился у входа в церковь. Солдаты вежливо, но твердо предложили нам выйти из машины и следовать за ними. Поднимаясь по каменным ступеням, я за метил за соседним домом несколько грузовиков и тридцать или сорок солдат, выстроившихся в шеренгу.
Нас провели к алтарю и пригласили в небольшое помещение радом. Там нас обыскали и велели ждать, после чего солдаты удалились, не забыв запереть за собой дверь.
— А где кабинет Себастьяна? — спросил я.
— Здесь же, в здании церкви, только подальше. Внезапно дверь распахнулась. Окруженный солдатами, на пороге стоял Себастьян. Он был высок ростом и держался очень прямо.
— Что вы тут делаете? — обратился он к Санчесу.
— Хочу поговорить с вами.
— О чем?
— О Девятом откровении Рукописи.
— Оно никогда не будет найдено. Говорить не о чем.
— Мы знаем, что вы уже нашли его. Глаза кардинала расширились.
— Я не позволю распространять это откровение. Оно лжет.
— Откуда вы знаете? — возразил Санчес. — Вы можете ошибаться. Позвольте мне прочесть его.
Себастьян посмотрел на Санчеса, и жесткое выражение его лица слегка смягчилось.
— Раньше вы полагались на мои суждения в таких воп росах,
— Это так. Вы были моим наставником. Вы вдохновляли меня. Я подражал вам, строя свою миссию.
— Вы относились ко мне с уважением, пока не появилась эта Рукопись! — сказал Себастьян. — Видите, как она разделяет людей? Я предоставил вам идти собственным путем. Я не вмешался даже когда узнал, что вы обучаете паству этим откровениям. Но я не потерплю, чтобы этот документ раз рушил всё, что так долго созидала наша Церковь.
За спиной Себастьяна появился солдат и почтительно обратился к нему. Бросив взгляд на Санчеса, кардинал вышел. Дверь осталась открытой, и мы видели его, но разговора слы шать не могли. Полученное известие явно встревожило Се бастьяна. Он направился к выходу, сделал солдатам знак идти за ним. Только один по приказанию кардинала остался с нами.
Войдя в комнату, этот солдат прислонился к стене. Судя по лицу, он был чем-то встревожен. Он был совсем моло денький, лет двадцати.
— Что случилось? — обратился к нему Санчес.
Солдат только потряс головой.
— Это имеет отношение к Рукописи? К Девятому откро вению?
Солдат удивленно раскрыл глаза.
— А что вы знаете о Девятом откровении? — несмело спросил он.
— Мы хотим его спасти.
— Я тоже хочу, чтобы его спасли, — проговорил юноша.
— А вы его читали? — спросил я.
— Нет. Но я слышал, что говорят. Оно оживит нашу религию. Снаружи послышался грохот выстрелов.
— Что происходит? — воскликнул Саичес. Солдат стоял не шелохнувшись. Санчес легонько прикоснулся к его руке.
— Помоги нам!
Юноша выглянул в коридор. Потом сказал:
— Кто-то ворвался в церковь и похитил список Девятого откровения. Похититель не мог далеко уйти, он где-то здесь.
Прогремело еще несколько выстрелов.
— Надо помочь им, — сказал Санчес.
Эти слова привели юношу в ужас.
— Мы должны выполнить свой долг, — продолжил священник. — На благо всего мира.
Солдат кивнул и предложил нам перейти в другую часть церкви, где было потише. Он добавил, что постарается по мочь. Он проводил нас к лестнице и, поднявшись на два про лета, мы очутились в длинном коридоре, тянущемся во всю длину огромного здания.
Кабинет кардинала прямо под нами, двумя этажами ниже, — прошептал юноша.
Внезапно мы услышали топот ног в соседнем коридоре. Несколько человек бежали в нашу сторону. Опередив меня, Санчес с солдатом вбежали в помещение по правой сторо не коридора. Я не успевал добежать до нее, поэтому вскочил в соседнюю дверь, плотно прикрыв ее за собой.
Это была классная комната. Парты, кафедра, стенной шкаф. Он оказался открыт, я забрался внутрь и скорчился среди каких-то коробок и пахнущих плесенью курток. Я постарался укрыться за ними, хотя понимал, что, если в шкаф заглянут, я буду немедленно обнаружен. Я старался не шевелиться и даже не дышать.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошло, судя по звуку, несколько человек. Один из них, кажется, направился к шкафу, но остановился и пошел в другую сторону. Вошед шие громко переговаривались по-испански. Потом наступи ла тишина.
Я подождал минут десять, прежде чем медленно и осто рожно приоткрыть дверцу и выглянуть. В комнате никого не было. Я подкрался к двери. Снаружи было тихо. Я быстро подошел к двери, за которой скрылись Санчес с солдатом.
К моему удивлению, за ней оказалась не комната, а новый ко ридор. Прислонясь к стене, со сжавшимся от волнения сер дцем я тихонько позвал Санчеса. Никто не ответил. Я был один. У меня кружилась голова от страха.
Я сделал глубокий вдох и приказал себе не терять головы и зарядиться энергией. Прошло несколько минут усилий, и формы и краски коридора выпукло выступили, обретя кра соту и живое присутствие. Я вызвал в себе любовь. Постепен но мне стало лучше. Вернулась мысль о Себастьяне. Если он у себя в кабинете, то и Санчес, конечно, пошел туда.
Коридор заканчивался лестницей. Я спустился на два про лета. Теперь я был на первом этаже здания. Через стеклянную дверь лестничной площадки я оглядел коридор. Он был пуст. Я открыл дверь и пошел вперед, сам не зная, куда иду.
И тут я услышал голос Санчеса — он раздавался из-за две ри, перед которой я как раз замедлил шаг. Громко и сердито что-то проговорил Себастьян. В эту минуту дверь раскры лась, и появился солдат, немедленно наставивший на меня винтовку.
Он втащил меня в комнату и поставил у стены. Санчес взглянул на меня и положил руку себе на солнечное сплетение. Себастьян брезгливо покачал головой. Молодень кого солдата, который помогал нам, здесь не было.
Я понимал, что жест Санчеса что-то означает. Мне при шло в голову, что он, вероятно, нуждается в энергии. Я сосредоточился на его лице, пытаясь разглядеть его истинную сущность. Его поле сразу расширилось.
— Нельзя утаивать истину, — говорил он. — Люди должны ее узнать.
Себастьян смотрел на него надменно.
— Эти откровения отрицают Писание. Они лгут.
— А если они не отрицают Писания, а всего лишь разъясняют его смысл?
— Его смысл нам известен, — ответил кардинал. — Мы знаем его много веков. Вы что, забыли, чему вас учили столько лет?
— Нет, — сказал Санчес, — не забыл. Но я убедился, что откровения повышают нашу духовность. Они...
— Да чьи это откровения? — прогремел Себастьян. — Кто написал эту вашу Рукопись? Какой-то язычник майя, невесть откуда научившийся арамейскому? Что знали эти люди, эти дикари, которые верили в магические места и в какую-то непонятную энергию?
Эти храмовые развалины, где нашлось Девятое откровение, — их называют Селестинскими храмами, то есть небесными. Но что они могли знать о небесах?
— Их цивилизация сохранилась? — продолжал он. — Нет! Она погибла. Никто не знает, что случилось с майя. Они ис чезли без следа. А вы хотите, чтобы мы уверовали в эту Ру копись?
Если ей верить, от людей что-то зависит, они могут изменить мир. Но это не так. Всё в Божьей воле. Единствен ный выбор, который есть у человека, — это верить или не ве рить в Писание, спасти свою душу или погубить.
— Но подумайте вот о чем, — заговорил Санчес. — Что, собственно, значит — уверовать в Писание и спасти свою душу? Что происходит при этом? Разве Рукопись не объясняет нам подробно, как стать духовнее, причаститься к миру, спастись — разве она не описывает то, что человек при этом чувствует?
И раз ве Восьмое и Девятое откровения не показывают нам, что будет, если все начнут действовать подобным образом?
Себастьян, покачав головой, пошел к выходу, но тут же вернулся и уставил на Санчеса проницательный взгляд.
— Вы ведь не читали Девятого откровения!
— Нет, читал. Правда, только часть.
— Как она к вам попала?
— Начало мне пересказали еще до того, как мы сюда при ехали, А следующий отрывок я прочел несколько минут назад.
— Что? Каким образом?
Санчес шагнул к кардиналу.
— Кардинал Себастьян, очень многие хотят узнать Девятое откровение. Оно показывает в истинном свете все предыдущие. Оно показывает нам наше будущее. Оно объясняет, что такое осознание духовности.
— Нам известно о духовности всё, отец Санчес.
— Неужели? А по-моему, не всё. Много веков мы говорим о ней, представляем ее себе, исповедуем веру в нее. И всё же, она была для нас чем-то абстрактным, всего лишь умственным понятием.
И мы призывали людей к вере только во избежание зол, но никогда ради того, чтобы приобрести что-то великолепное и восхитительное! Рукопись описывает вдохно вение, которое охватывает нас, когда мы по-настоящему лю бим друг друга, когда мы действительно эволюционируем!
— Эволюционируем! Да вы прислушайтесь к собственным словам! Вы же всегда отрицали эволюцию! Что случилось с вами, отец Санчес?
Санчес собрался с мыслями.
— Да, я боролся с идеей эволюции, когда ею пытались подменить Бога, когда утверждали, что Вселенная возникла и развивалась без Него. Но теперь я вижу, что истина — в со единении научной и церковной точек зрения. Истина в том, что эволюция есть способ, которым Господь сотворил и продолжает творить мир.
— Нет никакой эволюции! — воскликнул Себастьян. — Господь сотворил мир — и всё.
Санчес посмотрел на меня, но я не нашел, что сказать.
— Кардинал Себастьян, — продолжал он, — Рукопись описывает человеческий прогресс, как идущую из поколения в поколения эволюцию понимания, развитие высшей духовности, повышение колебательного уровня. Каждое новое поколение увеличивает запас энергии и глубже познает истину, передавая свое знание следующему поколению, а оно идет ещё дальше.
— Чушь! — сказал Себастьян. — Есть только один способ повысить свою духовность — следовать наставлениям и при мерам Писания.
— Вот именно! — подхватил Санчес. — Но что это за наставления? Разве не о том повествует Писание, как люди пытались впитать энергию, идущую от Бога, причаститься к Его воле? Не к этому ли призывали народ ветхозаветные проро ки? И не концентрация ли Господней энергии в некоем сыне плотника заставляет нас называть Его воплощенным Богом?
Разве Новый Завет, — продолжал он, — не рассказывает о том, как несколько человек насытили себя энергией так, что с ними произошло преображение? Разве Иисус не ска зал, что и мы сможем делать то, что Он делает, и больше того?
Толька сейчас мы начинаем понимать эти слова и от носиться к ним серьезно. Только сейчас мы начинаем пони мать, куда Он звал нас! Рукопись объясняет Его слова! Объяс няет, как мы можем их исполнить!
Себастьян отвернулся. Его лицо побагровело от гнева. Наступило молчание. В комнату вбежал офицер в высоком чине и доложил кар диналу, что преступники обнаружены.
— Смотрите! — воскликнул он, указывая в окно. — Вот они! В нескольких сотнях метров мы увидели двоих человек, бегущих по направлению к лесу. Отряд солдат стоял на опушке с ружьями на изготовку.
Офицер повернулся к кардиналу, держа наготове рацию.
— Если они успеют скрыться в лесу, — сказал он, — пой мать их будет трудно. Разрешите открыть огонь?
И тут я узнал бегущих.
— Это Билл и Хулия! — крикнул я.
Санчес подошел к Себастьяну почти вплотную.
— Во имя Господа! Вы не совершите убийства!
— Кардинал, если вы не хотите, чтобы Рукопись унесли, нужно отдать приказ! — повторил офицер.
Я не мог пошевелиться.
— Отец мой, поверьте мне! — умолял Санчес. Рукопись не уничтожит того, что вы возводили, во что вы верите. Не уби вайте этих людей!
Себастьян покачал головой.
— Поверить вам?
Он сел за стол и повернулся к офицеру.
— Не стрелять! Прикажите своим людям взять их живыми.
Офицер поклонился и вышел.
— Спасибо! — сказал Санчес. — Вы сделали верный выбор.
— Я не хочу никого убивать, — ответил Себастьян. — Но в остальном я остаюсь при прежнем мнении. Эта Рукопись появилась нам на погибель. Она подорвет структуру духов ной власти. Она заставит людей вообразить, что они управ ляют своей участью.
Она создаст разброд и шатания, люди отвернутся от Церкви, и час Пришествия застанет их врасп лох. — Он сурово взглянул на Санчеса. — Сюда движутся ты сячи отрядов. Ни от вас, ни от кого другого уже ничего не зависит. Девятое откровение никогда не покинет пределов Перу. А теперь — вон из моей миссии!
Мы мчались прочь, слыша в отдалении грохот грузовиков.
— Почему он нас отпустил? — спросил я.
— Решил, видимо, что это не меняет дела. Он думает, что мы всё равно не сможем ему помешать. А я и сам не знаю, так это или нет. — Наши глаза встретились. — Мы ведь его не переубедили.
Я тоже не знал, что думать. Может быть, цель нашей по ездки сюда была всё-таки не в том, чтобы переубедить Себа стьяна? Может быть, от нас и требовалось только отвлечь его ненадолго?
Я посмотрел на Санчеса. Он внимательно оглядывал до рогу, надеясь увидеть Билла и Хулию. Мы сразу решили ехать в ту сторону, где они скрылись. Пока что мы не увидели ни чего примечательного.
Мы ехали, и у меня в голове бродили мысли о Селестинских развалинах. Я представил себе, как они выглядят: раско пы, палатки археологов и возвышающиеся над ними очер тания древних пирамид.
— По-моему, их в этом лесу нет, — сказал Санчес. — Наверняка у них была машина. Надо решать, что нам делать.
— Пожалуй, надо ехать на развалины, — вслух подумал я.
Санчес поглядел на меня с интересом.
— На развалины так на развалины. А больше и некуда.
Мы повернули к западу.
— Что вы знаете об этих развалинах?— спросил я.
— Они принадлежат двум эпохам, как и сказала вам Хулия. Во-первых, цветущей некогда цивилизации майя. Правда, большинство их храмов находится дальше к северу, на Юка тане. Все следы их цивилизации таинственно исчезли около шестисотого года до Рождества Христова, без всяких видимых причин. Позже в этих же местах создали свою цивилизацию инки.
— А что, по-вашему, случилось с майя?
Санчес посмотрел на меня.
— Не знаю.
Несколько минут мы ехали молча. Потом я внезапно вспомнил, что отец Санчес сказал Себастьяну, что прочел еще одну часть Девятого откровения.
— Как вам удалось увидеть еще одну часть Девятого? — спросил я.
— Молодой солдат, который помог нам, знал, где она спрятана. Когда мы с вами разделились, он отвел меня туда и показал ее мне. Это не так много добавило к тому, что рассказали нам Добсон и Фил, но, всё-таки, снабдило меня некоторыми аргументами в споре с Себастьяном.
— Что же там было?
— Там говорилось, что Рукопись проясняет содержание многих религий. Благодаря ей, их обетования сбудутся. Лю бая религия, говорится там, помогает людям установить связь с высшим источником энергии. Все религии говорят о внутреннем восприятии Бога, которое переполняет и воз вышает нас.
Религия утрачивает свое содержание, когда ее служители начинают толковать людям Господню волю, вместо того чтобы учить их, как найти к нему внутренний путь.
Рукопись говорит, что в истории случалось время от време ни, что кто-то находил путь соединения с божественным источником энергии, — тогда он оставался в веках свиде тельством, что такое возможно. — Санчес посмотрел на меня. — Разве не это сделал Иисус? Разве Он не увеличил свой колебательный уровень до того предела, когда стал на столько легок, что...
Санчес умолк, не договорив, и погрузился в глубокое раз мышление.
— О чем вы думаете? — спросил я. Санчес, казалось, был в замешательстве.
— Я и сам не знаю. То, что показал мне солдат, кончалось как раз на этом. Там говорилось, что такой человек может проторить дорогу всему человечеству. Но куда ведет эта до рога? Здесь текст обрывался.
Мы проехали еще минут пятнадцать, не разговаривая. Я попробовал сосредоточиться и получить какое-нибудь ука зание на то, что будет дальше, но ничего не получилось. Воз можно, я слишком старался.
— Вот и развалины, — сказал Санчес.
Слева от дороги был лес, а за ним я различил впереди три высоких сооружения пирамидальной формы. Когда мы, ос тановив машину, подошли ближе, я увидел, что пирамиды сооружены из тесаного камня и расположены друг от друга на одинаковых расстояниях, около тридцати метров.
Про странство между пирамидами было вымощено гладкими каменными плитами. У оснований пирамид чернело не сколько раскопов.
— Посмотрите туда! — воскликнул Санчес, указывая на самую отдаленную пирамиду.
Там кто-то сидел — одинокая фигура перед гигантским сооружением. Я сразу ощутил энергетический подъем. Ког да мы прошли половину пути, уровень энергии необычайно возрос.
Я посмотрел на Санчеса. Он поднял бровь. Когда мы подошли еще ближе, я узнал Хулию. Она сидела, скрестив ноги, и держала в руках стопку бумажных листов.
— Хулия! — позвал Санчес.
Она повернулась к нам и встала. Ее лицо светилось радужным сиянием.
— А где Билл? — спросил я.
Хулия показала направо. Там, в сотне шагов от нас, стоял Билл. В предвечерних сумерках он весь светился.
— Что он делает? — спросил я.
— Вот Девятое, — вместо ответа проговорила Хулия, протягивая нам бумаги.
Санчес сказал ей, что мы уже знаем ту часть откровения, где говорится о человечестве, преображенном в результате сознательной эволюции.
— Но куда приведет нас эволюция?— спросил Санчес. Хулия не ответила. Она просто стояла, воздев руку с бумагами, словно ожидала, что мы прочтем ее мысли.
— Что? — воскликнул я.
Санчес положил мне руку на плечо. Я понял, что он велит мне сосредоточиться и ждать.
— Девятое открывает нам наше конечное предназначение, — проговорила Хулия. — Теперь всё кристально ясно. Мы, люди, — вершина эволюции, говорится там. Материя начинается, как простейшая и слабая форма энергии, потом делается всё сложнее, элемент за элементом, вид за видом, поднимаясь на всё более высокие уровни колебаний.
Когда появились мы, люди, тогда еще первобытные, мы неведомо для самих себя продолжали эволюцию. Мы всту пали в конфликты, побеждая врагов и отбирая их энергию, — и тогда слегка продвигались вперед — или враги побеждали нас, и тогда мы энергию теряли.
Эти схватки продолжались, пока мы не изобрели демократию — систему, которая хотя и не устранила конфликты, но, по крайней мере, подняла их с физического уровня на психологический.
А теперь, — продолжала Хулия, — мы начинаем осозна вать этот процесс. Мы видим, что ход истории подготовил нас к сознательному эволюционированию. Мы можем повы шать наш энергетический уровень и сознательно пережи вать значимые совпадения. Эволюция ускоряется, и уровень колебаний возрастает.
Она помолчала, глядя на нас, и повторила еще раз:
— Наше предназначение — повышать и дальше уровень энергии. С его повышением возрастает уровень колебаний атомов, из которых состоят наши тела.
Она снова замолчала.
— Что же это значит? — спросил я.
— Это значит, — сказала Хулия, — что материя, из которой мы состоим, делается всё легче, всё духовнее...
Я поглядел на Санчеса. Он устремил на Хулию сосредото ченный взгляд.
— Девятое откровение, — заговорила она снова, — гово рит, что с повышением уровня колебаний начнут происхо дить поразительные вещи. Целые группы людей, достигнув определенного уровня, будут неожиданно становиться неви димыми для тех, чей уровень колебаний пока еще не столь высок.
Этим людям будет казаться, что те, с высоким колеба тельным уровнем, просто исчезли, тогда как они будут ви деть и ощущать себя по-прежнему — только более легкими.
Слушая Хулию, я замечал в ней перемены. Ее тело стало напоминать энергетическое поле. Его очертания по-прежне му были ясными и четкими, но я видел уже не кожу и муску лы — вся она словно бы состояла теперь из чистого, мерца ющего изнутри света.
Я повернулся к Санчесу. Он выглядел так же. И больше того, к моему невероятному изумлению, так выглядело всё — пирамиды, камень у нас под ногами, лес, окружающий развалины, мои руки...
Окружающая меня красота достигла неимоверной силы и завершенности, превосходя все, что я был в состоянии вообразить, превосходя даже то, что я ви дел тогда, на вершине горы.
— Когда люди начнут повышать свои колебания до тако го уровня, что станут невидимы для окружающих, — продол жала Хулия, — это будет знаком того, что мы пересекаем гра ницу между этим миром и тем, откуда мы пришли и куда уйдем после смерти.
Примером сознательного пересечения этой границы является Христос. Он открылся для энергии, пока не стал столь легок, что мог ходить по воде. Он пере шел смертную границу здесь, на Земле, перешел ее первым и тем расширил физический мир до пределов духовного.
Его жизнь учит нас делать то же самое, и если мы соединимся с тем же источником, мы сможем, шаг за шагом, повторить Его путь. Настанет день, когда все мы достигнем такого колеба тельного уровня, что сможем взойти на небеса, сохранив свой облик.
Я заметил, что Билл медленно подходит к нам. Его движе ния были необыкновенно грациозными, словно он не шел, а скользил по льду.
— Откровение сообщает, — говорила Хулия, — что большая часть человечества достигнет такого колебательного уровня в течение третьего тысячелетия. Это будут группы людей, соединенные самыми тесными связями. Но в истории уже случалось, что люди достигали такого уровня. Согласно откровению, все майя вместе перешли границу.
Хулия внезапно замолчала. Мы услышали за спиной при глушенные голоса. Говорили по-испански. Несколько десят ков солдат появились на территории развалин. Они направ лялись к нам. К собственному удивлению, я ничуть не испугался. Солдаты шли в нашем направлении, но, как ни странно, не прямо к нам.
— Они не видят нас! — сказал Санчес. — Мы на слишком высоком колебательном уровне.
Я снова посмотрел на солдат. Санчес был прав. Они про шли в десяти шагах от нас, но нас не заметили.
Внезапно мы услышали громкие испанские возгласы сле ва, у пирамид. Солдаты, которые были ближе всех к нам, ос тановились и побежали в этом направлении.
Я напряг зрение, пытаясь рассмотреть, что там происхо дит. Еще один отряд вышел из леса, таща за руки двоих че ловек. Это были Добсон и Фил!
Увидев, что их схватили, я был так огорчен, что сразу почувствовал отлив энергии. С Санчесом и Хулией, которые стояли, неотрывно глядя на пленников, очевидно, происходило то же самое.
— Постойте! — донесся до нас крик Билла. Нам казалось, что он кричит издалека. — Постойте! Не теряйте энергию!
Я не только слышал эти слова — я их чувствовал. Они зву чали как-то странно, искаженно.
Мы повернулись и увидели подбегающего к нам Билла. Он начал говорить еще что-то, но на сей раз, его слова прозвуча ли совершенно неразборчиво. Я понял, что мне трудно сфо кусировать на нем зрение. Его облик начал как-то расплывать ся, я не верил своим глазам. Он постепенно исчезал.
Хулия повернулась ко мне и Санчесу. Ее энергетический уровень понизился, но она ничуть не была растеряна, слов но произошедшее что-то ей объяснило.
— Нам не удалось сохранить уровень колебаний, — сказа ла она. — Страх очень заметно понижает его. — Она посмотрела на то место, где только что мы видели Билла.
— Девятое откровение говорит, что, хотя отдельные люди смогут, время от времени, переходить границу, всеобщий переход не совер шится, пока мы не избавимся от страха и не научимся поддер живать высокий уровень колебаний во всех ситуациях. Она говорила со всевозрастающим подъемом.
— Разве вы не поняли? Мы еще не способны на это, но Девятое откровение дает нам веру в свои силы. Это откровение открывает нам наше назначение и цель эволюции. Все остальные откровения рисуют нам мироздание, как неверо ятную красоту и энергию, а мы, подключаясь к энергии, можем воспринимать эту красоту.
Чем больше красоты мы видим, тем дальше продвигаем ся на пути эволюции. Чем дальше мы на этом пути, тем выше наш колебательный уровень. Девятое откровение говорит нам, что, в конце концов, наше обостренное восприятие кра соты и высокий уровень колебаний откроют нам путь на Небеса, которые уже перед нами, хотя мы еще не видим их.
Если же мы усомнимся в своем пути или перестанем заме чать свое продвижение, надо немедленно вспомнить нашу цель, в которой и заключается смысл человеческой жизни.
Эта цель — обретение неба на земле. Вот зачем мы здесь. И теперь мы знаем, как этого можно достичь... Как мы этого достигнем.
Она помолчала минутку.
— В Девятом откровении упоминается существование Десятого. Я думаю, оно раскроет нам...
Прежде чем она успела договорить, раздалась автоматная очередь, и каменные осколки брызнули у самых моих ног. Мы бросились на землю, подняв руки. Никто не сказал ни слова, когда подошли солдаты, обыскали нас, отобрали бу маги и увели в разные стороны.
Первые недели после ареста были сплошным кошмаром. Офицеры, сменяя друг друга, беспрерывно допрашивали меня о Рукописи, и мой энергетический уровень резко упал.
Я изображал глупенького туриста и делал вид, что ниче го не знаю. В конце концов, я действительно не знал, у кого еще из священников имеются копии или насколько широко распространены в обществе идеи Рукописи.
Мало-помалу, моя тактика стала приносить плоды. Я просто надоел моим следователям, и военные передали меня гражданским властям, которые подошли к делу совершенно иначе.
Чиновники начали убеждать меня, что моя поездка в Перу с самого начала была одной сплошной глупостью, потому что никакой Рукописи вообще никогда не существовало. Все откровения, уверяли они, придумала небольшая группка смутьянов-священников, задумавших бунт, а меня просто-напросто обвели вокруг пальца. Я слушал и не возражал.
Через какое-то время эти беседы стали прямо-таки дру жескими. Я стал считаться невинной жертвой заговора, до верчивым и наивным янки, который начитался приключен ческих книжонок и вот, заблудился в чужой стране.
Поскольку моя энергия была на очень низком уровне, я не исключаю, что, может быть, они бы действительно промыли мне мозги, — если бы не одно событие.
Меня внезапно пере вели с военной базы, где я сидел, в правительственный комп лекс неподалеку от лимского аэропорта, и оказалось, что там же держат отца Карла. Это совпадение вернуло часть моей утраченной уверенности.
Впервые я увидел его во дворе, куда вышел на прогулку. Он сидел на скамье и читал. Я подошел, поборов искушение броситься к нему со всех ног и надеясь, что не привлеку вни мания служащих в доме. Когда я сел рядом, он поднял глаза и широко улыбнулся.
— Я вас ждал, — сказал он.
— Правда?
Он отложил книгу. Я увидел, что его глаза сияют радостью.
— Когда мы с отцом Костосом приехали в Лиму, — рассказал он, — нас немедленно задержали, разлучили, и с тех пор меня держат здесь — непонятно почему, меня даже не допрашивают. А потом я начал постоянно думать о вас. — Он многозначительно посмотрел на меня. — Вот я и понял, что вы должны появиться.
— Как я рад, что вы здесь! — ответил я. — Вам кто-нибудь рассказал, что произошло на Селестинских развалинах?
— Да. Мне удалось недолго поговорить с отцом Санчесом. Его привезли сюда на один день, а потом забрали.
— Он здоров? Знает, что стало с остальными? И что с ним будет? Посадят в тюрьму?
— Нет, он ничего не знал об остальных, и что будет с ним, тоже неизвестно. Власти методически разыскивают и уничтожают списки Рукописи. Они хотят представить всё дело, как крупномасштабную мистификацию. Нас представят обманщиками, а что сделают потом — кто знает?
— Но ведь есть же копии Добсона! Те, которые он вывез в Штаты.
— Эти копии уже у них. Отец Санчес рассказал, что правительственные агенты разыскали их и похитили. Перуанс кие агенты были, как оказалось, повсюду. Они знали про Добсона с самого начала и про вашу приятельницу Чарлину тоже.
— И вы думаете, что в итоге, копий не останется совсем?
— Думаю, будет чудом, если уцелеет хоть одна.
Я отвернулся. Моя новообретенная энергия опять умень шилась.
— Но вы ведь понимаете, что это значит? — спросил отец Карл.
Я молча посмотрел на него.
— Это значит, — продолжал он, что каждый из нас должен запомнить как можно точнее то, что говорилось в Рукописи. Вам с Санчесом не удалось уговорить кардинала Себастьяна разрешить опубликовать Рукопись, но вы отвлекли его, и благодаря этому нам удалось узнать и усвоить Девятое откровение. Теперь, надо его распространить, и вам придёт ся принять в этом участие.
Его слова вызвали впечатление, что он на меня давит, и мой старый сценарий «замкнутого» снова напомнил о себе. Я откинулся на спинку скамьи и стал смотреть в другую сто рону. Отец Карл расхохотался. Тут мы заметили, что на нас смотрят из окна несколько служащих комплекса.
— Послушайте, — быстро сказал отец Карл. — Наступило время, когда надо делиться откровениями с людьми. Каждый человек, получивший сообщение и осознавший истинность откровений, должен передать сообщение тому, кто готов его воспринять.
Приобщение к источнику энергии — это то, к чему люди должны стремиться, ждать этого, говорить об этом. Иначе человечество может соскользнуть назад, на ту стадию, когда считалось, что мы живем ради власти над людьми и эксплуатации нашей планеты. А если это случит ся, человечество обречено. Это сообщение мы должны пе редать миру.
Двое служащих вышли из здания и направились к нам.
— И еще одно, — тихонько сказал отец Карл.
— Что?
— Отец Санчес говорил, что Хулия упомянула Десятое откровение. Его еще не нашли, и никто даже не представляет, где оно может быть.
Служащие были совсем рядом.
— Я думаю, — сказал отец Карл, — что вас сейчас отпус тят. Возможно, разыскать его будет некому, кроме вас.
Наш разговор прервался. Меня повели в здание. Отец Карл улыбнулся, помахал мне рукой и что-то сказал, но я не расслышал — с той минуты, как он заговорил о Десятом от кровении, мысль о Чарлине прочно угнездилась у меня в голове. Почему? Какое отношение имеет она к Десятому от кровению?
Мне предложили собрать те немногие вещи, что у меня были, проводили до ворот и погрузили в казенный автомо биль. Меня мигом примчали в аэропорт и сразу провели на посадку.
Один из чиновников вяло улыбнулся мне и окинул взгля дом из-за толстых очков. Улыбка его быстро слиняла. Он протянул мне мой пас порт и билет на рейс в Штаты... а потом с ужасающим акцен том посоветовал никогда, никогда не возвращаться в Перу.
« "1-sovetnik.com/" Советник» — путеводитель по хорошим книгам.
Джеймс Редфилд «Селестинские пророчества»
99